Лига Писателей

Некто по имени Y как раз начинает играть. Давайте-ка приглядимся к нему – сначала с высоты птичьего полёта, чтобы увидеть всё, так сказать, в полной перспективе. Высота птичьего полёта часто используется писателями для того, чтобы на что-нибудь взглянуть. Так и норовят. Большинству городских голубей и воробьёв было бы, видимо, весьма лестно узнать о том, что высота их полёта, в представлении современных прозаиков и публицистов несколько выше, чем на самом деле, однако, птицы если что-то и читают, то почему-то упорно избегают современной прозы и публицистики, потому сей любопытный факт остаётся за пределами их птичьего разума.

Итак, мы, уподобившись среднестатистическому голубю (разумеется, голубю в представлении современных прозаиков и публицистов), наблюдаем с огромной, непривычной для нас высоты, некую местность. Предполагается, что эта местность содержит Y. Мы близоруко щуримся, исследуя пространство под собой, но Y не видно. Стоит спуститься чуть ниже. И что теперь? Теперь мы кое-что видим – мы видим красную точку, с неистовой скоростью перемещающуюся в буро-зелёном ландшафте. Предполагается, что красная точка, это и есть Y. Вот, значит он какой... Ландшафт равномерен и спокоен, однороден и величав, но он неохотно терпит в себе красное стремительное присутствие Y, на линии движения красной точки ландшафт насторожен и зол, на линии движения красной точки ландшафт раздражён и воспалён. Кажется, если бы Y не двигался с такой нечеловеческой скоростью, ландшафт выпил бы его одним коротким изумрудным глотком, он сомкнулся бы над Y, навсегда поглощая и растворяя его в себе. Но красная точка несётся вперёд, вперёд, вперёд... Это, в конце концов, выглядит подозрительно. Не может человек быть таким красным, даже если предположить, что Y – ультрагипертоник и делавар по бабушке, а по дедушке – коммунист. И не может человек быть таким быстрым, даже если его родителями были бэтмама и бэтпапа. Странно это всё, странно и не совсем понятно, поэтому, чтобы не погрязнуть в неразрешимых на такой высоте вопросах, необходимо спуститься ниже.

Мы снижаемся... буро-зелёное плоское вдруг стреляет вверх корабельными соснами и исполинскими берёзами, а красная точка увеличивается и оказывается, в конце концов, стареньким, но не по годам резвым „Рено„ c проржавевшей крышей. В этом замечательном автомобиле за рулём сидит Y. Его лицо не брито, под глазами тёмные мешки, его изрядный бугристый нос нависает над неаккуратными бледно-розовыми губами, эти губы находятся в медленном непрерывном движении, словно две ленивые пиявки. Ямочка на заросшем подбородке Y в точности повторяет бороздку на кончике его носа и непонятно, то ли это раздвоенный нос передразнивает подбородок, то ли наоборот. Глаза Y – голубые и усталые – не представляют собой ничего особенного, они влажно мерцают, следя за дорогой из-под воспалённых складчатых век.

Пока мы разглядывали Y, он достал из нагрудного кармана мятную сигарету, втиснул её между розовыми пиявками и прикурил от кичеватой зажигалочки. Y курит, в салоне тихо, не слышно больше почти никаких звуков, кроме урчания мотора. Время от времени Y выдыхает сигаретный дым, выдыхает помалу, неохотно, словно жалеет, выдохи эти сопровождает тихое глухое клокотание, кажется, будто где-то в грудной клетке Y лениво лопаются большие серые пузыри. Только теперь, прислушавшись к этим странным звукам, мы понимаем, что Y плачет. Собственно, на этом этапе игры многие плачут, но делают это иначе, более демонстративно. Y плачет всухую, без слёз, без всхлипываний, почти незаметно и именно потому становится страшно, мы чувствуем, как велико напряжение, переполняющее Y, оно, как магнитное поле, отталкивает нас и нам стоит многих сил оставаться возле Y.

На лобовое стекло беспрерывно наступает ландшафт, здесь, внизу, ещё более агрессивный и хищный, каждый его атом исполнен презрительной враждебностью, настолько явной, что волей-неволей чувствуешь свою чужеродность и связанную с этим неясную первобытную угрозу. Некто по имени Y принимает эту угрозу близко к сердцу, он согласен с тем, что здесь он чужой, более того, он берёт на себя смелость утверждать, что он здесь вообще везде чужой. Самим своим присутствием в этом мире, он опошляет его. Бяка эдакая. Однако если бы за этим бравым самоуничижением не была скрыта своеобразная хитрость, игра бы не стоила свеч. В чём же заключается хитрость? Грубо говоря, в том, что игрок в определённый момент должен сказать себе, что “незаменимых миров не бывает”. Что кроме „здесь” есть ещё и „там”. И тогда игра продолжается, а к игроку возвращается уверенность в победе и хорошее настроение, ведь как хорошо пройтись по какому-нибудь вонючему захолустному предместью, разглядывая каждую гадкую мелочь, отмечая каждую мерзкую деталь, как замечательно не спеша пройтись по безнадёжным чужим кварталам, зная, что тебя ждёт просторная чистая квартира в престижном и всегда солнечном микрорайоне. И как приятно держать синицу в руках, когда все журавли в небе – твоя лицензированная собственность.

Игра Y теперь вступает в новую стадию. Розовые пиявки вытянулись к ушам, образуя улыбку. Это улыбка победителя. А глаза Y! Если раньше это были невыразительные ледяные линзы, то теперь это два неугасимых солнца, они излучают светлую непобедимую силу, они излучают надежду и веру. Y достал следующую сигарету и смачно курит, щедро выдыхая дым и улыбаясь своему отражении в зеркале. Вот он озорно щёлкнул пальцами и громко засмеялся. Вот он включил магнитолу и зазвучала весёлая полька. Вот У – счастливый человек, вступает в последнюю стадию этой занимательной игры. Конечно же, просто турист, прохожий! Вроде просто же, а каково преображение! Теперь пейзаж за окном не пугает, пусть и оставаясь враждебным, У чувствует в себе такую силу, что не обращает на это ни малейшего внимания. Он чувствует вернувшуюся к нему силу веры и надежды.

Однако, пейзаж за лобовым стеклом, как и весь ландшафт, в котором перемещается У, не знает о посетившей его силе, для ландшафта У остаётся досадным назойливым паразитом, блохой, презренной вошью, которую следовало бы раздавить. Силы, которой полон У, и от которой его преисполняет блаженная радость, ландшафт не чувствует, он не понимает, что тут надо бы упасть на колени и молить о пощаде, он вообще ни о чём не знает, настолько эта сила для него мизерна и неощутима. Так танку неведом сверчок, бросившийся на него с зелёными кулачками, так океану неведома какая-нибудь взбеленившаяся ставрида, задумавшая со злости выпить его, так неведома истории горстка варваров, вставшая на пути легионов Римской Империи на защиту своей деревушки. И, как собака, ищущая блоху, ландшафт залязгал зубами:

- Клац!

(за несколько километров перед У серый „форд” обогнал грузовик и выехал на встречную)

- Клац!

(девушка за рулём серого „форда”, вдруг вспоминает о чём-то, может, ей вспомнился кадр из какого-нибудь фильма, может то, что завтра зарплата, а может и слова злого человека, когда-то любимого и ненавистного теперь, никто не знает, даже мы, во всяком случае, подумав о чём-то, она до предела давит на газ)

- Клац!

( „Рено„ и „форд” приближаются друг к другу с невообразимой скоростью, вот поворот, серый „форд” влетает в него на встречной, в тот же поворот вписывается и автомобиль У, он только сейчас замечает опасность, но уже поздно, от столкновения их разделяют доли секунды, У успевает заметить чудовищные груди-поросята девушки за рулём „форда” и увидеть её выпученные, полные ужаса глаза, как вдруг...)

- Клац!

(обе машины сталкиваются лоб в лоб)

...наступает тишина, такая тишина, из которой могло бы родится много интересных историй, много событий – вовсе не тихих и стремительных, это тишина необычная, это оплодотворённая смертью мать-тишина и нарушить такую тишину может только что-то, что родится в ней...

Ландшафту уже совершенно наплевать на судьбу У и девушки из серого „форда”, разбитые машины становятся теперь его частью и он потихоньку осваивает их, несмело, как безногий - протез, как беззубый – вставную челюсть, он поигрывает солнечными зайчиками на белом колене, торчащем из обломков „форд”а, он исследует измятую поверхность бампера цепочкой отважных муравьёв, он невозмутимо заселяет остывающее раздавленное тело У, а на смятую проржавевшую крышу „Рено„ водружает глазастую стрекозу, он смешивает шелест придорожной травы с судорожным кашляющим дыханием, доносящимся из искорёженного „форда”. Вскоре и это дыхание утихает и слышно только, как живёт ландшафт вокруг места катастрофы.

...тишина, оглушающая и брутальная, напряжена по всей своей поверхности, она натянута до предела, она вот-вот лопнет, потому что события, бушующие внутри неё настолько значимы, что долго их не удержать...

...и вот, почти неуловимо, красивым тонким росчерком из разбитых машин ускользнули ввысь две голубые искорки, мы чуть было не прозевали этот знаменательный момент и с некоторым опозданием устремляемся вслед за ними, в самое небо, у нас уже голова кружиться от этих постоянных снижений и взмываний, но что же поделать, интересно ведь...

Наткнувшись на пяток воробьёв и напугав парочку влюблённых уток, мы всё-таки находим обе искорки зависшими неподвижно под небольшой тучкой. Чёрт побери, они так похожи, эти искорки, как две капли воды и ху из ху не понять. Искорки застыли в воздухе, наблюдая сверху за занимающимися уже высоким пламенем машинами.

И по-прежнему неотличимы эти голубые огонёчки, но мы не сдаёмся, мы всматриваемся в них, не мигая, не отвлекаясь, внимательно. Мы-то знаем, как оно бывает, мы – болельщики со стажем и правила игры изучили вдоль и поперёк. И вот вроде висят себе под тучкой и висят, две клонированные звёздочки, два глаза, но вот та, что левее начинает двигаться по кругу – радостно так двигаться, словно танцуя. А та, что справа – не шелохнётся, не присоединится к танцу, будто бы грустно ей, будто бы она провожает кого-то, прощаясь навсегда. И радостный задор и страшная эта тоска так интенсивны, так сильны и пронизывающи, что начинают действовать даже на нас. Мы то улыбаемся и хохочем, глядя куда-то вверх, за облака, чувствуя непонятную блаженную весёлость, то вдруг рыдаем и стонем, обращая свой взор вниз, на дорогу и нестерпимая скорбь охватывает нас.

И так нам нехорошо от всего этого, так нам не нравится оставаться здесь, что хочется бежать с этой пресловутой высоты, и мы уже почти решаемся, как вдруг искорки начинают двигаться, та, что справа – вниз, а та, что слева – вверх - по тоннелю, спустившемуся из-за облаков, чёрному и, казалось бы, бесконечному, похожему на смерч. Поскольку внизу мы сегодня уже побывали, нам не остаётся ничего другого, как последовать вверх, влетая за голубым огоньком в трубу тоннеля.

Внутри тоннеля темно и тихо. Хотя мы летим вверх с огромной скоростью, кажется, будто мы стоим на месте. Перед нами маячит голубое, можно подумать, что это – выход из тоннеля, но на самом деле это знакомая нам искорка, впрочем, с ней всё время происходят какие-то метаморфозы, поэтому искоркой её назвать можно только условно. Голубое пламя разгорается всё ярче, пульсируя, становясь больше. Сначала оно напоминает шаровую молнию, но затем его округлая форма нарушается и постепенно его очертания вырисовываются в человеческую фигуру – видны руки, ноги, туловище и голова. Мы догоняем эту фигуру, теперь мы совсем близко к ней, прямо у неё за спиной. Мы заглядываем ей в лицо и узнаём У. Он улыбается всё той же улыбкой победителя, его глаза ясны и светлы, его мысли мелькают в прозрачной черепной коробке, чистые и стремительные:

“Оно теперь так близко! Так, как предсказано, так, как должно быть, так, как всегда бывает. Я знал, я ведь всегда знал, и как глуп был я в моменты, когда терял надежду! Как беспросветно туп был я, когда не верил, но вот же Оно – светом в конце тоннеля, ждёт меня, верит в меня. Эй! Я иду, слышишь, я иду туда, к Тебе!”

И, выглядывая вперёд, из-за левого плеча У, мы теперь тоже видим “это”, яркий тёплый свет в конце тоннеля, спокойное сильное солнце, излучающее свет, увидев который, понимаешь, что никогда прежде по-настоящему не видел, что “это” – единственный свет, а то, что было прежде, всего лишь оттенки чёрного и серого, это свет веры и надежды, материнский и отцовский свет, это спасение и исход. Вперёд же, вперёд, вслед за У к свету, прочь из темноты тоннеля, айда, навстречу счастью, во имя веры и надежды! Вперёд, забывая всё, что было прежде, всё, что случалось – никчемно и впустую, изо всех сил – вперёд, оставляя в памяти только то хорошее, что мелькало порой слабыми отблесками в мрачных миазмах прошлого, пророча этот чудесный, любящий свет!

Но что это?! Почему мы вдруг остановились? Перед нами встал неподвижно У, он смотрит перед собой, туда, где свет, но не идёт дальше. Мы нетерпеливо выглядываем у него из-за левого плеча, пытаясь разглядеть, в чём же дело и, хоть знаем наперёд, что сейчас произойдёт, не теряем интереса и надежды – авось, хотя бы на этот раз игра закончится как-то по-другому. Наконец нам удаётся понять, в чём дело – перед нами тупик. Ну, вот, как всегда... Каждый раз, в каждой отдельной игре этот момент выглядит иначе, но суть его сводится к одному – в конце обязательно ждёт тупик. Да.... но откуда же этот свет, откуда он? Может всё-таки?... Мы становимся на цыпочки и видим У и своё собственное отражение в огромном зеркале, а источником света оказываются глаза У. Он уже не улыбается, его лицо не выражает ничего – ни страха, ни разочарования, ни грусти. Видно только, что У ужасно сосредоточен, глаза его все еще пылают светом веры и надежды и это на их отражении в зеркале он так сосредоточился. Еще бы, ведь он знает, прекрасно знает, что назад из туннеля для него дороги нет и что стоит ему моргнуть и в то же мгновение не станет больше ни У, ни Y, ни А, ни В, ни М, вообще ничего. Будет только темнота туннеля, да и то не про него и не про кого, это ведь хитрая темнота, это ведь сама себе темнота.

Мы потихонечку отступаем и удаляемся от У, осторожно, на кончиках пальцев, чтобы он не испугался ненароком и не моргнул. Может, выдержит ещё с часок.

Может дольше.

Вирсан Герт -- купец первой гильдии Ладаминфариса, искал учителя словесности для шестадцатилетней дочери -- красавицы Любы.

В гильдии ему подсказали, что учит грамоте купеческих юношей один монах...справно учит -- парни в восторге.

Попросил тогда Вирсан передать монаху, дабы явился к нему в особняк в ближайшее воскресенье, и чтобы был в белом.

Монах пришел в серой хламиде, сплошь в заплатах.

-- Ты ослушался меня! -- сердито воскликнул купец, когда увидел его в таком виде, -- не пристало нищеброду учить мою дочь уму-разуму.

-- Ты просил меня прийти -- вот он я, велел явиться в белом облачении -- я в белом. -- возразил монах.

Вирсан аж икнул от такой невиданной дерзости:

-- Твое белое одеяние, ближе к черному...

-- Прекрасный белый цвет, на который легла густая тень, и не пожелала более сходить с него, -- пожал плечами гость, -- более белый, чем ты -- богатый.

-- Наглец, как смеешь?

-- Живу, как смею...учу, как умею...решил взвесить твое терпение супротив моей наглости. Ты позвал меня, стало быть, я нужен тебе больше, чем ты мне...

Вирсан совсем растерялся: от монаха разило той самой уверенностью в себе, каковой обладают наиболее успешные торговые переговорщики. Купцам, сие качество весьма по вкусу, но терпеть дерзости от незнакомца небогатого сословия Вирсан не желал:

-- Велю моей охране выпороть тебя. -- наконец объявил он, -- Наглость перевесила терпение.

-- Вот как! -- улыбнулся монах, -- значит моя наглость выиграла...

-- Да-да, честно заработала багровые полосы на спине.

-- По мне, так ценный товар приобрел, -- усмехнулся незнакомец, -- эту боль я выменяю на твою дочь.

Вирсан, ошеломленно разинул рот:

-- Странный разговор у нас приключился, однако, а ведь действительно -- похитишь мою дочь, и так перевалишь боль со своих плеч мне на голову, но я обменяю эту боль на отмщение тебе, не боишься?

Монах расхохотался:

-- Всю жизнь торги ведешь, а так и не понял, что надо постоянно расширять свою деловую деятельность... Что ж мы, годами станем менять боль на месть между собой? Да я поболее купец, нежели ты, коль смекаю, что на боль можно найти и иного покупателя, чтобы расширить свои интересы.

Вирсан совсем отторопел -- он даже дал знак отойти в сторону подоспевшим охранникам. Всегда, старый купец полагал, что вся жизнь -- это торговля, но поговорив с этим странным монахом с минуту, вдруг понял, что бравировал этим принципом для красного словца, но сейчас перед ним тот, кто действительно пользуется этим правилом:

-- Боль, можно измерить деньгами? -- неожиданно для себя задал вопрос Вирсан.

-- Ну разумеется, -- кивнул монах, -- к примеру, десяток ударов плетьми по моей спине, причинят боль, равную огорчению от потери десяти флоринов...на эти деньги я могу нанять ловкачей, которые похитят твою дочь, и за ее свободу, думаю, ты без колебаний выложишь уже сотню флоринов...

-- Могу и тысячу.

-- Не сомневаюсь, но сотня монет будет чистым доходом, а остальные девятьсот, пойдут на меры, предупреждающие твою неминуемую месть. Иными словами, за девятьсот флоринов, ты выкупишь у меня право мести за похищение... С сотней проще -- ты лишь взодхнешь в облегчением, по случаю вызволения дочери, поворчишь о необходимости отомщения, да и забудешь вскоре об этом...

Вирсан Герт слушал монаха, и поражался сам себе: пока тот говорил, в его голове вспыхивали яркие образы -- вот, он уже знает истинную цену таким туманным понятиям как боль и месть; вот, Вирсан уже запускает их в оборот, ловко манипулируя всем и вся, превращая в предмет торга даже собственную наивность, каковую в себе обнаружил только что, ибо слушая несуразицу, исходящую из уст незнакомца, все больше и больше преисполняется доверием к его словам...

"Загадочный монах...такой и дьяволу его собственные рога продаст" -- подумал Вирсан, и от этой мысли ему сделалось хорошо на душе: "Вот оно -- воплощение торговой жилки в живом существе! Не тот ли знаменитый Лжепророк явился к нему в дом собственной персоной? Ходят упорные слухи, что он навестил столицу. А хоть бы и он, что с того? Мне по нраву его речи. Конечно, известно, что Лжепророк способен своими необъяснимыми способностями втюхать любой бред в голову слушателя, выдав его за истину. И что с того? Мне и самому не помешает обучиться у него этим премудростям."

-- Будешь моим управляющим, и Любу похищать не потребуется, станешь обучать ее грамоте в свободное от основной работы время...-- предложил купец, -- моя охрана позаботится о сохранности чести и достоинства дочери, денно и нощно надзирая за таким ушлым малым, как ты.

Монах согласился. Когда он вышел из особняка Вирсана, забрать пожитки с постоялого двора, он улыбался, и думал:"Немного наглых речей в развесистые уши папаши -- не слишком ли малая плата за то, чтобы получить возможность спокойно перебирать ключи к сердцу невинной девы, обретая при этом бесценный опыт?"

Сей текст -- дополнение к роману "Жизнь Лжепророка".

Часть третья: ШКОЛА ГЕТЕР

Областное музыкальное и хореографическое училище располагалось в красивом старинном особняке в самом центре нашего города. На проспект Большевиков здание выходило трехэтажным классическим фасадом, а с тыла было пристроено несколько флигелей - современников особняк. Эти строения, судя по табличкам, были заняты нотной библиотекой, архивом и управлением филармонии. Два домика были без табличек, но явно не пустовали. Место было людное, тут всегда сновало множество людей, имевших и не имевших отношения к искусству. Никто не обратил внимания, что на двери одного такого домика сменился замок...

Мы вошли, и дверь за нами захлопнулась. Преподаватели "Школы гетер имени Маты Хари" пришли немножко заранее, чтобы приготовиться к первой встрече с ученицами.

— Ну что, пасьянс в башке не сходится? Прикажешь объяснять? Или папа предложил самой додуматься?

— Не сходится как-то. Вы с Ольгой волшебники, но у всех ваших чудес есть разгадка. Вроде разгадала, но не уверена.

— Помнишь анекдот про генерала, у которого было девятнадцать причин сдать крепость? Но была одна, главная? Вот и и у нас всех есть несколько своих причин с главной на первом плане. Одна главная причина общая у нас с Ольгой: нам интересно! Вторая, тоже общая: мы устали. Оля устала от своей сумасшедшей должности. Отдыхать пассивно она не способна. Чтобы чувствовать себя нормально, должна быть загружена делом её вторая сущность, учительницы-целительницы. И тут её завидная карьера подложила ей толстого Хрюшу: для многих возможных учеников она показалась слишком недоступно высоко. Не оказалась, а именно показалась. Но, как и кому это объяснить?

Коля явился ей сущим подарком судьбы. Таким сложным способом она ещё задачи не решала. Она не сомневается, что ещё долго скучать не будет.

Я тоже устал, но иначе. На Коле я надорвался. Оле пришлось меня лечить. Когда она нас с тобой учила, она ещё и восстанавливала меня. Если бы не помощь от Георгия Вахтанговича, я по сей день бился бы лбом о Колин расщеплённый мозг или свихнулся бы сам от этого кошмара. По самому краешку прошёл. Эта наша школа гетер для меня — шикарный отдых. Не лечить, а просто учить молодых женщин здоровью и красоте, умножать их женственность.

Помнишь, что Оля говорила про обратную связь? Они будут у нас учиться, а я - развлекаться и набираться сил, заряжаться от них энергией. Только не лови меня на мистике. Тут просто фигура речи. Ещё раз: главное у нас общее — нам всё это интересно! Нам до чёртиков это интересно. Если бы не это, мы не развили бы перед Виктором Евгеньевичем эту идею. Несколько боевых гетер мы бы обучили. Пару - тройку самых настырных дочек. И всё. Вернулись бы к своей обычной жизни.

— А так вы с помощью папы проводите в жизнь свои идеи, которые теперь и мои. Так?

— Именно так. Добрались до твоего отца. Его главная причина — общая с нами: и ему интересно! И ещё очень важный момент: он тебя очень любит, папина дочка. Ты даже не представляешь, как от тебя любит. С его-то властью можно остановить эту затею в любой момент — это как минимум, если бы он за тебя хоть чуть беспокоился. Но он видит, как ты расцветаешь после Олиных уроков. И он не ловит ни одного тревожного сигнала. Он же мудрец! Просчитал развитие событий. Мне он тебя доверил и мне верит. Он прекрасно понимает, что я не идиот - играться с его отношением ко мне. Это не доцента дёргать за хвост. Работать мы будем только с женщинами. Значит и тут опасностей нет. А интерес и заведомая польза — есть.

— Здорово ты всё по полочкам разложил, Учитель. А как насчёт Саши? Интересно сравнить наши с тобой мысли.

— Давай сравним. Всё, потом договорим. Наши ученицы на крыльце. Вся пятёрка дочек. Смелей вперёд, мой маленький зуав! Пойду открою.

Пять молодых особ женского пола, разной степени симпатичности. Не писаные красавицы, но и отнюдь не уродины. Хромых, горбатых и слишком толстых нет. Фигурки вполне обычные. Нормальные девчонки, прикинутые весьма элегантно и чрезвычайно импортно. Старательно раскрашенные и со вкусом ароматизированные. Смотрятся на все сто. На кого это всё нацелено? Девоньки, если у вас всё это есть, я-то вам зачем? Который с вас семь потов сгонит и в морской узел скрутит. Говорят, что мужчина, который поймёт женскую логику, немедленно забеременеет и в муках родит ежа. Мне это явно не грозит. Элегантная компания проследовала в помещение, и.… так и было задумано.

— Оё, Тань, а ты тут что делаешь? Ой, что это с тобой?! Опять, что ли? А где он, этот? (И так далее в том же духе.)

Открывая дверь, я просто стал сбоку от неё, и все устремились по слабо освещенному коридору к свету из комнаты в конце оного, не обратив на меня внимания. Неспешно последовал за ними.

— Этот наблюдает за вами сзади. Вы прошли мимо него и не заметили. Ничего страшного. Он волшебник и, когда хочет, может быть невидимым. Да, опять. Опять пришла на урок. Пока ничего не делаю, жду вас, потом начну вас учить.

— Ты?! — абсолютно синхронно и с общим выражением на лицах, описать которое словами я бессилен.

— Не одна, конечно. Я буду ей помогать. Вы проходите, девушки, рассаживайтесь. Всем хватит места. Танечка, я так понимаю, это твои подруги, о которых ты мне говорила.

— Да, все, за кого папа тебя просил. Девочки, это Марк — мой друг и учитель. Мы с ним вместе будем вами заниматься. Я вас представлю. Марк, это Лена. Это Виктория. Вероника. Жанна. И Оля. Мои и Марка указания будете исполнять точно и старательно, чтобы не тратить зря силы и время.

Таня некоторое время любовалась подругами, сохраняя, из последних сил, серьёзное выражение лица. Сейчас засмеётся, и весь эффект насмарку.

— Девочки, внимание. Слушайте сюда. На Танечку вы ещё налюбуетесь. Вы пришлю сюда для того, чтобы измениться. Говорю прямо, без лишнего политеса и словесных кружавчиков. Жду от вас того же. Вы недовольны собой. Не внешностью, она у вас в полном порядке. Не здоровьем. Кое в чём оно требует коррекции, но это не критично. У вас общая для всех проблема: считаете себя недостаточно привлекательными для нас, мужчин. Надо же: все при всём, но чего-то вот нету, хоть тресни. А чего?

Я сделал паузу на внимательное обозрение каждой из присутствующих, подчёркнуто нахально раздевая их взглядом.

— Это "чего" называется сексапильностью. В переводе с английского - призыв пола, половая привлекательность. Часто, и ошибочно, скажу я вам, это связывают с "вайтлс" - некими стандартами пропорций тела. Знаменитое "девяносто - шестьдесят - девяносто" — это одно из. Ну, там ещё правильные, в зависимости от расы, черты лица, размер глаз, длина ног... длинная бухгалтерия. К реальной привлекательности это всё имеет отношение, но не её не определяет. Сколько кругом ослепительно правильных красавиц, которых хоть под бронестекло и на выставку драгоценностей. Любоваться издалека весьма приятно, а вблизи — нет, не тянут. Их не хочется.

Таня щёлкнула клавишей магнитофона. Зазвучал Высоцкий.

Она ж хрипит, она же грязная,

И глаз подбит, и ноги разные,

Всегда одета, как уборщица,

Плевать на это — очень хочется!

Все говорят, что не красавица,

А мне такие больше нравятся.

Ну, что ж такого, что наводчица?

А мне еще сильнее хочется.

— В чём секрет этой Нинки, её сильной сексапильности? Да живая она! И наделена даром божьим: излучать эту свою жизненную силу и этим притягивать мужчин. Мистики тут ни на грош. Имеет место врождённый талант. Вот как бывает у некоторых абсолютный музыкальный слух. Или способность рисовать замечательно правильно и точно. А что делать тем, у кого такого абсолютного дара нет? Учиться, как завещал великий Ленин. Развивать ту минимальную способность, которая есть у каждого. И научиться. И добиться очень многого. Учёба — это труд. Готовы трудиться? Вперёд! Не готовы —спасибо за внимание.

Я опять дал паузу на мыслеварение. Продолжил.

- С чего это вы заимели вопросами и просьбами свою подругу Таню? С того, что с ней на ваших глазах произошла метаморфоза: из серой мышки, из какой-то лягушки болотной и холодной она вдруг превратилась в царевну! Ну, допустим, принцессой она была всегда, при таком-то отце. Но никто к ней особо не клеился. А тут на тебе: всё осталось прежним — руки-ноги и лицо, а перемена налицо. Из лягушки возникла такая Царевна-Лебедь, что вы все обзавидовались. А самый завидный жених в институте её папе в ноги пал, Таниной руки прося. Так? Было дело, Танечка? Стоит ради такого трудиться? Замуж вы все так или иначе выйдете. Ради совсем другого, о чём вам Таня рассказывала: ради совсем другого ощущения жизни!

— Ага, другого. Тань, ты не обижайся, это он всё красиво наговорил, но тебя ненадолго хватило. Сашку захомутала и всё, ку-ку. Не, правда, не в обиду: ты на себя посмотри. Спасибо за беседу, а мы, наверно, пойдём.

— А что, Жанночка, это хорошая идея. Как я раньше не додумался таким способом от вас отделаться? Зеркало есть. Таня посмотрит на себя. И вы посмотрите.

Я нажал кнопку, штора разъехалась, и вся пятёрка девчонок оказалась сидящей перед зеркалом во всю стену, от пола до потолка. Таня, в своём вполне бесформенном платье какого-то болотного цвета, вышла вперёд и мрачно уставилась на своё отражение. Ни причёски, ни макияжа. Чучело-чучелом.

— Ну, вот, что я говорила? А?! Ойййй! Ккк-аа-кк это?

До Ольги Тане, конечно, далеко. Просто в силу разных природных данных. Но ученица она идеальная. Трюк с трансформацией выучила на пять с плюсом. На вконец обалдевших подружек я любовался с истинно высоким эстетическим наслаждением.

— Девочки, если кому валерьянки, так я в аптеку сбегаю. Тут недалеко. Или просто водички?

— Марик, а что это с ними? Какие-то они странные.

— В психиатрии такое состояние называется ступор. Шестерёнки в мозгах переклинило. Пару минут, и всё пройдёт. Вот видишь, уже челюсти с пола поднимаются.

— Продолжим? Они уже в порядке, вроде бы.

— Одна ныне покойная светская львица — знаменитая совратительница чужих мужей, со вкусом прожившая долгую жизнь, на старости лет поделилась секретом: "Я всегда помню, что я голая под своим платьем. И я хочу, чтобы все это чувствовали, даже когда я одета в шубу!". А каким должно быть тело, чтобы можно было следовать методу этой мудрой дамы?

Таня одним движением освободилась от платья, под которым ничего больше не было, пару секунд постояла неподвижно, а потом исполнила целый каскад изящных движений, которые перемежались красивыми йоговскими асанами. Закончила она позой воина, выражающей силу и стремление к победе. Её она держала больше минуты. Потом спокойно сказала:

— Вы собрались уходить, после того, как я посмотрю на себя, а вы - на меня. Я — вот она, перед вами. Зеркало - тоже. На себя посмотрите ещё, и пойдём по домам. У всех куча дел.

Таня неторопливо прошлась перед подругами, непринуждённо наклонилась, подобрала с пола платье и небрежно кинула его на спинку кресла. Села: нога на ногу, руки за головой — переняла у Ольги.

— Ну, так что?

— А? Ты, о чем это? Я остаюсь. Нет-нет, остаюсь. Вы как, девки? Вот. Мы готовы. Все. Чего делать? Ты, это, командуй давай.

Вот теперь мы с Таней позволили себе расхохотаться.

— Девушки, видели бы вы, какие вы смешные!

— Так они же видят, перед зеркалом сидят. Ладно, девчонки, пошли, я покажу. Разденетесь и умоетесь как следует. Смоете всю косметику, а то она потечёт. Уже потекла. Потом вернёмся в зал. Покажу тестовые упражнения. Марк оценит ваши исходные. И начнём работать по программе. Да, на все вопросы отвечу. Ну, пошли! Шагом марш!

Настоящая генеральская дочка!

Удивительно, но они управились меньше, чем за полчаса. И за это же время успели усвоить кучу информации, которую получили от Тани в ответ на все свои как, почему, зачем, кто, что и когда. Мне всё отлично было слышно. Вернулись, наконец. Теперь сканировать их гораздо легче. Одежда не мешает и запахи парфюмов здорово убавились.

Да, вполне милые создания, страсть, какие застенчивые. Не все. Жанна и Вероника просто рисуются. Как там у Апулея: " Не столь прикрывая, сколь оттеняя". И, как у него же: "не только кастрюльку, но и ложе сладко трясти" умеете, милашки?

— Девушки, можете не стоять, устанете. Можете сесть, как раньше, или лучше вон на те коврики, что я приготовил для упражнений на полу. Главное, чтобы вы всё хорошо видели, и себя тоже. Для того и зеркало. Уселись. Всем всё видно? Посмотрите, как сидит Таня, и как вы сидите. Нет, не так, как она. Вы её позу скопировали, но разница есть. В чём? Не поняли? Смотрите.

Я повернул лицевой стороной несколько постеров, висевших изнанкой наружу. На них были фотографии собаки, кошки лошади. Каждое животное было сфотографировано дважды.

— На каких картинках они привлекательнее? Не отвечайте. Я подойду к каждой и скажете мне на ушко. — Я наклонился к каждой и выслушал ответы. — Итак, все ответили одинаково: собака — на левой картинке, Кошка и лошадь — на правых. В чём дело? Ещё раз рассмотрите друг друга и Таню. Кто привлекательнее? Теперь смотрите на Лену. Лен, а под тобой мышь! Дом этот ста...

Лена с визгом взлетела на стол и с безопасной высоты высматривала: где это чудовище.

— А теперь сравните, как сидит Таня, как стоит Лена и чем отличаются животные на картинках? Вижу, что врубились. Но трудно объяснить? Леночка, слезай. Танцы на столе у нас в конце программы. Если тут и была мышь, она уже умерла от разрыва сердца. Твой визг страшней акустической пушки. Ну, жду ответа, красавицы.

— Девчонки, можете посовещаться, мы не возражаем. Посмотрите ещё на меня.

Танина поза не изменилась. Изменилось что-то другое. Сияла только что, и вдруг погасла.

— Поняли! Напряжение! Когда они в напряжении, они красивее. Правильно?

— Почти. Лошадь прыгает через барьер. Она красивее, чем идущая шагом. Собака сидит на обоих снимках, но слева она ждёт команды "апорт!" - у невидимого на снимке хозяина мячик в руке. Кошка на левом снимке спокойно отдыхает. На правом — несколько секунд спустя — я поскрёб ногтем скатерть. Живое существо красивее всего в момент максимального проявления жизненных сил. На бегу, в прыжке, в сражении. Вот, лошадь в прыжке. Красавица. Лена на столе — ей богу, залюбовался. Исполнишь на бис? Но на то и максимум, что он краток. Потом обязательно следует спад или смерть. Природа жестока. Таня, кошка и собака — что общего?

— Кошка и собака готовы к действию. О! Таня сидела, как будто в ней взведённая пружина. Состояние готовности?

— Умничка! В физиологии это называется алертностью. Цитирую учебник: алертность — это состояние максимальной готовности к действию на фоне внутреннего спокойствия. Это физическая и душевная собранность, подтянутость, бдительность, способность моментального перехода к активному действию. В этом состоянии организм может находиться неопределённо долго, в зависимости от обстоятельств.

— Для чего вам Марк устроил эту демонстрацию, поняли? И для чего я и вы голышом? Без одежды нагляднее, нет преграды восприятию. И ещё есть тут моменты. Это потом. А для чего: видимая аллертность не тождественна сексапильности, но она её главная и определяющая составляющая. Эта та самая демонстрация жизненной силы, которая влечёт противоположный пол. Марк, начинаем тесты.

Через пару недель к группе дочек присоединились три "боевые гетеры".

Это была ошибка. Очень красивые и уже очень опытные молодые женщины были избыточно свободны и сексуальны, по сравнению с "дочками", которых мы вовсе не собирались поднимать до уровня профессиональных любовниц с особыми навыками. Вот только скандалов в благородных семействах мне не хватало.

С этими я стал заниматься у себя дома. Но отделил их не сразу. Предоставил "дочкам" возможность заглянуть в перспективу. В зеркальной стене они прекрасно видели себя и новеньких одновременно. Сравнивали и понимали, к чему стремиться. Наши "дочки" были заметно "корпулентнее", крупнее худенькой Тани. Как учительница она была для них хороша, а вот как образец — не очень. А Маты Хари, те — ну вот в самый раз. Очень женственные, совсем не тощие и очень даже не плоскогрудые — прямо ожившие рисунки Бидструпа или Эффеля.

— Марк, а куда подевались эти две Иры и Римма? Такие классные девки!

— Это мой маленький секрет. Обещаю, что вы с ними ещё встретитесь. А пока займёмся выработкой правильной походки. Вовсе не надо при ходьбе вилять попой так, будто вам невтерпёж потрахаться. Это вульгарно, фи! И противно, честно говоря. Так, отошли от зеркала, дали место Тане погулять. Вот так вы обычно ходите. Мммдасс... А вот так Таня ходит, когда не изображает вас. Есть разница? Как эту разницу преодолеть?

— Марк, не мучай девочек загадками. Им поможет литература. Без неё - никак. Вика, тащи сюда вон те книги со стола. Так, стань прямо... Упадёт, дам этим томом по попе. Пошла! Смотрите все внимательно. Как вам её походка сейчас?

Таня водрузила Виктории на макушку толстенный и весьма увесистый том анатомического атласа Синельникова. Девушка пошла, старательно удерживая равновесие.

— Развернулась, и обратно. Быстрее, свободнее... Руки! Смелее. Неплохо. Ещё книжечку. Вперёд! Ну, так как вам её походочка?

Все "дочки" дружно зааплодировали.

— Вот так и будем все упражняться, пока не научитесь бегать со стопкой таких книг на башке.

— А когда научитесь, будет зачёт с глиняным кувшином подсолнечного масла. Кто расколошматит, убирает всё сама.

Мы занимались с нашими ученицами три раза в неделю. Иногда Таня проводила занятия без меня. В такие дни она посвящала их в то, "о чём не говорят, чему не учат в школе". В нормальной советской школе. А надо бы этому учить, непременно и обязательно. И мальчиков, и девочек учить. Скольких драм и трагедий не было бы. А нам и здесь, в нашей очень особой школе приходилось изображать какие-то идиотские приличия, дабы у наших хорошо и правильно воспитанных учениц крыша не поехала от совершенно для них необычной и обильной информации. Но мы бросали камешки в воду, надеясь на эффект от кругов, ими образуемых.

Девчонки прогрессировали очень быстро. Гораздо быстрее, чем в какой-нибудь секции грации и пластики. Не художественной гимнастики. Там их и на порог не пустили бы. Поздно-с, с детства надо было-с. И вообще, милочка, с вашим телосложением, помилуйте! Попробуйте в греблю или в баскетбол. Чума на оба ваших дома! Быстрому успеху способствовало правильное использование психо-гормональных механизмов, которое интуитивно нащупали Ольга и её неизвестный мне учитель. Сейчас мы старались их усовершенствовать, а главное - понять.

В одной из комнат оккупированного нами флигеля мы оборудовали массажный кабинет. Каждая ученица после урока проходила через мои и Танины руки. Таню я учил, а девушкам проводил коррекцию и стимуляцию того, что нуждалось в коррекции и стимуляции. Кроме того, во время занятий я поддерживал их психологически — незаметным бессловесным внушением.

Окончание курса мы наметили на последние дни перед летней сессией. Тане нужно было отдохнуть и собраться с мыслями. И у меня назрело много важных дел.

— Итак, милые вы наши красавицы, сегодня наш последний день. Всё, что мы все могли сделать, сделано. Поэтому и зеркало закрыто. Но, боже упаси, не в знак печали. Просто мы приготовили сюрприз. Какой— скоро увидите.

— Марк, вы обещали, что ещё встретимся с теми девушками: с Ирами и Риммой. До сих пор вы нам не врали.

— И сейчас не вру. Смотрите сами.

Я нажал на кнопку. Моторчик зажужжал, и штора разъехалась, открыв зеркальную стенку.

— Смотрите очень внимательно и найдите мне отличия между ними и собой.

Мои Маты Хари, пока я держал торжественную речь, незаметно и бесшумно вошли и стали позади девчонок. Разницы между пятёркой и тройкой не было. Восемь молодых женщин, ослепительно красивых и даже для меня, успевшего к ним привыкнуть, страшно соблазнительных.

— Марик, а мы с тобой неплохо поработали. Мне понравилось. Хочу ещё.

— Я — тоже. Но сейчас сессия, практика, каникулы. А потом...

— А потом все вопросы к папе. Напомни мне, пожалуйста, функцию шеи.

Прошу строго не судить за рассказ. 

Сын Гора

Главное оружие старателя — это переносной погружной насос.

Нужно только успеть добежать до прибрежной кромки и закинуть насос подальше, пока тебя не сожрала какая-нибудь метановая тварь. А потом сиди себе в глайдере и смотри по приборам, как заполняются баки транспортника жидким метаном.

Затем лети на базу, сдавай метан по баррелям в газохранилище, откуда он будет доставлен на Землю, получай свои денежки. И не вспоминай, сколько старателей сожрали обитатели океанов.

Семен и не вспоминал. Какое ему дело до тех несчастных бедолаг. Сезон диких старателей длится недолго, всего какой-то месяц. Затем прибывают корабли корпораций, ведущих промышленную добычу, и гонят старателей ко всем чертям, запуская в океаны свои ненасытные щупальца.

Правительство не в силах обеспечить всех поселенцев Лун Сатурна работой.

Хорошо, что еще можно арендовать транспортный глайдер. На этом милости правительства заканчивались.

Семену еще повезло: продав все отцовское наследство, он сумел купить собственный глайдер. И теперь он и пара таких же предприимчивых ребят вроде него образовали старательскую артель. Так было легче бороться с давлением корпораций.

Нога нестерпимо болела. Семен достал из кармана куртки портативную аптечку и сделал инъекцию. Правительство ограничивало рост диких старателей тем, что давало разрешение спускать насос в океан только с прибрежной кромки. А в океанах Нептуна водилось множество тварей с головами рыбы и животных, зачастую такая тварь хватала за ногу зазевавшегося старателя и тащила к себе в нору, устраивая пирушку. Потому в старатели шли самые отчаянные или отчаявшиеся поселенцы.

Раздался зуммер, возвещающий, что баки транспортника уже полные и пора возвращаться домой, но что-то заставляло Семена оставаться на месте. Он всматривался вдаль океана, в его слегка волнующуюся гладь. Словно океан хранит какую-то свою необычную тайну и хотел бы поведать ее стоящему на его берегу человеку. Только время тайн еще не пришло. Оно придет в свое время. А пока лишь все та же гладь да свинцовые облака собирающейся грозы.

Семен нажал на пульте зеленую кнопку, и глайдер приземлился недалеко от побережья. Его массивные стальные ноги почти наполовину погрузились в прибрежный песок. Семен закинул сумку на плечо и поспешил к кораблю.

Грозы на Нептуне — зрелище красивое, но слишком опасное для одинокого путника. И уж совсем не стоит рисковать добытым метаном.

Семен залез в кабину глайдера, проверил по приборам заполнение баков, исправность навигации и взял курс домой. Он летел над океаном к стартовой площадке, которая выбросит его за атмосферу планеты, позволив тем самым сэкономить топливо. По стеклу уже стучали капли метанового дождя, и вдали виднелись всполохи начавшейся грозы. Главное, чтобы сейчас на площадке не было очереди из таких же бедолаг, как он, стремящихся поскорее покинуть Нептун, пока не разбушевалась гроза. К его удовлетворению, площадка была пуста. «Сегодня мне везет», — заметил Семен, очевидно, что он остался последним.

Он развернул глайдер и тихо въехал на посадочную платформу. Все приборы на платформе работали. Семен пересел в гравикомпенсационное кресло и закрыл стекло капсулы. Мерно заурчали моторы и механизмы, откачивая воздух из капсулы и вливая в вены человека раствор. Перед глазами поплыли образы, и Семен погрузился в сон.

Все, что нужно было, он сделал, теперь дело стартовой площадки.

Под ее массивными железными ногами разгоралось сине-голубое пламя, которое и выбросит его глайдер за пределы атмосферы планеты.

Платформа, разложив гравитационную составляющую на компоненты, должна была выбросить транспортный глайдер на орбиту, там, на высоте, должны были включиться маршевые двигатели и проснуться пилот, но ничего этого не произошло.

Семен падал долго, настолько долго, что ему казалось, прошли десятилетия.

Перед глазами вертелся какой-то сонм неведомых зверей, метановый океан пытался проглотить утлое суденышко с белым парусом, на котором упрямый старик отчаянно боролся с огромной рыбиной. Все вертелось, словно калейдоскоп событий времен и пространств.

Не покидало странное ощущение, что это происходит не с ним.

Он попытался открыть глаза. Нестерпимая боль звенела в ушах, отдавала в виски, перетекая в затылок. Смерть, забвение или нечто другое, неизведанное.

Где тот предел, за которым сознание разлетится на тысячи осколков, и придет спасительная пустота. Предела не было. Он пошевелил пальцем, как ни странно, это получилось.

Он жив, эта мысль пугала и очаровывала одновременно. В кармане куртки должен быть портативный шприц с метанидом. Он с трудом расстегнул молнию на кармане и достал шприц. Протянув другую руку навстречу, он воткнул в нее шприц и раскрыл ладонь. Он долго лежал, пытаясь прийти в себя, но действие инъекции уже сказывалось. Исчезли загадочные животные и старик в лодке. Вокруг бушевала гроза. Он лежал на скалистом острове посреди бушующего океана метана. Иногда волны накатывали так близко, что касались подошвы его ботинок. Ему ничего не оставалось, как с трудом подняться и сесть.

Пиропатрон в маске исправно генерировал кислород, который он с жадностью вдыхал уже освободившейся грудью.

Семен осмотрелся. Остров был не слишком большой, но достаточен по размерам, чтобы быть обозначенным на корабельных лоциях. Но в том-то и дело, что его не было ни на одной карте. Да и не должно было быть. У океанов Нептуна совсем нет островов. Ни в каком виде. Откуда взялся этот, видимо, будет загадкой, предстоящей разгадать ученым, если он, конечно, выживет и его подберет какой-нибудь глайдер. Насчет этого Семен сильно сомневался.

Сезон закончился, и старателей больше не будет до следующего сезона.

А для огромных автоматических транспортников корпораций, ведущих добычу метана здесь, на Нептуне, он будет всего лишь букашкой, которую даже не заметят. Тем более транспортники ведут добычу далеко от берегов, на больших глубинах, опуская в океан сотни больших насосов. Так что шансов у него немного, если не сказать, что их вообще нет. Кругом одни скалы и никакой растительности. Но кое-что интересное он все же заметил. В глубине острова. За скалистыми образованиями возвышалось нечто, похожее на античную арку.

Что само по себе было странным. Откуда на Нептуне, планете, покрытой океанами метана, возьмутся античные сооружения.

Это определенно стоило исследовать. Но сейчас его состояние не позволяло не только ходить, ему и сидеть было сложно, но время шло. А значит, нужно было что-то делать. Единственное, что ему может помочь, это очередная инъекция. Она поставит его на ноги. Но этим нельзя злоупотреблять, иначе, когда её действие закончится, он совершенно ослабнет.

Но идти было необходимо, сидеть здесь, на берегу, расходуя драгоценные ресурсы, было глупостью. Семен достал очередную порцию метанида и сделал укол. Организм медленно наливался силою.

Легкое головокружение от ударной дозы метанида быстро прошло.

Семен встал на ноги и пошел вглубь острова в направлении арки. Песок под ногами скрипел. Иногда нога проваливалась в эту песочную жижу. Он вытаскивал её и делал следующий шаг вперед. Теперь он стоял перед этой самой аркой в глубине острова. Арка была сложена из старого известняка, покрытого большими продольными трещинами. Местами виднелись очертания стертых временем и ветрами рисунков.

На них были диковинные животные и большие лодки с парусами. Семен вспомнил, где видел их. Он видел их, когда умирал, точнее ему казалось, что он умирал. Человек подошел к арке и прикоснулся ладонью к ее поверхности. Неожиданно он почувствовал тепло, исходящее от этих камней и начертаний.

Семен поднял голову вверх. Солнца не было. Были лишь налитые свинцово-синим цветом облака атмосферы. Непонятно, что могло нагреть эти древние камни. Семен зашел вглубь арки и прикоснулся рукою к изображению непонятного животного, пытаясь очистить рисунок от песка, чтобы лучше рассмотреть его. Неожиданно изображение стало наливаться малиновым цветом, и песок под ногами человека стал осыпаться куда-то вниз. Семен попытался выскочить, но было уже поздно.

Его неудержимо засасывало в дыру под ногами.

И в этот раз пришла темнота. Не было никаких полетов в туннелях, он не видел своё тело с высоты. Все оказалось гораздо проще, словно кто-то просто взял и вырубил рубильник...

Египет. Александрия, эпоха царства Клеопатры Птолемей.

Кефей шел по узкой улочке Александрии, намереваясь успеть в общественную библиотеку, после того как он получит долг с лавочника Омфала. Время возврата долга уже подходило к концу, но старый и хитрый Омфал, прикрываясь возросшими налогами , постоянно оттягивал день выплаты. На этот раз Кефей не пойдет ему навстречу и заберет все, что ему причитается, с учетом процентов, иначе джатти объявит Омфала банкротом и сделает рабом вместе с семьей для продажи на рынке. Такой исход Кефея тоже устраивал.

Он рассчитывал получить свой долг до того, как начнется праздник Долины и улицы Александрии заполнятся ликующим народом, ожидающим праздничной процессии царицы и вельмож к великому Нилу.

На празднике следовало делать подношения умершим предкам, и деньги бы сейчас были как нельзя кстати.

— Посторонись. Прочь с дороги! — послышался грозный окрик позади.

Мчащаяся колесница жреца Аменемхтепа пролетела по узкой улице, едва не задев Кефея.

— Хвала Осирису! — ему сегодня определенно везет. — Надеюсь боги не оставят меня и завтра, — удовлетворенно прошептал Кефей, радуясь, что так легко отделался. Он прошел улицу и свернул в переулок, где находилась лавка и дом старого лиса Омфала. Кефей подошел к воротам дома и постучал. Во дворе послышались шаги, и чей-то тихий голос спросил:

— Кто это?

Кефей нахмурил брови и, чтобы показать серьезность своих намерений, грозно ответил:

— Это Кефей. Ваш кредитор. Открывайте ворота!

Воцарилась тишина. Шаги стихли.

Затем шаги вновь появились. Но на этот раз уже никто ничего не спрашивал. Щелкнула задвижка замка, и показалась голова Омфала.

— Достопочтенный Кефей почтил своим присутствием мой дом, — начал заискивающе Омфал.

Кефею сразу не понравился этот тон. «Сейчас опять начнет просить об отсрочке долга, — подумал он. — Ну уж нет!»

— Входите, господин Кефей, — Омфал широко распахнул дверь перед гостем.

— Входите в дом, — он жестом сделал знак в сторону дома.

Нельзя сказать, чтобы Омфал жил богато, но кое-какие ценности все же имелись. Например, прекрасная греческая амфора с изображением подвигов Геракла, которая стояла у самого очага. Но главным сокровищем этого дома, несомненно, была прекрасная Исея, дочь Омфала. Кефей с удовольствием сам взял бы в жены эту жемчужину Нила, если бы уже не был женат.

Мужчины сели на скамьи в центре у очага и начали обсуждать свои дела. Исея появилась неожиданно, держа в руках кувшин с греческим вином. Она была столь прекрасна, что могла бы затмить саму великую царицу Нефиртити. Красивый парик на её голове спускался до нежных плеч. Её тело, укутанное в тонкую тунику, было подобно цветку лотоса. Кефей не заметил, как открыл рот от удивления. Зато это прекрасно заметил Омфал.

Собственно, это и было частью его коварного плана.

Мужчины за столом долго спорили и ругались, иногда они замолкали, когда в комнату входила Исея, которая подносила им воду в большом глиняном кувшине. Наконец Омфал не выдержал и сказал Кефею, что у него есть нечто, что с лихвой оплатит весь его долг. Кефей нехотя согласился и кивнул:

— Неси!

Омфал сходил в лавку и принес оттуда коричневую сумку из кожи. Он разложил её содержимое на полу.

— Что это? — спросил Кефей, взяв в руку черный предмет с рукоятью.

— Это... Я не знаю, — начал Омфал, — сути и назначения этих предметов я не понимаю. Но взял я их у белого человека, которого мои слуги нашли у древней заброшенной арки на краю города.

Кефей повертел в руках черный предмет и положил на циновку. Далее его внимание привлекла надутая железная банка с отвинчивающейся крышкой.

Запах жидкости внутри ему был не знаком. Но голова от него закружилась. Кефей поморщился, закрутил крышку и положил банку на место. Другой предмет был ему знаком — это был нож, но не совсем обычной формы. Рукоять ножа хорошо легла в ладонь.

Пользоваться им оказалось удобно. Кефей сделал несколько взмахов. Пожалуй, этот предмет он бы смог взять в качестве уплаты долга. На циновке еще лежали кожаный пояс с железной застежкой. И прямоугольная коробка с маленькими деревянными палочками.

— Это чудо! — начал Омфал, завидев интерес Кефея к коробке. — Знак богов. Смотри! — Омфал достал маленькую палочку из коробки и провел ей по обратной стороне коробки. Неожиданно для Кефея палочка вспыхнула огнем. Кефей открыл рот от удивления.

— Этими палочками, — начал Омфал, — можно легко зажечь очаг, хочешь в доме, хочешь в походе.

— Хорошая вещь! — заключил с улыбкой Кефей. Кое-что из принесенных предметов ему определенно нравилось.

— Могу я посмотреть на белого человека? — спросил Кефей.

— Хорошо, — Омфал поморщился. Отказать он не мог, хотя по его лицу было видно, что он не желает этого. — Исея отведет тебя к нему. Он до сих пор без сознания и несет какой-то бред. Исея ухаживает за ним.

Омфал два раза хлопнул в ладоши. На пороге комнаты появилась девушка.

— Исея, проводи почтенного гостя к чужестранцу.

Белый человек лежал на циновке в углу комнаты.

Его тело было непропорционально большим по сравнению с египтянами. На ногах, вместо легких сандалий, были какие-то кожаные сандалии с веревками и ребристой подошвой.

Такие одежды Кефей не видел никогда. Он много где бывал за границами Египта, путешествуя с караванами верблюдов, перевозящих ценности фараона. Но таких одеяний он не встречал даже у чужеземных народов.

Откуда он? Кефей стоял рядом с белым человеком, лежащим на циновке, и размышлял. Наконец он жестом руки подозвал девушку, стоящую на пороге.

— Исея, принеси тот железный кувшин с вонючей жидкостью, что вы нашли у чужестранца.

Девушка кивнула и исчезла. Через минуту она появилась, держа в руках железную банку чужеземца.

Кефей склонился над головой чужестранца и открутил крышку на железном кувшине. Он сделал знак Исее:

— Возможно, это питье — его лекарство, раз он носил его с собой.

Кефей дождался, когда белый человек в бреду откроет рот, и плеснул туда содержимое из железной банки. Человек через мгновение закашлялся и открыл глаза.

Кефей отскочил от него, как и стоящая рядом Исея.

Человек приподнялся и сел. Он протянул руку к Кефею, указывая на железный кувшин в его руках. Кефей сделал шаг вперед и протянул флягу. Белый человек сделал несколько глотков и закрыл глаза. Кефей и девушка продолжали стоять в оцепенении. Через минуту человек открыл глаза и встал.

Он размял руки, протянул ладонь навстречу Кефею и сказал:

— Семен.

Что он имел в виду, никто из находившихся в комнате не понял. Тогда человек ткнул себя пальцем в грудь и повторил:

— Семен.

Кефей отрицательно покачал головой, давая понять, что и на этот раз он ничего не понял. Семен жестом нарисовал сумку на плече. Кефей дал знак Исее, и девушка скрылась в дверном проеме. Спустя время она появилась, держа сумку в руках.

На лице белого человека сияла улыбка. Очевидно, что там хранилось что-то важное для него. Семен достал маленькую черную коробочку с веревкой и повесил на шею. Портативный переводчик как нельзя оказался кстати. Сейчас он мог понимать сказанное на любом языке народов мира. Первый вопрос был, где он и почему они так странно одеты.

Кефей не понял его вопроса, но ответил:

— Это Египет, царство великой царицы Клеопатры Птолемей, дочери бога Гора и правителя Верхнего и Нижнего Египта.

Этого Семен никак не ожидал услышать. Временной сдвиг? Провал в прошлое?

Очевидно, каким образом... Семен вспомнил античную арку на острове Нептуна и светящиеся символы. В его голову пришло осознание, что эта арка — подобие машины времени. Но какая могущественная цивилизация могла оставить такой артефакт.

Технологии жителей планеты Земля устремились далеко за пределы планет их собственной системы. Но время оставалось не подвластно им.

— Я хочу посмотреть город, — сказал Семен, обращаясь к Кефею.

Как-никак древний мир. Упускать такую возможность глупо. Неожиданно дверь в комнату распахнулась, и в неё влетел испуганный Омфал:

— Этот человек не может никуда идти. Он моя собственность.

— Спокойно! — Кефей поднял руку вверх. — Я забираю его и его сумку в счет уплаты твоего долга.

— Но мы так не договаривались! — возмущенно воскликнул Омфал. — Речь шла только о сумке чужеземца.

Семен сидел и смотрел на спор этих двух сумасшедших людей. Сначала его это даже забавляло. Наконец ему это надоело, он встал и серьезно произнес:

— Друзья мои, я не могу быть ничьей собственностью!

Кефей и Омфал удивленно уставились на него.

— Хотя бы потому, что у меня есть эта штука! — Семен достал из сумки черный предмет с рукояткой, назначение которого они так и не поняли. — Знаете, что это?.. Это бум! — Семен навел пистолет на стену и нажал на спусковой крючок.

Лазерный луч уперся в стену, и стена с грохотом развалилась.

— Я могу идти, когда хочу и куда хочу. Я свободный человек.

Семен посмотрел на эту троицу. Все трое, включая Исею, распластались на полу в знак покорности и почтения.

Семен удовлетворенно хмыкнул, подмигнув.

— Ну вот, теперь все согласны. А то раскудахтались.

Кефей поднял голову и посмотрел на чужестранца, обладающего оружием такой разрушительной силы.

— Господин! Простите нас! — прошептал он. — Мы не знали, что вы тоже из круга богов. Как нам называть вас?

Семену это определенно понравилось. Пахать круглые сутки, добывая метан, сдавая его в хранилища за сущие копейки и едва сводить концы с концами — не самое достойное занятие.

Быть богом среди этих отсталых дикарей на задворках прошлого планеты Земля значительно лучше. Настроение определенно улучшилось, его даже начинала забавлять сложившаяся ситуация.

— Зовите меня Семен — сын Гора.

Объявлять себя самим богом — это уж слишком. Чего доброго эти дикари попрутся к нему с подношениями и преклонениями.

В конфликт с местной властью ему тоже вступать не хотелось.

К чему нарушать естественный ход событий. Нужно только найти чертову арку и вернуться в своё время.

А пока можно сходить в город. Возможно, вернувшись, он напишет диссертацию на тему «Древний Египет времен Клеопатры глазами очевидца» и станет уважаемым академиком, а не диким старателем по добыче метана. Перспективы очень хорошие. Сейчас главное — не перестараться и не посеять панику среди дикарей. Семен достал из сумки пояс, застегнул его и повесил на него фляжку с виски. Убрав пистолет в потайную кобуру во внутреннем кармане куртки, он сделал знак Кефею, что готов следовать за ним. Но в его сборы вмешалась Исея, сообщив, что он не может идти в таком виде.

Его обязательно схватит стража царицы и бросит в яму, как лазутчика.

— Что же, можно и переодеться, но мой бум всегда со мной, — ответил Семен, давая понять, что не намерен расставаться с пистолетом и фляжкой. Исея исчезла и вернулась, держа в руках сверток с туникой.

— На египтянина ты не похож, поэтому я принесла греческую одежду, — сказала она.

— Что ж, буду древним эллином! — заметил Семен, натягивая тунику.

Исея смущенно закрыла глаза ладонями и отвернулась.

Ей определенно нравился этот белый гигант с молнией в руках.

Переодевшись, Семен застегнул ремень и засунул за него пистолет.

Улицы Мемфиса уже были полны ликующего народа.

Дома украшали связками из разноцветных цветов. Лавки торговцев ломились от обилия товаров и покупателей в пестрых одеждах. Семен шел вдоль торговой улицы, сопровождаемый Кефеем и Исеей. Некоторые прохожие, увидев необычного белого человека, оборачивались вслед, пытаясь рассмотреть его, другие вообще не обращали никакого внимания.

По улице проносились колесницы с государственными сановниками, чьи возницы покрикивали на народ, чтобы те расступились, дав дорогу.

Семен остановился у ювелирной лавки. Его внимание привлекло золотое кольцо необычной формы и цвета камня. Семен долго вертел кольцо в руках, словно прицениваясь. Наконец он решился и подошел к Кефею:

— Хочу это кольцо.

Кефей удивился:

— Зачем тебе. Это дорого.

Семен посмотрел на него и сказал:

— Бери, я верну долг.

Кефей помотал головой и подошел к лавке.

Через мгновение Кефей протянул кольцо Семену. Семен посмотрел на кольцо и подозвал Исею, стоящую в стороне.

— Это тебе! — он взял девушку за руку и одел кольцо на её тонкий и изящный палец. Исея покрылась краской от смущения.

Подарок был дорогой. Она не заслуживала такого подарка от чужестранца. Они еще побродили вдоль пестрых торговых рядов и направились обратно в дом Омфала.

Помня услугу Кефея с кольцом, Семен пообещал ему решить помочь проблему с некоторыми должниками. На что Кефей с радостью согласился. Белый человек с молнией в руках — весомый довод вернуть долги с процентами.

Проводив Кефея до ворот, Семен вернулся в свою комнату и улегся на кровать. Ему предстояло хорошенько подумать о завтрашнем дне. Сквозь большое окно, завешанное шелковым покрывалом, светили все те же Луна и Венера. Он помнил этот свет, на протяжении тысячелетий он не изменился. Скрипнула дверь, и в темноте показалось лицо Исеи.

— Зайди, — Семен сделал знак рукой. Девушка прошла и тихо села на край кровати.

В свете Луны Семен видел, как залито краской её лицо от смущения, как она прерывисто дышит.

Семен прикоснулся к её волосам, к плечам и увлек к себе.

Утро ворвалось в Фивы пением соловьев и кудахтаньем кур.

Исея уже принесла в его комнату кувшин с горячим напитком и почистила одежду. «Пожалуй, эта красивая египтянка Исея станет хорошей женой», — подумал Семен. Осталось дождаться Кефея на колеснице, чтобы поехать за город и посмотреть на арку, под которой его нашли. Возможно, это совсем не то, о чем он думает. Кефей в скорости объявился у ворот Омфала, и они вдвоем выехали к цели. Ехали довольно долго, пробираясь через толпы людей на узких улицах. Семен старался запомнить дорогу, возможно, ему предстоит добираться до арки одному.

Арка стояла у разрушенной стены, её нижняя часть была занесена песком. Семен обошел её со всех сторон.

— Это часть мертвого города, — сказал Кефей, — потому здесь всегда пусто. Она существовала еще до времен первых фараонов. Эта арка несет в себе проклятье, — добавил он. — Каменщик Марон пытался отломить часть барельефа, чтобы украсить свой дом. Его тело охватил огонь Сета, и он сгорел. Потому люди избегают этого места. Семен зашел вовнутрь арки и очистил рисунки на барельефе. Все те же образы загадочных животных, что и на Нептуне.

Семен слегка прикоснулся к одному из символов, кажется, рука уже сама знала к какому. По телу начало разливаться уже знакомое тепло. Семен отдернул руку. «Работает», — с радостью воскликнул он.

Кефей оцепенел от увиденного. Он упал на колени и начал молиться богам. Семен рассмеялся:

— Все хорошо. Едем домой.

Всю обратную дорогу, Кефей переводил взгляд с Семена на небо. В его голове не осталось места сомнению, что этот белый человек — посланец богов. Возможно, он равен самому фараону, ведь фараон — тоже сын бога.

Ночью к нему приходила Исея, и они нежились в объятьях друг друга под светом Луны. Семен уже начал забывать, где все-таки его дом, там, на Лунах Сатурна, или уже здесь, в этой хижине, рядом с прекрасной египтянкой, дарящей ему столько тепла и ласки. Но он знал, что в любом мире, что в будущем, что в прошлом, за все нужно платить. Какова только цена.

Цена обозначилась за день до праздника Долины стуком в ворота. У дверей стоял отряд личной стражи царицы.

Омфал, протирая глаза от остатков сна, открыл ворота.

Стража зашла во двор, выстроившись в боевой порядок, они не знали, с кем им придется столкнуться, но уже знали об оружии богов в руках белого чужеземца.

Омфал упал на колени перед жрецом и прошептал:

— Я позову его!

В комнату влетела испуганная Исея, заикаясь, она прошептала:

— Там стража царицы Клеопатры и великий жрец.

«Принесла нелегкая!» — подумал Семен, он был точно уверен, что стража пришла именно за ним. Видимо, разнеслись слухи о силе и могуществе белого чужестранца, и теперь Клеопатра желает видеть своего якобы названного брата, подобного богам.

— Что ж, — Семен одел пояс и засунул за него пистолет, — не будем лишать местного божка такого удовольствия.

Дворец царицы Клеопатры сверкал блеском золота, как и жемчужина её страны — река Нил. Жрецы в пурпурно-золотых одеяниях столпились с правой стороны огромного трона, на котором восседала сама царица. Её лицо было надменно холодным. Встреча с еще одним сыном бога, кроме нее, не сулила ничего хорошего государству.

Её разум тревожили мысли, как поведет себя чужестранец, не покусится ли он на его власть. Его пребывание в столице таило неведомые опасности. Рабы и чернь, измученные непосильными налогами, могли поднять бунт, провозгласив нового фараона.

Впрочем, была еще одна причина, что бы оказать внимание чужестранцу. Рим требовал все больше зерна и золота. Этот город вел бесконечные войны со всеми государствами, куда могли дотянуться его жадные руки. И чужестранец обладая оружием Богов, мог бы помочь ей охладить пыл воинственного соседа. А уговаривать она умела.

Семен зашел в тронный зал с улыбкой на лице и держа руку на рукояти пистолета. Неизвестно, что могут выкинуть эти дикари.

Он также проигнорировал тысячелетний ритуал падения ниц перед сыном бога. Вельможи и жрецы пребывали в состоянии шока. Такого не было за всю историю царств.

Клеопатра сошла с трона и направилась прямо к чужестранцу.

— Приветствую тебя, сын Гора, названный брат мой, — произнесла она.

— И я тебя приветствую, — ответил Семен. Ему чертовски не нравились эти дворцовые церемонии.

— Зачем я тебе понадобился? — напрямую спросил Семен. — Мне кажется, у царицы и без меня забот хватает.

— Мои слуги донесли, что в столице моего царства появился сын Гора, — продолжила Клеопатра. — И возникла некоторая неопределенность. Ведь дочь Гора — это я! Единственная. Возможно, у Гора были и другие сыновья, о чем мне как наследнику его власти неизвестно.

— Ну, это не так сложно доказать, — возразил Семен, доставая из-за пояса пистолет.

— Это излишне! — прошептал царица, в ее глазах читался страх перед чужестранцем. — Я приглашаю тебя сегодня вечером во дворец отметить начало праздника Долины, ты можешь выбрать себе любую женщину, какую захочешь.

— Хорошо, — Семен склонил голову. — Я подумаю, мне нужно идти.

Клеопатра взяла его за руку:

— Я дам тебе стражу для охраны!

— Не нужно, — ответил Семен. — Сегодня я прогуляюсь по городу.

Семен вышел из дворца, спускаясь по длинной лестнице между огромных колонн дворца.

У дворца его встретили Кефей и Исея.

— Как приняла царица?- спросила Исея. — Она была очень любезна и пригласила нас сегодня вечером во дворец на вечеринку Дня долины, — ответил Семен. Исея взяла его за руку. — Будь осторожен,- сказала она, опустив глаза.

— Клеопатра очень хитрая и любвеобильная женщина. — Ты сам не заметишь, как тебе поднесут бокал с ядом или окажешься у неё в постели.

— Не беспокойся за меня. Семен поцеловал девушку в её лоб. — Мы сумеем за себя постоять.

Кефей стоял чуть позади их и наблюдал за дворцом. Наконец он не выдержал и подошел к ним. — Если царица пригласила во дворец, то я дам тебе лучшую тунику в городе,- воскликнул он.

Сын Гора должен быть одет по статусу. Они взошли на колесницу и покатили по пыльной дороге к дому Исеи. Омфал очень обрадовался, узнав о возвращении дочери и чужестранца.

Но приглашение царицы Клеопатры к себе во дворец, его расстроило. Он знал о многих злодеяниях произошедших в этом дворце. Отказаться тоже было нельзя. Семен заметил перемену в его настроении и подошел к старику, положив руку на его плечо. — Не печалься. С нами ничего не случится. Когда знойное южное солнце окрасило пустыни и оазисы Египта в кроваво-красный цвет, Семен стал собираться во дворец. Исея была очень опечалена его отъездом. Она хотела быть рядом с ним. Её чувства к этому белому чужестранцу уже переросли в нечто большее, чем их тайные забавы. Она положила свою голову ему на плечо и тихо плакала. Семен тихо гладил девушку по голове и успокаивал словами. — Все будет хорошо. Тебе не зачем волноваться. Старик Омфал и его кредитор Кефей, ставшие уже друзьями, стояли чуть поодаль. На глазах Омфала уже блестели тонкие нити слез. Напротив, Кефей старался держаться. Он понимал, что возможно они видятся в последний раз. Семен запрыгнул в колесницу и дернул поводья.

У дворца было не многолюдно. Основная часть церемонии уже закончилась, и дворцовая стража провела его прямо в покои царицы Клеопатры. Покои царицы поразили Семена буйством красок и причудливыми фресками на полах. Войдя он немного остолбенел, пытаясь переварить богатство убранства зала.

Клеопатра лежала на большом диване, в окружении рабов и слуг с огромными опахало из павлиньих перьев, которыми они обмахивали царицу. Всюду стоял терпкий аромат восточных пряностей, от которого щекотало нос. Роман еле сдержался, что- бы не чихнуть. В данном случае это было бы очень бестактно. Он немного задержался у входа, ожидая личного приглашения царицы. Клеопатра вдыхала розовый дым, исходящий из золотого сосуда, у её ложа. На её теле была голубая шелковая туника.

Мой рассказ, опубликованный в Интернете. Написан в июне 2020 года.

Жанр: ужасы, мистика, триллер.

В оформлении обложки использована фотография с сайта https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

Дверь кабинета открылась, и на пороге появился начальник фирмы «Полюс‑трейд», Алексей Михайлович Дымов. Могучая фигура босса заслонила практически весь дверной проём. Его задумчивый взгляд остановился на Елене Волковой, работающей в фирме менеджером.

– Елена Викторовна, вы помните насчёт накладных по кировским поставкам? – спросил Дымов.

– Да, Алексей Михайлович, сегодня я всё закончу, – бодро ответила Елена.

– Отлично, – сказал босс, задумавшись на несколько секунд. – Да, Марина Сергеевна, и вы тоже заканчивайте с заказами, я хочу посмотреть, что там получилось. После обеда я уеду на важную встречу. Ксения Андреевна пока останется за меня.

Алексей Михайлович многозначительно поднял указательный палец вверх, чтобы сказать что‑то важное, но вместо этого ненадолго замер, махнул рукой и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.

– До обеда десять минут осталось, – сказала Елена и оторвала взгляд от монитора.

– Вот и хорошо, не пора ли нам подкрепиться? – спросила Марина, отодвинувшись на стуле от рабочего стола.

– Пора, – ответила Елена. – Я голодная, как волк. Даже как стая волков.

В кабинете было три рабочих стола, но один из них пустовал уже неделю. Раньше за ним работала Ксения Казакова, которая занималась в фирме вопросами поставок и анализа рынка, но теперь Алексей Михайлович на время сделал её своим заместителем и перевёл в другой кабинет, расположенный рядом со своим. Три подруги работали вместе в одном кабинете уже больше двух лет и настолько сдружились, что знали друг о друге буквально всё. Елена и Марина скучали без Ксении, а начальник не торопился нанимать нового сотрудника взамен своего прежнего заместителя, которого он уволил в один день. Все сотрудники фирмы бурно обсуждали это увольнение уже неделю, но до сих пор не знали точной причины случившегося.

– У меня возникла одна идея! – весело сказала Марина. – Я насчёт подарка Ксюхе на день рождения.

– И что ты придумала? – спросила Елена.

– Я тебе покажу после обеда, – ответила Марина, вставая со стула. – Не сейчас.

– Нет, говори сейчас, не интригуй, – возразила Елена, снимая пальто с вешалки.

Марина надела куртку, взяла сумочку и открыла дверь кабинета. Елена последовала за ней.

– Ладно, – согласилась Марина, выходя из кабинета. – Я классные куклы видела на одном сайте.

– Ксюшка будет играть в куклы? – спросила Елена, закрывая кабинет на ключ. – Как маленький ребёнок?

– Не как ребёнок, ты не поняла, – возразила Марина. – На самом деле, я заказывала раньше у этой мастерицы куклу. Я своему Саше дарила, когда он был жив. И он был в восторге. Там женщина одна делает куклы точь‑в‑точь как живые. Ну, очень похожи на людей.

– Я что‑то сомневаюсь, что Ксюша любит в куклы играть, – сказала Елена. – Она серьёзная вся такая.

– Да и не надо в них играть, – сказала Марина. – Мой муж покойный тоже в куклы не играл. Но когда увидел, насколько кукла похожа на него, то прямо обалдел. Ему она очень понравилась. А уж Ксюхе точно понравится. Я тебе покажу фотки готовых работ у этой мастерицы – ты точно офигеешь.

– Ладно, покажешь после обеда, – сказала Елена.

Подруги дошли до конца коридора и заглянули в кабинет, в котором работала теперь Ксения. Она сидела за монитором и что‑то вдумчиво печатала на клавиатуре.

– Ксюх, ты обедать идёшь? – спросила Марина, перешагнув порог кабинета.

– Да, иду, – рассеянно сказала Ксения, подняв голову и посмотрев на подруг.

– Так пошли, – сказала Марина и мотнула сумочкой в сторону выхода. – Там всё без нас съедят.

– Да, сейчас, – сказала Ксения, поднявшись со стула, но продолжая печатать что‑то на клавиатуре.

– Мы тебя ждём, – сказала Марина и направилась к выходу.

– Пойдём, Ксюш, – сказала Елена и поспешила за Мариной.

Ксения накинула на ходу пальто и вышла за дверь. Она закрыла кабинет на ключ и пошла быстрым шагом за подругами, которые уже свернули с коридора на лестницу. Пробегая мимо зеркала, Ксения на несколько секунд остановилась, чтобы взглянуть на себя.

– Здравствуйте, Ксения Андреевна, – поздоровался с ней проходивший мимо сотрудник фирмы, имя которого она не помнила.

– Здравствуйте, – ответила Ксения, кивнув головой, и поспешила к выходу.

***

Почти все столики в кафе были заняты. Подруги вовремя успели оккупировать столик возле окна, потому что входившим в зал после них посетителям приходилось с грустью разворачиваться и выходить на улицу.

– Будем комплексный обед? – спросила Марина, снимая свою красную куртку и вешая её на один из фигурных крючков, расположенных на стене между окнами. Сумочку она повесила на спинку своего стула и села за стол.

– Наверное, да, – сказала Ксения, которая уже повесила пальто и усаживалась за стол.

– А я суп не буду, возьму только какой‑нибудь салат и чай, – сказала Елена, усевшись за стол и взяв в руки меню.

– Ты опять худеешь? – спросила с улыбкой Марина.

– Да, опять, – ответила Елена.

К столику подошла официантка с блокнотом в руке.

– Здравствуйте, вы уже готовы сделать заказ? – спросила улыбающаяся официантка.

– Да, мне комплексный обед, – ответила Марина.

– Мне тоже, – сказала Ксения.

– А мне салат «Весенний» и зелёный чай, – сказала Елена, водя пальцем по меню. – Больше ничего.

Официантка записала заказ, кивнула головой и сообщила, что заказ будет скоро готов.

– А у меня ремонт наконец‑то закончился, – сказала Марина. – Я не знаю, как вообще пережила это всё. Кухню доделали. И гарнитур поставили.

– Молодец, – сказала Елена. – А мы с мужем, наверное, никогда ремонтом не займёмся. Я ему уже говорила сто раз, что надо на кухне и в ванной ремонт делать. Как об стенку горох.

– Да, ты молодец, – подтвердила Ксения, которая что‑то внимательно читала в своём телефоне.

– А я покраситься хочу, – сказала Елена. – Такой цвет красивый видела.

– Тебе этот цвет идёт, – сказала Марина. – Оставь. Тебе хорошо.

– Да, ну, – возразила Елена. – Надоело уже.

– А я пока не буду краситься, – сказала Марина, поправляя причёску.

– Тебе рыжий вообще идёт, – одобрительно сказала Елена. – Огненный такой. Классный.

К столику подошла официантка с подносом и стала расставлять тарелки. В сумочке Марины зазвучал телефон. Ксения оторвала взгляд от телефона и рассеянно посмотрела поверх стола. Марина повернулась налево, подняла левую руку и извлекла телефон из сумочки правой рукой.

– И кто тебе там постоянно пишет? – спросила Елена с улыбкой. – Новый поклонник?

– Это секрет, – лукаво ответила Марина, пролистывая сообщения на экране. – То есть пока секрет.

– Этот, что ли? – спросила Елена, кивнув головой в сторону столика в углу зала. – Он постоянно на тебя пялится. Помнишь, как крутился около нас недавно.

– Да, ну! – воскликнула Марина. – Придумаешь ещё! Заморыш какой‑то.

За столиком в углу зала сидела компания из четырёх мужчин, которые торопливо ели, изредка переговариваясь друг с другом. Один из них регулярно бросал взгляд на Марину.

– Я видела, как ты с ним разговаривала в курилке на улице, – весело сказала Ксения, тыкая вилкой в салат.

– Он работает рядом, в другом здании, – сказала Марина. – Всё хотел телефончик взять. Вообще не мой типаж.

– И как его зовут? – спросила Елена.

– Кирилл, – ответила Марина.

– Стало быть, пишет другой, – сказала Елена, извлекая маслину из зелени на своей тарелке. – Этот, который новый, тоже тебя на юг повезёт?

– Я думаю, что повезёт, – ответила Марина, направив вилку вверх и склонив голову набок. – Этот мужчина нормальный, достойный.

– А в прошлом году был недостойный? – спросила с улыбкой Ксения.

– Не напоминай мне, пожалуйста, про это ничтожество, – ответила Марина. – Вот, тебе с Серёжей повезло.

– Да, наверное, повезло, – ответила Ксения, пододвигая к себе тарелку с картофельным пюре и котлетой. – Не всё, конечно, так радужно.

– Перестань, у тебя такого ада не было, как у меня, – сказала Марина. – Я сама не понимаю, как терпела этого козла. Да ещё столько времени.

– А сначала ты им восторгалась, – возразила Ксения.

– Я была слепа, – сказала Марина. – Но потом прозрела.

Компания из четырёх мужчин закончила обедать и двинулась к выходу. Один их них приблизился к столику, за которым сидели подруги, и поздоровался.

– Марина, привет, – сказал Кирилл. – Здравствуйте, девушки.

– Привет, Кирилл, – ответила Марина.

Елена и Ксения поздоровались в ответ. Кирилл задержался около столика на несколько секунд.

– Приятного аппетита, – сказал Кирилл и кивнул головой на прощание.

– Спасибо, – ответила Марина.

Молодой человек скрылся за дверью кафе, и Марина выразила своё неудовольствие общением с Кириллом.

– Не нравится он мне, – сказала она.

– По‑моему, приятный молодой человек, – возразила Елена, закончив поединок с салатом и взяв в руки чашку с чаем.

– Лен, я тебя умоляю, – сказала Марина. – Я с ним немного пообщалась. Даже не стоит терять на него времени.

– Да уж, – сказала Ксения. – Тебе только принцев подавай.

– Не только, – ответила Марина. – Я согласна на королей.

– А я на императоров, – весело сказала Елена.

– У тебя уже есть дома император, – сказала Марина. – И ещё маленький будущий император.

– Я и не жалуюсь, – ответила Елена. – Мне моих императоров хватает.

Подруги закончили обедать и позвали официантку, которая принесла счёт. Надевая пальто, Ксения посмотрела в окно и увидела Кирилла, который стоял в курилке с сигаретой в руке.

– Твой поклонник настойчив, – сказала Ксения, обернувшись к Марине.

– Это его проблемы, – ответила Ксения, снимая куртку с вешалки. – Жаль мальчика, но у него нет шансов.

Подруги вышли из кафе и направились к офисному зданию. Кирилл молча проводил их взглядом, продолжая стоять в курилке. Ему уже давно нравилась эффектная рыжеволосая девушка, работавшая в соседнем здании. Несколько дней назад он переборол стеснение и познакомился с ней, когда вышел на перерыве покурить. Но Марина почти всегда уходила с работы в компании двух своих подруг: одной полной брюнетки и высокой стройной блондинки, что мешало ему предложить Марине проводить её до дома.

***

Обеденный перерыв подошёл к концу, и подруги вернулись на свои рабочие места.

– Лен, я нашла эту мастерицу, – сказала Марина, указывая пальцем в монитор. – Смотри, какие шикарные вещи она делает.

– Да, красивые куклы, – сказала Елена, стоявшая рядом с подругой. – Жалко, что у меня таких в детстве не было.

– Я знаю, что у тебя было суровое голодное детство, – сказала с насмешкой Марина. – Война, разруха и деревянные игрушки, приколоченные к полу. Ты рассказывала.

– Очень смешно! – ответила Елена с лёгкой обидой. – Не так, конечно. Но не баловали меня в детстве.

– Так давай Ксюху побалуем, – сказала Марина. – Может, у неё тоже было тяжёлое детство.

– Остался месяц до её дня рождения, – сказала Елена. – Эта рукодельница успеет сделать?

– Я думаю, что успеет, – уверенно ответила Марина.

– Цены у неё тоже шикарные, – сказала Елена, вглядываясь в монитор.

– Нормальные цены, – возразила Марина. – Не китайчатина какая‑то. Ручная работа.

– Ладно, в складчину терпимо будет, – сказала Елена.

– Надо ей фоток собрать и скинуть, – сказала Марина. – Она просит обычно максимальное количество фоток с разных ракурсов, чтобы получилась похожая кукла. Я мастерице напишу, а потом тебе расскажу, что и как.

– Хорошо, – согласилась Елена и отправилась к своему рабочему столу. – Мне муж звонил. Сказал, что его мать нам путёвку на юбилей купила. На теплоходе по Волге прокатимся. Я так обрадовалась!

– Ну, классно, – сказала Марина. – Отдохнёте. А ребёнка с собой возьмёте?

– Нет, с бабушкой останется, – ответила Елена. – Я уже с Алексеем Михайловичем раньше договаривалась, чтобы он меня отпустил на недельку. А тут ещё путевка подвернулась.

Зазвонил рабочий телефон, и Елена подняла трубку. Какой‑то назойливый клиент пытался поторопить с заказом, отчего Елена несколько раз сделала недовольную мину, повторяя очередной раз одни и те же слова. Марина задумчиво посмотрела в окно, достала пачку сигарет и слегка постучала ею по столу.

– Я пойду, покурю, – шёпотом сказала она Елене и выскользнула из кабинета.

***

Прошёл месяц. Ксения по‑прежнему работала заместителем директора, потому что Алексея Михайловича такая ситуация устраивала. Сама Ксения привыкла к новой должности, и работа ей нравилась.

– Ксю‑ю‑юха‑а‑а! – протянула Марина, заглядывая в кабинет.

Ксения оторвалась от монитора и молча посмотрела на подругу. Марина и Елена радостно ввалились в кабинет. Марина держала в руках большой разноцветный бумажный пакет.

– Ксюш, поздравляем тебя с днём рождения! – воскликнула Елена. – И желаем тебе всего‑всего!

– Держи! – сказала Марина, протягивая пакет Ксении.

– Ну, что ты какая невесёлая?! – сказала Елена.

– Ой, девчонки, спасибо, – смущённо ответила Ксения, взяв бумажный пакет в руки.

– Открывай! – скомандовала Марина.

Ксения поставила пакет на стол, потянула за красные шнурочки, которые стягивали верх пакета, и заглянула внутрь.

– Ах, какая прелесть! – радостно сказала Ксения, доставая из пакета куклу в шляпе и красивом платье с кружевами. – Она похожа на меня?

– Очень похожа! – воскликнула Елена. – Одно лицо.

– Спасибо, мне так понравилось! – сказала Ксения, рассматривая куклу со всех сторон.

Кукла была не менее полуметра в высоту. Её платье напоминало наряд дамы викторианской эпохи. Яркий макияж и выразительные глаза дополняли общую картину неотразимой светской львицы. Лицом кукла действительно была похожа на Ксению, только волосы у куклы были немного темнее.

– В воскресенье приходите ко мне, – сказала Ксения. – Мы с Серёжей вас ждём.

– Хорошо, – ответила Марина.

– Обязательно придём, – сказала Елена. – Ну, мы пойдём, Алексей Михайлович работой завалил.

Подруги вышли из кабинета, а Ксения продолжала восхищённо рассматривать куклу. Казалось, что внезапно накатила волшебная волна, которая вернула в детство, смыла все нудные проблемы и заботы взрослой жизни и оставила наедине с невиданным чудом.

***

Рабочий день близился к концу, и Ксения уже собиралась домой. В кабинет заглянула Марина.

– Ксюш, ты домой идёшь? – спросила она.

– Иду, но за мной Серёжа заедет, – ответила Ксения.

– Ну, тогда мы пойдём, – сказала Марина и скрылась за дверью.

Ксения взяла сумочку и бумажный пакет с куклой в охапку и вышла из кабинета. Закрыв с большим трудом кабинет на ключ, она последовала к выходу. За весь рабочий день её поздравили с днём рождения не менее двадцати человек. Многие сотрудники фирмы поздравили её лично, а начальник даже пообещал премию. Несколько человек добавили к своим поздравлениям шоколадки и конфеты, вызывая неподдельную радость у Ксении. Телефон каждые полчаса сигнализировал о новых сообщениях с пожеланиями здоровья и счастья.

Машина Сергея подъехала буквально через минуту после того, как Ксения вышла из дверей офисного здания. Он был пунктуален. Впрочем, как всегда. Ксения обежала машину вокруг и запрыгнула на соседнее с водителем сиденье. Сергей наклонился к ней и поцеловал в щёчку.

– Привет, – сказал Сергей.

– Привет, – ответила Ксения, пытаясь застегнуть ремень безопасности, не отпуская из рук бумажный пакет.

– Это подарок от сотрудников? – спросил Сергей.

– От Марины с Леной, – ответила Ксения.

– У меня тоже есть для тебя сюрприз, – сказал Сергей.

Машина тронулась с места. Сергей внимательно смотрел вперёд, маневрируя между припаркованными автомобилями.

– А я знаю, – сказала Ксения, наигранно изображая обиду.

– Что именно? – спросил Сергей, повернув на секунду голову в сторону Ксении и снова уставившись вперёд.

– Да всё я знаю, – ответила Ксения, сделав ещё более обиженный вид, достойный актрисы любого театра.

Сергей молча управлял автомобилем, ничего не ответив Ксении. Она уже мысленно укоряла себя за глупую выходку, хотя не торопилась прерывать затянувшуюся шутку. Сергей напряжённо смотрел вперёд, не поворачивая голову в её сторону, отчего Ксения начала слегка нервничать.

– Значит, всё знаёшь, – размеренно сказал Сергей. – А я тебе сам хотел всё рассказать.

Ксения испуганно сжала бумажный пакет, но ничего не ответила.

– Ксюш, только договоримся: без истерик, – продолжил Сергей. – Хорошо? Я сегодня как‑то не планировал таких разговоров. Всё‑таки день рождения. Не хорошо как‑то. Ну, раз уж так вышло! Марина просила меня тебе всё рассказать. Чтобы всё честно было. Я и сам так больше не могу.

Сергей замолчал на несколько минут. Ксения не отвечала мужу, продолжая сжимать бумажный пакет. Под слоем плотной бумаги она нащупывала ручки куклы. Оправившись от шока, Ксения попыталась вспомнить хотя бы один случай, когда она смогла бы заподозрить измену. Ксения всегда доверяла Сергею и никогда не рылась в его телефоне или личной переписке в социальных сетях. Да и сам Сергей внушал ей полное доверие. В памяти всплывали эпизоды из совместных праздников и корпоративов, на которых Сергей пересекался с Мариной. Ничего подозрительного Ксения вспомнить не могла. И других Марин среди общих знакомых у них тоже не было.

– Я перееду к Марине, – сказал Сергей. – Надеюсь, что ты не против развода. Ты ничего не отвечаешь.

– Я тебя слушаю, – холодно ответила Ксения.

– Ксюш, ну, ты пойми, – сказал Сергей с лёгким волнением. – Ты уже несколько месяцев погружена в работу. И тебе ничего больше не надо. Мы вообще почти не разговариваем. Ты помнишь, когда мы последний раз нормально общались? Когда мы куда‑то вместе ездили? У тебя работа на первом месте.

Автомобиль свернул с дороги в проулок. До дома оставалось совсем немного.

– Ты не замечаешь, что мы давно стали отдаляться друг от друга? – продолжил Сергей. – Всё уже прошло.

Сергей остановил автомобиль возле подъезда. Ксения молча отстегнула ремень безопасности и открыла дверцу машины.

– Ты прости, я про подарок совсем забыл, – сказал Сергей и открыл бардачок.

Он достал из него маленький бархатный футляр в форме сердечка. От лёгкого нажатия крышка футляра открылась. Сергей протянул футляр жене. Она посмотрела на узорное золотое колечко, торчавшее из подушечки футляра, и без слов вышла из машины, не притронувшись к подарку. Захлопнув дверцу автомобиля, Ксения пошла в сторону подъезда. Только сейчас, развернувшись спиной к машине, она дала волю слезам. Дверь подъезда захлопнулась за Ксенией, и она зарыдала. С улицы донеслись звуки уезжающего автомобиля. Ксения поднялась по ступенькам к лифту и принялась вытирать слёзы рукой, стараясь не выронить из другой руки сумочку и пакет. Она зашла в лифт, нажала на кнопку своего этажа и запрокинула вверх голову, сильно ударив назад ногой о стенку лифта.

Зайдя домой, Ксения прошла в зал, бросила пакет и сумочку на кровать и вернулась в прихожую, чтобы снять сапоги. Переобувшись в тапочки, она прошла в ванную. Ксения умылась холодной водой, которая немного привела её в чувство. Она уже перестала плакать, и на смену слезам пришла неимоверная злоба.

«Сволочь! – подумала Ксения. – Два года прожили. Все восторгались, какой Серёжа хороший! Скотина! А Марина вообще молодец!»

Ксения прошла на кухню и достала из холодильника два салатника с разными салатами. Она планировала вечером отметить день рождения скромно, без гостей. Но теперь маленький праздник стал ещё скромнее. Из приглашённых персон осталась только она. Ксения отнесла салатники в зал, где она с утра оставила стол, накрытый ажурной скатертью. На столе стояли две тарелки, два фужера и одна салфетница.

– Это можно убирать, – сказала вслух Ксения и взяла со стола тарелку и фужер.

Она унесла их на кухню, достала из холодильника бутылку шампанского и вернулась в зал. Поставив бутылку на стол, Ксения вспомнила про свой подарок и принесла куклу к столу.

«Теперь со мной праздновать будешь ты, – подумала Ксения, поставив куклу на пустой стул. – Шампанское с меня».

Усевшись за стол, Ксения взяла в руки бутылку шампанского и стала раскручивать проволоку, удерживавшую пробку. Открывание шампанского всегда ей давалось с трудом, но в этот раз она смогла удержать пробку, которая стремилась выстрелить с силой из бутылки. Ксения положила пробку на стол и посмотрела на куклу. Из‑за стола была видна только голова куклы в красивой шляпе с кружевами и лентами. Ксения налила в оба фужера шампанское и поставила один из них перед куклой.

– С днём рождения! – сказала Ксения и чокнулась своим фужером с фужером куклы.

Ксения выпила половину фужера и поставила его на стол. Она наложила из обоих салатников себе в тарелку салаты и стала с аппетитом их есть. Допив вторую половину фужера, она налила себе из бутылки ещё шампанского. Второй фужер Ксения выпила до дна практически залпом. Выпитое шампанское и съеденные салаты успокоили её. Ксения встала из‑за стола, села на диван и взяла в руки пульт от телевизора. Включив телевизор, она стала переключать каналы, пытаясь найти что‑нибудь интересное, но ничего стоящего не находилось. Пересмотрев за десять минут несколько каналов, Ксения стала терять интерес к телевидению. Она поднялась с дивана и налила себе ещё шампанского. Едва Ксения выпила половину фужера, как зазвонил сотовый телефон. Пришлось поставить недопитый фужер и взять со стола телефон.

– Алло, – сказала в трубку Ксения.

– Алло, здравствуйте, – ответил мужской голос из трубки. – Это Ксения?

– Да, это я, – ответила Ксения. – Вы по какому вопросу?

– Меня зовут Кирилл, – ответил незнакомец. – Вы меня, наверное, помните. Я работаю по соседству. Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно.

– Кирилл, у меня сейчас нет настроения с вами разговаривать, – сказала Ксения, пытаясь избавиться от собеседника. – Давайте, лучше потом поговорим. Я с понедельника буду на работе, если у вас что‑то серьёзное. Или с Мариной лучше поговорите.

– Я как раз насчёт Марины и хотел поговорить, – сказал Кирилл. – То есть я вас хотел предупредить. Но лучше это лично сказать.

– А насчёт Марины я вообще не хочу разговаривать, – сказала Ксения. – Я знаю, что за человек эта ваша весёлая вдова. До свидания.

Ксения прервала звонок и в сердцах отключила телефон. Налив очередной фужер, она опустошила его одним залпом. Ксения взяла куклу в руки, налила ещё шампанского в фужер и уселась на диван.

– Видать, мы с тобой вдвоём остаёмся тут, – сказала вслух Ксения, глядя кукле в глаза. – Будем дружить.

Ксения выпила шампанское и поставила фужер на стол. Она поставила куклу себе на колени и подняла ей ручки вверх. Руки послушно двигались в суставах. Ксения улыбнулась, опустила кукле руки вниз и прилегла на диван, обняв куклу обеими руками. За окном слышался приглушённый лай двух собак. Это какие‑то собачники вывели своих собак на вечернюю прогулку. Ксения поудобнее устроилась головой на подушке и закрыла глаза. Она старалась расслабиться после потрясения, которое перевернуло всю её жизнь. Ксения убеждала саму себя, что нужно жить дальше. И всё забыть. Всё плохое забыть.

Ксения проснулась и посмотрела в окно. За окном было темно. В комнате по‑прежнему горел свет.

– Три часа! – воскликнула Ксения, переведя взгляд на часы. Она встала с дивана, взяла в руки куклу, которая лежала всё это время рядом с ней на диване, и поставила её на сервант. Немного кружилась голова, и хотелось пить. Ксения прошла на кухню, налила себе в стакан газированной воды из бутылки и выпила. Дойдя до спальни, она выключила везде свет, разделась и легла спать.

***

Ксения проснулась и попыталась открыть глаза. Вокруг было темно и тихо. Точнее говоря, тишина была полная. Даже шума в ушах не было слышно. Она пошевелила рукой, но не смогла ничего нащупать перед собой. Все предметы перед ней исчезли. Ксения попыталась встать на ноги, но ощутила пустоту в ногах. Повернуть голову в сторону не получалось. В какой‑то миг ей показалось, что тьма стала приближаться к ней со всех сторон. Она зажмурила глаза и потеряла сознание.

Тихие разговоры разбудили Ксению. Она открыла глаза и увидела свою комнату. Ксения смотрела на всё с высоты, будто стала на полметра выше. Она по‑прежнему не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

В центре комнаты стоял гроб, в котором лежал труп молодой девушки в красивом платье. И этой девушкой была она. Над гробом, слегка склонившись, стояла её мать. Она плакала и периодически поправляла чёрный платок на голове. Ксении захотелось закричать, но лёгкие не слушались. Она даже не могла открыть рот или двинуться в сторону матери.

Рядом с матерью стояла Елена Волкова. Она временами что‑то шёпотом говорила матери Ксении. В комнату вошёл муж Ксении, Сергей. За ним следом вошла Марина. Сергей тихо поздоровался с тёщей, постоял около минуты около гроба и отошёл в сторону, пропуская вперёд Марину. Она шёпотом что‑то сказала матери Ксении, на что та несколько раз кивнула головой.

Ксения с ужасом наблюдала за происходящим, надеясь, что страшный сон сейчас закончится, и она проснётся в своей постели. Но сон не кончался. Марина отвернулась от гроба и подошла к серванту. Она подняла голову и посмотрела кукле в глаза. Чёрный платок, небрежно накинутый на её волосы, сполз назад.

– Ну вот, и всё, моя дорогая Ксюша, – тихо сказала Марина. – Счастливо оставаться.

Ксения с ненавистью смотрела Марине в глаза и не могла ничего ответить. Марина улыбнулась, отвернулась от куклы и подошла к Сергею, по‑прежнему стоявшему рядом с гробом.

– Я тебя в машине подожду, – шёпотом сказала Марина Сергею.

Он кивнул головой в ответ. Марина тихо попрощалась с Еленой и матерью Ксении и вышла из комнаты. Ксения закрыла глаза. Издалека послышался невнятный шёпот. С другой стороны стали слышны несколько других шепчущих голосов. Слов или фраз было невозможно разобрать, но голосов становилось всё больше и больше. Некоторые из них приближались всё ближе. Шепчущие невидимые незнакомцы окружили Ксению со всех сторон. Вдали стали раздаваться еле различимые приглушённые крики. Неразборчивые голоса сливались в единый шум, нарастающий и заглушающий разговоры в комнате. Ксения закричала. Незнакомцы закричали в ответ, заглушая крик Ксении. Елена и мать Ксении не услышали никаких звуков. Они продолжала стоять рядом с гробом.

Эта глава получилась слишком длинной, поэтому делю её на три части.

Часть первая: ЗАДАЧА.

======================================================================================================================================

Наш с мамой план оказался правильным тактически и стратегически. После бурлеска, разыгранного мною при "оптовом" зачёте по неврологии, всё остальное превратилось из серьёзного испытания в простую формальность. Хотя и не без сюрпризов — м в этом мама, как всегда, оказалась права. Сюрприз последовал через день, на факультетской терапии.

Я сидел в учебной комнате, сочиняя очередную учебную историю болезни, когда заглянула старшая медсестра Вера Ивановна.

— Марк, вот ты где! Михал Михалыч просил тебя найти. Зайди к нему в кабинет. Да, зачётку прихвати.

Через пару минут я уже был в профессорском кабинете.

— Явился, двигатель науки? Рад тебя видеть. Зачётка при тебе? Давай сюда.

Я положил перед ним священную синюю книжку. Профессор Зотов жестом, преисполненным величия, извлёк из бокового кармана красивую авторучку с золотым пером и своим чётким, совсем не врачебным почерком внёс соответствующую запись. Я слегка обалдел. Мой вид ему явно понравился.

— Не будем тратить время на ерунду. Держи. Но это не даром. С тебя - концерт и лекция. Время выбери сам. И вот ещё что: пройдись по палатам. Особенно в восьмой и первой. Там точно для тебя найдётся дело. Ну, и в других - только спасибо скажу. Всё, привет Маргарите Львовне.

На остальных кафедрах всё было обычно. Билеты, несколько дополнительных вопросов, нормальных, по делу. Запись в зачётке. Никаких придирок и подлянок. И то сказать, информация о том, что не следует плясать на минном поле, распространилась быстро. Даже, если сам минировал — не стоит. Теперь, сбросив с плеч эту обузу, можно было заняться делом. И я позвонил по оставленному мне телефону.

Пришли двое. Девушка лет двадцати пяти, очень обычная с виду, одетая просто и аккуратно. Выражение усталости и какой-то заскорузлой печали на лице. И исчезающе слабенькая надежда. Парень такой же обыкновенный. Довольно рослый и явно когда-то очень сильный. Не лицо — неподвижная маска без выражения. Покашливает и болезненно морщится при этом. Человек в тяжелейшей депрессии. Основные факты мне уже были известны. Таня передала. Парень - жертва Афгана. После пединститута (биолого-географический факультет) призвали в армию. В десантные войска. Ещё бы: здоровяк, альпинист, стрелок-перворазрядник. Самое оно. А что он добрее сенбернара и превратить его в машину для убийства, не сломав ему душу, невозможно — кого это волнует? Не можешь - научим, не хочешь - заставим. Какая там, блин, психология. Заставили, научили и послали на войну. За идеалы коммунизма. Вертолёт подбили на взлёте. Второй вертолёт (они всегда парами летают) разнёс там всё к чёртовой матери и забрал, тех, кто выжил. Множественные переломы ребер, травма лёгких, ожоги. Не дали умереть на месте, переправили в Союз. Вылечили. Результат лечения с посттравматическим астено-депрессивным синдромом сидит передо мной. Робот. Еле ходячий труп. Эта девушка — она его давняя любовь. Мечтали после армии пожениться. Ждала. Дождалась.

— Катя, пусть Николай тут посидит, а мы пойдём на кухню, поможешь чайку сготовить.

Поняла.

— Что делать, Марк? Ничего, ничего ему не помогает. Где его только не лечили. Ни лекарства, ни электричество, ни гипноз. Даже у Джуны были. У неё у самой сын - десантник. Ничего. А я не могу без него. И такой он мне -зачем? Жизнь проходит. Мне говорят: другого найди, полно хороших парней. Может нашла бы. Не могу. Даже, если бы он умер, мне бы легче. Я тварь, что такое говорю. Но мне сказали, вы всё способны понять. А пока он живой — он мой. Пока я жива. Только мой!

Всё понятно. Да ни черта мне тут не понятно! Парень физически здоров, Он побывал в очень хороших руках. Этот его болезненный кашель - стереотип, ничего более. Так хромают по привычке, когда уже сняли гипс. Что-то мне неизвестно, что-то он скрывает. Сознательно скрывает. Для этого нужна воля. При такой депрессии?

— Катенька, посидите здесь. Пойду ещё раз его посмотрю. Что бы вы не услышали - не удивляйтесь и носу отсюда не высовывайте. И чтоб ни звука! Позову вас потом. Нет, даже не так. Выйдем вместе в прихожую. Я хлопну дверью. Вы - тише мышки - обратно. И замрите там.

Проводил её до входной двери. Открыл, захлопнул. Вернулся к парню, сидевшему неподвижно, с абсолютно безразличным видом. Ладно, работаем. Слишком много у меня было в последнее время удач. Парень негипнабелен как моя чугунная гиря. Ну, и как добывать из него информацию, без которой я не понимаю даже, что с ним на самом деле. А уж что с этим делать — и подавно. Ну, и чем мне тебя прошибить, приятель? Основательно разворошив всякий хлам в кладовке, добыл тщательно припрятанную кассету, копию другой, ещё тщательнее припрятанной - совсем не в этом доме. Батоно Татиашвили сказал мне тогда:

— Марик, мальчик мой, вот на сколько я тебе верю! Это на самый, самый особый случай. Но пусть хранят тебя все боги и дьяволы, если это пропадёт. Но я тебе верю. Бери.

Заправил кассету в музыкальный синтезатор. Смикшировал воспроизведение на наушники с микрофоном. Проверил. Работает. Надел наушники на Николая, включил звук. Прошло пятнадцать минут. Завалил тональность вниз до предела, насколько позволяет это чудо техники. Индикатор частот... Азохен вэй, как говорит бабуля. Не инфразвук, но где-то рядом. Включил микрофон.

—Коля, ты меня слышишь?

— Да.

— Где у тебя болит?

— Нигде.

— Тебе хорошо?

— Нет. Мне плохо. Очень плохо.

— Что тебя мучает?

— Совесть.

Опа-на! Я ожидал чего угодно, но не такого ответа. Из его бесстрастного голоса веет каким-то запредельным ужасом. Ну и хрен с ним, пусть веет. Мне нужно знать.

— Рассказывай.

— Не могу. Тайна. Нельзя. Военная тайна.

— Я самый главный генерал. Мне можно. Рассказывай. Это военный приказ. Говори!

И он рассказал. Я перевернул кассету. Через семь минут выключил звук. Снял с Коли наушники. Уложил его на диван. Пару часов он будет спать. Пошёл на кухню к Кате. Естественно, она слышала всё. Для того я её и оставил.

— Что будете делать, Марк? Ну, хоть как-то можно ему помочь? И мне.

Можно. Но я один не справлюсь. Сейчас позвоню Оле.

— Учительнице? Мне говорили о ней. — в голосе упрямство и даже агрессия. — Колю я ей не дам! Он мой! Только мой! Не можешь - не надо. Заберу его и идём домой. Чтоб какая-то...

Пусть отдохнет в каталепсии. Бедная девочка.

— Оля, привет! Ты свободна?

Освобожусь через час. Можешь сказать?

— Ты мне нужна. Здесь у меня пара подарков от высокого Другого. Обоих убаюкал. Пандион до танца Ирумы. И Тесса. В истерике. Даже не Тесса — Хлоя. Но агрессивная.

— Сверну дела пораньше и приеду. Жди.

Не прошло и часа после этого обмена литературными намёками, как Оля уже обозревала оба спящих "подарка". Не говоря лишних слов, я подал ей наушники и включил диктофон на воспроизведение. Её реакция была вполне предсказуемой.

— Сссуки! Что делать думаешь?

— Можно подключить маму, и у неё в отделении под Пентоталом заблокировать воспоминания об этом эпизоде. Можно рискнуть, и через неделю попробовать то же самое под акустикой. Тогда уже можно его выводить из депрессии. Ты бы с этим справилась, но …

— Но эта Хлоя всей своей целкой — против. И ещё может приключиться: встретит однополчанина. Тот ему напомнит, и что тогда? Будут его из петли вынимать или с асфальта отскребать. Принципиальная разница, знаешь ли.

Оля зашагала по комнате. Как ей сейчас не хватало любимой статуэтки!

— Идея вроде есть, но надо много говорить и думать. Переводи девочку сюда. Пусть спит в кресле. Передашь раппорт мне. Немного ей поколдую. Потом закроемся на кухне. Думать будем. И там к еде ближе. Устала и голодная, как собака.

Оля жадно откусывала от здоровенного бутерброда, прихлёбывая из большой жёлтой чашки горячий какао, сдобренного настойкой женьшеня.

— Всю неделю непрерывно воюю с дураками. Как где-то мешок с дерьмом прорвало, и всё на меня валится! Сижу в этом во всём по уши, не успеваю разгребать. Идиоты! Я даже рада, что ты меня позвал. Послала их всех туда, откуда они повылазили, и помчалась к тебе.

Я стащил с неё тонкий свитер, встал сзади и плотно обхватил руками высокую сильную шею. Нашёл в ямках над ключицами идущую из глубины пульсацию, слился с ней. Оля расслабилась, закрыла глаза...

— Спасибо, милый, - она по кошачьи потёрлась щекой о мою руку и поцеловала. — Вот теперь я снова человек.

Поднялась со стула и потянулась — грациозно и сильно. Могучая прекрасная кошка. Тигрица.

— Давай пройдём ещё раз. Что нас имеет и что мы хотим иметь? Вот подумай, какой души должен быть мужчина, чтобы пойти в пед? Да еще и на биофак, а? И мечтать о семье? И чтоб куча детишек. И вот этого ангела хватают и запихивают в ад!

Их высадили в горах. Ночью они добрались до какого-то кишлака (или как оно там называется) и исполнили приказ: уничтожить всё живое, что там есть. Без стрельбы, холодным оружием и руками. У них были шлемы с тепловизором. Это позволяло как-то действовать в кромешной тьме и отличать живое от неживого. А что оно там, это, излучающее тепло — бородатый бандит, баран, ребёнок, женщина? Приказано уничтожить всё. Приказ исполнили. У них много детей, у этих афганцев. Десантную группу выследили при отходе и отомстили расчётливо и эффективно. Вертолёт подбили на взлёте: на высоте всего нескольких метров всадили гранату в двигатель. Николай принял смерть как справедливость, и пошёл ей навстречу. Но умереть не позволили. И сознание расчленилось, как под топором палача. Вот в этом-то расщеплении и пряталась разгадка парадоксальной клинической картины и непрошибаемости больного для всех медицинских и немедицинских методов. И, если бы не чудесная кассета... Буду опять у Георгия Вахтанговича, в ножки ему поклонюсь.

Надо вытаскивать парня из депрессии, восстанавливать целостность сознания, а потом уже нормальной психотерапией доводить до ума. В самом прямом смысле.

— Передадим его Рите. Старый-добрый классический гештальт — это её конёк. Нам до неё далеко. Я бы с этим великомучеником почти наверняка управилась - когда всё стало понятно. Если бы не эта... со своей истерической невинностью которую она и на него распространила. Вот скажи мне, в каком заповеднике такие дуры прячутся? А то бы я ему такую Ируму изобразила! Козликом бы заскакал. Но жалко её. Обоих до слёз жалко, Марик.

— Что будем с ними делать? Я не знаю, если честно.

— Вот поэтому ты пока ещё мой ученик, хоть уже и Учитель. Ируму будем делать из неё!

— Думал об этом. Она меня к себе на пушечный выстрел не подпустит. Сидит, как в танке. А ломать эту её броню нельзя.

— Ты опять не понял. Не ты будешь делать, а я. Твоя задача — укрепить парня физически, активизировать всё, до чего сможешь дотянуться. А девочка - моя забота. Мы ещё из них нормальных человеков сделаем. Мне Таня поможет. Ты уверен, что правильно её тогда прочитал?

— На все сто.

— Значит, пора ей со мной познакомиться. Ладно, пошли будить наших гостей. Ишь, разоспались!

Катя удивлённо захлопала ресницами при виде входящей в комнату высокой стройной красавицы. Несколько секунд она пыталась осознать невозможное и, наконец прокашлявшись, просипела с изрядным сомнением в голосе:

— Ольга Николаевна, а как вы сюда попали?

Оля, при всём её самообладании, слегка опешила.

— Не помню, чтоб мы были знакомы. Откуда ты меня знаешь?

— Вас все знают. Вы — директор нашего завода. Наши все вас знают и любят. Я к вам по конкурсу попала. Работаю на участке подготовки катализаторов. На прошлой недели вы у нас были с какими-то иностранцами.

— Была. Не отрицаю.

— Значит, это вы. А как вы сюда...? - девушка переводила взгляд с Ольги на меня, потом на похрапывающего на диване Колю, снова на Ольгу. — Как вы сюда? И зачем?

Оля уже осмыслила происходящее, и было видно, что ситуация начинает её забавлять.

— Марк мне позвонил. Сказал, что у него тут двое людей, которым очень плохо. Я побросала все дела - очень важные, знаешь - и примчалась вас спасать. Он мой друг и ученик. А я — его учительница.

До Кати дошло.

— Вы — Учительница?! Но Учительница — Оля!

— А я, по-твоему, Вася? Да, я Учительница Оля. Грязная развратная тварь, шлюха ненасытная. Как ты там меня ещё называла? Это я. Приехала по твою невинную душу отобрать твоего жениха. Пока ты спала, сидели мы вот с этим уродом, — она кивнула в мою сторону. — и думали: как бы это мне его на твоего ненаглядного поменять.

Когда рыдательные завывания и "Господи, простите меня, дуру!" пошли на убыль, и Катины ладошки отлипли от её зарёванного лица, Оля заговорила негромко, но очень отчётливо, с той интонацией глубочайшего сострадания, которую она не придавала своему голосу — она шла из её души и покоряла любого и навсегда:

— Ну, всё-всё, глупышка. Проплакалась, бедная ты моя? Пошли, умоем личико. Потом посидим, поболтаем. Придумаем что-нибудь. Пошли, милая. Между нами, бабами, и не такое бывает. Идём, девонька, умоемся...".

Уводя девушку, Оля обернулась ко мне.

— Марк, занимайся Николаем. К нам не лезь. Мы тут на кухне посидим, посекретничаем.

Что делать с Николаем, мне уже стало понятно. Его состояние заметно изменилось. Он явно стал активнее. Остаточное действие прослушанной какофонии или разыгранная перед ним сцена, или мои попытки пробиться к его расчленённому сознанию, или всё вместе? Не знаю. Но в его глазах появились признаки интереса, внимания, и подобрался он как-то, что ли. Я включил электрокамин, чтобы быстро прогреть комнату. Вытащил и установил раскладной массажный стол. Сейчас не до изысков. Работаю весомо, грубо, зримо. Больно работаю. Задача: пробить восходящими импульсами с мышц дорогу с периферии в мозг.

— Коля, раздевайся. Лезь сюда!

Занимаясь им, слышу всё, о чем говорят на кухне. Это для Кати они "секретничают", а мне даже не надо особо напрягаться.

— Да читала я эту книжку, Ольга Николаевна. Ещё в детстве. И ничего там такого не заметила.

— Потому и не заметила, что в детстве. Что, по-твоему, произошло в хижине между Ирумой и Пандионом? Его туда привели вроде твоего Коли, а вышел — человек человеком. Вернулась к нему его могучая воля и сила, и все желания вернулись, да так, что он попёр к своей невесте через всю Африку.

— Тогда дайте вспомнить. Вот! Она танцевала для него священный танец.

— Не-а. Она танцевала "тайный священный ЖЕНСКИЙ танец! Женский!

— Ну, ясное дело, раз она женщина.

— А ты - дурёшка. Ирума исполнила эротический танец, танец женской силы и женского могущества. Танец нашей власти над этими обормотами. Женской силой она вернула к жизни могучего воина и художника. Не для себя, заметь. Для Тессы, которую в глаза не видела. Но это надо уметь.

— Эту сказку фантаст писал. Вон, у него ещё "Туманность Андромеды". Не дочитала, чушь какая-то. А у меня Коля настоящий, живой... почти.

Катя захлюпала носом.

— Сказка. Нет, девонька. Поганая реальность. Твой Коля не один такой. Встретилось мне в мемуарах - а там чистая правда - у военного врача Колесникова, про одного лейтенанта. Рану ему залечили, а он, вот один к одному, как твой: не пил, не ел. Расхотел жить. Его уже в отдельную палату поместили, умирать. Спасла молодая сестричка. Ночью залезла к нему голая под одеяло, пошалила немножко. Утром лейтенант попросил поесть. Еле успевали добавки подносить. Ожил человек. Потом ещё немцам таких чертей давал!

Оля помолчала. Я знал, что сейчас происходит. Она точно настраивается и теперь будет вести ученицу до победного конца. Ритм их дыхания совпал. Пауза. Оля задышала чуть чаще. Катя тоже, с отставанием в пару секунд. Есть контакт. Теперь будут ставиться якоря.

— В книжках сказки. Твой Коля, он настоящий. Марк тебе не приснился? Настоящий. Марк сейчас лечит Колю. Вот Марк с ним поработает хорошо, и Коле станет лучше. Марк хорошо это умеет. Понимаешь, Я и Марк - вместе мы всегда всё делаем хорошо. Всем делаем хорошо.

Пауза на усвоение. Грубовато, но Оля в контакте, ей виднее.

— Вот он освободится (Оля хохотнула.), пусть он тебе про Лёшу расскажет. Вот где у него здорово вышло. Такого доходягу поднял. Твой-то — богатырь по сравнению.

— А что там было, Ольга Николаевна?! Пока он там с Колей.

— Там намного хуже было. Такая же депрессия, да ещё рука напрочь отнялась. Марк хорошо, успешно накачал пацана энергией, а потом напустил на него двух красоток. Он их сначала правильно научил. Девчонки - огонь! Не такие целки маринованные. (Оля слегка хамит, сближая ментальные уровни обычной для Кати лексикой.) Они там так сплясали перед этим Лёшкой, что он, как ожил, сразу с обеими управился. Мужик! Сейчас первый парень на посёлке. Я тебе письмо от его дядьки покажу. Потом.

Это мне сигнал. Пора заканчивать процедуру. А я уже закончил. Мы с Ольгой отлично чувствуем друг друга.

— Девушки! Может сюда перейдёте шушукаться? Мне этого богатыря кормить надо, пока он меня не съел.

Катя должна увидеть результат. Хоть какой-нибудь, но хороший.

— А вот и мы с Колей. Оль, вы тут не всё съели? А то Николаю не хватит.

Ну нет для женщины приятней картины, чем, когда её любимый с аппетитом ест. Я, что, обязан всем и каждому объяснять обычное последействие моей накачки? Всё, Катерина - наша! Значит Николая мы вытянем.

— Вот теперь мне всё понятно. Вы так хорошо объяснили. Я и вправду дура была. Спасибо вам. Ольга Николаевна, простите.

— Забудь. Вопрос закрыт и даже не открывался. Но, если напомнишь - побью.

Катя разулыбалась.

— Не верю Вы не можете.

— Может, может. Знаешь, какие колотушки я от своей училки получаю? У, злюка!

— Теперь ты поняла, Катя, кто мы, что мы, чем занимаемся. Николая мы вылечим. Вопрос: как быстро? Он слишком запущен и очень ослабел. Но с этим Марк управится. Ему не впервой. Тут проблема в тебе, детка. Я могу через неделю-другую, когда Коля наберётся сил, такую Ируму изобразить, что он и в себя придёт, и тебе он него спасу не будет. Бегом в ЗАГС помчитесь. У меня там блат есть. Распишут без срока ожидания. Я тебе его верну нетронутым. Будете вы у друга первые и единственные. Идёт?

Катя замялась. Мы с Олей понимающе переглянулись.

— Только не вы. Ольга Николаевна, простите ради бога, я вас... не могу обидеть, не смею, но...

— Слишком красивая? — Оля от души расхохоталась. — Не виноватая я! Ну, и что будем делать? Где я тебе другую возьму? Тех девушек мы не найдём. Я - опасна. И, знаешь, ты права. Тут есть риск.

— Меня научите. Можно меня научить? Я способная. А для Коли, чтоб он только мой, я так стараться буду!

— Родители сильно верующие? - Утвердительный кивок. — Баптисты? Или староверы? — кивок. — Мы это почувствовали сразу, девочка. Переделать тебя мы не сможем. Только помочь. Изменяться будешь ты сама. Ты очень много пропустила из учебной программы жизни. Будешь навёрстывать. Живёшь с родителями?

— Нет, в комбинатовском общежитии. Они далеко, в деревне на Алтае. Ушла от них.

— Так, уже легче. Живёшь среди нормальных людей. Кать, а ты понимаешь, чему ты собираешься учиться? Или, когда поймёшь, расхочешь? И пойдёшь в церковь свечки ставить и требовать на нас анафему? Во что мы тебя, мышку серенькую, монашенку в миру, должны будем превратить? Иначе задача с твоим Колей не решается. Мы не видим другого решения.

— Ради Коли...

— Посмотри на себя в зеркало, внимательно посмотри и запомни. А теперь смотри на меня!

За те несколько секунд, что Катя созерцала свою унылую бесцветность, Оля преобразилась. Нет, всё осталось прежним: строгий одежда, причёска, очень умеренный макияж. Но милая, добрая, домашняя Оля исчезла. От изумления, скорее даже от испуга, Катя попятилась и села рядом со стулом. Съехав спиной по стене, она довольно жёстко соприкоснулась своей попой с полом и этого даже не заметила. Посреди не такой уж большой комнаты возникла Женская Страсть как таковая, желание, соблазн, обольщение, абсолютная женская сила - изумительно прекрасная и страшная, святая и грешная одновременно. Такой, наверно, представляли себе древние Астарту — женское божество.

Оля несколько раз показывала мне такую трансформацию, и мне были известны приёмы, какими она достигалась. Мог изобразить нечто такое, только в мужском варианте, но каждый раз восхищался её сверхъестественным мастерством. Вот и сейчас — заворожила.

Астарта исчезла. Вернулась милая ласковая Олечка.

— Ну что, Катенька, ты ещё не передумала учиться? — Оля говорила спокойным и скучным голосом члена какой-нибудь приёмной комиссии. — До такого ты никогда не дорастёшь, но, в общем, тебе уже понятно. Научиться — это значит измениться навсегда. К себе прежней вернуться невозможно. И всё это ради того, чтобы вылечить одного парня и выскочить за него замуж, суп варить, носки стирать. Может я сама управлюсь? Оно и быстрее будет, и надёжнее. Я его обработаю, передам тебе здорового и в тебя влюблённого. Останешься правильной и праведной. А я и так в грехах, как в репьях.

Катя выстрелилась, как с катапульты и повисла у Ольги на шее. Замотала головой. Я даже встревожился за целость её шейных позвонков.

— Нет-нет-нет-нет! Хочу, буду! Мой будет Колька, мой! Здоровый будет, красивый будет! Вот как он. Я его ещё лучше сделаю! Учите меня, Ольга Николавна, учите!

Оля по-настоящему прослезилась.

— Марк, завтра встретишься с Таней. Зачёты свалил? Нехорошо испытывать терпение генеральской дочки.

— Катя, вот мой домашний телефон. Звони вечером, не позже одиннадцати. Или Марку. Только...

Их взгляды встретились.

— Раньше умру, чем.

— Лучше живи, но без лишнего трёпа. Забирай своего милого и валите. У нас ещё дела есть. Вас подвезти? Темно уже.

— Спасибо, не надо, Ольга Николавна. Коля на Суходольной живёт, рядом совсем. А ему только полезно пройтись.

Когда за нашими гостями захлопнулась дверь, я бездумно уставился в тёмный парк за окном. Тяжело мне дался этот парень. Как он живёт с двумя сознаниями в голове? И это не шизофрения, с её голосами и бредом. Это два вполне разумных сознания одной личности. Одно в депрессии, а второе - совсем даже нет. И вот именно у него болит совесть, но оно жаждет разом покончить со всем. А сил на это нет. Так хоть спрятаться за тупым безразличием и медленно угаснуть. Господи, какая же беспросветная жуть!

— Милый, ты что, всерьёз принимаешь идиотизм о том, что врач умирает с каждым своим больным? Так тебя хватит ненадолго. Хотя, не спорю, случай интересный, не рутина. Знаешь, что в нашей задачке самое трудное?

Я мигом вынырнул из мрачной рефлексии при виде моей чудесной Учительницы. Она уже привела себя в свой обычный домашний вид и вовсю орудовала моими игрушками. Правда, не двухпудовыми, а поменьше. И работала ими совсем иначе. Её упражнения очень отличались от общепринятых. Очень сильные мышцы не рисовались под кожей, лишая фигуру мягкой плавности линий, как это всегда бывает у всяких там метательниц, толкательниц и вёслами загребательниц. Очень сильная, она выглядела нежной и пленительно женственной.

Я продекламировал:

— "Душа телесна" —ты всех уверяешь смело;

Я соглашусь, любовию дыша:

Твое прекраснейшее тело –

Не что иное, как душа!

— Этот мадригал подходит и тебе не меньше. Прав был Мишка Лермонтов, не указывая пол. Долго ты намерен оскорблять мой взор своим одетым видом, страшилище? Хандрой заразился, так я мигом вылечу. Давай, шмотки долой, и — ко мне. Давно мы с тобой не боролись.

И при этом у неё даже не сбилось дыхание! Учиться мне у неё ещё отныне и присно, и во веки веков. Схватка закончилась вничью. Сильна училка! Я только чуть=чуть поддавался, совсем незаметно.

— Пффф... Будешь ещё поддаваться - побью. Сегодня прощаю по причине дюже глыбоких переживаний.

— Оль, честная ничья.

— Ага, между мужской силой и женской выносливостью. Ладно, пошли глотнём свежего воздуха.

Она упруго поднялась с пола и открыла балконную дверь. Мороза уже не было. Градус - два, не больше. Внизу тёмный парк с редкими фонарями. С неба валил снег, густо и мягко. Снежинки тают на разгоряченной коже, рядом — изумительная подруга.

— Не вздумай вопить от счастья. Не поймут. Ладно, насладились, пошли дальше соображать.

Оказалось, что самое трудное, по Олиному мнению, это скрыть от соседок по общаге процесс превращения серой курочки Кати в райскую птицу Екатерину. Женщины очень наблюдательные существа. И завистливые. Решить эту проблему предполагалось двумя возможными способами. Предоставить нашей ученице отдельную комнату путём некоторой административной комбинации, желательно не в общежитии, а в одной из нескольких принадлежащих химкомбинату коммуналок; или вроде бы отправить на какие-нибудь курсы, но чтоб носу не высовывала, во избежание ненужных встреч. Оля директор, или кто?

Мне главная проблема представлялась в другом. Как совместить превращение нашей монашки в грешницу с сохранением её драгоценной девственности, будь она трижды неладна?! И тут выяснилось, что в моей сексологической эрудиции имелся пробел, который моя прекрасная наставница немедленно заполнила.

— Дорогой мой, это вообще не проблема. Знал бы ты, сколько девственниц выходят замуж, имея богатый и разнообразный сексуальный опыт. А потом удивляют и радуют своих мужей, гордых своим "первенством". Интересно? Расскажу. Мне самой крепко вбивали в голову глупость, будто в этой дурацкой перепонке вся девичья честь. А я была акселератка, девка рано созревшая и красивая. И всё, что привлекает мужчин, у меня сформировалось тоже рано. Мальчишки ко мне липли, хоть вилами раскидывай. Но башка была забита книжной романтикой и девичьей честью, само собой. Такая вся из себя недотрога-недотрога. Но телу нужно же! Башка и тело вступили в диалектическое противоречие. И оно разрешилось тем, что я по уши влюбилась в красивого мальчика, а он в меня. И его тоже очень правильно воспитывали. В смысле ответственности. Ну, мы с ним обнимались, целовались-тискались. Не более того. Ни-ни, а то айяяй! И вот раз укатили его родители куда-то на пару дней, а мы пошли к нему домой. Лето. Жара. Дальше, как в "В операции "Ы". Чтоб прохладней было, я скинула сарафан, и он в одних трусах остался. А потом мы разыгрались... Остались голышом. Ещё бы немного, но я помнила про девичью честь, он - про ответственность. А у нас темперамент, гормоны! В самый последний момент я успела сжать ноги и поймала . Он дёрнулся туда-сюда пару раз и — порядок. Ему сразу стало хорошо. Мы с ним потом много раз так забавлялись. Фантазии хватало. Скоро мы нашли способ и мне делать полный кайф. Потом они перебрались в другой город. А я уже поняла, что к чему, и успешно совершенствовалась с другими мальчиками. Когда уже вполне сознательно решила расстаться с этим анатомическим недоразумением, парень так удивился: "Ничего себе у тебя первый раз! Ну, ты даёшь!". Ты думаешь, я одна такая? Щассс!

Мы оба долго смеялись.

— Понял, что проблемы с нашей весталкой не будет? Я ей отлично всё объясню. И, знаешь, я уверена, что у таких опытных девственниц супружеск5ая жизнь потом гораздо лучше. Они знают, что им нужно и как это получить, и умеют обращаться с мужчиной. А мужья их сильнее любят за умелые ласки и за своё чувство первого и единственного собственника.

Перед битвой, Александр Тофт собрал высший офицерский состав, и от его лица обратился к Лжепророку:

-- Ты обличен немалой силой, быть может, нам всем будет легче сражаться, если мы будем знать ее источник. Поведай нам о происхождении мощи твоей, и ближайшего окружения.

Лжепророк, произнес тогда такую речь:

" Сила моя, в вашем неведении, ибо оно -- необходимое условие вашей веры в мои слова. К Вере, прокладывает путь Надежда.

Например: верит человек, что вскоре обретет свою единственную любовь, а Надежда указывает конечный ориентир, куда и устремляются эманации Веры.  Человек способен направлять свою ментальную энергию на желаемый результат. Вера бессмысленна, если на объект ее имеется точное знание. К примеру: человек уверен в надежности друга...к чему тогда верить в его порядочность, если в ней нет никаких сомнений? Вывод: точное знание об объекте, лишает его ауры Веры -- особого энергетического поля, создаваемого волновыми колебаниями Веры. Следовательно, если ментальную энергию можно фокусировать на объекте и подпитывать его ею, и если есть на свете сущности, которые подпитываются Верой, то они не заинтересованы привносить в мир точное знание о себе, быть может поэтому тот же Бог так скуп на чудеса...

Еще пример:  о любви нельзя знать наверняка, поэтому, это вожделенное явление просто светится от направленных на него потоков Веры. Любовь лишь тогда романтична, когда она лишена прагматичного знания, если про нее все известно, то аура гаснет, и остается лишь хитрая комбинация жидкостей в вашем теле. Когда люди узнают все и обо всем, даже о Боге, то он умрет, ибо иссякнет поток Веры, которой он подзаряжается, точно абиссинские сосуды.

Можно подойти к этой теме и с другой стороны: человек явился в мир темным, и ему оставалось только верить и надеятся. И если человечество -- всего лишь продукт отбора сильнейших в процессе борьбы за существования, и Бога нет, то веками, направленные Надеждой потоки Веры скрутились плотными узелками в особое энергетическое поле, породив в нем Бога. Иначе говоря, если Бога и не было изначально, то мы его создали своими чаяниями тогда, когда отсутсвие точного знания о мироздании вынуждало нас генерировать ментальную энергию на более менее единую для всех живых концепцию -- Бога. Так, можно объяснить важность молитвы для того, на кого она направленна. Но чем она важна для тех, кто ее произносит? Человек слаб..ему необходимо уповать на Сильного. Я, дерзнул использовать тот же источник силы, что и Бог -- в вашей вере в меня. Со знаниями, крепнет неверие, зарубающее на корню эманации Веры, тогда, в щемящей пустоте и безнадеге, рождается скептицизм, бесплодность которого приводит к разочарованию, квинтесенцией которого является цинизм.

Мудрец из иного мира, однажды записал такую историю: Демон, попросил ведьму, чтобы она сварила для его подопечного омолаживающий напиток. Тогда спутник демона спросил: "Отчего же ты сам его не сваришь? Ведь ты много сильнее этой ведьмы." На что демон ответил:" Я не умею, потому как слишком много знаю...она же, не ведает ни черта, потому и способна сотворить молодильный напиток, подпитывая его слепой верой."

Я, и мои ближайшие друзья, подпитываемся верой подчиненных в нас, и так обретаем немалые силы, способные помочь всем нам. Мы станем бесполезными, лишь только я, подобно метафизику, подробно объясню вам происхождение силы -- дам знание о ней. Оставайтесь в неведении, верьте в нас, и мы вместе свернем горы."

Сей пост -- дополнение к роману "Жизнь Лжепророка".