Лига Писателей

Выдержка из манускрипта монастыря Святого Батта:

Слово -- основной способ донести мысль от одного человека к другому. Слово работает, при условии, что его значение знают обе стороны -- дающая и принимающая. А что если изрекающий Слово, вкладывает в него больший смысл, нежели тот, кто его слышит? Например: слово "красный". Изрекающий его хочет, чтобы слушатель представил себе не только красный цвет, но вспомнил при этом, что это цвет крови, символ страсти, что чахоточный, только сплюнувший алую пену, уже лезет целоваться к нему и оттого становиться страшно, и мурашки начинают бежать по коже... Изрекающий желает, чтобы все эти образы промелькнули в уме внимающего и вызвали в нем все сопутствующие им эмоции. Если возможно достичь подобного эффекта, то Словом можно убить человека...или даже излечить.

Усилить воздействие Слова возможно многими способами: тембром голоса, интонацией, сопутствующим звуковым и визуальным сопровождением, гипнозом, правильно выбранным моментом для произнесения... Кто сумеет правильно использовать весь этот инструментарий единовременно, тот очень силен.

Ходят упорные слухи, что один человек научился работать с Словом куда более искуссно. Он умел внимательно прислушиваться к окружающим звукам: к примеру звон колокола, зовущий паству на воскресную службу. Человек тот заметил, что люди давно научились обретать определенное настроение, когда слышат эти звуки -- отдохновение от трудов праведных в последний день недели, предвкушение услыхать давно знакомые нравоучительные проповеди -- утешающие, вселяющие надежду. У колоколов звон сложный -- многогранный, а если передать суть этого звона упрощенным звуком, который можно передать голосом? Коли получится, любое высказанное слово таким голосом, помимо собственного значения, будет нести в себе и вышеупомянутые отдохновение, надежду, утешение... Таков был секрет этого молодого оратора. Природного дарования слышать суть звуков оказалось недостаточно, поэтому ему пришлось искать дополнительные способы выявлять "квинтесенцию" звука, подобно тому, как парфюмер стремится извлечь из цветка его чистый, ни с чем не смешанный запах.

Начались эксперименты с различными материалами, по разному пропускающими звук; с мембранами, которые могут его исказить нужным образом; различные хитрые приспособления -- самодельные, позаимствованные и усовершенствованные...и конечно бесконечные тренировки голоса. Все это ни к чему не приведет, если не знать одного важного секрета мироздания -- эманации Веры человеческой, также как и звук имеют волновую природу, и способны к синхронному взаимодействию с миром звуков. Для того, чтобы обнаружить созвучие Веры и изрекаемого Слова, необходимо испробовать многое: хочешь научиться убивать Словом -- убей; заставить полюбить -- влюби в себя; верить -- нагороди немыслимую кучу бреда, и убедись, что твой голос убедителен, даже если ты несешь откровенную ересь.

Весь этот тяжелый путь познания прошел человек, который имеет много имен, но чаще всего, в нашем мире, его называют Лжепророком.

Дополнение к книге "Жизнь Лжепророка".

Доброго всем дня!
Писала всегда больше для себя, но сейчас хочу узнать мнение сторонних читателей.

Отрывок :
Маркус скалится, пропуская через мясорубку своего никчемного терпения неспокойные повадки Китси.
Ка-тар-жи-ны.
Её имя скрипит на зубах, оседает где-то между языком и нёбом песком, но стоит только привыкнуть к месиву твоей собственной слюны с этим странным набором букв, как её имя стремится вырваться наружу, сорваться с губ гулким эхом:
– Катаржина, блять! 
В этот раз Маркус молчит. Молчит и выкручивает громкость приёмника почти на максимум, оставляя децибелам право заполнить гулкую тишину салона. У Марка на повторе замшелое кантри, профессионально перетасованное с агрессивным хип-хопом, потому что жизнь не конфетка и будь добра мириться с уродством чужих вкусов. У Марка на повторе сочные воспоминания о прошлом и гадкое предчувствие будущего. С помощью сигаретного дыма удается с лихвой прочувствовать гниль первого и безболезненно для себя проглотить второе.
Безликий, унылый пейзаж простирается на две сотни километров густых лесов, заброшенных полей и редких вкраплений сомнительной цивилизации. Сомнительной в такой степени, что высадить Китси прямо вот здесь неправильно даже в рамках покореженных моральных устоев Маркуса – давит на эрогенную зону совести та мысль, что местные пейзажи и мрачные лица местных как нельзя лучше вписываются в сюжет о 16-летней девчонке, труп которой искромсали в туалете заправки. Во славу сатане, конечно. Гранде уговаривает себя продолжить путь не без вреда для собственного самомнения – докучливая муха дурной рефлексия жужжит где-то над ухом, перебивая Xzibit на втором куплете:
Bitches be, quick to give me brains while the pistol range. 
Goin' up and down my dick like the stock exchange. 
Чем ближе они подъезжают к месту, тем более концентрированное раздражение подступает к горлу. Маркусу нравится влезать в чужие проблемы (в том числе создавать), но решать свои – никак нет, а Китси явно обрела статус проблемы, подкатившей к его порогу на шарнирах небывалой упертости. Говорить о том, что это наследственное – рано, но вопрос сиюминутный и не требует отлагательств. Марк либо ставит жирную точку в конце странного предложения, в которое завернулась его жизнь, либо... Маркус ещё не знает, в какое другое "либо" может завернуть свой отцовский Китси подарок. 
Ветхий трейлер, как пристанище убогих и обреченных, вырисовывается где-то на горизонте посреди кривого ряда деревьев. 
– Если ты мне соврала, я оставлю тебя здесь. – Обыденным тоном, типо "Будь добра, подай мне зажигалку". Гранде выкручивает руль, паркуясь у трейлера.
Всё здесь кричит о том, что вот она – безусловная реальность, та самая без поправок на счастливый конец, божественное вмешательство и лихорадочные надежды. Добро пожаловать, идите нахуй. P.S. Горите в аду. Маркус помнит сотни подобных мест, в которых человеческое дерьмо сочится сквозь всё, обо что спотыкается взгляд. Отвратительное прикосновение к липкому, скользкому нутру людского убожества будоражит. Лет 10 назад в сродных клоаках окрестностей Нэшвилла Маркус вылавливает незадачливое отребье, навешивая на местных охотников до новой дозы гирлянды уголовных дел, с которыми их отдел не справился. Удавка незакрытого дела затягивается на вполне невинной шее, обещая Марку квартальную премию (имел он её в баре, всю) и безукоризненную репутацию лучшего из худших. Из своих пыльных коробок, напичканных шприцами и болезненными сожалениями, наркоманы отправляются напрямую в тюрьму, где сожалеть уже поздно, а быть частью статистики – необходимо. Не на ту же кривую дорожку он столкнул и мать Войцик, предусмотрительно поимев? Гранде не исключает. Как не исключает и того, что был в этом не одинок – особенно в те времена, когда среди его круга общения была актуальна шутка "Исследования показали, что 9 из 10 человек нравится групповое изнасилование".
У машины он медлит, тщательно вдавливает окурок в мелкий щебень, едва скрывая презрение на перекошенном лице. На белье отпечатаны жёлтые следы застарелой грязи. Засохший презерватив под деревом ещё хранит чью-то густую похоть. Это у Маркуса дома обстановка стерильна и глуха, а здесь слишком сильно сквозит блядской действительностью, от чего в желудке что-то сжимается.
Отбивая по двери ритм своего скверного предчувствия, Гранде старается не глядеть на Китси в мутном отражении оконного стекла. Она слишком хорошо вписывается в такую среду обитания и слишком разительно из неё выделяется, Маркус ещё не готов к таким сложным ребусам. Не на трезвую голову. Он лишь молча скрипит зубами и перекатывает взгляд на несколько кривых надписей на двери: "Шлюха", "Боб был здесь, миру мир", "Текила дважды два". Очень мило. Маркус стучит ещё, ещё и ещё, пока за дверью не послышится возня, сопровождаемая тихими ругательствами. Пока дверь не откроет она – женщина, точно не способная ни на что кроме тихих ругательств. Первым делом Гранде вглядывается в синие дорожки вен, устанавливая степень мерзотности происходящего в этой клоаке. Мисс Войцик не колется, впрочем, Маркусу доподлинно точно известно, что бывают вещи не хуже героина.
Марк дрейфует небрежным взглядом по её чертам лица, пытается выудить их из памяти, мысленно делает поправку на 16 лет алкоголизма и жизнь трейлерной потаскухи. Всё равно не верится, что из этого родилось это – Гранде бегло препарирует отражение Китси на детали и частности, так некстати цепляясь и за свое собственное отражение в неизбежном сравнении. Для выводов рано или слишком поздно. 
Пока старшая Войцик медленно продирает глаза, Китси мельтешит где-то сзади. Маркус издаёт смачный смешок, в духе "Охуеть, как я здесь оказался", опираясь рукой на шаткую обивку трейлера.
– Так, по-быстрому. Ваша семейка и так отняла у меня херову тучу времени. Это твоё? – Китси достаётся небрежный кивок, а лохматому существу, которое на поверку должно оказаться её матерью – пытливый взгляд. Пальцы Маркуса за запястье грубо выхватывают Китси из её личной зоны комфорта, подтаскивая к себе и наглядно демонстрируя мамаше. Хочет Гранде сделать возврат или оформить претензию, пока не решил. – Твое, говорю?
Несколько секунд тягучих, мучительных раздумий отпечатываются на лице Войцик невыносимым страданием и как минимум парой дополнительных лет, но по щелчку пальцев божественное озарение прошибает её насквозь, каток проходит по костлявому телу судорожной конвульсией. Она опознает Маркуса с ходу, с разбегу, с размаху. Вдребезги разбивается нависшее над ними молчание. 
– Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! – Она успевает прокусить пожелтевшими зубами воздух у самого его уха, лязг зубов и зловонный запах выбивают Марка из того раздраженного состояния, в котором он бултыхается последние два часа с угрозой для себя и здоровья Китси. Гранде уворачивается, но когтистые пальцы рассекают щеку, умножая в разы степень охуения Гранде.
Маркус перехватывает её при следующем броске, заламывая руки и впечатывая бескровное лицо в металл трейлера. Беатрис Войцик трясёт в священном экстазе, граничащем с яростью.
– Какого хера? – Маркус нервно скалится, мешая слова с злобным рыком, – Ты могла сказать, что твоя мамаша чокнутая?
Женщина месит шумными вдохами и невнятными бормотаниями воздух, змеей выворачиваясь у Гранде из рук.
– Охуеть семейка. – Маркус отправляет свое проклятие в воздух. Не требуется семи пядей во лбу, чтобы доподлинно точно понять – его опознали. И судя по всему, Беатрис Войцик молилась на его лик все 16 лет кряду, так, чтобы в этот самый момент быть готовой разодрать обидчику рожу. Хотя Марк не хочет или не может её узнать – под толщей алкоголизма и дешевой косметики, под толстым пластом своих собственных чувств, в которых Китси лучше оказаться неправой. – Давай, Китси, лезь в тачку. В бардачке лежат наручники, принеси их своей мамаше. А потом мы все дружно пойдем внутрь, искать ваши документы, и вы будете рассказывать мне охренительные истории о жизни, в которые я ещё должен поверить.  

Май радовал теплом и распустившейся зеленью. По залитому солнцем асфальту шли вприпрыжку две старшеклассницы, весело обсуждая подходящий к концу учебный год. Они торопились успеть – по «второй программе» начали показывать Аэробику – невиданное зрелище. Школьные уроки физкультуры, которые вела измученная жизнью Вера Павловна, эти казарменные крики «рррраз! Два!» и примитивный набор движений, не шли ни в какое сравнение с новыми и энергичными движениями подтянутых девушек на цветном экране!

Девушки торопливо попрощались, и разбежались по своим квартирам. Маша влетела в прихожую, на ходу бросая портфель и снимая жаркую школьную форму. Хотелось принять душ, но тогда она пропустит разминку, поэтому девушка быстро прошла в гостиную, где стоял их новенький цветной «Рубин». На диване сидел Дедушка, в клетчатых штанах и с газетой на коленях, и со всем возможным вниманием смотрел на экран, где скучный человек с пятном на лысой голове монотонно начитывал в микрофон свою речь

«…ускорение и углубление социально экономических преобразований…»

- Дедушка, мне нужен телевизор на пол часика!

Пожилой мужчина недовольно оторвался от экрана:

- Опять скакать будешь? Мебель трясется!

«…поддержка гласности и демократических принципов в формировании бюджетов союзных республик…» - продолжал бормотать голос из динамика

- Ну, Деда, у тебя вон еще газета есть! – умоляющим тоном сказала Маша.

Старик недовольно бурча поднялся с дивана и направился вон из комнаты.

- Дрыгоножество…послышалось за спиной у девушки.

Маша подскочила к телевизору, поцеловала указательный палец и коснулась лысины человека на экране. «Чао-какао, детка!» Она нажала кнопку с цифрой «2», и тут же появилась заставка с разноцветными буквами, а из динамиков полилась бодрая электронная музыка.

На мягком полу в красивых позах стояли молодые и подтянутые девушки, всем своим видом демонстрирующие энергию и готовность к упражнениям. Обтягивающая стройные формы спортивная одежда притягивала взгляд. Ей, обычной старшекласснице, оставалось только с завистью вздыхать – на ней была обычная белая майка и короткие синтетические шорты. Она встала напротив экрана, и стала повторять движения за лучезарно улыбающейся ведущей. Молодая женщина ухитрялась бодро двигаться, комментировать каждое движение и при этом сохранять голливудскую улыбку на лице.

Постепенно, плавные движения разминки сменялись более резкими и энергичными упражнениями. Маша уже тяжело дышала, но сохраняла темп, и гордилась, что не отстает от более тренированных девушек на экране. Она бросила взгляд на свое отражение в зеркале серванта – румянец на щеках, капельки пота на теле, упругие девичьи груди, вздымающиеся в такт глубокого дыхания… «Если бы меня сейчас увидел Олег»…подумала девушка, и покрылась гусиной кожей от этой мысли…позабыв на секунду о телепередаче, она глядя в зеркало прикоснулась рукой к груди, и ощутила как затвердели от возбуждения соски…

Она не сразу заметила, как тихо стало в комнате. Экран телевизора был безжизненно серым. Не горела лампа в аквариуме. Где то опять авария сети…

- Неееет…разочаровано протянула девущка вслух.

Только она как следует разогрелась…придётся заканчивать тренировку самостоятельно, но в голову лезли только бессмысленные махи руками и наклоны в стороны, повторенные тысячу раз в школьном спортзале…

Внезапно, экран телевизора стал тускло разгораться. Были видны все те же девушки, но изображение почему то было черно белым, а звука не было вообще. Маша присела на ковер перед экраном, и увидела, что вместо звука команды теперь отображаются текстом внизу.

«Сядьте на корточки…поднимите руки вверх…потянитесь»

Задорная атмосфера телепередачи улетучилась, но девушка решила закончить тренировку и стала исполнять команды. Движения атлеток были замедленными, но их улыбки казалось стали еще ярче и в черно-белом цвете выглядели зловеще.

«Обхватите левой рукой подбородок, а правой рукой возьмитесь за макушку…»

По экрану ползла рябь помех, но текст было видно хорошо. Все девушки на экране обхватили свои головы и продолжали улыбаться в камеру. Маша неуклюже расположила руки на голове, упражнение было новым…и очень странным. У нее закружилась голова, казалось, вся реальность сжалась до происходящего на экране.

«Потяните левой рукой в левую сторону, а правой рукой – в правую»

Маша стала исполнять команду, глядя на девушек на экране. Они поворачивали руками свои головы под неестественным углом, но при этом все еще пытались улыбаться в камеру, скашивая глаза. У Маши заныли мышцы шеи и разболелся затылок.

На экране крупным шрифтом возникла надпись:

«Пожалуйста, поверните голову до щелчка!»

Маша резко потянула голову руками, заднюю сторону шеи пронзила боль. Она не отрываясь смотрела на экран. Ведущая передачи сделала резкое и уверенное движение руками, и ее тело тут же обмякнув, завалилось на пол… Насколько красиво она лежала…ее тело было идеальным…крепкие бедра…ловкие руки…уверенное умиротворение на лице…она подобна Богине! Когда эти мысли пронеслись у девушки в голове, она удвоила усилия – в глазах потемнело, руки начали болеть от напряжения, но она все еще не смогла повторить увиденное! Тем временем, атлетки на экране падали на пол одна за другой и изливались нечеловеческой красотой…какие же они красивые!!!

Маша разозлилась на себя. «Дура! Уродина! Слабачка!» Ее руки всегда были такими слабыми! Она сжала зубы, по лицу текли слезы обиды. Маша из последних сил сделала рывок руками. В глубине шеи раздалось глухое «Хруп», и у нее онемели ноги – это было восхитительное чувство! Ярче тысячи оргазмов! В голове взорвался феерверк наслаждения – осталось довести начатое до конца! Поскольку девушка сидела сложив ноги по турецки, она не потеряла равновесие и продолжала наблюдать за передачей. Последние, самые молодые девушки, закончили дело и теперь они представляли из себя божественное совершенство! Их тела, раскинутые руки и ноги, волосы спадающие на лица, приоткрытые в последнем выдохе губы – все это слилось в картину абсолютной красоты!

Надпись замигала на экране, символизируя скорое окончание времени.

Маша обессиленно завыла – ей никогда не стать такой же прекрасной, как они! Никто больше не будет ее любить, потому что она этого недостойна – слабая, глупая, некрасивая! Руки все еще пытались довершить начатое, спина онемела, девушка потеряла равновесие, а потом громко и больно ударилась затылком об пол.

Сквозь шум в ушах она услышала скрип дверных петель, и шаркающие шаги Дедушки – звук возвращающий ее в реальность:

- Опять двадцать пять! Сейчас буду звонить в РЭС, иначе будем сидеть без света до цыганской пасхи!

Пересиливая горящую боль в шее, Маша подняла голову и с ужасом увидела серую пустоту на безжизненном экране. Она попробовала встать, но ноги отказывались слушаться ее. Она не ощущала ничего ниже пояса! Потрогав ноги руками, она ничего не почувствовала. Волна паники захлестнула разум девушки, она хотела кричать, но голос отнялся от ужаса осознания случившегося. Следующая мысль пронзила мозг Маши – ее подруга! Из последних сил она доползла до телефона стоявшего на тумбочке, и отобрав аппарат у удивленного деда, быстро набрала знакомый с детства номер.

- Алло? – спросил женский голос.

- Анна Викторовна!...пожалуйста!...позовите Настю!...Срочно!!

- Хорошо, Машунь…Настя! Тебя подруга ищет!...Настя! – отдаленно звучал голос женщины. – Сейчас, я ее приведу, наверное читает – у нас свет отключился…стук телефонной трубки, положенной на полочку сменился звуком удаляющихся шагов. Маша вся обратилась в слух и задержала дыхание. Через несколько секунд послышался полный боли и безисходности материнский крик…

Маша скрутилась на ковре и протяжно завыла, царапая до крови безжизненные ноги.

Теперь Настя тоже будет самой красивой…

Они сидели в на лавочке в парке напротив РОВД. Мужчина в форме капитана полиции и бесцветная женщина неопределенного возраста. Он не знал, откуда она взяла номер его мобильного. Капитан Ибрагимов сначала вообще не хотел этой встречи, а когда настойчивость странной визитерши взяла верх, решил не привлекать внимание своих подчиненных, а поговорить без протокола.

Тем временем, женщина оканчивала свой безумный рассказ:

- Об этой истории знали только мои родители и мой лечащий врач. Я состояла на обязательном психиатрическом учете у психиатра до 92 года. Но гораздо дольше я училась заново ходить. Курс реабилитации был таким длительным и таким дорогим, что родителям пришлось продать квартиру.

Женщина повернулась, и глядя в глаза капитану сказала:

- Мне было 15 лет. Я включила телевизор и просто сделала зарядку. А в итоге потеряла здоровье и сломала себе жизнь. В тот день по улице Байрона отключился свет целом микрорайоне. А еще в тот день обнаружили четверых девушек со переломами шейных позвонков.

Женщина взяла в руки свою сумку и достав из нее толстую папку, протянула ее полицейскому.

- Когда я вернулась домой, то первым делом заставила родителей избавиться от телевизора. И радио, на всякий случай, тоже. Моя жизнь остановилась. Но через время я узнала, что были еще случаи. Здесь только по Харькову за последние 10 лет. И только то, о чем я смогла узнать.

Капитан открыл папку и бегло пролистал содержимое. Это были самые настоящие отчеты следователей, судебных экспертов и патологоанатомов…

- Это информация для служебного пользования. Даже не так – это материалы уголовных дел, некоторые из которых еще не закрыты. Вы понимаете, сколько законов вы уже нарушили? С этой секунды ваши действия перестают быть шуткой – вы обязаны дать показания, кто предоставил вам эту информацию? Кто вы и какой мотив носят ваши действия?

Мимо них весело смеясь проехала стайка детей на велосипедах. Молодая семейная пара с детской коляской прогуливалась по тенистой аллее. Сюрреалистичную беседу окружали картины мирной и спокойной жизни.

- Люди, которые поделились со мной этим или умерли или уволились на пенсию, сейчас настало время поделиться этими знаниями…и я очень надеюсь, что я пришла по адресу. Что касается меня – в папке есть ксерокопия моего паспорта. Можете завести на меня дело, но мы оба знаем, что вы на это не пойдете.

Она выдохнула и продолжила:

- Женщина, 68 лет. Завтракала в гостиной. Смерть от удушья. Вскрытие показало, что ее легкие заполнены чаем. По статье «убийство» осужден сын.

- Мужчина, 51 год. Смерть от острой массивной кровопотери, вследствие ампутации обеих ног в коленном суставе. Статья «убийство» закрыта по истечению срока давности.

- Женщина, 28 лет. Поместила грудного ребенка в морозильную камеру холодильника. Ребенок попал в реанимацию, выжил. Мать совершила самоубийство до приезда полиции.

Все эти истории объединяет то, что осталось без внимания – во всех случаях отключалось электричество, и во всех случаях рядом с жертвой был телевизор…женщина сделала паузу, глядя в глаза капитану…который заставлял их захлебываться чаем, отрезать себе перочиным ножом ноги и прятать детей в морозилку. А потом садиться и смотреть несуществующую передачу, до тех пор, пока они не погибали!

- Но ведь в случае с ребенком все было по другому – выпалил капитан, тут же устыдившись, что включился в эту бредовую игру.

- Это детали – устало произнесла женщина – конец всех этих историй всегда одинаков – вот что важно.

Ибрагимов рассматривал женщину напротив себя и пытался сообразить.

«розыгрыш? Слишком изощеренно…в полиции так не шутят»

«Сумасшедшая?...очень возможно. Но фрагменты дел настоящие. О некоторых он слышал во время стажировки»

«Министерская проверка?...точно нет. Просто предложили бы взятку – зачем еще что то выдумывать»

Внезапно его обожгла мысль «Журналисты!» Он улыбнулся внутри себя, но внешне не дрогнул. Помимо начальника отдела капитан Ибрагимов работал еще и в пресс-центре – хорошая попытка. Только уголовно наказуемая. Во всяком случае, те кто это затеял – очень пожалеют!

Капитан посмотрел на женщину рассеянно смотрящую в никуда. Ни говоря ни слова он положил свою ладонь ей на бедро – действие, которое вывело бы из себя любого незнакомого человека, ни возымело никакого эффекта. Казалось, она ушла в свои безумные мысли слишком глубоко. Холодная кожа никак не отреагировала на непрошеное прикосновение. Казалось, что рядом находиться человек, который давно умер, только ему забыли об этом сообщить. Вычислять журналистов перехотелось и просто стало очень холодно и неуютно внутри…

Впервые за очень долгое время его посетило неудержимое желание бежать без оглядки. Ибрагимов взял папку с делами, попрощался, и не получив ответа поспешил вернуться на рабочее место.

Легкое прикосновение его губ внезапно вернуло её в далекое прошлое. О, как она мечтала замирать в его объятиях, сильных и сладких!

Вероника влюбилась в Олега ещё в седьмом классе. А потом и вовсе не могла представить жизнь без него. Красивый высокий мальчик нравился всем старшеклассницам их школы.

К тому же Олег прекрасно рисовал и был достаточно известной личностью, а это ещё больше привлекало к нему Нику. Когда школьные годы пролетели, а он так и не заметил девичьей любви, Вероника впала в жуткую депрессию.

Родители сразу догадались, в чем тут дело. Нику срочно отправили учиться.

Через пять лет она вернулась домой дипломированным технологом и с женихом, с которым вместе училась в университете пищевой промышленности.

Через год после свадьбы родилась дочка Оксана.

Есть любимая работа, семья, отдельная квартира.

Что ещё нужно для счастья? Ничего, кроме любви, настоящей и жгучей…

И тут женщина вдруг случайно встретила Олега в гостях у общих знакомых. У неё перехватило дыхание, лишь только она увидела свою первую любовь.

Олег возмужал, стал благороднее и словно бы чувственнее.

А в его глазах мерцали всё те же загадочные огоньки, и безумно хотелось его прикосновений.

И слов — тех единственных и желанных, от которых все женщины сходят с ума.

— Боже, как я ждала этой встречи! — шепнула Ника Олегу, прижимаясь к нему во время танца.

Он только улыбнулся в ответ, вспомнив её восхищенные взоры — ещё школьной тихони.

Но гадкий утенок превратился в красавицу, и Олег с удовольствием обнимал девушку, которая принадлежала другому мужчине, но уже была в его полной власти.

— Мне так хорошо с тобой! Просто прикоснуться и почувствовать тебя… Чувствую твой запах — и схожу с ума. Глупости, конечно… Но я такая счастливая сейчас! Дура я, правда? — лукаво заглянула в его серые глаза.

— Нет! — прошептал Олег, невесомо и почти незаметно для окружающих целуя её. — Ты такая красивая! Как я раньше не замечал этого?

От этих слов Вероника вспыхнула. Опьяневшая от мужской нежности, она, казалось, ничего не замечала вокруг.

Уже на улице начали жадно целоваться. Как школьники, подумалось Нике.

— Едем ко мне! — решительно сказал Олег.

И снова лихорадочно нашел её губы, теплые, податливые и невероятно сладкие.

В его одинокой берлоге, скорее мастерской, а не квартире, заставленной картинами, загадочными и одинокими, как их автор, они совсем сорвались с тормозов.

Неужели так бывает? Ника совсем потерялась во времени и пространстве, позабыв обо всём на свете, даже о дочери…

Она опомнилась уже за полночь. Олег поймал ей такси, а ночной город с укоризной зажигал и гасил разноцветные огни.

Дома её давно ждали, и в тревожном взгляде мужа угадывался страх.

Извечный страх мужчины, инстинктивно чувствующего, что его бросит любимая женщина.

— Ну что ты, не волнуйся! Я просто задержалась на дне рожденья у Лары. Весело было, и даже не смотрела на часы, — виновато оправдывалась Ника, чмокнув мужа в небритую щеку. — Как Ксюша, спит?

— Давно уже, — ответил Валерий, обнимая загулявшую жену. — Я волновался. За тебя…

Не осмеливаясь взглянуть в его тревожные глаза, ищущие ответа на загнанный в самую глубину души вопрос, Ника прошла в спальню и поцеловала сонную дочь.

Потом закрылась в ванной, чего никогда не делала раньше, и долго нежилась в горячей воде, смывая и стыд греха, и щемящее чувство вины, и вкус запретного плода.

Но забыться не удавалось, и волна сладких воспоминаний окутывала женщину.

И так не хотелось ложиться в одну постель с мужем!

Который, кстати, ни в чем не виноват…

Валерий терпеливо ждал жену. Заснуть не мог, голову разрывала одна-единственная мысль — а если Ника повстречала того парня, школьную любовь, и снова увлеклась?

И готова бросить всё ради призрачного счастья.

Что делать ему? А как же четырехлетняя Ксюша?

Он даже застонал от невыносимой боли.

Жену и дочь любил до умопомрачения, и терять их не хотел.

Когда Ника несмело залезла под одеяло, Валера осторожно обнял её и потянулся губами к её губам.

Но женщина тихонько отстранилась, стараясь не смотреть на мужа:

— Прости, не могу сейчас…

Тот сразу всё понял.

— Когда уходишь?

Ника удивилась проницательности, казалось бы, уже давно изученного ею мужчины.

— Завтра хотела… Но ещё не решила! — пошла вдруг на попятный.

— Всё ты решила! — резко выдохнул Валерий. — К художнику своему уходишь? К кому же ещё… Я-то ладно, а дочь? Что с ней будет? Ему чужой ребенок вряд ли нужен…

Ей почему-то стало страшно не столько от его тяжелых слов, сколько от их безысходности.

— Ксюшу оставь! Как там у вас ещё получится, а ребенка нельзя травмировать. Скажем, что ты надолго уехала в командировку. А там посмотрим, — отрезал Валерий.

К её удивлению, он встал и пошел ночевать в детскую.

Утром они встретились на кухне и поняли, что заснуть им в эту ночь так и не удалось. Дочь поверила в путаные объяснения родителей, и папа повез её в садик.

Ника побросала самые необходимые вещи в сумку и выскочила на улицу — навстречу новому счастью…

Она вернулась домой через три месяца. Безумие первой встречи давно сменилось легким разочарованием. И разговоры об одном и том же смертельно надоели ей.

И суетливая его жизнь, в которой Ника вроде бы занимала главное место, почему-то начала раздражать женщину.

А главное — Ника просто до одури скучала за Ксюшей и …Валерой.

Неужели так бывает?

Распахнутая настежь дверь — словно граница миров. И счастливые глаза мужа напротив.

— Мы тебя ждали! — он шагнул ей навстречу, словно перешел Рубикон.

Когда они, наконец, оторвались друг от друга, всё ещё наслаждаясь родным запахом и теплом, то вдруг поняли, как сильно изменился окружающий их мир.

— А дочь спит. И постоянно видит тебя во сне… Ну, что ты стоишь? Возвращайся домой, странница…

И Ника сделала шаг вперед — к своему настоящему счастью...

Автор:

Анатолий Котов

- Ермолай.

- Аусь.

- А чего ты не оформил овцееба. Свидетелей же вагон.

- Гражданин Пеструшкин, а вы с какой целью интересуетесь вообще? Удостоверение сейчас на камеру мне не надо предъявить случаем?

⠀⠀⠀Я наколол на вилку редиску и запустил редиской участковому в значок. Ермолай делано вздохнул, скривился своим профессионально осуждающим взглядом - вероятно, единственное, чему он научился в школе милиции. Взял сигаретку из пачки на столе и прикурил ее.

- А я должен был?

- Ну тебе виднее. Но СтепанПетровича вот за гусика чего-то не пожалел.

- Значит, слушай, - Ермолай пальцами достал из банки огурчик. - Вот это Константин Львович пойманный этим утром на чужой ферме за овцеложством. Видишь, какой маленький, скрюченный и зеленый весь. Отложим его пока. А вот это, - он взял пирожок, достал типовой бланк о наложении штрафа за неподобающее гражданину существование, аккуратно завернул пирожок в бланк, - это Степан, пенсионер-мотыжник, никакой культуры кроме картофельной в своей жизни не видывавший. Степан - чистый лист, неокультуренное дитя не познавшее морали. Когда он ебет овцу он совершает попытку чистой, по-детски наивной любви. Удовлетворяет свое стремление единения с миром. Насыпь на Степу знаний о мире и тот с радостью впитает новые знания в свой культурный вакуум. Потому мы - общество, при помощи меня - внутреннего органа, берем Степана Петровича под ручки, и кладем его к себе поближе. Под наш надзор. К нашему сердцу. - Ермолай упрятал пирожок поглубже в свою папку, а папку положил подмышку. - Там Степан Петрович под нашим неусыпным будет впитывать культуру, научится всем еще не познанным видам любви и выберет какая больше ему по душе.

⠀⠀⠀Ермолай облизал палец и взял огурец. - А вот Константина Львовича, уважаемого человека повидавшего все в жизни, просоленного, так сказать, и скрюченного собственным опытом взаимодействия с миром людей если мы попытаемся исправить, что случится? - Ермолай взял пальцами верхний конец огурца, потянул его так, чтобы огурец выпрямился. Огурец хрустнул и переломился. - Вот. А карать-то не хочется. Хочется лечить.

- И есть еще один обязательный к учету момент. Зачастую упускаемый нашими гражданами из виду. Для Степана овца - кто? Животное на убой, мясо которе он пользует как хочет. А Константин Львович для овцы - благодетель. И накормит вкусно и хлев теплый отстроит, да и пользует не так чтобы часто - Львович же, в отличии от, может выбирать из широкого ассортимента овечек, как копытных, так и каблуковых. И если и заразит чем, то только благородным, утонченным, в отличии опять же от. Есль ли страдания у такой овечки? Надо ли защищать ее, изнеженную, от той блажи которую она зовет страданием?

- Да уж. Вопрос непростой. - Я согласился.

- Ага.

- Словоблудень

- Не отнять.

⠀⠀⠀Ермолай довольно ухмыльнулся, откинулся в кресле тыкнул сигаретой в пролетающую мимо муху, наклонился, поднял ее и выкинул вместе с окурком за окно.

- А давай, я тебе другую историю расскажу. - продолжил Ермолай видя мое недовольство, - Еще пять лет назад, когда тебя тут и не пахло, жили у нас Урген с Казылой. Кто-такие, откуда, какая за ними череда кровавых преступлений - вообще неясно. Понятно, что из степи, но и только. Заняли они домик пустой, вот тот где горелка сейчас на перекрестке на Ленинском и Советской. Живут себе, он шишки собирает, помогает кому надо помочь - дом построить, двор прибрать, где то еще подрабатывает. Она дома бездельничает, мол, работает в интернете. Не богатые, не нищие, не пьют, не воруют - ну и ладно их. Только что детишек еще нет, а так нормальная такая семья.

⠀⠀⠀А Степан же доколупался. Ходит ко мне через день. Чурки, говорит понаехали, без регистрации, пусть, говорит, либо сами валят куда подальше, либо ты, Ермолай - я то есть, заводи дела, раскочегаривай правосудие. А я что сделаю, чурки есть, регистрации нет, писанины гору писать не хочется - палки я на год вперед на ворованных граблях сделал. Пошел к Ургену, так и так, милый печенег, дом не ваш, общественность протестует, надо что-то думать, пока тот кому положено не принялся.

⠀⠀⠀Урген дуется по-ихнему - голову, так, отвернет вбок, глаза - прям трещинки - монетку не просунешь. И ситуацию понимает, видно, и с бабой его ему как-то договариваться очень напряжно.

⠀⠀⠀Ну в общем съехали в течении недели, Степан ходил проверял каждый день все в книжечке записывал. Я ему, уймись, Степ, люди же. И соседи все - пусть живут, чего Степану чужого добра жалко. А ему - нет. Ему все бы по закону, раз закон на его стороне.

⠀⠀⠀Ургенские съехали, поселились в лесу возле Промокашки, сначала землянку окопали, потом даже домик какой-то построили, интернет взяли где-то, в общем живут. Прям в лесу. А лес-то чей у нас окрестный, куда вы по грибы да траву ходите? Ага, лес Константина Львовича с женой его Ириной. На вас местных он сквозь пальцы смотрит, ходите и ходите себе. А от поселенцев в их лесу Иришку его прямо закусило. Они на территорию пахали-зарабатывали, какими-то жуткими неправдами в собственность ее отхватили. Вложили какое-то безумное количество труда, я сейчас про законность не говорю. Вырастили свой лесок символом проведенной совместно жизни. Крепкие такие семейно-супружеские корни. А тут считай чужеродный элемент в твоем доме поселился. В жизни твоей теперь ногами грязными существует.

⠀⠀⠀И Львович ко мне бегать жаловаться не стал уже, все сам. То пикник с друзьями на трое суток закатит прям где Урген с Казылой живут. То ребят привезет суровых каких-то, огроменных отдохнуть. Как Казыла шипела-рычала, ох. Огонь-женщина, у нее вот это вот боевое кочевничье в крови, зубах и взгляде. И Урген Казылу обожает. Для них домик в лесу этот последнее совместное убежище. Нет домика - нет и всего что между ними с Казылой теплится, нет всего труда который они вместе в предметы воплотили. А раз он мужик, он за свое родное, понятно, до смерти стоять должен. И драки были, и топорами махали, один раз и пострелушки. Константин бандитам своим весь конфликт имуществом пояснял, наживой, чтобы поняли его ребята и за странность не сочли. Но мы то знаем, что там про фамильные ценности уже разговор, какая семья крепче окажется.

⠀⠀⠀А закончилось все в миг. За один день буквально. Дочка иришкина по двору ходила. Там у них заборчик вокруг двора невысокий, высоких у нас неприлично, у заборчика все кусты - малина, ежевика. Так вот как мамка дочу позвала - та на обед пришла, а на ручке крест фломастером нарисован. Девка маленькая, карандашей-фломастеров еще в ручках не держала, с собой не брала.

⠀⠀⠀Вот тут и понял Львович мнение общественности к собственному поведению. Моментально понял. Ни драк, ни скандалов у Ургенов больше не было. Мало того, он им и домик в порядок привел и с участком помог. На своей же собственной земле.

⠀⠀⠀Так что, видишь сам. Хотел Степан закона - вот ему закон. А с Львовичем и по-человечески все разрешить можно, не гавкаясь. Такая история.

- Ну, так то, да. С моралью история. - я встал, разлил из закипевшего чайника кипятка по чашкам. Насыпал заварки в каждую. За окошком по дороге носились соседские дети, махали палками и орали "иди к папочке". Где-то поблизости на участке Twisted Sisters надрывался из кассетника "I wanna glock. Paw!"

- А сейчас они где? Домик я их видел, но там чот нет никого.

- А чорт их знает. Не знаю, нету. И может и не было никогда. Домик есть, вещи в нем, а людей не было. Сечешь?

⠀⠀⠀Марфовна сказала, у нее еще телевизор тогда же пропал, но только откуда у Марфовны телевизор, если у нее ни радио и электричество еще лет пять назад отрубили.

Хэруо лежал на кровати с открытыми глазами, пребывая в состоянии некой апатии.

У него бывает такое. Моменты, когда он просто хочет побыть в одиночестве. Ни с кем не обсуждать что-то насущное, не прогуливаться с кем-то из знакомых. Хэруо называл это "псевдо-застой".

Когда во время "псевдо-застоя" его друзья писали ему сообщения, звали куда-то или звонили, чтобы просто узнать, как у него дела, Хэруо либо проявлял абсолютное хладнокровие, давая короткие ответы, либо просто игнорировал всех и вся. Потому что все это, в период "псевдо-застоя", было для Хэруо равносильно ударам по голове.

Если заглянуть в его сердце во время "псевдо-застоя", наверняка можно увидеть что-то вроде образа пустого дома, с светло-серыми стенами и паутиной в углах. Нет ни окон, ни дверей. Лишь множество комнат с каким-то затхлым воздухом.

Но, со временем, это чувство уходит, не оставляя после себя ничего. В доме появляются окна, дверь, растительность на подоконниках, а паутина исчезает. В окна падает яркий солнечный свет, освещая каждую комнату. И Хэруо снова проводит время с любимыми людьми, друзьями и знакомыми, веселясь и наслаждаясь жизнью.

Вновь становится таким какой он есть.

Хэруо поднялся с кровати и, прямо в домашней одежде, поднялся на крышу дома по лестничному пролёту. Солнце пригревало. Хэруо поднял голову вверх и закрыл глаза.

Вдохнул. Выдохнул.