Лига Писателей

7 Августа

«На самом деле я не был участником последующих событий, но знаю до деталей все, что произошло. Стоит ли вам объяснять, как я это выяснил? Думаю, вы уже поняли, хоть и не верите мне. Так что по сути я был там и видел все своими глазами. Эта часть истории о людях, доведенных до отчаяния, о справедливости, единении, отмщении, я бы даже сказал: о правосудии. В том смысле, в каком я его вижу.

В тот момент я не мог в полной мере осознать произошедшее, связать воедино все элементы и действия ввиду возраста, но теперь могу. Пожалуй, сейчас вы в первый и единственный раз услышите нечто новое, что колоссально разниться с материалами дела. Может, услышанное ужаснет вас, но вот с ужасом, думаю, вы уже знакомы. Я прошу отнестись беспристрастно. На протяжении всей истории я пытался показать, что черное не есть черное, а белое не всегда белое, иногда цвета смешиваются и получается что-то непонятное. Понимаете, о чем я? Не нужно судить через кривую призму закона, за которую вы так цепляетесь. Я хотел, чтобы вы сроднились с этими людьми, поняли, что у них на душе, какими обманутыми и преданными они себя чувствовали. Я не боюсь рассказывать это сейчас, спустя столько лет, когда срок давности преступлений истек, а многих участников уже нет в живых. Да и впрочем, кто мне поверит? Я всего лишь сумасшедший. Но достаточно предисловий.

Я не знаю точно, когда и как произошел сговор, и кто был его зачинщиком, но могу перечислить всех участников: Кэтрин – мать Амалии, Аманда – одинокая вдова, Линда – мама Тимми и Мишель, Джим и Эмма – родители Кристи, миссис и мистер Стоун – родители Энн Мари, Жаклин – мать Миранды, старик Берт, моя бабушка Мэри и дед. Конечно, сами бы они не справились без информатора, кто знал время отправки и место доставки судьи и кто устроил (уж не знаю как), чтобы преступник оказался в нужное время в нужном месте. Случилось это в ночь на первое мая, праздник, именуемый Вальпургиевой ночью. Ну, знаете, все эти ритуалы изгнания ведьм, прыжки через костер и все такое. Каждый год мы устраивали что-то подобное, и, признаться, это было даже весело, однако в этом году меня не пригласили.

Я знал, что что-то готовится, ощущал атмосферу напряжения и угрозы. Бабушка последние недели со мной совсем не разговаривала, она превратилась в тень, мало чем напоминающую прежнюю Мэри. Дед тоже ко мне не придирался, на некоторое время он почти отказался от пьянства и вел себя вполне адекватно, чего раньше я не наблюдал. Я не мог понять: это они стали призраками или я постепенно исчезаю из жизни?

Жители деревни погрузились в молчаливый сон, научились общаться взглядами и жестами и совсем перестали пользоваться словами. Так приветствие заменилось кивком, а пожелание доброго дня немым взором. Они жили словно на автомате и тщательно скрывали ярость, кипящую в общем котле. Вплоть до первого мая.

Судью перевозили поздно вечером, некто убедил всех, что так безопаснее для самого заключенного, так как есть желающие свершить расправу. Его сопровождало двое полицейских, маршрут пролегал через одинокую холмистую местность. Возможно, для Фреда действительно так могло быть безопасней, да вот в сопровождающих находился Сэм Дерман… и на середине пути машина вдруг остановилась. Дорогу перекрыл другой автомобиль, в котором ждали Джим, мистер Стоун и старик Берт. Темная безлунная ночь скрывала лица заговорщиков, будто тоже желала поучаствовать в ведьмином шабаше. Полицейские вышли навстречу, разумеется, у них было оружие, но использовать его они не собирались. В результате переговоров полицейским связали руки и заклеили рты, а перед этим хорошенько поколотили, разбив лица и сломав несколько ребер. Никто не скажет, что констебль и его напарник Альфред Робертс не сопротивлялись. Участие Сэма Дермана меня не удивило, а вот его друга… да, это стало большой неожиданностью. Вероятно, не все люди, что ведут себя как засранцы, ими и являются.

У полицейских отобрали оружие, а самих полицейских оставили на дороге, где следующим утром их и обнаружили. Судья не ожидал подобной встречи, поэтому встретил гостей злобным криком. Он и здесь пытался качать права и давить авторитетом, но теперь его лишили подобной власти. Он сопротивлялся как мог, несмотря на наручники, и даже направленный в него пистолет не мог утихомирить зверского пыла – судья сражался насмерть. Но проиграл. Его сильно избили, затем крепко связали, заклеили рот и глаза и закинули в кузов пикапа. Привезли на ферму старика Берта, где все было заранее подготовлено. Заговорщики тщательно вычистили небольшую площадку в середине кукурузного поля, поставили столб, а вокруг накидали бревна и ветки. Вдали стоял одинокий трактор, выглядывая из-под кукурузы, как любопытный мальчишка.

Судью вытащили из машины, он брыкался и рычал, как бешеная собака. Трое мужчин не могли удержать его. К ним присоединился дед. Кое как они донесли Пуча и плотно привязали его к столбу на небольшом возвышении и только после этого сняли повязку с глаз. Перед судьей полукругом стояли 11 человек и смотрели на него снизу вверх, как он и привык, но теперь судили самого Пуча. На мгновение тишина повисла в воздухе, словно штиль перед бурей. Все было ясно без слов, слова – оружие лжецов и лицемеров. Они смотрели на Пуча с ненавистью и отвращением, давая понять: приговор уже вынесен. Будто в подтверждение в небе раздался протяжный гром, видимо, небо тоже осуждало преступника.

– Почему, мерзавец!? – вдруг закричала миссис Стоун. – Как ты посмел убить мою девочку?

Со всех сторон на судью посыпались оскорбления, только Кэтрин молчала и сохраняла хладнокровие.

– Ублюдок!

– Негодяй!

– Сраный выродок!

– Отвечай, тварь! – еще громче заорала миссис Стоун.

Судья воспользовался этим, показав, что хочет ответить, но не может. Должно быть, думал, что слова помогут ему спастись. Только он не учел, что ответа вовсе не требовалось. Им не нужен был ответ – они жаждали крови.

– Не хочешь отвечать? Так получай! – миссис Стоун подошла ближе и плюнула на судью, но слюна не долетела и плюхнулась на бревна. Ее муж сделал то же самое, и его слюна попала на потертые штаны Пуча.

Родители Энн Мари ничего не сказали, они достали мешок с камнями и стали молча кидаться в судью. Никто им не мешал. В ту ночь заговорщики действовали как единое целое – были единым целым – и позволили себе делать все, что посчитают нужным. Первый камень пролетел мимо в полуметре от судьи, но тот все равно инстинктивно увернулся вбок. Второй попал в колено, и похоже, это место было ахиллесовой пятой, потому что Пуч взвыл, как подстреленный щенок. Третий угодил в живот и не вызвал никаких звуков, а четвертый разбил судье нос, и из него тут же потекли две толстые струйки крови. На этот раз он завопил что-то более разборчивое: «ффффуууккиииыыы!», но повязка не позволяла говорить более четко.

Как я сказал: слова – оружие лжецов и лицемеров, и судью лишили его главного средства защиты.

Последний камень попал ему четко в глаз, и на несколько минут судья потерял сознание. Его бросила мама Миранды, которая незаметно присоединилась к Стоунам, будто не была до конца уверена, имеет ли право на свою долю справедливости.

Старик Берт потыкал судью вилами, чтобы разбудить, и перестарался, так как на одежде появились полоски крови. Пуч проснулся.

– На том свете поспишь, – издевательски проговорил Берт, – хотя в аду будет не до сна, мразь.

Бабушка стояла с краю, замыкая полукруг справа, и тихо молилась, наверно, единственная из всех. Дед придерживал ее за плечи. Мне было жаль, что я не вижу его на этом столбе, где ему самое место, но что ж… через 4 года он умрет от цирроза печени в страшных муках и таким образом получит свое правосудие. Как всегда Мэри была просто наблюдателем, избегавшим участия.

– Из-за тебя умер мой муж, ты, тупая гнида, кусок собачьего дерьма, вонючий козел! – раздался злобный голос Линды. Ее и правда больше волновал муж, чем пострадавшие дети, которые и сейчас почему-то остались дома одни. Но, может, это справедливо, учитывая, что он умер. Хоть и был тем еще засранцем. Впрочем, не имеет значение, пусть все мысли и заботы Линды останутся на ее совести.

– Ты отправил его на смерть! Бессердечный сукин сын! – продолжала она, и некоторые кивали в знак согласия, другие же вслух говорили: «да!».

Линда выхватила вилы у старика Берта и с размаху заехала ими в промежность судьи. Берт вовремя среагировал и затормозил ее, очевидно боясь, что судья помрет раньше времени, поэтому вилы лишь слегка вошли в область паха. Пуч завизжал, будто резаная свинья, и я никогда более не слышал такого страшного крика страдания, хотя работал на скотобойне, где предсмертные крики были привычным событием. Он извивался и тряс головой, и повязка немного сползла со рта, что позволило ему кричать громче.

– Кричи, Пуч, кричи, – сказал Берт, и судья повиновался. – Громче! Мы хотим слышать твой крик!

– ААААА! ХВААААТИИИТ! – взмолился судья. – ВЫ ЗВЕРИИИ!

– Громче, Пуч, громче! И может, мы отпустим тебя!

– АААААА! ПОМОГИТЕ!

– Ваша честь, вы забыли надеть свой парик! – внезапно воскликнул Джим с притворной радостью, доставая что-то лохматое из-за спины.

На самом деле я очень удивился, не представляю, как констеблю удалось достать эту прОклятую маску, но должен признать, для своего обряда они постарались как надо. Это же ночь изгнания ведьм, не так ли? Ведьм и прочих злых духов. Джим поднес маску Черного Шака, в которой монстр нападал на детей, к лицу судьи, и для этого Джиму пришлось взобраться на ступеньку. Пуч все еще продолжал нечеловечески орать,

– ВЫ ЗА ВСЕ ОТВЕТИТЕ, МЕРЗКИЕ ВЫРОДКИ! Я ВАС ВСЕХ КАЗНЮ! ВЫ СДОХНЕТЕ! ВЫ…

Джим поправил повязку, запихнув ее точно в рот. Пуч попытался укусить его, но он вовремя убрал пальцы.

– Нет, нет, нет, так не пойдет. Плохой мальчик, – он натянул маску на потную голову судьи.

– Громче, Пуч! Ори! Еще громче! И мы отпустим тебя, – вновь сказал Берт.

– АааАаАаААааааА! – старался судья, но крики теперь звучали глухо.

– Громче, собака! Визжи, как тварь!

– АаааааААаааа… – он заметно ослаб, кровь не прекращая сочилась из ран.

Неожиданно Джим залаял, и к нему тут же присоединилась Эмма и остальные. Как обезумевшие, они громко лаяли, заглушая вопли судьи. Только бабушка продолжала молиться, не желая участвовать в общем помешательстве.

Пуч обмяк на столбе, вероятно, окончательно потерял надежду. Черная маска смотрела куда-то под ноги, ее глаза сверкали красными огоньками. Наконец-то монстр был повержен. Ничего удивительного, все-таки он просто человек.

Вдруг все одновременно замолчали.

– Плохо, очень плохо, Пуч, – вновь заговорил старик Берт. – Похоже ты не очень-то хочешь жить… В таком случае мы приговариваем тебя к смерти за все твои злодеяния. Смерти путем сожжения заживо. Последнее слово?

Сначала он ничего не ответил, и заговорщики решили, что судья потерял сознание. Берт уже хотел снова воспользоваться вилами, когда голова монстра зашевелилась, раздался еле слышимый ослабленный голос:

– Каждый ч… человек – преступник. И вы… вы все. Преступники… И заслужили. Я лишь… К черту… Вы виноваты не меньше меня. Сдохните.

– Огонь! – приказал Берт, и Джим вместе с мистером Стоуном разожгли самодельный факел. Тогда вмешалась Кэтрин:

– Позвольте мне. Прошу…

Никто не возражал. Она взяла горящий факел и подошла к судье.

– Кэтрин, не стой так близко: вспыхнет резко, – предупредил Джим.

Кэтрин сделала шаг назад, подняла глаза на судью. Он издал слабый стон.

– За мою дочь Амалию, за всех детей, чьи жизни ты отнял и чьи судьбы искалечил, и за моего друга Билли Боба. Отправляйся в ад! – и бросила факел туда, куда ей указали. Огонь и правда вспыхнул резко, как спичка. Несколько секунд, и пламя уже окружило жертву со всех сторон. Пуч резко дернулся, должно быть, стало жарко, и начал вырываться из плотно сцепленных оков – но все безуспешно. Он кричал от ужаса. Пуч явно не хотел и не готов был умирать. Я думаю, он вообще из тех людей, что не верят в свою смерть. Но вот она, предательница, настигла его. Выхода нет. Все кончено. Тут он внезапно засмеялся. Пламя разгоралось, а он истерички ржал, как лошадь. 11 заговорщиков молча наблюдали за ним. Уверен, они получали удовольствие.

Только когда огонь достиг ног судьи, тот перестал смеяться и закричал. Так громко, как просил старик Берт. И больше уже не замолкал до самой смерти. Мне неизвестно, о чем думал судья в тот момент, но хочется верить, что это было раскаяние. И принятие вины. Хотя это вряд ли. Такой человек не способен испытывать вину. Тем не менее я видел, пусть и чужими глазами, как пламя пожирало Черного Шака с ног до самой головы, и именно в тот момент понял, что такое возмездие. И что вершить его нужно своими руками.

Фред Пуч так сильно дергался, что огромная маска слетела с его головы и вывалилась из пожара прямо под ноги моего деда. Он отскочил, затем стал топтаться по ней, и пламя потухло. Маска сильно обгорела, глаза, из чего бы их ни сделали, исчезли, шерсти почти не осталось. Бабушка долго смотрела на эту маску. Не знаю, какие ответы она там искала, но думаю, что так и не нашла.

Судья горел долго, пламя вздымалось практически до самого неба, а дождь так и не пошел. Ровно в полночь зазвенели церковные колокола, видимо, кто-то пробрался внутрь, но я так и не узнал кто. Пуч заглушал бой колокола своими воплями, он смолк только через 40 минут от начала пожара. К тому времени вся его кожа сгорела, а мясо обуглилось, покрылось черной корочкой, местами проглядывали кости, глаза и язык вовсе исчезли. Старик Берт сказал, что судья недостаточно хочет жить, но я не знаком ни с одним случаем в истории, где бы человек продержался целых 40 минут на костре. Все это время он дьявольски страдал. Мне очень хочется в это верить.

Так наши родители победили Черного Шака. Полностью его тело сгорело только спустя два часа, и когда все закончилось, заговорщики тщательно отделили его останки от бревен. Они действовали слаженно, как единый механизм. Куда они дели то, что от него осталось, я до сих пор не знаю. Каким-то образом им всем удалось скрыть от меня эту информацию. Но судья так и не был найден. Никогда.

В Вальпургиеву ночь принято сжигать соломенное чучело ведьмы, поэтому, если кто-то и видел костер, то не придал этому значение, а если слышал вопли Фреда Пуча, то никому не рассказал. Утром нашли связанных и избитых Сэма Дермана и его напарника, которые утверждали, что судью освободили его сообщники: они перекрыли дорогу и напали на полицейских. Пули застряли в кузове машины, вероятно, борьба велась не на жизнь, а на смерть. Конечно же, они подробно описали нападавших, да что толку, если те были в масках? В любом случае ни судьи, ни его союзников, ни оружия полицейских не нашли. Дело осталось нераскрытым. Считалось, что судье удалось сбежать. Никто из одиннадцати заговорщиков и еще двух полицейских так и не раскрыл тайны. Все хранили ее до донца жизни, а кто-то хранит до сих пор. Меня не считайте, я ведь не часть этой тайны, а лишь маленький шпион…

Сэм Дерман погиб под обстрелом 5 лет назад, карьера его была успешной, но недолгой. Альфред Робертс умер в том же году, но куда нелепей – его сбил грузовик на трассе, когда он вышел помочиться. Покойтесь с миром, друзья.

Кэтрин, насколько я знаю, проживает все там же. Она так и не вышла замуж, в одиночку вырастила своих детей. С тех пор как Амалия умерла, я часто видел Кэтрин со слезами на глазах, и думаю, что эта рана уже не затянется. Что ж, таким образом Амалия вернула матери слезы. Ценой своей жизни. По крайней мере, ее мечта исполнилась... Такой уж я романтик, да?

Билли Боба выпустили из тюрьмы после пересмотра дела. Все бы ничего, только… вышел оттуда он полностью слепым: попал в потасовку среди заключенных и был серьезно ранен. Кэтрин очень помогала ему первое время, в том числе наладить дела с баром, и он быстро адаптировался. Прожил еще 13 лет.

Остальные заговорщики не так близки моему сердцу, чтобы рассказывать о них. Кто-то помер, кто-то уехал, а кто-то остался. Судьбу моих бабушки и деда вы уже слышали, если не помните: дед сдох от пьянства, Мэри заболела Альцгеймером и тоже, к сожалению, покинула этот свет. Вы, конечно, хотите знать другое…

Что касается меня, я продолжил жить. Поломанный, искалеченный, было еще много плохого в моей жизни, но и несколько хороших моментов тоже. Мы крепко сдружились с Тимми, Мишель и Кристи (хотя и не были больше пиратами), и наши судьбы сплелись. После смерти Черного Шака в какой-то степени мы обрели покой. По мере взросления Мишель становилась настоящей красавицей… что-то влекло меня к ней с непреодолимой силой.

Да-да, я вижу, что вы хотите спросить. Но нет, я так и не признался ей. Не смог. Есть и другая сторона… каждый раз, прикасаясь к Мишель, я бы встречался с болью ее души. А я не хочу проживать это снова. Никогда.

С ней все в порядке. Уже. То есть… на втором курсе колледжа она чуть не покончила с собой, но обошлось. Это было всего раз и не повторялось. Теперь же Мишель замужем, работает журналистом, у нее двое детей, и она очень счастлива. Я до сих пор питаю к ней… не знаю… любовь? Может. Но я убежден, что без меня ее жизнь сложилась куда лучше.

Тимми и Кристи поженились. Мы трое учились в одном колледже, правда я его так и не закончил, и вот на последнем курсе они уже были мистер и миссис. Хорошая пара, что тут сказать! Мы с Тимми сильно отдалились с тех пор, но что поделать?

Обо мне вы знаете. В 18 лет я остался один, продал дом, чтобы оплатить учебу, затем вылетел с колледжа, работал кем придется…

По-моему, это уже другая история. А та, что я рассказывал, закончилась. Хорошо ли, плохо ли – решайте сами…»

…

– Кажется, я не смог подарить эту историю Робин, она вышла обо мне... Думаю, вы понимаете, почему я сжег книгу. Всякий раз садясь писать о сестре, в каждой строке чувствовался лишь я…

– Тем не менее она осталась Историей Робин.

– Верно. С тех пор я сам заставлял всех называть меня ее именем. Я стал Робин. Но не смог прожить за нее жизнь. Что ж… как я говорил: мы все играем в игры, может, для меня это стало частью игры. Наши с вами игры тоже закончены.

– Так что же в итоге? Вы победили?

– Не знаю. Я больше не хочу играть…

– А что хотите?

– Просто жить.

– Хороший план.

– …

– …

– И что вы скажете? Вы верите, что так оборвалась жизнь судьи? Или у вас есть другая теория?

– Признаться, я была шокирована, узнав правду. Но теперь мне стало гораздо понятней, откуда в вас засела эта тяга к самосуду.

– Справедливости.

– Линчеванию.

– Но оно справедливо. Вы понимаете, почему монстр начал убивать? Как это случилось? Я много думал об этом: сначала он только издевался над девочками и отпускал их. За маской Черного Шака и под воздействием хлороформа они не могли узнать, кто это… Потом Робин умерла, что не входило в его планы, и он запаниковал. Испугался, что его поймают, второпях избавился от тела… но его не поймали. Хотя могли бы… Как насчет тех полицейских, что выбивали признание и подтасовывали улики? Вероятно, перспектива раскрыть дело о детоубийце лишает всякой совести. Уверен, Пуч использовал эту их слабость в своих целях, а может, имел другие рычаги давления, кто знает? Да и нужно ли?

В общем, какое-то время он держался, раз уж ему удалось найти человека, на кого можно повесить вину. Он смог уйти от наказания, понял, что сделает такое еще раз, если потребуется…

Я думаю, судью всю жизнь что-то привлекало в смерти. Эти чертовы деревянные фигурки, чучела зверей, которые он постоянно делал. Должность, позволяющая обрекать людей на смерть. Может, однажды он сел и решил: почему бы не убить человека? В конце концов, дети – они как маленькие животные…

– Вы говорите ужасные вещи. Будто понимаете его.

– Понимаю, но недостаточно. Я уже задавал этот вопрос: что мешает преступнику, не получившему наказания, вновь совершить зло? Когда сама система позволяет уйти от наказания, когда нет никого, кто бы мог остановить его… Вы – позволили ему убивать.

– Мы?

– Да. Но и мы тоже. Не слушали детей, когда они рассказывали, что с ними произошло, затыкали их, заставляли поверить, что все это фантазии. А Фред Пуч тем временем все больше чувствовал себя неуязвимым. Если бы я только до конца мог понять его…

– То что? Вы поэтому сохранили маску? Чтобы примерить на себя роль монстра?

– Нет. Не поэтому. Есть вещи, которые не дают мне покоя. Почему он захоронил тело Робин в могиле родителей? Был ли это акт милосердия и раскаяния, чтобы девочка покоилась рядом с близкими, или просто самый удобный способ скрыть труп? Какая сила, что за желания управляли им в тот момент?

Я уже не получу ответы. Тот кто мог дать их, покоится в сырой земле или где-то еще. У меня не было возможности прикоснуться к нему и узнать все, что меня волнует. И это убивает меня…

– Почему вы сохранили маску, Робин?

– …Сжирает изнутри!

– Вы сохранили маску, чтобы прикоснуться к нему?

– Я вижу, к чему вы клоните. Но это всего лишь маска, она не способна сделать из тебя другого человека.

– Но за ней можно спрятаться.

– Я не хотел спрятаться. Я хотел понять.

– Как далеко вы готовы были зайти, чтобы понять?

– …Простите. Кажется, мы задержались и кого-то разозлили. Мне пора в камеру. Я бы хотел увидеть вас завтра и поговорить о моем будущем...

Воу-воу-воу! Не обязательно быть таким грубым, приятель! Я пойду сам…

Гарри чувствовал озноб и слабость, и лишь тёплое девичье тело, которое доверчиво прижималось к нему, позволяло не потеряться в ужасе, который охватывал его.

«Я видел его, когда он пришёл убивать моих родителей?! — сейчас Поттер испытывал жуткий страх перед этим именем. — В ту ночь!»

— Ты… ты вызвал Патронуса? — немного нерешительно повторила Монкли, не дождавшись ответа.

Тонкс, раскрыв рот, смотрела на Гарри. Тот, повернув голову к старосте через Дафну, лишь молча кивнул. Забини слабым голосом, ещё не отошедшим от страха, чуть хрипло и еле слышно сказал:

— Он вызвал яркое облако, и эта штука… это существо… оно сразу ушло. Гарри спас нас.

Монкли явно хотела что-то ещё спросить, но тут за её спиной появился немного нервный Кингсли, который, отодвинув её, быстро оглядел всех слизеринцев внутри купе. Гарри встретился взглядом с его глазами, и мракоборец спросил у всех:

— Как вы себя чувствуете?

— Бывало лучше, — честно ответил слизеринец, опуская взор на белокурую макушку Гринграсс.

Бруствер одобрительно хмыкнул то ли правдивому ответу, то ли храброму поведению Поттера, и направился дальше по коридору, взмахом руки уводя за собой оставшихся двух мракоборцев, которые покорно пошли за ним и, судя по звукам, заглядывали в каждое следующее купе на их пути. Гарри продолжал поглаживать по плечу Дафну, и Монкли, не зная, что ещё сказать, просто закрыла дверь. Наконец слизеринка, прошептав «спасибо», отстранилась и села рядом со своей младшей сестрёнкой, которая тут же её обняла, дрожа и прижимаясь. Гарри, сцепив руки, быстро вышел из купе. В коридоре никого не было — очевидно, что мракоборцы прошли во второй вагон. Он прижался головой к холодному стеклу окна. Мимо стремительно неслись тёмные силуэты деревьев — поезд набрал ход, стремясь наверстать упущенные задержкой километры и доставить пассажиров в безопасное место. Свет от окон прогонял темень снаружи, но недалеко, отбрасывая неровные и скачущие тени. Гарри показалось, что где-то сбоку мелькнула тёмная высокая фигура. Он с трудом подавил дрожь.

«Что это было? — гулко и без перерыва билась мысль в его голове. — Дементор. Это же сущий монстр! Что-то настолько страшное, что…»

У него не находилось слов, чтобы описать только что случившееся. Раньше ему казалось, что охранники тюрьмы опасны лишь для заключённых, а магам, у которых есть волшебная палочка и которые никак не нарушили закон, опасаться их незачем. А в случае чего можно и защититься, заклинание не такое уж сложное. Но когда чудовище появилось перед ним… Ужас и такое отвратительное бессилие. Они словно сковали его, даже сейчас он чувствовал липкий страх. Ощущение, что всё уже проиграно, и погружение в бесконечную пучину ужаса.

И ещё эти воспоминания… Он знал, что дементор вызвал у него самые худшие воспоминания в жизни. Образ Сам-Знаешь-Кого, когда тот пытал его, сводя с ума запрещённым заклинанием Круциатус. Этого он и боялся. И понимал, что именно так будет, если он всё же наткнётся на это чудовище, как и предупреждала его Джемма, хоть и не ожидал увидеть всё это заново. Это было так, словно случилось с ним прямо сейчас опять, словно не было никакого тёплого лета. Слишком живое и реалистичное получилось воспоминание, дементор словно усилил его, приумножил страх и ужас. Гарри опять почувствовал дрожь. Но образ его тёти? Почему дементор вызвал воспоминание о ней? Какая-то часть внутри Гарри понимала, что миссис Дурсль закрывала своего сына от угрозы. От него и Фарли. И это было так до ужаса похоже на то, как закрывала его собственная мама от Волан-де-Морта, когда тот пришёл в их дом… Почему так получилось? Как он увидел события того дня?

— Гарри?

Он обернулся. В проëме стоял Тео и, чуть приоткрыв рот, смотрел на него.

— Ты как? — поинтересовался у Гарри слизеринец, шагнув к нему и закрывая за собой дверь купе.

— Хорошо, — солгал Поттер.

— Тогда, может, вернёшься к нам? — нерешительно спросил Нотт.

— Да, сейчас. Только пару минут постою здесь.

Нотт кивнул и скрылся за дверью. Гарри вернулся обратно к окну, смотря на своё отражение и не видя его. Ярко-зелёные глаза. Именно такие смотрели на него тогда, когда почему-то палочка оказалась в его руке. Он не сразу узнал свою маму, хоть и часто разглядывал её фотографию… Так сильно её лицо было искажено страхом. А за ней была его детская кровать? Неужели дементор может показать всё это со стороны, как-то исказить картину? Думать о том, что он видел всё это от лица Тёмного Лорда… Даже сама мысль об этом вселяла ужас.

Он как-то иначе всё это представлял. И увидеть это вживую, вот так вот…

«Мама… — что-то горячее душило его изнутри. — Моя бедная мама… пыталась защитить меня. От этой твари. Когда убивали мою семью».

Поезд прибыл на станцию Хогсмид, за окном ярко светили фонари. В купе третьего курса Слизерина царило немного подавленное молчание, весёлого настроения как не бывало. Девушки оставались всё такими же бледными, Драко нервно вздрагивал от малейшего шума, да и остальные парни выглядели не лучше. Поэтому слизеринцы с пасмурным видом выходили из поезда. И не только они, все остальные студенты были какие-то нервные и испуганные. Но общий гам и шум, уханья сов и мяуканья на разные голоса как-то внесли оживлённость в души школьников, деловая суета забила ключом, и все постарались оставить за спиной то происшествие в поезде. Астория чуть не поскользнулась на платформе, которая обледенела, и лишь чудом удержалась, вцепившись в рукав Малфоя. Гарри подумал, уж не эффект ли это наледи от стужи дементора. Хотя и так было весьма прохладно, и все надели тёплые накидки по случаю морозной погоды, но не настолько же, чтобы вода превратилась в лёд.

— Первокурсники, сюда! — громыхнул голос.

Гарри бросил взгляд назад и увидел, как Рубеус Хагрид собирал первогодок, чтобы переправить, согласно традиции, через Чёрное озеро. Их глаза на короткое время встретились, и маленькие глазёнки-пуговицы нового профессора по уходу за магическими существами сузились. Быстрый поток учеников унёс Гарри дальше с платформы и от Хагрида, но он нет-нет да оглядывался на поезд. Там остались его вещи, но Поттер беспокоился не за сохранность своего имущества, а за дневник с Волан-де-Мортом внутри. Но не мог же он единственный среди всех тащить огромный чемодан с собой! Это было бы нелепо и подозрительно. Да и зачарованная шкатулка, куда был заключён проклятый монстр, тоже никак бы не влезла в его карман.

Гарри с остальными вышел со станции, спускаясь по лестнице к грязной, с большими ямами, покрытыми тонкой ледяной коркой, дороге. Почти все слизеринцы, которые ехали с Поттером в одном купе, пытались держаться поближе к нему, явно рассчитывая, что он их защитит, если дементор появится вновь. Трейси так вовсе чуть ли не цеплялась за рукав слизеринца. Гарри сквозь шум голосов всё же слышал, как совсем недалеко от него Пэнси кому-то «по секрету» рассказывала, как «Поттер прогнал дементоров», во всех подробностях, которые тут же обрастали весьма существенными изменениями по сравнению с тем, что было на самом деле. Например, дементор был уже не один, а с «товарищами» — один страшнее другого. Гарри подавил усмешку — Пэнси, как всегда, была верна себе. Впереди всех учеников шёл высокий мракоборец Бруствер, который на две головы возвышался над студентами, а вот другие охранники затерялись в толпе школьников.

Наконец, когда они вышли к дороге, им открылся вид на сотню безлошадных карет. Именно на них добирались ученики до замка, начиная со второго курса. Гарри удивлённо моргнул, продолжая идти за золотоволосой старостой. Сейчас в кареты были запряжены лошади, но чем ближе он к ним подходил, тем меньше они ему их напоминали. Странная чёрная шкура, которая плотно обтягивала тонкий скелет, драконьи головы вместо лошадиных и кожистые большие крылья. Эти существа смотрелись крайне чужеродно. Чем-то они были похожи на Пегаса, которого как-то видел Гарри на картинке ещё в магловской школе. Но, в отличие от этого прекрасного, ослепительно белого и благородного коня, эти выглядели голодными чёрными посланниками самого ада. И, самое главное, ведь никто из других учеников их не видел. Поттер это безошибочно и быстро определил, понимая, что в противном случае были бы возгласы удивления и ужаса. Но все словно ослепли, усаживаясь внутрь карет и не обращая внимания на истощённых и страшных существ.

Гарри замер у кареты, в упор разглядывая одного из них. Выглядело оно весьма отталкивающе. Белые, словно слепые, глаза. Пугающие. Вытянутая чёрная морда с неожиданно острыми зубами. Из больших ноздрей шёл белый, полупрозрачный пар. Длинный хребет с сильно выступающими позвонками тянулся до самой головы, на которой были два больших нароста. И все эти чудовища стояли словно статуи, неподвижно и беззвучно.

— Ты видишь их? — раздался у его уха негромкий голос, и Гарри отдёрнул руку.

Он необдуманно хотел дотронуться до существа, убедиться, что тот не плод его больного воображения, может, вызванный воздействием дементора; что рука не пройдёт через него насквозь. Рядом с ним стояла Монкли, которая смотрела прямо на это чудище. Однако Гарри сразу, как-то по наитию, определил, что она смотрит как-то мимо него, словно насквозь. Теодор наблюдал за ними в двух метрах, определённо не слыша ничего: вокруг было слишком шумно. Остальные уже забрались в карету, пока Забини, зайдя внутрь последним и довольно ухмыльнувшись при этом (Поттер отстранëнно это заметил), чуть прикрыл за собой дверцу, чтобы сохранить тепло внутри.

— Да, — кивнул Гарри, повернувшись к девушке, но не упуская из виду тёмную тварь. Серые глаза старосты на секунду остановились на лбу слизеринца, чтобы потом вильнуть и посмотреть в район его плеча.

— Это фестрал, — коротко сообщила девушка, поёжившись всем телом, словно ей стало неожиданно зябко.

— Фестрал, — повторил Гарри, словно проверяя, как звучит это слово. Это было что-то знакомое, определённо, он где-то про них читал. Или, может, Фарли про них что-то говорила? — Они же приносят несчастье.

— Несомненно, — подтвердила девушка и начала переступать с ноги на ногу под испытывающим взглядом Поттера. Она, не выдержав воцарившегося молчания, нервно добавила: — Про них мало кто знает, они всегда везут наши кареты. Их видит только тот, кто узрел смерть. Поттер, может, пойдём уже?

— Гарри, ну что ты там? Идёшь? — выкрикнул Малфой, выглядывая из окошка. — А то холодно же!

— Да-да, поехали, — поторопилась согласиться с ним Монкли и даже протянула руку к плечу Гарри, но так и не решилась взять его за рукав.

Они втроём подошли к двери кареты, но внутри место осталось только для одного волшебника. Сёстры Гринграсс сидели вместе, Астория всё ещё дрожала, несмотря на тёплую обстановку, и, закрыв глаза, прижималась к боку Дафны, которая обнимала её за плечи. А слева сидела Пэнси, с интересом разглядывая, как другие занимают кареты. Напротив них устроились Малфой с Забини. Куда делись остальные его одноклассники, Гарри, увлечённый разглядыванием этого странного существа, не увидел.

— Давай, Гарри, садись, — Драко даже отодвинулся чуть дальше и похлопал по обшитому дорогой тканью сидению.

Поттер извиняющимся взглядом посмотрел на Тео и, пожав плечами, забрался внутрь.

— Мне холодно, — еле слышно пожаловалась Астория, не открывая глаз, и Гарри захлопнул дверь, напоследок увидев расстроенные лица Теодора и Монкли. Староста определённо хотела поехать с ними явно по приказу Джеммы, чтобы оберегать Поттера от угроз.

«Только какой от неё прок? — подумал Гарри, когда карета, качаясь и трясясь на ухабах, покатилась по неровной дороге. В окне мелькали тёмные остовы деревьев и ветки. — Она даже от дементора не смогла меня защитить. Как и себя саму. А уж от Блэка тем более не сможет… Тот сожрёт её, даже косточки не оставит».

В карете чуть попахивало навозом и соломой, но вдыхая этот запах, Гарри чувствовал себя лучше. Слишком ещё свежо было ощущение пробирающей до самых внутренностей стужи от монстра в поезде. А еле уловимый, терпкий запах, чем-то напоминая тёплое лето и деревню, словно давал понять, что слизеринец жив. Карета подкатила к мощным чугунным воротам, слева и справа высились каменные колонны, увенчанные крылатыми кабанами. Внезапно его опять обдало ледяным холодом, который тут же сжал его сердце, причиняя физическую боль.

— Опять они… — со страхом простонала Пэнси, которая сидела по направлению движения и видела, что впереди.

Гарри сообразил, что там стоят — если такое слово можно вообще применить к этим тварям — дементоры, ещё до её слов и резко захлопнул стеклянное окошко, откинулся на спинку сидения. У колонн парили два очень высоких чудовища в чёрных мантиях. Астория еле слышно тонко проскулила, словно раненая дворняга, которой было больно, но она боится издать громкий звук, чтобы не выдать себя. Дафна крепче вцепилась в свою сестру. Гарри опять почувствовал себя плохо, но карета быстро миновала ворота и покатилась по длинной извилистой подъездной дороге к замку, и ему стало лучше, особенно, когда он понял, что дементоры не посмели последовать за ними и остались на своём посту, охраняя территорию.

— Всё хорошо, — попытался Поттер успокоить друзей или даже самого себя.

В окне открылся вид на приближающиеся башни школы. В груди у него потеплело, веяло чем-то родным и уютным. Наконец-то он добрался! Вернулся! Долгий и тяжёлый день остался позади, и сейчас его ждёт сытный ужин, а потом тёплая постель в его спальне. Наконец их карета остановилась среди множества других, и слизеринцы, торопясь, покинули её, начав подниматься по каменным тысячелетним ступеням, ведущим в замок, к большим распахнутым школьным дверям.

Он на секунду оглянулся на тёмных фестралов, которые безучастно стояли, не обращая внимания на огромную толпу учеников. Значит, он видел смерть? Поэтому увидел этих существ? Как странно. Его взгляд обежал ряды учеников, которые также поднимались по ступеням к замку или ещё шли от карет. По школьникам словно прошла невидимая дрожь: кто-то замедлил шаг, кто-то охнул. Они сразу узнали слизеринца, полы мантии которого трепал холодный ветер, а зелёные глаза — в тон цвета его галстука — цепко смотрели на них.

«Считают меня наследником. Им запретили общаться. Страх».

Он отвернулся, идя вместе с дожидавшимися его слизеринцами внутрь замка. Они вошли через высокие дубовые двери в огромный холл, освещëнный факелами. Из холла наверх вела роскошная мраморная лестница. Двери в Большой зал были гостеприимно распахнуты. Гринграсс увела свою младшую сестру куда-то вбок, но Гарри сейчас был занят своими мыслями.

«И Монкли… Она ведь теперь знает, что я вижу фестралов, значит, видел смерть. И, естественно, всё спишет на убийство Уизли. Болтать лишнего она не будет, я видел это по её глазам, но… Даже ничего не делая, я раз за разом встраиваю камни в основание легенды, что именно я и есть наследник Слизерина».

Внутри Большого зала было много народа. Гарри отметил несколько мракоборцев. Взгляд Поттера быстро обежал профессорский стол, лишь на секунду задержавшись на пустом директорском кресле, но нигде не было миссис Уизли. Может, она всё же покинула Хогвартс? Возможно, надеялся Гарри, она выздоровела или её положили в Мунго? Видеть её не было ни малейшего желания.

Тысячи свечей парили в воздухе. Он занял своё место за столом Слизерина, ощущая, как на нём скрещивается множество взглядов учеников других факультетов, как они начинают перешëптываться, но ему приходилось отвечать на многочисленные приветствия учеников своего факультета, и лишь когда крошечный профессор Флитвик внёс Распределяющую шляпу, Гарри смог сосредоточиться на своих мыслях, краем уха слушая, как артефакт Гриффиндора бодро рассказывает небольшой группке первокурсников про то, какие факультеты есть в Хогвартсе и по каким критериям ребят распределяют.

«Но почему, когда я видел смерть Грейнджер, ну, вернее, её мёртвое тело, то не видел фестралов? — напряжённо размышлял он, вместе с остальными хлопая Астории Гринграсс, когда ту сразу определили на Слизерин. Девочка ослепительно и вместе с тем скромно улыбнулась и бодро пошла к ним за стол. Казалось, что её слабость уже прошла и привычная бодрость духа вернулась. — Или когда узнал про смерть Уизли. Когда мы уезжали из Хогвартса, то не было никаких фестралов. А сейчас увидел. Почему другие ученики не видят фестралов, хотя так же видели тело Грейнджер в гробу? То есть, может, надо не саму смерть видеть, а осознать её? В течение лета я часто видел кошмары и осознал?»

Взгляд Гарри поднялся к волшебному потолку, затянутому чёрными тучами. У него на душе стало так же мрачно, когда он вспомнил рыжеволосую девчушку, которая часто приходила ему в ужасных сновидениях, мучая его. А потом его взгляд вернулся к профессору МакГонагалл, которая с крайне сосредоточенным видом скручивала свиток со списком учеников. Вид у нее был суровый. Седые волосы собраны в тугой пучок, квадратные очки. И казалось, что она ещё больше постарела. Смерть двух учениц за два года сильно подкосила декана факультета Гриффиндора, на котором те учились. Поттер не заметил, как распределение уже закончилось. Профессор Флитвик унёс Распределяющую Шляпу, и на ноги поднялся директор школы — профессор Дамблдор. Мальчик не обратил внимание, когда он появился за столом, но сейчас как никогда был рад его видеть, мрак в душе начал немного рассеиваться. Несмотря на унизительную отставку полгода назад, профессор выглядел совершенно таким, каким он его запомнил — живым, собранным и энергичным. У него были серебряные волосы до плеч и такая же борода, очки-половинки и необычайно длинный крючковатый, чуть скошенный в сторону нос. Его сияющие глаза внимательно оглядели всех учеников.

— Приветствую всех! — сказал директор школы. — Приветствую и поздравляю с началом нового учебного года в Школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс»! Мне хотелось бы очень многое вам сказать. Все вы знаете, какое ужасное преступление произошло несколько месяцев назад. Монстр из Тайной комнаты похитил первокурсницу Джиневру Молли Уизли с факультета Гриффиндор, — Дамблдор молчал бесконечно долго, цепко обводя глазами все столы, заглядывая в каждое лицо. Гарри стойко выдержал взгляд голубых глаз, твердя про себя о том, что он невиновен. — Мы не знаем, что с ней случилось. Но должны сохранять надежду. Министр магии, наш Корнелиус Фадж, заверил меня, что Хогвартс сейчас безопасен, и разрешил ученикам вернуться в замок. Но для надёжности здесь будут дежурить мракоборцы. К моему сожалению, это не единственное неприятное известие, — Дамблдор кашлянул и продолжил: — Как вам уже хорошо известно, в нашу школу прислали на время несколько стражей Азкабана — дементоров, которые находятся здесь по поручению Министерства Магии. Сегодня вечером они производили обыск в «Хогвартс–Экспрессе». — Дамблдор выдержал паузу, собираясь с мыслями. Гарри разглядел, как на лбу у него появилась морщинка. — Они будут стоять у всех выходов с территории школы. И пока они здесь, — запомните хорошенько! — никто не должен даже пытаться покинуть Хогвартс без разрешения или сопровождения наших профессоров. Дементоров не проведёшь ни переодеванием, ни какими-либо ещё фокусами, не помогут даже мантии-невидимки. Дементоров тщетно умолять, тщетно просить прощения. Хоть они и подчиняются Министерству, но они безжалостны. Поэтому я вас очень прошу, всех и каждого, не давайте им повода причинить вам вред, не приближайтесь к ним! Я уже говорил со старостами факультетов и двумя нашими новыми старостами школы, они будут внимательно следить, чтобы никто никогда не затевал с дементорами опасной игры, — Дамблдор опять замолчал, окинул внимательным взглядом сидящих — никто не шелохнулся, не произнёс ни слова. — Закончу на более приятной ноте, — сухо продолжил он. — Позвольте представить двух наших новых преподавателей. Во-первых, профессор Люпин, который любезно согласился занять должность преподавателя Защиты от Тëмных искусств.

Поднялся болезненного вида измождëнный волшебник среднего возраста со светло-каштановыми волосами. Смотрелся он несколько жалко, так как был одет в поношенную мантию. Раздались редкие хлопки, в основном из-за стола Пуффендуя.

«Люпин?» — Гарри нахмурился. Он где-то слышал эту фамилию… И лицо преподавателя было странно знакомым ему. Но ведь он не мог видеть его, когда жил у Дурслей? Может, он его случайно видел в Косом Переулке в толпе? Но тогда почему он запомнил его фамилию? Его точно не было среди знакомых Джеммы Фарли, с которыми он общался там.

Профессор сел, а Гарри увидел, как его декан — профессор Снейп — смотрит через весь стол на этого Люпина. Его худое, землистого цвета лицо сильно искривилось, открыто выражая сильнейшее отвращение. Поттер хорошо знал это его выражение. Оно появлялось на лице Снейпа всякий раз, как он смотрел на него самого. Да и сейчас сам Гарри с трудом удержал ничего не выражающую, нейтральную маску на лице, тоже испытывая сильную ненависть к зельевару, прекрасно помня как и его омерзительное отношение в прошлом году, так и шпионаж за ним и копание в его мыслях. Вот бы Снейп попался дементору на ужин! Это было бы справедливо!

— Что касается второго назначения, — заговорил Дамблдор после того, как стихли жидкие аплодисменты, — должен, к сожалению, объявить, что профессор Кеттлберн, наш специалист по уходу за магическими существами, подал прошение об отставке. Так вот, с удовольствием сообщаю вам, что его должность согласился принять Рубеус Хагрид. Он будет совмещать работу лесничего с преподаванием.

Здоровяк поднялся, весь покраснев от волнения и опустив глаза, а его встретили громовые аплодисменты половины зала, которые заглушили язвительные комментарии слизеринцев даже для рядом сидящего Гарри.

— Благодарю вас за внимание, — закончил свою речь Дамблдор.

Некоторое время девочки сидели в раздумьях.
̶  Я слышу шум воды!  ̶  вдруг прошептала Одуванчик.
̶  Да! Точно! Где-то что-то льётся!  ̶  ответила Васёна.  ̶ Кажется, вот за этой стеной! Неужели это река? Но мы не видели реку.
̶  А это наверняка потому что река в низине и скрыта высокой травой,  ̶  догадалась Леночка.
̶  Давай свой фонарик!  ̶  радостно зашептала Васёна.
̶  Дурацкие пауниты, к счастью, не додумались нас обыскать!
Леночка запустила руку в карман пуховика, протянула Василине фонарик, и девочка стала с его помощью рыть лаз в сторону шума. Земляная стена оказалась довольно тонкой. Иначе беглянки не услышали бы музыку бегущей вдаль воды. И вскоре девчонки уже высунули свои сопатки из прорытого отверстия. Внизу рокотали бурные потоки чистой и прозрачной реки.
̶  И что, мы теперь будем прыгать?  ̶  неуверенно пробормотала Василина.
̶  А у тебя есть другая идея?  ̶  нетерпеливо спросила Одуванчик.
̶  Нету. Но у меня есть идея получше, чем простой прыжок.
Наверняка наши коконы будут хорошо держаться на воде. Давай попробуем использовать их в качестве лодочек.
̶  Точно. Давай,  ̶  согласилась Леночка.  ̶  Но нам придётся оставить тут свои пуховики и шапки. И даже унты! Иначе они нас на дно утащат.
̶  Главное, что мы выберемся. И попробуем вернуться к тому месту, где спустились в этот мир. Чтобы Маша и помощь, которую она за нами ведёт, не попали в лапы к пауку,  ̶  подытожила Васёна.
Подруги сняли лишнюю одежду. Найденной в куче мусора палкой продырявили коконы в четырёх местах и связали их вместе крепкими соломинками, чтобы бурная река не растащила девочек в разные стороны. Третью соломинку Лена использовала для того, чтобы повесить фонарик на шею.
Потом пленницы взялись за руки и бесстрашно прыгнули в воду в обнимку со своим незатейливым плотом. Застывшая паутина действительно не тонула. Беглянкам с большим трудом удалось забраться в коконы. Река рвала их из рук, попытки залезть на самодельное плавучее средство оборачивались тем, что коконы переворачивались под тяжестью девочек, но в конце концов покорительницы бурных рек сумели справиться с трудностями, улеглись на дно коконов и вода понесла их вниз по течению.
Вскоре беглянки почувствовали, что течение ослабло. Подняв головы над коконами, они убедились, что река миновала гористую местность и теперь рассекает равнину.
̶  Ну вот и закончились владения жуткого паука!  ̶  радостно объявила Васёна.  ̶  Надеюсь, теперь на нас никто не нападёт.
̶  А как же мы теперь вернёмся домой, если подняться туда можно только внутри гор?  ̶  печально поинтересовалась Одуванчик.
̶  Ну должно же нас прибить к берегу. Можно даже попробовать грести. И когда выберемся на сушу  ̶  попытаемся вернуться к крайней горе и поищем вход.
̶  Ага. Как же. Неужели ты думаешь, что нашу пропажу никто не обнаружит и паук не пошлёт паунитов охранять все входы на поверхность?
̶  Да, ты права, Ленка,  ̶  сокрушённо отозвалась Василина.  ̶  Но не будем гадать, а доверимся реке и счастливому случаю. Он обязательно нас найдёт, я знаю! И ещё мы в этой стране наверняка должны спасти кого-то такого, кого кроме нас никто выручить не может. И, возможно, даже избавим горную долину от злобного страшного Снежка! Вот только хорошенько подготовимся к возвращению и устроим на него охоту! Не зря же я столько беличьих знаков получала последние дни. Значит, мы нужны подземному миру!
̶  Ах, как грандиозно звучит!  ̶  хихикнула Одуванчик.
Васёна шутливо показала Леночке язык и девочки принялись
грести к берегу, зачерпывая воду своими маленькими
ладошками.
А тем временем паук уже обнаружил пропажу утренней закуски. В гневе он ломал и крушил свою кладовку.
̶  Как они выбрались?! Чем прорыли лаз?! Вы, тупые жалкие нитки, обыскивали их?  ̶  орало чудище.
̶  Нет, хозяин, мы об этом не подумали,  ̶  развёл ручками-паутинками один из паунитов.  ̶  Люди нам ведь ещё не попадались. Только собаки и кошки… Вот мы и не сообразили… Ты тоже виноват! Не подсказал нам!
̶  Я тебе сейчас покажу «я виноват», ты у меня сейчас попляшешь!
Снежок подскочил к пауниту, растерзал его на клочки, а ошмётки развеял по ветру.
̶  И так будет с каждым, кто посмеет меня в чём-то обвинять!  ̶  грозно прорычал мохнатый уродец.
̶̶  И коконы пропали тоже. Наверное, добыча на них уплыла,  ̶  осторожно и боязливо пролепетал второй человечек.
Говорящий рот паунита был где-то там, далеко, за слоем паутинной обмотки. Там же, в глубине, виднелись и маленькие глазки-бусинки, жалостно смотрящие сквозь паутину на своего хозяина.
̶  Вы что, идиоты, и коконы закинули в кладовку?!  ̶̶  вне себя от ярости закричал Снежок.
̶  Ну да… Это ведь тоже еда. Мы думали, что ты зажаришь девчонок прямо в коконах и будет хрустящая вкусная корочка.
̶̶  Дегенераты! Вы своими бестолковыми головёшками
надоумили их совершить побег! Отправляйтесь в погоню, паршивые бесполезные существа!
Паук выскочил из кладовки и с огромной скоростью помчался вдоль берега. За ним поскакали и пауниты.