2. Иггдрасиль и его экосистема. О норнах, истоках названия Иггдрасиль и о том, зачем Один отдал свой глаз
Первая часть - 1. Сотворение мира в скандинавской мифологии
1 Иггдрасиль
Иггдрасиль — в представлении скандинавов это мировое древо, связующее между собой девять миров, исполинский ясень, сосредоточие всей вселенной. На ветвях мирового древа располагаются все девять скандинавских миров. Само слово «Иггдрасиль» является кеннингом — поэтической метафорой, и переводится оно как «Скакун Игга».
Следует знать, что для виселицы скандинавы использовали кеннинг «скакун висельника». Но почему именно скакун? Во-первых, во время повешения тело человека совершает движения, которые напоминают скачку на лошади.
Во-вторых, скакун — это не метафора для лошади или какого-нибудь ездового животного, это обобщенное название транспортного средства, так же, как и слова «конь» или «корабль». Вот, к примеру, кеннинги корабля.
«скакун тропы чайки»
«скакун корабельного борта»
«конь волны»
«конь мачты»
Yggr (Игг) — «грозный», «ужасный». Конечно, слово «Игг» — ничто иное, как одно из многих имен Одина. В сумме название мирового древа — Иггдрасиль — это кеннинг, который переводится как «Скакун Одина». И действительно, Один, дабы постичь могущества в знаниях рун, пригвоздил себя копьем Гунгнир к великому древу. Так повешенный бог провел без питья и еды девять дней и девять ночей, пока не познал все колдовские тайны и не преисполнился знанием рун. С чем можно сравнить это жертвоприношение, не беря в расчет другие религии?
Внушительный список имен Одина.
Достижение магических способностей и всемудрости требовало от Одина огромных страданий (сравним с распятием Иисуса, где за страдания отпускались грехи людей). Это, опять же, нас подводят к пониманию того, что жертвенность в природе первобытного менталитета — неотъемлемая часть жизни. Для инициации физические испытания и страдания являются неотъемлемыми характерными элементами. Таким образом, Один прошел «инициацию», а это ничто иное, как «приобщение» участника инициации к чему-либо. В этом случае Всеотец приобщился к тайнам и секретам всех девяти миров. Вполне возможно, что древние германцы и скандинавы использовали мотив с древом до появления этого мифа, а не наоборот.
Получается, что Иггдрасиль — это мировая ось, древо жизни и транспортное средство для путешествий Одина по девяти мирам. А исполинский ясень — ничто иное, как макрокосмос, связующее звено между мирами. Не зря у большинства народов мира на определенных стадиях развития присутствует поклонение деревьям. Оно обусловлено тем, что древние людям мир представлялся одушевленным, деревья и растения не составляли исключения, и они обладали всеми теми качествами, которые присущи «живым» существам — рост, увядание, процесс перерождения.
Так индейское племя хидатса верит в то, что у всякого растения или дерева есть свой дух или тень, и им необходимо оказывать всяческое почтение. Туземцы африканского племени ваника верят в то, что кокосовая пальма имеет свою душу, и приравнивают ее сруб к убийству матери, потому что оно дает им жизнь и пропитание, как мать своему ребенку. Племя басога полагает, что дух срубленного древа может поразить вождя и его семью.
Таким образом, мы сталкиваемся с очень древним германским верованием, которое, судя по всему, возникло еще в эпоху индоевропейской общности и характерно для глубокой древности. Одушевление растений, деревьев, кустарников и наделение животных человеческими качествами характерно для эпохи анимизма. Хочу напомнить, что анимизм является первой ступенью в развитии религии (вера в существование души и духов, в одушевленность всей природы), а значит, миф о мировом древе, являющийся мономифом для всех индоевропейских народов, очень древний и он появился у протогерманских народностей еще в ту эпоху, когда индоевропейцы были единой общностью, не распавшейся на различные народности.
2. Норны.
Итак, стоит вернуться к самому мировому древу. Оно покоится на трех исполинских корнях, которые ведут в разные миры. И здесь снова появляется разночтение в разных источниках.
В «Старшей Эдде» говорится, что первый корень уходит в Мидгард, второй — в Йотунхейм, третий — в Хельхейм. В «Младшей Эдде» Снорри первый корень уходит в небеса в Асгард, второй корень также уходит к йотунам, третий корень ведет в Нифльхейм. Вероятно, Старшая и Младшая Эдда базировались на различных источниках.
Под первым корнем был расположен Урд — источник судьбы, от которого произошли три норны. Норны — это ткачихи человеческих судеб, именно они определяют человеческий рок. В связи с этим есть предположение, что первый корень все же уходит в Мидгард — мир, населенный людьми, а не богами.
Норны также являются архетипичным индоевропейским мономифом — подобные волшебницы встречаются в греческой мифологии (мойры), в римской (парки), в славянской (рожаницы), и их везде три, что логично. Каждая из мойр отвечает за время: дряхлая старуха Урд — за прошедшее, женщина в расцвете сил Верданди — за настоящее, юная Скульд — за будущее. В отличие от других народностей, в скандинавской среде норны отвечают не за пряжу, как парки и мойры, а за благополучие Иггдрасиля.
Норны, живущие у источника Урд, каждый день черпают из него воду вместе с той грязью, что покрывает его берега, и поливают ясень, чтоб не засохли и не зачахли его ветви (с) Видения Гюльви
Как видно из цитаты «Младшей Эдды», норны — это могущественные существа, которые обеспечивали жизнь и цветение Иггдрасиля. Помимо этого, норны вершили судьбы не только людей, но и богов, иногда к ним обращался даже сам Один.
Вообще, образ норн в мифологии других народностей преимущественно связан с прядением ткани. Парки и мойры также состояли из трех могущественных дев: первая отвечает за рождение ребенка (тянет пряжу), вторая наматывает нить на веретено (распределяя судьбу), третья перерезает нить (выносит смертный приговор человеку). В славянской мифологии мотив пряжи ткани не важен, рожаницы воспринимались как богини судьбы несколько по-другому. Вообще, в мифологии славян характерен мотив задабривания существ, случай с рожаницами аналогичен. Откуда у древних народов появилось отождествление судьбы с прядением ткани?
Прежде всего, необходимо отметить функцию колеса для первобытных народностей. Колесо — это замкнутый круг без начала и конца, символ абсолюта и бесконечности. Здесь можно привести пример змеи, кусающей себя за хвост (Йормунганд, Уроборос), кстати говоря, именно змей стал олицетворением бесконечности в арабских цифрах (перевернутая восьмерка — ничто иное, как змея, пожирающая сама себя), а также различные виды свастики, олицетворяющие постоянное движение солнца и его лучей.
Один из рунических камней Ингвара, где изображен Уроборос.
Колесо прялки стало колесом времени, а нити стали олицетворением судьбы. Также сакральными становились некоторые из обиходных предметов, например, телега с четырьмя колесами (телеги часто находят и в захоронениях), которая фигурирует в ритуале Нертус, описанного Тацитом (а будущей статье о Нертус/Ньерде).
Еще один камень Ингвара с изображением змеи, кусающей себя за хвост.
При первом взгляде норны могут показаться схожими своими функциями с мойрами, парками или рожаницами. На самом деле в скандинавской мифологии большая роль уделяется столкновению космогонических и эсхатологических мотивов, поэтому норны являются неким сосредоточением антагонистических сил. Из убийства Имира (эсхатология) получается творение мира (космогония), Лодур, отождествленный с Локи, создает человека (космогония) и этот мир, а затем является катализатором его уничтожения (эсхатология). Норны же вообще не имеют ни негативного, ни положительного окраса, они являются данностью, и к ним неприменимы сравнительные качества. Их нельзя причислить ни к богам, ни к людям, ни к другим существам скандинавской мифологии. Некоторые из ученых связывают норн с тремя великаншами из йотунов, основываясь на 8-м стихе «Прорицания Вельвы».
На лугу, веселясь,
в тавлеи играли,
все у них было
только из золота, —
пока не явились
три великанши,
могучие девы
из Ётунхейма.
Однако отождествить норн с тремя йотунами нужно с опаской, потому как это всего лишь домыслы авторов, и ничто на это не указывает. С другой стороны, приняв некоторые допущения, все же можно предположить, что три девы были великаншами. Для скандинавского эпоса характерно то, что йотуны — инеистые великаны — представляют из себя неизменные древние силы, отголоски «древней цивилизации».
Не зря мировое древо накрепко связано с норнами. Норны выступают в роли стержня между прошлым и будущим и олицетворяют собой древо мира. Сами по себе норны не хтонические существа, но они обладают всеобъемлющим знанием о прошлом, настоящем и будущем. В нордической мифологии характерна сакрализация знаний (мудрости, всеведения, гибкости мышления), и это можно проследить в большинстве сюжетов. Один распинает себя ради знаний рун и жертвует свой глаз в источнике Мимира ради мудрости, Квасир, кровь которого смешали с медом и получили «мед поэзии», был олицетворением мудрости, Один приходит к вёльве ради знаний прошлого и будущего. Видимо, эта характерная черта и стала определяющей для многочисленных экспедиций викингов в самые разные точки земного шара, скандинавский менталитет был наполнен жаждой знаний, открытий и могущества. В целом можно сказать, что норны, поддерживающие поливкой древа его жизнь, являются антропоморфным олицетворением Иггдрасиля.
Карта морских путешествий викингов. Возможно, их тяга к знаниям (и, само собой, к золоту) позволила скандинавам открыть Америку и бороздить просторы Средиземноморья.
В продолжение этого хочется объяснить осмысление норн в первобытном менталитете германцев и позже — скандинавов. Германцы всегда отличались изрядной воинственностью, а их двоюродные братья помимо воинской ярости унаследовали неблагополучные земли и очутились в суровых краях. Борьба за немногочисленные ресурсы на территории скудной Скандинавии привела к межплеменным стычкам, а затем и постоянным войнам между ярлами и королями. Так как религия является зеркалом общества, в мифологическом представлении скандинавов неизбежно должно было возникнуть осмысление всей этой окружающей их жестокости. Появление норн в скандинавской мифологии — это попытка оправдать постоянные войны, конфликты, засухи и гибель людей, при этом индоевропейская концепция «пряжек судьбы» хорошо согласовывалась с общим эсхатологическим характером религии скандинавов. Смерть на поле боя для воина Скандинавии означала не только пиршества в чертогах Одина, но и то, что эти обычные рубаки будут бок о бок сражаться с богами в Рагнарёк. Норны и Рагнарёк — это две идеи, которые отражают фаталистичность мировоззрений германцев и их веру в неумолимый рок. Подобный фатализм можно найти в древнегреческих трагедиях.
Интересна еще одна вещь — Voluspa. «Прорицание Вёльвы» является вводной частью «Старшей Эдды», и это отнюдь не случайность. Интересно то, что общая личина вельвы роднит ее с норнами. К ней обращается сам Один, чтобы набраться мудрости. Вельва помнит сотворение мира (прошлое), общается на эту тему с Одином (настоящее) и видит трагический конец сущего мира (будущее). Таким образом, Вельва является личностью, воплотившей в себе тринитарное предназначение норн.
Откуда же появились норны? Ученые в целом выделяют из общей массы индоевропейцев два больших конгломерата народностей: первая, европейская (кельты, германские и романские народности, греки, славяне, иллирийцы, балты), и вторая часть — азиатская (хетты и лувийцы, индийские и персидские народности). Можно выразиться так, что они «двоюродные братья», и именно в европейском конгломерате отчетливо прослеживается след тринитарных божеств рока/судьбы. (Мойры, норны, парки, роженицы, балтийские — Лайме, Декла, германские Матери и Матроны.)
Видимо, именно когда-то индоевропейская западная (европейская) ветвь была единой в своих верованиях, что отмечается как в списке похожих богов, так и обрядов. Здесь женщины играли главенствующую роль, и первые богини были сакрализированы.
Магия считалась чисто женским занятием, женщины проводили религиозные обряды (связанные в том числе с земледелием), помимо прочего, в скандинавской мифологии присутствуют много женских персонажей, такие как дисы, валькирии. Не остается сомнений, что архетипичный миф о богинях судеб появился вследствие древнего представления о сакральности женщины.
Рунический камень из Лильбьерса, VIII век. На нём запечатлён эпизод из мифа о Торе и Хюмире на рыбалке. В верхней части камня можно увидеть изображение женщины, которая подаёт рог с медовухой воину. Вероятно, это валькирия.
Многие исследователи выводят скандинавских норн из германских Матери и Матроны. Это интересное предположение, и следует на нем остановиться поподробнее. Неизвестно, когда появился этот культ, но, судя по археологическим находкам, он начал набирать широкую популярность в I-V веках нашей эры. Важно подчеркнуть, что культ Матери и Матроны был распространен на северо-западе Европы, то есть народности, чтившие этих богинь, непосредственно соседствовали со скандинавами. С чем же связан этот культ?
Культ Матери и Матроны.
Изображались девы на вотивных предметах или священных алтарях в виде трех женских персонажей. По всей видимости, одна из богинь была довольно молодой и олицетворяла собой юность, она изображалась с непокрытой головой, у двух других женщин голова была покрыта (что свидетельствовало об их замужестве), и, видимо, они представляли собой взрослую жизнь (мать) и старость. Место их почитания часто подписывалось кельтским или германским языком, особо характерен эпитет, переводимый как «Дарующие изобилие». На некоторых изображениях девушка (на других вся троица) держит на коленях корзину с фруктами, вотив изобилует картинами жертвоприношений, растительности и деревьев, на других изображениях под богинями появляются дети. Это свидетельствует о том, что эта священная триада относилась к культу плодородия (мотивы деревьев, фруктов), и из этого вытекает культ продолжения рода (появление детей на изображениях). Вполне вероятно, что именно на этом тройственном культе и был основан христианский культ трёх Марий: Марии – матери Иисуса, Марии Магдалины и Марии Клеоповой. Известно, что христианская церковь часто заимствовала образы святых у языческих богов и проводила свои праздники в даты языческих торжеств.
У культа Матери и матрон есть сходства и с сакрализацией норн. Вероятнее всего, что норны являются переосмыслением культа Матери и матрон, это подтверждается и их функциональностью. Матери и матроны отвечали за плодородие (изображение фруктов, деревьев, эпитет «дарующие изобилие») — норны же следили за плодоношением и поддерживали жизнь Иггдрасиля. Матери и матроны олицетворяли собой юность, взрослую жизнь и старость, а норны — прошлое, настоящее и будущее. Здесь видно, как примитивное первобытное мировоззрение переродилось в женский триадный культ, который в свою очередь в связи с развитием социума в скандинавском обществе преобразился в сложный и сакральный культ норн.
3. Источник Мимира.
Под вторым корнем Иггдрасиля располагался священный для скандинавской мифологии источник Мимира. Для начала следует уточнить, кто такой Мимир и чем он знаменит.
Германо-скандинавская мифология не дает четкого ответа на вопрос, кем следует считать Мимира — великаном или божеством. Здесь различные источники расходятся во мнениях, например, в «Саге об Инглингах» утверждается, что Мимир подобен Локи и Хёниру в своей божественной природе. С другой стороны, Мимира причисляют к великанам-йотунам, о чем свидетельствует имя «Sökkmímir», еще одного великана из расы йотунов. Другим косвенным свидетельством принадлежности Мимира к великанам можно отыскать из «Речей Высокого», где Один рассказывает о том, кто его обучал магии.
140 Девять песен узнал я от сына Бёльторна, Бестлы отца, меду отведал великолепного, что в Одрёрир налит. 141 Стал созревать я и знанья множить, расти, процветая; слово от слова слово рождало, дело от дела дело рождало.
Одрёрир здесь ничто иное, как источник Мимира, и, согласно этим стихам, Мимир представляется не только великаном, но и родственником Одина. Бельторн, получается, дед Одина и отец Мимира, а Бестла является матерью Всеотца.
Поэтому неудивительно, что в войне асов и ванов Мимир выступил на стороне асов, где присутствовали его родственники. После тяжелой войны асы и ваны заключили мир и совершили знаменитый обмен заложниками. К асам попали Фрейр, Фрейя и их отец Ньерд, Мимир же вместе с Хёниром попали к ванам. В итоге ваны отрубили Мимиру голову и отослали ее Всеотцу, и тот забальзамировал голову, поставив при этом Мимира хранителем источника.
Согласно интерпретации ученых-лингвистов, имя «Mímir» означает память и появилось слово от индоевропейского корня *smer — помнить. С другой стороны, нам доподлинно неизвестно, где складывалась мифологическая традиция и были созданы коллективным сознанием скандинавские мифы. Норвежское слово «meima» происходит от другого, но родственного индоевропейского корня *mer, что значит «мера». Вероятно, в данном контексте Мимир представляется тем, кто отмеряет мудрость или судьбу.
Мимир и Бальдр совещаются с норнами (1821–1822).
Мимиру, пусть и отведено не столь много внимания в скандинавской мифологии, но он является чуть ли не ключевым персонажем для «обожествления» Одина. К тому же Мимир напрямую связан с древом Иггдрасиль, он не является «рядовым» великаном, а исполняет важную функцию.
В сюжете очень важное место отведено «колодцу» или «источнику» Мимира. Он располагается под вторым корнем Иггдрасиля, хотя некоторые исследователи склонны отождествлять его с источником Урд, где обитают норны. Кстати, второй корень мирового древа уходит в сторону Йотунхейма, обители великанов, что характеризует то, что скандинавы отождествляли йотунов с «природной мудростью» и другой цивилизацией. В данном контексте великанов можно сравнить с греческими атлантами. Атлантида также являлась сверхразвитой цивилизацией, но помимо этого, они также были мудры.
Характерно и то, что Мимир является именно «собственником» и монополистом на данный источник мудрости.
А под тем корнем, что протянулся к инеистым великанам,– источник Мимира, в котором сокрыты знание и мудрость. Мимиром зовут владетеля этого источника. Он исполнен мудрости, оттого что пьет воду этого источника из рога Гьяллархорн.
В «Младшей Эдде» напрямую говорится, что именно Мимир является владельцем источника и мудр он благодаря тому, что пьет из него воду. Кстати, интересно и то, что Мимир пьет из Гьяллархорна. Этим рогом Хеймдалль возвестит всему сущему о «Рагнареке» — последней битве, в ходе которой будет уничтожен весь мир и на его руинах возникнет новый. Хотя большинство исследователей и полагают, что Снорри попросту перепутал рог для питья и звуковой рог. С другой стороны, это может быть обычной символической метафорой, характерной для поэзии скандинавов. Ведь перед Рагнареком Один прибывает к источнику Мимира, дабы испросить совета у йотуна совета для себя и своего воинства.
Кстати, еще одно свидетельство о том, что колодец Мимира и источник Урд сильно похожи друг на друга — это то, что Древо питается от них. Источник Мимира питается Иггдрасилем, и все мировое древо пропитано медом. В доказательство этого можно привести козу Хейдрун, которая с крыши Вальгаллы питается листвой мирового древа. Хейдрун дает павшим воинам, обитающим в чертоге Одина — эйнхериям, неиссякаемое медвяное молоко, что подтверждает гипотезу о том, что источник Мимира подпитывает корни Иггдрасиля.
Еще один важный сюжет в скандинавской мифологии — одна из жертв Одина. Выше было доказано, в колодце Мимира была не обычная вода, а мёд, который является ничем иным, как мёдом поэзии.
Пришел туда раз Всеотец и попросил дать ему напиться из источника, но не получил он ни капли, пока не отдал в залог свой глаз.
В этом мифе вновь фигурирует «шаманская практика» и обряд инициации, который зиждется на вселенском «законе о сохранении энергии». Проще говоря, за всё надо платить. Жертвенность Одина в данном случае не только потеря глаза взамен на мудрость и познание. Как отмечают многие исследователи, это нечто большее. Следует заметить, что Один не выкалывает себе глаз, а аккуратно кладёт его в источник Мимира. Таким образом, благодаря одному глазу Всеотца в источнике зрение Одина может проникать в глубины потустороннего мира.
Иггдрасиль — это архетипический мифический образ творения вселенной и ее сосредоточия. Таким образом, колодец Мимира является источником глубокой мудрости, завесой, которая отделяет мир видимый от мира потустороннего. Поэтому считается, что жертвенность Одином глаза и собственное распятие на древе принесли Всеотцу настоящую «божественность», подобно и Иисусу, что явился в своей полной славе после распятия и воскресения.
4. Животные Иггдрасиля
Одно из самых загадочных животных мирового древа — безымянный орел, и оно загадочно, потому что не имеет имени. Скандинавская традиция известна тем, что в ней важную роль играют «имена», которые имеют магическое свойство отождествления. Имя дается каждому человеку при рождении, и скандинавы верили, что человек вырастет таким, как и его имя. Например, Акке (искренний) будет честным человеком, а Бьерн (медведь) будет сильным, как медведь. Кроме того, германо-скандинавские племена нарекали своими именами вещи, например мечи, щиты, драккары.
Однако имя орла в сагах не упоминается, и его функциональность сводится лишь к ругани между ним и драконом Нидхеггом. Причем орел сидит на самой верхушке Иггдрасиля, в свою очередь Нидхегг обитает ниже кроны Мирового древа, обвивая его стволы и подтачивая корни. Поэтому передатчиком информации от орла к дракону и наоборот является белка Рататоск.
Нидхегг в исландской рукописи XVII века.
Рататоск белка
резво снует
по ясеню Иггдрасиль;
все речи орла
спешит отнести она
Нидхёггу вниз.
При этом в скандинавской мифологии орел является символом мудрости и противопоставляется Нидхеггу. Чтобы понять, что означает эта борьба, следует ознакомиться с этим драконом.
Не ведают люди,
какие невзгоды
у ясеня Иггдрасиль:
корни ест Нидхёгг,
макушку — олень,
ствол гибнет от гнили.
(Речи Гримнира)
Там она видела —
шли чрез потоки
поправшие клятвы,
убийцы подлые
и те, кто жен
чужих соблазняет;
Нидхёгг глодал там
трупы умерших,
терзал он мужей —
довольно ли вам этого?
(с) Прорицание Вельвы
Нидхегг — хтонический чудовищный дракон, олицетворение сил природы, например, таких, как разложение и гибель. В разных источниках присутствуют разночтения, так, например, в «Старшей Эдде» он остается после Рагнарёка в живых и терзает плоть грешников. Нидхегг олицетворяет собой космогонический хаос и противопоставляется мудрому орлу, что олицетворяет собой порядок.
То, что Нидхегг является символом разложения и смерти, намекает не только его имя (есть различные толкования имени, например, такие как «пожирающий трупы» или «черный дракон»), но и древний протогерманский символизм — змея, в представлении протогерманцев, была олицетворением болезни и разложения.
Откуда это пошло? Дело в том, что в древние времена люди представляли червей, змей и всё, что ползает, на своем животе единым классом животных. Эмпирическим путем человек с первобытным менталитетом заметил, что во всякой разлагающейся вещи, будь то фрукт, овощ, мясо или человеческое тело, появляются личинки и черви и что логично связали процесс разложения со всякого рода болезнями. Таким образом, змея стала олицетворением разложения и смерти. Кроме этого, вероятнее всего, идея о Нидхёгге зародилась еще в протогерманские времена, когда был близок культ плодородия. Змея часто отождествлялась со сменой времен года, потому как и змея скидывает свою старую оболочку, чтобы обзавестись новой, так и земля умирает зимой, чтобы возродиться летом.
Таким образом, Нидхегг в представлении германо-скандинавского эпоса стал пожирателем мертвечины и змеем, что обеспечивало гниение корней священного древа Иггдрасиль. Нидхегг — это символ зла и смерти, хтоническое олицетворение хаоса, и, соответственно, он противостоит орлу в качестве диалектической борьбы противоположностей.
Борьба орла и Нидхегга — типичная мифологема, присущая многим народам. Здесь можно вспомнить и индуистскую традицию, где противопоставляются Гаруда и змеи/наги, посох греческого врачевателя Асклепия или кадуцей. Считается, посох Асклепия (где змея обвивается вокруг древесной палки) олицетворяет собой связь земли с природой. Нидхегг в скандинавской традиции также считается олицетворением земли (живет под корнями, пожирает плоть умерших, что намекает на его подземную сущность) и также связывается с природными элементами (самим Иггдрасилем и воздушным символом — Орлом).
Кадуцей — это символ, который изображает две переплетённые между собой змеи.
Кстати, в скандинавской мифологии можно проследить некую дуалистичность суждений. Связано ли это с тем, что мифические образы создавались в различных условиях и разными этносами, неизвестно, либо дальнейшие записи легенд опирались на самые разные источники. Помимо орла на вершине Иггдрасиля было еще одно символическое существо — Хресвёльг. Нет сомнений, что это существо хтоническое, так как по своему роду он был йотуном и является символом бури. Германо-скандинавами считалось, что Хресвёльг создает бури, сидя на краю видимого мира, а само его имя переводится с древнескандинавского как «Пожиратель трупов», что роднит этого йотуна в обличии орла с Нидхеггом. Кстати, интересны и параллели с другим скандинавским мифом — похищением Одином «меда поэзии». Когда Всеотец выкрал у Гуннлед священный напиток, то он обратился в орла, что как бы намекает, что эта птица была у скандинавов символом мудрости.
Третье и немаловажное для Иггдрасиля животное — мифический олень Эйктюрнир, чья этимология, впрочем, спорная, переводится как «с дубовыми кончиками рогов». Кстати, в этом имени, возможно, содержится пережиток прошлого прагерманской народности. Историками предполагается, что дуб был священным деревом задолго до ясеня, к тому же дуб посвящался Тору — богу-громовержцу, главе пантеона, задолго до того, как Один стал Всеотцом для других богов. Важность дуба скрыта и в его этимологии.
Эйктюрнир в исландском манускрипте XVII века.
Например, несохранившиеся название дуба в славянском языке (дерево с дуплом, низинное дерево) могло звучать как перкъ, что роднит его с наименованием славянского Перуна или литовского бога громовержца Перкунаса. То есть это древо было посвящено громовержцу еще в бытность общеиндоевропейского общества. Второй интересный факт — кельтское наименование дуба duir (ирл. dair и вал. derwen). Кельтское Diur роднится с такими словами, как английское «door», валлийское drws, голландское deur, греческое «thura», исландское «dyr», ирландское «doras», литовское «durys», германское «Tür», санскрит. «dwar» и в конце концов русское «дверь». Это как бы намекает, что дуб был вратами в «иной мир», стоит вспомнить, что германскими племенами чтились дубовые рощи, там происходили обряды инициации. В святилище Зевса в Додоне находился священный дуб с бьющим источником, дубовые рощи считались прибежищем дриад (чье имя, впрочем, и произошло от дуба), палица Геракла была сделана из дуба, и можно еще долго перечислять мифологические признаки этого древа. Скорее всего, дуб являлся священным деревом для всех индоевропейцев. Это дерево, кстати, может стать маркером для поиска начального появления праиндоевропейской общности.
Так вот, Эйктюрнир, судя по всему, был символическим животным — отголоском старой эпохи. Его функция отчасти схожа с функцией Нидхегга, по крайней мере, внешне — этот священный олень объедает кроны Иггдрасиля, хотя, видимо, в данном случае речь идет не о процессе «гниения и разложения», а о процессе «перерождения».
26 Эйктюрнир олень,
на Вальгалле стоя,
ест Лерад листву;
в Хвергельмир падает
влага с рогов —
всех рек то истоки:
А дальше идет перечисление рек, что берут свое начало именно с кончиков рогов Эйктюрнира. Как видим, в отличие от Нидхегга, он не только отбирает (пожирает) жизни, но и дает ее (всем земным рекам).
Из других животных следует отметить еще два менее значимых существа, которые, впрочем, возможно, уже были добавлены в поздней традиции. Речь идет о белке и ястребе.
Рататоск белка
резво снует
по ясеню Иггдрасиль;
все речи орла
спешит отнести она
Нидхёггу вниз.
Функция Рататоска понятна — это даже не связующее звено, а передатчик информации между орлом и драконом. Но какое место занимает эта белка в мифологии, до сих пор неизвестно. Интересно получается, что, в свою очередь, белка Рататоск исполняет функцию Гермеса — посредника между небом (орел) и преисподней (Нидхегг). Однако Рататоск не является психопомпом (проводником между живым миром и миром смерти), как Один, Гермес, Анубис или Харон. Кстати, Рататоск переводится как «грызозуб» или «зуб-бурав», что поставило немало исследователей в тупик.
Ведрфельнир — ястреб, что сидит между глазами орла. Так как орел является символом мудрости, то историки полагают, что Ведрфельнир исполнял для орла те же функции, что и вороны Хугин и Мунин для Одина. Возможно, этот ястреб представлялся как птица, что летает по всем девяти мирам и приносит оттуда ту мудрость, коей полнится и священный орел.
