Лига историков

Подробнее про типы гладиусов: https://x-legio.com/wiki/gladius

Тяжелое поражение немецкой армии в Сталинградской битве, а также дальнейшие неудачи вермахта в России и в Североафриканской кампании, результатом которой стала оккупация союзниками южной части Италии и последующий выход последней из Второй мировой войны, привели часть немецкой политической и военной элиты к мысли, что от скорой позорной капитуляции Германию может спасти только одно - смерть Гитлера. В течение 1943 года заговорщики предприняли по меньшей мере шесть попыток убить фюрера, одна из которых сорвалась лишь потому, что не взорвалась бомба замедленного действия, заложенная в самолет фюрера во время его полета на русский фронт.

Операцию, получившую название "Вспышка", в течение января-февраля 1943 года разработали заместитель начальника общего управления сухопутных войск Германии генерал Фридрих Ольбрихт и начальник штаба группы армий «Центр» в России генерал Хеннинг фон Тресков. Ее суть заключалась в том, чтобы заманить Гитлера в Смоленск на совещание штаба группы армий и там его ликвидировать. Убийство фюрера, в свою очередь, должно было послужить сигналом для начала военного переворота в Берлине, за который отвечал генерал Ольбрихт, так как благодаря занимаемой должности он имел возможность управлять действиями гарнизона в немецкой столице. Генерал фон Тресков с помощью своего старого друга, генерала Шмундта, адъютанта Гитлера, сумел уговорить фюрера прибыть на совещание в Смоленск 13 марта 1943 года. Заговорщики несколько изменили свой план и решили убить фюрера не в самом штабе, а уже после совещания на обратной дороге в Германию. Было решено заложить бомбу замедленного действия в самолет Гитлера, чтобы произошедшее выглядело несчастным случаем, что позволило бы, по мнению заговорщиков, избежать политических издержек убийства. В то время у Гитлера было еще много последователей, которые после убийства своего вождя могли бы оказать сильное противодействие мятежу.

Пронести бомбу в самолет фюрера было поручено помощнику генерала фон Трескова Фабиану фон Шлабрендорфу, который завернул взрывное устройство так, чтобы оно походило на две коньячные бутылки. Сам Тресков во время перерыва на совещании с фюрером спросил полковника Гейнца Брандта, находившегося в числе лиц, сопровождавших Гитлера, не захватит ли он с собой в Берлин презент в виде двух бутылок коньяка для старого друга фон Трескова, генерала Хельмута Штиффа. Ничего не подозревавший Брандт сказал, что будет рад исполнить просьбу. Перед самым отлетом делегации Шлабрендорф явился на аэродром, держа в руках те самые "две бутылки". Просунув палец в небольшое отверстие в свертке, он запустил механизм замедленного действия и вручил посылку Брандту входившему в самолет фюрера. После этого Шлабрендорф позвонил в Берлин и кодом предупредил заговорщиков о том, что «Вспышка» началась. Взрывное устройство, предназначавшееся для убийства Гитлера, имело часовой механизм. Когда Шлабрендорф нажал на кнопку, она раздавила небольшую ампулу с химическим раствором, который начал разъедать проволочку, удерживавшую сжатую пружину. После того, как эта проволочка обрывалась, пружина ударяла по бойку, а тот ударял по детонатору, подрывавшему бомбу. Согласно расчетам, взрыв должен был произойти примерно через 30 минут после взлета самолёта в Смоленске.

Заговорщики, затаив дыхание, ожидали поступления новостей от одного из истребителей, сопровождавших самолет фюрера, о произошедшем взрыве, однако даже через час после активации бомбы никаких сообщений так и не поступило. Спустя два часа пришла новость, что самолет Гитлера благополучно приземлился в Растенбурге. Шлабрендорф немедленно позвонил в Берлин и условной фразой сообщил, что попытка покушения провалилась. В тот же вечер Тресков позвонил полковнику Брандту и, между прочим, поинтересовался, нашлось ли у него время передать коньяк генералу Штиффу. Брандт ответил, что у него еще руки до этого не дошли. Тогда Тресков попросил его не беспокоиться, поскольку в бутылках не тот коньяк, и заверил, что Шлабрендорф приедет завтра по делам и заодно прихватит поистине отменный коньяк, тот, который он и намеревался послать. На следующий Шлабрендорф отправился в ставку Гитлера и обменял пару бутылок коньяка на бомбу. Позднее он рассказывал: "Я до сих пор с ужасом вспоминаю, как Брандт передал мне сверток, тряхнув его, и как я похолодел, ожидая запоздалого взрыва. Притворившись спокойным, я взял бомбу и тут же вышел к машине. Нажав на газ, двинулся к соседнему железнодорожному разъезду Коршен". Там он сел в ночной поезд на Берлин и, запершись в купе, разобрал бомбу, чтобы понять, почему же не произошел взрыв. Как оказалось, часовой механизм сработал как надо - маленькая ампула была раздавлена, жидкость разъела проволочку, а боек пробил капсюль, но детонатор так и не воспламенился.

Вскоре заговорщики предприняли новую попытку убийства фюрера. 21 марта Гитлер в сопровождении Геринга, Гиммлера и Кейтеля должен был прибыть в Цейхгауз (старинное здание арсенала) в Берлине на поминовении павших героев. Согласно плану, один из заговорщиков, а именно полковник Рудольф-Кристоф фон Герсдорф, должен был пожертвовать жизнью, спрятав в карман шинели две бомбы, которые он должен был активировать во время церемонии, тем самым отправив и Гитлера, и себя на тот свет. Шлабрендорф передал полковнику две бомбы со взрывателями, установленными на 10 минут, однако в застекленном дворе Цейхгауза, где стояла низкая температура, взрыв мог произойти лишь через 15-20 минут. Эта задержка в детонации в конечном итоге разрушила план очередного покушения - Гитлер мог находиться в зоне досягаемости Герсдорфа не больше 10 минут, поэтому тот в последний момент решил не активировать бомбу.

В дальнейшие месяцы были предприняты еще несколько попыток взорвать Гитлера с помощью смертника со взрывчаткой в кармане, но все они провалились по стечению обстоятельств. Сначала заговорщики планировали убить фюрера во время показа новой армейской шинели и предметов снаряжения, которые разрабатывались по приказу Гитлера и которые он хотел увидеть, прежде чем утвердить для массового пошива. В этот раз пойти на смерть согласился капитан Аксель фон дем Бусше. Во избежание неудачи, которая постигла его коллегу в прошлый раз, Бусше решил спрятать в карманах образца шинели две немецкие бомбы, взрывавшиеся через несколько секунд после установки запала. Его план состоял в том, чтобы обхватить Гитлера в момент показа и подорваться вместе с ним. Однако накануне показа бомба союзников, сброшенная во время воздушного налета, уничтожила все образцы одежды, и Бусше вернулся в свою роту на русском фронте. Вновь в ставке Гитлера он появился в декабре, чтобы во второй раз показать образцы военной формы, но фюрер неожиданно уехал в свою резиденцию в Берхтесгаден. Вскоре Бусше получил тяжелое ранение на фронте, и потому вместо него прислали другого молодого пехотного офицера. Это был Генрих фон Клейст, сын Эвальда фон Клейста, одного из старейших заговорщиков. Демонстрация моделей, а следовательно, и новая попытка покушения, была назначена на 11 февраля 1944 года, однако и в этот раз фюрер в последний момент отменил свою поездку на нее.

В конце концов, заговорщики пришли к выводу, что предпринять реальную попытку покушения на жизнь фюрера можно лишь во время проводимых им дважды в день военных совещаний с генералами из верховного главнокомандования и штаба сухопутных войск. Однако и этот план вскоре также пошел прахом - 26 декабря 1943 года заместитель генерала Ольбрихта полковник Клаус Штауффенберг прибыл в ставку фюрера в Растенбурге на дневное совещание, где должен был доложить о ходе подготовки пополнений для армий. При себе у него был портфель, в котором лежала бомба замедленного действия, однако активировать ее не предоставилось возможности, так совещание было отменено по причине отъезда Гитлера в Оберзальцберг на Рождество. Тем не менее, несмотря на очередной провал, заговорщики твердо решили, что убьют фюрера именно на подобном совещание и именно руками Штауффенберга...

Продолжение следует.

Начало - ЗДЕСЬ.

"МСТИТЕ ЗА КАПИТАНА ХАНТА" или "КАПРАЛ С ФОТОГРАФИИ".
Было бы несправедливо валить ответственность за военные преступления на исключительные поэтические садистские наклонности Гарри Моранта. Он поступал точно так же, как сотни других британских офицеров во второй Англо-Бурской войне. Особая вина или беда нашего героя заключалась в том, что он в какой-то момент "слетел с катушек" и стал "беспределить" слишком густо за короткий отрезок времени.

Гарри Харборд Морант не был беспринципным человеком, вернее, знал только два принципа: самоуважение (или эгоизм) и дружбу. Дружить он умел крепко и преданно, хоть и не бескорыстно, пример - отношения с командиром его эскадрона капитаном Перси Хантом. На путь кровавой мести лейтенанта Моранта толкнула трагическая гибель Ханта 2 августа 1901 г.

Как и в случае с очень многими хаотическими боестолкновениями с "взаимным поражением" сторон, о бое близ фермы Дуйвелсклуф, в котором был убит капитан Хант, существуют противоречивые сведения. Общая картина примерно такова: Хант получил от своего информатора немецкого миссионера и из источников в туземных племенах известие, что на ферму из похода в Капскую колонию вернулся ее хозяин - бурский фельдкорнет Баренд Вильжоэн с остатками своего отряда, известного как "коммандо Летаба", все обессиленные малярией и голодом. Решив застать буров врасплох, Хант быстро поднял в ружье взвод Карабинеров и по меньшей мере 200 чернокожих союзников из племени Лобеду и выдвинулся на ферму. Фельдкорнет Вильжоэн со своим младшим братом и еще одним бюргером были застигнуты врасплох за мирным занятием - они чинили крааль для скота, и британцы изрешетили их пулями. Однако в каменном фермерском доме и возле него оказалось еще не менее 20 партизан, которые открыли яростный ответный огонь. Капитан Хант пытался повести атаку в пешем строю, был поражен пулей в грудь и упал, возле него были убиты сержант Эланд и один из солдат. После чего и британцы, и буры отступили каждые в свою сторону, оставив павших на поле боя, а само поле боя - за туземными воинами Лобеду, которые залегли при первых же выстрелах.

К фото: Несмотря на декларацию "войны белого человека",англичане активно прибегали к услугам местных союзников в качестве разведчиков, военных строителей, возчиков, а нередко - и легкой пехоты.

Местные воители с удовольствием попользовались одеждой и оружием убитых белых людей. А чтобы духи мертвецов не тревожили покой живых, поступили как учили их колдуны: растоптали убитым лица и перерезали сухожилия на ногах. Всем - и британцам, и бурам - к этому выводу пришел в 2012 г. южноафриканский историк Чарльз Лич, собрав свидетельства очевидцев и официальные британские документы (Charles Leach. The legend of Breaker Morant is dead and buried : a South African version of the Bushveldt Carbineers in the Zoutpansberg: May 1901–April 1902). Британский полковник Дж. Сент-Клер в конфиденциальном отчете военному министерству в Лондоне о "деле Моранта" в 1902 г. вовсе отрицает факт издевательств над телом капитана Ханта: "Утверждение о том, что с телом капитана Ханта жестоко обращались, никоим образом не подтверждено, и репрессии, предпринятые лейтенантом Морантом по этому поводу, были совершенно неоправданными".
Сам Морант также не видел своего друга мертвым. В то время, как Бушвельдские Карабинеры дрались с бурами, отступали, снова собирались с силами и забирали своих павших, наш герой приятно проводил время в гостях у местной красотки, обслуживавшей английских офицеров. Он приехал в "форт Эдвард" час спустя после похорон капитана Ханта. Версия о том, что буры жестоко добивали его и терзали труп родилась исключительно в поэтическом воображении Моранта. Жестокость к поверженным врагам вообще не была характерна для бурского боевого стиля.
Как вспоминал третий обвиняемый "процесса над "Укротителем" Морантом" австралийский лейтенант Джордж М. Уиттон, узнав о смерти Ханта, "Морант сделался как безумец, он бросился собирать отряд в погоню за бурами и не смог сдержать слез, обращаясь к солдатам". Масла в огонь подлил капитан военной разведки Альфред Тейлор, также находившийся в "форте Эдвард", который сказал: "Мстите за капитана Ханта". Потом он отрицал, что эти слова имели форму приказа, но как иначе должны были воспринять их младшие по званию?
Собрав взвод Карабинеров и "группу поддержки" из племени Лобеду, Гарри Морант пустился по следу остатков бурских коммандос убитого фельдкорнета Вильжоэна и 9 августа догнал-таки... другой бурский отряд, бивуакировавший в низине. Партизаны, с которым столкнулись карабинеры, принадлежали к Саутпансбергскому коммандо; с людьми Вильжоэна они вместе сражались в Капской колонии - и только. Но Моранту было все равно, для него в смерти друга был виноват любой бур.

Однако атаки врасплох не получилось, хотя усталые бурские часовые дремали в обнимку со своими "маузерами". Лейтенант Морант сам все испортил. Вспоминает участник боя 9 августа ординарец Моранта рядовой Теунис Якоб Бота, бурский ренегат на британской службе: "Вся группа коммандос легко была бы поймана, но, как подтвердит любой другой человек в патруле, из-за собственной трусости Морант приказал стрелять с 2 000 ярдов, не замкнул окружения и не приближался".
Бурские партизаны были мастерами выпутываться из подобных передряг. Они связали карабинеров огневым боем, заставили спешиться, а потом внезапно вскочили на лошадей и рассеялись по широкому вельду - попробуй, догони!
Тем не менее, одного бура карабинеры все же догнали. 20-летний военный телеграфист Трансваальской Государственной артиллерии Флорис Виссер, квартирмейстер отряда, пытался спасти двуколку с боевыми припасами. Но пуля раздробила ему щиколотку, одна из лошадей была убита и повозка опрокинулась. Карабинеры вытащили раненого из-под телеги и приволокли "пред ясны очи" разгневанного Моранта. Так он нашел первую жертву.

С легкой руки официозного историка Англо-Бурских войн из ЮАР периода апартеида Брейтенбаха (Breytenbach J.H.(1969–1996). Die Geskiedenis van die Tweede Vryheidsoorlog in Suid-Afrika, 1899–1902 - The History of the Second War of Independence in South Africa, 1899–1902.) несчастный Флорис Виссер получил посмертное прозвище "капрал с фотографии". Действительно, накануне войны он сфотографировался в полной парадной форме Трансваальской Государственной артиллерии, при сабле - получилось крайне харизматично и фотография приобрела большую популярность. О нем известно, что он был сыном почтальона, в регулярных войсках Трансвааля служил с 16 лет (возраст призыва в республике), быстро стал классным телеграфистом и через 2 года заслужил звание капрала. За время войны "капрал с фотографии" возмужал, оброс бородой, но, главное, снял истрепавшийся мундир и переоделся "по гражданке". Как кадровый военный он знал, что по законам войны его за это могли объявить шпионом и поставить к стенке. Поэтому Виссер не стал раскрывать свой статус регулярного солдата, чем, возможно, усугубил положение. Точно так же, хорошо зная английский, он делал вид, что говорит только на африкаанс, вероятно, чтобы при допросе через переводчика иметь время обдумать ответы. Ординарец лейтенанта Моранта солдат Бота был хорошо знаком с пленным, они вместе ходили в школу, но из сострадания к школьному дружку принял его правила игры.
Перед расстрелом "капрал с фотографии", жестоко страдая от раны, проделал 15-мильный путь в фургоне, сопровождая отряд Моранта. Наутро Морант допросил пленного с помощью переводчика карабинера Боты. Последний вспоминал, что Морант пообещал сохранить Виссеру жизнь в обмен на ответы. Есть мнение, что "Флорис Виссер раскрыл информацию о передвижении отряда, которая подвергла опасности его товарищей", однако это спорно. Он знал, что после британской засады и отступления партизаны логично изменят маршрут - так и случилось, больше никто из этой группы карабинерами Моранта схвачен не был. К несчастью для Виссера, в трофейной повозке были найдены британские кавалерийские брюки и сапоги более раннего происхождения, которые, как посчитал Гарри Морант, принадлежали убитому капитану Ханту. Посовещавшись с двумя другими офицерами, лейтенант Морант объявил капралу Виссеру, что он будет расстрелян. "Как насчет обещания сохранить жизнь?", - спросил тот через переводчика. "Это была пустая болтовня (It was idle talk)", - не моргнув глазом, ответил наш герой, истинный хозяин своему слову: хотел - дал, хотел - взял обратно. Как вспоминал карабинер Бота, "Виссер только плюнул на землю с презрением и больше не сказал ничего".

Несколько свидетелей сообщали, что карабинеры не хотели расстреливать пленного. Тогда Морант примитивно взял подчиненных "на слабо": "Если вы такие трусы, я застрелю его сам". Он назначил расстрельную команду из четырех человек, включая ординарца-переводчика Боту, и тот малодушно побоялся отказаться стрелять в друга детства, хотя целился мимо. Флориса Виссера усадили (стоять на перебитой ноге он не мог) на холмик спиной к винтовкам. Жутковатой торжественности моменту добавляли воины Лобеду, исполнявшие боевой танец. Грянул залп; пленный был еще жив, и его добил выстрелом из револьвера второй лейтенант Гарри Пиктон.
"Капрал с фотографии" встретил смерть, может быть, не как плакатный герой, но, несомненно, как честный солдат. Сценаристы австралийского фильма "Укротитель Морант" не обременяли себя выяснением биографии Флориса Виссера и вывели его каким-то перепуганным ополченцем, носившим "родной" китель капитана Ханта.
Единственный из всех жертв мести лейтенанта Моранта "капрал с фотографии" получил хоть отдаленное подобие суда. После этого поэтическая натура "Укротителя" вошла во вкус убийства и больше не заморачивалась условностями.

"ПРИКОНЧИТЬ ИХ ВСЕХ!"
20 августа 1901 г. Гарри Моранту представился новый случай проявить абсолютную власть над безоружными людьми - этот эпизод упоминается в материалах процесса над ним как "дело восьми бурских военнопленных". Начнем с того, что среди восьмерых расстрелянных военнопленными являлись только трое, а пятеро остальных были вполне официально гражданскими лицами.
Уже упоминавшийся военный разведчик капитан Тейлор получил от своего шпиона информацию, что в швейцарской больнице в местечке Элим, имевшей, кстати, нейтральный статус, лечатся трое бойцов Саутпансбергского коммандо буров, привезшие из рейда в Капскую колонию какую-то форму лихорадки (малярию?). Лейтенанту Моранту было поручено схватить больных партизан, что само по себе являлось нарушением Женевской конвенции 1864 об облегчении участи раненых и больных воинов. Гарри Морант, разумеется, впервые узнал о ней на суде. Тогда же, собрав патруль из восьми карабинеров во главе с сержантом Ренчем, пылающий гневом и местью лейтенант помчался по указанному адресу. Как сообщил позднее сержант: "Морант был очень взвинчен, гнал всю дорогу галопом и бил солдатских коней (mounts) своим стеком". Следом выехали, не желая пропустить "занимательное приключение"; постоянный подельник Моранта лейтенант ветеринарной службы Питер Хэндкок и недавно прибывший в гарнизон 27-летний лейтенант Джордж Р. Уиттон, тоже австралиец (в фильме "Укротитель Морант его показали совсем юнцом, но на деле он был взрослым мужчиной).

На свою беду, в то же время больных партизан в Элиме решил навестить миссионер преподобный Карл Август Даниэль Хиз, южноафриканец немецкого происхождения, работавший на Берлинское миссионерское общество. На этой войне он пытался сохранять нейтралитет, и приходилось скромному слуге Божьему нелегко. Обе стороны недолюбливали его, считали информатором противника, но к его пасторской помощи все же прибегали. Чтобы послушать проповедь преподобного Хиза, в больнице также собралось дьякон голландского реформатского прихода Карл П. Дж. Смит (родственник информатора британской военной разведки был должен ему денег, не это ли послужило поводом к доносу?) и четверо голландских школьных учителей во главе с директором школы в Потгитерсрусе Вильгельмом Вархмайером (многие голландцы работали в Трансваале - покровительство исторической родины голландской ветви буров). Двое из голландцев ранее были добровольцами в бурском ополчении, но после поражения сложили оружие и вернулись к своей мирной профессии - лорд Китченер гарантировал в этом случае личную неприкосновенность. Это религиозное собрание и "накрыл" взмыленный Морант со своими людьми. На став разбираться, кто есть кто, он приказал карабинерам схватить "всех бородатых" и гнать их под конвоем в сторону форта Эдвард. Проповедник единственный сумел избежать ареста, показав пропуск от британских военных властей. Он даже попытался протестовать, но Морант грубо осадил его... и запомнил.

Показания свидетелей последовавшей расправы позволяют примерно восстановить ее ход. Немного отъехав, лейтенант Морант отослал сержанта Ренча и трех солдат пострелять в воздух, чтобы изобразить бой с бурскими партизанами, якобы хотевшими отбить своих товарищей. Затем он приказал отогнать пленников к обочине дороги и скомандовал: "Прикончить их всех!" Ветеринар Хэндкок лично застрелил двоих. Великан-дьякон Смит, не желая сдаваться без борьбы, бросился на лейтенанта Уиттона, но лейтенант сумел уложить храбреца выстрелом в упор. Остальных убили солдаты. Сам Гарри Морант не стрелял.
Восстановить подробности гибели преподобного Хиза, который слышал стрельбу и понял все, до конца не удалось. 23 августа он был застрелен на дороге в своей повозке вместе с чернокожим слугой. Была выдвинута версия, что лейтенант Морант послал Хэндкока убить его, чтобы миссионер не рассказал о расправе над пленными. На суде наш герой категорически отрицал это; возможно, бравый лейтенант ветеринарной службы "проявил инициативу", тем более, что саквояж и часы преподобного Хиза оказались в его вещах.
Разложившиеся тела миссионера и его "боя" были обнаружены солдатом, которого позднее послал на поиски Гарри Морант, публично изображая беспокойство за судьбу преподобного. "Его убили бурские коммандос за шпионаж!" - в один голос заявили офицеры форта Эдвард. Однако обман был шит настолько "белыми нитками", что один из карабинеров, Б. Я. Ван Бюрен, бур и верующий человек, открыто обвинил командиров во лжи и в убийстве.
Двумя днями позже лейтенант Хэндкок взял строптивого солдата на патрулирование и в нескольких милях от форта выстрелил ему в затылок, предупредив остальных рядовых, "что с ними будет так же". В фильме 1980 г. "Укротитель Морант" в очередной раз допустили ошибку, изобразив солдата Ван Бюрена свидетелем обвинения на суде против Моранта со товарищи, а к этому времени он уже догнивал где-то в вельде с простреленной головой.
7 сентября 1901 г. состоялся последний акт мести лейтенанта Моранта, полностью в его безжалостном и лицемерном стиле. К форту Эдвард под белым флагом приблизились трое бурских партизан. Рулф ван Стаден и его сыновья, 16-летний Рулф-младший и 12-летний Кристиан (в бурских отрядах сражалось немало подростков, об этом упоминается даже в популярной в те годы песне "Трансвааль, страна моя") отстали от своего коммандо, заболев той самой "африканской лихорадкой", косившей ряды измученных и полуголодных бурских бойцов.

Отлежавшись в заброшенном краале, отец более-менее поправился, но оба подростка были все еще очень больны, особенно плох был младший. И тогда Рулф ван Стаден-старший решился на отчаянный шаг: обратиться за помощью к британцам: они регулярные войска, у них должен быть доктор с лекарствами. Не будучи местным уроженцем, он не мог знать, на кого попадет в форте Эдвард - на "спевшуюся парочку" лейтенантов Моранта и Хэндкока. Вместе с сержантом, капралом и троими солдатами они приняли капитуляцию буров. После того, как те сложили винтовки и патронташи (на троих оставалось 8 патронов), солдаты отогнали их в сторону, при чем младшего сына отец нес на плечах. По словам уже упоминавшегося ординарца и переводчика карабинера Боты, Морант и Хэндкок посовещались, смогут ли обреченные вырыть себе могилу, и пришли к выводу, что - нет, они слишком слабы. Последовал приказ Моранта: "Огонь!", стреляли лейтенант Хэндкок и двое солдат. Морант, как всегда, не убивал лично. Сержант и капрал ушли в лагерь еще до этого. Солдат Бота на сей раз нашел в себе достаточно мужества отказаться выполнять преступный приказ, подрался с Хэндкоком и был помещен за это на стуки "под арест со связыванием".

"С КЛЕЙМОМ ПРЕСТУПЛЕНИЙ".
После убийства семьи ван Стаден "безумная душа поэта" (цит.) Гарри Харборда Моранта на некоторое время насытилась ненавистью и местью. Следующую операцию против бурских коммандос, которые были замечены в окрестностях Питерсбурга 16 сентября, Морант провел на удивление бескровно. Несколько обессиленных малярией "биттер эйндеров" на разбитых лошадях во главе с ирландским добровольцем на бурской службе Келли в течение недели уклонялись от облавы эскадрона Бушвельдских Карабинеров, которых вел лейтенант Морант. После 130 миль (более 200 км) и почти недели преследования, наш герой таки проявил в первый и последний раз талант антипартизанской борьбы. Выследив вставших бивуаком буров, он приказал солдатам спешиться за 2 мили, скрытно окружил партизан и под покровом ночи нагрянул на их лагерь. Часовые были скручены, не успев пискнуть. Под стволами "ли-метфордов" сонные буры подняли руки. Лейтенант Морант лично взял в плен Келли в его палатке. За эту победу наш герой получил благодарность от британского коменданта Питерсбурга полковника Холла и посулы производства в капитаны. Довольный, он отбыл в двухнедельный отпуск в Преторию. Несмотря на растущее недовольство нижних чинов, Морант был до конца уверен в своей безнаказанности и не чувствовал, как над его хитроумной головой собирается гроза.

В отсутствие Моранта в форте Эдвард его подчиненные в количестве 15 человек подали коллективный рапорт о преступлениях своего командира командовавшему в Питерсбурге полковнику Хиллу. Текст составил наиболее юридически грамотный солдат Роберт М. Кокрейн, бывший мировой судья в Западной Австралии: "Мы не можем вернуться домой с клеймом этих преступлений, связанных с нашими именами. Поэтому мы смиренно просим, чтобы имперские офицеры провели полное и исчерпывающее расследование, чтобы установить истину и восстановить справедливость". Далее следовал полный перечень злодеяний Моранта, Хэндкока и еще ряда офицеров Бушвельдских Карабинеров с указанием свидетелей. Мотивацию подписантов теперь установить невозможно, очевидно одно: жесткий, высокомерный и вспыльчивый Морант достал всех. Считается, что солдатский рапорт дополнил своим доносом на Моранта и военный разведчик из форта Эдвард капитан Тейлор, так или иначе причастный к большинству убийств, чтобы оказаться в позиции обвинителя, а не не обвиняемого. Последним "подтянулся" к обвинению командир Бушвельдских Карабинеров майор Ленеган: он донельзя распустил подчиненных и утратил управление подразделением, и теперь боялся отвечать.
Словом, против Гарри Моранта "со товарищи" произошло комплексное наступление, не реагировать на которое вышестоящее командование не могло. 23 октября 1901 г. лейтенантов Хэндкока (убийцу, не скрывавшего этого), Уиттона (застрелил дьякона Смита) и второго лейтенанта Пиктона (добил "капрала с фотографии" Виссера) вызвали в Питерсбург, арестовали и посадили на гарнизонную гауптвахту. Под домашний арест угодил и военный разведчик Тейлор - донос не помог. Главный "виновник торжества" Гарри Харборд Морант был взят под стражу после возвращения из отпуска в Претории.
Пока шло следствие, режим содержания подозреваемых был очень мягким, они могли гулять по всему британскому лагерю и фактически не были ограничены в общении. Обаятельный Гарри Морант по полной программе использовал свою харизму, умение вести себя как светский джентльмен, байронический образ гонимого поэта и знание стихов, чтобы очаровать офицеров Питерсбургского гарнизона.
Вспоминает капитан де Бертодано: "Однажды днем, прогуливаясь по лагерю, я встретил Моранта на спортивной тренировке с молодым лейтенантом Уилтширского полка… Морант подошел ко мне и сказал, что суд над ним по делу о расстреле миссионера был скандалом и позором для армии, что он невиновен и был выбран жертвой, потому что застрелил нескольких проклятых буров, и что тем, кто выступает против него, должно быть стыдно за предательство своих собратьев-офицеров".
Аргументы апологетов "Укротителя" Моранта в те времена и сейчас примерно одинаковы: не Морант был невиновен, а почему из множества виновных (в т.ч. чинами повыше лейтенанта) наказали именно Моранта._________________________________________________М.Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

1951 год. Моя бабушка.

Самая большая ошибка, которую можно сделать в отношении средневековых монголов — это предположить, что перед нами этакие «весёлые орки», не изменившиеся с бронзового века почти ничуть, стереотипные кочевые грабители. Эту ошибку делают в той или иной форме почти все.

Кажется, из классических фэнтезийных образов кочевника — грязного, крайне воинственного, неграмотного, живущего родоплеменным строем, поклоняющегося примитивным идолам, не знающего ремёсел, живущего грабежом — в применении к монголам работал хотя бы приблизительно только один: они действительно были крайне военизированным обществом. Для подобных культур историки придумали термин «народ-войско». В той или иной степени владеть оружием умел примерно каждый монгол и примерно каждая монголка — девочкам тоже с детства выдавали лук. Со времён Чингиз-хана это стало ещё более прочной практикой.

В остальном же... ну, давайте по пунктам.

Грязь. Монголы знали и любили гигиену, просто применяли её нестандартными методами. Водой они действительно мылись редко; вместо этого монгол намазывался маслом, обсыпался чистым песком и обскребался. Местами это делало его чуть более чистым, чем средний европейский крестьянин.

Почему же действительно во многих источниках упоминается специфический и характерный — и многим неприятный — монгольский запах? А вот почему: монголы ни в какой степени не считали грязью конский пот. Монгол с самого раннего детства рос в постоянном контакте с конями, конь был не просто другом — симбионтом, неразрывным спутником, монгол без коня — полмонгола. Поэтому если испачкавшись в чём-то неприятном, монгол честно старался оттереться и отчиститься, то вот запах конюшни был для него обычным, чистым запахом, предельно естественным, все так пахнут, сам хан так пахнет, прекрасные девы так пахнут, и это приятный запах нормального человека. Для европейца, даже привычного конника, это не совсем нормально — всё-таки даже дружинники князей и рыцари, много времени проводившие в седле, не общались с конями настолько постоянно.

Неграмотность. Ха! Имперская письменность при Чингизе была успешно заимствована у уйгуров, и к моменту правления Хубилая уже была внедрена на всех уровнях монгольской знати; грамотность среди аристократии достигала почти ста процентов. Простые пастухи были неграмотны, да; как и подавляющее большинство простолюдинов что в Китае, что в просвещённой Европе. Уже при Чингизе у монголов существовала огромная поэтическая и летописная традиция, а с широким распространением удобного письма книжная культура в Империи начала по-настоящему процветать. Средний аристократ должен был обучаться не только грамоте, но и истории, и стихосложению, и ораторской речи. Не напрасно нам досталось столько монгольских источников, включая драгоценное «Сокровенное сказание», внутреннюю, семейную историю дома Чингизидов. Они их честно записывали.

Любопытно тут то, что сам Чингиз, кажется, так и умер слабограмотным — учиться во взрослом возрасте трудно. Но он был чертовски сообразительный тип, и абсолютную пользу грамотности осознал, даже не сумев её толком освоить сам; и внедрял её так же, как и всё остальное — жёсткими административными методами по всем имперским землям.

Родоплеменной строй к Высокому Средневековью у монголов отмер где-то уже несколько веков тому, и был окончательно добит Чингизом. Понятие «урук» — «род» — существовать продолжало, но родовые отношения касались исключительно социальных взаимодействий, да и рода эти были скорее уже не родами в собственном смысле этого слова, а чем-то средним между крестьянской общиной и шотландским кланом. Во всех организационных делах монголы ещё до Чингиза успешно разработали собственную форму феодализма — вассально-сюзеренских отношений, где харачу — простые пастухи — ходили под рукой нойона — князя — тот в свою очередь служил князю покрупнее или царю-хану, а на вершине всего красовались ханы священной Золотой Крови — дом Чингиза. Чингиз дополнительно разверстал всю Империю на десятичные доли — сотни, тысячи, тумены — и каждая из этих областей была обязана поставить соответствующее количество воинов. В самой Монголии территории этих «военных округов» совпадали с территориями княжеств, в подчинённых землях могло быть по-разному; в целом можно сказать, что эта имперская организация постепенно вытесняла даже классический феодализм, пусть никогда и не вытеснила его до конца.

Поклонение идолам. Религия монголов — тенгрианство — была крайне высокоразвитым направлением шаманизма наподобие японского синто. Ко временам Хубилая шаманы составляли настоящую «корпорацию», занимаясь медициной, культурой, искусством, давая советы ханам и выступая при них дипломатами. На базе тенгрианства постепенно оформлялась настоящая этическая религия — концепция универсального Закона Вечного Неба, которому люди должны следовать, и Чингиза как своего рода мессии, идеального правителя-пророка, посланца Неба. Центром этого культа была священная гора — естественный мавзолей Чингиза, место, где до сих пор витает его дух. Кроме того, среди монголов свободно распространялись все основные мировые религии — существовала и мощная исламская община, и христианство, и, конечно, тибетский буддизм, в Монголии принимавший откровенно «шаманизированную» форму.

Развитие ремёсел у монголов было до какой-то степени предопределено их кочевой жизнью. Каменного строительства, например, они и правда почти не знали. Но монголы были, например, умелыми кузнецами; останавливаясь на зиму у богатых рудой гор, они организовывали мощные сталеплавильные печи. Ремесло кузнеца считалось крайне почётным, в частности, Золотой Род Чингиза гордился тем, что предки Потрясателя Вселенной были именно потомственными мастерами кузни. Кроме этого, монголы активно ткали, занимались войлочным валянием, ювелирным делом, резьбой по дереву и кости, художественным литьём, кожевничеством, изготовлением музыкальных инструментов, сложным поварским искусством, умели делать красочные изразцы и превосходную керамику.

Набеги и грабительство. Монголы действительно активно занимались «набеговым хозяйством». Но на набегах имперскую экономику не построишь. На самом деле главным хозяйственным базисом для монгольской орды было невероятно развитое животноводство. Именно бесчисленные и очень хорошо управляемые стада самого разнообразного скота снабжали монголов мясом, молоком, кожей, шерстью, костью и рогом. Во время войны монголы фуражировали напропалую, города зачищались до голых стен, но между войнами — а Империя в эпоху расцвета переживала долгие периоды мира — они превосходно справлялись с поддержанием благосостояния собственными силами.

Всё это важно и ценно понимать, если вы занимаетесь любым моделированием монгольской жизни — в художественном тексте, ролевой игре, кинематографе. Дальние родичи-двоюродные предки монголов, гунны, запомнившиеся Европе, действительно были изрядными варварами, но со времён гуннов до времён Империи прошли века — не меньше, чем со славянского «времени Бусова» до владимирских князей, или со вторжения готов и германцев до империи Фридриха Барбароссы. Всё это время монголы не стояли на месте.

Понимание того, насколько монголы были развиты, полезно ещё и тем, как мне кажется, что это снимает очень острый вопрос, которым волей-неволей задаётся чуть ли не любой школьник, проходя по истории татаро-монгольское иго. Нам сперва рассказывают про сияющую Киевскую Русь, владычицу городов, чуть ли не на равных общающуюся с Византией и уж точно на равных — с европейскими державами. А потом вся эта красота рушится в одночасье, сметённая некими безликими дотракийцами из степей. Как?? Да никак. Не было такого; а было противостояние действительно сильной и развитой русской цивилизации — с не менее сильной и развитой цивилизацией монголов, и вышло так, что русская ситуативно проиграла. Это как-то и менее обидно, на мой неискушённый вкус.

Автор - Barunzir Daurug

Вы можете читать нас ещё в ВК и телеге

Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые посты!