По крайней мере, я не слышал, чтобы с представителях других наук приключались столь же безумные (но при этом - строго документированные) случаи. Первый из них произошел с Николаем Северцевым, известнейшим русским зоологом, основоположником отечественной зоогеографии и экологии. И - человеком с недоотрубленной головой.
Класс 4000 дороги Union Pacific Railroad, более известный как Big Boy — серия сочленённых паровозов типа 2-4-0+0-4-2 , строившихся в 1941—1944 гг. на североамериканском заводе ALCO, под руководством главного конструктора Отто Джейбелмена. Были созданы на основе конструкции паровозов Challenger и предназначались для вождения тяжёлых грузовых поездов через хребет Уосатч (Скалистые горы). Первоначальное обозначение паровозов было Класс 4000, однако в мире они более известны как Big Boy — именно такое название написал мелом на одном из первых паровозов серии неизвестный работник завода. Впоследствии это прозвище прочно закрепилось за паровозами данной серии.
Паровозы Big Boy являются самыми крупными серийными паровозами мира (длина паровоза с тендером — 132 фута 9¼ дюйма, или 40,47 метра) и вторыми по величине в истории мирового паровозостроения (после опытного паровоза PRR S1), а также самыми тяжёлыми локомотивами в мире (служебная масса паровоза с полностью заправленным тендером, включающим 28т угля и 90т воды — 1 208 000 фунтов, или 548,3 тонны).
Да, Нью Йорк время от времени был затоплен. Всё из за сильных штормов и ураганов.
Одним из самых суровых стал шторм 1821 года, который принес почти четырехметровые волны. В 1938 году сильнейший ветер нагнал воду в Ист-Ривер, что привело к затоплению восточного Манхэттена. В городе тогда погибли десять человек. В 1960 году Нью-Йорк снова был затоплен. На этот раз волны достигали трех метров в высоту.
Британский оптимизм: табличка "Работаем как обычно" на магазине в Лондоне во время Второй мировой войны, Великобритания, 1940 год.
Во время Второй мировой войны магазины Лондона работали в условиях дефицита, нормирования и бомбардировок. Ассортимент был ограничен, очереди длинными, а "черный рынок" процветал. Женщины заменили мужчин за прилавком.
Танк Т-34 преодолевает траншею. 1943 год.
Трудно представить, что ощущали бойцы в эти минуты..
Американский солдат отдыхает с сигаретой после выполненной миссии, Вьетнам, 1967 год.
Война во Вьетнаме — затяжной конфликт между коммунистическим правительством Северного Вьетнама и его союзниками в Южном Вьетнаме (вьетконговцами) с одной стороны, и правительством Южного Вьетнама и его главным союзником — США — с другой стороны.
В январе 1973 года воюющие стороны подписали Парижское мирное соглашение. Американские войска были полностью выведены с территории Вьетнама к концу марта 1973 года, а в конце апреля все военнопленные были возвращены домой.
Немецким военнопленным демонстрируют съемки из концентрационного лагеря, Германия, 1945 г.
Для простых солдат и сержантов за пребывание в плену никаких наказаний не было. После непродолжительной проверки им возвращали звания и направляли в обычные воинские подразделения. Военный историк Г. Ф. Кривошеев указывает, что из 1 836 562 солдат, вернувшихся домой из плена, 233 400 человек были осуждены в связи с обвинением в сотрудничестве с противником и отбывали наказание в системе ГУЛАГа.
Советская штурмовая группа с знаменем продвигается к Рейхстагу. Берлин, Германия, май 1945 года.
Очень интересные, но не очень известный снимок!
Мост Саншайн-Скайуэй обрушился 9 мая 1980 года после столкновения с сухогрузом «Саммит Венчур». Трагедия унесла жизни 35 человек. Событие произошло в Сент-Пите, Флорида.
«Сей минерал, если не нам, то нашим потомкам полезен будет», — так говорил о нефти Петр I. Что помогло императору первым увидеть перспективы диковинного для страны энергоносителя и как его амбициозные задумки зависели от нефти — в материале «Энергии+».
По приказу императора
О нефти в России знали и до Петра I: одно из первых письменных упоминаний «горючей воды густой» в истории страны относится к XVI веку, когда образец с поверхности реки Ухта (в современной Республике Коми) был доставлен в Москву.
Долгое время нефть оставалась «диковинкой», ее использовали разве что в медицине и для изготовления краски. На начало XVIII века среднегодовое потребление горючего ископаемого в стране составляло около 50 литров.
Дворянин читает газету «Ведомости» XVIII века
В петровские времена отношение к нефти начало меняться. Предпосылок тому было немало: сперва учреждение в 1700 году Приказа рудокопных дел, который запустил государственное управление горно-геологическими работами, а потом, в 1702 году, — основание первой регулярной газеты «Ведомости». В пилотном ее выпуске редактор опубликовал статью об обнаружении нефти на реке Сок в Поволжье. Редактором «Ведомостей» был сам Петр I.
Для укрепления армады
Почему царь-реформатор загорелся идеями о нефтяном промысле? Требования времени. Любовь царя к флоту — одна из сильнейших в его жизни, а для гидроизоляции корпусов деревянных кораблей все больше требовался битум. Сырая нефть входила в состав зажигательной смеси для «ядер огненных», которыми заряжали корабельные орудия. Поэтому нефть для него была дорогой к мечте — технологически совершенному российскому флоту.
Петр I на верфи гидроизолирует корпус корабля битумным составом
Не секрет, что Петр нуждался в огромных финансовых ресурсах больше предшественников — монументальные идеи требуют немалых трат. Экспорт нефти в страны, где она уже давно использовалась, например, в Персию, обеспечил бы хороший приток в казну экспортера.
Раньше ни о каких нефтяных источниках в России почти не слышали, и затеи реформатора не находили основы в реальности. Пока весной 1721 года он не получил долгожданного «доношения». Архангельский рудознатец Григорий Черепанов сообщил, что нефть на Ухте найдена!
Тридцать ведер для первого госзаказа
Царь не медлил с ответом: 5 мая он издал указ об освидетельствовании нового источника и оценке взятых из него проб. Из-за разгоревшейся войны с Персией срок исполнения указа затянулся на три года, а в 1724-м в Петербург доставили восемь бутылей (24 литра) ухтинской нефти. Три бутыли Петр приказал отправить в Голландию для изучения и установления цены ископаемого.
Император Петр I и купец Петр Прядунов, внесшие вклад в добычу нефти в России
Нефть оказалась качественной, так что 5 октября 1724 года вышел приказ организовать на реке Ухта нефтяной промысел и поручить Григорию Черепанову выполнить первый госзаказ на добычу нефти — «начерпать бочку ведер около тридцати». Свидетельств о том, справился ли с задачей Черепанов, у историков не сохранилось, и вполне возможно, что скоропостижная смерть императора в 1725 году притушила интерес к «горючей воде». Источник на Ухте разрабатывался вплоть до 1767 года, и в общей сложности из него добыли больше трех с половиной тонн нефти.
«Автором» первого нефтяного промысла в России чаще всего называют Петра Савельевича Прядунова, занявшегося разработкой «черепановского ключа», но это было через два десятилетия после кончины Петра I. Поэтому не стоит забывать и об этих заслугах первого российского императора, который так и не застал воплощение заложенного им проекта.
Вожатый-минер 2-й роты 71-го отдельного батальона собак-миноискателей 52-го отдельного управления военно-полевого строительства 3-го Белорусского фронта красноармеец Григорий Федорович Рябошапка (1908 г.р.) со служебной собакой Верный на фоне штабелей обезвреженных ими немецких противотанковых мин Holzmine 42 (H.Mi. 42) — результат одного дня работы по разминированию местности.
Вожатый-минер 2-й роты 71-го отдельного батальона собак-миноискателей 52-го отдельного управления военно-полевого строительства 3-го Белорусского фронта красноармеец Иван Кузьмич Кривоносов (1917 г.р.) со служебной собакой Волчок в ходе поиска вражеских мин.
Полковник Клаус Штауффенберг, как и большинство немецких офицеров, первоначально поддерживал действия Адольфа Гитлера. В 1941 году он был направлен в СССР, где, среди прочих дел, помогал сколачивать русские "добровольческие" части из военнопленных. Однако довольно скоро зверства СС в России и прямой приказ Гитлера расстреливать большевистских комиссаров открыли Штауфенбергу глаза на фюрера. Там же, в России, он встретил генерала фон Трескова и его помощника Фабиана фон Шлабрендорфа - двух главных заговорщиков, давно решивших покончить с Гитлером. После нескольких бесед с ними Штауффенберг также решил присоединиться к заговору. После разгрома немецкой армии под Сталинградом Штауффенберг был направлен из России в Тунис, где вермахт продолжал вести в военные действия против англо-американских войск. Там 7 апреля его автомобиль наскочил на минное поле, в результате чего Штауффенберг получил тяжелейшие ранения: он потерял левый глаз, правую руку, два пальца на левой руке, получил ранения в голову, возле левого уха, а также в колено. Казалось, что дни полковника на этом свете сочтены, однако в мюнхенском госпитале под квалифицированным наблюдением врачей его вернули к жизни. Во время периода восстановления Штауффенберг пришел к мысли, что отныне делом его спасенной жизни является свержение тирана, захватившего в заложники всю Германию и неумолимо ведущего ее к гибели. Выйдя из больницы, он с головой нырнул в пучину заговора против фюрера.
Клаус Штауффенберг (слева) и полковник Квирнхайм.
Скоро к этой же пучине, на радость заговорщиков, приблизился никто иной, как фельдмаршал Роммель. После поражения в битве за Африку Лис Пустыни был назначен командующим группой армий "Б", которая должна была отразить вторжение англо-американских войск в Европу через Ла-Манш. Во Франции он начал часто встречаться с двумя своими старыми друзьями - генералом Александром фон Фалькенхаузеном и генералом Карлом Генрихом фон Штюльпнагелем военным губернатором Франции. Оба генерала уже состояли в антигитлеровский заговор и стали постепенно втягивать в него и Роммеля, который, в конце концов, согласился примкнуть к заговорщикам. В обсуждениях плана переворота Роммель выступал против убийства фюрера, так как считал, что это превратит его в мученика. Он настаивал на том, чтобы армия арестовала Гитлера и привлекла его к суду за преступления против немецкого народа и народов оккупированных стран. Заполучив в свои ряды настоящую немецкую военную легенду, заговорщики во главе с отставным генералом Людвиком Беком, который должен был стать президентом Германии после свержения Гитлера, вскоре выработали крайне амбициозный план, по которому требовалось арестовать фюрера и предать его немецкому суду, а также заключить перемирие с США и с Англией. Войну на Востоке требовалось продолжить, так как заговорщики не сомневались, что после заключенного перемирия британские и американские армии присоединятся к вермахту в войне против России, чтобы предотвратить "превращение Европы в большевистскую".
Роммель.
Однако среди заговорщиков были люди и более трезво смотрящие на вещи и понимающие, что переворот можно совершить лишь после смерти фюрера. Среди них был полковник Штауффенберг, который со своими сподвижниками разработал план по ликвидации Гитлера, получивший кодовое название "Валькирия". Согласно ему, фюрера требовалось взорвать на совещании в ставке Растенбурге, немедленно арестовать всех его ближайших сторонников, находящихся в Берлине, после чего передать по радио сообщение, адресованное командирам войск на всех фронтах, о том, что Гитлер убит и что в Берлине сформировано антинацистское правительство. Все эти планы были выработаны еще в конце 43 года, однако заговорщики не решались приводить их в жизни до тех пор, пока на горизонте не замаячила близкая капитуляция Германии в войне.
20 июня началось наступление русских войск на Центральном фронте, которое окончилось полным разгромом немецкой группа армий «Центр». Уже 4 июля русские солдаты пересекли границу с Польшей и устремились в Восточную Пруссию. 15 июля фельдмаршал Роммель направил Гитлеру обращение, гласившее: "Войска повсюду сражаются героически, но неравная борьба подходит к концу. Я прошу вас сделать необходимые выводы незамедлительно". Роммель открыто склонял Гитлера к началу переговоров с СССР. Он говорил своим соратникам по заговору: "Я дал ему последний шанс. Если он не воспользуется им, мы начнем действовать". Однако два дня спустя машина Роммеля была обстреляна истребителями союзников, в результате чего фельдмаршал был настолько серьезно ранен, что врачи по началу считали, что он не проживет и нескольких часов. Роммель все же выжил, но ему предстояло очень долгое лечение. Казалось, что для заговорщиков наступила катастрофа, ведь именно с фигурой Роммеля были связаны их главные надежды по привлечению армии на свою сторону. Однако здесь на первый план вновь вышел полковник Штауффенберг, решивший, что убийство Гитлера требуется осуществить несмотря ни на что, тем более, что совсем недавно он получил пост начальника штаба армии резерва, открывающий ему прямой доступ к фюреру. Вечером 19 июля Штауффенберг был вызван в Растенбург для доклада Гитлеру о положении дел с новыми дивизиями ополчения, которые резервная армия поспешно формировала для переброски на разваливающийся Восточный фронт. Штауффенберг оповестил об этом своих соратников по заговору и велел им немедленно начать подготовку к перевороту в Берлине, а сам на следующий день поехал на встречу с фюрером с портфелем, внутри которого лежала бомба, аналогичная той, что использовалась в операции "Вспышка". Встреча с фюрером должна была пройти в "Вольфсшанце" (Волчье логово) - комплексе, состоящем из более 80 бункеров и укреплённых строений посреди густого леса, расположенным на охраняемой площади 250 гектар и окружённым несколькими кольцами заграждений из колючей проволоки, минными полями, наблюдательными вышками, пулемётными и зенитными позициями.
Совещание было назначено на 12:30 в конференц-казарме, которая представляла собой деревянное строение, недавно укрепленное бетонными стенами толщиной 45 сантиметров. Перед самым его началом Штауффенберг активировал бомбу в своем портфеле, ожидая ее взрыва ровно через 10 минут, если механизм вновь не даст сбой, и в сопровождении главы ОКВ Вильгельм Кейтеля направился к фюреру. Когда Кейтель и Штауффенберг вошли в здание, последний задержался на минуту в прихожей, чтобы предупредить унтер-офицера, дежурившего у телефона, что он ждет срочного звонка из своего штаба в Берлине, чтобы получить последние данные и отразить их в докладе, и попросил немедленно вызвать его, как только последует звонок. К тому времени, когда Штауффенберг вошел в зал, где проводилось совещание, прошло около 4 минут с момента активации бомбы. Войдя в помещение, Штауффенберг увидел Гитлера, сидящего в центре длинной стороны стола спиной к двери и слушавшего доклад генерала Хойзингера о последнем прорыве русских войск на Центральном фронте. Заговорщик занял свое место за столом примерно в метре от фюрера и поставил на пол свой портфель, подтолкнув его под столом так, чтобы он прислонился к внутренней стороне дубовой тумбы. После этого, воспользовавшись тем, что все присутствующие увлеченно слушали доклад Хойзингера, Штауффенберг тихо вышел из зала и уже не мог видеть, как полковник Брандт, склонясь над столом, чтобы лучше видеть карту фронта, почувствовал, что ему мешает стоящий на полу портфель. Полковник, недолго думая, достал его и переставил по другую сторону тумбы, так что теперь она заслоняла Гитлера от бомбы. Штауффенберг же в это время быстрым шагом вышел из казармы на улицу и, находясь от нее примерно в двухстах метрах, увидел, как произошёл взрыв, воздушной волной от которого из окон выбросило тела нескольких человек.
Зал в котором произошёл взрыв.
Воодушевленный этим зрелищем, Штауффенберг решил, что все находившиеся на совещании во главе с Гитлером непременно погибли. Теперь его задача заключалась в том, чтобы быстро выбраться из ставки. Он поспешно попрощался с генералом Фельгибелем, начальником службы связи ставки и также участником заговора против Гитлера, которому предстояло немедленно сообщить по телефону заговорщикам в Берлин, что покушение удалось, а затем блокировать все средства связи, пока заговорщики не захватят столицу и не провозгласят новое правительство. Охрана на КПП слышала взрыв и немедленно перекрыла все выезды, а машину Штауффенберга остановили у первого же шлагбаума. Тем не менее, заговорщик не растерялся, он выскочил из машины и потребовал вызвать дежурного офицера из караульного помещения. В его присутствии он позвонил кому-то по телефону, коротко переговорил и, повесив трубку, сказал офицеру: "Господин лейтенант, мне разрешено следовать". Это был чистый блеф, но он сработал, и Штауффенберг покинул "Волчье логово" и вскоре вылетел на своем служебном самолете в Рангсдорф. Приземлившись там спустя три часа, Штауффенберг немедленно позвонил своим соратникам в Берлин, ожидая, что те в эту минуту находятся уже в финальной части переворота, однако, к своему ужасу, он узнал, его коллеги к нему еще даже не приступали...
Сообщение о взрыве поступило от Фельгибеля вскоре после 13 часов, но связь работала плохо, и заговорщики так и не разобрали, убит Гитлер или нет, а поэтому решили дождаться подтверждения от Штауффенберга. Полковник уверил своих соратников в гибели фюрера, сказав им - "Он мёртв. Я видел, как его вынесли". После чего сказал им немедленно начинать переворот. Полковник Мерц фон Квирнхайм извлек приказы с шифром «Валькирия» и начал передавать их по телефону в армейские части. Согласно первому приказу, войска в Берлине и вокруг него поднимались по тревоге, согласно второму, по радио требовалось передать официальное сообщение о том, что Гитлер умер и что фельдмаршал Вицлебен на правах нового главнокомандующего вермахта "вручает исполнительную власть командующим военными округами в рейхе и армиями на фронте". Президентом же Германии, по плану заговорщиков, должен был стать генерал Бек. Около 4 часов один из лидеров заговорщиков, генерал Ольбрихт, направился к начальнику армии резерва генералу Фромму, чтобы сообщить тому о смерти Гитлера и потребовать от него подписать приказ, активирующий план, предусмотренный на случай внутренних беспорядков. Другими словами, Ольбрихт пытался заполучить в свое распоряжение резервную армию и быстро взять Берлин под свой контроль. Однако прежде чем отдать столь серьёзный приказ, Фромм решил лично удостовериться в смерти Гитлера и позвонил в ставку фюрера в "Волчье логово", где трубку взял фельдмаршал Кейтель, сообщивший, что Гитлер жив. В результате взрыва фюрер получил небольшие ожоги, у него лопнули барабанные перепонки, а упавшая балка оставила ссадину на его спине, но его жизни больше ничего не угрожало. В отличие от тех, кто стоял у того края стола, где взорвалась бомба - они либо погибли сразу или умерли позднее, либо получили тяжелые ранения.
Придя в себя, уцелевшие стали гадать, что же все-таки произошла? Гитлер сначала подумал, что взрыв произошел в результате внезапной атаки вражеского штурмовика, а генерал Йодль решил, что строители, укреплявшую конференц-казарму бетонными стенами, заложили под полом здания бомбу замедленного действия. Про пропавшего из зала Штауффенберга по началу никто и не вспомнил, решив, что он был ранен и увезен в госпиталь. Однако через пару часов в ходе допросов охраны ставки фюрера картина прояснилась. Солдат, дежуривший у телефона перед конференц–залом, рассказал, что Штауффенберг за пару минут до взрыв вышел из зала и с большой поспешностью покинул здание. Некоторые из участников совещания вспомнили, что полковник оставил под столом портфель. Дежурные на КПП сообщили, что Штауффенберг и его адъютант выехали из ставки сразу после взрыва. А на местном аэродроме людям фюрера сообщили, что Штауффенберг вскоре после 13 часов в большой спешке вылетел в Рангсдорф. Гитлер немедленно отдал приказ арестовать его при приземлении, однако, как оказалось, связь ставки с внешним миром вследствие успешных действий Фельгибеля была блокирована. Когда через несколько часов ее восстановили, фюреру передали сообщение о начавшемся в Берлине военном мятеже, что привело его в бешенство: "Я брошу всех заговорщики, а также их жен и детей в концлагеря, — кричал Гитлер своим приближённым, — и пусть они не ждут пощады".
Когда в ставке раздался звонок, Фромма Кейтель спросил у того, прибыл ли в Берлин Штауффенберг, на что получил отрицательный ответ. Ошеломлённый Ольбрихт, слышавший весь разговор, быстро вышел из кабинета и направился на встречу с только приехавшим Штауффенбергом и рассказал последнему, что фюрер жив. Полковник ответил, что безразлично, жив фюрер или нет, и что надо немедленно пользоваться моментом для свержения нацистского режима. Такого же мнения придерживался и прибывший в штаб заговорщиков генерал Бек. Штауффенберг позвонил по телефону в Париж в штаб генерала фон Штюльпнагеля, который также состоял в заговоре, и сообщил тому, что пора начинать мятеж во французской столице. Люди Штюльпнагеля еще до наступления темноты арестовали всех 1200 офицеров и солдат СС и СД, находящихся в Париже.
Штюльпнагель.
Далее заговорщики вновь отправились к Фромму, чтобы убедить его присоединиться к заговору, а когда тот отказался, арестовали его. Далее они позвонили командиру батальона охраны «Гросдойчланд» майору Отто Ремеру и приказали ему поднять по тревоге свое подразделение, после чего немедленно прибыть в комендатуру. Там Ремеру рассказали об "убийстве Гитлера" и о попытке путча со стороны СС, а также приказали блокировать здания министерств на Вильгельмштрассе. Когда все это было сделано, Ремеру приказали арестовать министра пропаганды Геббельса. Вскоре Ремер с 20 солдатами направился в Министерство пропаганды и с пистолетом в руке зашел в кабинете к Геббельсу. Тот напомнил молодому майору о его присяге на верность верховному главнокомандующему, на что Ремер возразил, что Гитлер мертв. Геббельс же заверил его, что фюрер жив и что он докажет это. Геббельс снял трубку и позвонил в ставку в Растенбург, попросив позвать фюрера к телефону. Через несколько минут Ремер уже сам говорил с Гитлером, который немедленно повысил его до полковника и приказал подавить мятеж, что Ремер немедленно принялся выполнять. Геббельс же приказал передать сообщение по радио, что "имела место попытка покушения на фюрера с целью его убийства, однако она провалилась". Штауфенберг, пытаясь спасти ситуацию, передал по телетайпу командующим войсками, что объявление по радио не соответствует действительности и что Гитлер убит, однако те в это уже не поверили. В Париже также прекратили мятеж и отпустили всех арестованных эсэсовцев, объяснив им акцию учениями. В 21:00 отряды, верные фюреру, оцепили штаб заговорщиков в Берлине.
Тем временем в самом штабе младшие офицеры из окружения Ольбрихта, ранее симпатизирующие заговорщикам, осознали, что мятеж провалился. Пытаясь спасти свою шкуру, они освободили Фромма, а затем арестовали уже самих Ольбрихта и Штауффенберга. Штауффенберг во время ареста пытался убежать, однако его ранили в единственную здоровую руку и задержали. Вскоре к мятежникам явился Фромм и дал понять арестованным, что их дни сочтены. С разрешения Фромма генерал Бек попытался застрелиться, но только нанёс себе лёгкую рану. Он сделал вторую попытку, но снова остался жив, после чего его добил выстрелом стоящий рядом сержант. Фромм в спешном порядке созвал военный трибунал, который приговорил Штауффенберга, Ольбрихта и других заговорщиков, находящихся в штабе, к расстрелу. Около 0:30 21 июля они были один за другим расстреляны. Штауффенберг перед смертью успел выкрикнуть: «Да здравствует священная Германия! ». Мятеж был подавлен. Настало время кровавой мести Гитлера.
Двор где были расстреляны заговорщики.
По Германии и по фронтам прокатилась волна арестов офицеров, подозревающихся в измене, за которой последовали ужасающие пытки и военно-полевые суды. Приговоры приводились в исполнение по большей части путем медленного удушения жертв рояльными струнами, перекинутыми через крюки для подвески мясных туш. Родственников и друзей обвиняемых тысячами отправляли в концлагеря, где многие из них погибли. На первом процессе над заговорщиками на скамье подсудимых оказались фельдмаршал фон Вицлебен, генералы Гепнер Штифф и фон Хазе, а также младшие офицеры, работавшие бок о бок со Штауфенбергом. Данный процесс очень хорошо описывает поведение адвоката Вицлебена Вайсмана, который яро обвинял своего подзащитного, именуя его убийцей, объявляя полностью виновным и заслуживающим самого тяжкого наказания. 8 августа по приказу Гитлера всех обвиняемых приговорили к повешенью. Всего за время репрессий были арестованы около 7000 человек, 5000 из которых были казнены. В ходе чистки был арестован и генерал Фромм, который, пытаясь спасти свою шкуру, безжалостно казнил верхушку заговорщиков. От подозрений фюрера в измене это его не спасло, и, в конце концов, он был расстрелян 19 марта 1945 года.
Один из самых старых заговорщиков, Хеннинг фон Тресков, принимавший неоднократные попытки убить фюрера, прекрасно понимая, что за ним неизбежно придут, решил покончить с собой. 21 июля 1944 гола он выехал в 28-ю пехотную дивизию, прополз на нейтральную полосу и выдернул предохранительную чеку из ручной гранаты. Взрывом ему оторвало голову. Генрих фон Штюльпнагель, военный губернатор Франции, который арестовал весь состав СС и СД гестапо, был вызван в Берлин для объяснений. По дороге в Германию он попросил водителя остановиться, чтобы размять ноги. Через несколько минут раздался выстрел, и водитель генерала в канале, откуда он пытался выбраться. Пулей был выбит глаз и так серьезно поврежден другой, что его пришлось удалить в верденском военном госпитале, куда его срочно доставили. Слепого и беспомощного Штюльпнагеля доставили по приказу Гитлера в Берлин, где 30 августа его повесили в тюрьме Плетцензе.
Тюремный корпус, внутри которого проводились казни.
Еще один заговорщик, полковник фон Хофакер, не выдержав страшных пыток в гестаповских застенках, рассказал, что о заговоре знал Роммель, тем сам подписав смертный приговор прославленному фельдмаршалу. 14 октября в дом Роммеля из ставки Гитлера приехали два генерала - Бургдорф и Майзель, и предложили тому выбор: либо он принимает яд, либо его судят за измену. Позднее его сын так описывал последние часы жизни своего отца: "Мы с отцом прошли в мою комнату". -"Я только что был вынужден сказать твоей матери, что через четверть часа должен буду умереть, — сказал Роммель сыну. Гитлер обвиняет меня в измене. Учитывая мои заслуги в Африке, мне предлагают отравиться ядом. Два генерала привезли его c собой. Он действует за три секунды. Если я соглашусь, никаких обычных в таких случаях действий не будет предпринято против моей семьи. Мне устроят государственные похороны. Все продумано до мельчайших деталей. Через четверть часа позвонят из госпиталя в Ульме и скажут, что у меня произошел апоплексический удар по пути на совещание". Попрощавшись с семьей, Роммель сел в машину рядом с двумя ожидавшими его генералами. Проехав несколько километров, автомобиль остановился на краю леса. Генералы покинули салон, оставив Роммеля одного. Когда через несколько минут они вернулись, фельдмаршал был уже мертв. По всем войскам было разослано сообщение о том, что Роммель скончался от ран, полученных 17 июля, и поэтому поводу выражалась скорбь в связи с потерей "одного из величайших полководцев нации".
Подавив мятеж и расправившись со своими врагами внутри страны, Гитлер сумел сохранить в своих руках контроль над судьбой Германии. Однако, по сути, это было лишь продление агонии, ведь наступающие по всем фронтам союзниками приближали конец Третьего рейха с каждым днем все ближе.
АРТИЛЛЕРИЯ И АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ БОЕПРИПАСЫ. Обеспечение бурских войск артиллерией по статистическим показателям не дотягивало до "принципа Мольтке", негласно установившегося после Франко-Прусской войны: в полевом сражении не менее 2 орудий на пехотный батальон. Историки второй Англо-Бурской войны единогласно исчисляют орудийный парк Государственной артиллерии Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Артиллерии Оранжевого Свободного государства в одну сотню орудий на примерно 30 тысяч полевых войск.
К фото - Один из хрестоматийных образов Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. - 155-мм орудие Шнайдер (Крезо) буров. Большая часть расчета облачена в полевую форму Государственной артиллерии Трансвааля, а боец у затвора носит парадный мундир обр. 1896 г. со снятыми "гусарскими" шнурками.
Тем не менее, бурское командование отлично усвоило дух, а не букву заветов Мольтке, и взаимодействие артиллерии с полевыми частями было налажено очень хорошо, а всем самостоятельным тактическим единицам по-возможности придавались артиллерийские подразделения. Большую роль небольшой бурской артиллерии в боевых действиях признавали и друзья, и враги.
"Государственная артиллерия обеих республик, в основном подготовленная по германскому образцу и немецкими офицерами, располагала 100 пушками, в основном современными 75-мм полевыми орудиями Крезо и Круппа... и 155-мм Крезо", - сообщает британский военный историк Mайкл Барторп (Michael J. Barthorp. The Anglo-Boer Wars, Blandford Press, 1987). Известно, что в Трансваальской артиллерии имелись Корпус крепостной артиллерии (расформирован в 1899, когда орудия потребовались "на земле"), 4 номерных конных батареи (последняя сформирована полностью из 37-мм скорострелок Максима, еще две смешанные - орудия плюс скорострелки), рота телеграфистов (вкл. гелиографистов), военно-медицинская и военно-музыкальная команды. Артиллерия Оранжевого Свободного государства располагала двумя конными и, возможно, одной пешей батареей, опять-таки оркестром и эскадроном карабинеров, развернутым с началом войны из резервистов - единственной регулярной кавалерией буров.
Молодой трансваальский артиллерист в полевой форме и "колониальном" шлеме (с началом войны сменили на широкополые шляпы, чтобы не быть принятыми за англичан) и оркестранты артиллерии Оранжевой при полном параде в "пикельхаубах" германского образца.
Интересную информацию об обеспечении артиллерии бурских республик материальной частью приводят русские очевидцы, побывавшие в Южной Африке в период второй Англо-Бурской войны в качестве добровольцев, военных наблюдателей, корреспондентов - нередко всё в одном лице. Российский военный агент (атташе) в войсках буров Генерального штаба подполковник В.А. Ромейко-Гурко доносил в Санкт-Петербург 18/30 января 1900 г.: "Артиллерия немногочисленна (всего около ста орудий). Орудия различных систем". Более подробный отчет по бурской артиллерии представил 4/17 марта 1900 г. из бурского лагеря под Гленко штабс-капитан А.С. Потапов, работавший под прикрытием должности административного секретаря отряда Русского Красного Креста, человек авантюрного склада, не брезговавший шпионажем, но от того более осведомленный. Он собрал сведения о системах орудий и количестве стволов Трансваальской артиллерии в таблицу:
"Артиллерия Оранжевой Республики, говорят, состоит из 14 орудий завода Krupp 75 mm калибра", - дополняет штабс-капитан. Его сведения оказались относительно достоверны, но требуют некоторых пояснений. - "Creusot Long Tom" - смешение модели орудия и его прозвища среди бурских артиллеристов "в одном флаконе". Речь идет о 155-мм орудиях Шнайдер (Крезо), самом мощном в бурской артиллерии, громовые звуки стрельбы которого ласкали слух всякого бюргера. Они были заказаны в 1897 г. во Франции и в том же году ввезены в Трансвааль через территорию португальской колонии (ныне Мозамбик). В мае 1900 г. два из них были установлены на железнодорожных платформах задействованы при создании импровизированных бурских бронепоездов. "Торец платформы защитили 1-дюймовой стальной пластиной и мешками, наполненными песком... Орудие цеплялось к составу, включающему вагоны для расчета, боеприпасов и других необходимых запасов, образуя настоящий артиллерийский поезд" (О. Тодер. Артиллерия первой войны 20-го века (пушки в англо-бурской войне).
"Лонг Том" на бронированной платформе, 1900.
- "Creusot" полевая длинная" - 75-мм орудия, также полученные из Франции в 1897 г.; их изначально планировалось установить а крепостях вокруг Претории в качестве "противоштурмового калибра" (всего в каждом из четырех укреплений предполагали иметь по 3 тяжелых и 2 легких пушки). Но форты оказались бесполезны, а орудия навоевались в поле.
75-мм трансваальские орудия Крезо на плацу одной из крепостей незадолго до войны. Расчеты одеты с иголочки, на фронте это быстро изменится...
- "Krupp Howitzer" - 120-мм гаубицы Круппа, были закуплены в Германии в 1896 г. также для крепостной артиллерии, далее см. выше. - "Krupp длинная" - 75-мм новые орудия Круппа, полученные из Германии в 1895-96 гг., практически одновременно с поступлением их на вооружение в кайзеровской армии. Есть сведения, что у трансваальцев их было не 10, как указано в таблице, а 8. - 37-мм пушки Круппа были закуплены Трансваалем двумя партиями в 1891 и 1893 гг. в качестве горных орудий, их имелось на вооружении 4, а не 2, как сказано в таблице. - Maxims - 37-мм скорострельные орудия Максима, знаменитые "Пом-помы". Любимое артиллерийское орудие бурских бойцов - скорострельное, легкое в транспортировке, умевшее нагнать страху на неприятеля и не отстать на бешеном аллюре запряжки от конного партизанского отряда; его называли в Южной Африке с пафосом: Doodsklok - "колокол смерти" (африкаанс). По их численности в Трансвальской артиллерии данные разнятся: и 18, и 22, и 25. Приобретены были четырьмя или пятью партиями, первая - в 1896 г., последняя, самая большая (10 стволов), - буквально перед началом боевых действий.
Трансваальские артиллеристы в защитной полевой, синей служебной (с нагрудными карманами) и серой "новошивной" (без карманов) униформе и ополченцы у 37-мм Максима на позициях близ Мафекинга, 1900.
- Maxims Nauser - имеются в виду 75-мм орудия Максим-Норденфельт, которых у буров было на самом деле только 3 или 4 - трофеи, взятые при разгроме рейда британских "прокси" д-ра Джеймсона 2 января 1896 г. и импорт от 1897 г. - Артиллерия Оранжевой республики действительно располагала 14 75-мм орудиями Круппа обр. 1874 г. Кроме того, в ее действующий состав входили 1 (одна) 37-мм легкая пушка Круппа и 5 не новых трехдюймовок Армстронга, купленных в британских колониях (тогда еще "дружественных") с 1881 по 1887 гг.
К фото - Это 75-мм орудие Круппа из состава артиллерии Оранжевой республики было захвачено Австралийскими конными стрелками 6 ноября 1900 г. и проделало длинный путь, чтобы в 1906 г. занять место в городе Перт (Австралия) как часть мемориала, посвященного местным уроженцам, павшим в Южной Африке на службе британскому колониализму.
Помимо "активного" состава артиллерии, обе бурских республики, особенно более бедная Оранжевая, тщательно сохраняли не менее полутора-двух десятков стволов устаревшей артиллерии и отдельные орудия, либо малые партии, закупленные в Европе в качестве экспериментальных экземпляров. Некоторые из них годились только для декорации невоевавших укреплений, но другие приняли активное и зачастую небезуспешное участие в войне с англичанами. Бурские комманданты, отлично представлявшие выгоду боевого применения артиллерии, с удовольствием создавали в своих отрядах "любительские" расчеты, вооруженных всякими пушками, какие удавалось достать. По многообразной мозаике "сверхштатной" бурской артиллерии богатый материал собрал российский военный историк Олег Тодер: http://samlib.ru/t/toder_o_j/abwarp02.shtml.
Бурские ополченцы с антикварной, но вполне действующей мортирой.
Заметное место в обеспечении бурских вооруженных сил артиллерией сыграли взятые у британцев трофеи, которые, если позволяли обстоятельства, охотно вводились в бой против своих прежних хозяев. Самые крупные "сдачи" британской Королевской Артиллерией материальной части противнику состоялись 15 декабря 1899 г. в сражении при Коленсо, где бурами генерала Луиса Боты было взято 11 английских 15-фунтовых полевых орудий, 31 марта 1900 г. у Саннас-Пост, где коммандо генерала Кристиана Де Вета захватило 7 конных 12-фунтовок, и под самый конец войны 7 марта 1902 г., когда партизаны генерала Де Ла Рея взяли еще 4 15-фунтовки. Всего же добычей бурских ополченцев за время войны стали 26 15-фунтовых и 11 12-фунтовых орудий англичан, 7 37-мм "Пом-помов" Максима, 3 военно-морских 7-фунтовки, а также несколько более редких моделей. Применение захваченной английской артиллерии (за исключением популярных у обеих сторон "Пом-помов") было ограничено наличием трофейного боезапаса. Взятые вместе с орудием снаряды, как правило, были немногочисленны и быстро расходовались. Не раз бурам удавалось брать английские транспорты с большим количеством боеприпасов, однако к трофейным орудиям их еще предстояло везти, что создавало дополнительные логистические и транспортные проблемы; чем позднее по ходу войны - тем более неразрешимыми они становились.
Ополченцы генерала Де Вета отбивают орудия у Королевской Конной Артиллерии, 31 марта 1900 г.
Согласно принятой на рубеже ХIX-ХХ вв. практике, к артиллерийскому вооружению причислялся и такой новаторский вид оружия, как пулеметы (в то время в русскоязычной литературе было более распространено название: "скорострелки"). Периодически встречающееся в литературе определение вооруженных сил Трансвааля и Оранжевой как "самой архаичной армии нового времени" подходит только к окладистым бородам и потертым шляпам бурских ополченцам, но никак не к обеспечению их новейшими образцами военной техники. В то время, как генеральные штабы ряда старых военных держав еще присматривались к "трескучей" новинке, бурские артиллеристы вовсю осваивали пулеметы на полигонах. Считается, что в 1890 г. Трансвааль стал первым официальным заказчиком пулемета Максим, однако образец, полученный годом позднее, вплоть до 1894-5 гг. оставался единственным на вооружении. Потом были приобретены еще 6 пулеметов, 2 - Трансваалем и 4 - Оранжевым Свободным государством, все под патрон к преобладавшей тогда на вооружении буров винтовке Мартини-Генри. Еще 11 пулеметов Трансвааль получил в качестве трофеев после подавления выступления пробританских "гибридных" сил (рейд Джеймсона). Большинство этих скорострелок работали с лафета, напоминавшего артиллерийский и оснащенного бронещитком. В 1896 г. в Трансвааль прибыли также 12 "сверхлегких" пулеметов Максим, на удобной раскладной треноге, и 100 000 патронов к ним.
Снабжение вооруженных сил бурских республик артиллерийскими боеприпасами, складывалось, как и в случае с патронами, из двух основных компонентов: довоенные запасы и налаженное на месте производство. "До начала войны удалось создать и значительные запасы боеприпасов — по 1138 снарядов на каждое артиллерийское орудие крупного калибра и 3124 — мелкого калибра" (А.И. Дороговоз. Англо-Бурская война 1899-1900 гг. М., 2004). Боеприпасы закупались партиями, привязанными к поставкам орудий, для моделей Круппа - в Германии, для Шнайдера-Крезо во Франции. Современники свидетельствуют, что боеприпасы были достаточно "неровного" качества. "Большинство бурских снарядов, по обыкновению, не взрывались", - такую убийственную характеристику оставил в начальный период войны молодой Уинстон Черчилль в одной из своих корреспонденций для The Morning Post. В "лучших" журналистских традициях сэр Уинстон несколько сгущает краски, однако проблемы со взрывателями к снарядам для знаменитых 155-мм шнайдеровских "Лонг Томов" действительно имели место. Устранением дефектов занимались в мастерских Южно-Африканской Железнодорожной Компании в Претории, ставшей главным цехом технического обслуживания артиллерии, под руководством инженера Отто (или Олафа?) Уггла, выходца из Скандинавии, считавшегося основным специалистом Трансвааля по артиллерийским вооружениям. Отладить взрыватели удалось только в мае 1900 г., буквально накануне падения Трансваальской столицы и за несколько месяцев до того, как "Лонг Томы" стало невозможно использовать из-за исчерпавшихся запасов снарядов (два орудия были взорваны осенью 1900 г., еще два - в апреле 1901). Выходит, значительную часть своей истории "главный калибр" буров работал не в полную силу. Собственное изготовление снарядов было развернуто в Трансваале также на базе железнодорожных мастерских. Сохранить его в тайне не удалось, в Европу просочились подробные сведения о цикле производства. 28 января/ 9 февраля 1900 г. русский военный агент (атташе) Генерального штаба подполковник Е.К. Миллер рапортовал в Санкт-Петербург: Южно-Африканское железнодорожное общество оказывает неоценимые услуги правительству Республики... Мастерские общества снабжают буров подковами. Эти же мастерские делают стальные снаряды, исправляют орудия, строят лафеты, повозки и чинят разную другую материальную часть. Фабрикация снарядов производится следующим образом: тело снарядов - в мастерских Южно-Африканского железнодорожного общества, трубки - на одном заводе в Претории, снаряжение - на динамитной фабрике. Последняя вообще оказывает большие услуги правительству; она изготовляет бездымный порох и, по слухам, делает патроны для ружья Маузера". Слухи оказались верными, и вскоре достигли ушей британцев, что закономерно породило диверсионную активность их агентуры против бурских военных производств. Уровень обслуживания артиллерийской техники, которого удалось достичь благодаря усилиям инженера О. Уггла, иллюстрируют заметки другого русского военного агента - подполковника Ромейко-Гурко из ставки буров, также в январе 1900 г.: "Снаряды тоже выделываются на месте, и действием их войска довольны. Но выделывать орудия на месте здесь не могут. Им, однако, удалось совершенно исправить 15,1/2-сантиметровое орудие Крезо, испорченное англичанами во время удачной вылазки из Ледисмита, и даже сделать новый поршневой затвор. Исполнено это было в железнодорожных мастерских". Добавим, что, исправляя вторую бурскую пушку, исковерканную англичанами под Ледисмитом, 120-мм гаубицу Круппа, железнодорожные умельцы в Претории все-таки изготовили одно-единственное орудие, вместо третьей, потерянной безвозвратно. "Для замены орудия в мастерских Южно-Африканской Железнодорожной Компании под руководством норвежского инженера Уггла изготовили копию гаубицы, которая на испытаниях показала те же баллистические характеристики, что и оригинал" (О. Тодер. Артиллерия первой войны 20-го века (пушки в англо-бурской войне).
В тех же мастерских незадолго до захвата Претории англичанами сработали и импровизированные артиллерийские бронепоезда буров, позволившие еще некоторое время перемещать два "Лонг Тома" на бронированных платформах вместе с отступавшими ополченцами и использовать их в боях. После сдачи Претории персонал и оборудование артиллерийских мастерских эвакуировались в город Бабертон, остававшийся незахваченным британскими войсками, и на некоторое время возобновили работу там. В сентябре 1900 г. они отремонтировали один из "Лонг Томов", но производство боеприпасов наладить уже не могли. А потом пришла кавалерия лорда Робертса, и существование импровизированной военной промышленности Трансвааля прекратилось.
Станция Бабертона, на базе которой были ненадолго восстановлены артиллерийские мастерские, 1901.
Пока арсеналы Трансвааля и Оранжевой находились под контролем, а железнодорожные мастерские "фабриковали" боеприпасы, зловещий "снарядный голод" был практически не знаком бурским артиллеристам. После первого неудачного опыта в сражении при Эландслаагте 21 октября 1899 г. они больше не пытались вести контрбатарейную борьбу (это отнюдь не значило, что не стреляли по более слабым или "подставившимся" британским орудиям) и, вместо пресловутого "урагана картечи", предпочитали угощать "джентльменов" прицельными выстрелами по четко выверенным целям. Классический пример такой организации огня и его эффективности наблюдал на позициях под Ледисмитом подполковник Ромейко-Гурко: "...С раннего утра трансваальцы открывают огонь из своих тяжелых орудий и производят подряд от пяти до десяти выстрелов, на которые англичане немедленно отвечают; затем назначаются люди для наблюдения за неприятелем, а огонь возобновляется лишь в случае появления какой-нибудь хорошей цели. Сами англичане за последнее время никогда огня не открывают, а лишь отвечают; их огонь почти никакого вреда осаждающим не причиняет, чего, по-видимому, нельзя сказать про огонь трансваальцев, если верить их словам, а в особенности если судить по тому, насколько безжизненными кажутся город Ледисмит и его лагерь, которые очень хорошо видны с горы Булувана в сильную подзорную трубу. Напротив, госпитальный лагерь англичан... кишит народом". Расход снарядов, таким образом, был весьма экономным. Случаи, когда бурским орудиям/орудию приходилось замолкать посреди сражения, расстреляв весь боезапас, носили единичный характер. Ситуация в корне изменилась с началом партизанской стадии сопротивления буров, когда их артиллерии пришлось полагаться только на возимые с собой, либо спрятанные в тайных местах боеприпасы. И тем не менее бурским коммандо еще долгое время удавалось применять несколько орудий, в основном 75-мм крупповских полевых пушек, и, конечно же, большое количество своих любимых 37-мм скорострелок Максима. Последние продемонстрировали самую высокую выживаемость в партизанской войне - они были легки, мобильны, и, главное, к ним было легко доставать боеприпасы: британцам "Пом-помы" тоже нравились. В 1902 г., в последние месяцы войны, не менее 8-9 максимовских скорострелок еще продолжали поддерживать отчаянных "искателей горечи" огнем, своими раскатистыми очередями вселяя в них тщетную надежду...
КОММУНИКАЦИИ РЕШАЮТ ВСЕ. Вторая Англо-Бурская война в 1899-1900 гг. носила характер ярко выраженной "железнодорожной войны". И вторжения бурских войск в британские Капскую колонию и Наталь, и контрнаступление англичан на Блумфонтейн, Йоханнесбург и Преторию были привязаны к железным дорогам.
В условиях огромных пространств засушливого вельда именно по рельсам поступало регулярное снабжение для сражавшихся частей, следовали подкрепления, крейсировали бронепоезда и эвакуировались раненые. Более того, гужевые обозы, колонны пехоты и разъезды кавалерии также жались к железнодорожным линиям, где была лучше развита система коммуникаций. С падением государственных центров бурских республик к лету 1900 г. в войне все отчетливее стал проявляться кавалерийский, партизанский компонент, но железные дороги сохранили важнейшее значение. При этом современники сообщают, что в начале войны "цивилизованные, высокоразвитые" англичане использовали железнодорожное сообщение хуже, чем "белые дикари" буры. Российский военный агент (атташае) при британском командовании Генерального штаба полковник Павел Александрович Стахович в своем донесении №ХХ от 7/20 апреля 1900 г. указывал: "Насколько я мог заметить, англичане в настоящую кампанию не могли вообще широко пользоваться железными дорогами. Вероятно, это являлось последствием несовершенного устройства дорог (недостаточное водоснабжение, малое количество разъездов и подвижного состава), а может быть и вследствие плохой организации железнодорожной службы, но им редко удавалось пропускать по одноколейной линии более шести-семи пар поездов в сутки". Отчасти согласуется с этим донесением описание железных дорог на театре войны, сделанное другим офицером русского Генерального штаба, подполковником П.Э. Вильчевским для имперской "Военной энциклопедии" (Т. II., изд. Т-ва И.Д. Сытина, М., 1911.): "Железнодорожная сеть... была, в общем, слабо развита. Главными линиями были: 1) Капштадт, Де-Аар, Кимберлей, Мафекинг (1300 в./ 1 в.=1,0668 км) и продолжение ея на Булавайо (700 в.)...; 2) Порт Елизавет, Мидельбург, Колесберг, Блумфонтейн, Иоганесбург, Претория (1100 в.); 3) Ист-Лондон, Квинстоун, Блумфонтейн (400 в.); 4) Дурбан, Ледисмит, Ньюкестл, Иоганесбург, Претория (775 в.) с ветвью Ледисмит-Кронштадт; 5) Лоренцо-Маркес, Претория (частию в португальских пределах). Все ж.д. были построены в одну колею, шириною 3 ф. 6 дм. (106,7 см), с очень крутыми горизонтальными и вертикальными уклонами".
Железнодорожное полотно, выведенное бурами из строя при подходе англичан. Открытка времен второй Англо-Бурской войны.
Железные дороги Южной Африки были далеки от европейских стандартов, однако они были для буров стержнем их экономической и даже социальной жизни. В отличие от эстетов-англичан, эти непритязательные трудяги умели извлекать из своей узкоколейки пользу на 100% и даже более, как в дни мира, так и во время войны. Железные дороги Трансвааля и Оранжевой республики находились под управлением Нидерландско-Южноафриканской железнодорожной кампании (Nederlandsche Zeid-Afrikaansche Spoorwegmaatschappij), основанной в 1887 г. в первую очередь для обслуживания золотодобывающей промышленности, однако быстро вышедшей за отраслевые рамки. К 1899 г. компания обслуживала 1 147 км путей и располагала персоналом из более чем 3 000 тыс. сотрудников (примерно поровну голландских специалистов и южноафриканцев). "Из 258 локомотивов в парке 249 были спроектированы немецкой фирмой Maschinenfabrik Esslingen, шесть - британским производителем Manning Wardle и Louis Smulders & Co. из Утрехта, Нидерланды" (J.J. van Helten. German Capital, the Netherlands Railway Company and the Political Economy of the Transvaal 1886–1900. The Journal of African History. №19, 1978). С началом боевых действий с Великобританией правительство Трансвааля осуществило свои права в соответствии с концессией и взяло компанию под государственный контроль, после чего из ее названия было убрано компрометирующая нейтралитет Нидерландов первое слово, но большинство голландских специалистов остались на своих местах. Также была организована железнодорожная компания Оранжевого Свободного государства, а железнодорожная линия Претория-Питерсбург экспроприирована у ее британских владельцев.
Воинский эшелон, наполненный трансваальскими ополченцами, покидает Преторию, 1899 г.Стоит присмотреться к провожающей публике - не очень похоже на "белых дикарей" из британской пропаганды.
Железная дорога стала для бурских войск основной артерией снабжения вплоть до кульминации успехов британского контрнаступления в 1900 г. По ней перебрасывались огромные объемы материалов боевого обеспечения, от боеприпасов и продовольствия до одежды и обуви. Несмотря на то, что бурский ополченец прочно врезался в картину мировой военной истории верхом на лошади, бойцы-горожане, отпускники, легкораненые и, разумеется, "безлошадные" иностранные добровольцы предпочитали пользоваться для текущих передвижений железнодорожной плацкартой. С началом войны проезд стал бесплатным для всех военных, вне зависимости от пункта назначения и целей поездки: хоть дезертируй поездом, многие так и делали. Русские участники той войны часто описывают свои путешествия в вагонах разной степени комфортабельности, и гораздо реже - конные и пешие переходы. Бурское командование осознавало уязвимость многокилометровых одноколеек на огромных пустошах для диверсионных отрядов неприятеля. Охрана железной дороги была возложена на наиболее подходящие для этой задачи и управляемые из наличных сил республик: линейные подразделения Южно-Африканской Полиции в Трансваале и эскадрон карабинеров, единственную регулярную кавалерию буров, в Оранжевом Свободном государстве. Однако действия англичан против бурских железнодорожных коммуникаций, вопреки опасениям, были крайне эпизодическими, слабыми и неудачными.
Бравые полицейские Йоханнесбурга готовы выступить на патрулирование железнодорожной линии в конном строю.
В непосредственной близости от позиций усилиями железнодорожников и ополченцев были развернуты импровизированные узлы снабжения с большими складскими мощностями. Такая практика наблюдалась с самого начала конфликта в 1899 г. "Поезда железной дороги Ньюкастль-Ледисмит с первых чисел ноября останавливаются всего в 3 километрах от главного лагеря буров под Ледисмитом, что значительно облегчает подвоз боевых запасов и эвакуацию раненых, - сообщается в отчете российского военного атташе подполковника Миллера. - Временная станция поставлена среди поля. Настоящей конечной станцией является Эландслаагте, где царит большое оживление. На станции имеется рабочий поезд, всегда готовый к отправлению в случае каких-либо неисправностей пути. Отсюда рассылают по отдельным лагерям обмундирование, продовольствие и боевые запасы. Здесь же имеются 2 типографии, помещающиеся в товарных вагонах: одна государственная, другая - для полевого издания преторийской газеты Volkstem". Это облегчило процесс снабжения фронтовых коммандо (бурских частей), но, с другой стороны, поставило горы накопленного воинского имущества под угрозу захвата в случае внезапного успеха британцев. А таковой не замедлил себя ждать в феврале 1900 г. с переходом в наступление войск лорда Робертса и генерала Булера и последовавшей капитуляцией бурской армии генерала Кронье при Паардеберге. "Ликвидацию" отступавшими бурами крупнейшего военного депо под Ледисмитом 28 февраля 1900 г. наблюдал русский доброволец Евгений Августус: "Все усилия бурских комендантов и генералов, которые накричались до хрипоты, стараясь водворить хоть некоторый порядок, не приводили ни к чему. Их не слушали, сбивали с ног; люди самовольно захватывали вагоны и паровозы и нагружали своих лошадей и повозки, не обращая никакого внимания на многочисленные фургоны Красного Креста, переполненные ранеными. (...) Каждый только помышлял об одном - как бы спасти свою шкуру, совершенно забывая об общем деле. А из зданий по обеим сторонам железнодорожного полотна, где во время блокады Ледисмита хранилось громадное количество запасов всякого рода, кафры выносили мешки, ящики, бочки. Но только часть их могла быть нагружена в вагоны, остальное сваливалось кучей, куда попало. Буры расколотили ящики и бочки ружейными прикладами, набивая в свои мешки сахар, кофе, расхватывали платье, башмаки, белье. (...) Но вот откуда-то потянуло гарью. Фигуры буров, копошившихся в опустошенных складах, исчезли в густых клубах удушливого дыма, и огненные языки пламени, шипя и извиваясь в борьбе с потоками дождя, охватили станцию со всех сторон. Буры решили сжечь все то, что не могло быть увезено по железной дороге и досталось бы в добычу англичанам. По временам раздавались оглушительные громовые раскаты - это буры взрывали железнодорожные сооружения, водокачку, поворотные круги, трубы и мосты". Но, насколько беспорядочным ни было отступление буров к своим столицам весной 1900 г., Южно-Африканская железная дорога на тех участках, где они ее контролировали, продолжала работать как средство военных сообщений до самого конца. Тыловым подразделениям в кратчайшие сроки удалось создать на пути отступления бурских войск вдоль железнодорожной линии такого новые узлы снабжения. Работу такого импровизированного тылового объекта описал тот же Евгений Августус на примере перегона между Преторией и Гленко весной 1900 г.: "На станции был назначен командант; между Преторией и Гленко восстановилось правильное движение поездов; коменданты и фельдкорнеты деятельно собирали людей своих дистриктов; при станции были устроены склады припасов, платья, белья, сапог; полевая хлебопекарня работала день и ночь". Яркий пример работы бурских железнодорожных коммуникаций буквально под носом у наступающих британцев содержат также воспоминания молодого кавалерийского офицера и военного корреспондента Уинстона Черчилля. Когда 5-го июня 1900 г. он вступал в авангарде Британской армии в столицу Трансвааля Преторию... Впрочем, слово самому сэру Уинстону, известному мастеру острого пера: "Перед нашими глазами медленно прочухал вслед за двумя локомотивами длиннющий состав, до отказа набитый вооруженными бурами, выставившими из окон свои винтовки" (У.С. Черчилль. Мои ранние годы 1874-1904).
Железнодорожная станция в Трансваале после захвата британскими войсками, 1900.
Каждая станция посреди вельта, располагавшая необходимой технической инфраструктурой, последовательно превращалась в базу для грузовых поездов, сопровождавших отходившие с боями коммандо. Не будет преувеличением сказать, что железнодорожное сообщение как средство снабжения и обеспечения бурских войск прекратилось только когда последний машинист последнего состава увидел перед собою на путях английские "хаки". Лучшей характеристикой работе бурских железнодорожников по снабжению своих вооруженных сил может послужить заявление русского военного представителя в Трансваале: "Железные дороги работают хорошо и исправно". Там, где не было рельсов, снабжение бурских войск всем необходимым зависело, как во времена "Великого Трека", от грунтовых дорог и гужевых обозов. Подполковник Генерального штаба Вильчевский с присущей русским генерал-штабистам начала ХХ в. энциклопедической пунктуальностью отмечает: "Шоссированныя дороги на всем пространстве обеих республик, кроме Иоганесбургских золотых приисков, существовали только в черте городских поселений, грунтовыя делились на большия (шириною в несколько колей) и малыя (в одну колею), отходившия от больших дорог к отдельным фермам и зарождающимся городам. Качество тех и других находилось в прямой зависимости от количества выпадающих дождей" (Военная энциклопедия. Т. II., изд. Т-ва И.Д. Сытина, М., 1911.). Традиционным и почти единственным транспортным средством буров были, согласно описанию русского военного агента при их войсках подполковника Василия Иосифовича Ромейко-Гурко, "громадные двухосные крытые фургоны, в которые впрягают восемь мулов или до восьми пар волов" (Донесения Генеральнаго Штаба Подполковника Гурко, командированнаго в Южную Африку. СПб., 1900). Для скорости передвижения могли запрягаться и лошади, но на быстром аллюре возникал риск опрокидывания повозки.