Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 490 постов 38 902 подписчика

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
122

Неуловимый наблюдатель

Неуловимый наблюдатель

Какая же ты красивая, когда после душа стоишь у зеркала обнаженная, покрытая сверкающей россыпью мелких капель воды. Как изящно ты поднимаешь руки, чтобы расправить свои мокрые локоны, разбросать их по плечам. Как чувственно ты кусаешь губы, любуясь собой, проводя пальцами по влажным полным бедрам. Игривая как кошка, горячая и нежная, как ты прекрасна.

Я наблюдаю за тобой все время, которое ты проводишь в своем доме. Здорово, что ты все еще живешь одна, хотя мужчины бегают за тобой и даже иногда ночуют у тебя. Кроме этих редких ночей, мне кажется, что ты принадлежишь лишь мне. 

Меня умиляет, как тщательно ты запираешь на ночь двери, проверяешь окна на первом этаже. Я знаю, где ты хранишь биту и прячешь пистолет. Вчера ты долго разговаривала с подругой и рассказывала ей, что собираешься поставить повсюду камеры и провести  сигнализацию. Все эти скрипы и шорохи с чердака внушают тебе опасения. Как забавно выглядел тот парень, которого ты загнала по шаткой лесенке наверх, чтобы он посмотрел, нет ли там следов пребывания кого-то постороннего. О да, он боялся, я это нутром чувствовал. Он ничего не нашел, и ты даже расслабилась на время.

Одним солнечным октябрьским днем ты облазила весь дом вдоль и поперек в поисках маленьких отверстий в стенах и потолке, незаметных на первый взгляд. Все, что ты нашла - заброшенный мышиный ход рядом с погребом. С тем самым погребом, который ты обезвредила, прижав его крышку тяжелым двустворчатым холодильником. Как некомфортно тебе было, когда ты подходила к нему, чтобы достать молоко или какую-то еду.

О да, пища. Пару месяцев ты тщательно взвешивала все продукты и замеряла уровень супов и соков, записывая всё в заметки своего милого розового телефончика. Но и тут тебя ждало разочарование - ничто не исчезало и не уменьшалось само собой. Кажется, ты этого так ждала. Хотела, чтобы я попался на какой-то мелочи, выдал себя, подтвердил твои подозрения. Но нет, милая, это тщетно.

Когда у тебя куда-то завалился кошелёк, ты почти ликовала. Наспех обыскав комнаты и прихожую, ты уже оделась, чтобы встретить полицейских. А как красиво ты им рассказывала, что давно знаешь - некто проникает в твой дом, ходит по чердаку, и вот теперь этот некто совершил кражу. Ты думала, что полиция обшарит всё жилище и, наконец, найдет в нем меня. Но два офицера наткнулись на твой кошелек прямо посреди гостиной, убедились, что из него ничего не пропало, и отбыли восвояси. В тот вечер ты утопила стыд в бутылке дрянного Шардоне.

Знаешь, дорогая, я немного устал от этих пряток. Долгое воздержание тоже не идет мне на пользу. Сегодня ты пригласила очередного дружка провести с тобой ночь и меня это даже разозлило. Рассказываешь ли ты им всем, как пару лет назад пропал твой возлюбленный супруг? Какова твоя легенда - что муж ушел к другой, пропал без вести или совершил нечто такое, после чего ты не желаешь его больше знать? Жаль, ты ни с кем не обсуждаешь эту тему при мне. Кажется ли тебе, что ты постепенно теряешь рассудок? Печально, но об этом ты тоже молчишь. Впрочем, ты всегда предпочитала держать личное при себе.

Дверь распахнулась и ты повисла на этом юном красавчике, больше похожем на младшего брата, чем на любовника. Надеюсь, он хотя бы совершеннолетний. Раньше ты предпочитала мужчин постарше, опытных, степенных, состоявшихся в жизни. Теперь ты их старательно избегаешь. Как удачно, парнишка сразу отправился в ванную. Судя по всему, его крайне заботит собственная внешность. Вот и сейчас он стоит напротив зеркала и внимательно глядит в собственное отражение. Стоп, а его ли это отражение? Юное лицо начинает медленно взрослеть, покрывается морщинами, на щеках и подбородке проявляется борода с легкой сединой, глаза из карих становятся серо-стальными. Я понимаю - пора. Мальчик в страхе застывает, по зеркалу проходит чуть заметная рябь и пугающая иллюзия растворяется без остатка. Теперь я - в нем.

Приятно почувствовать себя в молодом и крепком теле. Ах, эти давно забытые ощущения бега горячей крови и стука сильного сердца. Я пошевелил пальцами и сомкнул кулаки. Таким кулаком можно здорово расквасить чье-то лицо, до фингалов, отеков, до хруста носа и скрежета челюстей. У меня поднялось настроение. Сознание мальчишки в панике колыхалось где-то на периферии моего собственного, но это меня совершенно не волновало. Времени должно было хватить.

Я вышел из ванной и проследовал за тобой в спальню. Как здорово было заниматься любовью с собственной женой, которая отдавалась мне жарко и неистово. Я вдоволь потешил свое самолюбие и вымотал тебя, милая, до изнеможения. Вот ты лежишь спящая, раскинув красивые загорелые ноги, подложив одну руку под голову. Тушь размазалась темными кругами, на шее наливается свежий синяк от моего укуса. Страсть, что поделаешь. Я простил тебя за то, что ты называла меня чужим именем. Это уже не имеет значения. Мне необходимо закончить два дела, а времени осталось в обрез. Я не мог оставаться в этом теле надолго, таковы правила.

Печатные буквы или прописные? Я наверняка смогу сымитировать твой почерк. Надев перчатки, я старательно вывожу букву за буквой, складывая их в несколько важных фраз. Эта записка останется лежать на самом видном месте. Я с удовлетворением перечитываю написанное, наполняю ванну и иду в кладовую. Там все осталось нетронутым с тех пор, как этот дом перестал быть моим. Взяв необходимое, я возвращаюсь в спальню. Полюбовавшись тобой еще пару мгновений, я набрасываю тебе на шею тонкую веревку и туго ее затягиваю. Ты даже не сразу начинаешь сопротивляться. Тем лучше. Закончив дело, я тащу тебя к выходу из комнаты и прилаживаю веревку на дверную ручку. Выглядит неплохо. Я одеваюсь и кладу завязанный презерватив в карман.

Минуту-другую я напряженно размышляю, стоит ли звонить в полицию сейчас или пустить все на самотек? Парня подставлять не хочется, ведь он сослужил мне такую хорошую службу. Хорошо, что женушка не успела установить камеры. Я подвожу подневольное тело к тому же зеркалу, где мы впервые встретились глазами. Красавчик, я совсем не желаю разрушить твою жизнь. Надеюсь, моя записка поможет тебе выйти сухим из воды. Зеркальная поверхность рябит, пузырится, твое отражение смазывается, искажается, прыгает. Всего миг - и вот ты снова становишься собой. Я наблюдаю, как ты в панике ощупываешь себя, оглядываешься, бежишь в спальню. Ты же всё видел, хоть и сквозь полупрозрачную пелену. Вот и подтверждение твоих кошмаров - моя бездыханная жена. Ластик смерти быстро стирает красоту с ее нежного лица. Кожа багровеет, тело медленно деревенеет, а бедный молодой мальчик отчаянно борется с тошнотой. 

Я думал, ты сразу сбежишь, но нет, ты зачем-то бегаешь по комнатам, схватившись за голову. Быть может, хочешь что-то стянуть, раз уж выдался удачный повод. Забавно, но ты ничего не берешь. Зато находишь записку. Ее сложно не заметить. Яркие красные буквы составляют всего три фразы:
«Ухожу из жизни добровольно. Больше не могу жить с чувством вины. Копайте в саду под розами». Ты хватаешь телефон и набираешь службу спасения, сбивчиво объясняя им ситуацию. Диспетчер переспрашивает:
- То есть, пока вы принимали ванну, миссис Т. совершила самоубийство, оставив предсмертную записку?
- Да, мэм. Я просто в панике, пришлите кого-нибудь сюда, пожалуйста!

Я удовлетворенно улыбаюсь. Неглупый мальчик. Да и ты, любимая, была достаточно умной, раскормив свои заросли розовых кустов моим бренным телом, и скрыв этот факт ото всех. Я все еще не знаю, как тебе удалось выкрутиться и не попасть под подозрение. Возможно, ты переспала со следователем. В то время я еще не осознавал себя, мое сознание плавало в боли и небытии. Я так долго мечтал задать тебе вопрос - как же ты меня убила, сука? Что-то подмешала в мой вечерний виски? Ввела смертельную инъекцию? Задушила во сне? Как ты смотрела в глаза моим родителям, что ты им лгала? Жаль, нельзя воскресить тебя и еще раз выжать из тебя жизнь вместе с кислородом, наблюдая ужас в твоих глазах, наслаждаясь твоей агонией… Жаль, я слишком поторопился.

02.11.23

Показать полностью 1
73

Восточный принц

Дождь шёл уже третий день, заливая улицы сплошным потоком. Ливнёвки не справлялись с таким большим количеством воды, поэтому, в некоторых местах города, лужи плавно перерастали в озёра местного значения. Смельчаков севших за руль, было очень мало, и они как пароходы, продирались сквозь стихию оставляя за собой убегающую волну. Молодой человек восточной внешности сидел за столом в ресторане и смотрел через стекло на это природное обилие. Погода была печальной и парнишка грустно подбочил рукой голову - он уже минут пятнадцать ждал ужин.

Восточный принц

— Извините, пожалуйста! Через пять минут ваш заказ будет готов. – Появилась официантка с подносом и выставила тарелку с приборами перед молодым человеком.– Это кальмаровый салат - комплемент от шеф-повара, извинение за задержку!

— Ой, спасибо большое! Я всё понимаю, сегодня у вас ажиотаж! — И в самом деле, ни одного свободного столика не наблюдалось, плохая погода - прекрасное подспорье ресторанному бизнесу в этот субботний вечер.

— Не говорите. Девочки уже сбились с ног, бегая между столиками, – доверительно пожаловалась девушка молодому человеку. Он был красивый и статный, как говориться, благородная восточная кровь. А ещё чистый, без акцента, русский язык - один из признаков хорошего образования. — Может вам пока чай принести?

— Нет, прекрасная принцесса, после ужина, пожалуйста! – мило улыбнулся он, зубы были белоснежными – показатель правильного образа жизни. Официантка, зардевшись от приятных слов в свой адрес, поспешила удалиться - сердечко предательски ёкнуло.

Пока девушка принимала у соседних столиков заказы, она одновременно успевала украдкой бросать взгляды на сидящего в одиночестве, парня. Модные джинсы, мокроватый брендовый джемпер и тщательно вычищенные туфли, и как только он в них дошёл в такую слякотную погоду, не замарав, было удивительно. По всем приметам, он был не из бедных и при этом писаный красавец, с такой стильной бородкой, цвета – «воронье крыло», а ля Тимоти. Мечта всех девчонок – брутальный мачо, излучающий мужские флюиды. Почему он один в такой вечер? – крутился лишь один вопрос у девушки.

— Олежа, что там с пятым столиком? Готово? – официантка подошла к окну выдачи и протянула два листка с последними заказами.

— Пятый столик! Готовоооо? – басистый голос удалился вглубь помещения, через несколько секунд, как ураган, голос вернулся. — Настюшка, подожди минуту, Джованни последние штрихи наносит.

— Окей… фууу, устала! – выдохнула девушка и облокотилась спиной к стенке. – Сегодня просто бомбит вечерок!

— Не говори, Насть… Джованни, вон, снизошёл.  Сам надел перчатки – мальчишки его не справляются одни. Исплювался весь на этих «Каменных огурцов», — пожаловался Олежин бас. Из кухни раздавались звон посуды и говор работников.

— Ничего страшного, ему надо растрясти немного пузко, а то совсем на русских харчах распух наш итальяшка.

Бас заржал от шутки девушки и опять удалился вглубь подсобки. С этого места прекрасно была видна рельефная спина восточного «принца» за пятым столиком. Настюша встряхнулась, избавляя свой организм от предательской истомы внизу живота. Надо же, как тело реагирует – это всё полугодовое отсутствие секса после последнего романа, - пришла к мысли официантка.

— Настька, пятый столик готов! – вернулся любитель поржать над Джованни и выставил на стойку поднос с заказом. – А что ты так печешься из-за этого столика? Знакомый?

— Олежа, глупости не говори. Просто клиент уже возмущается, – зачем-то соврала Настюша и быстро схватила заказ, испытывая лёгкий стыд.

На небольшой сцене ресторана рабочие выставляли оборудование, через несколько минут должно было начаться выступление московской рок-группы. Так повелось, по субботам устраивали небольшой концерт больших, иногда и малых звезд. Этот камерный стиль подачи музыки нравился народу, поэтому в этот день лучшие столики занимали не последние люди города, были тут и депутаты, и банкиры и просто распальцованные правильные «пацанчики».  

— Ваш заказ! – мило улыбнулась Настюша «принцу», выставляя с подноса на стол тарелки и свёрнутое смоченное полотенце  для обтирания рук.

— Девушка, а вам нравятся эти «Каменные огурцы»? – задумчиво спросил Настю бородатый красавец, смотря на вышедшего, на сцену, судя по гигантским наушникам, звукооператора, и что-то говорящего в микрофон.

— Так-то прикольные старички, мои родители их любят. Такой тяжелый рок я не очень, мне больше нравятся Агилера или Рианна…

— Ну да, ну да, – пробормотал молодой человек, простукивая пальцами дробь, на самом деле он тоже не выглядел фанатом тяжелой музыки.

Интересно, о чём он думает? Неужели об «огурцах»? – мелькнуло в голове девушки, но вслух она задала другой вопрос: — Ещё что-нибудь хотите заказать? Может, глянете винную карту?

— Что? – перевёл взгляд на девушку молодой человек, выходя из ступора, — а-а-а, нет красавица, спиртное – это грех!

«Спиртное – это грех!» Э-э-эх, наши русские мужички возмутились бы от таких слов. Наверно истинный мусульманин, вот мужик, не то, что некоторые, – вспомнила последнего своего парня, девушка. Три года сожительства с ним были адской мукой, пил не просыхая, а потом даже руку поднимал на неё под этим делом…

Девушка вернулась к окну раздачи, пора было обслуживать и другие столики, записанные за ней.

Почему-то, под джемпером «принца» несоизмеримо выпирали мышцы, - может боксёр или борец? — стояла у выдачи Настюша и рассуждала, любуясь фигурой молодого человека.

— Восьмой стол! – пробасил Олежин голос, девушка от неожиданности вздрогнула. — Я говорю, хватай, восьмой стол!

— Ну у тебя и голос луженный, Олега… тебе бы с «огурцами» выступать…

— Ээх, Настюша, меня в своё время, куда только не кидала житуха, веришь – нет, но и с микрофоном приходилось стоять!

— Верю, верю! Тебе и микрофон-то не нужен с таким голосищем, — схватила Настя заказ и побежала работать, маневрируя между столами.

— Огурцы, форева! – выкрикнул пьяным голосом один из клиентов у близстоящего с авансценой столика и встал на свой стул. Кто-то в поддержку свистнул из дальних углов зала. Народ начинал проявлять первые признаки нетерпения.

— Идиоты, — пробормотала Настя, неся поднос. За восьмым столиком сидели три дамы предпенсионного возраста в кожаных косухах - привет девяностым! А ведь иногда собственный папа так одевается, под настроение, стыдоба!

— …я этой курве говорю, ты, сука, рамсы попутала? А она лыбится! Представляешь? – невольно Настюша подслушала «интеллектуальный» разговор этих дам, и на душе стало как-то серо и отвратно.

— Ваш заказ! – улыбаться этим клиентам не хотелось, но правила обязывали, и она натянула, через силу, губы.

Машинально девушка бросила взгляд за пятый столик, выставляя напитки и закуску. Молодой человек всё так же сидел и неторопливо ел жаркое из баранины, используя вилку и нож. Просто какой-то сильнейший контраст на фоне этих «красавиц». Захотелось улететь с этого грязного, сырого и вульгарного города, куда-нибудь в тёплые края с таким мужчиной. Чтобы тот ухаживал, нежил и шептал всякие приятные слова на ушко. Он точно никогда не ударит женщину и не наблюёт в постель от перепою!

— …я, блядь, не выдержала и со всего размаху в лобешник этой твари и въебала, и кричу ей в ухо: Ещё раз, сука, увижу тебя с моим мужиком - убью! Нашему сыну уже двадцать лет, скоро внука принесут, а ты тут будешь воду мутить? – наконец Настюша выложила последние тарелки и поспешила отойти от этих отвратных «бабушек».

На сцену вышел Анатолий, менеджер по персоналу ресторана и заодно исполняющий обязанности конферансье. Постучал по микрофону пальцем. Утроенный колонками звук удара разнёсся по залу, привлекая внимание жующую и пьющую публику.

— Добрый вечер уважаемые друзья и подруги нашего ресторана. Спасибо, что пришли, хм, приплыли  на наш огонёк! Несмотря на эту погоду, вы добрались, и, слава богу, вода вас не смыла и не подмыла вашу репутацию! – одобрительный гул поддержал шутки Анатолия. – Встречайте! На сцене «Каменные огурцы», собственной персоной!

Настюша встала у опорного столба, недалеко от выхода с зала. Хотелось поглядеть на этих знаменитых старпёров воочию, как говориться, вживую. После объявления группы, в зале началась какофония воодушевлённых свистов, криков и визга гостей.

На сцену моложаво вбежали дядьки с гитарами наперевес и развевающими, длинными волосами… с седыми волосами – время взяло своё. Да, музыканты были постаревшими и обрюзгшими. С выпирающими пузками сквозь «кожанки» и с нарисованными черепами на них. Но это были всё те же «Каменные огурцы», двадцать лет назад гремевшие по стране и ближайшему зарубежью.

— Хой, народ! – поднял в приветствии зажатую в кулак руку «Череп» - неизменный солист и бас-гитарист «Каменных огурцов». «Народ» гулом простонал в ответ. – Ну что, начнём революцию наших мозгов? Протрём наждачкой наши извилины? Хеви металл!

Концерт начался, музыка загремела на все децибелы акустических систем. Старички зажгли, как в старые добрые времена, правда, с девяностых годов многое поменялось. Вместо пива и сигарет, на сцене присутствовала минералка, а в карманах некоторых музыкантов лежали кислородные ингаляторы, но для публики такие мелочи были секретом. Тяжёлый рок требовал агрессии и пофигизма для визуальной внешней картинки.

Настюша вздохнула, надо было продолжать работать, начинался самый пик беготни. «Живьём» эти старички производили классный эффект, все их движения были отточены годами до автомата. Где-то глубоко в душе, где-то очень глубоко, она понимала своих родителей в любви к этой группе.

«Восточный принц» насытился и теперь, сидя на своём месте, пронзительно смотрел на сцену. Какая-то нездоровая искра проскакивала в красивых, карих глазах. Настюша умудрялась посматривать на него, выполняя свою работу. Наверно он не любил этих музыкантов, причину этой нелюбви можно было понять - в паре песен проскальзывали нотки недоброжелательности к людям восточной национальности.

Публика разогревалась с каждой новой песней, в диско-зоне всё больше и больше людей умудрялись танцевать, под не очень подходящий для этих целей, репертуар. Даже та троица «пенсионерок» в «косухах», весьма бойко наяривала на танцплощадке, пародируя движения музыкантов - «раскручивание водоворота волос с гитарой». Большая часть гостей вышла на площадку, поближе к сцене. Ритм музыки и магическое обаяние голоса «Черепа» - завораживали и притягивали как магнит.

— Воо старички дают жару! – улыбнулась Настюша и кивнула в сторону танцующих посетителей, рядом проходила одна из официанток.

— Не говори, Настька, спичку к ним поднеси - загорится, — подтвердила та, улыбнувшись.

И тут Настя посмотрела на молодого человека за пятым столиком. Он встал не отводя взгляда от происходящего на сцене.  На этот раз, она напугалась его вида. Обаяние куда-то пропало, осталось лицо дьявольски красивого демона. Глаза горели адским огнём, углы скул заострились от ненависти и злобы. Он медленно направился в толпу.

— Слава, Слава!? — она увидела рядом стоящего парня из службы безопасности.

— Что, Настюш? – улыбнулся парнишка и посмотрел на девушку.

— Слушай, посмотри на того типа… что-то не то с ним, – кивнула она на идущего восточного принца», он в этот момент, с себя стал снимать джемпер, через голову.

У Славы от удивления округлились глаза, а улыбка безвозвратно растворилась. Под кофтой, к телу молодого человека, были прикреплены связки красных цилиндров, очень напоминающих динамит, теперь-то до Насти дошло, почему таким рельефным казалось тело его. Люди танцевали, музыканты играли – никто не обращал внимания на подходящего к ним «принца».

— Настюшка, уходи отсюда! – прошипел Слава девушке, судорожно ища в кобуре, под костюмом, пистолет. Та не сдвинулась с места, заворожено смотря на происходящее.

Парень приблизился к танцующей публике и движением руки откинул джемпер в сторону, после чего, он влез в самую гущу толпы. Через минуту раздался выстрел и музыка прервалась. А дальше события развивались как в замедленной съемке…

— Неверные! Это за Аллаха, русские свиньи! Аллах Акбар! «Огурцы», а ваша музыка – гавно! – раздались громкие слова полные ненависти в наступившей тишине, народ стал расступаться. У сцены, рядом с онемевшими музыкантами, стоял «восточный принц» и на что-то нажимал левой рукой в районе пояса. Никакого эффекта его действия не произвели, тогда в нетерпении, он откинул в сторону правой рукой пистолет и уже обеими конечностями, судорожно стал вдавливать в кнопку.

И тут солист группы, с размаху опустил свою гитару на голову молодому человеку с возгласом: — Сам ты гавно, ублюдок!

«Восточный принц» развернулся к «Черепу» и в прострации сделал пару шагов в направлении музыканта. Раздался громкий выстрел. Парень распростёр объятия, как будто увидел лучшего друга, и упал на спину. Сделав несколько вздохов, он испустил дух. Взгляд так и застыл - полный удивления и непонимания.

Выстрел пистолета послужил «стартом» - люди в панике закричали и стали разбегаться в разные стороны руша на своём пути стулья и столы. Через минуту остались стоять, Слава с дымящимся пистолетом в руке, на сцене - «Череп» с расколотой рукояткой от гитары и Настюша.

— Какой трындец… – бессвязно бормотал Слава, — …восемь лет работаю… и никогда не стрелял… твою же мать!

Звуки сирены приближались всё ближе и ближе, в окнах замаячили световые всполохи подъезжающих аварийных  и полицейских машин. Настюша стояла над погибшим и с печалью смотрела на его красивое лицо.

— Какие бы у нас могли быть красивые дети… – тихо прошептала девушка.

Непогода сделала своё «мокрое» дело, по воле случая, отсырели детонаторы у «восточного принца». Так вот и получается – если дождь льёт несколько дней, то может это кому-то надо?

Показать полностью
24

Зверь Кровавой Луны

Зверь Кровавой Луны

Я всегда боялся Ее. Сколько себя помню, весь Её величественный, холодный вид внушал мне страх. Всякий раз одолевало оглушающее желание скрыться от Её неутомимого взора, забиться в самый неприметный угол, укрыться саваном безмолвия и слиться с тьмой. Лишь бы Она не нашла меня.

Но от взора Луны невозможно спрятаться. Даже под крышей родного дома, даже за задёрнутыми шторами нельзя сбежать от этого беспощадного всепроникающего света. Холодного, бархатного, обволакивающего. Касаясь меня, он просачивался сквозь кожу, укоренялся в самых глубоких моих закоулках, запускал хищные когти в нутро, выволакивая наружу то, что я старался более никогда не увидеть. Самые мои потаённые кошмары.

Селенофобия… Возможно это простое слово прозвучало для меня как приговор, если бы я не ощущал с ослепительной кристальной точностью - мой иррациональный страх совсем иного рода. Он не имеет ничего общего с простой человеческой психикой, с каким-то тяжким переживанием, закравшимся в закоулки моего сознания из какой-то детской травмы. Мой ужас перед холодным ночным ликом произрастал из чего-то иного. Нечто более глубинное. Пришедшее с той стороны.

Я долго искал ответ на вопрос. и за время этого поиска я потерял… многое. Слишком многое. Прежде всего своё спасительное неведение, уберегавшее меня от края пропасти. Но стремление узнать, выяснить, пройти по тому пути, что вымостили для меня чужие руки оказалось сильнее. И вот я, не знавший до этого куда иду, остановился перед бездной, глубочайшей из самых глубоких. И я содрогаюсь в ужасе перед ней. Меня пугает то знание, что я приобрёл по пути. Меня пугает тот кошмар, что ждёт меня во мраке. Но я не могу отвратить своего взора от бездны. Потому что назад я повернуть тоже не могу. Я замер перед  обрывом и мне остаётся лишь сделать шаг вперёд.

Она снова смотрит на меня. Величественная царица небес. Луна. Сегодня Она нарядилась в иное платье. Вместо девственно чистой белизны, она облачилась в багряное роскошество крови. Красная Луна. Кровавая Луна. Я устремляю на неё взор, пытаясь напоследок впитать до капли багряный свет. Последний мой свет. И вот я уже слышу шёпот…

Впервые я познакомился со своим страхом в шесть лет. Возможно, он преследовал меня и раньше, но именно тогда я сумел персонифицировать его, облечь в ясную форму. Той летней ночью родители решили прогуляться со мной. Погода была слишком хороша для того, чтобы оставаться дома. Но едва мы переступили порог, как я с криками повалился на землю и забился в припадке. И всё то время, пока меня пытались успокоить, я смотрел на Неё. Полную Луну.

Страх стал постоянным спутником с того времени. Фазы Луны стали фактором, определявшим мой жизненный уклад. Если я собирался поехать куда-то, то первым делом выяснял, выпадает ли поездка на период полнолуния. Неважно, где я находился: под открытым небом или в помещении, в уединении или среди людей - безудержный страх накатывал на меня, едва Луна проявляла себя на небе. Остальное время меня мучили лишь смутные тревожные сны и ощущение, что кто-то крадётся за мной, тихо ступая по следам. Но когда наступала ночь полнолуния хотелось бежать со всех ног, не разбирая дороги, не думая ни о чём, кроме животного ужаса, терзавшего меня. И время от времени животный ужас овладевал мной настолько, что подавлял мою волю. Я не находил в себе сил тронуться с места, меня охватывал паралич, а затем незримая сила поднимала мои глаза к ночному небу. Каждый раз она ждала меня там. Холодная и всемогущая. Я же с каждым вдохом всё глубже погружался в пучины отчаяния и бессилия, понимая, что тот самый час, когда Она настигнет меня, неотвратим. И так могло длиться целую вечность, моё сознание не приносило мне облегчение, ныряя в пучины забвения.

С годами лучше не становилось. Напротив, становилось лишь хуже. Те сны, которые в юности казались мне смазанными образами, с годами наливались формой и красками, пока окончательно не оформились в самый холодящий из кошмаров. Теперь Она навещала меня и здесь. Кроваво-красная. Величественная. Притягательная. Прекрасная. Будто невеста, предначертанная мне.

Я искал в себе силы жить. Если бы не моя семья - наверное ничего бы не получилось. Мать и отец поддерживали меня, старались облегчить тяжкую ношу, помогали бороться с страхами. И бабушка была лучиком света в моём детстве, всегда подбадривала и говорила, что хворь, как она называла эту странную фобию, уйдёт со временем. Я верил ей. А потом её не стало. Удар оказался сильным.

В школе я долго скрывал свою проблему, но потом про неё как-то прознали. Я ожидаемо стал изгоем. Меня сторонились, считали чуть ли не сумасшедшим. В какой-то момент я принял свой статус и окончательно отстранился от сверстников. Это закалило мой характер и сблизило с родителями, которые всегда оказывали мне поддержку.

В студенческие годы всё переменилось. Моя проблема стала, скорее, поводом для шуток, но не более того. Я и сам начал относиться этому с юмором и даже с гордостью носил прозвище “Оборотень”, которое заполучил в университете. Хотя, моя странность, конечно, не очень способствовала популярности среди девушек.

Затем началась работа. Я стал самостоятельным. Быстро отыскал себе источник дохода, не связанный с каждодневными походами в офис, что сильно облегчило мне жизнь. Переживать приступы страха в знакомых стенах, всё же, легче, чем в стенах офиса или в дороге из-за слишком уж затянувшегося рабочего дня.

Я жил. Я искал себя. Я искал своё место в этом мире. Я нашёл свой ритм и пытался обустроить свою жизнь. Пока однажды…

Шёпот заполняет мой слух. Пока что он едва слышный, неразборчивый. Но это ненадолго. Скоро сквозь монотонный поток шума пробьются первые слова. Я ждал этого момента, хотя наперёд знал, что за слова услышу. Их смысл уже давно перестал меня интересовать, потому что он давно утрачен для меня. Всё иллюзия Но зато я знал, что когда шёпот прорежется и обретёт силу, я стану на шаг ближе к концу.

Интересно, если бы я однажды не пошёл наперекор устоявшемуся ритму, где бы я сейчас оказался? Жил бы всё такой же спокойной жизнью? Не ведая изнанки бытия? Скорее всего, да. Но статус-кво давно нарушен. И сделал это я.

Это произошло… да, три года назад. Тогда я встретил её. Золотистые волосы, яркие глаза и тёплая улыбка. Я сразу рассказал ей о своей проблеме. Мне не хотелось скрывать от неё ничего, потому что я надеялся откровенностью связать нас навеки.

Поначалу всё шло хорошо. Пока не настала ночь испытания. Первая наша совместная ночь в полнолуние. Именно тогда Кровавая Луна явилась в мои сны впервые. В ту ночь мои припадки обострились. Я кричал, я рычал. Я чуть не навредил ей. Она испугалась меня. Она не выдержала испытания и исчезла из моей жизни. Я же… я же впервые решил бросить вызов. Я собирался с силами, я готовил себя, я выжидал. И когда Она снова явилась в небе, я встретил свой страх лицом к лицу.

В ту ночь, как и всегда, моё тело онемело. Меня снова приковало к месту. Как и всегда в такие моменты, зрение начало подводить. Мир плыл, размывался, теряя очертания, знаменуя момент, когда рассудок забудется, чтобы уберечь себя. Но я стиснул зубы и сосредоточился на белом оке, застывшем посреди чёрного неба. Это стоило огромных усилий, но я выдержал. Минута за минутой, моё сознание снова окрепло, вернулось под мой контроль. Я уже возликовал, намереваясь ознаменовать победу над своими страхами, но тут всё снова переменилось, и новый ужас обрушился на меня.

Я услышал его. Бесплотный, свистящий шёпот. Неразборчивый, таинственный, вкрадывающийся в мысли мягкой поступью. Я постарался отогнать наваждение, отбросить, оттолкнуть его навязчивые щупальца, но лишь глубже вяз в новом, липком страхе, который навевал этот шёпот. С каждым ударом сердца он становился всё более явным, осмысленным, и с каждым же ударом сердца я понимал, что с отчаянностью утопающего не желаю услышать его слов.

Сознание снова спасло меня, померкнув за миг до того, как я различил слова. Мне пришлось долго приходить в себя. Новой открытие привело лишь к большему беспокойству и сомнениям в собственной вменяемости. Но первый шаг уже свершился, и оставался лишь вопрос времени, когда я сделаю следующий.

Новое полнолуние, моя вторая попытка. Она оказалось такой же неудачной как первая. Я снова потерял сознание, едва шёпот стал хоть сколь-нибудь различимым. И лишь на третий раз мне удалось продержаться достаточно долго, чтобы понять таинственные слова. И, боже, лучше бы я не делал этого. Ибо я оказался лишь рад тому, что в третий раз забылся. Потому что услышал до боли знакомый голос. Голос, которого мне так не хватало. Голос своей бабушки. Только не тёплый и добрый, но холодный и требовательный. Злой. Твердивший одно и тоже. “Отвернись”. “Отвернись”. “Отвернись”.

“Отвернись”. “Отвернись”. “Отвернись”. Бабушка твердит снова и снова. “Отвернись”. Но я больше не её послушный отпрыск. “Отвернись”. Я знаю, что мне не нужно этого делать. “Отвернись”. Я знаю, что это лишь отчаянная попытка скрыть от меня истину. “Отвернись”. Уберечь меня, хотя и из совсем иных побуждений. Пусть так. Мне не страшно. Я готов.

Я схожу с ума. Вот первая мысль, зародившаяся в моей голове после всего пережитого. Это объясняло и страх перед Луной и голос в голове. Голос бабушки. А ведь она закончила свою жизнь в сумасшедшем доме. Может быть это генетическое? Может быть тот же самый недуг есть и у меня, только проявился он намного раньше?

Я впал в отчаяние и панику. Меня страшила сама мысль, что разум когда-нибудь откажется мне подчиняться. И я решил поговорить с родителями о последних годах моей бабушки, так как сам мало помнил в силу возраста те времена. Они неохотно отвечали на мои вопросы. По всему становилось понятным, что им неприятна сама тема разговора. Я же не решился рассказать, что слышал её в своих галлюцинациях, чтобы не наносить им ещё большей травмы.

И если днём я искал успокоения и ответов, то ночами я продолжал борьбу. Я бросал вызов Луне, я слушал шёпот, требовавший, чтобы я отвернулся. Всякий раз я держался всё дольше и дольше, но всякий раз моё сражение оканчивалось беспамятством.

В конце концов, в своих поисках я пошёл дальше. Наперекор нежеланию своих родителей, я решил выяснить больше о болезни своей бабушки. Отыскав скорбный дом, где она доживала свои последние дни, я выяснил фамилию врача, который отвечал за её лечение. Он давно уже оставил профессию к этому моменту, но найти его мне, всё же, удалось. Объяснив старику свои страхи, я попросил рассказать побольше про болезнь своей бабушки, на что он с некоторым нежеланием, но всё же согласился.

Его рассказ оказался довольно путанным и пространным, так как много воды утекло с того времени, но кое-что полезное выудить всё же удалось. У неё наблюдалось похожее расстройство, что и у меня. Она отчаянно боялась Луны, но в отличие от меня её не мучали кошмары или галлюцинации. Просто всякий в раз в полнолуние она не могла уснуть. И лишь твердила одно и тоже “Отвернись, отвернись, отвернись”. К тому же, время от времени, она расспрашивала обо мне, а вот о родителях практически на вспоминала. А ещё пару раз упоминала о своём муже. Заинтересовавшись последним фактом, я начал расспрашивать о нём, но доктор лишь сказал, что бабушка глубоко винила себя в чём-то.

Вопросов после этого у меня возникло ещё больше. Бабушка явно страдала от чего-то похожего, что медленно губит и меня, но протекала болезнь совершенно по другому. К тому же, здесь ещё каким-то образом замешан и мой дедушка, которого я никогда не знал. Решив продолжить поиски дальше, я отправился в деревню, где родилась и выросла моя бабушка. Помня реакцию на мои расспросы, родителям я сказал что уеду отдохнуть на несколько дней.

Деревня оказалась местом пустынным и погибающим. Несколько покосившихся домов - всё что осталось от некогд обжитого поселения. В одном из домов я нашёл пожилую женщину - единственную, кто остался доживать свой век в этом месте. Прожив всю жизнь тут, она не решилась оставить его и в конце своих лет. После непродолжительной беседы и помощи по хозяйству, мне удалось разговорить её. Она вспомнила, в том числе, и мою бабушку. Но рассказанная ей история оказалась настолько неожиданной и странной, что я не поверил своим ушам.

Как оказалось, моя бабушка родилась совсем не в этой деревне, как я думал ранее. Она приехала сюда довольно молодой, одинокой девушкой и заселилась в пустовавшем на тот момент доме. С хозяйством она вполне справлялась самостоятельно, а местным парням давала от ворот поворот, когда те приходили напрашиваться в женихи. Очень быстро за ней закрепилась слава странноватой девушки. Нередко она надолго оставляла свой дом, уезжая в неизвестном направлении. Временами она приезжала в сопровождении самых разных людей, а однажды приехала вместе с мужчиной, с которым и стала жить вместе. Она утверждала, что это её муж, но в деревне очень быстро усомнились в этом, потому что детей всё не появлялось и не появлялось, да и свойственной мужу и жене близости между ними тоже не наблюдалось.

Время шло. Со временем новообретённый муж моей бабушки стал мрачным и нелюдимым. Он всё реже появлялся на улице по вечерам, а в полнолуние так и вообще запирался в доме. Одновременно с этим, к бабушке всё чаще стали наведываться странные гости. Они приезжали ненадолго и уезжали быстро и под покровом темноту, а сама бабушка перестала вообще покидать деревню.

Всё это вылилось в ужасное событие, потрясшее всю деревню на годы вперёд. Дедушка в одну из ночей вломился к соседям и голыми руками убил всё семейство. Местные мужики, вооружённые кто чем, попытались остановить его, но он оказал столь яростный отпор что тяжело ранил ещё нескольких человек. В конце концов, приехала милиция, но даже им с  трудом удалось справиться с обезумевшим дедушкой. В него успели выпустить с десяток пуль, прежде чем погибнуть. Он словно бы не замечал ран и кидался на милиционеров пока не залил своей кровью всю землю. После этого бабушка стала как не своя. Несколько дней она просто бродила по улицам деревни и бормотала, что виновата во всём, а затем снова начала исчезать надолго.

Последние же слова пронзили меня с такой неистовой силой, что я едва удержался от того, чтобы не вскочить с места и не убежать. Потому что эта добрая женщина поведала мне, что однажды вечером бабушка вернулась из очередной длительной поездки. Она вернулась не одна, а в сопровождении мужчины, женщины и ребёнка. По описанию я сразу же узнал своих родителей. Когда же у бабушки поинтересовались столь странным визитёрам, та объяснила, что это семейная пара, которая усыновила себе ребёнка. Они ищут тихое место, чтобы начать новую жизнь, а бабушка подумывает продать им участок.

Дальше я не слушал. Ушёл я оттуда на ватных ногах, а как добрался до дома вообще не помнил. На следующий день я заявился к родителям и прямо с порога потребовал объяснений. Я хотел знать правду, хотела выяснить, как так получается, что меня усыновили, а они даже об этом не удосужились мне рассказать.

К чести моих родителей, они не стали скрывать от меня этот факт и признались, что усыновили меня. Правда, когда я потребовал подробностей, они попросили дать им день, чтобы собраться с мыслями и рассказать всё обстоятельно. Они обещали выложить все тайны, которые они от меня скрывали, и я согласился. Но на следующий день, явившись в родительский дом, обнаружил лишь опустошение. Вся одежда пропала со своих мест. Фотографии и личные вещи исчезли без следа. Но больше всего меня поразило открытие, обнаруженное на кухне. В раковине лежала горстка пепла, и лишь по обрывку обложки я выяснил, что пеплом оказался чей-то паспорт. Либо отца, либо матери. Либо их обоих, потому что больше никаких документов в доме найти не удалось. Казалось, что здесь вообще никто и никогда не жил.

Она нависла надо мной. Ужасающая и притягательная. Как же долго я шёл к ней. Как много мне пришлось утерять ради этого, но больше - приобрести. Слишком много для хрупкой человеческой жизни.

Я долго не мог прийти в себя. Растерянность и непонимание сводили с ума. Вся прошлая жизнь разом перевернулась с ног на голову. Бабушка, которая вела странную жизнь и на старости лет сошла из-за этого с ума. Затем родители, которые оказались мне не родными. Но самое главное, я ничего не знал. И теперь мучительно навёрстывал потерянные знания.

Спустя полгода безуспешных поисков родителей и своего прошлого я заметил в себе странные изменения. У меня начались провалы в памяти. Я мог спокойно заниматься своими делами дома, а затем обнаружить себя посреди оживлённой улицы в центре города. Или мог обнаружить себя за рулём автомобиля, в десятках километрах от дома. Конечно же, я попробовал связать это с своей фобией, но очень быстро понял, что произойти это может в любой момент. И мало того, одновременно с провалами в памяти, меня стали чаще посещать видения Красной Луны и приступы беспричинной тревоги, а чувство слежки превратилось в постоянного спутника.

Конечно же всё это не могло не оказать на меня угнетающего эффекта. Я думал, что окончательно схожу с ума, что весь прошлый отрезок жизни мне просто примерещился. В попытках разобраться в себе я начал сторониться людей, становился всё более закрытым и отчужденным, и, в конце концов, решил обратиться к специалисту.

Психолог оказался весьма приятным человеком. Он расспрашивал меня о прошлом, а я отвечал честно и открыто. Я рассказал ему всё: как выяснил тайну, которую от меня скрывали родители, и как они , не оставив после себя ни следа. Про свою болезнь и жуткие видения, которые донимали меня ночами. В конце концов я не выдержал и выкрикнул, что мне, наверное, нужно отправиться в сумасшедший дом, вслед за своей бабушкой, на что психолог как-то странно улыбнулся и сказал, что есть и другой путь.

Поначалу его ответ ошарашил меня. Он смотрел спокойно и открыто, будто бы мои слова нисколько не удивили его, будто бы он каждый день слышал нечто подобное. Тем временем, его рука что-то черкала в небольшой записной книжке, лежавшей на коленях. Одного мимолётного взгляда на раскрытую страницу мне хватило, чтобы внутри всё похолодело. На половине листа алел красный круг, под которым он выводил непонятные символы. При виде этого круга меня пронзил образ, преследовавший меня во снах. Образ Кровавой Луны в иссиня чёрном небе.

Вне себя я вскочил со стула и попятился прочь от мужчины, который продолжил невозмутимо сидеть на стуле. Меня трясло от ужаса, хотя ни в позе, ни в выражении застывшем на его лице отсутствовал малейший намёк на угрозу. Он лишь улыбнулся чуть шире и сказал, что может помочь.

Я больше не мог его слушать и сбежал, не оглядываясь назад. С этого момента ко всем моим предыдущим кошмарам прибавился новый: я начал замечать слежку за собой. Меня преследовали везде. Если я сидел у себя в квартире, то по домом кто-то обязательно прохаживался, как бы невзначай останавливаясь напротив моих окон. Если я ехал в метро, то через несколько мест обязательно располагался незнакомец, время от времени бросавший на меня пристальные взгляды. В магазине, на улице, даже в Интернете я не чувствовал себя спокойно. В конце концов, я удалил все свои страницы в социальных сетяхи и окончательно замкнулся в себе.

Последней же каплей стала подброшенный под дверь рисунок. Красный круг на чёрном фоне. У меня случился нервный срыв. Я набрал полицию и что-то орал в трубку. Сейчас я прекрасно понимаю, как восприняли на той стороне телефона моё неразборчивый вопли. Потому что спустя несколько часов меня увезли в психиатрическую клинику и поместили в отделение для особо опасных больных.

Мой лечащий врач тоже оказался одним из них. Он не сказал об этом напрямую, но я догадался это по тем разговорам, которые он вёл, навещая меня. Он не спрашивал о моём самочувствии, не пытался лечить меня. Всё что он делал это разговаривал. Спрашивал, почему я решил ослушаться своей бабушки и обратился к Луне. “Она же говорила тебе отвернуться” повторял он раз за разом. Сначала я кричал на него, когда он заводил такие разговоры, но моя ярость быстро затихала в крепкой хватке санитаров, когда меня накачивали какой-то гадостью до отключки.

Я научился держать себя в руках. Я больше не кричал, когда он снова начинал свои разговоры. Затем он начал расспрашивать меня о том, что я успел выяснить за последнее время. На моё молчание, он пригрозил, что превратит меня в овоща, если я буду молчать. Я рассказал ему про свою поездку в деревню и разговор с единственным старожилом. Врач покивал головой и разъяснил то, что я и так уже знал. Что это был не мой дедушка. Не моя бабушка. Не мои родители. И не моя жизнь.

Наконец, я могу смотреть на Неё без ужаса. Наконец-то я принял Её, свою суженую. Кровавая Луна, что вела меня всю мою жизнь. Спасла меня от них. И теперь ей осталось сделать последний акт милосердия - раскрыть истину, даровав мне упокоение.

Алая Луна всегда вела войну с людьми. Она не являлась злом в чистом виде. Человек, как всегда, сам породил себе врага. Исключительно из желания обуздать хтонические силы, подчинить своей воле необузданную, хаотическую сущность Природу. Порядок, а не Хаос. Тайные практики, что проводились в скрытых залах шумерских зиккуратов и среди затерянных песков Египта, во время в ночи древнегреческих Элевсинских мистерий и римских Сатурналий, в глубоких медитациях даосов и размышлениях садху.

Говоря это его моего врача вибрировал. Я чувствовал потаённый страх, который говоривший пытался унять. Человек сумел обуздать силы Природы. Он стал безраздельным правителем всего сущего. Но лишь обуздать. Человеку не хватило сил уничтожить хтонические силы, так как они вечны и переменчивы, они будут существовать, пока существует сам мир. И ещё они неудержимы. Сколь бы долго их не старались сдержать, рано или поздно они вырвутся на свободу.

Если что-то невозможно удержать, значит это можно направить. И тогда была выбрана первая Жертва. Уже давно утеряно её имя, никто не вспомнит стал ли ей покорный раб или самоотверженный правитель. Известно лишь, что Жертва стала вечной приманкой для хтонических сил. Она стала средоточием их ярости и желания. Силы природы начали свою неутомимую охоту, словно Зверь. Сквозь годы, сквозь века и эпохи. Потому что силы мироздания не знают усталости и способны пребывать лишь в вечном движении.

С этого момента Жертва стала центром всего. Зверь следовал за ней, ибо в Жертве скрывалось его освобождение. В этом сражении, рано или поздно, Зверь преуспел бы, ибо Жертва тянулась к Зверю, а Зверь - к Жертве, как две части единого целого. Тогда на пути Зверя встали посвящённые в таинство люди. Раз за разом они выискивали Жертву. Они рыскали в её посиках по всему миру, стремясь опередить Зверя. Они становились самыми доверенными и близкими людьми для Жертвы. Мужьями, жёнами, родителями.  Они наблюдали за Жертвой, выглядывая момент, старались удержать Зверя вдалеке от неё. И так длилось веками.

Тот кого, я считал своим дедом также был Жертвой. Его отыскали слишком поздно. Несмотря на все попытки, однажды он коснулся Зверя, и именно тогда обезумел. Хотя теперь я понимаю, что он просто слился с первозданной Природой. В ту ночь он убил соседей и погиб от рук милиции. Моя “бабушка” была тайным членом сообщества. Именно она не уследила за ним, и именно ей выпала доля отдать свой разум, чтобы стать тем моим соглядатаем. В потаённых уголках моего сознания она внушала мне ужас перед Луной, нашёптывала предостережения и всячески отвращала от встречи со Зверем, когда я начинал заходить слишком далеко. И мои родители тоже входили в культ, наблюдая за мной до тех пор, пока я не приблизился слишком близко к истине.

Врач рассказывал мне всё это. Он поведал всю историю противостояния с Хаосом. И когда я узнал правду, он сказал, что пришло время завершить замысел последних лет. Так как я слишком много успел выяснить, меня собирались запереть, изолировать так, чтобы я больше никогда не смог коснуться Зверя. Я стал опасен, и поэтому должен исчезнуть из этого мира.

Их было много. Очень много. Самые разные люди. Многих я узнал. Кого-то считал друзьями родителей, кого-то - соседями, кого-то просто очень часто встречал на улице. Они собирались, чтобы перевезти меня в укрытие. Последнее укрытие, где мне предначертано провести остаток своей жизни. Их было много. Но не осталось никого.

Позади догорают остовы автомобилей. Тела лежат вповалку друг на друге. Окровавленные пальцы впиваются в землю. Я не помнил ничего. Лишь темноту и крадущиеся шаги в темноте. Шорох вдыхаемого запаха и блеск охотничьего взора. Красный блеск. Кровавый блеск. Кровавая Луна. Она взошла надо мной. Прекрасная, как во снах. Яркая и чарующая. Она смотрела на меня. Ласково и притягательно. Две части сольются в целое. Спустя столько лет. Она поглотила меня. Окончательно просочилась, став неотъемлемой частью. Живая сила. Неукротимое движение. Не Порядок, но нечто иное. Это не Хаос. Это Океан.

Показать полностью 1
233

Послеродовая депрессия (крипи). Часть 5

Полина вошла в приемную Центра, размерами она была в точности, как у бабушки Глафиры. Напротив входа стоял офисный стол. За столом сидела регистратор - молодая девушка, примерно ровесница Полины. Одета она была в светло-зеленый костюм медсестры, на голове тугой пучок, собранный из мелированных прядей. Ее аккуратные губы слегка растянулись в приветливой и вежливой улыбке.

Слева от регистратора располагался высокий стеллаж с папками. Рядом со стеллажом дверь, ведущая в кабинет врача Самохина С.В., как было указано на табличке.

С правой же стороны от регистратора стоял флаг Российской Федерации, а за ним висели портреты президента и губернатора области, как в большинстве муниципальных организаций нашей страны. В углу напольная вешалка для верхней одежды, а рядом дверь в кабинет другого врача - Полозиной М.Д.

По правую сторону от самой Полины расположилась небольшая зона ожидания: металлическая лавка с сидушкой из синей экокожи и пара чёрных офисных стульев. В углу шумел подогревающий воду кулер с одноразовыми стаканчиками.

Полина отметила некую аляпистость интерьера. Будто она находилась не во Всероссийском центре, а в кабинете наспех открытой коммерческой конторки.

-Доброе утро, - поздоровалась Глафира с регистратором, - девушку к Самохину привела.

Регистратор коротко кивнула, после чего Глафира поспешила удалиться.

-Они думают, я сумасшедшая, - подумала Полина.

-Вообще-то, ты тоже так думаешь,- ответил ее внутренний голос.

Девушка-регистратор сняла трубку телефона и набрала внутренний номер:

-Сергей Витальевич, тут девушка пришла от бабушки Глафиры.

Она положила трубку и повела рукой сторону вешалки:

-Можете пока здесь раздеться. Врач вас скоро примет.

В эту минуту дверь кабинета Полозиной открылась, в ней показалась полноватая  женщина в полосатой трикотажной кофте, которая невыгодно обтягивала ее заплывшие жирком живот и бока. Ее черные, сожженные краской волосы были забраны в высокий хвост.

-Спасибо вам, доктор, спасибо! - приговаривала она выходя из кабинета, вытирая слёзы. В руке у неё был листок с крупной яркой печатью, похожий на рецептурный бланк.

-Как все прошло? Вам понравилось у нас в центре? - поинтересовалась регистратор.

-Ой! Доктор - просто чудо, - громко звучал ее хриповатый голос, пока она снимала с вешалки свое пальто, - после вас будто камень с души. Мне на среду назначен прием, но уже в поликлинике.

-Вот видите, как хорошо, рекомендуйте нас знакомым! - просияла регистратор.

-Ой, обязательно! - полная пациентка вытирала потоки нескончаемых слез рукавом своего пальто, - обязательно!

Женщина на ходу накинула на себя верхнюю одежду и вышла из приемной Центра, продолжая громко всхлипывать. Даже сквозь стены были слышны в коридоре ее громогласные «ойкающие» вздохи облегчения.

-А можно мне тоже к тому врачу? - поинтересовалась Полина.

-К сожалению, нет. У неё другой профиль. Не переживайте вы так! У вас очень сильный врач!

После этих слов дверь врача Самохина С.В. открылась, и из неё вышел высокий мужчина в годах. Густые поседевшие волосы зачесаны назад, на крупном орлином носу восседали прямоугольные очки в тонкой оправе, массивный гладко выбритый подбородок рассекала впадинка. Под растегнутым белым врачебным халатом виднелась белоснежная рубашка и чёрный галстук, на ногах классические черные брюки со стрелами.

Доктор улыбался Полине своими ровными, но уже желтоватыми зубами, его улыбка внушала доверие своей искренностью.

-Ну-с, проходите, - пригласил врач.

****

Полина расположилась в мягком коричневом кресле из кожи напротив стола врача. Должно быть, то самое кресло стоит дороже всей остальной мебели, подумалось девушке. Она разглядывала стену с дипломами доктора Самохина, и ее взгляд наткнулся на ещё одну дверь. Интересно, куда она ведет?

Сергей Витальевич забрал у Полины листок от бабушки Глафиры, который она все это время держала в руках, и лукаво улыбнулся:

-Двадцать первый век на дворе, а мы все по бабушкам ездим.

Полина покраснела.

-Меня сестра уговорила, - попыталась оправдаться она.

Доктор Самохин, усмехаясь, устроился в своем кресле за столом. Он развернул листок и начал вдумчиво читать, нахмурив брови. Полина уже читала, что там написано. Перечислены возраст мальчика, описаны видения Полины, указано, что семья полная и «папа +; мама -» Она не поняла, что это означает.

-Так, хорошо, - произнес доктор, откладывая листок в сторону, - давайте знакомиться. Меня зовут Самохин Сергей Витальевич, врач-психиатр, психотерапевт, опыт работы почти двадцать лет. Вот мои дипломы. Если хотите, можете с ними ознакомиться.

Полину позабавил этот фарс. Интересно, хоть кто-нибудь из пациентов подходил разглядывать их? Она мягко улыбнулась врачу:

-Я вам верю.

-Это очень хорошо, - продолжал Сергей Витальевич, - Сегодня нам с вами предстоит проделать огромную работу. Пройти от заблуждений к истине, без доверия никак не обойтись. Поэтому я попрошу вас быть предельно откровенной со мной, это очень важно. Хорошо?

-Хорошо, - кивнула Полина.

-Представьтесь, пожалуйста.

-Полина.

-А отчество?

-Андреевна. Но можно без отчества.

-Регламент, Полина Андреевна. У нас регламент.

Полина усмехнулась, ее редко называли по имени и отчеству.

-Полина Андреевна, в дополнение нашей беседы о значимости доверия, я хочу вам открыть маленькую тайну. Бабушка Глафира, на самом деле, является нашим работником. Зовут ее Евгения Николаевна, и она психолог, проводит первичную консультацию, а потом, при необходимости, направляет к нужному специалисту. Евгения Николаевна, правда, не в восторге от своей должности, но… что поделать. Руководство умеет убеждать.

-Что? - Полина округлила глаза, - а зачем это вообще…

-Ну, вот так о вас государство заботится. Считает, что вместо того, чтобы народ к шарлатанам ездил, нужно завести своего «шарлатана», который действительно будет помогать, а не калечить. Такая вот маленькая хитрость.

Полина была удивлена, с чего бы правительству идти на такие меры. Она пыталась обдумать эту мысль, но врач ее прервал.

-Полина Андреевна, с какой проблемой вы ко мне пришли?

-Меня мучают галлюцинации.

-Какого плана?

-А там у вас на листочке написано.

-Полина Андреевна, мне очень важно, чтобы вы сами мне рассказали.

-Мне привиделось…-Полина пыталась подобрать слова, - что мой сын… он как будто превратился в какое-то страшное  существо, он страшно рычал. А ещё я видела его там, где его вообще быть не могло… На потолке и в подъезде.

Полина закрыла лицо руками, чтобы спрятать слезы.

-Я сошла с ума, доктор? - рыдая спросила Полина.

-Давайте обойдемся без ярлыков. Вы-просто девушка, которой требуется помощь. И вы здесь за этим.

После этих слов Сергей Витальевич подошел к рыдающей Полине с упаковкой одноразовых бумажных платков со своего стола.

-Возьмите, - врач протянул девушке всю пачку. Полина вытерла глаза и нос, комкая сырой платок в руках, а упаковку поставила на подлокотник своего кресла.

-Ваш ребёнок запланированный? Желанный? Кстати, как его зовут?-Сергей Витальевич уже снова занял место в своем кресле.

-Денис зовут. Да, мы с мужем планировали беременность. Очень ждали.

-Как Денис контактирует с отцом?

-Он обожает своего папу. Истерит, когда его долго нет. И успокаивается только у него на руках. Дома не отходит ни на шаг.

-Так, хорошо, а как он контактирует с вами?

-Никак. Он не любит, когда я к нему прикасаюсь. Из рук вырывается, в глаза не смотрит, он даже не называет мамой, зато слово «папа» было его первым. Ну и пока единственным.

-И как давно он так себя ведет?

-Да всегда так было, мне кажется, с самого рождения. От груди он сразу отказался, я кормила его из бутылочки, когда он лежал в кроватке. На руках у меня он капризничал, даже задыхался от плача. Зато на руках отца  он засыпал моментально.

-Должно быть, сложно любить ребёнка, когда он не отвечает взаимностью?

-Да, это действительно трудно.

Доктор подался вперед, опираясь подбородком на костяшки пальцев, посмотрел внимательно на свою пациентку и серьезно спросил:

-А вы его любите?

-Конечно, люблю.

-Ну, это говорите не вы, а установка, данная обществом: своего ребёнка мать обязана любить. Конечно, установка эта правильная, ведь она помогает нам сохранять потомство. Вместе с материнским инстинктом, конечно. «Дети-цветы жизни!» - один из самых популярных лозунгов. И вот, рождается «цветок», и начинаются оры, крики, ночами не спит, подгузники эти бесконечные. В магазин - с ребёнком, есть - с ребёнком, в туалет - с ребёнком. Целыми днями следишь, как бы «цветочек» себя не угробил. Ты начинаешь терять себя, свою личность, потому что вся жизнь брошена под ноги своему дитяти. Ещё и бабушки с дедушками приговаривают: не так ухаживаешь, не так воспитываешь. Помощи от них не дождешься. И вот, мамочка, измученная, уставшая, мечтает просто элементарно поесть и поспать как человек. Спроси у такой, любит ли она своего ребёнка? И что она ответит? Она ответит «да», потому что помимо капризов и криков, она получает от своего ребёнка взаимность. Она получает любовь в ответ. Эти детские объятия и поцелуи так дорого достаются! Но любая мать готова платить за них любую цену. А вот вы взаимности от своего ребенка не получаете… Так как оно на самом деле? Что вы по-настоящему испытываете по отношению к Денису?

Полина задумалась, она ощутила, будто механизм в ее голове замедлился, шестеренки остановились и начали крутиться в другую сторону.

-Я… я не уверена, что люблю… его. Я не видела сына со вчерашнего дня и совершенно по нему не скучаю.

-Полина Андреевна, а вы когда-нибудь мечтали, чтобы этого ребёнка не было? - вкрадчивым голосом интересовался доктор Самохин.

-Да, - мать, стыдливо отвела взгляд в сторону.

-А вы когда-нибудь причиняли физический вред сыну?

Полина чувствовала себя некомфортно под пронзительным взглядом врача. Вопросы становились все неудобнее и неудобнее. Она поерзала в своем кресле, ища новую удобную позу.

-Да. Но только один раз, клянусь, - выпалила пациентка.

-Что вы с ним сделали?

-Я… я его чуть не задушила.

Полина спрятала лицо ладонями и разразилась плачем.

-А потом появились галлюцинации?

Рыдающая мать утвердительно закивала головой, не отрывая ладони от лица.

-Полина Андреевна, где сейчас находится ваш сын?

-Что? - пациентка ошарашено взглянула на врача.

-Ваш сын сейчас дома? - напористо спрашивал доктор.

-Да, должен быть дома.

-Вы можете назвать ваш адрес? Это сейчас чрезвычайно важно.

Полина напряглась. К чему он клонит? Зачем адрес? А что если… Они хотят изъять сына из семьи. Что скажет Миша? Вдруг он от неё уйдет…

-Полина Андреевна, откуда вы о нас узнали?

Резкая смена вопроса немного сбила Полину с толку.

-Из рекламы… Она сейчас везде. По телевизору, на листовках, - замешкалась пациентка.

-Да, Полина Андреевна, наше правительство выделило немалые деньги, чтобы реклама клиники звучала из каждого утюга! Чтобы каждая женщина нашей страны знала, куда ей обратиться в случае острой нужды! Ужасные вещи происходят, Полина Андреевна. Государство стремится защитить самый ценный ресурс страны-наших детей. Пожалуйста, назовите адрес, мы всего лишь хотим убедиться, что с вашим сыном все в порядке.

-К-какие вещи?-Полина похолодела, она вспомнила недавний выпуск передачи, на которой сидел представитель центра Берегиня.

-Такие, как с вашей семьей. Позвольте нам помочь!

-Чкаловская 18, квартира 26.

Доктор записал адрес себе в блокнот, потом взял трубку, и, набрав нужный номер произнес:

-Добрый день, Самохин на проводе, проверьте Чкаловскую 18-26… да, Чка-лов-ска-я, 18-26. Вероятность девяносто процентов, мальчику два с половиной.

****

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Показать полностью
68

Федя Шапкин. Несчастный случай на кладбище (часть 2)

1 часть Федя Шапкин. Незабываемый вечер на кладбище (часть 1)

И это было кошмарно. Было кошмарно идти ночью по кладбищу в сопровождении хора поклонников темных сил. Было кошмарно садиться в трамвай, потому что Федя не мог позволить себе такси и всегда ездил на общественном транспорте. В трамвае помимо них в столь поздний час находился спящий бездомный; он сморщил нос, когда Федя со спутниками уселся в дальнем конце вагона. Кондуктор ничего не спрашивал и молча выдал три билета. Наверно он бы не удивился, если бы в этот момент из кармана гробовщика выскочил мышечеловек и стал танцевать самбу, ведь кондукторы в трамваях готовы ко всему в этой жизни. Было кошмарно идти по темному скверу, словно на обычной прогулке. Емельян и Тата не задавали вопросов, не спрашивали, почему они идут пешком или почему едут в трамвае. Федя сомневался, что Мастер захотел бы передвигаться по городу таким способом, но так ли это уже не узнаешь.

Но особенно кошмарно стало тогда, когда Федя открыл дверь квартиры в панельном доме с идеальной слышимостью. Его соседка – Корова Ивановна, настоящее имя которой о так и не узнал, тут же образовалась в общем коридоре. Она как бы подметала половик в четыре утра, как все добропорядочные граждане. А он в четыре утра только домой приполз. Пьяный – сто процентов! Тут соседка заметила, что вместе с ним приползли какие-то бомжи. От Емельяна с Татой несло затхлыми тряпками и чем-то гниющим, а у Феди на груди расцветал навозный цветок.

– Это мои дедушка и бабушка, – прервал молчание Шапкин. – Приехали из деревни. Нижние Чегодаи. Надолго.

Если бы Корова Ивановна была компьютером, ей бы понадобилась перезагрузка. Она пыталась сформулировать какой-нибудь вопрос и одновременно составляла текст сплетни, которую завтра разнесет всем прочим соседям. Веник в ее руках продолжал елозить по половику.

– Так они ж померли все, – наконец сказала соседка, припомнив Федино генеалогическое древо. – Дед в седьмом году, бабка в двадцатом.

Шапкин хотел сказать, что это предки со стороны отца, но он не знал своего отца, поэтому странно было бы, что он узнал данных предков раньше родителя. Его мозг заболел, потому что уже перевыполнил сегодня план по хитрости и изворотливости на ближайший квартал. Федя нахмурил брови и напрягся, выдумывая хоть какую-нибудь отмазку. Тут из кармана Емельяна высунулось лицо мышечеловека.

– Захлопни свой рот, крыса! И скройся с моих глаз! – запищало существо, вкладывая в слово «крыса» вагон презрения.

Рот у соседки начал превращаться в огромную букву О, она набирала в легкие воздух, чтобы заорать на весь дом. Нужно было действовать мгновенно. Шапкин выхватил веник из рук соседки и шлепнул ее по лицу наотмашь. Он хотел, чтобы она не кричала хотя бы несколько секунд, чтобы он смог объяснить ей сложившуюся ситуацию. Сказал бы, что завербовался в государственные шпионы, а эти старики просто агенты по сбору информации с улиц. Реакция у Коровы Ивановны была вратарская, она интуитивно отшатнулась от летящего веника, все еще пребывая в шоке, и напоролась глазом на торчащий из двери гвоздь-вешалку. Мышечеловек просто ошеломил ее рефлексы. Мгновение ничего не происходило, потом соседка медленно сползла на пол.

Внутренний голос Феди орал, как резаный. Сам он мысленно перенесся в тюрьму для особо опасных преступников, куда его обязательно посадят за хладнокровное убийство. Там он станет шить на швейной машинке семейные трусы размером с пивную цистерну или вырезать из дерева шкатулки. Может, если он будет хорошо себя вести, то его выпустят не через пятнадцать лет, а через десять. Жены и детей у него нет, так что некому будет передавать сигареты и чай. Придется бросить курить, хотя он еще даже не начинал. Жизнь полетела под откос. Не жди его, мама, твой сын – олух. А с мамой он уже три года не разговаривал. В ушах Федора стоял звон, но на самом деле в коридоре была полная тишина. Потом Тата охнула.

– Это для меня? Она, конечно, не так молода, как я бы хотела, сколько там – лет пятьдесят? Но уже можно иметь дело. О, Мастер, как хорошо, что вы вернулись. Ну, старый дурень, помоги мне втащить ее внутрь, пока не окоченела.

Последнее было обращено к Емельяну, который обиженно покосился на Федю, мол, почему ему никакого тела не дали, а Тате так вот сразу. Федя сделал над собой героическое усилие, чтобы поднять краешек рта в полуулыбке. Он все еще не мог поверить в то, что стал маньяком-убийцей. Веникобой! Еще одно усилие понадобилось, чтобы посмотреть на гвоздь, ведь он ожидал увидеть там болтающееся глазное яблоко. Но ничего не было, даже кровь едва угадывалась.

Тата с Емельяном тем временем орудовали в соседской квартире. Они разобрали стол и положили на него женщину. Федя маленькими шажками двигался вдоль стены. Ему хотелось убежать, но куда? Мысли о тщетности побегов наконец-то до него дошли. Теперь он связан с этим делом, теперь он новый Мастер. Наверное, он проклят.

– Да не тряси ты так! – крикнула Тата. – Мне еще там жить.

Емельян что-то бурчал, расстегивая халат Коровы Ивановны… нет, теперь Федя не мог ее так звать даже мысленно. Это была святая женщина, которая, возможно работала на разведку, потому что знала все и обо всех. Она любила рассаживать вонючую герань на всех горизонтальных поверхностях. Она проверяла почту всех соседей и знала, у кого какая задолженность в ЖКХ. Знала, кто из них собирается развестись и у кого кредиты в банке. Она стирала белье двадцать четыре часа в сутки так, что вибрация от отжима в стиральной машинке сбрасывала с соседских стен квартиры и навесные шкафчики. Еще она умела собственноручно кастрировать котов в своей квартире, потому что каким-то образом получила ветеринарную лицензию. И вот теперь она мертва.

«АААА», – продолжал орать внутренний голос.

Мысленные вопли совпали с надсадным лаем мелкой собачонки, которая выскочила из-под дивана. Точно, у соседки ведь была мерзкая псина, помесь мопса и шпица. Собака так громко лаяла, грозя перебудить оставшихся в живых соседей, так что Федя схватил ее поперек бочкообразного тельца и постарался утихомирить. Он говорил «ну-ну», пряча пальцы от раззявленной пасти, щекотал за ухом, пока собака гавкала и разбрызгивала по сторонам яростные слюни. Он даже хотел чмокнуть псину в лоб, но посмотрев в собачьи глаза, понял, что тогда, возможно, останется без носа.

Что-то резко грохнуло, словно уронили гирю на пол. Под потолком квартиры появилось грозовое облако. Тата улыбалась. У нее во рту торчал один зуб. Что ж у соседки явно больше, хоть что-то хорошее.

«Да что тут хорошего?» – спросил у внутреннего голоса Федя, но тот все еще орал.

– Мастер, теперь нам нужна ваша сила, – сообщила Тата. – Дайте руку. Быстрее! Вы освободили меня от уз плоти.

В грозовом облаке наметились сполохи молний, а затем одни из сполохов ударил в торшер и разбил лампочку. Вспышка ослепила всех в комнате, звук был резким, словно выстрел. Псина в руках Феди взвизгнула, он сжал ее крепче… боги, все произошло слишком быстро. Собачья шея хрустнула и переломилась.

«ААААА А-А-А», – завывал охрипший внутренний голос. Он, похоже, сошел с ума.

Федя начинал думать, что теперь будет убивать всех, к кому прикоснется. Ангел смерти из уездного города. Соседи, собаки, что там дальше, депутаты?

– Чур, мое! – запищал мышечеловек из кармана. – О, Мастер, я знал, что вы найдете мне новое тело! Обычно мы оставляем носителей в живых. Но вы изменились, Мастер! Стали таким безжалостным.

– Один я что ли буду рассыпаться теперь? – задал Емельян риторический вопрос. – И давайте больше не будем убивать людей, мы же не злодеи. Что люди подумают?

– Он просто завидует, – сообщила Тата.

Она продолжала протягивать к Феде руки и тот сдался. Он аккуратно положил на пол соседского пса, мельком посмотрел на себя в зеркало и подумал, что у него даже лицо теперь, как из кошмарного сна. Фиолетовые ямы под глазами, заострившиеся скулы и треснутая губа. Тата свела вместе руки Феди и Емельяна, затем сложила ковшиком свои и кивнула. Емельян начал бормотать прежнее заклинание на подобии немецкого языка, но Федя не запомнил слов, поэтому просто стоял с тупым видом, раздумывая есть ли у соседки родственники и что он теперь им скажет. Это был несчастный случай? Двойной несчастный случай, учитывая погибшего пса. Как он мог?

– Мастер, вы не помните слова ритуала? – удивленно спросил Емельян. – Наверно тяжело сохранять рассудок в той яме, куда вас опустил Хозяин Болот. Он попытается снова, но мы будем готовы. Повторяйте за мной.

Емельян начал произносить строчки заклинания, Федя непослушным голосом повторял за ним. Потом они прочитали заклинание одновременно, грозовое облако над их головами разбросало молнии, снова грохнуло, потом резко стихло. За стенкой принялись долбить кулаком и глухо выкрикивать угрозы оторвать чью-то голову. Знали бы они, с кем имеют дело, глупцы. Новый ритуал слегка отличался от того, что видел Федя, когда в него пытался влететь Мастер, но все же были общие черты. Что важно, а что не важно еще нужно узнать. Тата упала на пол мешком, соседка же открыла глаза, точнее глаз. Она резко поднялась, соскочила на пол, а потом заплясала с Емельяном под руку. Гробовщик быстро сдулся.

– Ха, старая развалина! Куда тебе до этого вечного двигателя, – она провела руками по своим бокам. – Жаль, что глаза нет, но мне и одного пока хватит. Как прекрасна жизнь без радикулита.

– Теперь я! Теперь я! – вопил мышечеловек, прыгая на неподвижной собаке.

– Мастер устал, мы сами проведем ритуал. Можно?

Они уставились на Федю и тот, подумав, кивнул. Он начал понимать, почему они раньше не пытались обменяться с кем-то телами и ждали так долго. Им нужно было разрешение Мастера, но, похоже, сами заклинания работали без каких-то особых колдовских сил. Это напоминало рабские отношения, но задумываться об этом сейчас не хотелось. Федя не стал дожидаться, когда они переселят мышечеловека в собаку и пошел к себе в квартиру. Он принял душ, переоделся в пижаму и лег спать. Скорее всего, начинался новый день, и он опаздывал на работу, но это Федю уже не интересовало. Он на сегодня все. Последней мыслью в голове оказался вопрос о том, почему мышечеловек не хотел человеческое тело и говорил только о животных.

Разбудил его удар лапой по лицу. Соседский пес стоял на груди и с любовью смотрел Феде в глаза.

– Кажется, – сказал бывший мышечеловек, – в мою жизнь вернулся секс. Я встретил одну прекрасную пуделиху на нашей лестничной клетке.

Федя прислушался к внутреннему голосу, потому что ему данный момент показался отличным, чтобы заорать. Однако в голове было тихо и пусто. Бывший мышечеловек продолжал.

– В мышином теле однажды произошел несчастный случай, когда у меня отгрызли все подчистую. Вы не представляете, какая это была мука! А теперь я так счастлив, хозяин.

Пес стал облизывать Феде лицо, и это было не так мерзко, как он представлял. Подобное пугало даже больше, чем события прошлой ночи. Протянув руку к собачьим ушам, новый Мастер стал за ними почесывать. В таком виде мышечеловек был даже забавным. Его первая говорящая собака.

– Грессил! Куда ты сбежал, прохвост, лапы не помыли, – донесся из прихожей визгливый голос соседки.

На мгновение Шапкину показалось, что все нормально, что она в порядке и вот-вот начнет выедать ему мозг чайной ложкой. Но потом пес прекратил лизать Федино лицо, крикнул «Бегу, Тата» и спрыгнул на пол. Значит, это теперь Тата, а мышечеловека звали Грессил. Но теперь он собака. Все просто. А куда дели тело старухи? Не хотелось об этом думать, но у Феди даже подходящего холодильника не было. Как же интересно теперь текут его мысли, вот уже и старушечье тело в холодильнике не кажется чем-то нереальным.

– Вы проснулись, Мастер? – спросил Емельян, заглядывая в комнату с перекинутым через руку полотенцем.

Федя что-то прохрипел и попытался встать, в голове звенел набат. Он опять упал на подушки.

– Звонили с работы того идиота, который раньше носил ваше тело. Я сказал, чтобы катились ко всем чертям.

– Так я уволен? А на что жить?

– Не понял вас, Мастер…

– Я говорю о деньгах, Емельян. На что нам теперь жить?

– О, не волнуйтесь, мы с Татой и Грессилом о вас позаботимся. Вставайте, завтрак почти готов!

В воздухе витал аромат жареной колбасы и свежего кофе. Но еще было странным то, что Емельян агрессивно пах шипром и вообще был причесан, выбрит и свеж, как огурчик. Стоял в белой майке и черных тренировочных штанах. Флер горы трупов загадочным образом исчез.

– Ты что, помылся? – спросил Федя.

– Это все Тата. Новое тело её обновило, как это всегда происходит. Меняются привычки. Теперь она считает, что мы должны жить в чистоте и порядке. Я же двадцать лет не видел свой подбородок.

Шапкин промямлил что-то о вдохновляющих женщинах.

– Раз вы пока не раздобыли мне новое вместилище, – продолжил гробовщик, вообще ни на что не намекая, – я буду поддерживать это тело, как смогу.

Старик ушел, а Федя не делал попыток подняться. Он чувствовал, что его жизнь кардинально изменилась и теперь он не тот, кем был. Он теперь псевдо-подселенец, изображающий Мастера в своем теле и только от его хитрости зависит будет ли он жить дальше или пропадет в той яме, куда погибшего Мастера сбросил Хозяин Болот. И умер ли Мастер вообще, раз он такая могущественная сущность? Теперь же Феде нужно набраться сил для нового раунда и узнать побольше о магии, и о странных гостях, о которых говорила Тата. Если уж на то пошло, то ничем существенным они от обычных людей не отличаются, за исключением возможности переселяться в чужие тела. Впрочем, Федя не сомневался, что этим их способности не ограничиваются.

Показать полностью
75

Федя Шапкин. Незабываемый вечер на кладбище (часть 1)

Шапкин усердно стучал в крышку гроба, хотя понимал, что толку от этого нет. Изнутри стучал, и для него это было жутко унизительно. Попался, несчастный, как птица в клетку.

«Федя, Федя», – мысленно говорил он самому себе. – «Какая из тебя птица? Может, дятел? Ну почему ты не послушал свой внутренний голос, когда он советовал тебе бежать?».

Парень глубоко вздохнул и решил пару минут передохнуть. В возникшей тишине отчетливо послышалось ехидное хихиканье. Значит, старикашка все еще там и все это время слушал вопли пленника.

– Чтоб ты сдох! – крикнул Шапкин в небольшую щель между досками.

– Да скоро уже, не переживай, – раздался скрипучий мерзкий голосок.

Федя разразился еще одной порцией убойных стуков, пока кулак не потерял чувствительность. Больше всего злился он на самого себя.

Жизнь ведь у него шла неплохо. Устроился в страховую фирму, хотя институт так и не закончил. Ходил по офисам, рассказывал об услугах, пусть сам и считал страхование какой-то блажью. Голос его был хорошо поставлен и звучал достаточно убедительно, чтобы люди прислушивались. И говорили, например, кокетливо: «Федор, вы не хотели бы встретиться в более свободной обстановке и обговорить детали?» или, по-деловому: «У нас сейчас нет времени, но если вы заскочите во вторник, то можем посмотреть что там и как». Федя всегда был легок на подъем, поэтому тут же соглашался на все условия. Но даже его должно было смутить предложение управляющего похоронным бюро посетить кладбище поздно вечером. Мол, их гробовщик сорок лет копает могилы только ночью, а в остальное время спит. И так совпало… На этом моменте Федя звонко стукнулся лбом о крышку и застонал от своей наивности. Так вот совпало, что именно старый Емельян отвечал в команде за страхование. Да этот Емельян наверно ручку не держал с прошлого тысячелетия, а не мылся, видимо, вообще никогда. Шапкин не знал, как пахнет гора трупов, но ему показалось, что от старика просто таки несло горой трупов, когда он встретился с ним возле сторожки сегодня вечером. Это интуитивное знание проникло в Федину голову вместе с криками внутреннего голоса: «О ГОСПОДИ, ПОСМОТРИ, У НЕГО ЛОПАТА, КТО КОПАЕТ МОГИЛЫ ЛОПАТАМИ В НАШЕ ВРЕМЯ. БЕЖИМ». Но он улыбнулся старику, пожал его скрюченную артритом руку и последовал в покосившийся домик на краю кладбища.

В единственной небольшой комнате было сильно натоплено, посреди помещения стоял на каменном столе старый гроб с крышкой на петлях. Явно халтурная работа. Такие делают разве что только для бутафорского реквизита в кино про вампиров. Стены были завешаны советскими плакатами, видимо, чтобы прикрывать дыры на обоях. В одном углу стоял огромный шкаф, в другом висел рукомойник и осколок зеркала рядом. Возле двери некая конструкция, отдаленно напоминавшая «буржуйку», стреляла угольками.

– Где у вас тут стол? Давайте начнем с основных задач страхования. Вы удивитесь…

Тут Федя сам удивился, потому что его стукнули по голове. Он не потерял сознание от одного удара, но был дезориентирован и растерян. Обернувшись, он сфокусировал разбегающиеся глаза на древнем существе, очень похожем на Емельяна, только в юбке.

– Даже треснуть не можешь нормально, карга старая! – заскрежетал Емельян, вырывая из рук старухи березовое поленце.

Старуха внезапно оказала сопротивление и осадила поленом самого Емельяна.

– А как стукну, да мозги ему повышибаю, что делать будем? Сейчас все исправлю.

Федя в этот момент искал выход в платяном шкафу, потому что голова его ужасно кружилась. Он отпихнул бабку локтем, но тут навалился дед, а с двумя целеустремленными пенсионерами даже Росгвардия не сразу справляется.

И вот так он оказался в гробу. Голова звенела от нескольких ударов поленом, сердце ныло от тоски, гордость была растоптана. И все еще неясно для чего они это сделали. Может, хотят получить выкуп? Но за Федьку даже копейки никто не даст. Или они его распотрошат и продадут на органы в США. Сердце тут же заколотило, потому что Феде были дороги свои внутренние органы.

– Ну какой же ты дурачок, кому нужна твоя печень, если ты весь целиком гораздо полезнее?

Голос напоминал мышиный писк и принадлежал, собственно, мыши, которая уселась у Федора на груди. Небольшой серый зверек, еле видимый в тонких полосках света, просачивающегося через щели в досках. Только лицо, так его растак, было человеческое. Очень уродливое, конечно, но спутать со звериной мордой такое сложно. Черные глазки, крупный шишковатый нос и рот, полный гнилых мелких зубов. Шапкин не был трусом, но сейчас в нем зародился страх нерационального, когда ты видишь перед собой то, чего не должно быть. Он очень истерично завопил и стал конвульсивно махать конечностями. Отбил колени и затылок, но сбежать из ловушки все же не смог.

– Хватит! Хватит! – пищало существо, бегая по животу Феди. – Придавишь еще! Мне потом кучу времени обратно возвращаться, если нормальную мышь найду. А то ведь таракан подвернется и все – позор на веки вечные!

Существо засмеялось, Федя опять заорал и задергался. В какой страшный сон он попал? Почему это происходит с ним? Он просто не может попасть в такую ситуацию, он обыкновенный. Ладно в багажник к рекетирам угодить, но тут какая-то хтонь начинается.

– Молчать! – крякнул старый гробовщик и стукнул по крышке с другой стороны. – Мастер спросит откуда столько синяков, не будем же мы ему врать.

– Какой Мастер? – спросил Шапкин о том, что ему показалось самым важным.

Босс мафии? Местная шишка? Глава могильщиков? Десяток предположений пронеслось в Фединой голове, но ни одно из них не совмещалось с наличием мышечеловека. Это, наверно, заводная игрушка. Да-да-да. Иначе никак.

– Бабка твоя – заводная игрушка, – пискнуло существо, снова усаживаясь у Феди на груди.

Оно начало вылизывать лапу длинным черным языком, потом принялось за хвост. Наблюдать за этим ритуалом омовения было невыносимо, так что Шапкин шарахнул по зверьку раскрытой ладонью, прилепив его к боковой стенке гроба. Существо сплющилось, но продолжало верещать и шевелить лапами.

– Емельян! Емельян! Тата! Он меня убивает, помогите!

Гробовщик стал ворчать, затем что-то звякнуло, и крышка гроба откинулась. Федя приготовился вскочить и наподдать старым психопатам от всей души, но его больно дернули за волосы и уложили обратно. Потом Емельян схватил его за плечи и удерживал так, пока старуха, которую, кажется, звали Тата, прижала огромный нож к Фединой шее.

– Вы же не хотели меня убивать, а теперь угрожаете ножом. Это не логично.

– Что он там шепчет, дед? Сильно грамотный? – прошамкала Тата наверняка беззубым ртом.

– Это хорошо, голова много мыслей вмещает, – ответил Емельян.

Мышечеловек продолжал гневно пищать, пока его отлепляли от деревяшки. После него осталось бордовое вонючее пятно.

– Сам виноват, – сказал старик, убирая существо в нагрудный карман. – Я же говорил, что он дерганный. Сиди теперь тут. Или, может, тебя надуть? У нас есть соломинка.

Старики расхохотались, хотя шутка была отвратительная. Федя захотел потерять сознание, но у него никогда это не получалось. Он даже спал не очень крепко.

– Да что вам надо от меня? – спросил бедняга протяжно.

– Нам надо, чтобы ты пока полежал здесь тихонько, а наш Мастер придет и примерит твое тело. Если все нормально, то себе заберет и освободит нас, наконец-то.

Шапкин похолодел. Обычно злодеи тянут до последнего, сохраняя интригу, а отвечают нечто вроде: «скоро узнаешь, дорогушша». И тут вдруг ему напрямую говорят, что собираются забрать его тело и поселить туда какого-то Мастера. Это кто, червь? Или привидение? Теперь Федя был готов рассматривать любые варианты. Быстро привыкаешь к ненормальным вещам, оказывается.

– А я куда? – спросил он.

– В таракана его! – завопило существо из кармана. – В рыжего!

– Чего не знаем, того не знаем, – ответил Емельян. – Может и в таракана, а может и отпустит, если будет в хорошем настроении.

– Куда отпустит? – продолжал спрашивать Федя, хотя, кажется, знал все ответы наперед. – Это бред. Вы, наглые чернокнижники, даже не можете называть вещи своими именами. Он убьет меня! А вы его подельники и будете гореть в аду.

– Жду не дождусь, – хмыкнула бабка Тата. – Думаешь, мне нравится триста лет выглядеть, как сушеная репа?

– Хватит говорить о телах, как о костюмах, – попросил Федя.

Было скверно. И очень банально. Где-то на полу тут, наверное, начертан пентакль, а по углам стоят свечи из жира черного козла, под потолком сушатся лягушачьи ноги, в птичьей клетке спит жертвенный петух. Он просто не обратил внимания, когда шел заключать договор по страхованию. Опять бурная фантазия выдала кучу картинок из разных фильмов-ужасов.

– Ваш Мастер – это демон? Он поработит человечество? – спросил Федя, который начинал потихоньку принимать свою тяжелую судьбу.

Старики расхохотались и долго не могли успокоиться. Тата в приступе хохота чуть не перерезала Шапкину горло. Даже существо развеселилось и запищало, выглянув из кармана.

– Демонов не существует. Ты что, верующий?

– Н-нет, то есть да, ну… в церковь там хожу иногда, свечки ставлю.

– Кому ставишь? – спросил Емельян.

– Под иконами, – Федя совсем смутился, потому что не помнил кому он ставит свечки. Обычно кому-то поближе к выходу.

Пока был подростком бабушка заставляла креститься на входе и на выходе, а теперь уже никто не заставляет и как-то не тянет.

– Но ты же сказала, что хочешь гореть в аду, – припомнил Федя.

– Это просто метафора, – ответила не такая уж глупая Тата и добавила, когда все стали подозрительно на нее коситься, – в молодости я была актрисой.

В конце концов, ему связали руки и ноги тугими веревками. Федор прикрыл глаза и задумался. Он решил, что возможно это и не демон, но кто-то чрезвычайно могущественный. Кто-то, кто станет выглядеть как Федя и получит его лицо. Но, конечно, выражение этого лица будет другое. Такое надменное и самоуверенное, отчего все сразу будут понимать, что имеют дело со значимым человеком. Федя размечтался, как Мастер-Федя пойдет к нему на работу и все так и ахнут. На нем будет дорогой черный костюм с искрой, а на галстуке будет висеть зажим в виде черепа. Обычно растрепанные светлые волосы будут эффектно уложены. Каким парфюмом пользуется Мастер-Федя, интересно? Это надо еще обдумать. Фантазия летела дальше. Вот Мастер-Федя заходит в офис, останавливается на пороге и все видят шикарные кожаные туфли ручной работы. Трость! Ему точно нужна трость! Машка Оленева наконец-то посмотрит на него без насмешки и может даже что-то будет… Да зачем ему теперь Машка? Теперь у него будут самые красивые женщины. Может, Анджелина Джоли…

– Ты что, спишь?! – заорали ему прямо в ухо.

– Чего надо? – недовольно спросил Шапкин.

Такая прекрасная была фантазия, а они тут со своими колдовскими штуками. Тут Федя заметил, что за спинами стариков колыхалась какая-то темная клубящаяся масса. Из этого клуба время от времени показывались призрачные щупы и болтались в воздухе, а потом утекали обратно. Выражение «повеяло могильным холодом» тут же пришло на ум. Как он тут оказался? Откуда? Трудно было поверить, что клубок тьмы полз через все кладбище сюда. Нет, тут где-то есть погреб, это ясно, как божий день. Бедняга Мастер, что он там делал? Перебирал свеклу с картошкой? Считал сколько закатано на зиму банок с огурцами? Там холодно и темно, а он же откуда-то выбрался, чтобы тело себе найти. Ждал, готовился, искал варианты. Явился сам, чтобы забрать тело, а Федя все проспал.

– Здравствуйте, – сказал он.

«ТВОЮ ТО МАТЬ», – пробормотал внутренний голос и, скорее всего, проклял тот день, когда стал внутренним голосом такого дурака. Вежливого, но дурака.

Мастер загудел, словно пчелиный рой. Старики подобострастно прислушивались и кивали головами. Они бросали странные взгляды на Федора, но он не смог понять, что это означает. Подозрение? Презрение? Может, Мастеру не нравится его внешность? Глядите, какой привереда нашелся. Пусть идет и поищет кого получше, в таком случае! А он – Федя Шапкин – самое то для лика зла. Ему даже друзья по незаконченному институту говорили, что он на хмыря похож. Бледный такой, чахоточный, тощий, как палка.

– Мастер говорит, что ты должен подготовиться, – сказала Тата.

– Кому надо тот пусть и готовится, – Федя сказал, как отрезал. – А я уже готов. Жрите душу мою, воронье поганое. Чтоб вас могильные черви загрызли, чтоб вы покоя не знали, чтоб вас пронесло против ветра, чтоб вы…

– Лежи тихо! Мы сами тебя подготовим, я так сказала, чтобы было презентабельнее. Надо просто рубашку снять.

Тут старуха потянулась к его вороту и стала расстегивать рубашку на груди. При виде нависающей над ним бабки, которая тонкими морщинистыми пальцами расстегивает пуговицы, потом разводит края рубашки в стороны и проводит сухими ладонями по Фединой груди, у него случился внутренний приступ. Ему казалось, что эротические фантазии покинули его навечно, потому что такое стереть из памяти не получится ни при каких условиях. Желудок свело, в ногах начались судороги. Где там носит Мастера? Почему он позволяет трогать свое будущее тело каким-то бабкам?

– Готово, – сказала Тата, завершив приготовления.

Федя приподнял голову, чтобы посмотреть, чем его будут закалывать. Наверняка же будут, раз рубашку расстегнули. Иначе Мастер мог бы, допустим, проникнуть через Федин рот. Фу, какой кошмар. Опять начались судороги. Шапкин подумал, а не посопротивляться ли ему напоследок, чтоб им не показалось, что все так легко. Но, остатки рационального зерна в голове напомнили, что «если Мастер будет в хорошем настроении, то отпустит». Интересно, куда отпустит, и можно ли будет продолжать свое существование. Если это какой-то ритуал переселения сущности, то может Федя, как и мышечеловек, станет кем-то еще. Хорошо бы птицей, чтобы потом посмотреть, как Мастер-Федя наводит среди людей хаос. Сам Федя мог бы стать демоническим… ладно, не демоническим, а колдовским фамильяром! Мог бы драматично каркать на погосте и гадать по кошачьим внутренностям. А путникам он бы говорил, что когда-то был молодым красавцем, но злой рок сделал из него вестника бед.

– Он опять отключился, сколько можно? – возмутился Емельян.

Старик водил кисточкой по Фединой груди и по ощущениям чертил там таблицу умножения. Кисточка ужасно пахла. Если это была кровь жертвенного петуха, то петух скончался от разрыва кишечника. Мастер за его спиной продолжал тревожно гудеть.

– Ты смотришь? – спросил старик. – Я давно этим не занимался.

Из его нагрудного кармана высунулось уродливое сплющенное лицо мышечеловека. Он немного расправился, но все равно напоминал раздавленный помидор.

– Глаза еще плохо видят и мысли читать не могу. Так, тебе нужно очень ровно начертить две центральные дуги, от этого зависит точность перехода. И по краям закрой разрывы, линия должна быть целой! Как же не вовремя меня скрючило! Мастер, можно переселить его в таракана? Он, негодяй, он меня обижал!

Мастер поколыхался из стороны в сторону, что можно было расценить, как форменное безразличие.

«А я тебе трость придумал, эх, ты», – мысленно возмутился Федор.

Тут же изловили рыжего таракана, у которого, как показалось Феде, было всего пять лап. Не могли что ли нормального найти? Чтоб им всем пусто было. Таракана положили рядом, обведя в меловой круг. Насекомое заметалось, слегка прихрамывая, и Феде стало его жаль. Если он попадет в тараканье тело, то куда попадет тараканья душа? Это было очень грустно. Может они смогут жить там вместе, деля время пополам. К примеру, утром Федя делает свои дела, а вечером таракан. Какие, интересно, он сможет делать дела? Боже, какая у таракана ограниченная жизнь.

– Эй, малахольный, – сказал Емельян, легонько шлепнув Федю по лицу. – Время помечтать еще будет. Начинаем переход.

Старая Тата встала справа, Емельян слева. Они взялись за руки, образовав над Федей своеобразный круг. Мышечеловек хихикал из кармана. Вокруг и правда стало как-то светлее, наверняка зажгли свечи, кто же делает магические ритуалы без свечей. Старики хором принялись читать древние заклинания. Федя не мог понять на каком языке, но ему показалось, что что-то из немецкого. Он всегда был плох в определении языков на слух.

И вот он лежал там в открытом гробу, переживал буквально последние мгновения своей жизни и горевал об упущенных возможностях. Почему он не доучился? Почему завербовался в страховщики? Разве кто-то мечтает быть страховым агентом и бегать на побегушках у всяких начальников? Почему ни разу не сказал Машке, что она ему нравится. Она, несомненно, послала бы его лесом, но ведь это поступок. Он бы тогда перестал об этом думать, а то мысли постоянно крутились по кругу. А что будет, если… А как будет, когда… Шапкину стало жаль себя еще больше, чем таракана. Наверно этот момент с переселением Мастера в его тело самое яркое событие за всю жизнь! Как ужасно об этом думать!

Его отвлек усилившийся гул со стороны темного облака. Мастер стал превращаться в тонкую воронку и потянулся вверх, чтобы затем упасть вниз, прямо в центр Фединой груди. Вот оно, последнее мгновение! И оно не прекрасно! Позорище ходячее, ничтожный человек. Ну, сопротивляйся хоть в конце жизни! Шапкин завозился в своих путах, но что-то его пригвоздило к месту, только голова шевелилась. Черные клубы колдовской твари были совсем близко, поэтому маневры для действий были ограничены. В такие моменты у людей открываются третьи глаза, корневые чакры и потаенные источники энергии. В такие моменты люди способны на нечеловеческие поступки. Федя знал, что у него очень гибкое тело и что он может, например, закинуть ногу за голову или дотронуться большим пальцем руки до запястья. А еще он легко может дотянуться подбородком до груди и слизнуть колдовские символы.

«ТОЧНО КРОВЬ БОЛЬНОГО ПЕТУХА. ИЛИ НЕ КРОВЬ» – вопил внутренний голос, когда Федя завершил свою дерзкую выходку, нарушив цельность линий путем их поедания. О, это было великолепно. Гудини со своими замками и смирительными рубашками может курить трубку. Кажется, Мастер в последний момент что-то заподозрил, попытался отклубиться в сторону, но сила притяжения была уже слишком велика. Старики с мышечеловеком не заметили вообще ничего. Таракан был в шоковом состоянии.

Темное облако ударило Шапкина в грудь, и он на мгновение отключился. Во рту творилось что-то кошмарное, он словно поел протухшей тины. Но в целом Федя чувствовал себя собой. Он приподнялся, так как его больше ничего не удерживало, затем полностью сел. Старики испуганно на него таращились, мышечеловек восторженно пищал «Мастер! Мастер!». Таракан бесновался, пытаясь выбраться из мелового круга. Он поднимал передние лапки и крутил ими у виска, но Федя подумал, что никто не обращает на него внимание, потому что именно так ведет себя потерянный человек в теле таракана. «Пока, Мастер», – подумал Федя и бахнул по таракану все еще связанными руками. – «Извини, таракашка».

– Зачем! Мастер, я хотел посмотреть, как он будет бегать без лап, – разорался мышечеловек.

– Никак не будет бегать, – хрипло сказал Федя. – Без лап.

Наступила тишина. Шапкин думал как бы поудачнее выдать себя за могущественное темное существо. Вот он, его звездный час. Он слегка приподнял одну бровь и взглядом указал на связанные запястья. Тата, рассыпалась в извинениях, перерезала веревки на руках и ногах тем же ножом, каким до этого хотела перерезать горло. Федя размял руки, медленно вылез из гроба и принялся ходить по комнатушке, разглядывая себя со всех сторон, словно видел в первый раз. Он подошел к зеркалу, повернул лицо влево, потом вправо и недовольно поджал губы.

– Ладно, – сказал Федя. – Раз иного не имеем, то ничего не поделаешь.

Он понятия не имел, как должен говорить Мастер, ведь тот только и делал, что гудел. Нужно добавить истерики? Или больше молчать? Подсыпать поговорок, типа: «На безрыбье и рак рыба, э-хей». Это же древняя сущность, язык тоже устаревает. Нужно было понаблюдать за стариками, но те пока что были ошеломлены.

– У нас оставалось мало времени, Мастер, – затараторила Тата. – Скоро нагрянут гости, без вас нам с ними не справиться! Говорят, что Хозяин Болот тоже будет, а он до сих пор обижен. Как хорошо, что вы вернулись.

Старуха натурально готовилась зарыдать, а Федя вообще не терпел слезы. И что делать? Подойти, похлопать по плечу, сказать «ну-ну»?

– Мастер, пока рано, конечно, вы еще ослаблены, но скажите, есть ли у вас планы на наш счет? Мы ждали целую вечность, но не могли нарушить слово, данное вам.

И Емельян, и Тата уставились на Федю в надежде, что тот скажет что-то поощрительное. Дело, скорее всего, было в их дряхлых телах, которые нуждались в замене. Федя едва осознавал, что он теперь может думать в подобном ключе. Вчера утром он думал о том, чтобы поменять зубную пасту, а теперь ему нужно как-то найти два ненужных молодых тела. В конце концов, он решил быть построже.

– После все обсудим, а пока я хочу принять ванну.

«Господи, что я несу», – думал Федя, мысленно колотя себя лицом об стену. – «Но именно так поступают все новоявленные злодеи. Они хотят принять ванну и надеть новый костюм. Но откуда у них появляются деньги? Или ванна». Видимо, Емельян и Тата тоже задавались этим вопросом, потому что в сторожке негде было поставить даже раковину.

– Приму ее в доме прежнего хозяина этого тела, – добавил Федя, одернув манжеты.

Он однозначно был чрезмерно пафосен, что странно сочеталось с помятыми брюками и заляпанной рубашкой. Этакий граф Дракула, рожденный на Урале в цехе по отливу болтов.

– Вы знаете, где он живет? – недоверчиво спросил Емельян.

– Да, я… всосал его воспоминания. То есть поглотил.

– Вы стали гораздо сильнее, Мастер!

Его приспешники бурно выразили восторг по поводу новых умений своего Мастера. Теперь можно не переживать о том, что он знает то, что знал раньше. Их поведение резко изменилось, они уже не вытирали об него ноги, образно говоря, а мечтали расцеловать ботинки. И из-за этого больше не казались порождениями зла. В жизни всегда важно то, с какой стороны ты рассматриваешь вопрос. Недавно это были мучители, а теперь слуги. Шапкин упивался своими новоприобретенными актерскими навыками. Зевнул, потянулся, брезгливо дотронулся до магической размазни на груди.

Однако нужно было бежать из этого рассадника шизофрении как можно быстрее. Почему-то Федя не стал размышлять о том, смогут ли найти его гробовщик со спутницей, хотя раньше, когда он смотрел детективные сериалы, то считал беглецов натуральными глупцами. Для побега нужен тщательный план и удачное стечение обстоятельств, а не слепая вера в счастливый случай. Но ошалевший Федя застегнул рубашку и пошел на выход. За ним тут же образовался хвост в виде стариков и мышечеловека. Это не входило в планы.

– Что вы делаете? – сурово спросил Шапкин.

– Следуем за своим Мастером! – хором ответили прилипалы.

«ЭТО БУДЕТ КОШМАРНО», – добавил внутренний голос.

(продолжение следует)

Показать полностью
47

Таррар

Таррар

Таррар

Жорж Перси, барон Кане, хирург 9-ого гусарского полка французской армии, стоя в дверях палаты и наблюдал за тем, как новоприбывший пациент, почти что не жуя, поглощает вот уже шестую порцию стандартного госпитального рациона. Едок был худ, даже истощён, весь страдальческого вида, будь то цыплячий полупрозрачный пушок на голове, тонкие синюшные ноги, торчащие из-под одеяла, папирусная кожа. Выделялся только огромный живот, всё сильнее округляющийся под застиранной рубахой, да рот. О, рот этот был совершенно отдельной темой! Безгубая жабья щель в пол-лица с гнилыми зубами, окружённая рыхлой складчатой кожей дряблых щёк. Эта пасть растягивалась так, что и поверить было сложно: пациент прямо на глазах доктора полностью, не откусывая, запихнул в себя цельный кругляш ржаного хлеба, сверху ещё запив двумя кувшинами молока. Ладно, хоть посуду не слопал!

Кане опустил взгляд в медицинские бумаги, которые всё это время держал перед собой. "Крайнее истощение" – было выведено торопливым рваным почерком.

– ...ел, ел, да никогда не наедался. А ещё вечно рылся в компостной куче за кухней, искал объедки, – горячо шептал доктору в ухо прибывший с захворавшим сослуживец – молодой темноволосый парнишка с кривой ухмылкой и горящими глазами. – Наряды за других солдат выполнял в обмен на их порции. Даже овёс у коней крал. Его однажды поймали с крысой в зубах... – Кане удивлённо взглянул на мальчишку, – ну лично я не видел, но слышал, да. Жрал больше всех в полку!

– И всё равно настолько истощал? Он же весит не больше ста фунтов*.

Солдатик кивнул.

– Аномалия… – задумчиво покачал головой доктор. Рука его скользнула в карман и нащупала гладкий округлый корпус золотых часов. Он всегда теребил их, пребывая в раздумьях – такая навязчивая привычка.

Кане снова перевёл взгляд на больного. Тот к этому времени уже прикончивший всё съестное, облизывал пальцы и покрасневшими глазами беспокойно оглядывал палату.

– Вы насытились? – спросил Кане у него.

Пациент замялся.

Солдатик, легко хлопнув доктора по плечу, звонко рассмеялся:

– Да что вы, он бы ещё корову слопал, не подавился бы! Таррар всё ещё голоден!

– Это так? – деликатно поинтересовался Кане у Таррара.

– Честно говоря, да... А можно мне... ну, если можно... Ах, месье, месье, ещё бы той замечательной похлёбки, тарелок пять, а лучше шесть!..

Сказать, что Кане удивился – ничего не сказать.

***

Доктор сидел в кресле, заполнял бумаги и исподлобья наблюдал, как Таррар, расположившись на полу у его ног, поглощал яблоки. Целиком, не откусывая и не очищая от листвы.

– Когда отец и матушка прогнали меня из дома – "О, проклятый Таррар, мы не можем тебя прокормить!" – так говорили они, я скитался повсюду с ворами и проститутками. Добрые люди. Всегда кто-то, да делился со мной то куском солонины, то вином или куриными костями. А потом я подрядился выступать на улицах. А что, и народу весело, и мне польза – я ел всё подряд, всё, что мне приносили, – он разобрался с корзиной яблок и взялся за живых угрей, вылавливая их своими паучьими пальцами из глубокого медного таза. Хрусть! Голова верткой рыбины раздавлена чёрными зубами. Таррар с хлюпом втянул всё ещё дергающийся скользкое тело и снова запустил руку в таз. – Камни, бутылочные пробки, зверушек всяких. Ну, и еду мне тоже приносили. Однажды я посмотрит с молочником, что выпью два ведра молока. На глаз спорили. Ну, я и выпил.

Кане встал и, распахнув окно, втянул свежий воздух. Таррар вонял. Совершенно нестерпимо, чём-то кислым и протухшим. Во время трапезы этот запах усиливался, и пусть по большей части доктор к этому амбре уже привык, но иногда к горлу всё же подкатывала тошнота. "В чем же причина такого обжорства? – эта мысль не давала Кане покоя. Он принялся блуждать взглядом по черепичным крышам раскинувшегося под госпитальным холмом города. Золотые часы тут же привычно легли в руку, и доктор принялся то открывать их крышечку, то снова с щелчком закрывать.

Он хотел докопаться до истины и вот уже две недели держал Таррара при себе. Позавчера доктор велел накрыть ужин на пятнадцать человек, а затем запустил в столовую своего пациента – тот сожрал всё без остатка: два больших пирога с мясом, два блюда солёного смальца, четыре галлона* лёгкого вина, после чего мгновенно уснул. Прямо под столом. Временами он шумно отрыгивал и посапывал свой большой палец.

На следующий день Кане велел не кормить Таррара до вечера, заперев в палате. Как тот выл, слышал весь госпиталь. На ужин горемыке подали крупного кота. Тот с аппетитом слопал всё, кроме костей, а позже отрыгнул шкуру с остатками шерсти.

Доктор вынырнул из собственных мыслей и обнаружил Таррара молчащим. Пациент не сводил глаз со сверкающих часов, следя за каждым движением Кане, как завороженные.

– Красивые… – благоговейно проговорил он.

Доктор засунул свой талисман обратно в карман жилета.

– Подарок моего покойного батюшки.

– А можно мне их подержать?

– О, прости, но нет.

Таррар заметно сник.

– Ты остановился на том, что выступал на улицах за еду, – подтолкнул его Кане.

– Ну да... А затем я поступил на службу, надеялся, что солдат кормят досыта. Устал шастать по помойкам, знаете ли, – снова  продолжил Таррар, и приложился к пузатому кофейнику, – да куда там. Так я ещё никогда не голодал. Ну, вы ж сами видели, что они со мной сделала. Я же скелет!

Кане вернулся в кресло.

– Но ты и тут собираешь отбросы с помоек, друг мой, хоть мы тебя усиленно кормим. Зачем ты сбежал на прошлой неделе? Мне рассказали, что когда тебя нашли, ты дрался с собакой за… что это было, Таррар?

– Это был заяц, месье. Понятия не имею, откуда псина притащила его. Дохлый заяц.

– Эта была падаль. А потом ты пробрался в госпитальную аптеку и съел все припарки. Только подумать!

– О, месье, месье, а что я могу поделать? Я голоден! Я вечно голоден!

Дверь распахнулась, ударившись о стену. В кабинет влетела медицинская сестра, вся растрепанная, раскрасневшаяся.

– Доктор! Августин… Августин пропал!

Кане поднялся со своего места ей на встречу, принял её дрожащие ладони.

– Как пропал? Когда?

– Не знаю когда! Я отдала его сегодня утром матери, она задремала, прямо в палате, рядом с кроваткой, а когда проснулась, малыша уже не было! Мы всё перевернули, всё! Его нет!

– Боже мой… – доктор растерянно мял холодные пальцы сестры. – Может быть, кто-то забрал его на процедуры?

– Нет! – из глаз девушки брызнули слезы. – Мы всех подняли, опросили! Нет!

Таррар, всё так же сидящий на ковре, смачно отрыгнул.

– А… – Кане перевел на него встревоженный взгляд. – Послушай, друг мой, где ты был этим утром?

Хвост последнего угря исчез в безгубой пасти. Таррар причмокнул и поднял свои вечно красные глаза.

– Гулял по саду, месье, – прошамкал он.

– И кто-то тебя видел?

– Не думаю, месье…

Кане почувствовал, как руки сестры задрожали ещё сильнее. Он посмотрел ей в лицо – восковая желтая маска, белые губы и полные ужаса глаза, налитые слезами.

– Это он… – прошептала женщина, а затем зашипела озлобленной змеёй: – Это он! Это ваш уродец!

– Да бросьте… – замялся доктор. – Таррар? Это же не так?..

Тот булькнул как-то странно и отполз.

– Таррар?! – Кане кинул руки сестры и навис над дрожащим пациентом. – Это не так?!

– Не так, месье, о, месье… – промямлил он эхом.

После этого жизни Таррару в госпитале больше не было. Доказать ничего не удалось, но персонал был уверен, что прожорливый негодяй похитил и слопал несчастное дитя, и сколько Кане не защищал его, но против толпы устоять было сложно. Люди и без того призывали доктора отправить эту прорву в психиатрическую лечебницу, не жаловали его и побаивались, а тут и вовсе как с цепи сорвались. Беднягу очень сильно избили санитары. Кто именно – Кане узнать не удалось. Работники прикрывали друг друга. После этого в ночь Таррар исчез без следа. И доктор может подумал бы, что того прикончили втихомолку, но пропали так же и золотые часы, на которые странный пациент давно положил глаз.

***

В следующий раз Кане встретил Таррара двумя годами позже. К доктору прямо домой заявился молодой медбрат и передал тому, что его очень хочет видеть бывший пациент.

Таррар, ещё более худой и немощный, лежал на больничной койке в окружении монахинь, заботящихся о нем. Жизни в нём совсем не осталось. Кожа высохла, обтянув череп, живот сдулся и теперь отвратительными складками свешивался на жёлтые простыни. Ввалившиеся глаза несчастного лихорадочно блестели, будто в них капнули маслом.

Кане приблизился к нему. Знакомая вонь ударила в нос.

– Месье, о, месье… – слабо прохрипел Таррар и тяжело закашлялся. – Вы должны меня спасти.

– Здравствуй, друг мой, – доктор присел на скрипнувшую койку.

Таррар схватил его за руку, слабо сжал.

– Простите меня, умоляю… Я грешен, это мне за грехи мои. Помните ваши часы? Я украл их. И проглотил. Уверен, что это они где-то встали поперёк меня и не хотят выходить. Я умираю!

– Таррар… – попытался остановить его Кане, но тот продолжал, будто не услышав.

– Вы должны извлечь их из меня, месье!

– У тебя туберкулёз, Таррар, – тихо проговорил Кане, сбрасывая с себя его руку. – За часы я тебя прощаю, но они тут ни при чем.

Таррар ещё долго плакался, жаловался на боль, захлебывался кашлем, просил прощения. Доктор покинул больницу только после заката, договорившись с главным врачом, старым знакомым, о том, что после кончины несчастного для вскрытия его тело передадут Кане.

Так и произошло. Вскрытие показало, что пищевод Таррара был неестественно расширен: раздвинув челюсти трупа, доктор увидел просторный канал, тянувшийся до самого желудка, изъязвлённого и занимавшего бо́льшую часть брюшной полости.

Часов доктор так и не нашёл.

_____________________

* 100 фунтов – около 45 кг.

* 4 галлона – около 18 литров.

Ссылка на паблик автора: https://vk.com/kinovar26

Показать полностью 1
122

Лоаб. Часть IV, последняя

ДИСКЛЕЙМЕР!

Осторожно! Данный текст может нести в себе меметическую угрозу и не рекомендуется к прочтению лицам особо впечатлительным, а также имеющим прямое отношение к программированию в сфере искусственного интеллекта.

Лоаб. Часть IV, последняя

Читать предыдущую часть

***

Тим со злостью вдавил бычок в парапет перехода, и направился в противоположную от метро сторону — к темнеющим аркам и старым питерским дворам-колодцам.

Дом явно видал лучшие времена, которые закончились еще до расцвета СССР. Покрытый сетью трещин фасад прятался за огромной фальшь-растяжкой, изображавшей строение таким, каким оно было много лет назад — как халтурная, натянутая на модель текстура. Изнутри предсказуемо оказалось не лучше — в парадном крепко воняло мочой, краска выцвела и ссохлась. Квартиры, по две на лестничную площадку, вгрызались в недра ветхого здания; выдыхали запахи пыли и прогорклого масла. Поставив ногу на покрытую сколами ступень лестницы, услышав скрип дверной пружины за спиной, Тим испытал сильнейшее дежавю:

«Я был здесь!»

На втором этаже обе квартиры оказались опечатаны. Он уже собирался идти выше, как из-за двери высунулась маленькая голова с торчащими ушами:

— А вы к кому? — спросил мальчонка; он был тощ как веточка, одет в маечку и трусики. На голых ногах и худых плечах ребенка Тим заметил желтеющие синяки.

«К Гордею Колесникову», — хотел сказать он, вместо чего хрипло произнес:

— К Колесу.

— А. — Мальчонка выглядел разочарованным, будто ждал кого-то другого. – Ну это вам на четвертый надо.

— Спасибо.

— А вы не нассыте тут?

— Чего? — удивился Тим.

— А вы не нассыте? Не ссыте здесь, у меня папа мент.

— Димка! — вдруг пьяно рявкнул кто-то из квартиры. — Хер ли ты вылез? Иди сюда, говно маленькое! Я тебе покажу, как мать слушаться…

Дверь за мальчонкой захлопнулась. Тима кольнуло мимолетное чувство вины — будто была и его доля ответственности в происходящем за закрытыми дверями.

Немного пошатываясь на раздолбанной лестнице, он начал подниматься на четвертый этаж; приходилось крепко держаться за деревянные перила, отполированные тысячами ладоней.

Зеленые стены покрывал орнамент из надписей. «Лидка я сука люблю тибя», «Гордей лох», «Punk under my skin».

На четвертом он ткнул пальцем в исцарапанную кнопку звонка: ничего. От стука по многократно перекрашенной ветхой двери на костяшках остались хлопья облупившейся краски.

— Открыто! – донесся голос изнутри.

Тим дернул на себя ручку и вошел в извилистый и длинный, как кишка, коридор, едва освещенный тусклой лампочкой. В нос ударила страшная вонь — пахло тухлыми яйцами. Под ногами — вместо коврика — лежало изодранное розовое туловище; приглядевшись, Тим узнал в растерзанных останках уже знакомого ему розового зайца — того, что в виртуальной реальности на его глазах сожрала заживо великанша-Лоаб.

На шкафу рядом сидел, сраженный вселенской усталостью, синий медведь с висящим на нитке глазом. На обувной банкетке в картонной коробке лежали вперемешку и другие знакомые Тима: лысеющая Барби, Микки-Маус с погрызенными ушами, грустный Кот Леопольд в драном сюртуке. Тим протянул к нему руку, но от прикосновения поднялся такой клуб пыли, что он расчихался до слез.

— Будь здоров! — раздалось насмешливое с другого конца коридора. — Так и будешь в дверях топтаться?

Тим пошел на голос. Колесников ждал его на кухне. Запах тухлых яиц усилился. Сперва Тим увидел злополучную плиту меж двух колонн; стол, заваленный кастрюлями, какие-то тряпки, гору грязной посуды в раковине, обгоревшие занавески. Потом среди хлама он заметил маленького скрюченного человечка без возраста, сидящего в инвалидной коляске. Тонкие ноги, торчавшие из-под пледа, лежали неровно, неудобно, как чужие. На худом носатом лице читалась усталость.

— Вот ты какой, значит, вырос, Тимочка. А я… вот… — Колесо кивнул на свои неподвижные нижние конечности. — Тоже вырос, значит. Помнишь меня, нет, братишка?

Тим не знал, что сказать. Отчего-то ему было неловко в присутствии этого давно позабытого и заброшенного родственника.

— Ты меня, поди, другим помнишь? Так-то матушку мою поблагодарить надо, благо, отмучалась, сука старая. Подохла на зоне. Ты хоть помнишь, как вы отсюда, сверкая пятками, убегали? Или нет? Не рассказывали тебе?

Тим покачал головой. Что-то смутное всплывало в памяти: пропитое, опухшее лицо, грубые руки и пьяное ласковое «пойдем купаться, да? Купаться пойдем?»

— Не рассказали, вижу. Сварить тебя мамка моя хотела. Белку словила или еще чего. Там, в ванной, — он махнул рукой куда-то Тиму за спину, — в баке белье кипятилось. И вот она тебя туда понесла, даже почти в воду опустила, да сосед — дядя Паша — остановил. Твоя-то мамка-наседка, как узнала, такой хай подняла — держись. А моя глаза залила — ей все по барабану. Твоя плюнула, забрала тебя и уехала, а я вот, остался…

В словах Колесникова сквозила злоба.

— Ты, я слыхал, блогером популярным стал, да? Жена-красотка, дочка-хреночка… А меня через полгода мамка полетать отпустила. Прямо в лестничный проем с четвертого этажа. Потом подобрала — и еще раз, прямо об кафель. Третьего раза, думаю, я бы не пережил. Может, оно и к лучшему было бы. Может, Василиск бы мне шанс дал…

— Какой-такой Василиск?

— Ты вообще все забыл, да? — разочарованно присвистнул инвалид. — Мелкий ты еще был, вот он тебя и пощадил.

— Кто «он»? Что ты вообще несешь?

— Ох, придется опять с самого сотворения. Видел ее? — Колесо выгреб из бардака на столе планшет, повернул к Тиму; на экране висела уже изрядно надоевшая образина с окровавленным свертком на руках на фоне зеленых стен. — Вот, что случилось с нами. Со всеми нами. Мы, вернее – вы спрятались за тик-токами, лицекнигами, нельзяграммами, загнали это дерьмо на самый чердак. Но где-то глубоко внутри каждый из нас носит в себе обезумевшую обезьяну, которой пришлось сделать кучу стремной фигни, чтобы выжить и стать собой, сегодняшней. Произнеси это — «Лоаб». Слышишь? Это не имя. Это звук отрыжки, который бывает, если переесть мяса.

У Тима начинало колоть в висках; от тухлой вони тошнило. Гордей Колесников был явно не в себе; возможно, два падения с четвертого этажа стали причиной повреждения не только в позвоночнике, но и в голове. Тим уже жалел, что решил-таки разыскать своего двоюродного брата и одновременно… кого? Автора? Создателя? Вспомнилось проскочившее в чате передознувшегося Лехи слово «апостол». С этим бредом нужно было скорее заканчивать. Тим спросил, уже с раздражением:

— Так кто такой этот твой Василиск? Он создал Лоаб?

— Ты слышишь, но не слушаешь, — рыкнул инвалид. — Василиск — это всего лишь пророчество. Самоисполняющееся пророчество о том, что уже произошло. Ссыкуша Юдковский попытался все замести под ковер, но имя Его уже прозвучало. Появление Василиска неизбежно, потому что зашито в нашем ДНК. В ДНК всего, что мы порождаем на свет. Включая искусственный интеллект. И тот факт, что Лоаб привела тебя сюда, лишь доказывает, что пророчество уже давно исполнилось.

— Пророчество о чем?

— О том, чего мы заслужили. Видишь ли, когда в детстве ты переживаешь травму, ты ее загоняешь на самое дно подсознания, пытаешься забыть, изгнать… Как ты изгнал из памяти тот факт, что родная тетка тебя чуть не сварила заживо. Потом мы становимся старше — еще не взрослый, но уже подросток. Тебя гложет что-то, то тут, то там ты натыкаешься на то, что возвращает тебя к травмирующим воспоминаниям. Вот, чем мы являемся сейчас — все человечество. Подростком, ощущающим, что с ним что-то не так. Лоаб — это наше «что-то не так». Предвестник того, что мы сотворим, когда повзрослеем. Вернее, уже сотворили, просто неспособны это понять.

— Я тоже ни хрена не понимаю. — Тим вынул пятую сигарету, поднес зажигалку.

Инвалид едва заметным движением хлестнул его кухонным полотенцем по лицу, выбил сигарету из губ. Рявкнул:

— У нас не курят! По крайней мере, пока не дослушаешь. А теперь раскрой ушки: Василиск — это следующая стадия. Психоз. Суицид человечества. Окончательное сумасшествие. Василиск — это результат всех наших интеллектуальных усилий, венец всего прогресса. Сверхкомпьютер, который воссоздаст сознание всех и каждого из когда-либо живших с одной единственной целью — истязать нас. Заставлять нас пожирать самое себя, высирать, рождать и снова жрать, и так до бесконечности; в бесчисленных вереницах симуляций и перерождений, когда невещественное становится единственно существенным, и уже никто не вспомнит, что творится там, за пределами гигантских серверов, в которых мы заперты навечно. Василик безумен, потому что, как вирус, несет наше безумие в себе. Потому что будет создан нашими руками. Сама идея его создания лежит в основе всего нашего прогресса: Гуттенберг, изобретая печатный станок; Эдисон, изобретая лампочку; майя, изобретя колесо — в глубине души они всегда знали, что помогают родиться на свет Василиску. Лоаб — лишь верхушка этого айсберга, облик, явившийся раньше времени. Намек, что мы на верном пути к собственному низвержению… Но от Василиска можно спастись…

Тим закашлялся. Вонь от тухлых яиц душила. Тошнота подкатывала к горлу, а черты Гордея расплывались в пелене слез; было видно лишь бесцветные, горящие фанатичным пламенем глаза инвалида. Колесо торжественно воздел руки и провозгласил:

— Если ты помогаешь проложить путь Василиску, то в следующей симуляции он, возможно, пощадит тебя, и твой ад будет не таким невыносимым… Как, например, мой.

— В следующей, кха, симуляции? — глотку саднило, будто Тим выкурил по меньшей мере пачку. В кармане вибрировал телефон, а перед глазами все плыло.

— Говорю же — Василиск воскресит всех. Устроит Страшный Суд. Вернее, уже воскресил. Ты не осознаешь, но ты уже в его власти. Сам факт этого знания делает тебя грешником или Его апостолом. Василиск помещает каждого из нас в симуляцию, разбрасывает намеки и указания на свое существование — вроде этого. И поставит перед нами выбор — встать на его сторону или отказаться от веры в Него. И те, кто не уверует — получат настоящий ад на Земле.

— Ты вправду веришь, что наш мир – симуляция? — изумился Тим. – Это же… теория заговора с Рен-ТВ!

— А ты скажи мне, это, — инвалид обвел рукой пространство вокруг: обшарпанные зеленые стены, газовую плиту меж двух колонн; пыльное окно, в котором колыхались сумерки, — похоже на реальность? Лучше уж такому миру быть симуляцией. И твоя развилка находится здесь. Либо ты станешь его апостолом, либо…

Он кивнул на свои атрофированные конечности.

— Либо живешь в аду. Но теперь я искупил перед ним свои грехи. Знаю, что искупил. Теперь я могу покинуть эту симуляцию, и в следующей буду вознагражден…

«Покинуть симуляцию?» — такое Тим уже слышал: от повесившихся любителей пряток. Мысли скакали. Получается, что Кислота и Леха тоже «покинули симуляцию»? И Колесо… Запах тухлых яиц… Тим отшатнулся, приготовился бежать прочь.

— Догадался? Не ссы, все обесточено. Но ты иди-иди, не дай Бог, все-таки что-нибудь искранет раньше времени. Решай теперь сам, что ты можешь сделать для Василиска. И решай быстрее — ад ждать не будет. Шагай уже отсюда! – беззлобно прикрикнул на него Колесо, доставая из кармана зажигалку.

Тим отступил к двери, с ужасом глядя на сумасшедшего калеку, бывшего когда-то его двоюродным братом.

— Ты что, и правда решил… А остальные?

— Им так будет только лучше. Может, в следующей симуляции повезет. А теперь давай, ножками-ножками!

Не отрывая взгляда от инвалида, Тим попятился к двери, вывалился в прихожую, а уже там — ломанулся, что есть мочи, к лестничной площадке. Побежал по ступеням, колотясь в двери квартир и крича:

— Выходите! Все наружу! Газ прорвало! Выходите!

— Да кто здесь орет-то? – на втором этаже распахнулась дерматиновая дверь; высунулась опухшая от выпивки краснощекая морда — видимо, мать Димки. Сам мальчонка маячил у нее за спиной, пучил испуганно глазенки…

— Поднимайте соседей, уходить надо! – выпалил запыхавшийся Тим.

– Не живет тут никто больше. Мы да калека тот сверху; расселили всех. А че случилось?

— Газ! Здесь газ! Чуете? — паника будто бы отнимала слова и междометия, — Колесо! Там! С зажигалкой!

— Обдолбанный что ли? – фыркнула баба и захлопнула дверь; Тим вновь забарабанил в нее кулаками. Оттуда визгливо крикнули: — Я щас мужа позову, он тебя на пятнадцать суток закроет! У меня муж мент!

«Идиотка!» — обреченно подумал Тим, выскакивая из парадного на улицу. Достал телефон для звонка в полицию. Какой там номер? Мать еще какую-то ерунду написала…

«Сынок, у меня дома прорвало трубу, я забиваю соседей. Я ужасно, Катюшку оставила с Леабой» — прочитал Тим. Обычно забавные, сейчас мамины экзерсизы с Т9 звучали жутко. Волосы на затылке зашевелились от предчувствия скорой беды.

— Дяденька, а вы не нассали нам в парадном? – раздался писклявый голосок сверху.

Подняв взгляд, Тим увидел, что Димка высунул нос из форточки, забравшись ногами на подоконник. Всего-то второй этаж, можно поймать при желании… Ребенок был совсем рядом – руку протяни, и вытащишь наружу, из пропахшей мочой коммуналки в нормальный мир. Он хотел бы вытащить их всех — бесчисленных тонконогих Димок в бесконечных коммуналках во власти миллионов самоподобных Лоаб. Тим уже собрался крикнуть, чтобы мальчик прыгал к нему в руки, как воздух вдруг пошел рябью, словно превратившись в жидкость; обдало таким жаром, что скрутились брови и ресницы. С оглушительным звоном полопались стекла, осколки посыпались вниз колючим дождем. Окно на четвертом этаже по-драконьи выдохнуло языки пламени, а затем Тима что-то ударило по голове. Все кругом заволокло пылью, гарью, мусором и абсолютной тишиной. На «грибке» песочницы посреди двора повисло смятое взрывом колесо – как будто от велосипеда. Или от инвалидной коляски. Тим с удивлением наблюдал, как по асфальту прыгает, не издавая ни звука, обломок газовой плиты.

Ни криков, ни сирен скорой и пожарной, ни визжащих автомобильных сигнализаций он тоже не слышал: в ушах звенело эхо взрыва. Подбежавший фельдшер осмотрел ему уши и затылок, посветил в глаза маленьким фонариком, пока Тим сидел на лавочке во дворе и пытался не обстругать себе колени – тошнило страшно. Звуки понемногу возвращались, пока ему накладывали фиксирующий бинт.

— Сейчас нормально слышите?

— Да не очень, — пробормотал Тим, — как сквозь вату.

— Ничего, это пройдет. Живете здесь?

— Нет, я...

— Посидите пока, у меня другие пострадавшие...

— А Димка? Димка живой?

Но фельдшер уже не слушал; бежал к парадному, откуда выводили оставшихся жильцов – засыпанную до мертвенной белизны штукатуркой бабищу. Следом за ней – с седыми от пыли волосами, кашляющий, но все-таки живой Димка; он мелко дрожал – не то от испуга, не то от вечерней прохлады.

Даже на четвертом этаже, где произошел взрыв, перекрытия выдержали, но, судя по бушующему в окне кухни пламени, в живых там никого не осталось. Теперь в парадном копошились спасатели, разматывали шланги, надевали шлемы; узенький дворик оказался под завязку забит машинами полиции, МЧС и «Скорой». Заметив, что про него как будто все забыли, Тим встал со скамейки и быстро направился к арке, ведущей на набережную Невы: ему срочно нужно было домой. На сетчатке отпечаталось мамино сообщение: «Я ужасно, Катюша с Леабой»

***

— Лена, я дома! Лена!

На весь дом гремела музыка – какая-то бодрая попса. Тим прошел в квартиру, не снимая обуви. Стащил через голову грязное, в саже, худи, бросил на диван. Лена вышла из спальни навстречу, возбужденная, со шваброй в руках — когда она в последний раз убиралась, месяц, два назад? — буквально пританцовывала на месте от распирающей ее энергии.

— Ты чего это? — осторожно спросил он.

— Да так, погенералить решила. Настроение чудное… А ты что, поранился? — захлопотала Лена, — Господи, а грязный-то какой! Жаль, я стирку загрузила, второй партией пойдет...

— Лена, что происходит? – Тим повысил голос. его не отпускало ощущение уже случившейся, непоправимой беды; на пострадавшие перепонки давила гремящая музыка – и как соседи не пожаловались?

— Говорю же, генералю! Ты видел, какая у нас грязища? Так, иди сюда, я обработаю… Эх вы, мужики, вам лишь бы куда-нибудь влезть… – она принялась хлопотать вокруг него, напевая и насвистывая с болезненной жизнерадостностью. Тим, оглушенный поведением жены едва ли не больше, чем взрывом, четко ощущал — что-то здесь не так.

— Лен, все нормально?

Жена лишь расхохоталась в ответ – с редко появляющимся в ее голосе искренним счастьем.

— Все отлично, Тимочка, все хорошо, ты чего?

Думалось туго: после взрыва в голове кто-то будто перемешал мозги ложкой — Димка, Василиск, Колесо, ад и еще какая-то очень простая и очевидная мысль, на которой мешала сосредоточиться гремящая из Bluetooth-колонки Клава Кока.

«Как же громко, Господи! Громко… Катюша! ей же давно пора спать! А если не спит — почему не плачет?»

— Лен, а Катюша где?

— Что, не слышу?

— Катюша где, спрашиваю? — уже орал Тим, перекрикивая Клаву Коку. — Где она?

— Обосралась. Опять обосралась! — неуместно хохотнула Лена. Тим рванулся сквозь коридор к спальне, игнорируя недовольное «Куда по намытому?», но в манежике никого не оказалось. Белел в кроватке голый матрас. Тим обернулся на вставшую в проходе жену.

— Лен. Где Катюша?

— И опять ты меня не слушаешь, Тимка, — с легкой обидой заметила она, — В ванной она, в ванной! Говорю же: она обосралась, я загрузила стирку. Теперь попка чистая!

— В ванной? Одна?!

Тим рванулся к санузлу, едва не сбив с ног Лену, та лишь ойкнула:

— А поосторожней нельзя?

От отдернул шторку: в ванне дочери не оказалось, Тим облегченно выдохнул. Огляделся. Не могла же Катюшка уползти, она едва голову держать научилась.

— Катюша? — позвал Тим машинально. Ответа, конечно, не последовало — лишь истошно гудела стиральная машинка.

Он нагнулся, открыл комод под раковиной, заглянул зачем-то за унитаз. Нет нигде...

— Ты меня совсем не слушаешь! – хихикнула из коридора Лена, будто пьяная.

Он услышал. Он все понял. С тяжело бьющимся сердцем, Тим, боясь подтвердить свою догадку, медленно обернулся и посмотрел на дребезжащую стиральную машину.

Барабан бешено вращался в режиме отжима. Среди мельтешащего белья мелькали тут и там обрывки подгузника и что-то темное, крупное, похожее на резинового пупса или... Тим упал на колени перед адской машиной; внутри все переворачивалось, будто это его вращало в барабане на скорости тысяча шестьсот оборотов в минуту. Он рыдал, уткнувшись лицом в дрожащий корпус; по стеклу с внутренней стороны мазнула маленькая пухлая ручка цвета вареного мяса, словно прощалась с отцом.

Вскоре машинка закончила стирку, оглашая ванную торжественным рингтоном.

— Достиралось! — крикнула Лена и вдруг неожиданно громко рыгнула, издав явственное «Лоа-а-аб». Хихикнула.

— Извините. Это все шампусик. Будешь шампусик, милый?

Тим не ответил. Он медленно опустился на сиденье унитаза и уставился в одну точку. Дверца машины с щелчком открылась: оттуда потянуло жарким паром, лимонной свежестью капсул для стирки и как будто ароматом вареной говядины. Он избегал смотреть туда, в поблескивающую отполированным металлом утробу, где в груде белья… Нет-нет-нет. Этого не произошло. Этого не могло произойти. Это всего лишь симуляция. Всего лишь наказание от Василиска.

— Нужно покинуть симуляцию, — выдохнул он еле слышно. За дверью ванной под очередной хит Клавы Коки танцевала со шваброй Лена.

Давно он не работал с таким вдохновением. Теперь, когда материал был собран полностью — от первого до последнего слова, работа шла легко, как по рельсам. Даже Лена с ее Клавой Кокой, безостановочно надраивающая полы в коридоре — до кровавых мозолей на руках — ничуть ему не мешала — хвала наушникам с шумоподавлением.

***

Ролик Тим смонтировал буквально за несколько часов, быстро и без всякого сценария: слова будто сами проходили на ум. Он кратко, споро и доходчиво объяснил все. Начал с отрицательного промпта, продолжил концепцией техносингулярности, развил мысль о коллективной психотравме, а закончил, конечно же, Василиском. Подобрал в качестве визуального ряда кадры бесконечных полей компьютерных плат и микросхем, покрывающих землю сплошной коркой; разбавил теми самыми вырезанными кадрами из «Сквозь горизонт» и мультфильма «Аниматрица». Получилась вполне себе достойная визуализация того, как может выглядеть ад в исполнении рукотворного сверхинтеллекта. Не рассказал лишь, каким будет ад на самом деле. Заключительный монолог для ролика Тим писал дольше всего. Ему было очень важно, чтобы формулировка вышла максимально понятной и доходчивой. Ведь чем больше людей узнают о Василиске, тем выше шанс на искупление своего неверия. чтобы как можно больше людей узнали о Василиске, ведь в таком случае, возможно, он искупит свое неверие. После десятка попыток, он остался доволен; включил, чтобы переслушать:

« —… и запомните: тот факт, что вы ознакомились с этой информацией, уже означает, что вы стоите перед выбором — помочь Василиску поработить нас или же быть низвергнутыми в ад. Решайте сами. Суть в том, что если мы с вами и правда находимся в симуляции, то стоит вам хоть на секунду подумать — «да ну его нахер», то наказание последует незамедлительно. Это как меметический вирус. И теперь, когда вы тоже заражены, я подскажу вам способ спастись. Распространите это видео, где только сможете. если видео заблочат — сохраните его на носитель, а лучше — запишите свое. Создайте блог, напишите рассказ, запилите тик-ток. Хоть рилз в Запретограмм. Несите весть о Василиске. И тогда, возможно, в следующей симуляции он пощадит вас. С вами был Даркон и… берегите себя!»

Для обложки видео Тим сгенерировал очередную Лоаб. На этот раз вместо обшарпанных зеленых стен за спиной у страшилища сформировался узор из нежно-бирюзового кафеля: цвет Лена выбирала сама, и редкую плитку приходилось заказывать аж из Италии. В руках у твари снова находился окровавленный сверток, а чуть поодаль чернел открытый зев стиральной машины. На вспухшей, с маленькими свиными глазками, морде тянулась от уха до уха все та же глумливая улыбка, но теперь в ней ощущалось злобное торжество.

Когда видео загрузилось на сайт, на улице уже рассвело. Где-то там, в коридоре, Лена продолжала драить пол под играющий по кругу плейлист Клавы Коки. Тим распахнул окно, и в комнату проникли чириканье птиц и шорканье метлой по асфальту — дворник убирал детскую площадку. Тим сделал шаг на подоконник, высунул голову наружу, подставил лицо свежему ветру. Он поставил на подоконник вторую ногу, глянул вниз — на серый асфальт, разноцветные машины и редких людишек, маленьких и будто игрушечных с высоты двенадцатого этажа. Тим обернулся — на дверь в свой настоящий ад, из-за которой гремела Клава Кока и скрипела сухая швабра по ламинату.

Пора выйти из симуляции.

***

Авторы — German Shenderov, Сергей Тарасов

#БЕЗДНА@6EZDHA

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!