Рихард был повсюду. То он скакал впереди, с парой «лучших друзей на один поход» — безземельных рыцарей, надеявшихся откусить кусочек себе под его крылом. То шел рядом с повозкой, в которой страдали от тягот путешествия двое толстых священников. То подбадривал полтора десятка наемников. То угрожал собственным кнехтам, которые вынужденно сменили мотыги и топоры на пики, но счастья этим не приобрели.
Всего в отряде набиралось до полутора сотен человек, но едва ли не половина из них воевала совсем иначе, нежели это положено солдату. Священники и служки наставляли, шлюхи обслуживали, торговцы продавали и надеялись на легкие деньги после богатой добычи.
Было еще человек пять нищих, один безумный пророк, любовница Рихарда и Карл фон Зейдлиц, мой старый знакомец из Гийдльберка, мечтавший создать труд «О мертвецах, ходячих по воле человечьей в укор и супротив воли Божьей».
На самом деле трактат он уже практически дописал со слов разнообразных проходимцев и бесогонов и теперь только жаждал получить подтверждение. Рукопись я читал и сразу ему сказал, что истины в ней нет и на грош, и после этого он напросился в наш славный поход, благо, Рихарду было решительно плевать, и он так и сказал:
— Йохан, братец, рот на замок — но поход наш будет обычной прогулкой, которая, надеюсь, обойдется без жертв. Добычи мы здесь не найдем, как не нашли ее и наши славные предки, а тем, кто хочет денег и славы, — прямая дорога в направлении гроба Господня. Батюшка наш спит и бредит, как мы покорим эти болота и приведем их под руку папы, — ну да он давно уже бредит, и шесть его собственных неудачных походов тому свидетельство!
Проклятая земля отошла к нашему предку сто сорок лет назад, но за эти годы ни одной унции пшеницы не подняли мы с этих мест. Лет семьдесят назад даже серьезно обсуждалась идея настоящего крестового похода — чем мы хуже Лангедока? — но как раз тогда прадед вернулся из сарацинских земель и сказал прапрадеду, что там, где прошли крестоносцы, даже трава расти лет сто не будет, — и мы отказались от этой идеи.
— Привал, братие! — умирающим голосом возопил один из священников. Его зеленая пухлая морда показывала, что еще сотня шагов — и он сдохнет, но вылезти из повозки и пройтись пешком он так и не сообразил.
Крепость Дефондюр, возведенную на скале в центре этой в основном болотистой местности, отсюда уже было видно — слегка в тумане, но отчетливо. Я приезжал сюда три раза — все три в отцовских походах.
В первый раз убегающий зомбак сломал мне, семилетнему, руку — и она срослась не слишком правильно, хорошо еще, что левая.
Во второй раз я, двенадцатилетний, забил кувалдой последовательно двоих зомби, а третий так лягнул меня под дых, что я месяц пролежал не вставая и до сих пор дышу не слишком глубоко — привычка осталась с тех пор.
Последний отцовский поход запомнился мне совсем другими вещами. С нами тогда шли фон Триеры, младшая ветвь — четверо рыцарей с женами, детьми. Мы с Изольдой прятались от остальных, изучая наши различия и постепенно подходя к главному. Но, к сожалению, нас застукал Рихард, который надавал мне тумаков и тем же вечером прислал в мой небольшой шатер свою любовницу в порядке братской помощи — и я познал таинства любви с дамой, которая была в его вкусе и совсем не нравилась мне.
Тогда мне исполнилось пятнадцать, и за весь поход я не увидел ни одного зомби — хотя уничтожили их в тот раз с три десятка и еще потеряли своих человек двадцать.
Во время привала ко мне подъехал приятель Зейдлиц.
— Йохан, ты уверен в том, что ходячие мертвецы не вывелись за последнее время?
— Я был бы слишком счастлив этому, друг мой, — хлопнул я по плечу Карла. — Будь уверен. Кстати, могу ошибаться, но один из них стоит во-о-он там.
На зрение я никогда не жаловался и в стрельбе из лука был одним из первых. Жаль, что стрелы для зомби не страшнее, чем занозы для нас.
Карл в восторге взвизгнул, показывая неподобающее знатному человеку поведение, — но я не удивился. Чем ученее и грамотнее муж, тем больше в его голове безумия, в Гийдльберке это я понял совершенно точно. Самые нормальные — это пахари, ни разу не выезжавшие за пределы своей деревни. У остальных безумие уже заложено внутри, хотя бы немножко…
Тут же мой приятель сообщил всем новость, и через несколько мгновений один из безземельных рыцарей направил коня в сторону от дороги и практически сразу увяз в раскисшей земле, грозящей испортить копыта благородному животному.
— Мы его не догоним! — крикнул я. — Можно даже не пытаться.
— Надо пытаться, сын мой, — заявил один из клириков. — Ты действуешь разумом, а Господь учит слушать сердце!
Отказаться от этих ханжей в сутанах в походе было ну никак нельзя — особенно учитывая то, что наш любезный епископ несколько раз твердо пообещал предоставить поддержку в виде полутора десятков рыцарей с соответственными силами в придачу. Впрочем, рыцарей он так и не дал — а только пару этих толстозадых, видимо, им — в наказание, а нам — в качестве моральной поддержки.
— Давайте вместе попытаемся нагнать это исчадие ада! — воскликнул я. — Без вашей помощи я вряд ли справлюсь с ним, но мечом и молитвой мы наверняка одолеем зло!
Лицо его вытянулось и вновь слегка позеленело. Он явно не рвался в авангард, наставления из арьергарда — вот в чем он был силен.
— Впрочем, даже с вами мы вряд ли его нагоним, — сказал я тише. — К тому же он уже сбежал!
Могу поклясться, отец Иеремия — или же отец Иаков, я их путал — выдохнул с явным облегчением.
Вскоре Рихард поднял всех — он собирался раскинуть лагерь под стенами уже сегодня.
— Братец, нужна твоя помощь, — сказал он негромко, подъехав ко мне.
— После того как ты вытащил меня из Гийдльберка, лишив обещанных денег? Помощь? — делано удивился я. — Ну конечно же!
— Младший! — грозно рыкнул Рихард. — Клянусь вот прямо сейчас, не сходя с этого места, — как только вернемся, отправлю тебя куда захочешь. Денег дам. Хочешь, Миленочку подарю?
— Эту костлявую стерву? — поинтересовался я. — Подари ее врагам, пусть мучаются!
— Да, характер у нее не сахар… Кстати. Просьба как раз о ней. В общем, наши прелаты уверились в том, что я — истинный паладин, и уже третий день следят за тем, чтобы я ни с кем и никоим образом… Якобы это как-то помогает нашему походу… Дурость полная, но спорить с ними себе дороже, к тому же епископ…
— Обещал пятнадцать рыцарей, — хором сказали мы и расхохотались. Обещания епископа, щедрые и невыполняемые, вошли уже в семейную поговорку.
— В общем, братец, забирай сегодня ночью мой шатер. А я в твоем повеселюсь. Тебе вроде как можно, а ты все равно не пользуешься. Только рот — на замок. А?
Дорога вывернула, и перед нами раскинулась Дефондюр во всей своей грозной красе. Крепость эту, судя по всему, построили еще с тысячу лет назад, а потом раз двадцать переделывали и достраивали. И теперь она выглядела по меньшей мере странно — внутри суровый прямоугольник донжона, а вокруг фривольные башенки, соседствующие с черепичными крышами обычных домов.
Хуже всего было то, что стояла она на скале, дорога тянулась вокруг, делая полтора оборота — узкая, ровно в одну не слишком широкую телегу. По опыту я знал, что для желающих штурмовать «в лоб», через ворота, у хозяев Дефондюр были великолепные громадные камни, отличная кипящая смола и много других, не менее приятных сюрпризов.
— Мы останемся здесь, пока не захватим этот оплот Сатаны! — заявил один из клириков.
— А что такое? — удивился Зейдлиц. — По-моему, все правильно. Если уж делать, то на совесть!
— Здесь болота вокруг, через две недели половина нашего войска начнет искать кусты по десять раз на дню. Вышли мы специально заранее, весной, и у нас будет три с половиной месяца, к концу которых более-менее здоровыми останутся человек двадцать из ста пятидесяти — и это при условии, что никто не погибнет в бою. А потом начнутся дожди. Если мы не уйдем отсюда до них, то придется зимовать прямо здесь — и поверь мне, смерть для осаждающих здешней зимой — не самое страшное.
Карл оторопело посмотрел на меня. Ну да, он привык к цивилизованным войнам, когда рыцари чуть ли не раскланиваются друг с другом перед тем, как поднять меч, а проигравший живет на всем готовом у победителя, пока родня собирает выкуп.
Тут же все было не так. Брат моего деда, Ганелон, сорок лет назад остался здесь на зимовку. Из трехсот человек домой вернулось двое — седые и безумные. Там погибла вся ветвь моих родичей, и дед стал старшим, хотя счастья это ни ему, ни его детям не прибавило.
Тем временем у подножия скалы постепенно вырастал лагерь. Несколько человек отправилось на охоту, несколько — на поиски дров.
Мы с Карлом сели играть в триктрак, пока воины расставляли наши шатры. Ему везло — кости выпадали сплошь нужной стороной, постоянно ложились то «шесть-шесть», то «пять-пять», мне же не везло совершенно.
— Пойдем, покажу тебе зомби. — Я встал после очередной партии.
— Врешь! — совсем по-детски, с придыханием сказал фон Зейдлиц.
— Сам ты врешь, — сделал вид, что обиделся, я. — Идем.
— Доспехи будем надевать? — спросил он.
Мы прошли вдоль ручья под скалой полторы сотни шагов на юг, до маленького озерца.
— Встань вот здесь, — я сдвинул Карла немного. — Левее. Еще чуть левее. А теперь смотри вниз!
Озеро было небольшим, но очень глубоким. Давным-давно мои предки расставляли лагерь именно здесь, но как-то то ли дед, то ли прадед обнаружил зомбака, и пить из этого источника стало невозможно.
— Где? Не там… Ой. Да это же просто труп! — Карл наконец разглядел в глубине нагое изломанное тело, зажатое между камнями таким образом, что лицо его с закрытыми глазами было обращено прямо к нам.
Мы постояли некоторое время. И в тот момент, когда приятель мой и верный собутыльник по студенческим вечеринкам уже занервничал и собрался прекратить наблюдение, труп открыл глаза и взглянул на нас.
Расстояние до него было приличным — с виду казалось, что не меньше четырех человеческих ростов, но на самом деле вода странно искажала и он покоился куда глубже.
Но даже с такого расстояния было понятно, что он ненавидит нас. Что он готов в любой момент подняться и растерзать — если камни, держащие его сломанное тело, вдруг расступятся.
— Почему его не убили? — спросил Карл.
— Это же зомбак, — пожал я плечами. — Он и так мертвый. Нырять до него и там рубить на куски охотников нет — слишком глубоко. Отец думал завалить его камнями, но брат отговорил — мол, ему-то вообще все равно, а так мы его хоть видим.
— Я тебе что, царь Соломон?
Зейдлиц расхохотался. Его слегка отпустило.
— А они все голые? — поинтересовался он.
— Зомби — все, — ответил я. — Представь — идешь ты спокойно отлить, штаны спустил, и тут на тебя голая старуха с зашитым ртом и с топором в руке бросается!
— А у тебя в руках — только собственный уд!
— Не повезло тебе, — расхохотался Карл.
— Это с Рихардом, братцем моим старшим, было. Ему лет пятнадцать исполнилось тогда… В общем, заломал он старуху, топор отобрал, отрубил ей голову.
Карл поморщился. Ну, еще бы — война со старухами ему казалась неправильной, вот сарацина убить или разбойника — это да, дракона если найти — так вообще великолепно. А голой бабке топором башку снести — какая в том честь?
— Добро пожаловать в наши владения, — пробормотал я.
Между тем уже стемнело, и мы вернулись в лагерь. Зейдлиц пошел ужинать к безземельным, а я решил лечь спать натощак, вкусив лишь чару вина.
Открыв полог своего шатра, я обнаружил там обнаженную Милену, красящую брови сажей при свете лучины.
— Ты по делу или поболтать? — поинтересовалась она. — Если по делу, то давай быстрее, Рихард может прийти в любую минуту.
Я не хотел даже пытаться понять, что именно она подразумевала под этим «по делу». Мне было уже двадцать три, и смутить скудной грудью и торчащими ребрами вкупе с мальчишескими бедрами эта девка меня не могла.
— Передай брату, что я в его шатре.
Обломилось с вином. Я сходил к коновязи, посмотрел — нормально ли все у Зяблика. Он ткнулся мне в плечо, выпрашивая лакомство, но у меня ничего с собой не было.
— Завтра, птенчик, завтра, — сказал я ему на ухо. И он, умница, сразу понял.
В лагере пили и гуляли. У шатра Рихарда я обнаружил переминающегося с ноги на ногу грустного служку. Выбрав момент, когда он смотрел в другую сторону, я проскользнул внутрь и запалил лучину.
Теперь всем интересующимся было ясно, что хозяин в шатре. При неверном свете я нашел нормальную масляную лампу и подпалил ее фитиль — все-таки лучина куда как хуже.
Среди вещей брата я обнаружил несколько больших бутылок, тут же вскрыл одну из них — превосходное рейнское! После первой пошла вторая, на третьей я сомлел.
Пробуждение было неласковым. Я лежал связанным на полу в громадной пустой комнате, с серым каменным полом и белой лепниной в виде корзин с фруктами на потолке, а из узорного окна мне прямо в лицо светило солнце.
— Ты не Рихард. — Я со стоном повернул голову — в дверях стояла симпатичная дама в охотничьем костюме: изумрудном приталенном камзоле, пышной серой юбке, расшитой зелеными птицами. — Что ты делал в его шатре?
Отвечать на вопросы женщины, да еще лежа связанным, я счел ниже своего достоинства, а потому отвернулся обратно к окну.
Голова раскалывалась. Рейнское оказалось хуже польской браги, которая наутро отдавалась всего лишь некоторой вялостью.
За окном проступал силуэт башни. Что-то в нем показалось мне знакомым. Такой же был у донжона замка Крести… Где же я еще…
Это же надо быть таким глупцом! Я вдруг осознал, что лежу сейчас в одной из резных башенок крепости Дефондюр. Естественно, а чего я ждал? Что меня отвезут в Прагу или Лейпциг?
— Как тебя зовут? — спросил я девушку.
На вид она была моей ровесницей, может, чуть младше. Золотистые кудри, завитые в сложную высокую прическу — Карл знал все их названия и даже как-то на балу в Гийдльберке пытался объяснить логику, но мне было неинтересно. Полные губы, серые глаза.
— Меня зовут Таир, — презрительно усмехнулась девушка. — А тебя, видимо, Йохан. Ловили щуку, поймали карасика… Ладно, развязывайся.
Она вышла. Одно радовало — девушка явно не была зомби. Наши, наверное, уже разбирают завалы в старых штольнях и прицениваются, где пробивать новые — скала под крепостью изъедена подземными пещерами и ходами, и это единственный реальный шанс взять Дефондюр.
А я валяюсь здесь… Веревки связаны не крепко — вроде как коня стреножили. Я постепенно вытащил из уз правую руку, освободил левую и ноги, встал и прошел в соседнюю комнату.
Здесь на стенах висели картины с изображением рыцарей и дам, сцен охоты, задираемых волками оленей и прочих популярных повсюду сюжетов. На небольшом возвышении стояло кресло, и в нем сидела Таир.
— Я покажу тебе нашу крепость, — сказала она скучающим тоном. — Расскажу нашу историю.
— Ты не боишься меня? — поинтересовался я.
— Здесь? Тебя? — она явно удивилась. — Если ты хотя бы движением, хотя бы фразой проявишь угрозу, то мгновенно окажешься закован в цепи. Итак, начнем. Садись.
Я присел на небольшой пуфик в паре шагов от нее.
— Вы вот уже полтора века пытаетесь что-то сделать с нами. До вас были другие — но это неважно. Скажи, что знаете вы о нас?
— Вы управляете мертвецами, — твердо сказал я. — И они убивают нас.
— Мы и есть эти ваши «мертвецы», — зло усмехнулась Таир. — Что будет с тобой, когда ты умрешь?
— Моя душа попадет в ад, думаю, — я улыбнулся в ответ — тоже безо всякой радости. — Я пьянствую, трахаюсь с веселыми девчонками и пропустил больше месс, чем посетил.
— Нет, — она посмотрела на меня внимательно. — После смерти ты исчезнешь. Полностью. Тебя не будет. А я — не исчезну. Я стану тем, кого вы называете зомби, а мы — Старшими. Первые несколько лет я проведу словно в полусне, и мною будут руководить более опытные Старшие. Потом я полностью вспомню свою жизнь, весь свой опыт и смогу работать самостоятельно или даже руководить другими умершими. Я буду заниматься пашней или скотом, может быть — прорубать новые ходы в скале. И так до того момента, пока во мне не проснется новый огонь. Скорее всего, это произойдет через сто, а то и сто пятьдесят лет после смерти, но какая разница? Я получу власть над тем, что обычным людям вообще неведомо. Понимаешь?
— Нет, — честно ответил я.
— У нас есть возможность двигаться дальше даже после смерти. — Таир посмотрела на меня. Я видел, ей было важно, чтобы я понял. — У вас же после смерти нет ничего, кроме баек ваших жирных святош!
Сказать по чести, в этот момент я больше думал о том, куда бы излить вчерашнее вино. Но мысль о том, чтобы избежать ада и вообще обвести вокруг пальца отца Иеремию или Иакова, не помню, какой из них более мерзкий, — пришлась мне по нраву.
— Я согласен, — сказал я.
— Ты лжешь, — разочарованно откинулась она в кресле.
— Конечно, — тут же ответил я. — А чего ты ждала? Чтобы я сразу кинулся к тебе в объятия с криком «Превращай меня в зомби и я пойду убивать своих друзей»?
Некоторое время мы смотрели друг на друга, в итоге она усмехнулась:
— А ты не так плох, как о тебе говорили.
Ее слова четко давали понять — где-то есть предатель. Возможно, не один.
— Мне надо привести себя в порядок, — намекнул я.
Она встала и жестом предложила следовать за ней. За ближайшей дверью обнаружился самый настоящий зомбак — голый мужик лет сорока на вид, с бесстрастным лицом и ртом, зашитым суровыми нитками. Мы прошли мимо него, Таир — спокойно, я — с легким опасением. Однако он никак не проявил себя, лишь последовал за нами в некотором отдалении.
Было нечто совершенно инфернальное в том, как мы шли — она, явная аристократка, надменная и жесткая, за ней я — похмельный и смятенный, а за мной — бесстрастный зомбак. Сюда бы Карла — ему это все дико интересно… Или Рихарда — он бы наверняка быстренько соблазнил эту девушку и она сдала бы нам Дефондюр быстрее, чем пьяный монах говорит «индульгенция».
Комната для приведения себя в порядок оказалась поистине королевской. Громадная медная ванна, два бочонка — стальной с очагом внизу и деревянный, для холодной воды. Вместо привычного горшка — удобная дыра в полу с ручкой в стене и выделенными местами для ног.
Определенно, эта крепость стоила того, чтобы за нее воевать. Ополоснув лицо и сделав пару глотков прямо из стальной трубы, я почувствовал себя гораздо лучше.
— Поторопись, — презрительным тоном сказала из коридора Таир. — У нас на сегодня много планов.
И она не обманула. Мы ходили по крепости, говорила она немного, зато я многое увидел. Людей здесь было совсем чуть — за день мы встретили едва ли дюжину живых и с десятка три зомби.
Люди все были одеты не хуже, чем самые родовитые дворяне у нас, зомби, независимо от возраста, — голые. Постепенно я к этому привык, равно как и к тому, что никто на меня не обращает внимания, кроме Таир.
Книг и рукописей в библиотеке было больше, чем в Гийдльберке, причем и на латыни, и на арабском, и на множестве других языков. В зале сидели четверо зомби и старательно переписывали. Заглянув одному из них через плечо, я обнаружил там совершенно непонятные мне значки.
— Санскрит, — загадочно пояснила моя проводница.
В одном из помещений трое женщин-зомби шили одежду. В другом четверо зомбаков тачали сапоги и делали седла.
Однако большая часть комнат была пуста. Когда солнце направилось к горизонту, моя провожатая смилостивилась и провела меня в гостиную, где уже ждали сочный поросенок, фаршированный грибами, пшенная каша и отличное вино, которое я не преминул разбавить водой, памятуя вчерашнюю ошибку.
В целом, если бы зомбаки натянули одежды и сняли чудовищные швы с ртов, это был бы прекрасный мир, в котором хотелось поселиться навечно. Но разгуливающие свободно умертвия не давали мне расслабиться.
— Зачем ты меня выкрала? — поинтересовался я.
— Ты хотел спросить, зачем я хотела выкрасть Рихарда? — язвительно ответила вопросом на вопрос Таир. — Он мне понравился. Полтора года назад, когда он снимал осаду, я следила за тем, как он все делал. Красивый, сильный, неглупый. Наши шпионы рассказали мне о том, что в нем нет животной ненависти, и я подумала, что мы могли бы с ним подружиться.
Да уж, каков вопрос — таков и ответ. Интересно, что она теперь со мной сделает? Вряд ли она рассчитывает, что я откажусь от своих друзей ради того, чтобы когда-нибудь стать зомбаком и разгуливать голышом по этой крепости.
— Ты, наверное, думаешь, что с тобой будет дальше? — поинтересовалась она, явно догадавшись о моих мыслях. — Скорее всего, ты все время осады проживешь у нас под присмотром. А потом уйдешь вслед за своими.
— Ты не боишься, что я им все расскажу? — удивился я.
— Да я мечтаю об этом, — расхохоталась Таир. — Только боюсь, после первого же рассказа тебя потащат на костер. Ведь всем известно, что в крепости Дефондюр каждую ночь шабаш, а днем только летучие мыши и сколопендры. Никому у вас невыгодно знать, что мы — тоже люди. Что у нас каждый человек, понимаешь, каждый, — умеет писать. Половина — больше чем на одном языке. Ты, наверное, даже не догадываешься — но треть всех клавесинов в мире создана здесь. Мы скрытно торгуем лучшими кожаными вещами, здесь рождаются костюмы для европейских монархов и прелатов, наш сыр сводит с ума самых тонких ценителей. Рассказав об этом, ты ничего не выиграешь.
Спорить с ней я не стал, хотя и имел свое мнение. Вечером мы поднялись на крышу донжона, откуда было видно всю крепость и окрестные земли.
Основание скалы вместе с осаждающими скрывалось в плотном тумане. Наверняка там сейчас необычайно мерзко — а мы стояли в лучах заходящего солнца и любовались на аккуратные башни и домики, на навесы небольшого рынка с краю крепости, на окрестные поля и болота.
— Мы каждый год осушаем небольшое поле, — сказала Таир. — А в среднем раз в три года приходите вы, и болото отбирает у нас земель примерно на два поля.
Ночевал я в роскошных покоях, в громадной мягкой кровати под величественным бордовым балдахином, какого наверняка нет и у курфюрста Красского. Была мысль попробовать сбежать — в конце концов, за дверями стоял один-единственный зомбак, тварь грозная, но за несколько поколений наша семья нашла множество способов, как можно остановить или даже уничтожить этих умертвий.
Но мне вдруг стало интересно — а что еще есть в крепости? Какие тайны скрывает Дефондюр? И я твердо решил оставаться здесь до последнего. Тем более что брат мой не горел желанием идти на штурм и я, в общем-то, не терял ничего, кроме возможности спать на вшивых шкурах, постеленных прямо на землю, и жрать солонину, запивая ее плохим вином.
Следующие несколько дней мы спускались все ниже и ниже. Вышли из внутреннего замка на улицы крепости — здесь было немало людей, причем я с удивлением обнаружил среди них обычных простолюдинов, каких немало в любом городке Священной Римской империи.
— Это ваши, — кивнула Таир. — Те, кто отчаялся найти себя, разочаровался в вере и власти.
Люди здесь выглядели веселыми и сытыми, и осада их вовсе не смущала. Зомби на улицах было совсем немного.
— Им не нужно общение, — пояснила моя провожатая. — А с определенного возраста Старшие начинают испытывать неудобство от солнечного света.
Товары на местном базаре торговались самые разнообразные, причем в основном качественные и недорогие. Деньгами, к моему удивлению, были самые обычные талеры.
Потом Таир показала мне верхнюю часть подземелий — здесь начиналось царство зомби, или, как их называли в крепости, Старших. Комнаты для омовений — каждый зомби мылся не реже раза в неделю, со слов Таир, это было обязательным условием предотвращения гниения. В воду добавляли какие-то снадобья, привезенные с далекого востока.
Здесь же обучали перерожденных — тех, кто умер совсем недавно и еще не осознал себя. Я видел клетки с безумными зомбаками, тыкающимися головами в мягкие стены, с безвольно сидящими в одной позе, с перекладывающими песчинки из одной громадной кучи в другую по одной.
Целый мир, совершенно чуждый мне — но вполне логичный внутренне. Мне не хотелось признаваться в этом самому себе, но здесь вполне можно было жить. Люди не просто сосуществовали с зомби — они как-то плавно перетекали от жизни к умертвию и в любой момент находили свое место.
Каждый день в крепости происходили какие-то соревнования или праздники — то состязание лучников, то карнавал, то выставка кузнецов. Участвовали и оценивали только люди, только живые.
— У Старших нет гордыни, — улыбнулась на мой вопрос Таир. — Им достаточно просто делать то, что должно, и они не ждут за это награды.
Недели через три после моего пленения, когда я уже вполне освоился и считал, что знаю о Дефондюр почти все, Таир нашла способ удивить меня.
— Не хочешь пообщаться с родственником? — спросила она.
— С Рихардом? — удивился я.
Она назвала имя моего двоюродного деда. Того самого, который сорок лет назад остался тут на зиму.
Мы спустились глубоко вниз. Здесь, пробитые в скале, тянулись десятки ветвящихся коридоров с маленькими кельями. У некоторых были двери — у других не было, и почти во всех чем-то занимались Старшие. Обнаженные мужчины и женщины с зашитыми ртами, в среднем от сорока до шестидесяти лет на вид, хотя несколько раз встречались и моложе.
Кто-то писал, кто-то рисовал на холсте или же вырезал скульптуры из дерева. Некоторые просто сидели и размышляли, другие занимались чем-то непонятным мне с кожаными шнурками или несколькими кусочками металла, странным образом скрепленными вместе.
В келье, к которой мы подошли, сидел Старший, помечающий что-то в громадном фолианте.
— Ганелон — ваш внучатый племянник Йохан, — представила меня осанистому зомби Таир.
Лицо его было явно нашим, прослеживалось сходство и с отцом, и с дедом, но больше всего он напоминал мне Рихарда. Зомби растянул зашитый рот в улыбке и подмигнул мне.
— Вас тоже взяли в плен? — спросил я.
При взгляде на родича меня брала оторопь. Я, если честно, почти никогда не видел никого из старших родственников обнаженными — разве что отца пару раз с глубокого перепоя…
Ганелон отрицательно помотал головой. Он достал из-под фолианта кусок пергамента и ловко начертал на нем что-то.
— «Мы зак-лю-чи-ли до-го-вор», — по слогам прочитал я вслух. Карл фон Зейдлиц читал гораздо быстрее и к тому же про себя — хотя, возможно, что и врал, а как проверишь? — Вы заключили договор с крепостью, чтобы выжить?
— Вы могли потом сбежать?
Мне стало еще более неуютно. Конечно же, я пообещал Таир, что не попытаюсь сбежать — но кого интересуют клятвы нехристям? Однако родич мой явно исполнил свое обязательство… Или же с ним что-то сделали.
— Вы сами согласились стать… Старшим?
— Есть в крепости еще наши родственники?
— Хватит! — прервала неожиданно наш странный диалог Таир.
Ганелон улыбнулся еще шире и кивнул в ее сторону. Я потрясенно посмотрел на девушку.
— Ну да! — воскликнула она зло. — Мы с тобой дальние родственники. Твой прапрадед изнасиловал мою прабабку!
Мой родич покачал головой — мол, ложь.
— Все, идем отсюда. — Девушка вышла из кельи.
Я протянул ладонь Ганелону, и тот без колебаний пожал ее. Рука его была прохладной и сухой, крепкой.
Тем же вечером Таир с бокалом вина рассказала мне правду. Как оказалось, я был не первым, кого выкрадывали осажденные из лагеря противника. Чуть больше ста лет назад так же выкрали одного из моих предков, но он почти сразу сбежал — однако оставил после себя «подарочек».
Никто никого не насиловал. Наблюдая за людьми в крепости, я вообще довольно быстро понял, что люди здесь сходятся куда проще, чем в нашем мире, — и при этом никто не видит в этом греха, не клеймит блуд и не требует за него наказаний.
Теперь мы все чаще просто пили вино с Таир и разговаривали. Моего образования в Гийдльберке не хватало для того, чтобы поддерживать беседу на достойном уровне, поэтому обычно она мне давала очередную книгу, а когда я ее дочитывал, то мы обсуждали написанное.
