Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 474 поста 38 901 подписчик

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
94

ТВАРИ-4

(На конкурс крипистори)

ТВАРИ-3

ТВАРИ-4

Я остановился перед неведомой преградой, осматривая её. Весь проём занимала словно бы толстая полупрозрачная переливающая разными цветами пленка. За ней угадывался перпендикулярно идущий коридор из кирпича.

На полу я подобрал проволочинку и сунул её в это марево. Ничего не произошло. Тогда попробовал кончиком мизинца – тот свободно прошел сквозь пленку.

Шаги звучали всё ближе, и поэтому я решился, целиком, одним рывком, пройдя сквозь барьер. В ноздри шибанул запах сырости, плесени, канализации и какой-то присутствовал еще запах – я сразу почему-то подумал о крысах.

Отлично! Всю жизнь мечтал блуждать в канализации один без проводника! Если наверху пойдет дождь, мне хана. Скопился где-то газ, мне хана. А если этого окажется мало, существуют метровые крысы, которые – уверен! – рады будут свежему мясу.

Слегка поддавшись панике, я попробовал было заскочить обратно в «цивилизованный» тоннель, но тот стал словно бетонная стена, и не пустил меня обратно.

А потом меня окатило холодным потом – он заструился между лопаток, потек по вискам и  шее. Выражение «мокрый как мышь» раскрыло свой тайный смысл, когда я увидел своего «кота», загонщика – а иначе объяснить это целенаправленное преследование не мог. Напротив меня, на расстоянии вытянутой руки стоял Кротек. Меня парализовал ужас. Невозможно!

Он стоял за слегка мерцающим пологом, бледный от потери крови, мертвый, но пугающе живой, на своих двух голых костях, бурых от засохшей крови. Кротек печально помахал мне рукой и криво ухмыльнулся. И вот эта ухмылочка окончательно меня добила, поразив в самое сердце тотальной неизбежностью падающего уже сверху прямо на шею ножа гильотины. Мертвец играет в кошки-мышки с будущим мертвецом!

Наконец инстинкт самосохранения переключился в режим «беги». Заорав дурниной, я сломя голову бросился в проход, разбрызгивая грязную жижу из подсыхающих вонючих луж. Больше всего я боялся, что, обернувшись, увижу, как через завесу проходят кости стопы мертвого диггера. И лишь пробежав метров двести, зацепившись за какую-то корягу и растянувшись во весь рост, я смог кое-как вернуть контроль над телом.

Прислушался к звукам позади себя. Всё было тихо. Очевидно, что загонщик выполнил свою задачу и, вероятно, либо готовил следующую ловушку, либо ждал меня где-то на перепутье. Что ж, наверное я должен был как-то пожалеть диггера и мысленно хотя бы попросить у того прощения, что невольно стал причиной его жуткой гибели и дальнейшей судьбы. Видит Бог, я бы просто его основательно избил, или отправив в инвалидное кресло, быть может даже! Но такой финал… что ж, хтонические боги бросили кости и выпал нечет. И вполне было достаточно вспомнить, как меня подставил этот ублюдок, продав арахнидам-13, обещавшим мне год мучений под землей в темноте. Не, старина Кротов, не на того напал. Я тебе еще завяжу ноги узлом!

Все явления необычного свойства я поделил строго надвое. Во-первых, это материальные проявления сверхъестественного. Увидел черта, грубо говоря, - накорми его свинцовой кашей, и желательно с топором в черепе. Во-вторых, всякие призраки и прочее. Они не материальны, а, следовательно, только и могут, что пугать. Достаточно послать их в пешее эротическое. Вот и всё. Не знаю, что за сила вернула Кротека из небытия, и с какой целью, но пулек у меня еще в достатке, да и силушкой Бог не обидел – в конце концов, против лома нет приема, а уж обрезок трубы я тут найду. Ни разу не видел, чтобы бегали с раздробленными костями.

Вот так, успокоившись и хлебнув водички, я продолжил свой путь, пытаясь понять, как выбраться из этого лабиринта. Логика подсказывала, что все ходы имеют конец и начало, и сколько канализационным коллекторам не виться, а выход к насосной станции должен быть.

Минуя боковые ответвления, я пробирался по низкому бетонному тоннелю, согнув шею, потея и задыхаясь. Боясь, что выбрал неверное направление. Лужи под ногами стали глубже, я брел уже по щиколотку в гнилой мутной воде. Освещал мне путь только фонарик. Если мне продали какое-то фуфло, то я рискую остаться в полной темноте и рухнуть в какую-нибудь яму. Шикарная перспектива – утонуть в дерьме!

Но я вышел, наконец, в какое-то помещение, высотой в два этажа. Снизу из глухой литой бетонной стены выходили четыре метровых трубы, а сверху находилась смотровая площадка, откуда в потолок вели несколько приставных лестниц. Думаю, мне туда. Вот только лестницы на эту площадку не было. И мне предстояло как-то преодолеть два с половиной метра по голой стене.

Сразу же я забросил туда свой рюкзак и стал думать, как быть. Решение оказалось единственным и очевидным – снять ремень и попробовать зацепиться за перила. План был такой: разбежаться, опереться о край стены и подпрыгнуть как можно выше, закинув ремень.

И я уже было отошел начать разбег, решая, куда деть фонарик, как из трубы показалась крысиная мордочка. Размером с морду собаки – например, немецкой овчарки – не меньше. Крыса вела себя без страха, глядя на меня как на готовый обед, поданный расторопным официантом, - ну кто будет бояться отбивную? Следом показались еще несколько особей.

Больше думать некогда! Уж крысы, хоть и здоровенные, но явно из плоти и крови – их проберет свинцовая приправа до самых печенок, отвлекая от основного блюда. Меня.

Узи изверг из себя с сухим тихим треском все сорок зарядов. Я только и успел, что сменить магазин, как в уши ударила какофония звуков. Пули разрывали шкуры и кости огромных грызунов, вонзались в плоть, опрокидывая животных навзничь. Ожидая, что твари, учуяв кровь, кинутся друг на друга, я жестоко ошибся. Нет, они все (кто еще был жив) яростно запищали, и их голоса, эхом отражаясь от стен труб, сливались в один мощный рёв. И мне чудилось, что на той стороне труб (этакой огромной дьявольской флейты, играющей мне сейчас траурный марш) им отвечает их крысиный бог, разгневанный причиненным ущербом его слугам.

Если всё и впрямь было так, то именно крысиный бог послал передовому отряду мощную подмогу. Трубы загудели от писка и топота множества лапок.

В надежде, что дохлые особи создадут хоть какой-то затор, я расстрелял ещё один магазин и, разбежавшись, оттолкнулся от стены, забрасывая ремень. Тот зацепился пряжкой ровно на одну секунду, наматываясь на пруток, – так, что я успел подтянуться и схватиться уже левой рукой за край перил. Повезло, что получилось с первого раза. Но, слава Богу, практика уже была: правда, там получилось вот так же заскочить с четвертой попытки.

А крысы всё прибывали. Пространство внизу будто кипело от мелькания крупных упитанных тел. На эмоциях, больше даже от брезгливости и от чувства не случившейся, но  весьма близкой гибели от острых резцов мутантов, я не пожалел два полных магазина на этих уродцев, злобно сверкавших в полутьме своими злыми глазками. Крысиный бог заревел ещё громче, что побудило меня ускорить свой побег. Кто его знает, вдруг они начнут лезть друг по другу?

Увы, первые две лестницы закончились или заблокированными, или заваренными люками. И лишь третий люк, когда я уж было отчаялся, с заметным трудом поддался напору и распахнулся, пропуская меня наверх.

Я очутился в квадратном помещении из кирпича, заваленным строительным мусором. Не меньше трети пространства занимали кое-как набросанные мешки с цементом.

Какое-то время я переводил дыхание. И лишь когда сердце перестало отчаянно биться, достал флягу (аппетита почему-то не было) утолить жажду и патроны Парабеллум. Их оставалось не густо – всего две пачки по 50 патронов, плюс два снаряженных магазина. М-да, такими темпами скоро придется стрелять из пальца – жаль, но эффективность таких выстрелов равна нулю.

Из помещения, в котором я оказался, спасаясь от крыс, было три выхода: два боковых и один наверх. Если бы думал отсюда выбираться, то, конечно, попробовал бы подняться. Но я выбрал левый проход.

И долго брел коридорами вдоль бесконечных водопроводных труб. Хорошо, что тут было освещение. Да и вообще, тут как-то поприятнее, чем в вонючей канализации.

Не знаю, как, но я внезапно вынырнул в широкий тоннель из бетонных круглых тюбингов. К тому времени я уже изрядно устал, и все эти двери, люки и коридоры сливались в одну сплошную мешанину.

Тоннель заканчивался наглухо закрытыми массивными гермоворотами. Стучаться в них, увидев в нишах по бокам от ворот утопленные раструбы крупнокалиберных пулеметов, мне вовсе не хотелось. Интересно, что там такое?

Сбоку от ворот я увидел небольшой распахнутый гермолюк толщиной в ладонь. Вероятно, это был запасной ход или технический проход для обслуживания пулеметов – мне не досуг было разбираться. Путь вёл меня вперед.

Поднявшись по ржавой хлипкой приставной лесенке, я очутился в очередном длинном коридоре, по которому и побрел, уже теряя веру в благоприятный исход моего путешествия.

Сколько я так бродил? Час, два? Но вскоре я заметил, что раз за разом прохожу мимо темного проема, из которого просто физически тянуло опасностью. Арка входа была выложена из явно дореволюционного кирпича – будто архаичная вставка в общей картине современных подземелий.

Делать нечего, и я, включив фонарик, ступил туда. Шагов через тридцать обнаружил скрюченный человеческий скелет, что заставило меня быть осторожнее. Я водил фонариком, высвечивая проход, и выставив Узи.

Впереди послышался детский смех. Я похолодел. Галлюцинации, что ли, начинаются? Неужели надышался какой-то гадости?

Смех стал отчётливее слышен, и в луче фонарика мелькнуло чьё-то небольшое тело. Вот, снова! Да, это был обнаженный ребенок лет четырех. Что тут делает ребенок? Может, это кто-то типа Маугли, только дитя подземелий? Какой-то дикарь, местный абориген, потомок спрятавшихся от солнца сумасшедших? Всё возможно!

- Эй, малец! – крикнул я.

Ребенок обернулся, ощерившись черными зубами, и со смехом побежал дальше. Рука едва не нажала спусковой крючок. Чертовщина! Но я последовал за ним.

Малец снова пробежал мимо.

- Батя, мне бы мяса! – проскрежетало дитя явно не детским голосом.

- Мяса? Я тебе, обрыгану несусветному, уж как пулек-то отсыплю!

Голова кружилась. Всё происходящее воспринималось как дурной сон.

То, что я увидел дальше, окончательно заставило меня «зависнуть». У кирпичной темной стены, прислонившись к ней, сидел мертвец. Странность заключалось в том, что половина тела представляла из себя голый костяк, от макушки и до левой пятки. Похоже, что это та же злая сила, откромсавшая мясо с ног Кротека, слизнуло кожу и мышцы с бедолаги напротив меня. Там, где тело сохранялось, шла серая штукатурка, исписанная темными письменами с потеками. Я приблизился.

С половинки черепа свисали седые космы. Похоже, это был старик. Но вот в чём загадка: он это писал? И если да, тот как? До того, как его настигла плотоядная тьма, или же после? В первом случае он писал своей кровью (а я только об этом и подумал, ибо ничего похожего на баночку с краской вокруг не было) перед тем, как умереть, либо же еще какое-то время сохранял остатки жизни в половине своего тела и оставлял своё послание, мучаясь от боли. Я тупо смотрел на труп, не понимая, что мне делать дальше. Возникла мысль, что одна пуля ой как хочет залететь мне в висок! Чтобы разорвать цепи этого бреда.

Но лучшим выходом было ознакомиться с посланием. Не все слова читались, но вот что я понял:

«Пишет это Леонид, сторож с Ваганьковского кладбища. В ту ночь несколько негодяев… опали могилу графа Слуцкого, про которого ходили легенды… он колдун. Колдун. Я проследил за ними. Грабители успели вынуть гроб и открыли вход в подземелье. Зачем я последовал за ними?.. стал свидетелем… ритуала. Он принес жертву … и открыл врата, призвав зло. Остановите его! 11.04. 2007.»

Я присел рядом с бывшим сторожем. Кофейку бы сейчас! Голова уже почти ничего не соображала. Но, судя по этим письменам – а их в свете всех недавних событий я не стал бы списывать на бред умалишенного, – я на верном пути. Вероятно, старик стал свидетелем некоего зловещего ритуала, но был замечен, за что и поплатился. Почему тогда оставили и не стерли эту кровавую надпись? Из бахвальства? Как предупреждение или знак, своего рода межу, окончательно отделяющую мир рациональный от мира потустороннего? Что ж, фигура сторожа, объеденная ровно на половину, весьма красноречиво о том могла бы говорить!

Пришлось подниматься с пола и двигаться дальше, так как я боялся, что засну.

Коридор оказался закольцован и содержал в себе три выхода: тот, из которого я пришел; каменные ступени вели наверх, заканчиваясь плитой – подозреваю, что они вели к могиле графа; и последний ход чуть под углом спускался вниз. Мне туда.

Чем ниже я спускался, тем отчетливее слышал ритмичную музыку, пение грубых мужских голосов и вплетающиеся в них женские крики боли. Ошибки быть не может! Кажется, я дошел.

Темный проем открылся большой круглой пещерой, вдоль которой по периметру были вырублены ступени. Я начал спуск, глядя сверху на ряд узких клеток с узницами, на каменный постамент в центре, на стоящего мужика возле некого устройства, похожего на дыбу, и на пару десятков фигур в черных плащах с балахонами.

Сектанты (или подручные местного царька) ритмично били в бубны и что-то пели на незнакомом мне языке. Девушка на дыбе корчилась и кричала, снова и снова получая удары плетью. Получалось так, что её вопли каким-то образом составляли часть песнопений, будто певцы задавали тон, а жертва подпевала на свой лад, моля о прекращении боли единственных возможным способом: призывая смерть или … того, кто её олицетворяет? Скольких они тут замучили с 2007-го года?!

В свете множества свечей и факелов вся эта картина отдавала гротеском, напоминая декорации к фильму о мрачном средневековье. Да уж, что тогда люди сходили с ума, что сейчас – всё одно. Власть и - боль, как удобрение для ядовитого, но прекрасного цветка.

Когда я, наконец, спустился вниз, никто из поющих так и не вышел из транса. Я немного расслабился, заметив, что на дыбе висит не Аня, и что никто из этих колдунов-трясунов не вооружен. На всю их гнилую шайку-лейку вполне хватит одного магазина.

Ко мне повернулся их главный – тот самый человек, которого я видел на видеокассете. Он абсолютно спокойно воспринял моё появление, будто я явился точно ко времени после того, как получил по почте приглашение на званый ужин у короля – к королям не опаздывают.

- У тебя какое-то дело ко мне, юноша? – спросил мужик глухо, почему-то стараясь держаться ко мне боком, будто скрывая лицо.

- Что, даже чаю не предложите? – ядовито процедил я. Грохот бубнов и стоны жертвы сверлили мой мозг не хуже бормашинки у стоматолога, принципиально избегающего обезболивания.

- Говори. Не отвлекайся.

- У вас моя девушка, - а мой глаз уже её выцепил, сидящую в клетке, через одну от нас. Аня меня не узнавала, находясь в ступоре. Очевидно, что она увидела достаточно, чтобы психика включила предохранитель. – Вон она. Я бы хотел её выкупить.

Незнакомец рассмеялся.

- Надо же! Впечатляет! Ну, давай поговорим, юноша. Зови меня, к слову, господин Белов для удобства. Сколько же ты хочешь мне предложить?

Я задумался. Если все продажи выгорят, это не меньше тридцати миллионов долларов – и самая большая цена будет за тело арахнида. Лишь бы Шпала дождался меня!

- Десять миллионов долларов, - предложил я цену с учетом того, что продажи могут пойти не так, как планируется.

- Ого! – Снова смех. – Это что-то новенькое. У тебя действительно есть такие деньги?

- Нет, но будут.

Белов пожал плечами.

- Когда будут, тогда и приходи. Сроку тебе месяц.

- Значит, мы договорились, и пока что Ане ничего не грозит?

- Я этого не сказал. Я сказал, что у тебя месяц времени.

А вот это он зря! Я бы честно сделал всё, чтобы принести эти деньги. Но знать, что всё это время девушку могут истязать, - это слишком!

Расчет мой был простым: выстрелить в Белова из трубки арахнидов-13 (там делов-то было, что вставить шарик и нажать кнопку), которую я прятал в рукаве, а с правой руки пройтись огнем из пистолета-пулемета по «музыкантам».

Серый шарик смачно влепился в плечо стоящего ко мне боком местного князька тьмы, и я уже разворачивался, беря Узи на изготовку, как услышал зловещий смех Белова (прости, ублюдок, но звать тебя господином мне не с руки!). Я перевел на него ствол оружия, с ужасом глядя, как мужик ловко цепляет пальцами серую кляксу и лихо отправляет себе в рот.

- Хорошая попытка, боец! Но я держу арахнидов, - он сжал левый кулак, - вот тут! – Сжал правый. – А всех остальных в подземельях – здесь! Они срутся, эти арахниды, в своих пещерках и норах, когда меня вспоминают. Что мне их эти плевалки-трубочки? Тьфу!

Над его плечом начала сгущаться тьма. А я стоял и смотрел, как дурак на новые фантики, на этот процесс, даже не пытаясь выстрелить.

- Знаешь, что это? – решил развлечь себя Белов напоследок. – Арахниды называют их тх-а-рамх. Это головы Цербера. Слыхал о таком? Дар моего повелителя за верную службу.

У меня вдруг мелькнула мысль, что пытки тут происходят не ради, как сказал Морфеус, укуренный бедолага, воплощения некоей хтонической богини (хотя, кто знает), а просто ради извращенного желания Белова и его вероятного хозяина. А, может, это просто психопат, которому «повезло» вытащить вот такой лотерейный билет, и теперь он, явно откуда-то черпая потустороннюю силу, упивается тут себе игрой в царя подземелий, а девушек пытает потому, что там, наверху, ничего не складывалось в плане личной жизни.

- Ну вы и твари! – прошептал я. – Просто конченые.

Он рассмеялся, Петросян чертов!

- Беги, Лола, беги! – сказал он мне.

И я побежал, по дороге, наугад расстреляв магазин в фигуры в балахонах и самого Белова. Это сбило его настрой, дав мне немного форы, прежде чем с его плеча сорвалось зловещее нечто.

Остальное вы знаете. Кроме, пожалуй, того, что я увидел, вспомнив, на кассете. Одна незначительная, казалось бы, деталь: лицо на заднем плане, будто бы небрежно вылепленное из глины. Выходит, Рожа причастен, он часть всей цепочки. Он может как-то свободно проходить за Периметр. И если я его достану, это будет моим пропуском. Уж будьте уверены, к следующей встрече с местным мракобесом я подготовлюсь получше!

***

А пока я дожевал батончик и прикинул свои шансы. Во время сумасшедшей гонки я лишился оружия и рюкзака. Без карты и проводника я обречен – меня снова посетили пораженческие настроения. Кряхтя, я поднялся на ноги и обернулся на дверь. Во всю её ширину краснел косой крест, будто перечеркивающий возможность тьме взломать эту границу.

Я рассмеялся, нервно всхлипнув. Успел! Смог!

Так я вышел на каких-то людей бомжеватого вида, ютящихся в картонных коробках. У меня еще оставались деньги – немного, - и я отдал им половину. По сути, за миску лапши с тушенкой (божественно вкусной, на деле) и ночлег в относительной безопасности.

Отдохнув и немного придя в себя, я спросил стариков (по виду типичные пропитые насквозь бездомные), знают ли они, где живет Глиняная Рожа. Те ответили утвердительно и взялись меня проводить за остатки моей наличности. С деньгами я расстался легко. Из оружия, правда, оставалась лишь трубка арахнидов. Но в перспективе я планировал продать медальон паукообразных и заново прибарахлиться. На этот раз желательно ещё и пулеметом. Как бы там меня не пугал Белов, а когда я начал стрелять, это сбило его с толку. План был простой и надежный: прижать Рожу, забрать у него гранаты, прикупить оружие и заставить провести в ту пещеру, где пытают девушек. А дальше угостить недругов трудно перевариваемыми свинцовыми орешками, добавив на десерт лимонку. Что тут могло пойти не так?

Странное дело, но я больше не боялся этой тьмы. Возможно, от напряжения последних лихих суток в голове лопнула какая-то жилка. Надежда была на то, что у Рожи есть нечто вроде пропуска, либо он знает короткий путь. А потом делалась ставка на внезапность: очевидно же, что Белову требовалось время, что призвать головы Цербера. Какие-то мифические властители ада меня и вовсе не трогали: могли бы они тут всем рулить, давно бы пролезли в приоткрытые колдуном двери. Да и вообще, очевидно же, что моя психика включила режим компенсации, проработав во сне блуждания за Периметром и низведя их до уровня полубреда, пусть и имеющего под собой твердую рациональную основу.

Обо всем этом я думал, когда бомжи вели меня к моему старому приятелю с обглоданным лицом.

Вот только его не оказалось дома. Что меня, конечно, разозлило. Я также тщетно обыскал его дом на предмет заветного чемодана с оружием. Сука! Что за невезуха!

Пришлось предпочесть засаде (приду лучше позже) догнать моих проводников и упросить их провести меня к Морфеусу. А чтобы бомжики не сомневались, я потыкал в них трубкой, решив, что отдав им все свои последние несколько десятков тысяч рублей, я поступил крайне щедро, и что добро надо делать бескорыстно. Трубка арахнидов-13 и мой увесистый кулак оказались достаточно весомыми аргументами для того, чтобы в душах подземников всколыхнулось признательность.

Они меня проводили к хижине мудреца и едва ли не бегом покинули тоннель.

Морфеус, всё так же выводя стиком заунывные звуки из кованой чаши, явно обрадовался, увидев меня. Очевидно, что он не обижался за разбитый мной в ту встречу нос.

- О, какие люди! Кофейку? Покрепче?

Я кивнул.

- Слушай, как бы мне связаться с Федей Шпалой?

- Это легко устроить! – сказал он, наливая кипяток в кружку.

Тимофей достал откуда-то из-за тумбочки проводной телефон (я таких уже сто лет не видел вживую) и принялся названивать.

- Абориген? Привет! Слушай, вызови через своих Шпалу ко мне. Скажи, его тут клиент ждет. – Он вопросительно глянул на меня. Я ответил. – Караванщик кличут. Ага, давай. Мира и добра, брат!

После пары глотков кофе стало полегче, удалось слегка расслабиться. Странное дело: такой простой знакомый аромат, но как он легко возвращает чувство покоя и безопасности! Хижина мудреца показалась мне вполне себе уютным жилищем.

- У меня к тебе вопросы, мэн, - сказал я твердо. – И не то, чтобы приятные.

Морфеус покачал головой.

- Ну, спрашивай.

- Ты знал, в какую жопу меня посылал?

- Конечно! – Он взглянул на меня чистым невинным взглядом. – Но это надо самому увидеть. Пройти, так сказать, инициацию.

- Ты меня тут что, за избранного какого-то, мать его, принял? – я начал закипать. – Я чудом оттуда спасся.

Мудрец достал папиросу с травкой и закурил. Помещение тут же наполнил ароматный дым. Интересно, на какие средства он тут так неплохо живет?

- Может быть, мой юный друг. Очень даже может быть!

В тот момент (может, надышавшись этой заразы, что курил Тимофей-Морфей) я проникся атмосферой подземелий полностью, осознав, что сижу, можно сказать, на краю разумного мира, успел всякого повидать и нахожусь сейчас в компании безумца в глухом тоннеле. Мысль о жизни наверху вызвала отвращение. Неожиданно.

- Я знаю лишь двух человек, кто сюда спустился ради поиска своей любимой – это да о чём-то говорит? И оба сейчас находятся тут.

Не надо было быть гением, чтобы понять, что у Морфеуса его поиск закончился плохо, и он остался тут.

- Значит, ты там точно был и всё видел? – спросил я, допивая кофе и знаком показывая, что не против еще порции. – Сторожа, например?

- Да, бедолага! Ему чуть-чуть не хватило до выхода. Но он смог оставить послание. Так хотя бы стало яснее. Я позднее раскопал информацию. Белов этот служил в архиве ФСБ – так, серая никчемная мышь по уши в пыли – занимался тем, что переводил документы в электронный вид. И набрел на парочку сюрпризов. В частности, узнал про подземный алтарь графа Слуцкого и его последователей. Человек рискнул и получил силу.

Я хмыкнул. Вот так вот запросто всё: нашел, рискнул! Ну-ну.

- Мне показалось, что он просто ебанат с манией величия и садист. Да, кстати, ты уверен, что он хочет воплотить хтоническую богиню? Ему, сдается мне, и так хорошо. Он тебе что, сам поведал?

- Представь себе, да – сам. А что?

- Проехали, мэн, - я махнул рукой. Морфеус сделал мне еще кофе. – А ребенка видел?

- Да, это тень первой жертвы Белова. – Мудрец ударил палочкой по чаше. Она завибрировала. – К слову, про богиню. Ты зря так легкомысленно к этому отнесся. Если у него выгорит, тут повсюду такое начнется, что тушите свет.

Я поднял руки – мол, сдаюсь.

- И как остановить этого кекса? Я не прочь нашпиговать его пульками по самое не балуй.

Морфеус нацедил пиалу чая и как-то странно на меня посмотрел.

- Нужно перекрыть все двери. Тогда он лишится сил.  Его же питают эманации ада.

- А конкретнее?

- Убрать всех подручных, вывести всех девушек – это как минимум. Прекратить поставки новых жертв. Тут придется постараться. И очень аккуратно, если мы не хотим чтобы на нас вызверилась половина подземников. На этот раз я с тобой пойду.

Морфеус легко считал недоверие на моем лице.

- В прошлом я не так выглядел и не траву курил. За спиной у меня много чего.

- Ясно. Ладно. Что ж, покумекаем. Не простая задачка, но, похоже, есть у меня на этот счёт идейка. – Пришлось рассказать про кассету и Глиняную Рожу. На плёнке я искал Аню, и я её увидел. Но, говорят, подсознание запоминает всё – и в моменте выдало мне нужную информацию. А заодно я чисто для себя поинтересовался: - Слушай, Тимофей, я всё понять не могу. В чём смысл пыток этих, всё таки?

- Разрушить земные привязки, - лаконично ответил мудрец. И пояснил: - Цепи разрушаются либо от страданий, либо спадают сами, когда приходит срок умирать. Тогда дух может скинуть бремя тела и свободно воспарить. Во всех религиях есть мотивы смирения плоти. Это ж не от горячечного бреда придумали.

- И что?

- Представь, что ты должен денег. Пришел в гости, а хозяин позвонил этим людям, которым ты должен – за процент. И когда ты вышел за порог, тебя уже ждали. Так и тут. Колдун читает заклинание, призывая своих хозяев на обед, а боль и крики – это как аромат блюда.

Я поднял руку в останавливающем жесте. Мол, всё понятно. Осмотрелся по сторонам. На стенах какие-то флаги, картинки, гитара, африканский барабан. Горели пару свечей, да тусклая лампочка в простом жестяном абажуре. Взгляд упал на электроплитку.

- У тебя пожрать есть чего?

Морфеус подмигнул.

- Могу лапши заварить или картошки сварить. Есть консервы.

- М! – У меня побежала слюна. - Давай картошки.

Когда появился Шпала, я уже вполне был сыт и доволен. Федор крепко пожал мне руку, широко улыбаясь.

- Рад, что ты жив, Караванщик!

- Я тоже! Давай сразу к делу, ок? Ты что-нибудь узнал про возможность продать арахнидов?

Парень нахмурил брови.

- Через здешние каналы дают только 15 лямов зелени.

- Ясно. Думал, поболе будет. Но и то хлеб, да? Договаривайся. И ещё: знаешь такого человечка – Глиняная Рожа кличут? Как бы мне его найти?

- Знаю, конечно, - сразу ответил Фёдор. – Редкостная мразь, но имеет хорошие связи.

- А ему правда крысы лицо сожрали?

Фёдор неожиданно рассмеялся, чем даже отвлек медитирующего Морфеуса.

- Что за чушь! Лицо не самое вкусное в человеке. Рожу ему кислотой спалили за дело. – Проводник причмокнул. – Да, а найти его легко. В пятницу вечером открывается ТЦ и начинается Перемирие. Рожа там в первых рядах в очереди к шлюхам. А зачем он тебе?

- Да вопросики к нему появились. Хочу задать с глазу на глаз. Поможешь?

- Чем именно?

- Ну, в пятницу отведи туда да подстрахуй. Ну, оружия надо конкретно так. Может даже пару наемников – это можно устроить?

Шпала сделал неопределенный жест рукой.

- Не уверен, что к пятнице срастется сделка с арахнидскими трупами.

- Они не стухли? - перебил его я.

- А, не, всё тип-топ, в холодильничке… А так, да, могу пару надежных ребят предложить. – Он подумал и выдал: - Вообще, я и сам могу помочь. Раз ты каким-то чудом жив, побывав за Периметром, и тебе нужны люди и оружие, то ты явно собираешься туда.

- Приключений хочется? – Мы встретились взглядами. – Там просто пиздец лютый. И я явно ещё не всё видел.

Однако Шпала махнул рукой и легкомысленно рассмеялся.

- Я там не был, но очень хочу. Это как Эверест для альпиниста. Мне даже денег не надо, лучше расскажи, что видел.

Так я и остался у Морфеуса до пятницы. К нему периодически приходили люди за советами, несли деньги и продукты. Один раз я накурился с ним, и он просто размягчил мне весь мозг своими бредовыми идеями, хоть я в них особо и не вникал – всё что-то про Матрицу: мол, не правильно человек живет.

- А на хрена ты мне типа амулет-то дал? – сменил я тему.

- Чтобы в себя верил, - ответил, нагло ухмыляясь, Морфеус. Но, видя, что я готов уже снова дать ему по носу, пояснил: - После перемирия там, в принципе, относительно безопасно. Им же надо свои делишки обстряпывать. В город выходить. Насчет девушек договариваться, утрясать финансовые вопросы, продукты закупать, в конце концов.

- До хуя знаешь, я смотрю.

- Я тут давно, - сказал он, как отрезал.

Поэтому я искренне был рад видеть Шпалу, который повёл нас в ТЦ.

Народу там уже было полным-полно. Мы решили разделиться: я направился к Шермухамбету, Шпала - искать еще человека в наш поход, а Морфеус растворился в толпе по своим каким-то таинственным делам.

Владелец видеосалона не сказать, чтобы очень удивился, увидев меня. Но весьма обрадовался, когда я выложил на прилавок медальон арахнида.

- Миллион, да, ардакты? (здесь: уважаемый по-казахски. Примечание автора.)

Пришлось зловеще ухмыльнуться, как я давно научился во дворе, когда с пацанами крутили всякие дела.

- Ты, старый пройдоха, неплохо на мне наварился в тот раз. Давай-ка в этот раз миллиончика три-четыре, а то и все пять!

На моё удивление казах сразу согласился. Ну да оно и понятно. Это копейки, если в долларах, относительно общей стоимости медальона. Да деваться пока некуда. Шермухамбет выложил передо мной сумку с пачками долларов. Я уточнил, смогу ли здесь ими расплатиться. Оставалось только попрощаться.

И направиться в бани, где я отмывался и парился в сауне битый час, пока, наконец, не почувствовал себя человеком. А после завернул в ближайшее кафе, где заказал тройную порцию шашлыков (нет, не из крысы), салат из свежих овощей и пару разливного пива. Цены на продукты тут откровенно кусались - в отличие от цен на оружие.

(продолжение в комментах)

(в печи пятая глава - готовится и томится. Она будет финальной. Плюс альтернативная концовка))

UPD:

ТВАРИ-5 (финал)

Показать полностью 1
41

Неомаг. Часть 2. Глава 5

Максим прокалил иглы и бросил их в солевой раствор. Пока они отмокали, он занялся дверью и окнами. Дорожки соли пробежали вдоль порога, и по подоконникам. Конечно, такая защита не остановит колдунью, но хотя бы нурам не позволит войти.

Максим достал иглы и начал втыкать их остриём вверх перед дверью – ещё один сюрприз для нуров, когда они прорвутся внутрь. В то, что они прорвутся, Максим не сомневался. Да он сам их впустит – созрел у него один небольшой план, как справиться с шестёркой нуров. Бодаться с ними лоб в лоб бесполезно, недавно он в этом уже убедился. Они сильны, но тупы, так что надо просто перехитрить их. Расставив ловушки, он откупорил водку. Тоже неплохое средство против нечисти, боятся они почему-то этого напитка, можно сказать, как огня боятся.

Закончив с приготовлениями, он выдвинул на середину комнаты, прямо напротив двери, стол, поставил на него сикалку с водой и бутылку водки.

Тяжело опустившись на кресло, поставленное рядом со столом, он с наслаждением затянулся: есть время передохнуть и ещё раз всё хорошенько обдумать. Пока папироса тлела, он прокрутил в голове план от начала до конца. План был бы неплох, если бы не одно но. И это, но могло полностью разрушить весь его план. Этим, но была колдунья. Максим надеялся, она не восприняла его всерьёз, и нуры явятся одни, без поддержки колдуньи. А если это не так, то план его летит в тартарары, а значит, придётся импровизировать.

Он выглянул в окно, выходящее на площадь, из которого прекрасно просматривались подходы к зданию – пора бы уж гостям и показаться. Площадь была пуста.

«Чего они тянут? Пакость, какую задумали или с главным связываются, инструкций истребуют?»

То, что колдунья, встретившая его в доме, не является главой секты, он понял, как только её увидел. Да – сильна, да – опасна. Но не было в ней отпечатка властности, характерной для главы магических пирамид, коих, в своё время, он повидал немало.

Максим опять опустился в кресло, за дверью его номера царила тишина, было ощущение, что в гостинице он находится один. Что, скорее всего, соответствовало истине. Тишина эта мёртвая, навалилась на него душным ватным одеялом, делая мысли медленными и вялыми, словно глушённая рыба.

Чтобы сбросить себя оцепенение, он начал перебирать в памяти последние свои дни у Деда. Они скользили по волнам памяти, словно гладкие бусины сквозь пальцы, не задерживаясь надолго. Пока один, последний его визит к Пелагее Дмитриевне, вдруг не зацепился за цепкие коготки памяти. Зацепился и развернулся, окуная его в прошлое.

________________ 

Пётр Свержин.

Восемь лет назад…

Я стоял перед калиткой, ведущей в садик Пелагеи Дмитриевны. Я пришёл попрощаться, и она это знала. Это знание светилось в её глазах. Пелагея Дмитриевна стояла по другую сторону резного штакетника. Был вечер, и густые тени, падающие от росшей рядом с забором сирени, скрывали её лицо. Отчего оно выглядело до странности молодым, как в первую нашу встречу.

С печалью и затаённой болью смотрели на меня её тёмные глаза.

— Проститься зашёл?

Я кивнул:

— Хотел уйти по-английски, но не смог. Вы…

Я хотел сказать, что она заменила мне мать, но не сказал. Слова – это костыли духа, истина в молчании.

Она кивнула, словно поняла невысказанное мною. Гладкая, совсем не старческая в вечернем сумраке ладонь, прошлась по моей щеке.

— Прощай, Максим… или Пётр?

Я удивлённо глянул на неё:

— Вы знали?

Она кивнула и печально улыбнулась:

— С самого начала. Скажи, почему ты назвался этим именем?

Я пожал плечами:

— Не знаю, словно толкнуло что-то, — я прижал ладонь к сердцу, — вот здесь.

Она помолчала, потом открыла рот, словно собиралась что-то сказать, что-то такое, что причиняло ей боль, но не сказала, лишь вздохнула.

— Я пойду, Пелагея Дмитриевна, только я не прощаюсь, я ещё вернусь, когда не знаю, но вернусь. Вы только дождитесь меня. Это ведь важно, чтобы кто-то ждал. У меня никого не осталось, только Дед и вы. Дед ждать не будет, он этого не умеет, остаётесь вы.

— Нет, мой мальчик, — на её глазах заблестели слёзы, — когда ты вернёшься, меня уже не будет. Постой, не перебивай. Ты думаешь, что старая ворожея не знает, когда она уйдёт? Тогда ты очень плохого мнения обо мне. Я выполнила всё, что должна в этом мире и скоро уйду. Только выслушай меня на прощание. Я не всегда была ворожеей…

 

Взгляд из-под ресниц.

Пелагея Дмитриевна.

Не всегда Пелагея Дмитриевна была ворожеей и жила в заброшенной деревушке, вдали от людей. Когда-то весёлая девочка Пеля, как ласково её звали в семье, мечтала о блестящей карьере в кино, о любимом муже и детях – мальчике и девочке. И всё у неё складывалось удачно: и роли были, и муж – добрый и надёжный, любимый и любящий, детей только не было. Словно кто сглазил её, красивую и успешную. Никак не удавалось ей выносить ребёнка, выкидыш следовал один за другим. Отторгал организм Пели поселившуюся в нём новую жизнь, ни одно лечение не помогало. Они с мужем почти смирились с таким положением вещей, утешаясь сакраментальным – не судьба. Пока на середине четвёртого десятка не встретилась на пути Пелагеи бабка – ворожея и знахарка. Сгорбленная старушка, с седыми космами и крючковатым носом, чей кончик стремился встретиться с подбородком. Уговорила Пелагею сходить к ней подруга, у которой подрастало двое детей, как она говорила – зачатых при помощи той самой знахарки.

Она долго откладывала свой визит к бабке, зачастую приводя надуманные причины, только бы не встречаться с ней. Была в ней странная, пугающая уверенность, что добром это посещение не кончится. Она так бы и не решилась встретиться с бабкой, если бы однажды не увидела, какими глазами смотрит на детей муж. Пелагея поняла, что если она не родит ему ребёночка, то вскоре его потеряет. Уж она-то знала, как он хочет сына – наследника, чтобы было кому передать семейный бизнес.

Посещение ворожеи она запомнила смутно. Помнила только, как бабка обнюхивала её своим уродливым носом, как что-то нашёптывала. Бормотала что-то невнятное, и словно во сне видела, как летят капельки слюны из шамкающего рта. Не запомнила она и то, что старуха говорила ей о порче, о зависти, неспособной повредить ей, но губящей плоды любви. И слова, последние непонятные слова, произнесённые ясно и чётко, с певучим белорусским акцентом, вылетели у неё из головы, о чём она потом горько пожалела.

— Запомни, девонька – десять лет, безоблачных, словно летнее небо, лет. Потом будь осторожна и бойся воды, сохранишь год, всё потом хорошо будет.

Очнулась она только дома, на любимой антикварной кушетке, подаренной мужем к десятилетию свадьбы. Пальцы вертели на запястье красную витую нитку:

— Не снимай её, девонька, до самого рождения дитя, не снимай…

Выносила и родила, на удивление легко, Пелагея мальчика. Которого назвала в честь своего деда – Максимом. Прежняя жизнь, когда-то казавшаяся ей счастливой, померкла по сравнению с новой, начавшейся после рождения сына. Мальчик рос здоровым, на неё сыпались предложения сниматься в кино, одно лучше другого, у мужа дела пошли не просто в гору – буквально взлетели реактивным самолётом.

Всё шло просто прекрасно до тех пор, пока Максимка, на которого они с мужем надышаться не могли, не погиб. Глупо и бессмысленно. Вот тогда-то она и вспомнила сказанное ей много лет назад:

— …и бойся воды…

Максимка утонул. Вместе с потерей сына она потеряла всё: мужа, работу и, самое главное, себя. Оказалось, что без этого маленького непоседливого человека жизнь не нужна.

 ________________ 

Максим шевельнулся в кресле, невидяще глядя перед собой. Прошлое всё никак не хотело отпускать его, и он не видел, как шестёрка нуров не спеша пересекла площадь и вошла в двери гостиницы.

 ________________ 

Пётр Свержин.

Восемь лет назад…

— Понимаешь, Максим, с уходом сына, — было видно, с каким трудом ей даются эти слова, — всё стало бессмысленным. Работа, да кому она нужна, когда вырван кусок сердца. Муж... Мы, вместо того, чтобы сплотиться в горе, заперлись каждый в своём мирке. Стали ссориться по пустякам, и, что самое главное, обвинять друг друга в том, что произошло.

Она замолчала. Я видел, как по лицу её, отражая лунный свет, скользят слёзы. Смотреть на это было невыносимо, и я перевёл взгляд на побелевшие пальцы, сжимавшие штакетник забора.

— Его так и не нашли. Я всё надеялась, ждала. Сначала, что он вернётся, потом, что найдут тело, — фразу прервал всхлип, — чтобы похоронить по-человечески, и чтобы было куда приходить. Потом перестала. Меня ведь Дед, как тебя нашёл, в той же рощице. Хотела я там…, а, впрочем, неважно. Вот, возьми.

Она сунула мне конверт в руку.

— Что это?

— Свидетельство о рождении, ему сейчас... — голос её дрогнул, — столько же лет было бы, сколько и тебе. Когда ты назвался его именем, я ведь на секунду подумала, что он вернулся. Но не судьба. А ты возьми свидетельство, я ведь чую, пригодится оно тебе. Не знаю зачем, но чувствую, пригодиться. А теперь иди…

 ________________ 

Размышления прервал шорох, раздавшийся за дверью номера. Максим посмотрел на солевую дорожку, протянувшуюся вдоль порога. Действовало. Нуры не могли прорваться в номер.

Максим подхватил бутылки, пакет с солью и, подойдя к двери, широко распахнул её.

— Здорово, нежить.

Топтавшаяся на пороге шестёрка нуров ничего не ответила. Колдуньи, ожидание его оправдалось, с ними не было. Одних прислала, недооценила его и понадеялась на тупую силу.

— Чё, стоим, проходим. — Он широко развёл руки, словно приглашая долгожданных гостей проходить.

Нуры с безразличными, застывшими лицами начали передвигать ногами, но, словно упёршись в невидимую стену, не двигались с места. Смотреть на это было забавно, но развлекаться было некогда. Максим задумался: план, вначале казавшийся безупречным, при взгляде на гостей переставал таким быть.

Задумка его не отличалась изяществом и не блистала гениальностью. Он просто хотел запустить нуров в номер, а потом запереть их там посредством дорожек из соли, перегораживающих выход. Самому же спокойно наведаться в гости к сектантам и забрать девочку. То, что он заберёт её легко, Максим не сомневался, противников для себя в доме он не видел. Хозяин всего этого вертепа отсутствовал, а ведьма, остававшаяся за главную, была сильна, но с ним ей не справится. Девчонки же, крутившиеся перед ним, были досадной помехой, не более. То, что в доме прятались более сильные маги, Максим сомневался, иначе его так просто бы не выпустили. Правда, ещё оставалась местная полиция, марионетки на службе колдуна, так, по крайней мере, Максим думал. Её, в теории могут натравить на него, вот только вряд ли. Иначе давно бы скомандовали – фас.

Он вернулся к окну, за стеклом всё так же было пусто. Максим оглянулся на топчущуюся за дверью нечисть и решил подождать минут пятнадцать, вдруг ещё кто явится. Эти томительные пятнадцать минут прошли в тишине, даже нуры перестали переминаться с ноги на ногу и соляными столбами застыли на пороге. Если за звуки не считать скрип мозгов Максима, который решал, что ему делать – придерживаться первоначального плана или сначала покончить с нурами.

Первый вариант был предпочтительней, вот только Максим нашёл в нём несколько изъянов. Во-первых, ему не хотелось оставлять за спиной дееспособных врагов. Во-вторых, их кто-нибудь мог выпустить. Да, та же Лариса Викторовна, так поспешно покинувшая своё рабочее место. Это, конечно, было сомнительно, но всё равно некоторый шанс был. Сама она на это не решится, но ей могли приказать. Кто? Да та же колдунья в доме. К тому же она могла послать ребяток из низшего магического звена приглядывать за нурами. А уж тем освободить марионеток – раз плюнуть, всё, что для этого надо, просто разорвать соляную дорожку, и путь свободен. Максим осторожно приоткрылся, собираясь пощупать пространство, но тут же поднял щиты обратно: мало того что весь город был пропитан «грязью», так ещё и от нуров шёл тяжёлый, удушливый фон, напрочь заглушавший присутствие других живых существ.

Возится же с нурами, ему тоже не хотелось. Потеря времени, сил, да и нашумят они изрядно. Поколебавшись, он всё же склонился к мысли с ними разобраться.

Максим подошёл к двери, при его приближении нуры оживились, зашевелились и даже попытались протянуть к нему руки, вот только невидимая стена, отделявшая его от нечисти, сделать этого не дала.

— Ну что, мальчики, станцуем свой последний танец, а?

Он небрежно махнул ногой, разрывая белую дорожку, и, отпрыгнув за стол, затянул неожиданно пришедшую ему на ум песню. Любимую песню жены, под которую они познакомились с Ольгой и первый раз танцевали, а потом занимались любовью:

 

…Этот танец чёрен, как стая ночей.

Этот танец бел, как крыло херувима…

 

Нуры, почувствовав, что дорога открыта, быстро и как показалось Максиму радостно, рванули вперёд.

Пинок – стол полетел под ноги нападавшим.

 

…Я им нужен твой и не нужен ничей.

Но пока я с тобой, все их выстрелы мимо…

 

Двое успели обогнуть его, но напоролись на иглы, воткнутые в пол. Простенькая магия не подвела. Нуры тихо завыли и повалились на пол, пытаясь вытащить иглы.

Двоих сбил стол, и Максим щедро окатил их водой из сикалки. Нуры задёргались, солёная вода причиняла им боль. Они, шарахнувшись в стороны, стараясь уйти от поливавших их струек, но налетели на своих товарищей и повалились на пол, образовав кучу-малу.

 

…Меня убьют за то, что я вечный изгой.

И за то, что я не оставил им шанса…

 

Максим прыгнул на двоих оставшихся. Удар отбросил нуров в коридор, вслед им Максим щедро сыпанул соли. В месте попадания соли кожа нечисти задымилась и начала обугливаться. Нуры завыли и забили руками, пытаясь стряхнуть с себя белые кристаллы.

Максим захлопнул дверь и быстрым движением прочертил соляную дорожку на пороге, отсекая находившихся в коридоре. Первая пара вытащила иглы и намерилась кинуться на Максима.

Шаг вперёд – удар. Нога поддела голову поднимающегося нура под подбородок. Среди сопения и повизгивания Максим расслышал явственный хруст сломанных позвонков. Сверху на опрокинувшегося нура, прямо ему на лицо, Максим высыпал остатки соли. Соль зашипела, быстро разъедая мёртвую плоть. Нур проскрёб каблуками по полу и затих. Один готов. Максим надеялся, что навсегда. Работал он с нурами по-простому, без изысков.

 

…Но я рождён, чтобы вместе с тобой танцевать…

…Чёрно-белые танцы…[1]

 

Закончил он.

Сзади в ногу ему вцепилась грязная пятерня. Максим застонал от боли, хватке нура позавидовал бы и кузнец. Пальцы всё глубже впивались в его плоть, ещё чуть-чуть, и кость сломается. Он крутанулся на пятке, пальцы нура, запутавшись в складках плотных джинс, разжались и выпустили Максима. Снизу на него глянули мёртвые глаза, Максим пнул мертвеца в плечо, повалив того на спину, и резко ударил ребром ладони в горло. Челюсть нура отвисла.

— Скажи, а-а-а.

Он плеснул добрую порцию водки прямо в раззявленную пасть мертвеца. Нур захрипел, его тело выгнулось дугой и, опав, замерло. Второй готов.

Та пара, что он окатил соляным раствором из бутылки, уже поднималась. Им удалось оттереть воду с лиц, но выглядели они паршиво. Правому Максим удачно попал в глаза, и теперь он вслепую водил руками из стороны в сторону, пытаясь нащупать его. Левому досталось меньше, но лицо его перекосилось, и двигался он не так шустро, как раньше.

Максим смотрел на нуров с жалостью. В сущности, они виноваты лишь в том, что попались на дороге мрази в человеческом обличии, которой понадобились тупые и исполнительные слуги.

— Извините, ребята, но я вынужден закончить с вами, надеюсь, что окажу услугу, избавив вас от этого подобия жизни.

Слепой нур тяжело направился к Максиму, следом за ним потянулся второй. Максим вздохнул и сделал шаг навстречу. Удар ногой в грудь отбросил слепого на кресло, и то, перевернувшись, погребло его под собой. Нур завозился под ним, пытаясь скинуть с себя тяжёлую мебель.

Макс подождал, пока цепкие лапы нура с перекосившимся лицом ухватят его за плечо, и дважды ударил. Первый – стопой под колено, так что нога нура подогнулась, и он опустился перед Максимом на пол. Второй – снизу вверх по подбородку, задирая лицо к верху. Максим пальцами надавил на челюстные бугры, рот мертвеца раскрылся, и в горло ему хлынула струя водки.

Третий готов.

Подняться последнему, оставшемуся в номере, Максим не дал. Тот так и не смог сбросить с себя кресло. Максим навалился на него, прижимая возившегося под ним нура к полу, и вылил остатки водки ему в ухо. Нур почти моментально затих.

С четвёртым покончено.

Максим оглядел разгромленный номер. По его прикидкам с начала побоища прошло минуты три, не больше, так что он напрасно волновался по поводу времени. Он дольше сомневался делать или не делать. Но кто же думал, что соль и огненная вода окажутся столь действенны.

Он ещё раз обошёл всех нуров, они не шевелились и не подавали других признаков жизни. Максиму даже показалось, что на их лицах он прочёл что-то вроде умиротворения. Это, наверное, больно, вот так жить после смерти. Эта окончательная смерть их освободила, уж кто-кто, а они заслужили успокоения.

Что же, осталось двое – те, что в коридоре. Водка и соль кончились, хотя… Подойдя к окну, он соскрёб в ладонь дорожки соли, что насыпал на подоконники. На одного должно хватить, да и бутылка с водой наполнена более чем наполовину.

Свинтив с бутылки крышку, Максим распахнул дверь. Как он и ожидал, за порогом, не в силах его переступить, стояли нуры. Порядком потрёпанные, с обугленными в местах попадания соли лицами, но живые, если, конечно, так можно сказать о нежити, и готовые действовать.

Он упёрся первому ногой в грудь и резко толкнул. Мертвец отшатнулся, налетел на второго топтавшегося сзади и сбил его с ног. Максим подсёк ноги нуру, и тот повалился на пол, прямо на своего товарища. Максим прыгнул ему на грудь, не давая подняться, и растёр соль, зажатую в горсти, по мёртвому лицу. Нур захрипел и ухватил его за куртку, но через секунду его хватка ослабла, и руки с деревянным стуком упали на пол.

Пятый готов.

Остался последний.

Шестой нур вяло шевелился под телом товарища и навалившимся на него Максимом, но сбросить двойной груз не мог. Максим сдвинул голову пятого в сторону, на него в упор смотрели бельма бессмысленных глаз, вот только сейчас они были не такими уж и бессмысленными. В глубине блёкло-серых глаз, где-то на самом дне, бледной тенью мелькнула тень чувства. Прожжённые губы странно искривились, и Максим понял: нур пытается что-то сказать.

«Интересно, что такого случилось в доме у кладбища, что контроль над живыми мертвецами так сильно ослаб?».

Наконец, губы нура сложились в подобие слова, и Максим с удивлением прочитал его артикуляцию:

— Убей.

«Не убью! А убей! Странны дела твои, Господи!»

— Как скажешь, приятель.

Нур перестал шевелиться и широко раскрыл рот.

Максим поднялся и отбросил пустую бутылку. В тишину пустой гостиницы полетело его яростное:

— Я иду, колдунья. Слышишь? Иду! Будь ты проклята!

[1] Коридор – Чёрно-белые танцы.

Показать полностью
24

Ландскнехт. Во сне и наяву. 1

Из написанного в общую тетрадь с забавными котятами на обложке…

Ландскнехт. Во сне и наяву. 1

1

Люди, сидевшие напротив Роланда, ему не нравились. Не нравились до такой степени, что он опасался их. Давно забытое чувство, глубоководным кракеном шевелилось в глубине груди, разбрасывая пупырчатые щупальца по телу.

Внимательно изучая их лица, Роланд пытался оценить степень угрозы. По всему выходило, опасность они представляют нешуточную. Несмотря на молодость – спокойные и уверенные в себе. Крепкие, с жилистыми телами бывалых вояк и пустыми глазами профессиональных убийц. Именно убийц, а не военных, пусть и профессиональных, те смотрят по-другому. Эти же были явные душегубы – наёмники, профи, которым без разницы, кого убивать: мужчину, женщину или ребёнка; и где – на поле боя, в захваченном городе или в пьяной кабацкой драке. Плащи наёмников характерно топорщились с боков, явно не с пустыми руками пришли.

Сидевший справа – высокий блондин, сразу видно, родившийся в местах, весьма удалённых от благословенной Спании, протянул руку и, ухватив глиняную кружку, шумно отхлебнул пиво.

Его спутник, бритый наголо, сидевший по левую руку от блондина, тоже не походил на местного уроженца. Кожа его хоть и смуглая от природы, но не того приятного бронзового отлива, характерного для коренных уроженцев Спании. Она была грязно-коричневого оттенка, что бывает у родившихся вблизи песков Хешара. Бритоголовый лениво поглаживал стоячий воротник кожаного колета.

Гулко грохнув кружкой о гладкие доски стола, блондин отёр пену с густых усов и усмехнулся:

— Значит, наша сделка остаётся в силе, Роланд Мёртвый?

Роланд нехотя кивнул: с этими двумя он не хотел иметь никаких дел. С ними и с теми, кто стоял за их спиной. А то, что они работают не сами по себе, он не сомневался ни на биллон[1].

— Если будете работать по правилам.

— По вашим правилам? — уточнил блондин.

— По нашим. — Роланд не отвёл взгляда от белёсых глаз.

— Хм, — блондин задумчиво потеребил завязки у горла и словно бы невзначай распахнул кружевные отвороты белой шелковой камисы[2].

Если бы Роланд в этот момент пил, он бы поперхнулся, а если бы стоял – ему потребовалось бы сесть. А так, лишь пальцы крепче сжались на рукояти спрятанного под плащом меча. Сжались так, что он почувствовал каждый виток кожаной оплётки на рукояти кацбальгера[3].

Доведись пришлым увидеть его руки, они бы догадались о чувствах, бурливших в его душе. Но они, хвала всем святым, их не видели. По лицу же Роланда – его не зря прозвали Мёртвым: даже самый проницательный физиогномист не смог бы ничего прочитать. Оно, как всегда, оставалось спокойным и расслабленным, а взгляд – чуть отрешённым.

Усилием воли он заставил себя разжать ладонь. Пальцы огладили гладкое бронзовое навершие, скользнули по рукояти вниз, к витой S-образной гарде и легли на широкую пряжку ремня. Роланд откинулся на спинку не слишком удобного трактирного стула, внимательно разглядывая шею блондина. Прошлое его всё-таки нагнало.

Татуировка. На шее блондина был наколот уродливый шрам с косыми строчками швов, словно его голову грубо и неопрятно отделили от туловища, а потом также неаккуратно пришили на место. Издали это смотрелось ужасно – один в один настоящий рубец, настолько умелым был мастер, наносивший татуировку. Точно такая была у самого Роланда.

Между кадыком и межключичной ямкой бритоголового красовалась оскаленная волчья морда, вся в клочьях пены и кровью, капающей с клыков.

Мертвоголовый и волчеголовый – элита ландскнехтов.

Блондин осклабился, но в его глазах Роланд прочёл разочарование. Не такой реакции он ожидал, совсем не такой. А какой?

— Не надо бахвалиться своим прошлым, — голос Роланда был спокоен и холоден, как зима его родины, — здесь не знают этих знаков, а о таких, как вы, разве что в трактирных байках слышали.

Машинально он прикоснулся к высокому воротнику своего хубона[4] и поправил повязанный на шею платок. Только это движение и выдало его волнение. А так, даже пальцы не дрожали.

— А ты, я гляжу, прячешь его? — блондин кивнул на скрытую платком шею Роланда.

— Я его не прячу, — злость всё-таки проскользнула в тоне Роланда, — я просто не выпячиваю его, а это, согласись, большая разница.

Блондин задумчиво покивал, он явно играл лидирующую роль в их с напарником тандеме. Оно и правильно: солдаты «Мёртвой головы» стояли на ранг выше, чем волчеголовые.

— Ну-ну, — блондин громко отхлебнул из кружки, привлекая к себе внимание окружающих. Хорошо, что в такое раннее время посетителей было мало. И развалился на грубом стуле, словно на мягкой кушетке, так что камиса разошлась почти до пупа, открыв обширную галерею картинок, нанесённых на грудь и живот. Знающему человеку она могла многое рассказать о её носителе, и, надо признать, не самого хорошего. Вот только Роланду было плевать на сидевшего напротив него бывшего ландскнехта и на его послужной список. Его самого покрывали не менее впечатляющие знаки отличия, некоторые были куда как значимее тех, что пятнали тело блондина. В свою молодость он жрал таких на завтрак десятками, да и сейчас мог, не напрягаясь, накрошить таких парочку. К тому же это был его город.

— Слушай, наёмник, — он чуть подался к блондину, — в моих силах сделать так, чтобы никакого дела не было, так что запахнись и не свети своими картинками.

— Не-а, — лениво протянул блондин, — это дело решили там, — он стрельнул глазами вверх, — ты здесь ничего не решаешь.

— Может быть, — Роланд кивнул, — но в моих силах решить, чтобы это дело прокрутили другие, а не вы.

— Да-а-а, и как? – блондин никак не отреагировал на угрозу, прозвучавшую в голосе Роланда.

— Просто, — Роланд усмехнулся, ему вдруг стало ясно: развалившийся напротив бывший ландскнехт боится его, хоть и пытается скрыть страх за бравадой и откровенной грубостью.

— В моих силах, — он выделил это интонацией, — сделать так, чтобы вы двое завтра всплыли где-нибудь в порту, или не всплыли, если я этого не захочу, а тихонько тухли на дне. Так что прикройся, и дружок твой, тоже пусть не отсвечивает.

Блондин посмотрел на Роланда с плохо скрываемой угрозой и неторопливо запахнул ворот. Хешарец смачно сплюнул на посыпанный опилками пол и последовал его примеру.

— Слушай, ландскнехт, — Роланд чуть понизил голос, — как вас зовут? А то нехорошо – вы моё имя знаете, я ваши – нет. Я должен знать, с кем имею дело.

Наёмники переглянулись, блондин хитро сощурился:

— Я – Мертвец, это, — он кивнул на бритоголового, — Волк.

Роланд ожидал чего-то подобного, поэтому спокойно сказал:

— Ты это сейчас придумал, или так вас там прозвали? — Роланд имел в виду их роты.

Блондин неопределённо мотнул головой.

— Хорошо, это клички, но должны быть и первые имена. Назови их.

— А ты меня Роланд Мертвый совсем не помнишь?

Роланд отрицательно качнул головой. Наемник был молод и скорее всего пришел в отряд после того как Роланд его покинул. Мало ли в ротах солдат с кличками Мертвец, Труп, Покойник и подобных им. Солдатня никогда не отличалась излишним разнообразием и изяществом давая клички вновь прибывшим. Всех не упомнишь.

— А я тебя помню, я даже видел тебя один раз, до того как ты пропал. Думали – погиб, а ты вон, где осел. Знаешь, о тебе до сих пор легенды ходят, по крайней мере, год назад ходили, пока я еще в роте был. Твое имя даже в штандарт отряда вписано, наряду с Хьюго Бешеным и Люциусом Пьяным. Их-то ты помнишь?

Роланд не ответил, он прекрасно помнил этих двоих. Их и кровавую славу, тянущуюся за ними, словно хвост за облезлым котом.

— Я, Гай Мертвец! — отчеканил наемник, словно произнес – я, герцог Талийский.

— Я, тебя не помню.

Роланд и в правду его не помнил. Либо блондин сильно изменился за прошедшие девять лет, либо просто врал. Только зачем это ему?

Плечи блондина слегка поникли, словно он ожил услышать от Роланда нечто иное.

— Мальчик должен быть жив и здоров. — Продолжил Роланд, как ни в чем не бывало. — Не тронут в любых смыслах этого слова и даже не напуган.

Он кивнул на загорелую кисть хешарца, которую украшала грубовато сделанное изображение четырехэтажной башни.

Хешарец осклабился:

— Не волнуйся, он слишком стар для меня, я люблю мясо посвежее.

Голос бритоголового был сиплым и низким.

Не обратив внимания на эту реплику, Роланд продолжил:

— Как только вы получаете выкуп, он должен тут же вернуться домой. Иначе я найду вас, куда бы вы ни скрылись. И твой шрам, — Роланд указал подбородком на Гая, — станет настоящим, а твою голову, — кивок в сторону бритоголового, — обгладают дворовые шавки. Условия ясны?

— Меня зовут Хесус Волк, — вновь подал голос хешарец, — мы принимаем твои условия.

После этих слов наемники встали, плащи их – дорогие, из шерсти тонкой выделки, распахнулись и Роланд увидел на поясе Гая кацбальгер, почти такой же, как у него. Обычно Роланд не носил с собой столь приметное оружие, пользуясь повсеместно распространенной здесь чинкуэдой, но сегодня прицепил на пояс верного боевого товарища, ни разу не подводившего его. Ни на поле боя, ни в кровопролитных и скоротечных уличных схватках. А вот на поясе Хесуса висел гросс-мессер[5] – грозное оружие в умелых руках. И судя по тому, как двигался хешарец, пользоваться мессером он умел.

Ландскнехты развернулись к Роланду спинами и, не прощаясь, зашагали к выходу.

— Четыре дня, — бросил им в спину Роланд, — чтобы, через четыре дня вас в городе не было.

Хесус Волк обернулся и глумливо подмигнул Роланду. А Роланд поставил зарок в голове, как только все утихнет, найти эту парочку и отправить к дьяволу на торжественный прием.

То, что согласие дал хешарец Роланду не понравилось. Главным в паре был Гай, а согласился на условия Хесус. Так что если что-то пойдет не так, блондин всегда может сослаться на то, что ни на что он не соглашался. И формально будет прав. Мало ли что там ляпнул его подручный.

Не нравились Роланду эти компрачикос[6] и то, что они задумали. Не сама кража ребенка богача-толстосума – такое уже бывало, и не раз. Прибыльный бизнес, главное, чтобы все были живы и здоровы. Роланд много раз выступал гарантом сохранности жизни похищенного. Ну, выложит богатый папаша, круглую сумму за единственного наследника, тряхнет мошной – что такого? Ему не нравилось то, что скрывалось за этой кражей. Что-то такое неприятное, грозящее поколебать размеренную жизнь Роланда, да и не только его одного, было спрятано в тени этой аферы.

Будь его воля, он бы утопил эту пару в прибрежных водах. Да только его воли в этом деле не было. Ему было поручено проследить, что бы все прошло как обычно – без крови и шума. И, строго на строго, приказано не вмешиваться, если условия, поставленные перед наемниками, будут выполнены. Ослушаться отдавшего приказ он не мог, иначе сам мог пойти на корм рыбам.

Роланд скрипнул зубами и, кинув дублон на стол, покинул прибрежный трактир. На улице к нему подскочил Джозе Проныра и, приподнявшись на цыпочки, Джозе был мелким и доставал макушкой Роланду только до плеча, зашептал в самое ухо:

— Послал, я пару мальцов, за этой парочкой. Глаз с них не спустят.

— Джозе, я должен знать все, что они делают – что едят, что пьют, куда ходят, даже сколько раз до отхожего места бегаю. Понял?

Проныра торопливо закивал.

— Докладывать будешь, каждые два часа.

— И ночью?

Роланд задумался. На эту ночь у него были определенные планы, и отменять их, из-за пары заезжих похитителей он не собирался.

— Последний раз доложишь, как зажгутся первые звезды, а дальше я сам тебя найду. Только записки оставляй – в лавке старого Федерико.

Джозе кивнул и быстро скрылся в ближайшем переулке.

Роланд неторопливо отправился вверх по улице. Он собирался уединиться в заднем зале «Звезды Оливы» и как следует обдумать сложившуюся ситуацию. А обдумать у него было что.

[1] Биллон – мелкая медная монета

[2] Камиса – мужская рубашка.

[3] Кальцбальгер – короткий меч ландскнехта для «кошачьих свалок» (ближнего боя).

[4] Хубон – мужская куртка.

[5] Гросс-мессер - тип немецкого позднесредневекового холодного оружия.

[6] Компрачикос - преступные сообщества, занимавшиеся похищением и куплей-продажей детей.

Показать полностью 1
38

Неомаг. Часть 2. Глава 4

Глава 4.

Максим торопливо взбежал по сбитым ступеням «Дома колхозника», за стойкой регистрации было пусто.

Он вихрем взлетел в номер. Швырнул на кресло пакет с покупками, подобранный по дороге из-под куста малины. Хорошо, что вовремя вспомнил о нём. Обшарил номер, как и ожидал, никаких швейных принадлежностей в номере не было и в помине.

«Кто бы сомневался. Вопрос: хотя нет, скорее два. Сколько у него времени до того, как сюда заявятся нуры и придут они одни или заявятся в сопровождении хозяйки? Ответ на первый вопрос прост. Судя по тому, что они вполне бодро рассекали при дневном свете, то явиться могли в любую минуту. В любую ли? Чёрт знает. А вот это напрасно, что-то частенько он нечистого поминать стал. Не накликать бы. Ответ на второй он не знал. По-всякому могло выйти. Зависит от того, насколько серьёзно они восприняли его».

Максим спустился на первый этаж. За стойкой по-прежнему было пусто.

«Куда же ты подевалась, Лариса свет Викторовна, когда ты так нужна. Не уж-то сбежала от греха подальше, дабы не попасть под раздачу. Умная, тётя, умная. Или предупредили? Ладно, Бог с ней. Вроде тётка неплохая».

Он перерыл все ящики в тумбочке под стойкой, поиски ничем не увенчались, не было там искомого. Если по совести, то в ящиках вообще ничего не было, то есть вообще ничего – пустые ящики, ни листика, ни бумажки. Только пыль и засушенный временем таракан. Впрочем, как он и думал, гостиница была, скорее всего, обманкой.

«Нет, ну каково, в центре страны и такой гадючник. Неужели у них всё население городка под колпаком? Сколько тут населения? Тысячи три? Больше? Меньше? Фигня какая, а как же власти? Мэрия, полиция? Хоть видел он сегодня двух представителей закона. Блин, да где иголку найти?»

— Твою же, дурень, — он хлопнул себя по лбу, — у горничной должно быть.

Действительно, иголку он нашёл в маленьком закутке на своём этаже, да не одну, а целую коробку. Так-то лучше.

Соль у него есть, игл теперь тоже в достатке, со святой водой обстояло хуже, но и тут лазейку можно отыскать, только бы времени хватило на приготовление.

«Может, бросить всё и рвануть отсюда?» – мелькнула мысль.

Но память услужливо подсунула образ маленькой, хрупкой фигурки, укрытой саваном.

— Нет, шалишь, брат, — звук собственного голоса, звучащего в гулкой пустоте номера, успокаивал.

Никуда он, конечно, не уйдёт без Инны, когда-то маленькой, наивной девочки, ныне инициированной пророчицы. Три ниточки удерживают его здесь, причём так крепко, что корабельному канату впору позавидовать.

Первая – жизнь, и не чья-нибудь – его.

Вторая – совесть.

Третья – слово.

И каждая последующая крепче предыдущей.

Первая: не сделал он в своей жизни того, что должен, а значит, умирать немогет! А испугается, бросится бежать, мгновенно из охотника станет дичью, а у дичи одно предназначение – лечь под охотника. Да и не отпустят его, после того, что он видел, нет, не отпустят.

Вторая: не мог он бросить в беде ребёнка.

Третья: негоже нарушать слово, данное человеку перед смертью, ой негоже. Дед иному учил.

Все его рассуждения были так – пылью на ветру, всего лишь попыткой найти опору под ногами, да оправдать перед собой собственное присутствие в этом городе.

Отбросив пустопорожние размышления, он принялся готовиться к визиту, который, в чём он нисколько не сомневался, скоро состоится.

Максим вылил из пластиковой бутыли воду и, сбегав к примеченному им роднику, наполнил её заново. Вода была, конечно, не святой, но чистой и не испачканной тёмными эманациями. Теперь её свойства следовало усилить. Щедро сыпанув соли, он начал трясти бутылку, добиваясь полного растворения соли в воде. Он не был уверен, что солёная вода подействует на нуров, они, конечно, не люди, но и не совсем нечисть.

Максим запамятовал, что по этому поводу говорила Пелагея Дмитриевна: то ли такой рецепт действенен только на настоящих зомби, то ли и на нуров он тоже действует. В любом случае, если плескануть крутым солевым раствором в глаза, будь ты нур или просто человек, мало не покажется.

Когда соль большей частью растворилась, он проковырял в пробке несколько дырок. Вспомним детство, поиграем в «сикалки», вот только в отличие от детства, проигравший в этой игре в лучшем случае умрёт. О худшем Максим старался не думать.

Что там дальше? Максим застыл посреди комнаты вспоминая. Вот только вспомнилось ему совсем не то, что было надо…

__________________

Пётр Свержин.

Девять лет назад…

Мы сидели перед зажжённой свечей. Толстый цилиндр жёлтого воска горел хорошо, язычок пламени, похожий на рыжее перо жар-птицы, почти не танцевал. Подрагивая только тогда, когда до него долетало моё дыхание, от этого по стенам горницы плясали причудливые тени.

— Ты, Максим, уже работал со свечей?

Я так и не признался ей, что меня зовут Пётр, поэтому она звала этим чужим для меня именем. Почему я так сделал, я не знал, что-то внутри меня поддакнуло так назваться. А потом исправлять было поздно, так пусть я буду Максимом, не самое плохое имя.

Я кивнул.

— Конечно, — продолжила Пелагея Дмитриевна, — это первое, чему учит Дед.

— Чему вы будете меня учить?

— А чему бы ты хотел научиться?

Я пожал плечами: я не думал, что она сможет научить меня чему-то большему, чем то, что в меня вложил и ещё вложит Дед.

— А ты подумай, прислушайся к себе: ты уже должен отличать истинные желания и потребности от ложных.

— Может быть, вы мне предложите что-нибудь?

Пелагея Дмитриевна вздохнула:

— Я так и думала. Давай сегодня мы поработаем с амулетом.

Я кивнул: амулет так амулет.

Пелагея выложила на стол мешочек из мягкой замши.

— Что там?

— Кусочки горного хрусталя, достань один. Не торопись, пощупай их, погладь, перебери в ладони и выбери понравившийся, только не гляди на них, доверься телу.

Я послушно сунул ладонь в мягкое нутро. Пальцы погладили прохладные осколки, прошлись по гладким граням. Я перебрал кусочки хрусталя, числом девять раз, другой, решая, какой выбрать. По мне, так они были все одинаковы, только одни чуть меньше, другие чуть больше, и никаких особых эмоций не вызывали. Я уже собрался выбрать наугад, как пальцы, словно сами по себе, ухватили один, по ощущениям, самый маленький и с самыми острыми гранями.

Пелагея Дмитриевна, внимательно наблюдавшая за мной, одобрительно кивнула:

— Выбрал? Вынимай.

На моей ладони играл ломаными гранями маленький и неказистый обломок стекла.

…Ломаные линии, острые углы.

Да, мы здесь – мы прячемся в дымном царстве мглы…[1]

Вырвались у меня давно забытые строчки.

Пелагея Дмитриевна мягко улыбнулась:

— Нет, Максим, там нет ничего, кристалл – это всего лишь сосуд, который ты можешь наполнить своей силой, сам по себе он нейтрален. Захочешь – сделаешь его защитным, захочешь – наполнишь злом.

— Как это?

— Легко для того, кто умеет и почти невозможно для обычного человека.

— Научите?

Она кивнула.

— Тут всё просто. Зажигаешь свечу, кладёшь кристалл на линии свеча – глаза и наполняешь силой.

— Как наполнять?

— Избавляешься от мыслей, опустошаешь мозг и наполняешь обломок своей силой, отдаёшь ему частичку за частичкой. И так много раз, если хочешь, чтобы амулет был сильным.

— И всё?

Она мягко улыбнулась:

— Это только первый этап, потом ему надо сделать оправу и её тоже наполнить силой.

— Попробуем?

— Хочешь сейчас?

Я кивнул, полный азарта:

— А что он может?

— Охранять и предупреждать об опасности, защищать от сглаза и порчи. Всё зависит от того, что ты в него вложишь.

— Вы говорили, что амулет можно сделать и атакующим, как в книжках?

Пелагея Дмитриевна нахмурилась:

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да.

— Можно, но очень сложно, я, например, не смогу.

Я кивнул понимающе, хотя, откровенно говоря, ничего не понял.

— Максим, как ты думаешь, кто такой Дед?

Этот вопрос Пелагея Дмитриевна задала много позже нашей первой попытки работать с амулетом: я как раз чинил прохудившуюся по весне крышу её дома.

Однозначно ответить на него я не мог. Назвать Деда колдуном или магом, язык не поворачивался. Не видел я за ним каких-либо магических способностей, хотя, что под ними подразумевать? Если пускание огненных шаров из пальца, превращение одних вещей в другие, то нет. Да и обстановка в доме у него была самая обычная, совсем не такая, какая должна быть у колдунов, которых описывают в книгах.

Но и простым человеком он не был. Одно то, что никто не мог найти дорогу к нему, что-то да значило. А иногда мне казалось, что он может читать мои мысли, но это можно было списать на богатый жизненный опыт и необычайную внимательность.

Поэтому я лишь неопределённо дёрнул плечом и произнёс первое, пришедшее на ум:

— Отшельник? — И, подумав, добавил. — Аскет?

Пелагея Дмитриевна за спиной фыркнула:

— Аскет, вот бы Дед посмеялся, если бы услышал. Понимаешь, Максим, есть мнение, что мир дуален, то есть делится на чёрное и белое, для обычных людей – нет. А вот когда это касается людей, наделённых силой – да. Если для простого человека допустимы и хорошие, и плохие поступки, в рамках морали, то для таких, как Дед или я, да даже ты сам, это непростительно. Ты либо идёшь по одной дороге, либо по другой, сразу по двум – невозможно.

— Почему? — Я отложил молоток, которым прибивал толь к скату, и повернулся к ней; её слова меня заинтересовали.

— Потому что капни керосина в крынку с молоком, и пить его будет невозможно.

— Загадками говорите.

— Да не загадками, а метафорами, ты же не дитя неразумное, чтобы тебе всё разжёвывать и в рот класть.

— Я, кажется, понял: серединного пути нет…

__________________

Максим потряс головой, отгоняя давние воспоминания: сейчас они не имели никакого отношения к делу и только мешали. Был другой разговор с Пелагеей Дмитриевной, он тогда вспомнил, как зачитывался в детстве книгами о зомби, восставших мертвецах и прочей нечисти и нежити, и спросил её – правда ли это, и если да, то, как с ними бороться.

Вспомнил!

__________________

Пётр Свержин.

Восемь лет назад…

— Пелагея Дмитриевна, правда, что зомби есть? — разговор я начал незатейливо.

Я крутил в руках сделанный амулет, он был почти готов, осталось сплести гайтан, что было непросто. При плетении следовало не ослаблять внимания и не отвлекаться на посторонние мысли. Но этим я займусь в следующий раз, а теперь можно было поболтать на отвлечённые темы.

— Это как в книгах и фильмах? — Пелагея Дмитриевна поставила передо мной исходящую паром чашку с травяным отваром.

— Ну да, — я отпил горьковатый настой, — твари бездушные, мертвецы ходячие, мерзкие и гниющие.

— Есть, но это большая редкость, так, по крайней мере, Дед говорит. Сложно их создавать, да и не оправдывает затраченных сил. Понимаешь, в чём нет души, само подняться уже не может. И чтобы такая сущность могла существовать и худо-бедно выполнять приказы хозяина, тот, кто его поднял, должен постоянно накачивать существо силой. И чем дольше по времени зомби существует, тем больше он требует энергии. В конце концов, он просто выпьет своего создателя досуха и опять превратится в простого мертвеца.

Есть нуры. Люди, у которых изъята часть души, большую часть, оставив маленький кусочек, чтобы ими управлять. Они не разлагаются, боли, правда, не чувствуют, но если их не кормить – умрут, физиологию ещё никто не отменял. Силой их накачивать не требуется, если ты не хочешь, чтобы они стали сильнее и быстрее. Но и здесь есть подвох. Нуры тупы, и, если ослабить над ними контроль, могут выйти из повиновения и начать всё крушить и убивать тех, кто находится рядом. Поэтому для их создания требуется сильный колдун, с хорошим самоконтролем, а то ослабишь волю, глядь, а тебя уже рвут собственные слуги. Понимаешь, то, что осталось от души, страдает и хочет освободиться от оболочки; когда контроль ослабевает, нуры стремятся всеми силами упокоиться.

При уничтожении оболочки душа освобождается. Кратчайший путь этого добиться – начать убивать окружающих, чтобы их самих уничтожили.

— Это просто, выстрел в сердце, и всё, — я отставил ополовиненную чашки и язвительно добавил, — физиологию ещё никто не отменял.

— Да нет, Максим, не всё так просто, — Пелагея Дмитриевна улыбнулась, — у них сильная регенерация, так просто их не убить, иначе какой смысл создавать нуров, тем более это непросто.

— Голову отрубить?

— Ты думаешь, это просто?

— Не знаю, не пробовал.

— Это сложно, но сработать может, только они ведь не будут стоять и ждать, когда ты это сделаешь, они сильны и достаточно быстры. Быстрее обычного человека.

— А как с ними справится?

— Святая вода, соль, — начала перечислять Пелагея Дмитриевна, — как ни странно, водка, холодное железо, но им сложнее, да и где его нынче найдёшь, правильную сталь. Таких кузнецов, наверное, не осталось. Ещё иглы на живом огне прокалить и в солевом растворе вымочить. Это их, конечно, не убьёт, но затормозит. Соль, рассыпанная перед дверью и окнами, не даст им войти в помещение. А при попадании на кожу будет жечь и причинять боль. Если соль внутрь засыпать, это  убьёт их, также действует водка.

— А как их создают, нуров?

— Не знаю, — покачала головой помрачневшая Пелагея Дмитриевна. Было видно, что разговор этот ей не нравится. — Это очень сильное колдовство и очень чёрное…

[1] Константин Бальмонт – Ломаные линии.

Показать полностью
38

Неомаг. Часть 2. Глава 3

Глава 3.

Максим смотрел на дом, одиноко возвышающийся в конце улицы. Он был похож на дом из его детства. Двухэтажный, сложенный из брёвен бурого цвета, который не смогли вытравить ни бесчисленные дожди, ни снег с градом. По бокам два дощатых пристроя. Вот для них долгие годы не прошли бесследно. Когда-то окрашенные в весёлый оранжевый цвет, теперь они были грязно-кирпичными, местами чёрными. То ли от копоти, то ли от грязи, не смываемой годами, если не десятилетиями. Внутри длинный коридор, всегда тёмный и грязный, провонявший кошачьей мочой и пригоревшей пищей. Четыре квартиры на этаже, по две от центрального входа, и общий туалет в конце коридора. На первом этаже, в правом крыле, на втором – в левом, чтобы говно не сыпалось на головы жителям нижнего этажа. Так, по крайней мере, было в его детстве. Да и здесь, он был в этом уверен, всё было точно так же. Люди везде одинаковы. Здесь, там – какая разница? Собственная голова была тому доказательством.

Максим чувствовал: что-то не так с его лицом, но что, понять не мог. Он дотронулся пальцами до губ и тут же их отдёрнул. Злая усмешка кривила губы, заставляя оскалиться.

Чёрт, чёрт, чёрт!

Он закрыл глаза, пытаясь согнать с лица злобную гримасу, но собственные мышцы не повиновались. Это не он, кто-то чужой пытался шарить у него в голове. Чужое присутствие ощущалось лёгким дуновением в голове, ветерком с гнилостным привкусом, словно хлебнул болотной воды, но не ртом, а прямо мозгом. Щиты помогали слабо. Максим сосредоточился, нет, это не целенаправленно крутили его мозги, кто-то (или что-то) создал поле вокруг этого бревенчатого дома (дома, из его детства?). Да был ли он, это тот самый дом, или это морок, иллюзия с целью запутать, запугать, заставить бежать без оглядки?

Максим нашарил, ставшей вдруг непослушной рукой пачку папирос. Мышцы были как желе. Чиркнул спичкой, втянул густой дым. Отечественная табачная продукция отчасти помогла. Мысли стали яснее и закрутились чуть быстрее. Он попытался представить себе пламя свечи, чтобы окунуться в него, сжечь в огне мутную плёнку, покрывшую его изнутри. Выходило плохо, отдельные мысли не желали складываться в образ – дробились, распадаясь на мелкие части: вот фитилёк, вот толстый цилиндр чуть оплывшей свечи, вот… всё. Огонёк добрался до конца спички, от которой он прикуривал и лизнул нежную кожу пальцев. Обгорелый пенёк полетел в пыль под ногами.

Максим смотрел на покрасневшие пальцы, на тлеющую в пальцах папиросу. Сунул ломкий мундштук в рот и глубоко затянулся. Кончик гильзы вспыхнул алым, словно подмигнул ему. Он ещё раз затянулся, позволяю сухому табаку сгорать с лёгким потрескиванием и, не позволяя мыслям зацепиться за действие, ткнул пылающим углем себе в руку, целясь в самую нежную часть ладони. В место, где сходятся большой и указательный пальцы. Нажал, прокручивая папиросу в собственной плоти. Боль прокатилась по телу, заставляя сокращаться мышцы, прошла очищающей волной, унося злую слабость и избавляя его разум от чужого присутствия.

Место, куда он прижёг себя, болело немилосердно, но он привычным усилием подавил её. Сжал несколько раз кулак. Ожог мешал, но он мог владеть рукой, по крайней мере, в ближайшее время.

Он снова посмотрел на дом. Тот был всё тем же домом из его детства. Тем лучше. Максим решительно шагнул из-за приютивших его кустов шиповника и быстро (но не бегом) направился к дому.

Дверь в подъезд была приоткрыта. Это было хорошо, ему не хотелось прикасаться к испачканной чем-то гадким ручке. Поэтому он просто пнул створку. Дверь с громким стуком ударилась о косяк и отъехала назад. Максим нырнул в открывшийся проём. Всё было почти так, как ему виделось, когда он наблюдал за домом. Тёмный коридор, уходящий вправо и влево от дверного проёма, только без гадких запахов и грязи. В подъезде царила тишина.

Он поднялся по чуть слышно поскрипывающим половицам лестницы. Почему-то он знал: надо наверх, внизу делать нечего.

Максим шагал по сумрачному коридору с рядом закрытых дверей, прямо к призывно распахнутой двери в конце коридора. За дверью плескался мрак, редкие огоньки горящих в комнате свечей не разгоняли его, а лишь делали более плотным. Казалось, тьма питается жёлтым светом восковых столбиков.

Он шёл, раскинув руки в сторону и шевеля пальцами, словно насекомое усиками. Максим чувствовал за стенами жизнь, но такую слабую, словно там были смертельно больные, готовые вот-вот умереть, или люди в глубокой коме. Щиты не мешали ему «щупать». Кроме его способности «слышать» людей, у него были и другие так называемые «сидхи» – побочные эффекты от практики внутренних боевых искусств.
И они не имели никакого отношения к экстрасенсорике или, как бы сказали в древности, к колдовству. Спасибо за науку Да Вэю – старому китайскому деду, который называл его «болсой луский дулачок». Деду, который разглядел в нём что-то, принял в семью и учил, как учил своих сыновей и внуков. Не делая различия между большим русским и маленьким китайцем. Что для Поднебесной была большая редкость.

Максим замер на пороге, на секунду показалось, что тьма ещё больше сгустилась и подалась навстречу. Он качнулся ей навстречу и шагнул вперёд. Шаг, другой, на третьем он остановился.

Внутри было светлее, чем казалось снаружи, не беспросветная тьма, а так, словно на глаза набросили серую вуаль. Большое помещение было практически пусто. Большой стол в дальнем конце, на котором лежало что-то накрытое домотканой холстиной. Судя по очертаниям человек. Да десяток свечей, расставленных на полу.

Между Максимом и столом, преграждая ему путь, соляными столбами застыли несколько фигур. В простых, до пола, платьях. Головы низко опущены, длинные волосы падают на грудь, мешая разглядеть лица. Из-за бесформенности одеяний было непонятно, мужчины это или женщины.

Максим, не отрываясь, смотрел на стол.

— Что тебе надо, гур? — перед Максимом беззвучно возникла женщина. Бледное узкое лицо, тёмные провалы глазниц, некогда светлые, а теперь изрядно битые сединой волосы стянуты на затылки в плотный пучок. Её можно было бы назвать красивой, если бы не излишняя худоба, сумасшедший огонь льющийся из глаз, и странные судороги, кривившие губы. Такое же, как и у фигур одеяние – серое, грубое, метущее подолом пол. За одним исключением – по груди чёрной кляксой расплескался узор.

— Девочка, — Максим, отвёл взгляд от стола и посмотрел на говорившую, — мне нужна девочка.

Он решил не глядеть ей в лицо, мало ли что она умеет. Поэтому смотрел в середину груди. Как оказалось, напрасно. Едва его взгляд упал на вышитый узор, как тот зашевелился и, змеясь, начал перетекать с одной груди на другую. Чёрный узор, похожий на могильных червей, зацепил его взгляд, да так, что не оторвать. Максим почувствовал дурноту и слабость. Мерзость, скользившая по груди женщины, лишала его сил, затягивала в себя.

— Тебе надо было сразу уйти, гур. — Глубокий, властный голос.

Вот тут ошибку допустила колдунья, ей надо было молчать. Ещё пара минут, и Максим потерял бы сознание, но её голос дал точку опоры, которую он потерял. Максим закрыл глаза, приходя в себя. И с закрытыми глазами, нет, не ударил (женщин он не бил, даже таких смертельно опасных, как чёрная гадюка, просто не мог, воспитание было не то), толкнул, но так сильно, что она отлетела к столу, проехав спиной по доскам пола.

— Возьмите его, — завизжала колдунья, потеряв всю свою спесь и величие.

Фигуры, замершие напротив него, одновременно подняли головы. Всё-таки это были женщины, даже девушки. Длинные волосы, узкие лица и пустые глаза. Лица похожие, словно у близнецов. Дверь за спиной с шумом захлопнулась. Свечи, разом, словно задутые огромным ртом, погасли, а с боков раздались шуршащие шаги. Свет исчез, и наступила тьма.

Максим усмехнулся:

— Потанцуем, девочки?

Нет света, значит, и глаза не нужны. Он опустил веки и, раскинув руки в стороны, крутанулся по часовой стрелке. Пальцы щупали окружающее пространство.

—…Чувствуй противника не глазами и ушами, а кожей, всем телом, болсой луский дулачок. — Старый учитель оглаживал реденькую бородёнку ладошкой, похожей на куриную лапку…

Максим нащупал их всех. Не так уж и много. Шестеро, не считая четырёх девушек, мешавших пройти к столу. Ему на закуску. Двое с правого бока, двое с левого и парочка со спины. Мужчины. Это хорошо, можно не церемониться.

Сначала те, что справа. Первого, того, что повыше и поплотнее (так было по ощущениям) он срубил простым цэчуай – ударом ноги вбок. Мощно оттолкнулся левой ногой и врубился пяткой противнику в грудь. Тот отлетел вглубь помещения и сломанной куклой рухнул на пол. После удара Максим оказался совсем рядом со вторым врагом. Небольшой подшаг, правая нога распрямилась как лук, и стопа вонзилась в пах противника с такой силой, что того подбросило вверх. Максим, не давая опомниться, прихватил его за плечи и, дёрнув на себя, с хрустом вбил колено в лицо. Второй готов. Берёмся за следующих.

А следующие, наступающие сзади, уже накатывали на него. Накатывали грамотно, не мешая друг другу. Они, видимо, ещё не сообразили, что Максим ориентируется в темноте не хуже их самих.

Третий, успевший первым, ударил сверху по косой линии от правого плеча к левому бедру. Ударил сильно и быстро, чем-то длинным, зажатым в кулаке. Чем? Да неважно. Хоть битой, хоть ломом, хоть мечем. Ответ один.

Максим прихватил ударившего приёмом сихо-наге из арсенала Дайто-рю Айки-дзютсу.

Разворот на правой ноге, блок левой рукой руки противника с одновременным ударом правой в висок. На следующем движении Максим ухватил руку врага за запястье, крутанул его, заставляя выронить оружие. Прихватил его руку второй рукой и, протянув её через левое плечо, резко дёрнул вниз. Плечевой сустав сухо щёлкнул, ломаясь, Максим упал на одно колено и швырнул противника под ноги четвёртому. Тот запнулся об упавшее тело и налетел горлом на кулак. Минус четыре. Но расслабляться некогда, последняя пара на подходе.

Очередного противника Максим встретил прямым ударом в низ живота, той же ногой, оттолкнувшись от согнувшегося противника, ударил в колено последнего. Нога нападавшего подломилась, он упал, и Максим встретил его нос своим коленом.

Потанцевали. Максим чуть расслабился. Напрасно. Первый нападавший начал подниматься. Вот чёрт! От таких ударов, вообще-то, не встают. Но он вставал хоть и медленно, но уверенно. Вслед за первым зашевелились и остальные. Слишком темно. Максим подхватил подмышки копошащегося у его ног и мощным движением отправил в сторону закрытого ставнями окна. Тело проломило дерево, выбило стекло и наполовину вывалилось наружу, упасть на улицу ему помешали брюки, зацепившиеся за острые осколки стёкол. Так лучше. Серый свет залил комнату. НападавшиЕ задвигалась активнее. Но Максим на них не смотрел. Его внимание приковала четвёрка девушек. Они кружились рядом со столом в похожем на суфийский зикр танце. Колдунья, сидя на коленях, что-то напевала, то переходя на низкие басовые частоты, то срываясь на пронзительный визг. От этого звука противники словно набирались сил. Они окружали его, вот и повисший в окне зашевелился, а судя по позе, у него был сломан позвоночник. Из Максима же словно выкачивали силы. Надо бежать.

«Прости, девочка, я вернусь. Вот подготовлюсь получше и вернусь».

Максим набрал в лёгкие побольше воздуха и, издав боевой клич, сбивая мотив колдуньи, прыгнул на врагов. Стоявшего между ним и спасительным окном ударил плечом в грудь, сбивая с ног. Другого, достал хлёстким ударом пальцами по глазам. В два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от окна. За ногу выдернул застрявшего в нём и сиганул наружу. В воздухе развернулся как кошка, и, приземлившись под окно лицом к фасаду, погасил инерцию перекатом через плечо. Замер, всматриваясь в маячившие в окне лица девушек. Повернувшись к ним спиной, он бросился в сторону кладбища, уголком глаза углядев движение за спиной. На бегу оглянулся. Шестёрка бодро высыпала из подъезда и устремилась за ним.

Максим бежал к кладбищу, постепенно ускоряясь. До погоста было недалеко, метров триста, почти по прямой, с разбитым асфальтом дороге. Вот и первые надгробия. Максим легко перепрыгивал низкие оградки. Для верности углубился на территорию погоста метров на двадцать. Остановившись, оглянулся и присвистнул от удивления. Зомби или кто там они были, бодро топали за ним. А ведь не должны были. Нечисть, как и нежить, кладбищ не любит, если земля освещена, конечно. Максим завертел головой: так и есть, надгробия советские, так что вперёд. Он нырнул под нависавшую над головой ветку и запетлял по извилистым тропинкам, ведущим вглубь кладбища, изредка оглядываясь. На невидимой границе старого и нового кладбищ зомби притормозили. Максим остановился в старой части, где вместо прямоугольных обелисков возвышались кресты и замысловатые надгробия, с ятями в эпитафиях, и повернулся к преследователям. Довольно ухмыльнулся и ткнул в сторону замершей в нерешительности нежити всем известной фигурой, сложенной из трёх пальцев.

— Выкусите, черти. Что, нет ходу вам на святую землю? Вот и проваливайте к своей хозяйке.

Опустившись на надгробие, он пробормотал:

— Прости, лежащий здесь, я не потревожу тебя.

Зомби стояли, не шевелясь, вперив в него бельма неподвижных глаз. Сидеть под таким «огнём» было неуютно, и Максим, поднявшись, теперь уже не торопясь, пошёл вглубь кладбища.

Он шёл до тех пор, пока неподвижные фигуры не скрылись за очередным поворотом поросшей травой тропинки. Максим опёрся о кованую решётку ограды и прикрыл глаза. Надо всё толком обдумать. И Пелагея Дмитриевна, и Дед рассказывали о ходячих мертвяках, собственно, мертвяками они не были, они были нурами – людьми, у которых забрали часть души, оставив маленький кусочек, чтобы можно было ими управлять. Но на освящённую землю им хода не было. Как с ними бороться, он тоже знал, знал да забыл. Пелагея Дмитриевна рассказывала: надо вспомнить, он ведь, кажется, сам тогда этот разговор завёл.

Максим присел на корточки, сосредоточился, уходя в себя, ныряя на глубинные слои памяти…

 ________________

Пётр Свержин.

Девять лет назад…

— Ты к Пелагее сходи, — начал Дед, неожиданно, — она многому научить может.

— Чему? — Я удивился, чему она может меня научить.

— Травы знает, заговоры, как с нежитью бороться, как силы восстанавливать, да много чего она знает, так что ты сходи, лишним не будет.

Я согласно кивнул, отчего не сходить, только удивился, какая нежить, о чём Дед говорит, может, заговариваться начал.

— Ты, отрок, многого не знаешь, не видел и не пробовал, так что учись, пока такие учителя рядом, потом поздно будет. А если ты в нечисть не веришь, так это не значит, что её нет. Понял?

— Да понял я, понял.

— А раз понял, то собирайся и валяй по холодку.

Спорить я не стал. Мне и самому стало интересно, какими знаниями обладает Пелагея Дмитриевна, что о ней с таким уважением отзывается Дед.

С тех пор к тренировкам Деда добавилась учёба у Пелагеи Дмитриевны. Не так многому я у неё научился, но то, чему она научила, впитал крепко. Работа с амулетами, травяные отвары на все случаи жизни, поиск пропавших вещей, работа с рамками и лозой. Вот и всё, времени у нас было мало.

  ________________

Со дна памяти неторопливо, словно старинная субмарина из глубин океана, всплыло знание, когда-то поведанное ему Пелагеей Дмитриевной.

…Соль, игла, святая вода…

Ладно, нечисть, поборемся на вашем поле.

Показать полностью
8

Очень странная деревня. Глава 5

Римские цифры. Один, два, три, четыре. Единственная идея котора зародилась в моей голове, что эти цифры связаны с цифрами что я видел на строениях в деревне. Больше идей у меня просто нет. Побродив ещё немного по заброшенному дому, я не нашел ни единой подсказки. Видимо делать здесь мне более нечего.

Тогда первым делом пойду на школу. Там была единица. Сказано - сделано. Дойдя, я начал осматривать те самые кирпичики на которых нарисованы единицы. Думал может один из них потайной. Начал дергать их один за одним, до куда дотягивался. Это ничего не дало. А на левой руке, и так сбитой из-за гроба, я оборвал все ногти. Решив что не все так просто Я огляделся в поисках чего-то, на что можно встать и обследовать верхние кирпичи. Через пару минут поисков нашел деревянный ящик. Долго пыхтел и давил на него всей своей массой, но все же дотащил до стены и мои поиски чего-то продолжились. Дёргал за каждый кирпич, в надежде вытащить его и увидеть в тайнике ключ.

Через час поисков ничего не изменилось. Заметил одну деталь. Если долго и пристально вглядываться в нарисованные цифры, они начинали плыть в глазах. Начиналась тошнота и головная боль. Больше продолжать я не мог. Видимо ключ не здесь.

Видимо всё-таки придется заходить внутрь. Делать этого не хотелось. Ибо эта школа связана с болезненными воспоминаниями у меня. Но деваться некуда. Назвался груздем...

Входная дверь была стеклянной и оказалась заперта. Но, это меня не остановило.

Я знаю что в этой школе уже давно никто не учится. В деревне в целом остались только старики что доживали свой век. Так что не особо заворачиваясь над моральной составляющей, просто бросил в дверь кирпич что нашел неподалеку. С тонким звоном дверь разлетелась на мириады осколков, а я вошёл внутрь. Что искать дальше я тоже не представлял, так что начал обходить кабинеты один за одним в надежде найти хоть что-то. Каждый кабинет представлял из себя примерно одно и тоже. Три ряда парт. Учительский стол. И меловая доска. Стал обыскивать каждый кабинет, слева на право. В них ничего небыло необычного. В каждом кабинете я переворачивал столы и выбрасывал книги с полок. Тем временем обожжённая рука начала сильно болеть. Видимо начал отходить от шока. Скрипя зубами перебирал кабинет за кабинетом. Нигде ничего небыло. Я обошел их всех и не нашел ничего. Я был на грани истерики. Но вспомнил что не заглянул в один кабинет. Ну конечно! Учительская! Считай главный кабинет в школе. Я заскочил в него бегом. Ибо хотелось быстрее закончить с этой историей и сделать что-то с рукой. Когда зашёл сразу бросился в глаза старенький компьютер. Это была гордость нашей школы. Без особой надежды ткнул на кнопку включения, и он... Включился. Начал пищать, а на мониторе появились символы Биоса. Пока ждал полной загрузки, протер монитор рукавом. Компьютер полностью загрузился. Хм... Интересно.

Запустил электронную почту. Понятно что интернета сейчас небыло, но резервные сохранения остались. Хвала богам.

Открыл первое попавшееся письмо. И по мере чтения челюсть падала все ниже, а глаза становились все шире.


От: Друг из менестерства.

Кому: Олегу Дмитриевичу.


Все министерство прекрасно знает о твоих сексуальных похождениях с учениками младших классов. Но из-за твоих заслуг в науке мы не можем тебя просто так бросить. Так что переводим тебя в эту школу. Считай это место отстойником. Тут таких как ты много. Поголовно считай одни педофилы и извращенцы. Тут ты найдешь себе занятие на вечер, если понимаешь о чем я.


Черт возьми... Этого я точно не ожидал. Конечно во время моей учебы ходили разные слухи. Но кто же знал что это правда. Иногда пропадали ученики, но учителя говорили нам что они переводятся в другие школы... Черт, видимо их плотно крышевали, раз им такое сходило с рук.

Читаю следующее письмо.


От: Семён Иванович.

Кому: Олегу Дмитриевичу.


Привет, друг по интересам. Ты в нашей школе уже почти год, так что могу посвятить тебя в наш маленький клуб. Сегодня ночью подойди ко входу в подвал, тот что рядом с запасным выходом. Там все узнаешь.


Жесть... Я не хочу об этом думать... Главное что это не коснулось меня в свое время. Но мне все же придется пойти в этот подвал. Скорее всего ключ там.

И я пошел. Подвал обнаружил сразу. О нем тоже ходили гадкие слухи. Мол оттуда слышны всякие завывания ночью. Ктож знал что это правда. Подвал оказался не заперт. Я вошёл туда свободно. И охренел который раз за сегодня.

Это было просторное помещение. Примерно десять на десять. Но у стен стояли разной степени ужаса штуковины. Старые ржавые кресты с наручниками. Какие-то качели неясной мне надобности. Грубые металлические нары, тоже с наручниками. И конструкции которые я вовсе не понимаю и не могу объяснить. Причина ржавчины мне тоже стала сразу ясна. Тут всюду была кровь. На стенах, на полу, на конструкциях. Ужас. Находится здесь мне сразу же стало некомфортно и очень неприятно. Нужно было как можно быстрее уйти отсюда. Так что я подошёл к единственному здесь деревянному столу. Осмотрел. На нем лежал только журнал. И письменные приборы. Открыв журнал, тут же захотелось его закрыть.


Вова 7б - на списание.

Ангелина 4а - на списание.

Маша 3б - пока подержим здесь.


И таких надписей была уйма. Захлопнул журнал, начал рыться в выдвижных ящиках. Нашел странный сверток. Положил на стол, открыл. Внутри был старинный ключ. И записка с надписью.


Письмо действующему директору школы.


Я прекрасно наслышан о ваших развлечениях. Но более того, я как глава семьи лично защищаю вас перед государством. Взамен хочу лишь чтобы вы хранили сей ключ до вашей смерти. Показывать и даже говорить о нем запрещаю под стразом смерти.


Семья.


Не хочу задерживается здесь более ни минуты. Схватив ключ левой, здоровой рукой. Я тут же вышел из подвала, и направился к дому матери. Слишком много событий за сегодня. С меня хватит, я спать.

Показать полностью
141

Чудь

Они всё ещё были там. Молча стояли перед запертой дверью, глядели прямо перед собой. Через глазок я видел их мёртвые рыбьи взгляды. Каким-то образом они сразу чуяли, что я смотрю, и тогда кто-то из них, не сходя с места, вытягивал руку и стучал костяшками пальцев о железо двери.

Тук-тук.

Тук-тук.

На день рождения к Вадику я ожидаемо опоздал. Задержался на работе, потом таксист за каким-то чёртом поехал по Лиговскому и сразу встрял в пробку. Город гулял — Вадик умудрился родиться с ним в один день, и теперь пьяные компании лезли под колёса, внезапно возникая из вечернего питерского тумана. Потом я ещё долго шарахался во дворах на Фонтанке в поисках лофта, где Вадик сегодня врывался в четвёртый десяток, а когда, наконец, нашёл и поднялся наверх, вечеринка была в полном разгаре. Музыка орала, по зашторенному полутёмному залу метались неоновые лучи, а в центре, обнявшись за плечи, нестройным хороводом вприпрыжку выплясывали Вадик и Ко.

Я остановился у двери, с досадой понимая, что догнать их мне будет непросто. Надо было вообще не ходить… Да ведь Вадька обиделся бы.

Хоровод разлепился, и из него вывалился взлохмаченный именинник.

— Серый! — заорал, тыча в меня пальцем. — Явился, курвёныш!

Раскинув руки, пошёл на таран, не давая возможности улизнуть. После объятий Вадика, особенно когда он в таком состоянии, рёбра можно собирать гирляндой на ниточку.

— Се! Рый! — рыкнул, навалившись всем своим медвежьим весом.

Я выдавил на остатке воздуха поздравления, но кажется, он их не расслышал.

— Штрафную ему! — подскочила Лика. — Эй, ребята, тащите вискарь!

Кто-то совал мне в руку стакан, кто-то орал в ухо приветствия. В микрофон вещала Анжела, не обращая внимания на то, что её никто не слушает.

— За здоровье юбиляра до дна! — крикнул Лёха.

Я вливал в себя стакан вискаря и сам вливался в пьяную движуху Вадима.

Лофт оказался с сюрпризом: уходящая наверх лестница заканчивалась открытой верандой со скользким деревянным настилом. Я курил одну сигарету за другой, глядя в серые сумерки ночи. Возвращаться в зал не хотелось — в голове стоял шум от выпитого, перед глазами плыло, но горячий комок в груди так и не растворился. А я ведь надеялся, что может хотя бы сегодня…

Когда два года назад погибли дочь и жена, моя жизнь тоже закончилась. Я прекратил общение с друзьями и родственниками, замкнулся и выпал из привычного русла. Мог только работать. Больше ни на что не хватало моральных сил. Время шло, жизнь менялась, но я застыл в том моменте, когда с номера Ани мне позвонил чужой человек. Я и теперь не совсем понимал, на каком я свете. И кто из нас на самом деле погиб.

— Серёж, ну что ты тут опять в одиночестве? — на веранду, шатаясь на шпильках, выбралась пьяненькая Лика.

— Курю, — я продемонстрировал почти затухшую сигарету. — Будешь?

Лика дружила с Аней с детства, и была вместе с ней на катере, когда он затонул. Только она выжила, а моя семья нет. Мне стыдно было признаться в этом даже самому себе, но видеть Лику мне было тяжелее всех остальных из компании. Сама собой возникала мысль: почему? Почему они, а не ты?

— Угу, — промурлыкала она и вынув сигарету из моих пальцев, с силой затянулась. Замерла, глядя на меня из-под полузакрытых век, и выдохнула. Реальность дрогнула, колыхнулась, будто из Лики вышел не дым, а серая хмарь, затянувшая город ещё со вчерашнего вечера.

— Слушай, Серёж, — она щелчком отбросила окурок, и тот растворился внизу. — Хорошо, что ты сегодня пришёл. Я как раз кое-что хотела тебе сказать…

— Эй, ну вы где?

На веранду поднимался Вадим. За ним, толкаясь, забирались Лёха и Анжела Вторая — полная Ликина тёзка. Почти все гости ушли, но наша банда друзей-одноклассников была в полном составе. Лика раздражённо вздохнула и отвернулась, облокотившись о перила.

— Нам же скоро того, — Вадик достал телефон и прищурившись, вглядывался в экран. — Пора выходить.

— Куда? — не понял я.

— Как это?! — возмутился он. — Ну ты даёшь! Ну даёт! — оглянулся он за поддержкой, и та не заставила себя ждать — банда возмущённо загомонила, подтверждая, что я правда даю.

Только я всё никак не мог понять, что.

— Серый, ну ты чо, — Лёха протиснулся мимо качающегося Вадика и обнял меня за плечи. — Сегодня же на рассвете мы идём все… ик… на квест. Мы же Вадику подарили, забыл, что ли?

— А-а.

Я и правда забыл. Вадик — адреналинщик со стажем. Мы дарили ему прыжки с парашютом, полёты на параплане и в невесомости, погружение с аквалангом, а теперь вот, когда идеи иссякли, Лёха предложил хоррор-квест. Мне было всё равно, на что скидываться, но я точно помнил, что об участии всех речи не шло.

— Слушайте, ребят, это вы без меня, — я криво улыбнулся и покачал головой.

— Да в смысле, братан?! — Вадик прищурился. — Как это мы без тебя?

Я знал этот тон. Вадик использовал его с детства, и опытным путём давно было выяснено — спорить с ним в этот момент бесполезно. Но ведь я давно не ребёнок.

— Не-не, — я поднырнул под Лёхину руку и, пошарив в карманах, достал пачку сигарет. — Не пойду, ребят, правда. Не люблю я всё это. Да и потом, почему сегодня-то?

— Так это ж эксклюзив, — пояснил Лёха, — персональный подарочный квест. Ребята креативно к делу подходят — изучают данные участников, и на основе этих данных подбирают задания и время для каждой группы. Да и правда, сейчас — самый кайф! Ночной загул, тряхнём стариной! Ну когда ты в таком поучаствуешь? Погнали!

Я беспомощно огляделся. Лика загадочно улыбалась, блестя полоской зубов. Анжела Вторая пьяно подмигивала, повиснув на Вадике.

— Когда начинаем-то? — вздохнул я.

— Через полчаса на причале, — обрадовался Вадим. — Хватайте что осталось и вперёд! Нас ждут…

— Великие дела! — проскандировали мы хором свой лозунг из детства.

Когда мы спустились к причалу, уже почти рассвело. Город замер в предутреннем сумраке. Гулянья закончились, отсверкали салюты. Было тихо, только над головой барахтались в листве птицы. Воздух пах огуречно-весенне — корюшкой. Фонтанка вздрагивала, словно зевающий кот, ветер топорщил на ней волны-шерстинки, перекатывая большую деревянную лодку.

На скользких причальных мостках, опустив голову, стоял человек в плаще. При нашем появлении он медленно распрямился, закрывая собой проход, и поднял голову.

— Ух ты какой! — вполголоса воскликнула Анжела. — А он мне нравится!

Человек и правда выглядел колоритно — высокий и широкоплечий, с жёстким взглядом светлых, почти что белёсых глаз и плотно поджатыми губами. Он стоял, укутавшись в длинный серый плащ и держал перед собой вытянутую лодочкой ладонь.

— Это что, типа, Харон? — хихикнула Лика. — Мужчина, вы Харон?

— Не мешай! — одёрнул её Вадим. — Видишь, в образе человек. Лёха, ты взял?

Лёха кивнул, пошарился по карманам, извлёк оттуда несколько монет мелочью и ссыпал их в руку «Харону».

— Вот и плата за проезд! — прокомментировала Анжела. — Как оригинально!

Вадик на неё цыкнул.

Человек в плаще на секунду сжал пальцы в кулак и монеты исчезли.

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — шепнула мне на ухо Лика.

— Пять монет за вход, — глухо сказал «Харон», снова поднимая голову. — Пять за выход.

Его светло-серые, почти сливающиеся с белками радужки, смотрели словно насквозь. Стоило признать, что такая мелочь как линзы очень даже неплохо влияла на общую картину — взгляд «Харона» вызывал омерзение, будто смотрел живой труп.

— Э-э, а у меня больше нет, — растерялся Лёха. — У кого-нибудь есть мелочь для выхода?

— Мир теней извивается, кусая себя за хвост, — будто не слыша его, равнодушно вещал «Харон». — Только пройдя каждый виток, вы сможете вернуться обратно. Только тот, кто вернётся, получит дар от богов.

— Какой дар? — с интересом спросил Вадим.

Белоглазый как будто только что понял, что рядом есть кто-то ещё. Он перевёл взгляд на Вадика и коротко пояснил:

— Желание.

— Ого, прям любое? — восхитился Вадик.

— Погоди, а что значит «только тот, кто вернётся»? — встрял Лёха.

— Так сейчас на тебя какие-нибудь брёвна посыпятся. Ну типа как в «Пункте назначения», — улыбаясь, пояснила Лика.

— Да харэ вам, ну чего в самом деле! — возмутился Вадим. — Всю атмосферу портите, только бы ржать. Продолжай, братан! — кивнул он «Харону». — Чего там с желаниями?

Тот молча смерил Вадима взглядом. Потом коротко выплюнул:

— В путь.

Развернулся и, тяжело шагая, пошёл по причалу. Мостки скрипели под его ногами, но лодка, выглядевшая довольно хлипко, даже не шелохнулась, когда он шагнул в неё и застыл на носу, глядя вперёд. В единственной уключине перед ним чуть покачивалось весло.

— Ну чего встали, пошлите уже, — подтолкнула нас Лика. — Раньше начнём, раньше закончим.

Мы гуськом потянулись к лодчонке.

— Погодите, а нам что, даже жилетов не дадут? — испуганно спросила Анжела. — Я так-то плавать не умею.

— Я умею, — подмигнул ей Вадим. — Не боись, если что — вытащу.

— Не очень меня это успокаивает, — пробурчала она, но шагнула вперёд и заняла своё место.

Скамейки были самые простые — пять перекладин поперёк судёнышка. Не особо удобно, но потерпеть можно.

«Харон» взмахнул веслом, и мы отчалили.

Лодка шла быстро, берега тонули в тумане.

Позади хихикала Лика, шепча Лёхе, кого ей напомнил наш перевозчик. До меня доносились обрывки фраз:

— …а я же диплом писала… классно они поработали, столько инфы собрали… да-а-а, я и говорю…

Впереди похрапывал Вадим. Я сидел в середине и тоже понемножку дремал. Скорее бы уже этот аттракцион закончился, и назад, в своё логово на Ваське. Принять пару таблеток, завернуться в одеяло и выпасть из реальности до понедельника.

Я натянул рукава джинсовки до пальцев, поднял воротник и прикрыл глаза. Лодка мягко покачивалась, вода плескалась о борт.

Видно, я всё же уснул, потому что, вдруг резко очнувшись, не понял, где нахожусь. Было очень темно, и вроде бы лодка качалась на месте. Мы что, заплыли под мост? Но по курсу был только Аничков, а он не такой широкий, чтобы полностью заслонить нас от света.

— Эй! — темнота впитала мой возглас, как губка. — А где это мы?

Я не видел не только нашего перевозчика, но и никого из банды. Не видел… и даже не слышал.

— Эй! — попробовал я ещё раз. — Хватит прикалываться! Вообще не смешно!

Где-то по правую руку плеснула вода. Лодка качнулась.

Я вцепился в скамейку, чувствуя себя по-детски беспомощно. Ещё раз плеснуло. Что-то стукнуло в борт.

— Ну всё, всё, я испугался, поплыли дальше! — крикнул я. Голос прозвучал жалко и правда испуганно. Ответа, как и в прошлый раз, не последовало.

Я притих и прислушался. Только сердце стучало в ушах и за бортом плескалась невидимая вода.

— Папочка! — вдруг раздалось совсем рядом.

Я втянул воздух сквозь зубы. По спине побежали мурашки. С персональными данными неизвестные составители квеста зашли слишком далеко. Зачем так-то?..

— Папочка! — дочкин голос был совсем рядом, звонкий, певучий… родной. Я думал, что за два года забыл его, но сейчас вспомнил мгновенно.

— Папочка, где ты?

В голове всё помутилось. Я вскочил. Скинул туфли и куртку. Начал было расстёгивать брюки, но бросил — слишком много возни. Крикнул:

— Саша! Саша, ты где?

Тишина отозвалась:

— Здесь!

И вдруг, пробудившись, запело эхо. Неправильное, странное, судя по звуку, уходящее в воду: «Здесь-здесь-десь-есь…» Но я почему-то не уловил этой странности, просто перешагнул через бортик и ушёл в глубину.

Вода сомкнулась над головой без всплеска, облепив будто мокрая ткань. Я забарахтался в густой плотной жиже, сразу потеряв верх и низ. Попытался всплыть, но вокруг была только вода, и куда плыть, я не понял. «Саша! — сообразил вдруг. — Она где-то здесь!» Как будто отвечая мне, впереди что-то мелькнуло. Я рванулся на свет, вытянув руку, попытался схватить. Впереди мелькало что-то белое, но сколько я ни тянулся, догнать это что-то никак не получалось. Вдруг оно замерло, закачалось на месте, собираясь из призрачного лоскута в единое целое. Я дёрнулся и едва не закричал, опомнившись только в последний момент. Это была она, Саша.

Дочь смотрела на меня, улыбаясь, и манила тоненькой белой ручкой. Сияние, исходившее от неё, освещало что-то громоздкое по сторонам. Словно коридор из составленных рядами гигантских костей шёл прямо под землю. Воздух в груди заканчивался, я ринулся вперёд, вытянул руку, и Саша на этот раз не стала от меня уплывать. Она схватила мою ладонь и потянула за собой в костяной туннель. От её прикосновения меня будто пробило током, я захлебнулся, вдохнув воду. Густая вязкая жидкость хлынула в лёгкие. Я задёргался, а Саша всё тянула, тянула…

— Братан! Эй, братан! — голова дёрнулась от пощёчины.

— Ты дурак? — крикнул кто-то тоненько. — Искусственное дыхание надо!

— Отвали! Серый, эй!

К горлу подкатила тошнота и я согнулся, выблевав всё, что было в желудке. Кто-то присвистнул. Кто-то забормотал совсем рядом. Кто-то похлопал меня по спине.

— Ну ты как?

Я разлепил глаза. Они почему-то опухли и едва открывались. «Так это я в Фонтанку с открытыми сиганул, а в той воде чего только нет», — сообразил я. Мысли собирались неохотно, будто я ещё не проснулся.

— Ну ты напугал нас, братан!

Мир вокруг бешено качался, и меня снова скрутила рвота.

Потихоньку возвращался разум.

Я свернулся калачиком на дне трясущейся лодки, рядом на коленях стоял Вадим. Из-за его плеча испуганно выглядывала Анжела. Скамейки сдвинули, чтобы освободить место, на одной из них сидел Лёха. Почему-то у него были мокрые рукава.

— А что… — попытался сформулировать я. — Что случилось?

— Ты прыгнул в воду, — тихо пояснил Лёха. — Мы и понять ничего не успели.

— Прости, братан, — встрял Вадик. — Зря я потащил тебя сюда. Сейчас мы где-нибудь причалим и по домам. Нахер это квест, потом как-нибудь.

— Саша! — вдруг вспомнил я. Сердце гулко заколотилось в ушах. Я кое-как сел и выглянул за борт. — Вы её вытащили? Где она?

Попытался выглянуть из-за Лёхи, но в хвосте лодки сидела только Лика и как-то странно на меня смотрела.

— Где?! — заорал я, хватая Лёху за воротник.

— Тихо, братан, ты чего! — Вадик положил мне руку на плечо. — Не было никого, клянусь. Ты просто встал и шагнул в воду. Мы все охренели, если честно, никто ж не ожидал… Один Лёха, молодец, не растерялся, успел тебя за руку схватить и вытащить. Но ты всё равно наглотался. Прости, братан, моя вина, не подумал, что вода кругом, и тебя переклинить может. Сейчас договорюсь, причалим. Эй, мужик! — крикнул он в сторону лодочника.

Лика сказала вполголоса:

— Странный он, да? Клиент чуть не утонул, а он хоть бы шевельнулся.

— Да засудить надо их контору! — пискнула Анжела. — На такой паршивой лодке и даже без жилетов!

— Мужик, слышь! — Вадик перешагнул через оставшуюся скамейку и похлопал «Харона» по плечу.

Тот медленно, будто механически повернулся. Вадик выматерился. Вскрикнула Анжела. Бледное лицо перевозчика стало рыхлым, распухшим, из белёсых глаз совсем исчезли зрачки. Синяя венозная сетка расползалась по шее и исчезала под капюшоном плаща. Тонкая полоса губ шевельнулась, голос, скрипуче, как несмазанная уключина, произнёс:

— Первый виток.

Он вытянул мертвенно-серую руку и направил свой жуткий взгляд на меня. А я понял, что в моём кулаке что-то есть. Потянув меня сквозь костяной коридор, Саша вложила в мою ладонь…

Я разжал кулак и посмотрел. Там лежала монета. Простая металлическая, с непонятными письменами у самой грани.

— Чего?! — выдохнул Вадик и повернулся к «Харону». — Слышь, братан, кончай цирк! Нам на берег надо, усёк? Давай разворачивайся и причаливай, шоу закончилось!

Бледный никак не отреагировал, продолжая смотреть на меня.

— Вот мудак! — разозлился Вадим. — Ладно, без тебя справлюсь.

Шагнул вперёд, по пути толкнув замершего лодочника. Тот даже не шелохнулся. Вадим плюнул и сам схватился за весло.

Дальше всё произошло очень быстро, но для меня время как будто замедлилось, разбив происходящее на кадры.

Вадик замер. Дёрнулся. Попытался что-то сказать, но изо рта вырвалось только глухое мычание. Он снова задёргался, как будто хотел оторвать руки от ручки весла. Лодка качнулась. Через борт плеснула вода. Взвизгнула Анжела и, потеряв равновесие, бухнулась рядом со мной. Вадик хрипел, его лицо стремительно синело. Лёха молча рванулся вперёд. Отлетел, натолкнувшись на невидимую преграду. Вадик отдёрнул руки. Потеряв равновесие, заскользил и упал в воду. Фонтанка вспенилась, зашипела, будто в неё кинули гигантскую таблетку аспирина. Вадим заорал отчаянно и протяжно, но быстро умолк, захлебнувшись. Вода разъедала его у нас на глазах. Растворяла одежду, плоть, кости. Пальцы истончились, исчезли за какое-то мгновение. Растворились руки и ноги. Вадим молча открывал и закрывал рот, глаза вылезли из орбит, таращась на нас с немой мольбой о помощи. Через секунду взгляд потух, последние клочки волос истаяли без следа. Бурая речная муть стала красной, потом чуть розоватой. Потом снова окрасилась в однотонный грязно-туманный цвет и выровнялась, замерев как хищник в ожидании новой жертвы.

Мы оцепенели, не веря в происходящее.

Лодочник требовательно сжал и разжал пальцы. Я приподнялся и вложил в его ладонь монету. Он кивнул, выпрямился и обвёл нас своим жутким взглядом.

— Первое кольцо не предназначено для обитателей пятого, — проскрипел он. — Чтобы выжить, вы должны двигаться дальше.

Мы с Лёхой переглянулись. Позади него тонко вскрикнула Анжела, тут же зажав рот руками. «Харон» повернулся и снова взялся за весло. Лодка медленно тронулась.

Туман развеялся. Серый гранит набережных проявился сквозь него, словно старая чёрно-белая фотография. Он рассыпáлся под воздействием воды, оседая в Фонтанку, кое-где ржавые перила обломками уходили под воду. Людей не было видно, но на уцелевших перилах, на голых обломанных ветках и водостоках домов чёрными комьями застыли полчища птиц. Сами дома — такие же блёкло-серые, как вода, по которой мы плыли, мелко дрожали, будто иллюзия, и слепо пялились на нас матовыми провалами окон. Казалось, они правда смотрят — я чётко ощущал чужой взгляд. Совсем не дружелюбный.

— Что это? — шепнула Лика.

Впереди высился Аничков мост. Гигантские, раза в четыре больше привычных, кони, казалось, тянули мост в разные стороны. Тела бронзовых юношей извивались под копытами, словно живые, пытаясь уцепиться пальцами за парапет.

Когда над нами повисла громада моста, в темноте вдруг раздался вздох и кто-то завыл громко, надрывно. Я вздрогнул, не сразу сообразив, откуда идёт этот звук. Мост закончился, я проводил глазами статуи.

— Тш-ш-ш, — раздалось позади.

Лёха притянул к себе Анжелу и гладил по голове, а она давилась рыданиями и дрожала всем телом.

— Он… Умер там… А все просто сидели… Просто сидели!

Лёха что-то бормотал успокаивающе, поверх её головы глядя на меня.

— Как вы… Да что вы за друзья после этого!

Анжела попыталась вырваться, и лодка закачалась.

— Хватит! — крикнула Лика. — Ты хочешь, чтобы и мы тоже умерли?

— Да! — заорала Анжела, вскакивая. — Плевать мне на вас! Куда вы нас затащили? Где мы?! Что это за кошмар?

Лика пружинисто выпрямилась и коротко размахнувшись, влепила Анжеле пощёчину. Та изумлённо застыла, прижав руку к щеке.

— Хватит! — вполголоса приказала Лика, усаживаясь обратно. — Потом истерить будешь! Когда выберемся… Или если.

Коротко всхлипнув, Анжела уселась, демонстративно отвернувшись от всех и глядя на воду.

— Вообще-то, она права, — заметил я. — Мне тоже интересно, что это за квест такой. Кто его покупал?

— Я, — буркнул Лёха. — На рекламу наткнулся и купил. Там сотня отзывов была положительных…

— Теперь-то чего! — резко сказала Лика. — Вы не понимаете, что сейчас не до ссор?! Есть проблемы и поважнее!

— А не все такие куклы, как ты! — Анжела опять завелась. — У живых людей обычно чувства имеются.

— Ты с первого раза не поняла? — зло поинтересовалась Лика. — Ещё врезать?

— Нет связи. — Лёха зло сплюнул в воду и сунул телефон в карман брюк.

— Ладно, давайте подумаем, — Лика успокаивающе подняла руки, — что это за чертовщина такая. Может нас опоили, и это всё бред? Галлюцинации коллективные?

— Хорошая мысль, — согласился Лёха. — Многое объясняет. Мы что-нибудь пили перед самым уходом? Что-нибудь необычное?

— Да чего мы только не пили! — выкрикнула Анжела. — Придурки, зачем мы попёрлись прям в день рождения!

— А тебя кто-то силой тащил?! — вдруг разозлился Лёха: — Достала, бля! Постоянно только и делает, что ноет! Повзрослей уже!

Я ошеломлённо смотрел на них. Эта ссора лучше всего подтверждала, что Вадима нет с нами — как стая, оставшаяся без вожака, все перегрызлись в первые же минуты.

— Вадика больше нет, сука! И это ты виноват! Ты его сюда затащил! — Анжела опять вскочила. Лёха схватил её за руку, дёрнул. Она бухнулась на скамейку, продолжая громко ругаться.

В пылу ссоры мы не сразу заметили, что лодка качается на месте, застыв почти у самой набережной. На уходящем вверх граните вразброс сидела на постаментах пара десятков бронзовых птичек. Сверху нас пристально разглядывали бусинами глаз птицы живые.

— Виток второй, — объявил лодочник, и все тут же умолкли.

— Почему здесь так много Чижиков? — пробормотала Лика. — И что мы должны с ними сделать?

Никто не ответил.

— Я вроде бы знаю, — неуверенно сказал Лёха. — На постаментах монеты. Наверное, надо одну оттуда достать.

— Так в чём же дело? — прищурилась Анжела. — Достань.

— Погоди, — я уже достаточно ожил, чтобы начать соображать. — Не может быть всё так просто. Да и зачем их здесь столько? Надо подумать.

— Трусы! — скривилась Анжела, вскакивая. — Мужики, тоже мне. Пока вы тут раздумывать будете, мы все сдохнем.

И, быстро наклонившись к стене, схватила с ближайшего постамента монетку. Раздался щелчок. В воздух поднялось облако птиц. Из камня с железным звоном выскочили десятки кольев, похожих на клювы. Сразу несколько пронзили Анжелу, и с тихим щелчком втянулись обратно. Лёха попытался подхватить девушку, но она покачнулась, и его рука скользнула по воздуху. Монета выпала из её пальцев и исчезла в воде, и тот же миг упала сама Анжела. Фонтанка забурлила, и через мгновение подруга Вадика исчезла так же, как он.

Лёха с шумом втянул воздух. Так же шумно выдохнул. Схватился за голову, затряс ею.

— Что это, что… — бормотал он, глядя на бронзовых птиц. — Я не хотел же этого, не хотел, не хотел…

Лика смотрела на меня огромными глазами. Её губы тряслись, она силилась что-то сказать и не могла.

— Я знаю, — выдавила наконец. — Я видела!

— Что? — глухо спросил Лёха.

— Эти… Штыри. Они выскочили везде, кроме одной птицы. Вон! Та настоящая!

Она ткнула пальцем в маленькую птичку на вид точно такую же, как и все остальные.

— И как до неё добраться? — Лёха тяжело опустился рядом со мной. — Нам не достать отсюда.

— Я достану, — сказала Лика. — Смогу. Смотрите, — она скинула туфли на шпильках, подошла к краю лодки и махнула рукой. — Я буду стоять тут. Так лодка не опрокинется. Вы подстрахуете меня, а я наклонюсь и достану.

— Уверена? — я потёр лоб. Раскалывалась голова.

— А какие у нас варианты?

Лика в упор на меня посмотрела, и я вдруг вспомнил, что она собиралась что-то сказать. Там, на террасе, в лофте.

— Давайте-давайте, — поторопила она.

Мы обернули Лику курткой и, протянув рукава со спины, крепко вцепились в них. Она встала на цыпочки, словно танцуя балет.

— Только держите, — прошептала и стала клониться к бронзовой птичке.

Мы балансировали, боясь, что одно неверное движение, и она рухнет в воду.

— Ещё немножко, — сдавленно попросила она. — Чуть-чуть…

Рука её коснулась Чижика и зашарила по постаменту.

— Есть! — крикнула. — Поднимайте!

Мы потянули назад и рухнули на дно лодки.

Пару минут просто молча лежали, не было сил двигаться. Потом Лика села. В кулаке она крепко сжимала добычу. Зашевелился лодочник, склонившись к ней и вытянув руку. Она положила монету ему в ладонь. Он кивнул, отвернулся и взялся опять за весло.

Лодка повернула к Мойке.

На этот раз плыли недолго. По левой стороне мелькнули осыпающиеся серые стены Михайловского замка, будто призрачные декорации некогда живого города. А дальше от города не оставалось вообще ничего — набережные исчезли, сменившись глинистым берегом, и вокруг простиралась только бескрайняя болотистая равнина. Где-то далеко, словно мираж, дрожали в воздухе столбы Ростральных колонн.

Лодка свернула к правому берегу и мягко уткнулась в ил. Марсово поле было сплошь затянуто камышом, он подступал к самой воде. Откуда-то тянуло горелым. Ветер шевелил жухлые островки травы и казалось, что в ней кто-то непрестанно движется.

— Третий виток.

Мы переглянулись. Посмотрели по сторонам.

— И что нам здесь делать? — Лика посмотрела на перевозчика. Тот не удостоил её ответом.

— Какие есть варианты? — повернулась она к нам.

Я пожал плечами.

— Вообще нет идей, — сказал Лёха. — Наверное, придётся идти искать неизвестно что.

Лика задумчиво разглядывала «Харона». Потом перевела туманный взгляд на нас и сказала:

— Пошлите тогда.

Один за другим мы спрыгнули на землю. Почва пружинила, сквозь траву проступала вода, но не жгла, как речная, а просто неприятно хлюпала под ногами. Небо клубилось прямо над головами. Казалось, руку протяни — и достанешь.

— Куда теперь? — Лика сунула руки в карманы и огляделась.

— Вперёд, — пожал плечами Лёха.

И мы пошли вперёд.

С берега болото казалось плоской равниной, но на деле оно всё заросло камышом, травой и чахлыми деревцами. По сторонам то и дело слышались шорохи, шепотки. Воняло горелым. Я обернулся, явно почувствовав пристальный взгляд. Лодка уже скрылась из глаз, неизвестно кем проложенная тропинка петляла. Сколько я ни пытался найти наблюдателя, не мог никого заметить. Друзья тоже постоянно оглядывались; чутьё предупреждало не меня одного. Лёха шёл впереди, Лика же быстро стала сбиваться с шага — по болоту на шпильках далеко не уйдёшь. Пару раз она оскальзывалась и хваталась за меня, пока я просто не взял её под руку.

Запах усиливался.

— Эй, смотрите! — Лёха остановился и ткнул пальцем вперёд.

Там, прямо из топи, вырастал коричнево-красный зиккурат с широкими проёмами по сторонам. Он не был похож на те призрачные дома, что мы видели раньше. Нет, его стены выглядели незыблемыми и осязаемыми, будто единственно настоящие сооружения этого мира. При виде этих багровых стен стало совсем тревожно.

Мы не сговариваясь пошли вперёд. В центре площадки в квадратной каменной чаше горел костёр. По сторонам от него лепестками расходились надгробия.

— Это что за пародия на вечный огонь? — вполголоса пробормотала Лика.

— Некрополь? — предположил Лёха.

Я пожал плечами, разглядывая гробницы.

— Мемориал какой-то. Ну и где нам искать монеты?

Мы обошли площадку по периметру, тщательно осмотрели стены. Заглянули даже в костёр. От него шла та самая вонь, но что именно горело, было неясно — огонь просто пылал в каменной чаше сам по себе.

Ноги промокли и с каждым шагом всё сильнее проваливались в грязь. Мои некогда светлые брюки покрылись пятнами и превратились в хаки.

— Может, монеты вообще не здесь? — Лёха облокотился об одно из надгробий и принялся чистить подошву осколком камня.

— Должны быть здесь, — пробормотала Лика, разглядывая плиту. — Ну-ка, помогите мне. Есть одна мысль.

Мы упёрлись в плиту и попытались сдвинуть. Сначала она не хотела поддаваться, но потом вдруг скрипнула, будто вошла в пазы и легко скользнула в сторону. Мы дружно выдохнули. Из гробницы под землю вели каменные ступени. Лика развела руками, мол, вуаля.

Спускаться вниз никому не хотелось, но других вариантов не было.

— Предлагаю Лику оставить на шухере, — Лёха включил фонарик на телефоне и посветил вниз.

— Не согласна, — отрезала подруга. — Разделяться — плохая идея.

Я кивнул.

— Ну, как знаете, — Лёха перелез через надгробие на ступеньку, пробуя её на прочность. И подсвечивая телефоном, пошёл вниз. Лика прыгнула следом. Я огляделся и, ничего не заметив, шагнул за ними.

Воздух отдавал тленом. Каменные ступени быстро закончились — дальше шли земляные. Они уходили вниз метра на три, заканчиваясь узким коридором. По нему можно было идти чуть согнувшись, и мы гуськом шли за маячившим впереди фонариком Лёхи.

— Там свет какой-то, — шепнула Лика, оглянувшись. И верно — по стенам прыгали желтоватые блики, будто от живого огня. Они становились всё ярче, коридор немного расширился, так что в пещеру мы шагнули почти одновременно. Лика ахнула, я застыл в ступоре. Идеально круглая подземная комната была заполнена людьми. В стороны расходились лучи-коридоры, в центре подпирал потолок деревянный столб. Вокруг него высились идолы. Вырезанные в дереве лица выглядели такими живыми, что почти не отличались от рассевшихся вокруг них стариков. По стенам в маленьких нишах горели свечи. Воздух, удушливый, жаркий, облеплял, будто плёнка.

— Долго же вы, — сурово сказал один из стариков, глядя прямо на нас. — Заждались вас.

Наверху скрежетнуло, лязгнуло.

— Плита! — выдохнул я и выскочил назад в коридор. Там было темно. Выход оказался отрезан.

— Сядьте! — приказал старик.

Десятки взглядов обратились на нас, и под действием невидимой силы мы бухнулись на пол и замерли, оглядывая собрание. Ближе всех к центру сидели старцы, затем мужики, женщины. Последним кольцом у самых стен жались дети. Их было много, от мала до велика. Светловолосые, светлоглазые, с красноватого оттенка кожей. В белых рубашках по самые пятки. Старшие держали на руках спящих младенцев и с любопытством разглядывали нас. У каждого на шее болтался маленький медальон. Монета с письменами у самого ободка.

Я посмотрел на Лику, кивнул на монеты, но она будто бы не заметила. Сидела, подтянув колени к груди и уткнувшись в них подбородком. В глазах застыла паника.

Продолжение

Больше рассказов в Холистическом логове Снарка

Чудь
Показать полностью 1
160

Два выстрела в небо (часть 2)

Два выстрела в небо (часть 2)

По земле стелился белый туман. Настолько плотный, что в десяти метрах в нём терялись деревья и глохли все звуки. У него не было ничего общего с обычным туманом, который Влад частенько видел, когда вечером возвращался домой из области. Тот ложился зыбкими волнами в низинах. Издалека казалось, что он густой как сигаретный дым, но стоило подойти поближе, и он рассеивался. А этот скрывал всё, словно кто-то запалил бесконечную дымовую шашку.

По ощущениям Влад блуждал полдня. На самом деле — пошёл всего второй час тщетных попыток выбраться. Хотя кто знает, не обманывали ли часы. Навигатор, без которого Влад никогда не совался в лес, обнадеживающе показывал, что до машины всего пять километров, но значение не менялось ни через полчаса, ни через час. Телефон ожидаемо транслировал полное отсутствие сети.

Иногда туман подкатывал как морской прибой. Бился об ноги, обдавая неестественным холодом, и снова отступал. Но никуда не девался. Кружил вокруг долбаным хороводом. Влад в очередной раз зло выругался. Даже совсем дурак понял бы, что вляпался в какую-то неведомую хрень. Про такие аномалии он ни разу не слышал, но это и неудивительно. Он же самоучка. Только в самом начале так называемой охотничьей карьеры у него был напарник, он же наставник. Но поработали они вместе недолго — пока этот напарник не откис. От него Влад узнал, что, оказывается, есть полноценная контора, которая кошмарит всякую нечисть. С отделениями по всей стране. Госуха их, ясен хрен, крышевала и держалась знакомого курса, что никого там нет. Тем более, охотников за какой-то чертовщиной.

У Влада в одном из таких отделений был более-менее свой человек, время от времени сливаюший ему что-нибудь полезное. То наводку какую даст, то нужные связи подкинет Не за спасибо, конечно, но такой расклад вполне устраивал. Этот же знакомый дал понять, что Влада к конторе и близко не подпустят. Пиздел, скорее всего — не хотел потерять свою кормушку. Отделений много, и руководство везде разное. Кому-то и такой, как Влад, подойдёт. В конце концов, люди с его опытом на дороге не валяются, но проверять он не хотел. Хватит с него пока, наслужился на других дядь. Почему-то даже мысль, чтобы пойти снова кому-то рапортовать, вызывала стойкое отторжение.

Влад поднял голову и невольно вздрогнул. Наверху чёрной тучей кружило вороньё, но до него не долетало ни звука. Да и птичья стая вела себя неестественно — носилась по кругу на одном и том же месте, не разлетаясь.

— Какого хрена, — зло процедил сквозь зубы Влад.

Его совсем не прельщала перспектива блуждать в проклятом тумане, пока не свалится под каким-нибудь деревцем, чтобы потом его труп нашли прямо возле дороги, когда это долбаное наваждение развеется.

— Да отъебись ты от меня! — уже громче выкрикнул Влад. — Чего тебе, блядь, надо?

В ответ в оглушающей тишине раздался смех. Туман колыхнулся и ожил детскими голосами.

— Кровь…

— Твоя кровь…

— Совсем капелька.

— Она будет как фонарик.

— Покажет дорогу.

Влад судорожно заозирался. Конечно, он никого не увидел. Только услышал очередной смешок как ответ на свои метания.

— Глупый, не слушаешь.

— Кровь покажет, куда идти.

— Совсем немного.

Белое марево вдруг подступило почти вплотную. На пару мгновений предупреждающе замерло на расстоянии вытянутой руки и накрыло с головой. Влад машинально рванул вперёд, сделал несколько шагов в попытке выбраться из непроглядного облака, но ничего не поменялось. Его окружала густая мгла. Он снова задрал голову, но увидел только сплошную белизну.

— Сука… — выругался Влад.

Собственный голос звучал глухо и неестественно. Туман не просто заглушал все звуки, он словно давил со всех сторон. Принёс с собой стужу, как будто Влад из июля шагнул прямиком в морозный февраль. Он выдохнул и увидел, как изо рта вырвалось облачко пара, тут же утонувшее в дымке. Холод быстро пробирался сквозь лёгкую одежду.

— Ну ладно, будь по-твоему.

Влад вытащил из рюкзака армейский нож. Вынул его из чехла, поднял рукав куртки. Его не страшила перспектива слегка пустить себе кровь, но он не особо верил в эту долбаную игру — хотя бы потому, что не понимал кто или что с ним играет. Лезвие легко скользнуло по коже чуть выше запястья, сразу над старым, давно побелевшим шрамом — одной из ошибок порывистой юности, когда он пытался всё закончить раньше, чем предписано. Кровь потекла по руке. Поначалу ничего не происходило, но как только первые капли упали на землю, туман отхлынул на пару метров в сторону. Вернулись звуки и тепло. Дышать стало полегче. Влад с изумлением осмотрелся — впереди замаячила вроде бы знакомая местность. Он был готов поклясться, что проходил возле дерева с раздвоенным стволом, и, оно росло совсем недалеко от дороги, где он оставил машину. Влад бросился вперёд, но мгла ринулась за ним, как свора бродячих собак. Обступила, снова обожгла холодом. Всё затянула белой пеленой.

— Ладно. Хер с тобой, золотая рыбка.

Он сжал рану. Что ему в первый раз что ли кровью путь прокладывать? Что своей, что чужой. Кровь потекла сильнее, упала тяжелыми каплями под ноги. Туман снова отпрянул. За раздвоенным деревом Влад увидел просвет, как будто бы лес поредел. Неужели выбрался? Ему даже показалось, что он отсюда заметил тёмное пятно своего “вольво”. Он ускорил шаг. В сознании колыхнулось чувство облегчения, что он всё-таки выбрался… Пока всё не утонуло в тумане.

— Да как же вы заебали, — прорычал Влад и снова полоснул по руке.

Второй порез получился глубже. Кровь щедро полилась на землю. Туман послушно растаял, но вместо только что виденного просвета Влад с нехорошим изумлением смотрел на подёрнутое ряской болото. Он сколько ни блуждал, вообще не видел здесь ни воды, ни топей.

— Это что ешë такое?..

Он обернулся, но позади вместо знакомого дерева тоже поблескивали черные озерца трясины. Запахло сыростью и гнилой травой. Злость накатила быстрее, чем проклятый туман. Ударила в голову так, что руки сами собой сжались в кулаки. В одной Влад всё ещё крепко держал нож. Будь у него возможность, он бы эту нечисть освежевал прямо здесь. Только мрази прятались во мгле и не торопились ему показываться.

— Какого, сука, хера?! Вам же надо было кровь? Вот она!

В белом мареве рассмеялись невидимые дети. Точнее, что-то, что ими притворялось.

— Мы подсказали тебе, как видеть.

— Но не разрешали уйти.

— Глупый-глупый-глупый.

— Останешься с нами, мы поиграем с твоими косточками.

Виски на мгновение прорезало острой болью. В глазах потемнело, словно Влад вот-вот потеряет сознание. Он пошатнулся. Чудом не выронил нож.

— Бля-а-а…

Вокруг снова смеялись и наперебой голосили.

— Туман уходит от крови.

— Туман тебя убьёт.

— Отгоняй, пока кровь не закончится.

— Или засыпай скорее.

— Баю-баюшки баю…

— Заснёшь — умрёшь.

— Не заснёшь — всё равно умрёшь.

Ублюдочные твари в тумане веселились. Влад подавил очередную бессильную вспышку злости. Она сейчас не поможет. Что бы там ни пряталось, оно выглядело более-менее разумным и действовало по своей извращённой, но всё же логике.

— А чего сразу так жёстко? — с ухмылкой спросил Влад.

Туман вновь подобрался к ногам и дохнул могильным холодом. Раны на руке странным образом затянулись. На месте обоих порезов уже виднелась новая розовая кожа. Стиснув зубы, Влад сделал третью насечку. Мгла словно нехотя отступила и затаилась, выжидая. Так дело не пойдёт. Можно резать себя до отключки, и нихрена это не поможет.

— Может, договоримся, а? Вы меня отпустите, а я что-нибудь взамен… — Влад помолчал и осторожно добавил. — Отдам или привезу.

Мгла оживилась голосами. Слов Влад не разобрал. Он будто стоял за дверью школьного кабинета, где разгалделись оставленные без присмотра ученики. Постепенно сквозь гомон начали проступать фразы.

— Оставь свой глаз.

— Оба, я тоже хочу.

— У него красивые глаза. Как бирюзовые камушки.

— Нет, ногу. Одну отрежет, на второй допрыгает.

Во времена детства у Влада и его сверстников были разные развлечения, за которые они потом получали по шапке. Они совали соломинки в жопу слепням, надували лягушек. С помощью линзы поджигали муравейники или заливали слитой в отцовском гараже горючкой и кидали зажжённую спичку. Просто, чтобы посмотреть, что будет. Здешние существа выглядели такими же детьми, ещё не до конца понимающими, что такое боль и жестокость в отношении других живых существ.

— Если я отрежу ногу, руку или голову, уже никогда отсюда не выйду, — едко заметил Влад. — Может, что-то другое придумаем?

Ответили не сразу. Сначала послышалось тихое перешептывание. Потом зазвучали голоса.

— Мы тебя выведем.

— Прямо до дороги.

— За ручку, хоть ты и взрослый.

— У меня будет красивый глазик!

— Нет, у меня!

Мысленно Влад выругался. Чёртовы “детки” упорно хотели поотрывать ему ручки-ножки как долбаной мухе. Он глубоко вдохнул. Краем взгляда заметил, что туман снова пришёл в движение и стелился по земле, приближаясь к нему. Влад поднёс нож к руке, но резать не торопился.

— Почему ваш туман боится крови?

В ответ прозвучал заливистый смех.

— Глупый, он её не боится.

— Мы просто сказали ему так делать.

— Уходить, если ты поранишь себя.

— Туман любит кровь. Он её ест вместе с нами.

Влад ощутил нехороший холодок на загривке. Вот уж, блядь, повезло так повезло. Но ничего, пока не двухсотый, можно подёргаться. Даже если наугад.

— А, может, я привезу вам много крови, — осторожно обронил он. — Больше, чем у меня.

После его слов туман, почти подползший к носкам ботинок, застыл на месте.

— Насколько больше? — требовательно спросили из ниоткуда.

— Ну, раза в два, например.

В белизне прозвучал удивлённый вздох.

— В два раза! Вот это да.

— Да, давай в два.

— Но своей.

— Да-да, своей!

Влад нахмурился. Своей, значит.

— У меня столько нет. Может, что-то другое?

— Нет-нет-нет!

— Или своей в два раза больше, или мы тебя съедим.

Ладно, с этим он как-нибудь разберется. Сейчас важнее было вообще выбраться. Без потери глаз, рук и ног.

— Тогда договорились? — он недобро улыбнулся и отвёл от руки нож, спрятал его в чехол. — Вы разрешаете мне прямо сейчас целому и невредимому дойти до машины и вернуться домой, а я потом возвращаюсь и привожу вам крови в три раза больше, чем во мне.

Он старался проговаривать все условия дурацкой сделки, ненавязчиво склоняя её в свою сторону, но безо всякой уверенности, что это поможет. Чего уж, он бы вообще не удивился, если бы из белой мглы его послали нахер и сожрали до костей.

— Но если не вернёшься с тем, что обещал, ты умрёшь.

— Через час. А мы тебя подождём.

— Не забудь, что в два раза больше.

“Детки” повелись. Влад сделал ещё один крохотный шажок к освобождению.

— Через час я даже до дома не доеду, — с напускным удивлением возразил Влад. — Мне отсюда только полдня ехать в одну сторону. Потом ещё кровь искать. Может, через неделю? Сегодня у нас что, вторник? В следующий приеду.

— Нет-нет-нет!

— Долго!

— Слишком долго!

— Завтра.

— Или умрёшь.

Влад мельком подумал, что хорошо бы сжечь к херам этот участок леса вместе со всей обитавшей здесь нечистью.

— Два дня, — возразил он с интонацией строго классного руководителя. — В два раза больше крови, значит, два дня. Потом вернусь.

— Ну ла-а-адно.

— Иди тогда.

— Мы пока погуляем.

Туман рассеялся как по волшебству. Вернулись звуки. Где-то об дерево клювом молотил дятел. Шелестели кроны, под ногами шуршали сухие прошлогодние листья. Влад с облегчением шумно выдохнул. Схватил висящий на шее навигатор — до машины показывало три километра. Он рванул в сторону трассы. Вопреки опасениям, счётчик расстояния не застыл на одной отметке, как прежде, а уменьшался. Влад бежал, пока лес окончательно не расступился и не выпустил на дорогу. Тяжело дыша, он добрёл до “вольво”. Опёрся руками на крышу внедорожника, нервно рассмеялся. Он выбрался. Выжил. Следом хлестнула мысль — надо сваливать отсюда как можно скорее, пока те черти не передумали и не случилась ещё какая-то неведомая хрень. Влад нашарил в кармане куртки ключи. Бросил на заднее сиденье нож и рюкзак. На мгновение показалось, что он заметил в лесу движение. Несколько секунд он пристально вглядывался в лес, но больше ничего не увидел. Влад сел в машину, завёл двигатель и погнал в город.

Дома он первым делом вытащил одну из своих коллекционных бутылок виски и разом выхлебал почти треть — не заморачиваясь на стакан. Прямо из горлышка. Так пить вискарь ценой величиной с зарплату среднестатистического охранника или дворника было слегка кощунственно, но и хрен бы с ним. В голове приятно потяжелело. Развалившись на кресле, Влад разглядывал засохшие потеки крови на руке и четыре шрама — старый белый и три свежих. Как памятные зарубки на прикладе. Он зло плеснул вискарем на руку. Попробовал стереть, но только размазал. Даже сквозь лёгкое опьянение скреблась мысль о неосуществимых условиях его освобождения.

— Да пошло оно всё, — зло пробормотал Влад. — Строевым, сука, шагом…

С этими словами он решительно выбросил из головы и безумную сделку, и маленьких кровожадных уродцев. Сходил в душ и завалился спать. На его счастье — без сновидений.

Проснулся Влад далеко за полдень. От неприятного ощущения, что на него кто-то смотрел. Его буквально выбросило из кровати, но, само собой, в квартире он был один. Он тряхнул головой с мыслью, что после вчерашнего разгулялось подсознание и вдруг застыл посреди спальни — на простыни рядом с подушкой краснело свежее пятно. Влад почувствовал, как по спине пробежался нехороший холодок. Он быстро глянул на руку и вздрогнул — вокруг старого шрама засохла кровь. Влад потёр кожу. Никаких повреждений. Он перевёл тяжелый взгляд на пятно — напоминание о его долге, от которого он хотел с чистой совестью слиться. Теперь он понял, что нихера у него не получится забить на злобных лесных детей.

Влад нашёл телефон и написал Гоше Грифу, единственному человеку, который мог бы подсказать, что делать в его паршивой со всех сторон ситуации. Как только увидел вспыхнувший на дисплее короткий ответ “Приезжай”, быстро собрался и погнал на другой конец города. На Грифа Влада навёл Седой, всё тот же знакомый, что тёрся среди охотников. Гоша, по его словам, сам был из бывших сотрудников несуществующей организации. Пока Влад на перекрёстке ждал зелёного сигнала светофора, виски вдруг сдавило — совсем как в лесу. Перед глазами потемнело. Он скривился от резкой боли и потряс головой. Из захлестнувшей его темноты послышался детский смех.

“Мы ждём, мы ждём, мы ждём”.

Наваждение быстро схлынуло, оставив неприятное ощущение чужого взгляда, словно его “вёл” невидимый враг. Позади уже сигналили, чтобы Влад не задерживал движение. Он выругался сквозь стиснутые зубы и заставил себя тронуться с места. В сознании бушевала бессильная злость вперемешку с разочарованием и полуживой надеждой, вдруг у него всё таки получится сбросить петлю с шеи. Бултыхаясь в отвратительной мешанине эмоций, Влад добрался до нужного дома.

Когда Гриф открыл дверь и увидел его лицо, пропустил без лишних вопросов. Влад молча прошёл на пропахшую сигаретным дымом кухню. Сел на табуретку возле приоткрытого окна.

— Ну выкладывай, — ровно произнёс Гоша, садясь напротив.

Грифу было далеко за пятьдесят, а то и за шестьдесят. Прозвище ему на редкость подходило. Потрёпанный, с собранными в жидкий хвост седыми космами и цепким взглядом матёрого хищника. Он мало рассказывал о своём прошлом, кроме того, что когда-то был в той же конторе, что и Седой. Забитые тюремными татухами руки намекали об отсидке в местах не столь отдалённых, хотя в речи и повадках Грифа мало что напоминало бывшего заключенного. Влад рассказал ему про все свои недавние приключения, включая данное обещание. По долгому молчанию Гоши понял, что дело — дрянь.

— Знаешь про такое? — хмуро спросил он.

— Немного, но слышал, — кивнул Гриф и покачал головой. — Эк тебя угораздило.

Влад усмехнулся. Ну кто бы сомневался. Странно только, что в этот раз обошлось без его привычного призрака смерти. Устала она, видимо, предупреждать, чтобы не лез, куда не надо.

— Что, совсем всё плохо?

— Ну как тебе сказать, — задумчиво протянул Гриф. — Вариантов у тебя не особо много. Самым простым решением было бы отвезти в лес двух не очень приятных родственников. Гарантий, как ты понимаешь, никаких, но при удачном раскладе могло бы сработать.

— Ага, а если бы у бабушки был бы член, она была бы дедушкой, — хмыкнул в ответ Влад. — Ещё варианты будут?

— Ты посиди пока здесь, — произнёс Гриф, поднимаясь из-за стола. — А я питерским ребятам позвоню. Надумаешь курить — включи вытяжку.

Влад молча проводил его взглядом. Мысли волей-неволей закрутились вокруг слов Гоши. За родственниками не пришлось бы даже далеко ходить. На соседней улице по-прежнему жила сестра матери с мужем. Они вырастили Влада после того, как погибли его родители. Где-то в пригороде обосновался их родной сын с тремя или четырьмя детьми. Ни с кем из них Влад практически не общался. Не то чтобы тому были какие-то веские причины, просто так сложилось. Во время редких телефонных разговоров его обязательно звали в гости, он обещал заехать, но так и не приезжал. Влад бездумно поводил взглядом по холостяцкой кухне Грифа. Возле плиты лежала пачка сигарет. Рядом стояла банка с окурками. Сразу же захотелось курить. Влад дёрнул уголком рта — потом на улице покурит. Попробует потушить горящие нервы. Он и до Грифа понимал, что в этот раз влип по полной, но в глубине души всё равно надеялся, что старший товарищ что-то ему подскажет. Что-то, кроме самого очевидного пути, по которому Влад не пойдёт.

Когда Гриф вернулся на кухню, ничего обнадеживающего на его лице Влад не увидел.

— Пациент скорее мёртв, чем жив? — усмехнулся он.

Гоша молча подошёл к кухонной плите. Вытащил сигарету и, почиркав дешёвой пластиковой зажигалкой, прикурил. Включил вытяжку. Та натужно загудела.

— Говори как есть. За мной уж давно смерть ходит. Какая разница, когда.

— Большая, — отрезал Гриф.

Он глубоко затянулся. Поморщился и резким движением выключил шумящую вытяжку. Влад видел, что тот злился.

— В общем, ничего нового мне не сказали, — выдохнув дым, заговорил Гоша. — Как была всего пара случаев, так ничего и не поменялось. В отдел Седого я тоже позвонил, но и там тишина, хотя эта чертовщина у них прям под носом происходит.

— Всегда только здесь? — спросил Влад. — А что это вообще такое? Кто эти существа?

— Да хер их знает. Питерские предполагают, что это могут быть неупокоенные души.

— Ага, пусть ещё скажут, что это фашисты расстреляли отряд пионеров-каннибалов, и те теперь пожирают заблудших грибников.

— В том и проблема, что никто ничего не знает. За последние десять лет всего два случая. Ну, как ты понимаешь, выявленных. Если кто-то просто в тех местах пропал и не нашёлся, это уже другая история. Это проблема поисковиков, полиции и МЧС.

— Как думаешь, их можно убить?

— Да хер его знает. Может, и можно, но точно не в лобовую. Да и по кому ты стрелять собрался? По туману?

Влад помедлил. В голове неохотно провернулась тяжёлая мысль.

— Что стало с теми людьми, которые типа выявленные случаи?

— Погибли, — сухо ответил Гриф. — Один пообещал пальцы на обеих руках отрезать, но забил. Второй тоже что-то из той же серии.

— То есть они за мной придут? — уточнил Влад.

— Нет, скорее всего, это по-другому работает… Они вешают что-то типа метки или проклятья. Если жертва не выполняет условия, метка её убивает. После второго случая Питерские приезжали, чесали лес. Это лет восемь назад было. Тогда ещё и я в конторе работал. Ничего не нашли. Они потом хотели ещё раз с каким-то ведуном приехать, но у них там начались перестановки в руководстве. Ну и положили хер, как обычно.

— Как они погибли?

— Разрыв сердца, — Гоша помедлил, но всё-таки добавил. — Вроде как от сильного испуга.

— Даже так, — с усмешкой отозвался Влад и поднялся из-за стола. — Ну поглядим, чем меня эти черти напугают. Спасибо тебе, Гриф.

— А я тебе говорил, что нехер в одну рожу по лесам шастать. Надо было идти к Седому.

В чужом взгляде Влад видел хорошо знакомые ему чувства: злую безысходность. На него раньше тоже так накатывало. На себя-то, как правило, насрать, а вот за других бывало горько. Он, правда, так и не понял, чего Гриф к нему так прикипел, как к родному.

— Да меня всё равно не взяли ли бы, — отмахнулся Влад. — Седой мне все уши прожужжал, что у их руководства к наёмникам такое себе отношение.

— Пиздит твой Седой! Ты им, наоборот, самое то. Стелс-пехота для несуществующей организации.

Влад криво улыбнулся и, не отвечая, пошёл к двери. Там он на прощание крепко пожал Грифу руку и спустился по лестнице. Которую неделю стояла адская жара, но сейчас Влад её не замечал. На гражданке поотвык всё-таки от смерти, раз второй день нет-нет да морозило. Он дошёл до машины, сел на водительское сиденье. Закурил. В душе снова закипела глухая злость и нежелание настолько тупо подыхать. Влад ударил основанием ладони по рулю.

— Сука!

Он на секунду прикрыл глаза. Скрежетнул зубами. Нет, он ещё повоюет за свою шкуру и постарается этих ублюдков с собой прихватить, что бы там ни говорил Гриф. Влад припомнил слова про кровь родственников. Кем бы ни были те существа, он должен попробовать их обыграть. А если уж не получится, значит останется в лесу. Даже без безымянной могилы.

Влад вернулся домой. По дороге у него появился план, как попытаться обдурить безумных детишек. Вся проблема заключалась в том, что для этого ему нужен был человек с медицинскими знаниями и без сильных моральных принципов. Будь у него больше времени, он бы нашёл, но срок в два дня ставил жирный крест на всех метаниях. Два дня, один из которых уже почти закончился. Влад почувствовал, что по щеке как будто что-то потекло. Дотронулся и с изумлением увидел на руке кровь. Он быстро зашёл в ванную и посмотрел в зеркало. Из шрама на лице сочилась кровь. Влад быстро провёл пальцами по давнему рубцу, но как и утром, на коже не оказалось никаких повреждений. Он с застывшим взглядом смотрел в зеркале, как сквозь загрубевшую кожу проступила алая капля и медленно потекла вниз.

Этот шрам был помоложе, чем тот, что на руке. Остался на память от второй Чеченской кампании, когда рядом с головой ударила пуля. Сердечник пробил кирпичную стену, а отлетевший осколок оболочки распахал левую щёку. Тогда он впервые увидел тень смерти. С тех пор она всегда приходила к нему в облике девочки, до глаз замотанной в чёрное. Влад на всю жизнь запомнил своё изумление, когда боковым зрением вдруг заметил ребёнка. Повернулся к ней, и тут же в стену ударила пуля. Если бы не дёрнулся, ему бы башку пробило. Там бы и остался. Никто из сослуживцев девчонку не видел, только он. Поржали потом над ним, что его от смерти глюк уберег. Только никакой она не глюк. В Чечне он её больше не встречал, а в Сирии она к нему несколько раз приходила. Перед последним ранением тоже видел. Появилась чуть ли в паре метров. Смотрела спокойно так, внимательно. А потом ему от снайпера в броник прилетело. Влад даже подумал, что всё, конец его истории, но нет, выжил. Может, и здесь девочка-смерть к нему придет. Покажется напоследок.

Влад умылся холодной водой. Взлохматил и так растрёпанные тёмные волосы. Снова глянул в зеркало. Оттуда смотрел уставший человек с лихорадочно горящими глазами. Человек, который не боялся смерти, но по привычке боролся за свою жизнь.

Продолжение следует

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!