CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

— В таком случае потрудитесь объяснить, товарищ Егер, — серьезно сказал сержант, глядя на старшего сверху вниз.

Пару секунд Егер смотрел ему прямо в глаза без тени тревоги, а затем опустил голову и сделал шаг в сторону.

— Скажи, сержант, ты в Бога веришь?

— Это не относится к делу.

Судмедэксперт улыбнулся.

— А я вот верю. Это помогает, знаешь, в подобных ситуациях. Когда рациональное объяснение подобрать уж слишком тяжело.

— Мозги мне не пудрите, товарищ Егер. По делу.

— Хорошо. У тебя сильный командный голос, да? — Егер повернулся к Булавкину и сложил руки перед собой. — Ну, по делу. Наша реальность включает множество планов, каждый из которых отчасти подобен спектру излучения. То, что убило бедную Сашу и ранило тебя, прорвалось сюда из другого плана, но не сумело воплотиться до конца и теперь рыщет в поисках нужной формы. Тебя Стряпин отправил со мной в качестве рабочих рук и живого щита. То, что это второе наше с тобой общее дело, а ты все еще ни в зуб ногой, намекает, что товарищ майор использует тебя как палку-колупалку и повышать не планирует. А в нашей работе информация куда полезнее любого материального оружия. Ты, мой друг, ей не владеешь, и твой начальник не желает тебе ее предоставлять. Так что, если нам посчастливится отыскать тень до истинного воплощения, ты, вероятнее всего, умрешь. А рана не кровоточит, поскольку это похищение крови. Тень пометила тебя, и вскоре твоя кровь истлеет, либо тень заберет ее. Такие дела.

Булавкин молча смотрел на Егера, сжав губы. Дыхание его чуть участилось, кулаки сжались, но глаза оставались холодными. С полминуты он думал, а затем шумно выдохнул и потер пальцами лоб.

— Что за нужная форма?

Эксперт снова улыбнулся.

— Вот это человек дела. И ты не хочешь спросит у меня что-нибудь? Тебя не терзают сомнения? Не усомнился в моей адекватности?

— Я не идиот, Василий Романович.

Булавкин сел обратно на скамейку и провел ладонью по коротко остриженным темно-каштановым волосам.

— Хочешь сказать, ты догадывался?

— Предполагал. Товарищ майор не особо любит разглагольствовать о Ваших делах, но тут же дураку понятно… Все эти недомолвки, постоянные «сделать тихо, без лишних глаз», папки с отдельной нумерацией. Я же их заполняю, вношу всю информацию, фото. Товарищ майор только пишет отчет, который никто, кроме него, и не читает. Ну, с его слов.

Василий Романович присел рядом.

— Так ты, получается, не только в плечах широк, а, сержант?

— Сколько у нас времени?

— До чего?

— Ну, до этого, — Булавкин кивнул на свою рану. — Сколько у меня времени?

— Без понятия, сержант. Это не точная наука. На самом деле это почти всегда слепой случай. Несколько часов, я полагаю. Может, до заката.

Булавкин опустил голову.

— Как убить тень?

Егер тяжело вздохнул.

— В том-то и проблема: я понятия не имею. Мы встречали тень лишь однажды, в семьдесят шестом. Я был примерно твоих лет, может, чуть старше. Тогда тень воплотилась, насколько мы поняли, но все закончилось само собой. Как будто… так и было задумано. Будто она должна была исчезнуть.

— То есть, и эта исчезнет?

— Не знаю. Нельзя сказать наверняка. Мы даже не знаем, чья это тень.

— Чья?

— Тень – это ведь всего лишь проекция образа, так? Но не сам образ.

Булавкин помолчал, не поднимая головы, а затем встал и стал застегивать пиджак.

— Это все жутко увлекательно, товарищ Егер, и как-нибудь я с удовольствием послушаю, может, даже законспектирую. Но сейчас давайте обезвредим тень, пока я еще в рабочем состоянии.

— Да, — Василий Романович покивал и легонько хлопнул Булавкина по здоровому плечу. — Давай работать.

Чутье не подвело эксперта – сержант был правильным человеком.

Они загрузились в серый «бобик» с мигалкой и поехали за город. Время уходило. След, направлявший тень, медленно исчезал.

5

Федеральная трасса Р-257 проходила недалеко от Солнцебора, но самого города не касалась. К ней из южных, восточных и северных районов вело три официальных дороги, по одной из которых можно было добраться до села Прилог. Путь занимал меньше получаса.

«Бобик» соскочил с асфальта на гравийку. Скоростной лимит на данном участке дороги был 90. Булавкин превышал.

— Прямо, затем направо, и почти сразу будет оно, — направлял Егер. — Обычный дом культуры, не пропустишь.

Булавкин сжимал руль и не отрывал глаз от дороги. Лицо его было напряжено, но поворачивал он плавно. Через пару минут «бобик» затормозил напротив дома культуры, подняв облако пыли.

Здание ничем не отличалось от других местных ДК: два этажа кирпичных стен, местами оплетенных трещинами, высокие окна с тяжелыми бордовыми шторами, бетонное крыльцо. На входе во двор – железная вертушка, выкрашенная в голубой, вкруг облезлое ограждение, тополя и акации рядом. От здания тянуло холодом.

— Я говорю, ты слушай, ладно? — Егер достал из кармана пальто еще один футляр и натянул на переносицу тонкие круглые очки с желтоватыми линзами. — Если повезет, закончим со всем до заката. И все будет нормально.

Булавкин кивнул.

Тяжелые деревянные двери скрипнули. Гостей обдало холодным воздухом. Короткий темный коридор – очень похожий на тот, что был в квартире бедной Саши, только вдвое шире – вел ко второй двери, которой Булавкин не мог разглядеть. Стоило Егеру ее отворить, глаза резанул яркий свет, заливавший просторное фойе. И здесь все было, как везде – высокий потолок в серой лепнине, серый каменный пол с геометрическим рисунком из тонких линий, белесые стены, увешанные стенгазетами и всякими бумажками. В глаза бросалось лишь обилие фольклорного: тут и там виднелись веточки березы, узоры с цветами и птичками, старушечьи скатерти с перфорированными углами, надписи совсем славянским шрифтом, фотографии людей в кокошниках и прочем. На другой стороне фойе прямо напротив входа была еще одна дверь – с табличкой «Методический кабинет».

Егер постучал трижды и вошел.

— День добрый, леди, — он медленно кивнул и обвел взглядом всех в кабинете.

Напротив двери вдоль стены с окнами стояло два стола, один пустовал, за другим сидела низкая худощавая женщина за шестьдесят в серой вязаной жилетке. Слева от входа – еще два стола, развернутые друг к другу, один снова пустой, за другим – девушка лет двадцати или младше с багровыми волосами до плеча. Взгляд Булавкина задержался на ней.

— Привет-привет, Василий Романович, — ответила полная женщина лет сорока с гаком, что сидела за столом справа от входа. Остальные кивнули, не поднимая голов от бумаг. — Зачем пожаловал? Да еще не один.

— Да-да, Алина Ивановна, это вот мой коллега, Николай. Мы по делу.

— Приятно познакомиться, — Алина Ивановна фальшиво улыбнулась Булавкину, поправляя светлые волосы до плеча, и тут же перевела взгляд обратно к Егеру. — Вечно-то Вы по делу, Василий Романович. Работа сжирает?

— Как всегда. У вас найдется минутка?

Алина Ивановна вопросительно глянула на коллег. Обе одновременно подняли головы и кивнули. Старшая встала из-за стола и подошла ближе, скрестив руки на груди. Девушка осталась за столом. Лицо ее было бледнее, чем у остальных, словно вытесанное из чистейшего мрамора, а глаза отливали зеленым и золотым.

— Коллега посвящен? — спросила старшая.

— Практически, Елена Андреевна.

Елена Андреевна фыркнула.

— Понятно. Срочное, значит, дело, да?

— А вы разве еще не знаете?

Все замолчали. Алина Ивановна снова улыбнулась. Елена Андреевна подошла ближе. Морщины на худом лице казались совсем черными, а впалые щеки очерчивали челюсти.

— Не знаешь, чья потеряшка, да, Егер? — проговорила она тихо, чуть хрипло, и пошла обратно к своему столу. — Да только она вовсе не потеряшка. Ее сюда пригласили.

— Призыватель? Кто-то вершит ритуал?

— Наверняка, — Алина Ивановна подперла кулаком подбородок. — Эта тень отличается от прошлой. Та была чем-то вроде эгрегора, не могла питать себя сама, по крайней мере достаточно долго. И ее связь с источником вовне была слабее.

— Поэтому она угасла сама?

— Да. В этом мы почти уверены. Но вот ваша новая… ну, скажем так, она будет поинтересней.

— Алина Ивановна, боюсь, мной движет отнюдь не праздный или исследовательский интерес.

— Да, я понимаю, жизни бедолаг и все такое прочее, — она наклонила голову набок и снова потрогала волосы. — Но ведь речь не только о безымянных на фоне, ведь так? Вы подставили коллегу. Ай-ай-ай, Василий Романович. Как некультурно с Вашей стороны.

— Он не подойдет, — сказала Елена Андреевна. — Он чистый. Нормальный. Она не сможет через него воплотиться.

— Да, — покивала Алина Ивановна. — Просто выпьет, когда придет время. Через него не выйти на тень, связь слишком слабая, — она посмотрела на Булавкина и сделала жалостливое лицо. — Боюсь, Вам, милый мой, осталось времени максимум до заката.

Булавкин слушал молча с тем же отрешенным выражением лица, с каким полчаса назад выслушивал Егера. В голове его все перемешалось. Он чувствовал себя пленником, нет, хуже – овцой, приведенной на заклание впустую. Овцой, которой позволили вообразить себя волком. Слова культработниц сливались для него в поток бессмысленной ереси, а холодный воздух кабинета казался все теплее. Сердце Булавкина колотилось быстрее положенного, на лбу и щеках выступил пот.

— Значит, вы не знаете, как убить эту тварь? — неожиданно для самого себя спросил Булавкин.

Пару секунд в кабинете стояла гробовая тишина. Затем Елена Андреевна усмехнулась:

— Оно живое!

Алина Ивановна из вежливости улыбнулась, блеснув золотым зубом.

— Ну, чисто технически – знаем, — сказала она. — Нужно разорвать связь тени с источником до момента воплощения. А для этого нужно прервать ритуал. Тень ищет рождения через живое тело, но подойдет далеко не любое. Для ритуала нужно особое тело, помеченное, наполненное правильными веществами – словом, подготовленное. Найдете тело раньше тени – и все будет хорошо. А нет… В общем, лучше его найти.

— Это Вера, — с уверенностью сказал Василий Романович. — Подруга Саши, убитой. Она призыватель. Да? Верно же?

— Ну, Вы ведь не случайно принесли тот обломок игрушки, Василий Романович. Давайте выяснять.

Егер отдал Алине Ивановне кусок пластика, по виду – часть корпуса. Пальцы с аккуратным бежевым маникюром тут же вцепились в предмет. Культработницы синхронно встали со своих мест и направились к выходу из кабинета. Булавкину пришлось отойти в сторону. Сразу за дверью они повернули направо и пошли в зрительный зал. Прошли вдоль рядов сидений с подранной черной обивкой, и скрылись за дверью справа. Егер вышел в фойе и только проводил их взглядом, Булавкин стоял рядом. Несколько минут они провели в полной тишине. Булавкину казалось, что сердце его грохочет паровозом, и от бледных стен отскакивает гулкое эхо. А еще ему казалось, будто изо рта в фойе идет едва заметный пар.

Вскоре культработницы вернулись. Шли рядком, по возрасту – старшая, средняя, младшая. Булавкин почти улыбнулся. Алина Ивановна подошла к ним и протянула Егеру улику.

— Вера Сергеевна Кострова, работает в библиотеке имени Горького в Железнодорожном районе, тридцать четыре года, не замужем.

— Спасибо, Алина Ивановна, — Егер аккуратно пожал ей руку и коротко поклонился.

— Да бросьте, Василий Романович. Мы же все в одной лодке.

Егер кивнул и зашагал к выходу. Алина Ивановна вернулась в кабинет.

— Василий Иванович, — заговорил Булавкин. — А что тень будет делать сейчас, пока не нашла тело?

— Сложно сказать. Вероятнее всего, кормиться. Для рождения нужно большое количество энергии.

— То есть, убивать?

— Возможно. Знай мы, чья это тень, могли бы утверждать наверняка.

— А эти не знают?

Егер не успел ответить – сзади раздался незнакомый женский голос.

— Подождите!

Оба остановились и обернулись. Младшая культработница шла к ним, держа в руках что-то продолговатое, завернутое в черную ткань. Егер с Булавкиным были почти у выхода. Девушка шагала быстро и уверенно, черная юбка-солнышко чуть выше колена ритмично покачивалась.

— Возьмите, — она протянула Егеру сверток. — Только осторожно, оно хрупкое. Если успеет воплотиться, можете попробовать пырнуть этим.

— А поможет? — спросил Егер.

Девушка пожала плечами.

— Вот и расскажете потом.

Она коротко улыбнулась Булавкину и быстро зашагала обратно в кабинет. Сержант проводил ее взглядом. На какое-то время его мысли оказались заняты чем-то кроме ужаса и тревоги.

Уже в машине, по пути к Железнодорожному, Егер развернул ткань и, с удивлением хмыкнув, улыбнулся. В его ладони лежал заостренный кусок фульгурита.

— Товарищ майор? Да ничего особо. Сказал, мол, дело так себе, разобраться надо по-быстрому, без шума. И Вас, мол, уже вызвал.

— Ага.

Короткая серная вспышка озарила темный коридор. Василий Романович затянулся, долго, шумно. Пару секунд не выдыхал.

— Ты выйди на минутку-другую, сержант. Я посмотрю пока бегло, чего там да как, — он предупреждающе поднял руку с сигаретой и посмотрел сержанту в глаза. Сержант отвел взгляд. — Ты только следуй инструкции, ладно?

— Инструкции? — эхом отозвался сержант.

— Ну, инструкции. Тебя Стряпин ознакомил?

— Никак нет, товарищ… Василий Романович.

Сержант стыдливо опустил голову.

— Тебя как звать?

— Булавкин.

— А имя есть, Булавкин?

— Николай.

— Значит, вот что, Николай, — старший зажал сигарету в зубах и открыл входную дверь. —  Раз Стряпин решил над тобой подшутить, просто жди снаружи и делай только то, что я велю. Ладно?

— Так точно.

Сержант кивнул и проследовал на выход. Дверь тут же захлопнулась.

Булавкин уже привык, что его постоянно шпыняют старшие по званию, так что не обижался. Хотя, строго говоря, Василий Романович не был старшим по званию. Уважением он, конечно, пользовался большим, и в своей работе был специалистом что надо, но старшим по званию не был. Булавкин вообще сомневался, что он соблюдает должностные инструкции. И о какой такой инструкции он сам говорил? Все это походило на какое-то самоуправство. Можно ли судмедэксперту курить на месте преступления? А лапать двери квартиры, где было совершено двойное убийство, без перчаток? Да куда там. Но перечить было себе дороже. Булавкин снова покорился и молча подпер стену, ожидая, пока старший разрешит ему войти. С другой стороны, так даже лучше – глазеть на трупы дольше положенного желания у него не было никакого. Да и сам Василий Романович, строго говоря, его немного напрягал. На его бледный левый глаз было тяжело не пялиться, но вот смотреть в него – невозможно.

В квартире царила полная тишина. Единственным источником света на весь коридор был тусклый огонек сигареты. Пахло плотью. Василий Романович с легкостью мог различить по запаху плоть человека и любого другого животного. Хорошая, чистая свинина была похожа больше всех, но все равно отличалась. Даже с сигаретой в зубах он отчетливо чувствовал этот запах, густой, оседающий на языке так прохладно и гладко.

Эксперт медлил. С минуту он молча стоял посреди коридора, вглядываясь в темноту комнаты впереди, боясь войти в нее. Здесь должно пахнуть иначе. Воздух на месте убийства должен нести кровь, легкий металлический привкус, а не тяжелый вкус мяса. Что-то было не так. Стряпин, паскуда. Пепел упал на палас. Ладно, это в последний раз. Это уж точно в последний. Глубокий вдох, и он направился в комнату.

Только здесь ощущался запах крови. К нему примешивался и другой, более тяжелый, кислый, похожий на гной.

Посреди детской, усыпанной осколками зеркала, лежало изувеченное женское тело. Живот вспорот, руки в крови, одежда влажная, в темных густых выделениях. Глаза выколоты, лицо изрезано от лба до подбородка, частично срезан скальп, в шее несколько колотых ран. Ладони и пальцы в порезах, рядом множество крупных осколков, покрытых кровью. Все увечья, очевидно, нанесены самостоятельно.

Эксперт сделал долгую затяжку и задержал дыхание, не отрывая глаз от трупа. Что-то не так. Через несколько секунд голова слегка закружилась, и картинка перед глазами стала мутнеть. Травы подействовали. Василий Романович достал из второго внутреннего кармана футляр с очками и уселся на ковер напротив трупа, скрестив ноги. Еще одна затяжка, и сигарета истлела совсем. Крохотный окурок он растер между пальцами, пока последние искры не погасли, и вдохнул носом остатки.

Футляр щелкнул на всю квартиру, Василий Романович слегка вздрогнул. Он аккуратно надел старые круглые очки с одной линзой черного стекла, закатал левый рукав и, не отводя глаз от трупа, стал крутить коронку часов. Стрелки двинулись вспять. Губы эксперта беззвучно шевелились. На минуту или больше время рядом застыло, а затем медленно и неохотно подчинилось. Тьма сгустилась вокруг, запахи и вкусы пропали, все за черным стеклом почернело, и только слабые звуки фантомами приближались откуда-то извне, издалека. Перед взором человека стали проявляться тени.

Первая тень, бледная и тусклая, возникла совсем рядом. Сгорбленная и тонкая, она повела его в другую комнату, на кухню, где все началось.

2

— Спасибо! – Саша взяла подарок. – Сама как-то думала о такой, да руки все не доходили.

— Играйте на здоровье, – улыбнулась Вера. – Я знаю, что у вас с этим нет проблем, но вещь-то забавная.

— Это да.

Саша провела пальцами по сторонам игрушки. На вид качественная, пластик, вроде, неплохой – не тонкая вонючая херня, что треснет после первого падения. Рисунки крупные, яркие, но аккуратные, даже милые. Кнопка не кричащего алого цвета, а мягкого оранжевого, как спелая тыква.

Она соврала. Не думала она о такой игрушке, даже не видела в магазинах. Но вещь-то, судя по всему, и правда неплохая.

— На батарейках?

— Вроде, да. Я не смотрела.

Саша перевернула коробку. Крышечка была в левом нижнем углу. Судя по размерам, игрушка на три пальчиковых батарейки.

— О, смотри!

Саша вздрогнула. Быстро проморгавшись, глянула на Веру с улыбкой. Подруга выставила большой палец, раздувшийся и туго перебинтованный.

— Чем заехала?

— Тесаком, случайно.

— И чем хвастаешься? – Саша усмехнулась.

— Не своей работой. Жданов зашивал вчера. Быстро, почти что не больно, раз-раз, и готово, даже поплакать перед ним не успела.

— Ты же в курсе, что он женат?

— Ты же в курсе, что у нас такие персонажи появляются нечасто?

Саша хмыкнула, соглашаясь. Жданов правда был хорош.

— Сколько швов?

— Не знаю, я особо не глядела. Может, с десяток. Но быстро, ловко так, без лишних слов. Выписал антибиотики и вежливо выставил. Интеллигент.

В одном месте бинт пропитался кровью почти насквозь. Саша поморщилась.

— Теперь планируешь себе чего-нибудь сломать?

— Может, и планирую. А вот у тебя с ним нашлись бы темы для беседы без членовредительства.

— Отвали.

— Что?

— Хочешь гадить мне в душу – сначала напейся. Чтобы бить было жалко.

Пару секунд подруги молчали. Вера успела немного испугаться. Затем Саша чуть заметно улыбнулась, и Вера засмеялась, чтобы успокоиться. Пора домой.

— Не сиди сычом, Саня. Пятница же, расслабься, – Вера подвинула игрушку. На пластике осталась маленькая кровавая клякса. – Завтра сходим куда-нибудь, в парк, в кино. Захвачу ликеру и фруктов.

— Да-да, – Саша отмахнулась. – Ты на антибиотиках, какой ликер?

— Ликер не считается, – она приобняла подругу, осторожней, чем хотела. – До завтра.

— Пока.

Дверь захлопнулась. Саша фыркнула. В комнате остался резкий запах орифлеймовских духов. Может, ей правда стоило выпить, ненадолго забыться. Иногда ведь надо остановиться и выдохнуть. Она не останавливалась давно, хотя и с места, кажется, не двигалась. Бред какой-то. Дни, недели, месяцы все шли, и ночи делались все дольше. Что-то ело ее изнутри, подтачивало потихоньку, как червь, и не унималось. Иногда Вера включала психоаналитика и выдавала ей откровения: это все неотрефлексированная вина из-за того, что муж ушел, или комплексы и завышенные требования к себе из-за детства в неполной семье, или невысказанные страхи вместе с подавленным творческим потенциалом, и всякая муть в таком духе. Саша позволяла ей почувствовать себя умной, потому что ей это ничего не стоило, хотя порой, наверное, стоило. Нет, дело было в другом. То есть, во всем этом, конечно, тоже, но в первую очередь в чем-то еще. Паразит забрался в ее голову, какая-то паршивая метафора, и оттого внутри все понемногу рассыпалось. Надо выпить.

Саша взяла игрушку и пошла в детскую. Когда вставляла батарейки, следа от пальца подруги уже не увидела.

Чаще такие игрушки были с рядом кнопок, вроде маленького пианино. Жмешь на кнопку с коровкой – она мычит. Здесь была одна кнопка, большая полусфера, на которую Саша сама хотела нажать. Игрушка была квадратная, основную ее часть занимал центральный круг, в котором, как цифры на часах, располагались рисунки животных: собачка, кошечка, коровка, курочка и прочие мультяшки, всех двенадцать штук – больше обычного. В центре большого круга был еще один, внутри которого располагалась стрелка, перст указующий.

Для своих одиннадцати месяцев Ника знала и умела многое. Лексикон ее составлял, по прикидкам Саши, порядка сотни слов, пускай в основном и коротких. Это, если верить умным книжкам про материнство, очень даже недурно – уровень двух лет. Хотя на самом деле никаких умных книжек Саша не читала: времени не оставалось. И все, что формировалось в Нике до сих пор, формировалось как-то интуитивно, не по рекомендациям и правилам. Игрушки у нее в основном были простые, круг общения крохотный, и с матерью времени она проводила явно меньше, чем должна была. Саша понимала, как никто другой, что с такой точки зрения уровень развития ее дочери – не ее заслуга. Но еще она отлично понимала, от кого Ника унаследовала свою… вундеркиндовость, что ли. Забавно: сейчас Саша не могла подобрать правильное слово, порой подолгу не могла вспомнить нужные слова вообще.

Едва ли девочке была нужна эта игрушка для развития. Но вот как игрушка вполне себе сгодится.

В последнее время Ника стала делаться на удивление спокойной и послушной. Большую часть дня проводила за играми, тихо болтая о всяком. Строила правильные синтаксические конструкции, пускай и простые, делала осмысленные высказывания. Даже собственное отражение в большом высоком зеркале, что занимало четверть западной стены в детской, уже переставало ее забавлять. Видя это, Саша тревожилась, что Ника взрослеет слишком быстро. Но видя улыбку своей маленькой девочки, слыша ее мягкий звонкий смех, забывала обо всем, и все тревоги, все горе и страх растворялись в сладком тумане, густом, словно чистая одержимость.

Когда девочка проснулась и покушала, Саша решила опробовать игрушку. Расположилась на мягком ковре напротив большого зеркала, усадила дочь на колени и нажала на большую оранжевую кнопку. Стрелка завертелась, сделала круга четыре и остановилась, указывая на кошку.

— Кошечка говорит: «Мяу!».

— Ого, – Саша удивилась вслух: качество записанного звука было отличным, кошачий мяк прозвучал приятно.

Ника радостно рассмеялась – ей очень нравились кошки – и потянулась к кнопке. Нажала аккуратно, обеими ладошками. Стрелка снова завертелась и в этот раз указала на козу.

— Коза говорит: «Ме-е!».

— Ме-е! – повторила Ника.

— Правильно, молодец! Давай еще разок.

Девочка нажала на кнопку опять. Еще четыре оборота, и стрелка вновь остановилась на козе.

— Коза говорит: «Ме-е!».

— Ме-е! – повторила Ника.

— Да, правильно, – похвалила Саша, но уже не так искренне. – Нажми-ка еще разок, милая.

Ника нажала.

— Коза говорит: «Ме-е!».

— Ме-е!

— Так, ладно, хватит, – Саша отложила игрушку и встала, прижимая девочку к груди. – Поиграем с ней потом, она, похоже, не в порядке.

— Мама, хочу поиграть, – Ника протянула ручку в сторону игрушки.

— Потом, милая, – Саша развернула ее к себе лицом и посмотрела в глаза. – Пойдем лучше с тобой посмотрим мультики. «Черного плаща»?

Ника заулыбалась и обняла маму.

— Черного плаща!

— Вот и отлично, пойдем, – Саша гладила дочь по спине, не отрывая глаз от игрушки. Вспомнила про след от пальца Веры.

Пока смотрели серию про капустных похитителей тел, Ника трижды сказала, что хочет поиграть с новой игрушкой. Поговорить с ней. Тогда они посмотрели две серии сверху и плотно перекусили, после чего Ника захотела спать. Саша уложила ее, поцеловала в правую щечку и, как опытный домушник, покинула комнату без единого звука и с добычей.

По видику все шел «Черный плащ», но совсем тихо. Саша устроилась в кресле в углу зала, подальше от детской. Осмотрела коробочку со всех сторон, каждый сантиметр. Может, просто не заметила этот несчастный крохотный след крови? На красном-то фоне. Но следа нигде не было. Даже его следа, даже намека.

Стерся, пока играли. Стерся, пока игрушка лежала в детской, до того, как на кнопку нажали в первый раз. Стерся об ковер. Мысли рационально.

Да и след был еле заметный. Если был вообще.

Саша проверила батарейки, покрутила пальцем стрелку, повертела игрушку так и сяк, сама не зная, чего ищет. Как макака с очками. Кнопку трогать не хотела. Поганое чувство тревоги стало подниматься в ней, холодное и скользкое, как чужие протухшие потроха, поползло снизу к глотке, вызывая изжогу. Это просто пластик, просто батарейки, просто пара неплохих динамиков и качественная запись. Кнопка была такой гладкой, что Саша видела на ее поверхности себя. Свой страх.

— Да какого хера, – прошептала она и нажала на кнопку.

Стрелка завертелась. Саша замерла, задержала дыхание, не смела моргнуть, вслушиваясь в потрескивание механизма, словно там крылось тайное послание. Четыре круга, и указующий перст замер.

— Коровка говорит: «Му-у!».

Саша шумно выдохнула и спихнула игрушку с коленей.

— Сука, – она сделала пару глубоких вдохов, успокаиваясь, и усмехнулась. – Дура трусливая.

Саша заглянула в детскую. Ника спокойно спала, прижимая к себе плюшевого котенка, почти что такого же крохотного, как она сама. Саша не верила ни в богов, ни в дьяволов – или, по крайней мере, убеждала себя в этом, – но верила, что есть ангелы-хранители, и Ника – ее.

Выходя из комнаты, краем глаза она заметила свою тень в большом зеркале и невольно ускорила шаг. Тень показалась ей кривой и слишком темной. В телевизоре Черный Плащ дурил смерть-жнеца трюком на пальцах.

Через три часа Саша подскочила с кровати и едва не выблевала остатки бутербродов, что съела перед сном. Ее трясло от холода, волосы на руках и затылке стояли дыбом. Из детской доносилось:

— Ме-е!

Саша бросилась к дочери. Пульс бил по ушам. Она залетела в комнату, хлопнула по выключателю левой рукой и застыла в дверях. Ника сидела на мягком ковре перед зеркалом и не отводила глаз от игрушки, а на ее лице, на ее ангельском личике была полная счастья улыбка.

На секунду или меньше она замешкалась. Затем подхватила девочку, оторвав от игрушки, и прижала к себе.

— Ника, милая, что случилось? Как ты вылезла из кроватки?

Голос ее дрожал.

— Я хотела поиграть.

— Девочка моя, милая, – Саша гладила ее по голове и спине, пытаясь успокоить себя, и крутилась на месте, словно ища взглядом что-то чужое. – Как ты вышла сюда?

— Хочу говорить.

— Нет, милая, ночью надо спать, мы сейчас пойдем спать, – голос сделался слабым и сиплым, Саша чувствовала, что вот-вот заплачет и никак не сможет это остановить.

— Она хочет говорить.

Долю секунды тишина была оглушающей, а потом зазвенело в ушах. Саша зажмурилась, прижимая дочь к себе сильнее. Затрещал механизм.

— Коза говорит: «Ме-е!».

— Нет, – прошептала Саша. По щекам ее сползали слезы. – Нет, нет…

— Мама, она хочет говорить.

— Нет, – Саша мотала головой, ее трясло.

— Коза говорит, – голос в записи стал искажаться, двоиться и делаться с каждым звуком то ниже, то выше, переставая быть человеческим. – Она моя.

Саша открыла глаза и закричала. Из большого высокого зеркала на нее смотрела тварь с козлиной головой, прижимающая к груди Нику. Из пасти торчали кривые человеческие зубы, с длинных когтистых пальцев капал горчичного цвета гной, грязная скомканная борода закрывала ангельское личико Ники. Багровые глаза чудовища светились, словно проклятые звезды.

— МОЯ.

Саша пнула игрушку, что было сил, и зеркало разлетелось по всей комнате, словно треснуло не от удара, а от взрыва. Свет пропал, а через секунду или несколько загорелся опять. Саша уже сидела на мягком ковре. Руки ее были в крови до локтей, одежда потемнела, мокрая насквозь. Недолго, совсем недолго ее зеленые глаза поблескивали белым. С ее губ сорвалось хриплое:

— Спасибо.

3

Видение поблекло, и тень стала отдаляться. Рядом с ней из тьмы проступила другая. Очертания ее были куда более четкими, похожими на очерченные углем линии, но постоянно двигались, перемещались с места на место, сохраняя лишь общий контур тени. И цвет. В отличие от первой, у этой был цвет – багровый. Тонкая, высокая, намного выше первой, с неестественно длинными руками, вытянутой мордой, увенчанная острыми, мерцающими во мраке рогами, тень козы проявилась на месте, где пару часов назад стояло зеркало.

Василий Романович замер и задержал дыхание. Пару секунд багровая тень оставалась неподвижной, и только крохотные огоньки на морде, там, где обычно у коз располагаются глаза и еще в нескольких местах рядом, дергались из стороны в сторону, словно пытаясь отыскать молчаливого наблюдателя. А затем замерли, упершись в человека. В тот же миг тень рванулась к нему. Отвратительный вой пронзил уши, словно все зеркала на свете разом взорвались. Когти тени разрезали воздух рядом с лицом и сорвали очки. Видение пропало.

Эксперт в ужасе подскочил и, непроизвольно попятившись, упал на спину. Что-то твердое попало под бок, и он коротко вскрикнул. Из-за двери тут же раздалось:

— Товарищ… Василий Романович! Все нормально?

— Да! — бросил он, вытаскивая из-под себя обломок игрушки. — Жди там!

Эксперт поднялся, сунул кусок крашеного пластика в карман пальто и сразу стал высматривать очки. Пустая оправа валялась рядом с телом Саши, у левой руки, исполосованной от ладони и до плеча. Острые осколки хрупкого черного стекла рассыпались рядом. «Эти резали бы куда лучше зеркала», – мелькнуло у эксперта в голове. Нервы сдавали.

Он опустился на колени, положил оправу в футляр и осторожно собрал все осколки. Сука, Стряпин, урод, втянул в какое-то говно. Тут и так ни черта не понятно, еще и с сержантом нянчиться.

— Товарищ сержант!

— А?

— Иди-ка сюда.

Дверь щелкнула, сержант быстро оказался рядом. Войдя в комнату, задержал дыхание.

— Инструкции?

— Да, инструкции, — Василий Романович спрятал футляр во внутренний карман и вымученно улыбнулся. — Ты мне дай-ка циферки, а сам готовься фотографировать, ладно?

— Так точно.

— Блевать не тянет?

— Никак нет, — соврал сержант.

— Плохо, — важно заключил эксперт. — Нормального человека от такого выворачивает. Ты, поди, всякого насмотрелся уже под началом Стряпина?

— Никак нет, — опять соврал сержант.

— Вот это дрессура. Ты по-людски говорить-то обучен, сержант? Или дома тоже всех товарищами называешь, по старой памяти?

— Никак… — Булавкин одернул себя на полуслове и посмотрел эксперту в лицо. — Нет, Василий Романович. Это привычка. Профдеформация.

— Ага, это я понимаю. Так где, говоришь, циферки?

Сержант указал в сторону входа и направился туда. Вернулся с портфелем в руках. Достал сперва черный пакет с табличками, на которых были от руки начертаны цифры от 1 до 99, и передал Василию Романовичу. Затем добыл черный «кодак» на 35 миллиметров и стал проверять пленку.

— А вообще тошнит, — признался Булавкин. — Со входа тянет…

— Мясом?

Булавкин кивнул.

— И что ты насчет этого думаешь?

Пару секунд Булавкин помолчал.

— Странно это. Я такого не видел. Ну… не чуял.

— Вот-вот. Я тоже. А мой опыт в подобных вещах, боюсь, будет богаче твоего. К моему сожалению.

Цифры потихоньку заполняла комнату. Василий Романович расставлял их аккуратно и точно. Руки его были все еще без перчаток, а взгляд то и дело возвращался к Булавкину.

— А что там наш дорогой Стряпин, эта старая наседка? У него теперь в порядке вещей бросать людей без должной подготовки на такое?

— У меня неплохая подготовка.

Фотоаппарат щелкнул, комнату озарила яркая белая вспышка. Василий Романович отшагнул от трупа и неотрывно смотрел на Булавкина.

— Служил в пехоте?

— В морской пехоте.

— О как, — эксперт покивал в знак уважения. — А чего к нам пошел?

— Семейные обстоятельства.

— Семейные обстоятельства…

«Кодак» щелкнул еще.

— Мать здесь, переезжать не хочет, а помогать ей некому.

— Как тривиально.

Булавкин посмотрел на Василия Романовича. Теперь оба его глаза казались бледными и смотрели не на сержанта, а куда-то за него. Лицо Василия Романовича застыло в напряжении, и сам он не двигался. Как кот перед броском.

— Все нормально? — осторожно спросил Булавкин.

Эксперт промолчал, только чуть приподнял правую ладонь, веля молчать. Глаза его сузились, а челюсти сжались. Булавкин напрягся. Василий Романович медленно, плавно, почти незаметно сделал шаг к нему. Бледный глаз сверлил пространство у самого лица Булавкина, и воздух, сочащийся тошнотворным зловонием, делался все теплее. Сержант непроизвольно попятился. В тот же миг что-то острое впилось в его левое плечо, рассекло отглаженную ткань и плоть под ней. Булавкин вскрикнул от боли и неожиданности. Пальцы отпустили «кодак», и тот упал на осколки зеркала.

— Бегом!

Эксперт схватил сержанта за правую руку и потащил к выходу. Тот побежал. Через несколько секунд оба были уже во дворе, в нескольких метрах от двери подъезда, под полуденным июльским солнцем. Отзвук тени растаял.

- Ты бы маску какую надел, - сказал он, прислушиваясь к шагам, доносящимся со стороны лестницы, - врачей нет, беречь себя надо.

- Лучше помоги, - отмахнулся Николай, - или иди другим займись, не знаю.

- Ну ну, а то раскомандовался, думаешь небось, - и Валерий Иванович присоединился к нему.

Мешок наполнили довольно быстро. С лестницы снова послышался шум - Саша поднимался наверх и, судя по звукам, тащил что-то тяжелое.

Валерий Иванович приподнял мешок, чуть стукнул об пол и неторопливо его завязал. Поволок к выходу, протащил по площадке и вытащил на лестницу. Улыбнулся - сверху бегом спускался Саша, с накинутым на плечи розовым платком в мелкий цветочек. В руке он держал еще охапку аляпистых платков и довольно улыбался.

- Отнести? - он перекинул платки себе на плечи и отряхнул ладони об пыльные штаны.

Валерий Иванович покачал головой.

- Платок нужен? - Саша протянул ему цветастый платок, - хороший платок, возьмите, не пожалеете.

- Сколько еще цемента нужно? - спросил Валерий Иванович, вытирая лоб, - или ты все, в торговцы платками подался?

Саша засмеялся.

- Не, это Мика нашла, - Саша протянул ему еще один платок, - удобно, и лицо протереть, и не сильно пачкаешься.

- А по цементу? - Валерий Иванович взял платок и тоже перекинул его через плечо.

Саша пожал плечами.

- Там два мешка осталось, - он погрустнел и посмотрел вниз, - перетащу наверное за раз. Ходить надоело, потом воду.

Валерий Иванович кивнул.

- Воду поможем, там уже заканчиваем, - он пропустил Сашу вниз и добавил, - если что, не кричи, а сразу наверх, понял? Не геройствуй там.

Саша покивал на ходу и медленно побежал вниз.

Валерий Иванович пошел обратно в квартиру.

- На, держи, - он протянул Николаю платок, - Сашка принес.

Николай кивнул и прислушался - что-то грохнуло со стороны улицы и донеслись обрывки фраз.

- Почти все, - сказал он, разглядывая неполный мешок с кирпичами, - думал, больше будет. Вытащим и перекурим давай. А то этот там ожил, слышишь?

Валерий Иванович кивнул, завязал мешок, собрал инструменты и пошел вслед за Николаем на лестницу.

- За раз дотащим, - сказал Николай, разглядывая прислоненные к стене мешки, - потом что?

- Воду Саше натаскаем с ванны и все, - начал говорить Валерий Иванович, но замолчал.

Раздался глухой стук и удар. Что-то упало и снова забормотали неразборчиво.

- Чет по-нашенски, вроде? - удивился Валерий Иванович, - не?

Они прислушались, но шум не повторился.

- Может упало что? - спросил тихо Николай и в ответ Валерий Иванович пожал плечами, - точно на улице же.

Валерий Иванович кивнул. Что-то снова прогремело внизу, уже в доме. Мужчины переглянулись и спустились на пролет ниже. Валерий Иванович хлопнул себя по лбу и вернулся за инструментом. Протянул молоток Николаю. Снизу быстро, с каким-то неприятным звонким грохотом, поднимались. Николай перегнулся через перила.

- Сашка бежит с ведром и мешком, - ответил он на немой вопрос Валерия Ивановича, - щас узнаем.

Валерий Иванович слегка отступил вверх и поднял гвоздодер. На лестничный пролет влетел Саша, пробежал мимо пропустившего его Валерия Ивановича и чуть не врезался в Николая. Бросил мешок и поднял ведро.

- Там это, - быстро заговорил он, обернувшись к Валерию Ивановичу и оглушая его звенящим ведром, - это там. Оно.

Николай снова посмотрел вниз. Пожал плечами. Саша поднял мешок.

- Да, стой, - Валерий Иванович схватил его за плечо и развернул к себе, - Какое оно, блять?

Саша затараторил, глотая половину слов и сопровождая все это звонким аккомпанементом с ведра.

- Да хватит, - Николай отобрал у него ведро, вытащил оттуда молоток, - нормально объясни, что там?

- Там это, сами посмотрите, - Саша схватил мешок и поволок его в сторону квартир.

Николай переглянулся с Валерием Ивановичем и они пошли вслед за Сашей.

- Вот, вот, - почему-то шепотом говорил Саша, стоя у окна и показывая пальцем вниз, - смотрите.

Валерий Иванович подошел к окну и выглянул.

- Сука, - моментально развернулся он к выходу и побежал вниз.

Снизу раздался грохот и звук разбиваемого стекла.

- Мешок брось, - Николай дернул Сашу к выходу, - сука. Погоди, на. Тихо, погнали.

Он протянул Саше тяжелый разводной ключ, сам схватил большой молоток и они рванули вслед за Валерием Ивановичем.

Влад.

Идти было приятно - земля слегка пружинила под ногами, словно подталкивала - вперед, давай вперед. Ноги набирали силу и до стоящего парня Влад практически пробежал. Притормозил и боком, боком, медленно обогнул его, стараясь не задеть лежащие на земле вещи. Наткнулся на бревно, упал и медленно встал. Покосился на брошенный вниз лист бумаги.

- И чего там читать-то, дурачок, - подумал он, разглядывая хаотично нарисованные точки разных цветов.

Посмотрел на парня - тот равнодушно смотрел в сторону ямы, из которой вылез Влад.

- Оказывается, нам мелкий попался тогда, - Влад сделал еще пару шагов, прикидывая свои шансы в драке, - этот бы всех нас положил.

Парень лениво перевел взгляд на Влада и зевнул. Потянулся, демонстративно размялся. Влад сам считал себя достаточно рослым, повыше многих его знакомых, но, по его прикидкам - парень был повыше, если бы встали рядом - то Влад макушкой только до его груди бы дотянулся.

- Гребаный медведь, - Влад споткнулся и чуть не упал, - елки палки, вот блин.

Последнее он сказал, видимо вслух, потому что парень улыбнулся и помахал ему рукой с топором. Влад торопливо кивнул и ускорился.

- Тихо как для леса, - Влад поднял голову и посмотрел наверх, - темнеет как быстро.

Небо темнело на глазах. Серые деревья стояли неподвижно, хотя ветер был - это чувствовалось. Обогнул лежащие на земле сухие ветки, вышел на небольшую поляну и застыл.

- Охренеть, - двое людей сооружали небольшой навес над вещами, - это они с домов вытащили?

Вещи были рассортированы и сложены аккуратными, ровными кучками. Влад разглядел пару картин, окрашенный в голубой цвет табурет и грудой лежащие на нем пачки стирального порошка. Один из людей поднял голову и Влад невольно отступил назад.

Вздрогнул, когда позади него раздался смех. Обернулся. К нему неторопливо приближался тот парень, сидевший у ямы, и что-то весело говорил. Подошел к Владу, снова махнул топором в сторону домов и демонстративно пнул воздух. За спиной уже засмеялись парни.

- Зачем убивать, - Влад повернулся к поляне, - мы бы и так вещи бы отдали. Нелюди.

Чем дольше он разглядывал табуретку, тем сильнее в нем нарастала злость и отчаяние.

- Сказали бы, - но тут его подняли в воздухе и хорошо потрясли.

Еще раз тряханули так, что желудок прыгнул к легким, и с силой кинули на землю.

- Не надо, - чувствуя, как его снова поднимают, простонал Влад.

Воротник больно впился в шею, ноги уперлись в землю. Слева появилось лицо парня - он громко что-то сказал Владу около уха. Больно постучал пальцем по его виску. И Влад качнулся - парень его отпустил и легонько подтолкнул вперед.

- Я понял, - закивал Влад, делая шаг вперед, - я понял, понял.

Он развернулся и побежал.

Бежать было легко - даже одышки не было. Деревья расступились - и Влад оказался около детской песочницы. Огляделся - вдалеке виднелись два костра, ветер донес запахи жарящегося мяса. Сглотнул слюну. Постоял. Огляделся.

- В носу что ли, осталось, - к запаху жареного мяса вплетался посторонний, едко-сладкий запах разлагающейся плоти, - точно. Одежда же вся в этом.

Он передернулся. Еще раз осмотрелся - и направился к одиноко стоящему грузовичку с надписью "Доставка воды".

- Повезло, - он дернулся, вляпавшись во что-то очень мягкое, - сука.

И тут же брезгливо принялся возить подошвой по песку. Живот снова резануло. Влад сглотнул.

- Нечем блевать, - зло напомнил он себе, - нечем, уймись.

Обогнул гниющую руку, в которую он вляпался, подхватил небольшой рюкзак, лежащий рядом с ней и дошел до скамейки. Открыл рюкзак и сплюнул от досады.

- Телефон, прокладка, блять, - он мысленно застонал, - хоть конфетка какая.

Нашел упаковку салфеток и вытер лицо. Подошел к грузовичку и дернул. Дверь со скрипом приоткрылась - ключи приветливо торчали в замке зажигания. Ошалело оглядел кабину, открыл бардачок, вслепую порылся в бумагах и с досады хлопнул дверью. Заглянул внутрь машины - пусто.

- Надо бы в магазине перекусить, как вернусь, - он наткнулся взглядом на обертку от шоколада под окнами дома и посмотрел наверх.

Окна квартир были закрыты. Кое-где были заколочены окна на первом этаже.

- Оборонялись, - Влад почувствовал странную гордость за обитателей этого дома, - молодцы.

Он повернулся к машине. На окраине леса стоял парень и внимательно его разглядывал.

- Спасибо, что проводил, - насмешливо крикнул ему Влад, одновременно прикидывая расстояние между ним и машиной.

Парень засунул топор за пояс. Влад помахал ему рукой, улыбнулся и рванул в сторону открытой двери машины. Тут же отлетел в сторону. Больно ударился спиной об скамейку. Выдохнул. Раздался скрежет и рядом с Владом оказался руль.

- Блять, - он моментально пригнулся.

Дверь от машины приземлилась рядом. Влад прикрыл руками голову. Парень обошел машину и повернулся к нему.

- Окей, я понял, - Влад развел руки в стороны, - я понял.

Парень негромко что-то сказал. Влад кивнул. Парень шагнул вперед и Влад с трудом заставил себя встать.

- Не надо нервничать, чел, я все понял, - медленно и тихо говорил он себе и приближающемуся парню, - давай нормально разойдемся. Понимаешь? Просто нормально разойдемся и все.

Стоять было сложно - тянуло упасть вниз и спрятаться.

- Я понял, - Влад почувствовал, как его подняли в воздухе и швырнули в сторону дома.

Выставленные вперед руки смягчили удар.

- Да что за день такой, - Влад шатнулся, сделал пару шагов назад и обернулся.

Вздрогнул. Парень стоял практически рядом и смотрел наверх. Поднял руки и Влад зажмурился. В ушах зазвенело. Лицо обожгло колючими брызгами и Влада втащили в окно. Швырнули к стене.

Мысли отключились. Влад открыл глаза и потряс головой. Темнота. Пусто. Он сел на бок и вытер лицо. Поморщился от боли.

- Обработать надо, - грязный рукав был весь в крови, - и выбираться отсюда нахер.

Прислушался. Стояла тишина. С разбитого окна тянуло вечерней прохладой. Огляделся и медленно встал. Комната была пустая и серая. Через выломанный дверной проем чернел коридор. Постоял, подошел к окну и выглянул - никого. Темнота - ночь пришла стремительно и быстро.

- Тут заночевать или в магазин вернуться? - Влад тянул время, вылезать обратно не было сил, - отсюда уйти можно, если аккуратно идти, с магазина уйти вероятность повыше.

Он обернулся на внезапный шорох сзади. Замер.

- Идиот, - моментально сел, сообразив, что на фоне окна его прекрасно видно и с улицы, и с коридора.

Прислушался. В какой-то момент уловил чье-то дыхание за стеной и от удивления моргнул. Звук пропал. Влад прислонился к стене и еще раз прислушался.

- Я выйду, - через пару минут тишины негромко сказал он, - просто выйду и все.

Он медленно поднял руки и сделал шаг вперед. Дошел до черного дверного проема, шагнул и резко провалился в темноту.

Первый дом.

Георгий Олегович медленно жевал - растягивал удовольствие. Дима сосредоточенно жевал рядом. Оба молчали. Полумрак с углов переползал на стены, становился чернее и гуще. Георгий Олегович доел, вытер рот и осторожно встал.

- Не ходи туда, - шепотом сказал ему Дима, - не советую.

Георгий Олегович презрительно посмотрел вниз. Дима облизал грязные пальцы.

- Серьезно, дед, - он медленно встал, - не ходи.

- Спрятал там заначку? - Георгий Олегович шагнул в сторону кухни.

- Я че, блять, на крысу похож? - моментально среагировал Дима, - ой ладно, хочешь иди. Только не говори потом, что я не предупреждал. Пожалей колбасу.

- Ага, конечно, - с сарказмом ответил Георгий Олегович и зашел в комнату.

Стемнело окончательно. Тусклым квадратом выделялось чернеющее окно. Под ногой что-то хрустнуло. Георгий Олегович постоял, привыкая к темноте. Постепенно прорисовывались очертания стен, остатки кухонных шкафов, половина из которых лежала обломками на полу и хурстела при каждом шаге, какая-то темная огромная куча сваленных вещей. Воняло отвратительно, до рези в глазах. Георгий Олегович сделал еще шаг.

- Этот еще увязался, - раздраженно думал Георгий Олегович, слыша рядом тяжелое дыхание, - значит точно припрятал что-то.

Он неуклюже наклонился и рукой сдвинул какие-то обломки в сторону. Дыхание стало громче.

- Хватит сопеть, - Георгий Олегович вляпался во что-то теплое и мягкое, - фу, блять, я во что-то влез.

- Я не соплю, - раздался шепот Димы из коридора и Георгий Олегович дернулся.

Нога заскользила и он упал на что-то мягкое и желеобразное. Заорал от неожиданности. Попытался встать, но руки разъезжались в стороны. Вонь усилилась. Руки тряслись и отказывались подниматься, словно приклеившись к липкому полу.

- Тихо ты, - раздался за спиной голос Димы, - блять, ты в это вляпался еще, сука.

Он помог подняться матерящемуся Георгию Олеговичу.

- Заткнись, - наконец сказал Дима и Георгий Олегович замолчал.

Они прислушались.

- Кажись пронесло, - хриплым шепотом сказал Георгий Олегович, поднимая руку, чтобы вытереть лицо от липкой массы.

- Не трогай лицо, - Дима чиркнул зажигалкой и Георгий Олегович подавился кашлем.

- Пошли, пошли, - Дима потащил удушливо кашляющего Георгия Олеговича в коридор, - щас найдем чем вытереться.

Георгий Олегович зажал было рот рукой, но от запаха с ладони его затошнило еще сильнее. Пахло человеческим потом, рвотой и кровью. Было еще что-то, но этот запах Георгий Олегович не разобрал, хотя от него тошнило больше всего.

- Вот возьми, - Дима протянул ему какую-то тряпку, - раздевайся ты, старый дурак. Говорил же, нет, полез, блять.

Георгий Олегович с отвращением стягивал себя одежду, одновременно пытаясь заставить желудок вернуться на место.

- Господи, - он стащил носки, отшвырнул вещи от себя подальше и вытирал лицо тряпкой, которую ему дал Дима, - господи, что это? У него глаза открыты, ты видел?

- Блять, я там первый был, - Дима стаскивал штаны, - конечно видел. Говорил же.

Георгий Олегович нервно засмеялся.

- Не толкайся, - Дима раздевался рядом.

- Глаза-то живые, - Георгий Олегович на мгновение замер, - может это человек?

- Не знаю, - Дима натянул футболку, - иди спроси если хочешь.

- Оно же еще дышит, - Георгий Олегович натянул штаны и передернулся, - я вначале думал, это ты.

- Ага, мне делать больше нечего, - Дима полностью оделся и ждал, пока Геогрий Олегович зашнурует кроссовки.

- Дима, а вдруг это заразно? - Георгий Олегович справился наконец с тошнотой и кроссовками, - что тогда?

- Ну тогда мы оба будем как желе, - Дима плюнул на пол, - ты со вкусом старости и идиотизма, а я красивое и молодое.

Он засмеялся.

- Только полный кретин смеется над собственными шутками, - с достоинством ответил Георгий Олегович, - пошли отсюда, красивое и молодое желе. Блин, это ж надо такое сказать-то. Вот правильно говорят, что у молодежи ума нет сейчас.

- Ну да, ну да, - протянул насмешливо Дима, - а кто нашел колбасу?

- Я даже не хочу знать, откуда эта колбаса, - оборвал его Георгий Олегович, - выбираться надо отсюда. И воду найти. Еще день и нам пизда без воды.

Они подошли к выходу. Немного постояли - Георгий Олегович внимательно изучил пустую площадку, и вышли.

- Куда теперь? - шепотом спросил его Дима.

Георгий Олегович кивнул на соседнюю дверь.

Соседская квартира была также разгромлена и практически пуста. Георгий Олегович подошел к окну. Тянуло свежестью. Под ногами хрустело стекло. Георгий Олегович выглянул. Внизу чуть наискосок от них горел костер. Дальше еще один, с котлом. Около костров стояли несколько человек и негромко что-то обсуждали. Георгий Олегович прислушался, но ничего не разобрал.

Желудок забурчал - вместе с ночной прохладой ветер принес запах жареного мяса. Сглотнул слюну. Посмотрел вниз. Около подъезда на выходе было пусто. На подоконнике Георгий Олегович нашел парацетамол и начатую пачку сигарет.

- Гений, - Дима разделил таблетки и ссыпал свою половину в рот, - давай покурим хотя бы.

Он захрустел таблетками. Георгий Олегович последовал его примеру и зажмурился от горечи. Проглотил вязкую массу. Закурил. С наслаждением затянулся.

- Будешь? - он протянул Диме пачку.

Дима нащупал сигареты, прикурил от протянутой ему Георгием Олеговичем зажигалки и долго кашлял. Также долго возился на месте, устраиваясь поудобнее.

- Тихо ты, - пшикнул на него Георгий Олегович, - услышат же.

В темноте промелькнул огонек сигареты - видимо Дима махал рукой.

- Ой, ты так орал, что он бы давно прибежал, - сказал Дима не сильно громко, - но или он оглох, или он в наушниках.

- Или его там нет, - добавил Георгий Олегович, вставая, - чего расселся, пошли.

Подождал, пока Дима встанет.

- Сигарету затуши, дурак, - прошипел Георгий Олегович, наблюдая как огонек от сигареты с пола поднимается в воздухе вверх, - чего машешь ею?

- Я ее выкинул, - растерянно сказал Дима.

Передо мной стоит пожилой мужчина с окладистой бородой. На его лице читается недовольство. Он одет в чёрную рясу, на груди золотится большой наперсный крест.

— Отпевания не будет, — раздражённо произносит он. — Не просите. Не положено для таких.

Разворачивается и исчезает за дверьми церкви.

Капли дождя стекают по моему лицу. Мне кажется, что у них солоноватый привкус. Бреду́ к выходу со двора. С колокольни по округе разносится благовест, возвещая о начале службы. Молния разрезает небо. Её вспышка ослепительна. Она заполняет всё видимое пространство. Я падаю на колени прямиком в лужу. Прячу лицо в ладонях. Мои плечи сотрясают рыдания.

Воспоминание, мелькнувшее в сознании яркой вспышкой, резко оборвалось. Туман рассеялся. Я стоял на просёлочной дороге. Вдали светились окна домов. Под ногами валялся помятый дорожный знак с надписью «ПАМЯТНЫЙ ОКОЛОТОК». Звон колокола смолк.

Это же деревня, где живёт Алиса. Я быстрым шагом направился к едва различимым в сгущающихся сумерках домикам. Справа раскинулось широкое поле с редкими чахлыми кустиками. Слева, почти вплотную к краю дороги, высились корявые деревья непроглядной чащи. Казалось, оттуда веет могильным холодом.

Мне доводилось бывать в деревнях. Воздух там всегда был наполнен различными звуками, непривычными городскому жителю. Крики птиц, стрекотание насекомых, разноголосица домашних животных — здесь всего этого не было. В округе стояла гробовая тишина. Однако на фоне всего произошедшего со мной за последнее время это не казалось таким уж странным.

Когда до ближайшего дома оставалось уже не больше пары сотен метров, я снова услышал плач.

— Алиса? — просипел я, превозмогая боль в горле.

Естественно, никто не отозвался. Я сам-то себя с трудом слышал. Горло, надсаженное постоянными криками, отказывалось воспроизводить громкие звуки. Я крутил головой в поисках источника плача. Судя по всему, кто-то рыдал в лесу. Я немного прошёл по направлению к чаще. Так и есть — звук стал слышен чётче. Взглянув на часы, убедился, что стрелка указывает в сторону деревни. Циферблат светился ядовито-жёлтым светом. Соваться в неизведанную лесную глушь не было ни малейшего желания, но если девочка там, я должен её найти.

Осторожно раздвигая руками ветки, я двинулся вглубь леса, подсвечивая путь фонариком. Звуки слышались где-то совсем рядом. Спустя непродолжительное время я оказался на небольшой полянке. В дальнем её конце стояла, сотрясаясь от плача, женская фигура в тёмной одежде. Это была не Алиса, но было в ней что-то неуловимо знакомое.

Я медленно направился к рыдающей женщине. Она громко всхлипывала, опустив голову и спрятав лицо в ладонях. Длинные чёрные волосы падали на плечи и грудь.

— С вами всё в порядке? — негромко поинтересовался я.

Казалось, она меня не слышит. Приблизившись почти вплотную, я легонько коснулся её плеча. Она подняла лицо. Рука с чёрными ногтями молниеносно вцепилась мёртвой хваткой в моё запястье, заставив меня выронить фонарик от неожиданности. Теперь я понял, почему фигура показалась мне знакомой. Я узнал её. Узнал чёрную футболку с логотипом группы «Кино», блуждающий взгляд и широкую кровоточащую рану на шее. Рыдания сменились безумным булькающим хохотом.

Сунув свободную руку в карман, я выхватил нож. Щёлкнула пружина, выталкивая лезвие наружу. Острый клинок полоснул по держащей меня руке. Женщина пронзительно заверещала и, отпустив моё запястье, взлетела вверх. Синхронно с её криком из чащи донёсся чудовищный рёв, деревья затрещали, ломаясь. Нечто огромное ломилось из леса на поляну.

Я бросился прочь, но тут же рухнул лицом вниз. Ноги словно стянуло тугим арканом. Перевернувшись на спину, я увидел, что их оплели узловатые шевелящиеся корни. Последние деревья, сдерживающие монстра, с треском, рухнули, и на поляне возникла громадная человекоподобная фигура. Я отметил, что со времени нашей последней встречи корень мандрагоры заметно подрос. Десятки толстых щупалец, змеясь, скользили по траве в мою сторону. Новые побеги формировались прямо на глазах и тут же устремлялись ко мне. Головы у чудовища не было, на её месте извивался длинный отросток, противоположный конец которого исчезал под юбкой парящей над землёй женщины.

В груди чудовища разверзся усеянный кривыми клыками зёв, и меня потащило прямо в него. Вверху оглушительно хохотала безумная брюнетка. Я отчаянно хватался за влажную траву, но всё было напрасно. Тело оторвалось от земли. Меня обдало невыносимой вонью из распахнутой пасти.

Поляну озарил яркий свет. Радостные вопли бывшей попутчицы сменились криком боли. Отростки, удерживающие меня, разжались, я рухнул вниз, больно ударившись спиной. Монстр, недовольно урча, неохотно отступал в чащу, втягивая щупальца.

— Быстрее! — раздался знакомый голос. — Бежим!

Я резко вскочил на ноги и рванул за Степанычем. Дед бежал слишком резво для своего возраста. В руке его ярко пылал факел, разгоняя лесной полумрак. Я с трудом поспевал следом. Наконец, мы выскочили на дорогу. Степаныч остановился. Я согнулся рядом, уперев руки в колени, и жадно хватал ртом воздух. Не в силах произнести ни слова, лишь махнул рукой в сторону деревни.

— Нет, — покачал старик головой. — Мне туда путь заказан. Я вмешался. Этого делать было нельзя. Теперь меня ждёт наказание.

Дыхание его совсем не сбилось. Голос звучал ровно, как будто не он мчался только что по лесу, перепрыгивая торчащие из земли корни и коряги.

— Найди Алису. Она где-то в Околотке прячется. Ты должен вытащить её отсюда любой ценой. Поспеши. Времени у тебя осталось совсем немного.

Я заметил, что свет факела быстро тускнеет.

— Оно боится пламени? — немного восстановив дыхание, просипел я. — Давайте подожжем лес.

— Это не просто пламя, — хмыкнул Степаныч и внезапно ткнул факелом мне в запястье.

Я инстинктивно отдёрнул руку, но вдруг понял, что не ощутил жара.

— Была у меня припрятана искра Благодатного огня, — с сожалением произнёс он. — Для себя берёг, но чего уж теперь. Может, сможешь внучку вытащить, тогда не зря истратил.

Из чащи донёсся треск ломающихся деревьев. Чудовище шло по нашему следу.

— Тика́й! — старик толкнул меня в плечо. — Найдёшь Алису, сразу на Верхний Ям шуруйте. Там поезд ждёт. Надеюсь, успеете.

Раздался тонкий свистящий звук. Рубаха на груди дед вспучилась. Рот его открылся в беззвучном крике. Факел выпал из руки и потух. Узловатый корень пробил тело старика насквозь. Кровь брызнула мне в лицо. Окровавленный отросток обвил конвульсивно дёргающуюся добычу и резко дёрнул. Степаныч исчез за деревьями. Усталость как рукой сняло. Не оглядываясь, я бросился к Околотку.

VI

Мне казалось, что от топота монстра сотрясается земля, а голова готова была взорваться от пронзительного визга. Я промчался через одиноко стоящие ворота, споткнулся о камень, попавшийся на пути, и растянулся во весь рост. Не обращая внимания на боль, вскочил и вдруг понял, что шум позади прекратился. С опаской оглянулся назад. Дорога была пуста. Погоня отстала. Мне удалось уйти.

Я взглянул на часы — циферблат горел тревожным оранжевым светом. Нужно как можно быстрее найти Алису, скоро совсем стемнеет. Я первый раз за всё время пребывания в этом месте взглянул на небо. Ни луны, ни звёзд разглядеть не удалось. Темнеющий небосвод был затянут плотной дымкой.

Оглядевшись вокруг, я направился к ближайшему домику. Окна покосившейся избы изнутри освещали тусклые пляшущие блики. Явно не электрическая лампочка. Похоже на свечи. Не удивлюсь, если даже лучины. Поднявшись по скрипящему крыльцу, громко постучал. Не дождавшись предложения войти, дёрнул входную дверь и оказался в тёмных сенях. Вспомнив о потерянном в лесу фонарике, я негромко выругался и принялся шарить руками по стене в поисках входа в жилое помещение.

Нащупав холодную металлическую ручку, потянул дверь на себя и замер на пороге. Комната была пуста, если не считать небольшого гроба, стоящего в самом её центре на двух табуретках. По его углам на длинных подставках горели четыре свечи. В гробу лежал ребёнок. Сначала я решил, что это Алиса, но, подойдя ближе, понял — не она. Мёртвая девочка была примерно одного с ней возраста, однако на этом сходство заканчивалось. Россыпь веснушек на бескровном лице и ярко-рыжие волосы. Это точно не она, хотя было в ней что-то неуловимо знакомое. Смерть ребёнка — это всегда страшно, но я всё же испытал облегчение, поняв, что это не Алиса.

Я отступил к двери, когда меня накрыло очередной волной воспоминаний.

Просторное помещение без окон с сырыми стенами. Похоже, это подвал. В центре стоит медицинская кушетка. Под кушеткой на полу начертана красным большая пятиконечная звезда в круге. По концам её лучей расположены зажжённые свечи. На кушетке с закрытыми глазами лежит девочка. Её длинные рыжие волосы свисают с лежанки, руки и ноги туго зафиксированы широкими ремнями. У изголовья тёмная фигура в надвинутом на глаза капюшоне нараспев произносит слова на незнакомом языке.

Внезапно ребёнок открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону.

— Отпустите меня, — едва слышно шепчет она. — Пожалуйста. Я никому не скажу.

Человек в капюшоне извлекает из складок плаща небольшую куклу. Нет, не куклу. Человекоподобный корень мандрагоры. В другой руке появляется нож. Пальцы тонкие, женские. Не переставая бормотать, она делает небольшой, но глубокий надрез на запястье ребёнка. Подставляет корень под тонкую струйку крови, стекающую с края кушетки. Голос её становится громче, появляются визгливые нотки. Кровь впитывается в растение без остатка. Ни капли не проливается на пол. Отростки жуткой куклы начинают шевелиться. Женщина кладёт её на грудь девочки. Аккуратно бинтует порез.

— Создание сие будет твоим стражем и проводником за кромку, — обращается она к ребёнку, переходя на понятный язык. — Очисти сосуд для потерявшейся во тьме.

Девочка начинает кричать. Я закрываю уши руками и зажмуриваюсь.

— Отпусти меня! — прорывается крик в зажатые уши. — Отпусти меня! Отпусти меня!

Я открыл глаза. Мёртвая девочка сидела в гробу, повернувшись ко мне, и повторяла одну и ту же фразу, как заведённая. Из её носа показалась струйка крови. Нет, это не кровь. Это длинная многоножка выползла и, извиваясь, скрылась в рыжих волосах.

В ужасе я бросился к выходу. Спотыкаясь о хлам в сенях и отмахиваясь от свисающих с потолка пучков сушёных трав, протаранил входную дверь плечом и вывалился во двор. Не останавливаясь, выскочил за ограду и кинулся по улице вдоль домиков, как один похожих друг на друга. Их двери начали открываться, и из каждого выползали, подтягиваясь на руках, копии мёртвого ребёнка. Их глаза пылали в сумерках ярко-красным светом. Десятки голосов сливались в один.

— Отпусти меня! Отпусти меня!

Я мчался вперёд, казалось, целую вечность, но улица всё не кончалась. Лёгкие горели огнём. Наконец, обессилев, я упал на колени и, закрыв лицо ладонями, замер, тяжело дыша. Голоса медленно приближались. Они наползали со всех сторон, неотвратимые, как лавина.

Вдруг всё стихло. Моего плеча коснулась чья-то рука.

— Ты чего? — раздался голос Алисы. — Тебе плохо?

VII

Я отнял руки от лица и ошалело огляделся по сторонам. Никаких рыжеволосых мёртвых девочек рядом не было.

— Нет. Просто я спятил.

Внезапно на меня напал истеричный смех. Напряжение, копившееся всё это время, наконец вырвалось наружу. Я катался по земле, громко хохоча, не в силах остановиться. Алиса смотрела на меня непонимающе и немного испуганно. С трудом я всё же взял себя в руки и прекратил истерику. Немного отдышавшись, вытер слезящиеся глаза.

— Ты куда пропала?

— Я не пропала. Ты меня бросил.

— Я тебя искал. Нам нужно уходить отсюда. Здесь опасно.

— Надо дождаться деда.

— Мы с ним встретились, — я запнулся и продолжил. — Он велел идти на Верхний Ям.

— А ты меня снова не бросишь?

— Ни за что!

Я поднялся с земли и протянул ей раскрытую ладонь.

— Хорошо, — она схватила меня за руку. — Ты обещал.  

Я покосился на циферблат часов. Он светился багровым, стрелка показывала на противоположный конец деревни. Тьма сгущалась очень быстро. Свет в домах погас, и их тёмные силуэты сливались с небом. Внимательно глядя под ноги, я медленно двинулся в нужном направлении, крепко сжав руку Алисы.

— У тебя случайно нет фонарика? — спросил я на всякий случай.

— Нет, а зачем? — удивлённо протянула она. — Светло же.

— Как светло? — я резко остановился.

— Ну, пасмурно немного, — удивлённо ответила девочка. — Наверное, дождик скоро пойдёт.

— Погоди, — я присел на корточки и, взяв её за плечи, развернул к себе. — Хочешь сказать, сейчас не ночь?

Она отрицательно помотала головой.

— Ты меня не обманываешь?

— Нет.

— Так, — я на секунду задумался. — Опиши мне, что ты видишь вокруг.

— Да всё как всегда, — пожала она плечами. — Обычная улица с домами. Полкан вон кость грызёт под забором. Баба Галя по воду пошла. Мишка с котом играется. Дед Паша косу точит на завалинке. Ты чего, сам не видишь?

— Получается, не вижу. А место, где я тебя первый раз нашёл, как выглядело?

— На сенокосе раньше не был, что ли? Как он может выглядеть?

— Кучи одежды, части манекенов… Не?

— Стога́ сена, скошенная трава. Какие ещё манекены?

— С каждой минутой всё меньше понимаю, что здесь происходит, — пробормотал я. — Ладно, потом разберёмся.

Сверившись ещё раз со стрелкой на часах, я указал рукой вперёд.

— Веди тогда в ту сторону, потому что я уже ничего не вижу вокруг.

— Хорошо.

Алиса потянула меня в указанном направлении.

— Дед сказал, ты ничего не помнишь до нашей встречи.

— Вообще-то уже кое-что вспомнил, но мне это не понравилось.

— Ты делал что-то плохое?

— Очень надеюсь, что нет, но, возможно, я не очень хороший человек.

Алиса надолго замолчала. Я тоже погрузился в размышления. Что значат мои видения? Очевидно, это как-то связано с рыжей девочкой. А может, просто ложные воспоминания?

Впереди показалось чуть заметное свечение. Я был уверен, что вскоре мы выйдем к туманному проходу. Так и произошло. Уже знакомый белёсый столб возвышался посреди непроглядной тьмы.

— Ты что-нибудь видишь? — осторожно поинтересовался я у Алисы.

— Ага, — подтвердила она. — Большие ворота без забора. Нам туда?

— Видимо, да. Поднажмём!

Я подхватил девочку на руки и с разбега влетел в клубящийся туман. Привычно заложило уши. Звуки и ощущения исчезли. Почти исчезли. Я всё ещё чувствовал прижавшееся ко мне тельце ребёнка. Внезапно я понял, что в тумане был кто-то ещё. Кто-то пытался разорвать нашу связь с Алисой, и ему это почти удалось. На короткий миг я перестал ощущать девочку рядом с собой.

— Алиса! — беззвучно закричал я. — Вернись!

И она меня услышала. Мы снова были вместе. На этот раз я её точно не отпущу.

Я двигался сквозь плотное марево, не чувствуя земли под ногами. Собственно, я и ног-то не чувствовал. Клубы тумана передо мной принимали причудливые формы, пробуждая воспоминания.

Мужчины со скорбными лицами и плачущие женщины склонили головы на фоне крестов и надгробий. Я держусь чуть поодаль. Скорбящие смотрят на меня с неприязнью, некоторые с нескрываемой ненавистью. Убитая горем женщина с покрасневшими от слёз глазами отделяется от толпы и подходит ко мне. Я узнаю её. Это моя соседка по купе.

— Будь ты проклят! — она плюёт мне в лицо. — Ублюдок, зачем ты пришёл?

Звонкая пощёчина обжигает щёку.

Она кричит что-то ещё, но я её уже не слушаю. Кто-то из присутствующих уводит её в сторону, шепча успокаивающие слова.

Сквозь застилающие глаза слёзы я смотрю на свежую могилу. Поднимаю взгляд на надгробие. С фотографии улыбается Алиса.

Где-то вдалеке раздаётся поездной гудок.

Поезд гудел всё громче, разгоняя туман. Тусклые фонари освещали пустой перрон. Я стоял, прижимая девочку к груди. Обернувшись назад, увидел скособоченное здание вокзала. На вывеске выцветшая надпись «Верхний Ям». Мы успели.

— Ты вспомнил?

Алиса с надеждой смотрела на меня.

— Да, дочка, — я аккуратно поставил её на землю и вытер слёзы. — Вспомнил. Прости.

Она обхватила меня руками, уткнувшись лицом в живот, и громко заплакала.

— Теперь всё будет хорошо, — хрипло прошептал я, гладя её рукой по русой голове. — Мы с бабушкой придумали, как тебя вернуть.

Я бросил быстрый взгляд на часы. Циферблат почти чёрный. Выход вот-вот закроется. Снова подхватив Алису на руки, я кинулся к единственному вагону, прицепленному к старому закопчённому паровозу. Поезд тронулся, но боковая дверь всё ещё была открыта.

— Цепляйся за поручень! — прохрипел я, поравнявшись с тамбуром.

Алиса ловко вскарабкалась внутрь. Я остановился, провожая удаляющийся вагон взглядом. Из открытой двери показалась голова дочки. На секунду мне почудилось, что её волосы стали рыжими. Я протёр глаза. Да нет, просто показалось из-за тумана.

— Прости, но я должен остаться, — прошептал я. — Таковы условия.

Я смотрел вслед уходящему поезду, пока он не скрылся из вида. Когда очертания вагона растворились в тумане, я опустился на влажную скамейку и закрыл глаза. Теперь я вспомнил всё, но воспоминания не принесли мне облегчения.

VIII

Я смотрю на наручные часы.

— Чёрт, мне же дочку из школы забирать!

Тяжело поднимаюсь из-за стола.

— Куда? — слабо возражает сосед-собутыльник. — Ты же пьяный. Такси вызови.

— Я нормальный, — с трудом ворочаю заплетающимся языком. — Ща быстро туда-обратно.

Через полчаса я тупо пялюсь сквозь потрескавшееся лобовое стекло на разбитую витрину магазина одежды. На соседнем сидении стонет Алиса. Я поворачиваюсь к ней. Лицо дочери заливает кровь.

— Больно, — еле слышно произносит она.

Её ладошка слабо сжимает мою руку.

— Почему здесь так темно? Мне страшно. Не бросай меня тут одну.

Я пытаюсь успокоить её, но слова застревают в горле.

Спустя семь часов уставший врач сообщает, что спасти ребёнка не удалось.

Через неделю я нахожу супругу сидящей в кресле с перерезанным горлом. Чёрная футболка с логотипом группы «Кино» пропитана кровью. Правая руки с выкрашенными в чёрный цвет ногтями безвольно свисает с подлокотника. На полу валяется нож с выкидным лезвием, на его рукояти выгравировано распятие. Левая рука сжимает записку. На косо оторванном тетрадном листе большими неровными буквами написано: «Это ты виноват!».

Жизнь, лишённая смысла, тянется невыносимо долго.

Кто-то звонит мне с незнакомого номера уже несколько дней. Я сбрасываю вызовы. Наконец решаюсь поднять трубку.

— Дима, это Зоя Викторовна, — голос бывшей тёщи полон решимости. — Нужно срочно увидеться. Приезжай.

Я удивлён и заинтригован. После смерти Ольги мы ни разу не общались.

— Хорошо. Скоро буду.

Покосившийся домик Зои Викторовны давно требует ремонта. После того как не стало Семёна Степановича, хату она совсем запустила. Я смотрю на фотографию старика, висящую на стене. Фото сделано незадолго до его смерти. Он выглядит точно так же, как при нашей встрече в поезде.

— Ты хочешь вернуть Алису? — спрашивает Зоя Викторовна, пододвигая ко мне чашку с горячим чаем.

— А разве это возможно?

И тёща рассказывает мне про Околоток Памяти. Про место, находящееся за кромкой мира. Там, где сны переплетаются с воспоминаниями. Где души умерших людей живут благодаря воспоминаниям близких. Это изнанка царства мёртвых. Тонкая мембрана между Явью и Навью. Там видения и галлюцинации живых переплетаются с посмертным небытием умерших. Там кошмары сливаются с мечтами, и память соседствует с забвением. Она говорит о пересадочных станциях, дающих возможность вернуть потерянных близких. О том, что цена возвращения любимых слишком высока и не каждый решится на подобное. Она рассказывает о том, что существует возможность на короткое время открыть дверь в мир мёртвых. Она говорит о сошествии Иисуса Христа в Ад. Вспоминает Иштар, Гильгамеша, Орфея, Диониса и Одиссея. Все они находили дорогу в царство смерти.

Я смотрю на Зою Викторовну с жалостью, понимая, что смерть мужа и внучки пошатнули её психику, а самоубийство дочери окончательно свело с ума.

— Не жду, что ты сразу поверишь, — как будто читает мои мысли старуха, — поэтому предлагаю лично убедиться, что я не вру.

Она достаёт их кармана небольшую бутылочку с красной жидкостью и ставит её передо мной.

— Выпей.

— Что это?

— Настойка на корне мандрагоры. Она позволит на пару минут заглянуть за кромку. Небольшая демонстрация, не более. Для настоящего погружения потребуется более тщательная подготовка и бо́льшая дозировка.

Я подозрительно кошусь на пузырёк.

— Не бойся, — усмехается тёща. — Хотела бы отравить, подмешала бы отраву в чай.

На самом деле я почти не боюсь. Жизнь без смысла не так уж жалко терять. Скручиваю крышку и залпом опрокидываю в рот содержимое. Перед глазами всё плывёт. Комната заполняется густым туманом.

Прихожу в себя перед заброшенным зданием вокзала. Над входом вывеска: «Нижний Ям». Корявая приписка внизу от руки: «Пересадочная станция». Не сразу вспоминаю, кто я и как тут очутился. Однако память возвращается довольно быстро. Всё так реально и совсем не похоже на галлюцинацию. Я чувствую запах тлена и сырости. Щипаю себя за руку и вскрикиваю от боли. Тут всё настоящее и одновременно какое-то неправильное. Туман снова сгущается вокруг меня.

Я лежу на деревянном холодном полу в доме Зои Викторовны. За окном начинает смеркаться. Времени прошло явно больше, чем пара минут. Украдкой смотрю на часы.

— Время там течёт по-другому, — перехватив взгляд, опережает мой вопрос тёща. — Поверил теперь?

— Это странно, — с трудом поднимаюсь с пола и сажусь за стол. — Не похоже на иллюзию.

— На самом деле это самая настоящая иллюзия, потому что каждый видит там что-то своё. Это не Рай и не Ад. Это серая зона. Туда попадают независимо от того, праведник ты или грешник. И то, каким ты увидишь это место и его обитателей, зависит только от твоего внутреннего мира. Там хватает опасных существ, но формы, которые они принимают, существуют только в твоей голове.

— Откуда вы всё это узнали?

— Ты знаешь, что Ольга поздний ребёнок. Мы с Семёном долго пытались, но всё было напрасно. Я тогда ухаживала за лежачей соседкой. Бабка была почти полностью парализована, но разум сохранила на удивление чистый. Она утверждала, что наделена даром. Я ей не верила, пока она не помогла мне забеременеть. В дальнейшем она ещё многому нас с Семёном научила, а перед смертью передала свой дар мне.

— Так вы ведьма? — я всё ещё настроен скептически. — А Степаныч был колдуном?

— Нет, Семён не был колдуном, — качает головой тёща. — У него не было дара, хотя он знал и умел больше, чем обычные смертные. Он любил людей и старался свои знания использовать во благо. Поэтому он не одобрил то, что я собираюсь тебе предложить.

— Не одобрил? — я бросаю быстрый взгляд на старуху. — Вы хотите сказать, что всё ещё общаетесь?

— Не часто. Связь много сил отнимает. Моя память удерживает его в Околотке так же, как твоя держит там Алису.

— Так вы и с Алисой…

— Иногда.

— А Ольга?

— Ольга — самоубийца. Такие теряют остатки разума практически сразу. Возможно, её сущность всё ещё бродит где-то между пересадочными станциями, но ей уже не помочь.

— Допустим, — задумчиво произношу я. — Всё-таки почему Степаныч не одобрил вашу затею?

— Плата слишком высока, — горько усмехается тёща. — Во-первых, выйти сможет только одна душа, а это значит, что кому-то придётся остаться. Во-вторых, для возвращения нужен сосуд.

— Какой ещё сосуд?

— В нашем случае тело девочки, лишённое души. Я смогу провести обряд изгнания, но донора придётся достать тебе.

— Вы предлагаете мне похитить ребёнка? — возмущённо вскакиваю из-за стола и быстрым шагом направляюсь к выходу. — Вы совсем рехнулись? Ни за что! Прощайте, Зоя Викторовна, и не звоните мне больше.

— Подумай, Дима, — доносится мне вслед. — Вспомни, кто виноват в смерти Ольги и Алисы.

— Я об этом никогда не забываю, — бормочу под нос, с силой хлопая дверью.

До поздней ночи я копаюсь в Интернете в поисках любой доступной информации о путешествиях в загробный мир и особенно о корне мандрагоры. Из подтверждённых фактов нахожу только то, что мандрагора содержат алкалоиды и действует подобно опиатам, вызывая галлюцинации. Может использоваться как сильное снотворное средство. Передозировка опасна потерей памяти, нарушением работы мозга и приводит к коматозному состоянию, вплоть до смертельного исхода.

Я начинаю сомневаться, что моё посещение пересадочной станции не было галлюцинацией. Отрубаюсь прямо за монитором. Мне снится Алиса. Она плачет и просит не бросать её.

Мысли о пересадочных станциях не выходят у меня из головы уже месяц. Всё это время мне снится дочь. Каждую ночь.

Я обращаю внимание на рыжеволосую девочку из соседнего двора. Она чем-то напоминает мне Алису. Они примерно одного возраста. Возможно, даже знали друг друга. Мать зовёт её Иришкой. Хорошее имя.

Зоя Викторовна выжидающе смотрит на меня.

— Я привёз сосуд, — говорю, старательно пряча глаза. — Ей не будет больно?

— Возможно, немного, — пожимает она плечами. — Я постараюсь сделать всё быстро.

Старуха достаёт со шкафа ларец с пятиконечной звездой на крышке. Внутри лежат кинжал и небольшой человекоподобный корень.

— Я читал, что не всякая мандрагора годится для колдовских ритуалов, — нервно пытаюсь заполнить повисшую тишину. — Раньше ведьмы выращивали их из мозгов мёртвых воров или испражнений висельников.

— Всё зависит от целей, для которых он будет использоваться, — усмехается старуха. — Для нас идеально подходит растение, выращенное из сердца самоубийцы.

Она нежно поглаживает фигурку пальцами.

— У этого корня особая связь с Ольгой.

Она открывает дверь погреба.

— Прежде чем мы приступим, должна предупредить о том, что времени у тебя немного. Проход будет открыт три дня по земному времени, но за кромкой время течёт по-другому. Причём для каждого по-своему. Пока проход не закроется, ты будешь связан со своим телом. Для душ, оторванных от своих земных оболочек, нет времени, для них каждое мгновение — бесконечность. Однако не для тебя, пока срок не выйдет. Поэтому поторопись, если хочешь вытащить дочь. Потерянную душу может вывести только живой. Семён встретит тебя и поможет, чем сможет, но его возможности сильно ограничены. Мир за кромкой живёт по своим правилам. Будь осторожен, не дай себя обмануть. Обитающие там хитры и готовы на многое, чтоб проскользнуть в мир живых. Особенно внимателен будь при переходах между пересадочными станциями.

Она спускается в погреб.

— Давай, неси свой сосуд. Я пока всё подготовлю.

Глухой рык прервал мои воспоминания. Перрон содрогнулся от тяжёлых шагов. Я открыл глаза и с безразличием посмотрел на приближающегося Смотрителя. Мне не страшно. Я готов принять свою участь. И лишь одна мысль не давала мне покоя. Вдруг мне не показалось, и волосы Алисы действительно изменили цвет? Что если изгнанная тёщей душа девочки смогла найти способ вернуться? Я вспомнил, как во время перехода почувствовал присутствие кого-то постороннего и на секунду потерял связь с дочкой. Могла ли Иришка занять её место в этот короткий миг?

Когтистая лапа Смотрителя метнулась ко мне, прерывая тревожные мысли и погружая во тьму.

Эпилог

Лежащая на кушетке рыжеволосая девочка открыла глаза и закашлялась.

— Пить, — едва слышно простонала она, разлепив пересохшие губы.

Старуха, дремавшая возле неё на стуле, подскочила и суетливо начала отстёгивать ремни, стягивающие руки ребёнка.

— Сейчас, Алисочка, — причитала она. — Сейчас наверх поднимемся. Там и попить, и покушать приготовлено.

Занятая вторым запястьем, старуха не заметила, как свободная рука девочки скользнула к изголовью кушетки.

— Я не Алиса, — с ненавистью прошипела она, вонзая ритуальный кинжал в шею ведьмы. — Меня зовут Иришка.

— Вроде нет, — я взглянул на экран смартфона. — Рано ещё. Через пару минут должны оправиться.

— Скорее бы уже, — вздохнул дед. — Давайте знакомиться. Семён Степанович. Можно просто Степаныч.

Он протянул трясущуюся руку.

— Дима, — представился я, отвечая на рукопожатие. Ладонь Степаныча была холодная и липкая. Я украдкой вытер руку о штанину.

— Вы не против поменяться местами? — поинтересовался осторожно старик. — Не люблю спиной вперёд ехать.

— Давайте, — я пожал плечами, — Мне без разницы.

Немного потолкавшись в тесном купе, мы пересели. Брюнетка на верхней полке лежала с закрытыми глазами, уронив смартфон на грудь. Счастливая. У меня вот всегда были проблемы со сном, а она только легла и сразу отрубилась.

—Алисочка, ты пить не хочешь? — обратился дед к девочке заискивающим тоном.

Внучка отрицательно мотнула русой головой. Поезд зашипел, здание вокзала медленно исчезло за окном. Семён облегчённо вздохнул и полез в сумку.

— А я выпью, — он достал из старого рюкзака стеклянную бутылку без этикетки, наполненную тёмно-красной жидкостью. — Составите компанию?

— Что это?

Я подозрительно уставился на бутылку. Похоже, причина странного поведения старика и его трясущихся рук наконец прояснялась. Деду нужно было срочно поправить здоровье.

— Настойка домашняя, — он заговорщицки подмигнул. — Особый семейный рецепт.

Дорога предстояла долгая. Что такое пол-литра для двух взрослых мужиков? Просто способ приятно скоротать время за непринуждённой беседой.  

— Ща я за стаканами к проводнице схожу, — я приподнялся со своего места.

— Сиди-сиди, — замахал руками дед. — У меня всё с собой.

Всегда завидовал людям, умеющим так легко переходить на «ты». Попутчик тем временем извлёк из сумки пару складных стаканчиков и небольшой пластиковый контейнер с закуской.

— Картошечка тёплая ещё, — сняв крышку, он втянул носом воздух. — Алисочка готовила. Не смотри, что ребёнок. Она у меня умница. Всё умеет. Рано без матери осталась, сам воспитываю, как могу.

— Бросила?

— Не, — Степаныч шмыгнул носом. — Умерла.

— Извините.

— Ничего. — он махнул рукой. — Мы уже пообвыкли. Ты вот хлеба нарежь пока.

Он протянул мне буханку и складной нож с выкидным лезвием. На потёртой рукояти было выгравировано распятие. Я отрезал два аккуратных куска, мысленно отметив приятную остроту лезвия.

— Далеко едешь?

— До конца. А вы?

— Не, мы скоро выходим. У нас пересадка в пути.

— В гостях были?

— Можно и так сказать, — горько усмехнулся старик. — К дочке на погост ездили. Мы-то с внучкой в другое место перебрались, а она осталась. Вот и решили навестить.

Бросив быстрый взгляд на притихшую на верхней полке попутчицу, дед разлил по первой. Тягучая красная жидкость вызывала неприятные ассоциации с кровью, но я решил не судить о книге по обложке.

— Давай помянем.

Мы выпили, не чокаясь. Девочка неодобрительно покосилась на деда и снова отвернулась к окну.

У настойки был сладковатый и какой-то знакомый привкус. Она мягко скользнула в желудок и начала расходиться тёплой волной по всему телу. Я внезапно испытал острое чувство дежавю.

— На чём настаиваете? — поинтересовался я, ставя стаканчик на столик.

— Да травки разные, ягоды, корешки. Ничего особенного. Ты закусывай, не стесняйся.

Степаныч пододвинул контейнер. Вооружившись пластиковой вилкой, я насадил на зубцы крупный кусок варёной картошки и потянул его ко рту. Что-то мелькнуло у меня перед лицом. Негромко вскрикнув от неожиданности, я шарахнулся в сторону.

С верхней полки, слегка покачиваясь, безвольно свешивалась рука брюнетки. Блики солнца играли на аккуратных ногтях, покрытых чёрном лаком. Мысленно чертыхнувшись, я вернулся в исходное положение. Лёгкий аромат духов щекотал ноздри.  И снова дежавю настигло меня. Запах показался таким знакомым и родным, но в то же время пробуждал чувство глубокой печали. Я поднялся с лежака и посмотрел на попутчицу. Привлекательная женщина слегка за тридцать в чёрном топе с ярко-красным принтом «Мама, я знаю, мы все сошли с ума...» на фоне логотипа группы «Кино». Юбка чуть выше колен открывала стройные ноги. Длинные волнистые волосы цвета воронова крыла разметались по подушке, частично скрывая изящную шею. В моём вкусе. Было в чертах её лица что-то неуловимо порочное и притягательное.

Стараясь не разбудить, я осторожно взял её запястье двумя пальцами и медленно переместил свисающую конечность обратно на полку. Несмотря на то, что в купе было довольно тепло, рука женщины была холодна, как лёд. Что-то внезапно насторожило меня. Замерев, я пытался понять, что же не так с попутчицей, и вдруг до меня дошло… Она не дышала. Грудь её всё это время оставалась неподвижной. Надеясь, что ошибся, я слегка потормошил её за плечо.  Голова склонилась вправо, волосы, прикрывающие шею, соскользнули, и я, заорав, отпрыгнул назад, чуть не упав, споткнувшись о вытянутые ноги деда. На шее женщины красовался свежий глубокий порез. Кровь медленно сочилась из раны, впитываясь в подушку. Теперь я заметил тёмное пятно на белом постельном белье, прикрытое волосами. Я смотрел на труп не отрываясь, лихорадочно соображая, что же делать дальше. И тогда попутчица открыла глаза. Поезд въехал в тоннель.

Я замер у выхода из купе в кромешной темноте.

— Степаныч! — мой голос дрожал.

Тишина. Только стук колёс о стыки рельсов, многократно отраженный и усиленный стенами тоннеля. Лицо обдало смрадом.

— Я тебя помню, — раздалось внезапно рядом, и ледяная рука коснулась моего лица.

Заорав, я выскочил в коридор.

— Вернись! — донеслось мне вслед. — Я тебя ждала!

Голос был странный, какой-то клокочущий. Будто в горле говорившей бурлила жидкость. Двигаясь наощупь, хватаясь за боковые поручни вспотевшими руками, я представлял, как надуваются и лопаются кровавые пузыри в ране на шее моей попутчицы.

Неожиданно тьма рассеялась. В тусклом мигающем свете я обнаружил, что вагон сильно изменился. Грязные стены бугрились пульсирующими багровыми наростами, словно готовыми лопнуть назревшими фурункулами. Пол живым ковром устилали бледные шевелящиеся отростки. С потолка свисала желеобразная слизь, особо крупные капли которой, обрываясь, падали вниз с мерзким хлюпающим звуком. Я с отвращением отдёрнул руку от поручня, выглядящего как обнажённая окровавленная мышца.

— Вернись! — раздалось снова позади. — Это ты виноват!

Я обернулся и увидел, как из купе высунулась голова брюнетки. Глаза её были широко открыты, зрачки хаотично метались, занимая совершенно немыслимые ассиметричные положения, волосы свисали влажными лоснящимися сосульками. Тело оставалось внутри, а голова опускалась ниже и ниже, пока не коснулась пола щекой. Её затрясло. Оцепенев, я наблюдал, как рана на шее становится всё шире. Вдруг с громким хлопком лопнувшей резины голова отделилась от тела, и вслед за ней потянулась толстая кишка, по краям которой тут же стали распрямляться суставчатые ножки. Десятки ножек. Огромная окровавленная сороконожка с женской головой бросилась ко мне. Я рванулся прочь, но поскользнулся, угодив ногой в сгусток слизи. Яркая вспышка перед глазами от удара об пол через мгновение сменилась кромешной тьмой. Сознание покинуло меня.

II

Затхлый запах тлена проникал в ноздри, вызывая ассоциации с разложением и смертью. Я открыл глаза. Воспоминания о произошедшем беспощадным потоком заполнили моё сознание. Вскочив, я испуганно огляделся. Я совершенно не помнил, как снова оказался в купе. Полки были пусты. Все попутчики исчезли. Поезд не двигался, за окном плавал густой белёсый туман.

На секунду я решил, что мне всё приснилось, но внешний вид вагона быстро развеял мою надежду. Нет, не было никаких наростов на стенах или слизи на потолке, но это был определённо не тот вагон, в который я садился в начале путешествия. Либо я был без сознания десятки лет, либо мой кошмар всё ещё продолжается.

В стенах купе зияли многочисленные дыры с неровными краями, из-под сгнившей обшивки полок выглядывала потемневшая набивка, в которой копошились мелкие насекомые, в углах под потолком висели гирлянды пыльной паутины. На столе стоял контейнер Степаныча с засохшей чёрно-зелёной субстанцией внутри. Пустая бутылка из-под настойки валялась рядом. Хотя не совсем пустая, что-то в ней было. Я поднял стеклянную ёмкость, оттёр от пыли и в струящемся из окна тусклом свете попытался разглядеть содержимое.

То, что находилось внутри, больше всего было похоже на крупный корень женьшеня. Веретенообразная, напоминающая уродливое человеческое тело, ветвящаяся часть растения заполняла почти весь объём бутылки. Непонятно, каким образом его запихнули внутрь. Учитывая ширину горлышка, сделать это было физически невозможно. Непроизвольно всплыло воспоминание об анатомическом разделе Кунсткамеры. Внезапно корень зашевелился. Я с отвращением резко швырнул бутылку на пол. Осколки разлетелись по полу. По ушам резанул пронзительный визг. Мои барабанные перепонки готовы были лопнуть, пространство вокруг искривлялось и тряслось, казалось, что зубы во рту вибрируют. Стекло вагона вылетело наружу блестящей крошкой. Зажав уши руками, я кинулся прочь.

Преодолев коридор в несколько прыжков, я оказался в тамбуре. Споткнулся и вывалился на платформу, едва успев выставить руки. Визг стих. Со стоном я поднялся на ноги. В ушах звенело. Осторожно коснулся их и увидел следы крови на пальцах.

Что здесь происходит?

Я ошарашенно крутил головой. Поезда не было. От всего состава остался лишь один вагон, и тот выглядел так, как будто не двигался с места много лет. Он был покрыт ржавчиной и копотью. Впрочем, рельсовая колея, на которой он стоял, выглядели не лучше — металл, изъеденный тёмно-бурой ржой, опирался на трухлявые шпалы, между которыми сновали жирные чёрные крысы.

Повернувшись, я оглядел здание вокзала. Покосившееся деревянное строение сквозь густой туман щерилось тёмными провалами выбитых окон. Над входом красовалась скособоченная выцветшая надпись «Нижний Ям». Чуть ниже красной краской было неровно намалёвано кривыми буквами «Пересадочная станция». Снова мимолётное чувство дежавю коснулось моего сознания.

Сквозь стихающий звон в ушах я услышал размеренное тиканье. Источник звука был где-то совсем рядом. Я запустил руки в боковые карманы джинсов. В обоих нащупал какие-то предметы, которые явно положил туда не сам. Извлёкши находки на свет, я внимательно их осмотрел. В правой руке оказался выкидной нож Степаныча, а в левой его же наручные часы.

Циферблат светился ровным зелёным светом, а единственная стрелка, отмеряющая секунды, крутилась в обратную сторону. Поддавшись внезапному порыву, я надел часы, туго затянув старый кожаный ремешок. Лезвие ножа выскочило из рукоятки с сухим щелчком. Какое-никакое оружие. Не уверен, что от него будет большая польза, но так я почувствовал себя немного спокойнее.

Узкий перрон был завален мусором. Какие-то тряпки, обрывки бумаг и обломки мебели валялись повсюду. Напротив входа возвышалась уродливая статуя, выкрашенная в светло-синий цвет. Человекоподобное существо с вытянутыми вперёд двумя парами рук, оканчивающимися перепончатыми когтистыми лапами, присело, как будто готовясь к прыжку.  Колени его неестественно длинных ног находились выше плеч, а тело склонилось почти параллельно земле. С шеи свисало ожерелье из человеческих черепов. На лишённой растительности голове не было ни глаз, ни носа, ни ушей. Хотя один глаз я всё же обнаружил. Он расположился внутри широко раскрытой пасти, усеянной длинными игольчатыми зубами.

Передёрнув плечами, я обошёл статую по широкой дуге и, озираясь по сторонам, направился ко входу в вокзал. Где я? Что это за место и как я тут оказался? Стоп. А куда я ехал? Замерев на месте, я лихорадочно силился вспомнить свой маршрут. Сердце испуганно сжалось. Я не помнил ничего из своей прошлой жизни. Всё, что было до посадки в поезд, начисто стёрлось из памяти. Дима! Меня зовут Дима! Это всё, что я помню. Господи, я даже не знаю, как выгляжу. Сколько мне лет? Чем я занимаюсь? Пустота. Как будто до того, как я сел в этот вагон, меня и не было вовсе.

Озадаченный внезапной амнезией, я приблизился к зданию вокзала и заглянул в одно из разбитых окон. В темноте с трудом угадывались очертания сидений, хаотично разбросанных по залу ожидания. Заходить внутрь у меня не было никакого желания. Однако это был единственный неисследованный мной видимый объект, остальное пространство тонуло в густом белёсом тумане. Исключая вагон, конечно. Туда я точно возвращаться не собирался.

С тоской оглянувшись назад, я уловил какие-то изменения в окружающей обстановке. Не сразу сообразив, что именно изменилось, ещё раз окинул взглядом перрон. И тут до меня дошло. Сердце пропустило несколько ударов, подпрыгнув к горлу. Резко рванув на себя тяжёлую дверь, я заскочил внутрь. Створка за моей спиной захлопнулась с громким стуком. Эхо заметалось в пустом зале. Я привалился к стене, тяжело дыша. Немного восстановив дыхание, подкрался к ближайшему окну и выглянул наружу. Нет, мне не показалось. Постамент, на котором стояла отвратительная статуя, был пуст.

III

Мне хватило увиденного, чтобы поверить в любую чертовщину. Существовала всё же вероятность того, что у меня галлюцинации или я сошёл с ума. Что если я наркоман или душевнобольной, и всё происходящее лишь порождение моего нездорового разума? Возможно, лежу сейчас где-нибудь без сознания под действием препаратов и…

Внезапно перед глазами всплыл образ Степаныча, разливающего настойку по стаканам. Вот старый козёл! Травки-корешки, говоришь? Опоил. Сейчас, наверное, шарят по карманам на па́ру с внучкой. Если она вообще ему родственница. Историю ещё такую слезливую выдумал.

Я немного успокоился. Неприятно, конечно, но не безнадёжно. Не будут же они случайного попутчика до смерти травить ради наживы. Может, я совсем без денег еду? Откуда они знают, что у меня есть чем поживиться? Насколько помню, в купе я «лопатником» не светил.

Настораживало только, что всё происходящее, несмотря на абсурдность, казалось очень реалистичным. В ушах всё ещё стоял слабый звон, а ладони саднило от удара об асфальт. Я топтался на месте, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте.

Неожиданно из глубины зала раздался сухой старческий кашель.

— Кто здесь? — взвизгнул я, выставив перед собой руку, всё ещё сжимавшую «выкидушку» деда. —У меня нож!

— Рад за тебя, — в голосе слышалась нескрываемая насмешка. — Смотри не порежься ненароком.

Знакомый дребезжащий голос с плаксивыми нотками.

— Степаныч? — осторожно уточнил я.

— Он самый, — подтвердил из темноты старик. — Чего застыл? Присаживайся рядышком.

Вытянув руки, я осторожно пошёл на голос.

— Обожди, — раздалось где-то справа. — Ща иллюминацию оформлю, а то ноги переломаешь.

Под потолком раздалось жужжание, и тусклый свет люминесцентных ламп осветил зал ожидания. Лампы мигали, тухли и снова загорались, в произвольном порядке создавая жуткие гротескные тени на стенах помещения. Я, наконец, смог осмотреться.

Вокзал изнутри выглядел ещё древнее, чем снаружи. Стены и потолок покрывали тёмные разводы — то ли грязь, то ли плесень. Большинство рядов кресел были перевёрнуты, остальные беспорядочно сдвинуты со своих предусмотренных планировкой мест. Подошвы ботинок слегка липли к перепачканному желеобразной субстанцией полу, неприятно чавкая при ходьбе. В углу сгорбилась фигура в тёмном, блестящем от влаги дождевике. Капюшон полностью скрывал лицо Степаныча. Он приглашающе похлопал рукой по соседней сидушке.

Я приблизился, не сводя с него глаз, и, убрав нож в карман, присел вполоборота на краешек кресла через одно место от него.

— Думаешь, небось, что спишь? — ехидно поинтересовался старик.

— А разве нет? — я решил прикинуться дурачком.

— Не могу я тебе, Дима, на этот вопрос ответить. Не про всё тут можно говорить. У этого места свои правила, нарушать которые нельзя. Могу лишь уверить, что попал ты сюда добровольно и прекрасно знал, на что шёл. Скоро всё вспомнишь.

— Я нашёл в вагоне вашу бутылку, — решил я зайти с другой стороны. — Внутри было что-то живое.

— Не совсем живое. Это корень мандрагоры. Крайне опасная штука в неумелых руках. Надеюсь, ты не попытался его оттуда достать?

— Вообще-то бутылка разбилась, и этот ваш корень выбрался.

— А вот это плохо, — неодобрительно поцокал языком Степаныч. — Значит, времени у нас ещё меньше, чем я думал. Передвигается он хоть и медленно, пока маленький, но зато очень упорно. Когда вырастет, будет шустрее, а растёт он очень быстро. Если сюда доползёт, то мало не покажется.

— Тогда нам нужно уходить куда-нибудь, — я вскочил с кресла. — Чего сидим? Пошли скорее. Заодно объясните, что тут творится.

— Это тебе нужно уходить, — тяжело вздохнул старик. — Мне уже поздно. Времени у тебя немного. Следи за часами. Как только циферблат почернеет — выход закроется. Хотя шансы у тебя и так не велики. Зря ты решил сюда сунуться.

— Да куда «сюда»? Где я вообще?

— Не могу сказать, — покачал головой старик. — Сам должен вспомнить.

— Хорошо, — раздражённо буркнул я. — Куда идти, хоть?

— Там помещение для сотрудников, — он мотнул головой в сторону кассы. — Через него до служебного выхода доберёшься, если повезёт. Почаще смотри на часы, они подскажут направление. Берегись Кассира и Смотрителя.

— Какого ещё Смотрителя? — я почему-то вспомнил одноглазого монстра, пропавшего с постамента на перроне.

— Станционного, — тихо отозвался Степаныч.

Внезапно голова его упала на грудь. Руки безвольно свесились. Из раскрывшейся ладони выпал небольшой продолговатый предмет.

— Эй!

Я легонько толкнул старика в плечо. Собеседник с глухим стуком упал на пол. Капюшон свалился с головы. У Степаныча не было лица. Передо мной лежал безликий манекен. Тусклый свет люминесцентных ламп играл на гладком блестящем пластике.

Я пятился, пока не упёрся спиной в стену. Замерев, я испуганно смотрел на то, с чем только что разговаривал. А был ли разговор на самом деле? Может, это просто продолжение галлюцинации? Решившись, я осторожно приблизился к неподвижному манекену и нагнулся за выпавшим у него предметом. На грязном полу лежал небольшой металлический фонарик. Я притянулся за ним. Холодные пластмассовые пальцы резко сомкнулись на моём запястье. Заорав, я дёрнулся назад, вырывая руку. Не удержав равновесия, приземлился на пятую точку, и не вставая, стал отползать спиной вперёд, быстро перебирая ногами.

Манекен поднимался. Конечности его резкими рывками сгибались и разгибались под невообразимыми углами. Плащ соскользнул, обнажая бесполое пластиковое тело. Выворачивая колени и локти, жуткая пародия на человека двинулась в мою сторону. Нащупав в кармане нож, я ранул его наружу. Поднялся на ноги и бросился к приближающемуся существу. Острое лезвие со щелчком выскочило из рукояти. Неумело размахнувшись, я всадил нож в голову жуткого манекена и отпрыгнул, оставив своё оружие в податливой пластмассовой плоти.

Существо яростно замотало головой. Выгравированное на рукояти распятие ярко светилось. В нижней части лица манекена появилась узкая горизонтальная трещина. С каждым мгновением она становилась всё шире, образуя некое подобие рта. Наконец, сформировавшаяся пасть распахнулась, исторгнув из себя громкий вопль. Монстр схватился за торчащую рукоять ножа обеими руками в попытке избавиться от предмета, причиняющего ему боль. Распятие вспыхнуло ярче, раздался громкий хлопок и деформированные куски пластика разлетелись по залу ожидания. Угольно-чёрный сгусток клубящейся материи, метнувшись в сторону кассы, исчез, пройдя сквозь стену.

Ошарашенно я смотрел на то место, где секунду назад корчился от боли раненый манекен. Только нож, лежащий на полу, напоминал о происшедшей стычке. Рукоять перестала светиться, но своей задачей он справился просто превосходно. Что за тварь напала на меня? Возможно, это тот самый Кассир, о котором упоминал старик. К сожалению, спросить было не у кого.

С бешено колотящимся сердцем я подобрал небольшое, но грозное оружие. Убрав лезвие, спрятал нож в карман. Щёлкнув выключателем фонарика и убедившись в его работоспособности, засунул за пояс.

С металлическим скрипом приоткрылась тяжёлая дверь в служебное помещение, будто приглашая войти.

В полной растерянности я застыл на месте. Могу ли я доверять тому, кто скрывался под капюшоном? Не ждёт ли меня за дверью западня?

В зале стало заметно светлее. Лампы перестали мерцать. Свет, исходящий от них, становился всё ярче, разгоняя остатки тьмы. Сверху послышалось нарастающее гудение. Я ощутил лёгкое пощипывание на коже. Волосы на руках слегка приподнялись. Казалось, что воздух по непонятной причине пропитывается электричеством. Я прикрыл глаза ладонью, защищаясь от слепящего света, и тогда все лампы одновременно лопнули, осыпая меня осколками и фейерверками искр. Я зажмурился и присел, закрывая голову руками. Спустя несколько секунд, открыв глаза, я понял, что снова оказался в темноте. Сочащегося из разбитых окон тусклого света едва хватало, чтоб маневрировать между рядами кресел.

Боковым зрением в тумане, скрывающем перрон, я уловил движение. Он будто стал плотнее, принимая какую-то форму. Я уже догадывался о том, что сейчас увижу, но не мог сдвинуться с места. Парализованный страхом, я беспомощно наблюдал, как из белёсого марева появляется Станционный Смотритель.

Будучи статуей, он не казался мне настолько большим. Сейчас же я понимал, что, даже двигаясь на полусогнутых ногах, он был выше меня как минимум в два раза. Пасть его была широко распахнута.  Огромный нечеловеческий глаз с вертикальным зрачком, скрытый за частоколом зубов, медленно двигался из стороны в сторону. Тварь искала меня. В этом не было никаких сомнений.

Неимоверным усилием поборов оцепенение, я сдвинулся с места. Стараясь ступать максимально бесшумно, короткими шажками я приближался ко входу в служебное помещение, не сводя глаз с жуткой твари. Под ногой раздался сухой хруст. Я машинально бросил взгляд вниз и тут же снова поднял глаза. Монстр смотрел прямо на меня. Понимая, что осторожничать уже бессмысленно, я рванулся к спасительному укрытию. Позади раздался грохот – Смотритель ломился внутрь, круша створки вокзальных дверей.

Я скользнул в приоткрытую тёмную щель и, внезапно лишившись опоры, крича, рухнул вниз. Пола за дверью не было.  

IV

Несколько раз перевернувшись в полёте, я перестал понимать, где верх, а где низ. Наконец, лязгнув зубами, я приземлился спиной на что-то мягкое. Меня окружала непроглядная тьма. Отчаянно борясь с подступающей паникой, я пытался выровнять сбитое дыхание. Нужно достать нож! Рука метнулась к карману штанов и наткнулась на заткнутый за пояс фонарик. Вот это кстати!

Луч света прорезал темноту. Из моего надсаженного горла вырвался лишь тихий хрип. Я лихорадочно размахивал фонариком, чувствуя, что разум покидает меня. Вокруг, насколько позволяла разглядеть мощность моего осветительного прибора, были разбросаны части человеческих тел. Бледные, обескровленные руки, ноги, туловища и головы валялись в беспорядке среди ворохов одежды. На одну из таких куч мне как раз и посчастливилось приземлиться. Я с отвращением отпихнул от себя ногой ближайший безголовый торс. Оказавшись на удивление лёгким, он скатился вниз и глухо стукнулся о пол. Заподозрив неладное, я съехал следом и рассмотрел его более внимательно. Так и есть. Снова манекены.

Воспоминание коснулось моего разума неожиданно.

Запах бензина и горячего металла. Кровь заливает глаза. Через потрескавшееся лобовое стекло машины я вижу разбитую витрину магазина одежды. Изуродованные манекены, перевёрнутые стойки с тряпьём, кричащие люди. Слева, у дверцы автомобиля стоит какой-то парень в светлой футболке и размахивает руками. Он довольно высокий. На футболке изображение четырехрукой индийской богини, и хоть мне видна только нижняя её часть, я знаю, что это Кали. Нужно сосредоточиться на этом и ни в коем случае не смотреть направо. Там что-то страшное. Мне нельзя этого делать, но я поворачиваюсь. Яркий свет слепит меня…

Воспоминание оборвалось так же внезапно, как и возникло.

Что это было? Я пытаюсь зацепиться за ускользающие образы и вспомнить что-то ещё, но всё тщетно. Ладно. Пусть не сразу. Кусками, обрывками, фрагментами, но память возвращается.

Я немного воспрял духом.

Однако всё ещё было неясно, в какой стороне находится выход. Луч фонарика метался среди одинаковых тряпичных холмов. Ни стен, ни потолка видно не было, но так как кожа не ощущала даже малейшего движения воздуха, я всё же решил, что нахожусь в помещении. В очень большом помещении. Часы на руке завибрировали. Взглянув на циферблат, я отметил, что цвет его изменился с насыщенного зелёного на салатовый, а стрелка перестала крутиться в обратную сторону. Теперь она замерла между цифрами «три» и «четыре». Что там старик говорил про направление? Я слегка повернулся вправо, стрелка сместилась и замерла на цифре «два». Похоже, у меня есть какое-то подобие компаса.

Следуя указанному курсу, я двинулся вперёд, обходя особо большие кучи одежды. Мне казалось, я иду целую вечность, но пейзаж вокруг оставался прежним. Внезапно сквозь гробовую тишину до меня донёсся едва различимый звук. Я замер, прислушиваясь. Точно. Впереди кто-то хныкал и всхлипывал. Женщина или ребёнок. Звук раздавался чуть в стороне от нужного мне направления. Было ясно, что доверять в этом месте нельзя никому, но вдруг кто-то действительно нуждается в помощи? Решив рискнуть и всё же проверить, я двинулся на звуки плача.

Через несколько минут я оказался перед очередной большой кучей тряпок. Приглушенные всхлипы доносились откуда-то изнутри.

— Эй, ты где? — негромко позвал я.

Звуки резко прекратились.

— Не бойся, — я старался придать своему голосу убедительности. — Вылезай. Не обижу.

Тряпки зашевелились, из-под них показалась голова с длинными русыми волосами. Девчонка из купе. Внучка Степаныча. Я даже помнил её имя.

— Алиса? — настороженно произнёс я. — Ты чего здесь делаешь?

— Я потерялась, — шмыгнула она носом, щурясь. — Можешь не светить в лицо?

Как и дед, несмотря на разницу в возрасте, девочка легко перешла на «ты».

— Конечно, — я поспешно отвёл фонарик в сторону. — Ты помнишь, как тут очутилась?

— Нет. Свет погас. Потом уже здесь оказалась. Одна.

— Ладно. Держись рядом.

Она крепко вцепилась в мою руку. Я взглянул на циферблат и, убедившись, что стрелка часов совместилась с цифрой «двенадцать», направил луч фонарика перед собой.

— Давай выбираться.

Какое-то время мы шли молча. Меня периодически охватывало чувство дежавю, но всё это было только на уровне ощущений. Не воспоминания, а лишь их блеклое эхо.

— Расскажи мне о своём дедушке, — я решил нарушить затянувшееся молчание. — У тебя из родных больше никого нет?

— Есть бабушка, но она в другом месте. Далеко. Мы с ней редко видимся.

— Понятно, — протянул я задумчиво. — Значит, вдвоём с дедушкой живёте.  А отец?

— Дед запретил мне об этом говорить, — в голосе Алисы слышалось сожаление. — И про маму тоже.

— Странный тип твой дед, — не удержался я. — Подозрительный какой-то.

— Он здесь часто бывает и знает, как правильно себя вести.

— Если он такой опытный, то как умудрился тебя потерять?

— Не знаю. Может, так было нужно?

— Кому?

Девочка промолчала. Поняв, что разговор зашёл в тупик, я решил зайти с другой стороны.

— А ты сама здесь в первый раз?

— На Пересадочной?

— Ну.

— Да. Я раньше дальше Памятного Околотка не была.

— Это там вы с дедом живёте? Деревня так называется?

— Ага.

— Очень странное название.

— Мы привыкли.

Я заметил, что кучи тряпья стали попадаться всё реже. Стало заметно светлее. Впереди стала различима вертикальная полоса густого тумана. Похоже, мы всё же нашли выход. Я аккуратно высвободил ладонь из руки Алисы и взглянул на часы.

— Не отпускай меня! — испуганно вскрикнула она.

— Не бойся. Мне нужно просто кое-что проверить.

Мы двигались правильно. Только вот циферблат заметно пожелтел. Время неумолимо истекало.

— Куда бы мы ни шли, думаю, что мы уже близко.

Я обернулся. Девочка исчезла.

— Алиса! — хрипло закричал я сорванным голосом.

Тишина. Я метнулся назад. Луч фонарика беспорядочно заметался из стороны в сторону. Всё тщетно. Ребёнок пропал.

Выругавшись про себя в бессильной злобе, я развернулся и побрёл к клубящемуся впереди туману. То, что я издалека принял за выход, оказалось просто туманным столбом диаметром не более двух метров. Я обошёл его вокруг, не сводя глаз с часов. Стрелка неизменно указывала в центр бесплотной колонны. Я осторожно погрузил в неё руку, а затем решительно шагнул внутрь.

Пересадка (часть вторая)