Двое мужчин стояли у края городской площади. Тот, что помоложе и повыше был в запыленном дорожном платье, широкополой шляпе с черным пером и знаком гильдии каменщиков. Его тяжелый, мрачный взгляд сверлил мостовую. Точнее он смотрел на два пятна копоти, уже порядком затертых. Другой, пожилой и тучный с окладистой бородой, в рабочем переднике трактирщика перемежая свою быструю речь горестными вздохами, что-то рассказывал собеседнику.
– … Два дня назад, их казнили два дня назад...
– Спасибо Отто, я загляну к тебе завтра. Сейчас я хочу быть один. - Рассеяно и словно не слыша собеседника, ответил мужчина в шляпе.
– Себастьян, там… прости… я ничего не мог сделать. - Отто сложив руки как в молитве несколько раз быстро кивнул. - Да. Поговорим завтра.
Себастьян, оставшись в одиночестве, все так же продолжил смотреть на камни мостовой и внимательный прохожий мог бы случайно заметить в его глазах нечто очень необычное, а именно, его зрачки из темных, почти черных, стали пронзительно желтого цвета.
На следующее утро Отто и Себастьян беседовали в трактире. Зал был пуст, постояльцы еще не спустились на завтрак, а желающие выпить посетители еще не пришли.
– Он представился Магнусом, Олафом Магнусом, охотником на оборотней. - Отто отхлебнул из кружки отвар шиповника. Несмотря на то, что он был владельцем питейного заведения, Отто не употреблял хмельного.
– Охотник на оборотней!? - Себастьян от удивления встал из-за стола.
– Угу, ну понятное дело соврал. Брехал что прикончил больше ста чудовищ, хотя сам по манерам и повадкам - явно из благородных, да и то как он быстро спелся с нашим бургомистром это только подтверждает. - Отто отхлебнул еще глоток. - Говорили, что приехали они впятером, но я видел только двоих. Спустя пару дней бургомистр объявил, что “благородные охотники”, - трактирщик презрительно скривился, - прибыли в наш город преследуя страшного и опасного оборотня. Хитрого пособника сатаны, притворяющегося добрым гражданином.
– Невозможно! Что за чушь? И тем более, почему виновными оказались моя жена и дочь? - Удивление Себастьяна сменилось гневом, его сжатый кулак с грохотом обрушился на неповинный стол.
– Возможно, тут все не так просто, - Отто поднял опрокинувшуюся от удара кружку, и направившись за стойку налил себе еще отвара. - После твоего отъезда, наш “добрый пастор”, - Отто опять презрительно скривился, - зачастил в твой дом, он говорил, что женщине оставшейся одной, как никому, необходима поддержка и божья помощь. Однако, думаю, мысли у него были совсем другие. - Трактирщик вздохнул, - извини что говорю это, но я не знаю на кого он направлял свои похотливые мысли, на твою жену или дочь. В любом случае… я их не уберег. Вина на мне.
– Я не виню тебя Отто, наоборот, я тебе благодарен, мне рассказали, что ты изо всех сил старался оберегать мою семью, - гнев Себастьяна прошел, его плечи опустились словно на них легла огромная тяжесть. - Расскажи мне, как… как это случилось.
– Эх… - Отто помолчал, собираясь с мыслями, - не знаю, что было первым, может быть наш похотливый святоша распустил руки, или твоя Марта где-то поранилась, так или иначе она повредила руку. И на следующий день, этот охотник на пару с бургомистром объявили, они на охоте, два дня назад, почти загнали ведьмовское порождение сатаны, но коварная тварь ускользнула. Хорошая новость в том, что храбрый охотник смог ранить зверя в переднюю лапу и поэтому все, у кого есть раны на руках, должны предстать перед стражей, бургомистром и охотником. Марта ничего не ожидала, и ее тут же арестовали, потом стража забрала твою дочь. Я не знаю, что происходило с ними дальше. Через пять дней состоялся суд. Свидетели были неместные, думаю это были те люди что приехали с этим Магнусом. Судья отмел все протесты и возражения, естественно он был подкуплен. Святоша вопил о божьем провидении, воздаянии и о благочестивом огне, что очистит слуг сатаны. И бургомистр их казнил. А этот охотник - смеялся. Вот и все.
– Вот и все… - эхом отозвался Себастьян и резко встал из-за стола.
– Себастьян, - трактирщик подошел к собеседнику и умоляюще заглянул ему в глаза, - пожалуйста, не направляй свой гнев на жителей города, они не виноваты.
– Я внимаю твоей просьбе, не переживай Отто, - тяжелая рука Себастьяна легла трактирщику на плечо, - я убью продажного судью. Я убью похотливого священника. Я убью глупого бургомистра. И я убью этого охотника. Кем бы он ни был. Невиновные не пострадают.
С этими словами Себастьян хлопнул трактирщика по плечу, грустно улыбнулся и размашистым шагом покинул таверну. В городе, с тех пор, его больше никто не видел.
Маркграф Герхард Отто Виктор фон Бритте пребывал в прекрасном настроении. Об этом свидетельствовало все. И не сходившая с лица широкая улыбка, и спокойный умиротворенный взгляд. И даже его манера держаться в седле отдавала некой юношеской лихостью. У хорошего настроения маркграфа была причина. А именно, он отправился на долгожданную прогулку. Сам Герхард называл это: “Свой собственный раут”. Маркграф был честен с собой. Пребывание в высшем обществе его сильно тяготило. Да что там, он бесился каждый раз, когда был вынужден присутствовать на каком-нибудь очередном балу. Его безумно раздражал напомаженный парик, некрасивые (зато по последней моде Ваша Светлость) туфли и так называемое “французское платье”. А еще Герхард не любил танцы. Нет, танцевать он умел, его раздражал сам процесс. “Ах, окажите честь Ваша светлость, не откажите даме в танце”. “Ах, как вы прекрасно танцуете Ваша Светлость”. И прочие, прочие ненужные прелюдии. Маркграф считал, что если уж ты дорогуша собралась ко мне в спальню, то можно обойтись и без этого многочасового размахивания ногами и руками. Поэтому маркграф так любил свои прогулки и те другие “маленькие” развлечения.
Ну как бы то ни было, сейчас Герхард со своей немногочисленной свитой, из фрайгера (нем. барон) Лампрехта Кристофера, риттера (нем. рыцарь) Иоганна, и двух братьев Ганса и Рудольфа, что были наследниками одного очень богатого купеческого рода, направлялись в летнее имение Лампрехта. По крайней мере так было когда они выдвинулись. А сейчас, когда половину неба покрыли жутчайшие черные тучи, подсвечиваемые частыми вспышками красноватых молний, возникла острая необходимость в укрытии. Но, маркграф пребывал в прекрасном настроении, и совсем не волновался. Совсем недалеко, на лесной опушке, с прекрасным видом на заливные луга и реку, была его охотничья усадьба. Хотя усадьба это громко сказано. Это был просто добротный дом, с навесом и стойлом для лошадей.
До места добрались с первыми каплями дождя. К этому времени черные тучи уже закрыли все небо от горизонта до горизонта, а порывы ветра грозили свалить с ног. Стало настолько темно, что для того, чтобы завести в стойло лошадей и снять сбрую, пришлось запалить лампу. Устав ждать и оставив коня на свой эскорт, маркграф обогнул дом, и с силой распахнул входную дверь. В прихожей было темно, но из-под двери пробивалась тусклая полоска света. Герхард попытался вспомнить кто из слуг отвечал за этот дом, но не сумев, отбросил глупые мысли в сторону и решительно шагнул внутрь. Осветив комнату лампой, (оставить светильник чтобы его подчиненным было удобней? Глупости.) маркграф с удовлетворением окинул взглядом свои прошлые охотничьи трофеи. На стене висел ряд раскидистых оленьих рогов, перед камином лежала медвежья шкура. А над камином, обозначая главный трофей, висели совсем невзрачные на вид кабаньи клыки. Глядя на них Герхард невольно улыбнулся. “А ведь если бы я тогда не проткнул этого вепря своим швейнвертером (меч для охоты на кабана) то граф Лихт лишился бы своего обожаемого и единственного наследничка”. Каждый раз глядя на трофей было приятно вспоминать как престарелый граф тогда заискивающе благодарил. Маркграф улыбнулся своим мыслям и направился в столовую-кухню, там кто-то был, свет шел именно оттуда.
Толкнув полуоткрытую дверь, что распахнулась на удивление бесшумно, Герхард увидел сидящего мужчину. Тот, не замечая вошедшего помешивал что-то в котелке, висевшем над небольшой жаровней. “Видимо из-за ветра и грозы он нас совсем не слышал”, - подумал маркграф. У него мелькнула мысль напугать этого человека притворившись разбойником, но благоразумие победило.
– Не ждешь гостей, да? - нарочито громко сказал Герхард.
К удивлению маркграфа, мужчина не вздрогнул и не подскочил. Он медленно обернулся и внимательно осмотрел Герхарда с головы до ног.
– Да. Все так и есть. - мужчина ответил ровным и спокойным голосом.
– Дурак! - Заорал маркграф. Но тут он понял, что из-за темноты его лицо трудно разглядеть и поднял над головой свою лампу. - Твой господин прибыл!
Вначале Герхард подумал, что слуга ему не поверил, поскольку тот все так же продолжал сидеть вполоборота перед очагом, но затем мужчина вскочил и согнулся в поклоне.
– Искренние извинения! Всемилостивейше прошу простить меня Ваша Светлость! Меня никто не предупредил! Я никоим образом не ожидал вас сегодня! - слуга заверещал испуганным и подобострастным голосом, не переставая неистового кланяться и в конце концов бухнулся на колени.
– Ладно… Я действительно не собирался сюда сегодня, - Герхард великодушно взмахнул рукой, - поднимись.
Слуга с небольшой заминкой поднялся. Его лицо показалось маркграфу смутно знакомым, но имени он так и не вспомнил.
– Себастьян, Ваша Светлость. Охотник Себастьян.
– Охотник? Вот как? И на кого ты охотишься? Не припоминаю, чтобы разрешал черни охоту в своих владениях. - Герхард нахмурился.
– Все так Ваша Светлость. Вы не давали разрешения. - Себастьян вновь согнулся в поклоне, - но вы разрешали защищать скот от волков. А местные селяне, как говорят, видели огромные волчьи следы в лесу.
– Волки да…хм… - маркграф помолчал. - Ладно, неважно, я со своими спутниками сегодня остаюсь здесь. Подготовь мне комнату. И собери на стол съестного и вина на пятерых.
Из-за разбушевавшейся грозы никто не заметил наступления ночи. Когда же буря наконец стихла, на черном небе ярко засияла полная луна.
– Себастьян! Черт тебя дери! Тащи еще вина! - Крикнул раскрасневшийся от выпитого маркграф.
– Точно! И проваливай побыстрее! - в тон крикнул Лампрехт, - а то от твоей кислой рожи вино в уксус превратится!
Братья Ганс и Рудольф пьяно заржали, а Иоганн успел напиться настолько что смог лишь кивнуть.
– Себастьян! - вновь гаркнул Герхард. - Ушел что ли куда… или уснул? - продолжил он уже нормальным голосом. - Вот собака свинорылая… Ладно, всыплю ему с утра. Так. Ганс и Рудольф - валите в погреб за вином. Лампрехт, тащи Иоганна на улицу, пусть проветрится.
Свежий ночной воздух бодрящим порывом, доносящийся из открытой двери, побудил маркграфа выйти самому. И не зря. Ночь была великолепна. Промытый дождем воздух был кристально чист и свеж. Звезды на бархатном черном небе переливались как драгоценные камни. И словно властвуя над ними, подобно короне, затмевая и одновременно оттеняя, полная луна изливала на мир свой серебристый свет. Вторя звездам, капли воды на траве и деревьях отражали лунное серебро становясь яркими сияющими жемчужинами. Река, неспешно текущая невдалеке, представала лентой благородной амальгамы, что легкими изгибами ложилась в основу прекрасного мозаичного витража. Маркграф был не чужд прекрасному, иногда он даже писал стихи. Поэтому, наблюдая столь волшебную картину Герхард заорал:
– Лампрехт, брось этого недо-риттера, на холодном быстрее отойдет, и тащи с братьями стол и стулья! Я желаю созерцать ночь! Будем пить до утра!
Лампрехт дотащил Иоганна до ближайших кустов, чертыхнулся и бросил риттера. После поплелся в дом, где разъяснил братьям новую прихоть маркграфа. Спустя всего лишь десять минут, и пару дюжин оскорблений от маркграфа, тяжеленный дубовый стол и стулья стояли на импровизированном дворе. Тут же из кустов выполз слегка протрезвевший Иоганн и пьянка продолжилась с новой силой.
– Ну же маркграф, - Лампрехт отхлебнул вина прямо из бутылки, - каким будет наш “раут” на этот раз?
– Притвориться разбойниками и грабить купцов было весело, - радостно высказался Ганс.
– И выгодно, - добавил Рудольф.
– А мне п-понравилось, когда мы вырядились в чертей и пролезли в женский монастырь, - слегка запинаясь сказал Иоганн.
– Ах-ха, точно. Вымазаться сажей и нацепить на обувь нашлепки в виде копыт было отличной идеей. - Ганс поднял кружку в импровизированном тосте.
– Думаю, сделанные мной парики с рогами были тоже не лишними, - Лампрехт ответил на тост подняв свой кубок.
– А вы знали, что тамошний епископ разостлал по всем ближайшим церквям и монастырям письма, с призывом молиться о несчастных душах юных монахинь, безвестно сгинувших в этом черном дьявольском происке. - Герхард откупорил очередную бутылку
– Ну не знаю, по м-моему, пока мы их не продали, они какое-то время были точно счастливы, - Иоганн, наливая вино промахнулся мимо кружки и алая жидкость залила стол и штаны сидящего рядом Рудольфа.
– В твоем случае пол минуты максимум криворукий ты сын свиньи и осла! - ругнулся купец, отряхивая штаны.
– Ну, а ты шенок, сейчас вообще без яиц останешься, - Иоганн потянул из ножен свой гросс-мессер.
– Прекратить! - Рявкнул маркграф с размаху ударив кулаком по столу.
– А по-моему, было весело как в прошлом году мы притворились охотниками на оборотней. - Продолжил Лампрехт как ни в чем не бывало.
– Ага, дело выгорело неплохо, первый раз видел, как человека на костре жгут. - Ганс с тревогой посмотрел на младшего брата.
– Ну да, а сколько денег нам отвалил тот священник… - Рудольф сделал вид что ничего не произошло. - Думаю можно повторить.
– А мне было искренне жаль девочку, да и ее мать тоже, - Иоганн опустил клинок в ножны и сел. - То что делали с ними эти извращенные уроды, мне совсем не по душе.
– Ну-ну, не будем осуждать людские слабости, у них там был свой кружок по интересам, так сказать, мы были просто инструментом. - Лампрехт налил вина в кружку Иоганна.
– Тем более, что эта девчушка была храбра, мне такие по душе. Она не сломалась. - Сказал Герхард вспоминая тот случай. - Я слышал, как священник хвастался бургомистру: “Она все время грозится, что ее отец нас всех убьет, представляешь?”, после чего оба ржали как кони. А кем был ее отец, кстати? Кто помнит?
– Ммм… Его тогда не было в городе. То ли каменщик, то ли кузнец. А звали его… Себастьян… вроде, - сказал Лампрехт с неуверенностью в голосе.
– Ха, что простой каменщик или кузнец может сделать бургомистру и священнику? - презрительно бросил Герхарт, - а тем более мне? Маркграфу!
– Подкараулить и зарезать в темном переулке? - Ганс пьяно попытался пошутить.
– Нет, нет, нет. - Иоганн помахал рукой с вытянутым указательным пальцем, - ее отец на самом деле оборотень, и в облике чудовища он всех нас выследит и загрызет!
– АХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! - вся компания зашлась в безудержном хохоте.
РАААААААААРРГГГРРХХХХ. Жуткий рык резко прервал царящее за столом веселье. В следующий миг дверь ведущая в дом с жутким треском вылетела из петель и грохнулась о землю перелетев через собравшихся. В темном дверном проеме показались две светящиеся желтые точки. Спустя миг, под лунный свет, вышло и само чудовище. Густая, серая в подпалинах шерсть, мощные и длинные, гораздо ниже колен, лапы, с длинными медвежьими когтями. Морда, похожая на волчью и пасть с длинными и острыми зубами. “Высокий, футов восемь, ему пришлось сильно наклониться чтобы пройти в дверь”, - по какой-то причине пронеслось в голове маркграфа. РААААРРГГРРХ. Монстр зарычал вновь. И словно оборвалась невидимая нить. Пятеро мужчин заходясь криком ужаса, бросились от чудовища прочь. Они, естественно, не видели, как пасть монстра разошлась в жуткой улыбке, а из глотки раздалось довольное урчание, которое с натяжкой можно было принять за смех. Бросив презрительный взгляд на убегающих, чудовище с огромной скоростью, которую не ожидаешь от такой массивной фигуры, бросилось за людьми.
Тонкий и болезненный вопль заставил маркграфа обернуться. Перед его глазами предстала картина из жуткого сна лихорадочного больного. Инфернальное чудовище настигло Рудольфа. Монстр нанизал его на руку, проткнув насквозь, как мясо на шампур. Парень выглядел детской игрушкой в когтях зверя, и верещал как зайчонок. Чудовище же, своей второй лапой, без видимых усилий, оторвало ему ногу и отбросило прочь. Иоганн, выхватив свой гросс-мессер, с воплем отчаяния, бросился на тварь. Чудовище, словно насмехаясь, тут же откусило ему руку держащую клинок и пинком отправило риттера в полет. Бледный как известь Ганс застыл, он не сделал ни единого движения, когда монстр, махнув рукой оторвал ему голову. Лампрехт молился. Искренне и истово, громко выкрикивая слова молитвы. Демоническому зверю, впрочем, это не вредило. Когти чудовища погрузились в живот фрайгера. В следующий миг Лампрехт болтался в воздухе, над головой монстра. Чудище держало его за позвоночник. Раздался хруст и Лампрехт обвис тряпичной куклой. Все это произошло за считанные секунды, но маркграфу это показалось вечностью ада. Он изо всех сил хотел бежать и спрятаться, а утром очнуться от этого кошмара. Но ноги его не слушались. Все что он мог, это неловко отползать, боясь отвести взгляд от чудовища. По лицу Герхарда текли слезы, он этого не замечал. Его одежда была мокрой не только от воды, он этого не замечал. Он скулил, как последний трусливый щенок, маркграф этого не замечал. Все его внимание было захвачено нависшей над ним огромной фигурой. Чудовище наклонилось, едва не касаясь маркграфа. Герхард замер, он чувствовал исходящий от монстра запах мокрой шерсти и крови. Он чувствовал горячее дыхание зверя на своем лице. Не в силах смотреть в глаза чудовищу маркграф зажмурился. Он почувствовал, как его предплечья стиснули мощные лапы. Страх заполонил все естество Герхарда. А следом пришла боль. Зверь, сжав лапы, раздробил кости предплечий маркграфа. Едва волна боли успели схлынуть, как чудовище схватило его лодыжки. Боль пересилила страх, Герхард распахнул глаза чтобы увидеть, как под мощными лапами перемалываются его ноги. И новый водопад боли. Маркграф закричал, захлебываясь собственным воплем. Но он все еще был в сознании, чтобы почувствовать, как лапы чудовища сомкнулись на его бедрах. И тогда в корчащийся от агонии разум Герхарда пришла мысль: “Я понял. Это не убийство. Это. Казнь.”
Себастьян проснулся с рассветом, он полностью обнаженный лежал на полу усадьбы, что нисколько его не смутило. “Что ж”, - сказал он вслух: “Сегодня я и впрямь прекрасно спал”, и его улыбка перешла в широкий волчий оскал. “Я убью продажного судью. Я убью похотливого священника. Я убью глупого бургомистра. Никто из вас не найдет спасения”.
