CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Чудовища хоть и были медлительнее симбионтов, но бились как одно целое, управляемые общим разумом – все чудища когда-то были лучшими воителями баронства. Лют Савохич орудовал двуручным мечом, прорубая бреши в обороне врагов. Его длинные руки позволяли держать недругов на расстоянии. Лют наносил удары из под прикрывающих его щитов соратников, расступающихся на короткое мгновение по импульсу Мицеталия, уже поднаторевшего в военном деле за многие десятилетия борьбы в лесах.

Лют не обращал внимания на вонзающиеся стрелы. Не замечая боль, он яростно разрубил голову одному из симбионтов. Адепты, сумевшие протиснуться дальше зубцов и оттеснить рыцарей, попытались быстро протиснуться клином вперёд, чтобы прорваться во внутренний двор – в это время они забили насмерть ещё одного симбионта, однако и сами понесли несоизмеримо большие потери.

Культистов отбрасывали мощные удары, словно те были тряпичными куклами. Мечи Престола рассекали их щиты вместе с руками, рассекали даже крепкие наросты. Едва сформировавшееся построение адептов ломалось. Враг остановил атаку.

Попытка пробиться вперёд не удалась. Нападающие чудовища завязли на месте, вынужденные теперь обороняться, а не атаковать. Этим же временем в яме захаба полыхал Кентавр, на которого и была вся надежда в этом отчаянном броске – чудовище должно было отвлечь внимание на себя, позволив людям Мицеталия пробиться к пленникам. Но ни орлы, ни Кентавр не сумели выполнить свои задачи. Даже запасной план потерпел крушение – это был тяжелейший провал.

Люта Савохича схватили под руки и потащили к спуску, пытаясь уверить в необходимости отступления. Воин Плесени настолько впал в ярость в своём желании вызволить детишек, что игнорировал приказы даже самого Мицеталия. Савохича серьёзно ранили и едва ли не убили; хотя можно ли убить Люта? Камил видел все удары, которые тот получил, и теперь задумывался, что если Савохич был очень крут и без Плесени, то с нею же – не стал ли он вовсе бессмертен?…

Вампиры не совладали с мастерством симбионтов – им не хватало синхронности с культистами, а поэтому они пали, один за другим, разрубленные на части; кажется, они даже никого не сумели увлечь за собой, настолько они отставали от симбионтов в мастерстве.

Атакующие повернули вспять, спрыгивая со стен и пытаясь отступить организованно, прикрываясь щитами от дротиков. Святые воители насмехались над беглецами, чем вызывали ещё больший гнев Савохича. Атака эта потеряла смысл ровно в тот момент, когда в яму провалился Кентавр – а иначе им не получилось бы пробиться и спасти заложников.

Камил скрипел зубами от досады, пытаясь придумать, как бы исправить кошмарное положение. Оставалось надеяться, что синхронный штурм сразу всех доступных для атаки участков стен повергнет защитников в панику – ведь недавно проревел Трубадур. Защитники, кроме симбионтов, похолодели, когда Дружина Смерти бросилась в атаку – грохот копыт внушал ужас, а разлетевшиеся в щепки первые ворота едва ли не обратили половину войска в бегство, но за дисциплиной внимательно следили опытные сержанты, да и чудовище угодило в хитро выставленную ловушку… Трубадур лишь усиливал страх, но не обращал противника в бегство.

Войско Камила было достаточно велико, чтобы охватить крепость полукругом. Но Камил не любил прямые атаки, в ходе которых приходилось сталкиваться лбами – ведь это чревато огромными потерями. Но стоило ли останавливаться? Может и стоило, но он не мог остановиться – ещё не исчезла надежда на прорыв. Да и не простит он себе позорное отступление, когда Хартвиг выбросит за ворота отрезанные головы Ведагора, Орманда, Агнии, Жанны и Грега...

Мертвецы перекинули через ров многочисленные «мостики» и дружинники перебежали по ним, вставляя штурмовые лестницы и карабкаясь наверх. Арбалетные болты свистели над стальными шлемами. Щиты превращались в ежей. Бойцы закрывались от стрельбы щитами, но тут же попадали под стрельбу сбоку – с выступающих башен, и не могли закрываться сразу отовсюду, а поэтому торопились, пытаясь взять числом – на всех стрелков не хватит, хоть арбалетчики Престола набились в башни так тесно, что с трудом могли перезаряжаться.

Вдруг ярко сверкнули доспехи на стенах в лучах солнца. Рыцари-симбионты спрыгнули со стен. Камил насторожился. Святые воители, перепрыгивая через головы мертвецов, ринулись в атаку.

-- Они идут за тобой, -- сказал Корнелий, выхватывая изящный полуторный меч, которым он умел управляться лишь одной рукой, прикрываясь при этом щитом, отобранным у одного из поверженных врагов.

-- Будто я не вижу! – рыкнул Миробоич.

Вылазку возглавлял рыцарь с огромным молотом. Стрелы отскакивали от лат святых воителей, и даже арбалетчики не могли поразить их с близкой дистанции бронебойными болтами. Могучие удары симбионтов отшвыривали лёгких покойников похлеще любой конницы; воители пробивались сквозь построения, словно раскалённый нож через сливочное масло; симбионты, однако, не тратили время на стычки и, где могли, перепрыгивали и оббегали мертвецов, опасаясь упустить Миробоича. Они неслись со скоростью, которой позавидовали бы лошади.

Камил залпом осушил изнаночные отвары. Это не придаст ему таких же немыслимых способностей, какими владели рыцари, но это повысит его ничтожные шансы пережить этот бой.

-- Лучше отступить, -- Корнелий раздражался упорством молодого государя. – Они не смогут пробиваться через наши построения вечность в погоне за нами – и завязнут. Нам нужно лишь отойти вглубь строя…

-- Нет! Я хочу прикончить ублюдков! – отмахнулся Миробоич. – Им не увидеть моей спины!

-- Но с вашей смертью всё закончится.

-- Мне плевать на смерть! Мне нужны их головы! Позорное поражение – вот чего я боюсь больше смерти!

Они спешились, чтобы использовать стену щитов. Нечеловечески дисциплинированные Железяки обступили своего повелителя плотным кольцом, они приготовили топоры с клювами на обратной стороне, способные пробивать даже самые крепкие латы; у некоторых имелись и алебарды, позволявшие лупить из-за щитов.

-- Мы не выстоим! – Корнелий пытался переубедить его.

-- В прямом противостоянии – мы действительно не выстоим, -- согласился Миробоич, вызывая у вампира ещё большее раздражение. Неужели некромант обезумел от горя? – Но святоши явно забыли об ещё одном козыре, если бросились прямо ко мне.

Симбионты прорывались к некроманту. Они крушили мертвецов, рассекая их на части вихрем многочисленных лезвий. Рыцари без труда подобрались очень близко, и вряд ли теперь можно было сбежать от них, но Камил вдруг отдал мысленный приказ.

Бронебойные стрелы, выпущенные из невероятно тугих луков Плечистых стрелков, просвистели в воздухе с обоих флангов и прошили толстые латы рыцарей. Камил, вполне рассчитывавший на подобный ход магистра, устроил засаду, старательно замаскировав  Плечистых среди обычных трупов.

-- В бой!! – Миробоич бросился вперёд, прикрываемый Железяками.

Обстрел из столь тугих луков оказался неожиданным для симбионтов; к тому же они не думали о рукопашной стычки – они приготовили дротики, чтобы осыпать ими некроманта издалека. Стрелы прошивали броню, вонзаясь в животы и грудные клетки рыцарей, даже не защищавшихся от летевших стрел – настолько воители полагались на надёжность кратенских доспехов. Им пришлось прикрыться щитами и сбиться в кучку, чтобы закрыться с обеих сторон. Тяжёлые бронебойные стрелы вонзались в стальные щиты, утяжеляя их. Рыцари падали замертво, истекая и захлёбываясь кровью…

Симбионты добрались до некроманта, что не стал от них убегать – они были уверены, что мальчишка струсит и будет носиться по полю, прячась за спинами бойцов, но мальчишка сам прыгнул к ним в руки – неужели он безумец? Или он – отличный воин? Ведь ходили слухи о его победе над одним из лучших дуэлянтов…

Громыхнула сталь. Симбионты пытались пробиться через стену щитов. Их могучие удары валили Железяк с ног, но не могли пробить громоздкую броню; а мертвецы быстро поднимались и снова вставали на защиту некроманта. Корнелий умело использовал щиты покойников, доказывая свою причастность к ромейским легионерам – он, словно богомол, подгадывал время для выпада и выпрыгивал вперёд, вонзая конец полуторного меча в забрала; через минуту боя ему удалось сразить сразу двух симбионтов, при этом оставшись совершенно невредимым. Корнелий и мёртвый Нарникель не позволили оставшимся в живых рыцарям раскидать мертвецов так же легко, как они сделали это у стен – симбионтам пришлось считаться с опытом тысячелетнего существа и с мастерством знаменитого предводителя наёмников.

-- Поднажмём! – Камил всё больше распалялся в азарте. Он едва смог нанести по рыцарям пару ударов – и то вскользь. Он бросился в пекло, но он осторожничал, ведь рыцари пытались пробиться именно к нему – чем он и пользовался, обманывая их своими дерзкими вылазками и подставляя под удары Железяк и стрельбу Плечистых.

Железяки падали один за другим, разбитые огромным молотом гигантского рыцаря; воители, неспособные пробить броню Железяк мечами, хватали их за шлема и вытягивали к себе, где выдирали забрала, наручи, поножи – и затем рубили мёртвых на куски. Таким же образом они едва не утащили Нарникеля – Камилу пришлось высунуться, чтобы отогнать симбионтов, за что он едва ли не поплатился жизнью: его топор высек искры с лат соперника, но лезвие меча просвистело всего в одной пяди от глаз…

Самый смелый из рыцарей подпрыгнул высоко вверх, прикрывшись щитом от ударов снизу – он приземлился чуть за спиной Миробоича, вынудив некроманта перекатываться между ног покойников; совсем немного везения не хватило святому воителю, чтобы закончить эту войну одним ударом – воина забили мертвецы, в гуще которых тот очутился.

Рядовые мертвецы всё обступали рыцарей со всех сторон, сбегаясь на помощь к некроманту. Ещё чуть-чуть – и рыцарям не выбраться из плотного окружения. На подмогу спешила четырёхметровая Химера; неподалёку ковылял Шестирукий, готовый посечь симбионтов «мельницей» из сабель.

-- Назад! – гаркнул воитель с молотом. Симбионты синхронно разорвали дистанцию, бросив напоследок сулицы. Воители схватили тела братьев, до кого смогли добраться, но, под жёстким обстрелом и под напором со всем сторон, им пришлось бросить трупы.

-- Убитым уже не помочь! – орал воитель с молотом, пытаясь укрыться от бронебойных стрел. – Раненных – добивайте!

Но даже до раненных они не сумели добраться – рыцари вовремя повернули назад, глубоко разочаровывая Камила.

-- Трусливые шавки Престола! Я бросаю вам вызов! – кричал Миробоич вслед, но рыцарей было уже не остановить.

Камил рвался вперёд – он добрался до раненного рыцаря с перебитыми руками и ногами – и принялся отрубать тому конечности, постепенно, снизу вверх, будто рубил какую-то колбасу. Воитель визжал, но он был необычайно стоек к боли и кровотечениями, а потому протянул неприлично долго, выдержав даже яростные удары между ног. Хотя бы так Камил насладился вкусом мести, но её оказалось недостаточно.

Камил, взобравшись на трупы убитых рыцарей, заревел, словно дикий зверь, празднующий победу – нечто первобытное пробудилось в его сердце.

Отряду удалось перебить сразу шестерых симбионтов, а все остальные были так или иначе ранены. Однако при этом Камил потерял сразу десяток лучших мёртвых гвардейцев и пятерых Железяк. Не окажись рядом Корнелия, умевшего сражаться в стене щитов, как никто другой в Горной Дали – симбионты добрались бы до Миробоича.

-- Мы задали им жару!

-- И едва не погибли при этом.

-- Брось! Лучше скажи, как ты оцениваешь силу этих рыцарей!

-- Допустим, выше среднего, -- ответил вампир. – Это были неплохие воители. Но я видал и лучше, хоть это и не отменяет того факта, что нам следовало отступить!

-- Не такие уж они и страшные!

-- Одни лишь сила и скорость редко побеждают хитрость. Их атака была довольно рискованной и глупой. Впрочем, как и твоя.

-- Ставки очень высоки!

Камил поднял покрытое кровью лицо кверху и в то же мгновение осознал, что штурм не очень-то задался.

Дружинники и мертвецы взбирались по приставленным лестницам и пытались пробиться на стену. Ряды Престола казались непоколебимыми – бреши удалось пробить лишь в некоторых местах, где бились мертвецы. В тех местах боевой дух защитников постепенно угасал – с каждым убитым воином, с каждой отрубленной рукой мертвеца, после которой покойник не сдавался, а слепо напирал, не ощущая боли…

Следом за мертвецами взбирались самые смелые дружинники – Камил послал вперед отряды баронов, чтобы в случае высоких потерь не стать слабее их – это должно было уберечь от бунта, однако бароны несли такие страшные потери, что даже Камилу становилось не по себе.

Защита на стенах была выставлена слишком плотно, слишком крепко – был необходим удар глубоко в тыл, какой должен был осуществить Кентавр, но теперь великан полыхал в огне, а движения его слабели с каждым мгновением до тех пор, пока он не замер навечно, превратившись в бесполезные угольки под раскалённой бронёй.

Со стен летели дротики отступивших симбионтов, пронзая дружинников одного за другим; мертвецам же было почти плевать на колющие удары. Швыряемые плюмбаты были хоть и малы с виду, но они впивались в мясо глубоко; те, кто сразу вытаскивал их – либо теряли сознание от безумной боли, либо вскоре погибали от кровотечения, ведь безопасно вытащить этот заокенский дротик, использовавшийся ещё древними ромеями, было невозможно из-за крючьев, цепляющихся за плоть. В пылу боя бойцы вырывали плюмбаты из себя, разрывая артерии и кишки… Подлое оружие в руках симбионтов. Только у них имелось достаточно силы, чтобы пробить кольчуги – симбионты снова сделали эти старинные и почти бесполезные ныне дротики грозным оружием.

Дружины баронов не отступали, несмотря на огромные потери – бойцы сваливались с лестниц в ров под стенами, и скоро необходимость в «мостах» исчезла – ров оказался заполнен убитыми или тяжело раненными, задыхающимися под трупными завалами. Лязг железа превращался в гул агоний…

Всё больше и больше брешей образовывалось на защите. Камил носился по полю верхом на мёртвом коне, управляя боем и избегая выстрелов из баллисты. Он направлял мертвецов в слабые места, пытаясь «раскачать» оборону, однако выходило неважно, ведь в любой точке было примерно одинаково защитников – крепость была плотно набита рыцарями, и убитых тут же заменяли живые и свежие.

Во внутреннем дворе полыхал сильный пожар, требующий запасы дефицитной воды – об этом сообщил израненный Лют Савохич сразу, как только добрался до Миробоича. Лют передал, что заражённым птичкам удалось поджечь сеновал, что пламя это перекинулось на громадные поленницы, что лошади бьются, ржут и вырываются, устраивая в тылу суматоху. Крепость и в самом деле охватил непроглядно чёрный дым – и только ветер, уносивший клубы к обрыву, спасал защитников от удушья. Пламя распалилось не на шутку, и те, кто боролся с ним, зачастую погибали от свирепых ожогов. Вместе с Савохичем вернулся и один из вампиров – единственный выживший, напуганный кошмарной битвой.

-- Нужно лишь немного поднажать! – сказал Камил, отправляя дружины в очередную атаку. – Они вот-вот дрогнут!

Завалы трупов образовывались прямо на стенах. Погибших спихивали вниз, чтобы пробраться вперёд. Атакующим становилось всё тяжелее.
Следовало пробить защиту вглубь хоть где-нибудь. Для этого Савохич послал на указанный Камилом участок стены своих чудовищ. Завязалась жестокая мясорубка, и бойцы Савохича даже возымели некоторый успех – ровно до тех пор, пока на место не явились выжившие рыцари-симбионты, остановившие эту атаку...

Одновременно с этим Камил надеялся прорвать оборону в ещё одном месте: густые клубы дыма уносились к стене у обрыва, и живым там дышать было почти невозможно – а это значило, что там образовалось самое слабое место обороны. Атаку тяжёлой мёртвой пехоты возглавил покойный Сухман Дихмантьевич. Мертвецам удалось быстро обойти крепость по ручью, они прислонили связанные между собой огромные лестницы и кое-как пробрались на высоченную стену, скрывшись в облаках дыма, где задыхались, кашляли и блевали брошенные Хартвигом на защиту солдаты Престола…

Мертвецам удалось пробиться во внутренний двор. Покойный богатырь крушил иноземных солдат перед собой по несколько человек за удар – и никто не мог пробить его броню или нанести ему ощутимого вреда; к тому же мертвецам помогал дым. Мертвецы хлынули во внутренний двор и казалось, что оборона прорвана. Однако остальные участки обороны при этом не дрогнули. Защитники верещали от страха, от непрекращающегося кошмара, но они убивали десятки, сотни бойцов Дали. Трупные завалы приводили атакующих в ужас – ведь мало кто выживал, взобравшись на стену.

Камил же ни за что не смог бы уснуть, разгорячённый в битве, чтобы вылететь из тела и видеть ход боя во внутреннем дворе, а иначе управлять мертвецами он не мог, не рискуя при этом собственной жизнью. Он отыскал Савохича, чтобы узнать у того, что видели его заражённые пташки, но тогда весь отряд мертвецов оказался перебит. Обратно не вернулся ни Сухман Дихманьтевич, ни отряд тяжёлой пехоты. Мертвецы остались во внутреннем дворе, рассечённые и перебитые рыцарями, или же сгоревшие в пламени, в которое угождали по слепой глупости; а баронские дружины, куда более умные и организованные, чем мертвецы, вмешались в бой с той стороны очень не вовремя – и вскоре были обращены в бегство.

Дружины бежали. Бойцы спускались вниз и бежали к полю. Штурмовые лестницы сбрасывались со стен.

Даже дружина Савохича, изрядно потрёпанная в битве, тоже была вынуждена отступить вслед за остальными, иначе оказалась бы полностью истреблена.

Войска, деморализованные ужаснейшим неудачным штурмом, отступили назад, едва сумев собраться в сутулые боевые порядки посреди поля. Никто больше не хотел убиваться о непоколебимую крепость Миробоичей, оказавшуюся крепким орешком, какой оказался не по зубам объединённому войску Горной и Лесной Дали.

Взбешённый Камил пытался снова бросить солдат в бой, ведь ещё чуть-чуть и он бы взял эту крепость штурмом! Ведь не хватило лишь немного! Однако вскоре он понял, что излишний нажим приведёт лишь к колоссальным потерям, а не к успеху.

Следовало остановиться. Следовало перевести дух. Ров заполнился трупами доверху. Счёт потерь шёл на сотни, если не тысячи.

Камил потерял самую лучшую треть своего войска. Потерял в этой безумной и неудачной атаке…

Спасибо за вашу поддержку, читатели! А Спонсоры сегодняшней главы:

Анонимный олигарх 2500р "На остроту меча рыцарей Престола) Анон"

Вячеслав Сергеевич 1500р "Брат пиши еще. Темнейший топ."

Екатерина В. 1000р "Спасибо за Ваше творчество. Вы потрясающий." Ответ: Спасибо!)

ArcterniuS 1000 р

Александр Ш. 750р "За Миробоичей!"

Олег Александрович 100р

Темнейший на АТ: https://author.today/work/442378

С первого взгляда — рай.

Яблони, тяжелые от плодов. Ветви склонялись под их весом, как руки, протянутые для объятий. Розы - алые и белые, крупные, как блюдца, - но их лепестки трепетали без ветра. Трава - густая, изумрудная, бархатная, чуть влажная, словно после дождя.

И запах. Сладкий, густой, как мёд. Как детство. Как то, чего не бывает на войне.

Но через мгновение взгляд начал цепляться за детали.

Цветы шевелились, но ветра не было. Трава лежала слишком ровно, будто приклеенная. Солнце висело неподвижно, словно кто-то забыл его выключить.

Они стояли в самом сердце этого невозможного сада - неподвижные, как восковые фигуры в музее.

Третий отряд.

Те, кто ушёл в разведку пять суток назад. Те, чьи позывные замолчали. Те, кого командование вчера внесло в списки потерь.

Целые. Нетронутые. Улыбающиеся.

Их улыбки были идеально ровными, симметричными - слишком белые зубы в слишком розовых губах.

- Вы пришли, - произнёс старший. Его голос звучал как эталон дикторской речи - без хрипоты, без привычного сипения от постоянного ношения противогаза, без той лёгкой картавости, что Лисенко помнил по последнему сеансу связи.

Слишком чистым. Слишком... отрепетированным.

- Мы ждали.

Лисенко почувствовал, как ледяные пальцы пробежали по его позвоночнику.

- Здесь безопасно, - подхватил другой. Уголки его губ поднялись ровно на сорок пять градусов - как в учебнике по строевой подготовке, раздел "Приветствие начальства".

- Здесь... хорошо.

Лисенко сделал шаг вперёд и застыл, ощутив липкую паутину обмана. Пальцы судорожно сжали приклад, ногти впились в ладони - боль стала якорем в этом море безумия.

- Вы... вы настоящие?

Вопрос повис в звенящей тишине. И на мгновение в глазах улыбающихся что-то дрогнуло - мелькнуло, как дефект на киноплёнке.

- Конечно, - засмеялся один из них, и смех рассыпался идеальными трелями, будто отредактированная запись, лишённая природных интонаций. - Разве не видишь?

Их глаза блестели неестественно ярко. Грудь поднималась в безупречном ритме. Руки висели с механической точностью.

За всем этим сквозила жуткая синхронность - куклы, подвешенные на одних невидимых нитях.

Тишина.

Восковые фигуры. Безупречные. Мёртвые-живые.

Улыбки застыли, но под кожей уже пульсировало нечто инородное - будто корни прорастали сквозь плоть, тянусь к свету.

Лисенко отпрянул, когда первый треск разорвал тишину.

- Господи...

Кожа на лице старшего лопнула. Не кровь. Не плоть. Побеги.

Тонкие, жилистые отростки выползали из-под кожи, из глазниц, изо рта - деревья, стремительно растущие из человеческого тела. Ветвились. Тянулись. Двигались с хищной, противоестественной грацией.

- Стреляй! - крикнул Ковалёв, но его голос потонул в хрусте ломающихся костей.

Выстрелы пронзили воздух.

Тела разрывались, но вместо смерти - новые побеги, щупальца, ростки, пробивающиеся сквозь клочья формы. Они извивались, цеплялись за землю, впивались в бетон, ища опору.

Один из бойцов рухнул на колени, его челюсть разошлась неестественно широко - и из горла полезла узловатая лоза, обвивая шею, тянусь к живым.

- ОГОНЬ! ОГОНЬ!

Трассеры вонзались в древесную плоть, оставляя дымящиеся раны. Побеги вздрагивали, на мгновение отступали - и вновь устремлялись вперёд, не ведая боли. Их кончики извивались в воздухе слепыми гадами, чующими тепло.

- Чёрт, они не останавливаются! - Лисенко отпрянул, когда жилистый побег хлестнул ему по лицу, оставив кровавую полосу. Солёная кровь залила глаз, но вытирать было некогда - новые щупальца уже ползли по его телу, ища слабину.

Морозов стрелял короткими очередями, заставляя побеги корчиться. Но через мгновение те расправлялись - обугленные, но живые, покрытые липкой чёрной смолой.

- Бронебойными! Только бронебойными! - орал Ковалёв, всаживая пулю в основание толстого корня. Тот вздрогнул, из трещины брызнула густая жёлтая жидкость и побег обмяк, наконец перестав двигаться.

Щупальца древесной плоти хлестали по ногам, обвивая сапоги липкими усиками. Морозов вскрикнул, когда острый отросток проколол ткань и впился в икру - тонкие корешки уже пульсировали под кожей, расползаясь ветвистыми узорами.

- Вырывай! Быстро! - заревел Ковалёв, хватая товарища за плечо. Лезвие ножа блеснуло, разрезая побег у самого основания. Отрезанный усик забился в ране, прежде чем его вырвали и швырнули на землю.

- Гори, тварь! - рявкнул Лисенко, выливая на шевелящиеся корни остатки зажигательной смеси. Пламя взметнулось синим валом, и на секунду воздух наполнился пронзительным визгом — нечеловеческим, растительным, от которого кровь стыла в жилах.

3

Тишина опустилась тяжёлым занавесом, как после финального акта трагедии. Воздух, ещё недавно разрываемый автоматными очередями, теперь был наполнен лишь прерывистым дыханием бойцов и сдавленными стонами Морозова, перевязывающего израненную ногу. Кровь проступала сквозь бинты, капала на землю, и каждый алый круг, коснувшись почвы, исчезал с жадным шипением - земля пила его страдания.

Лисенко медленно поднял голову, и перед ним разверзлась бездна кошмара, замаскированного под рай.

Розы. Их красота теперь казалась кощунством. Алые бутоны оказались сжатыми человеческими сердцами, обёрнутыми в тончайшую кожу. Лепестки трепетали в такт ещё живым ударам предсердий. Шипы, острые и изогнутые, были выточены из рёберных осколков, их зазубренные края блестели, отполированные тысячами прикосновений.

Грибные полянки уходили вдаль, усеянные бледными, почти фарфоровыми шляпками. При ближайшем рассмотрении каждая оказывалась сшитыми веками, а в складках ножек угадывались спирали позвонков, переплетённые в жуткую пародию на мицелий. Некоторые грибы моргали, когда на них задерживался взгляд, другие шептали - их губы, вшитые в шляпки, беззвучно шевелились, повторяя одно и то же проклятие.

Деревья стояли молчаливыми стражами. Их стволы - спрессованные тела: лица, руки, ноги, слившиеся в единую массу, застывшую в последней агонии. Кора шевелилась от дыхания живых узников. Глаза, вмурованные в древесину, следили за бойцами, а ветви, окаменевшие в последнем спазме, тянулись к ним - то ли умоляя о помощи, то ли требуя присоединиться.

- Это же... люди... - голос Ковалёва дрогнул, когда он провёл рукой по стволу ближайшего дерева.

Кора вздохнула под его пальцами, треснула, и из разлома выступила густая розовая жидкость, медленно стекая по древесине. Где-то в глубине сада раздался скрип - что-то пробудилось и потянулось к новым гостям.

Сад жил. Сад страдал. Сад жаждал продолжения.

Впереди, между деревьев, чернел проход - то ли выход, то ли врата в ещё больший ужас. Патроны почти на исходе, силы на пределе. Но отступать некуда.

Они двинулись вперёд, осторожно ступая по изумрудному ковру травы, которая сжималась под сапогами. Каждый шаг отдавался тихим хлюпающим звуком - земля дышала под их тяжестью. Воздух был густым, пропитанным сладковатым запахом разложения и цветочного нектара - тошнотворная смесь, обволакивающая лёгкие.

Лисенко шёл первым. Ствол автомата дрожал в его руках, палец лежал на спусковом крючке. Он всматривался в переплетение ветвей, где тени шевелились чуть быстрее, чем следовало.

Сад наблюдал.

Розы поворачивали бутоны, следуя за ними. Сердца-цветы бились чаще при приближении бойцов, а шипы-рёбра поскрипывали, готовясь к удару.

- Не касайтесь ничего, - прошептал Ковалёв, но Морозов уже невольно задел плечом низкую ветвь.

Дерево ахнуло.

Из трещины в коре хлынула тёмно-багровая смола, а в её гуще копошились крошечные белые побеги - слепые и жадные. Они потянулись к теплу человеческого тела, но боец резко отпрянул.

- Боже...

Дальше тропа сужалась, смыкаясь живой изгородью из сплетённых тел. Пальцы сросшихся рук шевелились, когда солдаты пробирались сквозь них. Морозов вскрикнул, когда холодные пальцы внезапно сжали его запястье, но захват тут же ослаб - сад лишь дразнил их, давая понять:

Вы здесь гости.
А хозяин - он.

Впереди замаячила поляна, усеянная теми самыми грибами. Они приподнимали шляпки, нюхая воздух, а когда бойцы попытались обойти, ножки-позвоночники вытянулись, преграждая путь.

- Назад! - Лисенко поднял автомат, но Ковалёв резко схватил его за плечо.

Морозов шатнулся - рана ныла, в ушах стоял звон.

И вдруг среди сплетения живых кошмаров открылся просвет. На обломке пня, чёрном, как обугленная кость, спиной к ним сидел человек. Неподвижный. Совершенно спокойный.

Контраст был настолько резким, что бойцы замерли, автоматы дрогнули в руках. Как он мог находиться здесь? Как мог оставаться таким... безмятежным?

Мужчина сидел, слегка ссутулившись, будто просто отдыхал после долгой дороги. Его одежда - обычная полевая форма, но слишком чистая, слишком целая для этого места. На плечах не было ни пыли, ни крови, ни следов побегов.

А вокруг него трава не шевелилась. Розы не поворачивали голов. Грибы закрыли шляпки, затаившись.

- Стойте... - прошептал Лисенко.

Что-то было не так. Слишком не так.

Морозов, хромая, сделал шаг вперёд.
- Эй!

Человек не ответил. Не повернулся. Не пошевелился. Лишь тишина да лёгкий ветерок, которого здесь не должно было быть, шевелил его волосы.

Ковалёв осторожно обошёл пень и встал перед сидящим. Бойцы застыли, втянув головы в плечи, будто от внезапного холода.

Человек на пне был жив.

Его тело, когда-то принадлежавшее человеку, теперь было частью сада.

Обрывки формы прилипли к коже, словно вторая плоть. Оплавленный бейдж на груди едва угадывался под слоем древесной ткани, а очки с треснувшими линзами болтались на одном ухе - последний намек на человеческое прошлое.

Но теперь он был деревом.

Его ноги исчезли, растворившись в стволе, превратившись в толстые, узловатые корни, вросшие в землю. Они пульсировали, перекачивая что-то густое - сок, кровь или саму жизнь - вглубь почвы.

Его руки еще сохраняли форму, но пальцы срослись, покрылись шершавой корой, а ногти превратились в твердые чешуйки, как у шишек.

А лицо…

Оно оставалось слишком человеческим на фоне этого кошмара.

Его кожа - не плоть, а потрескавшаяся кора, местами сочащаяся янтарной смолой. Глаза, мутные и стеклянные, напоминали переспелые ягоды, готовые лопнуть от малейшего прикосновения. Рот был зашит жилами, стянут так плотно, что губы больше не могли раскрыться.

Но он всё равно говорил.

Цветы, проросшие из его шеи и щек, шевелились, издавая хриплый шепот. Белые воронки бутонов раскрывались и смыкались, как губы, выдыхая слова вместе с облачками пыльцы.

Он покачивался на своем пне, бормоча обрывки стихов - то ли Гёте, то ли свои, то ли те, что шептали ему корни.

- Über allen Gipfeln… ist Ruh… - его голос скрипел, как ветер в сухих ветвях. - Нет… нет покоя…

Наконец он заметил стоящих перед ним людей.

Цветы на его лице дрогнули.

- Вы… пришли… - звук исходил не из зашитого рта, а из глубины груди, где что-то булькало, как сок в стволе.

Он смотрел на них - не слепыми глазами сада, а своими, мутными, но осознающими.

И в них читалось что-то ужасное.

Он понимал. Помнил. Сходил с ума.

- Я… не мог… остановить… - его пальцы сжались, кора на них треснула, сочась желтоватой жижей. - Он… рос… через меня…

Ковалёв присел на корточки, стараясь не смотреть на тонкие корни, вплетенные в рёбра.

- Ты… ты можешь говорить?

Человек-дерево поднял голову. Ягодные глаза медленно сфокусировались.

- Говорить… да… - голос был похож на шелест сухих листьев. - Но… слова… тяжелы. Они… прорастают…

Ковалёв перевел дух:

- Как это появилось? Этот… Сад?

Жилы на рту натянулись туже. Цветы зашептали:

- Они… хотели… - из горла вырвался клубок спор, - вечных солдат… - судорожный вдох, кора на шее треснула, - чтобы росли… из земли… из пепла… даже из… трупов…

Его пальцы, наполовину превратившиеся в корни, судорожно впились в пень.

- Нас... сажали... в чёрную землю... - каждое слово давило ему грудь тяжестью, - сначала... жгло в венах... потом... начало прорастать...

Из трещин на лице сочилась прозрачная смола, как слезы.

- Говорили... мы станем... бессмертными... - внезапно его тело содрогнулось, и изо рта выпал молодой побег с липкими почками, - но... мы просто... стали... почвой...

- Кто "они"? - придвинулся Ковалёв.

- Белые... халаты... - пальцы вросшего сжались, и под кожей зашевелились тонкие прожилки. - Зальцман... смеялся... когда я.… пустил корни...

Ветер донёс запах гниющих плодов. Где-то в глубине Сада что-то мягко хрустнуло.

- А почему... ты ещё помнишь?

Глаза существа вдруг прояснились - на секунду в них вспыхнул страшный, человеческий ужас.

- Потому что... Сад... ест медленно... - он зашевелил губами, будто пробуя на вкус последние слова. — Сначала тело... потом... память... Я.… ещё не весь... его... а я любил…его… ухаживал….

Ковалёв замер, ощущая, как ледяная дрожь пробегает по спине. Перед ним, вросший в пульсирующий пень, умирающий садовник смотрел на него глазами, в которых смешались боль, надежда и страшное понимание. Его губы, потрескавшиеся, как пересохшая земля, шевелились, пытаясь сформировать слова.

- Помогите... - вырвалось у него, и этот хриплый шёпот был настолько человеческим, что у бойцов сжались кулаки.

Сержант Морозов, самый молодой из группы, не выдержал:
- Чёрт возьми, он же ещё живой! Нельзя его вот так оставлять!

Но вросший уже не был человеком. Ниточки мицелия шевелились под его кожей.

- Как выбраться? - резко спросил Ковалёв, чувствуя, как воздух вокруг становится гуще, насыщеннее спорами.

Вросший медленно поднял руку. Его пальцы уже наполовину превратились в корни, но движение было точным, осознанным. Он указал на вентиляционную решётку под потолком.

- Там... - каждый звук давался ему с нечеловеческим усилием. - На… верх…

В этот момент из его рта выпал крошечный белый грибок.

Ковалёв перевёл взгляд на своих бойцов - все они понимали. Понимали, что оставлять его здесь - хуже смерти.

- Прости, брат, - прошептал Морозов, поднимая пистолет.

Вросший закрыл глаза и кивнул.

Выстрел прозвучал как хлопок лопающегося стручка. Тело дёрнулось и затихло, но странное спокойствие разлилось по его чертам.

- Быстро! - рявкнул Ковалёв, упираясь плечом в решётку.

Когда они втянулись в тёмный тоннель, снизу донесся странный звук - будто весь сад затаил дыхание. Затем, медленно и неумолимо, пространство вокруг начало шевелиться.

- Быстрее, давай! - Ковалёв шипел сквозь стиснутые зубы. Его локти скребли по ржавому металлу воздуховода, оставляя на форме кровавые полосы. Каждый мускул горел от напряжения, но животный страх гнал его вперёд.

Морозов полз следом, его прерывистое дыхание гулко отражалось в тесном пространстве.

- Чёрт... чёрт... чёрт... - шептал он, как заклинание, ощущая, как пот стекает по спине ледяными струйками.

Ковалёв резко оглянулся:
- Ты как там?

- Живой, блядь, жив! - Морозов выругался, когда колено ударилось о выступающий болт. Острая боль пронзила ногу, но он не замедлил движения - адреналин заглушал всё.

- Тише! - прошипел Ковалёв, чувствуя, как дрожит вентиляционная решётка под их весом.

Стенки тоннеля пульсировали жизнью. В щелях между металлическими панелями шевелились белесые корни, напоминающие спутанные нервные окончания. Один такой усик потянулся к лицу Морозова, но боец резко дёрнул головой в сторону.

Сверху, с рёбер вентиляционных труб, свисали бледные корневища. Они ритмично пульсировали, и когда бойцы проползали под ними, холодные отростки касались их лиц, оставляя липкие следы. Один особенно цепкий усик обвился вокруг голени Ковалёва - пришлось коротким движением ножа срезать его. Отсечённый кусок ещё несколько секунд судорожно дёргался, словно червь.

Впереди забрезжил серый свет.

- Выход! Вижу выход! - Ковалёв участил дыхание, ускоряя движение. Его пальцы скользили по влажному металлу, ногти ломались о неровности, но он не чувствовал боли - только всепоглощающее животное желание выбраться.

Морозов внезапно вскрикнул: "Стой! Решётка!"

Ковалёв резко затормозил - прямо перед ним зияла пропасть. Ржавая конструкция держалась на последнем болте, едва сопротивляясь тяжести времени.

- На счёт три! - скомандовал Ковалёв. На третьем счёте они обрушились на преграду всем весом. Металл с противным скрежетом подался, и они вывалились наружу, в колючие объятия кустарника.

Ковалёв мгновенно вскочил на ноги, автоматически приводя оружие в боевое положение. Его глаза лихорадочно сканировали местность. Ничего. Абсолютная тишина. Лишь их прерывистое дыхание нарушало лесной покой.

- Чёрт... чёрт... чёрт... - Морозов бил кулаком по земле, выплёскивая остатки адреналина. Его руки мелко дрожали, зубы стучали в такт учащённому пульсу.

Ковалёв резко схватил его за плечо.

- Соберись! Вставай! Они могли...

- Нет! - Морозов резко встряхнул головой. - Никого. Мы... мы выбрались...

Их взгляды встретились. В глазах каждого читалась странная смесь облегчения и неверия.

- Бежим. Пока не передумали, - Ковалёв рванул вперёд, даже не глядя на компас. Главное было - расстояние. Как можно большее расстояние от этого места.

Их сапоги громко хрустели по валежнику, но сейчас этот звук казался прекраснее любой музыки. Звук свободы. Звук возвращённой жизни.

4

Госпитальная палата утопала в мертвенном свете флуоресцентных ламп, отбрасывавших сизые блики на потрескавшуюся штукатурку стен. Воздух был густым от едкого запаха карболки, железистого душка крови и чего-то ещё — чего-то тёплого, органического, что не выветривалось даже через распахнутое настежь окно.

Ковалёв сидел на краю койки, его пальцы судорожно впивались в край простыни, оставляя ржавые отпечатки. Бинты на руках пропитались сукровицей, местами обнажая рваные края ран. Ногти были сломаны до живого мяса — будто он отчаянно цеплялся за что-то или кого-то.

На соседней койке Лисенко лежал неподвижно, уставившись в потолочную плитку. Его лицо приобрело землисто-серый оттенок, а в глазах мерцал тот особый блеск — тот самый, что появляется у людей, видевших нечто, после чего мир уже никогда не будет прежним. Бледные губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же слово — или, возможно, имя.

О судьбе Морозова они ничего не знали. Персонал госпиталя избегал их вопросов, а в дверном проёме неизменно дежурил часовой с автоматом.

Дверь распахнулась без предупреждения.

В палату вошёл майор Волков. Его шинель, пропитанная запахами пороховой гари и сырой земли, тяжело свисала с широких плеч. На петлицах — характерные для СМЕРШа малиновые канты с золотистой окантовкой. Сапоги, покрытые грязью и чем-то липким, глухо стукнули по кафелю, оставляя влажные следы. Под шинелью виднелась кобура с массивным ТТ.

- Ну что, герои, - его голос звучал нарочито ровно, слишком спокойно для той тьмы, что читалась в их глазах. - Излагайте. По порядку.

Ковалёв с трудом сглотнул ком в горле и начал хрипло, делая мучительные паузы между словами:

- Мы... обнаружили бункер в секторе 7-Б... - наконец выдавил он. — Там было...

Волков резко поднял руку в черной перчатке, прерывая его.

- Придержись.

Повернувшись к медсестре, замершей в дверях, он коротко кивнул в сторону коридора. Движение было отточенным, привычным - явно не первое подобное.

- Всем выйти. И доложить дежурному по госпиталю - пост на пятьдесят метров от двери.

Когда дверь захлопнулась, майор медленно опустился на табурет. Его непроницаемое лицо внезапно постарело на добрый десяток лет. Из внутреннего кармана он извлёк потрёпанную папку с грифом "Совершенно секретно" - на обложке красовался характерный штамп: "Особый отдел НКО СССР. СМЕРШ". Положил на тумбочку, аккуратно разгладил ладонью.

- Я знаю, что вы видели, - произнёс он, намеренно не повышая голоса. Взгляд скользнул по стенам. Искал "жучки"?

- Но есть нюансы... которые не для всех ушей.

Лисенко резко приподнялся на локте. Глаза, воспалённые и дикие, расширились:

- Вы... знали?!

- Знал. Не всё. Но достаточно, - он прикурил, тщательно выбирая слова. - Поэтому вы живы. Пока что.

Его пальцы медленно раскрыли папку, обнажив пожелтевшие листы с печатями Третьего рейха и фотографии, на которых люди в белых халатах склонились над чем-то, больше напоминавшим клубок жил, чем человеческое тело.

- «Аненербе», - наконец произнёс он. - «Наследие предков». Официально - исследовательский институт. На деле - лаборатория.

Он достал одну из фотографий - на ней был запечатлён высокий худой мужчина с ледяными глазами.

- Доктор Эрих Зальцман. Гений биологии и абсолютный маньяк. Он верил, что можно создать солдата, который не умрёт никогда. Который будет восстанавливаться из любой биомассы. Ранен? Плоть срастётся. Убит? Останки прорастут заново.

- А «сад»? - прошептал Лисенко. - В документах… там было что-то про сад?

Волков медленно кивнул.

- Вторая часть проекта. Биологическое оружие, маскирующееся под природу. Деревья. Трава. Грибы. Что угодно. Оно должно было ждать. Замереть на годы, десятилетия… а потом, по сигналу, проснуться и уничтожить всё живое. Без выстрелов. Без взрывов. Просто… поглотить.

- Мы думали, всё уничтожено в сорок втором, - продолжил Волков, но его голос теперь звучал глухо, будто доносился из-под воды. - Но два дня назад оттуда пошёл сигнал. Тот же код, что и в последнем сообщении Зальцмана.

Лисенко вдруг застыл. Его глаза расширились.

- Вы не понимаете… - его голос сорвался в шёпот. - Там нет никаких солдат. Там… оно уже выросло.

Волков молча протянул потёртый серебряный портсигар с выгравированными инициалами «В. В.». Ковалёв машинально взял папиросу, но пальцы его дрожали так, что он трижды промахнулся, прежде чем смог прикурить от зажигалки майора.

- Спасибо… - хрипло выдохнул он, делая первую глубокую затяжку.

Дым, едкий и горьковатый, заполнил лёгкие, на мгновение перебивая привкус страха, въевшийся в рот за те долгие часы в бункере.

Волков наблюдал, как трясущиеся руки бойца постепенно успокаиваются. Сам он не курил - просто держал портсигар для таких случаев. Для моментов, когда даже самым крепким мужикам нужно было хоть какое-то подобие опоры в этом мире.

- Рассказывай дальше-, - тихо сказал майор, когда Ковалёв выдохнул первую струю дыма. В его голосе не было нетерпения - только усталая готовность принять ещё одну порцию кошмара, которую ему, как офицеру, предстояло не просто выслушать, а пропустить через себя, чтобы потом решать, что с этим делать.

- Мы спустились по этим чёртовым ступеням, а там вонь стояла, как на скотобойне. Двери все оплетенные чёрными корнями…

Он замолчал, зажмурившись.

- Ну?

- Внутри… Всё светилось. Стены, потолок - будто фосфорные гнилушки. И жара, как в парилке. Первая комната оказалась лабораторией. Разбитые колбы, шприцы и лужи…

- Конкретнее, - Волков наклонился вперёд, его голос прозвучал резко, как удар.

Ковалёв говорил сбивчиво, затягиваясь папиросой, а Волков слушал. С каждым словом лицо майора становилось мрачнее. Тени под глазами углублялись, морщины у рта заострялись - будто невидимые нити стягивали его кожу, превращая живого человека в каменную маску.

Он не перебивал. Не задавал вопросов. Просто сидел, сжав руки на коленях так, что костяшки побелели, и слушал.

А Ковалёв рассказывал.

Про то, как стены бункера дышали.

Про то, как кровь на полу не просто текла, а ползла, словно живая, собираясь в комки, в плёнки, во что-то, что пыталось принять форму.

Про погибших разведчиков, которые стали частью сада.

Лисенко резко поднялся с койки. Его худое тело напряглось, как пружина. Глаза, воспалённые от бессонницы, горели лихорадочным блеском, а на лбу выступили капли холодного пота. Он сжал кулаки и его голос сорвался на крик:

— Давайте разбомбим это проклятое место! В пыль! Чтобы даже пепла не осталось!

Волков медленно поднял голову. Его непроницаемое лицо теперь напоминало каменную маску - лишь лёгкое подрагивание век и глухой блеск в глазах выдавали сдерживаемое напряжение. Когда он заговорил, его голос звучал низко и мерно, как погребальный колокол:

- Нельзя. Если там останется хоть одна спора, если эта... тварь действительно способна возродиться из капли грязи - взрыв разнесёт заразу на километры. Хочешь, чтобы через месяц вся округа превратилась в такой же ад? Чтобы из каждого куста торчали костяные щупальца, а из земли лезли сросшиеся трупы?

Ковалёв, до этого молчавший, внезапно ударил кулаком по тумбочке. Стакан подпрыгнул и разбился, осколки звеня рассыпались по кафелю. Его голос, хриплый от напряжения, прозвучал почти как рычание:

- Тогда что, чёрт возьми, нам делать?! Сидеть и ждать, пока эта мерзость до нас доберётся?!

Волков молча достал из потрёпанной папки схему бункера. Его пальцы, покрытые старыми шрамами, дрогнули, когда он указал на вентиляционные шахты:

- Огнём. Но не просто поджечь - выжечь дотла. Температура выше тысячи градусов. Трое суток непрерывного горения. Никаких останков, никакой биомассы - только пепел.

Лисенко нервно провёл дрожащей рукой по лицу. Его дыхание участилось, глаза метались по комнате, словно искали выход:

- Как? Там же металл, бетон... Понадобится чёртова прорва горючки...

- Термитные заряды, - резко перебил Волков. Его голос зазвенел, как клинок. - Специальный состав. Горят при двух тысячах градусов. Плавят броню, камень, даже вольфрам. Мы запечатаем все выходы, заложим заряды в каждую щель, каждую трубу. Без кислорода - никакого распространения.

Ковалёв горько усмехнулся. Его глаза неестественно блестели:

- А если оно выдержит? Если эта тварь переживёт даже это?

- Не выдержит. - Волков швырнул на кровать пожелтевший отчёт с грифом "Совершенно секретно". - Испытания 1942 года. Даже их лучшие образцы рассыпались в пепел после 52 часов в такой печи.

Лисенко вдруг обхватил себя за плечи. Его голос, внезапно ставший детски-беззащитным, прозвучал неуверенно:

- А мы?.. Мы же уже...?

- Вы не заражены.

Ковалёв резко поднял голову, глаза его сузились в немом недоверии.

- Как?! Мы же все видели...

- Кровь чиста. - Волков отодвинул в их сторону листы с результатами. - Ни спор, ни чужеродных структур. Вы здоровы.

Лисенко вдруг закашлялся - сухо, надрывно.

- А Морозов?

Тишина повисла на несколько тяжёлых секунд. Волков не ответил сразу. Он подошёл к окну, механически проверил, плотно ли закрыта створка, прежде чем развернуться. Его лицо оставалось непроницаемым, но во взгляде читалось нечто худшее, чем жалость - безжалостное понимание.

- Он заразился в тот момент, когда побег пробил ему ногу. - Голос прозвучал глухо, будто из-под земли. - Это не просто рана. Это инъекция. Клетки-носители уже в организме.

Ковалёв вскочил так резко, что задел ногой стул и тот с грохотом опрокинулся.

- Тогда режем здесь и сейчас! - Он рванулся к выходу из палаты. - Вырежем всё в радиусе пяти сантиметров! Неужели медицина бессильна?

- Ты глуп? - Волков положил на стол рентгеновский снимок. Чёрные нити, словно корни ядовитого растения, пронизывали кости, опутывали лимфатические узлы. - Они не в ране. Они в крови. В каждом органе.

Лисенко закрыл глаза. Его дыхание стало нарочито ровным - дыхание человека, принявшего неизбежное.

- Сколько?

- Два часа. Но есть другой вариант.

Ковалёв замер.

Волков стоял перед бойцами, его поза была непоколебима, а во взгляде горела холодная решимость. В палате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием раненых.

- Морозов идёт в бункер.

Глухой удар кулака по металлическому каркасу койки - Ковалёв не сдержался, но промолчал.

- У него катализатор. - Волков развернул схему, ткнул пальцем в центр реакторного отсека. - Когда он введёт состав, температура горения превысит три тысячи градусов. Выгорит всё. До последней споры.

- Он сгорит заживо!

- Да. - Волков не стал искать мягких слов. - Но шансов у него нет. Никаких.

Он достал из папки документы с печатями, бросил на стол.

- Все бумаги оформлены. Добровольное согласие. Приказ командования.

Лисенко сжал кулаки до хруста:

- А если... подождать? Может, найдём другой способ...

- Нет. - Волков оборвал его резко, как отрубая. - У нас два часа. Потом он перестанет быть человеком.

Тишина сгустилась, став почти осязаемой.

Тишина сгустилась в палате - густая, как смола, тяжёлая, как свинцовый лист. Она обволакивала стены, давила на виски, заставляя кровь пульсировать в такт неровному дыханию.

Волков стоял у окна, его мощные плечи напряглись под грубым сукном кителя. Пальцы непроизвольно сжимались и разжимались - знакомый жест, когда нужно было подавить дрожь. В потускневшем стекле отражалось измождённое лицо с глубокими тенями под глазами, но остававшееся непроницаемым. Лишь в уголках губ затаилась горькая складка.

- Вот так, братцы... - Его голос прозвучал неожиданно мягко, почти по-отечески. - На этой войне... порой приходится платить по самым страшным счетам.

Он медленно обвёл взглядом палату, задерживаясь на каждом. — Другого выхода нет. Так уж вышло.

Лисенко сидел на койке, сгорбившись, будто невидимая тяжесть пригнула его к постели. Обычно насмешливый взгляд стал пустым, устремлённым в никуда. Пальцы механически теребили край одеяла, пытаясь найти опору в этом кошмаре. В горле стоял ком - все слова, которые он хотел сказать Морозову, теперь навсегда остались невысказанными.

Ковалёв застыл у двери, широко расставив ноги, как перед атакой. Кулаки сжимались до хруста. По щеке скатилась единственная предательская слеза, которую он смахнул яростным движением.

- Это... это не по-людски, - прохрипел он. - Мы же... мы же братья по оружию...

Волков тяжело шагнул к нему, положил ладонь на плечо:
- Именно поэтому он согласился. Потому что мы - братья. А братья... иногда берут на себя самый страшный долг.

Он сделал глубокий вдох.

- Выздоравливайте. Всех, кто останется в строю... жду у себя. Возьму под начало.

Откуда-то издалека донёсся приглушённый взрыв. Стены едва заметно дрогнули.

Тишина.
Теперь — навсегда.

Лисенко закрыл глаза. Ковалёв уронил голову на сложенные руки. Волков продолжал стоять у окна, где в багровых отсветах заката не осталось ни теней, ни страха.

Только пустота.
И память.

1 глава 2 глава 3 глава 4 глава 5 глава 6 глава 7 глава 8 глава 9 глава 10 глава 11 глава 12 глава 13 глава

Штурмовая группа подъехала к дому Фокса к пяти часам. Я был на месте через три минуты. Кварк Даг объяснял задачу командиру штурмовиков, а в это время бойцы надевали шлемы и проверяли автоматы, которые им сегодня не понадобятся. Но об этом знал я, а они — нет.

Я стоял поодаль и наблюдал. Через семь минут все началось. Бойцы рассредоточились. Трое ушли к черному ходу. Двое стали у окна гостиной. Еще трое бойцов и командир заняли места справа и слева от двери.

Связь держали через рации, встроенные в шлемы. Штурм начался по сигналу командира. Боец хлестким движением выбил дверь ручным штурмовым тараном. Остальные бойцы быстро зашли в образовавший проход, держа автоматы на уровне шеи.

Через пять минут штурмовики вышли без шлемов. Командир махнул рукой, чтобы мы подошли.

— Тут в гостиной следы борьбы и кровь — сказал командир.

Вид логова Фокса удручал. Серые тона, грязный ковер, разбитые тарелки на полу с рыбой и чипсами. По середине гостиной стоял стол с неоткрытым пивом. Видимо, Фокс хотел угостить старого друга.

Сквозь грязь на ковре отчетливо были видны свежие бурые пятна. Я увидел в потолке два пулевых отверстия. На диване валялся окровавленный нож. Смит и Вессон Лесли Брауна лежал на полу рядом со столиком.

Как раз подъехал Хернер, в задачи которого входил сбор отпечатков и следов ДНК.

— Ну что тут у нас? — спросил Хернер, входя в дом.

— Да вот, Фокса ловим. Смотри, сколько работы для тебя. Вон, нож надо обследовать, — сказал я, разводя руками.

— И что тут было? — спросил Хернер.

— Да пойдем, выйдем, расскажу, — я жестом показал Хернеру на дверь.

Уже на улице я выпалил:

— Да жопа у нас, Хернер, полная жопа. Два часа назад в этом доме был Лесли Браун, — сказа я.

— Начальник тюрьмы? — уточнил Хернер

— Он самый, — подтвердил я, —  и, пожалуйста, не спрашивай, что он тут делал. Фокс и есть Бостонский душитель, а меня он хотел подставить, подбросив трусы с моей ДНК на место преступления.

— Вот те на. И как теперь его ловить? Что с Лесли? И нахера он сюда поперся без группы поддержки? — спросил Хренер.

— Я же просил не задавать вопросы о том, что тут делал Лесли. Лучше давай иди бери кровь на анализ, надо понять, венозная она или артериальная. Если артерия не задета, может и будет жить… Фоксу нужен заложник. Давай, давай, и сразу мне докладывай. Время идет.

В артериальной крови есть много питательных веществ, а венозной — в основном продукты метаболизма, которые затем перерабатываются печенью и почками и выводятся из организма. Отличается и уровень pH: у артериальной он выше.

Пока я размышлял над дальнейшими действиями, позвонил Козлорыл.

— Ну что там, Джерри? — спросил шеф.

— Да ничего хорошего, — вздохнул я в трубку, — следы борьбы, кровь в гостиной. Видимо, Лесли замешкался, и Фокс его подловил.

— Хорошо, наши дальнейшие действия какие? Мы себя все глубже в задницу загоняем. Если Фокса возьмут живым, нам несдобровать. А если не возьмут вовсе, черт его знает, что он еще этот маньяк может наделать в городе. Мне сейчас замдиректора ФБР звонил… В общем, решили проводить спецоперацию в городе. Попросим жителей не выходить из домов. Дело пахнем керосином, — закончил Козлорыл.

— Я даже не знаю, что тебе сказать. Ты давай там не унывай, у меня есть одна мысль, может, сегодня возьму Фокса за яйца, — сказал я.

— Только ты с ним не разговаривай. Сразу пускай пулю между глаз. Ладно, давай, мне по второй линии комиссар бостонской полиции звонит, — шеф повесил трубку…

Пока я разговаривал с Козлорылом, Хернер провел экспресс-анализ крови с ковра в переносной мини-лаборатории, которую всегда возил с собой в машине.

— Венозная, артерия не задета, — обрадовал меня Хернер.

Значит, Лесли Браун может быть еще жив.

Вечер приближался, и сегодня ночью мне совсем не хотелось в клетку. Надо было действовать. Вчерашняя ночь в клетке с «Джеки Чаном» показала, что я могу контролировать волка внутри. Теперь надо было сбросить хвост и выйти на след Фокса. Я задумал применить волчье чутье, которое оказалось таким сильным, что я мог нюхать на расстоянии и чуять даже запах агентов в фургоне.

Куксакер намекал, что мне вживили маячок. Нужно было его найти.

Я доехал до Волмарта, оставил пистолеты, наушник и телефон в машине, взял фонарик и пошел в туалет. В туалете я разбил зеркало, собрал несколько осколков и в кабинке стал исследовать своё тело. Небольшой еле заметный надрез был на заднице, на левой ягодице, то есть в максимально недоступном месте. Я лег на пол так, чтобы унитаз был между моих ног. В одно зеркало я смотрел на задницу, а другим делал надрез.

В разрезе я обнаружил горошинку — это и был жучок. Задница совсем не болела, а когда я провел бумагой, чтобы вытереть кровь, разрез уже затянулся. Зараза, которая была в моем теле, умела залечивать раны. Ну тем лучше! Сегодня эта способность может мне пригодиться.

Я положил куски зеркала и фонарик в карман пиджака, а горошинку в карман брюк. Теперь нужно было провернуть фокус с исчезновением. Но так, чтобы потом можно было обдурить Куксакера. Ну что же, начинаем!