– Перестаньте, я не могу. – хмуро хлопал глазами Петрович. – И вообще это… Странно.
– Ну что ж странного? Я же без какого-либо умысла. – Степан протягивал своему пассажиру пару собственноручно связанных носков. – Просто вам же нехорошо…
– Вижу. А разве я не прав?
– Правы… – Петрович понуро потрепал кота, угревшегося у него за пазухой, за ухом. – Если бы не он… Вообще бы труба, наверное.
– Да… – Петрович непонимающе уставился на водителя. – А вы откуда знаете?
– Ну это не секрет. Частое явление.
– Среди кого? Пассажиров такси?
– Ну у меня не то чтобы такси… Скорее доставка.
– Это не важно. Так что за явление? И почему оно частое?
– Это хорошо, что вы его взяли. – кивнул Степан на кота, притормозив на светофоре. – Поможет.
– Да уже помогает. – хмыкнул Петрович. – Часто подвозите кого-то?
– Все. Как один. Тут уж ничего не поделаешь.
Валерия Петровича одолевали странные мысли и чувства. Ему одновременно и нравился, и не нравился этот человек, усердно крутящий руль по пути к его дому. Временами он хотел закричать, запротестовать, выскочить из его машины и идти куда глаза глядят. Но, вдруг, это чувство моментально сменялось какой-то странной привязанностью к этому совершенно незнакомому человеку – хотелось рассказать ему все, излить свою тоскующую неведомо по чему душу, позвать в кабак, где пьяно спрашивать у него какую-нибудь чушь и спорить. Это было странно, непонятно и…тревожно.
– Послушайте… – начал Петрович. – У вас бывало такое… – он задумался, щелкая пальцами. – Будто вот… С похмелья бывает, знаете? Словно вся мировая тоска за пьяную ночь в тебя вселилась. И тянет, тянет… А ты места себе не находишь и маешься… И холодно…холодно… Изнутри и снаружи… Не знаю, в общем, как объяснить…
– Да я понимаю. – приложил ладонь к груди Степан. – Вы даже не представляете насколько. Поэтому я и носки вам даю. Возьмите. – он опять протянул ему свою ручную работу. – Я от всего сердца.
– Ай, да я не про то… Как вы не поймете? –Петрович болезненно отстранился от протянутого подарка. – Я о чем-то неосязаемом…
– Хотите историю расскажу? – сменил неожиданно тему Степан.
– Давайте… – Петрович махнул рукой, решив прекратить попытки что-либо объяснить этому сухарю.
– Один мой знакомый… – не обращая внимания на скептичность собеседника, начал тот. – Не очень хороший, но знакомый. Попал в неприятную ситуацию. Так вышло, что он потерял все… Вот все, что у него было всего лишился. Работы, семьи, имущества, даже привычного образа жизни…
– Вы к чему это? – изнывая внутри себя, простонал Петрович, массируя пальцами виски.
– Вы слушайте. Вам не повредит. Так вот про моего знакомого… Потерял он все и отчаялся. Вот такое же состояние было у него. Такая же пустота. И практически теми же словами он мне все и говорил. И вел себя, кстати, так же – будто все враги и никто его не понимает.
– А то, что понял он быстро всю нелепость этого своего отношения к ситуации. И изменил его.
– Каким же образом? – период неприязни, терзавший Петровича до сего момента, резко уступил место противоположному настрою.
– Тут прежде всего нужно принять ситуацию. Смириться. Случилось неизбежное? То, чего нельзя изменить? Так прими это, и прими себя в этом. Прими помощь посильную. И иди дальше.
– Мы о цене не договорились. – пошарив по карманам и найдя несколько смятых купюр, подала голос Зинаида Евгеньевна.
– Да мне все равно по пути. Не переживайте.
Смазанное коньяком выедающее нутро горе, немного притупилось, и Зина заметно повеселела. Ей даже начал нравиться этот странный тип. Степан, кажется… Хотя буквально только что она его побаивалась и, к своему удивлению, почти ненавидела…
– Вы уверены? – недоверчивая насмешка помимо ее воли вплелась в интонации.
– Ну конечно. Мы должны помогать друг-другу. – не обратил Степан внимания на тон обращения.
– А вы оптимист. – озорно хихикнула она, снова наливая в стакан ароматного напитка и тут же устыдилась этого. – Простите… Я тут распиваю ваше… Спасибо вам большое. За все.
– Да не стоит. Я же понимаю – вам очень плохо.
– Это так заметно? – Зина в испуге бросилась к зеркалу заднего вида, поправляя прическу.
– Нет, не переживайте. Просто часто с таким сталкиваюсь Глаз набит.
– Интересно. – она действительно успокоилась и, пожав плечами, выпила то, что держала в стакане. – Может вы мне и про мое состояние расскажете?
– Да. – улыбнулся Степан. – Расскажу. Это, можно сказать, моя миссия.
– А вы что – такую музыку слушаете? – радостно удивилась Оля. – Так совпало!
– Слушаю. Отчего же не послушать? Песня-то хорошая.
– А каковы еще ваши музыкальные предпочтения? – недоверчиво усмехнулся Макс.
Степан повернулся к нему и долго, не мигая смотрел в глаза.
– «Jefferson Airplane». Подходит? – наконец спокойно сказал он. – «Love» еще.
– Хм… Годится. А какая любимая у «Love»?
– Вот эта. – музыкально эрудированный водитель нажал кнопку, переключив трек, и из колонок сзади раздалось:
And everybody's gunna die.
I think you know the reason why.
Sometimes the going gets so good.
Then again it gets pretty rough.
But when I have you in my arms baby,
You know I just can't, I just can't get enough…
– Макс!. – радостно взвизгнула Оля. – Это же «Everybody's Gotta Live»! Представляешь! Обожаю!
– Неожиданно. – Макс крепко похлопал Степана по плечу. – Но приятно. Одобряю!
– Здорово-здорово! – прыгала на своем месте Оля. – Мне даже легче стало, представляешь, Макс!
– Мне, вроде, тоже… Нам на Среднеохтинский, пожалуйста.
– Значит, говоришь, принять? И идти дальше?
– Ну да… Это понятно, что плохо. Понятно, что кажется все – дальше нет ничего. А оно есть. Ты прими, и поверь. И если тебе плохо от чего-то, то просто прими это как данность. А мы поможем, чем сможем. Вон – кот уже начал.
– Да в чем помочь-то, я не понимаю? Что принять-то? Я просто домой хочу. Устал и все такое…
– Ну что устал-то, это да. Не поспорю. Подъезжаем. Какой дом?
– Вы так хорошо все описали… Так хорошо меня знаете. – Зина, захмелев. Таращилась на Степана. – Мы знакомы? Вы, наверное, с Васей моим работаете? Он вам рассказал?
– Нет, с вашим Васей мы лично не знакомы. – покачал головой водитель. – И это к лучшему для него. Хотя ему бы за здоровьем не помешало последить. А то, неровен час, придется познакомиться…
– А откуда вы про здоровье знаете? – Зина подозрительно прищурилась. – Он у меня действительно слабенький… – она всхлипнула и чуть было опять не свалилась в рыдания.
– Так… Не надо. Я пошутил. Выпейте лучше еще.
– Я больше не хочу… – забыв про плачь, скривилась Зина.
– Я вам рекомендую все же. Мы, кстати, подъезжаем.
– А как вас можно в следующий раз вызвать? Я теперь только с вами ездить буду! – радовалась Оля. – Столько классных песен я только дома слышала. А «Sweet Home Alabama» даже Макс не любит.
– Слишком много ее везде. – с видом знатока пожал плечами Максим.
– Так как вас найти? – Оля не унималась и втиснувшись между передних сидений, практически вываливалась вперед. – Телефон зарядился. Я сейчас запишу.
– Прости, Оля… Но, наверное, не получится… – Степан грустно глянул на нее и показал в окно. – Вон ваш дом.
– Сколько я должен? – Петрович уже вышел и спрашивал это снова через открытую дверь, придерживая кота за пазухой.
– Да ничего вы мне не должны. Разве что…
– Просто запомните мои слова. Этого будет достаточно.
– Договорились. – Петрович махнул водителю рукой, будто бы в воинском приветствии, закрыл дверь, и пошел в сторону своего дома.
Кот, до этого всю дорогу мирно спавший, пробуравив носом путь к воздуху, высунулся через ворот и усиленно затарахтел.
– Стой…Стой, куда ты, дуралей! – засмеялся Петрович. – Очумел что ли? Скоро дома будем. Хотя… Мурчи, наверное, сильнее… А то опять как-то тяжко становится. Там, с этим оболдуем вроде полегчало как-то. А теперь опять…С каждым шагом, прям…
В подъезде было темно и пахло собачьей мочой. Глянув через щель почтового ящика, и ничего там не обнаружив, Петрович прошагал к лифту.
– Опять Липенко собаку не успел вывести… – нервно процедил он, поводя носом. – Сейчас вот отдохну немного, и начну карать. И собаковода этого пальцем деланного, и Люськиного оболтуса, который опять лампочки бьет. Только… Да что ж так холодно-то?..
Петрович поежился, сморщившись как от боли, и нажал кнопку вызова. Кот продолжал вертеть головой через ворот куртки и упорно мурлыкал. Иногда даже слегка попискивал.
– Вот ты трактор, конечно… – улыбнулся Петрович и подставил коту указательный палец, об который тот не замедлил протереться усами. – Красавец. Ну поехали что ли?
Пришел лифт, и из него, не обращая на стоящего мужика с котом за пазухой, вышла семья Сигачевых – кретин папаша, курица мамаша и кукла дочь, как всегда их про себя обозначал Петрович.
– Юка, – кривляясь обратилась первая леди Сигачевых к своему чаду, – Ты записала нас на пилинг?
– «Канешн». – пластмассово шевеля раздутыми губами, ответила дочь. – Шоколадное обертывание в подарок. Как постоянным клиентам.
– Шикарно! – манерно оттопырил ручку мать, подталкиваемая своим благоверным к выходу. – Нужно успеть еще в «Галерею»… Мотя, подожди… Мотя, что ты толкаешься?
Беспокойное семейство скрылось за хлопнувшей дверью, оставив перекошенного злобой Петровича наедине с котом.
– Вот ведь… – не удержался он и сплюнул под ноги, чего обычно не позволял себе в родном подъезде. – И так тошно… Так еще и эти…
Лифт быстро поднял человека и кошку на седьмой этаж. Петрович как раз извлек своего нового друга из его заточения и выпустил его на площадку. Кот тут же скользнул в приоткрытую дверь его квартиры.
– Ничего себе… – осторожно протиснулся он за котом, передергиваясь как от озноба. – Чего это тут открыто все? Эй! – крикнул он в полумрак квартиры. – Есть кто?
Ему никто не ответил. Да и обстановка домашняя была какая-то странная. Буквально с прихожей ощущалось что-то не то… «Что-то изменилось… И запах… Что это за запах? Знакомый…» – Петрович вяло проворачивал в голове будто скованные неясной тревогой мысли. Это ощущалось практически физически.
– Эй! – крикнул он еще раз, снимая один ботинок об другой. – Вы где все? Чего дверь на распашку?
И тут он понял, что было не так – большое е зеркало, которое он приволок еще из старого бабкиного дома и торжественно водрузил на стену в прихожей, сейчас зачем-то было завешено плотно черной тряпкой.
– Что это? Мой халат что ли рабочий? – он с удивлением пощупал пальцами ткань старого халата, в котором занимался мелким ремонтом своего автобуса, а домой приносил постираться. – А нахрена? И запах…
«Свечи» – вдруг ясно и страшно всплыло в его памяти. – «Так свечи пахнут…»
– Что тут происходит у вас?! – испуганно крикнул он, выходя из прихожей в одном ботинке. – Лена!
На встречу ему его жена Лена несла из кухни его кота. Кот потянулся к нему носом, распушив усы. Лена прошла мимо.
– Петь! – крикнула она в даль квартиры. – Петь, иди сюда! Смотри!
– Да что происходит, черт подери! – возмутился Петрович, топнув обутой ногой и тряхнув животом.
– Обширный инфаркт… – голос был смутно знаком ему. – Прямо на рабочем месте. За баранкой…
Петрович обернулся. На пороге стоял недавний странный водитель. Степан, кажется.
– Все потом еще удивлялись – как так вышло. Перед выездом же медкомиссию прошел.
– Что? – Петрович непонимающе наморщил лоб. – Ты о чем сейчас? И что ты вообще…
– Петька, смотри! – перебила его Лена, по-прежнему не замечая мужа и показывая кота вышедшему из комнаты угрюмому сыну. – Смотри кто пришел! Это ж папка наш!
– Валерка… – прижала Лена крякнувшего кота к себе и заплакала. – Валера…
– Ч-что? – вытаращился на нее Петрович. – Ты ч-чего, мать?..
– Доставлен в Александровскую больницу. – невозмутимо продолжал свои странные речи водитель. – Скончался спустя три часа, не приходя в сознание.
– К-кто с-скончался? – лицо Петровича сползло как-то на правый бок, что, в придачу с гипертрофированной бледностью, давало устрашающий результат.
– Это ж папка, Петь! – продолжала свое безумие не унимавшаяся жена. – Он таким к нам вернулся! Смотри!
Сын, понурив голову, скрылся в своей комнате. Лена же, подмурлыкивая коту и слегка безумно улыбаясь, вернулась на кухню.
– Так бывает… Жил-жил, и раз… – Степан махнул наискосок рукой, как бы демонстрируя неотвратимость кончины хрупкого человеческого организма. – Судьба…
– Ч-то? Какая судьба? Что т-ты несешь? – завопил Петрович, наседая на него. – Чего надо тебе? Чего?
– Прими это, Валерий Петрович. И иди дальше. Скоро будет легче. Совсем скоро легко будет.
– Спасибо вам! – слегка икая, Зинаида Евгеньевна покинула автомобиль. – Вы очень мне помогли! Вот! – она протянула на две трети пустую фляжку хозяину, на что тот отрицательно замахал руками.
– Нет-нет. Это вам. Подарок.
– Ой… – Зина прижала руку к груди. – Я не могу… Такой дорогой подарок. А мы так мало знакомы… Не могу…
– Перестаньте. Я от чистого сердца.
– Нет… Не могу, простите.
Она положила фляжку на сиденье, нагнувшись подалась вперед и шепнула Степану на ухо:
– Вы очень хороший человек. – потом, улыбнувшись, она грациозно хлопнула дверью и пошла в сторону своего дома. Через несколько метров она обернулась и помахала ему рукой.
– Очень! – донесся издалека ее голос.
Зина ловко обогнула попавшуюся на пути подъездную скамейку, еще раз помахала рукой и скрылась в подъезде. С ударом закрывшейся двери ее приподнятое настроение исчезло. Будто гипнотический сон после щелчка пальцами гипнотизера. И тут же вернулась тяжелая, слезливая, всепоглощающая тоска. Она навалилась удушливой черной тучей, приковав своей невыносимой тяжестью к месту.
Жила Зинаида Евгеньевна на первом этаже. Вот она ее дверь – сверкает под лампочкой дверным глазком. Метра три до нее пройти. Но ноги, ее собственные, но сейчас какие-то совершенно чужие, не повиновались ей. Внезапно, громко стукнувшись о электрический щиток, дверь распахнулась настежь. На пороге возник Василий – ее много лет не пьющий муж был в стельку пьян. Его домашние штаны, с вытянутыми на коленках пузырями, были свернуты набок и заляпаны чем-то жирным. Накинутый сверху на голове тело пиджак, в котором он обычно ходил на работу, так же получил свою порцию жирных пятен, а с левой стороны, на лацкане был аккуратно прожжен сигаретой. Ноги Василий пытался обуть в тапочки, причем правая совершенно отказывалась ему повиноваться. Немного повозившись с непокорной ногой и так не облачив ее домашнюю обувь, муж смерил полным презрения взглядом свои нижние конечности, шумно со слюной выдохнул через рот, и отправился на выход в одном тапочке.
– Вася… – испуганно залепетала Зина. – Вася… Ты чего?
Василий же, словно не замечая, протопал мимо своей любимой жены, слегка припадая на правую ногу, и. недолго повозившись с кнопкой магнитного замка, покинул подъезд. Зина, охнув и разом утратив скованность, бросилась, было, за ним, но опомнившись и устыдившись представленного на всеобщее обозрение их скромного но крепкого быта, вернулась к квартире и закрыла дверь. Проделов это, она решительно повернулась с целью возобновить погоню за нестандартно ведущим себя мужем, но столкнулась почти нос к носу с неведомо как попавшим в подъезд Степаном – магнитного ключа у него не было, а если бы и был, то должна была хлопнуть дверь.
– Вы? – округленные глаза Зины источали крайнюю тревожность. – Я что-то забыла?
– Многое. – виновато улыбнулся Степан. – Удар тяжелым тупым предметом по голове. Закрытая черепно-мозговая травма. Ушиб мозга. Перелом основания черепа…
– Что, простите? Я не понимаю… – подзабыв про свои намерения, нахмурилась Зина, пытаясь понять странные речи доставившего ее сюда водителя.
– Доставлена в Областную клиническую больницу. Умерла, не приходя в сознание через четыре часа. Смерть зафиксирована в…
– Перестаньте! – неожиданно для самой себя взвизгнула Зина. – Замолчите! Что вам нужно от меня?!
– Ничего. – развел руками Степан. – Наоборот. Это вам что-то от меня нужно.
– Мне? – резко успокоившись, удивилась Зина. – Но что?.. Почему?.. – она осеклась, увидев протянутую ей водителем фляжку.
– Пойдемте домой. Василию вы все равно сейчас не поможете. – с этими словами Степан открыл входную дверь, причем сделал он это совершенно легко и бесшумно, а Зина точно помнила, что успела закрыть ее минимум на два оборота.
– Спасибо вам большое! – Оля широко улыбнулась водителю. – И не переживайте пожалуйста! Вы нас совсем не сильно толкнули, и у нас совсем ничего не болит! Правда, Макс?
– Да, не болит. – Максим тоже улыбался, но в глазах уже мелькала прежняя непонятная грусть. – Не переживайте. Спасибо.
Он первым покинул машину и огляделся. Оля еще что-то щебетала в салоне, но он не слышал. Все было странно… Вроде бы ничего не изменилось – и улица, и дом, и вывески на нижних этажах – все было тем же самым, но, в тоже время, каким-то иным… Будто-бы подернулось какой-то тенью при ясном безоблачном небе. Максим даже задрал голову, чтобы убедиться в незамутненности солнца, и тут же крепко зажмурился одаренный нестерпимым светом. И самое неприятное было то, что где-то внутри, будто резонируя с этой тенью, снова заворочалась тяжелым каменным существом, нестерпимая тоскливая печаль.
– Какой он классный! – радостно подпрыгнула, выпорхнувшая из машины Оля. – Так здорово доехали! Мне даже так легко стало! Не то что… Макс? – она как-то мигом растеряла свой запал и испуганно уставилась на своего парня, недоуменно взиравшего на свои ладони, в которые часто капали его собственные слезы.
– Плохо… – искривив рот плачем, выдохнул слова Максим. – Я не знаю… Не могу… Внутри будто космос… Space Oddity. И я как майор Том… Лелик… Не могу, Лелик… Не могу…
– Макс… – быстро обняла его Оля. – Макс… Ну чего ты? Ну? Пойдем домой, а? Там мама твоя нас покормит вкусно. И сразу легче станет. Это просто из-за ситуации этой нелепой. Но мы во всем разберемся!
Оля, утешая возлюбленного, сама не заметила, что уже давно мочит его футболку своими слезами и содрогается всем телом от рыданий. Отлипнув от его груди, она подняла заплаканное лицо и улыбаясь мокрыми и солеными губами, ободряюще кивнула ему.
– Пойдем? Уже почти дома, да?
– Да. – улыбнулся и Макс. – Пойдем.
Совсем забыв про своего доставщика до места, который все никак не желал отъезжать, они, держась за руки, прошли через двор и вошли в подъезд.
– Так тихо… – растирая слезы по щекам, поежилась Оля. – Не думала, что тут так бывает. Всегда какой-то гомон, кто-то разговаривает, лает… Может от тишины так давит?
– Не знаю… – Максим хмурился, раздираемый, по мимо прочего, еще и нехорошим предчувствием. – Но странно…
Они поднимались по лестнице на третий, самый верхний, этаж, когда из квартиры на втором навстречу им вышла печальная соседка – тетя Тая, в черном платке.
– Здравствуйте, теть Тай. – стараясь не выдавать своего подавленного состояния, поздоровался Максим. – А чего это у нас так тихо сегодня?
Соседка, абсолютно никак не среагировав, прикрыла свою дверь и, торопясь и вытирая слезы носовым платком, направилась на третий этаж.
– Тетя Та…я… – ошарашено проводил ее взглядом Макс.
– Чего это она? – потянула его за руку Оля и обернулась на скрип.
Дверь, неплотно прикрытая соседкой, скрипнула и в приоткрывшуюся щель ввинтился мордой толстый рыжий кот.
– Мрррау – мелькнув розовой пастью, подал он голос, не отрывая больших круглых глаз от парочки.
– Мурзон, – обратился к животному Максим, – Чего у вас происходит-то? – он протянул руку, чтобы погладить кота, но тот, прижав уши, угрожающе зарычал и, зашипев, скрылся в квартире.
– А ты-то чего? – вскрикнул от неожиданности Макс. – Как с ума посходили. Никогда его таким не видел – всегда добрый и ласковый. А тут… Нет, было один раз… Когда дядя Витя – муж тети Таи, умер. Мурзик тогда такой же агрессивный стал. Забился под диван и три дня не выходил.
Максим, вдруг, не мигая уставился на Олю, приоткрыв рот на полуслове. Она видела как непонимание в глазах парня сменяется сначала недоверчивым отрицанием, потом – испуганным допущением и, наконец, откровенным ужасом.
– Бегом, Лелик! – резко дернул он Олю за руку, бросившись сломя голову наверх.
Он прыгал через ступеньку, волоча за собой ничего не понимающую девушку и совсем не слышал ее возмущенных и напуганных причитаний. Остановился он только перед раскрытой дверью собственной квартиры. На пороге стояла тетя Тая с его выпускным черным костюмом, и ее сын Женька – одноклассник и друг детства, с большой фотографией Макса в рамке и с траурной лентой.
– Пойдем, Жень, пойдем… – тихо говорила тетя Тая, все так же вытирая платком слезы. – Еще много чего сделать нужно. Нужно помочь соседям…
– Да, мам. – как-то отрешенно кивнул Женька и двинулся прямо на Макса, заставив того испуганно отскочить.
– Это…что, Максим? – почему-то шепотом спросила Оля. – Почему у него твоя фотография?
– Кажется все плохо, Оль… – Максим присел на ступеньку, обхватив голову руками. – Меня хоронят…
– Что? Ты дурак так шутить? – Оля состроила злое личико, но из глаз струился такой ужас, что не оставалось никаких сомнений в то, что и она все прекрасно поняла.
– Шестой километр трассы Сортавала, возле Мендасар. – голос запрыгал эхом по пустому подъезду, заставив их одновременно обернуться. – Водитель мотоцикла с госномером…в прочем это не важно, – говоривший Степан, глядя на лица ребят, сверлящих его глазами, немного смутился, – Не справился с управлением и попал под «фуру». Водитель скончался на месте.
– Что? – шепнула с надеждой Оля.
– Пассажирка получила травмы несовместимые с жизнью и скончалась в карете скорой помощи спустя два часа, на подъезде к Елизаветинской больнице. Мне жаль. – водитель с сожалением развел руками. – Оля, нам с вами нужно ехать.
– Что? – повторила она уже громче. – Вы зачем так шутите? Вы не видите, что мне страшно? И…
– Простите, Оля. Но вы и сами все уже поняли… Максима действительно будут скоро хоронить. А вам нужно домой. В Новгород. Там ваше место. Пойдемте… – Степан договорил и нажал куда-то в своем телефоне. По подъезду разлились звуки музыки.
Ground control to major Tom
Ground control to major Tom…
Оля хотела закричать, но не смогла. Она тихо села рядом с Максом и, раскачиваясь, стала подпевать.
– Спасибо… – пролепетал Петрович, глядя на свою руку державшую пару шерстяных носков. – Так гораздо лучше…
– Я же говорил. Это первые три дня так тяжело. В это время душа не понимает, что с ней происходит. Не осознает ничего, не помнит. И поэтому сильно мается. Это самый тяжелый момент. Но потом легче уже. Скоро вы туда отправитесь. – Степан ткнул пальцем куда-то вверх. – Ненадолго правда пока… Потом тоже непростой момент конечно предстоит. Но как было нехорошо – так уже не будет.
– Правда? – умоляюще посмотрел на него Петрович, прижимая к груди носки.
– Обещаю. – похлопал его по плечу Степан. – Хорошо, что кот с вами пошел. Так легче всем.
Они стояли на улице перед домом Валерия Петровича задрав головы, и смотрели на светящиеся окна его квартиры. Сквозь кухонное окно был виден силуэт Лены и бродящего по подоконнику кота.
– Ну, мне пора. – извиняющимся тоном проговорил Степан. – Дальше я не могу.
– Может еще немного? – Петрович все уже давно понял, со всем смирился, все принял и ко всему подготовился. Но, все же, немного боялся остаться один.
– Нет. Прости. Не могу. – покачал головой Степан и, шагнув спиной вперед, оказался рядом со своим потрепанным авто. Быстро усевшись, он хлопнул дверью и, мигая «аварийкой», уехал.
– И как же я теперь? – Зина вылила последнюю каплю из фляжки в стакан и тут же все залпом выпила. – Только честно.
– На небеса. – Степан сидел напротив и смотрел ей прямо в глаза. – До девятого дня. Потом…наоборот, до сорокового. А потом… – он задумался. – Да, думаю, все хорошо будет потом. Ты главное знай – самое страшное для тебя уже закончилось. Поэтому просто отпусти все. Так и тебе будет легче, и всем.
Степан кивнул на спящих на одном диване Василия и их дочь Ксюшу, приехавшую из Москвы, где она училась на педиатра.
– Я пойду? – разгладил он старую клеенку по столу. – Пора мне.
– Посидишь, может? – Зина вздохнула. – А я даже с ним не попрощалась… Думала просто в магазин сбегать…
– Прости, не положено. Пора. Но… – он задумался. – Я кое-что могу. Разрешу тебе оставить им какой-нибудь знак. На прощание. Подумай какой.
Зина видела как он сел в свой боевой «Фокус», замигал аварийным сигналом и, неспеша объезжая припаркованные автомобили, скрылся за деревьями.
– Ты очень хороший…человек… – прошептала она, дыхнула на стекло и в образовавшемся запотевшем пятне нарисовала пальцем сердечко.
– Возьми. – протянул Степан свой телефон Оле. – Им ты сможешь пользоваться до сорока дней.
– А потом? – девушка крепко сжала подарок.
– А потом он тебе не понадобиться. В любом случае.
– Хм… Таких полномочий у меня нет, конечно, но возьму на себя смелость предположить, что ты попадешь туда, где музыка звучит сама по себе. – он улыбнулся. – Возможно даже непосредственных исполнителей сможешь встретить.
– Здорово! – Оля, впервые за все время их пути до Новгородчины, улыбнулась. – Может зайдешь?
– Нет, прости. Я тебе уже все объяснил. Мне пора.
– Жаль… – сказала она, выходя и вдруг вспомнила – А Макс. Он тоже…туда? Ну…куда ты осмелился предположить…
– Думаю да. – Степан завел двигатель. – Прощай.
Подняв клубы пыли на проселке, через которые едва пробивались огоньки «аварийки», автомобиль покинул Олину улицу.
Дорога была достаточно пуста – то ли время было какое-то не то, то ли так сложилось. Старый, неопределенного цвета «Фокус» наматывал на колеса километр за километром не сбавляя скорости, пока не поравнялся с причиной подобной дорожной остановки – попрек дороги, перекрыв собой все дорожное полотно вместе с обочинами, лежал огромный тягач с фурой, заполненной бутилированной водой. По другую сторону преграды, судя по звукам, скопилась немалая очередь из автомобилей.
Вокруг тягача, обходя и перешагивая разметанные бутылки с газированной жидкостью, ходили какие-то люди – что-то осматривали, что-то записывали. Зеваки, каждый раз появляющиеся неведомо откуда даже в самых безлюдных местах, нетерпеливо переминались за красно-белой лентой, отделяющей их от места происшествия. Среди них было один странный человек – средних лет мужичек, непонимающе и невидяще бродящий между людей.
Степан встал на обочине. Никем не остановленный, он пересек огороженное лентами место и окликнул мужичка.
– Уважаемый. – Степан даже взял его под руку.
– А? Что? Кто вы? – встрепенулся тот.
– Я понимаю, что мне не положено вмешиваться в естественный ход вещей и…тревожить вас раньше времени… Но, раз уж я здесь, то может подвезу вас?
– Я… – мужичек непонимающе заозирался. – А что это тут?
– Пойдемте. Я все вам объясню. Вы сами откуда?
Разговаривая, они сели в машину, которая тут же, проявив чудеса маневренности и проходимости, перевезла их по полю вокруг создавшейся преграды, забралась по насыпи на дорожное полотно, и уехала прочь. Никто не обратил на нее никакого внимания, будто ее и не было.
