CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Никто уже не верит в лохнесское чудовище, не так ли?

С тех пор как в 1933 году местная газета впервые опубликовала снимок, сделанный двумя идиотами на древний фотоаппарат, его увидели все, кому не лень. Мой вопрос к вам: как чудовище могло прожить так долго? В детстве я верила в Насси: смотрела передачи вроде Monster Quest, куда приглашали людей, рассказывавших о странностях, которые они видели в воде. Я обожала всё, что связано с морскими чудищами, змеями и драконами, пока не совершила неприятный поступок — не выросла. Часть меня до сих пор любит эту идею. Даже сейчас. Но, учитывая, где я нахожусь, лучше бы я, блин, осталась дома.

Эта история будет звучать фантастически. Как дешёвая фальшивка — прямо как те «убедительные» байки, которые идиоты из Monster Quest вытягивали из деревенских простачков, усаживая их перед видавшей виды камерой девяностых. Я пишу это, чтобы не впасть в истерику здесь внизу, так что выслушайте меня.

Никогда, слышите, НИКОГДА… не выходите на огромный водоём, не имея ни малейшего понятия, как управлять моторной лодкой. Поверьте, дальше станет интереснее.

Клянусь, я вовсе не желала никому зла, когда стащила моторку у своих гостеприимных хозяев, отправившихся вместе на ужин. Клянусь, я была не ТАК уж под кайфом, когда вышла в озеро.Знаю, что вы сейчас думаете: мол, травка была с чем-то посильнее, и я так улетела, что мне всё это померещилось. То, что я пережила, — не галлюцинация. Лучше бы это было ею.

Сам приход был приятным — всего-то немного травки, заботливо запечённой в моих любимых печеньках. Именно это мягкое, спокойное ощущение убедило меня, что я вполне смогу разобраться, как вести лодку; другие ведь справляются, почему бы не мне? Когда я уже вышла на воду, меня накрыла эйфория. Луна казалась прекраснее, чем когда-либо, и её молочный свет танцевал на холодной поверхности озера. Я подумала, как бы моя детская версия сошла с ума от восторга, узнай она, что я стою на лодке посреди того самого места, о котором она мечтала, чтобы мельком увидеть Насси.

Насси-пшик, обман.

Я присела на краю борта и заворожённо смотрела на воду, свесив руку и водя кончиками пальцев по мерцающей поверхности. Леденящая прохлада была вкусной, а ощущение свободы в жилах дарило детскую, романтичную радость…

Примерно в полутора метрах от моей руки, из воды на меня смотрела огромная верхняя половина человеческого лица. Я не помню, что сделала и как отреагировала; в памяти остался лишь размер — голова гиганта. Нос и рот прятались под непроглядной водой, но глаза и лоб были видны. Волосы — такие чёрные, что сливались с водой, в которой она плавала, — и отчётливый запах какого-то странного, испорченного парфюма, наполнивший воздух. А глаза…

Клянусь, не могу сказать, какого они были цвета, формы, размера. Будто кто-то вычистил это из моей памяти. Стоит попытаться вспомнить — и остаётся лишь чувство неблагополучия, понимание, что мне не следовало этого видеть. Я не могла отвести взгляд — то ли от ужаса, то ли от странного восхищения, — и всё, на что была способна, это смотреть, пока сердце билось в горле.

Она не моргала. Я успела подумать, как же это странно — не моргать, и вдруг она заговорила:

— Давненько.

Я закашлялась от неожиданности — казалось, она шепчет прямо в ухо. Только тогда я вышла из оцепенения и, отползая, добрела до середины лодки. Она не сдвинулась с места, лишь продолжала смотреть на меня этими проклятыми глазами.

— Мы знакомы? — спросила я, не зная, что ещё сказать.

— Нет, — ответила она, и голос всё так же звучал прямо у моего уха: гладкий, бархатный, успокаивающий. Странно, но он напоминал мамин, и сердце перестало так бешено колотиться. Что бы она ни была, это влияло на меня — и одного этого должно было бы хватить, чтобы у меня зазвенели все тревожные звоночки, но не зазвенели. Я медленно подползла к борту, встала на колени, вцепившись в холодный металл перил и слегка дрожа. От холода ли, от ситуации ли — не знаю.

— Эм… поздновато для заплыва, — выдавила я, цепляясь за слабую надежду, что передо мной просто очень высокая жутковатая шотландка, решившая поплавать.

В голове раздался тонкий перезвончатый смех, и я поняла, что это существо разговаривает со мной каким-то телепатическим способом. Или я всё-таки была под кайфом сильнее, чем думала — уже не знаю.

— Поздновато кататься на лодке, которая, кстати, не твоя, — ответила она.

— Тогда это… казалось неплохой идеей.

— Всё ещё кажется?

— Зависит от того, настоящая ты или нет.

— А какая связь между моим существованием и тем, что ты украла лодку?

— Подожди… откуда ты знаешь, что эта лодка не моя?

Смех вновь откатился в голове, и я сильнее перегнулась через борт, понемногу привыкая к этим странным, неправильным глазам, глядящим на меня из чёрной воды.

— Я знаю всё, что происходит на этом озере, — объяснила она медленно. — Я знаю мужчину, которому принадлежит эта лодка, и его жену. Я знаю каждого, кто приезжает, и каждого, кто живёт здесь. Постоянных, гостей, даже животных, что пьют свежую воду из реки, впадающей в Лох-Несс.

— Как? — спросила я.

— Это секрет.

— Кто ты?

— Это тоже секрет.

— Я умею хранить тайны, — попыталась я.

— Нет, не умеешь, — ответило создание с самодовольством, которое я слышала, хоть на лице его оно не отражалось. — И врать ты ужасно не умеешь. Всю жизнь ждала, когда увидишь что-нибудь невероятное, правда?

Я напряглась, чувствуя, как холодный ветер с озера просачивается под куртку и щекочет кожу, покрытую мурашками. В затылке зудело приглушённое чувство смертельной опасности, но какое-то колдовство держало меня на месте. И я это понимала. Но, что странно, мне будто бы было всё равно. До сих пор всё равно.

— Я являюсь тем, кто искренне верит во что-то большее, чем он сам, — сказала она, впиваясь своими неправильными глазами. — Тем, у кого в сердце есть любовь. Тем, кто желает существования необыкновенного не ради доказательств, а ради самого переживания. Ради веры.

Я не знала, что ответить.

— В последнее время таких приходит всё меньше.

— Ты — Насси, — услышала я собственный голос, казавшийся далёким на фоне того, что звучало в голове.

— Я — то, чем ты меня считаешь.

— Если ты то, во что я верю, почему ты не гигантский плезиозавр или морская змея?

— Ты выросла.

Я моргнула, и сердце сорвалось с места, когда остальная часть её тела медленно поднялась из воды. Я не совсем понимала, на что смотрю, и до сих пор не уверена. Словно пытаешься разобрать абстрактную картину, в которой сразу несколько образов. Постараюсь описать, не звуча безумно, ладно?

Представьте голову самой прекрасной женщины, какую вы видели — ну, не знаю, Киры Найтли или Аны де Армас, — а теперь прицепите её к туловищу самой огромной змеи, какую можно вообразить. Прям джунглевая анаконда, способная сожрать крокодила, только вместо пятен — чешуя чёрного дракона.

Я была не настолько обдолбана, ЧЕСТНО.

Как бы это ни звучало, отрицать её красоту было невозможно. Лунный свет скользил по чешуе, слепил своей яркостью. У меня щемило в груди — то ли от разрывающей сердца красоты, то ли от ужаса. Сейчас думаю, что от обоего сразу. Глаза, глаза… Помню, их взгляд приковывал меня, пока это прекрасное существо опускалось, чтобы уровень наших глаз сравнялся.

— Кто ты на самом деле? — выдохнула я.

Существо не ответило, но, приближаясь, оказалось, что я вижу лишь глаза.

— Я заперта здесь веками, — отозвалась она, и голос эхом разнёсся по моей голове, словно по огромному залу… чёрт, какого же цвета у неё глаза?

— Привязанная к воде, я вынуждена читать человеческие сердца, становиться их мечтами, воплощать их страхи.

— Кем связана? — спросила я. Губы мои не шевельнулись, но вопрос прозвучал.

Потом она произнесла нечто, чего я не помню. Может, не хочу помнить; может, мозг сам вычеркнул это, чтобы я оставалась в пределах возможной нормы. Да и какая теперь польза от нормальности, кроме возможности записать всё это. Звук больше походил на картину, чем на слово, и был настолько ужасным, что тело среагировало мгновенно: я то ли вырвала, то ли потеряла сознание, — помню лишь мягкий приказ задержать дыхание.

Очнулась я уже здесь, во тьме, с водонепроницаемым телефоном и кучей скелетов вокруг.

На дне Лох-Несса есть система подводных пещер, вы знали? Здесь внизу есть забавный воздушный мешок, в котором эта штука живёт уже бог-знает-сколько. Как чайничек — короткий и пузатый. Боже, рядом со мной лежит череп, на который я старалась не смотреть, но только что поддалась.

Здесь темно, и телефон садится. Забавно, правда? В страшных хоррорах всегда именно перед чьей-то смертью гаснет последний источник света: садятся батарейки, вырубается электричество, обрываются телефонные линии. На дне Лох-Несса, кстати, нет связи, и это было бы нормально, если б я не собиралась вот-вот сдохнуть. Кому бы я звонила?

911, в чём ваша чрезвычайная ситуация?

О, у меня для вас та ещё история.

…Я не хочу умирать здесь. Она сейчас охотится, но скоро вернётся. И я стану таким же, как остальные, кого она утянула вниз. Выхода нет. Пожалуйста…

Меня зовут [УДАЛЕНО], мой папа — [УДАЛЕНО]. Я живу по адресу [УДАЛЕНО], и у меня есть две сладкие кошки, которые не поймут, куда пропала их мама. Почему-то сознание того, что они не узнают, где я, кажется страшнее самой смерти. Я слышу её. Она вернулась. Господи, пусть всё будет быстро.

Её глаза — все неправильные цвета мира.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

— Почему всё это помнишь только ты? — спросил блондин.

— Если бы я знал, — Сумрак пожал плечами. — Ты что, поверил мне?

— Не знаю, — сказал Жека и направился в кухню за новой порцией выпивки.

Лёха зашёл в кладовую. Долго копался среди коробок и различной домашней утвари, прежде чем отыскал то, зачем пришёл, — портативный жёсткий диск. Если изначально он прятал его от себя, чтобы коробочка не попадалась лишний раз на глаза и не вызывала желание пересмотреть походные фотки в порыве ностальгии, то последние несколько месяцев Сумраку приходилось прятать его от Алёны, так как на диск он копировал всю найденную информацию об участниках того похода, а конкретно о тех, кто не вернулся — Гавр и Мег. Впрочем, как Лёха ни старался, а откопать что-то кроме старых фотографий и нескольких имён, возможно вымышленных, ему не удалось.

После похода Лёха вернулся к дипломной работе и полностью погрузился в учёбу. Потом работа, переезд, незабываемые поездки с Алёной на курорты — всё это, казалось, стёрло воспоминания про иных, Мию, Гавра и мост через пропасть. Лёха в какой-то момент убедил сам себя, что это был всего лишь сон, пусть и очень красочный сон. Про деревянную игрушку он старался не думать и даже порывался выкинуть её, но что-то мешало, будто внутренний голос противился этому. Тогда Лёха убрал деревяшку подальше от глаз, но фигурка льва каким-то непостижимым образом снова и снова попадалась на глаза, будто была живой. Но и это не сильно тревожило Сумрака: подумаешь, наверное, рылся в кладовой и вытянул вместе с вещами или просто забыл её спрятать в очередной раз. В конце концов, Лёха водрузил льва на подставку возле монитора и забыл про фигурку.

А потом пришли они — сны. И мир рухнул.

Сумрак часто стал проваливаться в забытьё даже днём, погружаясь в самые потаённые уголки своего сознания, вспоминая то, что казалось, похоронено навсегда. Он мог с точностью до минуты сказать, что и в какой день ел в лагере у пещеры, кто куда пошёл, и дословно воспроизвести любую речь, которую слышал там. Будто кто-то загрузил ему в мозг терабайты видеофайлов. Это выглядело так, словно за Лёхой постоянно летала камера и фиксировала все события, а теперь видео проигрывалось в его сознании. Только вот сны путались и порой события разворачивались иначе. В своих снах Лёха часто погибал.

Он стал рассеянным и раздражительным. Не мог сосредоточиться на работе и часто отвлекался на поиски того или иного участника похода. Сохранял данные на диск и прятал его в кладовой, чтобы через час снова достать и залить новые данные.

— Что это у тебя? — спросил Жека, вернувшись в комнату с полными бокалами.

Лёха подключил диск и открыл первую фотографию. С экрана на него смотрела голубоглазая девушка в белом халате, на заднем фоне виднелось здание столичного мединститута.

— Это Мег, — сообщил Лёха, откинувшись на спинку кресла.

— Симпотная, — кивнул Жека. — Но я её не узнаю.

Сумрак пролистал ещё несколько фотографий, но блондин лишь отрицательно качал головой. Тогда Лёха зашёл в другую папку — «Гавр». С экрана на друзей смотрел долговязый парень лет двадцати пяти в камуфляже, на поясе его висел широкий тесак, а в руках он сжимал цевьё «Сайги».

— Охотник? — предположил Жека.

— Угу, — кивнул Лёха. — На людей.

— В смысле? — Блондин окинул друга удивлённым взглядом.

— Ну создаёт такое впечатление, — Лёха пожал плечами. — Жаль, что ты не помнишь. Но судя по фото, Гавр и тут занимался чем-то таким, что нормальный человек делать бы не стал.

— Ох… как сложно, — Жека взъерошил волосы и отхлебнул из бокала. — Ну не знаю, как по мне — обычный чувак. Глаза незлобные уж точно.

— Вот это меня тоже смутило, — кивнул Лёха. — Тот Гавр которого мы… Я знал, смотрел волком.

— А что его дружки, ну те, которые вернулись. Как ты их там называл: Рик, Лай? Блин, что за погремухи такие?

Леха открыл папку с названием — «Остальные». Сначала на экране возник низкорослый крепыш, с характерным прищуром — так смотрят «пацаны с района». Следом мелькнуло фото лысого парня, одетого в армейские ботинки и штаны в стиле милитари, на мускулистом торсе красовалась майка.

— Чистый лист, — вздохнул Жека. — Впервые вижу этих супчиков. Но ребята колоритные. Типа скины или косят под них.

— Угу, — согласился Лёха.

Он пролистал ещё с десяток фотографий, но Жека лишь хмурился и мотал головой.

— А это кто? — спросил блондин, когда на экране возник молодой парень в скалолазной экипировке и с разбитыми в кровь коленками, но при этом с жутко довольным лицом.

— Это Витя.

— Витя… Тот молодой?

— Да.

— Ясно. А вот отдельная папка — «ЯиМ», это что?

Лёха открыл папку и там оказалось всего три файла: смазанное фото, скан визитки и скан документа. Сумрак открыл визитку.

— Мия Брэм. Адвокат, — прочитал Жека. — Ты же выкинул её, ну визитку.

— Да, но нашёл вот эту в сети.

— И что?

— И ничего.

— А почту эту проверял? — Блондин ткнул на экран.

— Дохлая.

— А цифры эти?

— Тоже голяк. Ни хитрые дешифраторы, ни нейронки — всё впустую. Есть подозрения, что это просто серийный номер или какой-то типографский штамп.

— На визитке?

Лёха лишь развёл руками. Переключился на документ. Фото он не хотел открывать, так как на нём была Мия. Сумрака до жути пугала эта женщина.

— Какой-то список. Фамилии. — Жека бегло осмотрел документ. — Похоже на заявку тургруппы.

— Она и есть, — кивнул Лёха. — Вот тут интересное имя — Ярослав.

— Это тот?

— Да, группа Александры. Вот и она в списке.

— И что по нему? Фамилия странная — Корж. Больше кликуха.

— Никого похожего на Ярослава я не нашёл. Скорее всего липа.

— Ладно, а что это за фотка?

Лёха щёлкнул мышкой. На экране появилось смазанное фото. Слева в кадре замерла Мия, а на фотографии снизу виднелась дата — «18.09.2005». Блондинка ничуть не изменилась, будто время не имело власти над ней. Рядом с Мией стояли какие-то люди разного возраста, а на заднем плане виднелся фонтан и шикарная усадьба — иначе язык не поворачивался назвать это строение.

— Две тысячи пятый, — присвистнул Жека. — Да я пешком под стол ещё ходил. Это, я так понимаю, она — Мия?

— Она самая.

— Хорошо живут, — Жека оценил задний план на фотографии. — Стой, а вот этого я, кажется, знаю.

— Кого? — Лёха оживился.

— Да вот — мужик с залысинами. Где же я тебя видел?

Жека зажмурился.

— Точно! — воскликнул он. — Висит его портрет в областном управлении МЧС. Имени и фамилии не помню. То ли Ерохин, то ли Ершов. Командир второго спасотряда, погиб лет десять тому, кажется. Давно уже. Там ещё статья про него висит.

Лёха перешёл в поиск и стал вводить данные.

— Да ты погоди, верни фотку, — попросил Жека.

Леха разделил экран, вывел фото и продолжил искать.

— Ещё вот этот — четвёртый справа, — сообщил Жека минутой позже. — Блин, рожа знакомая тоже. Так-так, стой. Кто же ты будешь… хм…

Лёха вывел на экран статью о гибели группы спасателей.

— Да, оно, — кивнул Жека. — Попали под лавину.

Лёха продолжил искать данные по командиру спасотряда, а Жека принялся расхаживать из стороны в сторону.

— Всё, вспомнил! — воскликнул блондин. — Четвёртый справа — этот чувак организует всякие фестивали и конвенты. Я когда ещё историчкой увлекался, ну реконструкции, железными палками, когда махал, так вот этот перец пару раз устраивал фестивали, а я как зам. руководителя нашего клуба встречался с ним, ну там бумажная волокита.

— По Ершову тоже ничего, — Лёха снова откинулся на спинку кресла. — Но круг сузился, уже что-то.

— Лёха, ты не слушаешь меня?

— Что?

— Надо этого вот искать. Ершов — не зацепка.

— Зацепка? — Лёха повёл бровью. — Звучит так, будто ты мне поверил.

— Не знаю ещё, — блондин дёрнул щекой. — Но пока мне интересно, азарт. Может, что-то и накопаем. Не хочется мне верить, что мой друг сошёл с ума. Да ещё эта фигурка. Она меня немного пугает.

— Ладно. Что ищем?

— Так, — Жека сел в кресло. — Как же там было? Викс-фест… нет, Щит и Топор… нет, это на Волге было. Хм, так. Пиши, Турнир Магистров. Да, точно. Двадцатый год. Нужно найти того, кто был организатором.

Леха застучал по клавиатуре.

— Да, вот оно! — воскликнул Жека. — ИП «Черников».

— Они ещё работают в сфере организации мероприятий, — Лёха приблизился к монитору. — Ближайшее… хм, Врата Мифов — фэнтези конвент. Стой!

Сумрак отыскал свой телефон и нашёл нужное сообщение.

— Смотри, — он показал Жеке экран.

— Что за хрень? — удивился друг. — Это когда прислали?

— Сегодня утром.

— Хм, может, ты заявку где-то оставил?

— Ну да, на фэнтези конвент, я, который с детства только НФ читает. Шутишь?

— Ну да, странно. И что по номеру?

— Сразу отвалился.

— Набирай сейчас!

— Ночью?

— Да пофиг!

Лёха пожал плечами и нажал на вызов.

— Абонент недоступен.

— Ха! Это уже становится интересно.

— Лучше бы это всё было просто кошмарами. — Лёха отбросил телефон и в один присест осушил свой бокал. — Так хотя бы понятно — шизик.

— Не бузи, — отмахнулся блондин. — Давай, проверь это СНТ «Уют».

Лёха выполнил.

— Да это же почти рядом! — воскликнул Жека, изучив карту. — Часа три на колёсах.

— И что ты предлагаешь?

— Надо ехать. Так! Какая там дата начала? Ещё два дня. Я такие фесты отлично знаю, движ там минимум на три дня, а то и больше. Угу, интересно… Но сегодня ещё мой ДР, так что я могу позволить себе расслабиться. А завтра вечером можно и за руль сесть. А?

— Думаешь стоит ехать? — Лёха пока сомневался, всё это походило на какой-то абсурд.

— Но ниточки сошлись же. — Жека выглядел возбужденным. — Организатор, фото с этой бабой, кем бы она ни была, конвент, смс.

— Так в том-то и дело, что смс. Кто-то хочет меня туда заманить.

— Ну не проверишь — не узнаешь. В конце концов, это и меня касается: кто-то отправил нас непонятно куда, заставил выживать, делать всякое, а потом я превратился в этого, как ты называл?

— Иного.

— Вот. Кто-то меня прокрутил через мясорубку, а потом стёр память и вперёд. Чувствую себя мерзко, от подобных мыслей.

Жека замер, покосившись на друга.

— Ты, конечно, мог всё выдумать, специально, ты мастер на выдумки. А? Угадал?

Лёха смотрел на друга не мигая.

— Но тогда какого хрена я помню про эту чёртову фигурку? Про чёрные линии на руках? Этого ты мне по телефону не рассказывал.

— Не рассказывал.

Жека задумался, а потом ушёл на кухню, но быстро вернулся с баклажкой пива.

— Ты мне вот, что скажи, — начал он. — А эти, ну Гавр и… Мег? Ведь весьма странно, что двое не вернулись из похода и никто их не хватился. Их искал кто-то, есть инфа какая-то?

— Есть, — вздохнул Лёха. — Не совать нос не в своё дело.

— Это в смысле?

Сумрак криво ухмыльнулся.

— Написал я Лаю, — сказал он. — Этот, кажется, самый адекватный из компашки Гавра.

— И?

— И меня послали. Сказали, что никаких Саш и Лен — это настоящие имена Гавра и Мег — он не знает, и что мне стоит пойти лесом.

— Не думал в полицию обратиться? Хотя о чём это я…

Друзья помолчали.

— Дела, — выдохнул Жека. — Думал, отпуск будет скучным.

— А я бы лучше поскучал.

— Сдрейфил?

Лёха бросил на друга быстрый взгляд.

— Ты не помнишь всего. А я вот снова туда не хочу. Уж лучше пойти к мозгоправу, выпишут пачку таблеток, и я забуду всё это уже наверняка… как страшный сон.

— В психушку ты всегда успеешь попасть, — Жека пристально изучал фотографию Мии. — А вот правду можешь не узнать никогда, если отступишься.

— Слышала бы твои слова Алёна, — хмыкнул Сумрак.

— Хорошо, что не слышит. Она бы тебя точно не отпустила со мной. Недолюбливает твоя девушка меня.

Лёха усмехнулся.

— Тоже заметил? — спросил он.

— Ну я пару раз ей намекал, на ваши те ещё непонятные отношения, мол, водишь парня за нос.

— Да иди ты.

— Да, было дело. Ну, я рад за вас, как бы там ни было. Главное не разос… ну ты понял, держитесь друг за друга. А если всё то, что рассказал мне окажется правдой, то тем более. Такое пережить!

— Если… — вздохнул Лёха.

Жека оставил стенания друга без внимания.

— Выходит эта Мия не стареет? — спросил блондин.

— Выходит, что так, — кивнул Сумрак.

— Дела-а-а. И пантера у неё есть огромная?

— Ну, может, только там, — Лёха пожал плечами. — Быть может, тут она обычный человек?

— Обычный человек, — загадочно повторил друг. — Ну, а что другие? Писал кому-то?

— А как ты себе это представляешь? — удивился Лёха. — Здравствуйте, мы стояли с вами на стоянке Восточный Суат в мае такого-то года. Вас не посещают странные сны, или, быть может, вы помните что-то странное, что-то такое, чего не было на самом деле?

— Вот так бы и написал. — Жека повернул голову, и взгляд его был серьёзен.

— Ну да, спасибо. Больно хочется выслушивать в свой адрес обвинения в сумасшествии. Мне хватило Алёны. Да что там Алёна? Я и сам уже стал так думать.

— Ну, а вдруг кто-то тоже что-то помнит?

— Я думаю, это бы стало понятно сразу, в то утро на поляне, когда мы все вернулись. Я долго бродил среди палаток, но меня никто так и не узнал.

— Да, я помню, — ухмыльнулся блондин. — Думал, ты перепил тогда.

Сумрак отмахнулся.

— Единственный, кто хоть что-то понимал — это был Гавр, — сказал Лёха. — Но он остался там. Его последние слова не идут у меня из головы, ни тогда, ни сейчас. Он сказал, так: «Кажется, с тобой происходит то же самое, что и со мной в прошлый раз». А когда я его спросил, то он ответил, мол, был уже тут, и посоветовал мне не возвращаться.

— Что ещё он говорил? — Жека слушал внимательно.

— Что отпустил дорого ему человека, указал куда-то в сторону моста, — вспомнил Лёха, — и теперь хочет исправить ошибку.

— Ну, значит, всё сходится — он был там второй раз, а потому знал с чем имеет дело. Судя из твоего рассказа, этот парень справлялся с иными чуть ли не одной левой.

— Да, что-то сходится, — согласился Сумрак. — А что-то нет. Допустим, ящики. Гавр сказал, что кто-то погиб, пытаясь их вскрыть.

— Ну, может, в первый его раз не было никаких ящиков. Ты вот рассказывал про вторую группу, которая с иными вообще не сталкивалась.

— Может быть. Но всё равно куча нестыковок, он как бы и знал многое, и в то же время не знал.

— Думаешь, он в сговоре с этой Мией, Ярославом и каким-то чудиком, о котором я тебе рассказывал, но ни черта не помню об этом?

— Если бы я знал, — Лёха запрокинул голову, уперевшись затылком в подголовник. — Но мы не успели поговорить, да и не желал он этого, по всей видимости. Ему нужна была жертва, и кажется мне, что этой жертвой стали мы все.

— Жёстко, — Жека размял шею. — Ну, тогда точно нужно крутить этих скинхедов недоделанных. Они наверняка что-то знают.

— Ты шутишь? — Лёхе эта идея не понравилась. — Я как бы ещё пожить хочу.

— Есть у меня связи, — блондин задумался. — Если не выйдет с конвентом, то тогда остаётся только вариант с бритыми.

Лёха промолчал.

— Ладно, утро вечера мудренее, — Жека потянулся. — Пойдём поедим что ли? От этих всех страстей у меня разыгрался аппетит.

— Иди, я ещё посмотрю.

Смотреть, конечно же, Лёха ничего не стал. Он просто хотел побыть один и собраться с мыслями. С одной стороны — Жека внёс в его расследование множество новых деталей и сам проявил дюжий интерес, но с другой — Лёха откровенно боялся. Сумрак, когда сам искал информацию, в глубине души надеялся, что ему не удастся ничего отыскать, что все его воспоминания окажутся на поверку всего лишь помутнением рассудка и добрый дядя психиатр поможет ему. Но Жека, как всегда, пёр тараном. Тот осторожный блондин, которого Лёха встретил в лагере у пещеры, нравился ему больше. А этот Жека способен втянуть Лёху в какую-то авантюру. Впрочем, за что боролись — на то и напоролись: сам ведь всё разболтал, за язык никто не тянул.

«Как там говорят: от судьбы не уйдёшь? — подумал Лёха. — И лучше горькая правда, чем сладкая ложь?»

Впрочем, он понимал, что большинство здравомыслящих людей выберут последнее. И если бы не Жека с его напористостью, то Сумрак предпочёл бы остаться в их числе.

Глава 3

Замок Моргаса, высеченный прямо в жерле вулкана, поднимался над равниной, окруженный клубами дыма и пепла, словно воплощенный кошмар, вырвавшийся из глубин сознания. Его стены из черного камня, испещренные рунами, что светились тусклым багровым светом, не поддавались законам природы — они перетекали, менялись под взглядом наблюдателя. То гладкие, как стекло, они вдруг покрывались трещинами, из которых сочилась лава, то превращались в вихри огня, чтобы через миг вновь застыть в холодной неподвижности, насмехаясь над разумом. Башни замка терялись в дымной мгле, их очертания дрожали, как мираж в пустыне, а зубчатые стены венчали факелы с холодным синим пламенем. Этот огонь не грел — он шипел, излучая нечеловеческий шепот, и менял цвета, отражая настроение своего хозяина: от синего к алому, а затем к черному, как сама бездна.

Внутри замка тоже царил хаос, но не бессмысленный, а живой, осмысленный, будто созданный гениальным безумцем. Коридоры извивались, подобно змеям, меняя направление, скрывая выходы и заманивая в бесконечные залы, где время теряло значение. Полы то и дело проваливались в пустоту с глухим ревом лавы, стены шептали безумные откровения, сливающиеся с далекими криками, а воздух дрожал от напряжения. Великий зал украшали картины, чьи сюжеты оживали перед глазами: города рушились в огне, звезды падали с небес, а фигуры людей и богов кричали в агонии, их вопли эхом отдавались в сознании тех, кто осмеливался взглянуть на них. Холсты дрожали, краски текли, словно кровь, создавая иллюзию, что хаос живет непосредственно в этих стенах.

В центре этой обители безумия находился тронный зал. Трон Моргаса, выкованный из костей — человеческих, звериных, божественных, — пульсировал, как живое сердце, испуская холодный свет, что обжигал взгляд. В трещинах костей слышались слабые стоны, будто души, из которых он был соткан, все еще цеплялись за остатки существования. Моргас восседал на этом мрачном престоле. Его облик был переменчивым, как тени, отбрасываемые пламенем. Он то принимал облик старца с длинной седой бородой и глазами, полными коварной мудрости, то безжалостного воина, чья броня из тьмы дымилась, как угли, а в руках сверкал клинок, выкованный из хаоса. Миг — и он превращался в демона с крыльями из черного огня, чьи алые глаза пронзали душу, оставляя в ней лишь пустоту. Но неизменным оставался его взгляд — острый, как лезвие, полный необузданной силы и жажды разрушения. Когда он менял форму, стены зала дрожали, синий огонь факелов взмывал к потолку, а тени извивались, словно танцуя под его волю.

Вокруг него кружились хаотики — его призрачные слуги, сотканные из теней и дыма. Их присутствие ощущалось как холодный ветер, что пробирает до костей, а в глубине каждого сгустка мерцали крохотные искры, словно угли, готовые разгореться в пожар. Хаотики не имели форм — они были чистой тьмой, сгустками энергии, что текли, как дым, но обладали волей и голодом. Их сила крылась в умении находить изъяны в душах — страх перед смертью у людей, жажду власти у правителей, тоску по ушедшему у тех, у кого были потери. Они не просто шептали и соблазняли, а проникали в разум и душу, цеплялись за слабости, питались ими, пока человек не становился полностью подконтрольным, даже сам того не осознавая. Они могли проникать в умы смертных, нашептывая кошмары, вызывая жуткие видения, от которых кровь стыла в жилах и страх пронзал тело ледяными стрелами.

Хаотики были невидимыми нитями, которыми Моргас тянул за струны человеческих душ, и теперь он готовил их к новому замыслу, шепча приказы, от которых воздух дрожал, как перед бурей.

Тронный зал гудел, отражая мысли Моргаса, смешанные с низким ревом лавы за окном. Он сидел неподвижно, глядя на одну из картин — сцену битвы, где его брат Арт, бог смерти, сражался с королем Алексом. Фигуры на холсте двигались: Арт, в доспехах из ночи, поднимал Ловец Душ, а Алекс, окруженный светом Люминора, отбивался сияющим клинком. Вдруг на картине мелькнул слабый луч света Люминора, золотой и чистый, как тот, о котором рассказывали в Вальдхейме. Моргас сжал кулак, и холст почернел, поглощенный тенями.

— Скоро и ты угаснешь, — прошипел он, чувствуя, как его хаотики уже витают над Вальдхеймом, касаясь снов маленькой принцессы Дианы, шепча ей образы огня и теней. Черный дым меча шептал имена павших, а свет гас под ударами тьмы. Моргас вспоминал тот день — день поражения Арта. Тогда он наблюдал издалека, стоя на вершине этого самого вулкана, уверенный, что брат справится сам. Но зависть, живая и острая, как раскаленный нож, до сих пор жгла его изнутри. Арт был сильнее, его имя гремело громче, его боялись больше — и эта мысль терзала Моргаса, заставляя сомневаться: не ошибся ли он тогда, не вмешиваясь? Не ошибется ли теперь?

«Если бы я вмешался...» — подумал он. Его пальцы сжали подлокотник трона, и кости затрещали, испуская слабый стон. Но сожаление быстро сменилось холодным расчетом. И страхом. Не перед Артом, не перед светлыми богами, а перед Эоном, чья тень создателя все еще висела над миром. Моргас не боялся его присутствия — Эон давно молчал, — но печать его силы, его незримого закона держала тьму в узде. Прямое вмешательство божественной мощи в мир смертных могло разбудить эту печать, вызвать гнев Эона, и даже Моргас, при всей своей дерзости и мощи, не рисковал бросить ему вызов и проверить, работают ли еще эти печати. Куда бы ни исчез Эон, он мог вернуться. Поэтому вся сила Моргаса оставалась здесь, в Запретной Земле, а в мир людей он посылал лишь хаотиков и своих слуг, таких как Совикус. Тонкие нити Моргаса ткали хаос в мире смертных незаметно. Поражение Арта открыло ему тайну, что стала семенем нового плана: в тот день, когда Ловец Душ вобрал душу короля, Моргас увидел вспышку — частицу силы Эона, вложенную в каждого человека. Это означало, что души смертных — ключ к мощи, превосходящей даже богов. Контролируя их, он мог бы стать новым Эоном, владыкой всего мироздания, но под знаменем хаоса.

— Единство... — прошептал он, поднимаясь с трона. Его голос разнесся по залу, отражаясь от стен, отчего картины задрожали, а крики на холстах стали громче. — Темные боги должны объединиться. Только вместе мы свергнем свет и вернем истинный порядок — порядок хаоса.

Первым шагом было освобождение Арта. Его мощь, некогда сотрясавшая мир, могла стать фундаментом нового восстания. Ловец Душ, скрытый в храме под охраной титанов, был целью, что требовала хитрости и силы. Моргас знал о стражах — титанах, гигантах с кожей из камня и глазами, сияющими, как звезды. Они были созданы Люминором, чтобы защищать Ловец Душ, но даже титаны имели слабость: их сила зависела от гармонии, а хаос мог эту гармонию разрушить. Он уже представлял, как хаотики проникают в их умы, сея смятение, заставляя камень трескаться под напором безумия.

Но одного его было мало. Ему нужны были союзники. Моргас закрыл глаза, вызывая в памяти образы темных богов. Некрос, бог разложения, чья фигура источала гниль, а плащ кишел насекомыми, пожирающими все живое. Его шаги оставляли следы тлена, а голос звучал, как шорох могильной земли. Заркун, бог зависти, чьи глаза горели жадностью, а разум был острым, как ядовитый клинок. Его кожа дымилась, а крылья из черного огня шипели, испуская смрад. Тенебрис, богиня тьмы, чья фигура растворялась в тенях, а глаза, как безлунная ночь, скрывали ее истинную силу. Ее присутствие вызывало дрожь, а шепот наполнял людей страхами. Они были разными, но их объединяла ненависть к свету — Люминору, Аэлис, Валериусу.

«Я должен быть осторожным», — подумал Моргас, глядя в окно, где лава бурлила, формируя образы разрушенного королевства — Альгарда. Он ощутил легкое тепло — предупреждение от Люминора, слабый луч, пробившийся сквозь дым. Моргас усмехнулся, его зубы блеснули в синем свете факелов. Свет был слаб, а хаос — вечен.

— Узнайте все о храме Ловца Душ, — приказал он, голос его резал воздух, как сталь. — Ищите трещины в защите, скрытые пути, слабости титанов. И подготовьте встречу с Некросом, Заркуном и Тенебрис. Нам есть что обсудить.

Он повернулся к хаотикам, что затаились в углах зала, их глаза мерцали, как угасающие звезды. Тени закружились, вытянулись в вихри дыма и растворились, оставив за собой металлический привкус и слабый шепот, что звал к разрушению.

Но боги были лишь частью плана. Ему нужен был проводник в мире смертных — тот, кто мог бы зажечь искру хаоса среди людей. И такой человек существовал: Совикус, советник короля Всеволода. Совикус — ключ к победе.

Моргас вспомнил, как впервые заметил его — худощавого человека с холодным взглядом и тонкими губами, чья душа уже была отмечена тьмой. Когда-то он пришел в Вальдхейм простым лекарем, исцеляя людей от болезни, которая чуть не унесла королеву Эльзу, как унесла тысячи других. Но Моргас знал правду: эту чуму породил он сам, напитав ее хаосом, а затем вручил Совикусу силу, чтобы остановить ее, сделав его героем. Дар хаоса пробудил в нем амбиции, острый ум и жажду власти, но медленно пожирал его рассудок. Иногда голос Совикуса дрожал эхом, а в глазах мелькала спираль — символ Моргаса.

«Совикус — мой ключ, — подумал Моргас, его пальцы сжали воздух, и тени вокруг задрожали. — Я дам ему силу, и он сделает то, что я не могу — сломает мир смертных изнутри. А через него я доберусь до Всеволода. Хаотики уже кружат над ним, шепчут в тенях его дворца, путают мысли, разжигают сомнения. Скоро король лишится рассудка, станет марионеткой в моих руках, ведомый Совикусом, чья душа уже принадлежит хаосу».

Он знал, что Совикус не остановится ни перед чем. Его жажда власти была зеркалом хаоса Моргаса — безжалостной, неудержимой. Если напитать ее еще больше, он станет искрой, что разожжет новую войну — войну, где свет падет, а тьма восстанет. Всеволод, с его силой и волей, был опасен, но сломленный разум сделает его уязвимым, а Вальдхейм — открытой дверью для темных сил.

— Иди, Совикус, — прошептал Моргас, глядя в бездну, где лава пульсировала, как сердце мира. — Ты изменишь все… или сгоришь, если потерпишь неудачу. А Всеволод падет первым, его разум растает под шепотом хаотиков, как воск под огнем».

Он поднял руку, и синий огонь факелов взметнулся к потолку, отбрасывая тени, что сложились в силуэты Некроса, Заркуна и Тенебрис. Их глаза горели в дымке — голодные, жаждущие, готовые к заговору, что перевернет мир.

Где-то далеко, в стенах Вальдхейма, Диана проснулась среди ночи. Ее дыхание сбилось, холод пробежал по спине, а за окном звезды мигнули, словно закрываясь тенями. Девушка сжала одеяло, не понимая, почему ее сердце бьется так тревожно. Ей снились огни, крики и тени, что шептались в темноте.

Игра началась.

Резкий крик вороны оборвал чары. Михаил на миг перевел взгляд на усевшуюся на перила балкона птицу, но этого оказалось достаточно - бабушки в комнате не было. Осталось лишь ощущение присутствия – благостного и мощного. Кривошеев в сердцах чертыхнулся. А птица упорно хохлилась на перилах.

- Наваждение. Словно ты старая знакомая из Новодевичьего переулка, - растерянно пробормотал Михаил.

Ворона гортанно каркнула и погрузилась в созерцание человека. Михаила пронзила сильнейшая головная боль. Острое ощущение повторяемости событий накатило, вызвав приступ жесточайшей тошноты. Не в силах бороться с удушливой волной, чувствуя, как лоб покрывается капельками липкого пота, Кривошеев обессиленно сполз на пол и замер, прислонившись спиной к холодящей стене. Перед закрытыми глазами сквозь ранящую красную пелену проявлялись и гасли картинки из недавнего прошлого. Михаил испугался – до этого странного кино он не помнил проскальзывающие события.

Вот птица чуть не мазнула его по лицу крылом, обдав неприятным затхлым запахом обитателя городских помоек. Пристроилась на ветку дерева, смахнув за шиворот опешившего мужчины мелкий мусор. Между человеком и вороной возник завораживающий визуальный контакт, который прервал звук сообщения – пришло донесение о нападении на Марусю. Птица, то ли вспугнутая заполошными движениями человека, выхватывающего из кармана куртки телефон, то ли удовлетворившись, что весть дошла по адресу, вспорхнула с ветки и улетела.

Следующая картинка - Кривошеев оказался в старом дворе, окруженный пятиэтажками с крошащимся красным кирпичом. Двор принарядился, стыдливо прикрыв обветшалость пушистым белым снегом. На дороге припаркован автомобиль с нечитаемыми номерами. На крыше легковушки нетерпеливо топталась ворона. Словно убедившись, что благодарный зритель в лице Кривошеева найден, птица ринулась вниз, скользя, как с горки, по лобовому стеклу автомобиля. Попрыгав на капоте, возбужденная птица порхнула на крышу и повторила свой трюк. Михаил улыбнулся и в ту же минуту почувствовал укол тревоги. Во дворе он был не один. Из скособоченного проема подъезда вышел невнятной внешности мужчина и по-хозяйски направился к автомобилю. Птица, прервав игру, настороженно замерла, а потом взвилась на козырек гаража. Легковушка, сыто взрыкивая, выехала из двора. А капитан полиции все никак не мог понять, почему профессиональная чуйка сработала на ничем не примечательного прохожего. Пока вдруг не осознал - взгляд у незнакомца был недобрым, неправильным. Только подумал, как понял, что стоит в том самом дворе, где через несколько часов убьют незнакомку с волосами цвета воронова крыла.

- Что со мной? – испугался капитан полиции. – Почему я все забыл, словно кто-то выборочно стер события из памяти?

Кривошеева вновь скрутил спазм боли: острый удар пришелся в правый висок, а потом словно обожгло всю левую сторону. Он выгнулся в конвульсивном прогибе, не имея сил даже закричать. Только придушенно хрипел, чувствуя, как вязкая пенящаяся субстанция стекает изо рта на подбородок. А потом резко отпустило. Мужчина обессиленно лег ничком на пол, впервые по-настоящему испугавшись.

- Если что, лучше сразу скопытиться и деревянные хоромы. Слышишь? – Кривошеев даже сам не понимал, с кем он, агностик, пытается договориться. – Только не инвалидное кресло. Настя же тогда меня не бросит – всю жизнь положит. А мне оно надо… Совсем не надо.

Птица за окном требовательно заклокотала.

- Ты еще здесь? Могла бы и скорую вызвать. Видишь, загибается человек. Что-то меня в сон клонит. Я посплю, а ты, если так нравится, сиди дальше, бди. И да – скорую, если что, не забудь вовремя набрать.

Мужчину сморило. Словно нажал кто-то на невидимую кнопку, и Михаил послушно провалился в сон. Очнулся уже ночью – затекло все тело.

- Если после сорока проснулся, и нигде не болит, значит труп. Мне и тридцати еще нет, но ломает так, словно все семьдесят лет навалились. Одно утешает – раз болит, значит жив.

Он добрел до ванны, встал под холодный душ. Студеные струи, казалось, обожгли, но вернули к жизни. Михаил принудил себя постоять под душем ровно одну минуту, медленно ведя отсчет.

- Давай-ка личные недоразумения пока отложим, - приказал он себе. – С провалами в памяти потом разберемся. А сейчас есть дела, требующие неотлагательного мозгового штурма. Для начала наведаюсь к Горгоне.

***

Горгоной в отделении полиции окрестили Любовь Григорьевну Сомову – жесткую и немолодую женщину с приземистой фигурой борца. Она руководила архивом, став полновластной владычицей своего царства. Коллеги Горгону побаивались, чувствую оторопь и растерянность под прицелом почти желтых глаз. Силу недоброго взгляда Любови Григорьевны на себе испытали все. Втихую посмеивались, что майор Сомова в совершенстве освоила навыки змеиного гипноза и может примораживать к месту одним взглядом не хуже мифологического персонажа. Справедливости ради нужно сказать, что Сомову хоть и побаивались, но уважали и ценили за профессионализм и принципиальность.

Как добрался до архива, как прошел через контроль Горгоны, Михаил совсем не помнил. Внезапно осознал себя сидящим в помещении-клетке за старым столом с облупленным лаком. Кольнула тревога – опять странный кульбит с памятью. После встречи с призрачной убийцей Мертвой невестой, которая чуть не утащила его за собой в Навь, трудно восстанавливался. Тяжелые травмы плохо поддавались лечению, врачи к работе не допускали и томили на больничном. А принципиальная Сомова, которую побаивался даже начальник отделения, временно отстраненному от службы оперу без излишнего бюрократизма выдала старые уголовные дела для изучения. Вот за умение брать ответственность на себя немолодую и, что греха таить, некрасивую женщину уважали все – от уборщицы, держащей в каптерке в ведре с вонючими тряпками бутылочку горькой, до полковника Александрова, круто распоряжавшегося подчиненными.

Кривошеев перебрал тощую стопку оставленных кем-то старых папок. Отобрал две с обтрепанными краями и сомнительного происхождения пятнами на сером картоне. Открыл одну из папок и заскучал на первом же протоколе. Ничего выдающегося – отпетый недоумок в 1968 году залез ночью в глазную больницу. Блуждающий луч фонарика в темном окне медучреждения заметил патрулировавший город наряд милиции. Повязали голубчика на месте преступления. Сколько-нибудь внятного объяснения причины проникновения в больницу от гражданина Северцева не услышали. Кривошеев пригляделся к выцветшей фотографии – ничего выдающегося. На него смотрело неприметное лицо: густая линия бровей, узкие губы, невыразительный подбородок, непослушные волосы. Скользнул еще раз взглядом по лицу и заметил дефект снимка - один глаз казался черной дыркой.

Следующее дело было позабористей, но тоже не давало ключ к разгадке расследуемых преступлений. В полицию обратилась гражданка Воронец, тысяча девятьсот сорок девятого года рождения. На нее ночью все в том же 1968 году напал неустановленный гражданин. Лица его девушка не разглядела, но запомнила блеснувший в темноте миниатюрный узкий нож, который мужчина нацелил ей прямо в горло. Потенциальная жертва оказалась не робкого десятка, из породы поразительных девушек прошлого века - красавиц, комсомолок и спортсменок. Мечтавший о сыне отец народившуюся девчонку воспитывал суровой отчей дланью, таская с собой на рыбалку и в походы, попутно обучая приемам самообороны. Заученными с детства движениями гражданка Воронец нападавшего и приложила. Да так, что мужик улепетывал от девушки без оглядки и даже не заметил, как обронил нож. Нападавшего не нашли, а холодное оружие, больше напоминавшее изысканную игрушку, разыскали на месте происшествия в зарослях травы. Кривошеев вчитался в опись и обмер: ручка ножа сделана из человеческой кости (вырезали из черепа), а лезвие – из сплава меди с золотом. На полях протокола заметил сделанную от руки приписку, которая лишь добавила загадок. Сплав ножа был идентичен составу реквизированной при советской власти церковной утвари из Покровского собора. 

- Человеческие кости, религиозные предметы, нападение на комсомолку… Петрушка какая-то, - в сердцах бросил капитан полиции.

Кривошеев изучал выцветшие фотографии. Задержанный в глазной больнице. Невнятное лицо. Дырка на месте глаза снова царапнула внимание. Михаил вгляделся: один глаз у задержанного обычный, а второй – темный, поэтому и казался выжженным пятнышком. У осужденного была гетерохромия.

- Опять гетерохромия. Сплошные совпадения, а картинка не вырисовывается, - пробормотал Михаил.

В комнату вошла Горгона – хмурая и уставшая, но в идеально начищенных старомодных туфлях-лодочках на устойчивом невысоком каблуке. Безучастно скользнула глазами мимо Михаила и задержалась на разложенных на столе фотографиях.

- Я помню историю, связанную с этой безделушкой, - голос женщины звучал глухо и отрешенно. – Препаршивый скандал завертелся вокруг истории с пропавшими в голодные 90-ые вещдоками. Складом тогда заведовал майор Стрелков – заядлый выпивоха и мерзкий пройдоха. Толкнул за недорого несколько золотых вещей, осевших в недрах служебного подвала: пару-тройку колечек и вот эту игрушку. Стрелков вскоре спьяну свалился с лестницы, и так удачно, что переломал себе шею. Таинственного покупателя установить не смогли, хоть землю носом рыли. Дело замяли.

Потом, опять не глядя на Михаила, бросила в воздух:

- На сегодня все!

И вышла из запыленной каморки. Кривошеев посмотрел вслед стремительно удалявшейся по коридору Горгоне.

- Сказала, что пора, значит пора. Уйду по-английски, - решил он и, сложив фотографии, захлопнул папки. На обороте первой с материалами о проникновении в глазную больницу с трудом разобрал полустершуюся сделанную карандашом надпись: «Северцев Константин Всеволодович. В 1965 году при заключении законного брака взял фамилию жены. До заключения брака - Вранский Константин Всеволодович».

Провальная, на первый взгляд, идея заглянуть в архив, дала пищу к рассуждению. Опять Вранский. Все зло в городе в последнее время крутилось вокруг загадочной фамилии. Дворянский отпрыск, оказывается, не покинул пылающую в гражданской агонии Россию в далеком 1918 году, а притаился здесь, в родовой глубинке. И Вранские дождались своего часа, выползли на свет божий в середине прошлого века. Вырезанная из черепа рукоять золотого ножа тоже не давала покоя, возвращая к мрачной истории дворян Вранских.

- Куда нападавший целился красавице-комсомолке? В шею, говорите. Нужно будет спросить у Трофимова, нет ли маленьких режущих ран на шее у Маруси и неизвестной.

***

Он не заметил, как прошагал два квартала, когда почувствовал скрытую угрозу. Очнулся в малознакомом дворе-колодце. Со всех сторон его окружали хмурые пятиэтажки, впереди плотоядно открыла зев арка. Расцвечивая серый день тревожными красными крестами, на дороге стояла карета скорой помощи. К автомобилю подошел доктор, что-то сказал водителю, притулился у дверцы и неторопливо закурил. Обыденная картина, но режущее чувство тревоги, захватившее капитана полиции, не уходило. В ветвях разлапистого дерева нетерпеливо затрещала ворона, постучала сильным клювом по замшелому стволу и уронила что-то чуть ли не на голову врачу. Кривошеев невольно вгляделся в предмет и обмер – часть кости. Доктор брезгливо провел ладонью по медицинской шапочке, глубоко затянулся сигаретой и уставился на подарок от крылатой братии. В лице мужчины появилась пугающая черная дыра, губы скривил стеклянный оскал. И Кривошеев узнал доктора – тот самый незнакомец с гетерохромией из странного кино или полузабытого события, который садился в автомобиль за день до убийства. Глаза капитана полиции и врача скрестились, и последний, делая над собой зримое насилие, вернул лицу небрежное скучающее выражение и пнул кость в газон.

День больше не подкинул новых идей. Наутро Кривошеев первым делом включил комп и зашел в служебную систему - обнаружил свежий отчет от эксперта. Александр Трофимов со свойственной ему дотошностью перечислил каждую травму убитой. Рана в области яремной впадины присутствовала. Трофимов резюмировал осмотр повреждений: «Травмы нанесены с разной силой удара, носят хаотичный характер. Резаная рана в области межключичной впадины нанесена безупречно, словно профессиональной рукой. Фигурант может иметь отношение к системе здравоохранение». Установлена личность убитой – Анжелина Сергеевна Вранина.

- Так и знал - птичья фамилия.

Нашел отчет врача, осматривавшего поступившую в больницу Марусю. Множественные гематомы и переломы. Михаил вцепился взглядом в следующую строку. Вот то, что он искал! На птичьей шее Маруси ближе к яремной впадине имелась резаная рана.

- Какой вывод напрашивается? – по старой привычке, когда расследование набирало оборот, капитал полиции рассуждал вслух. – Все предельно ясно, Миша! За нападениями в 1968 году и новыми скрывается если не один и тот же, то близкородственный зверь.

Оглушительная боль нагрянула, как всегда, внезапно и нанесла нокаут. Приступы участились в последнее время. Мужчина стек на пол. Красные круги поплыли перед глазами. Сквозь мельтешащую кровавую пелену Кривошеева посетило странное видение.  

***

Сумрачный двор перед усадьбой Вранских. На земле развернулась яростная схватка между двумя птицами. Крик, гвалт. В воздухе клубится взвесь пыли и перьев. Одна из птиц оторвалась от противницы и, взмыв в воздух, почти протаранила Михаила. Кривошеев отшатнулся и с ужасом понял, что у птицы человеческие глаза. На него исступленно сверкал серый глаз и злобно таращился черный. Капитан полиции отшатнулся, не удержался на ногах и стал заваливаться.

Падение длилось бесконечно долго, все глубже погружая беспомощное тело в вязкий туман, пока Михаил не оказался в усадьбе Вранских. Режущее глаз сочетание былого величия и неумолимого упадка сквозило в старинной зале: пыльные тяжелые портьеры закрывали витражи, сквозь мусор на полу проглядывал сложный узор роскошного когда-то паркета. В центре комнаты громоздился массивный деревянный секретер, тускло поблескивающий облупившимся лаковым боком. Около бюро в глубоком кресле сидел человек. Лицо находилось в тени, но прожигающий взгляд незнакомца опалил Кривошеева.

- Здравствуй, капитан, - прошелестел убийца.

Ни эмоций, ни жизни в бесцветном голосе. Кривошеев промолчал, не считая нужным втягиваться в игры разума, которые перед ним разворачивал кошмар. 

- А ты молчун, - продолжил собеседник. – Жаль, но придется убить тебя.

Кривошеев усмехнулся: не первый раз его хотят лишить жизни. Но хотеть, еще не значит мочь!

- Хотя, к чему игры в кошки-мышки. Мне не жаль. Убивать мне нравится, - со сладострастным наслаждением откровенничал упырь.

Михаил ощутил, как желваки заиграли на скулах, натренированное тело напряглось, готовое броситься и вмять в кресло самодовольство Вранского.

- Так и тянет тебе исповедоваться. Была-не была, расскажу.

Скрывающийся в тени человек уперся руками в подлокотники кресла – на одном из пальцев блеснул перстень.

- Смотри, никому не раскрывай тайну рода Вранских, - разразился дробным мерзким смешком. – Хотя, даже если бы ты и захотел разболтать, не сможешь! Мертвые надежно хранят секреты. Первенцы мужского пола в роду Вранских появляются на свет мертворожденными. Родовой каннибализм дарует долголетие. Отнимая жизненные силы у представительниц семьи, мы обеспечиваем продление рода. Не каждая девица годится для высшей миссии - идеальная жертва рождается редко и найти ее сложно. Мана маркирует ее гетерохромией – один глаз смотрит в Явь, а другой зрит в Навь. Идеальная жертва не в силах противиться зову крови и помечает себя изображением ворона. Но случаются ошибки и убивают пустой сосуд, не ту.

Что-то изменилось в интонации говорившего – ушла расслабленность ленивого кота, в голосе зазвенел металл. Вранский чуть наклонился вперед – в неверном свете свисавший на длинной цепочке громоздкий кулон пустил зайчика. Кривошеев мысленно ахнул – тот самый ритуальный нож, мутную фотографию которого он рассматривал, изучая в архиве уголовное дело.

- Я вернул артифакт себе! – подтвердил упырь. – Подкупить старого выпивоху было плевым делом. Потом прикончил майора и избавил мир от гнили. Значит ты дела раскопал. Да, засветился батюшка. Полез в глазную клинику, чтобы найти женщин с гетерохромией. Не подготовившись, напал на жертву, потерял нож. Батюшка частично исправился - через три года высосал девчонку. Но без открывающим врата в оба мира ножа не вся сила к родителю перетекла, поэтому не прожил дольше человеческого срока. Навь забрала его назад!

Вранский вновь откинулся на спинку глубокого кресла, глубже погружаясь в темноту. То ли он устал от рассказа, то ли утратил интерес к Михаилу, но дальнейшие события изложил сухо.

- С самого рождения Марии Вранич стало очевидно, что появилась на свет идеальная жертва невероятной внутренней силы. Ее отец, видите ли, полюбил свое чадо и попытался скрыть малютку. Мой батюшка был уже очень слаб, но отправил глупца в мир иной. Лелеял планы, как выкрадет девчонку и проведет ритуал, когда случилось непоправимое. Вектор девчонки на родного отца оказался так зациклен, что гибель последнего отразилась на силе. Несколько месяцев Мария с высокой температурой плавилась в кровати и металась в бреду. Горевавшая по отцу девчонка впустую растратила всю ману. Мой отец умер с уверенностью, что маленькая Вранич – пустой бесполезный сосуд. Я вырос и почувствовал лютый голод. Мне нужна была еда, а рядом не находилось подходящей жертвы. Чуть продлевали переход в Навь плотские утехи, поэтому я стал завсегдатаем публичных домов и частенько снимал проституток прямо на улице. Кто же мог предположить, что, подцепив в родовом переулке невзрачную потаскушку, я найду настоящее сокровище. Инстинкт сработал мгновенно, как увидел татуировку. Но я не спешил. Удовлетворил похоть и только тогда заглянул в ее глаза – все сошлось! Разноокая! Казалось, что забрать силу у заморыша легче легкого. Но не тут-то было – она защищалась с яростью тигрицы. Еще эта ворона! Ринулась в распахнутое окно, наскочила на меня берсерком. Я не сразу понял, кто переродился в вороне. Любовь и страх за судьбу дочери подвесили Вранича в межмирье, удерживая на границе Нави и Яви. Он воплотился в птицу и превратился в хранителя своей Маруси. Согласись, капитан, ворон здорово помог тебе и навел на мой след.

Вранский с досадой стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

- Когда я почти одолел, заморыш решилась на невероятное – шагнула в раскрытое окно. Жертва не была взыскана – пришлось спешно искать замену. Заманить Анжелику Вранину в переулок оказалось несложно. Поверил, что нашел ману, которая спасет меня, но эта дрянь оказалась бесполезной, пустышкой. Узнал, что Мария выжила и снова встал на след. Но ее ухажер с одержимостью маньяка сторожит дверь в больничную палату. Срывается на каждого входящего, как цепной пес. Подобострастно поскуливает только перед палатным врачом и медсестрой. Но не ему, жалкому псу, со мной тягаться. Еще никто не смог остановить почуявшего зов маны Вранского.

Упырь встал с кресла. Михаил жадно всматривался в его окутанный тьмой силуэт. Кривошеев почти физически почувствовал волну ледяной злобы, исходящую от Вранского.

С оглушительным звоном разлетелся на мелкие осколки витраж. В образовавшийся проем вступила невысокая полнотелая женщина.

- Бабушка, - одними губами выдохнул Кривошеев.

Следом за женщиной в проем устремилась ворона. Птица села на плечо бабушки. Капитан полиции, словив аллюзию с мифическим Одином, нервно рассмеялся.

- Ты истинная воительница, бабушка, а ворона – твой фамильяр, - не удержался Кривошеев.

- Внук, пришла пора вернуться! – властно заявила бабушка. – Навь еще не принимает тебя. Дыши!

***

Михаил закашлялся – дышать и тем самым возвращаться к жизни было невообразимой пыткой. Превозмогая резкую нечеловеческую боль, приоткрыл глаза. Стерильная белизна стен больничной палаты вызвала приступ мучительной тошноты. Кривошеев скорее почувствовал, чем увидел движение в углу помещения. Фигура, вибрируя волнами злобы, расплывалась невнятным пятном больничного халата. Силуэт медленно качнулся к Михаилу, словно вспарывая внезапно затвердевший воздух. Кривошеев знал – убийца идет, чтобы уничтожить его, внука покойной колдуньи и несостоявшегося мужа зеленоглазой воительницы.

Дверь рывком распахнулась настежь. На пороге застыла прекрасная девушка с удивительной горделивой статью. В ее зеленых глазах полыхала тревога. 

- Настя моя! – с трудом промолвил Михаил.

Настя было бросилась к любимому, когда ее цепкий профессиональный глаз заметил незнакомца.

- Вы кто? – прозвучал сильный голос девушки.

В дверном проеме палаты нарисовался еще один персонаж. Пожилой доктор семенил странной подпрыгивающей походкой, смешно вытягивая шею. На его выразительном невероятных размерах носу сидели очки в толстой коричневой оправе, за стеклами поблескивали живые глаза. Лечащий врач Михаила - умница и медицинский светила Данила Сергеевич Кузьмин тоже заметил фигуру в углу.

- Кирилл Константинович? Как вы здесь оказались? – удивился Кузьмин.

- Да… шум услышал из реанимационной палаты, - пробормотал незнакомец, скрываясь в недрах больничного коридора.

- Кто это? – требовательно спросила Настя.

- Кирилл Константинович Вранский. Коллега с офтальмологического отделения. Подрабатывает на скорой. Я очень удивился, застав его здесь.

***

- Ну, и напугали вы нас, господин правоохранитель, - лукаво подмигивая, сетовал Кузьмин. – Работу нужно любить, но не до смерти же! Поступили в крайне тяжелом состоянии. Почти месяц не выходили из глубокой комы. Меня, старого, не жалко, но красавицу-невесту заставлять волноваться – это преступление. Она в палате дневала и ночевала. Исключительная девушка! Боролась за вас, и отвоевала. 

Кривошеев смотрел на доктора и невесту, измученно улыбался. Возвращаться к жизни тяжело, но уверенность, что Настя его любит, излечивала не хуже медикаментов. Не было между ними отчуждения; все ссоры – лишь плод запертого в коме больного сознания.

- Как Мария Вранич?

- Поразительная пациентка. Врачи скорой были уверены, что не довезут. А она доехала. Мы собрали консилиум и поставили неутешительный прогноз. А она после сложнейших реанимационных мероприятий не сдалась. Впечатляющая живучесть. Наметилась положительная динамика. Будет жить!

Лежа без сил, капитан полиции почувствовал умиротворение и понял, как яростно соскучился по работе. С замешательством слушал рассказ Насти о последних преступлениях. Никак не мог поверить, что физически не присутствовал на следственных действиях, что все его приключения и расследования – не поддающееся логике и здравому смыслу волхование. Капитан, направляемый покойной бабушкой и мистической птицей, правильно распутал клубок преступлений. Теперь оставалось только собрать все доказательства и остановить последнего представителя проклятого рода, затаившегося в белых коридорах больницы и нацепившего благостную личину доктора – спасителя человеческих жизней.

Михаил не тревожился из-за упыря. Попробует живой мертвец подступиться, когда Кривошеева оберегают две воительницы – бабушка в Нави и зеленоглазая Настя в Яви!

А потом наступил март. Он пришел тихой поступью, принеся с собой нездешнее тепло и нежность. И природа поверила. И люди поверили. По газонам расцвела хрупкая красота. Нежность окрасила уставшие от непонятной зимы лица. За доверчивость наступила расплата. Злой распорядитель погодой предъявил счета в апреле, обрушив на город ярость ветров и снегопадов.

Одинокая фигура брела по петляющей улице старой части города. Мужчина сутулился, стремясь спрятаться в объемном пуховике от пронзительного ветра, щедро кидавшего пригоршни снега пополам с ледяным дождем. После очередной порции, обжегшей лицо, Михаил Кривошеев чертыхнулся.

- Хороший хозяин в такую погоду собаку из дома не выпустит. Но это не про меня, полицейскую ищейку.

Настроение совсем упало, когда память предательски подсунула недавние события.

***

Настя стремительно зашла на кухню – невозможно красивая в отчаянии, глаза наполнены слезами, щеки лихорадочно пылают. Даже в такие острые минуты Кривошеев испытал потрясение: живая красота любимой не приедалась, а все так же волновала. Залюбовавшись Настей, он безнадежно упустил начало ссоры.

- Миш, почему ты меня не слышишь? – достучался до сознания преисполненный боли и отчаяния голос любимой. Настя находилась на грани срыва.

Кривошеев, слабо и жалко улыбнулся – он действительно все прослушал. Михаил весь как-то потерянно съехал, скособочился – в последнее время их отношения не то что разладились, а оглушительно трещали по швам. Что послужило поводом для обиды в этот раз?

Резкий рингтон отвлек от ссоры. Настя схватила мобильник.

- Суркова слушает.

- Суркова, вызов в Слободку. У тебя жмур.

Девушка устало потерла лицо.

- Настя, я с тобой на вызов. Поздно, не стоит выезжать одной, - взвился Кривошеев.

Девушка на него даже не взглянула и продолжила разговор с дежурным.

- Диктуй адрес.

- Догадайся, - с нажимом ответил дежурный. – Ты же хороший опер.

- Новодевичий? – всегда сочный грудной голос Насти резко осел и приобрел сипящую хрипоту. Нехорошее предчувствие словно полоснуло по горлу, и Настя смогла выдать только фальшивый придушенный звук.

Михаил мысленно застонал. Оперативники Новодевичий переулок в последнее время называли проклятым. В старой части города с некоторых пор множилось зло. Месяца не прошло, как на скорой увезли местную легенду – Марусю с низкой социальной ответственностью. Тихая и услужливая, она походила на облезлого запаршивевшего котенка, которого хотелось пожалеть и обидеть рука не поднималась. Но у кого-то поднялась. Да так, что на Марусе живого места не осталось. Только по колтуну крашеных волос и татуировке на ключице с изображением взлетающих ворон в обезображенном комке человеческой плоти и узнали Марусю.

А из мобильника звучал голос дежурного.

- В точку! Новодевичий переулок, крайний дом у оврага, сто пятый. Группа уже на выезде.

Настя не сразу нажала на отбой.

-  Суркова, я тебе не завидую. Впрочем, сама все увидишь, - завершил разговор дежурный.

Девушка собралась в считанные минуты.

- Какая же я дура. Все пытаюсь до тебя достучаться, а нужно смириться, - бросила, не оборачиваясь, на пороге и закрыла дверь.

Кривошеев рванул следом.

- Настя, подожди меня.

- Мишка, я так больше не могу, - прошептала девушка, на секунду прислонившись спиной к холодящему металлу двери, а потом устремилась вниз по лестнице.

А Кривошеев сражался с дверным замком. Именно в эту минуту замок решил вспомнить свою генетическую болезнь и заклинил в самый неподходящий момент. Механизм закусило. Мужчина несколько минут провозился с неуступчивым металлическим механизмом, пока вдруг не раздался щелчок и ригели с рычагом не начали слаженный и плавный ход. Кривошеев распахнул дверь, кубарем скатился по лестнице. Автомобиля у подъезда не было… Настя уехала в проклятый переулок без него.

Как рванул к остановке и влетел в автобус, помнилось плохо. Всю дорогу Михаил подгонял натужно пыхтящий «ПАЗ», пока не вывалился на конечной остановке из щелкнувших и тяжко вздохнувших дверей. Замесил сквозь порывистый ветер к месту преступления.

К нехорошему дому он подошел в то мгновение, когда Настя выходила из автомобиля. Михаил поспешил к девушке.

- Ты почему меня не подождала?

Девушка отстраненно посмотрела сквозь него.

- Вот вы где! – раздался мальчишеский голос.

Михаил обернулся и увидел одного из экспертов опергруппы полиции. Внешность Александра Трофимова – эталонная классика из детектива в жанре нуар: колкий прищур глаз, массивный подбородок, рельефные руки, рослая фигура. И при таких физических данных Александр говорил высоким фальцетом. Нет в мире совершенства. Трофимов, страдая от звучания своего голоса, стал молчуном поневоле - маленькая трагедия одного большого человека. Эксперт, как и многие в отделе, был сражен открытой русской красотой Насти и в ее присутствии ощутимо робел. Он галантно-старомодно обращался к коллеге, так и не преодолев барьер «выканья». И сейчас Трофимов не мог отвести глаз от Насти. Михаил не злился и не ревновал, он лучше других знал, как действует магнетизм любимой.

Настя всегда здоровалась с коллегами по-мужски. Две руки – изящная женская и жилистая Михаила – вылетели навстречу Александру для приветственного рукопожатия. Но тот лишь виновато развел руками, выразительно показывая глазами на резиновые перчатки, немилосердно стягивающие широченные лапищи.

- Предлагаю ограничиться словесным приветствием. Жертва – молодая женщина лет тридцати - тридцати пяти, - когда Александр перестал следить за тембром своего голоса и мучительно краснеть, речь стала обстоятельной и основательной. - Забили насмерть. Такое ощущение, что под конец напавший совсем вызверился – удары сильные, но хаотичные. Убийца или обладал недюжинной силой, или действовал в измененном психологическом состоянии. Смерть, предположительно, наступила от сокрушительного удара в область затылочной кости черепа. Точнее скажу после исследования.

- Да, убийца – совсем поехавший, - вклинился в разговор лейтенант Ильменский. Высокий субтильный тип с дерзкими светло-голубыми глазами, озорной блеск которых сейчас прятал под копной русой челки.

- При себе у убитой были какие-нибудь удостоверяющие личность документы? –уточнила Настя, переключившись на Ильменского.

- Вообще ничего: ни документов, ни телефона, ни даже чека из магазина. Карманы жертвы девственно чисты. Зацепиться не за что. С наскоку личность не установить. Но у нас есть особая примета. Пошли, покажу. Это нужно видеть. 

Все направились в сторону глухого участка в глубине двора. Еле улавливался нежный цветочный аромат. Такой весенний и нездешний в сошедшем с ума апреле, что Кривошеев замер.

- У жертвы хороший дорогой парфюм, - озвучила Настя его мысли.

Они увидели ее... по снегу разметалась волна темных волос, которые милосердно прикрыли изувеченное побоями и смертью лицо, глубокую рану на затылке. Убитая лежала почти обнаженной – на ней было только нижнее белье.

Настя внимательно всматривалась в каждую деталь, пытаясь охватить взглядом всю картину, фотографически запечатлеть поворот головы, беззащитность практически лишенного одежды тела, следы на снегу.

- А это что такое? – ошеломленно произнесла Настя, всматриваясь в предплечье убитой.

- А это именно то, зачем я вас всех сюда тащил, - произнес Ильменский.

Он присел рядом с телом жертвы, как бы приглашая тем самым присоединиться и повнимательнее рассмотреть особую примету.

Черный ворон, застигнутый стрелой в полете, еще не утратил стремительности, но уже осознал, что умирает. Татуировка была сделана мастерски – птица казалась почти реальной, почти живой. И ее боль чувствовалась как своя.

Михаил застыл, а потом провалился в другой день. Голоса коллег приглушились и отошли на задний план. А Михаил попал в первую декаду марта, когда нашли искалеченную Марусю.

***

Голос Насти вклинился в воспоминание, мешая ухватить какую-то важную мысль. Кривошеев в раздумьях вытаптывал в снегу круги вокруг оперативной группы, постепенно отдаляясь все дальше. Наконец шуршащая тишина падающего снега, не обремененная посторонними эмоциями, обняла его и очистила сознание.

- Что меня резануло? Думай, Миша, думай!

В марте земля жадно отдавалась внезапному мартовскому теплу. Густо пахла насыщенной влагой и тем особенным тяжелым духом, который чувствуется от проснувшейся после зимней спячки почвы. Марусю обнаружили среди робких первоцветов: надломленные хрупкие цветы и сокрушенная чьей-то безумной волей женщина. В судорожно сжатом кулаке смяты сине-голубые бутоны пролеска. Маруся была похожа на девочку-подростка: худенькая с торчащими ребрами и узкими бедрами, с маленькими трогательно- недоразвитыми грудями. Михаил задрал голову. На третьем этаже настежь распахнуто окно.

- Пора привести мысли в порядок. Займись, наконец, делом и вскрой эти преступления. Где-то за ворохом ненужных фактов скрывается зверь. Ату его, Миша!

Но гортанный крик вороны вспугнул все мысли и вернул в мерзлую апрельскую ночь. Михаил чертыхнулся, а через секунду замер, уставившись на черную птицу невидящими глазами.

- Вот оно! – горячечно забормотал капитан полиции. – Не только Новодевичий переулок объединяет эти преступления. У Маруси была татуировка с изображением птиц, у убитой – сраженный на лету ворон. Маруся кокетливо представлялась клиентам мадмуазелью Вранич, доставая из пропавшей нафталином и дешевыми духами памяти истинную фамилию. Интересно, какая фамилия у новоприставившейся? Вдруг она Воронова или Воронкова?

Птица вразвалочку боком отпрыгнула в сторону. Человек и ворона застыли. Первой сдалась птица и снова хрипло каркнула.

- Что ты сказала? Слабая аргументация? Без тебя знаю. Нашлась самая умная. Сейчас тебе докажу, что не такая и пропащая версия. В забытые времена недоношенная и слабенькая на здоровье девочка Маша родилась в семье таинственной личности со звучной фамилией Вранич. И могла ее судьба сложиться совсем иначе, не пропади родитель без вести, когда малышке исполнилось годика три. Мать Маруси запила с горя, и девочка выросла беспризорной в родном доме, наколола на ключице взлетающих с ветки дерева ворон и пошла по рукам. Неизвестная, судя по татуировке, тоже явно питает сильные чувства к воронам и смерти. Все крутится вокруг твоих пернатых собратьев. Что скажешь? Есть умные мысли?

Ворона уставилась блестящей бусиной на человека. Михаил интенсивно поскреб подбородок.

- Правильно думаешь, пока не определена личность убитой, рано строить версии. Давай расходиться: ты лети по своим делам и у меня планов громадье.

Ворона тяжело взлетела с рыхлого снега. Михаил проводил взглядом ее одинокий полет.

- Пора в психушку. С птицами разговариваю.

***

Капитан полиции зашагал к месту преступления. Закоулок встретил его давящей тишиной и грязным затоптанным снегом. Опергруппы не было: все уехали. Настя тоже ждать не стала. В сердце болезненно защемило – разлад с невестой зашел слишком далеко. 

Он достал телефон, не столько ожидая, сколько надеясь увидеть неотвеченный вызов от Насти. Ничего! Несколько лет работавший без нареканий аппарат в последнее время задурил: то пропадала сеть, то не проходил сигнал. Михаил как-то принял вызов и битых две минуты слышал лишь потусторонний шелест, падая в угнетающую пустоту. Испугался, что назад уже не вынырнет, и отбил странный звонок. Пройдя через гнев и торг, капитан полиции находился на стадии принятия решения о необходимости смены аппарата.

Кривошеев с удивлением увидел, что высвечивается туча непрочитанных сообщений. Он оторопело уставился на отправителей.

- Что за чепуха? – осипшим голосом произнес Михаил. – Кто-то хакнул мой телефон? Зачем так заморачиваться и менять все имена.

Странно, но новые ники ему нравились даже больше. Настя превратилась в понятное и правильное – Любимая. Несложно было догадаться что Брутал на минималках – это Александр Трофимов, а Балагур с секретом – Игорь Ильменский.

Он открыл смс от Любимой. Несколько слов, но сколько в них надежды:

- Жду. Вера – все, что мне остается.

Михаил невольно погладил экран телефона, почти физически ощутив мягкое тепло, которое всегда исходит от Насти. Сообщения от коллег подождут. Но кто такой Мститель, приславший ему сообщение? Ребус не поддавался отгадке.

- Это уже на уровне бреда! – пробормотал Михаил. – Что ты за перец?

И прочитал сообщения:

- Не та, - непонятно, но оттого и зловеще вещало первое.

- Спаси ту.

Кривошеев поежился, кожей почувствовав, что черноволосая девушка погибла напрасно. Преступник промахнулся и понял ошибку, когда уже отнял жизнь. Не оставалось сомнений – убийца продолжит черное дело.

- Если я пойму, как он выбирает жертвы, возможно, вычислю следующую. А это архиважно. На кону чья-то жизнь – нужно задействовать все мозговые ресурсы, Миша, а ты пока откровенно тупишь и прокрастинируешь.

***

Капитан полиции двинулся в сторону дома, проклиная внезапно залютовавшую в апреле метель и свою несообразительность. Порывистый ветер злобно из раза в раз бросал в лицо колючие пригоршни снега, но его бешеная сила не отвлекала оперативника от препарирования преступлений. В то время, как мозг вел усиленную работу, тело преодолевало обезлюдевший город, стремясь поскорее нырнуть в тепло дома. Безмолвные улицы давили, но не мешали заниматься своеобразной полицейской бухгалтерией: складывать факты, вычитать ненужное, проводить анализ, подбивать статистику преступлений. Вклинившиеся в размышления голоса Михаил воспринял почти болезненно.

- Ну, что ты за криворучка? – прорвал тишину заметаемого апрельской пургой города раздраженный женский голос.

Михаил недоуменно вскинул глаза – на противоположной стороне тротуара бежали прочь от непогоды женщина и маленький сугробик, под которым угадывались шапка с помпоном и детский комбинезон. Реакции ребенка не услышал, но голос матери вновь прорезал шелест снега.

- Ладно-ладно. Не плачь. Я не сержусь, лишь чуть огорчаюсь.

Незнакомка примиряюще приласкала сына.

- Почему руки кривые? – делано изобразила она удивление. – Совсем они у тебя не кривые. Просто иногда бываешь неловкий.

Пара скрылась в арке дома, из которой отчаявшийся ветер тут же выгнал щедрую порцию снежной пыли. А Михаил так и стоял, приросший к месту. Криворучкой его в детстве звала бабушка. Только в ее устах прозвище звучало не обидно, а нежно и местами иронично. Воспоминания о бабушке привычно резанули по сердцу, родив в груди щемящую боль. Она умерла давно, а печаль не проходила.

- Криворучка, смотри, как летящие из арки снежинки закручиваются в спираль, - плыл над сознанием мягкий голос покойной бабушки. –. Все идет по кругу. История повторяется. Она тебе поможет.

При жизни бабушка была доброй ведуньей и после смерти продолжала опекать внука, предупреждая о близкой опасности или подкидывая неявные подсказки.

- Бабуля, ты в своей любимой туманной манере. Знаешь же, что внук народился неразумным. А ты со мной все как с равным разговариваешь. Не нужно экивоки городить, просто скажи – слетевший с катушек нечеловек тот-то, душегубничает потому-то. Я ж не гордый – закрою дело и буду счастлив.

В ответ лишь метель шелестела, поглощая одинокую фигуру мужчины.

- Погоди-ка… История! Ты про Ирину? Мне нужно связаться с Крутовой? Ну, отреагируй как-нибудь. Пусть хоть фонарь мигнет. Или сумасшедший снег в апреле прекратится.

Ничего не произошло. В глубине души Кривошеев и не надеялся на ответ. Он просто мечтал вновь почувствовать мудрую силу, которая всегда исходила от бабушки. Мужчина достал телефон, чтобы позвонить Ирине Крутовой – известному в городе историку и краеведу. Он совсем забыл, что в аппарате его ждала полнейшая чехарда с контактами.

- Найду, кто хакнул телефон, убить не убью, но изощренно запытаю, - процедил сквозь зубы, листая контакты. – А это что за новость? Ты кто? Ведающая. Бред… Стоп! Так это же про Ирину.

И он нажал на вызов. Длинные гудки отдавались гулкими ударами сердца, но Ирина не сняла трубку. По дороге до дома Кривошеев еще дважды набирал номер знакомой, но не смог дозвониться.

- Ладно, утро вечера мудренее. Завтра свяжусь.

***

А утром проснувшийся день встретил город настороженной сумеречностью. Тучи низко нависали, почти вспарывая тяжелые брюха о вычурные архитектурные композиции высоток. Неопределенность разлилась по улицам, вползла в каждую трещинку в бетоне, затаилась.

Михаил чувствовал себя так, словно ночью его переехал асфальтоукладчик. С трудом эвакуировался с кровати и побрел в сторону кухни. Насти дома не было. На столе лежал листок бумаги. Всего несколько слов: «Созвониться с Ириной. Раньше переулок назывался Вранским по родовому наименованию притаившегося в глубине мрачного особняка».

Кривошеев не успел взять в руки телефон, как услышал характерный звук пришедшего в мессенджер сообщения. Все-таки Крутова немножко ведьма.

- Миша, так не хватает наших разговоров. В городе опять творится чертовщина.

Следом Ирина прислала очередное сообщение.

- Сейчас звонила Настя. В общий чат скину все, что узнаю о Вранском переулке и особняке.

Капитан полиции досадливо поморщился – в последнее время ему казалось, что жизнь проходит мимо, что друзья и знакомые чересчур оберегают его от тревог в вынужденном после ранения отпуске. Все заняты чем-то первостепенным и архиважным, но не он. Кривошеев почти физически улавливал, как выстраивается глухая стена между ним и жизнью. 

Он набрал номер Крутовой, но аппарат снова предпочел притвориться бесполезным кирпичом, выдавая странные частящие гудки.

- Точно полетишь в мусорное ведро, - в сердцах сказал Михаил, закидывая телефон в диванные подушки. – Лучше пока не попадайся мне в руки, предатель.

День прошел в бесцельных брожениях по неухоженным улицам родного города и мучительных рассуждениях. Ночь лишь укрепила его в собственной бесполезности и оторванности от мира - Настя осталась на дежурство.

Внезапно задул с завидным упорством шквалистый ветер. Он крушил несовершенство города: ломал гнилые изнутри деревья, срывал скверно закрепленные конструкции. А потом ветер принес дождь – ярый и бойкий. Крупные капли стучали в окна, будили горожан, приглашая посмотреть, как оседают, сплющиваются сугробы. Дождь отбарабанил ночной концерт и уступил место солнечному утру. Лучи заглядывали в каждый потаенный уголок, выгоняя из города мрачный холод и тени, щедро даря живительное тепло. Весна вернулась!

- Погода сошла с ума и весь мир вместе с нею, - пробормотал Кривошеев, вышелушивая непослушное тело из кокона одеяла. – Все болит, будто били всю ночь.

Михаил первым делом заглянул в мессенджер и увидел долгожданное письмо от Ирины Крутовой.

- 18 мая 1875 года столичный гость - дворянин Вранский – вызвал фурор на балу при губернаторе. Красавец-дворянин произвел неизгладимое впечатление на девиц, но позволил себе недопустимые вольности. Итогом стала дуэль между Вранским и местным дворянином. На дуэли случилось что-то ужасное, поскольку высший свет нашей губернии к интересующему нас персонажу стал относиться с опаской. Ореол мистического страха сыграл злую шутку с Вранским – он дважды сватался и дважды получал отказ. Дворянин покинул губернию. О нем не слышали несколько лет. Страсти улеглись, о загадочной личности благополучно забыли. Но Вранский в лучших традициях мятежного героя в зимнюю пургу возвращается в город с младой женой. Ее описывают противоречиво: одни отмечает неземную, но устрашающую красоту молодой мадам Вранской, другие напротив божатся, что она отталкивающе безобразна. У юной супруги была смуглая кожа, густые волосы цвета воронова крыла и «дьявольские глаза, за которые следовало бы в прежние времена сжигать на костре, но не в просвещенный XIX век». Дословно процитировала дневник одной мадемуазель. «Дьявольские глаза» меня зацепили: в мрачное средневековье инквизиторы находили ведьм по уличающему признаку – разный цвет глаз якобы доподлинно указывал на порочную связь женщины с дьяволом. Вранские не были приняты обществом, после чего вынужденно покинули наши места. Младая жена уезжала на сносях.

А много лет спустя в запущенное имение вернулся лишь наследник – юный Казимир Вранский. Родовое проклятье витало над молодым франтом – его сторонились, как чумного, с ужасом отмечая холодность одного глаза и горящую бездну другого. Казимир унаследовал особенность внешности своей матери - гетерохромию. Повеса расположил к себе именитого, но печально обнищавшего графа Старцевича. Что двигало последним, сказать сложно, подозреваю, жажда возродить былое величие рода. С согласия графа Вранский взял в жену девицу Марью Старцевич.

Вскоре молодая понесла и в срок родила младенца мужеского пола. Мальчик появился на свет махоньким и хилым, но с густой черной шевелюрой на маленькой голове и странным бордового цвета родимым пятном, напоминающим парящую птицу. Опытная бабка-повитуха про младенца сразу же решила, что не жилец. Не тут-то было! Младенец ожег старуху черным глазом - та взвыла, забилась в приступе, принялась рвать на себе волосы и раздирать глаз, а потом как подкошенная рухнула и умерла прямо у ложа истекающей кровью роженицы. Только старуха испустила дух, как младенец зашелся истошным торжествующим криком, отвоевывая свое право на долгую жизнь. А родимое пятно налилось темным цветом, явственно приобретая сходство с планирующим на воздушном потоке вороном.

Уверена, гибель повитухи – следствие обстоятельств, которые вкупе привели к трагедии: боязнь навлечь на себя гнев Вранского в случае неблагополучных родов, ореол таинственности и могущества вокруг личности дворянина, болезненная впечатлительность натуры и бессонная ночь. Старое сердце не выдержало испытаний, и в момент рождения младенца отсчитало последние удары.

Но вокруг фамилии Вранских с новой силой зазмеились чудовищные домыслы. Подогревало их и стремительное угасание Марьи: женщина с каждым днем все больше чахла, истончаясь на глазах. Сразу после родов она, по заведенному среди людей высшего сословия положению вещей, отказалась кормить ребенка грудью и умоляла Вранского нанять кормилицу. Но супруг проявил непреклонность, принудив жену приложить новорожденного к груди. Впоследствии он всегда сам приносил супруге младенца и не уходил до тех пор, пока сын не насытится. Кормления стали единственными мгновениями, когда мать видела своего ребенка. Марья заболела неврастенией: она безумно боялась супруга и сына, с животным ужасом ожидая очередного кормления. Марья определенно страдала послеродовой депрессией, одиночество и душевные терзания только ускорили то, что случилось.

Когда мальчику минул год, умер граф Старцевич. Марья тяжело переживала кончину отца. Женщина, представлявшая по воспоминаниям слуг из себя живой скелет, окончательно сошла с ума. Она разыскала на кухне склянку с едкой ледяной уксусной кислотой и залпом выпила всю жидкость до дна.

Бедная Марья умерла в невероятных страданиях, промучившись несколько суток. Она металась в горячке на кровати, грызла, ломая зубы, льняные простыни и выла утробным голосом. Муж ни разу не подошел к покоям исстрадавшейся жены. Несчастная скончалась в одиночестве, одержимая своими страхами и болью. Похоронили бедняжку пышно. Поговаривали, что в гробу лежала иссохшая мумия, слабо напоминавшая былую нежную девушку с русыми волосами. Когда в гроб бедняжки вколотили последний гвоздь, Вранский решительно удалил в глухие деревни всех свидетелей последних дней жизни супруги, а сам вместе с наследником покинул губернию.

История, связанная с рождением мальчика, смертью повитухи и стремительным угасанием молодой матери, породила леденящую душу городскую легенду. Якобы на роде Вранских лежит проклятие - каждый мужчина появляется на свет мертворожденным и может продлить свою окаянную жизнь, только совершив особый ритуал на крови.

И после погребения не было несчастной Марье покоя. Через год после предания тела земле кто-то разрыл могилу, отсек и украл тронутую тленом голову покойницы. Жандармы не стремились сыскать виновника злодеяния, попав под власть мистических слухов. Дабы история поскорее забылась и перестала развращать благочестивых горожан, начальник городской жандармерией Силкачев приказал без лишних свидетелей обезглавленное тело Марьи «прикопать в могилу и о неловком эпизоде больше не вспоминать». Однако народной молве так просто на роток платок не накинешь. Поползли слухи, что к непотребству с глумлением над телом причастен супруг покойной. Якобы в заброшенной усадьбе Вранских мистическим образом материализовался на столешнице старого секретера золотой нож с рукояткой, искусно вырезанной из кости черепа Марьи. Черный артефакт используется при проведении кровавых ритуалов для передачи прямым потомкам рода жизненной силы жертв.

В связи с изложенными событиями интерес представляет письмо помещика Любятова, которое написано через пятьдесят лет после смерти Марьи. Помещик обращался к своему старинному другу с нижайшей просьбой проявить истинное милосердие и спасти сиротку Глашу из рук изувера. Любятов уверяет, что только величайшая милость его дражайшего друга может уберечь девушку от участи быть замученной заживо. «Достопочтимый друг, я помню ваши предостережения и вынужден согласиться, что вы оказались весьма прозорливы. Но отказаться от колдовских чар Глашеньки я теперь не в силах. Ее глаза полностью лишили меня воли: смотрю в один – и словно росой чистейшей умываюсь, такая благость по всем телесам разливается, гляну в другой – и опаляет меня жгучая страсть. Богомерзко, дражайший друг мой, но ничего не могу с собой поделать. Прошу вас отправить Глашеньку подальше из нашего уезда на попечение к вашей маменьке в столицу. Там девица моя разноокая будет под пристальным присмотром вашей многоумной маменьки. Ненаглядной Глашеньке хорошо, и мне спокойно. Милостивый мой государь, я более всего опасаюсь их схожести. Ведь и изувер этот одним глазом к ангелам возносится, а другим – низвергается к самому дьяволу. Грешно так думать, но пусть бы в адовой пучине и остался вовеки и не смущал Глашеньку».  Соперник-изувер с глазами разного цвета - потомок рода Вранских. Вскоре после написания того письма Глафира трагически погибла. Девицу нашли недалеко от злополучной усадьбы. Цветущая любушка помещика была на себя не похожа – кожа иссушена и сморщена, словно кто-то выпил из нее все жизненные соки.