Поплавок, покачивающийся на сверкающей от солнца ряби, неожиданно нырнул, и я поспешно дернул удочку вверх. Блестящая рыбка взлетела вслед за невидимой леской в лазурную вышину, описала дугу и шлепнулась на прошлогоднюю пожухлую траву берега.
Котейка, которая уже схомячила двух карасиков, нагло мяукнула, метнулась за очередной рыбкой, но я опередил – схватил карася, бросил в пластиковое ведро с водой и накрыл крышкой. Черная кошка села рядом, таращась на меня желтыми глазами-фонарями, облизнулась и, задрав хвост, ушла в машину.
– Вот-вот, вали-ка отсюда, обжора, – сказал я вслед. – С тобой никакой рыбалки не получится...
Было жарко, я сидел на раскладном стульчике на берегу небольшой спокойной речки в тонких трико, футболке, зеркальных очках и панамке и, наверное, являл собой очень обыденное и мирное зрелище.
Поглядишь на такого рыбака и не скажешь, что наступил конец света, что выжили единицы, и их жизнь стоит очень мало. Не больше жизни этого карасика, если на то пошло.
Я уже много дней ехал на юг, и в последнее время юг стал ощущаться. Вокруг распростерлись лесостепи и степи, солнце припекало совсем не по-весеннему, а очень даже по-летнему. Временами грохотали грозы. Когда я копнул саперной лопаткой жирную почву у воды, оказалось, что она кишмя кишит дождевыми червями и личинками майского жука. Уже жужжали мухи и металась в неподвижном воздухе мошкара.
Буквально вчера я наткнулся на нетронутый охотничий магазин в маленьком поселке на окраине города. Разжился палаткой, раскладными стульями и столиком, удочкой, набором блесен и крючков, карематами, саперной лопаткой, спальными мешками и еще много чем по мелочи. И мордушки прихватил – мало ли? Машину забил до отказа; даже подумал, что надо бы пересесть на какой-нибудь дом на колесах или микроавтобус.
Этой ночью мы с Владой ночевали в палатке. Это было что-то! Особенно после всех этих ночевок прямо в машине в скрюченном положении. Не знаю, как Влада, она-то немая и почти без эмоций, а я покайфовал, растянувшись в спальном мешке. Выспался от души.
И почему я раньше не использовал палатку? Ночевал же с Борей возле электростанции и узнал, как это круто! Кстати, все вещи Бори я так и не тронул, оставил его крохотный лагерь в нетронутом состоянии.
Клевало неплохо, но рыбка ловилась в основном маленькая, с ладонь. Наловив с десяток, я решил, что хватит. Уселся возле ведра, вынул стилет из ножен на правой лодыжке и принялся чистить и потрошить свои трофеи.
Из внедорожника выбралась Влада – хмурая, растрепанная, с взлохмаченными волнистыми волосами. Пока я рыбачил, она сидела в машине с открытой дверью и что-то рисовала в альбоме. К рыбалке интереса у нее не возникло. Зато, видимо, возникло к готовке.
– Хочешь помочь? – спросил я.
Протянул ей ножик, а сам извлек финку. Финкой, конечно, легче зарезать быка, чем почистить мелкую рыбешку, но мне было лень лезть в багажник в поисках более удобного ножа.
При виде финки Влада попятилась, потом развернулась и убежала куда-то за машину. Там вроде остановилась, замерла.
Я вздохнул.
Недавно ей пришлось замочить большим ножом человека, который, в свою очередь, хотел замочить всех нас – да не просто так, а изощренно. С тех пор Влада боится больших клинков и вида крови. То, что у нее окровавлен рукав, она заметила только вчера вечером, сразу сдернула через голову кофту и выбросила прямо в окно...
Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что она кое-что чувствует и много чего понимает. Плохо, что в нынешнем мире другие правила и уметь убивать просто необходимо.
Любопытно, что она и бровью не повела, когда у нее чуть ли не на глазах погибли отчим и его помощник. Но тогда ведь не она сама их убивала... Да, странно устроен человек.
Короче, мне пришлось кухарить самому. Я почистил рыбу, сложил очаг из камней, развел огонь из собранных заранее сухих веточек, налил в сковородку масла, сразу насыпал туда соли, как мать учила. Обваляв в муке рыбу, начал жарить.
Запах заставил вернуться и Владу, и Котейку. Ага, как готовить – так никого, как пожрать – так набежали...
Я хотел сначала сварить гречку с овощами, прихваченными еще у Хозяина, а потом уже сесть обедать, но ничего не вышло. Свежая жареная рыба исчезла моментально. Я сделал себе заметку на будущее – больше заниматься рыбалкой. И для нервов полезно, и для желудка.
– Ты, Влада, правильно поступила, что завалила ту суку, – решил я успокоить свою спутницу, когда мы всё съели и расположились в палатке; ехать никуда сегодня уже не хотелось. – Иначе Даша нас всех бы порешила. Она же больная на голову, ты заметила? Хотела принести тебя в жертву какому-то своему богу... Падшему Праотцу. Ты знаешь про него ведь, да?
Влада смотрела на реку сквозь открытый клапан палатки, сидя на спальном мешке и поглаживая кошку.
– Ладно, – сказал я. – Когда-нибудь расскажешь. Так вот, я про убийства. Убивать – это, конечно, плохо. Но мы ведь и в прежнем мире постоянно убивали! Тех же коров, баранов, свиней, рыб. Вегетарианцы вон кричали, что это плохо, а сами растения убивали. Растения тоже живые. Нельзя не убивать, понимаешь? А не будешь жрать, помрешь – то есть убьешь сам себя. Выхода нет. Я вот не думаю, что ценность человеческой жизни сильно выше, чем ценность жизни какого-нибудь дерева. От дерева всегда польза есть, тень, кислород, а от человека в основном идет всякое говно. Сейчас бóльшая часть людей превратилась в деревья – так их рубить, получается, уже можно?
Я сделал паузу, отпив чайку из высокого стакана. Продолжил:
– Сейчас та же ситуация, просто уже приходится убивать людей. Иначе они тебя... Я впервые убил Буйного, когда тот на меня полез. Я тогда так не расстраивался, как ты. Буйный – он не человек, даже разговаривать не умеет, только орать... То есть я хотел сказать, он бешеный, – поправился я, вспомнив, что Влада тоже не умеет разговаривать. Но ей, похоже, было пофигу на мою оговорку. – А потом одного алкаша к родителям привел... Они его слопали, даже костей не оставили. По сути, я его и убил, понимаешь? А еще потом как-то привык... Если бы мне пришлось, как тебе, сразу прирезать нормального человека... или почти нормального...
Выражение лица Влады стало таким страдальческим, что я умолк. Психолог-утешитель из меня не очень.
– Извини, – сказал я. – Покемарю, пожалуй. А ты посиди на стреме, ладушки? Если почуешь опасность, сделай вот так...
Я взял ее ладонь, взял ее пальцами себя за рукав и подергал.
– Поняла? Это значит “Опасность!”
Рука Влады, когда я ее отпустил, безвольно упала.
Ну и ладно.
Я лег, обняв автомат, и закемарил. В палатке было тепло, почти жарко, солнце нагревало ткань. Сквозь сон я услышал, как Влада тихо поднялась и вышла.
Проснулся примерно через час. Влада сидела рядом и что-то сосредоточенно делала с моей битой. Я пригляделся – с помощью фломастеров она разрисовала биту узорами и цветочками. И написала вдоль большими жирными буквами “ТИМ”.
– Это ты мне? – растроганно спросил я, хотя дураку было понятно, что мне. – Спасибо! Очень мило.
Мне на самом деле очень понравился этот подарок. С одной стороны, Влада все чаще выходит из состояния этого своего аутизма. С другой, проявляет ко мне внимание.
Я вдруг подумал, что она всего-то на два года младше меня. Если б она разговаривала и была нормальной, в прежнем мире я бы даже заинтересовался ею... Наверное.
Влада не такая смазливая, как разбитная Валя, о которой я ничего больше не слышал с того нашего ночного разговора по телефону, но вполне себе приятная. Глаза большие и красивые, только взгляд мутный... Нос тонкий и длинный, зато губы полные, красиво очерченные. Густые кудряшки опять-таки... И фигурка хоть и слишком тонкая, но появись Влада в том красном платье на какой-нибудь тусе, внимание ей было бы обеспечено.
Однако я Владу воспринимал как дитя малое, лишенное дара речи и немного сумасшедшее. Поэтому никаких шаловливых мыслей у меня и не возникло ни разу, и в палатке мы ночевали втроем не как парень, девушка и кошка, а человек и два домашних питомца, за которыми нужен глаз да глаз.
Влада протянула мне биту, которой я успел расколоть не один череп, и отвернулась. Я заметил, что ее бледные щеки порозовели.
М-да, кажется, из меня все-таки может получиться хороший психолог-утешитель.
***
На следующий день погода не заладилась с самого утра. С запада на небо наползли иссиня-черные тучи, загромыхало. Очередная весенняя гроза! Мы быстро собрали лагерь, погрузились в машину и поехали. Я надеялся, что дорогу нигде не размоет.
Минут через двадцать, как любил говорить отец, разверзлись хляби небесные. Хлынуло так, что не видно было ни хрена уже через несколько метров. Я сбавил скорость и собирался вовсе остановиться, когда заметил сбоку автомойку. Загнал машину под крышу и вылез из кабины с автоматом наизготовку – проверить, чисто ли.
Оказалось, чисто. В смысле, никого.
Ливень со страшными громовыми раскатами и сверканием молнии продолжался где-то полчаса. Потом затих, но дождь кончаться не спешил. Интересно, завтра грибы уже можно будет собирать в этих теплых широтах?
Похолодало, и я нацепил толстовку с капюшоном. Велел и Владе надеть куртку.
– Погнали, – сказал я ей и Котейке.
Мы снова двинулись в путь. Всюду были глубокие лужи, на них вскипали и лопались огромные пузыри от дождя, небо оставалось серым и хмурым, хотя основная чернота передвинулась влево, на восток.
Сквозь пелену дождя впереди просматривался очередной город.
В бывших населенных пунктах опасно, там шляются Три Бэ – Бродяги, Буйные и Бугимены, – а в домах затаились Оборотни, и я не хотел заезжать в этот город. Но съехать с дороги, ведущей прямо в город, не получалось: то боковые дороги были забиты брошенными машинами, то представляли собой убитые грунтовки с потоками грязной воды. Мы ехали на Ниссане Терра, но и он запросто может застрять где-нибудь.
Остановиться и переждать дождь? Потеряем время.
Но мы и не спешим никуда, верно?
Я надавил на тормоз и, когда тачка полностью остановилась, выключил двигатель.
– Подождем здесь. Хватит с меня городов с их сюрпризами...
Влада и Котейка не возражали.
Дождь стучал по машине и заливал окна еще час. Затем вроде начал затихать. Я на секунду включил дворники и присмотрелся к зданиям за пеленой дождя впереди. Нигде не горело ни одно окно. Однако вдали, над городскими высотками, носились стаи воронья...
– Вот блин, – сказал я. – Там Орда, по ходу. Ходят по кругу, поют под дождем...
Мне захотелось немедленно развернуться и убраться подальше отсюда, но в этот момент заскучавшая Влада потянулась к дисплею магнитолы.
– Музыку хочешь послушать? – удивился я. – Кстати, а что если Хозяин закачал сюда хорошие треки? Владелец моей старой тачки слушал ужасную каку. Я после нее даже ни разу не подумал врубить музон... Только громко не ставь, ладно?
Влада уверенно потыкала по экрану. Включила не записи, а радио. Зашипел белый шум.
– Да нет там ничего...
Зрячая не успокаивалась, переключила радио с режима FM на режим AM, начала “листать” каналы. Шипение не прекращалось, лишь меняло тональность.
– Вот тебе охота этот шум слушать, а? – заворчал я.
Внезапно раздался отчетливый человеческий голос:
“...нет ни черта! Говорил же тебе, а ты!”
Влада перелистнула дальше, но я торопливо вернул назад.
– Подожди-ка! Ты слышала? Офигеть!
“Еще раз посмотри! – сказал женский голос. Немолодой голос. – И глаза шире раскрой! Дозаторы на двадцать кубов там должны быть! Прием!”
“Вот сама приедь сюда и раскрывай глаза сколько влезет! Эту лабораторию при́дурки давно расколотили! Прием!”
В слове “придурки” мужчина – тоже, судя по голосу, немолодой – ударение поставил почему-то на первый слог.
“Да ты ищи, а не ори, старый ты дурень! Придурки услышат! Прием!”
Вот бабуля ударение ставила как надо.
“Сама не ори!” – отозвался вредный дед.
Необычный диалог по радио прекратился. А я ошалело уставился на Владу.
– Это что щас было? Это мы разговор по рации перехватили?
А сам подумал: разве разговор по рации можно перехватить с помощью обычного радио?
Вовремя вспомнилось: друг в школе говорил, что по радио можно запросто подслушать переговоры дальнобойщиков. У них какая-то простая рация, без шифровки.
Похоже, эти двое старичков переругивались именно по такой вот рации. Причем дед находился где-то в лаборатории и не мог найти дозаторы. Зачем им дозаторы?
Я не особо стремился знакомиться со всеми подряд Бродягами, пусть они и старенькие. Старые Бродяги – это что-то новенькое; прежде я считал, что все выжившие – не старше сорока. Я сделал звук погромче – хотелось послушать, о чем они будут говорить дальше, если вообще будут.
И правда – через несколько минут диалог продолжился.
“Еду назад, прием”, – ворчливо сказал дед.
“Нашел? Прием!” – тут же откликнулась бабка.
Дед сразу завелся:
“Разумеется, нашел, раз еду! Прием!”
Видимо, деду было неловко, что он нашел злосчастные дозаторы не с первого раза, потому что не “открыл шире глаза”. Вот дед и не скрывал раздражения.
Бабка, как и полагается мудрой женщине, не стала давить дальше, упрекать и напоминать о собственной правоте.
“Вот и хорошо, Алексей Николаич! Езжай быстрей назад, обед готов. Одна обедать не сяду. А с новыми дозаторами проведу титрование чин по чину. Глядишь, узнаем, засел ли какой вирус в мозгах Придурков. Только будь осторожен, воронья много. Стало быть, опять Придурки за свой шабаш взялись. Прием”.
“Еду-еду, – смягчился дед Алексей Николаич. – Уже под мостом этим недоделанным... Отбой”.
– Вирус в мозгах? – переспросил я, обращаясь к радио, которое снова издавало белый шум. – Они ученые, что ли? Вот блин! А Придурками называют Буйных?
Я завел машину и тронулся с места.
– Кажется, они нормальные люди, Влада! Пожилые ученые. Стараются выяснить, что не так с Буйными. Видно, кое-что знают о Трех Волнах. И их двое всего, если без деда бабке обедать не с кем... Поищем их, ладно?
Я не особо надеялся сразу их найти. Какова дальность действия рации? Я понятия об этом не имел. Километров десять? Как бы то ни было, дом этих двух старичков где-то на окраине, поблизости. Может, удастся заметить признаки обитаемости. Сушащееся белье, например, или дымок во дворе частного дома, или свет в окнах – из-за дождя очень сумрачно.
Нам повезло. Через десять минут я увидел недостроенный мост: торчащие из груд гравия бетонные опоры, взлохмаченную арматуру сверху, отдельные сегменты самого моста. Проехав под ним, я сбавил скорость и стал вращать головой. От основной дороги в стороны отходило множество дорог поменьше.
След шин на жирной грязи одной из маленьких улочек я увидел еще через несколько минут. Улица была зажата между двумя рядами деревьев и заборчиками частных домов. Я развернулся прямо через двойную сплошную, едва обратив на это внимание, и поехал по этой улочке.
Проехал метров двести и уткнулся в тупик в виде трехметрового бетонного забора с колючей проволокой наверху. В заборе имелись синие металлические ворота, дверь и будка КПП.
Я вылез из машины, прошлепал по луже под мельчайшим моросящим дождиком до козырька над дверью и посмотрел на кусок таблички с наименованием организации.
“...ская противочумная станция”.
Верхнюю часть таблички оторвали – я примерно догадывался, кто. Сверху из стены торчал стальной штатив, на котором когда-то крепилась камера. Ее тоже сковырнули.
Вот, значит, куда нас занесло! В противочумную станцию!
Я не сомневался, что прибыл туда, куда надо. Где еще жить двум ученым, которые не сдались, не опустили руки, а решили выяснить, что произошло полгода назад со всем миром? Почему Буйные стали Буйными?
Противочумная станция, как я понял, защищена не хуже тюрьмы или любого другого режимного объекта. И не удивительно: здесь хранят всякие особо опасные штаммы, от которых человечество может загнуться... Сейчас от человечества мало что осталось, конечно, но ни Буйные, ни Бродяги сюда просто так не заберутся. Заберется только Орда, когда Буйные лезут друг на друга, давя и топча своих же, ложась на колючую проволоку, шагая по трупам...
Но Орды давно не было.
Удобное место. Если есть запасы еды, можно здесь жить и не беспокоиться особо ни о чем.
Я постучал в железные ворота, надеясь, что в меня не начнут сразу палить. На всякий случай встал так, чтобы в меня трудно было попасть, если стрелок высунется из-за забора.
Собственно, я был уверен, что на территории только два человека, которые в силу возраста не слишком шустрые.
Довольно долго царила тишина, и я постучал снова. В двери открылось узкое окошко, и на меня уставилась морщинистая физиономия с лохматыми седыми бровями, бледно-голубыми глазами и орлиным носом, на котором низко сидели тонкие очки. Дед чуть отступил – тоже не жаждал получить пулю в лоб.
Хорошо, что вообще соблаговолил выглянуть...
– Гостей не ждем! – прохрипел дед. – Идите своей дорогой! Приступом нас не взять, а мы вас перестреляем по одному, если понадобится!
Я приподнял руки, что выглядело, наверное, не слишком миролюбиво, учитывая болтающийся на груди автомат.
– Извините, Алексей Николаич! Я просто хотел спросить...
Дед моргнул. Безусловно, он охренел от того, что какой-то Бродяга знает его по имени-отчеству, но постарался не подать виду.
– Ну, спрашивай, – настороженно сказал он.
– Я случайно перехватил ваш разговор по рации, – признался я. – С женщиной. И понял, что вы ученые. Верно?
– Перехватил?.. Это как? Хотя ладно, шут с этим... Допустим, мы ученые, – откашлялся дед. – Ну и что?
– Вы пытаетесь выяснить, почему случился конец света? Я тоже хочу.
Алексей Николаич помолчал, пожевал губами. На вид ему было лет хорошо за семьдесят.
– Плевать мне на конец света, – наконец заявил он. – Туда ему и дорога, свету этому. Это... супруга моя все не уймется... Вирусолог с полувековым стажем, не чета мне, простому зоологу... Считает, что от вируса всё...
Он хихикнул и тут же посерьезнел:
– А тебе зачем знать, почему мир медным тазом накрылся? Не все ли равно? Поздно пить боржоми, так сказать!
– Не все равно, – твердо сказал я. – Если есть хоть один шанс исправить...
– Ха! – гаркнул старик. – Молодежь! Исправить он хочет!.. Сколько вас там в машине?
– Одна девочка и кошка.
– Ну и компания!.. Пусть выйдут, покажутся! И двери машины откройте, чтобы видно было!
Я сказал Владе, чтобы она вышла. Вероятно, вид беззащитной худенькой девочки с кошкой на руках впечатлил деда настолько, что он крякнул, лицо в окошке исчезло, залязгали запоры, и дверь распахнулась. Алексей Николаич вышел под козырек с длинной, зловещего вида винтовкой. Он был среднего роста, с животиком, растянутом свитере и затертых на коленях джинсах.
Наверное, мы уже не вызывали у него настороженности – винтовку он держал явно для понту, в нас не целился. Обошел машину, заглянул в салон, затем – через заднее окно – в багажник. Пробурчал:
– И куда едете?
– На юг, – лаконично ответил я.
Алексей Николаич покивал, будто я назвал предельно конкретный адрес. Посопев, сказал:
– Сейчас ворота открою.
Продолжение в комментариях
