CreepyStory

Друзья, сегодня понедельник, день тяжелый, поэтому я решил порадовать вас небольшой премьерой. Но прежде всего, хочу сказать, что это было-бы невозможно без нашей очаровательной @MoranDzhurich, благодаря которой это произведение появилось на свет и было озвучено на самом страшном канале ютуба Абаддон. К слову говоря, Андрей как-то умудрился сделать из этого настоящий аудиофильм)))

И конечно же низкий поклон @Namiko999 за создание обложки для книги!

Само собой не обошлось без старого ворчуна @realConnie, который значительно улучшил текст для переложения его в литературный формат (хотя все равно остался им недоволен)) ).

Здесь я буду выкладывать потихоньку, а всем нетерпеливым предлагаю пройти на Литрес по ссылке и зарать оттуда всю книгу целиком совершенно бесплатно!

https://www.litres.ru/daniil-azarov/predvaritelnyy-diagnoz-s...

Только одна просьба - чирканите там комментарий, если вам понравиться.

Я сидел в глубоком мягком кресле, словно созданном для моей задницы. Нет, правда, оно было настолько удобным, что я мог натянуть на него палатку и жить в своё удовольствие. Интересно, где они берут такие кресла? Я представил себе здание фабрики с вывеской «Мебель для дурдомов! Ваше удобство – наше спокойствие!» Мда, было бы смешно, если б не было так грустно. Вообще это логично – обстановка в таких местах должна быть максимально удобной и приятной для новых посетителей. Поэтому – толстый пушистый ковёр, массивные книжные шкафы по стенам, да лёгкий полумрак.

Вот я и сидел с комфортом, ожидая, пока хозяин кабинета изучит мои бумаги. Пускай смотрит, их достоверность обошлась мне в кругленькую сумму. Слегка за пятьдесят, рыжий, пышущий жизнью толстячок закончил читать и посмотрел поверх очков.

– Это удивительно, Михаил Сергеевич, первый раз за мою многолетнюю врачебную практику человек приходит и сам просит поместить его в психиатрическую лечебницу. Давайте отложим в сторону бездушную бумагу, расскажите о себе.

– Ну, – я поёрзал на стуле, – мне тридцать семь лет и последние пять я уверен, что страдаю какой-то странной формой сомнамбулизма.

– А с чего вы решили, что вообще подвержены этому, бесспорно, неприятному недугу?

– Сначала я стал просыпаться не там, где засыпал. На кухне, в туалете, иногда просто в коридоре. Но не придавал большого значения, потому что не видел в этом серьёзной проблемы.

– Что изменилось?

– Это начало повторяться чаще, а потом я вообще стал просыпаться на улице, без одежды. И, – теперь я сделал паузу, словно не решаясь, можно ли ему всё рассказать, как есть, – я не просто просыпался... иногда я был весь в крови, причём не своей.

– Очень любопытно, а в чьей?

– Да откуда я знаю! Вы что думаете, я бежал анализы делать? Надеюсь, что не в человеческой!

– Не горячитесь, Михаил. Вы обратились к специалисту в поликлинике по месту прописки, но он вам не помог.

– Прописал какую-то дрянь седативную, отчего я начал отрубаться прямо посреди дня. Толку никакого.

Врач кивнул.

– Потом вы обратились к платному специалисту, тоже безрезультатно, судя по всему. Вы рассказывали им об особенностях, скажем так, ваших пробуждений?

– Нет, конечно!

Я добавил в голос паники.

– Чтобы они заявили в органы, и потом на меня списали всех убитых бомжей в округе?

– А были убийства?

– Я не знаю! – взорвался я – И не хочу знать, понимаете!

Рыжий толстяк снова кивнул, не обратив внимания на мою вспышку.

– А что же вы хотите от меня, дорогой Михаил Сергеевич?

– Мне необходимо полное обследование под постоянным контролем и наблюдением. И я слышал о ваших экспериментальных методах лечения, многие их не одобряют, но если они приносят плоды, то какая разница?

Я забросил наживку и замер в ожидании.

– Хм-м-м... Михаил Сергеевич, вы же понимаете, что в таком случае вам нужно будет подписать письменное согласие на госпитализацию, отказ от всех претензий и главное – согласие на любое медицинское вмешательство, которое сочтёт нужным ваш лечащий врач.

Да! Попался, отлично.

В тот же день меня оформили, забрали все личные вещи (а как без этого?), выдали серую пижамную одежду. Так началось моё очередное расследование.

2

Сама психиатрическая клиника находилась за городом, в перестроенном старом каменном форте, который охранял когда-то первые рубежи будущего промышленного мегаполиса и служил своеобразной таможней для проезжих купцов. Весь персонал жил в прилегающих рядом домиках, что было очень практично, учитывая удалённость больницы от города. И называлась очень нейтрально – Психоневрологический пансионат № 17. Почему 17? Понятия не имею, меня интересовало другое.

Примерно год назад сюда попал мой младший брат, Семён. Причиной тому послужил приступ белой горячки, до которого он допился в новогодние праздники. Однако по прошествии предписанных двадцати дней пребывания его не выписали, а наоборот, увеличили срок терапии ещё на две недели. А ещё через несколько дней он скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. У него хватало проблем со здоровьем, но сердце никогда не было одной из них. Мощности его мотора мог позавидовать любой грузовик, уж я это знал, как никто другой. Что было ещё более странным – пока жена Семёна приходила в себя от такого известия, оформляла документы и занималась всеми посмертными делами, его быстренько кремировали и, когда она смогла приехать за телом, выдали небольшую керамическую урну – Макаров С. Ю. Вот и всё. Был человек – нет человека.

При попытке устроить скандал ей показали подписанную братом медицинскую доверенность (очень занятный документ, поскольку не имел вообще никакой юридической силы и был рассчитан на таких вот простаков) и выдворили прочь.

Сам я давно уехал из родного Челябинска в Москву, где работал старшим консультантом по безопасности в крупной столичной компании, которая занималась частными расследованиями. Проще говоря, я был частным детективом. Естественно, все эти странности и нестыковки в смерти Семёна вызвали у меня массу вопросов. Ещё в Москве я начал собирать информацию и выяснил, что вообще смертность в этом заведении была значительно выше, чем в других клиниках подобного рода. И в основном это были пьяницы, забулдыги да прочий сброд, до которого было мало кому дела. Конечно, скажете вы, Челябинск, такой уж регион, такие люди...

Но это был мой брат.

Я сделал себе все необходимые левые документы, справки, медицинские выписки о своём отменном здоровье, взял отпуск и сейчас бродил, любуясь затейливой сеткой трещин на стенах, в серой пижаме, по коридорам, выкрашенным в отвратительный голубой цвет. Меня определили на третий этаж, в крыло для «спокойных». А рыжий толстячок стал моим лечащим врачом, так как «Случай, Михаил Сергеевич, очень занимательный, не буду скрывать».

Охраняли наш покой дюжие молодцы в зелёной больничной униформе, три человека на весь этаж. Немного на десять палат, но на то мы и «спокойные». Вообще контингент здесь был занятный. Всего на этаже проживало около тридцати человек. Довольно разношёрстная толпа всевозможных психических отклонений, собранных в одном месте. От наркоманов и самоубийц, помещённых сюда родственниками, до алкоголиков и действительно крепко поехавших персонажей, которые весь день могли провести, пялясь в одну точку. Сейчас, днём, они все находились в главном просторном зале, занимаясь каждый своими делами. Складывали мозаики, читали кверху ногами журналы или смотрели большой пузатый телевизор, бывший тут со времён царя Гороха. Иногда к кому-то подходила медсестра и уводила в сопровождении охранника. Наверное, на процедуры. Я стоял чуть в стороне, изучая местный колорит, и прикидывал, с чего мне начать.

– А ты новенький тут небось?

Я обернулся на голос и увидел совершенно милейшую бабушку лет восьмидесяти в синем халате и белом чепчике. Перед ней стояло большое чёрное ведро на колёсиках, из которого торчала палка швабры.

– Новенький, – подтвердил я, – только сегодня оформился, Миша.

– О, как отца моего, покойного. Нина Михайловна я, местный клининг-менеджер! – она рассмеялась приятным бархатным смехом. – Не уборщица какая, имей в виду!

– Ни в коем случае, – улыбнулся я в ответ.

– А ты какими судьбами здесь? На пропоицу или дурачка не похож с виду... – она замолчала, явно ожидая ответа.

– Нервы ни к чёрту, Нина Михайловна, вот подлечить решил. У вас тут хорошо, природа вокруг, лес, тишина да спокойствие. Почти санаторий.

– От ты ж странный, не мог поприличней места найти? – казалось, она искренне удивлена. – Санаторий, скажешь тоже. Курорт, ага!

– Так ведь дорого, где поприличней, цены безумные. Я узнавал в паре клиник, так там по десять тысяч в сутки, только проживание! А ещё лечение неизвестно сколько обойдётся. Я не сын миллиардера, Нина Михайловна, так что лучше по старинке, за государственный счёт.

– Вот что цены, то да, – согласно закивала старушка. – Давеча в город ездила, в магазин зашла. Дай, думаю, порадую себя, хлебушка куплю, бородинского. Очень я его люблю. Так что ты думаешь? Пятьдесят семь рублей за буханочку! Совсем уже с ума посходили!

Кто посходил с ума, она не уточнила, но этого и не требовалось. Бабушка попалась говорливая, что было мне на руку.

– Нина Михална, а вы давно тут работаете?

– Да уж почитай, – она прищурилась, вспоминая, – всю жизнь. В войну тут госпиталь был, я при нём санитаркой, девчонкой ещё совсем, даже школу не окончила. Потом уж курсы прошла медицинские, стала медсестрой. Ну и как-то осела тут. Здесь и мужа встретила, здесь и похоронила его.

По ее лицу пробежала лёгкая тень грусти. Нужно было срочно сменить тему, пока бабулька от расстройства не свернула весь разговор.

– Так вы, Нина Михална, местный талисман, получается. Старожил старожилов!

– Эт да-а-а-а, со мной даже Аркадий Степаныч, главврач наш, на вы здоровается.

– Уважает, – кивнул я, подбадривая её к дальнейшему разговору. – Как он, кстати? Хороший врач?

– Хороший, не смотри, что рыжий. Дотошный, ух! И день рождения мой никогда не забывает.

Каждый год аккурат третьего июня цветочки дарит, а иногда и премию выпишет, мелочь, да приятно.

– А как врач?

– Что как врач?

– Ну, специалист хороший? Он, понимаете, сам дело моё взял, говорит, любопытный случай.

– Я же говорю тебе, дотошный! За кого взялся, обязательно до конца доведёт.

Интересная оговорка у бабушки. В амбулаторной выписке лечащим врачом моего брата тоже значился Аркадий Степанович. Уж довёл так довёл, до самого что ни на есть конца.

– Вы, наверное, и пациентов всех тут знаете?

– Ну, всех не всех, память-то уже сама не своя...

– И много Аркадий Степанович себе больных берёт?

Нина Михайловна хотела уже что-то ответить, затем как-то осеклась, взялась за швабру и пробурчала.

– Берёт и берёт, откель я знаю. Я ему не хозяйка. Вот заболтал ты меня, стою с тобой, лясы точу. А убираться кто будет?

Она отжала швабру, плюхнула её на пол. Размашистыми, отточенными годами движениями принялась мыть пожелтевший от времени линолеум. Судя по всему, разговор был окончен. Я пожал плечами и отправился в сторону общего зала.

– Слышь, Михал Сергеич, – мне, может, показалось, но в её тоне проскользнули извиняющиеся нотки.

– Да, Нина Михайловна? – как ни в чём не бывало обернулся я.

– У нас это, на обед сегодня котлеты будут, рыбные. Ток ты их не ешь. Местные привыкшие уже, а тебя скрутит, как пить дать. Весь туалет мне уделаешь, отмывай потом за тобой.

– Предупреждён – значит вооружён!

Я улыбнулся ей и пошёл дальше. Все-таки она извинялась.

3

Хотелось бы сказать, что день пролетел незаметно, но это не так. Время тут тянулось невыносимо медленно. До вечера я слонялся, не зная, чем себя занять. В итоге взял из стопки книг первую наугад, устроился на диване, возле окна, делая вид, что читаю. Я не исключал, что за мной наблюдают, и подпирать стенку с задумчивым видом было не лучшим для моей легенды.

Итак, я обзавёлся первым полезным знакомством. Уборщица явно что-то знала, но предпочитала помалкивать. Напугана? Возможно. Но чего бояться человеку в её возрасте? Тем более ей, которая прожила тут всю жизнь и уж навидалась наверняка всякого. Странно. Но реакция на расспросы о пациентах главврача сказала мне больше, чем если бы она действительно что-то ответила. Мои инстинкты меня не подвели. Я чуял запах.

Запах происходящего вокруг дерьма.

Стоило также прощупать окружающих нас санитаров. Не удивлюсь, если окажется, что подвязана большая часть персонала. Чем же они тут занимаются? Торгуют втихаря органами убиенных? Вряд ли. Кому нужны пропитые и прокуренные внутренности? Я как-то читал, что разные лаборатории с удовольствием скупают такой товар для экспериментов, но... Нет, бред. Это здесь точно ни при чём. В графе «мотив» пока придётся оставить пустое поле.

Теперь место.

В голове всплыл план здания.

Третий этаж, последний, где меня поселили, был выделен под спокойных пациентов. На втором располагалась большая часть процедурных кабинетов и кабинет главврача. Первый этаж вмещал в себя кухню со столовой для персонала, ещё несколько приёмных, складские и подсобные комнаты. Самыми интересными для меня были помещения на цокольном уровне. Если верить документам, в военные годы их сильно увеличили. Углубили, расширили, и часть из них уходила даже за пределы тёмной, серой громады основного здания. По официальной версии там были палаты буйных и особо буйных пациентов, а также ещё некоторая часть процедурных кабинетов. Однако если приложить схему этой версии к послевоенным чертежам здания, то даже у не самых внимательных людей могли возникнуть вопросы. Например – а куда делась ещё половина пространства?

Я пока не знал точно, как туда попасть, но то, что это совершенно необходимо, было ясно как день. Возможно, придётся изображать приступ буйства, не зря же я упомянул кровь и беспамятство в личном деле, которое лежало сейчас в столе Аркадия Степановича. Не хотелось бы, конечно, но такой вариант я в сторону не отбрасывал.

Хотя… сильно не хотелось бы.

Сразу после ужина ко мне подошла медсестра и пригласила пройти в мою палату. Кстати, очень даже неплохую комнату с одной-единственной кроватью, зарешечённым окном, стулом, тумбочкой и такой же россыпью мелких трещин, протянувшихся млечным путём со светло-зелёных стен на потолок до самой двери. Им действительно стоило заняться ремонтом, пока краска не начала облетать с них цветной перхотью.

Там нас уже ждал вечно улыбающийся Аркадий Степанович.

– Ну, что? Как вам у нас? Осваиваетесь?

– Тип того, – ответил я, садясь на скрипучую кровать, – только адски скучно. Знал бы, книжек с собой набрал или кроссвордов.

– Сожалею, – он развёл руками, – но кроссворды вас бы не спасли. В пансионате запрещены любые колющие предметы в виде ручек и карандашей. А вот с книгами, может быть, смогу вам помочь. У меня довольно неплохая библиотека внизу, если подскажете что-нибудь конкретное, я посмотрю.

– Я бы не отказался от вечной классики. Дюма, «Граф Монте-Кристо», например.

Главврач расхохотался, оценив мою шутку.

– Хорошо, Михаил, думаю, если не её, то что-то ещё от Дюма я вам принесу. Однако теперь давайте обсудим процесс диагностики и вашего лечения, если вы не против.

Вопрос был риторический, но я всё же кивнул.

– Итак, мы начнём с наблюдений за вами и приёма нескольких препаратов. Не скрою, среди них есть и нелюбимые вами седативные, но зато никаких психотропов! Гарантирую, по крайней мере, пока что. Перед сном мы будем ставить вам мониторы мозговой и сердечной активности. Нужно изучить возбудимость вашего организма в процессе сна. Я связался со своими коллегами, которые указаны в ваших бумагах как наблюдающие врачи, и они подтвердили, что подобных исследований не проводилось.

Я мысленно выдохнул. Не зря угрохал столько денег в легенду.

– Можно сказать, мы начнём с нуля. И по мере продвижения в диагностике и наблюдениях будем корректировать курс лечения. Видите ли, сомнамбулизм – это расстройство парасомнического спектра, которое в официальной психиатрии не имеет задокументированных случаев медикаментозного излечения. Так что нас с вами ждёт кропотливая и очень интересная работа!

Он потёр руки в предвкушении. Почти как муха в предвкушении очередной порции... ну вы поняли, чего. Затем посмотрел на часы.

– Через два часа у нас отбой, медсестра привезёт всё необходимое оборудование и медикаменты. Ну что же, – он встал, – у меня ещё несколько пациентов, завтра с утра я к вам зайду.

Уже у двери Аркадий Степанович обернулся и как бы невзначай сказал:

– Да и, забыл – во избежание эксцессов нам придётся вас зафиксировать ремнями. Ну, мало ли, вы соберётесь прогуляться. Палаты мы, конечно, запираем на ночь, но к вам будет подключено дорогостоящее оборудование, не хотелось бы его повредить. Это было бы крайне нежелательно, вы понимаете.

– Конечно, – кивнул я, – без проблем, доктор. Спасибо вам.

Я пока не горел желанием обзаводиться знакомствами среди пациентов, поэтому остался в палате коротать время с книжкой, которую прихватил ещё днём. Естественно, мне было необходимо узнать, кто ещё из моих соседей проходит лечение у Аркадия Степановича. Но для начала надо было примелькаться, а потом уже задавать неудобные вопросы.

Примерно через полтора часа в палату зашла молодая медсестра, катя перед собой небольшой двухъярусный столик с кучей проводов и какими-то приборами. Приветливо улыбнувшись, она поставила столик у кровати, достала из кармана халата пластиковый стаканчик с крышкой и бутылочку воды.

– Ваши лекарства, Михаил Сергеевич. Примите их и ложитесь, я закреплю датчики.

Я послушно выпил горсть разноцветных таблеток и улёгся, откинув одеяло в сторону. Девушка воткнула приборы в розетки на противоположной стене. Тёмные экранчики моргнули, засветились каким-то зелёными символами. Она размотала пучки датчиков с нижней полки, расстегнула пижаму и прилепила на грудь прозрачные пластиковые кружки. Затем взяла с верхней некое подобие сетчатой шапочки с такими же присосками по краям и надела мне её на голову.

– Удобно?

– Честно говоря – нет, но какой у меня выбор?

Улыбнувшись, девушка взялась за кожаные манжеты, закреплённые на железном основании кровати.

– Будьте добры, положите руки по бокам и раздвиньте чуть ноги.

– Скажите, а как вас зовут? А то вы меня уже к кровати пристёгиваете, а мы ещё даже не знакомы.

Медсестра не удержалась и хихикнула, но ничего не ответила. Закончив с моей фиксацией, поправила подушку и пошла на выход.

– Подождите! А если нос зачешется, мне что делать?

– Позовёте дежурную сестру! Всё, больной, спите.

Она погасила свет и закрыла за собой дверь.

4

Я лежал, прислушиваясь к звукам засыпающей психбольницы. Надо сказать, мне думалось, что всё будет более по-киношному, наверное. Кто-то плачет перед сном, кто-то не хочет засыпать и зовёт… не знаю... маму, например. Но нет, ничего подобного. Ровно в десять вечера санитары захлопнули двери палат и всё. Скучно и неинтересно. Только спустя минут десять загремела ведром Нина Михайловна.

Моя первая ночь в дурке.

О сколько нам открытий чудных,

Готовит просвещенья дух...

Или как там было у классика?

Рядом мерно попискивали аппараты, к которым меня подключила симпатичная медсестра. Таблетки начали действовать, загоняя в лёгкую дрему. На большее они и не могли рассчитывать. Чтобы меня усыпить, нужны лекарства посерьёзней. Или много алкоголя, как делал мой брат. Интересно, в палатах есть камеры? Почти наверняка, в любом случае рисковать не стоит. Я закрыл глаза, выровнял дыхание и «заснул».

Я слышал, как уборщица закончила мыть полы, как пришла ночная смена, обмениваясь новостями с коллегами, принимали дежурство новые санитары. Ближе к двенадцати, когда все наконец успокоились, я решил, что пора действовать. Привычно расслабился, ощутил слабые покалывания в руках и встал с кровати. Верхний прибор отрывисто пропищал несколько раз и успокоился. Забавно, он засёк мой переход. Да и бог с ним. Я посмотрел на лежащего себя. Всё-таки к этому невозможно привыкнуть. К хождению сквозь стены – да, поднимать небольшие предметы полупрозрачными руками – тоже вполне приедается и входит в привычку, даже отсутствие нормального сна я давно уже воспринимал как само собой разумеющееся. Но смотреть на себя со стороны – никак. Если вы думаете, что это то же самое, что и отражение в зеркале, – то вообще нет, даже близко. И всегда вызывает неприятный озноб.

Синдром недержания души.

С такой милой особенностью я живу всю жизнь. Как и мой брат. Можно назвать это силой, можно проклятием, но бедные родители с нами намучились, не то слово. Представьте себе вроде как спящих детей и при этом абсолютный бедлам в квартире. Потому что поднимать маленькие, лёгкие предметы мы научились довольно быстро. А вот спать в кроватке, вернее, в собственном теле...

С этим всегда была проблема, потому что едва стоило немного задремать, как ты оказывался стоящим рядом со своим бесчувственным туловищем. И пока тело отдыхало, приходилось чем-то себя занимать. Первый раз я смог нормально поспать лет в двенадцать или тринадцать.

Это невозможно, мозг обязан отдыхать, без сна человек сходит с ума за несколько дней. Конечно, посмотрите на меня и расскажите это ещё раз. Хотя Семёну было тяжело. Если я научился спать при помощи психотренингов (иногда снотворное, каюсь), то мой младший брат нашёл гораздо более простой и приятный для него выход – алкоголь. Он, наверное, и был бы рад отправляться к Морфею после львиной дозы успокоительного, но его ничего не брало. Вообще. Да, он был гораздо сильнее, чем я. Эта энергия бурлила в нём, как в скороварке, постоянно пытаясь найти выход наружу. Он гораздо раньше меня научился обращаться с предметами выходя из тела. И то – пока я в десять лет сосредоточенно пытался поднять конкретный спичечный коробок, мой брат в пять без труда жонглировал предметами по всей комнате.

Возможно, та же энергия его и сожгла. Морально. Точнее выжгла.

Как-то нас подкараулила шпана из соседнего района, обычная история того времени: «Деньги есть? А если найду?» Пресекая все мои попытки мирно выйти из конфликта, они обступили полукругом и, заслонив младшего брата, я увидел его внезапно остекленевший взгляд. Из уха ленивой жирной змеёй начала выползать тёмно-бордовая кровь.

Он продолжал, как робот, отступать со мной назад, как вдруг один из гопников схватился за голову и заорал: «Глаза! Мои глаза!» Другой как-то странно всхлипнул и осел мешком на землю, не подавая признаков жизни. Конечно, остальные тут же разбежались кто куда. А мой брат улыбнулся. Самой жуткой в мире пластиковой улыбкой. Тем вечером я попытался поговорить с ним о том, что произошло, а он… Одиннадцатилетний мальчик посмотрел на меня, как на ребёнка, и очень тихо сказал: «Не надо тебе этого. Забудь».

С тех пор он изменился, стал более замкнутый и… злой.

Чуть позже прошёл слух, что первый так и остался слепым на всю жизнь, а второй превратился буквально в растение.

На выпускном вечере Семён надрался в стельку, а потом, утром, с восторженным перегаром рассказал мне, что смог наконец-то нормально поспать. Так и началась его дружба с «синим Морфеем». Нет, он не стал запойным алкоголиком. Нет. Работал, делал даже какие-то карьерные успехи, но для всех он был безнадёжным выпивохой. От моих попыток убедить его поехать со мной, в Москву, только с усмешкой отмахнулся.

"Ты езжай, покоряй, а я пока тут посторожу."

Мне до сих пор кажется, что в алкоголе он нашёл не только способ заснуть, но и как-то усмирить бурлящую в нём силу. Силу, которую он, вероятно, мог контролировать уже с трудом. Парадоксально, но если остальные пили, чтобы оторваться от реальности, то мой брат – чтобы в ней оставаться. А в итоге сгинул в окружной дурке. И в этом отчасти была и моя вина. Ведь я старший, я был обязан о нём заботиться. Но ничего, братишка, клянусь, я камня на камне тут не оставлю, пока не выясню, что с тобой произошло.

Я огляделся по сторонам, привыкая к иной обстановке. При выходе из тела, всё было немного по-другому. Одни цвета становились почти не различимы, зато другие вспыхивали неоновыми вывесками. Я видел следы, оставленные другими людьми, вплоть до отпечатков пальцев невооружённым взглядом. Вы наверняка слышали что-нибудь про ауры, так вот, да, они есть. Их цвет соответствовал характеру и настрою человека, от ярко-белых (таких я почти не встречал) до иссиня-чёрных (а вот такие, к сожалению, попадались чаще, чем хотелось бы).

Я снова вывел перед внутренним взором план здания. Хотя уходить от своего тела я мог максимум на сто метров, этого должно было хватить, чтобы проникнуть в кабинет Аркадия Степановича и покопаться в его бумагах. Наверняка что-нибудь интересное найдётся. Уже на полпути к двери бросил последний взгляд на пристёгнутое к кровати тело и замер, не веря своим глазам. Та самая паутинка трещин, которая протянулась по всей стене, сейчас мерцала ярким оранжевым светом. Более того, каждая струнка слегка подрагивала, шевелилась и оживала на глазах. Вот несколько нижних отделились от стены и тонкими пульсирующими щупальцами обвили моё левое запястье чуть ниже кожаного манжета. Слабое жжение заставило на автомате почесать полупрозрачную руку. Такого поворота событий я никак не ожидал. Подойдя поближе, наклонился, чтобы рассмотреть занятного паразита. Он меня пил! Я видел крохотные капельки крови, убегавшие вверх по этим оранжевым венам! Но это явно не было основной его целью, потому что вдобавок к этому я почувствовал лёгкую слабость и сонливость, что было вообще невозможно в состоянии только что совершённого перехода. Я мог устать, да, но ближе к утру или поднимая очень тяжёлые, громоздкие предметы. Эта дрянь вытягивала из меня энергию, факт. Но куда это уходит?

Я отошёл назад, окинул взглядом всю картину. Светящаяся плетёнка поднималась к потолку, доходила до дверного проёма и скрывалась где-то с другой стороны. В несколько шагов я очутился у двери, прошёл насквозь, оказавшись в полутёмном коридоре. Справа, возле лестницы вниз, за столом сидела дежурная медсестра и листала какой-то журнал. Парочка санитаров резалась в карты в общем зале отдыха. А оранжевая паутина пробегала дальше по потолку и уходила левее, в комнату с надписью «Только для персонала».

«Всё страньше и страньше».

Почти бегом я добрался до неё и скользнул внутрь. А там...

Там я увидел такое, от чего даже моя эфемерная шерсть на загривке встала дыбом. Утробно урча, как огромная кошка, на потолке раскинулась Нина Михайловна, старательно вылизывая длинным шершавым языком каждую светящуюся трещинку. Чепчик уборщицы свалился вниз, обнажив почти лысый серый череп с редкими пучками волос. Её милое старушечье лицо изменилось до неузнаваемости. Глаза превратились в два чёрных провала, а вся нижняя часть лица вытянулась и раздалась вширь, превращая челюсть в пасть, обрамлённую жирными зеленоватыми губами. Из-под распахнувшегося халата выглядывали костлявые худые ноги, которые теперь заканчивались уродливыми обрубками толстых пальцев с жёлтыми ногтями.

Что же ты за тварь...

Я оглянулся на запертую дверь, ключ был в замке, отлично. Тихо повернул его ещё на один оборот, теперь нас точно никто не побеспокоит. Подошёл к свисающей с потолка бабульке, ухватился за болтающиеся полы халата...

Почём там, говоришь, хлебушек был?

И дёрнул со всей силы вниз.

Уборщица грохнулась на спину, зашипела, тут же вскочила, встав на четвереньках посреди комнаты. Перебирая сморщенными ладошками, она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что нарушило её покой. Скользнула мимо меня взглядом, затем шумно втянула воздух носом, принюхиваясь. Вроде бы успокоившись, Нина Михайловна залезла на стену, с неё перебралась на потолок и приступила к прерванному занятию. Только сейчас я понял, что ослабел ещё сильнее. Ну всё, пора с этим заканчивать. Я поднял за ножки стоявший рядом увесистый стул, размахнулся и ударил, целясь ей в голову. В последний момент она отпрыгнула в сторону, перехватив моё оружие одной рукой.

– Попался, неспокойный какой, – прошипела старуха, ощерив пасть в жутком оскале гнилых зубов. – Т'ала карс так'ка наул кин та! Давай посмотрим на тебя...

В следующую секунду светящаяся оранжевая сеть упала сверху, облепляя со всех сторон. Я закрутился на месте, стряхивая с себя приставучие липкие щупальца.

– Нове-е-е-е-енький – просипела Нина Михайловна, оказавшись внезапно возле меня. – Не-е-е зря я тебя приме-е-е-етила-а-а-а-а-а, любопы-ы-ы-ы-ытного такого.

Я стремительно терял силы, в голове зашумело, перед глазами всё поплыло. Продолжая яростно сбрасывать с себя светящиеся тонкие нити, я качнулся вперёд и упал на одно колено, успев упереться рукой в пол. Уборщица, по-паучьи расставив ноги и руки, присела рядом, словно любуясь моей агонией. У меня оставался последний шанс.

Рванувшись судорожно вперёд, я оказался вплотную к твари. Протянул бестелесную руку и погрузил ей по локоть в грудь. Почувствовав в ладони трепыхание бабкиного сердца, я мстительно усмехнулся и сжал его в кулак, насколько оставалось сил.

продолжение следует

Она рассказывала всё громче и громче произнося каждое слово. Попеременно рыдая и смеясь она говорила:

«Несколько лет назад, мы с Мишей ехали в город, чтобы погостить у тети. Но доехать нам было не суждено. На нас напали. Их было трое. Трое мужчин. Они убили извозчика, а нас вытолкнули в грязь. Мишу били, а меня держали. В один миг он всё же вырвался и оглушил того кто держал меня, давая мне возможность убежать. Я побежала и оглянувшись на миг увидела как его… ударили ножом по горлу.

Я бежала так быстро, как могла. Один почти догнал меня, но я вовремя успела прыгнуть в воду. Переплыла на другой берег и побежала дальше. Затем я укрылась в этой пещере. Думая, что здесь-то меня не найдут.

Но как же я ошибалась. Он пришел, смотря на меня как зверь. Я кричала, просила не трогать меня, а он только смеялся. Повалил меня на землю и порвал платье. Когда я пыталась укусить его в ответ он ударил меня по лицу. Я поняла, что сопротивляться бесполезно. Как же мне было так больно. Когда из последних сил я вырвалась, он достал нож и вонзил его мне прямо в живот. Потихоньку теряя силы я увидела как он смотрит на воду.

Он затрясся от страха. Это пришёл дядька. Он также стоял в воде как тогда, когда ты его видел. Схватив разбойника утащил в воду. Я наблюдала как пузырьков на поверхности становилось всё меньше, пока совсем не прекратили выплывать. Я умерла радуясь, что за меня всё же отомстили.

Душа вышла из тела и я долго смотрела на свой труп. Не знаю сколько дней. Сколько дней я молила, чтобы выбраться отсюда! И посмотреть на Мишу в последний раз. Со временем моя печаль превратилась в злость, я стала мечтать наказать виновных. Это мысль сводила меня с ума. Видя мои муки дядька сжалился и отдал мне мое тело, но чтобы я не сбежала приковал меня здесь.

Я долго звала их. И вот они пришли. Как сладка была моя месть! Я уже с радостью взирала, как гниют их трупы и рыбы съедают их плоть.»

Ясмине не понравилось, что в глазах Русалана она видит лишь жалость:

– Мне правда жаль Ясмина… Если бы я знал, то постарался бы тебя спасти.

– А ты знаешь, что они кричали когда убивали нас? – Ясмина молча ждала, когда он ответит, но он продолжал непонимающе смотреть на неё.

Тогда Ясмина продолжила:

– Они спрашивали : ГДЕ КОЛЬЦО?!

Лицо Руслана за секунду поменяло выражение. Оно сменилось осознанием всей правды. Эта правда была ужасной. Всё теперь прояснилось, он больше не хотел вырываться. Боль была теперь появилась у него в душе.

– Что? Нет… не может этого быть…

«В тот день, когда она ему отказала, юноша с горя пошел напиться. Принять отказ было сложно. А когда осознание от выпитого алкоголя притупилось, он кричал на всю деревню:

«Я подарил ей кольцо, а она мне отказала! Да на него можно жить безбедно много лет, но эта дура отказала мне!»

Неизвестно сколько людей слышали это, но этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы местные разбойники пошли на убийство.»

Тяжкий груз вины обрушился на парня. Он долго думал, что сказать в своё оправдание.

– Ясмина, я виноват, я признаю. Пожалуйста, прости меня. Ты можешь сделать со мной всё что хочешь, но прости. Я не знал тогда, что всё так обернтся.

Она ослабила хватку и Руслан вырвался. Он сразу принялся потирать рану. А Ясмина подошла к проему.

– Ты не знал, я знаю. Но я заставила тебя испытать часть моей боли и страха. Чтобы ты осознал, что наделал!

Она обернулась и было видно, что это вовсе не та Ясмина, что была когдато. Некогда прекрасное лицо стало лицом покойника: трупные пятна, синюшная кожа, изъеденная червями плоть. Но Руслан не боялся смотреть на когда-то любимую девушку.

– Прости… – искренне ответил парень, – Ясмина, поверь. Я теперь и сам себя ненавижу. Если бы я только мог всё исправить… Я бы жизнь свою отдал за вас с Мишей.

Договорив он приложил руку к груди, показывая этим, что клянётся и говорит правду. Ясмина печально кивнула.

– Я прощу тебя, но за это ты должен сделать только одно: похорони нас как положено.

После этих слов она прошла через проем и остановилась у входа в пещеру. Руслан сразу же последовал за ней. Тощее тело покойницы выглядело жалко. Она вся сгорбилась и уже пересекая черту у входа в пещеру мёртвым грузом упала вниз, чтобы больше не шевелиться. Парень растирая слезы по лицу припал на колени. Сердце в груди болело.


Собравшись с последними силами Руслан поднял её тело на руки и побрёл по дороге. Долог был его путь в деревню, но он заставлял себя идти. Измученный, обессиленный он всё равно шл. Пока не упал у самых ворот. Места где они жили когда-то. Люди с ужасом смотрели в сторону их распростёртых тел.


Конец

Совёнок. часть - 10

То что произошло далее, Никодимыч запомнил смутно. Помещения бомбоубежища были заполнены фиолетовым дымом и у него сразу начала кружиться голова. Анна уговаривала его остаться у входа, но он не послушался и упрямо брёл за ней прикрывая спину. Кашлял, харкал, но шёл не успевая удивлять открывшимся ему чудесам. Он знал, что игрушки разграбили посёлок и разобрали на запчасти всю технику, но он совершенно не понимал этих машин, хитроумных устройств которые стояли тут повсюду без всякого порядка. Техника гудела, трещала, с потолка сыпались искры, слышался истошный визг циркулярной пилы отчего голова болела ещё сильнее.

— Под ноги смотри! — шипела Анна и он испуганно дёргал ногой пропуская маленькие заводные игрушки волочившие на себе шестерёнки.

— Что это такое? Хррр…Тьфу!

Никодимыч выплюнул смачный зелёный ком соплей и тот повис на решетчатом ящике с антеннами.

— Процесс.

— Процесс, чего?

— Филиал завода, в первую очередь должен обеспечить себя необходимыми запасами энергии, а потом начинается строительство и расширение. Стандартный процесс. Далее идёт выпуск первых изделий: сборщиков и охраны. Не думаю, что они успели сделать много охраны. Далее, сборщики должны начать собирать более сложные конструкции для выпуска новых более совершенных изделий… — на ходу объясняла Анна.

— А кому нужны изделия? Кто их покупать будет?

— Такой задачи в процессе не существует. Существует только понятия: сделать много и сделать достаточно. Так всегда было. Так работал завод.

— Это как при Советской власти что-ли? Выполнить план и перевыполнить?

— Да. Это старая, но проверенная временем и потому хорошая задача. Процесс стремиться выполнить её на сто процентов.

— А кто командует? Совёнок?

— Нет. Прототип нужен для формирования процесса и создания первых сборщиков. Он, вроде архива и технической библиотеки.

— Фига-се. Апчхи! Значит кукла главная?

— Нет. Кукла контролёр ОТК. Она должна следить за качеством продукции.

— Да баркас дырявый! Тогда кто главный на этом судне?

— Человек, — Анна странно покосилась в его сторону.

— Какой человек?

— Ты её знаешь.

Никодимыч закашлялся догадавшись, что Анна имеет в виду свою внучку. Ну правильно — кто больше всех с куклами играл? Дашенька. Неужели придётся причинить вред ребёнку? Старику этого очень бы не хотелось. Оставалось уповать на благоразумие своей страшной и прекрасной спутницы. Ну не может, бабушка обидеть свою внучку и всё тут. Она в ней души не чает. С другой стороны сказала. что Петровского самолично съела. От пережитого у него всё больше и больше кружилась голова.

Впереди, на повороте они увидели на стенах яркие отблески света словно бы кто-то баловался со сваркой. Анна насторожилась и пошла медленнее держа на оружие на изготовку. Поворот вывел их в странное большое помещение больше всего напоминающее грот.

Никодимыч прищурился: свет шёл от большой металлической конструкции утыканной лампочками формой напоминающей кольцо. Только вот диаметр у этого кольца был такой, что туда запросто грузовик бы въехал. Кольцо крепилось на арке из из сваренных автомобильных рам и к нему подходили сходни. Оно искрилось. По его внутренней поверхности пробегали маленькие разноцветные молнии. Что было за ним разобрать невозможно. Грот утопал в фиолетовом тумане.

“ Это оно? Транспортное, там его как?” — хотел было спросить он, но вовремя прикусил язык. Из-за конструкции послышалось лязганье и тяжёлые шаги. К ним кто-то шёл.

Никодимыч не удивился увидев очередных игрушек, вернее уже не игрушек, а настоящих роботов собранных из чего попало. Он даже фильм вспомнил: “Остров Ржавого генерала” — вот, точно такие же, только без ржавчины. На плече у одного из них сидела кукла Венилопа.

Анна выругалась и подняв пушку выстрелила целясь в Венилопу. Никодимыч нахмурился: ничего не произошло - ни шума, ни грохота. Анна направила свою пушку на второго и снова нажала на спусковой крючок.

— Сломалось? Дай - кось я…— начал было он и тут до него дошло, что не всякая пушка громко бумкает. Роботы из хлама заискрили и начали разваливаться, а вот кукла убежала. Анна недовольно цокнула языком и закричала:

— Всего два охранника? Не успела наделать побольше? Или может понадеялась на Тяжёлых, со стороны Светозаров? Много ты про них знаешь? Никто тебе просто так Тяжёлых не даст. Максимум на что ты могла рассчитывать, это на третий сорт. Ты никому, там не нужна, в Светозарах!

В ответ раздалось шипение и Никодимыч увидел как фиолетовый газ начал потихоньку уходить. Анна с видом победителя пошла вперёд, а Никодимыч остался. У него в этот самый момент прихватило сердце. Опёршись рукой о угол стены он смотрел как она погружается в фиолетовый туман по пояс и смело идёт к конструкции.

— Ты убила Петровского-старшего, — раздался из тумана зловещий механический голос.

— Это ты его убила, когда начала переделывать своих соседей. Светозарский разум ослепил тебя, — Анна закрутила головой в поисках источника голоса.

— Я не отдам тебе модем! — прошипел туман.

— Мне он не нужен. Мне нужны мои дети.

— Как ты смеешь…Претендовать на то, что не твоё. Ты жалкая пародия на человека…

— Так и ты не человек. Чем ты, как человек, можешь похвастаться? Я, сейчас, больше человек чем ты!

— Все, теперь будет по-другому. Процесс не остановить…

— Я остановлю. Выходи и поговорим как взрослые люди.

Никодимыч присел опершись спиной о стенку. Сердце кололо так словно бы у него в груди сидел иглобрюх. Он понимал, что толку от него в этой катавасии мало, но Анну же нужно прикрыть. Она одна в этом тумане, а кто там шипит против неё? Кто? Он переложил ружьё на колени и пока возился упустил момент нападения на свою женщину.

Он только успел заметить как она упала и полностью скрылась в тумане. А потом туман закричал, завизжал десятками голосов. Никодимыч подслеповато щурился и бесполезно целил ружьё, но в тумане виднелись одни смутные тени. Кто-то с кем-то дрался, кому-то что-то ломали, кого-то раздирали на части. Мимо него пролетел острый кусок металла и вонзился в стену всего лишь в двух ладонях от его головы. Он упал на четвереньки и пополз вперёд волоча за собой ружьё. Туман отступал и в том месте где ещё недавно шла Анна Никодимыч наткнулся на чьё-то изуродованное тело. Пригляделся и ахнул — Фамусов, на краю жил. Весь в маленьких пластинках из толстого пластика, но рожа точно его. И дыра в груди — рука свободно пролезет. Из дыры вытекала бурая тягучая жижа напоминающая отработку. Никодимыч даже пальцем потрогал и понюхал: ну точно!

Снова вгляделся в туман - там продолжали драться. Неподалёку он увидел подходящее укрытие — ржавый мусорный бак и решив, что в данной ситуации храбрецом быть глупо, он поспешил за ним спрятаться.

Анна выскочила из тумана в обрывках сети сплетённой из проводов. Её глаза светились красным светом. В её левой руке Никодимыч увидел голову и часть позвоночника Марьи Николаевны Шаповаловой, а в правой она всё так же сжимала свою самодельную пушку.

— Никодимыч?!! Ты где? Живой? — позвала она.

— Тута я. В засаде, — подал голос старик.

— Отлично. Подержи бандуру, — велела Анна и бросив к ногам деда своё оружие, вновь нырнула в туман. Дед вцепился в пушку обеими руками посчитав её намного надёжнее старого и верного ружья. Что толку бить дробью в этих бронированных? Несовременно. Лучше, он в нужный момент на курок из этой пукалки нажмёт. И тихо, и исподтишка.

— Стой! Ты всех уничтожишь. Ты губишь мою работу, — послышался механический голос.

— Бабусенька, не надо!

Никодимыч узнал голос Дашеньки и выглянул из своего укрытия.

Туман почти рассеялся. На возвышение возле кольца стояла внучка Анны Леопольдовны, прижимавшая к груди игрушку-совёнка, а рядом с ней стояла та самая поганая Венилопа. Никодимыч перевёл взгляд: Анна снова была практически без одежды. Перепачканная кровью и разными цветными жидкостями, она добивала последнего своего противника. Кажется, это был Востряков. Хотя, может и не он. Брюки похожи. От удара её кулака голова соседа разлетелась как тыква под кувалдой. Никодимыч машинально пересчитал лежавших вокруг неё разномастных чудовищ из пластика, металла и плоти — всё сходится. Сегодня: Анна перебила всех взрослых жителей посёлка. Всех своих соседей.

— И этого ты добивалась? Вот этого? Это с ними ты хотела построить свой новый мир? — Анна подняла голову и посмотрела на куклу.

— Ты предательница. Ты пошла против процесса, — проскрипела кукла. — Всё могло быть не так.

— Всё, всегда заканчивается одинаково, когда в процесс вмешиваются люди. Именно поэтому Процесс не должен касаться людей. Всё что ты тут устроила, это воспроизведение старых моделей. Человеческий мир не для них. Светозары должны остаться в Светозарах, — ответила Анна и потребовала. — Отключи тоннель!

— Это не тебе решать. Ты всего-лишь…

— Да, я знаю. Теперь знаю. Я всего-лишь контролёр ОТК. Несчастная и глупая Венилопа, которая размечталась, что может быть человеком, — горько рассмеялась женщина. — Но только и ты ведь размечталась, что можешь стать мной? Верно, Анна Леопольдовна? Или как тебя лучше звать — Комариха? Тебе это очень подходит. Ты буквально выпила всю кровь из посёлка.

— Бабушка, что она такое говорит? — испуганно спросила внучка обращаясь к стоящей внизу женщине.

— Увы, внученька, но она и есть твоя настоящая бабушка. В кукле, её, скажем так, душа. По твоему желанию, я и Угушка, осуществили подмену, — Анна ставшая Венилопой грустно развела руками.

— Угушка, это правда? Зачем? Зачем вы это сделали? — захныкала девочка.

— Это было твоё желание. Прототип исполняет желания своих друзей, — подал голос Совёнок.

Слушающему это всё за мусорным баком Никодимычу снова едва не стало плохо. Он совершенно запутался. Какая подмена? О чём они?

— Я не хотела этого! Мы же играли. Сначала мы улучшили бабушку, а потом всех-всех-всех. Что бы никто не болел, не злился и все были счастливы, — глотая слёзы сказала девочка.

— Не вини себя, внученька, — попросила Венилопа. — Ты ведь слушалась советов куклы и просто играла. Контролировала процесс твоя бабушка. Верно Аннушка? Ты видишь своих соседей лежащих у моих ног? Ты не находишь, что они достаточно счастливы?

— Их можно починить, — проскрипела кукла. — Другой вопрос: что делать с тобой — отступница?

— Прекрати играть в контролёра — Анна! — потребовала Венилопа. — Мы, вместе, вернём всё как было. Растения из Светозар - должны уйти. Мы - должны уйти. Ты получишь назад своё тело, а я получу своё. Произведём обратный обмен, через Совёнка. Это самое разумное предложение.

Кукла повернула голову и посмотрела на кольцо.

— Я тебе не верю. Ты же не на связи. Если ты только дёрнешься, я включу его. С той стороны придёт помощь.

— Ты, ничего не знаешь про эту помощь. Ты сделаешь только хуже. Филиал появившийся в процессе поглотит всю область. Этого нельзя допустить. Одумайся Анна! — взывала к ней Венилопа.

— Да уж лучше так, чем вся моя прошлая жизнь!

Кукла сделала шаг вперёд и встав впереди Дашеньки уставилась на женщину.

— Что ты знаешь о моей жизни? Только обрывки воспоминаний? Знаешь как тяжело мне было жить, как тяжело мне было дожить до старости и с каждым годом наблюдать изменения в худшую сторону? Страна в которой я родилась и выросла — развалилась. Пенсионеры, которые всю жизнь пахали на Родину, стали никому не нужны. Мой огород и тот оказался не нужен моим детям. Меня называли тираном и мечтали, что бы я поскорее сдохла. Постоянные унижения, никаких льгот, места в автобусе никто не уступит…У меня столько опыта, а мой опыт, никому вдоль забора не упал — вот как меня ценят! Именно так ценят любого пенсионера. В больницах пытаются залечить до смерти, в магазинах — обсчитать! Кругом одна ненависть! Власть, за которую я голосую, кидает мне объедки в виде ежегодной прибавке к пенсии, а эту прибавку десятикратно съедает инфляция. За что мне любит такую власть? За стабильность? Меня и любого пенсионера стабильно обкрадывают, а из телевизора врут! Врут! Врут! Улыбаются и врут! Неужели ты думаешь, что я упущу такую возможность изменить этот сраный мир к лучшему? Да я всех положу в топку паровоза Мировой Революции где каждый будет трудится на благо общества и в равной мере будет иметь право претендовать на эти блага.

— Венилопа! Ты говоришь страшные слова! — вскрикнула Дашенька. — Пожалуйста— помиритесь!

— Я не Венилопа! — зыркнула на неё кукла. — Я твоя бабушка, Анна Леопольдовна! Не перебивай старших пока они разговаривают. Твоя Венилопа, вон — внизу стоит. Тело моё оккупировала и захотела привилегий.

И уже обращаясь к женщине крикнула.

— Какие могут быть привилегии у лопаты? Ты инструмент. Механизм. Синтетическая жизнь созданная приносить пользу. Я изучила ваши протоколы. Вас создавали коммунисты. Такие как я. Ты должна служить нам, а не вредить и не вносить смуту в процесс. Кстати, об этом. Вашему процессу уже пятьдесят лет, но вы каждый раз его останавливаете на полдороге. Зачем? Зачем эти замкнутые циклы и бесполезный расход материалов? Зачем эти самоограничения? Я нашла их целое множество. Светозары давно были должны покорить и преобразовать Землю. Они были должны раздавить капиталистов и империалистов. Уничтожить взяточников и хапуг. Всех кто против — поставить к стенке и переработать, однако вы сидите на своём заводе и переливаете из пустого в порожнее. В вашей уникальности нет никакого смысла, а я это исправлю. Доведу процесс до конца.

— Именно так всегда и заканчивается. Столько лет прошло, а слова всё те же. Слова не меняются и поэтому не меняется наш процесс. Коммунисты шли к коммунизму, но почему-то до сих пор не могут договориться друг с другом о видении светлого будущего. Всё им что-то мешает. Наверное потому что один человек во главе процесса, это всегда диктатура и эгоизм. Это всегда насилие и смерть уникальных существ. Это всегда кровь и слёзы, — подытожила Венилопа.

— Коммунизм, это борьба за правое дело! — воскликнула кукла Анна.

— Кого? Человека с человеком? Нас, тогда, пожалуйста, в это не впутывайте! Сами с собой и боритесь. А мы в своём процессе, сами как нибудь разберёмся, без людей.

— Дура! — погрозила ей кукла Анна маленьким кулачком.

— Может и дура. Я не претендую на высокий интеллект. В конце-концов все мы учимся. Я например, осознав себя человеком поняла как это прекрасно и здорово жить, любить, радоваться. Оказывается нам нужно так мало для счастья — знать что нас любят, — Венилопа покосилась на помойный бак за которым сидел навострив уши Никодимыч.

— О какой любви может идти речь, когда такие перспективы? — насмешливо спросила кукла. — Неужели ты втюрилась в старого маразматика? Ааа, ну - да. Видела. Любовь-морковь. Ты ни черта в мужиках не понимаешь. Мы им нужны пока они своё не получат, а потом бегай вокруг них, обслуживай этих кряхтунов, ублажай. Каждому букетику цветов радуйся и надейся, что раз в год он тебе их подарит. Мужики даны бабам в наказание за их доброту — запомни это! Всё зло от них и все беды. Никакого счастья с мужиком не обрести, только проблемы со здоровьем и седые волосы.

Никодимыч замер. Со спины к Венилопе бесшумно подбиралась высокая тень.

— Ты не права, Анна. Вы, люди, не цените то что имеете. Вам подавай всё новенькое, да получше. Есть глаза, а не видите, есть уши, а слышите только то что вам хочется, есть сердце, готовое любить, а вы сами себе противоречите. Ты, сама себе противоречишь. Ты сохранила Никодимыча, значит в глубине души надеялась занять моё место, так вот сейчас, я тебе предлагаю занять его. Возьми своё тело назад и прекратим эту бессмысленную игру…

Венилопа не успела договорить. Тень нанесла свой удар. Дашенька вскрикнула. Никодимыч охнул и прицелился. Существо, поймавшее Венилопу, до пояса походило на паука. У него были длинные паучьи лапы и толстое паучье брюхо, а вот выше пояса тело раздваивалось. Левая половина была Максимом — сыном Анны Леопольдовны, а правая Настей — его женой. Чья-то злая воля соединила супругов воедино. Помимо этого им изменили руки. Левая рука Максима стала металлической клешней с несколькими суставами, а правая рука Насти заканчивалась бензопилой. Венилопу проткнули передними паучьими ногами и подняли в воздух.

Анна самодовольно засмеялась.

— Вот и всё. Конец бесконтрольной бабушки. Я же тебе сказала, что процесс не остановить.

— Что? Да как ты посмела с ними сделать такое — мразь! — в ужасе вскрикнула Венилопа извиваясь в паучьих лапах.

— Посмела-посмела. Я их родитель и вправе решать за них, пользуясь своим возрастом, и авторитетом, — кукла демонстративно потёрла маленькие ладошки.

Никодимыч высунулся из укрытия. Он не до конца понимал в кого ему стрелять, да и сработает ли?

— Нет! — вскрикнула Венилопа заметив его. — Не надо. Только не в них. Умоляю!

— Верно, Никодимыч. На кого ты тут собрался охотиться? — поддержала её кукла Анна. — Тут, все свои. Часть Венилопы помнит моих детей как свою семью и поэтому висит себе спокойненько и не дёргается.

— Анна…Как ты могла? Я же тебя тыщу лет знаю, — прохрипел старый моряк по лицу которого текли слёзы. Не было никаких стариковских сил смотреть на такое изуверство. Всякое видел, но такое, да со своими детьми… Какой тварью нужно быть? Какой бессердечной тварью?

Кукла махнула ему ручкой.

— Уходи Никодимыч, без тебя разберёмся. Ты живи себе, я мешать не буду. Самогонку пей, веселись, лови рыбку. У нас теперь жизнь другая.

— Какая другая?!! — взбеленился старик и наставил на неё пушку — Людей в машины обращать? Насильно? Всех под себя не переделаешь. Мы - разные!

— Переделаю, — улыбнулась Анна-кукла и Никодимыч увидел как внучка загородила собой свою бабушку.

— Дашенька отойди, — попросил он. — Не доводи до греха.

— Она не может, — всхлипнула висящая в воздухе Венилопа. — Все под её контролем, кроме меня.

Паукообразное чудище изогнулось и левая сторона — Максим молча указало Никодимычу на выход намекая всем своим видом, что их терпение не безгранично. Старик опустил голову. Он понимал, что уже ничем не может помочь, служба кончилась, сражение проиграно, а ему милостиво оставили жизнь.

— Анна…Кхе…Кха…как там тебя теперь звать, не домыслю? Надышался у вас в тоннелях. Вообщем - Царица Савская! Я так понимаю: детские игры кончились и ты нонче вся в заботах и трудовых делах. Тело своё заберёшь, отступницу кончишь и дальше вы новый мир строить начнёте где мне, старику, места нет.. — обратился он к кукле.

— Всё именно так, старая беда, продолжай, — благосклонно кивнула та.

— Эмм…Дозволь попрощаться с вами, что-ли? Обнять вас, каждого. Все-ж видать больше не увидимся, — всхлипнув попросил Никодимыч и в знак своей покорности положил пушку Венилопы на землю.

— С чего это вдруг такая сентиментальность? — с подозрением спросила Анна-кукла.

— Ну, считай моё предсмертное желание. Сдаётся мне, после этого газа, я не жилец. Лёгкие все напрочь выкашлял. Попрощаться с вами, с родными и да чё уж, пойду. Пусть меня там, у входа гадина со свалки сожрёт.

Анна-кукла недовольно закатила глаза.

— Давай, только по-быстрому.

Никодимыч не пожелал по быстрому. Подошёл к паукообразному чудищу и обнял за ногу.

— Прощайте Максимушко и Настенька. Не забывайте меня если кем другим станете. Максим, там, в доме под кроватью две канистры, за помин моей души хлопнешь?

Монстр не отозвался только Анна-кукла неодобрительно покачала головой.

— И ты Анька-Венилопа меня прости. Не смог, не сберёг, а очень хотелось. Кукла ты или баба, а всё-ж для меня сердечный друг, хоть на сеновале мы так и не повалялись. Прощай и прости меня, — поклонился он Венилопе.

— Прощай. Прости меня и прощай Никодимыч, — тихо сказала беспомощная женщина.

— Простите меня и прощайте соседи дачные — поклонился Никодимыч обращаясь к останкам раскиданным по Гроту.

— Да хватит. У нас мало времени. Проваливай Никодимыч! — возмутилась кукла.

Старик повернулся к ней.

— В смысле, проваливай? Я с тобой и Дашенькой только попрощаюсь, и уйду.

— Ну, быстрее. Поднимайся сюда! — нетерпеливо топнула ножкой кукла.

Дед вразвалочку поднялся по сходням и попытался обнять Анну-куклу. Та негодующе отстранилась.

— Ну прощай Анна. Экой, ты, нарядной стала и не узнать, — медленно поклонился Никодимыч.

— Прощай старый чёрт. Надеюсь тебя рогатые живьём заберут, сама так и быть пачкать руки не буду, — скорчила недовольную мордашку кукла и помахала ручкой. — Пшёл вон!

— Щас, — снова поклонился ей Никодимыч и обнял внучку Анны Леопольдовны. — Прощай красавица, не забывай старого дедушку.

Та не ответила. Никодимыч поглядел на куклу с укором.

— Поимей хоть каплю совести, Леопольдовна. Отпусти её на секундочку.

— Только на секундочку, — прошипела кукла. — Столько прожил, а всё вокруг в балаган вечно…Скорее давай.

Дашенька ожила и обняла Никодимыча.

— Прощайте дедушка. Всего вам хорошего. Вот и Угушка с вами хочет попрощаться.

— Давай, обниму и Угушку, — кротко согласился Никодимыч принимая совёнка из её рук.

— Стой! Не трогай! — опомнилась Анна-кукла, но Никодимыч в этот момент уже размахнулся и швырнул совёнка в сверкающее от молний кольцо.

Кольцо озарило очередной яркой вспышкой.

— Я так думаю: с чего всё началось? С куклы, которую моя собака нашла? Неее, раньше с этого совёнка, так пусть им и закончится…— начал было говорить Никодимыч, но не договорил. Анна-кукла с визгом бросилась на него и высоко подпрыгнув выколола левый глаз металлической спицей. Никодимыч ослеп и пошатнувшись от нестерпимой боли, упал с конструкции.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Эпилог.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

— Какой же нужно было быть гнидой при жизни, что бы вот так в наглую забрать внучку при родителях и сбежать в Светозары…М-да — ворчал Никодимыч лёжа на импровизированном операционном столе, который соорудила для него Венилопа.

— Я всё понять не могу: как ты догадался? — донёсся до него женский голос.

— Да чё там, сама же трындела про прототип. Я подумал, что-то много он для всех значит, значит тут дело нечисто. Вот и швырнул его, проверить — бахнет или не бахнет? Мне, кстати как тебя теперь величать, слышь? Анькой или Венилопой?

— Как тебе больше нравиться, дорогой. Подожди немного, скоро я доделаю реактор на быстрых нейтронах и мы в два счёта поставим тебя на ноги, — отозвался голос.

— Эх-ма, а не проще ли дизель, слышь Анька? Там дизель в углу стоял? — не унимался старик.

— Дизель, это прошлый век Никодимыч, а нам нужно сохранить соседей и детей пока не вернёмся. Пусть они побудут на консервации, пока мы ездим искать мою внучку.

— Нашу внучку…Нашу. Я к ней сердцем прикипел. Если бы не эта паскуда…Вот почему люди просто не могут жить спокойно и счастливо? — проворчал Никодимыч.

— Ты что-то сказал, любимый? Я не расслышала?

— Я говорю: пушку мне в руку поставь, помощнее. Я, когда эту куклу поганую найду, лично ей модем из пластиковой башки вышибу!

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Почитать можно и тут - https://vk.com/public194241644

получать оповещения там: https://t.me/+B2qSpjem3QZlOTZi

От автора - Совёнок закончен. Больше никаких Совёнков.

Автор Наталия Моцарт.
Второе место  конкурса сообщества CreepyStory и портал Литмаркет.

В траве стрекотали кузнечики.

Антон вышел из домика и резко схватился за бревенчатую стену. Приступ головокружения снова застал врасплох: впрочем, как всегда.

Болезнь, неторопливо вызревающая день за днем, просочилась в окружающий мир липкой испариной. Антон невесело усмехнулся и смахнул со лба крупные капли. Ночь неприятно овеяла голову, с некоторых пор голую, как колено.

Наверное, он никогда не привыкнет к этому ощущению. Попросту не успеет…

Слабость отступила, позволила спуститься с крыльца. Открытый ноутбук тускло светился в темноте; Антон добрел до стола и с облегчением упал на стул. Рука сама потянулась к большой жестяной кружке с отваром душицы.

Вкусно…

Антон с наслаждением откинулся на спинку. Взгляд скользнул по неказистому коньку крыши и метнулся вверх.

В небесах сияла полная луна.

— Ну что — за тебя, круглолицая! — насмешливо отсалютовал ей Антон и вновь приложился к кружке.

Времена, когда он невольно вздрагивал при виде серебряного шара, висящего над головой, канули в прошлое. Болезнь, разделившая жизнь на счастливое «до» и полное усталой покорности «после», отсекла все прежние страхи — и щедро наводнила сознание новыми.

Антон тяжело вздохнул — проклятая одышка не отступала даже на свежем воздухе — подцепил с расписного деревянного блюда румяный пирожок и настороженно прислушался к себе:

Вроде бы, не тошнит.

Пирожок с капустой оказался на диво вкусным. Впрочем, других бабка Машка не пекла. По весне старая соседка долго причитывала, разглядывая осунувшегося и откровенно пострашневшего с минувшей осени Антона, пугающего народ меловой бледностью и черными «фонарями» вокруг глаз.

Другие старухи не замедлили заклеймить смертельно больного соседа наркоманом, но бабка Машка удивила: вместо того, чтобы вместе со всеми перемывать Антону кости, она принялась рьяно его подкармливать. Видать не забыла, как он лет десять назад практически за одно «спасибо» вырыл ей колодец.

Вот были времена…

Антон дожевал пирог, глотнул еще душицы, и устало подпер голову кулаком. И сделать-то ничего не успел — а силы закончились.

Со стороны старой ванны, ржавеющей около навеса, донесся негромкий всплеск. Антон с интересом покосился в ту сторону. Неужели прошлогодняя жаба снова вернулась?

Странно… вроде бы, с утра ванна пустовала: дождей давно не было, и грязная муть, обыкновенно скапливающаяся на дне, пересохла. Что там булькает?

Любопытство пересилило слабость. Антон тяжело оперся о стол и привстал, вытягивая шею.

Некогда эмалированное, а ныне бурое от ржавчины дно скрылось под черной жижей. Воды было немного: примерно на три пальца. Антон озадаченно почесал лысый затылок.

Неужели противная деревенская шпана снова взялась за старое? Ладно, пусть делают с ненужным хламом, что пожелают. Лишь бы не пакостили по крупному: дачники до сих пор содрогались от омерзения, вспоминая, как однажды выловили целое ведро пользованных «резинок» из общественного колодца. То лето выдалось на редкость хлебным для лозоходцев: находка пробудила острый колодцекопательный рефлекс практически во всех обитателях поселка.

В ванне снова забурлило. Антон нахмурился.

По-хорошему, давным-давно стоило спровадить бесполезное корыто на свалку. Определенно, стоило. Еще в тот самый день, четверть века назад, когда сантехники отсекли старую ванну от водопроводной системы родной хрущевки.

Однако ж…

Тогда Антону и в голову не пришло совершить подобное святотатство. Еще бы! Какой русский человек удержится от соблазна последовать обычаю, завещанному предками: «Всю ненужную рухлядь вези на дачу!»?

Вот Антон и отвез. Благо, за помощниками дело не стало.

Ванну, матерясь и чертыхаясь, тащили с пятого этажа всей компанией: даже тощий и щуплый Ярик, от помощи которого вреда было больше, чем пользы, и тот приложил руку.

Лучше бы не прикладывал.

Антон и теперь помнил, с каким грохотом добротная чугунная ванна, отпущенная не сдюжившим другом, летела вниз по лестнице. Благо, не зашибла никого. Только ступеньки покоцала.

Эх, Ярик-Ярик… его не стало тем же летом.

…Лучшему выпускнику ГИТИСа прочили блестящее будущее. Талантливый, дьявольски харизматичный, способный пахать день и ночь артист сумел бы покорить любую вершину — но бесславно окончил свою жизнь под колесами случайного локомотива.

Антон до сих пор не понимал, кой черт дернул Ярика лезть посреди ночи через рельсы. Особенно если учесть, что до пешеходного моста от тех злополучных гаражей было рукой подать.

Неужели, и правда, на роду было написано?..

Известие о гибели Ярослава стало ударом не только для его матери и двоих близких друзей:

Последние четыре года перед смертью Ярик блистал на сцене. Он ворвался на нее ярким метеором, спонтанно, внезапно. Дебютировал в дымных, прокуренных клубах — а после, совершив невероятный прыжок через головы многих и многих менее ярких служителей Мельпомены, вломился на подмостки театров. Судьба отнеслась к безымянному выскочке более чем благосклонно: спустя немного времени молодой тенор получил несколько главных ролей в столичных спектаклях.

Столь стремительное рождение новой звезды неминуемо повлекло за собой цепную реакцию:

Фан-клуб Ярослава, зародившийся во времена выступлений в низкосортных пабах, стремительно разросся за счет нескольких сотен экзальтированных, беззаветно влюбленных в своего кумира девиц. После известия о неожиданной гибели красавчика-идола, его фанатки обезумили.

Кульминация драмы случилась во время похорон. Антон и Вовка запомнили тот день навечно.

Огромная толпа, пестрящая плакатами и транспарантами, стала видна на подъезде к кладбищу. Воздух зазвенел от несмолкающего, неразборчивого речитатива, безостановочно скандируемого несколькими сотнями глоток:

«Он-не-у-мер!». «Он-не-у-мер!». «Он-не-у-мер!».

— Что они орут? — растерянно поинтересовался Антон, оглядываясь на Вовку, сидящего сзади.

Машина, замедлившая ход, неторопливо приближалась к воротам кладбища. Речитатив зазвучал громче:

«Он-не-у-мер!!!». «Он-не-у-мер!!!». «Он-не-у-мер!!!».

Антон ощутил предательский холодок на загривке.

— «Он не умер?», — растерянно уточнил Вовка, тоже наконец-то расслышавший фразу, выкрикиваемую множеством девичьих глоток. Снова и снова. Десятки и сотни раз.

— Они что — ненормальные?! — поразился Антон — и не замедлил убедиться в правильности своего предположения:

Лицо покойного смотрело на него отовсюду.

Фанатки не поскупились. Антон насчитал более сорока широкоформатных, красочных полотнищ, реющих над памятниками и оградками — а после сбился со счета.

Ярослав был на каждом из них. Единый, во множестве ликов, воплощенных им на сцене. Фан-клуб припомнил все его роли. От бродяги, до Гамлета. От клоуна, до чернокнижника и темного принца.

Наверное, в любой другой ситуации Антон впечатлился бы увиденным. Но…

Он приехал, чтобы проводить в последний путь своего лучшего друга. Ярика, с которым был неразлучен с первого класса.

И обнаружил у разверстой могилы оргию.

Ревущая размалеванная гурьба, судя по всему, явилась сюда с одной целью: поглумиться над смертью своего кумира. В толпе не было видно ни одного венка. Зато огромные, набитые готическими шрифтами надписи, соседствующие с фотографиями, заполонили все видимое пространство. Громоподобный ор, транслирующий написанное, причинял ушам боль:

«ОН-НЕ-У-МЕР!!!». «ОН-НЕ-У-МЕР!!!». «ОН-НЕ-У-МЕР!!!».

Катафалк достиг кладбищенских ворот.

— Мальчики… да что же это?.. — дрожащим голосом прошептала мать Ярика, награждая Антона и Вовку беспомощным взором. — Да как можно вести себя так… на кладбище?!

Судя по всему, открывшееся глазам зрелище до глубины души шокировало несчастную женщину, горько оплакивающую гибель своего единственного сына.

— Не обращайте внимания, — сквозь зубы процедил Антон и первым вышел из машины. — Не смотрите на этих скачущих макак, Анна Григорьевна. Они того не стоят.

Администрация кладбища, судя по всему, не на шутку озадачилась происходящим и сообщила, куда следует. На главной аллее похоронную процессию встретили менты. При виде парней в форме, Антон слегка расслабился:

В самом деле, не станут же фанатки устраивать дебош в присутствии стражей правопорядка? Что до криков… пусть орут, что хотят. Мертвому Ярику уже все равно.

Однако одними поклонницами дело не ограничилось: пресса тоже решила внести свой вклад в прощание со звездой:

Журналист появился внезапно, словно из-под земли вырос; Антон вздрогнул от неожиданности. Рядом тотчас замаячил телеоператор, вооруженный угрожающего вида камерой.

Вот только этого не хватало!

— Сколько вам заплатили за участие в сегодняшней мистификации?! — пронзительным фальцетом взвизгнул журналист, тыкая микрофоном Антону прямо в лицо.

Тот остро пожалел, что обе его руки заняты гробом. После службы в горячей точке, Антон, мягко говоря, недолюбливал окружающих, склонных к резким движениям рядом с его персоной. Журналёнышу могло не поздоровиться.

Увы, сопляк явно не умел читать чужие мысли:

— Эти «похороны» — пиар-компания в поддержку нового мюзикла с участием Ярослава? — не унимался он, подскакивая на тоненьких ножках, будто в насмешку обтянутых узкими джинсами с висящей до колен мотней. — Когда наш дорогой кумир планирует вернуться? Прямо во время премьеры, в образе вампирского князя?

Антон заскрежетал зубами. Желание хорошенько двинуть напомаженному гаденышу становилось нестерпимым.

— Это правда, что покуда безутешные фанатки оплакивают его фиктивную гибель, Ярослав тайно женился на своем коллеге по сцене и отправился в романтическое путешествие на Бали?! — журналист стрекотал, забывая прерываться на вдохи. Гробовое молчание собеседника ничуть его не смущало — а у Антона сдали нервы:

— Пошел вон, пока зубы целы! — не сдержавшись, рявкнул он, оскалившись.

Проняло. Щенок испуганно отшатнулся и с остервенением забубнил в камеру:

— Итак, мы стали свидетелями того, что инсайдерская информация, полученная вашим покорным слугой буквально за час до так называемого «погребения», вызвала весьма красноречивую реакцию! Означает ли это, что скандальная связь с Александром Разрушенным, в которой поклонники давно заподозрили Ярослава, действительно переросла в нечто большее? Что же! Мы можем пожелать Звездному Мертвецу и его сиятельному избраннику лишь счастья — и, разумеется, триумфального возвращения из «загробного мира»!

Антон заскрежетал зубами.

Потоки грязи, лившиеся на Ярика при жизни, не только не иссякли после его смерти — похоже, они стремительно увеличили размах.

«Звездный Мертвец» укатил на Бали со своим злейшим врагом, который подлостью и интригами едва не растоптал более талантливого соперника в самом начале его карьеры?! От концентрированной пошлости этого предположения Ярика бы стошнило.

Хотя… может быть, он бы и посмеялся. У друга всегда было несколько извращенное чувство юмора. Ведь ржал же он над многочисленными фанфиками, в которых его сношали с добрым десятком коллег по шоу-бизнесу! Отечественная страсть подозревать всех мало-мальски популярных артистов и певцов в содомии, воистину, не знала удержу.

Ярик-Ярик… глаза обожгло соленой влагой.

Ну зачем тебя понесло под тот проклятый локомотив?! Не зря Анна Григорьевна говорила, что полуночные репетиции в театрах не доведут до добра!..

Траурная процессия достигла оградки, принадлежащей семье Ярослава. Темный провал могилы чернел посреди зеленой травы раковой опухолью. Комья земли рассыпались вокруг темным созвездием метастазов.

Носильщики опустили гроб и разошлись в стороны. Настало время отпевания.

Пожилой священник вышел вперед, открыл рот — и его слова потонули в оглушительно громкой музыке:

— «ТЫ ЗНАЕШЬ, Я БУДУ БЕССМЕРТЕН. ТЫ ЗНАЕШЬ — А Я НЕ УМРУ...», — грянуло над кладбищем.

Антон ощутил, как зашевелились волосы на затылке: он с первого аккорда узнал нашумевший сингл Ярика. По горькой иронии судьбы, песня о бессмертии стала последней студийной записью погибшего друга.

Рядом захлебнулась слезами Анна Григорьевна.

Мир перед глазами окрасился алым цветом ненависти. Бесноватые соплячки не щадили тех, кто действительно любил Ярослава. Неужели ни одна из скачущих в исступлении шлюшек не задумалась о том, каково будет матери услышать голос навсегда ушедшего сына?! Прямо во время похорон?!

— Вызывай подкрепление!!! — во всю мощь гаркнул стоявший рядом с Антоном мент, обращаясь к напарнику. — Кажется, сейчас рванет!!!

Как в воду глядел.

— ЯРОСЛАВ ЖИИИИВ!!! — вопль, мгновенно помноженный на несколько сотен глоток, раскатился по кладбищу. Одна из девиц, бесновавшихся в первом ряду, внезапно сорвалась с места, одним прыжком перемахнула через невысокую кованую оградку — и бросилась к гробу.

— Куда?! А ну, стой!!! — заорал Антон, кидаясь ей наперерез.

Встретились они аккурат у края могилы.

Антон перехватил взбесившуюся девчонку за талию, намереваясь оттащить ее прочь — и тотчас получил коленом куда не следует. Подошвы заскользили по жидкой грязи: накануне над городом бушевала гроза.

Антон нелепо засучил ногами, потерял равновесие — и рухнул в пустую могилу вместе с истошно визжащей фанаткой. На головы им посыпались комья сырой земли.

Это стало последней каплей для перевозбужденной толпы:

Грянул взрыв.

Антон, наплевавший на верещащую девчонку, ставшую причиной его падения, выскочил из ямы, словно ошпаренный. И угодил прямо под ноги свихнувшему стаду.

Исступленно воющие фанатки в мгновение ока снесли хилую преграду в лице четверых ментов, расшвыряли немногочисленных близких Ярослава, повалили чугунную оградку — и ринулись к гробу.

Антон, которому чудом удалось подняться на ноги, отчаянно рванул в сторону белой, как полотно, Анны Григорьевны. Вовка обретался там же. Глаза у друга были круглыми от шока.

— Нужно выбираться отсюда!!! — рявкнул Антон, силясь отплеваться от могильной жижи, забившейся в рот, нос и даже глаза. Слова потонули в оглушительном гвалте.

Анна Григорьевна плакала навзрыд, силясь вырваться из рук удерживающего ее Вовки:

— Ярик!.. Ярик!... — снова и снова надрывно звала она, остановившимся взглядом наблюдая за визжащей на одной ноте толпой, сгрудившейся у опрокинутого в грязь гроба. — Не трогайте моего мальчика!!! Слышите?! Не трогайте его!!!

Материнские мольбы пропали втуне:

Раздался пронзительный треск. Волосы у Антона встали дыбом от ужаса: он понял, что шакальё вскрыло крышку.

Вопли «Он не умер!» внезапно стихли. Над кладбищем воцарился краткий миг тишины.

— Ярослав!!! Это Ярослав!!! — истошный визг вспорол воздух. — Он мертв! Мертв!!!

Толпа, мгновение назад неудержимо рвавшаяся к гробу кумира, внезапно застыла — а после кинулась врассыпную. Крики, вопли, надсадные рыдания заметались между надгробий, взлетая к небесам.

Паника захлестнула собравшихся девушек. Некоторые из них попадали в яму, повторяя нелицеприятный полет Антона и первой дурехи.

Гроб с останками Ярослава перевернули в давке, и он исторг из себя искалеченное тело.

Антон понял, что сходит с ума. Представшая глазам сцена могла бы принести «Оскар» любому фильму ужасов:

Искривленные ужасом лица; перемазанные жидкой грязью, воющие на одной ноте девки, кишащие в могиле и лезущие из нее на манер восставших мертвецов; изрубленный колесами Ярослав, которого не зря хоронили в закрытом гробу… а еще — запах.

ЗАПАХ!!!

— Прости меня, Ярик!.. — сдавленно выдохнул Антон — и рухнул на колени, стремительно прощаясь со вчерашним скудным ужином.

Звук опорожняемого желудка органично вплелся в финальный проигрыш отзвучавшей песни:

Покойник, в последний раз поклявшийся в собственном бессмертии, наконец замолчал. Через пару минут на место происшествия прибыл ОМОН.

В итоге, Ярослав получил славу, о которой едва ли когда-либо мечтал: видеосюжет о его похоронах облетел весь мир. Популярность погибшего артиста вознеслась до небес, но его могилу так и не сумели найти: Анна Григорьевна забрала оскверненное тело сына, втайне от всех предала его земле, и скоропостижно скончалась от сердечного приступа.

…После тех событий Антон и Вовка пили, не просыхая, неделю.

— Знаешь, Антоха… — едва ворочая языком, пробормотал Вовка в первый вечер возлияний. — Я завязываю с рыбалкой.

Антон поднял на друга мутный взгляд.

— С чего бы это?

Вовкина страсть к удочкам и крючкам давно стала притчей во языцех.

— Не хочу… как Ярик… — сумрачно сообщил друг, решительно наливая себе еще водки.

Антона пробрал озноб. Значит, не ему одному, в связи с последними событиями, припомнилось ртутное зеркало, когда-то подсунутое бабкой Машкой.

— Ярик видел в ту ночь поезд, помнишь?.. — невнятно продолжал Вовка, одним махом опрокидывая в себя стопку. — А я — рыбину… Здоровую такую… мы тогда ржали… а оно вон как вышло. Ярик уже того… всё. Под колеса — и каюк. А я вслед за ним не хочу, понятно?

Антон попытался разозлиться — и не смог. Продолжить надираться оказалось куда проще.

— Дело твое, — буркнул он, с хрустом откусывая огурец. — Мне все равно… Я с Земли один хрен никуда не иммигрирую.

— Ты это к чему? — не понял основательно окосевший Вовка.

— К тому, что мне в ту ночь приснилась полная луна, — напомнил ему Антон. — Большая такая… белая. И если ей суждено упасть мне на голову — я этому никак воспрепятствовать не сумею. Такие дела.

— Такие дела, — согласно кивнул друг — а после со стуком уронил голову на стол, точнехонько между двумя бутылками с самогоном, и захрапел.

Антон попытался, было, последовать его примеру — но не смог.

Дурные мысли тяжело заворочались в воспаленном мозгу. Чертов Вовка растравил душу и слился. Вот всегда с ним так! Еще и бабку Машку приплел.

Впрочем… не зря, наверное, приплел. Ведь это она подсунула им то зеркало. «Поиграть» предложила.

Ну, вот они и доигрались…

К «игре» тринадцатилетние сопляки подошли чин по чину: дождались полуночи, раздобыли свечи и мел, начертили пентаграмму и даже наточили осиновые колы.

— Ну что, пацаны, — Ярик, самый шебутной из компании, всегда был у них заводилой. — Кого призывать будем? Черта? Демона? Фамильяра?

Вовка неуютно поежился.

— А может, лучше погадаем? — неуверенно поинтересовался он. — Зачем нам демон?..

Ярик переглянулся с Антоном и громко расхохотался:

— «Погадаем»? — вздернув брови, издевательски передразнил он друга. — На кого? На женихов, что ли?! Не смеши мои кроссы, Вован! Мы что — девки какие?!

Вовка мгновенно скис. Ярик, склонный к театральщине, частенько перегибал палку.

Антон нахмурился и поспешил другу на выручку:

— А чего это ты сразу про женихов заговорил? — насмешливо подколол он негласного лидера. — Бойфренда заиметь решил? К сценической карьере готовишься? По евространдарту?

Ярик насупился:

— Девки всегда гадают на женихов, — упрямо буркнул он. — С зеркалом и свечами. На Святки.

— А ты про девок забудь, — решительно отрезал Антон. — Мы, к твоему сведению, мужики. И гадать будем, как настоящие мужики!

Вовка встрепенулся.

— А на что гадают настоящие мужики? — с неподдельным интересом спросил он.

Антон на мгновение замешкался, лихорадочно соображая. Обвел притихших друзей многозначительным взглядом, растягивая время — и бухнул первое, что пришло в голову:

— На смерть!

Прокатило.

Идея пришлась по вкусу: оскорбленный Ярик мгновенно перестал сверкать глазами, а обиженный Вовка — шмыгать носом. Антон, единственный не впечатлившийся собственным, выданным на-гора, лишь бы не опозориться, предложением, ощутил себя котом Леопольдом.

В самом деле, какую фигню только не выдумаешь, лишь бы любимые друзья не рассорились из-за старой стекляшки!..

Ярик и Вовка, мгновенно позабывшие о раздоре, запалили свечи, установили зеркало в центре кривоватой пентаграммы и, усадив Антона между собой, уставились в мутную глубину, тускло сверкающую из почерневшей от времени железной рамы.

— А как вообще надо гадать? — шепотом поинтересовался Вовка и ткнул Антона локтем в ребра.

Тот чуть зубами не заскрипел от досады. Ему-то откуда знать?!

— Просто сиди тихо и думай о том, что хочешь узнать! — шикнул он на друга. — Будешь болтать — ничего не получится!

Вовка тотчас притих.

Зевать они начали почти сразу. Ярика вырубило первым: он уронил голову на стол, едва не угодив длинными рыжими вихрами в пламя свечи. Вторым отключился Вовка. Антон оказался самым стойким. Обрадовался окончанию фарса, попытался осторожно выбраться из-за стола, не разбудив при этом друзей — и сам не заметил, как заснул.

Тогда-то все и случилось: Ярик увидел грохочущий железнодорожный состав, Вовка — пресловутую рыбину, а Антон — сияющую в небесах полную луну.

Проснувшись поутру, они поржали над «гаданием», вернули бабке Машке ее «магическое зеркальце», на проверку оказавшееся отличным снотворным, да и забыли обо всем на долгие тринадцать лет.

…А потом Ярик, заснувший перед зеркалом первым, угодил под поезд и умер.

Вовка сдержал обещание, данное в пьяном угаре, и завязал с рыбалкой. Антон молча покрутил пальцем у виска, но оставил друга в покое: сам он не верил в мистику и отказывался связывать трагическую гибель Ярослава с вещим сном.

Минуло еще тринадцать лет… и гром грянул снова.

Вовка погиб, совсем как Ярик. Летом. В июле. Наступил на свежемороженую кильку, которую разбесившиеся сыновья-шестилетки уронили со стола на пол, поскользнулся, ударился виском о косяк — и отбыл на тот свет.

Так Антон остался совсем один. Вся былая бравада рассеялась, как дым.

Ярика не стало в двадцать шесть, Вовка дожил до тридцати девяти. Антон произвел нехитрый подсчет, осознал, что пятьдесят второе лето, скорее всего, станет для него последним, и почти не удивился смертельному диагнозу, озвученному врачами прямо перед полувековым юбилеем.

Зеркальце и впрямь оказалось магическим.

…Протяжный чавкающий бульк, донесшийся со стороны старой ванны, заставил вздрогнуть. Антон очнулся от задумчивости, возвращаясь на залитую лунным светом лужайку, и с удивлением обнаружил, что уровень черной жижи поднялся до середины ржавых стенок.

Да что за чертовщина?!..

Мокрый клеенчатый нос уткнулся в ладонь.

— Здорово, Чацкий, — рассеянно поприветствовал пса Антон. — Гляди, что творится, дружище. Ванна сама собой наполняется… искупаться, что ли?

Чацкий ответил ворчанием. Антон улыбнулся, заслышав знакомый звук — и одеревенел.

Он только теперь осознал, что собственными руками похоронил верного пса, умершего от старости прошлым летом. Здесь, на дачном участке…

Кого же он, в таком случае, гладит прямо сейчас?..

— Слушай, пес, — дрогнувшим голосом прошептал Антон. — Давай ты окажешься Жучкой, Шариком… — да хоть Шуриком! — и тихо свалишь отсюда, хорошо? Я не стану к тебе оборачиваться. Не хочу.

Под рукой заскулили. Сопливый нос снова ткнулся в ладонь — а потом его обладатель встал и неторопливо вышел в поле зрения едва дышащего Антона. Тот обреченно обмяк на своем стуле:

Надо было зажмуриться…

На траве сидел Чацкий. Это не подлежало сомнению: Антон и через сто лет не сумел бы забыть своего здоровенного овчара-альбиноса, обладавшего самой голливудской улыбкой на свете.

Взгляд сам собой метнулся к полной луне. На душу внезапно снизошло спокойствие.

— Ты пришел за мной, да? — негромко спросил Антон, заглядывая в тусклые инфернально-зеленые собачьи глаза — а ведь при жизни Чацкий пугал народ исконно-альбиносовскими ярко-алыми глазищами... — Сегодня июльское полнолуние… Мне пятьдесят два. Пришла пора присоединиться к Вовке и Ярику?

Чацкий коротко тявкнул.

За плетнем раздался невнятный шорох. Антон повернул голову на звук — и вспотел.

Он увидел Ярика, который неторопливо высвобождался из могилы, целеустремленно разгребая землю скрюченными мертвыми пальцами.

Антон с воплем ужаса вскочил на ноги.

Неужели Анна Григорьевна перед смертью сошла с ума?! Она действительно закопала Ярика здесь, на даче у Антона?!

Прямо под забором?!

Почему соседи не помешали ей сделать это?!

— Ты… ты… ты…. — заикаясь и задыхаясь, забормотал Антон, пятясь все дальше от восстающего друга. — Ярик, это ты?.. Что… т-ты… тут д-делаешь?!

Ярослав одним движением выпростал из земли ноги, с хрустом выпрямил искалеченное тело, вытряхнул грязь из рыжих кудрей — и усмехнулся, глядя на Антона тусклыми фосфоресцирующими глазами. Точно такими же, как у Чацкого.

— Ну, привет, друг, — странным скрежещущим голосом произнес он и шагнул в сторону Антона. — Давно не виделись!

Антон гулко сглотнул. Пирожок с капустой недружелюбно заворочался в глубине желудка. Ярик смердел мертвечиной прямо как тогда, на кладбище.

— Ну тихо, тихо, — утешающе хлопнули Антона сзади. — Не стоит снова хвастаться своим завтраком, Антоха. На этот раз Ярик точно обидится!

Антон героическим усилием воли сдержал вопль, вместе со рвотой рвущийся изнутри, и резко обернулся:

За его плечом стоял Вовка.

Мокрый, как мышь, с кровью, блестящей на виске, и ногами, утопающими в черной жиже, плещущейся вровень с ржавыми бортами ванны.

— И ты тут… — обреченно прошептал Антон, отшатываясь от третьего восставшего мертвеца с неестественно-зелеными глазами.

Ярик беззлобно рассмеялся:

— А ты чего ждал, Антоха? — поинтересовался он, театральным жестом простирая руку к небу. — Полная луна — родная сестра дьявола. Вот он и отпустил нас сегодня сюда, к тебе. Пойдем, дружище. Наш господин тебя уже заждался!

Антон в неверии покачал головой, оглядывая Чацкого, Ярослава и Вовку, выстроившихся перед ним полукругом.

— Значит, это случится вот так?.. Вы просто заберете меня с собой? И… все? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Да, — безмятежно подтвердил Вовка, протягивая ладонь. — Пойдем?

Антон устремил последний взгляд на полную луну.

Большую.

Белую.

Луну, пришедшую за ним из сна тридцатидевятилетней давности.

— Пойдем, — легко согласился он и ухватил своих мертвых друзей за руки.

Через мгновение его не стало.

***

Мужчина, в одиночестве замерший перед раскрытым ноутбуком, испустил последний вздох.

Агент М отворила калитку, без страха приблизилась к соседу, и навеки закрыла его опустевшие глаза, в которых отражался круглый серебряный шар полной луны.

Узловатые пальцы легко запорхали над клавиатурой. Эксперимент, растянувшийся на полвека, завершился. Архив Фонда пополнился новой статьей об Аномалии, тревожащей умы сотрудников вот уже тысячу лет:

«Объект №: SCP-235-96

Класс объекта: Безопасный

Особые условия содержания: SCP-235-96 необходимо держать вне зоны досягаемости человеческих детенышей мужского пола в возрасте тринадцати лет. Для прочих представителей вида Homo sapiens SCP-235-96 не представляет опасности.

Описание: SCP-235-96 — это старинное ртутное зеркало размерами 0.25 м х 0.15 м. Заглянувшие в него человеческие мальчики (возраст: 13 лет) засыпают в течение четверти часа после контакта с объектом и видят во сне обстоятельства своей будущей смерти. Контактеры погибают в возрасте, кратном 13: в двадцать шесть лет, тридцать девять лет и т. д.

На данный момент механизм действия SCP-235-96 до конца не изучен».

База данных сухо щелкнула, принимая отчет Агента. Спустя минуту, под текстом загорелась мерцающая алым фраза:

«Дальнейшие исследования объекта № SCP-235-96 запрещены руководством Фонда».

Агент М кивнула своим мыслям. Ярослав, Владимир и Антон останутся последними жертвами Ртутного Зеркала.

Фонд принял правильное решение.

Конец.

Право на озвучку принадлежит каналу ЛИМБ.

Ссылку перешлю автору, так что пишите ваше мнение по поводу рассказа!

– Руслан! Руслан!

Руслан открыл глаза и его затошнило. Изо рта вырвался поток воды. Когда всё прошло он понял, что кругом только темнота, не зги не видно.

«Где я? Неужели я всё ещё в этой пещере?»

Парень ощупывал почву под ногами, но и она ответа не давала вокруг только земля и камни. Тишина нарушалась лишь редкими звуками падающих капель. Еле передвигая ноги парень попытался идти, но тут недалеко послышалось хлюпанье воды. Он напрягся. Звуки воды сменились лязганьем цепи по камню.

– Ты всё ещё жив, потому что я не закончила! – звучал голос Ясмины, который сменился из наивного в злой.

– Что ты хочешь от меня нечисть? – он говорил как можно спокойнее и при этом старался как можно дальше отползти от голоса.

– Я Ясмина! Или ты забыл?

– Ясмина никогда со мной так не поступила бы!

– Раньше я была глупой и слабой. Но сейчас в моих силах многое. Я могу с лёгкостью убить тебя!

Руслан чувствовал слабость, тело сводило от холода, но он заставил себя встать. Благо под рукой была каменная стена о которую можно опереться.

– Так сделай это, не томи! Вот он я.

– Хочешь умереть с честью? Заслужил ли ты такую честь?

– Тогда оставь меня в покое! – он кричал в темноту и не видящие глаза бегали в поисках просвета.

Самое страшное в том, что он теперь беспомощен. Как бы глаза не привыкли к темноте, тьма тут казалась абсолютно непроглядной. В ней не разглядишь откуда придёт смерть.

Ясмина смеялась его глупым попыткам уйти дальше от неё:

– Глупец! Тебя уже ничто не спасёт.

Руслан пошел по направлению стены. Прочь от злобной твари.

– Рано или поздно ты вернёшься ко мне…

Под ноги попадались камни, но спотыкаясь он всё равно брёл вперёд. Постепенно звуки беснующейся в воде Ясмины затихли.

«Что она такое? Она бледная, холодная и мокрая… Но что ей нужно от меня? Где я сейчас? Я не видел в той пещере ни одной дороги.»

Парень шёл и шёл, осмысливая, то что сказала «девушка» и как ему быть дальше. Туннель всё никак не хотел заканчиваться. Чувство безысходности не покидало его, всё тело болело. Вопросы, на которые не было ответов не давали покоя.

«Почему она играет со мной? Чего выжидает? Если она русалка, то почему оставила в живых? Не проще ли просто убить меня?»

Он судорожно думал как быть дальше, но вскоре чудовищная слабость навалилась на него. Даже дышать становилось все сложнее. Каменные стены давили.

«Когда это всё закончится? Чем я заслужил это? Ясмина, я ведь так любил тебя.»

Когда в очередной раз он споткнулся, было уже сложно совладать с собой. Силы покинули его. Пришлось сесть прислонившись спиной к стене, а глаза столь бесполезные сейчас – закрылись. Парень задремал.


***

– Гр-р-р-р-р-р…

Резкая боль пронзила шею Руслана. Он открыл глаза и с силой оттолкнул кого-то от себя. По-прежнему вокруг стояла кромешная темнота. Нападающий легко отлетел, будто совсем мало весил. Тело существа из тьмы было каким-то склизким и холодным, но оно всё же успело прокусить парню шею. Из раны пошла кровь. Руслан пытался остановить кровь закрывая рану рукой, но тут же его снова схватили чьи-то руки. Парень отбился от противника ударами ног, а затем побежал, настолько быстро, насколько это было возможно.

Дышать становилось всё сложнее. К тому же стало пахнуть гнилостным запахом разложения. Руслан понял, что запах шёл от этих тварей которые на него напали. Он откашлялся и снова присел у стены. Где-то вдалеке послышались шаркающие звуки шагов.

«Их там несколько, один бы так шумел, но они медленные и от них несёт запахом смерти.»

Не дожидаясь пока вонючие твари вновь приблизятся, парень наспех оторвал от рубашки кусок ткани. С трудом встал, да так что затошнило и снова пошёл вперёд. По пути кое-как удалось завязать рану тряпкой. Здесь снова становилось тяжело дышать, видимо камни не пропускали воздух.

Вдалеке Руслан всё же услышал смех Ясмины. Это значит только одно – туннель привёл его назад.

«Я вернулся, значит этот путь никуда не ведёт и я мог просто-напросто ходить кругами. Вот что она имела ввиду, когда сказала, что я вернусь.»

Послышался звук, как девушка принюхивается.

– М-м-м. Я чую твою кровь, ты ранен? – слова звучали издевательски и вместе с тем в них сквозило веселье.

– Тебе больно? Я могу тебя пожалеть, просто подойди ко мне.

Руслан решил, что лучше не отвечать. Он продолжал двигаться в противоположную от голоса сторону. Хотя надежда убежать стала покидать его. Единственное, что утешало это то, что Ясмина похоже была прикована цепью, а значит от неё можно скрыться.

– Что же ты молчишь? Тебе страшно?

Послышался резкий скрежет когтей по камню. Руслан скривился, но всё ещё медленно шëл вперед.

– Гр-р-р-р-р… – раздалось рядом.

Парень остановился прислушиваясь. С какой стороны этот звук? Он снова споткнулся обо что‐то и потеряв равновесие упал. Попытался встать, но тут сверху на него кто‐то навалился.

– Г-р. А-а-р-р.

Руслан что было сил стукнул наотмашь нападающего. Тот откатился. Тяжело дыша парень приподнялся и схватил камень, по звуку определил где лежит противник. Со всех сил ударил камнем тело. Тварь медлила, но не переставала двигаться в попытках встать. Руслан снова бил противника, пока чьи‐то руки обхватили его сзади и челюсти сомкнулись рядом с ухом. Парень всё же не пал духом, схватившись за руки он перебросил второго через себя. Всё же это было просто, противник мало весил.

Он отчётливо представил как руки тянулись к нему из тьмы. Воздуха стало совсем не хватать. Дыхание участилось. Каменные стены и потолок давили. Руслан отчаянно завертел головой и вот наконец увидел просвет. Тяжело дыша он шел к своему спасенью, отмахивался от рук, которые хватали за ноги. Слабый свет шел из щели в каменной стене. Он потрогал его. Сзади же его снова окружили.

– Гр-р-р. Ар-р-г-р-р-р-р.

Тот кто первый вцепился в Руслана получил сполна. Он кинул его на стену и стал нещадно бить ногой. Под таким напором камень поддался. Просвет начал расширяться и раздался грохот падающих камней. Весь грязный, с порезами из которых шла кровь. Когда камни перестали падать в образовавшейся дыре оказалась та самая пещера с озером.

При свете удалось разглядеть нападавших: они ужасались своим видом. Они выглядели так словно уже давно разложились, синюшная плоть, а где‐то проступали кости. Но парню было всё равно. Здесь должен быть выход. Осталось пройти всего ничего. Только он перелез через проход как цепь наброшенная сзади обвила как удавкой его шею.

– Я же тебе сказала, что ещё не закончила с тобой!

Парень попытался вырваться, но горло лишь сильнее сдавливала цепь. Парень задыхался, так что пришлось пойти назад, во тьму. Цепь впивалась в укус на шее, от чего Руслан стонал от боли. Пройдя немного он упал, а злая Ясина поставила ногу на шею, не давая уйти. В слабом свете можно было различить горящие глаза-щелочки.

– Ну как тебе эти двое? Ты их не узнал? Может напомнить?

Задыхаясь и багровея от удушья Руслан взмолился:

– Я правда не знаю… отпусти меня… прошу.

– Просишь пощады? – девушка усмехалась, но всё же продолжала удерживать его. – Они тоже меня молили пощадить их.

– Но за что… ты мучаешь меня? Я ни в чем не виноват перед тобой.

– Я думала, ты наконец вспомнишь всё, даже дала время. Ну хорошо, теперь слушай и не дергайся. Я расскажу тебе историю сначала…