Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 502 поста 38 911 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
589

Глубина (2)

часть 1


За спиной ведущего на полке были выставлены девять дощечек, три из которых чернели обугленными, выжженными поверхностями. Белолицый сделал приглашающий жест, указывая на дощечки, плюнул по направлению к камере.

- Вы все просто куча говна, даже не знаю, зачем на вас тратят время, - пожал он плечами. – Мне будет приятно увидеть, как вы сожрете друг друга с голоду!

Экран снова подернулся рябью и тихо погас.

- Каждый день это представление! – проворчала Снежана. – А телик-то вообще не работает – шнур из розетки я выдернула!

- Может, если мы покаемся, нас отпустят? Надо признаться в каких-нибудь грехах…Вы видели, там девять дощечек – по числу присутствующих! И три дощечки обгорели – это наверняка доски тех, кто погиб! – сказала Марина.

- Без тебя бы не догадались! – кинул из своего дальнего угла Стас.

- Да, вчера черных дощечек было две, - уныло подтвердила Лера. – Да мы уж каялись… Измены, подлянки, Стас вон человека по службе убил… Ничего не меняется!

Потянулись дни, полные уныния и страха. Пачку гречки растянули на неделю, при варке добавляя больше воды – такая полужидкая горячая размазня на какое-то время обманывала желудок. Пили кофе, пока он был, потом пили сладкий кипяток. Стас жевал отдельно от всей компании – видимо, где-то припрятал продукты, еще взятые у Снежаны. Связываться с ним боялись.

Первое время Марина съеживалась, когда видела, как к двери «Сказки» подходят посетители, но дверь впускала их совсем в другой мир. Она тихонько плакала в туалете и все так же мучилась от утренней тошноты. Мать все так же названивала ей в то же время, как в тот день, когда Марина сюда попала. От привычного брюзжания матери становилось только хуже, и Марина перестала брать от нее трубку. Немного помявшись, она все-таки набрала Димке – студенту, с которым они снимали квартиру на двоих и быстро стали любовниками. Димка знал где «достать», любил, как и Марина, длительные загулы и не беспокоился вообще ни о чем. Они весело пропивали Маринин заработок и его стипендию и старались не заглядывать далеко вперед.

Здесь, в этом адском кафе Марина, наконец, смогла прямо спросить себя – что ей делать, если она беременна? Да и придется ли что-то делать? Скорее всего, она здесь останется навсегда в виде вонючей кучи, покрытой черными мусорными пакетами.

«А я и есть мусор» - горько подумала Марина и набрала Димке.

- Ну что, маман все мозги вынесла? – послышался его насмешливый голос в трубке. – Когда вернешься, драгоценная?

- Я еще не доехала, по дороге зашла в кафе поесть. Слушай… Дим…

- Ну?

- А что бы ты сказал…

Марина помолчала, сглотнув комок в горле.

- Что бы ты сказал, если бы я забеременела?

Молчание. Осторожно:

- А ты что… Залетела?!

- Не знаю еще. Но очень похоже на то.

- Вот черт…

- Так что… Думаешь, аборт?

Димка, вопреки ее ожиданиям, почему-то не взорвался сарказмом – ведь аборт был очевидным и единственным решением.

- Слушай, Марин… Это, наверное, не телефонный разговор. Вернешься – поговорим, - неожиданно серьезно и непривычно мягко сказал он.

- Да, когда вернусь… - произнесла она и неожиданно для себя всхлипнула.

- Эй, ты чего? Плачешь? Ты это, прекрати…

Марина отерла слезы и решительно сказала:

- Да все нормально. Не бойся. Я не повешу это на тебя. И деньги на аборт у меня есть.

- Чет ты меня за последнего урода похоже держишь… А ты не думала, что я это… Ну, чувства к тебе имею?

Димка сказал это дурашливо, но Марина удивилась – таких неуверенных и растерянных ноток она ни разу не слышала в его голосе.

Марина вернулась за свой столик с распухшими глазами, и не могла перестать думать о том, что единственный ее шанс на нормальную жизнь был так глупо перечеркнут придорожным кафе «Сказка». Впервые за много месяцев Марина почувствовала желание помолиться. Она сцепила руки, прикрыла глаза и про себя зашептала слова когда-то любимого Давидова псалма.

- Из глубины взываю, из глубины… Услышь голос мой… Но у Тебя прощение - повторяла и повторяла Марина.

Она снова вспомнила наклейку с Микки Маусом и белый носочек, и вдруг как будто что-то щелкнуло в ее голове, взорвалось ослепительным светом понимания. Она широко раскрыла глаза и возбужденно произнесла:

- Я знаю, в чем дело. Я знаю, как нам выбраться отсюда!

- Ну и как же? – с привычной издевкой произнес Стас.

- Нам надо покаяться. Но покаяться не во всех грехах, и не в любом грехе, и даже не в том, какой нам кажется самым страшным. Надо покаяться в грехе, на который нам указывает это чертово кафе!

- То есть? – непонимающе протянула Лера.

- В каком грехе ты каялась?

- Ну… Прямо все рассказывать?

- Все, - отрезала Марина.

- Моя мама… - начала Лера. – Она долго болела. Когда ей поставили диагноз, врачи сказали – недолго проживет. Но она протянула два года, и полгода из них она лежала в лежку. Я уволилась с работы, превратилась в ходячий автомат – помыть, накормить, поставить укол, дать таблетки, проснуться в два ночи от стонов, снова сделать укол… И так по кругу. Под конец у меня просто ехала крыша… Я забывала, что там, за стенами квартиры, есть другой мир. Что там живут люди, смеются, грустят, что там есть дети, собаки, кошки, магазины… У меня была только тумбочка, заставленная лекарствами, и эта квартира, вся пропахшая запахом смертельно больного человека.

Мама часто просила подержать ее ноги на весу – она говорила, ей так становилось легче. И я держала. Иногда это было 15 минут, иногда час. Она просила все чаще… иногда ночью. Я говорила ей – мама, я больше не могу, я устала, давай просто положу твои ноги повыше на подушку. Но она не соглашалась. И я стояла и держала. Однажды ночью я снова проснулась от ее тоненького слабого голоса «Лерочка, ножки.. подержи мне ножки..» И у меня что-то замкнуло в голове. Я взбесилась. Я орала на нее, била кулаками подушку около ее лица, пинала кровать, швыряла ей в лицо лекарства. Я заперла ее комнату и не приходила почти сутки. Я слышала, как она зовет меня, но я не могла ее видеть. Я боялась, что просто убью ее. Тогда я ее ненавидела.

Потом я очнулась. Бросилась к ней сменила памперс, накормила, дала лекарства… Я просила прощения, и она простила. Мама сказала, что не держит на меня зла, что любит меня и всегда любила. Но я сама не могу простить себе это до сих пор. И до сих пор по ночам мне слышится голос из маминой комнаты «Леера, ножки, подержи мне ножки»…

Я ходила к психологам, и все они твердили одно – это была не я, это был нервный срыв… А я не понимаю как это может уменьшить мою вину. Ненавижу себя за это.

- В ее комнате было холодно? Она мерзла?

- Нет, - непонимающе отозвалась Лера. – Было лето. Жарко.

- А что с руками? Ей ампутировали руку?

- Нет, ничего такого не было. У мамы был рак легких.

- Ты должна найти грех, связанный с холодом. В твоем варианте – метель, куски замороженных тел… Что ты можешь вспомнить с холодом?

- Не знаю… даже не знаю, какой грех хуже этого, да еще и связанный с холодом…

- Он не должен быть хуже! Не нам решать здесь, какой грех хуже или лучше.

- Ну а ты? У тебя какой грех? – спросил Николай.

Вместо ответа Марина привстала на диванчике и громко произнесла, глядя на телевизор:

- Я хочу покаяться!

Телевизор тут же включился, и знакомый напудренный ведущий глумливо растянул алые губы в улыбке:

- Ну, давай, шлюха, расскажи нам, как Бога продала за 30 серебреников! Только подробно, а то нещитово будет!

- Я всего полгода назад была истово верующей. Работала в иконописной мастерской при монастыре. Я вообще не знала другой жизни – только с именем божьим на губах. Моя мать, она что называется христанутая на всю голову, и я так жила – все посты, строго, из одежды только длинные юбки, молитвы и псалмы наизусть. Так было до одного момента. Однажды я переходила дорогу на переходе без светофора, и один мальчик на самокате он… Побежал вперед матери. А там была недалеко припаркованная фура, и водитель автобуса поздно увидел мальчишку из-за фургона. Его просто раскатало по асфальту, размазало. Я стояла с пучком петрушки и батоном в авоське, и смотрела туда, под колеса. Меня будто парализовало. Полиция приехала, начали зевак разгонять. А я стояла и смотрела, как собирают эти куски разорванного мяса, как складывают на носики, как будто издалека слышала, как выла его мать. И этот самокат, отброшенный ударом на газон… Он там так и валялся. Я даже помню наклейку на руле – Микки Маус. Когда положили на черный пластик оторванную ногу в белом носочке, я не сразу поняла, что это за багровые пятна на голени – они были не похожи на ссадины. И потом до меня дошло, что это был ожог. Асфальт был до такой степени раскален, что пока нога мальчика там лежала, образовался небольшой ожог. Почему то именно это потрясло меня больше всего – он зажарился, просто как кусок мяса. Как обычный кусок мяса, твою мать! После этого я пришла домой, выложила свой батон из авоськи, помыла руки и сняла крестик с шеи. Это не было кармазовщиной – слеза ребенка и все такое… Просто меня поразило, что этот мальчик, как и все мы – просто мясо. И ничего не осталось, сколько бы ни выла его несчастная мать. Только кучка неряшливо разодранного мяса, которое, блядь, даже поджариться успело! Где там бог, какой бог, кто его мог увидеть там?

После этого я пошла вразнос. Уволилась из мастерской и перед уходом испортила все начатые иконы. Я начала пить. Просто шла в любой кабак, брала бутылку, если кто т подходил знакомиться – знакомилась. Предлагали поехать в гости – ехала. Хотели от меня секса – давала без разговоров. В каких только постелях я не повалялась и с кем только не перетрахалась. Не было такой грязи, которую бы я не собрала! Наркота, вино, секс во всех мыслимых и немыслимых видах. Я три раза заражалась гонореей. Меня перли четыре мужика в гостинице. Меня чуть не задушил один мой любовник, когда мы пьяные вусмерть играли в удушение.

Я хотела сдохнуть. Все, во что я верила, что было смыслом моей жизни, оказалась ничем. Я думала, если буду гваздаться и дальше в этом гноилище, если он есть – может он остановит меня? Но никого не было. Мой грех – потеря веры!

Когда Марина раздельно произнесла последние слова, одна из дощечек вдруг вспыхнула яркими цветами, заискрила и на поверхности проявилось изображение в иконописном стиле – коленопреклоненная дева в хитоне, бьющая поклон перед иконой.

- Получилось! – воскликнула Валерия.

Марина резво вскочила с диванчика и бросилась к дверям, распахнула их и… в лицо ей ударил знакомый жар и смрад поджаривающихся тварей на асфальте.

- Все то же… - потухшим голосом сказала она. – Почему я не могу выйти?

- Наверное.. Наверное, чтобы выйти, мы должны все покаяться? Все таблички должны быть заполнены? – предположила Снежана.

Ведущий на экране подмигнул и скорчил гадкую гримасу, отчего трещин на его гриме стало еще больше.

- Кажется, я понял, какой грех мой… - Стас поднялся со своего высокого стула и подошел к телевизору. – Ничего – это в прямом смысле «ничего». Я ничего не сделал, а должен был. Я хочу покаяться!

Ведущий послал ему воздушный поцелуй, но почему-то выглядело это не дурашливо, а жутко.

- Когда я служил участковым, народишко обращался со всякой ерундой… Подростки забор изрисовали, тинейджеры громко слушают музыку, сосед алкаш нассал в лифте, кто-то цветы на клумбе выдрал, дворничиху Нинку снова поддатый муж отметелил… Херня, короче, заявления стопками копились. Как-то позвонила особо вредная старуха – ей до всего было дело. От нее больше всего заявлений поступало, задолбала меня до смерти. Я от нее бегать уже начал. Однажды она позвонила и сказала, что новых, недавно въехавших соседей давно не видно – она, мол, видела, как эта не самая образцовая семейка, шатаясь, упиздовала на гулянку. Ну, я и говорю, ушли и ушли, какое ей дело вообще. В нашей стране бухать не возбраняется. Эта старая сука мерзким тоном и говорит, что детей они с собой не брали, куда, мол, дети-то делись, а? Где они, эти самые дети? Короче, послал я заявительницу далеко и надолго. Весь мозг вытрахала. А потом меня на объяснения затаскали – эти синявки действительно подались гудеть к друзьям и гудели без малого три недели, а дети их – мальчишка пяти лет и девчонка трех годов остались одни. С перекрытыми кранами, чтоб не дай бог, потоп не устроили. Потоп они не устроили, а вот без воды прожили недолго. Телефона нет в квартире, ручки на окнах тугие… В общем нашли их аккурат через три недели, когда пованивать начало. Еще нашли стакан с остатками мочи – старший пытался мелкую спасти, поил своей мочой. Стульчик нашли около окон – видать, пытались открыть окна, докричаться до прохожих. Только у этих алкашей окна старые были, не пластиковые, а ручки краской замазаны, не проворачивались.

С должности я не полетел, конечно, но писать кучу объяснительных заставили. Эта мымра звонила во все инстанции, чтоб меня уволили - ведь «она же говорила!»

Следующая дощечка вспыхнула, и появилось изображение – воин в латах заслоняет щитом крошечные фигурки.

- Ну ты и козел, - с нескрываемой ненавистью произнесла Лера.

- Не то что ты со своей подыхающей матушкой, да? – усмехнулся Стас.

Лера покраснела от злости, но промолчала.

- Блин… кажется, я вспомнил! – воскликнул Николай. – Свиньи! Господи, это же так давно было, еще в детстве!

- Эй ты, белая рожа, я тоже хочу покаяться! – сказал он в экран, и ведущий сделал приглашающий жест.

- Это давно было… больше сорока лет назад... – начал Николай. - Детство мое все прошло в деревне – там бабка и дед жили, меня на все лето отправляли к ним. Они держали живность, среди которых были свиньи. Я знал, что свиней скоро заколют, и когда пришел дед Макар – он хорошо резал – я спрятался в траве около сарая, чтобы подсмотреть в щелку. Но меня поймала бабка, отходила хворостиной и загнала в дом, и так я и не увидел, как режут свиней. Я проворочался всю ночь, и решил, что сам завалю свинью. Рано утром, еще до петухов, пробрался в свинарник с ножом, но хавронья была такая огромная, что я и в 10 лет понял, что не справлюсь с ней. Тогда я забрал маленького поросенка, вытащил его на двор… И там… В общем, нож то воткнуть ему в горло силы у меня хватило, а вот до конца перерезать – нет. Шуму было… Поросенок бегает, хрипит, весь в двор в кровище… Дед меня тогда так ремнем выпорол, неделю сидеть не мог. Ну, в общем-то, и все! Сейчас я и сам не пойму, зачем над животиной измывался. Просто хотелось посмотреть, узнать, что у него и как внутри, наверное.

Николай развел руками. На свободной дощечке проступило невнятное изображение, разобрать которое Марина не смогла.

- Почему оно такое нечеткое? – пробормотала она. – Может, из-за того что ты был ребенком? Не ведал, что творишь? Не слишком глубокая вина…

- Да я и не ведал. Дурак был, чего там, в десять-то лет.

- Снежана, ты осталась, - сказал Николай. – Вспоминай давай про свой крест.

Снежана крутила грязное полотенце, глядя в пол.

- Да я уж поняла, что это за крест. Сначала думала, это мне намек про Мишку. Сын у меня есть младший, аутизм у него. Мучились мы с ним, мучились, да и отдали в интернат. А это, оказывается, на бабу Аню мне намек.

Несколько лет назад я работал социальным работником. Ну, знаете, ходила к одиноким бабулям и дедкам – полы помыть, продуктов купить, туда-сюда сбегать. Была у меня одна бабушка среди подопечных, Анна Васильевна ее звали. Правда, хорошая женщина была, дай ей Бог царствия небесного. Добрая, все деньги мне совала, ватрушек напечет – сунет кулек. А сама уж плохо ходила, плохо видела, и все беспокоилась – как там подруги ее, соседки. У одной сын болел сильно, лежал… Облысел весь, худой как щепка был. Она и им помогала. Дети и внуки к ней совсем не ходили, но она не обижалась на них – мол, дело молодое, не до нее. И вот как-то попросила она вытереть пыль в ее книжном шкафу. Шкаф бабуля этот вообще не открывала, она и в очках уж ничего не видела. А достался он ей по завещанию от какой-то дальней-предальней родственницы. Анна Васильевна книги не читала, но берегла шкаф и книги как память об этой родственнице.

И вот вынула я первый ряд книг, вытерла пылюку, тяну книги с дальней стенки. И смотрю, какие-то они сильно старые, переплеты кожаные, да и страницы вроде тоже как из кожи. Я полистала – кое-какие на старославянском, а которые латиницей написаны. Сердечко то у меня екнуло, только я сначала подумала, что такой удачи не бывает – наверняка новодел, подделка пол старину. Нашла в интернете спеца, отнесла ему одну книгу. Он как увидел, со стула на метр подпрыгнул. Кричит – «откуда?!». Короче, в шкафу оказалось несколько не просто редких, а редчайших книг. Знаете, что такое инкунабула?

- Я знаю, - откликнулась Марина. – Это книги, напечатанные в Европе от начала печатной эпохи до 1 января 1501 года. Стоимость таких экземпляров улетает в космос.

- Точно, - кивнула Снежана. – Так вот там таких инкунабул было три шутки. А еще были рукописные книги на старославянском с иллюстрациями. В отличном для таких книг состоянии.

- Ну так что? – усмехнулся Стас. – Ухайдокала старушку за книги?

- Нет, - пожала плечами Снежана. – Зачем? Она и не знала, что книги там, Анна Васильевна этот шкаф не разбирала никогда. Просто я забрала их себе, вот и все.

- Чего ж ты тут делаешь в этой придорожной забегаловке? – снова подал голос полицейский. – Если у тебя в руках такое сокровище.

- Бог шельму метит, - вздохнула Снежана. – Потихоньку я перетаскала их к себе, но дома держать боялась. Боялась, что старушка все же заметит пропажу, или что спец, которому я их показывала, проболтается. В общем, я их отвезла на дачу, мы новый дом как раз достраивали, был у меня небольшой тайничок в полу для всякого… А еще через неделю у соседей горел сарай, и огонь перекинулся на нас, и сгорела наша дача вместе с книгами. Ладно хоть, муж выскочить успел.

- А причем тут крест? – спросила Лера.

- Баба Аня подарила мне металлический крест с орнаментом, «на удачу», как она сказала. Один в один как тот, во дворе. А этот с кишками… на больного сына ее соседки похож. Не знаю, может это намек, что деньгами за книги бы его можно было спасти? Ой, вряд ли… Доходил уж он.

Официантка задумалась, грустно глядя на столешницу стойки.

На доске Снежаны появилась дева в складчатых одеждах, держащая книгу на вытянутой руке, сзади полыхал крошечный костерок.

- Холод! – воскликнула Лера. – Точно! Ну конечно! Блин, как я могла забыть! Но это было так давно… Я еще в институте училась. Напротив нашего дома есть детский садик, он тогда не работал. Но сторож там был – наш сосед, он нехило поддавал. В тот день я долго смотрела фильм по телевизору, не помню даже, какой. И когда он закончился, я выключила свет в комнате и посмотрела во двор – сияла необыкновенно большая полная луна. В лунном свете я увидела сторожа, он лежал на снегу. Скорее всего, он был сильно пьян – это не первый раз, когда он напивался на вахте. Стояли очень крепкие морозы тогда… Наверное, надо было сказать родителям, но я решила, что… Ну, какая разница, что с ним будет. Он же пьяница, не человек. Потом я узнала, что его нашли под утро – он сильно обморозился и едва не умер в больнице. Ему ампутировали руки и одну ногу… Остался беспомощным инвалидом. Но мне тогда даже стыдно не было, он же сам был в этом виноват. Господи, какая же я была мразь.

Лера сжала вспыхнувшее лицо ладонями, а Марина вздохнула:

- Здесь невинных овечек нет, Лер.

Дощечка Леры расцвела изящным морозным орнаментом, на котором юродивый, стоя на одной ноге, просил подаяния у девы, одетой в пышные одежды.

- Это все прекрасно, судари мои, - произнес Стас, - только что мы с этой красоткой делать будем?

Он указал на Чокнутую, которая продолжала всхлипывать и хихикать, глядя в стол.

- Вот блин… - Лера шлепнула себя по лбу и подняла глаза на экран. – Слушай, ты! Она с ума сошла по вашей милости! Не может она покаяться! Она же типа блаженная, пропустите ее так.

Ведущий развел руками и широко ухмыльнулся, обнажив длинные желтые зубы.

- Короче, что тут рассусоливать! – прошипел сквозь зубы Стас.

Он вынул свой табельный Макаров, прицелился Чокнутой в голову и под дружный вздох женщин нажал на курок. Прозвучал сухой щелчок, целая и невредимая Чокнутая продолжила смеяться, а Стас выругался и воскликнул:

- Блядь! Что за сука вынула патроны?!

Николай хмыкнул:

- А ты думал, мы так и будем тебя терпеть?

Стас схватил Чокнутую за шкирку, как котенка, и потащил к дверям. Лера забарабанила по его широкой спине, а Николай взял со стола нож, но с места не сдвинулся.

- Пусть погуляет, - с этими словами полицейский вытолкнул девчонку из «Сказки» и встал к дверям спиной, чтоб она не смогла проникнуть обратно.

- Боже… - Марина прижала ладони к губам.

- Урод! – Лера бросилась на Стаса, но тот легко оттолкнул ее на диванчик.

- Вы тут до морковкиного заговенья будете торчать?! – прошипел он. – Из-за нее мы никогда не выйдем!

В дверь барабанила Чокнутая, поскуливая и всхлипывая. Скоро стук стих.

- Неизвестно, что у нее там… Может, пока она погибнет, пройдет куча времени, - хмуро сказала Марина, понимая, что полицейский ее уже не впустит.

- Вот и увидим, - Стас показал на негаснущий экран.

Все уставились на единственную чистую дощечку, ожидая каждую минуту, что она полыхнет гарью. Прошло несколько минут тяжелого ожидания, и в дверь снова забарабанили кулачки.

- Пустите! – послышался девичий голос. – Пустите меня! Лера!

- Она очнулась! Впусти ее! – Лера оттолкнула от дверей Стаса, и в кафе влетела зареванная Чокнутая.

Добежав до барной стойки, она сползла по ее стенке на пол, и, трясясь всем телом, закричала:

- Я не пойду туда больше, не пойду!

- Тише! Не ори! – зашипел Стас.

Лера погладила ее по голове и спросила:

- Что ты видела?

- Горы мертвых. Вся парковка в высохших мумиях! И на дороге тоже! В машинах! Везде!

Лера присела перед ней и взяла ее руки в свои.

- Как тебя зовут?

- Катя… Меня зовут Катя. Я тебя помню… Ты Лера! Ты кормила меня макаронами!

- Ты здесь провела месяц. Ты это помнишь?

- Я помню этого злого полицейского. Стас! Его зовут Стас! И еще каких-то старух… В бусах.

- Девочка, ты должна вспомнить какой-то случай из своей жизни, который хоть чем-то напоминает тебе эти трупы на парковке. Это очень важно… Пожалуйста, вспомни. Если ты вспомнишь, мы сможем выбраться отсюда.

Катя вытерла слезы и сказала:

- Я знаю, кто они. Когда я первый раз их увидела, сразу поняла, что это связано с Викой. Она пришла меня наказать.

Адский ведущий на экране ожил:

- Ну давай, бесполезный кусок дерьма. Я не верю в твое покаяние, но, к сожалению, не я тут главный.

- Расскажи про эту Вику, - мягко проговорила Лера, не выпуская Катины руки.

Катя всхлипнула и начала рассказ.

- Когда мне было семь лет, меня положили в больницу. Ничего серьезного – пневмония. Со мной в палате лежала девочка из детдома, и мама, когда приходила ко мне, приносила и ей что-нибудь вкусное. В конце концов, она так прониклась этой Викой, что они с отцом решили ее удочерить. Я ее ненавидела. Меня задирали во дворе, что у меня сестра – детдомовская, мне пришлось делить с ней комнату… И самое главное – и мама и папа не делали между нами различий. Они вправду полюбили ее, как родную. Перед сном я мечтала, что утоплю ее летом в озере, пока никто не видит, или задушу подушкой ночью. А Вика была ласковая, как котенок – она даже не понимала, что я ее ненавижу. Все лезла ко мне со своими раскрасками и куклами… Родители были уверены, что я привыкну – ведь им так сказал психолог. А я не привыкала, я ненавидела ее все больше и больше, и однажды представился случай. Недалеко от нашего дома законсервировали стройку – сначала была охрана и забор, а потом забор покрылся дырами, а охрану убрали. И я позвала Вику поиграть на недострое – она была такая доверчивая, так обрадовалась. Там было место между балками, я его легко перепрыгивала, мне уже исполнилось 11 лет, и я профессионально занималась гимнастикой. А Вика вряд ли бы смогла – она всегда слабая, болезненная, да и младше она была. И я убедила ее, что тут легко перепрыгнуть – ведь я смогла! И она прыгнула. И упала куда-то вниз… в темноту. Я даже не увидела ее тело. Я вернулась домой как ни в чем не бывало, и на вопросы родителей, где Вика, отвечала – не знаю. Они мне верили – ведь я никогда с ней раньше не гуляла и не играла.

Ее долго искали, и я каждый день ждала, что вот-вот найдут – тот недострой тоже прочесали. Но тело почему-то не нашли. То ли плохо искали, то ли тело так упало, что его сложно было заметить, не знаю. Родители долго горевали… И счастья мне ее смерть не принесла – отец начал пить, он очень любил Вику, а мама как-то отстранилась. Мне кажется, она что-то подозревала, но так и не решилась мне сказать. А тот недострой… его не так давно снесли. И я думаю, тело Вики вывезли вместе с этим всем строительным мусором. Я раскаялась, так раскаялась, - всхлипнула Катя. – Но очень поздно.

Телевизор загудел, и Марина увидела, как на последней чистой доске появилась фигура девушки, стоящей на краю бетонной плиты и обнимающей фигурку поменьше. Ведущий поклонился и вышел из кадра, все доски слабо замерцали.

- Неужели вышло? – Лера бросилась к дверям, распахнула их и тут же захлопнула, повернувшись с потухшим лицом. – Черт! Да что опять не так!

- А я скажу, что не так! – подал голос Стас. – Чья-то досточка не особо проявилась, да, Колян?

- Он был ребенком, да и грех в отношении животного… ну, не такой страшный. Наверное, - неуверенно сказала Снежана.

- Не знаю, что там с животными. А вот морда твоя мне подозрительно знакома, - прошипел Стас. – Фоторобот у нас висит в части, и я все смотрю и смотрю, ты или не ты?

Лицо Николая разительно переменилось, вмиг сползла маска доброго балагуристого дядечки, и осталось лишь жесткая, равнодушная маска зверя. Он схватил нож со стола, повернулся спиной к выходу и выставил по направлению к Стасу.

- Значит, я прав… - протянул Стас. – Дамы, представляю вашему вниманию Дорожного маньяка, как его журналюги прозвали. Подхватывает придорожных шлюх и просто голосующих дам на трассе, завозит в укромное местечко, если мадемуазель не прочь поебаться, и перерезает им горло ножом. Так что ли, Колян?

- Так, - холодно кивнул Николай. – С хрюшкой той мне понравилось, ой как понравилось. Зря только дед ремень мочалил. Много лет вспоминал, когда дрочил… Кровь, визги, как трудно нож в плоть входит. А потом понял, что мне этого мало! Еще хочу, очень хочу, и не свиней, а человека!

Только Марина заметила, что телевизор снова включился со слабым звуком, и на доске Николая ярко вспыхнуло изображение – мужчина в хитоне, замахивающийся копьем на лежащую у его ног женщину, обнимающую свинью. Но рисунок был не цветным, а черным, будто выжженным на поверхности.

- Если я отсюда не уйду, то и вы все останетесь, - осклабился Николай жуткой улыбкой. – Мне терять нечего. Рано или поздно поймают, вон, фоторобот уже состряпали, обложили со всех сторон. На работе проверки фур идут, наверняка волосинку или каплю крови найдут – вы, менты, когда вам надо, дотошные!

Он закричал и затопал ногами, и Снежана с Лерой ахнули, кинулись к окнам.

- Заткнись, козел, я тебя на ленты сам порву! – процедил Стас, в бессилии сжимая кулаки.

- Они идут! – простонала Марина.

Из травы на той стороне трассы выбиралась старуха, волоча ноги на длиннющих каблуках. За ней показалась другая, третья. Скоро всю парковку заполнили жутковатого вида твари, медленно тащившиеся к «Сказке».

- Мне терять нечего, - повторил Николай и обтер потное лицо. – Я вам не дам уйти!

В эту же секунду из-за двери протянулась морщинистая рука, на которой болтался пластиковый ярко-голубой браслет. Старуха вцепилась Николая в горло, раздирая кожу, цевкой брызнула кровь. Другая рука вцепилась в штанину, еще одна – в рукав майки. Четвертая пропахала ногтями щеку. Николай закричал тоненько как заяц, забился, но тощие руки с необыкновенной силой потащили его к себе, в ад, бушевавший за дверями.

Все прильнули к окнам – старухи повалили дальнобойщика на асфальт, каждая норовила урвать себе кусок. Они драли его плоть, как сырую глину – оторвав сочный кусок, тут же пожирали. Кровь текла по их скукоженным, как урюк, подбородкам, заливала морщинистые груди. Николай кричал несколько минут, но вскоре затих, немного посучив пятками по асфальту. Скоро на парковке остался жуткого вида скелет, облепленный остатками мяса. Пара старух поглодала кости, встав на колени, но вскоре и они поднялись и отправились за шоссе, пошатываясь и сталкиваясь друг с другом.

- Все? – прошептала Лера.

- О господи, - потрясенно протянула Катя. – Господи…

Стас вскочил с диванчика и бросился к дверям.

- Выходите! Мы свободны! – послышался его крик.

Подъехавший на фуре парень, слезая со ступеньки высокой кабины, высоко подняв брови, смотрел, как пятеро людей в невероятно грязной одежде обнимаются и радостно кричат, задирая лица к небу.

***

Марина постояла еще немного в тишине церкви, густо пахшей ладаном, поправила свечку и вышла, перекрестившись на дверь. Она покрутила головой – мужа на церковном дворике не было видно, и она присела на лавочку, придерживая большой живот, обтянутый курткой. К кованым воротам подъехала старенькая, видавшая вида Нексия, и из авто вышел Димка.

- Давно сидишь? – приобнял он ее за плечи. - Прораб все нервы вынул, еле смотался оттуда.

- Только вышла.

- Когда ты закончишь ерундой маяться, - недовольно сказал муж. – Я думал, тебе это долбославие еще дома с матерью оскомину набило.

Марина, переваливаясь как утка со своим пузом, встала, опираясь на Димкину руку.

- Кто знает, что там есть, за гранью, - спокойно ответила она и посмотрела в высокое голубое небо.

Показать полностью
78

Щёлк! Глава 33

Удар получился хлёсткий и совершенно неожиданный. Даже для Жеки. Врачиха тут же свалилась на пол, словно выключенная. Жека даже подумал, что пока был в теле громилы, то немного научился бить людей… Но потом рассудил, что баб вырубать внезапным ударом – это же проще простого. А потом уже запаниковал. Он вырубил врачиху! Вырубил! Чё теперь делать?! Совершенно импульсивный поступок. Необдуманный.

— Зато решительный, — утешил себя Жека.


Предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_48339328


Фракталы запачкались кровью дамы. Потому Жека недолго размышляя, снова сел в кресло и щёлкнул Пультом. Голова у врачихи гудела… Нехило он ей по колокольне стукнул… Жека с трудом поднялся, голова кружилась, ноги заплетались, как вермишелины. Из носа текла кровь. Это уже немного усложняет план. Которого не было…


Жека осмотрел процедурную. Ага! На столике лежало несколько герметичных колбочек с кровью. Под колбочками – направления с именами. Но девять колбочек – это мало. И знать бы ещё, где взять побольше!


По логике – в лаборатории. В холодильнике... Но проверять эту логику чего-то не хотелось. Потому Жека стал глядеть на направления и параллельно гуглить специфичные названия анализов. И тут же накапал кровью из носа на бумагу… Жека достал ватки, вытер рожу, скатал и заткнул в ноздри. Дышать пришлось ртом, но что поделать… Первым делом он отсеял больных людей с серьёзными сбоями в организме. Потом – старушку. Осталось пять колб. Из них только две – с чем-то пустяковым, как показалось Жеке – он же не врач, чтобы сразу вот так определить такие вещи… И они же были очень обширными. А значит – и дорогими. А значит и владельцы их – не нищие, чтобы искать в себе всякое несерьёзное говно за такое серьёзное бабло. Конечно, если они не всё бабло слили на эти самые анализы…

Вдруг в дверь постучали. В процедурную засунула свой любопытный нос-картошкой с бородавкой какая-то бабка.


— Ну чево так долго?... – крякнула она и тут же заметила, как в кресле развалился потерявший сознание и обмягший мужик.

— Санитарная обработка! – гнусаво бросил Жека первое, что пришло в голову, и двинулся к двери. – Выйдете, пожалуйста, вы мешаете нам работать!

— А чёйта с ним?... Замучали, гады!? – спросила бабка.

— Он так медитирует, не отвлекайте его, — Жека вытолкал бабку обратно в коридор. – Крови боится, поэтому успокаивается. Подождите немного…

— Сектант штоле?...

— Типа того…


И захлопнув дверь, защёлкнул на замок.


Надо было тикать. А то эта бабка поднимет панику. Припёрлась, чёрт… И как тогда тикать? Если он выйдет в своём теле, то бабка увидит тело врачихи без сознания… А если он выйдет в теле врачихи, то последним из кабинета выйдет он – и камеры это заметят. Будет подозрительно. В окно тоже не прыгнуть… Там тоже камеры. Это вызовет ещё больше вопросов.

Жека обмотал все колбы направлениями, чтобы не перепутать, сложил их в портфель, переключился обратно в своё тело. Переложил врачиху на кресло, типа спит, и пошёл к выходу.

Всё равно ничего толкового в голову опять не шло. Пусть уж тогда в пропаже анализов обвинят врачиху, а не его…


В коридоре у дверей уже собралась небольшая очередь.


— Чево так долго? – возмутилась бабка.

— Крови боюсь… — буркнул Жека и проскочил мимо. Надо пошевеливаться… Когда он был в конце коридора, то услышал от снова заглянувшей в кабинет бабки «Опять медитируют! Гады!»…

Жека вернулся в машину.

— Чё, как там? – сразу оживился Сега. – Всё получилось?

— Пока ещё не всё, — ответил Жека. – Отвези меня к заправке. Которая здесь, на углу.

— За нами чё, гонятся? Ты ограбил их лабораторию? Сильно много палева? Ментов позовут? – запаниковал Сега.

— Да никто не гонится! Пока что! Без палева всё! Успокойся, не грузи меня! – вспылил и без того нервозный Жека.

— Ты чё шуршишь… Я же беспокоюсь!

— «Шуршишь»… — повторил Жека. – Что за слово вообще такое?

— Обычное!

— Торопиться надо, короче. На заправку, что на углу отвези. Припаркуйся там. А я вернусь к тебе, уже в другом теле. Хорошо?

— Ты уже кого-то грохнул?...

— Немножко.

— А говоришь – без палева!

— Без палева. Кровь у меня уже есть, в портфеле. Но её мало… Если уж наглеть, то до конца, — сказал Жека.

— Нифига ты Хитман! Внатуре отчаянный!

— Вези давай!

— Ладно, — Сега завёл машину и тронулся с места, а Жека снова щёлкнул Пультом.


Дверь в процедурную была открыта, а перед креслом уже маячила какая-то другая врачиха.

— Ирка, что с тобой?! – обеспокоилась она.

— Эм… Ну… Поспать… прилегла… — ответила «Ирка».

— Кто тебе нос так? Пациент?

— Нет… это я вчера… напилась.

— Напилась?...

— Да. Всю ночь не спала… А теперь вот… Сплю…

— Пьяницы, гады! – крякнула бабка. – Страну просрали! Не врачи, а мучители! Прошлого пациента замучила! Весь бледный вышел, дрожал! Сбодуна по вене попасть не могла! Гады!

— Хорош шуршать… – простонал Жека. – И так башка гудит с похмелья…

— Покиньте процедурную, пожалуйста, — попросила врачиха. – Мы вас вызовем…

— Верните деньги! Уйду в другое место!

— Может, тебе отгул взять лучше?... – предложила врачиха. Жека даже обрадовался. Он оживлённо закивал.

— Да… Лучше… Руки дрожат, перепила я… — жалобно сказала «Ирка». – Пиво с водкой мешала. И с виски... И ещё травы сверху всосала! Домой мне надо, отоспаться!

— Чёж ты Ирка… не жалеешь ты себя… — ахнула врачиха. — Иди, Ирка, я тебя прикрою… Но чтобы завтра!... Отоспалась!

— Конечно… Только мне сначала надо в лабораторию зайти… Анализы отнести.

— Да я сама отнесу, не переживай…

— Нет, я хочу сам… сама! Не люблю не доделывать работу до конца, знаешь ли.

— Ох, ну ладно…

— А где тут лаборатория?

— Ты чё, Ирка?… Совсем плохо тебе?

— Забыла я. Говорю же. Кое-как до работы доползла. Выспаться мне надо.

— Так давай я и отнесу кровь?..

— Нет, ты мне просто покажи лабу…


В конце концов, Жека сломал своим напором сопротивление начальницы (или кто это у Ирки, мать вашу, Жека не разбирался в чинах и званиях врачей!) и та отвела его к лаборатории. Пациенты в коридорах с любопытством глядели вслед медсестре с разбитым шнобелем и заплетающимися ногами.


— Ну-у-у… дальше я сама! – сказала «Ирка». – А вы идите. По делам своим. Чаю попейте. Только водки не пейте. А то будете так же. В вену не попадать.

— С тобой точно всё хорошо, Ира?..

— Конечно! То есть не очень... Но идите по своим делам…

— Ладно, — задумалась врачиха и развернулась. – До завтра, Ир…


Жека дождался, пока та скроется за углом и вломился в лабораторию.


Кровь! Кровь! Много крови! Жека залез в морозилку. Оттуда он выгребал всё подряд в сумочку. Главное больше! Больше! Скоро сумочка начала трещать по швам. Тогда Жека её застегнул. Ещё раз окинул лабораторию взглядом – не прихватить ли чего ещё? Было бы полезно взять кучу данных по пациентам… Чтобы не гадать лишний раз. Но Жека был слишком на взводе и захотел поскорее удрать. Но перед выходом из лаборатории его осенило. Он отыскал в лаборатории шприц, медицинский спирт и… передумал. Потому что брать кровь из себя было как-то стрёмно. А хотел бы ещё иметь доступ к телу этой Ирки… Чтобы грабануть лабораторию ещё разок, если её, конечно, не уволят после такого дебоша. Тогда Жека пошёл к выходу.


По коридорам он всё пытался идти спокойным шагом, едва не срываясь на панический бег. Без подозрений… Без подозрений… Не привлекать ни чьё внимание… Повезло. И только около регистратуры техничка, надраивающая полы, бросила вслед:

— Прямо в халате уходит? Совсем заработалась, бедная Ирочка…


Неудобно, конечно, переключаться из тела в тело. Для этого нужно обязательно дойти до Пульта и нажать на рычажок. Было бы хорошо иметь два экземпляра. Или можно было бы переключаться силой мысли… А так придётся мотаться по городу из конца в конец. И захваченные тела нужно будет как-то припрятывать, чтобы и люди не погибли и в то же время не спалили Жеку и его новых дружков.


До заправки Жека добрался за пятнадцать минут интенсивной ходьбы. Сега припарковался рядом с заправкой на обочине и не сразу понял, кто это к нему долбится в дверь – схватился за газовый баллончик.

— Это я, Сега, ты чё? – прогнусавил Жека и уселся на заднее сиденье.

— Ну ты даёшь! – удивился Сега. – Ну? Без палева?

— Они даже не поняли, что происходит, — ответил Жека. – Но скоро поймут, хоть и не до конца.

— Всё получилось?

Жека кивнул и показал сумочку, набитую пробирками.

— Охренеть… — ахнул Сега. – Ты что, хочешь ограбить полгорода?!

— Это чтобы не прогадать. И попасть на богатого жадюгу, которого будет не стыдно ободрать.

Жека взял Пульт и переключился в своё тело.

— Странно это всё…

— Что именно?

— Ну, когда ты переключаешься. Сначала ты мужик. Потом баба. А потом бац – и снова мужик. А бывает, что и вовсе — собака…

— Не напоминай! — поморщился Жека.

— Ладно. Что дальше?

— Вези к какому ни будь пустырю. Чтоб никто не увидел, как мы вываливаем это тело.

— Вываливаем…

— Перед переключением на богатеев надо от врачихи этой избавиться, —пояснил Жека.

— Ты чё, убить что ли…

— Нет, конечно! Просто она не должна видеть нас, когда очнётся. Не шурши! Вези давай!


Сега фыркнул, но завёл машину, и они поехали к пустырю…

Показать полностью
14

67 демонов Амазонии. Глава 7

В очередной раз обезьянка обнажила миниатюрные клыки, чтобы подать голос, но вместо писка малютки раздался тяжёлый рык, от которого все птицы наверху резко вспорхнули, улетая прочь. Под нахлынувшим неторопливым дождем из листьев к женщине быстро подскочил Промино.


- Только не говорите, что это опять тот чёртов дикий зверь.


Та сделала шаг назад, оказавшись рядом с ним.


- Кое-что похуже.

67 демонов Амазонии. Глава 7

Месяц до отплытия. Мадрид


Свернув на улицу Нунсио, он окунулся в сумрак, спасающий от зноя утомлённого долгим днём солнца. Вечерело, и город потихоньку расслаблялся, стряхивая с себя суету и пыль. Димас шёл уверенным шагом, смотря куда-то перед собой. Полупустая узкая дорога вела его мимо компании из молодых людей навеселе и ребятишек, лениво кидающих палку в импровизированные ворота. Краем взгляда Промино отметил строительные леса по правую сторону, «прилипшие» к стене церкви Сан-Педро-эль-Реал.


Повернув от них налево, он оказался в уютном переулке, где в тени церковной 50-метровой башни мирно прогуливались горожане. Здесь по бокам ютились столики местных заведений, а над головой висели на верёвках маленькие фонарики, которые как раз зажигал старичок в потёртом сюртуке. Внезапно позади послышался протяжный крик, который резко прервался через секунду громким шлепком. Димас остановился, обернувшись.


Один из рабочих, красящих стену храма, упал с лесов и теперь его тело лежало рядом, обездвиженное. К бедняге подбежали несколько человек, пока остальные, с тревогой переговариваясь, наблюдали издалека. Промино, постояв несколько секунд, посмотрел на крест, установленный на вершине башни. Тот утопал в алом закатном свете, словно обагрённый кровью. Резко опустив голову, солдат продолжил путь. Его заботили сейчас другие жизни.


Выйдя из переулка, он остановился и посмотрел по сторонам. Слева от себя он увидел деревянную платформу с рядами лавочек одна над другой. Из-за неё доносился чей-то сильный голос. Направившись туда, Промино заметил, что и вокруг скамеек стоит много людей. Похоже, что сегодняшний спектакль заинтересовал немало мадридцев, не обративших внимание на то что за углом произошёл несчастный случай. Пройдя через толпу поближе к сцене, капрал окинул взглядом платформу спереди, ища нужного человека. Тем временем, актёр с густой бородой и в золотых доспехах громогласно вещал на публику.


- Привет, о Рим, и в трауре победный! Как тот корабль, который груз свой сбросил и с драгоценной кладью входит в порт, откуда с якоря впервые снялся - Андроник прибыл, лаврами повит!


Мужчина в мундире, которого искал Промино, сидел на втором ряду в центре. Рядом с ним было пустое место. Не обращая внимания на остальных, Димас пошел к нему. Аккуратно, но настойчиво миновав препятствия в виде чужих коленей, он присел справа от лейтенанта, приняв напряжённую позу. Чавес покосился на него, ожидая начала беседы, но тот молчал. В конце концов, он вздохнул и подался чуть вперёд.


- Я собирался сообщить тебе лично. Не думал, что ты так быстро узнаешь.


Промино смотрел на сцену, сложив руки в замок.


- Почему меня не берут в экспедицию?


- Ты знаешь причину. Выжившие с предыдущего похода не смогли толком рассказать о том, что с ними случилось. Но даже из этих отрывков ясно, что надежды насчёт оставшихся нет. Искать их не будут, Димас.


Мужчина в римском одеянии на сцене обратился к Андронику.


- Дай нам славнейшего из пленных готов, чтоб, изрубив, мы на костре его Ad manes fratrum в жертву принесли!


И тот ответил, указав на связанного рядом.


- Возьмите, вот знатнейший из живых: он старший сын несчастной королевы.


Лейтенант заметил, как Промино перебирает пальцами, наблюдая за спектаклем. Капрал опустил взгляд и немного повернул голову в сторону собеседника.


- То есть, вы считаете, что я буду искать его вместо намеченных руководством целей?


- Потеря старшего брата - это серьёзный удар.


- Мы оба - солдаты. Мы были готовы к такому, - он снова посмотрел на актёров. - Не нужно делать из моей жизни трагедию.


Чавес едва заметно кивнул, принимая стойкий характер подчинённого.


- И тем не менее, ты ожесточился. Твои решения могут оказаться более…


- Лейтенант Чавес, - Промино наконец взглянул на него. - Вы берёте на борт священника, который угробил мальчика во время обряда и ушёл из Церкви. Но опытного капрала, прошедшего войну, оставляете на берегу?


Командир нахмурил брови.


- Сеньор Торре - мой давний друг. Не стоит осуждать его деяния на основании сплетен, что вы слышали.


Капрал понял, что залез не в те дебри и тему лучше оставить. Со сцены вопила женщина, стелющаяся к ногам полководца.


- Ужели сыновей моих зарежут за подвиги в защиту их отчизны? Андроник, не пятнай гробницы кровью. Ты хочешь уподобиться богам?!


Промино склонил голову, глядя куда-то под ноги.


- Лейтенант, вы забираете моих людей. Будьте благоразумны, это же ведь может сказаться на боеспособности отряда. В конце концов… мне нужно оставаться с ними. Мне нужно жить дальше так, будто ничего не случилось.


Чавес отвёл от него взгляд. Он оглядел зрителей по соседству и понизил голос.


- Ты видел трупы. То, что нас ждёт там… Это будет необычный поход. Мы можем не вернуться.


Мрачный голос со сцены донёсся до капрала словно издалека.


- Мечами будем тело на костре рубить, пока не обратится в пепел...


Промино, кивая то ли лейтенанту, то ли тому мужчине в фальшивом костюме, шмыгнул носом.


- Отлично. Меня есть кому встречать на том свете.


Август, 1500


Скрестив руки, Промино наблюдал, как Рамиреса привязывают к дереву. Мысленно капрал устраивал себе разнос за инцидент в пещере - он должен был предвидеть, что этот боец может выкинуть что-то идиотское. Похоже, что происшествие с ним и товарищем на пляже повредило его рассудок. Димас взял его с собой лишь ради большего количества солдат, но теперь жалел об этом. Вернуть его одного невозможно, оставить - тем более. Что с ним делать - непонятно. Впрочем, было кое-что поважнее Рамиреса.


Капитан обернулся и тут же поймал взгляд молодой женщины, которую они встретили в джунглях. Она сидела под охраной на пеньке на другом конце лагеря, держа чашку в руках, и смотрела на него изучающе. Капрал направился в её сторону, попутно оценивая состояние отряда. К счастью, в пещере обошлось без потерь. Одно поверхностное огнестрельное ранение, несколько ссадин и ушибов, кое-кто обжёг руку. Но в основном, это были укусы и царапины. Чёртовы летучие мыши словно озверели. Спустившись сверху, они напали на людей, что для их обычных сородичей в Европе было бы безумием.


Складывалось ощущение, что здесь убить хотят не только дикари, но и природа вокруг. Самого капрала укусили несколько раз до крови. Подойдя к блондинке, Промино махнул сторожившему её бойцу - свободен. Подвинув небольшое бревно, он устало присел напротив незнакомки. Мужчина мельком оглянулся, успев увидеть, как остальные посматривают в её сторону. Это же заметила и блондинка.


- Похоже, что сегодня я - главное развлечение для ваших людей.


Капрал поднял брови, на что собеседница тут же отреагировала.


- О боже, это прозвучало ужасно двусмысленно, - уголки её тонких губ едва заметно приподнялись. - Я имела в виду, что вы явно не ожидали увидеть здесь кого-то из цивилизации. Определённо, вы заинтригованы.


Промино внимательно разглядывал её лицо. Если бы она была животным, то определённо - одним из кошачьих. Совсем чуть-чуть раскосые глаза с зелёной радужкой, милый вздёрнутый носик, широкие скулы, светлые волосы до плеч. Взгляд - проницательный, уверенный. Она была стройной и невысокого роста, а тонкие щиколотки нагло выглядывали из-под юбки. Её ранец покоился рядом. Капрал кивнул на него.


- Знакомая сумка.


Женщина проследила за его взглядом.


- Да, это одного из ваших солдат, - в её голосе Промино отчетливо слышал британский акцент. - Свой я потеряла. Того человека звали Эдмундо. Насколько я знаю, он вернулся на корабль.


- А ваше имя?


- Флора. Вы?


- Капрал Димас Промино. Значит, вы были в недавней экспедиции из Испании?


- Да.


Димас развёл руками с видом человека, приготовившегося выслушать что угодно.


- Может расскажете, что делала подданная Великобритании в этом походе? И самое главное, что произошло здесь, на этом берегу?


Флора с удивлением на лице поджала тонкие губы и пожала плечами.


- Не вижу ничего удивительного в том, что англичанка плывет с испанцами. Я перебралась в Мадрид три года назад, а в плавание отправилась в качестве помощницы врача.


- Где вы жили в Мадриде?


- В квартале Ла Морерия, - увидев реакцию мужчины, она усмехнулась. - Вы, наверно, давно там не были. Мусульман на тех улицах всё меньше - их переселяют на север города.


Капитан кивнул. Незаметно для себя он залюбовался её мимикой и языком тела. Женщина вела себя непринужденно и дружелюбно, несмотря на обстоятельства. Он немного расслабил напряжённую позу.


- Что насчёт того, что случилось здесь? Вам есть, что рассказать?


Блондинка открыла было рот, но затем отвела глаза и тяжело выдохнула. Прошло несколько секунд.


- В вашем отряде уже были странные случаи гибели?


Промино склонил голову набок.


- Что вы имеете в виду под «странными»?


Флора скосила глаза в сторону, будто ей задали наиглупейший вопрос.


- Те, что нельзя нормально объяснить.


Капитан ответил не сразу. Он прочистил горло, откашлявшись.


- В первый день мы потеряли разом шесть человек.


Флора наклонилась ближе.


- Как это случилось?


- Не знаю. Но… у них была содрана кожа. А тела пронзили их же ружьями.


Англичанка нахмурилась. Её взгляд опустился, а губы тихо прошептали «эльтанчи». Она резко подвинулась вперед, насколько позволял пень.


- Было что-то ещё?


- Сначала объясните мне, что случилось с вашей экспедицией.


- По всей видимости, то же, что происходит с вашей, капрал Промино.


Димас попытался скрыть удивление, но не вышло. Флора продолжила.


- Мы прибыли сюда почти год назад. Нам было поручено исследовать местность и наладить контакты с теми, кто может жить здесь. Но очень скоро один за другим люди начали гибнуть при самых загадочных обстоятельствах. Тела находили изувеченными так, что невозможно было узнать. Некоторые пропадали бесследно.


Женщина взволнованно поправила выбившуюся прядь волос.


- Были странности и в коллективе. Люди менялись на глазах, они становились другими. Начались убийства среди своих. Мы больше не доверяли друг другу. Произошёл раскол и я с ещё десятком членов экспедиции ушла в джунгли. Мы пытались вернуться на корабль, но нас не пускали - боялись.


- Чего именно?


В глазах собеседницы снова промелькнул страх.


- Что мы тоже изменились.



Посматривая в сторону капрала и женщины, Торре прошёл через лагерь к дереву, где привязали Рамиреса. Стоявшему рядом на охране Кортесу он показал две кружки с чаем и кивнул в сторону пленника. Аугусто понимающе склонил голову и отошёл подальше. Руки Игнасио были скреплены в районе кистей, но верёвка позволяла ему поднимать их. Солдат встретил священника, сидя на коленях среди корней дерева. Он пялился в землю, не смея поднимать глаз.


Исмаэль протянул ему чашку, но тот не стал брать, так что он поставил её рядом. Боец никак не отреагировал на появление падре. Его одежда выглядела явно запущеннее, чем у других. Сальные волосы до плеч превратились в птичье гнездо. Усевшись на один из корней, Торре оказался перед ним. Он обвёл взглядом окружающих, раздумывая над словами.


- Аугусто и Вито рассказали мне о том, что случилось в пещере, - он помолчал, ожидая объяснения, но не услышал ответа. - Кажется, ты что-то услышал там? Поэтому сделал выстрел?


Рамирес продолжал хранить молчание. Торре вдохнул тёплый дымок, поднимающийся из кружки. На тёмной поверхности отражение было непроглядно чёрным из-за густой кроны над их головами. Неподалеку раздался сдержанный смех одного из бойцов.


- Знаешь, когда твои друзья притащили тушку того странного животного, они решили дать ему имя, как первооткрыватели. Кажется… «свинослон» или что-то в этом роде. И даже уже составили целый список зверей, которых ещё не видели здесь. Похоже, что на родной земле зоопарки им будут теперь не интересны.


Исмаэль отметил, что солдат приподнял голову, посмотрев в ту сторону, откуда они пришли.


- Скучаешь по дому?


Еле заметный кивок.


- Наверно, родители ждут - не дождутся твоего возвращения.


Игнасио впервые прикоснулся пальцами к кружке.


- Мама. И младшая сестра.


- Расскажи о них.


Молодой человек слегка покосился в сторону священника, словно раздумывая - стоит ли говорить. Морщины на его лбу разгладились.


- Мама шьёт платки на продажу. В Кадисе у неё практически нет конкурентов - все ходят к ней. Она такие узоры делает, что любой художник вдохновится, - он приподнял кружку, изучая глазами содержимое. - А сестрёнка недавно устроилась гувернанткой в дом одной зажиточной семьи. Там все дела ведёт сеньора одна, вашего возраста… представляете? Мы виделись в последний раз в день отплытия. Анхела даже говорила с лейтенантом обо мне, так сильно она волновалась за меня.


Вспомнив об этом, солдат еле слышно усмехнулся. Уловив его настрой, Торре тоже позволил себе ухмылку.


- Ну, теперь я знаю, какую партию искать себе по возвращении на родину. Как говоришь, звать ту даму?


Игнасио поднял немного недоверчивый взгляд на Исмаэля.


- Я думал, священникам нельзя вступать в брак.


Торре вздохнул, дотрагиваясь до креста на шее.


- Да, но… с Церковью у меня отношения ещё сложнее, чем с противоположным полом. Я ушёл оттуда после одного случая. Когда понял, что не всегда солидарен с руководством. Оставил в сердце лишь единственного Всевышнего.


Рамирес отвёл глаза, раздумывая над этим признанием. Он слегка нахмурился.


- Думаете, Он всё ещё с нами? После того, что случилось?


Исмаэль вспомнил, как недавно Промино спрашивал его о том же. Тогда он совершил ошибку, указав капралу на его грехи, что тот совершал не по зову сердца, а во благо Отчизны. Их непростой разговор закончился на тяжёлой ноте. Торре привстал с корня и сел рядом с Рамиресом.


- Знаешь… Бог никогда нас и не покидал. Неважно, как далёк ближайший приход. И наверху Его искать не нужно. Здесь особенно, не ровён час - прилетит очередной подарочек из непристойного места здешней птахи, - он улыбнулся краями губ. С солдатами у него была особая манера в общении. - Сила Господа не в молитвах или песнопениях. Она - в нас самих. В наших деяниях и воле.


Торре позволил себе глоток чая.


- Глупо рассчитывать, что крест на шее защитит от пули или стрелы. Его предназначение лишь в том, чтобы напомнить - мы не одни. Даже здесь, вдали от дома Он слышит тебя. Поделись с ним своими страхами. И тогда ты получишь ответ.


- Пули и стрелы. Я думал, я всякого навидался на войне…, - Игнасио тоже отпил из своей кружки.


- Тогда что тебя пугает здесь?


- Неизвестность, - Рамирес задумчиво посмотрел в сторону. - И… ощущение, что то, с чем мы здесь столкнулись - деяния вовсе не людские.


- Я понимаю, о чём ты, - перед глазами Торре промелькнули образы изувеченных тел, найденных в первый день высадки. - Но страх привел нас к тому, что произошло в пещере.


На лице Игнасио проявилось чувство вины. Исмаэль заметил это.


- Не позволяй ему завладеть тобой. Преврати его в сомнение. Здравое суждение. Только так мы сможем здесь выжить. Только так ты сможешь вернуться к семье.


Рамирес смиренно вздохнул, перебирая пальцами.


- Там, в пещере. Я не слышал их. Но я чувствовал. Ощущал присутствие, хотя все вокруг игнорировали это.


- Ты имеешь в виду - ты почувствовал, что там летучие мыши?


- Это были не просто мыши. Это было что-то единое, тёмное. То, что заметило нас и было готово напасть. Я не знаю, как это объяснить, но такое у меня было впервые. Уверяю, я вовсе не помутился рассудком. Я был очень даже в здравом сознании.


Торре медленно опустил кружку.


- Чужие смерти, бывает, обостряют наше мировоззрение, - он понимающе взглянул на Игнасио. - Возможно, ты стал чувствительнее к тому, что окружает нас. Не нужно это подавлять. Но стоит научиться балансу восприятия. Если продолжишь слишком бурно реагировать на эти ощущения, нас всех могут ждать проблемы.


- Я понимаю. И я знаю, что совершил ужасную ошибку. Из-за меня пострадал отряд, - Рамирес выпрямился. - Я заслужил наказание.


- С этим не спеши, Игнасио, - священник встал на ноги. - Я поговорю с капралом. Возможно, мне удастся уговорить его проявить снисхождение. Он так и не исполнил своё обещание отправить гонца на берег. Может быть, ты сможешь вернуться к кораблю.


- Благодарю, падре. Да, наверно, это было бы неплохо. И… спасибо за то, что выслушали. Я ваш должник.


- Это уж точно, ты так и не назвал фамилию той сеньоры в Кадисе.



Откупорив флягу, Промино сделал пару глотков, не сводя взгляда с собеседницы. Размазав остатки влаги по щекам и подбородку, он уже привычным жестом оттянул ворот рубашки - духота леса давила на него.


- О каких изменениях вы говорите? Был саботаж?


Флора прикрыла глаза чуть дольше обычного.


- Нет. Я говорю об изменениях личности. Люди становились более жестокими в этом месте. Их словно подменяли.


- И много таких было?


- Достаточно, чтобы разобщить всех нас. Экспедиция распалась меньше, чем за пару недель.


- О, значит у нас ещё есть время, - тон капрала вызвал у женщины недовольство.


- Вы мне не верите? Или считаете, что вас это не коснется?


- Где остальные члены экспедиции? Вы сказали, что десяток человек ушли с вами в лес.


Флора ответила не сразу. Она оглядела всех, кто был в поле зрения.


- А вы, очевидно, оставили часть людей на берегу. Вас здесь слишком мало, - она заглянула в глаза собеседника. - Интересно, что стало причиной вашего раскола.


- Вовсе не жестокость моих людей. На нас напали и мы ищем тех, кто сделал это.


- То есть, дикарей?


- Да. Раз уж вы тут уже полгода живёте - кстати, интересно будет узнать, как - может, заодно сообщите их местонахождение?


Англичанка подняла брови.


- А вы думаете я к ним по-соседски за водой забегаю?


- Вы слишком часто отвечаете вопросом на вопрос.


- Что поделать, мне было не с кем поболтать всё это время.


- Ещё раз - что случилось с теми, кто был с вами в лесу?


Флора тяжело и резко вздохнув, быстро ответила.


- Мертвы.


- И кто их убил?


- Не туземцы.


- Может быть, вы?


Блондинка с усталой насмешливостью почесала нос.


- Я похожа на того, кто может прикончить десяток взрослых мужчин?


- Опять вопрос. Я вас не знаю, Флора. Может быть, вы отравили их. Убедите меня, что вы не представляете угрозы, и тогда я постараюсь поверить вам.


- Знаете что. Давайте-ка я проведу вас к деревне и вы на своей шкуре прочувствуете, кто здесь действительно представляет угрозу.


- И кто же это по-вашему?


Флора отвела взгляд в сторону.


- Вы всё равно не поверите.


Промино внимательно осматривал собеседницу, раздумывая над её словами. Он хлопнул ладонями по коленям и встал с места.


- Предлагаю сделать так. Вы ведёте нас к этой деревне, а по пути рассказываете, кто тут злодей... и кто герой.


Женщина снова посмотрела на него.


- Интересно, кем считаете себя вы, капрал Промино?


Димас поправил пояс, проверив крепление шпаги.


- Я просто солдат на службе у Короны. Предлагаю и вам выбрать правильную роль. Например, соратника, который идёт на сотрудничество и не скрывает информацию.


Англичанка тоже встала, оказавшись совсем рядом с ним - ближе, чем это подразумевал этикет.


- Очень скоро вы поймёте, что здесь правила цивилизации не работают. Руководство прошлой экспедиции слишком поздно осознало это. У вас ещё есть шанс.


Промино промычал, заканчивая с оружием, и взглянул в глаза женщины.


- Шанс на что?


- На спасение от жестокой смерти.


Капрал отвернулся и громко обратился ко всем.


- Собираемся. Через пять минут всем быть готовыми, - он посмотрел на небо, оценивая время. Вокруг вечерело. - Как далеко нам идти?


- Километров пять, в ту сторону.


- Пять? Далековато для вылазок на берег.


- Так и не они на вас напали.


Промино уже собрался ответить, но к ним подошёл Торре.


- Капрал, я поговорил с Рамиресом. С ним всё в порядке. То происшествие было вызвано его... эмоциональной усталостью. Ему пришлось увидеть жестокую гибель лейтенанта и его команды, а позже - ещё одного товарища...


- Да, как и мне.


Исмаэль понял, что наткнулся на знакомую жесткость капитана.


- Не каждый способен спокойно вынести такое. Тем не менее, вы, скорее всего, уже не слишком доверяете ему, но я бы хотел предложить альтернативу, чтобы он не стал обузой. Отправьте его в лагерь на пляже. Пусть сообщит остальным, что с нами всё в порядке. Вы ведь хотели послать гонца?


Димас взглянул на Рамиреса.


- Ну, если вы уверены в том, что он не сойдёт с ума снова… Я напишу записку для сеньора Сантаны - пусть приглядывает за ним. По возвращении его ждёт более суровое наказание.


Священник постарался скрыть своё изумление.


- Да, конечно. Пойду сообщу, чтобы его развязали.


- И ружьё ему брать запрещаю. Только нож.


- Но он будет один и…


- Не обсуждается, падре.


Флора удивлённо сделала шаг навстречу Торре.


- Вы священник? Что вы делаете в этой экспедиции?


За Исмаэля ответил капрал, достающий бумажку.


- Тем же самым вопросом задаюсь я весь поход. Но порой от него бывает толк.


Димас хмыкнул, вертя головой.


- Я лишь пытаюсь помочь людям продержаться в этом месте до тех пор, пока не придёт время возвращаться домой.


Англичанка дружелюбно улыбнулась ему.


- Жаль, что такого человека не было с нами. Меня зовут Флора. Надеюсь, что вам удастся выполнить свою миссию.


- Исмаэль, - Торре скромно кивнул. - Что ж, надежда - это всё, что есть у нас.


Спустя несколько минут Рамирес был готов покинуть отряд. Стоя на окраине поляны, он прощался с Иглесиасом и Кортесом, не смея взглянуть в глаза остальным. Пронзительный крик птицы в роще заставил его резко обернуться. Весь вид солдата говорил о том, что возвращение на пляж через джунгли в одиночку уже не кажется ему отличной идеей.


При нём оставили лишь один нож - мол, идти всего пару дней. Хотя на лицах товарищей Игнасио отчётливо читал сочувствие, ведь они понимали, чем может обернуться такой поход. Аугусто и Вито отошли назад, когда к Рамиресу подошёл Промино. Капрал вручил ему в руку записку.


- Передашь это сеньору Сантане лично. Здесь информация о нашем передвижении и указания насчёт тебя. Думаю, ты понимаешь всю серьёзность своего поступка. И напоминать о возмездии за уклонение от наказания тоже не стану. Донесёшь это послание в целости и сохранности - и по возвращении я подумаю о том, чтобы смягчить решение о твоей судьбе.


Игнасио хотел было сказать что-то не по уставу, но быстро одумался и, выпрямившись, отчеканил:


- Так точно, капрал. Разрешите идти.


- Разрешаю. Осторожнее в пути, Рамирес. Помни, что мы здесь не одни.


Развернувшись, солдат сделал было шаг, но его остановила подбежавшая блондинка.


- Подождите…, - она незаметно для остальных вложила в его ладонь что-то маленькое, но твёрдое. Глядя на него, Флора тихо произнесла напутствие. - Услышите свист - не отвечайте на него. Заткните уши и молитесь. Это спасёт вас.


Смущённый Рамирес лишь медленно кивнул. Бросив последний взгляд на отряд, он пошёл в сторону берега. Смотревшая ему вслед англичанка обернулась и тут же наткнулась на внимательные глаза Промино, стоявшего рядом. Нисколько не смутившись, она указала в противоположную сторону.


- Деревня ждёт вас, капрал.


Оставив позади пещеру, отряд двинулся дальше, ведомый уже не капитаном, а светловолосой незнакомкой. Сразу за ними тащился Торре, которого появление англичанки тоже крайне заинтересовало. Женщина шла уверенно, словно по протоптанной дорожке, держа в руке свою палку-трость. Пока её глаза высматривали знакомые детали окружения, её зад определенно захватил всё внимание шедших позади бойцов. Промино же, идущий рядом, не стал деликатно выжидать время для новых вопросов.


- Так как вы выживаете здесь одна?


- Полагаю, такому бравому подданному Испании трудно представить, что женщина способна добывать себе пропитание сама.


- На ферме под Кадисом - запросто. Но не здесь, не в этих условиях. Где вы ночуете?


- Недалеко отсюда, в заброшенном шалаше. Какое-то время я обитала на пляже, но быстро поняла, что ждать корабль на этом краю света - бесполезно, а источники пресной воды находятся совсем не на берегу.


- А еда?


- Ягоды, фрукты, мелкие грызуны, змеи, птицы. Здесь не так уж трудно добыть пропитание, главное успеть сделать это раньше, чем другие обитатели леса.


- Другие обитатели?


- Я имела в виду животных.


- А что насчет дикарей? Вы встречались с ними?


- Пару раз. Разговор у нас не сложился - они очень скрытные.


- Они нападали на вас?


- Лично на меня нет. Не стану говорить за остальных.


Торре вмешался в диалог.


- Как они выглядят?


- Ровно так, как вы представляете себе. Минимум одежды, максимум краски на теле.


- И что было в моменты встреч?


Флора на ходу обернулась.


- Ничего. Все стояли, как вкопанные, а потом молча расходились, - она взглянула на Промино. - Согласитесь, капрал, такое поведение трудно назвать агрессивным.


Димас мотнул головой.


- Вы женщина, а не боец. Даже в такой допотопной культуре, как у них, наверняка есть понятие чести по отношению к слабым.


Блондинка скривила губы в полу-надменной улыбке.


- Воистину, ваше рвение развязать войну высоко. Но мне интересно, что именно вы собираетесь делать, когда придёте к ним? Сходу начнёте битву?


- Если бы я так поступал, то не дослужился бы до своего звания. Нет, для начала мы скроем основные силы в засаде. Я и сеньор Торре выйдем к ним и попытаемся наладить контакт. Если выяснится, что это именно они напали на нас, тогда мы начнём бой.


- И как вы поймёте это, если они говорят на другом языке?


- Разберёмся. Лучше скажите мне, откуда вы знаете месторасположение их деревни?


- Случайно набрела.


- Так же как и на нас?


Флора усмехнулась.


- Почему у меня ощущение, что ещё чуть-чуть и вы обвините в гибели своих людей меня? Что вы пытаетесь доказать?


- Я не доказываю, а выясняю. Год назад сюда прибыла экспедиция из Испании, а спустя время корабль вернулся на родину с горсткой выживших и кучей трупов на борту, а остальные и вовсе пропали без вести, - капрал смотрел по сторонам, лишь мельком поворачиваясь к спутнице. - И вдруг выясняется, что здесь осталась какая-то женщина из другой страны, рассказывающая, будто в тот поход вмешались некие мистические силы и начали всех убивать. Возможно, я немного более подозрителен, чем нужно, но обстоятельства явно благоволят такому скепсису.


- Если вы перестанете отрицать очевидное, то возможно, вам будет чуточку легче понять, что происходит с вашей экспедицией.


Промино быстро догнал женщину и резко остановился перед ней.


- Что? Что с нами происходит, расскажите? Кто нападает на нас, если не туземцы?


Все остальные также встали, внимательно наблюдая за разговором. Торре чуть приподнял ладонь, думая сбавить накал со стороны Димаса, но передумал. Флора же внимательно изучала лицо капрала, явно размышляя о том, что сказать. Она пригладила волосы, словно успокаиваясь.


- Вы верите в Бога?


- Как и любой другой подданный Испании.


- Тогда вы должны верить и в Дьявола.


Промино в непонимании свёл брови. Женщина смотрела прямо ему в глаза.


- Правда такова, что за всё время нахождения здесь нашей экспедиции, мы не видели ни одного туземца. Скажите, вы их видели, капрал? Может быть, находили следы или их вещи?


- А что, если нет - все подозрения падают на самого Сатану?


- Ну, когда вы находите тело жертвы вывернутым наизнанку и обмотанным собственными кишками, на человека такое вряд ли подумаешь.


- А кто сказал, что я считаю дикарей людьми?


На лице Флоры отразилось непонимание.


- Вы их даже ещё не встречали…


- Нет, но я знаком с их деяниями, - с этими словами Димас достал из сумки высушенную голову своего брата, найденную им на берегу. Он показал её собеседнице. - Отверстия закрыли нитками. Падре, в Библии не говорится, что Дьявол увлекается шитьём?


Торре позволил себе осуждающий взгляд, не терпящий шуток над такими вещами. Англичанка же лишь грустно нахмурилась. Это удивило капрала, ожидавшего увидеть испуг или омерзение.


- Такое чувство, что вы уже видели нечто подобное.


- Видела. Как и множество других вещей, от которых у вас кровь в жилах застынет. Напомню вам, капрал - я здесь уже девять месяцев живу. И раз уж вы «дослужились» до такого звания, с вашей стороны будет здраво довериться той, кто сумела избежать здесь ужасной гибели или помешательства, - женщина отвернулась и направилась дальше. - А вы всё никак не перешагнете грань, разделяющую благоразумие и скудоумие.


Промино пошёл вслед за ней, всё ещё держа в руке «подарок» джунглей.


- Грань перешагнули эти чудовища, обезглавившие моего брата и сделавшие из него вот это.


- А вы абсолютно уверены, что он не заслужил такой смерти?


- Верну вам ваши же слова, сеньора - вы его не встречали. И не вам судить.


Флора обернулась, не сбавляя шаг.


- Зато вам-то позволено, конечно. Бравый солдат на службе Испании вершит правосудие. Оглянитесь вокруг и разуйте глаза - вы не на своей земле, чтобы иметь здесь голос.


Капрал замедлился, склонив голову набок.


- А вы на чьей вообще стороне, Флора?


- В борьбе добра против зла - сомневаюсь, что вы верно представляете ту сторону, какой считаете себя.


Димас остановился, полуоткрыв рот и наблюдая за уходящей англичанкой. Та лишь крикнула, поманив рукой.


- Вы собираетесь успеть до темноты или как?


В наступившей тишине подошедший сзади Торре негромко прокомментировал перепалку.


- Похоже, теперь я здесь не единственный, кто нервирует вас. Это воодушевляет.


Обойдя капрала, он направился вслед за блондинкой. Димас же хмуро посмотрел на обоих, после чего махнул своим бойцам.


- Не стоим, вперёд!


Продолжение в комментариях...

Показать полностью 1
35

ТЕЛА ДЕВУШЕК НАХОДИЛИ В ИНСТИТУТЕ | Охотник На Студенток Борис Гусаков маньяк

ТЕЛА ДЕВУШЕК НАХОДИЛИ В ИНСТИТУТЕ | Охотник На Студенток Борис Гусаков маньяк

https://youtu.be/fGQ1LxMcc_Q


Ссылка на видео с материалами дела выше, текст из него ниже, для тех кто хочет прочитать


В один из последних декабрьских дней 1963 года в здании Московского историко-архивного института студентка первого курса прихорашивалась перед зеркалом женского туалета. Вдруг из-за угла выскочил неизвестный мужчина, набросил на девушку пальто, сжал железной хваткой и поволок в ближайшую кабинку.

В начале 1960-х годов всю Москву держал в паническом ужасе серийный маньяк, которому в народе дали зловещее прозвище Мосгаз, про которого у меня так же есть видео на канале. Неудивительно, что покушение на студентку в туалете института приписали маньяку, которого вспугнули, но задержать не сумели. Поэтому настоящему виновнику удалось избежать справедливого наказания, что и послужило началом целой череды кровавых событий.

Бори́с Васи́льевич Гусако́в родился в 1938 в Москве и был — советский серийный маньяк, совершивший в 1963—1968 годах 15 нападений на девочек и девушек, в том числе отнял 6 жизней.

Жарким днём 21 июня 1964 года на живописной территории Томилинского лесопарка в зарослях, скрытых от взглядов случайных прохожих, было найдено тело девочки. 11-летняя школьница Валя Щербакова была лишена жизни, при этом следователи признали сексуальный мотив. Согласно экспертизе, преступник в порыве ярости нанёс ей семь ударов тупым предметом в область головы, а затем совершил с ней половой акт.

Прошло чуть больше года, и столицу вновь потрясло чудовищное известие. 4 сентября 1965 года в том же Томилинском лесопарке обнаружили тело ещё одной молодой девушки, опознанной как гражданка Янова. Как и предыдущая жертва, несчастную лишили жизни и надругались.

На теле эксперты обнаружили множественные травмы и глубокие колото-резаные ранения.

Нападения на девушек с различной периодичностью продолжались вплоть до 1968 года, и каждый раз преступник оставался безнаказанным, так как не оставлял совсем никаких зацепок для следователей.

12 марта 1968 года в местное отделение милиции поступило заявление о пропаже двух студенток 1-го курса Московского энергетического института Ольги Романовой и Елены Красовской. Вначале подобное известие было воспринято весьма скептически — молодые девушки, весна, мало ли что? Но по настоянию родителей потеряшек было решено организовать розыскные действия.

Поиски начались в здании института, задействовали команду кинологов. Именно собака вывела поисковую группу на чердак МЭИ. Когда сотрудники милиции открыли дверь, первое, что бросилось им в глаза — это валяющиеся на полу разбитые очки одной из пропавших студенток и многочисленные бурые пятна крови на полу и стенах чердачного помещения.

Тщательно обследуя каждый метр мрачного, захламлённого ненужной утварью пространства, оперативники готовились к самому худшему. В одном из дальних углов чердака, заросшего густой паутиной, под ржавым листом железа таилась страшная находка. Два тела девушек в изорванной одежде лежали друг на друге, как будто имитируя половой акт.

В вентиляционном отверстии собака нашла нижнее бельё и чулки жертв, что указывало на сексуальный мотив преступления. Но самым важным среди найденных предметов был кусок стальной трубы, валяющийся неподалёку от места преступления. Это было орудие преступления. На нём, помимо кровоподтеков, эксперты-криминалисты обнаружили отчётливый отпечаток указательного пальца правой руки, принадлежащего маньяку, что стало поистине первой ценной зацепкой.

Пока сотрудники МУРа отрабатывали многочисленные версии по двойному нападению в престижном московском вузе, жестокий палач вошёл в азарт от пролитой крови и чувства безнаказанности.

В апреле 1968 года в Люберецком районе в лесопарковой зоне посёлка Томилино было найдено тело Андреевой, которой было всего 9. Несколько дней спустя возвращающаяся с танцевальной площадки влюблённая пара подверглась нападению неизвестного. Сначала преступник нанёс несколько ударов тяжёлым предметом по голове 17-летнему Владимиру Гущину, а затем набросился на его подругу. Придя в себя, пострадавший не сразу понял, что произошло. Очень сильно болела голова, и кровь гулким звоном стучала в висках. Юноша огляделся и увидел, что лежит со спущенными брюками на своей бездыханной подруге, а их ноги туго связаны вместе её нижним бельём. Над Девушкой, как и в предыдущих случаях, сразу после гибели надругались.

Тщательный анализ двух последних преступлений позволил сыщикам сделать важный вывод: в этих страшных событиях прослеживался явный почерк одного и того же душегуба. Оперативники исследовали архивы криминальных происшествий за несколько последних лет.

Стало очевидно, что с 1964 года в Люберецком районе орудует одно и то же лицо. Чуть позже потерпевший Гущин помог сотрудникам милиции составить словесный портрет преступника. Кольцо вокруг кровавого маньяка стало постепенно сжиматься.

15 мая 1968 года недалеко от Курского вокзала на скамейке сидели две десятиклассницы и что-то бурно обсуждали. Они приехали в Москву из Серпухова, чтобы узнать условия поступления в институт. Теперь настала пора возвращаться домой, а так не хотелось покидать столицу.

Неожиданно к ним подошёл молодой человек и предложил отдохнуть за городом. Забыв о всякой осторожности, подруги с радостью согласились. Ближе к вечеру они добрались до загородного дома обходительного мужчины, который был предельно вежлив и внимателен со своими гостьями. Он галантно предложил им выпить горячего чаю и поставил на стол вазу с шоколадными конфетами.

Неискушённые подруги с удовольствием пили чай и болтали, только роскошные конфеты почему-то сильно горчили на вкус. Подозрительное угощение девушки есть не стали. Тогда мужчина занервничал. Такое поведение молодого человека показалось подругам странным, что-то неуловимое в его поступках настораживало. Девушки воспользовались отсутствием гостеприимного хозяина и тихонько направились к двери.

Он стоял возле выхода, держа в руках кузнечное зубило. Неожиданно мужчина набросился на испуганных подружек, нанося хаотичные удары своим смертоносным оружием. Страх придал девушкам силы. Вдвоём они повалили изувера на пол и бросились прочь подальше от этого страшного места. Палач бежал по пятам, он уже почти догнал раненых беглянок, если бы не случайный милиционер, оказавшийся на их пути.

Неизвестно, чем могла закончиться эта гонка, если бы не милиционер, которого увидели Лида и Нина в дальнем конце улицы. Маньяк стража порядка тоже увидел и заорал:

— Девчонки, не говорите ничего! Я вам много денег дам!

Но девушки не повелись на это. Добежав до милиционера, они, захлебываясь слезами, стали показывать на преследовавшего их мужчину. Милиционер понял все правильно и бросился к Гусакову, который к тому моменту уже выбросил колун и попытался убежать.

После непродолжительной борьбы тот арестовал преступника и вызвал дежурный наряд МВД. Отпечатки пальцев задержанного отправили на экспертизу в Москву. Удивлению сотрудников МУРа не было предела — лишение жизни студенток МЭИ было раскрыто, так как отпечатки совпали.

В 1938 году в посёлке Салтыковка Балашихинского района Московской области у супружеской пары Гусаковых родился мальчик, назвали его Борисом. Семья была не совсем благополучная, родители злоупотребляли спиртным. Может быть, поэтому у Бориса ещё в детском возрасте был выявлен целый букет психических заболеваний.

Началась Великая Отечественная война, на странное поведение маленького Бори уже никто не обращал внимания. Ему исполнилось три года, когда произошёл случай, навсегда переломивший его судьбу, окончательно исказив мировоззрение.

Во время бомбёжки он стал свидетелем гибели нескольких человек, среди которых была маленькая девочка. Этот ужасный вид оставил неизгладимый отпечаток в душе Бориса. Впоследствии его воспалённое воображение не раз рисовало эту жуткую картину, вызывая непреодолимое желание вновь испытать те незабываемые ощущения, граничащие с состоянием эйфории.

Среднюю школу Гусаков окончил в 1955 году, серьёзно увлёкся фотографией, отслужил в армии. Биографию подпортил условный срок за банальную кражу, что совсем не мешало ему вести жизнь обычного советского гражданина. Работал по специальности фотографом, женился. Только счастливой семейной жизни у него не получилось — на жену он часто поднимал руку по любому поводу.

Жуткая картина с бомбежкой не давала будущему маньяку покоя. Не в силах справиться с мучительным наваждением, Борис Гусаков начал нападать.

Две отважные школьницы оборвали кровавый путь чудовища в человеческом обличье — Гусакова Бориса Васильевича. Он признался, что с 1964-го по 1968 год совершил 15 нападений на молодых девушек и несовершеннолетних девочек, в том числе 6 лишений жизни.

Следствие по делу Гусакова было проведено в кратчайшие сроки. Хоть милиционеров и интересовала деятельность преступника, но из Кремля было спущено распоряжение покончить с убийцей как можно быстрее. Вполне возможно, что именно из-за этого распоряжения врачи признали Гусакова вменяемым. Хотя к тому времени правоохранительным органам было известно, что Гусаков еще в детстве проявлял признаки психических заболеваний.

В 1969 году жестокий палач был приговорён к высшей мере наказания — расстрелу. Все слёзные прошения о помиловании были отклонены. В 1970 году приговор привели в исполнение.

Про него сняли документальный фильм следствие вели с Леонидом каневским красавицы и чудовище.

Борис Гусаков, прозванный Охотником на студенток, безбоязненно охотился почти пять лет. «Поблагодарить» за действия этого маньяка следует Никиту Хрущева. Именно он в начале 60-х заявил, что в Советском Союзе с преступностью почти покончено. А потому деятельность Гусакова была строго засекречена, а его преступления никто и не думал расследовать. Ну а маньяк, все больше наглея от безнаказанности, убивал все чаще и чаще.

Вполне возможно, что Гусаков действительно был психически нездоров. Но его (как и Сливко) психиатры посчитали вменяемым. Палача быстро приговорили к высшей мере и в том же 1968 году расстреляли. Чем окончательно закрыли так и не проясненный вопрос: а сколько именно жертв на счету одного из первых советских маньяков?

Показать полностью
71

Щёлк! Глава 32

Предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_48339328

-- Но ведь это безнравственно! – возмутился Сега, когда Жека решил обратиться к нему за помощью. Разговор этот Жека вёл подальше от остальных, потому как именно такую реакцию он и предполагал. Но, так как Сега выглядел поумней остальных, то его будет легче переубедить.

-- Культ похищает людей и приносит их в жертвы Тёмным Богам. Полиция не может их подловить, потому что все улики замаскированы Мороком. И единственная сила в городе, способная им противостоять – это мы, -- начёсывал Жека языком, не останавливая запущенный гениальной идеей поток своего сознания.

-- Ну да… но другие люди то при чем…

-- Вот что по-настоящему безнравственно – бездействовать. Медлить! И бояться жертвовать меньшим, ради предотвращения большего! – сказал Жека и удивился себе. Эпично сказанул!

-- Мы испортим свою карму и в следующих жизнях переродимся навозными жуками!

-- Не переродимся, -- Жека вздохнул. – Если чё – покайся перед Игорёшей, он же тебе отпустит все грехи.

-- Но он не Папа Римский …

Точно. И это правда, он не Папа. Он вообще «Иисус». Только вы пока не в курсе, подумал Жека, но вслух сказал:

-- Тогда я всё равно пойду на дело, но уже один. К тому же безобидных людей я обдирать не буду. А только тех, кто этого заслужил. Как Робин Гуд.

-- Только если как Робин Гуд! – насупился Сега.

-- Так ты решился?

-- Да… Ладно. Хорошо, я помогу тебе. И что ты от меня хочешь?

-- Просто побыть моим таксистом на день-два. Прикрыть меня, если что случится. Кататься по городу, я полагаю, придётся дофига.

-- Хорошо, завтра сгоняем с утра…

-- Нет, -- возразил Жека. – Нужно сегодня. Прямо сейчас.

-- Куда торопиться?...

-- Куда?! Это вопрос нашего выживания. И тех, кто ща в плену у Культа. Культисты выходят на меня уже вторую ночь подряд! И где гарантия, что они не выйдут и в третью? Или в четвёртую? Пушки надо уже к вечеру.

-- Но это нереально…

-- Ты давай без размышлений. Нам главное начать. А там уж – как получится.

-- Ладно… Я позову Шурупа и остальных…

-- Не нужно.

-- Это ещё почему?

-- Они не оценят. Начнут такую же телегу гнать. Про кармы.

-- Но…

-- Просто поставим их перед фактом. Потом. Когда деньги достанем.

-- Мы справимся? Не лучше ли их тоже позвать?

-- Справимся. Не будем же мы, как цыгане ездить. Толпой на каждое пустяковое дело.

-- А предупредить их, куда мы поедем? Вдруг чё…

-- У меня ствол, справимся, -- сказал Жека и подумал, что и в самом деле рискует. Но объясняться перед остальными не хотелось. Идея была действительно преступной и не совсем приятной.

-- Я даже не жрал толком… -- пожаловался Сега.

-- По дороге шавуху купим, -- отмахнулся Жека. – Погнали.

-- Прям щас?.. Вот так вот сразу?


Игорёша, Диана и Шуруп скрылись в гараже – наступило время обедать. Оттуда уже вкусно тянуло дошираком со шпротами. Сега даже погрустнел.


-- Ничё, шавухи купим, -- Жека хлопнул того по плечу. – Идём.


Рябина же медитировал на обочине у соседского гаража, с улыбкой на лице. Его не волновал ни доширак, ни то, что его машиной решили немного воспользоваться, ни то, что в такие места у обочины владельцы гараже обычно отливают.


-- Слушайте…слушайте… -- повторял Рябина.

-- Мне бы так… -- сказал Жека и сел в машину.

-- Это от дыхания зависит, главное. У тебя так не получится сразу, понимаешь? Надо заниматься медитациями лет двадцать.

-- А у него здорово получается. Наверное, и концентрацию нормально использует, да?

-- У нас ведь как говорят. Пока чакры нормально работают, хоть тебе и сто лет, но пока чакры…

-- Сядь лучше, -- сказал Жека, не желающий получить порцию эзотерического бреда. – Поедем. Ехать надо.

-- Поехать? Куда сесть-то? Под стру…? А, в машину… Извини, туплю чёт...

Они быстро выехали из гаражного кооператива. Сега рулил, а Жека смотрел на карту и говорил, куда ехать.

-- Шавуха! – скоро обрадовался Сега.

-- Тебе не терпится?

-- Конечно…

-- Ладно, только быстро.


Десять минут они простояли у ларька. Жрали шавуху, обсуждали, как мало в ней мяса и где в городе шаурма лучше всего. И поехали дальше.


-- Почему вы все следуете за Игорем? – спросил Жека.

-- Чего это ты так внезапно? – удивился Сега.

-- Интересно услышать ответ от его прямых последователей.

-- Даже не знаю… -- Сега задумался. – Игорь – просветлённый. Он указывает нам истинный путь. Показывает, как избавляться от страданий. У него потрясающие методики тренировок и… это просто весело.

-- И сколько у вас ребят?

-- Около… тридцати?... – Сега снова задумался. – Может и больше. Но остальные не такие регулярные посетители тренировок.

-- И как это Игорю удалось собрать такую большую толпу?

Сега ухмыльнулся.

-- А никак! Это получилось само собой. У каждого – своя история. Короче говоря, так захотела Вселенная. Все мы здесь не зря.

-- Понятно… А ты как попал к нему?

-- Тренировался у себя во дворе. А потом узнал от Шурупа, что неподалёку есть бесплатная секция каратэ. Где собираются все, кому не лень, и совместно тренируются у хорошего учителя.

-- Игорь ещё и каратист?

-- Да… Вроде бы, какой-то даже великий. Но Учитель редко рассказывает о своём прошлом.

-- Но ваша толпа – это же секта? Или клуб спортсменов?

-- Секта? – Сега сначала нахмурился, а потом посмеялся. – Ну, наверное. Все, кто общаются с Игорем, меняются в лучшую сторону. Он что-то внутри себя имеет такое, что направляет людей. Так что, сначала ты – каратист и пришёл просто потренироваться на халяву. А потом ты уже сектант, ходишь с братанами по району и ловишь преступников.

-- Вы ещё и самосудом занимаетесь?

-- Никакого самосуда. Только предотвращение зла! Полгода назад мы поймали беглых зеков и освободили девушек, которых те удерживали в подвале. Ну и, короче, по мелочи…

-- А звать полицию, не вариант?

-- Мы и её зовём, конечно. Но постфактум.

-- Охуенный у вас кружок по интересам. И интересы тоже. Охуенные.

-- Мы едины, помогаем друг другу, выручаем, кто чем может. Когда ты один – трудно. А когда вас много – мы сила. Вот что бы ты делал, не будь нас? Пришлось бы туго. Вот и мы живём по принципу. И это не только рамсов касается. Но и повседневной жизни, бизнеса и даже учёбы. У нас даже униформа есть! Белые рубашки.

-- Это у вас чё, получается, -- задумался Жека. – Буддизмо-фашизм?

-- Сам ты фашист! И сектант! – Сега обиделся. – Постоянно смеёшься и ярлыками разбрасываешься. А, между прочим, над хорошими вещами смеёшься! Ты потому и был несчастен и одинок, что тебе не хватало идеи и чёткой цели. И братанов, с которыми бы ты к этой цели двигался. Понимаешь?


Скоро они остановились около самой дорогой шараги в городе, занимающейся самыми разнообразными анализами в городе. Когда Жека читал на их сайте список всевозможных анализов – то испытал шок, насколько же их бывает много.

В такую клинику бабушки с пенсией в двенадцать тысяч свою кровь сдавать не будут, поэтому риски намазать на Пульт «не то» исключались. Сюда шли люди с просторным кошельком и соответственными заморочками – проверить гормоны после курса в качалочке. Или после модного нынче «биохакинга» -- использования своего организма и мозга на полную мощность при помощи изменений в синтезе гормонов и нейромедиаторов… Конечно, кровь тяжелобольных Жеке была не нужна. Обдирать их – самое последнее, что стоило делать.

Но планировать, как и чью кровь он использует – ещё рано. Нужно попасть в лабораторию. Забрать мешки с кровью – или где там они хранятся?... Жека ниче не знал. -- Чё делать будем? – спросил Сега.


-- Ты сиди здесь и карауль. Меня с Пультом. Пульт не нажимай, а то попадём… А я чё-нить придумаю.


Жека положил Пульт в карман, вышел из машины и направился ко входу. От волнения даже ладошки вспотели. По ограблениям банков хотя бы имелось куча фильмов и даже компьютерных игр. Там всё было ясно – не дать нажать на кнопочку, валить всех на пол, пробраться к хранилищу, взорвать стальную дверь… А вот банк анализов ещё никто не грабил… И Жека тут первопроходец.


В голову вообще ничего не шло толкового. Какую бы тут хитрость применить… Поэтому надеялся, что смекнёт по ходу дела. Жека купил себе самые дешманские анализы и сел ждать в очереди на белой скамейке в коридоре. Перед ним сидели приличного вида люди, что даже несколько смутило – он всё это время толком даже не мылся и, наверное, воняет от него просто здоровски…


Жека тряс ногой, смотрел на камеры в коридорах и уже начинал паниковать. Как же всё провернуть-то? Как же…

Скоро его позвали в процедурную.

Сказали усаживаться в кресло и закатывать кофту на сгибе локтя. Камеры в процедурной не было. Это хорошо.

Вырвать у неё шприц? Цапнуть её… Или подложить на её стул кнопку?! Не, у неё же нет стула. Бабища уже готовила иглу и ничего не подозревала.

-- Вы расслабьтесь, -- сказала она. – Нет ничего страшного. Как комар укусит…

-- Ага…


Вот бабища достала жгут.

Так чё делать то?!

Да насрать!


Жека психанул от своей глупости. Но ещё больше психанул он от нерешительности! Культисты ведь рядом! Чего бояться?! Поэтому когда заботливая врачиха подошла достаточно близко -- Жека выхватил из кармана Пульт и со всего маху зарядил им женщине по роже… .

Показать полностью
493

Глубина (1)

Из глубины взываю к Тебе, Господи.

Господи! Услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих.

Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония,- Господи! Кто устоит?

Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою.

Псалом 129


Притормозив на светофоре, Марина сбросила очередной звонок от матери. Последнее время с ней было невозможно. Каждый разговор начинался с поучений – «Бога за тридцать серебреников продала!». «Не за тридцать, побольше» - думала Марина, но благоразумия хватало это не озвучивать. Еще полгода назад она была истово верующей христианкой и прилежно водила кисточкой в мастерской при иконописной монастыре, вся зеленая от нескончаемых постов. Длинная коса, юбка в пол – все прилагалось. А потом, по мнению матери, поддалась наущению бесов, бросила иконы и уехала в Москву расписывать дома толстосумов.

Матери она сказала, что хочет нормальной жизни, что в двадцать пять лет хочется надеть джинсы в обтяжку и ловить на себе мужские взгляды, а не чахнуть в молитвах и постах. «И в монастырь я не уйду, не надейся!» - бросила она задыхающейся от возмущения матери, собрала чемодан и уехала из захолустного городка.

Но дело было не в джинсах и не в мужчинах, и не в надоевшей косе и пустой гречке на ужин. Дело было в мальчишке в коротких белых носочках. Ей до сих пор снились его выгоревшие вихры и наклейка на руле его самоката – Микки Маус. Но матери она не могла об этом рассказать.

Это была первая поездка в родное захолустье за полгода разгульной жизни в Москве. Марине стало стыдно – мать пожилая, одинокая, она не виновата, что у дочери случилось короткое замыкание в мозгах. Она выслушала очередную порцию наущений, забила пару пакетов продуктами и поехала в родное захолустье. Голубой май рвался в открытое окно запахами молодой листвы и влажной земли, и все вокруг было так зелено и свежо, что Марина ненадолго забыла тяжелое чувство, которое вызывала в ней мать. Она старалась не думать и об утренней тошноте и том, что за этим стоит, подставив лицо весеннему ветерку, рвавшемуся в окно.

На полдороге ей захотелось в туалет, и подъезжая к городку, Марина поняла что не вытерпит. Она притормозила у придорожного кафе «Сказка», знакомой ей мерзейшей забегаловки для дальнобоя.

Марина залетела в зал и припустила к туалету, бросив на ходу официантке за прилавком:

- Я обязательно что-нибудь закажу! Как выйду, закажу!

Та ответила испуганным и отчаянным взглядом, что может и озадачило бы Марину, если бы ее мочевой пузырь не разрывался. В кабинке не оказалось ничего – ни туалетной бумаги, ни мыла, ни бумажных полотенец, ни сушилки для рук. Марина выругалась и отерла мокрые руки о джинсы. А еще тут мерзко воняло душной тухлятиной, и, выходя из туалета, она едва сдержала рвотные позывы.

Небольшой зальчик, который она помнила по липким клеенкам и дешевым шатким столиком, оказывается, отремонтировали. Кафе с дурацким названием «Сказка» стилизовали под дайнер - американское придорожное кафе. Теперь здесь стояли кожаные диванчики, а стены были увешаны черно-белыми фотографиями Мерилин Монро, Элвиса Пресли и Фрэнка Синатры. Все это смотрелось бы неплохо, будь здесь хоть немного чище. Официантка за барной стойкой, полная тетка непонятного возраста, одетая в невероятно грязный форменный халат с коричневым от грязи воротничком, передала ей папку с меню и ламинированную бумажку с напитками.

Столики протирались кое-как – Марина увидела бурые разводы на столешнице, салфеток не было и в помине. Но, тем не менее, кафе не пустовало – на соседнем диванчике безразлично смотрел в окно мужчина слегка за 50, одетый в засаленную клетчатую рубаху, за ним хихикала девчонка, склонившись над смартфоном и прикрыв глаза ладонью, как козырьком. В конце барной стойки на высоком стуле крутил пустой стакан полицейский, чья форма тоже была заляпана чем-то бурым, около смеющейся девчонки обхватил голову руками парень в серой от грязи, когда-то бывшей белой футболке. «Какой-то слет грязнуль» - подумала Марина.

- Дайте мне просто кофе, - улыбнулась она официантке.

Та бросила короткий взгляд на кофе-машину – в колбе намертво засохла коричневая пыль, и не сдвинулась с места.

- Ну ладно. Тогда ничего не надо, - вздохнула Марина и приподнялась, взявшись за сумочку.

Мужчина в грязной клетчатой рубашке улыбнулся Марине, живо поднялся и пересел к ней на диванчик.

- Погоди, - тихо сказал он. – Ты должна выпить кофе.

Марина напряглась и снова попыталась встать. На этот раз мужчина взял ее за руку, а сзади на плечо легла чья-то ладонь.

- Выпей кофе и не ори, - тихо произнес ей на ухо женский голос сзади.

Марина скосила глаза и увидела рыжую, коротко стриженую женщину чуть за 40. Официантка поставила на стол кофейную чашку с водой, и Марина почувствовала, как желудок проваливается вниз. «Чокнутые. Они все тут чокнутые». Чтобы не злить сумасшедших, она пригубила воду, молясь, чтоб они ничего туда не подсыпали.

Мужчина выпустил ее руку и тихо, едва шевеля губами, произнес:

- Делай вид, что пьешь кофе. Когда мы притворяемся, они не реагируют.

Марина не спросила кто «они». Она подула на воду, как будто пила горячий кофе, и мужчина одобрительно кивнул.

- Молодец, хорошо. Меня зовут Николай.

- Марина.

- Послушай, Марина, мы не сумасшедшие. Но ты, конечно, не поверишь, пока сама не увидишь все. Как только допьешь кофе, ты бросишься отсюда вон. Мы не будем тебя удерживать. Помни одно – не беги сразу к машине. Осмотрись. И если что – беги обратно в кафе. Только здесь безопасно. Ты поняла?

Марина кивнула, чтобы не злить сумасшедшего. Тот посмотрел на нее с грустью и сказал:

- Помогай тебе Бог, девочка.

Марина осторожно поднялась, каждую минуту ожидая нападения, но никто не тронулся с места. Девушка продолжала посмеиваться, нависая над телефоном, полицейский безразлично держал пустой стакан у губ, а официантка тупо, без выражения, смотрела вдаль сквозь стекло.

Марина толкнула дверь, готовая припустить к машине так быстро, как только сможет, но неожиданно задохнулась и сжала веки. В лицо пахнуло необыкновенным жаром, как будто она засунула голову в духовку. Кроссовки противно чавкнули, погрузившись в расплавленный асфальт, и Марина вскрикнула, потому что небольшой ветерок принес раскаленный воздух, ощутимо болезненно обжегший кожу.

«Что за чертовщина?» Безумное место, надо отсюда выбираться. Марина поспешила к машине, стараясь не обращать внимания на дымок от плавящихся подошв. Голые ветви деревьев тоже дымились, и на глазах Марины одна из веток вспыхнула открытым огнем. Коснувшись ручки авто, Марина зашипела от боли – та была раскалена как сковородка, пришлось снять куртку и через нее открыть дверцу. В салоне легче не стало, кожа сиденья была так горяча, что сидеть можно было на грани терпения. Марина вставила ключ, и тут же услышала скрип. Подняв глаза, она завизжала: парковку пересекало существо на низкой тележке, отталкиваясь от раскаленного асфальта руками. Оно отдаленно напоминало голого человека – вздувшегося, желеобразного. Раздутая плоть цвела ожогами – вздувшими пузырями, лопающимися прямо под взглядом Марины, багровыми пятнами, сочащимися сукровицей. Некоторые участки кожи почернели и обуглились. Огромная задница колыхалась при каждом движении, жирные сиськи лежали на платформе, стиснутые мощными предплечьями. Касаясь раскаленного асфальта пухлыми ладонями, тварь оставляла ошметки прилипшей дымящейся плоти. Глаз не было видно за вздутыми распухшими веками, но как-то существо находило путь, потому что двигалось оно явно к Марине. Она вскрикнула, захлопнула дверцу и вставила ключ зажигания, но машина молчала. Марина проворачивала снова и снова – безрезультатно. Тварь почти доковыляла до машины на своей скрипучей тележке, и Марина, не выдержав, выскочила из авто и побежала обратно к кафе.

Посетители встретили ее почти равнодушно, только Николай грустно кивнул и обтер потное лицо ладонью.

- Помогите! – закричала она. – Там… Там…

- Сядь, выпей еще водички, - он придвинул стакан к Марине. – Ладно хоть, пока вода есть.

- Какая блин водичка?! Там какой-то ужас! Вы что, не видите?? – она махнула рукой в панорамные окна и осеклась – за стеклом был все тот же зелено-голубой майский пейзаж.

Со своего высокого стула встал полицейский, пересек зал и свистящим злым шепотом сказал:

- Заткнись, сука. Из-за твоих воплей они сбегутся.

- Сядь, сядь, - по-отечески тепло произнес Николай. – И правда, не надо шуметь.

Полицейский больно нажал Марине на плечо, и ей пришлось сесть на свое прежне место.

- А что там было? – с интересом спросила рыжая, вставая на своем диванчике на колени. – У всех по-разному.

- Лера, нашла время! – встряла официантка. – Дай ей в себя прийти.

Николай вынул пачку сигарет, жадно сделал первую затяжку.

- Еще одна осталась, - с сожалением сказал он. – Берегу. Как тебя зовут?

- Марина…

- Слушай сюда, Марина. Ты крепко влипла – это факт.

- Что… что тут происходит? – пролепетала Марина, чувствуя себя как в дурном сне.

- Кто б знал… - усмехнулся Николай. – Не знаю, что ты там видела, у нас у каждого своя картинка. Входим в кафе, выходим – попадаем в какой-то пиздец. Не знаем, что это – ад, параллельная вселенная, массовые глюки, называй как хочешь. Когда я вышел первый раз из этого чертового кафе, то увидел свиные туши. Много свиных туш ряды, уходящие вдаль, до горизонта. Они двигались на специальных подвесах, я к фуре своей даже подойти не смог. Сбили с ног, начали падать сверху. Я еле вылез из-под них, думал, мне кирдык. Не так-то легко скинуть с себя две свиные туши, оказывается. Полз по кучам мяса, карабкался, хорошо хоть, вход не завалило. Но мне все равно пришлось прыгать с кучи туш, ногу подвернул. Потом месяц встать не мог, ладно хоть не перелом.

- Месяц?! – потрясенно спросила Марина. – А всего вы тут сколько?

- Кто как. Я – четыре месяца. Дольше всех Снежана, она уже полгода, – он мотнул головой на официантку в замызганном розовом халате.

- Боже… - может, это галлюцинация? Газ какой-нибудь из трещины выходит.. Не знаю… - простонала она.

- Вряд ли. Если бы это был газ, отравление или что-то в этом роде, рано или поздно приехали бы спасатели.

- А связь? Здесь ловит связь? – вскинулась Марина и полезла за мобильным в сумочку.

- Ловит, - откликнулась официантка. – Но толку-то от этого…

- Надо позвонить! Позвать на помощь!

- Вон, позвали уже одного, - лениво откликнулась рыжая Валерия и кивнула на полицейского. – Они несколько раз приезжали, наш блюститель сослуживцев вызывал. А попасть сюда смог только он. Остальных мы видели на парковке, доходят до дверей и опа! Попадают в обычное кафе, а не сюда!

- Короче, если ты кого-то вызвонишь сюда, то он попадет в обычное кафе «Сказка», где есть кофе и еда. А если попадет сюда – то нам от этого толку никакого, – подытождил Николай, с сожалением высасывая последние капли никотина из догоревшей сигареты. – А ты что за дверями видела?

- Жара адская, как в печке, уроды какие-то обожженные на тележках, - коротко описала Марина.

- Ну, уродов у нас и тут хватает, - тихо сказала Лера и посмотрела на полицейского, вновь сгорбившегося над пустым стаканом. – У Стаса самый странный вариант – ничего. Полный ноль!

- В смысле?

- В прямом. Выходит из кафе – вокруг как пустой лист Ворда. Говорит, за дверями ослепительная белизна и все. И в этой пустоте – кафешка, как будто в 3-Д редакторе нарисованная без фона. Когда он вышел, мы уж думали, не вернется – его два дня не было. Оказалось, он ушел от «Сказки» так далеко, что перестал ее видеть, а ориентиров никаких. Вот и блуждал наугад, прежде чем к нам вернулся. Чуть не погиб, поброди-ка два дня без воды. С тех пор сидит сиднем на своей табуретке, стакан из рук не выпускает. По-моему, еще немного, и крышка у него съедет, как у нашей Чокнутой. Пистолет бы у него отобрать, только кто сунется…

- О боже… – простонала Марина.

Девушка над телефоном снова засмеялась, и Марина изумленно посмотрела на нее. Смех становился все громче, наконец, девчонка запрокинула голову, не в силах сдерживаться и шлепнула ладонью по столу.

Валерия подсела к ней и обняла за плечи:

- Тише, детка, тише…

Марина увидела юное, свежее и совершенно безумное лицо девчонки. Слюни заливали ей подбородок, бессмысленно выпученные глаза таращились по сторонам, явно ничего не осознавая. Она икала от смеха, а Валерия гладила ее по плечу.

- А с ней что? Что она увидела?

- Мы не знаем, - пожал плечами Николай. – Когда она вышла отсюда, а потом вернулась, то сначала беспрерывно плакала, не говоря ни слова, Потом начала смеяться, но мы из нее так ничего и не вытянули.

- Мы сдохнем здесь, - безразлично сказала Снежана. – Это все бессмысленно.

Марина снова рванулась к дверям – не может быть, это просто морок, галлюцинация. Сейчас она выйдет от этих сумасшедших и попадет снова в весну и май. Но в лицо ей снова пахнуло раскаленным воздухом, и, прежде чем закрыть дверь, Марина увидела, что тварей стало три, и все они повернулись по направлению к кафе, как только распахнулась дверь.

- Ну что, все нормально? – усмехнулся Стас.

Марина почувствовала, как к горлу подступила тошнота, ноги задрожали в мерзкой слабости. Она рванулась в туалет, зажимая рот рукой. Наклонившись над унитазом, Марина отплевалась, но спасительная рвота так и не случилась. Такое случилось уже второй раз за месяц, и она спрашивала себя, что это – посыпалось здоровье из-за наркоты или… Про «или» не хотелось даже думать.

Марина вышла из кабинки, вытерла рот и руки носовым платком, и снова почуяла тошнотворный запах, шедший откуда-то из недр коридора. Сзади должен быть служебный выход из этой забегаловки.. Может, там удастся выйти? Хотя вряд ли люди, просидевшие взаперти несколько месяцев, не попробовали бы… Но Марина все же осторожно прошла по короткому коридорчику, толкнула дверь подсобки и увидела несколько разорванных черных мусорных пакетов, прикрывающих зловонную кучу. Марина приподняла край пакета и тут же выпустила его и завизжала – под черным полиэтиленом лежал труп девушки, украшенный зияющими ранами. Синий, залитый бурой застывшей кровью труп. Под ним, кажется, был еще один, раздувшийся настолько, что невозможно было понять, мужчина это или женщина. На вопли Марины прибежала Снежана и Валерия, и Снежана всплеснула руками:

- Господи, чего ты тут шарахаешься… Думала, можно выйти через задний ход? Там все то же самое. Мы не идиоты тут!

- Кто это?! – кивнула Марина на черную кучу. – Вы ее убили?!

- Да на кой черт нам ее убивать! Это Верка, - ответила Валерия. – Мы выставляли тело на улицу, но это привлекает старух. А Леху, того что под Веркой, старухи укокошили.

- Старух? Каких еще старух?

- Увидишь еще, - махнула рукой Снежана. – Лучше о них не говорить. Разговоры о них тоже их привлекают.

Вернувшись в зальчик, Марина отпила мерзкой, воняющей ржавчиной воды. Снежана, не глядя на Марину, тихо пояснила:

- Верка здесь два месяца проторчала. Сказала, что сдохнет, но здесь не останется. В ее варианте, как только она выходила из «Сказки», все тело начинало покрываться порезами. Просто сами собой появлялись на теле. И чем дальше – тем глубже порезы. Она ушла, а когда вернулась, было уже поздно – такое кровотечение началось, нечем было остановить. Да и некому, врачей среди нас нет.

- А ты кто, девочка? Может, ты врач? – мягко спросил Николай.

- Я художник… Настенная роспись.

- Мда, нужный здесь человек, - усмехнулся Стас. – Едой мы с тобой делиться не будем, имей в виду!

- Из продуктов остался один пакет пельменей на полкило, - вздохнула Снежана.

- Мы тут на голодном пайке. С месяц как жратву экономим, - сказал Николай. – Все, что есть в кафе, подъели.

- А ваши родные? Как вы им объясняете, что торчите тут? – спросила Марина. – Неужели они не обращаются в полицию из-за вашей пропажи?

- Нет, - ответила Валерия. – Если звонить родственникам, всегда попадаешь в тот день, когда зашла в «Сказку». На следующий день приходится родне рассказывать ту же историю, и они, конечно, думают, что мы по дороге или напились или сошли с ума. Так что бесполезно. Я звоню иногда дочери, узнать как дела, просто услышать ее голос. Она всегда рассказывает одно и то же – вечно про вечный экзамен по математике.

- Это безумие, - прошептала Марина и сжала лицо ладонями. – Это не может быть правдой.

Снежана усмехнулась:

- Ничего, привыкнешь. Все рано или поздно привыкают.. А те, кто не привыкает, заканчивает, как Верка.

- Кормить мы тебя не будем, - отозвался из своего угла Стас.

- «Мы!» – возмущенно воскликнула Снежана. – Вообще-то кафе мое, и жрачка моя!

Стас показал ей средний палец и снова уткнулся в свой стакан с водой.

Марина вдруг спохватилась и привстала на диванчике:

- У меня в машине есть пакеты с продуктами! Я везла матери!

- И ты готова за ними сгонять? – с издевкой произнес полицейский.

- Ну… эта тварь не особо быстрая на своей тележке. Я могу попробовать.

Николай перегнулся за стойку бара и протянул ей огромный нож:

- На, на всякий случай.

Случай не представился – когда Марина открыла двери, в лицо ей полыхнуло таким жаром, будто она нагнулась над костром. Марина почувствовала запах жженого волоса – кажется, опалило ресницы и брови. Верхушки деревьев полыхали, дымилась трава. Она успела заметить багрово-коричневых, поджаренных тварей, ползающих по парковке на своих колесиках. Заметив, что дверь открылась, они шустро задвигали руками, направляясь к Марине. Она отшатнулась и захлопнула дверь.

- Там печка… я не смогу выйти, я просто сгорю, прежде чем дойду до машины… - обреченно сказала она.

Снежана застонала и обхватила голову руками.

- Мы точно сдохнем от голода.

Марина подумала и задумчиво произнесла:

- У Стаса – ничего, у Николая – свиньи. Какие еще варианты? Что у тебя, Снежана?

- Крест, - усмехнулась официантка. – Когда я выхожу из «Сказки», вижу огромный металлический крест с орнаментом. И на нем распят лысый парень с выпущенными кишками. На каждый мой шаг он щелкает зубами, и от его клацанья мне хочется сдохнуть. В прямом смысле слова, мысли мутятся, и единственное, о чем я могу думать – о самоубийстве.

- У меня метель, - сказала Лера. – Ни черта не видно на расстоянии вытянутой руки. Холод адский. Из снега торчат отрубленные замерзшие руки… а может, и не отрубленные, под снегом не видно.

Кирилл вытащил наушник из уха:

- А я попадаю в шкаф. Обычный шкаф с одеждой.

- Можешь выбить заднюю стенку? – спросила Марина.

- Не могу. Во-первых, у меня клаустрофобия, я там теряю способность соображать. А во-вторых, в шкафу есть… руки.

- Руки?!

- Ну я их не вижу, но чувствую прикосновения к лицу. Похоже на касания рук, и они оставляют вот это…

Кирилл задрал майку и показал багрово-синюшные потеки на животе.

- Тогда выйти за продуктами сможет только Стас, - сказала Марина. – У него самый безопасный вариант.

Полицейский мрачно посмотрел со своего стула на Марину, и под ее тяжелым взглядом по ее спине пробежал холодок.

- И как же я, интересно, попаду в твою машину, если не увижу ее?

- Я буду тебя направлять по телефону. Мы ведь видим все перемещения по парковке через стекло.

- Но твоей машины в моем мире просто нет.

Марина пожала плечами:

- В твоем мире нет, а реально она есть. Наши варианты перекрещиваются в реальности. В любом случае для тебя это не опасно, пока кафе в пределах твоей видимости, в отличие от нас всех.

Стас подумал, потер подбородок и кивнул.

- Пожалуй, может сработать. Диктуй номер, – он взял смартфон.

К панорамным окнам прильнули Снежана, Николай и Марина. Девчонка продолжала тихо всхлипывать, а Лера отвернулась, сжав кулачки.

- Пять шагов влево… Пять вперед.. Стоп. Чуть правее, еще десять шагов вперед. Стой! Руку ниже… еще ниже… Хватай! Мимо…

Это было похоже на попытку захватить в игральном автомате плюшевого зайца. Наконец, Стасу удалось схватить ручку, и он замер, ожидая указаний. Николай шумно вздохнул – пакет оторвался от сиденья, когда полицейский поднял сжатую в кулак руку.

- Я не чувствую веса! – послышался в динамике его голос

- У тебя получилось! Мы видим, как ты несешь пакет!

- Хоть бы получилось, - прошептала Валерия, не поворачиваясь к окну.

Дверь в кафе открылась, и на пороге появился Стас, охнувший, когда пакет потащил его весом вниз.

- Получилось! – подпрыгнула Марина и протянула руку к продуктам.

Стас, не обращая на нее внимания, поставил пакет на столик и начал в нем копаться.

- Э! Это вообще-то моя еда! – возмутилась Марина.

- Наша, - мрачно поправил ее полицейский.

Он вытащил два батона колбасы в вакуумной упаковке, нарезанный хлеб и, не глядя ни на кого, пошел на свой насест на барном стуле. Снежана проводила его ненавидящим взглядом. Марина разложила на столике продукты – связку бананов, пачку кофе, две банки тушенки, упаковку спагетти, сахар и сушки.

- Кофе! Ура! – захлопала в ладоши Лера.

Кофе сварили прямо в чайнике, и пока закипала вода для спагетти с тушенкой, Лера поила кофе безумную девчонку. Обедать сели за одним столиком, потеснившись на двух диванчиках, один Стас, не глядя ни на кого, поедал бутерброды с колбасой, сидя на своем высоком барном стуле.

- Почему он такой? – вполголоса спросила Марина.

- Менты, - скривилась Лера. – Когда они другими-то бывают. Козлина.

- Как вы тут все оказались? Я к матери в кои-то веки решила заехать… сама в Москве живу.

- Я дальнобойщик, пожрать зашел, - вздохнул Николай. – Повезло так повезло.

- Я стопил, - подал голос Кирилл. – Решил перед сессией по области помотаться.

Лера протянула ложку со спагетти Чокнутой, и та, продолжая всхлипывать, послушно открыла рот. Они ели немудрящий обед из макарон с тушенкой, пили кофе, наливая его из кастрюльки, и Марина на минуту забыла, в какой переплет она попала. Лера улыбалась, Николай травил байки из своей жизни водилы. Это было почти уютно, почти по-семейному. Мать считала всех ее друзей грешниками и не позволяла никого водить домой. Да и друзей то почти не было, а те, что были, быстро отвалились – им было с Мариной скучно. А в Москве она собрала столько грязи… Не было ни одного теплого или просто не стыдного воспоминания. Если только Димка…

Николай, сидя рядом с Мариной, вполголоса объяснял правила – надо делать вид, что все в порядке. Просто посетители в простом кафе. Разговаривать в полный голос можно только обо всякой ерунде, о которой могут поговорить случайные посетители кафе. Обсуждать этот ад можно только вполголоса, а то и вообще шепотом. Кричать, громко плакать нельзя, иначе придут «они». Кто такие «они», Николай, как и Снежана, отказался объяснять:

- Чем больше о них говоришь, тем чаще они приходят и дольше остаются. Это опасно. Сама увидишь, если не повезет.

Когда стемнело, Лера сдвинула два диванчика и легла вместе с Чокнутой, накрывшись курткой. Остальные тоже расстелили найденные в кафе шмотки, накрываясь синими рабочими халатами и спецовками. Марина полежала с несколько минут, глядя на полосы света от проезжающих машин. Остальной мир никуда не делся, он все так же жил, не обращая на застрявших в Сказке никакого внимания. Марина не заметила, как провалилась в сон.

Разбудил ее тихий звук, еле слышное шуршание. Она чуть приоткрыла глаза и через ресницы увидела, как Стас крадется за барную стойку. Ночная тишина полнилась храпом Николая, громко сопела Снежана. Лера спала, обняв чокнутую девчонку, которая продолжала всхлипывать и во сне. Стас выпрямился и посмотрел прямо на Марину.

- Ты не спишь, я вижу. Можешь не притворяться, - громко прошептал он.

Марина открыла глаза и тоже шепотом спросила:

- Еду воруешь?

- Не ворую, просто беру, - пожал плечами Стас. – Не хочу до громкого скандала доводить. Опять начнутся вопли, пистолет выхватывать… К чему?

- Это гадко, - сказала Марина очевидное.

- Тут каждый сам за себя. Мой шанс выше – я молодой и сильный.

Заворочалась Чокнутая, отбросила с себя Лерину руку и вдруг открыла глаза – большие, черные, горячие. Похлопала густыми ресницами, пялясь на Стаса, и вдруг заголосила, забилась на диванчике. Мигом проснулись все в кафе, Николай вскочил на ноги, сонно моргая.

- Черт, заткни ее! – кинул Стас Лере. – Она нас выдаст!

Марина захлопала глазами – общий страх передался ей, и он почувствовала, как кожу покрывают противные пупырышки. Лера обняла Чокнутую, гладя ее по голове, причитала что-то ласковое и нелепое.

- Не бойся девочка, не бойся, моя хорошая... Все хорошо.

- Бляяядь… – протянул Николай, всматриваясь в темноту за пределами освещенной парковки. Марина проследила за его взглядом и чуть не заорала – из черноты ночи шла страннейшего вида женщина. Высокое тощее создание в мини юбке, выставлявшей напоказ дряблые ноги с выпуклыми выступающими коленными суставами. Под кожей змеились черные варикозные вены. Загребая длиннейшими каблуками, она тащилась по асфальту, издавая тошный стук металлических набоек. Когда-то белые туфли покрывали бурые разводы, дерматин отслаивался. Старуха была одета в откровенное платье с оголенными плечами и глубочайшим декольте. Ее дряблые висячие груди болтались в чашках, не наполняя. Старческие пигментные пятна цвели на жеваной шее, на которой болтались пластиковые дешевейшие пошлейшие бусы. Плохо покрашенные в рыжий седые сальные волосы были приглажены и плоско лежали на черепе. На правой стороне лица сочился кровью чужеродный кусок кожи – Марина увидела светлую бровь и светлые же ресницы, как будто старуха сорвала кусок с лица неведомой блондинки и налепила на себя.

- Черт! Все по местам! – скомандовал Николай.

- Что? Что происходит? – Марина повертела головой.

- Садись и делай вид, что просто сидишь в кафе и просто пьешь кофе. Чем лучше изображаешь посетителя кафе, тем быстрее они уйдут, - быстро проговорила Снежана, схватила стакан и начала протирать его грязным полотенцем.

- Они?!

Лера показушно-расслабленно закинула руку на диванчик и сунула Чокнутой в руку чашку.

- Пей кофе! – громко шепнула Марине официантка.

Та послушно взяла пустую чашку и начала прихлебывать воздух. Николай читал замызганную рекламную газету, повернутую верх ногами. По лбу его ползла капля пота. Стас остался сидеть спиной к витринному окну, поедая консервы из открытой банки. Кирилл жевал конец коктейльной трубочки, опущенной в высокий стакан.

Марина скосила глаза на окно – старуха дотащилась до «Сказки», и начала деликатно, словно хирург больное место, ощупывать стекло пальцами. Едва касаясь поверхности, она тихонько стукнула по ней длинными, крашенными в оранжевый ногтями. «Цок-цок-цок» - прочертили дорожку ее пластиковые ногти. Из темноты вышла еще одна старуха, вторая, третья, все они направлялись к светящемуся окну «Сказки». Они лизали стекло, царапали его, скалили желтые длинные зубы под выпуклыми набухшими деснами. Вдруг одна из старух открыла рот и показала худым когтистым пальцем на Кирилла, остальные твари тоже повернулись в его сторону. Старуха резко махнула рукой в выставленным пальцем, и Кирилл было закричал, но крик его быстро захлебнулся – длинный заостренный ноготь как будто на расстоянии располосовал живот парню. Из лопнувшей посередине майки вывалились синеватые внутренности, и Кирилл съехал на пол, оставив на диванчике смазанную лужу крови. Марина открыла рот, чтобы завизжать, но Николай, не глядя на нее и не выпуская газету, больно сжал ее руку.

- Молчи. Делай вид, что пьешь кофе, - одним уголком рта прошептал он. – Будешь орать – они вообще не уйдут.

И Марина выдавила из себя фальшивую улыбку, повернулась к Снежане и почти спокойно сказала:

- Можно мне еще кофе?

Старухи стояли, они ждали. В кафе никто не дернулся, продолжая изображать посетителей, и вскоре одна из тварей с открытым ртом попятилась обратно в темноту. Когда последняя старуха скрылась за парковкой, Марина позволила себе тихо расплакаться.

Николай кинул газету на стол, обтер совершенно мокрое лицо.

- Вот черт… не повезло парню.

- А я давно говорил, что это ебанашку сумасшедшую пора выкинуть к чертовой матери за дверь! – зло прошипел Стас.

- Это все из-за тебя! – кинула Марина Стасу. – Это ты ее испугал, когда воровал нашу еду!

Вместо ответа Стас положил руку на кобуру и ухмыльнулся.

- Давай Снежана, бери за ноги… - Николай взялся за голову Кирилла. – Отнесем в подсобку.

Следующий день был наполнен унынием – Снежана отмывала диванчик от крови, Николай, собрав складки на лбу, играл в игрушку на мобильном. Лера тихонько плакала, стараясь сильно не всхлипывать, и Марина без слов подсела к ней и погладила ее по руке.

- Почему он… – шептала Лера. – Почему они не убили этого козла Стаса…

Марина вздохнула, не зная, что сказать. Как будто в этом мире есть справедливость. Перед глазами снова возник самокат, валяющийся в кустах, на руле которого улыбался Микки Маус.

В туалете Марина попыталась отмыть майку, на которую попали брызги крови Кирилла. Мыла не было, и на ткани остались бледные розовые пятна. Марина натянула влажную майку и быстро вышла из кабинки, стараясь не обращать внимания на отчаянную вонь, идущую из подсобки.

Продуктов на большую компанию было мало, да и Стас забрал себе большую часть, и еду снова пришлось экономить – на обед каждому досталась небольшая кучка макарон с едва заметными вкраплениями тушенки.

- Щас бы шаурму заточить… - мечтательно сказал Николай. – Тут недалеко ларек есть, называется «Шаурма от Ашота» вот прям класс. Мяса кучу кладет, не жалеет. И настоящий шашлык с дымком…

- Перестань, - передернула плечами Лера. И так живот от голода сводит…

Глаза ее вдруг расширились, и она указала на телевизор, висящий на стене около барной стойки. Он сам собой включился, по экрану пошла рябь.

- О черт, начинается… - поморщился Николай.

Марина испуганно уставилась на телевизор, но Снежана сказала:

- Это неопасно. Просто неприятно.

Рябь рассеялась, и на экране показался ведущий – мужчина неопределенных лет с лицом, густо намазанным белым гримом. Грим потрескался, светился кое-где дорожками пробежавших капель. Рот ведущего был густо накрашен красной помадой, сальные волосы аккуратно зачесаны назад.

- Добрый день, ребятки! – бодрым голосом произнес он. – Я уверен, что всем и каждому из вас надоела до чертиков эта «Сказка». Поэтому я призываю – покайтесь! Покайтесь, сволочи! Покайтесь, мрази, пока окончательно не сгнила ваша никчемная душонка!

За спиной ведущего на полке были выставлены девять дощечек, три из которых чернели обугленными, выжженными поверхностями. Белолицый сделал приглашающий жест, указывая на дощечки, плюнул по направлению к камере.



(продолжение в профиле сегодня 27.05 вечером)

Показать полностью
44

Скульптор (часть первая)

На широкой настенной дубовой доске, слабо подсвечиваемой настольным светильником, висело множество масок, изображающих человеческие лица. По крайней мере, Тобиас изо всех сил надеялся, что это были лишь маски. Мысли о том, что материал, из которого они были выполнены, чрезвычайно, даже скорее тошнотворно походил на человеческую кожу, немедленно изгонялись Тобиасом на задворки сознания, откуда, тем не менее, так и норовили дать о себе знать.


«Это лишь недостаточное освещение дает такой эффект!».


Сзади послышался звук шаркающих шагов по деревянному полу, заставивший двадцатилетнего Тобиаса вздрогнуть от неожиданности.


Он обернулся и взглянул на подошедшего сзади незнакомца лет пятидесяти, одетого в строгий костюм. В неверном свете Тобиас увидел раззявленный рот, в котором уродливым обрубком шевелился кусок языка, а глаза калеки были выпучены, словно он пытался что-то сказать, несмотря на свои увечья. Мгновение спустя, незнакомец поднял руку в каком-то рваном, неестественном движении, в которой был зажат лист бумаги, очевидно предназначавшийся гостю.


Аккуратно взяв протянутый лист, Тобиас прочитал нацарапанный стальным пером текст.


«Я хочу услышать вашу историю. Зачем вам понадобились мои услуги?».


Тобиас поднял взгляд на стоящего перед ним человека.


«Неужели эта развалина — настоящая легенда, пусть и овеянная мрачным ореолом? Его вид, мягко говоря, разочаровывает».


-Я не буду вам ничего рассказывать, - покачал головой Тобиас. Происходящее ему категорически не нравилось и, пусть он и знал, что за его голову властями назначена огромная награда, но идея раскрывать суть своего поступка кому бы то ни было претила Тобиасу.


Пусть даже этим человеком был Скульптор.


-Извините, но — нет, - твердо повторил Тобиас. -Как мне выйти отсюда?


Он совершенно не помнил, как оказался в этом мрачном особняке, скрывавшемся где-то на улицах Лондона; последним вызывающим доверие воспоминанием была таверна, в которой он сел за определенный столик и заказал определенный напиток. Стоило ему отпить густого, с сероватым отливом напитка, на вид и вкус напоминающего грязь, который ему поставила официантка с провалившимся носом, как остальной вечер превратился в настоящее безумие.

Дно кружки еще не успело коснуться обшарпанного стола, на котором местные посетители упражнялись в умении рисовать, используя в качестве кистей отточенные ножи, являвшиеся непременным атрибутом местных «джентльменов», как кто-то тронул за плечо Тобиаса, заставив того вздрогнуть от неожиданности.


Резко встав и развернувшись, Тобиас успел заметить стоящего рядом высокого незнакомца, но тут его внезапно охватило головокружение, заставившее податься назад и опереться на поверхность стола. К изумлению Тобиаса, его рука коснулась не испещренного «шедеврами» местных художников дерева, а чего-то омерзительно мягкого и шевелящегося.


Взглянув вниз, он увидел, что столешница была покрыта толстым слоем тошнотворного вида и цвета личинок, похожих на опарышей. С отвращением отдернув руку, Тобиас затряс ею, чтобы сбросить остатки «закуски», подаваемой, судя по всему, к гадкому напитку. Он собирался было окликнуть стоявшего за стойкой хозяина, но стоило ему скользнуть взглядом по остальному залу, как первобытный страх начал стремительно накрывать сознание Тобиаса.


Посетители заведения, расположенного в районе, куда даже днем побаивались соваться полицейские, априори не могли быть добропорядочными гражданами: у самого «законопослушного» клиента здесь на совести были, как минимум, парочка грабежей с применением оружия, но то, что увидел Тобиас, было чересчур даже для подобной публики. Кто-то с безумной ухмылкой кромсал острым лезвием соседа по столу, под одобрительный гогот публики; кто-то обгладывал кость, подозрительно похожую на человеческую, а какой-то коротышка, одетый в потрепанное суконное пальто, разорвал на груди одежду и начал взрезать грудную клетку длинным ножом для разделки мяса.


Не в силах оторвать взгляд от коротышки, в мешанине костей и крови которого показался огромный глаз, с прищуренным зрачком, словно ослепленный из-за внезапного появления на свет, Тобиас решил, что сошел с ума. Тихо заскулив, он хотел было забиться под стол, пусть даже на нем и копошились отвратительные личинки, но тут почувствовал руку на своем плече, заставившую его в ужасе отпрыгнуть.


«За мной!», - красноречиво говорил жест незнакомца, подзывающего Тобиаса рукой. На его высокую угловатую фигуру, правое плечо которой возвышалось над левым, был наброшена накидка из тяжелой черной ткани, напомнившей Тобиасу парусину. Лицо было наполовину закрыто маской из все той же плотной ткани; свободными оставались лишь часть носа и глаза, с прищуром глядевшие на молодого человека.


Прижав руки к глазам, незнакомец растопырил большие пальцы, словно советуя поменьше смотреть по сторонам, после чего развернулся и двинул прочь.


Тобиас без раздумий бросился за перекошенной спиной, двинувшейся в направлении выхода. По неизвестной природы внутреннему убеждению он знал, что этот человек — его проводник в царившем вокруг мире кровавого безумия, способный вывести в безопасное место. Тобиас старательно следовал совету незнакомца, однако боковым зрением все же порой замечал творившееся вокруг.


На стенах отражались всполохи невиданных им ранее цветов; в глубинах закоулков бродили фигуры с множеством конечностей; в окнах сколоченных из подручных материалов домов то и дело возникали бледные безносые лица, рты которых были раззявлены в беззвучном крике. Тобиас попробовал поднять взгляд на небо, чтобы не видеть эту внезапно начавшуюся посреди Уайтчепела Вальпургиеву ночь, но три яркие полные луны, медленно двигавшиеся друг за другом по дуге, не добавили ему спокойствия.


Путь до трехэтажного особняка, построенного из темного камня — один этаж такого дома стоил целый квартал Уайтчепела, - показался Тобиасу бесконечным. Когда его проводник захлопнул тяжелую дубовую дверь, отрезав внешнее безумие от тихой, настороженной атмосферы викторианского дома, молодой человек решил, что может перевести дух.


Фигура в плотном плаще неуклюже извлекла откуда-то из глубин своих одежд маленькую шкатулку, раскрыла ее в скрюченных, с раздутыми суставами руках, и густой воздух прихожей наполнился тихим звучанием красивой музыки, показавшейся Тобиасу знакомой. Затем Громадина (как прозвал незнакомца Тобиас про себя) взял слабо мерцавший светильник с подставки у двери и поднес к лицу, резко сорвав с него маску. В этот момент молодой человек понял, что попал из огня да в полымя: у существа перед ним, имевшем по большей части, в общем-то, человеческие черты, вместо рта роилось огромное количество мелких жвал. Не справляясь с охватившим ужасом, сознание покинуло Тобиаса, ввергнув его в сладостную пучину бесчувствия.


***


Очнувшись в небольшой комнатке на жесткой постели от лучей солнца, настойчиво бьющих по глазам, Тобиас с опаской выглянул в высокое окно, для чего ему потребовалось встать на табурет, стоявший возле стены.


На улице не было никаких признаков той шокирующей вакханалии, которую Тобиас наблюдал накануне. Яркий свет солнца (одного, как отметил Тобиас) лился с чистого неба и отражался от множества чистых аккуратных крыш, затруднявших обзор. Каких-то знаковых ориентиров вроде Церкви Святой Троицы видно не было, поэтому определить, где он в точности находится, не представлялось возможным.


«Мне что-то подсыпали, чтобы я не запомнил путь сюда», - догадался Тобиас.


В этом не было ничего удивительного, ведь если половина того, что он слышал о Скульпторе — правда, то ему и вправду стоило тщательнейшим образом прятаться от незваных гостей.


Спустя несколько минут, во время которых Тобиас с неудовольствием отметил, что он заперт в своей комнатке, в дверь постучали, а через пару мгновений она распахнулась. На пороге стоял тот самый носящий строгий костюм немой мужчина, которого Тобиас поначалу принял за слугу легендарного Джонатана Бэргли. Он жестом пригласил «гостя» пройти вдоль темного коридора со множеством закрытых дверей в дальнюю комнату, где стоял накрытый стол.


«Ну уж нет, я здесь ни к чему не притронусь!», - заявил Тобиас, стараясь не обращать внимания на протесты желудка, заурчавшего при виде плотного горячего завтрака.


Мужчина пожал плечами, после чего повел Тобиаса по дому, казавшимся просто огромным: они пересекли как минимум несколько лестниц и залов, из-за чего Тобиас совершенно потерял ориентацию в пространстве.


Наконец они пришли в помещение без окон, сильно напоминавшее операционную: если не считать стола из темного дерева, стоявшего возле стены, на которой висела доска со смутно различимыми, из-за слабого освещения, предметами, а также кушетки в человеческий рост посередине, больше в комнате ничего не было.


Поклонившись, слуга ушел, оставив Тобиаса в одиночестве, который подошел ближе к дубовой доске, чтобы рассмотреть висевшие на ней предметы, оказавшиеся масками, выполненными, очевидно, чрезвычайно талантливым мастером.


***


-Как мне выйти отсюда? - повторил Тобиас, чуть более резко, чем собирался. Глаза немого бегали туда-сюда, а рот то и дело раскрывался, из которого вырывались лишь хриплые тихие стоны. У Тобиаса возникло неприятное ощущение, будто его «собеседник», изо всех сил пытается что-то сказать ему, но по понятным причинам не может.


Вдруг немой в резком, неестественном движении развернулся и подошел к столу. Вытащив из кармана лист бумаги, а из другого — стальное перо с пузырьком чернил, он начал медленно царапать текст. Тобиас, заинтересовавшись, подошел. Еще до того, как записка была закончена, Тобиас понял, что находится в ловушке.

«Единственный способ покинуть мой дом — принять средство для введения в заблуждение разума, с которым вы имели удовольствие познакомиться вчера. Но в этот раз проводника, который провел бы вас в безопасное место, не будет: оказавшись вне стен этого дома, вы будете предоставлены сами себе. Можете представить, сколько ненужного внимания будете привлекать в своем состоянии в элитном районе, кишащем полицейскими. И прошу, если вдруг вас охватит злость на сложившееся положение дел, то не нужно срываться на бедном Ходжесе, пишущем эти пропитанные благожелательностью строки — он здесь совершенно ни при чем!».


-Ты что, издеваешься, старый хрен?! - Тобиас с силой толкнул немого в грудь. Тот начал заваливаться назад, но вместо того, чтобы рухнуть на пол, завис в невообразимом положении: стоя на пятках, он балансировал в воздухе, под углом в 45 градусов по отношению к полу.


-Что за черт?! - изумился Тобиас. Схватив светильник, он поднес его ближе к Ходжесу, который уже начал возвращаться в исходное положение.


Откуда-то с потолка тянулись тончайшие стальные нити, входившие прямо в тело мужчины, между швов его костюма. Одна из нитей выскочила из левого плеча Ходжеса; ее нижний конец, оканчивающийся толстой иглой, с которой капала кровь, висел в стороне. Отойдя на пару шагов назад, Тобиас с все большим изумлением смотрел, как правая рука Ходжеса пытается схватить выскочившую нить и вонзить обратно, в то время как левая рука слабо пытается этому помешать.


И тут Тобиас побежал. Больше всего на свете он жаждал лишь одного — убраться из этого дома, города, острова. Он проносился мимо множества крепко закрытых дверей, лестниц и коридоров, не находя выхода. Наконец одна из дверей поддалась: открыв ее, он увидел внутри прикованного к кровати кожаными ремнями мужчину, под руками которого торчали явно лишние еще две.


Бросившись прочь, Тобиас жалел только об одном: что решил проведать свою семью каких-то полмесяца назад в Хоторне, где он вырос.

Наконец, когда получасовой забег по особняку высосал из Тобиаса все силы и страх сменился покорностью, он присел на ступеньку лестницы, на которую не смог подняться из-за отказавших мышц ног, и поставил рядом светильник, чудом не потерянный и не разбитый вовремя своего марафона.


Рядом послышался звук шаркающей походки. Подняв голову, Тобиас увидел перед собой лист бумаги, протянутый Ходжесом, тело которого, очевидно, вновь находилось под полным контролем неизвестного марионеточника.


«У вас два пути: рассказать мне свою историю и избавиться от страха быть пойманным властями, либо оказаться в клинике для умалишенных, после того как вы попадетесь на улице первому констеблю», - прочитал Тобиас в слабом свете светильника.


***


-В общем-то история моя началась в Хоторне, что в 50 милях от Лондона, - неуверенно начал Тобиас, чувствуя себя неуютно в компании живой куклы. Он нутром чувствовал, что тот, кто тянет за нити, вживленные в тело Ходжеса, должен быть где-то неподалеку.


-А мне обязательно начинать все с самого начала, или можно сразу перейти непосредственно к причине, по которой я решил обратиться к вам?


«На свою голову».


Ходжес сделал медленный механический кивок, напомнив Тобиасу кукол из цирка Финсбери, которые приводились в движение какими-то хитроумными шестернями, скрывавшимися под корпусом из пластмассы, обшитым тканью, изображавшей одежду.


-Ладно, - вздохнул Тобиас.


***


Итак, родиться мне «повезло» в рыбацком поселке. Когда пришла пора вылазить из мамки, я был настолько здоровым, что она, к тому моменту родившая уже четверых детей, не выдержала и умерла от напряжения, стоило мне на белый свет показаться.


Папаша, как и его отец, был обычным рыбаком. С малых лет, меня приучали к ловле подводных обитателей, ведь это было единственным способом в наших краях зарабатывать относительно неплохие, для таких как мы, деньги. Благодаря врожденным талантам — природной ловкости и хорошим рефлексам, мне регулярно удавалось собирать неплохой улов с малых лет.


Отношения с сородичами у меня были, по большей степени, натянутые: отец, хоть и не говорил никогда ничего подобного и другим не давал, определено винил меня в смерти матери — иной раз, когда он глядел на меня, то в глазах его читался немой упрек, порой соседствующий с ненавистью. Братья же и вовсе не скрывали свою неприязнь, называя меня, пока не слышит отец, убийцей.


Единственной, кто меня любил и стал для меня, по сути, второй матерью, была Мария — моя сестра. Она появилась на свет пятью годами ранее, но мудрости в ней было — как во всей мужской части нашего семейства, вместе взятой. Сестра никогда не обвиняла меня в гибели матери, а наоборот, защищала от братьев, метким словцом ставя их на место. Она и грамоте сама обучилась и даже меня читать научила.


Когда началась война с Афганистаном, старшего и младшего братьев забрали в армию — буквально в первом же сражении они полегли, будучи отправленными на врага в первых рядах. Средний же, как и я, остался дома — Джеймс был хромой; мне же четырнадцать лет лишь исполнилось. Сестра к тому времени, уже как несколько лет была замужем за Уильямом, жившим неподалеку. Имея характер непокорный и любознательный, она не давала себя запереть дома и вовсю принимала участие в общественной жизни Хортона. Я был частым гостем в ее новой семье — у нас были отличные, добрососедские отношения. Жизнь текла размеренно, я был ею вполне доволен, особенно когда погибли Ной и Калеб — Джеймс, без поддержки братьев, опасался со мной конфликтовать.


Итак, в один прекрасный день, когда я чинил снасти в сарае , туда ввалился мой товарищ Итан. Как сейчас помню, как горели от возбуждения его глаза.


-Пойдем, там святой человек пришел!


Я, конечно же, заинтересовался. Жизнь в рыбацкой деревне скудна на интересные события, а тут — такое! Отец дома отсутствовал — захворал он тогда и к лекарю пошел, а Джеймса, после того, как он споткнулся из-за своей увечной ноги, запутался в снастях и руку о рыбацкий нож распорол, мы с отцом решили вообще не пускать в сарай, наполненный острыми предметами, поэтому пожаловаться на меня было некому. Так что, побросав все инструменты, я выскочил вслед за Итаном, даже не переодевшись.


Выбежав на улицу, я увидел, как из своих жилищ выходят привлеченные шумом соседи и вливаются в стремительный людской поток, движущийся в сторону дома старосты. Мы с Итаном нырнули в мешанину взбудораженных крестьян и быстро зашагали вместе со всеми.


Перед домом старосты была довольно широкая площадка для деревенских собраний, расчищенная от сорной травы и утоптанная множеством ног. К тому моменту, как нас вынесло на площадь, она была практически полностью забита людьми, столпившимися подле крыльца старостиного дома. На крыльце стоял глава нашей деревни — Якоб, а подле него босой незнакомец, одетый в белоснежную, чуть ли не светящуюся на солнце рубаху, доходившую ему до колен. Это был крепкий высокий мужик, стоявший на крыльце несколько пригнувшись, чтобы не задевать крышу головой, которую украшала шапка пышных вороных волос. Его лицо вызвало у меня странное чувство: верхняя половина выражала вселенскую скорбь - ярко-голубые глаза будто бы постоянно были готовы извергнуть потоки слез из-за несовершенства мира, созерцаемого ими; а широкий рот, из которого лился приятный низкий голос, кривился в ухмылке, старательно прятавшейся в длинной густой бороде.


-Дорогие братья и сестры, - прогремел он над собравшимися. -Не давече, как полгода назад, со мной говорил... - незнакомец сделал многозначительную паузу, - ангел. Теперь я знаю, что близится час Страшного Суда, о чем свидетельствуют его предвестники, то и дело терзающие наш выбранный Богом народ...


В течение часа Грегори Кроссроудз — как он нам представился, - рассказывал о том, что мы должны сделать выбор: пойти за Богом в мир духовный, пройдя обряд очищения, или остаться в мире материальном, созданным Сатаной, продолжая жить во грехе. Он долго и живописно рассказывал нам об ужасных вечных муках, на которые мы обретаем себя, продолжая жить так, как это делали наши предки.


-Но что же нам делать? - пискнул кто-то из завороженной голосом Грегори и описанием зверств приспешников Сатаны толпы.


-Последовать за мной, - развел руками святой человек. -В нескольких часах езды от вашей деревни я организовал общину, где люди живут по образу и подобию Божьему. Оказавшись среди нас и пройдя обряд очищения, можете более не бояться Суда, ведь вы определенно будете причислены к числу приспешников Господа нашего.


-А откуда ты знаешь, что правильно, а что нет? - раздался где-то совсем рядом со мной уверенный и громкий голос Марии, какой бывал у нее, когда она была чем-то сильно разозлена. -Откуда нам знать, что ангел действительно говорил с тобой, и ты не пытаешься нас обдурить? Священник, который ведет службу у нас в деревне, ничего подобного не рассказывал!


Толпа, будто выведенная из оцепенения резким голосом моей сестры, зароптала. Грегори тут же устремил взгляд своих глаз на Марию. Мне показалось, что на его тщательно скрывающем настоящие эмоции лице промелькнула, на мгновение, смесь злости на непокорного слушателя, заставившего его начать терять контроль над «паствой», и, в то же время, неподдельный интерес.


-Скажи, сестра моя, - тяжело, будто бы нарочно, вздохнул он, - ваш священник требует с вас пожертвований?


-Ну, да, - стушевалась от пристального взгляда моя сестра.


-Мне грустно это говорить, - с огромной печалью в дрожащем голосе произнес Грегори, - но ваш священник — не Божий человек, а приспешник Сатаны.


Толпа возмущенно ахнула и загудела. Послышалась ругань; несколько человек передо мной схватили с земли гроздья сухой земли, готовые запустить в сторону крыльца.


-Я все объясню, - протянутые к нам ладони и раскатистый, заполняющий всю площадь голос, заставили кипящих от гнева людей на мгновение остановиться.


-Если человек по-настоящему следует по пути Божьему, то Господь дарует ему абсолютно все средства для обеспечения земного существования. В этом любой из вас может убедиться, придя в нашу общину — у нас есть все необходимое, при том, что ни один из нас не занимается земледелием или разведением скотины. И я вас могу уверить, что священник ваш, если бы взаправду шел по пути Господа, то точно так же не нуждался бы в пожертвованиях.


Все время, пока шло это импровизированное собрание, я наблюдал совершенно различный по полярности спектр эмоций на лицах моих соседей: то ужас от осознания уготовленных мучений, то гнев от нападок на нашего священника, то изумление от осознания логичности доводов Грегори.


-Ну и в заключение, я хотел бы показать след на своем теле, оставшийся после общения с ангелом, - Грегори бросил мимолетный взгляд на мою сестру. Он повернулся спиной и резко скинул рубаху, оставшись в чем мать родила.


Сделай это любой другой на его месте, то вызвал бы лишь смех. Но толпа, которой он умело манипулировал, лавируя среди моря эмоций, бурлящего от произнесенных слов, была полностью в его распоряжении и относилась, несмотря на короткое знакомство, со всей серьезностью.


Через спину Грегори, начиная от правого плеча и заканчивая левой щиколоткой, пересекая накрест позвоночник, шел толстый уродливый шрам, бугрящийся множеством маленьких прожилок, расходящихся во все стороны.


-Я был точно таким же, как и вы - крестьянином, - гремел голос, оглушая первые ряды толпы, накатывавшей на крыльцо, в попытке получше рассмотреть шрам, но в то же время держа почтительную дистанцию. -Но в один прекрасный день в меня средь бела дня, когда на небе не было ни облачка, ударила молния. Душа моя временно перенеслась на небо, где архангел Михаил поведал, что я избран им в качестве Проводника для нашего народа. Он рассказал, на что будет обращать внимание Судия, и что надо делать тем, кто хочет попасть в Рай...


Происходящее мне определенно не нравилось. Я видел, как добрую часть моих соседей охватило какое-то нездоровое возбуждение, и они рвались поближе к крыльцу, подминая под себя остальных. Среди уверовавших был и Итан, оставивший меня позади, будто и не существовало меня вовсе. Нашарив глазами сестру, которая пыталась пробиться ко мне, я подбежал к ней и, схватив за руку, повел прочь.


-Ну и чушь! - воскликнула Мария, когда мы подошли к ее дому.


-И не говори, - кивнул я. -А ведь смотри, некоторые поверили ему!


-Дураки они, - сплюнула сестра. -Ладно, пойду я, скоро Уильям должен вернуться из города — улов ездил продавать, - она медленно пошла в сторону своего дома.


Я смотрел ей в спину, любуясь красивыми пышными пепельноволосыми волосами, доставшимися, как говорил отец, от матери. Под действием какого-то внезапного порыва мне захотелось окликнуть ее, задержать, поговорить, но я решил, что зайду к ней на следующий день, иначе не успею доделать свою работу.


Мы всегда думаем, что у нас полно времени впереди...


***


На следующий день после того, как Хортон посетил безумец, вообразивший себя Мессией, у меня с отцом состоялся важный разговор.


-Сын, - тяжело произнес он, стоило мне сесть на кухне за стол напротив него. -Мне нужно с тобой поговорить.


Помню, в тот момент у меня мелькнула мысль, что он хочет отправить меня в армию Короны, чтобы отомстить врагу за любимых сыновей.


-Я хочу предложить тебе поступить в Биркбек. Мне удалось скопить кое-какую сумму за время твоего взросления, - в момент этих слов отец споткнулся на середине предложения и опустил глаза вниз, - достаточную, чтобы облегчить тебе процесс поступления настолько, насколько это возможно. Фактически, вопрос с твоим поступлением уже решен положительно, от тебя лишь потребуется направить все силы на то, чтобы не вылететь с курса...


Стоило ли говорить, что я был ошеломлен? Не столько тем, что моему отцу удалось скопить солидную сумму, способную покрыть обучение сына рыбака, а тем, что он готов потратить ее на меня. Конечно, потом до меня дошло, что эти деньги предназначались, определенно не для меня — скорее всего для Ноя, ведь он был любимчиком отца и обладал, стоит отметить ради справедливости, действительно незаурядным умом.


Но теперь отец стоял перед скудным выбором: либо я, пусть и кое-как, но обученный грамоте, либо Джеймс, считающий образование пустой тратой времени. Помню, в тот момент я возносил все мыслимые похвалы Короне, решившей, что ей есть дело до далекой горной страны, где местные жители яростно отстаивали свои земли.


-Согласен! - выпалил я. Мне был предоставлен уникальный шанс вырваться из пусть и родных, но порой невыносимо скучных мест, и я с готовностью за него ухватился.


-Отлично, - кивнул отец, тяжело вздохнув. -Завтра ты поедешь в Лондон, жить будешь там — я договорился с одним из домовладельцев в Уайтчепеле, что ты будешь снимать у него комнату.


-Уже завтра?! - вырвалось у меня.


-Именно, - бросил отец, вставая из-за стола. -Через неделю начнется учеба — тебе нужно некоторое время, чтобы освоиться в Лондоне.


Я часто видел, как отец, преисполненный надежды, внимательно вглядывался во всадников, показывавшихся на дороге, проходившей рядом с Хортоном. Несмотря на весть о гибели сыновей, он отказывался принять ее; надеялся однажды увидеть пусть даже искалеченных, но живых Ноя с Калебом (хотя бы одного из них), возвращающихся домой. Скорее всего, он давно решил вопрос с поступлением Ноя и договорился с домовладельцем в Уайтчепеле, возможно даже заплатил задаток. Однако с каждым днем надежда на ошибку армейских чинов таяла, и отец понял, что ждать больше нельзя — вряд ли кто-то стал бы возвращать ему деньги.


Я поспешил поделиться радостной вестью с Марией. Она была чрезвычайно рада за меня и желала мне добиться больших успехов, пусть и сетовала на то, что отныне мы будем видеться очень редко. Мы говорили без остановки долгое время, вроде бы как и ни о чем, а в то же время наш разговор был наполнен тайным смыслом, который могут понять только самые близкие люди. Тот наш разговор я запомнил в мельчайших деталях, будто предчувствовал, что больше не увижу сестру, и инстинктивно старался отложить в памяти побольше воспоминаний о ней.


Уже на закате я зашел в нашу таверну, где надеялся увидеть Итана — он оттирался там едва ли не каждый день. Каково же было мое удивление, когда я не обнаружил товарища на привычном месте! Гадая, что за повод мог заставить его отказаться от пары кружек пива, я пошел к его дому. Подходя, я заметил фигуру с перемотанной головой, проскользнувшую мимо меня.


-Эй! - окликнул я Итана. -Ты где это был?


Он взглянул на меня каким-то странным, полубезумным взглядом.


-Сегодня я узрел, - прошептал он.


-Чего?


-Тобиас! - Итан подскочил ко мне и схватил меня за ворот рубахи. -Ты должен обратиться к Нему за помощью!


Последние лучи солнца еще освещали небосвод, поэтому мне было отлично видно, что повязка на левой стороне головы Итана, была пропитана чем-то темным.


-Что ты несешь? - тихо спросил я, опасаясь, что мой товарищ внезапно сошел с ума.


-Грядет час Страшного Суда! - исступленно затараторил Итан. -Сегодня я стал свидетелем того, как архангел Михаил говорил через спасителя нашего - Грегори! Все, что мы вчера слышали от него — чистейшая правда! Нужно пройти обряд очищения, иначе ты будешь обречен на ужаснейшие муки во веки веков!


Я отпрянул от Итана. Никогда бы не подумал, что он человек рьяно верующий — его пристрастие к алкоголю, да и любовь блеснуть бранным словцом явно говорили об обратном. Но сейчас передо мной стоял безумный фанатик с перекошенным от эмоций лицом.


С расстояния мне удалось рассмотреть Итана получше. В его физическом облике явно что-то изменилось, пусть я и не сразу понял что.


-Что с твоей головой? Ты ранен? - попытался сменить тему я.


Итан широко улыбнулся и начал разматывать повязку, отмахнувшись от моей попытки его остановить.


-Сегодня я начал путь, - прошептал он, демонстрируя мне прижженную рану на месте отсутствующего уха.


В тот момент я по-настоящему испугался. Попятившись от Итана, я чуть ли не бегом бросился прочь.


-Суда никому не избежать, Тобиас! - гремело мне вслед. -Тебе нужно пойти с нами, и тогда ты вознесешься в Рай, когда придет время!


Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. Перед внутренним взглядом стояла ужасная рана и широкая улыбка Итана — враз сошедшего с ума человека, с которым я дружил с малых лет. Перед самым рассветом мне удалось забыться тревожным сном, во время которого Грегори Кроссроудз, с широкими кожистыми крыльями за спиной, громовым голосом вещал о том, что мне нужно сделать Выбор.


Продолжение следует.

Показать полностью
78

Вечность, часть 2

Если бы это и в самом деле было так, то нашему скептику следовало бы, пожалуй,

придержать свою проницательность, чтобы не портить столь тщательно

спланированный розыгрыш. Однако Вудгрейв ответил, что для него это не меньший

сюрприз, чем для нас, и по его лицу было не похоже, что он играет. Скорее даже,

этот загадочный ночной визит вызвал его неудовольствие.

— Негоже держать человека на улице в такую погоду, кем бы он ни был, —

решительно заявил Хаттингтон, сидевший к двери ближе всех нас. — Вы позволите?

Вудгрейв нехотя кивнул, и Хаттингтон пошел открывать. Несколько мгновений

спустя ночной гость вступил в дом. Быстрый обмен взглядами подтвердил, что он не

был знаком никому из нас. Он был облачен в простую дорожную одежду — куртка

из грубой ткани, штаны и сапоги; у меня мелькнула мысль, что, в отличие от

парадных костюмов, безошибочно обозначающих свою эпоху, так вполне могли

одеваться и сто, и двести лет назад. Сейчас с его одеяния буквально текло, а сапоги

оставляли на полу сырые грязные следы; мокрые черные пряди липли на лоб его

непокрытой головы; капли сверкали и в его небольшой бородке, в которой мне тоже

почудилось нечто старинное.

— Уфф, — сказал он, — ну и погодка, а? Простите, джентльмены, если я вторгся в

частное владение, но я заблудился в этом чертовом лесу. Думал уже, до утра никуда

не выберусь, как вдруг заметил ваш огонек... Бррр! — он зябко поежился. — Должно

быть, сам господь направил меня сюда. Не знаю, как бы я дотянул до утра под этим

проклятым ливнем...

Вся его манера говорить и держаться обличали человека отнюдь не нашего круга,

однако, как справедливо заметил Хаттингтон, мы не могли отказать в

гостеприимстве человеку, оказавшемуся в столь жалком и злосчастном положении.

— Прошу вас, проходите к огню, — сдержанно предложил Вудгрейв. — Вам надо

согреться и обсушиться.

— Уж это точно! — подтвердил он, затем покосился с некоторым смущением на свои

грязные сапоги, но все же протопал в них к камину. В его речи определенно

слышался некий акцент, который нельзя было объяснить одним лишь незнатным

происхождением. — Уфф, наконец-то тепло! — затем его взгляд упал на стол, и он

добавил с интонацией просительной и в то же время развязной: — Сейчас бы еще

выпить для согрева, и я был бы спасен окончательно!

В бутылке еще оставался лафит, но во взгляде Вудгрейва читалось явное нежелание

тратить драгоценное вино на какого-то бродягу. Однако же после нескольких

секунд молчания под нашими взглядами, не найдя причины для отказа, которая не

прозвучала бы грубо, наш хозяин столь же сдержанно произнес:

— Да, конечно. Вы, должно быть, еще и голодны после ваших ночных злоключений.

Так что прошу вас, присоединяйтесь к нашему ужину. Мы здесь по-простому, без

прислуги, так что возьмите себе прибор в буфете сами.

— Спасибо, — энергично кивнул незнакомец, — это как раз то, что мне сейчас

нужно!

— Только, боюсь, вам может не понравиться это вино, — нашелся, наконец,

Вудгрейв, когда наш гость вернулся к столу. — У него довольно специфический вкус.

Может быть, вы предпочли бы горячий чай?

— О, не беспокойтесь, — весело отмахнулся незнакомец. — Я сейчас с радостью

выпью все, что угодно... если оно будет покрепче чая, — с этими словами он

наполнил свой бокал и опрокинул его в рот так, как пьют неразбавленный виски в

дешевых пабах. Мне показалось, Вудгрейву стоило большого труда не показать

своего возмущения таким обращением с коллекционным напитком.

— По-моему, отличное вино, — вполне искренне резюмировал гость, по всей

видимости, не обладавший столь тонким вкусом, чтобы заметить смутивший меня

оттенок.

— Так с кем мы имеем удовольствие делить трапезу? — осведомился Вудгрейв.

— Бенджамин Смит, — просто ответил тот и немедленно принялся за жаркое.

Манере есть его тоже обучали явно не в Итоне.

— И откуда вы, мистер Смит? — продолжал допытываться наш хозяин.

— Портсмут, — ответил тот, даже не удосужившись прожевать до конца.

— Так вы из Хэмпшира? — удивился я.

Смит размашисто кивнул, продолжая жевать.

Вот уж во что мне трудно было поверить. Я прожил в Хэмпшире достаточно, чтобы

знать, как говорят и тамошние аристократы, и тамошние фермеры или лавочники.

Манера речи Смита на хэмпширскую определенно не походила.

Во всяком случае, на хэмпширскую нашего времени.

— В свою очередь, — сказал я тем не менее, ничем не выказав своих сомнений, —

позвольте представить вам нашего хозяина, барона Вудгрейва. Мы все — его друзья

и гости, — я представил Хаттингтона, Фолкэнриджа и, без лишних церемоний,

самого себя.

— Вот как! — удивился Смит. — Признаться, мне еще никогда не доводилось обедать

в аристократическом обществе. Дома расскажу, небось, не поверят.

Мы снисходительно заулыбались. И все же в помещении повисло неловкое

молчание, нарушаемое лишь торопливым звяканьем вилки нашего гостя. Он,

очевидно, тоже это почувствовал.

— Надеюсь, я не очень вам мешаю, — сказал он извиняющимся тоном, слегка утолив

голод. — У вас ведь тут не какое-то, ну, тайное собрание?

— Нет, — ответил с улыбкой Хаттингтон, — мы собрались по случаю завтрашней

свадьбы Виндгейта, отмечая канун этого события доброй охотой и этим скромным

ужином.

— Вот как? — Смит обернулся ко мне. — Поздравляю, сэр! Или вас нужно называть

«милорд»?

— Я пока еще не унаследовал титул, поэтому просто «мистер Виндгейт», — пояснил

я. — То же относится и к мистеру Хаттингтону. Вам следует говорить «милорд»,

обращаясь к барону Вудгрейву, и «сэр Артур» — к баронету Фолкэнриджу.

— Мудрено, — весело качнул головой он. — Так у вас тут, выходит, мальчишник? Гм,

вот бы не подумал. В моих краях это событие обычно проходит... ну... не так

чопорно, если вы понимаете, о чем я.

— Не понимаю, — холодно ответил я. — Я достаточно знаю хэмпширские нравы и не

могу сказать, что они отличаются какой-то особой развязностью.

— Да нет, — заторопился Смит, явно желая загладить неловкость, — я вообще-то сам

вырос в строгой католической семье и в вопросах морали поддерживаю

республиканцев...

— Вы хотите сказать, — поджал губы Вудгрейв, — что вы на стороне ирландских

инсургентов?

— Кого? Ой, нет, при чем тут Ирландия? Я только хотел сказать, что голосую за

Республиканскую партию. Там, у себя на родине.

— Так вы не британец? — наконец понял я; должно быть, выпитое не лучшим

образом сказалось на моей сообразительности. — Что же вы сказали, что вы из

Хэмпшира?

— Портсмут, штат Нью-Хэмпшир, США. А что, в Англии есть свой собственный? А, ну

да — если есть Новый Хэмпшир, где-то должен быть и старый, верно? — хохотнул

он.

Вот, выходит, и разгадка странного для «хэмпширца» акцента. Как не преминул бы

заметить Фолкэнридж, все просто и никакой мистики.

— И позвольте узнать, мистер Смит, какая судьба привела вас в Англию? —

осведомился тот, о ком я только что подумал.

— Да, по правде говоря, просто путешествую, — ответил он. — Работа-то у меня

сидячая, весь день в моем магазинчике... а на Англию посмотреть мне давно

хотелось. Еще когда в детстве Вальтера Скотта читал. И долгие прогулки я тоже с

детства люблю. Я тут в деревенской гостинице остановился, «Конь и пес», может,

знаете... хотел вот побродить по лесу и к вечеру вернуться, и угораздило же меня

сбиться с дороги... а тут еще эта гроза...

— «Конь и пес»? Это вы далековато забрели, — заметил Хаттингтон. — Около

восьми миль отсюда.

— Порою наши желания заводят нас дальше, чем мы рассчитывали, — Фолкэнридж

поднялся с бокалом со своего места; вина как раз оставалось на последний тост, —

и все же выпьем за их исполнение!

Мы выпили, не исключая и Смита, которому, впрочем, досталось меньше вина, чем

остальным. Словно испытывая неловкость из-за последнего обстоятельства,

Хаттингтон спросил:

— Ну что, Смит, вы согрелись?

— О да, благодарю! Здесь у вас по-настоящему тепло. В здешней гостинице я,

признаться, чуть не замерз под утро, хотя, казалось бы, лето, и тогда еще не было

никакого дождя...

— Добро пожаловать в Британию, мой друг, — хохотнул Фолкэнридж. — А старый

Хэнсон, как я погляжу, все такой же скряга. Все экономит на угле для постояльцев.

— Точно, — кивнул Смит.

— Вообще-то его можно понять, — заметил вдруг Вудгрейв. — Цены на уголь

выросли из-за забастовки шахтеров.

— О да, про эту вашу забастовку даже в наших газетах пишут, — подтвердил Смит.

— Погода и политика — две главные темы английских разговоров, — с притворным

отчаянием вздохнул Фолкэнридж.

— Пока политика остается темой, приличествующей застольной беседе, за судьбу

старой доброй Англии можно не беспокоиться, — откликнулся я, чувствуя, как хмель

все более овладевает мной. — Так что пишут о нас американские газеты, которые,

конечно же, разбираются в наших делах лучше нас самих?

— Пишут, что Тэтчер не пойдет на уступки, — ответил Смит, явно радуясь своей

способности поддержать разговор. — А вы как думаете, джентльмены?

— Кто такой Тэтчер? — спросил Вудгрейв без особого интереса.

— Кто такой Тэтчер? — переспросил Смит с видом крайнего изумления, а затем

вдруг рассмеялся: — Аа, я понял. Это и есть тонкий британский юмор?

— Нет, я в самом деле впервые слышу это имя, — возразил Вудгрейв уже не без

некоторого раздражения. — Признаюсь, никогда не интересовался трейд-

юнионизмом. Это один из их лидеров?

— Хм... разве британское произношение этой фамилии отличается от нашего? Я

говорю про Маргарет Тэтчер, вашего премьер-министра.

Тут уже рассмеялись мы все, исключая, впрочем, Вудгрейва, который просто

посмотрел на Смита, как на идиота.

— Американским газетам, конечно, простительны некоторые неточности, —

произнес с делано серьезным видом Фолкэнридж, — и я даже готов поверить, что

при определенных обстоятельствах фамилию «Сесил» можно прочитать как

«Тэтчер» — но предположить, что премьер-министр Великобритании женщина! —

он вновь расхохотался; очевидно, вино победило и его привычную ироническую

сдержанность.

Но наш гость отнюдь не разделял нашей веселости. Напротив, он вдруг смертельно

побледнел.

— Не может быть, — пробормотал он. — Так вот почему вы так одеты... я думал, это

аристократическая мода... Это розыгрыш, да? — вдруг воскликнул он с явной

надеждой. — Вы просто решили надо мной подшутить! Как те, в пабе... может, даже

сговорились с ними... хотя... вы же не могли знать, что я сюда забреду...

— Любезный, что за вздор вы несете? — поморщился Вудгрейв.

— Какой сейчас год? — требовательно выкрикнул Смит.

— С утра был 1898, — ответил Фолкэнридж. — А что? На сей счет у американских

газет тоже иное мнение?

— Все сходится, — Смит затравленно озирался; вид у него был такой, словно он

хотел вскочить и бежать, но его не держали ноги. — Все, как рассказывали в пабе...

— Что рассказывали? — потерял терпение я.

— Я думал, это байка... деревенская легенда, которой пугают детей и привлекают

туристов... — он, кажется, сумел хотя бы отчасти совладать с собой и продолжил

более твердо: — В конце прошлого, ну то есть девятнадцатого, века, ненастной

грозовой ночью, местный барон собрал в лесном охотничьем домике своих друзей

накануне свадьбы одного из них. Невеста так и не дождалась жениха. Никто из них

не вернулся. Тела нашли только через несколько дней. Следствие пришло к выводу,

что смерть наступила от яда, содержавшегося в вине...

— Что за чушь! — возмущенно воскликнул я — и осекся, встретившись взглядом с

Вудгрейвом.

— Боже милосердный, Вудгрейв... почему?!

— Что вы там говорили насчет моей счастливой доли? — его голос звучал холодно и

спокойно. — Так вот — мое имение полностью разорено. Все, что вы видите вокруг,

мне уже фактически не принадлежит. Это не моя вина, ну или не только моя. Я не

знал, насколько плохо обстоят дела, до самой смерти моего отца и знакомства с его

бумагами. После я пытался выправить ситуацию, одновременно ведя жизнь,

подобающую человеку моего положения... но... — он махнул рукой. — Все это

фикция. Бутафория. Даже моя коллекция картин старых мастеров, которой все вы

восхищались, на самом деле давно распродана и заменена копиями. Последней

моей надеждой на спасение был выгодный брак. Хотя, по правде говоря, я хотел

жениться на Маргарет не только и возможно даже не столько по меркантильным

причинам. Но тут появляетесь вы и расстраиваете уже почти состоявшуюся

помолвку...

— А я? — выкрикнул Хаттингтон. — Я-то что вам сделал?!

— А кто познакомил Виндгейта с вашей кузиной? Хотя вам было известно о моих

чувствах к ней...

— Ну да, познакомил, и не более чем! Я не толкал ее к нему в объятия! Она...

— А меня вы, надо полагать, решили убить просто за компанию? — перебил, криво

усмехаясь, Фолкэнридж.

— И у вас хватает нахальства это говорить? — повернулся к нему Вудгрейв. — Зная

вас, как человека здравомыслящего и практического, я обратился к вам за советом

в финансовых делах. Вы порекомендовали мне вложиться в те южноафриканские

акции. В результате я потерял все, что у меня еще оставалось.

— Что делать, на тот момент мне казалось, что дело верное. И я сам потерял на этих

акциях. Конечно, я потерял не очень много, поскольку всегда инвестирую с

осторожностью, и, между прочим, и вам то же рекомендовал. Никто не заставлял

вас вкладывать все до последнего.

— А вас кто заставлял рассказывать лорду Фитерстону о моих финансовых

обстоятельствах? Думаете, мне неизвестно, отчего отношение родителей Маргарет

ко мне переменилось столь внезапно?

— Вы полагаете, что с моей стороны это было неблагородно? А я нахожу, что

неблагородно было бы скрыть от них, что вы de facto пытаетесь получить руку их

дочери обманом.

— Вот именно, эта помолвка уже все равно не могла состояться, — вновь вмешался

Хаттингтон, — так что какие претензии... и вообще, по какому праву?! Если вы

решили свести счеты с жизнью, это ваше дело, но кто дал вам право судить и

приговаривать нас?!

— Я этого не делал, — усмехнулся Вудгрейв.

— То есть как? — воскликнул я, все еще надеясь, что вся эта история с ядом

окажется какой-то дурацкой мистификацией.

— Я предоставил окончательный выбор Провидению. Как вы помните, у меня было

две одинаковых бутылки. Я ввел яд шприцем через пробку в одну из них... но я не

знал, какая именно отравлена. Не знал до самого последнего момента. До рассказа

этого человека.

Наши взоры вновь обратились на Смита.

— Так что же это получается? — я с трудом проглотил ком в горле. — Вы... из

будущего?

— Я из настоящего, — глухо ответил тот. — Сейчас 1984 год.

— Но... как же мы? Ведь мы...

— В летние дни, всякий раз, когда погода такая же, как и в ночь вашей смерти, вы

появляетесь на закате в этом лесу. Так мне рассказали, — закончил он дрожащими

губами и зачем-то добавил: — Извините.

— Но это же полный бред! — воскликнул я. — Мы не явились сюда из

потустороннего мира! И девяносто лет по этому лесу мы тоже не блуждали! Мы

охотились здесь всего несколько часов назад! А с Маргарет я в последий раз

виделся накануне, и прекрасно это помню! О боже, ведь по-вашему выходит, что

Маргарет тоже уже давно...

— Это ничего не значит, Виндгейт, — медленно произнес Фолкэнридж. — Наши

воспоминания ничего не значат. Мы возникаем вместе с ними. Такими, какими они

были в наш последний вечер. И проживаем его снова и снова.

— А потом? Где мы оказываемся потом? Почему мы ничего не помним про прошлые

разы?

— Нигде. Нас просто нет. Мы умираем всякий раз, умираем по-настоящему. Нет ни

ада, ни рая, ни чистилища. Только небытие. И, по сути, мы — те мы, что осознаем

себя сейчас — это даже уже не те, кто умер девяносто лет назад. Те исчезли,

окончательно и бесповоротно. А мы... мы что-то вроде мелодии, записанной на

фонографе. Каждый раз она проигрывается одинаково, но нельзя сказать, что новая

мелодия — это продолжение предыдущих. У нас нет ни прошлого, ни будущего.

Только вечность.

Маргарет, подумал я. Считанные часы оставались до нашей свадьбы... Вот, значит, в

каком смысле существует вечная любовь. И никакой встречи за гробом, обещанной

поэтами-романтиками...

— Негодяй! — воскликнул я, вновь поворачиваясь к Вудгрейву. — Как ты мог?!

Не помня себя, я попытался вскочить и броситься на него. Наверное, я бы ударил

его, может быть, даже стал бы душить, что было бы, конечно, очень глупо... однако

мне не удалось даже подняться со стула. Руки и ноги больше не повиновались мне.

— Слишком поздно, Виндгейт, — криво усмехнулся Вудгрейв, — яд уже действует.

Думаю, нам всем осталось не больше нескольких минут. И я... не хотел, чтобы

вышло так, если для вас это имеет значение.

Хаттингтон уронил голову на стол, опрокинув и разбив свой бокал. Острый осколок

вонзился ему в щеку, но он, должно быть, уже не чувствовал этого — или, во всяком

случае, не мог изменить. Темно-красная кровь заструилась по стеклу, как еще

совсем недавно вино.

С грохотом рухнул опрокинутый стул. Это вскочил со своего места Смит.

— Я тоже пил это, господи, я тоже пил... — бормотал он. — Может, еще не поздно?

Если я добегу до доктора... Ради всего святого, скажите мне, в какой стороне

ближайшая больница? Или хотя бы деревня, откуда можно вызвать помощь?

— Не суетитесь, Смит, — произнес Вудгрейв, уже с видимым трудом ворочая

языком. — Никуда вы уже не успеете добежать. Я предупреждал, что вам не

стоило... пить это вино. А теперь, боюсь... вы уже тоже часть нашей легенды. И

кстати, кто вам сказал, что сейчас 1984 год? А не, к примеру, 2012? Откуда вы

знаете, сколько раз вы уже... — голос окончательно отказался ему повиноваться, но

в глазах еще жило страдание, наконец проступившее сквозь маску холодного

спокойствия.

— Нет! Нет! — дико закричал Смит и бросился к двери. Конечно же, далеко ему не

убежать.

Комната погружается во мрак. Гаснут свечи, задуваемые сквозняком из

распахнутой двери, или просто у меня темнеет в глазах? Мне очень страшно, но я

уже не могу даже кричать.

Тьма. Ужас. Вечность.



Автор: Юрий Нестеренко

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!