В приёмнике меня посадили просто на лавку в коридоре, мимо ходили врачи и больные, никто из них не был в тех костюмах, что мы видели во времена ковида, что меня удивляло, т.к. я уже знал про "марбургский вирус" и инциденты на территории новосибирского же НПО "Вектор" с ним (вкратце - работа с вирусом Эболы пару раз заканчивалась смертью исследователей из-за нарушения ТБ, хоронили их в свинцовых саркофагах и заливали бетоном, чтоб не допустить выхода вируса). На врачах и больных даже масок не было - оно и понятно, большинство больных тогда были наркоманы с гепатитами и ВИЧами, да описторхозные любители речной новосибирской рыбы. Но всё же - я же предупредил и по телефону, и сказал врачу в скорой, и врачам в приёмнике инфекционки, что могу являться носителем эболы или другой геморрагии - почему никто не воспринял это всерьёз?

Первые несколько часов прошли в анализах. Анализы брали разные, в т.ч. "толстая капля" - до внедрения ПЦР оставалось... долго еще, в-общем, оставалось. Суть метода - вашу кровь из пальца размазывают по стёклышку и специалист сидит и натурально считает плазмодиев в окуляре микроскопа. В это время мне было очень нехорошо, зрение было уже туннельным, бил озноб, переходящий в жаришку, звуки, какие-то вспышки, очень сильная слабость (смешной каламбур, но мне было не смешно). Наконец-то результат - малярия тропическая plasmodium falciparum, добро пожаловать на заселение. Ну хоть не эбола!

Началось лечение. Лечение заключалось в приёме препарата фансидар и кучи сопутствующих препаратов - гепатопротекторы (печень реально разбухла настолько, что её можно было увидеть(!) даже без пальпации) и еще целая мензурка таблеток - сейчас я уже не вспомню все их названия, с омепразолом для защиты уже желудка от всей этой химии. Кроме того, постоянно брали на анализ кровь из пальца и ставили капельницы с физраствором, т.к. потеря влаги во время приступов была чудовищная.

Проблема была в том, что тропическая малярия давным давно устойчива к фансидару, то есть лечения фактически малярии не было, и число плазмодиев в организме только нарастало. Периоды горячки сменялись периодами обмерзания, я их называл "качелями" - то вам жарко-прежарко, вы открываете окно в палате и мажетесь снегом с подоконника, а через часик вам уже настолько холодно, что вы лежите во всей одежде под всеми одеялами палаты (палата была двухместная, но я лежал один) и дрожите от холода.

Вы дрожите от холода, но с вас стекают просто литры пота, поэтому мне постоянно лили физраствор по вене. В результате катетер в момент трясучки выворачивало и так я потерял вены на локтях - игла вылетала из вены, надувало огромный пузырь, вена пряталась, после чего медсестра переставляла катетер в другую вену и пыталась понадежнее его замотать пластырем (не помогало, т.к. пот всё равно делал пластырь скользящим). После локтевых перешли на запястные вены, а потом и на тыльные кистевые. Там уже руку привязывали к кровати.

Кроме того, пальцы, истыканные иголками по нескольку раз, отказывались давать кровь для "толстой капли". Реально, все десять пальцев на руках были настолько забиты тромбоцитами, что при очередном уколе не выдавали ни капельки крови, и медсестрам приходилось выжимать, "доить" пальцы, чтобы получить хоть что-то на анализ.

В один из моментов, когда я набирал снег за окном, я поймал себя на мысли, что внизу как раз почистили снег и подо мной отличная твёрдая асфальтовая отмостка здания, и как будет чудесно нырнуть туда головой и прекратить все эти мучения раз и навсегда. Испугавшись своих мыслей, я отпрянул от окна, и тут мозг в стрессе вспомнил, что когда-то я привозил из своих экспедиций коартем.

Я сказал врачу, что у меня есть коартем, правда, очень давно просроченный - на 4-5 лет после окончания срока годности, и что надо переводить лечение на него, т.к. от фансидара не было никакого толку и мне становилось только хуже. Также я поделился суицидальными мыслями. Но врач отнёсся к этой идее очень плохо - мне так и сказали: "Мы вас лечим по медстандарту. Если вы умрёте, принимая фансидар - ну что ж, такое бывает, никто не вечен. Но если я вам предпишу коартем, который в РФ вообще не считается лекарством, т.к. не проходил дорогостоящих процедур регистрации и с вами что-нибудь случится - то меня накажут." А еще из окна в палате вытащили ручку и я лишился возможности мазаться снегом (как будто это остановило бы броситься через стекло своими 100+ килограммами).

Я попросил друзей найти "свежий" коартем, но в Новосибирске его не было, ближайший был в Москве (нелегально привозят такие же путешественники, а потом продают в интернете), но там надо было ждать еще несколько дней, пока человек дойдёт до транспортной компании, несколько дней доставки и окончательно мне этот кортем доставят в палату где-то через неделю. Я подумал, что еще неделю просто не выдержу (асфальт так и стоял перед глазами) и в этот же день начал принимать свой просроченный коартем, выбрасывая в унитаз таблетки фансидара.

И о чудо - уже на следующий день расплодившиеся плазмодии пошли вниз! Три дня (курс лечения коартемом) и количество плазмодиев стало равным нулю. Ко мне начали ходить врачи из других отделений, посмотреть на "чудесное выздоровление после столь серьёзного ухудшения с неутешительным прогнозом". Потом начали водить группы студентов из медакадемии. Еще несколько дней я лежал с нулевыми плазмодиями, там вроде должно было быть три контрольных дня, но меня продержали дольше, видимо, не понимали, как это возможно. И наконец выписали.

С тех пор я чист, в печени ничего не осталось (кроме гепатоза, но там целый ряд причин, трезвенником я никогда не был) и всегда за границей покупаю таблетки коартема, чтобы у меня всегда были непросроченные.

Что такое для простого русского обывателя малярия? Это страшное заболевание, которым болеют по три сотни миллионов людей в мире, но где-то там, в тёплых странах. Где весь год жарко, влажно и бегают какие-то папуасы с индусами – вообще не у нас. У нас такое случится, если кто-то привезёт эту заразу из отпуска, но и то его быстро примут в добрые врачебные руки и положат в больничку. Потому что здесь климат не тот – холодно, сурово и вообще цивилизация.

А ведь не так давно, как ещё сотню лет назад на территории Южной Сибири малярия была вполне себе сезонным заболеванием, которым болело по нескольку десятков тысяч людей ежегодно. Это сейчас сезонным является скучный грипп и ОРВИ – сопли, кашель, иногда температура да и только. А вот тогда…

Само по себе наше заболевание является инвазивным – в организм при укусе заражённым комаром попадают микроорганизмы из рода плазмодиев. И оттого в зависимости от их вида подразделяют и саму малярию: plasmodium falciparum вызывает тропическую малярию, plasmodium vivax – трёхдневную, а plasmodium malarie – четырёхдневную. И на территории нашей страны наиболее распространённой является именно трёхдневная. Да, она чуть менее смертоносна, нежели тропическая, но заболевшим от этого не сильно легче – симптомы схожи и страшны. Плазмодии, атакуя человеческий организм, вызывают озноб, повышение температуры до 40-41 градусов, потливость. Происходит поражение селезёнки и печени, а также анемия. При этом само заболевание характеризуется частое возникновение рецедивов – не полностью уничтоженные микроорганизмы дожидаются нового ослабления иммунитета, и малярия атакует заново.

При этом долгое время надёжно диагностировать полное уничтожение плазмодиев в организме было невозможно, а потому единственным эффективным способом полностью вылечить больного было увеличить срок лечения. При тропической малярии считалось необходимым продолжать прием лекарств 12 месяцев, а при трехдневной, более устойчивой форме заболевания – 30 месяцев. Несмотря на это, в 40% случаев рецидива болезни избежать не удавалось.

Малярия тесно связана с комарами рода Anopheles – не зря наши плазмодии научились с ними взаимодействовать для своей пользы. При этом надо понимать, что эти самые комары распространены в России очень широко, доходя своим ареалом до субарктических широт, а оттого малярия была вполне себе естественной и привычной для многих наших территорий с большим числом водоёмов – как естественного, так и искусственного происхождения. Помните же, как город Новониколаевск чуть не вымер от тифа в своё время? Так вот, местные органы здравоохранения тогда, летом 1919го, готовились к сезонным заболеваниям – холере, дизентерии и малярии. И пусть до угрозы уровня “вот у нас сейчас нахрен вымрет город” ни одна из них не добралась, но ничем хорошим их влияние на людей не заканчивалось.

И опять же, надо понимать, что такой набор болезней тёплого периода года был напрямую вызван хозяйственной деятельностью человека и тем, как эту деятельность вели. Да, я про заболачиваемые пруды, овраги и котлованы, после дождей или таяния снега превращающиеся в уютный дом размножения для кровососущих гадов всех мастей.

Вообще если рассматривать именно Новосибирскую область – а зачем иначе мы тут все собрались и стали вспоминать тифозную эпидемию – то массовая заболеваемость малярией регистрируется с 1924го по 1961й года. Массовая – это десятки тысяч случаев за год, если что. И в этот период было два пика, когда у этой инфекции был прямо праздник жизни.

Первый пришёлся на первый год наблюдений – тогда зарегистрированных заболевших оказалось более 112 000. Второй – на 1936й год и составил аж 113,5 тысяч случаев. При этом отмечается, что каждый двадцатый житель тогдашнего Западно-Сибирского края в период с 33го по 35й года болел малярией. При этом дела в целом по стране с этим заболеванием шли настолько не очень, что в 1934м Наркомздрав СССР утверждает план противомалярийных мероприятий, и среди прочего – обследование население на ношение в организме затаившихся плазмодиев.

Ну, и собственно в 1937м в 105 населённых пунктах Новосибирской области прошла первая массовая проверка на заболеваемость и паразитоносительство. Начавшийся Большой Террор плазмодиев сократил заболеваемость малярией на 40%. И уже в следующем году малярия составляла 157,8 случаев на 10 тысяч населения (суммарно за год заболело 29 475 человек), что было ниже, чем у соседей: в Алтайском краю этот показатель составлял 397 случаев, а в Красноярском – 270. И это было меньше, чем даже в среднем по стране (185 случаев на 10 тысяч населения).

При этом, сократившись в 39м году до примерно 21 тысячи заболевших, в 40м плазмодии снова перешла в наступление, заразив на 10 тысяч людей больше. И это было следствием не только с благоприятными погодными условиями, когда комары и плазмодии смогли безнаказанно размножиться, но и с тем, что государство сократило финансирование противомалярийных мероприятий. А почему оно так сделало? Так ведь заболеваемость благодаря этим самым мерам сократилась на 50-80% в зависимости от региона. Ну, а нашим микроорганизмам это только и было нужно. Ну, а дальше случилась война, мобилизация на фронт, а также большой поток эвакуации из более заражённых мест (до 2/3 случаев приходилось на эвакуированных). В результате всего этого на 43-45й года мы получили новый всплеск малярии.

Но уже после окончания войны государство решило окончательно решить малярийный вопрос – противомалярийные мероприятия были усилены, что позволило к 1952 г. уменьшить число больных до 4085 случаев, а в 1955 г. окончательно ликвидировать заболеваемость.

Что за мероприятия это были такие?

Ну, кроме уже указанной выше массовой проверке населения, это была борьба с комарами и болотами. И в первую очередь, конечно же, в и около населённых пунктов. Учитывая дальность полёта комаров, то производить плазмодиецид дальше 50 км от поселения уже не имеет особого смысла. Однако осушать затапливаемые котлованы с ямами или чистить берега мелких рек, которые по лету заболачиваются – это, среди прочего, были первостепенные задачи, выполнение которых смогло избавить Сибирь (да и всю Россию) от сезонного заболевания малярией на долгий срок – до самого распада Советского Союза случаи заболевания в регионе были только завозными, однако постепенно к ним стали добавляться и местное заражение трёхдневным типом болезни. До десятков тысяч заражённых в год, как было в начале прошлого века, по счастью, далеко – современные случаи единичны. Однако образы мрачного прошлого заставляют задумываться о возможности такого же мрачного будущего.