Лига Писателей

Здравствуйте, уважаемые авторы!
Хочу с согласия автора познакомить Вас с творчеством Дмитрия Баранова - автора, пишушего в жанре славянского фэнтези.
Он сейчас заканчивает роман "Ведун" - первую книгу цикла "Летописи Белогорья". (кто пожелает ознакомиться с романом полностью, можно это сделать на АТ)

И за критику будем благодарны.

Вот что Дмитрий сам пишет про свое творчество:

«Я написал то, что мне хотелось прочитать. Люди этого не писали, пришлось самому». Я думаю, что под этим высказыванием К. С. Льюиса подписались бы многие авторы, в том числе и я. Прочитать же мне всегда хотелось о древних цивилизациях, предшествовавших «железному веку», об арийском наследии наших предков и о Пути Воина. Не просто о сражениях (хотя и это интересно), а том, как этот Путь выбирают, как на него становятся, и как по нему должно следовать. Меня интересовали любые вешки, оставленные «идущими впереди», любые «хлебные крошки» разбросанные знающими людьми для «идущих вслед за ними». Следуя этим путем, я старался ничего не выдумывать, а постараться просто осмыслить огромное духовное наследство, оставленное нашими предками в сказках, былинах, гимнах. … И их я тоже хотел читать. Читать и понимать. Осознавая всю тщетность подобных желаний. Так стали образоваться некоторые «зарисовки», эскизные наброски к прочитанным мною текстам, которые я назвал «Летописи Белогорья».

Ведун

Книга первая

Эпиграф

«…Во времена оны, когда отгремела, откатившись за Северное море, Великая Битва «Огня и Льда», и схлынувшие воды Малого Потопа, отступив в свои прежние берега, оставили посередь Сырой Земли бескрайнюю, кишащую многоразличными гадами, Великую Топь, - тогда Земля возрождалась. Гремя, горы образовались; журча, реки текли; а те человеки, что убереглись в Великую Стужу, да душу свою сберечь не сумели, они тогда собою грязь месили, из грязи взятые в грязь опять возвращаясь. Тогда, охладевая в смрадных болотах, они живой огонь предков с тоской вспоминали, не смея вернуться к преданным отеческим алтарям.

В те поры всеобщего прозябания, оскудела вера в человеках, и уже никто из малых сих не обращал свой взор к небу в молениях к Творцу всего сущего. Тогда эти «двуногие, прямоходящие, лишенные перьев», не разгибая хребта своего, искали себе богов под ногами своими. Так ушло Время Жрецов Белого Бога. Иные из оных осквернились и стали сосудами для падших демонов, положив зачатки поклонения твари вместо Творца, а иные и вовсе так пали, что стали колдунами, чародеями, да некромантами, раздирая на отдельные нити некогда целостную ткань Единого Учения.

Тогда настало Время Воинов, время походов и битв, время шатров, сказаний и песен у костров. Тогда все, некогда единое, было поделено меж воинскими кланами на отдельные уделы для своего кормления также, как голодные волки раздирают тушу убитого кабана, деля ее меж собою. И чем сильнее был зверь, тем больше и жирнее был его кусок.

И не слышал Бог молитв детей своих, ибо тогда люди приклоняли ухо свое не на то, что гласит Бог, а на то, что говорит князь. И было то последнее, много горше первого, ибо были тогда те князи, взяты из грязи …».

(Летопись Белогорья «Сказание об Исходе»).

Пролог

Сначала из морозной мглы вылетело копье, а вслед за ним, бесшумными черными тенями, выметнулись два огромных хорта.

Это было добротное боевое копье с тяжелым наконечником кованого железа. Оно летело ровно и неотвратимо, гудя в полете, как тяжелый шмель. Сивый мог бы легко уклониться от его стального жала, но позади, за спиной, по ломкому насту Сеченя, тяжело дыша себе под ноги, брела молодежь. Его подопечная молодежь. Сам бы он, конечно, уклонился, но тогда смертельный полет стального пера встретил бы своей грудью Станислав, или Дара, вконец измотанная тяжелым переходом по снежному бездорожью. А посему Сивый действовал неуклонно. Плавно выдохнув, он вскинулся навстречу толстому жужжанию и поплыл вслед за клубящимся в морозном воздухе парком от своего дыхания. Когда же его правая ладонь мягко коснулась холодной грани пера, то он, не задерживаясь и согласуясь с движением грозного оружия, ласково провел свои пальцы по холодной стали еще дальше, до конца длинной кованой втулки. И только после того, как его ладонь почувствовала шершавость искепища, позволил своим пальцам сомкнуться вокруг теплого дерева и потянуть за собой руку, а через нее и всего его, Сивого, вслед за гудящим копьем. Так, двигаясь в ладу с оружием, они и стали с ним едины. Почувствовав это единение, воин провернулся вместе с копьем вокруг становой оси, и указал, теперь уже своему оружию, новую цель – правого хорта. Оружие приняло посыл, и тогда он спустил его со своей руки, как отпускают сокола на добычу. Стальной клюв воткнулся в широкую грудь могучего зверя, и, пробив его тело навылет, высунулся кровавым клином из мягкого подбрюшья на заалевший снег. Сивый же продолжил свое вихревое кружение. Теперь его освободившаяся правая рука устремилась навстречу зубастому оскалу левого хорта. Огромный зверь буквально заглотил предложенную наживку и, продолжая свой полет, наделся, словно несуразная меховая рукавица, на подставленную десницу Сивого почти до самого локтя. Почувствовав под пальцами горячий и влажный язык, старый боец зажал его в стальную щепоть, левой же рукой ухватил задохнувшегося от острой боли хорта за заднюю лапу ниже скакательного сустава и, гася движение могучего тела, резко опустился на левое колено, подставив правое под волчий хребет. Вот и все. Когда ужасный хряск сменился обиженным скулежом, Сивый понял, что со всем тем, что он успел разглядеть, было покончено.

Но сама схватка еще только зачиналась. Кружение «вихрем» уберегло Сивого от прямого попадания метательной дубинки в голову, та всего лишь сбила с него шапку, неряшливо рассыпав мокрые от пота седые космы, но зато вторая, нацеленная было ему в крестец, угодила прямиком между лопаток и буквально вышибла дух. Меховая одежда смягчила удар, но его сила была настолько велика, что Сивый задохнулся и, обездвижив, упал ничком на руки, ободрав лицо о шершавый наст. В голове гудело набатным колоколом. Захотелось вот так спокойно полежать и немного раздышаться, но останавливаться, а тем более разлеживаться было не время, и седой боец, задохнувшись от острой боли, перевел свое падение «ничком» в «волну» и, разогнув спину, встал на колени. Заодно, этим же движением, он вытащил из-за голенища засапожный нож и выдохнул искристую темноту из глаз, очищая пространство вокруг себя от липкой снежной пелены. И сразу же увидел врагов. Не всех, в его поле зрения попали только четверо. Четверо зверолюдов. Двое полуодетых в звериные шкуры дикарей-людоедов, вооруженных рогатинами с железными наконечниками, обходили его с боков, и, судя по всему, намеревались зажать оглушенную жертву с двух сторон - «в челюсти». А лохматый громила в птичьих перьях, несущийся громадными прыжками прямо на Сивого, должно быть должен был нанести ему завершающий удар топором в темя. Четвертый противник, по самые глаза завернутый в шкуры, и с оленьими рогами на головном уборе был, скорее всего, шаманом и в сражении не участвовал. Во всяком случае, - явно, с оружием в руках не противостоял. Стоп. Зверолюды охотятся пятерками, - как пять пальцев на руке, так же и зовутся на все время похода. Этот, что с топором, должно быть вожак – «Указательный». Справа и слева от него – «Большой» и «Средний»; шаман не в счет, а значит, где-то должны быть еще двое. И, как бы в ответ на этот его невысказанный вопрос, позади, за спиной, раздались звуки рукопашной схватки. «Слава Творцу! – оттаял душой Сивый – В схватке «сам на сам» его молодежь так просто не одолеть. Дара выросла в шатрах «охотников на нечисть», а Станислав брал уроки «боя на белом оружии» у лучших «мастеров защиты» империи, да и он, Сивый, тоже кое в чем успел поднатаскать своих щенков. Так что справятся сами, можно спокойно сосредоточиться на главном».

Он по-прежнему не поднимал головы, и не вставал с колен, и, поэтому, наверняка, казался для нелюдей легкой добычей, - эдакий оглушенный и ничего не соображающий седой старик. Впрочем, на поведение его противников все эти соображения никак не повлияли. Три движения, три воли, сложились в одну. Рогатины ударили одновременно. Одна в поясницу, другая в живот. Сверху отточенной гранью ложился на седое темя топор. Но еще раньше, за краткий миг до сухого щелчка дерева о дерево, и разочарованного хриплого рыка, Сивый, поджав голени, взметнулся вверх, и, резко разогнув ноги в коленях, встал на прежнее место. Прямо на древки рогатин. Добротно сработанное оружие выдержало тяжесть его приземления, а вот руки зверолюдов – нет. Оба дикаря от неожиданности сначала чуть было не столкнулись лбами, затем недоуменно повели глазами на враз опустевшие ладони, и сразу же схватились ими за свои шеи, в бесплодной попытке зажать резы от клинка Сивого. Зажать так, чтобы унять прощальный свист, с которым, вместе с кровью, фонтанировали в «Поля счастливой охоты» их звериные души. Ведь душа животного находится в его крови. Звуки боя за спиной тоже стихли. И, судя по всему, выходило так, что молодежь полностью оправдала возложенные на нее надежды и чаяния!

А вот звериный вождь оказался хорош. Очень хорош! Он, несмотря на расчеты Сивого, не раскроил черепов своим подельникам. Каким-то чудом, прямо в прыжке, вожак сумел извернуться и остановить удар, со стороны казавшийся неотвратимым, сгруппироваться и опуститься на жесткий наст уже собранным и готовым к бою опасным зверем. Но, нападать почему-то не спешил, а начал медленно кружить, словно кот перед миской сметаны, в ожидании момента, когда хозяева отвлекутся и он, наконец-то, сможет полакомиться вкуснятиной без всяких помех. Или же поджидал на пиршество других котов. Стоп! Шаман! Зачем охотникам шаман? Это не охотники, - это разведчики, и основные силы зверолюдов еще только на подходе!

- Дара! – крикнул Сивый, резко махнув правой ладонью в сторону «Указательного».

Смышленая девчонка сразу же все поняла. Сухо щелкнула тетива, и на голове вожака сразу же прибавилось оперения, - пушистый венчик из перьев горного орла вырос прямо у него за ухом. Но он, этот нелюдь, был очень, и очень живуч! И когда вслед за стрелой, к нему, с дубинкой в руке, подскочил Сивый, раненый зверолюд обжег его ненавидящим взглядом раскосых желтых глаз и негодующе прорычал:

- Ты хорошо дрался! Ты – воин! Я – воин! Почему ты не дал мне поединка!? Лук – оружие труса, убивающего из кустов! Ты – трус!

- Лук – оружие охотника. А ты никакой не воин. Ты – просто зверь. Взбесившийся зверь. Вот тебя и убили, как убивают зверя на охоте – из лука. И не тебе, животному нападающему в стае, рассуждать о чести поединщика, – ответил ему Сивый. И ударом дубинки в висок поставил точку в этом бессмысленном споре.

И сразу же мысли его перенеслись на шамана. Убить его так просто не получится. Силен старик. Не сам, конечно же, духом-покровителем своим силен, старый двоедушник. Иначе не разгуливал бы в такую-то пору в окрестностях «Священной Рощи». Отпускать его тоже нельзя, - племя уже на подходе. Большое племя, Сивый, прежде чем все вновь окутала снежная хмара, успел разглядеть темное пятно, шевелящееся на виднокрае в их сторону. Значит, ни убить, ни отпустить …. Решение пришло само.

- Дара! Стас! Ко мне! Живо! – резко прокричал он, не сводя глаз с рогатой фигуры шамана.

- Мы здесь, Стрый, - ломко пробасило у него за спиной, и по обе руки нарисовались две фигуры в мохнатых шубах.

- Сюда. Вещи в центр. Встаньте впереди меня по одесную (Станислав) и шуйцу (Дара). Встаньте прямо. Глаза в глаза. Положите руки друг другу на плечи и соприкоснитесь лбами. Можете целоваться, или чем вы там занимаетесь, когда думаете, что я не вижу.

Фигуры попытались было изобразить праведное негодование. Получилось, впрочем, у них это неважно и как-то неубедительно.

- Цыц! Ни слова боле, пока не разрешу! Повторяю: «Смотрите только в глаза друг друга, думайте только друг о друге, дышите дыханием друг друга. Смотритесь друг в друга как в зеркало. Что бы вокруг не происходило, - все это вас двоих не касается. Ваша окружающая среда, - это ты сам и твое отражение напротив тебя».

Потом подумал, что любовь и продление рода, - это, конечно же, хорошая мотивация, но все-таки немного размытая и не вполне конкретная, да и кто, в наше-то время, умеет любить по-настоящему, и уж тем более постоять за свою любовь? … А посему, надо бы эту самую мотивацию немного усилить, добавить личной заинтересованности, «плеснуть погорячее»:

- А иначе одного из вас уже сегодня на закате съедят. Прямо на куски рвать будут, еще живого и теплого, а второго сначала изнасилуют всем племенем, а потом уже тоже съедят. А, может быть, потехи ради, и оставят жить. Будут использовать как ручную зверушку. Ну, все – замерли!

Сивый вытащил из колчана Дары стрелу, прочертил круг на плотном снегу и вбил железное копьецо в мерзлую землю. Затем распахнул шубу и, обняв своих птенцов за плечи, накрыл их полами, как птица накрывает крылами свое гнездо. Взглядом же нащупал едва различимую в морозной дымке рогатую фигуру в шкурах, и, ухватив скулящую от страха душонку шамана, приволок ее в Серые земли, на берег Безымянной реки, к самой Кромке. Туда, куда не посмеет сунуться дух-покровитель старого людоеда. Там, на берегу, у неподвижно текущей воды он и сковал своим взглядом душу старого двоедушника.

Племя нахлынуло разом. Как морские воды в прилив. И загомонило, завоняло, заскрипело все вокруг. Увидав мертвые тела, заскулили - завыли самки, грозно зарычали и, сжав дубины, бросились на поиски врагов самцы. Вокруг очерченного пространства завертелась круговерть из теней, запахов и плоти, но ничто не нарушало границы, очерченной Сивым, никто, даже хорты, не обращали внимания на трех путников, застывших в объятиях друг друга. Постепенно волнение зверолюдей улеглось. Вернулись, с пустыми руками, ушедшие на поиски охотники. Трупы погибших разделали, мясо разделили и съели. Самое время было бы двигаться дальше, но путь племени торил шаман, а он молчал. Стоял недвижимо, как трухлявый пень, и молчал. Все зверолюды сгрудились вокруг его неподвижной рогатой фигуры, как пчелы вокруг матки, и замерли в ожидании. Такого поворота событий Сивый не предусмотрел, а между тем положение складывалось безвыходное. Он не мог освободить шамана, потому что старый колдун, ведомый своим тотемом, сразу же выдаст путников на растерзание племени. Но это была одна сторона, а с другой стороны вставал очень неприятный вопрос: «Сколько смогут неподвижно простоять усталые путники на холодном ветру лютого Сеченя»? Что делать? Оставалось только ждать и уповать на чудо. Между тем смеркалось. В небе зажглись первые, самые нетерпеливые, звезды, и подлунный мир накрыла ночная тьма.

И вдруг, вопреки вероятности, окоем со стороны леса начал светлеть. Правда, не весь. Скорее светящаяся искра, или звезда, все ярче и ярче разгораясь, приближалась к зверолюдам. Те тоже почувствовали что-то неладное и недобро зашевелились. Опять заскулили самки и заныли детеныши, а руки взрослых дикарей зашарили в поисках оружия. И вдруг тьма сама собой расступилась и на месте недавней схватки, перед изумленными людьми и нелюдями, прямо из темноты на свет шагнул высокий суровый старик в длинной, до самой земли, распахнутой шубе. В своей шуйце он держал длинный резной посох, а в деснице его нестерпимым белым светом горела толстая восковая свеча. Всем вокруг сразу же стало светло и тепло. Так тепло и уютно, что захотелось снять и отложить в сторону шубы и оружие.

- Кто здесь? Кто посмел нарушить покой Священной Рощи? - спросил седовласый старик голосом хозяина и посветил огнем свечи в лицо застывшего шамана.

Тот сразу же сник, обмяк и тяжким кулем упал на снег, прямо под ноги удивительному старцу.

- Учитель! ... Дошли! – радостно выдохнул Сивый и, разорвав обережный круг, тоже припал к ногам пришельца. А потом он заплакал. Заплакал так же, как тогда, в далеком детстве, когда этот самый человек подобрал его, испуганного и гонимого, в холодном и сыром лесу. Слезы сами собой, не переставая, лились из серых глаз. Сивый не стеснялся их и не утирал, а только, словно в каком-то забытьи, все повторял и повторял сквозь всхлипывания:

- Учитель … я пришел, … Ведун …. я … вернулся, … наконец-то дома, … прости, … я смертельно устал, … прими заблудшего сына своего …

Мы так легко приходим в этот мир и также просто уходим из него. Каких-то тридцать-пятьдесят лет назад тебя не было в этом мире, и спустя несколько десятилетий тебя снова здесь не будет. А мир, он как константа, продолжит существовать и без тебя, не нарушая хода событий, сменяя поколение за поколением, эпоху за эпохой.

Думаешь, в нашей жизни сокрыт некий глобальный смысл бытия? Что мы все имеем здесь своё предназначение? Что каждый из нас - незаменимая шестерёнка этого вечного механизма? Отнюдь. Порой началом нашего долгого пути под названием жизнь является весьма прозаичная причина: не предохранялись, залетела, хотели просто попробовать, мечтала о материнстве и тому подобные житейские моменты. Ровно, как и уход из жизни. Думаешь, где-то будет греметь колокольный звон? Или, может, свет в конце тоннеля возвестит о грядущей кончине? Ты будешь пафосно глаголить свою предсмертную речь, а тем временем вокруг тут же соберутся родственники, друзья, знакомые, плакальщицы? Камон. Мы приходим в этот мир в одиночестве, и так же самостоятельно из него уходим.

Так чем же мы отличаемся от мошек, чей жизненный цикл составляет всего несколько дней? В одном фильме я услышала интересную мысль: дескать, между нулём и единицей существует бесконечное множество чисел, ровно, как и между нулём и десятью.

Видимо, каждому из нас дарована своя собственная бесконечность. Важно лишь то, как мы её проживём и что после себя оставим. Возможно, это и будет нашим главным отличием от мошек. Хотя… Кто сказал, что мошки не имеют свою собственную бесконечность? И кто сказал, что смысл нашего существования чем-то более важен?..

Начало...

Интересно было бы дочитать?

Мосты

1.

На войне оказаться не хочет никто.

Разве что самые отчаянные адреналинщики и товарищи с поехавшей психикой.

Когда я говорю друзьям, что в аду, они крутят пальцем у виска и шепчутся за спиной.

- Дружище, ты голодаешь, нет.

-Дружище, ты обеспечен, молод, привлекателен.

- У тебя есть дети

- Хули тебе еще надо?

А мне надо… Надо чтобы этот ад закончился. Надо, чтобы я попал хотя бы в среднюю зону. Чтобы я не чувствовал ничего.

Все думают, что ад - это когда ты на войне. Это вот когда кишки, кровь, грязь, страх, смерть кругом.

Вот это вот все. И это чистая правда. Ад- это предчувствие близкой смерти. Это когда война. Я не был в Чечне, Сирии, не был на Донбассе. Я не видел умирающих окровавленных боевых друзей. Я не ждал смерти в ближайший день или неделю от разрыва снаряда.

Но тем не менее я на войне. На войне с самим собой. А там та же кровь, кишки, уход близких, но только все это в моей голове. И все это в режиме 24/7.

Противник у меня серьезный. Жестокий, безжалостный, опытный. Мой враг- это я, и все демоны ада на его стороне.

Неизвестно, какая война страшнее. Там все понятно-там враг, свои тут. Убей-или убьют. А что делать с самим собой. По-моему выбор очевиден. Враг подлежит уничтожению.

И этот выбор я сделал.

2.

Наступал очередной рассвет. Я уже даже не считал сколько раз я видел встающее над трубами и хрущевками солнце с того дня, когда мой внутренний враг начал крутить эту заезженную пластинку на старом патефоне со скрипучей иглой.

-Ты никчемен. Ты все провалил. Ты гребаный неудачник. Убей себя уже, освободи планету.

Сна не было от слова совсем, и очень давно. Поспать в компании с демонами хотя бы 30 минут- это было уже счастье. Мутное стекло за шторами, новости по телевизору фоном и борьба с самим собой. Это все что у меня было к началу лета.

Да. И была работа, позволяющая наблюдать рассвет сквозь шторы, а не глядя на открытое небо. Работа, которая давала мне иллюзию уверенности в том, что этому миру я еще нужен. Да, винтик, но я же очень важный винтик. Ну для этой системы… Но патефон уже давно завел пластинку :«Что это очень неточно. Никому и там ты нахуй не нужен, заменят и забудут»

В общем-то я уже понимал, что эту войну себе я уже проиграл. Давно уже сам себе объяснил, что все дерганья бессмысленны, и пора закончить уже эти мучения. Вопрос-как?

Банально вскрыться -не хочу.

Доказать всем-какого мОлодца вы потеряли-тоже. Уже понял, что пришел один-уйдешь один. Так что обойдемся без прощальных эссе и записок.

Чернухи и острых болевых ощущений-тоже не хотелось. Значит не время, не сегодня…

Я всегда любил все красивое. Полотна художников эпохи Ренессанса, стиль Барокко, Есенина и Блока, Да Винчи просто обожал.

И мосты. Любые, от веревочных до монументальных. Вантовых, и на сваях. Меня к ним непреодолимо влекло.

Вот и сейчас, чтобы не слышать проклятый проигрыватель в голове, я «серфил» в интернете.

Мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско, Вантовый «Русский мост» через пролив Босфор Восточный во Владивостоке соединяющий материк и Русский остров. Длина, высота и сколько с него будешь лететь, если спрыгнуть, и что произойдет с моим телом, утону, разобьюсь?

Ну если и сбросить врага, то надо наверняка и так, чтобы красиво, чтобы летел и понимал, что не с панельки на асфальт. А летит он с Виадука «Мийо». Третьего по высоте в мире мостового сооружения . И утонешь враг в реке Тарн, что на юге Франции. И что путешественники по пути из Базье в Париж через Клермон-Ферран увидят его кончину и будут аплодировать выходя из своих кабриолетов и родстеров.

Почему с третьего по высоте? А потому что во Франции. Там красиво, и хочется перед этим насладиться еще и Бургундским 2006 года урожая.

Про это даже напишут некролог в местной газете. Мол, сумасшедший русский красиво ушел на таком-то году жизни, скорбим, ну и все такое.

Вот это завершение!

А денег естественно на такие аристократические замашки у меня нет. Делаем вывод, ищем вариант попроще и поближе. Сгинет враг мой в водах бухты Золой Рог (там попроще), ну или в проливе Босфор Восточный. До этих вантовых сооружений мне ехать 10 минут.

Ну и все, действуй, Олеша, что сидишь.

Так и появился план…

3.

Вы бывали во Владивостоке, нет? Это чудный город, свободный город. Город машин, скорости, пробок и хорошего настроения. Но не у меня. В этом городе нужно жить счастливо, я не смог. Это город, в котором у меня было все, и в котором я потерял все. Город, где я потерялся, заблудился.

В нем с некоторых пор, а конкретнее с 2012 года есть вантовый мостовой переход, он соединяет центр города с Русским островом, на котором до 2012 года не было ничего, кроме поселка, с деградирующим населением, заброшенных военных частей, секретного места, название которого - «Холулай», все мужчины города, и срочники проходившие службу здесь, повторяли с трепетом и придыханием. Там делают железных людей, и гвозди бы делать из этих людей. Там спецназ, там секретно. Сам не видел, но слышал.

Там заповедные бухты, там можно ловить устриц, трепанга и все это съесть, приготовив тут же на костре, на берегу Японского моря, смотря на закат, обнимая свою приморскую подругу.

Чтобы попасть в этот рай, теперь нужно всего-то проехать 3 километра по мосту (он висит 70 метров над водой) и держится только на канатах. Их правильно называют ванты. Это дико завораживающее зрелище. Вокруг только горизонт и корабли заходящие в порт. Катера, яхты, водные мотоциклы и яркое, красное заходящее солнце. Жизнь…

Ну а мне этот мост нужен для другого. 70 метров-это наверняка. Случаи уже были, и не один. Чтобы прыгнуть-нужно прыгнуть. Сказал-сделай.

Вдалбливая себе эти простые истины, я запарковался в начале моста летним вечером на закате. Это был выходной день, с острова возвращались усталые, довольные люди, хотя как я могу это определить сквозь лобовые стекла проезжающих машин, я не думал. Счастливые и довольные, в отличие от меня, и все тут.

Если смотреть со стороны города, метров со ста, мост похож на 2 башни над водой, он похож на Радужный мост в Асгарде. Переход в вечность, чем не место для личного Рагнарека?

На закате солнце красит пилоны в ярко-оранжевый цвет. Кричат чайки, шумят шины, гудят пароходы. В общем-привет Мальчишу.

Перелезая через маленькие ворота, чтобы попасть на пешеходную дорожку на мосту, я порвал джинсы. И разодрал ногу.

Через 3 минуты я был остановлен бдительной охраной (объект военный, охраняется серьезно) и выпровожен обратно. Хорошо, что не сдали доблестным сотрудникам, или не вызвали спецбригаду (думаю, догадались, что не фотографировать лез).

Выход был один, заехать на мост, остановиться посередине, резко выскочить- и за борт. С разорванными штанами на заднице, без последнего вздоха на ветру у перекладины. И без последнего прости. Не романтично и не аристократично. Рагнарек отменялся…

4.

Ну что я так уперся в эти мосты.

Мой внутренний демон рычал и скрипел. Не хочет он как все. Ему бы с пафосом, чтобы все охуели.

Мой демон-мое отражение. Жить нужно так-чтобы все охуели. Ну вот и финал должен быть театральным, ярким, как в кино. Короче, жил напоказ, и умру со скандалом.

Следующим на повестке стоял Золотой мост. Тот что в центре города. Он покороче, пониже. Но тоже годится. Сооружение редкое и красивое.

Я много лет подряд совершал пробежки от дома до этого моста.

После двух километров в легком режиме бегущий оказывается на краю бухты у первого пилона. Там нужно вдыхать свежий морской ветер, увидеть почти весь город, ощутить движение, пульс большого города.

Там чувствуется вибрация от раскачки моста, немного страшно и приятно одновременно. Далеко внизу темные воды бездны.

Тогда еще она меня не манила.

От Авторов

Дорогой друг и читатель, это наш первый рассказ, написанный в соавторстве, не суди строго, выскажи критику и улыбнись вместе с нами. После написания и перечитывания сами видим, что немного перестарались с усилением зловещего) но да пусть остаётся как было написано сначала, в следующий раз учтем сразу. Немного о нас – мы группа товарищей, состоящая из двух подростков возрастом в одиннадцать лет, наши имена HorsewomanD и Badi и это, как и говорилось в самом начале, наш первый рассказ) да и пост, если честно.

Сказочный лес

Зачинался наш рассказ страшной, холодной, длинной, безлунной ночью, когда большинство зверей впали в спячку, но не все, далеко не все. Пожалуй, о них и расскажем.

В лесу был главный зверь – Мёртвый заяц. О нет, он не был «мёртв» на самом деле, но вот его взгляд…

Взгляд того зайца мог убит даже медведя! Да что медведя? Лису разрывало на кровавые ошмётки, дурно пахнущие, прошу заметить.

У того зайца был друг – енот, енот по прозвищу Ёшь. Он мог наслать проклятье на всех, и в лесу начинался страшный, кровавый, весьма дурно пахнущий срач. В прямом смысле слова! Звери поносили навозом, какахами и, в конце концов, кровью. Они погибали, засравшись до смерти, позорной, надо сказать, смерти. Звери боялись обижать Ёша и Мёртвого зайца, никто не хотел взорваться или засраться до смерти.

На самом деле звери не спали, они сделал подкоп и собирались напасть на Мёртвого зайца и Ёша. Той же ночью, когда Ёшь и Заяц шли домой, на них напали звери. Мёртвому зайцу не удалось убежать, а вот Ёшу помогла скрыться его старая знакома орлица. Она высадила его около другого леса, рядом с горой, где она живёт. На этом след Ёша теряется, а то, что делали звери с Мёртвым зайцем нельзя описать даже здесь…

Вельзевул расхаживал по споим покоям в Адском замке. В последнее время в Аду было скучно и абсолютно ничего не происходило. С того момента, как он впервые увидел эту девчонку, Анну, в клубе Асмодея, все, включая повелителя, только о ней и говорят. Чуть ли не всех лучших шпионов бросили на слежку за этой девчонкой. Как ни странно она действительно стала тем, кем её считали - Великим уравнителем. Теперь Ад можно распускать за ненадобностью.

Вельзевул маялся от безделья, это затишье утомляло больше, чем многовековая война. Он скучал по хорошей драке, но Люцифер приказал сидеть на месте и не высовываться. Вот он сидел в аду безвылазно, развлекая себя сплетнями о Бельфегоре и Асмодее. Вот эти ребята умеют веселиться. Демон прекрасно видел как беситься Люцифер из - за их выходок, которые знатно подкосили его авторитет. Демоны тихо шушукаются по углам о неспособности Повелителя призвать своих Верховных Демонов к исполнению своих обязанностей.

Всё это было даже на руку Вельзевулу, ведь тепер наконец - то пришло его время. Пока Асмодей бегает за Анной и её подружкой - Ведьмой по лесам, а Бельфегор пристраивает свою дочурку, а Люцифер все силы бросил на то, чтобы вернуть своих любимцев, Вельзевул сможет занять место командующего армией Демонов.

Люцифер создал Вельзевула повелителем мух. В настоящее время повелевать мухами было уже не актуально, не то, что в Древнем Египте. Вот уж где было веселье! С тех пор Демон маялся от безделья. Он хоть и был Лордом, но толку от этого мало. Повелитель не поручал ему серьезных задач и держал на коротком поводке. Ему надоело быть ручным пёсиком, пора было брать власть в свои руки. Если все получиться, то тогда у Ада будет новый правитель и Демоны пачками выкосят Ангелов. Наконец - то начнется славная война! Великая битва!

- Господин! - Дверь приоткрылась и в помещение заглянул Демон - прислужник. - Люцифер покинул Ад.

- Хм. - Усмехнулся Вельзевул. - И куда же он направился?

- В Таинственный Лес, на Эльфийско - Фейскую свадьбу по приглашению Бельфегора. - Тут же ответил слуга.

- В каком он был настроении? - Спросил Демон, слегка повернув голову.

- Повелитель был как всегда мрачен и молчалив. Он ушел один, без сопровождения.

- Конечно. Если ьы он явился туда с небольшой армией Демонов, у Михаила упало бы забрало и быть войне. А Люцифер этого не хочет. Очень жаль. - Он вздохнул и добавил. - Ты свободен.

Слуга кивнул и закрыл за собой дверь.

"Бельфегор откажется вернуться. Он слишком залип в эти чувства. - рассуждал Вельзевул. - Асмодей тоже не захочет променять свою жизнь на Адское пламя. Кроме того, нужно будет разузнать, что за Ведьма крутиться рядом с ним. Поговаривают, что она прямой потомок Мерлина. Это может сыграть на руку. Нужно будет с ней познакомиться. Если в этой девчонке и правда есть частица Тьмы, то можно попытаться отыскать её. Когда Тьма обретет долгожданную свободу, все мои паны осуществляться. Наконец - то настанет время господства Демонов."

Еще немного поразмыслив, Демон решил что пора ему самому прогуляться в людской мир и лично познакомиться с этой Ведьмочкой. Он лично хотел убедиться в правдивости слухов. Но сначала нужно навестить кое - кого.

__________________________________________________________________________________________

Флоренц почуяла беду, как только Вельзевул появился в деревушке. С Демонами всегда так, их ярость бежит впереди них. Она отправила дочь наверх и ждала заветного стука в дверь.

"Интересно, кто на этот раз? Асмодей или Бельфегор?" - Пронеслась мысль в голове у Ведьмы.

В дверь решительно постучали.

Девушка поправила передник, пригладила волосы и рывком открыла дверь.

- Ты?! - Она была очень удивлена.

- И тебе добрый вечер! - Вельзевул бесцеремонно вошел в дом.

- Что тебе нужно? - Спросила она, захлопнув дверь.

- Как ты разговариваешь с Лордом Ада? - Он немного склонил голову, но говорил спокойно.

- Как с незваным гостем. - Ведьма вздернула подбородок. - Слишком много вас, господинов, развелось.

- Сколько мы не виделись? Лет двенадцать? - Он рассматривал дом.

- Тринадцать. - Поправила его Ведьма. - Что тебе нужно?

- Сразу к делу? - Он улыбнулся. - Узнаю твою хватку. Скажи, ты что - нибудь слышала об этой Ведьме, которая шастает с Уравнителем? Из какого она клана?

- Она вне клана. Когда - то она отказалась от своих сил и теперь в ней лишь отголоски магии. Для тебя она не представляет опасности. - Флоренц безумно хотелось, чтобы этот Демон поскорее ушел.

- Поговаривают, что она - прямой потомок Мерлина. - Он говорил вкрадчиво, внимательно изучая лицо девушки.

- Я в ней никаких особенных сил не заметила, если только она совсем недавно вновь обрела магию. И насколько мне известно, у Мерлина не было потомков. Также перед смертью он никому не передал свой дар. Если это все, то ты должен уйти. - Она открыла входную дверь.

- Почему ты гонишь меня? - Он подошел ближе. - Мы же столько не виделись?

- Ты дал слово, что больше не появишься в моем доме! - Она немного повысила голос и тут же посмотрела наверх.

- Я же пришел к тебе без злого умысла. - Он также поднял глаза наверх. - Кого ты там прячешь?

- Уходи! - Процедила она сквозь зубы.

Он молчал и не сводил глаз с Ведьмы.

- Мама, может вам подать чай? - Послышался звонкий голосок с верхней ступеньки лестницы. Случилось то, чего так боялась Флоренц.

Вельзевул был невероятно удивлен и внимательно посмотрел на девочку.

- Какая же у нас тут красота нарисовалась! - Протянул он. - Как тебя зовут?

- Милая поднимись наверх. Быстро! - Повысила голос Флоренц.

Девочка кивнула и скрылась на втором этаже дома.

- Почему ты не сказала мне? - Он все еще смотрел вслед девочке.

- Что не сказала? - Ведьма поняла, что была загнана в тупик.

- Что это моя дочь! - Сказал Демон, сверкая глазами. - И не ври мне, Ведьма! Я знаю, что я говорю правду! Ведь так?

Флоренц молчала, отведя глаза.

- Так! Ты совершенно прав! - Она с силой сжала кулаки. - И проваливай из моего дома! - Выкрикнула Флоренц и невидимая сила вытолкнула Вельзевула на улицу.

Вечер был просто прекрасен. Титания и Дима светились от счастья, держались за руки, много танцевали, весело болтали с гостями. В общем, вели себя как молодожены на собственной свадьбе.

Дориана и Тиа тоже весело проводили время, не обращая никакого внимания за перешептывания за спиной о присутствии Люцифера. Даже когда он к ним подошел, чтобы поздороваться, Королевы продолжали смеяться и шутить. Они обе решили просто не выделять Повелителя Ада среди других гостей, чем его слегка раздосадовали.

Света и Анна также подошли поболтать с Королевами.

- Ваши Величества, праздник выдался великолепным. - Заметила Анна, улыбнувшись.

- Это точно! - Согласилась Тиа. - Вот молодых проводим и тогда начнется самое веселье. - Она подмигнула Дориане.

- А они разве не тут останутся? - Спросила Света.

- Вот еще! - Возмутилась Дориана. - Они изъявили желание жить в человеческом мире. Пусть пробуют! Сегодня у них какое - то там путешествие...

- Романтическое? - Подсказала Света.

- Ага, именно. Оно самое. - Согласилась Королева Фей, протягивая Анне и Свете по бокалу.

- Дамы... - К ним подошел Бельфегор. - Вы все прекрасно выглядите.

- Ты весьма любезен! - Ответила Дориана, но в глазах появился холодок. - Бельфегор, хоть ты и отец моей внучки, но если твой начальник еще раз появиться вот так у меня дома, я не посмотрю, что он - Повелитель Ада. Вышвырну, как котенка. А ты знаешь, что я смогу!

- Воу, воу! Королева! - Бельфегор поднял руки в примирительном жесте. - Я все понял, только похоже он больше не мой начальник.

- О чем ты говоришь? - Спросила Анна, но этот вопрос читался в глазах каждой.

- Я больше не чувствую его влияния. - Протянул Демон. - Это сложно объяснить. Я чувствую свободу. Это опьяняющее чувство.

- Как это понимать? - Спокойно спросила Тиа.

- Скорее всего, я становлюсь человеком. - Улыбнулся он, поднося к губам бокал. - Раньше такого не было, но чисто теоретически это возможно. Теперь я состарюсь, как обычный человек. Даже не знаю, расстраиваться или радоваться.

- Офигевать! - Почти прошептала Света. - Просто офигевать.

- Не знаю, что это значит, - Сказала Тиа. - Но я, почему - то, полностью согласна. Как человек ты проживешь еще лет сорок - пятьдесят, а что мы будем делать потом?

- Вспоминать меня добрым словом. - Ответил Бельфегор.

- Ой, прекратите! - Твердо сказала Дориана. - Вы и без меня прекрасно знаете, что есть куча способов продлить человеческую жизнь. Не будем сейчас об этом.

- Подождите, мне интересно. - Света подошла ближе к Бельфегору. - А как же Ад?

- Ничего с ним не случиться. Просто Люцифер найдет себе нового Генерала. - Он понизил голос. - Скорее всего это будет твой дружок.

- Что? - Не поверила своим ушам Ведьма.

- Я уверен, что это Генералом адской Армии станет Асмодей. Больше некого назначить на эту должность. Правда, у него не достает несколько ключевых качеств, но всё же, он - лучшая кандидатура.

- А это значит... - Продолжила Анна.

- Что Асмодей из своего уютного клуба переедет в Преисподнюю. Там конечно не так замечательно, но всё же не плохо. - Он немного помолчал. - Как интересно все повернулось. Я вас оставлю, хочу пообщаться с Танюшкой до их отъезда.

- Так вот почему Асмодей произнес те странные слова... - Проговорила Анна. - Теперь до меня дошло.

- Он говорил тебе об этом? - Удивилась Света.

- Не напрямую. - Послышался ответ.

- Я его убью! - Света сжала кулаки и направилась в сторону Асмодея, мирно болтавшего с Ангелом в отдалении. Анна кинулась за ней.

- Эх, молодежь! - Улыбнулась Тиа. - Страсти так и бурлят!

- Пусть развлекаются. - Махнула рукой Дориана.

Света в два счета оказалась рядом с Асмодеем. Он рывком развернула его к себе. Он был спокоен как всегда, а вот Ангела это очень позабавило.

- И когда ты собирался мне сказать? - Её глаза сверкали, она была готова накинуться на Демона.

- Четче формируй свои мысли. - Ответил Асмодей.

- Вот - вот. - Поддакнул Ангел. Анна шикнула на него.

- Когда ты собирался мне сказать, что скоро отправишься в Ад, руководить армией Демонов? А? - Ведьма еле сдерживала слёзы.

- Я не люблю долгие прощания. - Заметил Демон.

- Ты просто... - От злости Света не могла подобрать слова.

- Демон. - Ответил за нее Асмодей. - Я - Демон. Этим все сказано. Лучше направь эти эмоции своему человеку.

- Ты просто невыносим! - Ведьма развернулась и зашагала прочь, широко размахивая руками.

Ангел подошел к Асмодею, глядя на удаляющуюся Света.

- Поправочка, мужик. - Он потер подбородок. - Человека, то есть Степана, больше нет. В смысле он живой, но они расстались, так как он обманывал её. Ну и чего ты стоишь? Беги за ней.

- Еще щего! - Бробурчал Асмодей.

- Ну, не беги. - Гриша развел руками. - Можешь пойти не спеша своей походочкой от бедра.

Анна несколько озабоченно наблюдала за всем происходящим.

Демон выразительно посмотрел на Ангела и не торопясь пошел за Светой.

- Я не могу понять, почему ты бесишься. - Спокойно сказал Асмодей, догнав Свету на самом краю Поляны. Она смотрела в пустоту и яростно втягивала в себя воздух, пытаясь успокоиться. Она не могла понять, почему эмоции так нахлынули на нее.

- Ты просто идиот! - Процедила Ведьма сквозь зубы.

- Меня никто и никогда не называл идиотом! - Ответил Демон, улыбнувшись. - Чудовищем - да, монстром - частенько, уродом - иногда. Но идиотом меня назвали впервые.

- Ты не урод, не монстр, и уж точно не чудовище. - Она повернулась к нему лицом. Щеки девушки пылали. - Ты обыкновенный идиот.

- Ты поменяешь свое мнение, когда узнаешь обо всем что я совершил. - Он говорил абсолютно бесстрастно, заложив руки в карманы брюк и склонив голову набок. - Скорее всего вскоре меня повысят, так там я вообще таких дел наворочу, что даже твое воображение бессильно, чтобы все это представить.

- Мне наплевать на твои былые подвиги от слова "совсем". Мне важно то, каким ты являешься сейчас. Неважно кем тебя создали и для чего. Ты смог измениться, я это вижу. Ты сам каждый день обрекаешь тебя на все эти муки, терзаешь себя. Именно от этого твоя ярость не затихает. Ты не можешь смириться со своей сущностью. Твоя душа.. - Света приложила руку к груди Асмодея.

- У меня нет души. - Он не попытался убрать её руку.

- Есть. И именно это тебя и пугает, выводит из равновесия. Чтобы ты не пытался мне и всем окружающим доказать, но у тебя есть душа. И она мечется, не знает покоя. Я знакома с твоей яростью, помнишь? Ты сам взращиваешь её, холишь и лелеешь, наказывая себя за все поступки, которые совершил и которые, возможно, еще совершишь. Ты не можешь простить себе, что ты больше не чувствуешь себя Демоном. Ты так увлёкся самобичеванием, что не замечаешь рядом людей, которым ты не безразличен.

Она убрала руку и глубоко вздохнула.

- Я прекрасно вижу, что все вокруг считают меня вертихвосткой, этакой стрекозой и я совершенно не умею разбираться в людях. Ну, или не хочу разбираться. Однако я очень доверяю своей интуиции и своим чувствам. Эти ребята не поводят.

- И что же они говорят тебе? - Демон внимательно изучал её глазами.

- Ты мне нужен и важен, хоть я и сама боялась себе в этом признаться. - Она отвернулась. - Я так детально продумывала свою идеальную жизнь, так страстно о ней мечтала, что не замечала многое. Еще и это.. - Света, стоя спиной к Асмодею подняла руку и раскрыла ладонь и на ней появился синий сияющий шар. Девушка сомкнула пальцы и шар исчез. - Я теперь все чувствую острее с этой дурацкой наследственностью. Я так многим хотела понравиться, что запуталась. Теперь я не знаю, кто же мне нужен и нужен ли кто - нибудь вообще. - Света сделала паузу.

- Откажись, если Люцифер тебе предложит.

Они даже не подозревали, что за ними наблюдает еще одна пара глаз.

- Я не могу. Я не в силах ему противостоять. Его приказы не обсуждаются и исполняются беспрекословно. В этом моя суть. - Асмодей произнес это так, как будто долго репетировал свою речь перед зеркалом.

- Ой да брось! - Ведьма махнула рукой. - Бельфегор смог освободиться от влияния Люцифера, что мешает тебе?

- Он - любит и его любят. Против этого даже Повелитель Ада бессилен. - Ответил Асмодей и посмотрел по сторонам. - Ты ничего не чувствуешь? За нами как - будто кто - то наблюдает.

- Нет. Мои сенсоры в спящем режиме. - Ответила Света. - И вообще почему я тебя уговариваю еще?! Хочешь свалить в Ад? Да пожалуйста!

Она хотела оттолкнуть Демона и вернуться к своим друзьям, но Асмодей перехватил её руки, прижав к себе.

- Я правда тебе не безразличен? - Хрипло произнес он.

Света промолчала и потянулась к его губам.

Бам! Асмодей отлетел в сторону, но быстро вскочил на ноги, ошеломленно уставившись на Ведьму.

Глаза Светы горели синим пламенем, это было особенно заметно в темноте.

- Что произошло? - Крикнул Асмодей. - Зачем ты это сделала?

- Я этого не хотела, произошло все как - то само собой. - Несвязно ответила Света и стала рассматривать свои руки.

- Весьма занимательно! - Как из неоткуда появился Люцифер. - Пожалуй, это самый интересный момент всего вечера.

- Зачем ты следил за нами? - Спросила Света несколько громче, чем хотела.

- Не забывай с кем ты разговариваешь, Ведьма. - Прошипел Люцифер. - Я - Повелитель Ада!

- Так вот в Аду бы оставался и повелевал до потери сознания. - Отчеканила Ведьма. - Будь ты хоть центром вселенной, это не дает тебе права так поступать!

- Я прощу тебе дерзость, но только в этот раз. Я не настроен сегодня на скандалы. - Он снисходительно кивнул. - Как по вашему, что только что произошло?

- Не имею ни малейшего представления. - Света пыталась унять бушевавшую магию внутри себя.

Асмодей молчал и не спускал глаз с Ведьмы.

- Тогда у меня для вас новости, ребятки. - Люцифер зло улыбнулся. - Вы никогда не сможете прикоснуться друг к другу, так как вы только что хотели. Бонус от твоего Дедули. Ты никогда не сможешь быть близка с Демоном. А следил я за вами, чтобы проверить работает ли это до сих пор.

- Ясно. - Ведьме наконец - то удалось унять дрожь. - А тебе- то что от этого?

- У меня есть предложение. - Люцифер сложил руку на груди.

Асмодей и Света поняли, что ничего хорошего за этим не последует.

Утро. Оно вонзилось в голову словно терпкий аромат свежего кофе, который она варила ему ещё давно, и не давало больше спать. На этот раз без изменений. Он уже привык просыпаться в старом, захудалом номере отеля под крики злобной мексиканской уборщицы. Привык каждый день выглядывать в окно и видеть одну и ту же картину: палящее солнце, сухой воздух, груда гниющего мусора в конце улицы. Зелёной была разве что краска на огромной двухметровой сетке, за которой пацанва гоняла мяч. Картину дополняли три дома. Три пятиэтажных серых здания, стоявшие тут словно с момента большого взрыва, и, похоже, простоят они ещё столько же.
Его жильё, которое больше походило на комнату в заброшенном здании, не блистало удобствами. Старая сеточная кровать, сломанный кондиционер, пожелтевший холодильник, который, видимо, держится на одном лишь честном слове, два стула с облезлой обивкой и железный стол, наверное, единственная вещь, к которой время ещё не добралось в этой Богом забытой дыре. Он медленно встал с кровати, сел за стол и не знал что делать дальше. Это был его второй месяц пребывания.
Его звали Карл Пэттинс, когда-то звали. Бывший военнослужащий, а после - личный охранник президента. Но тут его все называют Бобби и его это жутко бесит. Жесткая щетина покрыла уставшее лицо, впалые карие глаза уж больше походили на два колодца, в которых уже давно высохла вода. А седина, подобравшаяся к вискам только украшала его. Это место выдавило его сильнее, чем полгода в Ираке.

Взяв себя в руки, Бобби вышел из своего номера. На удивление коридоры были пусты, а криков со двора уже не было слышно. Простояв так ещё минуту, мистер Пэттинс что-то осознал, что-то щёлкнуло в его голове.

"Вот оно, наконец-то дождался. Нужно валить."

Пробормотав себе под нос, Карл схватил рюкзак и выбежал на улицу. Быстрым шагом вдоль безлюдного двора, вдоль серой сетки, за которой валяется пробитый мяч, вдоль груды иссохшего мусора, Карл остановился, обернулся и преподнёс средний палец своей руки, посылая всё к чертям.

С момента прибытия сюда ещё ни разу ему не удавалось покинуть это место. Словно цепями Бобби был прикован к этому двору. Каждый раз выходя за его пределы, он испытывал убивающую слабость, теряя сознание и каждый раз просыпался в душном номере отеля ранним утром. Но сейчас иначе. Карл не видел куда идёт, линия горизонта словно исчезла, лишь яркий свет слепил его глаза. Он снова был молод, полон сил, но навязчивый запах свежего кофе снова въедался в его голову. Секунда, две, три... время потеряло свой счёт. Яркий свет.

"О, мистер Пэттинс. Вы очнулись, приветствую Вас. Меня зовут Престия Хиггинс, можно просто, доктор Хиггинс."  - слышал Крал где-то вдалеке, но практически ничего не видел. Всё было размыто, словно смотришь через запотевшие очки мотоциклистского шлема.  Голова разрывалась от боли, руки - две тяжелые гранитные плиты, а ног будто и не было вовсе.

"Я поздравляю Вас" - продолжала Хиггинс немного тревожным голосом, ведь не ожидала, что пациент придёт в себя. "Люди обычно не переживают таких операций, но Вы... просто кремень, да. Знаете, я уж и потеряла надежду на то, что вы выйдете из комы. Нужно сообщить Вашей жене." Позвав медсестру, Престия поспешила покинуть палату, пролив свой кофе на выходе и хлопнув дверью.

Мысль о жене проникла в голову Карла и оживила его, как только может оживить глоток горячего глинтвейна в самую знойную осень. Но реабилитационный период был очень тяжелым и под воздействием лекарств он уснул.

Носорог - именно так называли его сослуживцы, ведь не было таких ситуаций для Карла, через которые он бы не смог пробиться. Словно огромный лев на работе, он был воплощением мужества, силы и отваги. Но дома... Дома он был любящим мужем, трепетно, как к нежной орхидее относился к свей любимой Оливии, а она, в свою очередь, всячески оберегала его и заботилась, как любящая жена. Им завидовали все их знакомые, по-доброму конечно же.

Но теперь он был прикован к кровати и ни один человек в мире не мог дать прогноз того, что будет дальше..

(с) Панин Никита.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Добрый день, дорогой читатель
Когда-то начатая мною книга о человеке, потерявшем всё и нашедшем нечто большее

Уж если кому понравилось начало, буду стараться писать по главе раз в месяц - два.
отзывы, критику приветствую. Мой первый пост, строго не судить)

Всего самого хорошего)

Глава 1. Часть 1.

Пустыня. Неизвестно точно, какой сейчас год, сколько прошло лет после ядерной войны, и что будет потом. Известно тем, кто живет в пустыне, лишь одно, жизнь – вот главная ценность, а не существование. Существование миллиардов можно разрушить нажатием одной красной кнопки, что и было сделано когда-то. Продолжают поныне существовать мутировавшие двухголовые коровы, называемые браминами, ящерки, радскорпионы. Даже перекати-поле, прибившийся сейчас к ветхой хижине, продолжает существовать.

Хижина, бывшая когда-то неким бараком или частью какого-то небольшого здания, сейчас представляла из себя кирпичные остовы, частично обвалившиеся и закрытые металлическими листами, стучащими на ветру, свистящем в щелях этих импровизированных стен. Входной дверью здания служила ¬створка полицейского фургона, кое-как приваренная к металлическому косяку.

Хижина находилась в отдалении от остальных жилых зданий, на окраине маленького городка Кингстон, что на юго-востоке от Питтсбурга, ныне называемого Ямой . Поскольку Яма – резиденция рейдеров, в Кингстон они заглядывали достаточно часто. В основном, чтобы обратиться к Пилюлькину, местному хирургу. Сегодняшний день не стал исключением.

Когда солнце только начало выползать из-за горизонта, а ночной прохладный ветер понемногу стихал, в дверь хижины постучали. Спустя примерно полминуты стук повторился. Хирург проснулся.

– Закрыто! Не работаю! Уходите, я сплю, – проворчал в пустоту Пилюлькин.

После секундной паузы дверь начали выламывать. Пилюлькин потянулся, толкнул девушку рядом с собой и проворчал:

– Иди, открой им, а потом отправляйся к Маллою. Я здесь сам разрулю всё.

Хирург дождался, когда скрипнет засов на двери, и открыл глаза. Перед взором потолок из кусков фанеры, лежащих на остатках швеллеров, обшарпанные стены, печка-буржуйка в углу комнаты.

– Если кого лечить надо, кладите на кушетку, – сказал в сторону соседней комнаты Пилюлькин, поспешно одеваясь, и добавил: – Только не пачкайте. У меня тут всё стерильно.

Естественно, ни о какой дезинфекции помещения в реалиях постапокалипсиса не могло быть и речи. Даже помытые инструменты уже считались безопасными для проведения операций. Но Пилюлькин зашел дальше – после промывки хранил все принадлежности в банке с крепким самогоном, который гнал самостоятельно по советам друга, Акселя, бывшего когда-то химиком.

Порой, собираясь вместе и разговаривая о жизни, они разливали небольшую бутылочку этого импровизированного спирта и смотрели на стреляющие в печке-буржуйке угли.

В «кабинете» на кушетке лежал старик, с замотанным наспех бедром, над ним возвышался здоровенный негр с нарисованным белым черепом во всё лицо. Он повернулся к Пилюлькину и буквально прорычал:

– Зашить надо. Ножевое, в бедро. Сколько?

Пилюлькин знал этого негра и его банду «Белые черепа», они часто посещали Кингстон по двум причинам, первая – наличие врача, вторая – местные девушки, которые, по слухам, были самыми красивыми девушками на пустошах. Поскольку рейдеры вели себя более-менее прилично, не убивали и не крали, местные старались не обращать на них внимания.

– Ну, тебе, как постоянному клиенту, чисто по-пацанячьи, сто крышек, – быстро выдал Пилюлькин, не отводя взгляда от рейдера.

Несколько секунд они играли в гляделки, после чего негр сдался.

– Идёт. Только если потом сдохнет, оплату вернешь, – оскалился рейдер. – За дохлого раба я платить не буду.

– Договорились. А вот по поводу «сдохнет»: лечить как, больно или не больно? С обезболивающими дороже, без обезболивающих интереснее, – оскалился Пилюлькин на манер Джека Воробья.

– Когда взяли его, кроме книг ни черта не было, поэтому больно, – рейдер глянул на старика, который уже был на грани обморока. – Помни, Таблетка... главное, чтоб он не сдох.

Пилюлькин кивнул, отошел к кушетке и задвинул за собой деревянную ширму. Он ополоснул руки в воде из таза, стоящего на столе рядом с банкой спирта и инструментами, после чего достал с нижней полки бутыль того же самогона. Отпив пару глотков, хирург крякнул и начал внимательно осматривать старика на кушетке. Помимо синяков и мелких ссадин была только одна крупная рана, которую и потребовали вылечить.

– Ну-с, посмотрим, что здесь, – нацепив сварочные очки с прозрачными линзами, Пилюлькин снял повязку с ноги пациента. – Ух ты, какой сильный отёк. Красота. Еще немного, и гангрена. Повязку не меняли дня три, как минимум. А может больше. Правильно я говорю?

– Угу. Медиков нет. А в лагерях бичей не лечим, – буркнул из-за ширмы негр, – они мусор, еда, рабочая сила. На одного дохлого трёх здоровых поймаем.

Врач развернулся, зачерпнул кружкой воды, всыпал немного соли, привезенной с берега Атлантики. Какое-то время помешав воду одним из ножей, попробовал на вкус – не солёнее слезы. Хорошо.

Снова повернувшись, на этот раз к пациенту, Пилюлькин расширил края раны, одну половину зацепив припасенным крючком, другую потянув пальцами. Шарясь по ноге старика, который начал немного подергиваться, Пилюлькин влил в рану солевой раствор, приготовившись к воплям. Удивительно, но крика не последовало. Старик оказался очень слаб и потерял сознание от неожиданной боли.

– Чё это с ним? Сдох? – Всполошился рейдер, заглядывавший все это время из-за ширмы. – Я платить не буду тогда.

Судя по шагам, негр отошел и собрался слинять, пока есть возможность. Платить за раненого старика ему, очевидно, не хотелось. Пилюлькин приложил руку к шее раба. Пульсирует.

– Стоять на месте! Живой он, без сознания.

За спиной врача раздался неприятный, полный разочарования вздох, после чего со скрипом приоткрылась дверь, кто-то шикнул и дверь снова закрылась. Рейдерам не терпится ехать дальше, заняться любимыми делами, такими как грабеж, содомия и убийство мирного, а иногда не очень, населения. Налетчики скучают в городе, где их прихоти ограничены рамками договора, установленного между местными и боссом.

Тем временем Пилюлькин уже обрабатывал рану старика алкоголем, для дополнительной дезинфекции. Благо, клинически важные вены не задеты. Ранение в мышцу чуть выше колена, с наружной стороны бедра. Оставалось только зашить, благо игла с ниткой также лежали всегда подготовленные на столе. Обычно хирург обходился импровизированными скобами, нарезанными из расколотых гильз и консервных банок, но в данном случае рана достаточно глубокая, лучше перестраховаться.

Пока Пилюлькин зашивал рану, в дверь постучали. Негр открыл буквально через секунду, после чего раздался непонятный возглас, и кто-то пробормотал дрожащим голосом:

– А Пи... Пи-и-илюлькин здесь?

– Нет, – буркнул негр, и послышался скрип двери.

– Здесь я, здесь! – Крикнул Пилюлькин в пустоту, узнав голос мэра. – Чего прикатился, колобок? Заскучал?

Джонатан Перкинс, или Мистер Перкинс, как все в Кингстоне называли его, был неприятным на вид смазливым толстяком, ростом минимум на голову ниже каждого в городе. Мэр всегда носил засаленный зеленый камзол с несколькими пулевыми отверстиями, снятый с кого-то много лет назад, и желтоватую жилетку под ним. На нос нацеплены треснувшие пенсне, пристегнутые к медной цепочке, которые выполняли роль аксессуара декоративного, нежели функционального.

– Знаете, я вот... Понимаете, я увидел, что к нам рейдеры приехали, – промямлил Перкинс, протискиваясь в дом, – вот, собственно, и решил узнать, как вы тут поживаете. А то ведь, ну, понимаете, всякое случается. Может ранят кого в голову, а вы уже лечить готовы.

Пилюлькин закончил зашивать рану, наложил поверх проспиртованную ветошь и замотал импровизированным бинтом. Все использованные инструменты он помыл в том же тазике с водой, после чего окунул в спирт. Отодвинув ширму, он взял со стола влажную тряпку и начал вытирать пальцы от попавшей на них крови. Мэру окровавленный хирург, в сочетании со здоровенным рейдером, дышащим в шею, был явно не по душе: Перкинс стоял красный и обливался потом, постоянно вытирая засаленным платком лоб.

– Ежели в голову, то это труба, – пожал плечами хирург, и пояснил, – лечить труп бесполезно. Но ты не волнуйся, дорогой мэр, всё остальное лечить я готов всегда, – кивнул мэру Пилюлькин. – Только помни, что я задаром не работаю. Об остальном договоримся по ходу дела. Вопросов больше нет?

– Да, да, конечно, вопросов никаких, – Перкинс засопел, пытаясь успокоиться, испуганно глянул через плечо, – проблем тоже никаких. Я, наверное, пойду.

Мэр развернулся, намереваясь уйти, но уткнулся лбом в ствол револьвера. Рейдер ухмыльнулся и привел курок в боевое положение, тем самым как бы сняв оружие с предохранителя и еще яснее обозначив свои намерения.

Не смотря на тот факт, что Пилюлькин рейдеров ненавидел, потому что когда-то был рабом, приходилось им помогать ради собственного блага. В данный момент нужно было решить, спасти мэра и получить пулю в голову, или остаться в стороне. Перкинса хирург тоже не любил, как и рейдеров, но от мэра было больше пользы для города, нежели для самого Пилюлькина. Будь что будет, нужно его спасать.

– Слушай, брат, если ты ему скворечник прострелишь, я не против, но тут нюанс один есть, – начал Пилюлькин уверенно и медленно, внимательно следя за движениями рейдера.

– Какой? – На роже рейдера отразилось недоумение.

– Он мне денег должен, – начал спасать ситуацию хирург, – много денег. Правильно я говорю? – Пилюлькин едва заметно пнул мэра коленом, тот лишь покивал, еще сильнее покраснев. – Вот, видишь? Кто застрелит, будет долг отдавать, знаешь такое правило пустошей?

Негр перевел взгляд на хирурга. Хотя внутри всё пылало, а сердце было готово выскочить из груди, Пилюлькин вел себя уверенно и спокойно, из-за чего ложь трансформировалась в правду для рейдера. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, после чего рейдер снова ухмыльнулся и направил ствол пистолета на колено мэра.

– Не слышал о таком правиле, но убивать не буду. Сам долг отдаст, даже без ног.

Пилюлькин хотел было воззвать к небесам. Убеждать рейдера не калечить потенциальную жертву – все равно, что залезть в логово к когтям смерти. Второй раз может и не получиться, тогда пулю получит не только мэр, но и хирург, причем оба в голову. Нужно спасаться. Воззвав к собственной удаче, Пилюлькин решил совсем обнаглеть, упёр руки в бока и прищурив глаза заявил:

– То есть ты хочешь, чтобы я вообще разорился? Я ведь начну брать с вашей шайки втридорога!

– Как это? – Негр явно не ожидал такого поворота.

– А вот я тебе сейчас объясню, – хирург начал расхаживать по кабинету взад-вперед. – Колобок должен мне денег, так? Так. Если сдохнет, не отдаст. Ему ногу прострелишь ты, а оперировать мне, колено по частям собирать из осколков. Знаешь, как трудно? А стоить это будет очень-очень дорого. Он отдать не может, калекой станет, но и мне кушать тоже на что-то надо! Клиентура тут нечасто появляется, разве что ваша братия заезжает заштопать раны, вот и придется отнимать последние крышки.

Негр еще немного посопел, видимо, прикидывая курс крышек относительно раздробленного колена, после чего убрал револьвер в кобуру. Шагнув к тумбе рядом с дверью, он начал осматривать предметы на ней.

– Долго еще этот без сознания будет? – Рейдер ткнул в сторону старика.

Пилюлькин взглянул на негра, потом на старика. Один шарится по тумбе, другой в отключке. Врач подошел к старику и несильно стукнул ему в бок. Реакции нет. Похлопал по щекам, сбрызнул водой из тазика. Старик проснулся, застонал и схватился за ногу.

– Можешь забирать, – буркнул Пилюлькин и развернулся, не слушая нытьё пациента.

Негр стоял с пассатижами в руках и ухмылялся. Перкинс не переставал потеть, скованный страхом и не в силах шевельнуться, он дрожал.

– Пальцы ему не нужны, – рейдер схватил Перкинса за руку и сжал безымянный палец оного бокорезами. – Ожерелье сделаем, продадим, крышки будут! Отрывай ему палец!

Мэр не успел ничего понять, и дернулся только когда его палец оказался зажат. Перкинс заорал, но увидел бешеные глаза рейдера, и постарался больше не кричать, лишь стонал и сопел, не понятно, от страха перед происходящим, или же понимал, что лучше так, чем пулю в голову. Рейдер же наслаждался происходящим, и, довольный своей выходкой, следил за Пилюлькиным. Хирург, в свою очередь, не стал вмешиваться. Он понимал, что теперь словами не помочь, и получить пулю в скворечник проще простого.

Негр ворочал по пальцу Перкинса пассатижами, по-разному их перехватывая, но кость всё никак не ломалась. В конечном итоге ему это надоело, он достал здоровенный нож с пояса, подтащил рыдающего мэра к тумбе, пассатижами зажал палец на краю столешницы и рубанул с размаху ножом. Перкинс схватился за остаток пальца, оседая на пол. Из глаз толстяка покатились слёзы, стекая по шее к воротнику, и без того мокрому от пота. Негр положил пассатижи на тумбу, рядом с ними оставил отрубленный палец, достал из-под куртки какой-то футляр, также положил на тумбу, после чего убрал нож и подошел к кушетке. Старик лежал на кушетке тихо и неподвижно, лишь водя глазами в разные стороны, в поисках потенциального источника скоропостижной смерти. Рейдер сгрёб старика в охапку, небрежно взвалил его на плечо и семимильными шагами удалился...

(продолжение следует)

Послесловие автора.

Уважаемые пикабушники, дочитавшие отрывок до конца(если таковые имеются), не судите строго и, если посчитаете нужным, ставьте минусы, не обижусь. Заранее говорю, все комментарии читаю, по возможности на все отвечаю.