— Да? — с радостью отвлёкся мальчик и ставя точку, подавляя голосок совести, что эссе не доделано полностью.
— Как я знаю, ты делаешь родословную, — скрестив пальцы перед собой, сказал Драко. — И я говорил, что мой род — род Малфоев — очень древний и величественный. — Он с превосходством посмотрел на сжавшегося Пайка и затем презрительно сузил глаза. — Я попросил отца, и он прислал родословную нашей семьи. Хочешь посмотреть?
— Да, конечно, — Гарри с удовольствием отложил надоевшее эссе. Если что, его можно будет дописать завтра на перемене.
Малфой вытащил из сумки сложенный холст и развернул его. Несмотря на привычку Гарри сдерживать свои эмоции, он всё же не смог сдержаться, глядя на грубо сложенные углы и помятую бумагу.
— Драко, ты чего?! — он воскликнул. — А… А ничего что твоя родословная так помялась?
— Отец прислал лишь дубликат, не доверив сове оригинал, — Драко развернул огромный холст на столе, закрыв им книгу по истории магии и исписанный лист с эссе. — Если хочешь, то на каникулы можешь приехать к нам, посмотреть, как выглядит сама родословная. Но это точная такая же, так что не переживай. Кстати, где-то был чехол под неё, — Малфой принялся возиться в сумке. — Ну и ладно, — бросил мальчик, когда не нашёл искомое. — Как ты знаешь, мой предок — великий маг Арманд Малфой — дружил с самим королём Англии Вильгельмом Великим. Они вместе прибыли в Англию из Франции в одиннадцатом веке и…
Гарри склонился над родословной, не особо вслушиваясь в болтовню Малфоя. На самом верху родословной был изображён сам Драко Малфой (05.06.1980), чуть ниже его родители. От Нарциссы Малфой (11.11.1955) вела ниточка к её родителям — Сигнусу Блэку (12.06.1934 — 01.04.1992) и Друэлле Блэк (06.06.1934 — 20.10.1987). Но продолжение ещё ниже, к родителям самих двух Блэков не было, хотя у Люциуса Малфоя (04.04.1954) были указаны и мать с отцом, и дедушки с бабушками, и более древние предки. Мальчик мимоходом снова отметил, что у миссис Малфой дата рождения такая же, как у Фарли — одиннадцатое ноября. Только она старше её на пару десятков лет. Ей в этом году исполняется тридцать восемь лет. Но всё его внимание было приковано к двум одинаковым фамилиям. Блэк.
— Отец сказал, что можно тебе её подарить, — словно оказывая ему честь, под конец заявил Малфой и Гарри очнулся.
— Можно мы поговорим наедине? — спросил он, бросая взгляд на остальных.
Питер быстро закивал и, сложив книгу и тетрадь в сумку, пошёл к выходу, а Крэбб и Гойл, помедлив, потянулись за ним. Малфой горделиво смотрел на уходящих слизеринцев.
— А здесь есть Поттеры? — дождавшись, когда закроется дверь, издалека начал Гарри.
— Эмм, ну должны быть, — растерянно протянул Малфой, явно не ожидая такого вопроса.
— Что-то я не вижу. А почему у тебя линии прерываются? Почему не указываются дальше? — он провёл пальцем от Нарциссы Малфой к её родителям. — Только твои бабушки и дедушки по… линии твоей мамы. А их родителей уже тут нет.
— Потому что это родословная Малфоя, — как само собой разумеющиеся ответил Драко.
— Разве у твоей мамы не фамилия родителей?
— Нет, она Малфой, как и я, — не задумываясь, сказал Малфой.
— Но при рождении у неё была другая фамилия.
— Ах да, конечно. Но видишь ли, Гарри, в родословной такое не указывается. Даже у моей бабушки Друэллы Блэк не указана фамилия…
«Блэк» — вот и прозвучала ненавистная фамилия его злющего врага.
— …хотя она до этого носила другую фамилию, — не замечая, как лицо Поттера немного побледнело, продолжал медленно и вальяжно рассказывать Малфой, — Розье. Она давно уже умерла. Я… — голос слизеринца вдруг утратил торжественные ноты. — Я её почти не помню.
Фамилия Розье кольнула Гарри, но он не мог вспомнить, где слышал её.
— Мы очень тесно связаны с семейством Розье, — продолжал Малфой. — Тут этого нет, но мой прадед женился дважды. Его первая жена умерла после родов, и он взял в жёны какую-то Феркл, — мальчик фыркнул, явно вспоминая свою ссору с четверокурсницей Феркл. — Родственницу той глупой девочки.
Поттер с трудом подавил раздражение. Четверокурсница Альдива Феркл, на которую озлобился Драко, была кем угодно, но точно не глупой, обладая живым умом и сообразительностью.
— Сигнус Третий и Друэлла, — тихо прочитал Гарри имена Блэков. — Двенадцатое июня тысяча девятьсот тридцать четвёртого, а умер первого апреля тысяча девятьсот девяносто второго года. Это же в прошлом году! — удивился мальчик. — А твоя бабушка Друэлла родилась шестого июня тысяча девятьсот тридцать четвёртого, а умерла двадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.
Он помолчал. Блэки. Родные той твари, что предала его родителей. Проклятое семейство самых тёмных и ужасных волшебников.
— А Сириус Блэк здесь есть? — спросил он, пронзительно посмотрев на Драко.
— Нет… Но я вот что хотел сказать, — таинственно, понизив голос, начал Малфой.
Драко горделиво встал, расправляя мантию и чуть помедлил, словно набираясь торжественности, а потом, неожиданно повысив голос, громко продолжил:
— Есть кое-то, о чём я должен тебя предупредить. Это крайне важные сведения и очень серьёзные. Но ради нашей дружбы я их тебе раскрою. Как ты знаешь, Сириус Блэк — опасный преступник, сбежавший из Азкабана. А вот что ты не знаешь, так это то, что Блэк попал туда из-за того, что гнусно предал твоих родителей. Именно он сообщил… — тут голос у мальчика дрогнул, чуть просев, но всё же справившись с собой, Драко продолжил, хотя торжественность пропала: — Тёмному Лорду про твоих родителей. И именно из-за него они погибли.
Малфой замолчал, уставившись на Гарри, явно ожидая каких-то эмоций и благодарности за предоставленные сведения. Но сидящий слизеринец продолжал на него холодно смотреть, и лишь зелёные глаза пронзительно блестели на побледневшем лице.
— Да… Ну вот… — замялся Драко, не дождавшись ответа.
— Я знаю об этом, — негромко сказал Поттер, — но спасибо за то, что сообщил. Я это ценю.
— Пожалуйста, Гарри. — Драко заулыбался, а потом выпалил: — А я ещё хотел спросить… Ну я же тебе рассказал… Теперь ты… Ну… Что с Уизли?
Гарри молча смотрел на него. Он понял, что тот имеет в виду пропавшую Джинни Уизли.
Нетерпеливое выражение на лице Малфоя дрогнуло. Поттер вдруг понял, что и сам не знает, как реагировать на такой совершенно неуместный вопрос. Его улыбка была холодной, а сам он чувствовал, как внутри него всё окоченело.
— Думай, какие вопросы ты задаёшь, — тихо прошипел Поттер, сидя за столом и смотря на стоявшего перед ним Малфоя.
Злоба разгоралась в нём. Он молчал, просто смотря на Драко. Это явно проняло Малфоя, и тот сделал шаг назад. Драко только теперь в полной мере осознал угрозу, словно сгустившуюся в кабинете. В кабинете, в котором он был наедине с… угрозой.
— Да-да, — тот закивал, побледнев. — Прости, я не хотел… Просто, я… Извини меня.
Тишина стала почти осязаемой. Давящей.
— И ещё, Драко, — подымаясь с места и смотря тому в глаза, Поттер подвёл черту под разговором, — прежде, чем спрашивать, подумай дважды, хочешь ли ты на самом деле узнать ответ на свой вопрос.
— Гарри, прости меня, — повторил Малфой.
Поттер молча покинул кабинет, оставив Драко в полной тишине.
Дни медленно текли друг за другом. Трейси по его поручению сходила в совятню и отправила письмо в Литтл Уингинг. Гарри нравилось командовать и смотреть, как его друзья выполняют поручения. Однако, мальчик чувствовал, что есть какая-то грань, которую пересекать не стоит. Только в отношении Трейси Дэвис он такую черту не ощущал. От Петуньи пока не пришёл ответ, но слизеринцы так и не обратились к нему насчёт даты рождения его мамы, а обсуждая с Бёрком и Феркл, которые занимались составлением родословной и переданным документом от Драко, мальчик заметил, что на холсте с его собственной родословной появилась фотография Лили Поттер, которая связывала нитью с Джеймсом Поттером и вела к его имени. И дата была верной, совпадая с той, которую сообщил ему профессор Люпин. Да и фотография была точь-в-точь, как со школьного альбома из библиотеки.
Они выбрали самый большой стол в углу гостиной. На нём стояли сразу две волшебные лампы, дающие рассеянный светло-зелёный свет и отражающийся от каменной стены из облицовочного камня, к которому он вплотную и был придвинут. Этот участок стены был темнее других.
— Как жаль, что нет ничего про предков Арманда Малфоя, — сетовал, сидящий слева Бёрк.
Гарри пристроился между ним и Феркл. Хрупкая темноволосая девушка была вынуждена прижаться к его правому боку, так как заставила свободный стул сбоку и часть стола перед собой историческими справочниками и толстыми книгами, один из которых прямо сейчас сосредоточенно читала. Несмотря на тёплый воздух в гостиной, она и не подумала снять мантию, даже не расстегнула её. И лишь поправляя свои кудрявые волосы, когда те лезли в глаза, и изредка цокала, отмечая что-то в своей тетрадке.
— Я надеялся, может у Малфоев есть какие-то сведения, — продолжил Бёрк, — но нет. Жаль, жаль. Этот мистер Малфой прибыл из Франции, но на этом все сведения о нём теряются, обрываются. Неизвестно ни кем были его родители, ни чем он сам занимался во Франции. Гарри, а ты знаешь, что слово «мистер» происходит от праиндоевропейского слова «мэг», что значит сильный, большой? Так, а тут что указано? — отвлёкся пятикурсник, разглядывая пергамент. — У меня такой даты нет.
С Гальфридом Бёрком мальчик быстро нашёл общий язык, и они стали обращаться друг к другу по имени. А вот Феркл почему-то продолжала говорить уважительно-отстранённое «Поттер», хотя тот уже несколько раз назвал её Альдивой, показывая неформальное и близкое отношение к ней. Он был совсем не против получить её в друзья, так как она была весьма умна и полезна; эта четверокурсница импонировала своей собранностью, умением упорно работать, как и манере спокойно общаться, поддерживая интересную беседу без взрыва эмоцией, чем-то очень напоминая его подругу Гринграсс.
Может даже именно поэтому он сразу стал относиться к ней доброжелательно и с некоторой симпатией. Только в отличии от Дафны, Альдива обладала мягким характером, не скупилась ни на улыбку, ни на теплоту в голосе, а также куда хуже могла постоять за себя. Тот конфликт с Драко чуть не довёл её до слёз. Так что мальчик резонно считал, что раз он тогда её защитил и теперь они занимаются вместе его родословной, что явно было очень интересно самой девушке, то легко подружатся. Но похоже, что Феркл предпочитала более уважительное обращение к Гарри Поттеру. А вот Бёрка она панибратски называла Гальфридом, хотя тот был старше её на один курс.
Пока Бёрк сверял свои сведения с родословной Малфоя, добавляя недостающие моменты и изредка обращаясь к Феркл, Гарри разглядывал часть своего древа, где разрасталась ветвь семьи Малфоя. По словам Драко, его бабушка по матери была Друэлла Розье, а рассматривая вторую бабушку — мать Люциуса Малфоя — Камесинну Малфой (15.11.1927 — 02.05.1981), он отметил, что родители у той тоже значились Розье: Трэвис и Мэрилин. А значит, что Люциус Малфой и Нарцисса Малфой приходились друг другу родственниками как минимум по линии Розье. И покопавшись в своих записях, Гарри легко отыскал, почему фамилия Розье была ему знакома. Эван Розье был обозначен в старых газетах, которые принесла ему летом Джемма, как опасный Пожиратель Смерти, и убит более десяти лет назад мракоборцем. Но на родословной Малфоев его не было.
Само генеалогическое древо Малфоев было сильно урезано, полностью отображая родственные связи лишь колдунов. Их жёны были указаны без других родных — без братьев, сестёр, дядей и тётей — только с родителями. Сравнивая с родословной семьи Поттеров, которую прямо сейчас делал Бёрк, Гарри видел огромную разницу между ними. Оказывается, что у Нарциссы Блэк были ещё две сестры — Беллатриса Лестрейндж и Андромеда Тонкс. Первая посажена в Азкабан давным-давно. Вообще-то Джемма говорила ему о них обоих, только не упоминала их родство с Драко Малфоем. Но сейчас отсутствие даты смерти у Беллатрисы шокировало мальчика. Ему почему-то казалось, что раз она в Азкабане, то значит умерла, на ней можно поставить крест. Тогда их с Джеммой обсуждение касалось вопроса, можно ли доверять Нимфадоре Тонкс из-за её родства с Блэком и Лестрейндж. Про вторую сестру из Блэков — мать Драко — Нарциссу он не знал ничего. И совсем недавно выяснилось то, что она носила эту проклятую фамилию. Только мальчик решил, что она какая-то очень дальняя родственница. Выходит, он ошибся. Получается, Сириус Блэк приходится двоюродным братом матери Драко. Точь-в-точь, как Дадли является его кузеном. Так мерзко. Но знал ли об этом Малфой? А дальше… Беллатриса приходилась родной тётей самому Малфою. Гарри помнил, что именно она запытала родителей Долгопупса до безумия. И прекрасно помнил свой ужас при мысли, что мог повторить их судьбу. Куда там его отвращению к собственной тёте Петунье! У Драко тётя была куда ужаснее!
Ещё он обратил внимание, что дочери семьи Малфоев, выходя замуж и меняя фамилию, словно утрачивали важность для Малфоев. Указывались лишь их дети, а потом линии прерывались. Например, Элизабет Малфой — прапрабабушка самого Поттера, которая связывала их две семьи и умерла более полувека назад, — на родословной Малфоев имела двоих детей и всё. Ни её единственная внучка, ни папа Гарри, ни он сам не был обозначен. И это касалось всех других бывших Малфоев. Единственная троюродная сестра Драко была показана, как умершая и не имела детей. Зато изящным почерком напротив многих Малфоев было обозначены их выдающиеся достижения. Наверное, это Люциус Малфой написал, когда делал дубликат своей родословной. Древо Драко по глубине веков уступала родословной Поттеров, и была намного, чуть ли не в десятки раз, уже по горизонтали.
Чуть позже пришла сова от Тонкс. Её письмо он прочитал поздно вечером, устроившись на кровати в своей комнате. Девушка живо интересовалась, чем он занимается, как у него дела, снова спрашивала не обижает ли его кто-нибудь. Гарри остановился на этих строчках. Он почувствовал угрызения совести из-за того, что в прошлом письме специально надавил той на жалость. И теперь мракоборец переживает из-за него. Похоже, так и выглядит пуффендуйская взаимовыручка и верность. Если, конечно, у Тонкс нет какого-нибудь хитрого умысла, и она не связана с Блэком или не руководствуется другими корыстными мыслями. Поттер дочитал письмо до конца, и тут же сел за ответ.
Между ними завязалась переписка. Его догадка оказалась верной — мракоборец днём находилась в Хогсмиде, патрулируя деревушку, поэтому Букля доставляла его письма ей моментально. Упомянутое ранее имя Нимфадора вызвало с её стороны просьбу не обращаться к ней так, а лишь по фамилии, но не потому что она за более официальное общение, а просто ей так больше нравится. Что это значило, мальчик так и не понял. Но у него не было возможностей долго ломать над этим голову.
Гарри с огромным трудом удалось сопоставить расписание, чтобы все его вечерние занятия пересекались как можно меньше. Тренировки по квиддичу раз в неделю, два раза в неделю обучение по Защите от Тёмных искусств с пятикурсниками, через каждые семь дней — встреча с Люпином. И каждый день жёсткие дуэли с семикурсницей Селвин, которая прикладывала все силы, чтобы одержать верх в магическом поединке. А ещё занятия танцами с Паркинсон три раза в неделю. Это более чем тесное общение с Пэнси позволило ему лучше узнать девушку. Она оказалась не настолько легкомысленной, как он считал ранее. И за её простоватым характером обнаружилась неординарная личность со своими увлечениями и мыслями. А в какой восторг пришла волшебница, когда он на их занятии снял мантию и она увидела под ним вместо стандартной белой рубашки коричневую рубаху и подпоясанным кожаным ремешком серые штаны, которые носили древние кельты. В комплекте, что прислала Фарли, был ещё тяжёлый плащ, но его мальчик не стал брать с собой.
— Ой как здорово! — вертелась вокруг него девушка в своём синем танцевальном платье, непринуждённо разглядывая несколько необычную и явно старомодную одежду.
— Ай! — воскликнул Поттер, когда Пэнси неожиданно ущипнула его за плечо.
— Какая необычная ткань, грубая, но крепкая, — Паркинсон не обратила внимание на его сердитый взгляд. — И ремешок. Такой тонкий. А что, они мантию не носили? Ну древние колдуны Британии.
— Есть ещё плащ и несколько странных ремешков, но я их не стал брать с собой, — сдался под её напором, недовольный Гарри. — Может начнём уже?
Взяв с него обещание принести остальные вещи на следующее занятие, девушка приступала к новому уроку танцев.
Незаметно прошёл день рождение Уильяма Причарда. Гарри, заваленный горой дел, лишь коротко его поздравил, а потом незаметно ушёл на занятие с Люпином. Несмотря на договорённость с профессором заниматься ещё и дуэльной магией, мальчик снова и снова сражался с боггартом, но своего первого успеха достичь никак не мог. Ему удавалось сдерживать чудовище, обратившееся дементором, но прогнать не получалось. Полные боли мольбы мамы и жуткий, ледяной смех Волан-де-Морта словно лишали его сил, и взгляд зелёных глаз тускнел. После этих поединков Поттер чувствовал себя очень уставшим и изнеможённым, и уже сам понимал, что ему не хватит сил, чтобы ещё сражаться с Люпином. А ведь потом его ждала боевая тренировка с Селвин. Каждодневные дуэли с семикурсницей несколько примиряли его с отсутствием того же у профессора по Защите от Тёмных искусств. Сейчас главное — уничтожить свою слабость. Быть достойным.
Однако успехов в вызове Патронуса совершенно не наблюдалось. У него то получалось вызвать белое серебристое облако и сдерживать дементора, то даже лёгкой дымки не было, и профессору приходилось вмешиваться, защищая его.
«Блэк… — несмотря ни на что, Гарри никак не мог выбросить его из головы, опять вставая перед шкафом с боггартом и пытаясь сосредоточиться на воспоминании о походе в очаровательный зоопарк Стоунхенджа. — Надо собраться, сейчас… если всё получится. Я сильный. Люпин увидит. И не будет сомневаться в моей силе. Никто не должен сомневаться».
Но невольно мальчик всё никак не мог выбросить из головы то, что будет, когда дверца откроется. Он услышит голоса мамы и Тёмного Лорда. Услышит, как эта тварь убивает маму. Его маму… Неужели он снова это услышит?
И дементор опять одерживал верх.
После Люпин угостил его шоколадом. Вкусняшка медленно растворялась во рту, согревая. Голову словно перестало сдавливать металлическими тисками, а сознание очистилось. Мальчик бросил взгляд на профессора, который сидел за учительским столом напротив него и искал что-то в ящике.
— Сэр, а Вы можете, пожалуйста, рассказать про моих родителей? — негромко спросил Гарри.
— Про родителей?.. — мужчина поднял голову и взглянул ему в лицо. — Эм, хорошо… Ты… чаю не хочешь?
— Можно, — скромно ответил мальчик. Он почему-то на какой-то крошечный момент испугался, что профессор откажет. Что стоит тому опустить глаза чуть ниже, на зелёный галстук, и лицо мужчины затвердеет. И именно в это долю мгновения Гарри почувствовал стеснение, словно зелень, украшенная серебром, его тяготила.
И это чувство растворилось.
Глядя, как мужчина заваривает чай, а затем баюкая горячую кружку в руках, пытаясь согреть озябшие пальцы от холодного дыхания дементора, Гарри ощутил, как тепло от шоколада медленно распространяется изнутри. Напряжение окончательно отпустило его.
— Джеймс… Он никогда не унывал, — вздохнув, начал Люпин. — Какие бы беды не случались, он всегда находил выход. Не терял бодрость духа. Это дорогого стоило в те времена. А учился твой отец просто отлично, но не всегда соблюдал школьные правила. Наверное, как твой профессор, я не должен такого рассказывать, — с еле заметной смешинкой заметил мужчина, смотря на Гарри.
«Сказать, что я тоже не всегда соблюдаю правила? Из-за прошлого инцидента он насторожится. Нельзя».
При взгляде на профессора, Поттер невольно вспомнил свою стычку с ним. Он тогда ошибочно решил, что профессор служит Блэку или даже является им. И чуть не попал под исключение из Хогвартса, лишь благодаря умелым словам смог выкрутиться.
— Продолжайте, прошу, — добавил в голос Гарри живой интерес.
— Ну что ж. Твой отец был очень храбрым. И верным другом, готовым на всё ради своих друзей. А смелости его я даже завидовал… Знаешь, Джеймс словно делился ею, тянул людей за собой. И никогда не боялся выступать против тех, кто сильнее его.
«Это он про Тёмного Лорда», — пронеслось в голове у Гарри.
Люпин чуть сгорбился, сидя на старом стуле, погрузившись в воспоминания.
— Сэр, а что дальше? Вы с ним близко дружили?
— Он был одним из моих лучших друзей в Хогвартсе, — твёрдо сказал Люпин. — Мы проводили много времени вместе. Дурачились и учились. Твой отец был отличным игроком в квиддич, он играл за гриффиндорскую команду Хогвартса в качестве ловца. Ты можешь им гордиться, он ни разу не упускал снитч. Как я узнал, ты в этом весь в него, — губы Люпина осветила мягкая улыбка. — Твоя команда ни разу не проиграла. Он был словно рождён в воздухе. А как он баловался со снитчем…
— Да… Отпускал, а потом снова ловил. Снитч очень шустрый, я с трудом уследить за ним мог, а Джеймс отпускал его всё дальше и дальше, и каждый раз снова ловил…
Оказалось, так легко вывести профессора на разговор.
— И он был очень независимым…
Мальчик отпил чай из кружки, внимательно слушая.
— А сила духа… Он стремился стоять за справедливость. И разумеется, больше всего он любил разные шалости. Помнится, мы даже специальную карту составили замка, где были изображены все волшебники. И использовали её, чтобы для своих приключений и…
Люпин улыбался, вспоминая прошлые дни.
— А твоя мама… Лили была добрая. Очень добрая и чуткая, готовая помочь всем и каждому. Она умела видеть свет в других, даже если они сами его в себе не видели. И храбрая, она всегда отстаивала свои взгляды, не боясь ничего и никого… А Джеймс был очень харизматичным парнем, Гарри. Но они не сразу нашли общий язык. Но нашли. Такое случается. Её доброе сердце и мягкость позволили ему самому стать более спокойным, ответственным…
Глаза профессора наполнились горечью и гордостью одновременно. Зелёные очи напротив молчали наблюдали за ним, отражаясь в стёклах очков.
— Вы с мисс Дэвис быстро нашли общий язык, — улыбнулся Люпин. — Она хороший друг и тепло отзывалась о тебе.
«Это он про её слова о том, что в Хогвартсе у неё есть тот, кто может её защитить? — с ехидцей подумал Поттер. — Знали бы Вы, как я «оправдал» её доверие».
Профессор не стал углубляться в это, продолжив рассказывать про Джеймса и Лили. Не умолчал он и про не особо положительные черты, как импульсивность, безудержный нрав. Беседа продолжалась. Мальчик узнал, что у Люпина не осталось родных. Мать профессора умерла ещё до рождения самого Гарри, а отец через несколько лет после. Римус Люпин был таким же сиротой, как и он сам.
Пользуясь его добродушным состоянием, Поттер предложил ему показать какие чары можно использовать для защиты.
— Самое важное в противостоянии с другим волшебником, это понимание ситуации, — принялся объяснять профессор. — Ты должен понимать кто перед тобой: друг, с которым у вас товарищеское состязание, другой ученик или профессор во время урока или настоящий противник. Исходя из этого ты должен выбирать, какие заклинания стоит применять, а какие — нет.
Несмотря на то, что Гарри привык стоять на дуэлях против многих волшебников, когда те направляли на него волшебную палочку, ему всё равно было не по себе, когда профессор достал свою и направил остриём в его сторону. Взгляд Люпина скользнул к его правой руке. Поттер сам не заметил, как уже вытащил палочку.
— В нашем случае это учебный поединок, — пояснил учитель. — И я постараюсь показать именно чары для защиты. И это будет сделано так, чтобы ты не угодил в больничное крыло.
Мальчик с трудом сохранил беспристрастное выражение лица, вспомнив близнецов, которых он отправил в больничное крыло. Сказанное было не в манере профессора, а значит тот его специально провоцировал, наблюдая реакцию.
— Следующее. Волшебная палочка — это не просто деревяшка. Это, можно сказать, твой друг, с помощью которого ты творишь магию. Это твой инструмент. И ещё твоё оружие. Ею можно чинить сломанные предметы, создавать что-то новое, варить зелья или еду и даже спасти кому-то жизнь. Но на другой стороне, — колдун повёл свободной рукой в левую сторону, словно показывая где, — что?.. Ею можно причинять вред. Поэтому никогда не направляй палочку без веской причины на человека. Даже если ты хочешь пошутить, облить его водой или решил призвать за его спиной сладости. Сначала скажи об этом вслух. Это ты понимаешь? — мальчик кивнул. — И из этого следует разумный вывод. Какой?
— Никто не должен направлять палочку на меня, — ответил Поттер.
— Именно! Не позволяй никому направлять палочку на тебя! Ну кроме людей, которым ты доверяешь, — добавил Люпин, заставив всё же мальчика дёрнуться. — Наведенная палочка — это угроза. И это возвращает нас к уже сказанному. Ты должен уметь оценивать ситуацию, понимать есть ли угроза или нет. И реагировать правильно.
— Хорошо, сэр, — послушно согласился Гарри.
— Итак, теперь касаемо заклинаний…
Они провели несколько коротких дуэлей, где преподаватель подробно объяснял, как и когда лучше применять «Экспеллиармус», «Протего» и другие чары, чтобы найти брешь в обороне противника. Гарри с трудом подавлял раздражение, когда Люпин объяснял азы, которые он сам и так прекрасно знал. Однако некоторые узкие места в применениях заклятий заставили его смириться, а про рассказ про удачные совмещения разных атакующих чар тут же завладели всем его вниманием.
Но больше всего Гарри радовало то, что у него получилось найти общий язык с Люпином. Надо было только расспросить про своих родителей. Сначала было непросто, профессор словно заставлял себя говорить, вспоминая прошлое, но потом его было уже не оставить, и он оживлённо рассказывал множество историй и часто интересовался неужели тётя Петунья сама ничего не рассказывала мальчику.
Гарри надеялся, что Люпин будет относиться к нему положительно и тогда поможет изучить сильные чары. Однако в последующих поединках Поттер неожиданно понял, что профессор не так уж и сильно может ему противостоять. В отличии от Фарли, тот был скован антитрансгрессирующим заклятием, накрывающий весь замок и его окрестности, и не мог постоянно перемещаться, заходя Гарри за спину, что всегда проделывала Джемма, делая поединок чрезвычайно динамичным и неприятным для него. Так же профессор явно сражался, не используя мощных заклинаний против своего ученика, а вот Гарри, который уже продемонстрировал раньше свой немалый арсенал чар, не был ограничен этим. Поэтому их поединок превратился в мастерство фехтования, поединок скорости и не был таким быстротечным, как с Джеммой, которая использовала куда больше заклятий, в особенности, из области трансфигурации.
Но, с другой стороны, Гарри отметил отличия в стиле боя этих двух волшебников. Если Джемма пыталась просто забросать его разными чарами и созданными опасными вещами или животными и, подловив его в какой-то момент, обезоружить, то профессор Люпин использовал более плавный стиль, иногда предпочитая мягко переходить в оборону, наблюдая, как Гарри будет эту защиту вскрывать. Он словно предоставлял мальчику возможность раскрыть себя, давал поле для деятельности, не подавляя. И профессор ничего не говорил про те сомнительные заклинания, которые Гарри нет-нет, да использовал. Но сам Поттер не демонстрировал самых тёмных чар, которые были ему известны. Более того, спустя неделю после их первого поединка Гарри ухитрился впервые обезоружить профессора.
Но его радостное настроение, когда он уже выходил из кабинета и, кивнув ждущей его Трейси, направился в гостиную, омрачило понимание, что Люпин сам ему поддался, чтобы понаблюдать, что он будет делать с безоружным противником. В мельчайших подробностях вспоминая их дуэль, Гарри осознал этот момент с особой чёткостью. Он бы и не догадался, если бы не их дуэли с Джеммой, а наоборот, преисполненный триумфом от победы, стал бы заниматься ещё более усердно. Всё же, несмотря на его усилия, Люпин явно не доверял ему полностью.
