Мой ребенок пишет стихи, ах, какая прелесть, – скажет одна мать другой.
Ребенок подрастет, поступит в университет, заглянет в свои детские опусы и с разочарованием сунет их в мусорное ведро. Потому что искусство и познание рифмы – это разные вещи. Как-то будучи восьмиклассницей я так пристрастилась к рифмованию, что несколько месяцев говорила стихами обо всем. Это же так просто, когда познание ямба и задроченность Пушкиным достигают предела. К этому же периоду относятся и мои первые попытки в фанфики. «Три мушкетера на новый лад», написанные в толстой тетради шариковой ручкой, с картинками. Литфак, безусловно, показал мне, что познание рифмы – это далеко не творчество. Ибо просто какать могут все, а какать, формулируя кишечником изысканные фигуры – способность, доступная далеко не каждому. Поэтому все свои детские опусы я безжалостно сложила в мусор, да ещё и старшей сестре пришлось объяснять через пару лет, когда она мне их торжественно вручила, что вынимать из помойки этот конструкт не было никакого смысла. Нет там искусства!
Стоит отличать все же стремления пописывать в детском и подростковом возрасте от взрослого нарциссизма. Вы встречали плохих поэтов? Очень хорошо о графомании в поэзии написал Роман Эсс:
«Все стихи делятся на хорошие, плохие и никакие. Хорошие — когда ты испытал некое душевное переживание и сумел выразить в таких словах, что и другие примерно то же почувствовали. Плохие — когда переживание ты испытал, а вот подходящих слов не нашел. И, наконец, никакие стихи — когда ничего ты не испытывал, а просто сумел выехать на технике стихосложения, замаскировать рифмами и метафорами пустоту, дырку в поэзии. Поэтому не бойся плохих стихов, они неизбежны. Бойся никаких стихов, сколь бы красивы они снаружи ни были».
Лично я встречала таких взрослых «поэтов», высоко оценивающих свои удачные рифмы, составляя из них практически бессмысленные тексты, лишенные логики. Просто наборы слов, перечисления с рифмованной строкой. И такой человек ужасно обижался на критику и даже на вопросы по лирическому герою.
О графомании мне предложил написать знакомый писатель, и я взялась за изучение литературных статей. Хотя своими словами, при переворачивании блинчиков, я и так сказала весьма емко: «это текст с зачатками смысла, приблизительно напоминающий литературу, большой текст, лишенный высокого смысла, нацеленный на потеху своего эго».
Статьи я глядела выборочно, многие основываются на работе Щербининой Юлии Владимировны «Бес писательства. Об эволюции графомании». 2013 г
Кто же этот человек?
Кандидат педагогических наук, литературный критик. Сфера научных интересов - исследование дискурсивных процессов в различных областях культуры. Автор ряда учебных пособий и монографии «Вербальная агрессия» (2006), а также многочисленных статей по проблемам современной русской литературы.
Интересно Щербинина рассказывает о произведении Всеволода Бенигсена «ВИТЧ». Тема графомании там затронута напрямую, в свойственном автору социально-ироничном стиле.
Беда современного мира по Бенигсену, состоит в «упорном стремлении «творческой серости» к созданию культурных продуктов».
Как пишет об этом литературный критик: «… люди, снедаемые творческой серостью изнутри, «в свою очередь пожирают нас и нашу культуру». То есть самим своим существованием дискредитируют и обесценивают подлинно значимые достижения в области искусства. В романе формулируется несколько базовых критериев выявления опасного вируса. Во-первых, стереотипность и штампованность, «освобождающие читателя-зрителя от мыслительного процесса». Во-вторых, навязывание этих стереотипов как анонимно установленной нормы, тотальной усредненности. В-третьих, отсутствие саморефлексии: ВИТЧ-инфицированные «вполне довольны тем, что изменили сами себе». Они «счастливые творческие самоубийцы», считающие себя не одержимыми, а одаренными».
Можно, конечно, пройтись по словарям.
«Большая энциклопедия по психиатрии»:
«Графомания от греч. graphe + mania - влечение, страсть, безумие - патологическая страсть к многописательству, большей частью банальному или даже бессмысленному по содержанию, иногда весьма претенциозному или связанному с патографией. Возникает по разным причинам, одной из самых частых среди которых является, по-видимому, гиперкомпенсация комплекса неполноценности, а части случаев - выражением сверхценной либо бредовой идеи отождествления себя с выдающимся писателем...»
Словарь С.И. Ожегова: «Графомания - болезненное пристрастие к сочинительству».
В статьях более поздних годов, 2023, к примеру, графомания уже тесно связывается с проявлением человека в мире, с клиповостью и штампованностью мышления.
Однако еще в десятых годах в статье Щербининой есть это:
«Современный человек «приговорен к говорению». Ему необходим постоянный эффект присутствия коммуникации. Остановка или отсутствие речи тождественны исчезновению. И прав лишь говорящий, а молчащий априори не прав. В этом смысле графомания - письменный аналог логореи, ставшей негласным способом выживания в нынешней речевой действительности. В борьбе с боязнью забыть или быть забытым человек подвержен двум страстям: высказываться по любому поводу и оставлять за собой «последнее слово» где бы то ни было. Так из внутриличностной склонности графомания постепенно вырастает в социальный комплекс. Графоманию новейшей формации можно определить как некое «типовое» или «усредненное» письмо, сформированое социо- культурными установками и личными амбициями пишущего. Графоман следует лишь общему вектору моды, повинуется актуальным трендам, задающим режим и формат создания текстов. Заметно нивелировались критерии, по которым бездарный текст негласно отбраковывается если не от талантливо, то хотя бы от просто профессионально написанного. Прагматика подмяла под себя эстетику, и качество произведения стало определяться престижностью, популярностью и продаваемостью. Слово «творческий» все чаще понимается как «талантливый», и наоборот. При этом быть человеком творческим нынче и престижно, и статусно, и выгодно. Наряду с контекстным отождествлением понятий таланта и творчества у последнего (примерно с 1990-х годов) появляется синоним - «креатив». Проникший сначала в бизнес-лексикон как дословная калька с английского («творчество»), этот термин прочно поселился в самых разных областях. Креатива сейчас ждут не только от представителей творческих профессий, но и от офисного клерка, ресторанного повара и т.д. Между тем разница между творчеством и креативом такая же неощутимая, как между мало- одаренным писателем и выдающимся графоманом. Наиболее значимым отличительным признаком, вероятно, следует считать источник и характер производства. Так, в отличие от собственно творчества, креатив - это процесс в большей степени механический и инициированный извне. Креатив есть творческий акт, обусловленный прежде всего социальной ситуацией, а не движением ДУШИ. Сегодняшнее изобилие откровенно графоманских произведений - во многом следствие тотального стремления к увеличению оборотов потребления и навязчивого желания бесконечно самовыражаться, действуя в русле модных трендов и откликаясь на общественные запросы. В писатели подаются уже не только политики и телеведущие, но и врачи, спортсмены, певцы и др. Здесь к графомании тесно примыкает производство паразитных текстов - созданных за счет эксплуатации чужих произведений с целью выгодной репрезентации, повышения статуса пишущего. Там, где не хватает собственных идей, начинаются спекулятивные манипуляции с уже созданными произведениями. Бес писательства заявляет о себе не только в художественном сочинительстве, но вообще во всех областях и видах деятельности, предполагающих генерирование текстов, - в науке, журналистике, администрировании и многих других. Здесь более всего возможны и ожидаемы крайние формы паразитирования - переработка заимствованных текстов в виде механической компиляции либо вовсе плагиата. Эти мошеннические технологии текстопорождения во многом стимулированы ажиотажем вокруг новых форм материального поощрения: балльной оплатой по индексу научного цитирования, спецпремиями за опубликованные статьи, монографии, расчетом авторских гонораров по количеству печатных знаков. Таким образом, графомания не просто существует, но специально стимулируется, целенаправленно поощряется и активно культивируется целыми общественными системами и социальными институциями».
Скажу больше. Плагиат я наблюдала и в театральных постановках, когда режиссер-хореограф клепал «уникальный» танец из коротких видео Тик-Тока, выдавая их за свое придуманное!
В романе «ВИТЧ» выводится собирательный образ «людей талантливых плюс-минус», с псевдотворческой графоманской наклонностью персонажей, которые в борьбе с политическим режимом создают полотна и романы, которые потом сжигают и выкидывают на помойку.
Цитирую статью:
«И самая большая беда, по Бенигсену, заключается в том, что люди, снедаемые творческой серостью изнутри, «в свою очередь пожирают нас и нашу культуру». То есть самим своим существованием дискредитируют и обесценивают подлинно значимые достижения в области искусства.
В романе формулируется несколько базовых критериев выявления опасного вируса.
Во-первых, стереотипность и штампованность, «освобождающие читателя-зрителя от мыслительного процесса».
Во-вторых, навязывание этих стереотипов как анонимно установленной нормы, тотальной усредненности.
В-третьих, отсутствие саморефлексии: ВИТЧ-инфицированные «вполне довольны тем, что изменили сами себе». Они «счастливые творческие самоубийцы», считающие себя не одержимыми, а одаренными.
Открытие ВИТЧа не случайно приписано Якову Блюменцвейгу, наиболее самобытному и самостоятельному участнику диссидентского движения, сподобившемуся вырваться из Привольска-218 и посмотреть на все происходящее со стороны. Критический анализ деятельности бывших соратников и пристальное наблюдение за окружающей действительностью приводят Блюменцвейга к осознанию тщетности претензий многих «творческих личностей» на лавры великих и даже выдающихся писателей, поэтов, драматургов. Из этого понимания предприимчивый господин извлекает не только урок, но и выгоду: создает лабораторию диагностики ВИТЧа для «выявления серости и предостережения от нее автора, а возможно, и общественности». Эдакий творческий экзорцизм…
Правда, дело не идет дальше дверной таблички с названием организации: Блюменцвейг погибает при невыясненных обстоятельствах, а ВИТЧ как был, так и продолжает замечательно существовать. Во многом — благодаря нашей национальной ментальности».
Жутко, правда же? На литплощадках и сейчас публикуется тонны мусора, списанного с аниме, компьютерных игр, фильмов, дорам, просто переписанных «на свой лад» с новыми именами. Как это влияет на молодое поколение, уже не берущее в руки бумажные книги?
В этом ключе интересна статья 2023 года «Графомания как социально-культурный феномен в эпоху TikTok», автор А. В. Мартынова.
Цитирую:
«Графомания как термин появился в первой половине ХIХ века в медицинской сфере. Состоятельная практика письма как способа облегчить психическое заболевание стала в наше время настолько популярной, что буквально слилась с литературным творчеством. Однако можно ли отнести процесс написания своих мыслей и каких-то историй, которые не несут никакой идеи, к искусству? Конечно, нет».
«Пользователь сети теперь в поисках легкой «добычи» для своего мозга, внушительные авторитетом произведения литературы имеют всё меньше влияния из-за необходимости получать ту же информацию дольше, чем одна минута. Нескончаемый контент и тренды принесли в мир писательства существенные изменения».
Помните эти "прекрасные" советы: ваша книга должна завлечь читателя с первой страницы, иначе ее не будут читать.
«С помощью тех же блогеров происходит популяризация массовой литературы, которая не сможет привить подрастающему поколению и малейшей грамотности. Топовые авторы нынешних бестселлеров буквально продают истории, которые требует современный читатель. Из этого вывод, что подростки читают, рекомендуют книги другим, но выбирают только те, которые отвечают следующим критериям: эмоциональность произведения, простота языка, популярность. Совсем юные читатели не смогут отличить элитарную литературу от массовой, лишь потому что возвышают последнюю. Множество блогеров-обозревателей зачастую намеренно берут низкие по качеству книги, чтобы сделать «шок-контент». Нашумевшая история в сети с писателем А. Полярный является наглядным примером продвижения графомании в массы. В современной реальности графомания стала совершенно иным феноменом социально-культурного характера благодаря изменившимся реалиям. Сейчас простые сюжеты воспринимают без осуждения за недостаток красочности, потому что в изобилии информации читатель требует отдыха, а этому способствует незамысловатая история с просторов самиздата. Критерием качества перестает быть изданная в печатном виде история, потому что на просторах сети Интернет находятся произведения, которые пользуются большим спросом из-за их удивительно увлекательного языка написания. Так, из опроса видно, что больше половины респондентов затрудняются с тем, чтобы отнести художественные произведения с Фикбука к исключительно развлекательной литературе».
«Литературная сфера претерпевает изменения, становится больше частью коммерческих интересов, нежели искусства. Как изложено выше, те же блогеры набирают тысячи просмотров лишь на эмоциональном отклике от книг, потому что классические произведения не завлекают аудиторию — все и так знают, что это проверенная временем литература. Касаемо авторов, то развитие маркетинга и увеличение платформ самиздата позволяет им продвигать своё творчество. Век огромного выбора произведений и потока информации создает условия для борьбы за внимание потенциальных читателей. Продаваться будет автор, чьё имя уже что-то значит в медиасфере, поэтому некоторые намеренно продвигают именно те произведения, которые сделают акцент на личности. Выражение «черный пиар — это тоже пиар» как нельзя точно подходит к нашим реалиям».
«Несмотря на то, что произведения массовой литературы отличаются «картонными» персонажами, неграмотностью и нередко нарушением логики, полки книжных магазинов продолжают пополняться новинками. Востребованность в посредственной или просто невысокой литературе обосновывается несколькими факторами: во-первых, необходимостью анализировать новинки. Чтение книг разных жанров и эпох позволяет сформировать свои предпочтения, взгляды и оценить разницу. Во-вторых, подобранный жанр помогает расслабиться и отдохнуть после рутинных дел, потому что клишированные сюжеты не будут требовать эмоциональных усилий. В-третьих, высокая литература не для всех. Далеко не каждый читатель хочет искать смысл в цветах, образах или портрете персонажа. Конечно, влияние коммерческой сферы приводит к тому, что авторы создают книги с «модными» темами, транслируемыми на площадках Интернета. Если новинки успели выйти на волне «тренда», то произведение ждет успех в продажах. Однако переходя к непосредственно к графомании мы можем сделать вывод, что мало того, что критерии снова изменились вместе со временем, так она, даже приобретя негативное эмоциональное восприятие, стала средством продвижения и некоего одобрения обществом. Графомания теперь — инструмент продвижения личного бренда и способ оценки всего современного литературного пласта».
Однако не все критики так лояльно относятся к феномену графомании. Например, в статье «Сезон охоты на графоманов» 2016 года в разделе «литературная критика» литературно-философского журнала «Топос» Игорь Михайлов выражается весьма едко.
Цитирую:
«На первый, поверхностный взгляд, графоман в массе своей - существо слабое, беззащитное и безвредное, и даже доброе, обремененное массой комплексов. Да и страсть к сочинительству – не самая страшная из смертных грехов.
Как правило, Он - что-то вроде паучка, гусеницы или мотылька, весело порхающего возле настольной лампы. Бедный и несчастный, вот-вот обожжет себе серые крылышки. Проживет не более суток. А после - погрузится в мертвую воду вечного забвения. Вместе с ворохом исписанных мелким убористым почерком пожелтевших от времени и желчной неудовлетворенностью окружающим миром бумаг.
И все-таки, несмотря на то, что у каждого свои тараканы в голове, есть и у отечественного графомана свои отличительные, типические, черты.
Один из основных – это отсутствие вкуса. Графоман пишет упоенно, помногу, но все, к чему он прикасается, не преображается, в лучшем случае остается сырьем.
Графоман, не выносит какой-либо критики в свой адрес. Каждый из сего избранного племени в начальной стадии переживает период гениальности. Он– этакое промежуточное звено между падшим ангелом и гением. Поэтому и относится к критике весьма болезненно. Обычный аргумент в свою пользу: не появился на свет еще читатель, который по достоинству мог оценить мои творения. Или: мои тексты не совершенны, потому что Вы – идиот.
Графоман стремится к тому, чтобы о его творениях узнали как можно большее количество читателей. Он не работает над текстом. Клонирует штампы, язык его порой ярок, но это – громыхание от беспомощности».
Михайлов даже припоминает «Правила начинающих авторов» Чехова:
«Всякого только что родившегося младенца следует старательно омыть и, давши ему отдохнуть от первых впечатлений, сильно высечь со словами: «Не пиши! Не пиши! Не будь писателем!»
Но популяризация психологического приема типа «дневник» все-таки привело к тому, что писать стали все. Ну или почти все. На АТ встречаются целые блоги-конструкторы по сборке боярки, советы писать определенное количество знаков в день и популяризация гуру по «влетания в топ».
Кушать подано, дамы и господа. Вкусное, легкое, бескалорийное г… чтиво.
Тема графомании занимает литературное общество настолько, что по ней собирается научная конференция! Об этом сообщает сайт издательского дома "Новое литературное обозрение".
7-8 октября 2024 года в России состоится научная конференция на актуальную тему "Графомания. Русская литература и ее границы".
В литературном чате, в котором состою я, тема графоманства мусолится с регулярным постоянством уже три года. Публика не различает пустые тексты, списанные из медиа, от оригинальных текстов, сериальность подначивается техниками продаж и продвижения книг.
