Хозяйка Большого: легенды Екатерины Гельцер
Екатерина Васильевна Гельцер, родившаяся 14 ноября 1876 года, была больше чем балериной. Она была эпохой. За ее сценическую карьеру в России сменилось шесть правителей, прогремело три революции и прошло пять войн. Менялось всё: страна, идеология, искусство. Неизменным оставалось одно — Гельцер на сцене Большого театра.
Она была москвичкой, как говорили, «до кончиков пальцев». И когда после 1917 года многие звезды императорского балета, от Анны Павловой до Матильды Кшесинской, покинули страну, Гельцер осталась. Она не мыслила себя без Москвы. В результате, в то время как другие блистали в Париже и Лондоне, она оказалась в положении «настоящей хозяйки Большого театра».
Ее положение было уникальным. Она была примой старой, императорской школы, ученицей Петипа, но именно ей суждено было стать первой «Народной артисткой Республики» (1925). В 1927 году 50-летняя Гельцер танцевала главную партию в «Красном маке» — первом большом советском балете, идеологически выверенном спектакле, который имел оглушительный успех.
Власть ее ценила. В театральных кругах говорили о благоволении к ней наркома просвещения Луначарского. Но в театре она держалась не только на этом. Ее партнёр (и бывший супруг) Василий Тихомиров был балетмейстером, а сама она обладала характером, который не позволял забыть, кто здесь главный.
Игорь Моисеев, начинавший тогда карьеру, вспоминал: «Хоть Тихомиров и был хозяин театра, но прима-балерина Екатерина Васильевна Гельцер была хозяйкой Тихомирова». К тому времени она была уже немолода и тяжела. Моисеев, как молодой и сильный танцовщик, был «приставлен» к ней в качестве партнёра. «Однажды, помню, — писал Моисеев, — шла „Вакханалия“... я подхватываю Гельцер на руки, начинаю кружить, кружить, кружить и... у меня уже перепуталось все — где зал, где задник... и с разбега я её брякаю об стену».
Она была полна противоречий. Её дружба с Фаиной Раневской, длившаяся 40 лет, началась с того, что Гельцер увидела у Большого театра плачущую девушку, провалившую экзамены, и забрала её к себе. Раневская обожала её, но страдала от её ночных звонков. «Иногда, в 2 или 3 часа ночи, — вспоминала Раневская, — вопросы всегда были неожиданные... „Вы не можете мне сказать точно, сколько лет Евгению Онегину?“ или „Объясните, что такое формализм?“»
Но главная тайна её жизни — это не ночные звонки, а легенда о её большом романе. История, которую десятилетиями передавали в её семье, связывает балерину с бароном Карлом Густавом Маннергеймом, в ту пору офицером русской императорской армии, а в будущем — маршалом и правителем Финляндии.
По этой легенде, у них был бурный роман и даже тайный сын Эмиль, которого якобы отправили в пансион в Швецию. Самая невероятная часть этой истории гласит, что в 1924 году Маннергейм, уже будучи врагом советской власти, инкогнито приехал в Москву, чтобы обвенчаться с Гельцер в церкви на Поварской.
Эта история не выдерживает проверки фактами. Во-первых, Маннергейм был лютеранином. Во-вторых, представить себе «тайный» визит в Москву человека ростом 197 сантиметров, чьё лицо было известно всем, крайне затруднительно. Ни в одном архиве, ни в одних мемуарах или записках — ни его, ни её — нет ни слова об этом. Биографы балерины указывают, что в те годы она, хоть и, расставшись с мужем Василием Тихомировым, всё ещё была связана с ним тесными творческими узами. Вероятнее всего, это был красивый миф, дым без огня.
А вот что было правдой — это её абсолютная преданность Москве. Когда в 1918 году Киев был оккупирован немцами, Гельцер оказалась там на гастролях. Немецкое командование предложило ей с комфортом выехать в Берлин. Вместо этого балерина переоделась в платье своей горничной, пешком покинула город, добралась до полустанка и в армейском эшелоне вернулась в Москву. Она выступала до 1944 года и умерла в 1962, оставшись в истории настоящей, а не мифической, легендой Большого.
***********************
Подпишись на мой канал в Телеграм - там доступны длинные тексты, которые я не могу выложить на Пикабу из-за ограничений объема.
