Цензура в начале 19 века в Российской империи
19 век. Российская империя. Цензура в начале 19 века.
Автор: А. Н. Котович
Московской духовной цензуре, при ее учреждении, были даны лишь немногие общие указания, которыми она обязана была руководиться в своей собственно цензурной деятельности. И лишь постепенно, чрез разъяснения и подтверждения св. Синода, а еще более, конечно, путем практического навыка и личных соображений цензоров, составился у нее известный опыт.
Стереотипная формула одобрения книг московской духовной цензурой показывает, что, при рассматривании каждого сочинения, сознанию цензора всегда должны были предноситься четыре основные точки зрения, – это: «Закон Божий, правила Государственные, Благонравие и Литература»134.
Будучи заимствованы из указов XVIII века, и войдя впоследствии в устав духовной цензуры, эти точки зрения являются, таким образом, всегдашними критериями духовно-цензурного надзора.
Но содержание их видоизменялось, в зависимости от уровня богословского сознания, умственных течений, и официальных взглядов различных эпох.
<...>
Почти все, касающееся вопросов политической и общественной жизни, имело для, себя, в обозреваемый период прямой путь и фильтр – гражданскую цензуру. Проверять и узнавать, что дозволено и запрещено в данное время, духовным цензорам приходилось не часто. Оттого и представления их о «правилах государственных», как о цензурном критерии, естественно, отличались субъективизмом.
Конечно, исключая из книг «богохульные и дерзкие изражения вольнодумцев», цензора столь же ревностно ополчались и против мыслей, «пахнущих вольностью и неуважением к власти, от Бога установленной»...144
Затем, бесспорно, отражались на взглядах членов цензуры и указания правительства, выраженные явно, – в манифестах, и тайно, – в секретных наставлениях по цензурным учреждениям.
Так, рассматривая, например, вновь издаваемые проповеди Стефана Яворского и отмечая в них разного рода анахронизмы, цензура замечает: «принимая во внимание нынешние обстоятельства и удаляясь от духа нетерпимости других исповеданий, явно открытого с желчью и укоризнами в пяти проповедях, цензура, по означенным резонам, (дозволяя прочие), не одобряет их к напечатанию»145.
Известно, далее, как в царствование Александра I, – да и потом, – отражались перемены во внешней политике на усилении и ослаблении цезурных строгостей. Аустерлиц, Тильзит, Бородино, Париж, Вена подвергали самым разнообразным – до противоположности – колебаниями политику русской цензуры.
Весьма характерно в этом отношении предписание попечителя петербургского учебного округа С. Уварова, данное в конце 1814 года светской цензуре, «смягчать мало-помалу колкий и грубый тон в суждениях о других народах, стоящих ныне в совершенно новых отношениях к Европе и нам.
Журналисты, писавшие в 1812 году, должны иначе писать в 1815 и мало-помалу согласоваться с намерениями правительства... Само собою разумеется, что сие правило должно быть хранимо между членами комитета и при каждом случае наблюдаемо столько, сколько благоразумие и опытность каждому цензору внушить могут»146.
Непосредственно, или уже в виде отзвуков, доходило это правительственное регулирование идей и до духовной цензуры.
Например, в 1806 году было составлено Синодом и разослано по всем церквам объявление, утверждавшее, между прочим, что «Наполеон мечтает в буйстве своем... похитить (о чем каждому человеку и помыслить ужасно) священное имя Мессии».
После же тильзитского мира, указом 18 июля 1807 года запрещалось уже читать это объявление и заимствовать из него мысли для проповеди.
И, конечно, цензура духовная тотчас же стала делать соответствующие замечания: «Союзных держав, хороши ли они в себе или худы, – сочинителю поносить не следует: ни Вавилоном, ни центром нечестия именовать никак не надлежит»147.
<...>
Глава II. Характеристика деятельности и деятелей московской духовной цензуры
Источник: Духовная цензура в России. (1799-1855 гг.) : [Дис.] / Ал. Котович. - Санкт-Петербург : тип. "Родник", 1909. - [4], XVI, 608, XIII с.










