Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 490 постов 38 902 подписчика

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
68
CreepyStory
Серия CreepyStory

За зеленью зло

Егорка играючи оседлал любимый Трайчик. Срочно нужно было ехать: между листочков мелькнул пушистый хвостик.

Ноги уперлись в педали, но рвануть с места не вышло – трава и кочки совсем не то, что асфальт. Егор уже забыл, как, кажется, всего год назад еще не доставал до педалей, а на седло новенького велика его сажал папа. Поднимал высоко, потому что сам огромный, и опускал, затем катал, смешно пердя губами. Катал как взрослого – с крутыми виражами. Именно папа назвал велосипед Трайчиком, и Егорка запомнил это забавное прозвище, хотя не понимал, что оно значит. Запомнил он и то, что, когда подрастет, папа подарит ему такой же, только больше и мотоцикл, и они будут кататься вместе: Егор, папа и его бородатые друзья.

Но теперь папы нет.

Малыш подкатил к кустам, высоким и большим, почти как острова в мультиках по телику. Только вместо океана вокруг трава.
– Не уезжай далеко, а то бензина не хватит, – бросила сухо мама со своего цветастого островка из покрывал. Что-то стало в последнее время с ее голосом.

Но не услышал ее Егорка не поэтому: между ветвей, действительно, серел пушистик, и его негромкое мяуканье было куда понятнее, чем мамины запреты. Припомнив один из них, Егор проглотил сорвавшееся было: «Мам, здесь котенок!»

Крутанув руль, он покатил в кусты напролом. Папа любил под конец гонки толкнуть Трайчика прямо в башню из кубиков или гору мягких игрушек и, когда снимал затем Егорку с сиденья или ловил, если тот не удержался, повторял, посмеиваясь: «Всегда иди напролом». Егор не понимал, зачем идти, если он едет, но старался не забывать. Не успел его подхватить отец только раз, тогда они с мамой долго ругались. Егорка плакал, он ударился головой, но никто так и не поднял его и не подул на ранку. Лишь крики срывались с их губ.

Руль пошел ходуном, переднее колесо запрыгало. Пушистик в испуге шмыгнул вглубь. А в лицо ударила ветка. Егор зажмурился и не заметил, как оказался на земле, попой ударившись о заднее колесико. Кое-как стерпел, не вскрикнул: а то мама накажет. Только растер место боли и, подскочив, хлопнул со злостью по вредной ветке, а затем смахнул слезу.

Боль в попе не хотела проходить. Или в заднице – как часто говорят родители других ребят на площадке: «По заднице получишь». И это странно: Егорка точно знает, что задница – это какая-то деталь мотоцикла, потому что, когда он спросил у мамы, где папа, она ответила: «Ушел за новой задницей». Она не очень любит его мотоцикл, ведь он такой супер-крутой, что детали к нему надо искать так долго.

Егор вновь с обидой хлестанул по ветке, и боль как по волшебству затихла. А ветка, словно испугавшись, отступила, пропуская внутрь. Егорка пролез глубже, потом еще дальше. И ахнул.
Он будто оказался в тайном домике!

Совсем как у мальчишек в папиной деревне: они проводили там дни, играли, прятались от взрослых, жили, но его не пускали. Слишком маленький. Он не обижался, все равно ведь подглядывал. Но мечта забраться в их убежище живет уже целый год, но мама сказала, что этим летом не повезет его к бабушке, потому что не хочет, чтобы она воспитывала ее сына, если в первый раз у нее получился безмозглый осел.

И вот теперь у Егорки есть свой домик.
Ветви здесь расступались, нависали сводчатыми стенами, живыми, легкими, переливчато-зелеными. Нависали, но не давили, укрывали, но не отсекали от наружности: мотая головой, Егорка видел и серые облака на голубом небе, и яркие цвета покрывал так, точно собираешь пазл, постоянно переставляя детали. Пол в домике был неровный, травы мало, больше черной листвы и пыльных, выцветших оберток. Но две кочки на глазах обернулись мягкими стульчиками – и не нужно таскать ведра или кирпичи, как деревенским. Прям как у мамы в комнате, перед зеркалом: она зовет их пуфиками.

Мама!
В пазле не хватало мамы! Покрывала были, а мамы...
Вмиг Егорка покрылся потом. Захолодило спину. И перехватило дыхание. Расталкивая ветки, он принялся вглядываться. Неужели мамы не было?! Куда она ушла? Без него! Сердечко билось безумно, захотелось в туалет.

То приседая, то вытягивая шею, он наконец уловил движение на покрывалах. И лишь секунды спустя дошло: мама просто прилегла. И, действительно, в тот же миг он ее вдруг и очень просто различил. И услышал даже отголоски песни, которую она включила на телефоне.

Егорка выдохнул и отпустил ветки. Только теперь почувствовал, как больно впивался в ладонь острый сучок. Замахал рукой, прогоняя боль, другой смахнул пот со лба. Все было хорошо: маму отсюда видно, она рядом, она услышит и, конечно, не оставит. Он хотел уже снова развеселиться, но прежде обернулся – сможет ли вылезти обратно, откуда пришел? Свет был совсем близко, еще ближе – Трайчик, почти слившийся с листвой.

Хорошо, он просто сядет на стульчик – удобно, нет? Посидит самую малость, последит за мамой из засады, как это делали мальчишки.
Егор шагнул к мохнатому пуфику, косясь на мелькающую в зеленом маму. Сел, повернувшись к ней, и рассмеялся.
Класс! Бе-бе, я в домике. Найдите меня.
Так и подмывало позвать маму: «Ку-ку!»
Я спрятался. У меня тут свой дом и…
Он услышал мяуканье. Да, и здесь у него будет киса.

Пушистик сидел на втором стульчике, который возвышался у самого подножия ветвей.
– Кис-кис, – позвал Егор.
Котенок пригнул голову, словно сейчас спрыгнет и подбежит. Но все же остался сидеть на своей кочке. В отличие от зеленой Егоркиной, она была засыпана все той же увядшей листвой. Над тельцем Пушистика размеренно покачивалась веточка, тонкими и острыми листочками поглаживая его.

Кусты зашелестели. Это поднялся ветер. Шепот, побежавший по ветвям, прогнал отзвуки музыки, оборвал ниточку к маме. Когда ветерок легонько потрепал макушку, Егор уловил запах. Знакомый, такой, который он сам, бывает, до последнего пытается скрыть, когда запачкает трусы.
«Кисуля тут гадит», – догадался он.
И все-таки что-то еще ощущалось в воздухе, ставшем разом нестерпимо зловонным. Егорка вскочил, зажал нос.

Однажды, когда родители заперлись на балконе, он, забравшись на стул, стащил из холодильника рыбку: хотел накормить кису во дворе. Но долго не мог придумать, куда ее припрятать, чуть не умер от страха, хотя и слышал: мама и папа все еще на балконе. Они были громкие, как и через день, когда ванную комнату заполнила вонь от забытой им рыбки.

И этот запах бедной рыбки был сейчас здесь.
Егорка пошел наружу. На первом же шаге налетел ветер – резче и от земли. Он погнал черные листья к Пушистику, забросил густую вонь в рот Егора так, что он закашлялся. Листья с шорохом, похожим на глубокий вдох, налетали на кочку. Липли друг к другу. И она росла, набухала.

Котенок куда-то делся, зато сквозь проступившие слезы Егорка разглядел то, что показалось из-под сдуваемой листвы: резинка для волос, заколки, ободок, лопатка, пистолетик и машинки. Такой же пистолетик был дома, и именно это отчего-то напугало больше всего. Нет, машинкам он не обрадовался и подбирать их не думал.

Так же внезапно, как налетел, ветер стих. И Егор услышал, как громко дышит – нос уже не зажимал, вонь глотал, не замечая, – и как часто бьется сердце. И заметил, как сгустились кругом тени. Покосился в сторону мамы: ищет она его или нет? Она по-прежнему отдыхала, теперь на боку. Вот только зачем-то перестелила покрывала на новое место – подальше.
Да как же он теперь до нее докричится?

Но только раскрыл рот, как с каким-то чавканьем, отчетливым и нарастающим, кочка, облепленная увядшей листвой, стала вытягиваться вдоль ветвей, у подножия которых пульсировала.
Вопль застыл в груди, с болью распирая ее. Егорка попятился и свалился на попу-задницу. А черная хлюпающая и шелестящая масса росла, как ребенок, сидящий на корточках, выпрямляет спину и поднимает голову. И самое ужасное, что так оно и было.

Не в силах зажмуриться, Егор смотрел, как проступают острые коленки, как в тонком месте возникает шея, отделяя черную голову от черного же тела, как зеленая листва ложится на макушку волосами, как, покрывая туловище по бокам, ветви превращаются в руки с острыми изумрудными коготками.

Он задыхался. В груди давила боль. Спину и ноги сковал холод. Егорка не мог встать, не мог бежать, вцепился пальцами в траву. Казалось, ветви обступили его, налились твердостью, как прутья решетки, и кусты все больше и больше, а мама все дальше и дальше.

И папы нет! Почему его нет?! Он бы спас его, обязательно спас! Почему он больше не с ним?

Егор боялся, что чудище встанет и набросится на него. Но черная зловонная фигура – фигура девочки – словно приросла к ветвям: она тянулась вперед, а они не пускали. Затем она замерла, будто сдалась. Поникшая было голова медленно повернулась в его сторону, вздернулась, глаза распахнулись.
Вместо зрачков глазело лишь белое. Копошащееся, ползающее и осыпающееся. Чудище вновь подалось вперед и раззявило пасть пугающе широко, готовое за один вдох всосать Егорку или зарычать так, что сердце не выдержит.

Но не было злобного ора, из недр черной воронки выпорхнуло щебетание. Игривое, задорное, светлое. Егорка даже хохотнул. Нестерпимо захотелось вдруг, чтобы все обернулось внезапно хорошо. Пускай птички поют, солнце светит, а чудище окажется добрым, и они смогут подружиться.
И даже оцепенение спало, Егор подобрал ноги, присел.
Щебет нарастал, и в пасти показался клювик, затем шустрая головка. Егор рассмеялся. Подпрыгнув, захлопал в ладоши. Разве может быть злым чудище, которое хранит в себе птенчика?

Пернатый болтун выпорхнул из пасти, и та, чавкнув, захлопнулась и растянулась в улыбке. А затем чудище рвануло вверх, вставая на ноги. Легко и невредимо просочилось через оплетавшие зеленые ветви. Точно как песок в песочнице проходил между пальцами Егорки.
И под заливистое щебетание девочка зашагала к нему.
Вовсе не чтобы дружить, в ужасе и отчаянии понял Егор, и волосы стали дыбом. Улыбалась она кровожадно. И руки тянула к нему, а не к машинкам, чтобы вместе поиграть. К нему, к его сердцу, которое, сжавшись, провалилось куда-то так, что и он сам куда-то рухнул, полетел.
В глазах поплыло, уши раздирала дикая трель, а в нос ударил запах туалета. Егорка ощутил на коже холодное скользкое прикосновение и не сдержался, намочил трусы.
Больнее всего было, что его так никто и не поднял с пола, не подхватил, падающего в бездну.

Ольга проснулась от крика. Но был он во сне или наяву – кто знает? Не она точно. Как же так ее сморило? Пора все-таки заканчивать с клюквенно-водочными коктейлями.
Она присела, голова – в свинцовом тумане. Сколько времени прошло?
Музыка больше не играла. Да и экран айфона не загорался.

Оля вздохнула. Взяла и уснула посреди поля! Сумка нараспашку, телефон на виду – берите, кто хотите.
– Егор, – позвала она устало. Почему-то была уверена – он тут рядом, ловит кузнечиков или копается в земле.
Бывало, она и дома засыпала, а когда просыпалась, сыночек так и сидел подле нее, разве что игрушку сменил. Он же теперь от нее не отходит, это с папашей они смелые.
– Егор, иди кушать. Апельсин будешь?
Ответа не было. Тоже уснул? Обернулась, отчего слегка помутило, огляделась.
Пусто, зелено.
Она поднялась, покачиваясь, всмотрелась. Трава, кусты, вышки ЛЭП, и нигде его светлой макушки.
По спине побежали неприятные иголочки, заныло под ложечкой.
– Егор! Быстро сюда! Уходим домой! – закричала строго.

Но отклика… не будет – уже знала она и, не дожидаясь, сорвалась с места. Встревоженное сердце выдало другим – забытым – голосом:
– Егорка, ты где? Выходи.
Пошла по траве. Босиком. На сандалии времени нет, да и рукам этим с ремешками не совладать.

Зашагала по кругу, подскакивая, когда стебельки больно кололи. Провода ЛЭП гудели, усиливая внутреннюю дрожь. Голова трещала и без проводов. В отдалении на мосту жужжали отрывисто машины, спеша из одного района города в другой.

И с чего она решила, что здесь, на этом богом забытом пустыре, безопаснее, чем на пляже или в парке? Да, там Егор может утонуть или заблудиться, но там есть люди, а здесь… Кто здесь ее услышит, если...
И где здесь? Кто вообще знает, что этот пустырь существует? Это слепая зона, мертвая. На самом краю зрения, у границы реальности. С моста люди на скорости видят лишь пятно. Из окон домов, до которых, кажется, рукой подать – скучную картинку, неизменную, неживую, застывшую, как обои на дисплее.
Она здесь все равно что в параллельном мире – без людей, но совсем не обязательно безлюдном.

И за кустами сына тоже не оказалось. Ольга вернулась к покрывалам вся в холодном поту. Еще и телефон сел. Не позвонить, не позвать, не отойти – прибежит Егорка, а мамы нет, ушла, бросила!
В горле встал ком. Глаза защипало.
– Егор! Иди к маме! Ты где?! Выходи!
Оля замерла, прислушалась. Вновь оглядела зеленый пустырь.
Нет, не мог он уехать далеко, зачем? Глупости…
Сам – не мог, но… Нет, зачем? Кому это надо, похищать?
Маньяку! Извращенцу!

И тут она зарыдала. От страха, удушающей вины, беспомощности и растерянности, от одиночества. За что ей все это? Почему все ей, почему она одна виновата? Всего-то хотела отдохнуть, устроить пикник, развеяться – это было необходимо, иначе она сошла бы с ума.
Какого черта она одна, здесь, посреди кошмара? Как он посмел?! Ушел, бросил. Уехал в закат, катать другую дурочку...

– Егорка, ну ты чего? Прости! – вырвалось в сердцах.
Ветка хрустнула в кустах. Оля мигом обернулась, вгляделась. В груди затрепетала надежда. В зелени листвы глаза различили чужеродный зеленый.
Велосипед!

Она кинулась в кусты. С внезапной яростью набросилась на ветви. Раздвигая прутья, сдирая листья, пробиралась вглубь. Из черноты, пронзительно свистнув, выпорхнула птичка. Оля вскрикнула и, не устояв, повалилась в междуветвие.
Птичка уселась на ветке и, резво вращая головой, не сводила с Оли черных глазок. Щебетать и чирикать, как нормальная птица, она не собиралась.

Оля вскочила и бросилась дальше. Ломая ветки и царапая кожу. Зачем Егорка сюда полез? Хотел… напролом. Ну, разумеется! Папаша-идиот научил бараньей мудрости!
Внезапно ветви кончились, и она ввалилась в пустой промежуток.

Егорка!
Оля увидела его, лежащего на земле с запрокинутой головой, абсолютно бледного, запачканного старой листвой. Комбинезончик был мокрый.
Кинулась к сыну. Он сам был весь мокрый, холодный и какой-то твердый, закоченевший. Маленькие пальчики зарылись в землю. Зрачки закатились.
Но он был жив: его била мелкая дрожь.

– Егор, ты слышишь? – позвала Оля. – Я здесь. Мама рядом.
– М-ма-мм, – промычал сынок.
– Конечно, мама, Егорик. Как же ты меня напугал! Но теперь все хорошо.
Она отерла его лицо, все в слезах и соплях. Подхватила на руки и прижала к себе. От холода поползли мурашки. Егорка дрожал, и кожей груди она чувствовала, как бешено бьется его сердце.
– Пойдем отсюда.

Оля встала и, старательно укрывая сына, нырнула между ветвей. Замерла на миг. Спину жег чужой взгляд, но оборачиваться она не стала.
Велосипед отпихнула. Нет, забирать не собиралась, успела заметить там, в логове, разбросанные игрушки. Трофеи. Оставила в какой-то суеверной надежде.

Когда они выбрались на солнце, веки сына затрепетали, он взглянул на Олю.
– Я уп-пал, мам.
– Ничего страшного, – она погладила его по волосам и, сдерживая слезы, улыбнулась: – Я тоже.
– Мам-м-а, п-пчему п-плохая дев-в-очка сказ-зала, что пап-па сов-всем не в-верн-н-ется?
Егорка заплакал.

Автор: Женя Матвеев
Оригинальная публикация ВК

За зеленью зло
Показать полностью 1
46

Чердак. Глава 7/23

UPD:

Чердак. Глава 9/23

Чердак. Глава 10/23

Чердак. Глава 11/23

Чердак. Глава 12/23

Чердак. Глава 13/23

Чердак. Глава 14/23

Чердак. Глава 15/23

Чердак. Глава 16/23

Чердак. Глава 17/23

Чердак. Глава 18/23

Чердак. Глава 19/23

Чердак. Глава 20/23

Чердак. Глава 21/23

Чердак. Глава 22/1/23

Чердак. Глава 22/2/23

Чердак. Глава 23/23 (финал)

Чердак. Глава 1/23

Чердак. Глава 2/23

Чердак. Глава 3/23

Чердак. Глава 4/23

Чердак. Глава 5/23

Чердак . Глава 6/1/23

Чердак. Глава 6/2 /23

Чердак. Глава 8/23

Мирон к утру поправился и даже словно помолодел, потому что аппетит появился зверский. Давясь слюной, он думал только о еде, любой еде, желая, чтобы поскорее хоть кто-то из женщин дал ему хоть корочку хлеба.

А ещё в памяти стало ясно, как в погожий день, и воспоминания приходили сами яркие, живые, только все на одно лицо – невыносимо гадкие воспоминания. И Мирон этим воспоминаниям, кряхтя, всё же поддавался. Надо было же как-то убить время и заглушить голод. Поэтому, он прикрывал глаза, позволяя воспоминаниям забрать себя из реальности в свои глубины, так даже можно было представить, что он смотрит кино о своей жизни, только с красками и ощущениями. Волшебное кино, пусть оно и было неприятным.

Вот Настя заходит в незакрытую дверь спальни Мирона, и её лицо теряет все краски, белея так сильно, словно кто выпачкал кожу мелом. Она меняется лицом ещё больше, теперь серея и округляя, выпучивая от сильного удивления глаза, когда видит посуду на полу, пустые хозяйские бокалы от вина и тарелки. И его, лежащего на матрасе голым, совершенно обессилевшего, потного после любовных утех с ведьмой с пустым взглядом перед собой. И если бы не его тяжёлое, сбивчивое дыханье, то она бы подумала, что он умер.

Мирон не смог даже повернуться, когда Настя тихонько его позвала. Затем ещё раз и ещё, срывая голос на хрип. А затем, не выдержав отсутствия хоть какой-то реакции, она присела рядом и начала тормошить его, лупить по щекам. А он не мог даже заплакать, только медленно, с огромным трудом сместил взгляд и сумел посмотреть на неё, уверенный, что у самого сейчас глаза пустые, как у куклы.

И всё, что сумел рассмотреть, это осунувшееся разом лицо Насти, взгляд сердитый и горько-едкий, но такой пронзительный в своей силе, идущий от самого сердца, при этом жаркий от гнева и разбитых надежд.

Настя, его любимая женщина, она ведь всё поняла и теперь этим взглядом требовала объяснений и одновременно упрекала, а он, как ни старался, так не мог ничего сказать и объяснить.

Конечно, Настя тогда посчитала себя преданной, брошенной им ради своей хозяйки. Сердце Мирона разрывалось на части, потому что знал: ведьма специально не запирала дверь, намеренно предоставила Насте такую возможность – увидеть всё своими глазами: и то, на каких правах у хозяйки теперь её любимый Мирон, и то, как та его кормит и поит, не жалея ни дорогого вина, ни разносолов и вкусностей, которые готовит простая служанка Настя. Чтобы та поняла, насколько выше во всех отношениях её – Насти, для Мирона Эльвира Павловна и то, что Настя такой красивой женщине, как хозяйка, и в подмётки не годится.

И вот Настя ушла, крепко выругавшись сквозь зубы, забрав с собою поднос с грязной посудой. И, судя по тяжкому вздоху, в коридоре её ожидала Эльвира Павловна, сказавшая Насте что-то колкое, горькое, но для Мирона неразборчивое. А затем ведьма вернулась в спальню, закрыла дверь за собой и некоторое время сидела на стуле подле матраса, одарив его торжествующей улыбкой женщины, урвавшей свой заветный кусок желанного лакомства.

Мирону же хотелось вскочить и немедленно разорвать эту гниду на части голыми руками, а затем выпрашивать, вымаливать у Насти прощенья и, если понадобится, на коленях. Этого Мирон желал больше всего на свете.

- Ну, ну, любовничек, не надо так злиться, тому, что прошлое для тебя мертво, а будущее имеет место быть только подле меня, - словно ощутила его настроение ведьма и встала, чтобы потрепать Мирона по волосам, безо всякой ласки, как гладит порой хозяйка нелюбимую псину.

И, снова улыбнувшись, ведьма ушла, щёлкнув запертой дверью. От отчаяния Мирон тихонько заскулил и так же тихо, хрипло завыл, как раненый зверь.

Ему с огромным трудом удалось повернуться к стене, прижать колени к груди и разрыдаться от обуявшей душу и тело болезненной муки, так постыдно, непривычно и совершенно не по-мужски.

Записав все дела в чёрный гроссбух, Эльвира Павловна положила его в столешницу под замок и, подлив из кофейника в чашку кофе, откусила кусочек от жёсткого овсяного печенья, прожевала, поморщилась, решив выбросить засохшее печенье в мусорку. Хотелось сладенького, вот незадача.…

В такое позднее время глупо посылать служанок в круглосуточный магазин, провозятся слишком долго… И вообще, из выпечки лучше покупать свежее в фирменных магазинах, что она с утра и поручит сделать этим ленивым курицам.

Она достала блокнот с листами на пружине, где записывала срочные поручения для своих ленивых и старых куриц. Черканула нужное, встала со стула, подошла к стеклянным полкам и открыла ту, что по центру с книгами по магии и эзотерике. Там лежал ещё один гроссбух, с кожаной обложкой красного цвета, доставаемый редко, но метко, в особых случаях, когда Эльвира Павловна завершала один из своих удачных или неудачных экспериментов с разного рода зельями. В него она и записывала результат со всеми подробностями. А ещё она бы никому в этом не призналась, но для вдохновения частенько перечитывала свои удачные достижения, тогда и настроение поднималось, и сразу руки сами чесались взяться за новый эксперимент.

Так и сейчас, бережно достав гроссбух с полки, она ласково провела пальцами по обложке и вернулась к себе за стол, открыла нижнюю столешницу, где хранился дорогой памятный шоколад, привезённый из-за границы бывшими клиентками. Вздохнула, посмотрев на последнюю плитку бельгийского шоколада, который и есть жалко было, облизнулась и таки взяла в руки, решив, что давно пора и Танечку надоумить дарить хотя бы к праздникам правильные сладости.

Людка появилась в доме внезапно, но именно тогда, когда тварь подросла, а в квартире уже не хватало места для клеток с возросшей живностью.

- Вот тебе помощница, Настя, - сказала Эльвира Павловна, подойдя со спины, чем изрядно напугав увлечённую готовкой по поваренной книге хозяйки Настю.

От такой неожиданности Настя вздрогнула и грохнула крышкой кастрюли по столу, затем повернулась лицом к хозяйке, но взгляд сам остановился на Людке. И в тот момент в её мозгу что-то шевельнулось не объятое сонной дымкой, а такое живенькое, бодрое и рациональное, как прежде. Вопрос со страшным смыслом пришёл сам, без спроса вырвался изо рта:

- И что теперь? Меня уволят, да?

- Что ты, глупенькая курочка, конечно, нет. Наш договор – он же навсегда, Настенька. Как и теперь будет с Людой. Вы знакомьтесь, привыкайте друг к дружке пока что. А я по делам съезжу в город… - многозначительно бросила Эльвира Павловна и поспешила уйти.

- Что мне делать? - как к начальнице обратилась к Насте Людка: в простом круглом лице ни капли хитрости, руки впереди сцеплены – видно, что не по себе и ей.

В мозгу Насти пелена дрогнула. То, может, подействовало нарушение привычной зоны комфорта или предположения, что её заменят другой, а сытая жизнь со ставшим размеренным укладом кончится из-за этой рослой и нескладной, при этом жилистой девицы.

Зачем она вообще понадобилась Эльвире Павловне, а, скажите? Им и вдвоём неплохо было. Настя справлялась и, если надо, работала бы вдвое быстрее и, что нужно, делала. Ну, зачем поступать вот так.

- Я не виновата… - по-простецки отозвалась Людка и посмотрела прямо в глаза Насте своими серыми глазами, а там, внутри, такая наивность детская, безо всякой задней мысли и вообще без толики живого ума. Насте сразу понятно стало, что Людка совсем не далёкая, и это понимание неожиданно примирило с её появлением.

- Хорошо, - вздохнула Настя, помешав грибной суп. - Ты смотри пока,  как я и что делаю, запоминай. Если непонятно, то обязательно спрашивай. А там с остальным по ходу дела разберёмся…

- Я Люда, - вдруг протянула свою руку молодая женщина и искренне улыбнулась.

- А я Настя, - пожала её по-мужски крупную ладонь и вернулась к помешиванию супа.

Людка вскоре понравилась Насте: немногословная, робкая и в своих мыслях простая, как топор. Она говорила только, когда об этом напрямую просили, не докучала, работала много, с охотой и никогда не капризничала. А ещё любила поесть и ела много, как мужик чернорабочий. Настя даже завидовала, потому что вопреки своему обжорству Людка совершенно не толстела.

И о себе она рассказала без принуждения только то, что детдомовская.

Людку поселили рядом с Настей в кладовке и поручили поначалу самые тяжёлые из работ: ездить за живностью да ловить бродячих котов, собак, тех прикармливать со снотворным и сразу отправлять на чердак к твари.

К слову, Людку практически сразу оповестили о хозяйкиной хищной зверушке, которую надо хорошо кормить и держать о её присутствии на чердаке язык за зубами.

Она, к удивлению Насти, восприняла это совершенно спокойно и не боялась ни самой зверушки (которую в темноте не видела, а только слышала, как и Настя), ни самого чердака. Вот же где странная женщина… Настя предположила сему объяснение, что Людке просто не хватает ума бояться. Впрочем, работала она хорошо, и хозяйка вскоре хвалила уже их обеих практически наравне.

И всё было хорошо и размеренно до поры до времени, жизнь шла в своей обыденности – в привычных делах и планах Эльвиры Павловны, которыми та не делилась со служанками ни словом, разве что потом оповещала.

Может, поэтому и неприятности заявили о себе внезапно, как снег на голову.…

Спорить и судить об этом трудно, считала Настя, но в очередной диктофонной записи на «мотороллу» ввела пояснение, что Эльвиру Павловну жильцы их двухэтажного дома не любили, шептались, косо поглядывали и, надо сказать, боялись.

Бабка Мартынова (хотя внешне она совершенно не сочеталась со словом «бабка», но так за спиной злорадно её называла Эльвира Павловна) обитала на первом этаже и, по слухам, получила квартиру от государства за заслуги в работе на швейной фабрике. Она хоть и ушла на пенсию по возрасту, но оставалась такой же энергичной, как и в молодости, вот только дружелюбием особым к соседям не отличалась. Характер такой имела и, вообще, заметно богаче была остальных жильцов: об этом говорила дорогая одежда, украшения и продукты, которыми баловала себя в универмаге пенсионерка.

И ходила та постоянно на каблуках, вопреки возрасту – на зависть остальным женщинам, молодилась, красила губы яркой губной помадой, сочного цвета малины. В общем, хоть и недружелюбная, а очень любопытная была бабка Мартынова, всегда обо всех соседях всё знала и у окна в гостиной часто просто так сидела и глядела, чаёвничала, а заодно видела, кто и куда да во сколько идёт и возвращается.

Не раз та приходила к Эльвире Павловне без предупреждения и громко жаловалась и вопросы всякие разные задавала, особенно о живности в клетках и, не дождавшись устроивших её объяснений, как слышала Настя из своей кладовки или специально останавливалась во время уборки, чтобы послушать, как выкрутится из щекотливой ситуацию Эльвира Павловна. Как часто бывало, хозяйка умудрялась разрешать конфликт с помощью долгой паузы и гипнотического воздействия. Или бабка Мартынова, наконец, возьмёт с её рук предложенное заговоренное печенье, или согласится, наконец, зайти в квартиру на такой же вкусный, как печенье, но с подвохом чай.

Вопреки ожиданиям Насти, этого варианта никогда не происходило: на чай бабка Мартынова не соглашалась, словно интуитивно чувствовала в этом предложении неясную угрозу. Тогда Эльвира Павловна, видимо, включала свой гипноз.

После гипнотического внушения хозяйки бабка Мартынова временно исчезала, забывая про все свои претензии. Но однажды Людка сильно оплошала: открыла дверь квартиры Эльвиры Павловны на стук, и бабка Мартынова проявила неожиданную прыть – юркнула в квартиру и давай всё разглядывать. Как раз там было на что смотреть.

С утра Людка пополнила с рынка запас животных, Настя же в это время закупалась продуктами в магазине, сама же хозяйка уехала по своим надобностям.

Ух, как бабка Мартынова разоралась, разглядывая клетки с живностью в коридоре, и так угрожающе стращать начала, что Людка совершенно растерялась и совсем сникла.

Настя благо ещё пришла, когда бабка Мартынова во всю глотку угрожала привести санэпидстанцию, махая кулаками. А сама страшная лицом стала: щёки побагровели, на лбу пот выступил, вся постарела разом, и лоск моложавой дамы сам собой испарился, даже помада малиновая размазалась и передние зубы окрасила, подчеркнув старческую желтизну кожи.

И от её вида даже Настя растерялась, только могла, что делать, как поддакивать, пока бабка Мартынова, наконец, не высказалась и не ушла. А после её ухода Настя и Людка отошли, задумались и очень испугались гнева Эльвиры Павловны. Потому что чувствовали: надо было совсем по-другому себя вести, а не теряться и слушать угрозы...

И со страха служанки напились. Так и застала их, вернувшись, двоих на кухне за столом похрапывающими, Эльвира Павловна.

- Так, так, - грозно выговорила она, затем матюгнулась в сердцах и села рядом, приказав рассказывать, что случилось.

А Настя и Людка еле языком ворочают, только глаза круглые от страха стали, виноватые такие. И Эльвира Павловна не постеснялась затащить их в ванную, практически за шкирку, как волокут котят, и, впихнув в ванну, окатила сильным напором холодной воды из душа, приговаривая заговор от опьянения. Хотя могла бы и поласковей обойтись со своими служанками, просто над водой пошептать этот заговор и воду их заставить выпить. Но в тот момент Эльвира Павловна уж очень на них сердита была.

Протрезвели быстро, испугались ещё сильнее, но Эльвира Павловна, к удивлению Людки и Насти, успокоилась и, выслушав, только прицыкнула языком и сказала:

- Здесь и я виновата, что вас, куриц глупых, не научила, как в таких случаях поступать. А бабку Мартынову, эту суку зарвавшуюся проучу, как следует, но позднее. Сейчас же срочно нужно существо с чердака в подвал перенести и временно там обустроить, - по-змеиному прошипела Эльвира Павловна.

- Но, если увидят, услышат шум в подъезде соседи, что тогда делать? - испуганно заверещала Людка и обняла себя руками за плечи.

- Тыц, курица, меньше думай, а во всём положись на меня. Сейчас я поем, потом карты разложу. Надо узнать, когда проверяющие придут, чтобы как следует к их приходу подготовиться, а затем, мои курочки непутёвые, за сонные чары возьмусь, - хихикнула совсем по-девичьи Эльвира Павловна, а у самой глаза загорелись предвкушением. Любила она подобными делами заниматься, с самых пор как силу получила и сразу экспериментировать вовсю стала безо всяких зазрений совести и стеснения.

Она, воодушевившись предстоящим действом, и наказывать служанок, не стала, ограничившись выговором и предупреждением на первый раз.

Настя и Людка вздохнули с облегчением и так благодарили, что разве на коленях не ползали. Не выдержав, Эльвира Павловна сказала немедленно прекратить заискивать и делом заняться. А дел впереди предстояло ой как много.

Настя помнила ту суету и азарт вдохновения, внезапно охвативший их всех в тот вечер.

Эльвира Павловна заперлась в своём кабинете, а они с Людкой перешли на шепот, доделывая уборку и переходя к готовке, чувствуя себя как заговорщицы какие-то. И вместе с тем, как всё ближе подступал вечер, сильнее нарастала атмосфера тайны, и оттого делалось не по себе.

Вот, наконец, Эльвира Павловна вышла из своего кабинета, довольно улыбаясь, направилась на кухню и села за стол, повелев подать ей ужин и неожиданно разрешив поесть с ней вместе, что ещё больше взбудоражило служанок: такого раньше ещё не бывало. Для Людки точно – усмехнулась про себя Настя, заметив, как напарница округлила глаза, вытаращив их, словно лягушка. «Наверное, и дар речи потеряла от радости», - подумала Настя, посмотрев на опешившую Людку, и быстренько разложила на столе посуду, тихонько, толкнула ту в бок и шепнув, чтобы не витала в облаках.

За ужином Эльвира Павловна просветила служанок, рассказав детали плана и заставила каждую служанку повторить подробности. И потом, когда запомнившие, что и как надо делать, Людка и Настя озвучили требуемое хозяйкой без ошибок, то Эльвира Павловна пристально посмотрела на обеих, одарив тяжёлым взглядом, а затем пригрозила, выставив вперёд указательный палец, улыбаясь при этом так жутко, что от её взгляда и улыбки Настя и Людка заледенели не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться.

- То-то же, мои служаночки, вижу, что понимаете, знаете о последствиях, если вы вдруг напортачите, - многозначительно произнесла хозяйка и отвела взгляд, принявшись за еду.

Людку и Настю сразу и отпустило, а кусок в горло лезть перестал, как и былой аппетит на вкусные кушанья вдруг исчез. Словно почувствовав, что с ними происходит, Эльвира Павловна паточным и мягким, как бархат, голосом приказала:

- Ешьте, сил набирайтесь!

И аппетит тотчас так же неожиданно к ним вернулся, как и исчез.

Показать полностью
28

Предварительный диагноз: Перерождение . Финал

Предварительный диагноз: Перерождение . Финал

Книга целиком - https://www.litres.ru/book/daniil-azarov/predvaritelnyy-diag...

Предыдущие части

Предварительный диагноз: Перерождение. ч1

Предварительный диагноз: Перерождение. ч2

Предварительный диагноз: Перерождение. ч3

Предварительный диагноз: Перерождение. ч 4,5,6

Предварительный диагноз: Перерождение. ч7-8

Предварительный диагноз: Перерождение. ч9

Предварительный диагноз: Перерождение. ч10

Предварительный диагноз: Перерождение. ч11

Предварительный диагноз: Перерождение. ч12,13

Предварительный диагноз: Перерождение ч14

Предварительный диагноз: Перерождение ч15

Предварительный диагноз: Перерождение ч16

Предварительный диагноз: Перерождение ч17

Предварительный диагноз: Перерождение ч18

Предварительный диагноз: Перерождение ч19,20

Предварительный диагноз: Перерождение ч21

Предварительный диагноз: Перерождение ч22

Предварительный диагноз: Перерождение ч23

______________________________________________________________________________________________________

Я стою посреди огромной комнаты. На потолке мерцают неровным светом плоские плафоны ламп. Под ногами серый бетонный пол.

Вместо стен – высокие зеркала. Все они отражают меня, но по-разному. Сразу в нескольких я вижу паукообразного Аркадия Степановича. Он скалится, перебирает тонкими угловатыми ногами. С торчащих из щёк жвал капает бурый зелёный гной.

Страх. Но чего может бояться тот, кто всё потерял? Даже грядущая неизвестность больше не пугает, скорее притягивает своей неопределённостью.

Изображения монстра гаснут. Зеркала становятся матово-чёрными.

Чуть дальше – молодой улыбающийся Сергей. Выше – Борис. Справа от меня – Артём, за ним – Кристина и брат.

Боль. Виноват ли я в том, что с ними произошло? Да. И нет. Каждый из нас выбирает свою судьбу. Становится жертвой обстоятельств или сам создаёт эти обстоятельства для других. Таков закон природы. Но так или иначе мои друзья и близкие остаются со мной. Потому что я их помню. И память о них будет согревать меня всегда.

Отражения меркнут.

Теперь меня окружает множество Константинов. В одном зеркале он что-то объясняет, протирая очки краем рубашки. В другом – помогает мне встать в коридоре своей квартиры. Вот вытаскивает из погреба маленькую девочку, свою будущую приёмную дочь. Но больше всего изображений, где профессор держит за горло Семёна, выкачивая из него энергию.

Гнев. Безнадёжно больной нашёл способ обмануть смерть. Поставил на карту всё ради жизни. Выиграл, но потерял единственного человека, ради которого стоило жить. Понял ли он это, ослеплённый злобой и яростью? Скорее всего, нет. А когда поймёт, горечь такой победы выжжет несчастного дотла. Мне жаль его. Искренне жаль.

Разом гаснет весь свет. В темноте раздаётся удар могучего колокола. Я падаю на колени, закрываю уши руками. Чувствую, как меня осыпает осколками лопающихся зеркал. Второй удар. Третий.

Звук резко обрывается. Посреди комнаты вспыхивает три лампы. В светлом круге под ними стоит массивный чёрный кристалл. Он весь испещрён трещинами. Вокруг него безжизненно лежат какие-то тёмно-серые верёвки.

Нет. Я знаю, что это. Ветви. Ветви умирающего Древа.

Поднимаюсь, подхожу ближе. Под ногами скрипит битое стекло. Верхушка кристалла надламывается, падает на пол, разбиваясь вдребезги. Стенки одна за одной вываливаются наружу, делая его похожим на широкую чашу с острыми неровными краями. И в её центре лежит на спине младенец. Девочка. Она недовольно хнычет, тянет ко мне пухлые маленькие кулачки.

Я изумлённо беру её на руки.

Чувствую её тепло. Прижимаю к груди.

Ребёнок успокаивается, засыпает и превращается в серебристый туман. Дымка впитывается в чёрную кожу. В этот момент я обретаю Знание. Оно обрушивается на меня бесконечной лавиной.

У Древа всегда была душа. Сефирот и Клипот. Мальчик и девочка. Двуединство противоположностей, которые не могут существовать друг без друга. Ключевой фрагмент системы мироздания. Теперь я понимаю, что надломило брата. Разрушив Древо Жизни, Семён увидел внутри убитого им младенца. Это потрясло его. Вряд ли кому-то захочется рассказывать, что он убил дитя. Даже собственному брату. Попытки спасти других людей были своеобразным искуплением. Но Семён не стал преемником, всего лишь сосудом с обрывками информации и бурлящей силой, которую не мог толком контролировать. По сути – бомбой с часовым механизмом. Со сломанным часовым механизмом. Двуединство нарушилось, Древо Клипот умирало. Цикл перерождения жизни на планете оказался под угрозой. А без него...

Я вижу время – странное ощущение. Сотни тысяч, миллионы лет проносятся перед глазами. Я проживаю каждую секунду. Вижу огромные белые корабли, рассекающие бирюзовые волны. Людей, что могли летать, ибо у них были крылья. Странных человекоподобных насекомых с большими выпуклыми глазами. Высоких гордых птиц в скафандрах. Но всегда всё заканчивается одинаково. Синие воюют с красными, четырёхрукие истребляют безголовых, летающие не могут поделить землю с ходящими.

И серый жирный пепел знаменует конец их глупости. И всё начинается заново.

Два миллиарда.

Семь миллиардов.

Четыре миллиарда.

Двенадцать.

Восемь.

Три.

Девять.

Шесть.

Пять.

Одиннадцать.

Восемь...

Настоящий хоровод смертей и взаимного уничтожения.

Я вскидываю голову, кричу, не в силах вынести такой груз.

25

– Он здесь! Нашёл! Сюда!

Слова прозвучали будто издалека. Голос мужской. За ним раздался женский, смутно знакомый.

– Он жив?

– Я не знаю, госпожа, – мужчина ответил немного растерянно. – Изначальная броня должна была его защитить.

Я понял, что лежу на каменном полу. Открыл глаза, но ничего не изменилось, вокруг по-прежнему царил непроглядный мрак. Вытянул руку над собой и упёрся во что-то холодное и скользкое. Это лёд. Я толкнул накрывающий меня купол. Он развалился на две части, я прищурился от света фонаря, неприятно резанувшего по глазам. Меня тут же подхватили под мышки, помогая встать. Вокруг столпились с полдюжины знакомых охранников в костюмах. С ними был священник и женщина. На ней спортивный синий пиджак, чёрная водолазка под горло, джинсы и белые кроссовки. Нижняя часть лица скрыта длинной свисающей тряпочной маской.

– Здравствуй, провидица. – я коротко кивнул ей.

– Приветствую, рождённый в двух мирах. Мне жаль, что мы не успели.

– Мне тоже.

– Но нам нужно торопиться, Древо...

– Мертво, – перебил я. – Страж Порога поднял Завесу Парокет. Король умер, да здравствует король.

Она вздрогнула.

– Значит, око чёрного алмаза скоро откроется. Таумиэль ждёт, мой господин.

– Нет.

– Но старый мертвец не удержит силу Сефирот. Он гораздо слабее твоего брата. Пророчество...

– Управляет вами, но не мной.

Я вижу в отдалении обезглавленное тело Сергея. Рядом безобразные останки моей любви. Кристина. Грудь сдавило чем-то тяжёлым.

- Давай поднимемся наверх, мне душно в этой темноте.

Вся местность у подножия горы была оцеплена гончими. Вместо палаток теперь стояли два военных грузовых вертолёта. Вдалеке виднелись железные монстры наших проводников. Солнце клонилось к закату. Значит, прошло не так много времени. Это хорошо.

– Зачем вы преследовали нас? – спросил я, когда мы вышли из церкви. – Из-за профессора?

– Не совсем. Когда стало известно, что Древо Сефирот погибло, адепты разделились на два лагеря. Одни пытались понять, как восстановить цикл, но большинство... – женщина замялась.

– Решили, что так даже лучше?

– Прости, но... Да. Они посчитали, что обладают достаточным могуществом, чтобы держать человечество в необходимых рамках существования.

– И успеть сбежать куда-нибудь повыше, если всё выйдет из-под контроля.

– Да.

– Предсказуемо. Потом появилась моя книга. И вы поняли, что часть Сефирот ещё жива.

– Да. Твой брат стал лишь сосудом. Благодаря своей силе у него получалось какое-то время сдерживать эту энергию, но долго так продолжаться не могло. Я подготовила всё необходимое для возрождения Древа, нужно было только найти вас.

– Ты могла прийти тогда сама и всё объяснить, а не посылать ко мне домой своих зверёнышей.

– Гончие, они... – женщина вздохнула, маска приподнялась, чуть приоткрыв второе лицо, – бывают слишком грубы и прямолинейны. Это моя ошибка.

– Потом остальные узнали про нас и открыли на брата охоту. Смерть носителя уничтожила бы остатки Сефирот.

– Разумеется. И вы связались с Константином, что напугало всех ещё больше.

– Кстати, кто он?

– Другая ошибка. Голем, которого мы вырастили сами. Профессор был одержим так называемой параллельной историей. Пятнадцать лет назад в Саратове он появился в одном из филиалов нашей подконтрольной компании, размахивая распечатками с неоспоримыми доказательствами существования культа, по его словам.

– Прям неоспоримыми?

– Там не было ничего такого, но мы оценили его упорство и въедливость в работе с информацией. Совет решил определить Константина в архив: на нас трудится много обычных людей. А в то время мы активно занимались каталогизацией и оцифровкой документальной базы.

– И профессор получил доступ к древним рукописям. Вы открыли лисе курятник.

– Считалось, что у нас достаточный уровень службы безопасности.

– Как он вышел из-под контроля?

– Когда у него обнаружили неоперабельную опухоль мозга, Константин подал прошение на перевод в статус инициированного посвящённого, чтобы энергия Клипот излечила болезнь.

– Ему отказали, и он исчез.

– Да.

– И вы даже не пытались искать?

– У нас больше пяти тысяч сотрудников в сотне различных фирм. В начале Константин привлёк к себе внимание, но потом затерялся в рутине. А когда следственная группа прибыла на место вашей инициации в его квартире, стало понятно, с кем вы связались, и Совет переполошился.

– А ведь я ему не доверял в самом начале. Знаешь, почему это изменилось?

– Я пыталась заставить Совет отступить, но...

– Слишком много ошибок, провидица. Но ты смогла использовать мою связь с Древом и проникла в сон, чтобы рассказать о Страже Порога. Единственное твоё верное решение, которое, возможно, спасёт мир.

– Я готова к любому наказанию, – женщина опустила голову.

– Позже. Сначала мне нужно закончить с профессором.

– Он опасен, мой господин. Армия Клипот в твоём распоряжении.

– Я должен сделать это сам. А ты пока возвращайся обратно. Совет встал на путь ложной мудрости, их время закончилось.

– Но как...

– Преклони колено, двуликая.

Женщина опустилась передо мной, я положил чёрные ладони ей на плечи.

– Я наделяю тебя сигилой Ход, – мой голос трубным эхом прокатился по всей долине. – Я видел духов лжи, прыгающих, как лягушки по земле, и по воде, и по мерзостному металлу, который всё разъедает и сам не сохраняется. В них я видел Тебя. Ама! Я видел воронов смерти, парящих с хриплыми криками над развратной землёй. В них я видел Тебя. Эйн! Я видел Убийц Мудрости, как чёрные обезьяны, они бормотали порочные глупости. В них я видел Тебя. Тиферет! Будь судьёй, прорицательница, но страшись моего суда. Ибо я спрошу за всё!

Женщина подняла голову. Порыв ветра сорвал тряпичную маску со второго лица. Бельма глаз старухи вспыхнули голубым огнём.

– В тебе я вижу себя, – ответили сразу два голоса.

Руки обожгло ледяным огнём, когда я передал часть своей силы. Женщина застонала, стиснув зубы. Пиджак под ладонями начал тлеть. Я позволил ей вдоволь насладиться болью, которую она заслужила. После сделал шаг назад.

– Вставай, у нас не так много времени. Я не хочу, чтобы Совет увидел ещё один рассвет.

Она медленно поднялась.

– Я выполню твоё поручение, но мы не в курсе, куда и как сбежал Константин. Он может быть где угодно.

– Ты снова ошибаешься, двуликая, – усмехнулся я. – Я знаю, где он. А как сбежал... Смотри.

Присел, положил руки на землю и потянулся вниз.

26

Моршанки действительно оказываются совсем небольшим селом. И время его не пощадило. Часть домов заколочена, а там, где ещё видны следы человеческой деятельности, царит грязь и уныние. Однако издалека можно подумать, что жители решили отпраздновать летом рождество. Иначе для чего развешивать по всей деревне цветные весёлые огоньки?

Только это паутина, которой профессор опутал всю деревню. Вблизи она уже больше напоминает плесень. Зачем ему это? Тоже решил обзавестись такой же уродливой паствой, как и покойный главврач?

Я прохожу первые дома. Вокруг полная тишина. Не слышно даже ночных сверчков. Большая круглая луна наблюдает за мной. Выхожу на перекрёсток и вижу первого обитателя. Все познают силу жизни. Кажется, так сказал Константин? Выглядит эта жизнь довольно неприятно. Одутловатое тело стоит, покачиваясь, посреди дороги. Всё лицо покрывают маленькие шевелящиеся отростки. Из глаз сочится бурая слизь вперемешку с кровью. Пальцы на руках срослись в две клешни с толстыми ногтями. Существо что-то тихо бормочет и без остановки чешет грудь. Из-под разодранной грязной рубахи свисают лоскуты белой кожи. Оно видит меня, наклоняет голову вбок.

– Дай! Хочу! – голос хлюпает, как сапог, застрявший в болотной трясине. – Хочу! Дай! Дай! Хочу!

Делает несколько шаркающих шагов и внезапно бросается вперёд, сбивая меня с ног. Наваливается всем весом, тянется широко разинутым ртом к лицу. Распухший фиолетовый язык мечется между редкими обломками гнилых зубов.

Я слышу звон разбитого окна. Чуть дальше – ещё одного. Новые гости на подходе. Профессор подготовил мне тёплую встречу. Пусть будет так. Упираюсь твари в подбородок, скидываю с себя и вскакиваю на ноги. Из домов вылезают бывшие жители деревни. Ломают заборы, спотыкаются в канавах вдоль улицы, но упрямо направляются ко мне.

– Константин Анатольевич! Вы же читали мою книгу! Неужели думаете, что этот сброд может меня остановить?

Они набрасываются разом, всей гурьбой. В какой-то момент я оказываюсь буквально погребён под живой хрипящей массой. Но их зубы и ногти бессильны против чёрной упругой кожи. Я разбиваю головы, отрываю руки, ломаю распухшие ноги. А доморощенные упыри лезут и лезут, даже лишившись конечностей.

И тут в спину бьёт удар страшной силы. Тело воет от боли, словно в меня плеснули кислотой. Я падаю, перекатываюсь и встаю. По дороге, неторопливо разматывая знакомые плети, идёт Семён. Фигура ярко светится, лицо – безучастная маска. На крышу дома позади него взбирается профессор. Он сильно изменился. Торчащий позвоночник оброс костяными шипами, четыре ноги вокруг туловища выгнуты в обратную сторону и заканчиваются широкими плоскими пластинами. Он вбивает их между брёвен, пока лезет наверх, помогая себе ещё одной парой рук, растущих внизу живота. Оказавшись на крыше, Константин довольно скалится. Поглаживает тонкими пальцами сверкающий в груди камень.

– Эти увальни? Нет конечно! – голос резкий, высокий, как скрежет металла по стеклу. – Но твой собственный брат, посмею предположить, мой юный друг, способен на гораздо большее!

Сука. Чёртов алатырь полностью подчинил себе сознание Семёна. Старая мёртвая сука. Во мне начинает закипать ненужная злость. Уворачиваюсь от летящей наискосок плети, вторая протягивает оранжевую полосу по груди. Я отлетаю в забор, ломая спиной трухлявые доски. Константин пронзительно смеётся. Снова вскакиваю, пригибаюсь от следующего удара, ухожу в сторону. Брат рубит без остановки, крушит ветхую преграду, пытаясь добраться до меня.

– Эйн Мол Каэст!

Между нами вырастает высокая стена чёрного льда. Семён не останавливается, хлещет по ней, как робот. Я толкаю её, и массивная глыба валится вперёд, погребая брата под собой. Запрыгиваю сверху. Вижу светящийся силуэт. Заношу сжатый кулак и... бессильно опускаю. Не могу. Я убью его. Нет. Это слишком даже для того, кем я стал теперь.

– Давай же! – профессор на крыше злобно веселится и пританцовывает. – Чего ты ждёшь?!

А вот его – могу.

Навожу ладонь на дом.

– Сар-тх Эйн Морт!

Ледяной луч ударяет в тёмные от времени брёвна, превращая их в хрупкое стекло. Внешние стены осыпаются белой крупой. Изба валится набок. Константин что-то верещит, соскальзывает вниз. Крыша проваливается внутрь, заваливает профессора обломками.

Я иду к развалинам, попутно раздавая пинки шевелящимся останкам предыдущих противников. Вряд ли такое ерундовое падение могло сильно навредить профессору. Отовсюду торчат поломанные доски. Пыль от разрушения ещё не осела, она танцует в лунном свете затейливый серебристый вальс. Возможно, мне повезло, и Константин получил по голове какой-нибудь балкой. Надо заканчивать. Я принесу ему покой и мир.

– Аламэн Так-кра...

В этот момент горло обхватывает горячая удавка. Сдавливает так, что каждый вдох становится настоящим подвигом. Чёрная кожа шипит и трескается. Я чувствую стремительно покидающие меня силы. Припадаю на одно колено, с трудом поворачиваю голову. Позади стоит Семён. Размахивается, и вторая убийственная плеть обвивает грудь. Обеими руками берусь за петлю на шее. Она тускнеет, давление чуть ослабевает. Пальцы немилосердно жжёт, но теперь я могу говорить.

– Не надо, брат. Ост-тановись. Т-ты сильнее...

– Он не слышит тебя, – голос профессора полон самодовольного торжества и безумия.

Руины дома шевелятся. Из грязи и мусора поднимается костяной шипастый хребет. Каждая щель под обломками начинает ярко светиться. Оттуда тянутся ко мне извивающиеся оранжевые щупальца. Присасываются, как пиявки, и пьют силу. Константин выбирается наружу. Он похож на осьминога. Алатырь полыхает, впитывая мою энергию. И я вижу на нём два чёрных излома.

– Вот и всё, друг мой! Вот и всё! Хотел бы сказать, что мне жаль, но... – каркающий смех прерывает его тираду.

Перед глазами плывёт, но я улыбаюсь ему и сдавленно отвечаю:

– Вы плохо учили теорию, профессор.

– Вот как? Почему же?

– Потому что у каждого аккумулятора есть предельная ёмкость.

– Что за бред? У какого ещё аккумулятора?

Я перестаю сопротивляться и отдаю почти всё. Разом.

Янтарь протестующе трещит. Прожигает покрытую татуировками грудь, падает на землю. Рёв оранжевого пламени перекрывает вопль Константина. Поверхность камня звонко лопается маленькими кусочками. Оттуда вырываются тугие струи огня. Они кромсают тело профессора, разваливая его на части. Тот что-то визжит, а через мгновение алатырь, переполненный энергией сразу двух Древ, взрывается. Меня отшвыривает на добрый десяток метров. Я опираюсь на руки, с трудом поднимаюсь и вижу самое прекрасное и смертельное в мире зрелище.

Там, где только что был разрушенный дом, расцветает огромный алый тюльпан. Лепестки высотой в несколько этажей медленно раскрываются. Земля под ним начинает чернеть. Тёмное пятно расползается в стороны, увеличиваясь с каждой секундой. Поднимается ураганный ветер. Крыши домов срывает с давно насиженных мест. Из середины цветка в небо поднимаются мириады тонких оранжевых ростков.

– Останови это, пока не поздно! – брат кричит изо всех сил, пытаясь перекричать бушующую стихию.

Пригибаясь, он подходит ко мне.

– Но тогда ты погибнешь! Око поглотит всё вокруг!

– Ты хочешь пожертвовать человечеством ради бывшего пьяницы?! Перестань, братишка, мы оба понимаем, что это глупо!

Горло сдавливает спазм. Он прав. Я вспоминаю слова двуликой: «И двое станут одним». Сатурн, пожирающий своё дитя. Только я пожру брата.

– Я не хочу! Нет! Надо придумать что-то ещё! Должен быть другой вариант!

Семён обнимает меня за плечи. И несмотря на безумный свист ветра, я слышу его шёпот:

– Всё хорошо, старший. Так надо. Я всегда буду рядом, ты же это знаешь. Всё хорошо. Главное – помни.

Он проходит сквозь, я чувствую растекающееся по телу живое тепло. Запрокидываю голову, глаза широко распахиваются. В них блестят слёзы и чёрный алмаз.

Прости, младший.

Эпилог

Я стою на мёртвой земле. Там, куда успело дотянуться пятно цветка Сефирот, деревья напоминают обожжённые спички. Я очень устал. Но всё получилось. Двое стали одним. Два брата. Два Древа. Два начала. По-другому быть не могло.

Провидица истребит Совет. В одном Константин был прав: никто не вправе управлять людьми или указывать, как им жить. Человечество должно само пройти свой путь.

Я присел, положил на землю оранжевую ладонь, накрыл сверху чёрной и потянулся туда, где всё началось. Можно сказать, домой.

Пещера под пансионатом почти не изменилась. Разве что полностью обвалился вход, надёжно запечатав её от чужих глаз. Абсолютный мрак мне не помеха. Я спускаюсь по ступенькам амфитеатра вниз, под ногами хрустят кости убитых нами тогда спящих. Как давно это было. Но словно вчера. Когда начался мой путь? С момента рождения? Или когда Семён попал в лапы Аркадия Степановича? Как бы всё закончилось, если бы я не выпустил свою книгу? Или мать забила бы Кристину до смерти в пьяном угаре? Множество таких разных событий, сплетающихся в одну большую картину.

Я устал. И очень хочу спать.

Я забираюсь в широкую чашу, где раньше возвышался кристалл Сефирот. Сворачиваюсь калачиком и засыпаю. Мои родные и друзья снова со мной. Я не забуду их никогда. Улыбчивая мама, высокий и сильный отец. Младший брат, восторженно рассказывающий о том, что благодаря водке он смог наконец-то выспаться. Застенчивый Сергей, Борис, костерящий свою сучку-дочку, бесшабашный Артём. И Кристина, которой я не смог сдержать своё обещание. Она чуть укоризненно смотрит, но затем смеётся и обнимает, пряча лицо у меня на груди. Я глажу её по волосам.

– Я рада, что ты вернулся.

– Я тоже.

– Мы теперь всегда будем вместе?

Брат стоит чуть поодаль, одними губами произносит: «Кобель». Я корчу ему рожу и показываю язык. Затем отстраняюсь от девушки, беру за подбородок, поднимаю лицо к себе. Я целую её в уголок губ.

– Конечно, солнышко. Больше нам ничто не помешает. Никогда.

– Знаешь, прозвучит банально, я ещё никому этого не говорила...

– Чего?

– Я люблю тебя...

Я подхватываю Кристину на руки. Мы кружимся в танце, не в силах оторвать друг от друга глаз. В комнату заглядывает мама.

– Так, влюблённые, вы чай пить будете? Папа торт принёс, между прочим, шоколадный. А я помню, что кое-кто за шоколад готов был в детстве душу продать!

– Да чё их звать-то! – с кухни слышен голос Бориса. – Не хотят – не будут!

– Нам больше достанется! – добавляет Артём.

Все вместе мы смеёмся, я опускаю девушку на пол, и мы идём пить чай.

И я очень вас прошу.

Не надо. Меня. БУДИТЬ.

Показать полностью 1
13

Проклятый. На пути к Небесам. Глава 6

Проклятый. На пути к Небесам. Глава 5

Проклятый. На пути к Небесам. Глава 4

Проклятый. На пути к Небесам. Глава 3

Проклятый. На пути к Небесам. Глава 2

Проклятый. На пути к Небесам. Глава 1

Шли минуты, двое инопланетян наблюдали за монитором, на котором вскоре высветилось нечто вроде трехмерной проекции головы, судя по всему, Андрея.

Девушки, стоя в стороне, молча смотрели на это, пусть и очень хотелось либо поторопить, или же спросить, что вообще происходит.

- Что там, Грашъ?

Вместо ответа подручный с трудом повернулся в сторону Ники и скептически поинтересовался.

- Он сам добрался сюда? И сам принял это решение?

Чернова удивленно уставилась на слугу Владыки.

- Ну… да. Это его решение. А к чему вопрос?

- Не важно, - холодно бросил Грашъ, обратившись уже к хозяину, - это невозможно. Его мозг практически полностью разрушен, нейронные связи почти все утеряны. В таком состоянии человек не способен действовать, а тем более принимать какие-то решения.

Пока Владыка размышлял, решила вмешаться Анна.

- Но как он тогда разговаривает, думает? Ходит, в конце-то концов! У него есть определенные воспоминания… что-то ведь его привело сюда?

- Да, привело. Сны… - влезла Ника.

- Люцифер хорошо постарался, другого ожидать и не стоило. Загадка его активности еще под вопросом. Я ненадолго отлучусь, а к вам будет просьба, - карлик по очереди оглядел девушек, - ведите себя сдержанно.

Чернова некоторое время мялась, но вдруг не выдержала.

- Подождите! Я уже сама ничего не понимаю. Может, вы расскажете, что с ним? Кто он вообще такой?

Она не видела многозначительный взгляд из-за маски, но почувствовала.

- Для начала, ответь себе на вопрос – кто ты такая, чтобы тебе что-то объяснять, - холодно отрезал Владыка, заставив Нику тяжело сглотнуть и замяться, а затем обратился к слуге, - будь с ними и стереги дом в мое отсутствие.

- Будет исполнено, - коротко ответил Грашъ.

Прошло несколько секунд, в течение которых карлик бесследно растаял в воздухе. Его подручный припал к монитору, нажал комбинацию кнопок, наблюдая за реакцией компьютера. Аня, глянув на Чернову, обратилась к ней.

- Пошли, выйдем, Ник. Разговор есть.

Девица с легкой неуверенностью переглянулась между Грашем и Андреем. По-видимому, от одного вида прислужника ей было не по себе. Высокий, более двух метров, тощий, в кожаном, боевом костюме и с жуткой железной маской на лице, а на поясе оружие, напоминающее пистолет.

- Этот штакет с ним останется?

Слуга Владыки на это обращение лишь мельком глянул на нее, словно с презрением, после чего потерял интерес.

- Он ничего Андрею не сделает, - вздохнула Аня, отрицательно помотала головой и вышла из помещения, а следом за ней и Ника, бросив последний, настороженный взгляд на Граша.

В горнице девушки встали друг напротив друга, и Чернова начала первая.

- О чем хотела поговорить?

- Хотела спасибо сказать, что помогла ему вернуться. Ничего такого.

- Могла обойтись и без этого. А ты что, думаешь, что он все еще твой? – язвительным тоном поинтересовалась Ника.

- Здесь его дом, Ника. Или считаешь, что за помощь в трудную минуту он перечеркнет всю свою жизнь? Когда-нибудь он все вспомнит. И лучше тебе заранее принять очевидное.

- Нет уж, Анюта. Он здесь только за тем, чтобы узнать, что было в прошлом, и что он забыл. Он пообещал мне это.

- Это тебе пообещал он без памяти. Ты ничего о нем не знаешь. Но можешь утешать себя, - Анна пожала плечами и, стараясь сдерживаться, оставила компанию Ники.

Губы Черновой сжались в тонкую полоску, хотелось догнать Аню и объяснить ей на доступном языке, кто еще должен себя утешать. Но она не стала. Вместо этого вышла в сени, увидела там зеркало и посмотрела в отражение.

- Так… соберись, Никуля, - она взбила смоляные волосы и пригладила их, улыбнувшись, - эта простушка нам не конкурентка. Вспомнит он, не вспомнит… какая разница?

Уверенности в голосе поубавилось, когда речь зашла о памяти Андрея. Все-таки Ника вздохнула, закатив глаза.

- Заберем его завтра и дело с концом. Нечего ему тут делать…

***

Как только пришел в себя - осмотрелся. Чернова сразу села ко мне на колени и обвила руками за шею.

- Ника, где все? Где этот карлик? Аня?

- Тише, любимый, - Ника ласково поцеловала меня в щеку, - не знаю, куда он ушел. Оставил только своего подопечного. Сказал - для защиты. Ничего толком не ясно, - цыкнула Вероника.

- А Анна где? Ты не ответила.

Нечего увиливать от вопросов.

- Она вышла, не знаю куда, - пояснила Ника и уткнулась мне в шею, - Андрю-ю-юш… давай, погуляем здесь? Может, сам чего вспомнишь?

Мы с Черновой покинули подвал и уже на кухне пересеклись с Аней. Она приготовила три кружки кофе и сидела за столом в явном ожидании. Увидев меня, мягко улыбнулась и пригласила за стол.

Вероника составила компанию с недовольством и отказалась от напитка. Мягко говоря, меня эта обстановка начинала напрягать. Пусть и молча, но девицы смотрели друг на друга недружелюбно.

Я же не отступался от идеи побыть с Анной.

- Анют, погуляем по деревне? Покажешь здешние места, может, быстрее все вспомню…

Кажется, гневный взгляд Ники изрешетил мою спину. Да уж, если сравнивать этих дамочек, то Аня будет сдержаннее, да и держится молодцом, стараясь не показывать своего настроения.

- Без проблем.

- Да, экскурсия не помешает. Мне тоже интересно посмотреть, про какое озеро ты мне все время рассказывал, - вмешалась Чернова.

- Ника… побудь дома, пожалуйста. Мы осмотримся и вернемся.

Ну, может, хоть немного благоразумия в ней найдется? Но судя по взгляду, отпускать меня одного она не хотела.

- Ник, он не маленький мальчик все-таки. Никуда я его не украду, просто погуляем, - Аня покосилась на Веронику.

- Ладно… хорошо, я буду ждать. Потом сам мне все покажешь. Наедине даже лучше, - Чернова похлопала ресницами и поцеловала меня в щеку.

Стараясь не накалять обстановку дальше, я поторопил Аню…

***

Был уже вечер. Когда мы гуляли с Анютой около озера, у меня постоянно складывалось ощущение, будто сплю. Только все насыщеннее и деталей больше.

Проходя вдоль водоема, нам повстречалась женщина, которая пасла коз.

- О, Анька! Выбралась наконец-то… неужели твой вернулся? Ну, как командировка?

От пристального взгляда незнакомки я скривил губы, замявшись.

- Нормально все, теть Зой. Устал он с дороги, - Аня отмахнулась и уже хотела удалиться, но не свезло.

- Слуша-а-ай, а ты слыхала, что с Павлом-то нашим? Мать его места себе не находит.

Анюта заметно напряглась, но помотала головой, попутно раскидав волосы по плечам. Я жест сразу понял - постаралась скрыть синяки на шее.

- Напился видать, как свинья. В сарае его нашли вчера. Непонятно, зачем полез, так еще и на грабли там напоролся. Говорят, ногу ампутировать, возможно, придется - заражение пошло. И головой приложился… двух слов связать не может, - женщина покачала головой и глянула на меня, - вот хорошо, что ты Аньку себе прибрал. Ты хоть в следующий раз с собой ее бери, а то ее тут караулить начинают сразу… я ж ведь этих упырей Пашкиных от вашего дома то и дело гоняла! Пасли тебя, Анька, как я своих коз.

Аня совсем стушевалась. Собственно, как и я.

- Знаем-знаем, но нам идти нужно, теть Зой. Давно не виделись, все такое, - девушка потянула меня дальше, - до свидания…

Анюта поспешила вперед явно не в настроении. Разговор про Павла в конец выбил ее из колеи, а я сразу заподозрил неладное.

- Ань, это он тебя так?

- Ему граблями сильнее досталось, - хмыкнула Аня и посмотрела на меня, - а ты как? Вспоминается что-нибудь?

- Не знаю. Дежавю постоянное, которое уже напрягает. Но никаких воспоминаний… а сколько мы вместе были?

- Может, подождать, пока ты сам вспомнишь? Не хочу, чтобы мои слова как-то повлияли на твой выбор.

- Я хочу хоть что-нибудь узнать про себя. Пожалуйста, Ань. Ты ведь все знаешь обо мне?

- Пошли, присядем. Разрешишь?

Она провела меня к небольшому холму у озера, на траве которого мы и уселись. Аня недолгое время сидела, опустив голову, словно собиралась с мыслями.

- Пять лет… четыре года прожили в этом доме. Ты любил тщательно прожаренную яичницу на завтрак и ворчал, когда я готовила себе глазунью. И обожаешь кофе. Порой литрами готов в себя вливать то, что содержит кофеин.

Я видел, с какой нежностью она смотрит на меня. Готов был поклясться, что она могла разрыдаться в любую минуту. Но держалась.

- А сколько мне лет? А тебе? - поинтересовался я.

- Мне девятнадцать, а тебе двадцать в мае исполнилось. Ты уже тогда пропал. На два месяца исчез…

Аня откинулась на траву и, видимо, пыталась собраться с мыслями.

- Давай ты это узнаешь сам? Пусть все идет своим чередом. Ты не против?

В какой-то степени я был с ней согласен. Наверно, не стоит взваливать на себя этот, пока что, неподъемный груз воспоминаний.

- Да, ты права, наверно, - я опустился на траву, устроившись рядом с Анютой, - втроем пока поживем. Никто против не будет?

- Не-а, - она аккуратно положила ладонь на мою руку, - я рада, что ты жив, Андрей.

- Скажи мне одно. Я много плохих вещей делал за свою жизнь?

Она повернулась на бок и с тоскливой улыбкой смотрела на меня. Ответила кратко, но в голосе звучала стальная уверенность, которая не позволила сомневаться.

- Никогда.

Казалось, словно пространство между нами начало искриться. Воздуха от чего-то не хватало, и я повернулся к Ане. Она ни о чем меня не просила, но одного ее взгляда мне оказалось достаточно.

Не сдержавшись, я прильнул к ней в настойчивом поцелуе. В разуме проносились обрывистые картинки и, кажется, это были воспоминания. Краткие, но вполне понятные.

Не совладав с потоком чувств, я резко отпрянул от девушки и подскочил на ноги. Ураган мыслей стих, но последствия отдавались в виде пульсирующей головной боли.

- Не стоило… рано. Прости. Это все… как-то случайно. Это неправильно сейчас, - затараторил я и машинально похлопал себя по штанам в желании…

Чего?

Сам не понял, но это движение получилось механически. Мы с Аней растерянно смотрели друг на друга, а она встала рядом и протянула мне…

Пачку сигарет.

- Будешь? - она скривила губы, - или уже не куришь?

А я понял, что в тот момент действительно хотел закурить.

- А ты куришь?

- Нет, это твои.

Я принял пачку и закурил - на уровне инстинктов затянулся и выдохнул. Стало немного легче и спокойнее.

- Ты что-то вспомнил? - поинтересовалась Аня.

- Смутно, - отмахнулся я и направился в сторону жилища, уже по пути докуривая сигарету, - пошли домой, Ань.

И только мы оказались внутри, нас встретила насупившаяся Ника, которая с укором смотрела на меня. Уже хотела подойти, но я выставил перед ней ладонь.

- Не сейчас, Ник, - отрезал я и прошел в сторону одной из комнат, - хочу побыть один.

***

Оказавшись наедине с Анной, Ника подошла к ней вплотную и, не сдержавшись, толкнула к стене.

- Ты совсем ахерела? Ты что с ним сделала, что он мне грубит?

- Оставь его в покое, а, - процедила Аня сквозь зубы и говорила уже шепотом, - личное пространство, девочка. Знаешь такой термин? Иногда человеку нужно побыть одному.

- До встречи с тобой он и не думал ни о каком пространстве. Это ты тут ему навязывать начала, - огрызнулась Чернова, - и с чего я должна своего мальчика в покое оставлять?

- А-а-а… то есть, он без мамы-Ники и шагу ступить теперь не должен? А ты ничего не путаешь? - Анна в недоумении осмотрела Нику, - здесь я с ним пять лет в отношениях была, только ума хватает не носиться за ним хвостом на задних лапах. Поумерь пыл, Ника. Так хоть какой-то шанс будет.

Девица приблизилась к Анюте вплотную, с трудом сдерживаясь чтобы не вцепиться ей в волосы или хотя бы не оскалиться, выказав таким образом свою неприязнь.

- Посмотрим еще. Мне все равно, хоть с горшка вы вместе слезли. Завтра мы уезжаем.

- Удачи. Ножкой топнуть не забудь на дорожку, - Аня толкнула Чернову плечом и направилась в сторону своей комнаты, сопровождаемая язвительным взглядом Ники.

***

У меня голова шла кругом от того, что происходило. Ничего про себя не узнал, зато оказался в любовном треугольнике. Я мог лишь расселить девушек по разным комнатам, дабы бы не провоцировать лишнего конфликта, а сам попросился на чердак. Сказав про это Нике, пришлось выслушать ряд недовольств, под натиском которых она хотела спать со мной.

- Завтра мы уезжаем отсюда, - отрезала она, - нечего здесь больше делать. Без толку приехали.

- Хватит уже, Ника, утром поговорим. Сейчас я хочу отдохнуть. Один…

С трудом выставив Чернову за порог, я захлопнул дверь и рухнул на кровать.

Уезжаем отсюда… ага, как же. Бегу и падаю.

День выдался и правда тяжелый, поэтому в сон провалился быстро. Теперь не было никаких сновидений. Вроде бы и сложнее стало, но разум заметно успокоился. Не осталось навязчивого чувства, когда пытаешься что-то вспомнить, но не можешь.

Проснулся от ощущения, словно на меня кто-то смотрит. Была глубокая ночь, а комната освещалась лишь светом почти полной Луны. Неподалеку увидел Анюту - она стояла у моей кровати и с опаской наблюдала за мной.

- Т-ты… ты, что здесь делаешь!? - тихо спросил я.

- Сон приснился страшный. Ты снова пропал. Не могла не проверить, как ты здесь, - замялась Аня.

Я включил ночник и убедился в догадках. Она пришла в одной черной сорочке, которая едва прикрывала бедра.

- Со мной все в порядке, не волнуйся, - ответил я, не отрывая взгляда от ее фигуры.

- А можно немного с тобой побыть? Одной не по себе сейчас.

Девушка присела на край кровати и, будто нервничая, потирала предплечья. Не знаю, что она задумала на деле, но прогнать ее не смог. Ну, а вдруг ей реально сейчас страшно? Столько времени провела одна.

Почему-то захотелось ее утешить, поэтому подсел к ней ближе и приобнял.

- Ну, сейчас-то ты не одна? - я поглаживал Аню по плечу, а сам не мог отвести взгляда от того, как задралась ее ночнушка, почти полностью оголяя бедро.

А дальше держаться оказалось нереально. Девушка подалась ко мне, слившись со мной в поцелуе. Противиться не мог… или не хотел. Неважно.

Все было неважно, потому что сам накинулся на Анюту и, стянув с нее сорочку, увидел обнаженное тело девушки. Она податливо завалилась под моим напором на кровать, а я окончательно потерял голову.

Старались не допустить стонов, лишь бы никто не услышал, как нам хорошо. Через долгие минуты нашей близости, Анюта лежала рядом - растрепанная, взмокшая и явно довольная.

А я не мог определить наверняка, было ли мне так же хорошо с Никой? Аня в этом плане далеко не промах. И умеет порадовать мужчину разными способами.

Никак не выходила из картина, с каким наслаждением она доставляла мне удовольствие ртом, как скользила по нему губами…

Пришлось встряхнуть головой, иначе накинулся бы на нее снова.

- Возвращайся к себе, - сдержанно попросил я.

Аня послушно накинула на себя сорочку и вышла из комнаты, оставив меня наедине с бесконечным потоком мыслей.

***

Покинув чердак, Анна старалась максимально бесшумно спуститься по лестнице. И стоило ей подойти к своей комнате, как она резко вздрогнула, увидев перед собой фигуру Вероники.

Чернова, сложив руки на груди, со злобой осматривала растрепанную девушку и ее раскрасневшееся лицо.

- Значит, я помогла ему в трудную минуту, приютила у себя дома, не дала ему зачахнуть в забытье, помогла найти это место. А ты хочешь добиться его таким мерзким способом? Ты сама-то, что для него сделала? - не сдержавшись, Ника повысила голос.

- Что ты как орешь, дура? Разбудить его хочешь? - шикнула Анна, с тревогой посмотрев в сторону лестницы.

- А мне плевать! Пусть услышит. Пусть знает, что я о тебе думаю! Может, глаза раскроются на твои манипуляции.

Анюта в недоумении приподняла одну бровь.

- Что? Тебе ли говорить про манипуляции? Ты лишь получила его беспамятным и слепила для себя таким, каким хотела видеть. Ты даже не знаешь кто он и через что прошел, потому что думаешь только о себе, но никак не об Андрее.

Не найдя, что ответить, Ника развернулась и прошла в свою комнату, показательно хлопнув дверью под тихое «дура» от Анюты. Черновой хотелось ворваться в комнату Андрея и потребовать объяснений, громко кричать, пытаясь докопаться до правды, как он решился на столь отвратительный поступок. Но не решилась…

***

Утром, стараясь избежать контактов с девушками, я решил подольше оставаться в постели и надеялся на то, чтобы меня не трогали.

Стук в дверь, голос Ники. Не отвечаю, делаю вид, что сплю…

Тогда она уже врывается в комнату, сталкиваясь с моим хмурым взглядом.

- Вставай, Андрюш. Мы уезжаем, я уже договорилась с водителем. Машина через час.

Чего?

Следом в комнату влетает Анюта.

- Что случилось?

- Ничего, погостили - и хватит. Все равно ничего толком не узнали, - Чернова едва не силком готова выдернуть меня из постели, - давай, Андрюш, собирайся.

- Никуда я не поеду!

Пришлось откровенно вспылить. Ника уставилась на меня обиженным взглядом, нахмурилась.

- Значит, ты мне наврал? Это был только предлог, чтобы уехать?

В груди вспыхнула волна негодования. Я еще и крайний, оказывается.

- Что… перепихнулся с ней, и сразу про меня забыть можно?

- Хватит… - сквозь зубы процедил я.

В голове пульсировало. Не самые лицеприятные картины вспыхивали в разуме, отдаваясь болью в висках.

Какая-то клетка, темнота. И боль…

- Что хватит!? Получается, ты меня использовал?

- Угомонись ты… - вмешалась Анна, пытаясь вытолкнуть Нику из комнаты.

Но та не унималась, только продолжала возмущаться на повышенных тонах, но ее голос становился тише, словно меня опустили под воду.

- Х-хватит…

Ноги становились ватными.

«Какой же ты упрямый… сколько мы тут уже? Пять лет?» - голос отдавался эхом в голове.

И я ненавидел этот голос.

Точно знаю - ненавидел…

- Андрей!

Ко мне кто-то подорвался, что-то ярко вспыхнуло, но я уже провалился в темноту…

Продолжение следует

ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ, БОЛЬШЕ ГЛАВ - https://author.today/work/335206

Показать полностью
26

Некуда бежать. Глава 18. Продолжение

Оно выходит на дорогу у площади последним. Большое, сильное существо, почти вдвое крупнее всех своих сородичей. Андрей замечает его сразу, уж больно устрашающе то выглядит. Даже в темноте видно, как под морщинистой черной кожей бугрятся узлы мышц, тварь переставляет свои длинные лапы прямо-таки с кошачьей грацией. Большая вытянутая морда кажется непропорциональной в сравнении с коротким, худым туловищем, на котором нет ничего похожего на хвост. Голова смахивает на помесь собаки и какого-то отвратительного насекомого. Маленькие, едва видимые уши, близко посаженные глаза. Ноздрей у существа нет, а вся морда представляет собой сплошную огромную пасть, из которой чуть свешивается кончик змеиного языка.

Тварь останавливается в нескольких шагах от Сумарокова и его друзей. Поворачивает голову, смотрит в ту сторону, где теперь лежат трупы вооруженной гвардии. Втягивает язык, поднимает верхнюю губу, обнажая акульи зубы. И сейчас Андрей готов поклясться, что тварь таким образом ухмыляется. Она довольна текущим положением дел, она указала людям их место в пищевой цепи. Ночь – это ее время, и человек – венец творения – теперь низведен до уровня скота. Андрей оглядывает своих спутников. Все они, за исключением Стаса, смотрят на существо со смесью страха и отвращения. На лице же мальчишки хоть и написан испуг, но любопытство явно перевешивает. И сейчас Сумароков может лишь позавидовать его выдержке.

Существо проходит мимо них, так близко, что чуть не задевает своим худым боком ногу Гены. Тот замер, боясь отступить чуть назад, опасаясь даже пошевелиться. Тварь фыркает, и Андрей слышит в этом звуке насмешку.

«Оно чувствует, что мы боимся, – думает он. – Каким-то образом знает это. И ей нравится, дери ее за ногу!»

Тварь медленно направляется ко входу на площадь. Люди замечают ее. Не замирают, но шарахаются в стороны, насколько позволяет плотность толпы. Существо ступает в образовавшийся живой коридор, не обращая внимания на людей, смотря прямо перед собой. Оно чувствует себя хозяином положения. Народ продолжает расступаться, то тут то там раздаются визги и крики. Андрей отводит взгляд, осматривает дорогу. Остальные твари все так же сидят по периметру площади, похожие на изваяния из черного камня. Сумароков понимает, что нет ни единого шанса прорваться сквозь их ряды целыми и невредимыми.

– Что делать-то будем, Андрюх? – Гена до сих пор смотрит туда, где скрылось большое существо. – Что им надо?

– Будем ждать, – отвечает Сумароков, чувствуя, как Ирина стискивает его ладонь. – Выхода у нас другого нет. Заодно и узнаем, что им нужно. Но мне этого до жути не хочется.

Ванька, поддерживая Стаса одной рукой, достает из кармана бутылку. Скручивает пробку пальцами, та падает в траву и теряется.

– Придется все допить, – ворчит он, оценивая содержимое бутылки. – Да и черт с ним, я ни за что не сдохну трезвым.

Он прикладывается к горлышку, запрокидывает голову и глотает обжигающую жидкость, смотря на бледный диск луны слезящимися глазами.

Когда тварь выходит из толпы и оказывается на мощеной дорожке, ведущей ко входу в сельсовет, охранники почти одновременно вскидывают оружие.

– Не стрелять!

От хлесткой команды Виктора один из мужчин чуть было не нажимает на спусковой крючок. Существо поворачивает и чуть наклоняет голову, подобно любопытной собаке рассматривая наставленные на нее стволы ружей.

– Не двигайтесь, – говорит Виктор.

Тварь подходит ближе, скалит на мужчин свои огромные зубы. Охранников начинает заметно потряхивать.

– Витя, пристрели меня, если она их не провоцирует, – одними губами шепчет Куприянов.

Словно услышав эту реплику, существо резко оборачивается, уставившись черными мертвыми глазами на главу администрации и его старого друга. Чуть ближе ко входу в сельсовет замерли на месте Валера, Катя и Рита, так и не решившиеся шмыгнуть за спасительную дверь. Тварь крутит головой, будто бы рассматривая каждого человека по отдельности, затем мягкой, скользящей походкой направляется в сторону Сергея Сергеевича и Виктора. Останавливается в пяти шагах от них, садится на землю, не сводя глаз с Куприянова. Тот, в свою очередь, тоже разглядывает существо. Страха он сейчас не испытывает, его напрочь вытеснили усталость и злость. Ему кажется, что тварь наслаждается своим положением, упивается чувством собственной безопасности. Виктору ничего не стоит всадить ей пулю промеж черных глаз, но Куприянов знает, что в следующую секунду здесь начнется такая бойня, по сравнению с которой заварушка у магазина покажется возней в младшей группе детского сада. И пусть эти странные существа отдаленно похожи на обычных собак, мозгов у них явно побольше.

– Что тебе надо? – спрашивает Сергей Сергеевич, успев подумать о том, как глупо он может выглядеть со стороны, пытаясь разговаривать с этим.

Тварь скалится и рычит. Виктор кладет палец на спусковую скобу пистолета, чувствуя, как напряглось все его тело, каждая мышца. Как когда-то давно там – в Чечне, когда их взвод попадал под обстрел, что случалось не единожды. Существо встает на все четыре лапы, продолжая смотреть на Куприянова. Выгибает спину, рык переходит жуткий хриплый кашель. В голове Виктора проносится забавная, не к месту, мысль о том, что сейчас тварь напоминает кошку, подавившуюся комком шерсти. Она дергается, открывает пасть, и на дорожку падает какой-то маленький предмет, мелодично звякнув в окружающей тишине. Существо перестает кашлять, скалится людям в лица, отступает на несколько шагов и снова садится. Куприянов же, позабыв обо всем, смотрит на то, что сейчас лежит практически у него под ногами, едва поблескивая в лунном свете.

– Боже правый… – только и вырывается у него.

Он делает шаг вперед, приседает на корточки. Протягивает руку к предмету, но тут же одергивает, словно боясь, что тот ударит его током, или укусит. На лице Куприянова застывает замешательство, губы кривятся в малосимпатичной гримасе. Виктор наблюдает за своим другом, стараясь не выпускать существо из виду. Сергей Сергеевич наконец пересиливает себя, берет предмет двумя пальцами, подносит к лицу. Плечи его безвольно опускаются, он вздрагивает всем телом. Слезы начинают жечь глаза, застилая полупрозрачной дымкой площадь, толпу, существо и маленькое золотое колечко, которое в огромных пальцах Куприянова смотрится совсем крохотным и незначительным. На какое-то мгновение Сергею Сергеевичу начинает казаться, что все вокруг – это всего лишь кошмарный сон, что не было всех этих лет, что он снова молод, а вся жизнь лежит перед ним. И что на небе снова сияет солнце.

Он подкрался к ней сзади, с не присущей для его комплекции ловкостью. Не зашуршала трава, не хрустнула ни единая веточка под ногами. Дышал он тоже тихо, размеренно, слыша лишь свое гулко стучащее сердце. И теперь она была перед ним – такая хрупкая и беззащитная, с ровной изящной спиной и тонкой шеей. Вся, без остатка, в его власти. Одинокая, на давно не крашеной скамейке в пустом деревенском скверике. Он сглотнул стоящий в горле ком и протянул к ней свои большие руки, пытаясь унять охватившую их дрожь.

– Угадай кто?! – чуть ли не прокричал он своей жертве в ухо, закрыв ей ладонями глаза.

Она звонко, переливисто рассмеялась и схватилась тонкими пальчиками за его запястья. Он почувствовал, как от мест прикосновения по коже побежали мурашки, приподнимая волоски по всей длине рук. Приятное и всеобъемлющее ощущение, которое, подобно электрическому разряду прошлось до плеч, забежало на спину, нырнуло под лопатки и скатилось вниз по позвоночнику.

– Сережа!

Лена попыталась убрать его руки, но он не сдался.

– Не может этого быть! – в тон ей воскликнул Куприянов. – Вы, девушка, видно обознались!

– Дурак такой!

Она все же опустила вниз его большие ладони, которые нежно легли ей на плечи. Девушка запрокинула голову, щурясь от висящего в зените солнца и глядя на склонившегося над ней Куприянова. Тот улыбался от уха до уха, короткая челка прилипла ко вспотевшему лбу. Одет он был, несмотря на жару, в светлую рубашку с длинным рукавом и тонкие вельветовые брюки. Сергей наклонился и поцеловал Лену в губы.

– Прямо красавец-мужчина, – тут же прокомментировала она, продолжая улыбаться. – Упарился же весь!

– Должность обязывает, – ухмыльнулся Сергей, обходя скамейку и присаживаясь рядом с девушкой.

– Кстати о должности… – она подняла руку и посмотрела на часы с тонким кожаным ремешком на запястье. – С работы сбежал, начальник?

– Завод без меня тридцать лет проработал, – философски изрек Куприянов. – Проработает еще полдня. Да и заехать нужно было кое-куда.

Он обнял ее одной рукой, и Лена положила голову ему на плечо. Деревья в сквере успокаивающе шумели, в их листьях без устали играл теплый летний ветерок. Солнце припекало ощутимо, но дневная температура пока что не поднималась выше двадцати градусов, поэтому ощущалась вполне комфортной. Они долго сидели вот так – молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. Затем Куприянов встрепенулся, будто что-то вспомнил.

– Лен, я тут поговорить с тобой хотел, – сказал он.

– Обычно так начинаются не самые приятные разговоры, – девушка убрала голову с его плеча и посмотрела Сергею в глаза. – У нас проблемы?

Лицо ее приняло такое серьезное выражение, что Куприянов не удержался и хохотнул.

– Да брось, какие проблемы, – сказал он. – Я хотел про нас с тобой поговорить. Про будущее.

– Ну-ну, заинтриговал, – она улыбнулась. – Продолжай.

Но Сергей замолчал, будто что-то обдумывая. Лена не торопила.

– Знаешь, ведь уже год прошел, – начал наконец Куприянов. – А мы с тобой все еще встречаемся, как школьники какие-то.

– То есть встречаться ты со мной передумал? – Лена притворно надула губки. – В райцентре кого-то нашел, кобель?

– Троих, если быть точным, – оскалился Сергей. – Вот не знаю кого выбрать.

Девушка ткнула его кулаком в бок, и они рассмеялись. Но лицо Куприянова быстро приняло прежнее серьезное выражение.

– Смотри что получается. Ты до сих пор с сестрой живешь, а я с матерью. А мы ведь уже люди взрослые, самостоятельные. Может пора менять уклад вещей?

Лена скорчила задумчивую гримасу.

– Ты съехаться предлагаешь, что ли? – спросила она.

– Как бы да, но… подожди.

Куприянов вскочил со скамейки, похлопал себя по карманам брюк. Затем запустил руку в один из них и замер, будто в нерешительности.

– Сереж, ты чего? – Лена наблюдала, как лицо его густо заливается краской.

Сергей глубоко вдохнул, выдохнул, достал что-то из кармана и опустился перед девушкой на одно колено.

– Брюки испачкаешь, – хитро прищурилась она.

– Насрать.

Он быстро закрыл рот ладонью и покраснел еще больше. Девушка расхохоталась, не в силах больше сдерживаться. Ее звонкий смех подействовал на Куприянова успокаивающе, унеся с собой тревогу, волнение и нерешительность. Он убрал руку ото рта, откашлялся и протянул девушке маленькую аккуратную коробочку, обшитую красным бархатом. Лена перестала смеяться.

– Сереж, это то, о чем я думаю? – спросила она почти шепотом.

– Открой, – ответил Куприянов.

Девушка взяла коробочку в руки, трепетно и осторожно, словно та могла ее обжечь. На пару секунд замешкалась, а потом приподняла верхнюю крышку. В лучах солнца блеснуло кольцо. Маленькое, золотое, с тремя крохотными белыми камушками посередине. Она смотрела на него, забыв, что нужно дышать.

– Лен, давай поженимся.

Голос Куприянова доносился до нее будто сквозь вату. Замолкли трели птиц, стих шум деревьев, и вокруг девушки воцарилась тишина. А вот солнце, наоборот, стало светить не в пример ярче прежнего. Мир сузился до размеров сквера, и сейчас ей казалось, что они с Сергеем единственные люди на всей планете. По телу пробежала жаркая волна, сменившаяся легкой дрожью, пальцы ослабли и чуть было не выронили бархатную коробочку. Лена постаралась взять себя в руки. Девушка, конечно, ожидала чего-то подобного. Да что там – она мечтала об этом. Но когда мечты сбываются, поначалу бывает сложно с ними свыкнуться и совладать. Она достала кольцо, надела на безымянный палец правой руки и поднесла поближе к глазам, любуясь переливами камней. Затем посмотрела на Куприянова, не в силах произнести ни слова.

– Лен, это значит – да?

Она кивнула. Сергей вскочил с колена, обнял ее, крепко прижал к себе. Красная бархатная коробочка упала на землю и закатилась за скамейку. А под ослепительными лучами солнца остались лишь они одни – две влюбленные души, сейчас слившиеся воедино.

P.S.: Глава получилась длиннее чем обычно, поэтому принял решение разбить на три части)

Показать полностью
92
CreepyStory
Серия Продавец проклятий путь во тьме.

Продавец проклятий путь во тьме часть - 3

Продавец проклятий путь во тьме часть - 3

Продавец проклятий: Путь во тьме часть - 2

— Я знаю, знаю… Эта боль напоминает ожоги от сухого льда, — шептал Мешочек, помогая Сане спуститься по лестнице. — Удивительно знакомое потустороннее чувство. Изжога души. Сразу хочется зарыться в холодную землю и не высовывать оттуда носа. Самобичевание Христово. Терновый венец пожирателя младенцев. Стыд маленького онаниста…

— Перестань. Ты втираешь мне какую-то дичь, — расслабленно бормотал продавец проклятий. — Жив и ладно. А насколько жив, это уже философия тела. Мне иногда кажется, что души и нет вовсе. Там, за гробовой доской, царит - ничто, а все посмертные ощущения, они не наши, они принадлежат червям, копошащимся в брюхе. Свет в конце тоннеля…Хе-хе, ощущение червя, выползающего из гнойной раны. Червю так хорошо и приятно и чей-то голос спрашивает его — а праведно ли он прожил свою жизнь? Червю кажется, что это Бог, а на самом деле его спрашивает могильщик…

— Что? Пилюли подействовали? — засмеялся Мешочек.

— Ага. Ха-ха-ха. Ты прикинь, я реально ощущаю себя белым червем в чьей-то нежной утробе. Сильно подозреваю, что червь купается в гное, но это чувство так упоительно. Словно бы я в сладком желе. Видел такие… Продавали раньше в кафешках…зелёненькие.

— Разумеется. Твой разум для меня открытая книга.

— Спасибо. Эх, как же ты заебал…

Десять минут назад испуганный Мешочек накормил его лекарствами от господина Яда. Саня выпил много воды, пытаясь перебить привкус ментола, а потом у него случился приход. Эйфория, беспечность, расширение сознания — всё же лучше, чем жуткое ощущение неизбежной смерти и бессмысленного конца пути. Да, после этого они даже как-то подружились. Теперь, этот мелкий засранец вовсе не казался ему засранцем. Нет же. Вполне нормальный мужик. Ну, помотала жизнь, а кого она не мотала? Кто у нас без греха? Щас, я в тебя камнем швырну — зануда. Мне нужен камень!

Мешочек ловко придерживал его под локоть и подсказывал, куда лучше поставить ногу.

— Я, разумеется, всё уже посмотрел, — говорил он. — Мне этот фильм, как ты понимаешь, без надобности…Повернись, пригни голову, а то ушибёшься. Номер шесть, он, выбрал единственный крупный кусок из памяти журналиста. С точки зрения наблюдателя, ничего интересного…Папочка ищет сыночка, а ему никто не верит. Он бесится, пытается привлечь внимание общественности, а его за это сажают в психушку. Типичная драма. Журналист будет задавать ему вопросы, скукотища. И курить будут каждые пять минут. Поэтому, как усядешься в кресло, ты расслабься и постарайся вздремнуть. Маша тебе будет периодически суфлировать…Здесь направо.

— Ну, вот зачем? Я ненавижу спойлеры! Только последние паскуды рассказывают всё заранее, — простонал Саня.

Мешочек захихикал.

— За руку её подержишь во время сеанса, рядом будешь сидеть, коленка к коленке. Она сейчас возвращается с кухни с двумя стаканами апельсинового сока. Она бы взяла и больше, но её опередил Голодный. Если бы я тебе не сказал, то тогда ты бы больше уделял внимания видео демонстрации, а не Машеньке. Заметь, я помогаю пока что даром.

— Действительно, — согласился Саня. — Ты меня…это извини за то, что я тебя… того-этого….

— Да, чё там… Погоди, ты мне потом и за пилюльки ещё спасибо скажешь. Вот тут пока встань. Обопрись о подоконник.

Саня нащупал подоконник, пальцы коснулись холодного стекла, потом он обнаружил ручку и повернул её, открывая на себя створку. В лицо ударило свежестью и прохладой. Он услышал пение соловья и шум ветвей. Там, за окном, лес. Точно! Сердце забилось от радости и до одури захотелось на волю.

— Мне же сказали, в бункере нет окон? — изумился он.

— Тебе сказали чистую правду, — мрачным голосом ответил Мешочек. — Это всё шуточки Дока. Окно - муляж. Он их тут повсюду навтыкал, на всех этажах и, если не знать, то прикольно смотрится, но зато, когда знаешь…Разбил бы их все - честное слово. Ненавижу, когда обманывают!

— Но я же чувствую ветер! — не поверил Саня. — И свежий воздух. Там замечательно!

— Наркоту ты чувствуешь. У тебя обострились ощущения и ностальгия. Так бывает, когда долго находишься в закрытом помещении. И это хорошо, что ты не видишь, что там, иначе бы уже испортил инсталляцию. Протяни руку за окно, и ты поймёшь, о чём я…

Саня послушно высунул руку и ладонь упёрлась во что-то упругое. Экран. Наверное, это экран. Шелковистое на ощупь и потрескивает.

— Да, — подтвердил грустный голос. — На экране изображение леса, а там, вдалеке, живописное озеро, над которым летают белоснежные чайки. Искусственный лес, искусственный ветер, всё искусственное. Иногда, так посмотришь и хочется лоб себе расшибить до крови, так душно от всей этой красоты. Лучше уйти отсюда.

Продавец проклятий протянул наугад свою руку и Карл снова повёл его, называя себя в шутку — Вергилием. Саня попытался вспомнить: кого он имел в виду, но так и не вспомнил. Наверное, какая-то собака- поводырь, ну, типа Хатико. Они прошли через очередную дверь и начали плавно спускаться, при этом, Карл заставлял его придерживаться правой стены, так, сказал он, будет удобнее. Саня почувствовал резкий запах пороха и поводырь с готовностью сообщил, что комната Ивана совмещена с тиром для большего удобства и постоянных тренировок. И что лучше уж порох нюхать, чем гнильё, которым воняет из комнаты Голодного.

— Ты высказался о нём как-то неодобрительно? — предположил Саня.

— Ну и что? Он мудак. Он самый бесполезный из нас, а, говоря проще, тщеславный мешок с деньгами. Мессир жалеет его, научил самоконтролю, научил общению, помог адаптироваться социально, а этот мудак снова натаскал костей себе в комнату и глодает их круглые сутки, изображая из себя помойку.

— Помойку?

— Общая кличка для всех беспородных собак. Помойка. Вчера он украл из лаборатории кусок мумии и тоже сожрал. “Зубы, говорит, проверяю…” Да, если бы эту проблему можно было решить зубами…Устал я, Санёк. Устал от безысходности и заточения. Само место на нас влияет. Передохнем, как мухи за стеклом. Уж лучше бы нам поскорее вернуться на волю. Душно мне…

Мешочек успевал всё: и за руку вести, и объяснять, а теперь вот пожаловался.

— Это ты-то? — не поверил Саня и засмеялся. — Ты же будущее видишь. Ты, среди всей компашки, самый хитрожопый, от тебя ли я это слышу?

— Да не вижу я будущее, кто тебе такую чушь сказал? — судя по голосу, Карл немного обиделся. — Седьмой видел. А я…Я могу только просчитывать варианты того или иного события на основе своих анализов. В чём-то это действительно похоже на предвидение, но это, как с шахматами. Я вижу на сотни ходов вперёд и считываю каждую мысль противника, но, к примеру, я не знаю, что будет с моим противником завтра, я могу только предположить.

— Насколько мне известно, Седьмой пропал, — сказал Саня.

— Официальная версия - умер, — поправил его Мешочек. — И даже я не знаю, где его искать. Тела-то нет. Но ничего страшного, у нас есть молодой и перспективный кадр на замену. Он сейчас в другой яме сидит. Мессир отправился его проведать. Будущее, конечно, ещё не видит, но зато очень старательный.

— Тоже псих?

— О, ещё какой. Тихий и смертельно опасный. Кличка — “Домовёнок”, — фыркнул поводырь и забормотал в сторону. — Из-за этих уродов он теперь в яме сидит. Говорил же Мессиру, вдвоём надо идти, а он…Я сам, сам! По усам они ему поводят. Сердцем чую.

— Ты о ком? — спросил Саня. — Какие уроды?

— Да так…Грехи прошлой жизни. Заговариваюсь я сегодня. Это всё стены, стены давят, — неопределённо отвечал Карл и тут же предупредил. — Сейчас Маша из-за поворота появится. Смотри, при ней не дури.

Саша обрадовался. Он попросил отпустить его руку и постарался принять независимую позу, однако это оценил только Мешочек, который саркастически хмыкнул и посоветовал не выпендриваться.

— А вы ещё не дошли до кинозала? — поинтересовалась Маша, подойдя поближе.

— Нет, я решил сдать больного, как говорится, с рук на руки, — ответил Карл.

— Но они у меня заняты. Я принесла сок.

— Я знаю, именно поэтому я распахну для тебя двери. Впрочем, я распахну их для вас обоих, — пообещал маленький крысёныш и, оставив Саню без поддержки, пошёл вперёд. Продавец проклятий попытался идти самостоятельно, но с непривычки оступился и едва не упал.

— Осторожнее! — испугалась Маша.

— Ничего страшного, — бодрым голосом ответил Саня.

— Согласись, приятно, когда за тебя переживают? — послышался ехидный голос Мешочка. И тут до парня дошло, хитрый Карл сделал это нарочно. А может быть он и наркотики ему подсунул не просто так?

— Incertus animus dimidium sapientiae est! — громко сказал Мешочек. Впрочем, последнее его слово потонуло в шуме, доносившемся из кинозала.

Рык Голодного, казалось, был слышен отовсюду. Этот психопат рассказывал очередной сальный анекдот и тут же требовал, чтобы его собеседники смеялись, но собеседники не успевали, потому как он начинал выдавать следующую пошлость.

— Вы представляете?!! В той клинике - еблись абсолютно все! И ладно бы бабы с мужиками, но там было целое коматозное отделение. Двадцать, с нихуем, коек и одни старухи. Лежат, значит, такие кактусы в респираторах, а санитары их по очереди опыляют. Да, что санитары, сам главврач Антонио Эсперузи не брезговал там приспустить штаны. Им мало было медсестёр и пациентов, ну из тех, которые сами могли себе раздвинуть ноги, нет! Им кактусы подавай! И знаете, чем дело закончилось? Старушка - залетела! Караул! Консилиум! Они там все виновники собрались и стали решать, как сделать бабуле аборт, по медицинским показаниям. А бабке-то уже под семьдесят! А ну, как уйдёт на тот свет вместе с выкидышем? Но этого позволить нельзя, ведь эта бабка какая-то там герцогиня и чем дольше она в коме, тем больше денег в клинике от благодарной родни. И вот, значит, консилиум…Ой, привет детишки! Привет Мария! Здорово Кутузов! А нам тут… Ботаник анекдоты про старух рассказывает…Как он старость трахнул… Заболтал совсем.

— Я тебе говорила: не трогать ничего на кухне! — накинулась на него Маша. — Ты у меня веником, по мордасам! Карл - подержи стаканы!

— Слушаюсь, моя госпожа! — услыхал Саша голос Мешочка. — Веник за этим креслом. Самый пыльный, а ещё, очень рекомендую плётку. Она там, рядышком. И по яйцам его звездани!

— Подготовился, дятел? Заранее подготовился! — обиженно взревел Голодный. — Маша не надо веник, я только футболку сменил!

— Надо! Я значит готовлю на всех, стараюсь, а он жрёт! И пальцами своими грязными везде полазил, что думаешь, я не заметила? Я тебя, как кота помойного, об печку расшибу! — ругалась девушка. Саша оторопел, вот уж от кого он не ожидал такой ярости. Видимо Голодный действительно здорово накосячил. Он замер, опершись о дверной косяк, и прислушался. Судя по звукам в зале, началась драка. Голодный проиграл, его загнали под кресло, мутузили, ругали, он громко орал и между его криками то и дело появлялся голос его защитника. Ну как же, господин Яд, не оставит своего товарища в беде.

— Маша, не надо! Маша, это непедагогично! Машенька, он больше не будет, я лично прослежу!

— Будет! Лупи его по жопе, Машунь! Он в комнате срач устроил, а теперь и на кухне! — подзуживал Карл.

— Жлобы! У меня организм! У меня потребности! — орал Голодный.

— Вот тебе за организм! Вот тебе за потребности! — колотила его веником Маша.

— Спасите! Док! Фильм включай, фильм! Да что же это такое? Я же на всех брал, братва — почему только меня отпиздили? — возмущался Голодный.

— Машенька, ну пожалуйста! Ну, сделай снисхождение к его умственным способностям. Он же - дитя неразумное. Мессир бы этого не одобрил! — дребезжащим голосом заговорил господин Яд и эти слова помогли. По повисшей тишине в зале Саша догадался, что Голодного больше никто не тронет.

— Эх, — прошелестел рядом с ним голос Карла. — А я так надеялся, что наш амбал выхватит по сусалам. Ну да ничего. Сегодня он будет мыть полы. Это полезное занятие отвлечёт его разум от кишкоблудства.

— Сознайся, ты всё подстроил? — шёпотом спросил Саня.

— Ну…Не то чтобы... Ну, а что мне прикажешь делать? Моя комната рядом с его помойкой, а Яд не захотел меняться, вот я и…помог.

И точно, Маша немного успокоилась, перевела дух и потребовала, чтобы Голодный возместил моральный ущерб, а именно: навёл порядок у себя, а заодно и во всём бункере. Тряпкой и шваброй она его обеспечит. И не дай бог, ты ещё раз свой нос на мою кухню сунешь! Ты понял?

— Ну, как я и предупреждал, нельзя нарушать женские границы, — прошептал Мешочек. — Для нашей девочки, кухня — святыня. Получил, что называется, по заслугам.

Потом появился Док и ещё раз призвал всех к порядку.

— Нехорошо, когда друзья ссорятся, больно смотреть, — говорил он. — Я тут оборудование настраиваю, а они хулиганят.

— Я больше не буду, простите меня, — извинилась Маша.

— Ну, вас-то я всегда прощу, моя дорогая, но, пожалуйста, больше не пачкайте веник. № 5 - этого не достоин. Если хотите, я поставлю ему имплант и его будет бить током каждый раз, когда он будет подходить к кухне? Уверяю вас, совсем простенькая операция, он и не заметит, — предложил Док.

— Оскорбительно это слышать от вас, профессор, — пробурчал Голодный. — Ладно бы вы мне пулемёт присобачили, но строгий ошейник? Вы садо-мазохист, да? Я всегда вас подозревал. Любите, когда искры из глаз.

— Люблю, — скромно признался Док. — А ещё люблю, когда кричат и молятся. Рассаживайтесь по местам, товарищи, сейчас я включу вам запись.

Маша вернулась за Саней и помогла ему усесться в нужное кресло. Карл суетился рядом, он прикатил столик на колёсиках и поставил на него бокалы с апельсиновым соком. Пока он это делал, девушка снова прогулялась до соседей и забрала у них бутылку шампанского. Никто не возражал. Только господин Яд начал хныкать вслед, что бутылка последняя.

— Пейте ром. У вас две бутылки, — огрызнулась Маша. — А у меня нервы.

— Но я же не пью крепкое, у меня диабет, вы же знаете.

— Значит пейте воду, — сурово отвечала девушка.

— Хе-хе, дама подарит тебе цветок. Счастлив тот, кому она вручит свою первую мимозу, — прошептал Карл и добавил — А я, твой скромный купидон, улепётываю.

— Мимозу? — не понял Саня, но Карл уже испарился, а его вопрос услышала Маша и подумала, что он обращается к ней.

— Ты будешь? Да, я тут подумала, что если смешать шампанское и апельсиновый сок - будет вкусно.

Маша уселась рядом. Зазвенели стаканы. Потом звякнул металл.

— Наверное, нужно пить холодным, коктейль должен быть со льдом? — предположил он. — Хотя, я никогда не бывал в барах и ресторанах. Я ничего не знаю об этом.

— Странно, я думала, раз ты много зарабатывал, ты мог позволить себе рестораны и разные вкусности? — искренне удивилась Маша.

— Нет, я домосед. Я, если честно, из дома-то выходил только по необходимости. Ездил, да. Много ездил, но всегда с определенной целью. А так…Если нет друзей и каких-либо отношений, то получается и выпить-то не с кем.

Рассказывая о себе, он невольно вспомнил о своих жалких попытках завести знакомства с девушками и поморщился, испытав острое чувство стыда. Но, кажется, она не заметила?

— Ерунда, со льдом у нас полный порядок, — сообщила Маша. — А немножко алкоголя не повредит. Надо расслабиться. У ребят стресс, да и я сама от сидения взаперти лезу на стенку. Кстати, этому коктейлю меня научил дядя Валера.

Ну, ты помнишь, я тебе про него рассказывала. Правда, он его водкой запивал…А мы простой вариант выпьем, только шампанское и апельсиновый сок. Хорошо?

— Ладно, — Саня принял бокал из её рук и осторожно поднёс к губам. Пахло апельсинами. Нужно было что-то сказать.

— Спасибо, — тихо поблагодарил он.

— Пожалуйста, только за что?

Саня почувствовал, что она улыбается.

“За то, что ты рядом”, — хотел было сказать он и не смог. Испугался. В самый последний момент испугался. Где-то позади послышалось саркастическое хихиканье. Ну точно, как же можно забыть про того, кто всё про всех знает. Заткнулся бы лучше, а?

— Ну, что же, все готовы к просмотру? Я могу начинать?

Судя по голосу, номер шесть был изрядно взволнован.


Телега автора для тех кто хочет читать раньше всех - https://t.me/+B2qSpjem3QZlOTZi

-----------------------------------------------------------------------

@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.

@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.

@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.

@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна

@Mefodii - почасовые новости и не только.

@bobr22 - морские рассказы

@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля

@PyirnPG - оружейная лига

@ZaTaS - Герой - сатирик. Рисует оригинальные комиксы.

@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!

-----------------------------------------------------------------------------------

Показать полностью
102

Попадание

Боль все никак не отпускала. Афоня издал горестный стон и попытался скорчиться калачиком.

На удивление, получилось.

Афоня потер руками живот и еще разок всхлипнул. На сей раз не очень болезненно, скорее, удивленно. Потому что никакой арматуры в его животе не торчало, все было чинно-мирно, и даже ничто не давило на плечи.

Не то что минуту назад.

Потому что минуту назад Афоня смотрел вверх и жизнерадостно махал рукой - в его сторону ползла монструозная конструкция из непонятных металлических штуковин, поддерживаемая кран-балкой. Совершенно обычный рабочий день, ничем не замутненный и не испорченный. Ну, кроме того факта, что цепь вдруг порвалась, и все это безобразие рухнуло ему на голову. Ладно бы только на голову, он все равно ей довольно редко пользовался, но и вообще везде. В живот впилась ржавая железка, плечи заломило, глаза вообще отняло - он так и не успел понять, навсегда, или просто так, от удара.

Наверное, каску все-таки стоило носить. Да и для живота стоило бы, блядь, что-то придумать.

Но в животе было пусто. И не только в том смысле, что пообедать незадачливый рабочий так и не успел. Той самой арматурины, за которую он цеплялся последнюю минуту, подвывая что-то жалобное, он в руках не обнаружил. Вместо этого его пальцы нервно стучали по самому обыкновенному брюху - целому, круглому, даже жизнеутверждающему. Да и глаза, в общем-то, видели все, как и раньше. Но самое удивительное - вокруг было тихо. Не гремели станки, не матерились рабочие, не визжала кран-балка, неожиданно ставшая виновником такого представления.

Афоня перестал стонать и посмотрел по сторонам.

Лежал он на полу. В этом смысле ничего не изменилось. Разве что сам пол был черным, блестящим, будто из вулканического стекла, и на нем были аккуратно процарапаны бороздки. Прикинув, что бы это все значило, Афоня обнаружил, что лежит в центре нацарапанного круга, с краев которого прямо на него указывают три стрелки. Растерянно хмыкнув, мужик посмотрел на потолок. Там дела обстояли не лучше - какой-то зеленый камень, да еще и хрень светящаяся туда-сюда болтается. Как стая светлячков.

Наконец, Афоня сел. Его напуганное тело осторожно, но все-таки радостно приняло тот факт, что больше ему совершенно не больно. Ну и вообще - то, что он видел, меньше всего походило на заводской цех. Тут даже кран-балки не было, в конце концов.

- Следующий!

Звонкий, но все-таки приглушенный голос раздался из-за стены. Афоня насторожился и встал на ноги. Это он помер, что ли? Конечно, на ангельские врата не походило ни разу, но…

- Атраханиэль, блядь, посмотри.

Траха-чо?

Кроме пола и потолка, тут были еще и стены. Стены были под стать остальному окружению - как будто собранные из мелких чешуек, причем каждая из них блестела разными цветами. Ну и Афоня наконец-то заметил дверь. Которую открыл высокий бледный мужик и, обернувшись, прогундосил:

- Сергей Афанасьевич, есть новичок.

- Ну так тащи его сюда, блядь.

Трахаэль был не просто высоким, он был еще и бледным. И очень уставшим, будто не спал уже неделю. А еще нервно дергал левым ухом и шмыгал носом. И если нос у него был вполне нормальный - миловидный такой, остренький, то глаза были просто в половину морды. А уж уши - тоже миловидные и остренькие - были чуть ли не больше головы. И тут до Афони дошло:

- Эльф?

- Кобольд, блядь, - сплюнул Трахаэль, - Изволь к начальству.

- К начальству?

Эльф не соизволил даже хмыкнуть - он запустил пятерню в свою золотистую шевелюру и, что-то бормоча под нос, скрылся обратно за дверью, энергично почесываясь.

- От бля.

Как в книжках. То есть, Афоня не помер. Он… Он теперь в другом мире. С эльфами. Где магия, колдуны, великое зло и прочая хрень. Да блядь, он теперь какой-то избранный. Ну, наверное. Особой почтительностью эльф не отличался. Ну, книжки всегда приукрашивали действительность.

Рабочий еще раз проверил свой живот на предмет торчащей арматуры и, окончательно удостоверившись, что ничего плохого с ним не произошло, храбро шагнул за двери. Те тоже умудрялись выглядеть загадочно, были покрыты какой-то вязью, и вообще могли бы внушать благолепие, если бы не до бесконечности унылый взгляд этого Трахаэля, который сидел за криво сколоченным столиком прямо за ними. И сморкался в грязную тряпицу:

- Добро пожаловать в Посредиземье.

- Это чо, правда, что ли? - не удержался Афоня.

- Правда, правда. Пройдите дальше.

- Ты же эльф?

- Нет, блядь, кобольд. Как же вы заебали…

- Что?

- Ничего. Добро пожаловать в Посредиземье, говорю. Пройдите дальше. Блядь. Сергей Афанасьевич вас ждет.

На языке у Афони, казалось, роился просто миллион вопросов. но, как выяснилось, родить он мог самые банальные, как волк для красной шапки. Например, отчего у тебя такие большие уши. Оставив эту дилемму на потом, Афоня целеустремленно переступил порожек. Уж понятное дело, для пришельца из иного мира…

- Ну наконец-то.

За столом сидел обычный человек. Ну, обычный, наверное, для этого мира. Одет он был в какие-то вычурные доспехи, с трудом прикрывающие жизненно важные места, зато героически топорщащиеся во все стороны там, где это было заметно. На шлеме у него вообще одновременно торчали павлиньи перья и здоровенные, какого-то сатанинского толка рога. Человек привычным жестом поправил шлем и улыбнулся:

- Добро пожаловать, попаданец 61 764.

- 61 что?

- Да ничего. Добро пожаловать, короче.

- Это…

- Да, добро пожаловать в Посредиземье. Ты был избран и не умер…

- О! - обрадовался Афоня.

- …а стал частью наших земель.

- Так это… Ну… А что у вас тут?

- Да ничего необычного. Как везде, - человек пожал плечами и переложил на столе стопку бумажек с места на место, - Война идет, силы зла угрожают, силы добра противостоят. Как у вас примерно.

- Я готов!

- Чего? - удивился человек за столом.

- Поразить силы зла! Возглавить воинство света!

Человек за столом снял свой причудливый шлем и почесал плешь. После чего отложил бумажки и вытащил из ящика стола блокнот. И поставил в нем неряшливый крестик:

- Атраханиэль, закрой двери, пожалуйста, ну и чай поставь.

- Вас понял.

Человек указал рукой на стул, стоящий посреди комнаты, и вытащил из нагрудного кармана трубку. После чего принялся задумчиво и очень медленно ее набивать. Афоня же не спешил садиться на стул - ему все было интересно в его новой жизни, и архитектура, и лица будущих соратников, и… И, кстати. А что, собственно, за зло такое угрожает Посредиземью. Афоня послушно сел на стул и улыбнулся.

- Я Сергей. Сергей Афанасьевич. А ты?

- Афоня.

- Дохуя героическое имя, - хмыкнул человек и раскурил трубку, - Как и все остальные.

Афоня промолчал.

- Дунешь? Голарианский табак, не местное говно.

Рабочий осторожно взял трубку.

- Афоня, значит. Ты вообще, по-твоему, где?

- Ну, - выпустил облачко дыма рабочий, - В Посредиземье.

- Правильно. А в Посредиземье ты где?

- В смысле?

- В коромысле, блядь, - человек грубо отобрал у Афони трубку.

- Ну… В последнем оплоте добра? - осторожно заметил Афоня.

Сергей Афанасьевич заржал так сильно, что, во-первых, заплевал собственные деловые бумаги. Во-вторых, уронил трубку. Сдавленно матерясь, человек разбросал тлеющие угольки:

- Ты на вербовочном пункте Рыцарей Тишины, даю подсказку.

- Рыцарей чего?

- Тишины. Ты же не знаешь, кто это такие, да?

- Ну…

- Да конечно не знаешь, - махнул рукой человек и спрятал трубку обратно в карман, - Ты там в своем мире умер, да?

- Я…

- Да умер, умер. И я умер. И наш Атраханиэль тоже откинулся. Там смешная история, потом можешь его расспросить. Я так по тупости, в канализационный колодец пизданулся. А ты?

- Кран-балку порвало, меня металлоломом накрыло…

- Стой, брат, стой. Ты что, наш, что ли? С Земли?

- Наверное…

- Ебануться. Григорий! Григори-ий!

Как-то незаметно в комнате возник кто-то высокий. И широкий. В принципе, почти выше и шире всей комнаты. И он грузно посмотрел на Афоню - еще тяжелее, чем могла бы это сделать вся комната. Даже с учетом мебели и всех ее обитателей.

- Глянь, тут нашего приволокло.

Громила что-то хмыкнул и ушел восвояси.

- Что тут происходит? - испуганно спросил Афоня.

- Да известно, что. Афанасий, присягаете ли вы на верность Молчаливому Лорду?

- Кому?

- Молчаливому Лорду. Нашему повелителю и командору, кому же еще. Тому, кому мы все служим.

- А это кто?

- А это тебе знать пока рановато, - хихикнул мужик, - Вот в бою отличишься, тогда и требуй аудиенции. Но не жалуйся потом.

- В каком бою?

- В обычном. Лорду, знаешь, делать больше нефиг, как новичков воодушевлять. За этим к Солярке.

- К кому?

- К Солярной Принцессе, - мужик сплюнул, - Но ты же не за ней пришел?

- Стойте, я, кажется…

- А тебе не кажется. Вас 60 тысяч таких было. Слушай, это не наша идея.

- Идея чего?

- Да ничего. Присягаешь ли ты Молчаливому Лорду?

- Да кто это такой, блядь?

- Ну, он молчаливый. Ты че, серьезно думаешь, что он ради тебя речь толкнет?

- Так, стоп. Что за Посредиземье вообще?

- Да земье как земье, - пожал плечами мужик и снова затянулся из трубки, - Сколько их таких.

- А?

- Ну, Околоземье мы уже завоевали, вроде, - стал загибать пальцы мужик, - Тамошние ваххабиты… Блядь, то есть, хоббиты, вообще сами сдались. Им же хуже. Подземье тоже, но там грустно вышло, пришлось все сжечь к чертям. С Околоземьем тоже не очень получилось, там был такой шустрый дедок, так чтоб его грохнуть…

- Кто такие Молчаливые рыцари? - с затаенным волнением спросил Афоня.

- Ну а ты как думаешь, - заржал мужик, - Вестники Черной силы срединных планов.

- Черной силы?

- Ты чо, расист, что ли? Тут у нас это не приветствуется, - кивнул в сторону коридора с эльфом мужик, - Ну да, кожа у него черная, а что ему делать, двадцать тысяч лет в Бездне просидел. Загорел, так сказать.

В ответ на эту фразу гулким басом хмыкнул массивный Григорий из-за приоткрытой двери.

- То есть…

- Да-да, все ты правильно понял. Добро пожаловать в вербовочный центр темных сил.

Мужик сложил руки на груди и улыбался, явно наслаждаясь растерянным выражением лиц Афони. А тот все пытался найти подходящее слово, чтобы спросить…

- Ну посмотри сам. В Посредиземье война идет лет так пятьсот, я точно не знаю. Да и никто точно не знает, кроме Молчаливого или самого Черного. Если им, конечно, память не отшибло. Ну или Солярки, но она только красивые речи умеет толкать и из нимба волнами света пулять. Пизда тупая.

Афоня затравленно осмотрелся, но никаких героических зацепок для решения внезапно возникшей дилеммы не нашел. Ни тебе припрятанного заклинания, ни забытого кем-то меча, ни даже захолустного ангела, пришедшего на выручку.

- И кто, по-твоему, мог бы догадаться построить вербовочный лагерь для иномирцев аккурат на месте сопряжения планов?

Рабочий не понял ни слова.

- Ты посмотри на этих Светоборцев, - мужик встал из-за стола и надел обратно свой зловеще-дурацкий шлем, - Кликают кличи, созывают всех совестливых борцов, кормят завтраками и на редкость херовыми пайками. Да и откуда у них жратве-то взяться, всю житницу Арканид мы спалили к херам. Странно, что они еще трупы врагов жрать не начали с голодухи.

- Чего?

- А у нас соцпакет. Вот, по документам, - потряс бумагами мужик, - 4 тыщи калорий в день, мясо по субботам, пиво ежедневно, дварфийский грог перед битвой. Отличившимся бойцам - денежное довольствие в твердой валюте Молчаливого Лорда. Заслуженным ветеранам - земельные наделы. Все честно, без ботвы про великий долг и ответственность. Ну, мясо, правда, не всегда коровлингское.

- Где я? - жалобно спросил Афоня.

Вербовщик прекрасно понял, о чем его спрашивал новичок, но речь не прекратил:

- В рядах лучшей армии Посредиземья! Мифрильная кольчуга и дварфийский клинок всем новобранцам. В счет будущего жалования, конечно, - последние слова утонули в показном кашле, который неловко скрутил вербовщика после очередной затяжки.

- То есть… Вы - зло?

- Зло, добро… Вот слушай, если тебя кормят и одевают, это зло, что ли?

Афоня промолчал, угрюмо массируя живот, все еще ноющий от воспоминаний об арматурине.

- Солярка, хуярка… Молчаливый хотя бы слово держит. Арковит, вон, получил свою ферму в Околоземье. Великий воин был. Ну, он и сейчас великий, но уже помещик. Двадцать гектаров, пару тысяч крепостных ваххабитов… блядь, хоббитов, то есть. Возможностей проявить себя много! А что Солярка? Будем биться во славу добра, - скривился мужик, - а жрать, значит, будем говно и опилки. Поместья же надо вместе с крепостными вернуть обратно хорошим парням. Ну, тем, кого она считает хорошими. А плохих надо захерачить. Кого она считает плохими. Меня, например. Гениальный план, не находишь?

Афоня морщил лоб и продолжал затравленно оглядываться. Вербовщик только хмыкнул, настолько часто он видел это все:

- Ну, давай к делу. Хочешь биться за дело великого добра - дело твое. Только там платить не будут, и четыре тыщи калорий даже не мечтай отхватить. Они там с голодухи пухнут в своих горах. А облигациями Солярки лично мы тут подтираемся - больно нежная бумага, эльфийской работы, солдатня тащит в виде трофеев с радостью. Но я, сам понимаешь, на работе.

Афоня испуганно посмотрел на мужика, который вдруг выдал совсем недобрую улыбку, которая не вязалась с его придурошными перьями на шлеме, но зато прекрасно дополняла рога на нем же.

- Здесь сходятся планы. Наш с тобой, еще Внеземья и Полуземья. Из последних падают дварфы и эльфы. Этих все котируют - одни стреляют да лечат, как очумелые, вторые если даже ничего не выкуют, то такой самогон отхуячат, что обосраться. А нас… Ну, вас. Тебя, то есть. Так, на один зуб. Даже уговаривать никто не будет. Со мной так же было. Поэтому буду с тобой начистоту, как землянин с землянином. Вернее, выходец с плана Неземья.

- Но…

- Да все тут случайно падают. Кто так помер, кто по тупости. Раз в неделю минимум. А попаданцы ребята хорошие, мыслят нестандартно. Иногда из вас хорошие офицеры получаются. Ну или вербовщики, но ты только попробуй, сука, под меня копать. Тут я долго цацкаться не буду, - заржал мужик.

- Кто такой Молчаливый Лорд? - тихо спросил Афоня.

- А тебе не похуй? Вот ты своего директора завода, что, в лицо знал? Он на то и молчаливый, блядь, чтобы о нем никто не распространялся. А тебе я опять задаю вопрос. По дружбе, как земляку. Ну что, готов вступить в наше храброе воинство?

Афоня поднял глаза и как можно более героически посмотрел в лицо вербовщика. Тот только заржал:

- Еще один. Знаешь, кто такой Гриша? Вот этот шкаф, что ты недавно видел?

Понятное дело, работяга не знал.

- Мастер Упокоения. И это не потому, что он тебя упокоит, а потому что покой, это будет единственное, о чем ты будешь мечтать, когда он закончит.

Вербовщик уселся обратно и достал из ящика стола пыльную бутылку:

- Будешь? Как земляку предлагаю, лучшее эльфийское.

Афоня промолчал. Мужик пожал плечами и все равно налил два бокала:

- Гриша вообще парень простой, пахал себе на литейке. Незлобивый, котиков уважает. Даром что в Посредиземье никаких котиков нету, только злопуты и чирики. Просто, знаешь, место теплое. Там, на передовой, нашего брата никто не считает. Что там какие-то людишки, - как-то показно, с преувеличенной грустью вербовщик отпил из бокала, - А тут хорошо. Вас прочесывай, то эльф пизданется, то дварф. Люди что-то стали редко попадаться. Вот ты первый за… Даже не знаю, десяток лет, наверное.

Афоня смотрел в пол.

- Вот я Гришу и пристроил. А что, парень неслабый, руки вон какие. И с литейки - кое-что в огне понимает. А уж там шкуру с кого-то снять или кишки вытащить - ну, дело житейское, один хрен это с вами на передовой сделают. Кто не хочет в Молчаливые, все равно будет молчать. Ну, потом, когда откричит свое на дыбе. Но я, знаешь, я своих стараюсь защитить. Понимаю, ты хотел стать избранным, великим, блядь, воином света. Я тоже хотел. И ты, знаешь, можешь стать писарем полковым или куском мяса без кожи. Гриша уже нехило руку набил.

Афоня вроде как собирался что-то сказать, но только исподлобья посмотрел на собеседника.

- Место хорошее, - пожал плечами вербовщик, - ну, подумаешь, пытать кого-то надо, или убивать. Гриша парень старательный, ему что болванку жарить в печи, что тебя, без разницы. Я, знаешь, вообще должен тебя в строй вписать - вот с калориями, кольчугой, прочей хуйней, но ты ж сдохнешь в первый день. Дварфы с эльфами, сам понимаешь, привычные. А ты когда последний раз в руке меч держал? Вообще хоть раз держал?

Афоня не ответил.

- В общем, присягни Молчаливому Лорду. Когда ты узнаешь, почему он молчаливый, тебе это не понравится. Солярка тоже не ангел, хотя и косит под одного, у них пленных по голове не гладят. А я тебе сделаю тихую должность писаря при штабе. Ну что?

Работяга вздохнул:

- Где подписаться? - и взял бокал, заботливо оставленный Сергеем.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!