Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 470 постов 38 900 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
22

Зона кошмаров (Часть 1)

Никто не поверил бы, скажи я, что попал сюда случайно. Так что лучше молчать и делать все так, как остальные. Раз — нажать на рычаг. Тяжелая дверь, протяжно скрипя, сдвинулась в сторону. Два — войти в небольшой тамбур и нажать на второй рычаг. Дверь за тобой захлопнулась. Три — снять с себя военную форму и сложить. Автомат остался здесь, в кабинке, дулом вверх. Четыре — надеть тяжелый желтый костюм, противогаз, натянуть капюшон и зафиксировать перчатками рукава костюма. Сразу становится душно. Пять — дождаться, пока распахнется следующая дверь, и войти. Комната номер два приветствует тебя десятками мерцающих экранов. Оператор жмет на кнопку, и проем позади захлопывается.

Прямо напротив входа в комнату номер два находилась стальная дверь, ведущая туда, где человеку без допуска к информации особой важности быть категорически запрещено. Шестой шаг – войти в нее. С тех пор, как я оказался тут, это место не дает мне покоя.

— Рядовой Катков, пройдите за пульт управления.

Что-то я замешкался. И да, шестой шаг мне пока не дался: новеньких туда не отправляют, видимо, дают интересу настояться. Сейчас у меня одна работа: следить за ребятами по мониторам и служить их личным консьержем.

— Открыть дверь!

Я сел в кресло оператора и нажал на кнопку. Дверь медленно открылась, впуская двоих солдат. Как только они исчезли в розовом тумане, я первым делом стянул с себя противогаз. Стало полегче, но ненамного.

На мониторах силуэты молча передвигались по периметру закрытой зоны, то и дело останавливаясь и что-то проверяя на приборах. Ничего другого не было видно, и я уже сломал голову, пытаясь отгадать, что же такого секретного спрятали в этой комнате.

Ванька, конечно, врал, когда рассказывал про дьявола, сидящего там в цепях, и про окружающие его горы трупов. Но запашок оттуда действительно шел мерзкий: воняло тухлятиной, грязными тряпками, мочой, и к этому примешивался отвратительно сладкий цветочный аромат, который каждый раз вызывал рвотные позывы. Но уж лучше это, чем сидеть целую смену в противогазе.

Через полчаса я снова нажал на кнопку. Дверь отворилась, впуская розовато-фиолетовый свет. В комнату ввалился рядовой Иван Шанькин, стягивая с себя противогаз. За ним вошел командир Артем Сидоров и проследовал до следующей двери. Я тут же открыл проход в тамбур: командир все делает по инструкции, а значит, будет упрямо стоять в противогазе, если я не потороплюсь. Хорошо, что с других он не требует так, как с себя. Я нажал на пару кнопок и проследовал за ним.

— И зачем мы туда лезем, — ворчал Шанькин, — каждый раз одно и то же! — его лицо и уши стали пунцовыми, веснушки проступили красными пятнами и стали видны даже на коже головы, из-под коротко стриженых рыжих волос.

— Приказы руководства не обсуждаются, — осадил его Сидоров, снимая противогаз. Сам он будто бы вернулся с прогулки: на бледной коже едва проступил румянец, темно-карие глаза блестели, ни в лице, ни в фигуре не было ни намека на усталость.

— У меня постоянно голова болит после этого, — продолжал рядовой, — и как тут випы развлекаются? По-моему, тут нет ничего веселого.

— Випы? Какие випы? — я сам не заметил, как спросил это вслух.

— Да приезжают иногда друзья-родственники генералов посмотреть на наше чудо, — Ваня, сложив абы как свой костюм, стоя разминал шею.

Командир нахмурился:

— Мы не должны об этом говорить.

— Он же все равно узнает, — отмахнулся рядовой, вразвалочку проследовав к нише за шкафами, в которой располагалась душевая.

Повесив костюм и расправив его на вешалке, командир развернулся ко мне.

— Катков, пора и тебе выходить на позицию. В следующий раз пойдешь со мной.

Я, проглотив ком в горле, кивнул.

— Поди, не терпится уже, — усмехнулся он и ушел вслед за Ванькой. А я уже мог не пытаться скрыть свое ликование: довольная улыбка расплылась на пол-лица, а взгляд был прикован к ней — двери, за которой меня ждало что-то необыкновенное.

*****

Я утопал в густой, черной смоле все глубже и глубже, раз за разом пытаясь выплыть, но темная жижа заливала глаза, проникала в рот и нос, давила на грудь.

Сон оборвал резкий стук в дверь казармы и громкий голос Сидорова:

— Катков, Шанькин, подъем! Срочный выход на объект!

В казарме зашевелились, застонали. Шанькин пробурчал что-то невнятное и неловко спрыгнул с верхней койки. Мы натянули форму и, не до конца проснувшиеся, вывалились в холодный коридор. Командир, с каменным лицом, жестом указал следовать за ним.

В комнате номер один нас уже ждали четверо мужчин в хорошо сидящих, но помятых костюмах. От них пахло смесью парфюма, алкоголя и сигарет. Один из визитеров, грузный, с заплывшими глазами, еле держался на ногах, опираясь на своего товарища. Трое солдат, сопроводивших гостей, тут же ретировались, оставив их на наше попечение.

— ...а я тебе говорю, Серёга, тут у них целый архив КГБ спрятан! — хохотал один, размахивая руками.

— Да ну? А я слышал, тут инопланетян держат, — вторил ему другой.

Их смех резал ухо, казался кощунственным в этой стерильной комнате. Сидоров, вытянувшись, обратился к ним:

— Господа, прошу внимания. Сейчас вы наденете защитное снаряжение и пройдете в шлюз. Там, куда мы направляемся, действуют строжайшие правила: не отходить от группы, ничего не трогать и ни в коем случае не снимать костюм. Это вопрос вашей безопасности.

Потом он повернулся ко мне, и его взгляд был стальным.

— Катков, ты остаешься в операторской. Открываешь, закрываешь, следишь по мониторам. В следующий раз.

Во мне что-то упало. Очередное ожидание. Я лишь кивнул в ответ.

Процедура повторилась. Операторская, фигуры в желтых костюмах, и вот все уже там, за стальной дверью. Я прильнул к мониторам. Они, как и обычно, передавали лишь изображения размытых силуэтов в розоватой дымке, но звук... Звук доносился четко.

— Опа, глянь-ка, какое цветастое! — донесся чей-то пьяный возглас.

— Во дает! — Хохот. — Как будто салют в воде!

— Подожди, подожди, как ты там оказался?

— А ты как? Ого!

На экране силуэты метались, размахивали руками, словно ловили невидимых бабочек. Они то сбивались в кучу, то разбегались, их движения были неестественными, прерывистыми, будто их притягивало и резко разбрасывало невидимой силой. Двое солдат стояли поодаль и наблюдали за этим действом.

— Дышать тяжело... жарко... — вдруг послышался хриплый, прерывистый голос. Это был тот, грузный. — Душит всё... Снимаю!

— Нельзя! Немедленно перестаньте! — рявкнул Сидоров. Но было поздно. На одном из мониторов я увидел, как один из силуэтов резко изменил очертания — снял противогаз. Послышался кашель, переходящий в спазмы.

— Эй, быстро надень!

— Отстань...

Силуэт зашатался и упал. Долго я не думал. Пальцы сами нашли кнопку, дверь с шипением пошла в сторону, я сорвался с места и влетел в розовато-фиолетовый проем.

Воздух ударил в лицо — воздух, пропитанный сладковатой вонью. Голова закружилась, а в глазах сразу поплыли радужные круги. «Я оставил свой чертов противогаз в операторской!» — это осознание немного отрезвило меня, и я огляделся. «Надо быстрее наружу!».

Комната была большой, и тусклое освещение не позволяло разглядеть все ее уголки. Полностью различимы были лишь объекты в непосредственной близости. Артем и Ваня уже направились ко мне. Поодаль трое ночных визитеров собрались в кучку и так и застыли. В паре шагов валялся толстяк, отчаянно хватая ртом воздух.

Я направился к толстяку, но через несколько секунд до меня дошло, что я не приближаюсь к нему, а, напротив, отдаляюсь. «Что за дела?». Я ускорился, но тут меня подвело зрение: грузный гость исчез, а вместо него перед глазами заплясали огоньки. Хоп, хоп, хоп, — огоньки прыгали туда-сюда, и взгляд непроизвольно следовал за ними. Краем глаза я увидел, как випы, словно пьяные мотыльки, метались вокруг, а солдаты пытались их собрать.

Через мгновение я оказался лицом к двери и наблюдал, как неразлучная троица гостей заходит обратно в операторскую, сопровождаемая одним из солдат. Как они прошли мимо меня?

Хоп-хоп-хоп. Огоньки окрасились в ярко-красный цвет и закружились вокруг меня. Я ничего не мог с собой поделать и, будто собака, преследующая свой хвост, следовал за ними. Вдруг я оказался в самой середине комнаты, и она как по волшебству осветилась ярким светом. Прямо передо мной пульсировало что-то живое, дышащее, большое. От него расходились волны, откалывались огоньки и плясали по всей комнате.

В следующую секунду я пришел в себя рядом с упавшим. Он лежал на спине, его лицо было багровым, глаза закатились. Я наклонился, чтобы взвалить его на плечо, и в этот момент мир вокруг изменился окончательно. Расстояния поплыли, пол под ногами стал мягким, как желе, а сгусток света начал безостановочно пульсировать.

Задержав дыхание, я из последних сил потянул пострадавшего на себя, но тут перед глазами все поплыло. Я провалился во мрак.

*****

Тишина в лазарете была абсолютной, гнетущей, нарушаемой лишь мерным тиканьем часов на стене. Я пришел в себя час назад, на дворе был уже день. Врач вел себя так, будто ничего экстраординарного не случилось и я пришел на обычную проверку после дежурства на объекте. «Прими глицин и попей водички», — сказал он и ушел восвояси. Медсестра же посоветовала полежать до обеда, набраться сил.

Лежа на жесткой койке, я вновь и вновь прокручивал в голове те несколько минут за стальной дверью. Не страх, а жгучий, пьянящий восторг переполнял меня. Да, я нарушил приказ, да, меня скорее всего отчитают, но я увидел. Пусть мельком, пусть в панике, но я заглянул в ту реальность, которая скрывалась за розовато-фиолетовым светом.

Мои размышления прервал Ванька, зашедший меня проведать.

— Ну тебя и выбило с первого раза! — воскликнул он вместо приветствия и плюхнулся на соседнюю койку так, что она пошла волнами, — Ну как тебе на объекте? Небось не хочешь больше туда соваться? А? Так и будешь сидеть за экранами, да? Труханы себе поменял хоть?

— Погодь, погодь, — остановил я его тираду, — да все со мной нормально.

— Я тоже испугался в первый раз, — неожиданно тихо продолжил Ваня, — это ж вообще что-то.. ну… потустороннее что ли.

— Не потустороннее, а необычное, — сказал я и уставился в потолок, — Скорее это какая-то научная аномалия, пространство, которое не подчиняется привычным законам физики.

— Да нее, какая физика. Это точно демоническое что-то. По-ту-сто-рон-нее, — отчеканил Ванька, и тут я понял, что он не пытался надо мной подшутить, говоря о дьяволе на объекте.

— Шанькин, а причем тут демоны? — спросил я.

— Да кто ж еще может так напердеть тухлыми яйцами, — отмахнулся он, лег на бок и мгновенно захрапел. Великолепное умение.

*****

На следующий день наш отряд был переведен на периметр. Мы несли караульную службу под скупым осенним солнцем, в сотне метров от серого, ничем не примечательного здания. Воздух был чистым, холодным, желтые листья шурша опадали, под ногами хрустели ветки и желуди. Все было так тихо и буднично, что произошедшее со мной позавчера казалось какой-то фантазией, разыгравшейся в хмельном сне.

Командир размеренно шагал впереди, держась линии ограждения. Я, погруженный в свои мысли, шел следом. Ванька, попинывая шишки, тащился за мной. Вскоре показался контрольно-пропускной пункт, и Артем салютовал тамошнему командиру, капитану Егорову. Тот приподнял руку в ответ, но тут что-то его отвлекло, и он скрылся в будке.

Именно тогда мы вновь увидели ночного гостя. К шлагбауму подкатил черный тонированный внедорожник, из которого вывалился тот самый грузный вип, что накануне снял противогаз на объекте. Он был бледен, руки его дрожали, глазки бегали. Егоров подошел к нему и что-то сказал. До нас долетали только обрывки фраз: что-то про ночной визит, что-то про разрешения.

— Вы не понимаете! — голос випа прорезал утреннюю тишину, — Мне нужно туда! Один раз!

— У вас нет допуска, — громко ответил Егоров, – Я не могу вас пропустить.

Вип кричал про звонок «самому министру», тыкал пальцем в грудь капитана, но тот стоял на своем. В итоге, плюнув себе под ноги, мужчина влетел в машину и умчался, оставив за собой шлейф бессильной ярости.

— Чего это он? – спросил Ванька. Я лишь пожал плечами, а Артем будничным тоном сказал:

— Бывает…

*****

Командир Сидоров встретил меня у входа в комнату номер два. Он молча смерил меня взглядом, кивнул на мой штатный костюм, висевший в кабинке, и произнес всего одну фразу:

— Готовься. Выходим через час.

Я не волновался. Я был в предвкушении. Четвертый шаг — тяжелый костюм лег на плечи как влитой. Пятый шаг — я вошел в комнату номер два. Шанькин сел на место оператора и помахал мне рукой.

Рычаг щелкнул. Дверь с протяжным скрипом поползла в сторону, впуская волну того самого, уже знакомого розовато-фиолетового света.

— Шестой шаг, — тихо сказал я сам себе и переступил порог.

Воздух внутри был густым, сладковатым, давил на уши как на глубине. В этот раз я сразу увидел Его — пульсирующий сгусток света в центре зала. Он словно дышал, то расширяясь радужным шаром, то сжимаясь до размеров кулака. От него отрывались светящиеся частицы и кружились в причудливом танце.

Сидоров вышел вперед и начал обход. Прибор у него на руке протяжно пиликал.

— Командир, — я шагал, следя за тем, как один из огоньков описывает дугу и исчезает у меня над головой. — Что это вообще такое?

— Наше дело — выполнять приказы, Катков. А не задавать вопросы.

Очень на него похоже, но я не верил в то, что Артему было совсем неинтересно то, что происходит в этой комнате.

Пространство перед нами исказилось — несколько разноцветных огней выстроились в идеальную геометрическую фигуру, которая затем рассыпалась на отдельные блики. Наш бравый командир на секунду замедлился, так же, как и я, наблюдая это буйство красок. А потом сказал:

— Мы были здесь уже много раз, Андрей. И каждый раз комната встречает нас по-разному. Меняются размеры, цвета, перспективы. Но кое-что всегда неизменно.

— Что? – не скрывая любопытства спросил я.

— Периметр. Эта стена всегда остается на своем месте. Она всегда из того же материала. Она всегда одной и той же высоты. За полчаса мы проходим ее несколько раз, и она остается прежней.

— А ученые тут бывают? Тут проводят какие-то исследования?

Командир остановился и обернулся ко мне. Хоть я и не видел его выражения лица из-за противогаза, я был уверен, что он немного раздражен.

— Катков, я не знаю всего, но уверен, что объект изучают. Мы бываем тут не так часто и не знаем всего. И лично мне никто ничего не докладывают.

Я задумался. Полчаса ходим, полчаса отдыхаем... Пять циклов. Смены бывают в разное время суток: утром, днем, вечером. После смен обязательно сдача анализов в медпункте. Неужели они изучают и нас?

— Объект не наша забота, — Сидоров пошел дальше. — Пока я тут служу не было никаких эксцессов.

— Кроме випов, — не удержался я, наблюдая, как в дальнем углу комнаты розовая дымка на мгновение сгустилась в подобие человеческой фигуры. — Тех, что с противогазами баловались.

— Если сюда водят посторонних, — голос Сидорова звучал приглушенно, — значит, объект считается безопасным.

Я покачал головой, чувствуя, как странная энергия покалывает кожу даже через костюм. Прямо перед нами несколько светящихся точек внезапно выстроились в прямую линию, словно указывая куда-то вглубь зала.

— А ты знаешь когда это обнаружили? Почему никто ничего о нем не слышал?

Сидоров снова повернулся ко мне. В круглых прорезях его противогаза отражались пляшущие огоньки.

— Здание старое. Построено давно. Еще при советах. Больше я ничего не знаю. И знать не хочу.

Внезапно центральный сгусток света запульсировал с особой силой, и на секунду вся комната озарилась ослепительным белым светом. На мгновение я ослеп, а когда зрение вернулось, я увидел, что Сидоров спешно отдалялся, его походка говорила об окончании разговора лучше любых слов.

*****

В следующую смену наш небольшой отряд был направлен на контрольно-пропускной пункт. Я проклял про себя ротацию, уж очень хотелось снова оказаться в той комнате. Но нас ожидали другие приключения.

Грузный мужчина снова вернулся. Он не был похож на самого себя. Лицо землистого оттенка, под глазами черные мешки, одежда помята. Он шел сутулясь, будто нес на плечах невидимую тяжесть.

— Пропустите меня, — хриплым шепотом обратился он к нам. — Прошу вас. Мне нужно... мне нужно увидеть её ещё раз. Одну минуту.

Командир Сидоров вышел из будки, его лицо было непроницаемым.

— Уезжайте. Прохода нет.

Лицо мужика стало красным, как кирпич. Я ожидал новых угроз и проклятий, но тут он зарыдал. Гулко, протяжно, утирая глаза грязным рукавом и размазывая по лицу сопли.

— Вы.. вы не понимаете! — его слова были приглушены рыданиями — Там... там моя дочка! Я видел её там! Она зовет меня! Она там застряла!

Он упал на колени, схватив Сидорова за брюки.

— Откройте дверь! Ради Бога!

Я в растерянности посмотрел на командира. У того на лице не дрогнул ни один мускул.

— Вашей дочки там нет, — холодно сказал он, — Вам показалось. Это влияние аномалии.

В голосе мужчины что-то надломилось, он зарыдал пуще прежнего и повалился на землю. С минуту он лежал распластанный на земле, но вдруг одним движением вскочил на ноги, его лицо исказила бешеная гримаса.

— Вы! Вы все в сговоре! Вы её украли! — он с диким криком бросился на Сидорова, колотя его кулаками по бронежилету.

Мы с Ваней схватили его за руки, но он вырвался, его тело содрогнулось в спазме. И, прежде чем мы попробовали скрутить его снова, его вырвало прямо на Сидорова. Рвота была странного, темного, почти черного цвета.

— Господи, помилуй, - прошептал Ваня.

А я стоял как вкопанный, ноги будто вросли в асфальт. Время замедлилось, растянулось, превратившись в череду жутких, отрывистых кадров.

Прямо передо мной Артем, с лицом, не выражающим ничего, кроме холодного презрения, коротким, резким движением оттолкнул обезумевшего гостя. Тот, слабый и разбитый, споткнулся о собственные ноги и рухнул на колени. Артем не смотрел на него. Его взгляд был прикован к мундиру, на котором растеклось черное, маслянистое пятно рвоты. Он оглядывал его с такой брезгливостью, с какой смотрят на ядовитую гусеницу, медленно, с отвращением стряхивая с рукава самые крупные капли. Казалось, его больше заботит испорченная форма, чем судьба человека у его ног.

И тут, словно из-под земли, возникли солдаты. Двое. Они действовали быстро, без лишних слов, схватив гостя под мышки. Мужик не сопротивлялся, его тело обмякло, стало бесформенным и тяжелым. Он лишь непрестанно бормотал что-то бессвязное, а его глаза, широко раскрытые, полые, были устремлены туда — за колючую проволоку, к серому зданию. Они потащили его к уазику, и его ноги волочились по земле, оставляя в пыли две неглубокие борозды.

И вот тогда, когда его уже начали заталкивать в кузов, в нем что-то щелкнуло. Он внезапно рванулся с нечеловеческой, истерической силой, выкручиваясь из солдатских рук. Его тело изогнулось, порыжевшая от грязи рука вытянулась вперед, пальцы судорожно сжались и разжались, словно пытаясь ухватить что-то невидимое, что было там, в запретной зоне.

— А-а-а-а-а-а-а! — его крик прорезал воздух. — Ве-е-ерни-и-те-е-е-е!

Солдаты, побагровев от напряжения, втолкнули его внутрь, и дверь уазика с глухим стуком захлопнулась. Но этот крик еще долго висел в холодном осеннем воздухе, эхом отдаваясь в ушах, впитываясь в кожу. Я стоял, не в силах пошевелиться, чувствуя, как леденящий холод этого отчаяния проникает в меня самого.

(Часть 2)

Показать полностью
78

Командировка

Ехать в командировку мне совершенно не хотелось. Во-первых, я отработал в городской стоматологии чуть меньше года, чего было явно недостаточно. Во-вторых, в Лосюге, помимо лечения зубов у взрослых, придётся заняться ещё детьми и удалениями. Что работать с малышнёй, что удалять зубы я толком не умел. Да и не было ни нужды, ни возможности научиться. Почему отправили именно меня? – вопрос к главному врачу. Я бы себе в жизни не доверил ничего подобного. «У нас открывается новый филиал и тебе выпала честь быть первым там поработать. На июль, а потом поедут другие», - так главврач сказала, когда вызвала меня посреди смены. Я этому не очень обрадовался, но поскольку выбора у меня не было, улыбнулся и согласился. Практику в частной клинике пришлось отложить ещё на месяц – вместо этого займусь освоением целины за плюс-минус неплохую прибавку к зарплате.

Добраться до места тоже оказалось той ещё задачкой. Сначала надо было уехать в соседний город - Архангельск. Затем оттуда, на маршрутке, добраться до Вельска. И после, отсидев на вокзале с пяти до девяти утра, сесть на пригородный поезд, который и доставит меня в Лосюгу. Ожидание электрички по ощущениям заняло вечность. За четыре часа я успел наполовину разрядить телефон, перекусить и обойти здание вокзала вдоль и поперёк. Наконец, поезд прибыл. Желающих поехать было не так много: я, пара прыщавых подростков, столетняя старушка и бородатый мужик в тельняшке. Мы расселись поодаль друг от друга, и я, чтобы хоть немного взбодриться, выкрутил громкость наушников на максимум и резкие рифы дэт-метала почти вернули мне желание жить дальше. Кондукторша собрала деньги за билеты и поезд тронулся. Ели, берёзы, сосны, ели, берёзы, сосны, ели… О, речка! Потом снова: ели, берёзы, сосны и так продолжалось ещё полтора часа.

Несмотря на стимулирующие моё внутреннее ухо звуки из преисподней, я задремал и едва не пропустил свою остановку. Вышел из прострации за пять минут до прибытия. «Лосюга», - загорелись на табло красные буквы. Схватив сумку и рюкзак, я пулей выскочил на улицу, бросив кондукторше дежурное «до свидания».

Здешний вокзал представлял собой скромный домик, покрытый облупившейся синей краской. Приколоченные над крыльцом бесцветные деревянные буквы, складывающиеся в название остановки, едва выделялись на фоне стены. Заходить мне не было нужды, и я бросил взгляд чуть в сторону, на саму Лосюгу. Грунтовая дорога; резные ограды; одноэтажные дома разной степени паршивости – от мертвенно-серых развалюх до свежих и ухоженных экземпляров; раскиданные то тут, то там зелёные высотки – деревья. Да уж, действительно, деревня деревней.

-Семён Петрович, здравствуйте! – раздался слева чей-то голос.

Я обернулся и увидел женщину средних лет, рыжеволосую, одетую явно не по погоде – в тёплую кофту и камуфляжные штаны.

-Здравствуйте!.., - ответил я и вопросительно на неё уставился.

-Анна Ивановна - старшая медсестра.

-Рад знакомству. Спасибо, что встретили.

-Да ничего. Пойдём, покажу квартиру и амбулаторию.

Не дожидаясь моего ответа, Анна Ивановна направилась в сторону деревни. Мне оставалось послушно следовать за ней. Среди местных достопримечательностей я отметил только пункт выдачи «Озон» и продуктовый со странным названием «Кузьмич». Всё остальное – грядки, бабки, подростки на мотоциклах – мне было не особо интересно.

Медсестра попутно задала несколько базовых вопросов. Из разряда «как доехали?» и «готовы потрудиться?». Путь от вокзала до амбулатории занял у нас всего десять минут. Сперва мне дали ключи от квартиры, куда я зашёл, быстренько сбросил вещи и осмотрелся. Жил я буквально за стенкой от места работы – чтобы попасть в саму амбулаторию, достаточно было зайти за угол. Сама квартира выглядела пустовато и неуютно, но оно и понятно: прежде здесь никто не жил. Сразу напротив входа до самой спальни тянулся длинный коридор. По правую руку располагались проходы на кухню и в санузел. Бледно-зелёные стены, высокие потолки, запах хлорки – всё это создавало ощущение, что я пришёл в клинику. Казалось, в любой момент из-за угла выскочит человек в белом халате. Улыбнётся сквозь маску и пригласит на сдачу крови, ФГДС или любую другую неприятную процедуру. Сам будучи стоматологом, я на дух не переносил врачей, в том числе и других стоматологов. Благо, крепкое здоровье избавляло меня от необходимости лишний раз обращаться за медпомощью.

Я вернулся к ожидающей снаружи Анне Ивановне и вместе мы прошли в амбулаторию, где она показала мне стоматологический кабинет. Установка была приличная, радиовизиограф для рентгеновских снимков «на месте» - вообще отлично, даже в городе у нас таких не водилось. Поковырявшись в коробках с расходниками и инструментами, я сразу разложил всё необходимое по местам, чтобы не приходилось в разгар приёма рыскать в поисках условного мышьяка. Да, мы до сих пор ставим мышьяк. А что поделать – ОМС приём, полчаса на пациента.

В целом, кабинет мне понравился. Всё необходимое там было. Осталось лишь научиться ладить с детьми и удалять зубы. Медсестра отдала мне ключи от амбулатории, и мы распрощались. Я остался в кабинете и продолжил прикидывать, как лучше организовать процесс. В конце концов, решив, что по ходу дела всё итак будет понятно, плюнул и ушёл домой разбирать вещи. Удобно, что пресловутый дом был буквально за стенкой. Полминуты, и я уже снимаю кроссовки и принимаюсь потрошить рюкзак.

Затем сходил в «Кузьмича». Поскольку на всю Лосюгу это был единственный продуктовый магазин, цены там, мягко говоря, кусались. Ассортимент был относительно скуден, но всё необходимое я нашёл. Молоко, крупы, доширак, хлеб, чай, сахар – домой я шёл с двумя полными пакетами. Продавщица, кстати, пообещала прийти полечить зубы. Отметив незнакомое лицо, она сразу поняла, кто пришёл к ней отовариться. Судя по всему, я заочно успел стать местной знаменитостью.

Вернувшись домой, я заварил доширак, перекусил и принялся коротать вечер в ноутбуке. К полуночи вдруг резко потянуло в сон, и я решил не спорить с организмом, завёл будильник на восемь утра и вмиг отрубился.

Чик-чирик! Я протёр глаза и нехотя встал с кровати. Вот и настал момент Икс. Первый рабочий день в Лосюге. Явившись за полчаса до начала смены, я застал в амбулатории трёх мужчин, каждого с острой болью. Таких мы принимаем вне расписания – ещё одна прелесть ОМС. Первому было достаточно мышьяка; я назначил пациенту следующее посещение и отпустил домой. Второй пришёл с периодонтитом. Минут десять ушло на то, чтобы разобраться, как работает рентген. Ещё столько же, чтобы объяснить пациенту – нерв уже сгнил, надо прочищать каналы. Несмотря на нежелание мужичка удалять пульпу – он-то пришёл просто поставить пломбу на убитый в хлам зуб – я сумел-таки пройти все четыре канала и поставить туда кальций. Третьему пациенту было показано удаление зуба мудрости. Это было первое удаление в моей жизни, и длилось оно два часа. Перчатки были покрыты кровью. Десну вокруг несчастной «восьмёрки» я всю разорвал щипцами. Окружающая зуб кость то и дело хрустела, и от каждого такого хруста я легонько вздрагивал месте с пациентом. Неоднократно приходилось звонить знакомому стоматологу-хирургу, спрашивать совета. Когда злополучный зуб, разломанный мной на кусочки, наконец отправился в плевательницу, пациент, на удивление, был безумно счастлив. Пожелав мне крепкого здоровья и пообещав золотые горы, он чуть ли не вприпрыжку покинул кабинет. Только в двенадцать двадцать три я наконец вызвал пациента, записанного на девять утра…

Смену закончил на два часа позже. «Свободный график, будешь сам себе хозяин», - говорила мне главврач. Знаете, в жопу такие свободные графики. Я прямо в хиркостюме приполз домой, выпил чаю и, списавшись с другом, принялся жаловаться ему на жизнь. Во мне говорили усталость и злость, поэтому досталось и ни в чём не повинному рентгену, и медсестре, которая пыталась помочь, как могла. Накатав гневное полотно и оттого слегка успокоившись, я подытожил всё словами: «в целом, нормально».

В восемь вечера поужинал и почти сразу лёг спать. Ни смотреть сериалы, ни играть в новый Дум совершенно не хотелось. Сон пришёл моментально.

…мы гуляли по осеннему городу. Ветер запускал хороводы из красных, жёлтых, оранжевых листьев всех форм и размеров. Неоновые вывески завлекали нас в Рай. Вперёд, по холодному асфальту, сжимая тёплую ладонь…

-Семён Петрович! Откройте! Семён Петрович! – вернул меня в суровую реальность старушечий голос, доносящийся снаружи.

Я пробурчал пару ругательств и, накрывшись одеялом с головой, попытался снова ухватиться за ускользающую нить сновидения. За этот чудесный безымянный город…

-Семён Петрович! – незваная гостья забарабанила в дверь. Грохот стоял будь здоров и о сне можно было забыть.

Часы показывали два тридцать. Да чего этой старушенции надо от меня в столь поздний час? Я надел футболку и шорты и босиком пошлёпал по коридору в сторону выхода.

-Кто там? – спросил я, проглотив зевок.

-Ой, славтегосподи, Семён Петрович, помогите, зубик заболел! – принялась причитать старуха.

-Вы видели часы работы? Амбулатория открыта с восьми, стоматолог принимает с девяти.

-Терпежу нету, милок, совсем зубик разболелся. Помогите, Семён Петрович, сделайте зубик.

Похоже, она была готова стоять здесь до самого утра. Стоило мне приоткрыть дверь, как низкорослое нечто, укутанное в шерстяную шаль, бросилось на меня и чуть не сбило с ног.

-Спасибо огромное, Семён Петрович, жены хорошей, здоровья крепкого…

Бабка вцепилась в меня, уткнувшись лицом в живот – настолько она была низкой. Точнее, сгорбленной. Я с трудом оторвал её от себя и попытался спровадить наружу, пока сам переоденусь в хирургический костюм. Она отцепилась, но не отходила ни на шаг. И продолжала своё бессвязное бормотание. На её покрытом морщинами и старческими пятнами лице цвела улыбка, обнажающая комплект гнилых пней на месте зубов. Из раскрасневшихся глаз сами собой текли слёзы. На мои просьбы хотя бы отвернуться она лишь улыбнулась ещё шире. Нет, к чёрту. Переодеваться при этой сумасбродной старухе я не рискну. Чего доброго, ещё приставать начнёт. Справлюсь и в домашнем, главное футболку не запачкать.

Я отвёл бабку в кабинет и усадил в кресло. Заглянув в рот, оценил ситуацию, как безнадёжную. Двенадцать полностью разрушенных зубов сверху, одиннадцать снизу. Дополняли картину толстый слой белёсого вонючего налёта на языке и сочащиеся гноем свищи на дёснах. Помимо прочего, она не могла указать, какой именно зуб у неё болит. Положившись на удачу, я решил удалить тот, на верхушке корня которого красовался самый большой гнойник. Когда колол анестезию, старуха визжала, как резаная, но не дёргалась. Густые слюни летели мне в лицо и на одежду. Вонь из недр бабкиного кишечника отчётливо ощущалась при каждом её выдохе. Пахло стухшими яйцами и дерьмом с нотками залежавшихся макарон. Как же я жалел, что всё-таки не переоделся или хотя бы не надел защитный экран. Вколов наконец всю карпулу, я мгновенно отстранился и вдохнул. Что я вообще здесь делаю? Время почти три часа ночи, а я пытаюсь не блевануть и с ужасом представляю, как буду дёргать этой карге зуб. Надо собраться с мыслями. Я здесь всего на месяц. Держись, Семён! Настроив себя на победу, я открыл автоклав и принялся разбирать щипцы в поисках нужных. Когда искомые «байонетты» наконец нашлись среди груды «клювов» и «прямых», я услышал доносящиеся с кресла хрипы.

Вернулся к пациентке.

Её лицо покраснело и раздулось. Выпученные глаза истекали слезами и едва держались в орбитах. Живот бабки протяжно заурчал и тут же воздух сгустился от невыносимой вони: из-под юбки по креслу потекла коричневая масса. Старуха продолжала хрипеть, всё громче и громче, и неотрывно сверлила меня немигающим взглядом.

Я был парализован. Мог позвонить медсестре, мог загуглить, как купировать анафилактический шок, но я просто стоял и смотрел, не в силах сдвинуться с места от страха.

Не могу сказать, когда именно она умерла. Просто в один момент я обратил внимание, что хрипы прекратились. Бабка так и сидела в луже дерьма с вытаращенными глазами и опухшим лицом. Казалось, она по-прежнему улыбается мне.

Оставалось четыре часа до того, как санитарка и медсестра явятся сюда. Надо было что-то делать. Что? Оставлять бабку здесь точно нельзя. Вызвать полицию? Во-первых, пока они ещё сюда доберутся, во-вторых, непредумышленное убийство остаётся убийством и мне при таком раскладе светит тюрьма. Избавиться от тела? Но как? Амбулатория расположена на окраине деревне, рядом с обрывом в ближайшую речку. Сбросить бабку в реку и притвориться, что её никогда здесь не было? Тогда надо избавиться от всех следов её пребывания тут. В первую очередь, очистить стоматологическое кресло.

Я поражался собственной рациональности. Только что не мог шевельнуть и пальцем и позволил пациенту умереть, а теперь хладнокровно подчищаю улики. Хорошо хоть, видеонаблюдение сюда ещё не установили: мастер приедет только через неделю.

Расстелив на полу салфетки, я перевалил на них труп, и, надев перчатки, принялся затирать следы на кресле. Раз за разом я выжимал тряпку, пропитанную зловонной коричневой жижей. В процессе несколько раз чуть не вытошнило. Когда закончил, стал думать, как бы дотащить бабку до обрыва. Та, хоть и была низкорослой и худощавой, весила по ощущениям центнер. В конце концов я не придумал ничего лучше, чем тащить за ноги, делая короткие перерывы, чтобы отдышаться. Таким макаром приволок тело к полю, которое мне предстояло пересечь. Тридцатиградусная жара ничуть не облегчала задачу. Характерные для северо-запада страны белые ночи – тоже. Едва ли кого-то ещё понесло бы в сторону амбулатории в такое время, но, в целях предосторожности, я двигался в полуприседе и замирал, услышав малейший подозрительный звук. Всё время чувствовал на себе чей-то взгляд. Мерзкое ощущение. Будто вся Лосюга сейчас наблюдала за моими потугами скрыть следы преступления. А это было именно оно – преступление. Я – убийца. От этих мыслей голова пошла кругом, и я пообещал себе разобраться с моральной стороной проблемы как-нибудь потом. А сейчас – марш-бросок до последнего бабкиного пристанища. Я ведь так и не узнал, как её зовут. Думал, оформимся позже, после лечения. Вот и сделал доброе дело на ночь глядя. В любом случае, скоро о пропаже станет известно. Там и решу, что делать дальше.

Добравшись до обрыва, я, не мудрствуя лукаво, сбросил труп вниз. Береговая полоса здесь практически отсутствовала, так что мне даже не пришлось спускаться; бабка с плеском погрузилась в воду, и течение понесло тело прочь. Усталым взглядом я проводил старушку в последний путь. Это всё, что я мог для неё сделать.

Вернувшись обратно той же дорогой, ещё раз всё перепроверил. Никаких следов. Вонь почти полностью рассеялась. Кивнув самому себе, я вернулся в квартиру, несколько раз помыл дезсредством ведро и выкинул грязную тряпку в мусорку. Сколько ни стирай, из ткани следы бабки уже не вывести.

Шесть утра. Ложиться спать уже не имело смысла. Да и не хотелось мне. Я попробовал занять себя чтением книжки, но мысли о содеянном не давали покоя. Мне нужно было как-то оправдаться перед самим собой. Дать разумное объяснение всем своим действиям, чтобы впредь спать спокойно и в конце концов забыть и Лосюгу, и бабку. Думать, думать, думать…

Стук в дверь. Какого хрена? Нет, похоже, показалось. Я взглянул на часы. Восемь тридцать. Неужто я всё-таки задремал? Стоило моргнуть, и двух часов жизни как ни бывало. Медсестра и санитарка уже должны быть на месте. Да и мне пора выдвигаться. Хоть смена и начинается в девять, никто не отменял внеплановую острую боль, которой лучше заняться заранее.

Я переоделся в хирургический костюм и пошёл в амбулаторию. Мысли о бабке сами собой отошли на второй план, чему я был этому только рад.

Как и ожидалось, у кабинета уже сидели двое. Перекинувшись с медсестрой парой фраз, я приступил к работе.

После двух «о-бэ» нагрянули дети. Много детей. Большинство из них родители привели просто посмотреть зубы, но некоторым я вполне успешно полечил кариесы. У одной девочки даже рискнул взяться за пульпит. На деле оказалось не так уж и страшно.

Потом пришла семейная пара. Обоим требовалось заменить буквально весь рот. Я удалил парочку подвижных корней каждому из них, со всем остальным назначил на потом.

И примерно в двенадцать пришла Она. Когда Шевцова Кристина Геннадьевна заглянула в кабинет, день поделился на до и после. Настолько не то что красивых, а идеальных во всех пропорциях девушек я прежде не встречал. Ничего не имею против сельских, правда, но Кристина на фоне прочих действительно смотрелась как роза среди лопухов. Звучит слащаво, аж самому тошно, но именно такое впечатление она произвела на меня, всего лишь скромно спросив: «Можно?».

Я как раз закончил заполнять карту предыдущего пациента, но даже будь иначе, этой девушке было можно всё. Кристина разместилась в кресле, и я имел удовольствие заменить ей сколовшуюся пломбу на зубе четыре пять. Оставшиеся два зуба, которые тоже стоило подлечить, я предложил перенести на другое посещение.

-Да, конечно, - согласилась она. Затем, после короткой паузы, добавила: -Вы просто хотите снова увидеться, не так ли?

На секунду её прямота ввела меня в замешательство. Ответить, как врач или как парень?

-Совмещаю приятное с полезным, - выпалил я и одарил Кристину улыбкой, понадеявшись на взаимность.

Она тоже мне улыбнулась.

Когда мы распрощались, я принялся заполнять карту Кристины, попутно изучая её личные данные. Зарегистрирована в Лосюге, на улице Партизан; место работы – самозанятый (интересно, чем?); перенесённые заболевания – всё отрицает. Веду себя как тринадцатилетний идиот. Ну прямо-таки сюжет романтического аниме: главный герой с какой-нибудь зловещей тайной приезжает в деревню, встречает там девушку мечты, и понеслась - любовь, сопли и всё такое. Проскользнувшая мысль о той самой тайне, которую я вчера сбросил в реку, снова принялась вгрызаться в мозг. Местные едва ли стали бы обсуждать со мной пропажу старушки, но я ждал от них хоть какой-то реакции. Неважно, какой именно. Мне просто хотелось услышать подтверждение случившегося.  Расспрашивать самому было категорически нельзя. Любопытство того не стоит. В дверь снова постучали. Эх, до встречи, Кристина. Пойду я дальше пахать на благо общества.

Остаток смены прошёл спокойно. Ни тяжелых случаев, ни странных пациентов. Вернувшись в логово и приготовив на ужин пшёнку, я даже нашёл в себе силы посмотреть сериал. Спать ложился в хорошем настроении, не в последнюю очередь благодаря Кристине, с которой у нас всё равно ни черта не выйдет и увидимся мы от силы ещё два раза. Но вдруг всё реально будет как в аниме?

Во сне я летел. Не знаю куда. Наверное, в безымянный город, который так часто мне снится. Или нет. Это неважно. Я знал, что рано или поздно упаду. Ноги с хрустом переломятся от огромной нагрузки, и впредь я не смогу ни ходить, ни летать. Я наслаждался полётом, стараясь не думать о том, что ждёт впереди. Существовало только «сейчас», и никакие «потом» не лишат меня…

-Семён Петрович! Откройте! Семён Петрович!

Я вскочил с кровати. Прислушался.

-Семён Петрович! Помогите, зубик заболел!

Тот самый голос. Бабкин голос. Должно быть, это просто реалистичный сон. Со мной такое уже бывало. Главное, держать в уме, что всё не взаправду.

-СЕМЁН ПЕТРОВИЧ!

В дверь заколотили. Так, будто по ту сторону была не хилая старушка, которой полагалось кормить рыб на дне реки, а Железный, мать его, Арни. Каждый удар сопровождался мерзким хлюпающим звуком. Будто об дверь билось что-то склизкое и массивное. Воображение тут же нарисовало гигантских размеров слизня, до одури колошматящего железную дверь желеобразной башкой с тупо раззявленным беззубым ртом.

Может, это просто кто-то другой? Нет, не неси чепухи, это явно её голос!

Я решил не геройствовать и остался в спальне. Что бы ни было по ту сторону, бабкин близнец или пресловутый слизень, встречаться с ними совершенно не хотелось.

Грохот не прекращался. Нечто снаружи вопило, срывая глотку.

-ПОМОГИТЕ! СЕМЁН ПЕТРОВИЧ!

Из ушей потекло тёплое и липкое. Этот визг буквально разъедал барабанные перепонки. Не в силах больше терпеть, я наконец нарушил молчание и крикнул в ответ:

-Убирайтесь прочь! Смена с девяти утра!

К чему было сказано последнее, сам не знаю. Ни сейчас, ни в девять утра я не желал видеть и тем более лечить обезумевшую тварь, стоящую у меня на пороге. Только бы она уже заткнулась и свалила ко всем чертям.

-Так вы там, Семён Петрович? – проскрежетала гостья. –Вы полечите мне зубик? Давайте я вам его покажу.

Лязг!

Уличная дверь со скрипом приоткрылась. Кто бы за ней не скрывался, теперь меня и ночного гостя разделял лишь длинный коридор.

Почему ничего не происходит? Я невольно задержал дыхание. До боли в лёгких. Казалось, стоит выдохнуть, и существо ворвётся внутрь, как воздух в опустошённые альвеолы. Тишина. Погружённый в полумрак коридор. И на пару сантиметров приоткрытая дверь. Мы словно играли с ней в гляделки. И я проигрывал.

Сколько это может продолжаться?

Открой уже грёбаную дверь!

Я тут, возьми меня!

Мои безмолвные выкрики не достигли цели. Мир сузился, сжатый бледно-зелёными стенами коридора. И в этом мире были лишь двое. Я, и некто с другой стороны.

Брешь нужно было закрыть. Я сделал первый шаг. Продвинулся вперёд на какие-то жалкие пару сантиметров. Потом ещё. И ещё. Проход сужался. Я, влекомый невидимыми волнами, приближался к сердцу мальстрема. Четверть пути. Половина. Ещё один шажок…

С той стороны раздался еле слышимый шум. Я подошёл ближе. Дыхание. Булькающее. Оно становилось тем громче, чем ближе я подходил к двери. Затяжной вдох. Клокочущий выдох. Сквозь узенькую щелочку дверного проёма сочились колыхающиеся щупальца теней. Последний шаг. Снова вдох. Выдох. Стоит протянуть руку, и я коснусь холодной эмалированной поверхности. Снова вдох…

-Я всё-таки покажу вам зубик.

Нечто ввалилось внутрь. Я инстинктивно отскочил назад и, не оглядываясь, бросился обратно в спальню, в надежде выскочить в окно.

-Семён Петрович, посмотрите.

Оно помчалось вдогонку. Хлюп! Хлюп!

Что-то склизкое ухватило меня за лодыжку и сбило с ног. Я сильно ударился лбом об пол и на секунду лишился зрения. Этой секунды хватило, чтобы тварь навалилась сверху. Весила она очень много. Рёбра, позвоночник, внутренние органы – всё во мне готово было лопнуть от напряжения. Затем меня, рванув за плечо, перевернули на спину.

Через множественные раны из обрюзглого тела вытекала густая коричневая жижа. Лицо бабки едва угадывалось в безумном переплетении складок и пузырей. Она открыла рот. Из глотки прямо мне на лицо полились полупереваренные останки рыб и пиявок. Я молотил утопленницу кулаками, от чего пузыри на её теле лопались, обнажая сгнившие мышцы и фасции. Всё без толку. Она так и сидела на мне с открытым ртом.

-Посмотрите на зубик, - и тыкала похожим на сардельку пальцем себе в рот, где от зубов остались лишь полные гноя лунки.

Я наносил удар за ударом, захлёбываясь нечистотами. Лопалась кожа, разрывались мышцы, ломались кости. По всему коридоры летели клочья плоти и брызги гноя и крови. Старуха продолжала показывать свой чёртов зубик, несмотря на всё моё сопротивление. Лишь когда я полностью разнёс чудовищу голову, гигантское тело обмякло.

Вытолкнуть себя из-под этого студня оказалось несложно. Сложнее было не свихнуться, когда адреналиновый угар резко сошёл на нет. Меня вытошнило прямо на изуродованный труп. Стены коридора были сплошь измазаны сотнями оттенков бурого. Что это вообще было, твою мать!? Я чуть ли не бегом припустил в душ. Натирал кожу мочалкой чуть ли не до крови. Надо отмыться. Надо. Отмыться.

Хлюп! Хлюп!

Снова шаги. На сей раз неторопливые. Я замер. Нет, не может быть. Хватит!

Хлюп.

Всё тише и тише. Оно уходит! Да. Да, да, да, да! Да, твою мать!

Я рванул к распахнутой настежь двери и захлопнул её. На всякий случай, провернул оба вертлюжка, плюс закрыл на ключ. Пускай замки этой твари не были помехой, всё же теперь в квартире было настолько безопасно, насколько это вообще возможно.

Вернувшись в ванную, я закончил мыться, после чего принялся за уборку коридора. Я едва осознавал, что делаю. На автомате елозил тряпкой, на автомате же переводил одно ведро воды за другим. Самое страшное, что я понятия не имел, как быть дальше. Из двух ночей здесь обе были просто кошмарными. И если первая ночь ещё куда ни шло – по крайней мере, у меня есть объяснение всему произошедшему, - то лавкрафтианский монстр у меня дома – это уже слишком. Просто уехать я не мог. Говорить с местными тоже. Садиться в тюрьму по-прежнему не хотелось, а странные вопросы неизбежно приведут к определённым выводам в отношении меня. К горлу подкатил ком. Всё же было отлично до этой командировки! Будь проклята Лосюга, главврач и эта бабка-приведение тоже.

Я вернулся в спальню. Семь сорок. Очень хотелось в кои-то веки отоспаться, но подменить меня было некому. Плюнув на всё, пришёл в амбулаторию раньше времени, чтобы в процессе отвлечься от воспоминаний о ночных приключениях. До начала смены оставался ещё час, а люди уже сидели в коридоре, ожидая своего спасителя.

Я зашёл в кабинет, наскоро подготовил место и объявил:

-Проходите!

И понеслась. Удаление за удалением. Получаться стало на раз два. За пять лет в университете я научился меньшему, чем за пару дней в Лосюге. Такими темпами я переквалифицируюсь в хирурга. И, должен признать, мне начинал нравиться рабочий процесс. Самый долгожданный пациент - Кристина Геннадьевна - прибыла к одиннадцати тридцати, как и условились.

-Чем занимаетесь в свободное время? У нас тут не так много развлечений, - поинтересовалась она в ожидании, пока подействует анестезия.

-Коротаю время за гаджетами. Для этой поездки у меня припасено сто гигов сериалов, несколько книг и пара видеоигр, со скуки точно не умру.

И кстати, по ночам я таскаю трупы через поля и дерусь с монстрами. Само собой, последнее предложение я не озвучил.

-Позволите нескромный вопрос, Семён Петрович?

-Позволю.

-У вас есть планы на сегодняшний вечер?

-Никаких. А что, есть предложения?

-Вы живёте прямо в этом здании, верно? Я бы могла зайти, если вы не против.

Ситуация разыгралась странная. Два получасовых посещения, и вот пожалуйста, Кристина сама предлагает встретиться. Что бы это ни значило, я не настолько глуп, чтобы отказывать такой роскошной женщине. А с подводными камнями разберёмся на месте.

-Да, конечно, заходите. В какое время?

-В семь устроит?

-Замечательно. Буду ждать с нетерпением.

Кристина снова вознаградила меня улыбкой, а я наконец вспомнил, что помимо ведения светских бесед должен заниматься лечением зубов.

-Приступим?

-Как скажете, доктор.

Спустя полчаса мы распрощались, ещё раз оговорив время встречи. Может, хоть эту ночь я проведу с живым человеком.

-Следующий!

До конца смены я вкалывал, как проклятый. Окрылённый перспективой завести себе новую подружку, я соглашался на всё. Хотите полечить сразу три зуба? – без проблем. Удалить восьмёрку? – да пожалуйста. Работа была мне даже в радость.

Около четырёх я был дома. Ещё раз проверил, не осталось ли в коридоре следов недавнего побоища. Вроде чисто. До семи было ещё полно времени, поэтому я решил сходить в «Кузьмича», чтобы было чем встретить Кристину. На сет роллов и дорогое вино рассчитывать не приходилось, но пиво, торт и пару стейков я раздобыл. Может, до них и не дойдёт, но перестраховаться стоило. В крайнем случае, съем всё сам. Выложить пришлось кругленькую сумму, но командировочные покроют это с лихвой.

Вернувшись в квартиру, я положил стейки размораживаться, а пиво и торт затолкал в миниатюрный холодильник. Всё отлично, не так ли?

Нет, твою мать, всё как никогда хреново. Я убил человека. Скольких не спасу впредь, так и останусь убийцей. Больше того, труп бабки вернулся за мной. Откуда мне знать, что этой ночью всё будет иначе. Почему я до сих пор не уехал из этой богом забытой деревни? Можно было придумать тысячу причин. При необходимости, даже рассориться с главврачом. Но вместо этого я по-прежнему здесь, и на откровенно сверхъестественные события реагирую, как герой ужастика категории Б. То есть, никак. Ну монстр и монстр, чего бубнить-то? Не знаю, что меня удерживало. Точно не Кристина, несмотря на все перспективы. Не чувство вины, потому что виноватым себя, как ни странно, я не чувствовал вовсе.

-Хватит думать, - сказал я себе. –Что было, то было, а что будет, то будет.

Проговорив эту простенькую мантру, я решил поискать Кристину в соцсетях. Это и отвлечёт от мрачных раздумий, и поможет прощупать почву. Начал с ВК, как с самого очевидного варианта.

Стоило вбить фамилию и имя в поиск, и вуаля, моя Кристина Шевцова тут же нашлась. На аватарке она стояла на фоне закатного моря, опираясь на каменные перила. Простенько, но очень эффектно. Страница закрыта. Ну, ожидаемо. Напрашиваться в друзья я не стал, к этому мы ещё придём.

Дальше – телеграм. Номер Кристины я знал из медкарты – очередной плюс работы в здравоохранении. Здесь помимо той же самой аватарки нашлась ещё пара симпатичных фоток.

Начало положено. До встречи оставалось ещё два часа, которые надо было как-то убить. Не придумав ничего лучше, я завёл будильник и лёг подремать. Морфей забрал меня мгновенно, и в этот раз обошлось без сновидений. Только умиротворяющая темнота.

Продолжение в комментариях

Показать полностью
52

Забытый саван

деревенские истории

Померла в деревне девка молодая. Похоронили её, всё как следует. А после стали вдруг парни в деревне помирать один за другим. А про ту девку нехорошее сказывали, мол, ведьма она была. И зла она на весь Божий мир за то, что молодой ушла. Да и дела её, видать, покоя ей не давали на том свете. Вот и приходит за новыми смертями. Но говорить одно дело, а доказать никто не может. Что делать? Уже трое парней спать легли и не проснулись.

Решили караулить. В тех семьях, где парни были, стали по очереди домашние охранять, ночь не спать. И вот в одну из ночей караулил дед, было это в избе Тихоновых. Тишина кругом. Спят все. Дед и сам носом клюёт. Луна ясная, полная, в окно светит. И видит дед, в этом лунном свете тень показалась. Заглядывает кто-то в избу. Дед подобрался весь, палку, заранее приготовленную взял.

Тут дверь скрипнула и входит в избу та самая девка, которую схоронили! Поводила носом по избе, понюхала, как зверь, и пошла к той лавке, где внук деда спал – парень Игнат, двадцати лет. Встала ведьма над ним, развернула с себя саван, и только было хотела накинуть его на спящего, как дед подскочил. Палкой ка-а-ак махнёт! Отлетела ведьма в угол, встала на корточки, ровно зверь дикий, зашипела. Тут и все проснулись, всполошились. Выскочила она в сени да на улицу и пропала.

А саван её на полу так и остался лежать. Дед поднял его и пошёл людей собирать. Подняли всю деревню. Светать уже стало. Лето было. Пошли все на кладбище. Открыли могилу, а там девка та лежит, в чём мать родила без савана. Так и поняли все, что она и ходила по деревне, смерть в дома приводила, саваном своим спящего покрывала, тот и не вставал больше.

Ну сделали, что полагается, могилу закрыли, окропили, и с тех пор прекратилось всё. А вот дед тот помер всё ж таки на другой день. То ли сердце старое не выдержало, то ли от того, что саван ведьмин в руках подержал, видать за это смерть-то за ним и явилась.

Показать полностью
23

Хроники Дартвуда: Отпуск

Летняя жара изматывала нещадно. От нее не было спасения ни в помещениях, ни на улице. Казалось, ветер забыл о своем существовании или о существовании Дартвуда. Не говоря уже о дожде, которого не было вот уже несколько недель. Прохлада не наступала даже вечером, начиналась лишь краткая передышка от испепеляющих солнечных лучей.

Я не находил себе места, мучаясь ночами от бессонницы. Утром же вливал в себя опостылевший горячий кофе и, еле перебирая ногами, шел в редакцию «Хроник Дартвуда», чтобы выпить там еще кружку этого напитка и кое-как настроиться на работу. Фотографии у меня стали выходить плохими, поскольку не было ни сил, ни желания выстраивать композицию.

— Мистер Нортвилл? — в очередное жаркое утро окликнул меня начальник мистер Грэгсон, когда я поднимался по лестнице в свой кабинет.

— Да? — повернулся я к нему, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

— Не сочтите за грубость, но, кажется, вам пора в отпуск, — сдержанно улыбаясь, сказал мистер Грэгсон.

— Отпуск? — удивленно переспросил я, совершенно забыв значение этого слова.

— Да, — кивнул начальник, — отдохнете и вернетесь с новыми силами.

— Отпуск, — прошептал я, осознав, что значит это слово, — а когда?

— Сдайте последнюю работу и можете отправляться, — улыбнулся мистер Грэгсон.

— Если я успею до завтра, отпустите меня в четверг?

— Конечно! Скажу секретарю подготовить бумаги.

— Спасибо! — громко сказал я, вдохновленный скорым отдыхом.

Отпуск! Я совсем забыл, что имею право на передышку. Отпуск! Это то, что мне было просто необходимо. Но куда я мог поехать? Считая ступени под ногами, я размышлял и вдруг вспомнил о Ристарчесте, про который мне говорил детектив-инспектор Хартон. Я прошел мимо своего места и постучал в кабинет мистера Хилла.

— Да, да, — послышалось из-за двери.

— Эдмунд, — возбужденно сказал я, появившись на его пороге, — что тебе известно про Ристарчест?

— Доброе утро, Сэм, — улыбнулся репортер, оторвавшись от бумаг, — прекрасное место, Сэм. Тихое, спокойное, с хорошо мощенными улицами, большим парком и отличными забегаловками. Хочешь съездить?

— Да, — кивнул я, — мне неожиданно предложили отпуск…

— О! Это отличный выбор для отдыха. Там сейчас должно быть прохладнее, чем в Дартвуде, — отстраняя тесный воротничок от шеи, сказал мистер Хилл, — эта чертова жара сводит меня с ума. Да и ты плохо выглядишь, Сэмуэль. Жаль, я не могу поехать с тобой.

— Да, вместе было бы веселее.

— Когда ты думаешь отправляться?

— Я пока не узнавал про свободные места в гостинице…

— Она в Ристарчесте всего одна, — перебил меня Эдмунд, — «Везувий».

— Это мне известно, — кивнул я, — думаю поехать в четверг, если найдется свободная комната.

— Что ж, это отличная идея, Сэм, рад за тебя. Я переговорю с мистером Грэгсоном и, возможно, смогу присоединиться к тебе в начале следующей недели.

— Это было бы превосходно, — обрадовался я. — Пойду работать, чтобы успеть до четверга.

— И я тоже, чтобы сдать все необходимые статьи и выпросить себе небольшой отдых, — улыбнулся мистер Хилл.

Окрыленный неожиданно свалившимся на меня отпуском, я буквально влетел в свой кабинет, который делил с несколькими репортерами, и сразу же позвонил в гостиницу Ристарчеста. К счастью, номер нашелся в справочнике. На мое везение, в «Везувии» было сразу несколько свободных комнат. Я забронировал обычную, без изысков и по приятной цене, а потом убежал в лабораторию и провозился там до глубокого вечера. Даже жара в тот день мучила меня не так сильно. Я не замечал ее. Погруженный в работу, напевал незамысловатый мотивчик какой-то песни и кружился в ворохе негативов.

На следующий день фотографии были готовы. Мистер Грэгсон остался ими доволен, и уже после обеда я вернулся на квартиру, где с большим удовольствием собрал чемодан и объявил домоправительнице о своем отсутствии на предстоящей неделе.

Ночью мне даже удалось поспать несколько часов, хотя жара продолжала душить Дартвуд. Так что утром, отправляясь в путешествие, я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Кебмен довез меня до станции железной дороги, и под громкий гудок поезда я отправился в заслуженный отпуск. Я наблюдал в окно за зелеными полями и высокими деревьями, глубокими реками и цветущими холмами и не заметил, как прибыл в Ристарчест.

Первое, что меня встретило, был свежий, прохладный ветерок в лицо. Как приятно было ощущать его после долгих недель изнуряющего зноя. Улицы городка дышали свежестью и покоем. Дартвуд нельзя назвать чрезмерно шумным городом, но Ристарчест значительно отличался от него тишиной улиц и размеренностью прохожих. Казалось, никто из них никуда не спешил, не торопясь прогуливаясь в тени деревьев, бурно растущих прямо на тротуарах. В Дартвуде их без жалости вырезали, чтобы они не мешали движению.

Гостиница «Везувий» оказалась небольшой, но приятной. Холл встретил меня уютными диванчиками, возле которых стояли низкие столики. Тут и там за ними сидели другие постояльцы и пили напитки. Вежливый молодой человек за стойкой регистрации выдал мне ключ, а его помощник проводил до номера, расположенного на втором этаже.

Как я говорил, комната была скромной. Здесь был шкаф, кровать и туалетный столик. А также маленькая душевая комната. Окна выходили на улицу, где медленно прогуливались прохожие, ведя тихие беседы. Большего мне было и не нужно. Главное, что в комнате царила прохлада, по которой я успел истосковаться.

Поскольку прибыл я к вечеру, то времени хватило, только чтобы разложить вещи и спуститься к ужину. Он удивил меня своим размахом. Несколько изысканных блюд сменили друг друга, а вино по вкусу было дорогим и благородным. Я выпил пару бокалов и побеседовал с другими джентльменами гостиницы на пространные темы. Почувствовав одухотворенное головокружение от вина и усталости, я откланялся и вернулся в комнату, где, закончив приготовления ко сну, отправился в постель и крепко заснул.

Меня разбудил шум ключей. Кто-то громко бренчал ими в моей комнате. К тому же было так холодно, что пришлось натянуть одеяло до самого носа.

— Кто здесь? — спросил я темноту.

Звон ключей стих. Но в углу у шкафа был какой-то шорох. Кто-то невидимый возился там.

— Эй! Кто вы? Что вам нужно? — спросил я, пытаясь сделать голос как можно более уверенным.

На меня не обратили внимания, продолжая копошиться возле шкафа.

— Нет! Это полное безобразие! — с неожиданной храбростью воскликнул я, откидывая одеяло и садясь на кровати. — Вы, должно быть, перепутали комнату!

Холодом обожгло все мое тело. В комнате и раньше было прохладно, но теперь стоял настоящий мороз.

— Эй! — еще раз окликнул я кого-то, копошившегося возле шкафа. — Вы меня вообще слышите?

Я набрался смелости и встал, медленно двигаясь к источнику шума. Холод становился сильнее, и теперь мне ясно виделось белесое пятно непонятной формы. Его нельзя было принять за человека, но именно оно издавало шум и бренчало ключами.

— Кто вы? — испуганно спросил я.

Звуки стихли. Пятно замерло, а потом вдруг задрожало все, и я отчетливо увидел перекошенное злобой женское лицо с большими черными глазами и раскрытым ртом. Оно зарычало и двинулось в мою сторону, а потом вдруг пропало, как будто его и не было.

Пораженный, я стоял, не в силах пошевелиться. Мороз отступил, и на смену ему пришла знакомая мне прохлада. В комнате царила теперь тишина, с улицы тоже не раздавалось шума. Я подошел к шкафу, потрогал его руками, открыл и заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме мною же разобранных и аккуратно уложенных вещей.

Взмахнув головой, я выпил холодной воды и отправился обратно в постель, уверенный, что накопленная усталость от нескольких недель утомительной жары, продолжительной дороги, а также пары бокалов вина довела меня до галлюцинаций.

Утром ночное происшествие казалось мне сном. Я плотно позавтракал и отправился бродить по местному парку, где провел часы в прохладе и размышлениях. Спустившись к набережной реки, я выпил кофе на веранде расположенного там небольшого кафе и вновь отправился гулять. И только сумерки заставили меня вернуться в гостиницу и принять горячий ужин, запив его вином, как накануне.

Зайдя, наконец, в номер, я чувствовал приятную усталость и жизнерадостность, будто долгие часы прогулки вернули мне вкус жизни. Загадав завтра свести с кем-нибудь знакомство, я отправился в постель и уснул крепким, здоровым сном.

Шкрябанье со стороны шкафа заставило меня открыть глаза. Я не сразу понял, снится мне это или звуки раздаются наяву. А потом до ушей донеслось бренчание ключей. Я напряг зрение и различил у шкафа неясную сгорбленную фигурку.

— Эй! — позвал я, и облако пара вылетело изо рта, а я почувствовал царивший в комнате холод.

Возившийся у шкафа не обратил внимания на мой голос. Он продолжал звенеть ключами и будто царапать дверцы шкафа.

Молча, пытаясь обуздать страх, я поднялся, почувствовав голыми ступнями ледяной пол, и тихо двинулся к неясному силуэту. Но приближение к нему не сделало фигуру отчетливее. Расплывшееся пятно серо-белого цвета возилось возле шкафа, не обращая на меня внимания.

— Кто вы? — спросил я, остановившись рядом с ним.

Пятно замерло. В комнате повисла тишина. А затем фигура распрямилась, и на меня уставилось лицо женщины с широко раскрытыми глазами, в которых пылал ужас. Рот ее был искривлен в подобии крика, но звука при этом не выходило.

Я отшатнулся, едва не упав, и видение исчезло. Отдышавшись, я подошел к шкафу и ощупал его дверцы. Затем открыл их и посмотрел на разложенные там вещи. Все лежало в том порядке, как я и оставил. Что за чертовщина тут происходит? Теперь я ясно понял, что и смутные воспоминания прежней ночи были отнюдь не сном.

Умывшись и выпив холодной воды, я отправился в постель, не зная, что еще предпринять глубокой ночью. Утром же я решил отправиться к управляющему и задать ему несколько вопросов о своем номере. Но приезд мистера Хилла спутал все карты.

Завтрак я благополучно проспал и проснулся, только когда услышал громкий стук в дверь. Накинув халат, я поспешил открыть и обрадовался, увидев на пороге своего хорошего приятеля.

— Эдмунд! Я не ждал тебя раньше следующей недели! — протянул я ему руку.

— Ну ты и спать! — подмигнул мне мистер Хилл. — Я уж и переоделся, и позавтракал, а ты все спишь. Решил вот зайти.

— Здешний воздух прекрасен. Это все его магия.

— Это видно по твоему настроению! В Дартвуде ты был сам не свой.

— Эта жара, Эдмунд, она измотала меня.

— Не тебя одного. Мистер Грэгсон отправил на отдых еще нескольких сотрудников «Хроник».

— Немудрено. В таком пекле невозможно работать. Мозги совсем не варят.

— Согласен с тобой, Сэм. Прогуляемся?

— Да, да, — опомнился я, все это время стоя перед приятелем в халате. — Я сейчас переоденусь.

— Буду ждать тебя внизу с кофе. Ты ведь не завтракал.

— Спасибо. Я быстро.

Мистер Хилл ушел, а я как можно спешнее собрался, спустился к нему, перекусил омлетом с ветчиной и выпил несколько чашек крепкого кофе. Затем мы отправились гулять по местам, где я бродил вчера. Разговор сам собою перешел к гостинице, и я пожаловался на шум, который вот уже вторую ночь будил меня.

— Привидение? — серьезно спросил мистер Хилл.

— Что ты! — отмахнулся я, хотя мысли об этом посещали мою голову.

— Позволь мне посмотреть?

— Да пожалуйста!

Мы вернулись в гостиницу и зашли в мой номер. Мистер Хилл осмотрел шкаф и с моего позволения заглянул внутрь, а потом сделал то, до чего не догадался я сам.

— Ну-ка, Сэм, помоги, — сказал он мне, пытаясь отодвинуть шкаф от стены.

— Нас не будут ругать? — испугался я.

— Мы вернем его на место, как только осмотрим стену.

Я послушался, и вместе мы сдвинули тяжелый шкаф, после чего Эдмунд удовлетворенно присвистнул.

— Ба! — вскрикнул он, водя рукой по открывшейся стене.

— Что там?

— Потайная дверь, по-видимому.

— Не может быть!

— Еще как может! Зови управляющего.

Я рванул вниз и скоро вернулся в сопровождении нескольких слуг и управляющего мистера Джефферса, рассказав им о находке.

— Это интересно, — сказал управляющий, в свою очередь ощупывая стену за отодвинутым шкафом.

— Вы об этом не знали? — удивился мистер Хилл.

— Я заступил на должность не так давно. Ремонт тогда только обновили, и мебель не имело смысла двигать.

— Откроем? — спросил репортер.

— Почему нет, — пожал плечами мистер Джефферс.

Задекорированная под панель дверь почти не отличалась от других стен в комнате. Лишь небольшая щель выдавала ее своим неплотным прилеганием. Да еще закрашенный замок, в который специально засунули бумажку, чтобы не было видно места для ключа. Окончательной маскировкой послужил шкаф, полностью скрывавший собою панель.

— Понадобится лом, — сказал управляющий слугам, и один из них сразу вышел из комнаты.

— Ключей не осталось? — спросил на всякий случай я.

— Сомневаюсь, — проговорил мистер Джефферс, ногтем мизинца пытаясь выковырять бумажку из замочной скважины. — Плотно сидит! Даже если ключ найдется, его не вставить.

Наконец вернулся слуга с ломом, засунул его в щель и с усилием надавил. Раздался скрип, а потом панель отлетела в сторону, едва не задев управляющего по лицу. Но он не заметил этого, поскольку открывшаяся нам маленькая комнатка-башня привлекла все его внимание.

Узкая и круглая, она напоминала колодец. Из нее веяло холодом и сыростью, а стоять в ней мог только один человек, настолько тесной она была. Но даже и он сейчас не решился бы ступить в нее, поскольку на полу сидело две на первый взгляд куклы. Покрытые слоем пыли и паутины, именно так выглядели скелеты двух детей. Мальчика и девочки с остатками волос на черепах.

Я отшатнулся, а слуги с ужасом в глазах вылетели из комнаты. Из коридора послышались звуки рвоты, видимо, кто-то из них так остро переживал увиденное.

Мистер же Хилл с управляющим стояли, как пораженные, и не двигались, не сводя глаз с трупов детей. Девочка в пышном длинном платье, из-под подола которого выглядывали лаковые башмачки, держала в руках куклу. Мальчик в коротких шортах и пиджачке явно был старше ее на пару лет. У него в руках не было ничего. Они покоились на коленках, от которых остались одни кости.

— Кто это? — спросил я, когда первый ужас отступил. — Чьи это дети?

Управляющий побледнел. Мне показалось, что он сейчас упадет в обморок. Его тонкие губы пришли в движение, будто силясь выдавить слово. Пальцы судорожно перебирали пуговицы жилета.

— Не знаю, — едва слышно прошептал он. — Как вы думаете, их убили прежде, чем поместить сюда? — управляющий тяжело сглотнул и, наконец, отвел взгляд.

— Судя по спокойным позам, да, — ответил мистер Хилл. — Нужно сообщить в полицию. Пусть поднимут архивы обо всех пропавших детях в Ристарчесте. Здесь всегда была гостиница?

— Нет, — махнул головой управляющий, будто сбрасывая наваждение, — насколько мне известно, дом принадлежал одной знатной семье, а потом его перестроили.

— Думается, эти дети и есть потомки той самой семьи, — печально констатировал мистер Хилл.

— Это ужасно! — вырвалось у меня.

— Мы сегодня же поменяем вам номер, — обратился ко мне мистер Джефферс.

— Благодарю.

— Я распоряжусь, чтобы ваши вещи перенесли. Но нужно дождаться полиции. Вас не затруднит оставить комнату на некоторое время?

— Нисколько, — сказал я, не желая пребывать в ее стенах больше ни минуты.

— Что ж, могу я предложить вам выпить кофе, пока вы ожидаете? Скоро начнется обед. Я позову вас, когда полиция здесь все осмотрит и ваши вещи будут перенесены в другую комнату.

— Спасибо. Мы пообедаем и отправимся гулять. Да, Эдмунд? — спросил я репортера.

— Да, — подтвердил он, но по лицу его я видел, что мистер Хилл не успокоится, пока не узнает всей правды об обнаруженных нами скелетах.

— Что ж, господа, прошу вас спуститься вниз, — вежливо подтолкнул нас к выходу управляющий.

Мы с Эдмундом кивнули ему в знак прощания и удалились пить кофе, а затем пообедали и отправились гулять уже знакомым нам маршрутом.
До вечера я был как на иголках. Меня не оставляла тайна найденной комнатки-колодца. А мысль о том, что я несколько ночей провел по соседству с трупами невинных детей, и вовсе вселяла ужас.

Мистер Хилл ничего не говорил о моем состоянии, но, видимо, догадывался, что со мной происходило. Он пытался менять темы, шутить, что часто получалось у него очень плохо. В итоге я не выдержал и первым вернулся к случившемуся в моем номере:

— Как думаешь, откуда там взялись скелеты?

— Давай спросим об этом управляющего, когда вернемся? Должно быть, полиция могла ему что-то растолковать.

Но мистер Джефферс пребывал в неведении, хотя и уделил нам достаточно времени, терпеливо отвечая на вопросы. Он не узнал ничего нового с тех пор, как мы с репортером покинули мой номер. Либо не хотел делиться сведениями, чтобы не пугать постояльцев. К тому же мы сказали ему, что работаем в газете. И хоть «Хроники Дартвуда» не имели никакого отношения к Ристарчесту, мистер Джефферс мог опасаться, что мы воспользуемся добытой информацией с целью опубликовать об этом статью. Как репортер, Эдмунд не мог упустить найденные свидетельства преступления. Для репутации «Везувия» и управляющего это не сулило ничего хорошего. Но могло и, наоборот, послужить притоку постояльцев. Я не понаслышке знал людей, охочих побывать в подобных местах.

Так или иначе, мы с мистером Хиллом оставались в незнании еще несколько дней. Я все это время проживал в новой отведенной мне комнате. Ночью меня больше ничто не будило, и я чувствовал себя прекрасно. Даже перенесенный стресс от найденных скелетов сгладился и остался чем-то далеким и будто случившимся не со мной.

Однако Эдмунд решил во что бы то ни стало докопаться до истины. Я несколько раз уговаривал его бросить пустую затею, но он, как настоящий репортер, не мог успокоиться и однажды разбудил меня громким стуком в дверь.

— Что случилось? — накинув халат, спросил я, когда он зашел и уселся на край моей кровати.

— Во-первых, уже половина одиннадцатого, а ты все спишь, — попенял мне мистер Хилл, — а, во-вторых, я узнал про тех детей.

— Как?

— Сходил в участок.

— И тебе все рассказали?

— Ну, не совсем. Пришлось найти одного разговорчивого полицейского и заплатить ему.

— Эдмунд! — покачал я головой, садясь на стул напротив приятеля. — Это незаконно.

— Никто, кроме тебя, меня и этого полицейского, не узнает. В общем, как и сказал этот Джефферс, здесь не всегда был отель. В начале века сюда приехала некая княгиня.

— Княгиня? — удивился я.

— Да, а что тут такого? Репутация у нее была не из лучших. С любовником она успела поколесить по миру, пока не добралась сюда. Но у нее очень интересная история. Я такого еще не слышал.

— Вот как!

— Да, княгиня эта вышла замуж за состоятельного джентльмена. И промотав его состояние, нашла другого дурака. Но как избавиться от мужа?

— Отравить?

— Чтобы княгиня пачкала свои пальчики? Нет, Сэм, она довела дело до дуэли.

— Хитро!

— И ненадежно. Ведь победителем вполне мог стать ее обедневший муж.

— Однако этого не случилось, правда? — с улыбкой спросил я.

— Так точно. Овдовев, княгиня вышла замуж за любовника…

— Который, несомненно, был при деньгах.

— Не так чтобы очень, но это не было проблемой. Поскольку скоро княгиня нашла нового, который обладал ими в большом количестве.

— И снова дуэль?

— Нет. Второй муж княгини совершил самоубийство, узнав об ее интрижке. К тому же бедняга понял, что никогда не будет любим той единственной, которую жаждал.

— Она, наверное, была очень хороша собой.

— Невероятной красоты!

— Будто ты ее видел, — ухмыльнулся я.

— Нет, но сам подумай: один отчаивается на дуэль, другой и вовсе лишает себя жизни.

— Ну дуэль — это дело чести. Для этого княгине вовсе не обязательно было быть неземной красавицей. А самоубийство и вовсе — полная дурость! Что было дальше? Она вышла замуж в третий раз?

— Да.

— И снова промотала все деньги?

— Нет.

— Нашла любовника?

— Да.

— Дай угадаю: еще одна дуэль?

— Да! И графиня становится наследницей огромного состояния.

— Графиня?

— Да, третий муж был графом. Княгиня стала графиней.

— Интересная женщина, находчивая и изворотливая. Не хотел бы я с такой встретиться, — хмыкнул я.

— Да уж. От такой встречи жди беды.

— Хотя человек с умом пройдет мимо подобной плутовки, разгадав ее замыслы еще на берегу.

— Не скажи, Сэм, не скажи. Чары любви коварны.

— Откуда ты знаешь?

— С любовником графиня начинает колесить по странам, пока не приезжает в Англию, — проигнорировал мой вопрос мистер Хилл, — здесь она покупает роскошный дом, в котором теперь мы с тобой остановились, как постояльцы гостиницы.

— А дети?

— Дети остались ей в наследство от второго брака. Она мотала их за собой, пока они вконец не надоели. Тогда они пропали. Княгиня сказала, что отправила их родственникам родного отца.

— И никто этого не проверил?

— Кому они были нужны? — печально сказал мистер Хилл.

— Хоть тем же родственникам по отцу.

— А ведь здравая мысль, — согласился репортер, — но нет, никто их не искал. По крайней мере, бумаг об этом не осталось.

— Неужели княгиня-графиня убила их и заперла в той башне? — склонив голову, спросил я, не представляя состояние бедных детей, которых ждала подобная участь.

— По-видимому. Коронер сказал, что у детей свернуты шеи.

— Но почему княгиня-графиня не могла их похоронить? Пусть и в безызвестной могиле.

— Возможно, боялась, что кто-то может увидеть, как она выносит трупы и закапывает их где-то.

— Да, вероятнее всего, — согласился я. — Должно быть, у нее были сообщники?

— Наверняка любовнику мало нравились эти дети.

— И, неродные, они были обузой для нее, — грустно отметил я. — Но неужели их и правда нельзя было отправить родственникам? Ведь в деньгах же не было проблем.

— Не было. Однако женщина выбрала иной путь.

— Меня не перестает удивлять людское бессердечие. Две малютки… Что стало с княгиней-графиней потом?

— Ничего, — хмыкнул мистер Хилл, — она еще двадцать лет прожила в этом доме, сменив нескольких любовников, и мирно скончалась в своей постели, не оставив наследников.

— Замуж больше не вышла?

— Нет.

— А отчего умерла?

— Туберкулез.

— Ясно, — встал я со стула. — Что теперь будет с телами детей?

— Понятия не имею. Скорее всего, их ждет безымянная могила, на которую никто не принесет цветов.

— И ведь они совершенно ни в чем не были виноваты, — глядя в окно, больше прошептал, чем сказал я.

— Виноват был их отец, позволивший чувствам возобладать над разумом.

— Да уж…

— Одевайся и спускайся завтракать. Я уже дважды пил кофе. Сейчас пойду к себе, набросаю статью, потом спущусь к тебе и отправимся к реке.

— Ты все-таки решил писать статью?

— Набросаю, а там как Грэгсон скажет. Если заинтересуется, то почему бы и нет.

— Но ведь информация добыта незаконным путем, Эдмунд!

— Пока дойдет дело до статьи, обо всем будет известно в Ристарчесте.

— А если нет?

— А если нет, то и моей статьи не будет. Однако сейчас я набросаю ее, пока в памяти все свежо. Жаль, ты не взял фотоаппарат.

— Скелеты детей в «Хрониках Дартвуда»? — ошеломленно спросил я. — Полно тебе, Эдмунд.

— Публика любит такое, тебе ли не знать, — пожал он плечами.

— Как бы я хотел не согласиться, но ты прав, — с грустным выражением лица кивнул я. — Я зайду к тебе после завтрака.

Он ушел, а я переоделся и спустился в столовую гостиницы.

Больше ничего примечательного в Ристарчесте не случилось. Я отлично отдохнул и был полон сил, когда вернулся в редакцию «Хроник Дартвуда», чтобы приступить к своей работе.

Анна Шпаковская

Хроники Дартвуда: Отпуск
Показать полностью 1
69

Пыль

Первый вдох после пробуждения всегда давался с трудом. Будто невидимая рука сжимала мои легкие, не позволяя набрать полную грудь воздуха. В тусклом свете мартовского утра, проникавшем сквозь неплотно задернутые шторы, танцевали пылинки. Маленькие, почти невесомые частицы, наполняющие каждый кубический сантиметр пространства моей однокомнатной квартиры. Я ненавидел пыль.

Квартира досталась мне от бабушки — типичная хрущевка на окраине Подмосковья. Серые панельные стены, потрескавшийся потолок и старый паркет, который скрипел под ногами, выдавая каждый мой шаг. После смерти бабули я так и не нашел в себе сил что-либо изменить. Всё осталось как прежде: громоздкий сервант с хрустальными рюмками, которые никто никогда не использовал, выцветшие обои с цветочным орнаментом и тяжелые красные шторы.

Потянувшись за телефоном, я случайно смахнул на пол стакан с водой. Жидкость разлилась по паркету, образуя бесформенную лужу. Чертыхнувшись, поднялся с кровати, чувствуя, как холод пробирает до костей. Отопление в нашем доме работало через раз — коммунальщики экономили, а жильцы молчали, привыкнув кутаться в несколько слоёв одежды даже дома.

Направляясь в ванную, мои босые ноги оставляли влажные следы на полу. Старая раковина встретила меня ржавыми подтеками и каплей, размеренно падающей из неисправного крана. Кап. Кап. Кап. Этот звук сводил с ума, особенно по ночам, когда тишина обостряет все чувства.

Посмотрев в зеркало, встретился взглядом с собственным отражением. Помятое лицо с темными кругами под глазами, как у панды. Давно не стриженные волосы. Щетина, которая уже перестала быть модной небрежностью и превратилась в признак запущенности. Тридцать два года, а выглядел на все сорок пять.

— Ну и рожа, Серёга, — сказал я, открывая шкафчик с лекарствами.

Достав упаковку таблеток, выдавил одну на ладонь. Маленькая белая пилюля — мой ежедневный ритуал после того, как врач поставил диагноз «генерализованное тревожное расстройство». Запил водой из-под крана и на мгновение задержал взгляд на стоке. Там, среди ржавчины и грязи, что-то шевелилось.

Наклонившись ближе, попытался рассмотреть. Внезапно оно метнулось в сторону и исчезло в темноте слива. Маленькое, серо-черное, с множеством ножек. В голове сразу всплыли детские страхи о монстрах, живущих в канализации.

— Просто таракан, — убеждал я себя, — или паук.

Но где-то глубоко внутри знал, что это неправда. Тараканов в моей квартире не водилось — бабушка была помешана на чистоте, а я, хоть и не поддерживал идеальный порядок, регулярно устраивал генеральную уборку. Да и на паука это существо не походило.

Пожав плечами, отправился на кухню. Нужно было собираться на работу. Сделав себе бутерброд и кофе, я сел за стол. Пыль не давала мне покоя уже какой день. Несмотря на регулярную уборку, серая взвесь появлялась снова и снова, словно материализовалась из воздуха. Мой психиатр говорил, что навязчивая идея о чистоте — часть моего расстройства, но я-то знал: эта пыль была необычной.

Прищурившись, всмотрелся в серый налет на столе. Иногда мне казалось, что пылинки двигаются не хаотично, а целенаправленно, будто обладают коллективным разумом. И сейчас, когда солнечный луч падал под определенным углом, я отчетливо видел, как они перемещаются, образуя сложные узоры, а затем рассыпаются, стоит только моему дыханию потревожить их.

Телефон завибрировал, вырывая меня из задумчивости. Сообщение от начальника: «Серёга, отчет по Волгоградскому проекту готов? Заказчик звонил.»

Чёрт. Я совсем забыл об отчете. Быстро доев бутерброд и глотнув остывший кофе, поспешил одеваться. Времени оставалось в обрез.

Проходя мимо шкафа в прихожей, я услышал шорох. Остановившись, прислушался. Тишина. Только часы тикали на стене, отсчитывая секунды моего опоздания. Распахнув дверцу шкафа, уставился на висящую одежду. Ничего необычного.

Но запах… Странный, затхлый, с нотками плесени и гнили. Так пахло в подвале нашего дома, куда я спускался всего раз, чтобы проверить счетчик. Там было сыро, темно и жутко. Помню, как поскорее выбрался оттуда, ощущая на себе чьи-то невидимые взгляды.

Покачав головой, захлопнул дверцу. Надо меньше нервничать и больше спать. Последние недели выдались напряженными — новый проект, дедлайны, придирки заказчиков. Неудивительно, что мое тревожное расстройство обострилось.

Натянув пальто, я вышел из квартиры и тщательно запер дверь. В подъезде пахло кошками и сырой штукатуркой. Лампочка над первым этажом моргала, создавая эффект стробоскопа. В такие моменты казалось, что реальность дробится на отдельные кадры, и между ними можно увидеть что-то… иное.

Выйдя на улицу, глубоко вдохнул морозный воздух. Легче не стало. Напротив, появилось ощущение, будто в легкие попала та самая пыль из квартиры — мельчайшие частицы, которые теперь блокировали доступ кислорода. Закашлявшись, сплюнул на снег. На белой поверхности остался серый сгусток.

***

В офисе было душно, несмотря на работающий кондиционер. Коллеги суетились, обсуждали новости, смеялись над шутками, а я сидел, уставившись в монитор, и не мог сосредоточиться на цифрах. Перед глазами стояла картина: темный сток в ванной и что-то многоногое, ускользающее от моего взгляда.

— Земля вызывает Серёгу! — Катя, наша бухгалтерша, помахала рукой перед моим лицом. — Ты с нами?

— А? Да, извини, задумался.

— Мы заказываем пиццу на обед. Будешь?

— Нет, спасибо, я… я не голоден.

Катя посмотрела на меня с беспокойством:

— Ты какой-то бледный сегодня. Всё нормально?

— Просто не выспался.

— Ясно… — она явно не поверила, но не стала допытываться. — Если что, я рядом.

Кивнув, вернулся к работе. Или попытался. Отчет никак не складывался — цифры плыли перед глазами, превращаясь в бессмысленные символы. На экране мелькнуло что-то темное. Моргнул, и видение исчезло.

Выпив третью чашку кофе за день, почувствовал, как сердце колотится где-то в горле. Таблетки, кофеин и недосып — гремучая смесь. Ладони вспотели, а во рту пересохло. Классические симптомы приближающейся панической атаки.

В туалете было тихо и прохладно. Умывшись холодной водой, посмотрел в зеркало. Отражение показалось чужим — бледное лицо с мутными глазами. И эта пыль, которая теперь была на моих плечах, волосах, воротнике рубашки. Серая, почти невидимая, но я чувствовал ее присутствие.

Смахнув невидимые частицы с одежды, заметил маленькую черную точку на шее, прямо над воротником. Приблизившись к зеркалу, попытался рассмотреть. Это оказалась крошечная ранка, похожая на укус насекомого, но с темным центром, как будто что-то проникло под кожу.

Дотронувшись до ранки, ощутил острую боль. Странно. Не помнил, чтобы меня кусали насекомые. Да и откуда им взяться в марте, когда на улице минус десять?

Когда вернулся к рабочему месту, заметил на столе пыль. Тонкий серый слой покрывал клавиатуру и монитор, хотя уборщица протирала все поверхности утром. Машинально смахнув ее рукавом, почувствовал, как частицы впиваются в кожу — мельчайшие, почти невидимые иголки, вызывающие раздражение.

Домой вернулся поздно. Отчет все-таки удалось закончить, хоть и ценой огромных усилий. Голова раскалывалась, а в желудке урчало от голода, ведь я так и не пообедал.

Открыв дверь квартиры, замер на пороге. Что-то изменилось. Запах. Воздух был насыщен той же затхлостью, что я почувствовал утром в шкафу. Включив свет, огляделся. На первый взгляд всё было на месте, но внутренний радар настойчиво сигналил: кто-то здесь был.

Прошел по коридору, внимательно осматривая каждый уголок. Заглянул в шкафы, под кровать, за занавеску в ванной. Пусто. И всё же ощущение чужого присутствия не покидало меня.

В кухне мой взгляд упал на стол. Там, среди обычной пыли, виднелись отпечатки. Не человеческие следы и не кошачьи лапы. Маленькие точки, образующие дорожку, как если бы множество крошечных существ прошли по столешнице.

Сердце забилось чаще. Вспомнилось то создание, которое я видел утром в сливе раковины. Многоногое, юркое. Что, если таких тварей много и они живут в моей квартире, прячутся в темных углах, выползают, когда меня нет дома?

Взяв нож для разделки мяса, методично проверил все закоулки еще раз. Ничего. Либо я сходил с ума, либо эти существа были достаточно умны, чтобы спрятаться.

В холодильнике обнаружилась пачка пельменей. Поставив воду, нервно барабанил пальцами по столешнице, прислушиваясь к звукам квартиры. Скрип половиц, гудение холодильника, капли из крана в ванной. И что-то еще… Шорох. Едва различимый, но постоянный, как будто кто-то перебирал бумаги или… передвигался по пыльной поверхности.

Поужинав наспех приготовленными пельменями, почувствовал сонливость. Глаза слипались, а тело наливалось свинцовой тяжестью. Странно. Обычно я не мог уснуть до глубокой ночи, мучимый тревожными мыслями. Но сейчас меня буквально тянуло в постель.

Прежде чем лечь, решил тщательно осмотреть кровать. Когда откинул покрывало, заметил на белой ткани серые разводы. Провел пальцем — пыль. Та самая, необычная, словно живая.

Сменив постельное белье, наконец улегся. Комната погрузилась в полумрак, только уличный фонарь отбрасывал желтоватый свет через штору. В этом освещении пылинки в воздухе казались золотистыми искрами, танцующими по невидимым линиям.

Моргнул. И еще раз. Веки становились тяжелыми, а сознание мутным. Последнее, что увидел перед тем, как провалиться в сон — маленькая черная точка, скользнувшая по потолку.

Проснулся от ощущения, что меня обсыпали песком. Всё тело чесалось, особенно шея и запястья. Включив ночник, осмотрел себя. Кожа покраснела и покрылась мелкой сыпью, словно от аллергической реакции. Но я не был аллергиком.

Часы показывали 3:09. Самое глухое время ночи, когда грань между мирами истончается… Откуда такие мысли? Я не верил в потусторонние силы и параллельные вселенные. И всё же что-то было не так с моей квартирой, с воздухом, которым я дышал, с пылью, которая была повсюду.

Встав с кровати, направился в ванную. Холодная вода немного успокоила зуд, но не мысли. Под пальцами ощущались бугорки — крошечные уплотнения под кожей, особенно на шее, где утром заметил ранку.

Наклонившись к зеркалу, попытался рассмотреть лучше. Ранка превратилась в темное пятно размером с горошину. И оно… двигалось. Не снаружи, а под кожей, как будто что-то живое пыталось прогрызть себе путь наружу.

Паника накрыла меня ледяной волной. Схватив маникюрные ножницы, попытался подцепить эту штуку. Боль была адской, но страх оказался сильнее. Кровь заструилась по шее, капая на белую раковину. И вместе с ней… что-то черное, маленькое, с ножками.

Существо упало в раковину и тут же попыталось ускользнуть в сток. Я успел придавить его пальцем. Оно задергалось, пытаясь освободиться, но я держал крепко. Приглядевшись, сразу же ужаснулся.

Это не было ни насекомым, ни паразитом, какие известны науке. Маленькое тельце, покрытое чем-то вроде хитина, множество ножек и… глаза. Не фасеточные, как у насекомых, а почти человеческие — с радужкой и зрачком. Эти глаза смотрели на меня осмысленно, с… узнаванием.

Существо издало высокий писк, такой пронзительный, что заложило уши. А затем произошло немыслимое — из всех щелей в ванной комнате начали выползать сотни таких же созданий. Из слива раковины, из-под плинтуса, из вентиляционной решетки. Они двигались синхронно, образуя живой поток, направленный в мою сторону.

Отшатнувшись, я выбежал из ванной, захлопнув за собой дверь. Что это за твари? Откуда они взялись? И главное — что они хотят от меня?

Лихорадочно оглядываясь, заметил, что вся квартира буквально кишела этими существами. Они ползли по стенам, потолку, мебели. Пыль, которую я так ненавидел, была не пылью вовсе, а колонией миниатюрных монстров, заполнивших каждый уголок моего жилища.

Пробравшись через кухню, где твари были не так многочисленны, я схватил телефон. Кому звонить? В полицию? Скорую? СЭС? Кто поверит в историю о разумной пыли?

Пальцы дрожали, когда я набирал номер Кати. Не знаю, почему именно ей — просто она была единственным человеком, который искренне беспокоился обо мне в последнее время.

— Алло? — сонный голос в трубке. — Серёга? Ты в курсе, сколько времени?

— Катя, помоги мне, пожалуйста, в моей квартире… я не могу объяснить. Приезжай, пожалуйста!

— Что случилось? Ты пьян?

— Нет! Просто… — я осекся, увидев, как по моей руке ползет одно из созданий, направляясь к телефону. — Чёрт!

Сбросив тварь, я отступил к входной двери. Выход. Мне нужно выбраться отсюда. Схватив ключи и накинув пальто прямо на пижаму, рванул на лестничную клетку. Воздух там был прохладным и чистым. Без пыли и тех созданий.

Переведя дыхание, попытался собраться с мыслями. Что теперь? Вернуться в квартиру я не мог. Остаться в подъезде до утра? Пойти к соседям? Никто не откроет дверь в три часа ночи незнакомцу, тем более в таком состоянии — с окровавленной шеей, в пижаме и с безумным взглядом.

Телефон в руке завибрировал. Катя перезванивала.

— Серёжа, объясни толком, что происходит?

— Я… — как объяснить необъяснимое? — У меня в квартире какое-то нашествие. Не тараканы, что-то другое. Они повсюду. Один даже… проник под кожу.

Молчание в трубке. Затем осторожный вопрос:

— Ты принимал свои лекарства?

— Да! То есть… я не уверен. Утром точно пил. — В памяти всплыло воспоминание: белая таблетка на ладони, стакан воды, существо в сливе раковины. — Катя, я не сумасшедший. Клянусь.

— Хорошо, — она говорила спокойно, как с ребенком или психически нестабильным человеком. — Я приеду. Жди меня на улице, возле подъезда.

Спустившись на первый этаж, я вышел во двор. Ночной воздух обжег легкие морозом. Снег скрипел под ногами, а звезды холодно мерцали на черном небе. Ни души вокруг — только я и мой страх.

Катя приехала через двадцать минут. Её старенькая «Тойота» остановилась у подъезда, и она выскочила, на ходу застегивая куртку. Увидев меня, замерла.

— Боже, Серёжа… Что с твоей шеей?

Рана всё еще кровоточила, пропитывая воротник пижамы. Я прижимал к ней носовой платок, но это мало помогало.

— Я пытался вытащить… одного из них.

Катя подошла ближе, осторожно отвела мою руку и всмотрелась в рану.

— Это похоже на укус. Тебе нужно в травмпункт.

— Они повсюду в моей квартире, — попытался объяснить я. — Сначала я думал, что это пыль. Но это живые существа. Они прячутся, выжидают, а потом…

— Так, стоп, — Катя взяла меня за плечи. — Давай сначала обработаем твою рану, а потом разберемся с… остальным.

В травмпункте дежурный врач, пожилой толстый мужчина, осмотрел мою шею с профессиональным безразличием.

— Укус насекомого, воспаленный. Возможно, аллергическая реакция. Сейчас промоем, наложим повязку.

— Доктор, там что-то есть внутри, я чувствую это, — настаивал я. — Посмотрите внимательнее!

Врач вздохнул, но взял пинцет и начал осторожно исследовать рану. Внезапно его брови поползли вверх.

— Действительно… Похоже на инородное тело. Сейчас извлечем.

Я закрыл глаза, чувствуя, как пинцет погружается в рану. Боль была терпимой — ничто по сравнению со страхом, который я испытывал последние сутки.

— Вот оно, — врач держал пинцетом нечто маленькое и темное. — Похоже на часть насекомого. Возможно, клещ…

— Можно посмотреть? — спросил я, протягивая руку.

Врач помедлил, но положил извлеченный объект на марлевую салфетку. Это была часть тела одного из тех существ — половина торса с тремя ножками.

— Я отправлю это на анализ, — врач убрал салфетку. — А вам лучше показаться инфекционисту. И, возможно, энтомологу.

Когда мы с Катей вышли из травмпункта, уже начинало светать. Восточный край неба окрасился в бледно-розовый цвет, предвещая новый день.

— Поехали ко мне, — предложила она. — Тебе нужно отдохнуть. А потом вызовем специалистов по дезинсекции.

— Ты мне веришь? — я посмотрел ей в глаза.

— Я видела… эту штуку. И она явно не обычное насекомое, — Катя пожала плечами. — Не знаю, что происходит, но ты точно не сумасшедший.

В её квартире было тепло и уютно. Никакой пыли и шорохов — только запах кофе и корицы. Катя постелила мне на диване, дала чистую футболку и спортивные штаны.

— Поспи. Я разбужу тебя к обеду.

Укладываясь на мягкий диван, я впервые за много дней почувствовал себя в безопасности. Усталость навалилась с новой силой, и веки отяжелели. Последнее, что помню перед тем, как уснуть — как Катя осторожно поправляла одеяло, а в её волосах, в лучах утреннего солнца, танцевали золотистые пылинки.

Показать полностью
18

Продолжение поста «ПЕРЕСМЕШНИК»2

Глава 6

— Домик, блядь! — Игорь заходил по лагерю, ломая руки. — Какой, нахуй, домик?! У дебила в голове одни сказки! Этот кретин просто спятил, пока умирал!

Матвеич, не обращая внимания на истерику, молча сидел на ящике, тщательно протирая ствол ракетницы. Его движения были спокойными и уверенными, словно он готовился к чему-то важному.

— Он не выдумывал, — спокойно возразил Матвеич, не поднимая глаз. — «Люди в зелёном». Военные. «Раньше». Значит, это было лет десять-пятнадцать назад. Вспомни старые карты, Игорь. Здесь был сектор «Д», зона секретных испытаний. Мы же знали, куда направляемся. Нас предупреждали о чём-то, что здесь скрыто.

— Да какая, нахуй, разница! — взвизгнул Игорь. — Нас тут убивают одного за другим, а ты мне про карты десятилетней давности рассказываешь! Нам надо бежать отсюда, пока мы живы!

— Бежать? — Матвеич медленно поднял на него глаза. В них горел холодный огонь решимости. — Куда ты побежишь? Куда спрячешься? В лес, где тебя ждет верная смерть? Артем не бредил. Ответ — там. В этом "домике". Если мы узнаем, с чем столкнулись, то сможем найти способ выжить. Если нет, то хотя бы поймем, как оно убивает. Чтобы другие могли избежать нашей участи.

— Другие! — истерично захохотал Игорь. — Какие, блядь, другие! Мы здесь последние, Матвеич! Последние идиоты, которых бросили сюда на убой!

— Именно поэтому мы и должны это сделать, — твердо сказал Матвеич, поднимаясь во весь рост и нависая над Игорем своей тенью. — Потому что мы — последние, кто видел это своими глазами. Потому что если не мы, то никто больше не узнает правду. Понял? Ты либо собираешься и идешь со мной, либо остаешься тут сидеть на жопе ровно и ждать, когда за тобой придут. Выбирай.

Игорь смотрел на него с ненавистью и страхом. Потом его взгляд упал на распухшее, светящееся тело Артема. Он сглотнул. По спине пробежал холодок. Он знал, что Матвеич его не оставит. И знал, что если он останется один, то сойдет с ума

— Ладно… Ладно, чёрт с тобой… Идём искать твой ебаный домик.

Сборы были недолгими. Ракетница, ножи, фонари, остатки провизии – вот и все, что у них осталось. Матвеич наскоро очертил на карте приблизительный квадрат, где, по его мнению, мог находиться «домик» Артема – в стороне от реки, в самой глуши старого, заброшенного леса.

Они шли молча, вслушиваясь в каждый звук, словно ожидая удара в спину. Лес вокруг был мертв. Ни пения птиц, ни шороха мелких зверьков – лишь черные, искореженные деревья и редкие пятна зловеще светящихся грибов. Казалось, что лес затаил дыхание, наблюдая за ними из темноты. Часы тянулись мучительно медленно, но никаких признаков «домика» по-прежнему не было. Игорь все чаще оглядывался на сгущающиеся сумерки, чувствуя, как страх сковывает его сердце.

— Чушь собачья! – выдохнул Игорь, с трудом переставляя ноги и спотыкаясь о коряги. – Ищем какую-то призрачную хибару, в то время как за нами уже охотятся…

— Тихо, – оборвал его Матвеич, резко останавливаясь.

Он смотрел не на карту, а на землю, где под слоем мха проступала едва заметная колея.

— Здесь проходила техника. Тяжелая гусеничная техника. Очень давно.

— Ну и что? Может, здесь раньше леспромхоз был, – отмахнулся Игорь, пытаясь скрыть свой страх.

— В такой глуши? – Матвеич покачал головой и, не говоря ни слова, двинулся по еле заметному следу, словно повинуясь какому-то внутреннему чутью.

Спустя полчаса они вышли на более отчетливую, хотя и заросшую дорогу, извивающуюся между деревьями и уходящую вглубь тайги.

— Видишь? – тихо спросил Матвеич. – Артем не врал.

Дорога упорно вела вверх, на небольшой холм, поросший искривленными, почерневшими соснами, словно выжженными изнутри. И там, почти полностью погребенный под слоем земли и обломками деревьев, лежал он.

«Домик».

Точнее – полуразрушенный бетонный купол старого, заброшенного бункера. Часть купола обвалилась, обнажая ржавые, искореженные прутья арматуры, словно кости мертвеца. Дверь, массивная, стальная, покрытая толстым слоем ржавчины, когда-то была заварена намертво, но теперь зияла проломом, словно кто-то (или что-то) разорвал металл изнутри, оставив рваные, зияющие края. Теперь дверь была приоткрыта, словно приглашая войти. Из черной щели тянуло ледяным, затхлым воздухом, пропитанным запахом озона и разложения, словно дыханием смерти.

— Ну что ж, — мрачно ухмыльнулся Матвеич. — Добро пожаловать в архив.

Внутри царил непроглядный мрак и стояла могильная сырость. Лучи фонарей вырывали из темноты картину полного хаоса и разрухи. Опрокинутые столы, сломанные стулья, разбросанные бумаги, превратившиеся в труху, разбитая аппаратура, словно пережившая бомбардировку. Казалось, что здесь произошла страшная трагедия, оставившая после себя лишь смерть и запустение.

Матвеич внимательно осмотрел вырванную изнутри дверь, и его осенило.

Это было демонстративное пренебрежение.  Как человек не станет запирать холодильник от насекомых, так и Зверь не видел необходимости прятать свое логово. Он был уверен в своей власти, настолько уверен, что даже не допускал мысли о том, что кто-то может ему угрожать.

На стене висела карта сектора, исчерченная непонятными символами. Игорь, с трудом сдерживая дрожь в руках, лихорадочно перебирал содержимое ящиков.

— Матвеич… Тут такое… – пробормотал он, словно не веря своим глазам.

Он протянул Матвеичу потрепанную папку с грифом: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Программа «Пересмешник»».

Внутри оказались отчеты, схемы, жуткие фотографии животных, содержащихся в клетках. Собак, волков, медведей… Но это были не обычные звери. Они были изуродованы, с лишними суставами и костными наростами, словно собранные из разных частей тел. А на последних страницах красовались эскизы твари с непропорционально длинными конечностями, трехпалыми лапами и вытянутой, змеиной мордой.

Матвеич, хмурясь, перелистывал страницы, и его лицо становилось всё мрачнее. — «Задача... создание универсального биогибрида-диверсанта... обладающего повышенной выносливостью, камуфляжем... и способностью к элементарной мимикрии...» — читал вслух Матвеич, и в его голосе звучало нарастающее отвращение. — «Объект «С-17»... показал неконтролируемую агрессию... и способность к регенерации... Тактика объекта основана на принципе минимальных затрат при максимальном сборе данных. Цель — не убийство, а изучение реакций и пополнение "библиотеки" мимикрии. Уничтожение происходит только когда цель более не представляет исследовательского интереса... На поздних стадиях объект «С-17»... демонстрирует не просто агрессию, а сложное охотничье поведение. Он не уничтожает цель немедленно, а проводит этапы изоляции, наблюдения и психологического давления, тестируя реакции и пополняя коллективный разум данными новых жертв...»

Матвеич остановился, перевел взгляд на Игоря, и в его глазах плескалось отчаяние.

— «В ночь на 17.10.1983 года произошёл прорыв содержания... Потери личного состава... Принято решение о консервации полигона. Установка долговременного поля сдерживания (тип Д-2А) — энергетического барьера, блокирующего любое перемещение объекта через границу зоны. Проникновение невозможно даже при максимальной физической активности объекта. Однако зафиксировано постепенное ослабление барьера вследствие воздействия низкочастотных резонансных колебаний неизвестного происхождения, генерируемых самим объектом.»

Матвеич резко захлопнул папку, словно пытаясь остановить кошмар, вырвавшийся на свободу.

— Ликвидации… не упоминается, – пробормотал Игорь, с ужасом перелистывая страницы. – Они даже не пытались его уничтожить. Сразу начали строить барьеры. Значит, он неуязвим…

— Дело не только в этом, – перебил его Матвеич, указав пальцем на последний листок, словно показывая на корень зла.

Короткая запись, сделанная от руки: «Объект проявляет признаки коллективного разума и способен создавать гибридные формы из местной фауны, превращая ее в свою армию. Его стратегия — сочетание инстинкта убийцы и холодного, научного подхода. Он изучает свою жертву, прежде чем уничтожить ее, словно проводя эксперимент. Ликвидация невозможна. Поле сдерживания — единственный выход. Автономный генератор рассчитан на тридцать лет работы при условии регулярного техобслуживания. В связи с ликвидацией отдела и потерей информации, объект оставлен без присмотра.»

— Поле сдерживания… — Игорь посмотрел вокруг. — Оно… оно должно было быть здесь! Генератор какой-то!

Они принялись лихорадочно обыскивать бункер.

Игорь нашёл его, сдирая паутину с приборного щита в дальнем углу.

Перед ними возвышался огромный агрегат, напоминающий древний компьютер, переживший не одну эпоху. Все индикаторы на его панели были мертвы. Корпус, покрытый толстым слоем пыли и ржавчины, говорил о том, что к нему давно никто не прикасался. В центре панели зиял пустой слот, где когда-то горела контрольная лампочка «СИСТЕМА АКТИВНА», словно напоминая о былой жизни. Рядом с ним – треснувшее стекло вольтметра, стрелка которого застыла на нуле, словно время здесь остановилось навсегда.

— Блядь… — выдохнул Игорь, проводя пальцем по пыли. — Оно… оно не выключено. Оно умерло. Генератор заглох. Смотри — тут должен быть аварийный журнал.

Он откинул боковую крышку, и оттуда пахнуло запахом старого масла и окисленного металла. Внутри лежал пожелтевший, хрупкий листок бумаги – последняя запись в журнале, словно предсмертная записка, датированная пять лет назад: «20.08.20… Генератор Д-2А остановлен. Аккумуляторы мертвы. Все попытки запустить его провалились… Поле сдерживания отключено в 04:17 по местному времени. Господи, прости нас, грешных.»

Матвеич, не отрываясь, смотрел на мертвый генератор, словно видя в нем свою собственную смерть.

— Оно не училось отключать его, – тихо произнес он. – Оно просто дождалось, когда мы сами, по своей глупости, его сломаем. Клетка разрушилась сама собой.

В этот момент снаружи, совсем рядом, раздался шипящий звук, словно дыхание смерти, — прямо за дверью.

Они замерли, словно окаменев от ужаса. Сердца бешено заколотились в груди, отсчитывая последние мгновения жизни.

— Оно здесь… – прошептал Игорь, и его голос сорвался от страха.

— Тихо, – оборвал его Матвеич, прижав палец к губам, и жестом указал на угол, за груду пыльных ящиков, словно предлагая последнее убежище.

Они прижались к холодной стене, затаив дыхание, словно пытаясь стать невидимыми для надвигающегося кошмара.В щель под дверью просунулось нечто длинное и тонкое. Это был не палец, а скоре сегментированное, хитиновое щупальце, покрытое странным маслянистым блеском. Оно плавно поводило из стороны в сторону, словно пробуя воздух на вкус, а затем так же бесшумно убралось.

Наступила тишина. Долгая и мучительная.

И тут снаружи раздался голос. Голос Артема, слюнявый и невнятный.

— Главный… Выходи… Мне… холодно…

Игорь затрясся, закрыв рот ладонью, чтобы не закричать. Матвеич, оценив ситуацию, быстро огляделся и нашёл несколько обломков бетона, которыми подпёр дверь изнутри, насколько это было возможно. Затем сжал ракетницу, костяшки его пальцев побелели.

Голос повторился, уже настойчивее.

— Выходи… Поиграем…

Тишину разрезал противный, скребущий скрежет — точь-в-точь как будто по стеклу водят заточенным гвоздем. И тут же — оглушительный удар! Полотно двери выгнулось с низким стоном, старые петли взвыли, осыпая всех ржавой пылью. Второй удар! По листу стали, с сухим треском, поползла черная зияющая трещина.

— Оно сейчас выломает дверь! —  взвыл Игорь, его голос сорвался на крик.

Матвеич вскочил, словно ужаленный, и вскинул ракетницу, целясь в зияющий проём двери.

— Отойди от двери, тварь!

Третий удар обрушил дверь, и в образовавшемся проёме, залитом тусклым, дрожащим светом, возникло Оно. Высокое, сутулое, словно сотканное из теней. Длинные, неестественно вытянутые руки, заканчивающиеся трехпалыми когтистыми лапами. Вместо лица – лишь черная, бездонная впадина, из которой вырывалось тяжелое, хриплое дыхание, словно из пасти преисподней.

Матвеич выстрелил, не раздумывая. Ослепительная ракета вонзилась прямо в грудь чудовища, превратив ночь в день. Грохот выстрела оглушил все вокруг. Существо издало нечеловеческий, раздирающий визг и отлетело назад, окутанное едким дымом и фонтаном искр.

— Бежим! – прорычал Матвеич, грубо схватив Игоря за куртку и дернув за собой.

Они выскочили из бункера, перепрыгнув через извивающееся в дыму тело Зверя, и помчались вниз по склону, не видя ничего перед собой от страха. За спиной раздался яростный, полный ненависти рёв, заставивший их сердца пропустить удар. Тварь выжила и преследовала их.

Они бежали, как загнанные звери, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, пытаясь оторваться от преследователей. Лес вокруг наполнился зловещими звуками, словно их окружила армия чудовищ. Щелчки, шипение, жуткие крики разносились со всех сторон, заставляя их бежать еще быстрее.

Голоса Лизы, Сергея, Артема преследовали их, словно призраки прошлого. Они звали по именам, умоляли о помощи, угрожали страшной местью.

— Не слушай! – надрывался Матвеич, таща за собой обезумевшего Игоря, словно спасая его от самого себя. – Беги, блядь, беги!

Они бежали, не зная куда, лишь бы подальше от этого проклятого места. Потому что теперь они знали страшную правду.

Правду, которая оказалась страшнее любой неведомой твари, бродящей в этом лесу. Правду о том, что это чудовище – их собственное творение, порожденное безумием и халатностью.

И теперь ему не терпелось выйти на свободу.

Глава 7

Они бежали, пока в лёгких не осталось воздуха, а ноги не налились тяжелым свинцом. Едва живые, спотыкаясь на каждом шагу, они рухнули в густые заросли папоротника у подножия склона, словно ища защиты у природы. С трудом сдерживая кашель, они пытались заглушить звук своего прерывистого дыхания, боясь привлечь внимание преследователей.

— Хватит… Не могу больше… — Игорь лежал, раскинув руки, глядя в серое, безразличное небо.

Матвеич, тяжело дыша, прислушивался к тишине леса. Затишье перед бурей.

— Вставай, — прохрипел он, стараясь не выдать своего страха. — Они рядом. Слышу их голоса.

— Похуй, — безразлично выдохнул Игорь. — Я больше не могу. Пусть приходит. Пусть это все закончится.

Матвеич, не церемонясь, схватил его за грудки и рывком поднял на ноги.

— Ты сдашься, когда я тебе это позволю! Пока дышим — будем драться! Встал, тряпка!

Матвеич рывком поставил Игоря на ноги, но тот стоял, словно марионетка, пошатываясь, с пустым, отрешенным взглядом. Матвеич, словно зверь, выискивающий добычу, огляделся. Они находились в незнакомой части долины, в самом её сердце. И вдруг, сквозь просветы между деревьями, он заметил знакомые очертания.

— Вышка… — прошептал Матвеич, узнавая очертания.

Словно по злой иронии судьбы, они вышли к той самой вышке, с которой Игорь тщетно пытался связаться с цивилизацией.

— Нахуй она нам сдалась… — пробормотал Игорь.

— Это наш единственный шанс! – рявкнул Матвеич, и в его голосе снова зазвучала сталь. – Единственное место, откуда нас могут услышать. Мы обязаны его использовать, понимаешь?!

И, не давая ему опомниться, толкнул Игоря вперед.

— Поползли. Только тихо.

Они подобрались к основанию вышки. Ржавые конструкции уходили ввысь, теряясь в густой пелене тумана. Лестница опасно шаталась под рукой, словно предупреждая о грядущей опасности.

— Я… я не полезу туда… – пролепетал Игорь, глядя наверх с нескрываемым ужасом. Его лицо исказилось гримасой отчаяния. – Я геолог, Матвеич! Я не должен этим заниматься! Моя работа – изучать камни, а не сражаться с чудовищами!

— Твоя задача — выжить, а для этого нужно, чтобы об этой твари узнали те, у кого есть силы, чтобы ее уничтожить! — жёстко, почти зло, прошипел Матвеич, хватая его за куртку. —  Лезь, я сказал! Это твой самый важный отчет в жизни!

Со стороны леса раздался жуткий, завывающий звук — нечто среднее между предсмертным криком и скрежетом металла. В нем чувствовалась ярость и… призыв?

— Оно зовёт… других… — прошептал Игорь, и его лицо побелело от ужаса.

— Значит, времени у нас нет! — Матвеич взвёл курок ракетницы. — Лезь! Выполняй приказ!

Игорь, захлебываясь рыданиями, ухватился за холодные металлические перекладины и начал медленно, неуверенно подниматься, словно восходя на эшафот. Матвеич прислонился спиной к опоре вышки, занимая оборону.

Первый выскочил из чащи справа. Невысокий, но невероятно ловкий, с неестественно длинными конечностями, позволяющими ему двигаться с пугающей скоростью. Его кожа была покрыта мерзкими, пульсирующими наростами, излучающими зловещее, неземное сияние.Один из «детенышей».

Матвеич не стал ждать. Прицелившись, он выстрелил. Огненный шар разорвал первого «детёныша» на куски, разбросав их по лесу.

В ответ из леса вышли ещё трое. Они двигались медленно, но уверенно, окружая его со всех сторон.

А из-за их спин, словно из самой преисподней, вышел Он. Сам Зверь. На его груди виднелось огромное, обугленное пятно от ракеты, но, казалось, это лишь разожгло его ярость. Он возвышался над Матвеичем, как древний идол, достигая в высоту более двух метров. Его длинные, неестественно согнутые руки заканчивались огромными трехпалыми лапами с когтями, словно у хищной птицы. Лица не было. Лишь тёмная, зияющая бездна, из которой вырывалось тяжёлое, хриплое дыхание, полное злобы и ненависти.

— Ну что, ублюдок, —  прошипел Матвеич, перезаряжая ракетницу с яростью обреченного. — Подходи ближе. Я приготовил тебе подарок.

Один из «детенышей» бросился в атаку с диким, нечеловеческим воплем. Матвеич выстрелил в упор, не давая ему ни единого шанса. Взрыв ослепил и оглушил, а когда дым рассеялся, на земле остались лишь обугленные останки.

Но оставшиеся двое не дали ему передышки. Один набросился на Матвеича, вцепившись острыми когтями в плечо и вырывая кусок плоти. Матвеич, не сдержав звериного рыка, с размаху ударил его прикладом по голове. Раздался мерзкий хруст, и тварь отлетела в сторону, словно тряпичная кукла. Но второй уже был рядом, и его коготь, словно раскаленный шип, вонзился в бедро, пронзая плоть. Матвеич взревел от боли, но не отступил. Не раздумывая, он выхватил нож и вонзил его под ребра твари до самой рукояти.

Превозмогая боль, Матвеич отполз назад, прижимаясь к холодному металлу вышки. Нога, пронзенная насквозь, почти не слушалась, и он держался лишь на адреналине и звериной ярости. Кровь хлестала из раны, окрашивая ржавую опору в багровый цвет. Ракетница бесполезно валялась рядом, а единственным его оружием остался лишь тяжелый топор.

А Зверь всё стоял и смотрел. Смотрел своими невидящими глазницами И снова раздался этот жуткий, шипящий голос, пародирующий голос Артема:

— Главный… Твоя игра… закончена…

— Закончена?— Матвеич, превозмогая боль, оперся на вышку.

Его взгляд упал на валяющуюся у основания полупустую канистру с остатками горючего для генератора.

– Возможно, для тебя, тварь.

Он открутил крышку и, истекая кровью, начал щедро заливать едкой жидкостью прогнившую опору вышки и уходящие в землю ржавые тросы, словно готовя смертельную ловушку.

— Ты никогда не выберешься отсюда, тварь. Это твой ад. А мы… Мы победили, потому что не стали такими, как ты.

Собрав последние силы, Матвеич заорал в небо:

— Игорь! Давай,блядь!

Сверху, с вершины вышки, раздался отчаянный, надрывный крик Игоря, в котором слились воедино страх, ненависть и последняя надежда:

— Алло! Алло, есть кто живой?! А! Блядь! Слушайте все! Координаты… Программа «Пересмешник»! Объект «С-17»! Он на свободе! Он умеет подражать! Он создаёт чудовищ! Не приближайтесь к этой проклятой долине!

Крик Игоря внезапно перешёл в дикий, нечеловеческий визг, и в просвете между ржавыми фермами вышки Матвеич на мгновение увидел мелькающие костлявые конечности, словно рой пауков, облепивших Игоря.

С вершины посыпались снопы искр от оборванных проводов, а затем что-то тяжёлое – сначала обломки аппаратуры, а потом и тело Игоря – с оглушительным треском рухнуло вниз, словно кукла, брошенная в пропасть.

Зверь, отвлечённый этим ужасным зрелищем, снова издал тот самый жуткий, шипящий звук и сделал шаг вперёд, словно приближаясь к своей последней жертве.

— А мы… — прохрипел Матвеич, собрав последние силы, и швырнул полупустую канистру под ноги приближающемуся чудовищу, словно бросая вызов самой смерти. — …отправили тебе приглашение на вечеринку, которую запомнит весь мир.

Он выхватил из кармана последнюю осветительную ракету, словно вытаскивая козырь из рукава. Чиркнул о пряжку ремня, воспламеняя фитиль.

— Это тебе за Лизу! За Сергея! За Артёма! За всех, кого ты убил!

С последней каплей ярости он швырнул пылающий снаряд в лужу горючего.

Ослепительная вспышка пронзила тьму, и мгновение спустя адский огненный смерч взметнулся у основания вышки, пожирая всё на своем пути. Пламя, словно голодный зверь, вцепилось в горючее, сжирая Зверя и лизало ржавые болты, заклёпки и тросы вышки, которые десятилетиями гнили под дождем и снегом. Особенно яростно горела опора, где коррозия давно превратила металл в труху, а тросы держались лишь на честном слове.

Первыми не выдержали раскалённые добела тросы, истончённые огнём до предела. Один за другим они рвались с глухим, зловещим хлопком, словно перерезались сухожилия огромного чудовища. И в этот миг вышка, лишившись опоры, начала своё медленное, неотвратимое падение. Сначала с глухим скрежетом, а затем с нарастающим воем рвущегося металла вся конструкция рухнула вперёд, туда, куда её тянули ослабленные тросы – прямо на Зверя.

Охваченный пламенем, он не успел отреагировать. Многотонная громада обрушилась на него с грохотом, от которого содрогнулась земля. Металл впился в его плоть, переломал кости и прижал к земле, словно раздавив насекомое. Зверь издал предсмертный вопль, полный ярости и отчаяния, не желая верить, что его, всесильного, смогла остановить жалкая ржавая конструкция. Он бился в агонии, пытаясь вырваться из-под обломков, но его ноги и часть туловища были.

Лишь тогда Матвеич, израненный, обгоревший, едва живой, добрался до Зверя, волоча за собой раздробленную ногу. Он почти ничего не видел, мир вокруг померк, оставив лишь багровый туман. Собрав последние силы, он поднял топор, который всё это время сжимал в руках. Это был уже не жест силы, а акт отчаянной воли.

— Смотри… в глаза… — прохрипел Матвеич.

И топор обрушился вниз, завершая его миссию.

***

Два дня спустя, когда геологическая группа "Геолог-2" пропустила уже второй запланированный сеанс связи, в воздух был поднят военный вертолёт Ми-8.

Бортовой компьютер фиксировал аномально высокий уровень помех, искажавших эфир – побочный эффект распространения чужеродной биологии по долине.

Экипаж уже почти потерял надежду, но вдруг сквозь какофонию помех пробился слабый, но отчётливый ритмичный стук – зацикленный сигнал "SOS" и обрывки панического сообщения.

Это была не живая речь, а автоматическая трансляция записи, которую запустил Игорь на самодельном передатчике, работающем на частоте бедствия. Мощные фильтры военной аппаратуры с трудом, но смогли отсечь большую часть помех. Сигнал был едва слышен, но его хватило, чтобы определить местоположение источника.

Посадка была рискованной, но группа захвата высадилась. Они нашли его первыми. Матвеича. Он сидел, прислонившись к металлической опоре, в луже запекшейся, почти чёрной крови. В одной окоченевшей руке он мёртвой хваткой сжимал окровавленный топор, вонзенный лезвием в землю, словно посох победителя.

На обветренном лице застыло нечто похожее на усмешку, словно он одержал свою последнюю победу. В другой руке — кассета от диктофона. Глаза его были открыты и смотрели в сторону леса, но взгляд был пустым и остекленевшим.

Перед ним, в радиусе десяти метров, лежали разорванные останки трёх мелких тварей.

А в пяти метрах — огромное, обезглавленное тело того, кого в отчётах назовут «Объектом С-17». Голова его была разрублена надвое тем же топором.

Тело Игоря нашли в двадцати метрах от вышки. Он лежал на спине, и его лицо, искажённое предсмертной гримасой ужаса, было обращено к серому небу. В сведённых судорогой пальцах одной руки он до смерти сжимал свой геологический молоток — последнюю нить с миром, который он понимал и который оставил далеко позади.

Вертолёт не стал задерживаться. Забрав тела, группа спешно покинула долину.

Расшифровка записи с передатчика и кассета из диктофона Матвеича легли в основу доклада под грифом «Совершенно секретно» под кодовым названием «Зверь с Восточного хребта». Среди вещей, сданных в отдел материаловедения НИИ МО, был и самодельный передатчик — вещественное доказательство последней воли «Геолога-2». Странным образом, кассета с записью голоса Игоря исчезла из опечатанного контейнера, словно кто-то не хотел, чтобы его последнее послание было услышано.

Через неделю сюда пришли другие вертолёты. С другим грузом.

Осенью того же года в официальных сводках появилось короткое сообщение об успешном проведении учений с применением вакуумных бомб на одном из заброшенных полигонов в дальневосточном регионе. Решение было принято единогласно: не штурмовать и не изучать, а стереть с лица земли. Карты были исправлены. Долина реки Сокрытой перестала существовать.

Но те, кто был там, кто слышал последнее сообщение Игоря и видел цену, которую заплатили эти люди, знали правду.

Правду о Звере с Восточного хребта.

И о тех, кто, зная цену правды, не побоялся заплатить её сполна.

Конец.

Показать полностью
21

Продолжение поста «ПЕРЕСМЕШНИК»2

гл.3-5

Глава 3

Утро началось с предчувствия пиздеца, полного и окончательного. А затем раздался вопль Игоря, подтверждая самые мрачные опасения:

— Где блядь рация?!!

Лагерь вскочил как ужаленный. Матвеич, спавший в одежде, выскочил из своей палатки, держа наготове увесистую монтировку.

— Что, чёрт возьми, происходит?!

— Рация, Матвеич! Пропала! – Игорь метался, словно угорелый, переворачивая ящики и разбрасывая вещи. – Я же её под тент положил! Сейчас иду — а хуй там был!

Все принялись лихорадочно обыскивать лагерь. Рация, их последняя надежда на связь с внешним миром, бесследно исчезла.

— Может, зверь какой? — испуганно предположила Лиза.

— Да какой зверь! — дернулся Игорь. — Она же неподъемная! Её даже вдвоём не утащить! Да и где следы?! Тут что-то нечисто!

Паника нарастала. Они перевернули всё вверх дном, заглянули в каждый угол, но рация словно растворилась в воздухе. Когда первая волна отчаяния схлынула, Сергей, словно завороженный, замер над чем-то странным.

— Что это… Постойте… Смотрите… Земля… словно её кто-то выжег. Тёмное пятно… И запах… странный, какой-то… озоном отдаёт…

Взгляды потянулись к его ногам. А рядом, на грязной тряпке, валялись несколько мелких, обугленных деталей, похожих на транзисторы и куски пластика. Все металлические части были покрыты тончайшей биолюминесцентной паутиной, которая слабо светилась в тени. Пластик вокруг был не оплавлен, а будто изъеден изнутри.

Сергей опустился на корточки, всматриваясь в детали. Тончайшая паутинка светилась не просто так – её зловещий голубой свет пульсировал в унисон с едва различимыми магнитными всплесками, которые фиксировал их сломанный полевой датчик, валявшийся рядом.

— Она не просто поедает… – прошептал он, и его лицо исказилось от ужаса. – Она… перерабатывает. Поглощает энергию и материю. Трансформирует. Как… фермент.

— Что ты несёшь? – пробормотал Игорь, глядя на останки рации с тихим, благоговейным ужасом.

— Чёрт… – пробормотал Сергей, нахмурившись. – То же самое, что и на мухах. Эта светящаяся мерзость… она не просто разъедает. Она питается. Всем подряд. Энергией, металлом, пластиком… Она… поглотила её. Целиком.

Матвеич подошел, понюхал. Лицо его потемнело, нахмурилось.

— Эта… эта хрень. Она сожрала рацию.

В лагере повисла тишина, полная неверия и ужаса. Осознание произошедшего было страшнее любого мутанта.

— Но… Как? — прошептала Лиза, оглядывая лагерь растерянным взглядом.

Все невольно посмотрели на Артема. Тот сидел на своем пне и спокойно ел тушенку прямо из банки, словно ничего не произошло.

— Артем, — устало сказал Матвеич. — Ты хоть что-нибудь видел? Слышал?

Артем поднял на него пустой взгляд. Губы его беззвучно шевелились, взгляд был направлен куда-то за спину Матвеича.

— Не-а… Я спал…

— Да что с него, дебила, спрашивать! — безнадежно махнул рукой Игорь. — Он бы и не заметил ничего.

— Так… — Матвеич провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. — Связи нет. Мы отрезаны от мира. И похоже, мы не знаем, с чем столкнулись.

Он посмотрел на каждого, вкладывая в слова всю тяжесть ситуации.

— С этого момента, братцы, забудьте о науке. Мы здесь не ученые, а обреченные на выживание. И пока не выберемся отсюда, или пока нас кто-нибудь не найдет — если вообще кто-то будет искать — запомните три вещи. Держаться вместе, как бы ни было страшно. Экономить каждый патрон и каждую крошку. И смотреть в оба, запоминая всё, что видим.

Он сделал паузу.

— Потому что, если мы все здесь сдохнем, пусть хоть кто-то поймет, что нас убило. Вопросы есть?

Вопросов не было.

* * *

Решили провести инвентаризацию. Пока Сергей с Лизой пересчитывали консервы и патроны для ракетницы (их было всего шесть), Игорь и Матвеич пошли проверить периметр. И нашли то, что привело их в состояние, близкое к ужасу.

В двухстах метрах от лагеря, на мягкой земле у ручья, отпечатался четкий и детальный след.

Он был огромным, размером с автомобильное колесо, но не круглым. Три длинных, хищных пальца с глубокими вмятинами от когтей спереди и один, поменьше, сзади. Отпечаток был настолько глубоким, что на дне его проступала влага.

— Вот… блядь… — выдохнул Игорь, побледнев.

Матвеич без лишних слов достал фотоаппарат и тщательно задокументировал находку. Затем приложил свою руку к отпечатку, и его широкая ладонь, испещренная шрамами, показалась жалкой и беззащитной на фоне этого кошмарного следа. Что-то внутри Матвеича надломилось, но он не подал виду.

— Двуногое, — сухо констатировал Матвеич. — Вес распределен равномерно. Ходит прямо.

— Что за тварь такая, блядь?! — Игорь в отчаянии схватился за голову. — Мутировавший медведь?

— Хуй его знает, — Матвеич встал, оглядываясь по сторонам.

Лес вокруг вдруг показался враждебным, каждое дерево могло скрывать за собой того, кто оставил этот след.

— Но теперь мы знаем наверняка, — тихо произнес Матвеич, — этот... неизвестный зверь.... Он осуществует. И он был здесь… Совсем рядом… Кто-то... огромный…

* * *

Когда они вернулись в лагерь, Сергей и Лиза уже закончили с инвентарем. Новости были плохие.

— Еду мы, в принципе, растянем недели на две, если экономить, — доложил Сергей. — Но хуйня в том, что часть медицинских проб пропала. Тот же контейнер со светящимся грибом. И… — он замялся, — ящик с запасными аккумуляторами вскрыт. Кто-то повредил их. Корпуса оплавлены, как будто их разъело изнутри кислотой. И внутри та же светящаяся хуйня, что и на грибах.  Пластика почти не осталось.

Лизе стало плохо. Она села на ящик, дрожащими пальцами пытаясь прикурить сигарету.

— Так, всё, блядь, — подвел черту Матвеич. — Кто-то… или что-то… методично лишает нас всего. Связи, энергии, результатов исследований… Как будто… — он на секунду замолчал, подбирая слова, — как будто нас кто-то изучает.

От этой мысли стало еще хуже.

— Да пошли вы со своими исследованиями в жопу! – заорал Игорь, и в его голосе слышались отчаяние и жгучая вина. – Надо было уходить! Серёга был прав, черт возьми! До поселка рукой подать! А мы сидели тут, как на привязи, и ждали, пока эта… эта тварь решит, что с нами делать!

Матвеич молча смотрел на него. Он вспомнил тот разговор и свой собственный категоричный отказ. И теперь он понимал, что Игорь прав. Но…

— А если он не даст нам дойти? — тихо спросила Лиза. — Если он будет выслеживать нас по одному? В темноте? В тумане?

— А если мы тут останемся, он всех нас пересчитает. И тебя посчитает. И меня, — парировал Игорь.

— Идти сейчас – верная смерть, — отрезал Матвеич. —У нас нет связи. И никто нас не ищет. Если мы ломанемся через лес – это самоубийство. Здесь у нас хоть какие-то стены, хоть какой-то запас. Будем ждать. Рано или поздно о нас вспомнят. И пришлют вертолет.

— Когда, блядь, это произойдет?! – истерично захохотал Игорь, и в его смехе слышалась отчаянная мольба о спасении. – Через неделю? Через месяц?! А пока мы будем здесь гнить, эта тварь будет приходить к нам по ночам, как к себе домой!

И в этот момент лес ответил на его слова. Негромкий, но отчетливый звук – сухой, трескучий щелчок, словно кто-то намеренно ломает сухую ветку.

Раз. Два. Три.

Все замерли, словно парализованные, вцепившись друг в друга взглядами, полными ужаса.

Из леса, откуда-то метрах в пятидесяти, донесся тихий, змеиный шипящий звук. Он был низким, утробным, и в нем угадывались какие-то… щелкающие призвуки. Словно кто-то пытался подражать человеческой речи, но совершенно не понимал, как это делается.

Артем, до этого момента безучастный, вдруг поднял голову. Его слюнявое лицо исказила гримаса первобытного страха.

— Оно… — прошептал он, и в его голосе звучал неподдельный страх. — Оно… учится говорить…

Шипение и щелчки стихли, растворившись в тишине замершего леса. Но в этой тишине каждый из них услышал нечто более страшное – начало охоты. И теперь они знали, что Зверь движим не только голодом. Им движет… любопытство.

Глава 4

Три дня. Семьдесят два часа парализующего страха. Лагерь превратился в подобие осажденной крепости. Спали по очереди, дежурные сидели с ракетницей наизготовку, вглядываясь в окружающую тьму, которая теперь была наполнена звуками. Каждый шорох, каждый треск заставлял вздрагивать и вжимать голову в плечи.

На четвертое утро недосчитались Лизы.

Её палатка была пуста. Спальник холодный. На полу валялся её блокнот с аккуратными записями о пробах почвы. Рядом — опрокинутая кружка с недопитым чаем.

В ту ночь дежурил Игорь. Бледный как смерть, на все вопросы он только и мог бормотать бессвязно: «Она… сказала… Ей почудился голос Серёги… Он ранен… Зовет на помощь… У ручья… Я думал, ей привиделось… Блядь, я должен был ее остановить!»

— Лиза! Лиза, где ты, черт возьми?! – Сергей, с лицом, перекошенным от ужаса, метался по лагерю, словно загнанный зверь, заглядывая за каждое дерево, словно надеясь, что она просто спряталась.

Матвеич, молча схватив ракетницу, осматривал периметр, словно выискивая врага. В нескольких метрах от палатки Лизы, на влажной земле, отпечатался тот же чудовищный след с тремя пальцами. И еще один. И еще… Они уходили в лес, словно указывая путь к ее гибели. Рядом с одним из следов валялся маленький скальпель Лизы, и лезвие его было чистым, словно…

— Она… она просто вышла по нужде, – задыхаясь, прошептал Сергей, словно пытаясь убедить самого себя. – Я же говорил! Нельзя уходить одной! Я предупреждал, сука! Неужели непонятно, что здесь творится что-то… что-то невообразимое?!

— Соберись, – жестко сказал Матвеич, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие контроля. – Истерикой ей не поможешь.

— А чем ей, блядь, помочь?! – взвыл Сергей, и слезы покатились по его щекам. – Ты видел эти следы?! Её нет, Матвеич! Её больше нет!

Он рухнул на колени, закрыв лицо руками, словно пытаясь спрятаться от надвигающегося кошмара.

Игорь стоял возле палатки, белый как мел, и молча трясся. Исчезновение Лизы стало для него последней каплей. Его взгляд случайно упал на ящик с геодезическим оборудованием, и в нем вспыхнула безумная надежда. Он, словно сомнамбула, подошел к ящику, схватил свой GPS-навигатор и начал лихорадочно, трясущимися пальцами, тыкать в кнопки, отчаянно пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Но экран оставался мертв, безжалостно демонстрируя «НЕТ СИГНАЛА».

— Всё... Всё, пиздец... — бормотал он, не отрывая глаз от мёртвого экрана. — Мы все тут сдохнем... Все... Ни карт, ни связи... ничего...

Внезапно он со звериным рыком швырнул навигатор об землю, и тот разлетелся на куски. Затем Игорь бросился к своим вещам и начал судорожно, хаотично запихивать в рюкзак всё, что попадалось под руку – консервы, патроны, тряпки…

— Я не могу больше! Я не хочу здесь сдохнуть! Я ухожу! Слышите?! Я ухожу!

— Игорь, стой! – рявкнул Матвеич, поднимая ракетницу, как последнее средство убеждения. – Ты один не пройдешь и километра!

— Да и похуй! А здесь я что, пройду?! – завопил Игорь, неистово глядя на Матвеича безумными глазами. – Здесь меня сожрут, как Лизу! Лучше уж попытаться, чем ждать смерти!

И словно в насмешку над их страхом, из леса, туда, куда вели эти жуткие следы, донесся звук.

Тихий женский смех. Фарфоровый, неестественный, словно у старой, сломанной куклы. Но это был смех Лизы.У Сергея вырвался стон. Он поднял голову, уставившись на лес.

— Ли… Лиза?..

Смех повторился, громче и отчетливее. Он манил, звал за собой.. Он был полон ужасающей, нечеловеческой надежды.

— Она жива… — прошептал Сергей, словно зачарованный, и, не раздумывая ни секунды, бросился в чащу леса.

— Сергей, стой, еб твою мать! — заорал Матвеич, но было поздно. Биолог, ослепленный призрачной надеждой, исчез в лесной чаще.

Матвеич и Игорь застыли в оцепенении, слушая, как треск веток под ногами Сергея быстро затихает в глубине леса.

Потом наступила тишина, котрую через несколько секунд разорвал короткий, пронзительный мужской крик чистого, животного ужаса. И тут же резко оборвался.

Смех больше не повторился.

Игорь медленно опустился на землю. Рюкзак с глухим стуком выпал из его ослабевших рук. Он сидел, словно парализованный, уставившись в одну точку невидящим взглядом, и тихо, безумно хихикал, словно сошел с ума.

— Ну вот и всё… Приплыли… Серёга… Лиза… Теперь мы… Теперь наша очередь… Нас ждет та же участь…

Матвеич стоял, вцепившись в ракетницу, словно пытаясь удержаться на краю пропасти. Его ледяное спокойствие дало трещину, и в глазах отразились ярость, отчаяние и жуткое понимание того, с чем они столкнулись.

— Оно… — прошептал Игорь, словно боясь произнести это вслух. — Оно не просто убивает… Оно… манипулирует нами… Использует наши воспоминания… наши голоса…

— Тихо! – рявкнул Матвеич, понимая, что Игорь прав. И это понимание стало последней каплей, переполнившей чашу ужаса.

И вдруг, словно пробудившись от долгого сна, из своего угла поднялся Артем. Он приблизился к Матвеичу и неуверенно ткнул его грязным пальцем в грудь.

— Ты… главный… — невнятно пробормотал Артем. В его мутных глазах плескался страх, но сквозь пелену безумия пробивалась искра древнего знания. — Ты… должен… железную палку найти…

Матвеич, готовый отмахнуться от него, словно от назойливой мухи, замер. В его памяти всплыли обрывки бессвязных бормотаний Артема: «…люди в зеленом… домик… по железной палке голоса ходят…»

И внезапно его осенило.

— Вышка… — прошептал он, сам не веря в происходящее. — Старая ретрансляционная вышка… Артем, ты про вышку говоришь?

Артем просто смотрел на него, и его губы беззвучно шептали: «…голоса…»

Этого было достаточно, чтобы появилась призрачная надежда.

Старая радиовышка! Он что-то припоминал о ней из старых отчетов. Её забросили еще в советские времена, но каркас, возможно, уцелел. Если добраться туда… Если каким-то чудом подняться наверх… Возможно, им удастся послать сигнал бедствия.

— Да, Артем. —в голосе Матвеича  зазвучала твердая решимость. —Это наш единственный шанс!

Он посмотрел на обезумевшего Игоря, на пустую палатку Лизы и прислушался к давящей тишине леса, в котором теперь жили призраки его товарищей. Он чувствовал себя виноватым в их гибели.

Именно он настоял на продолжении исследований, именно он не прислушался к предупреждениям Сергея.

Теперь он должен был исправить свою ошибку и сделать все возможное, чтобы другие не повторили ее. Даже если это будет стоить ему жизни.

— Так, — выдохнул Матвеич, и в его голосе вновь зазвенела сталь. — Меняем правила игры. Теперь наша цель – не просто выжить любой ценой. Наша цель – донести правду. Сообщить миру всё, что мы узнали об этом месте. Про следы, внушающие ужас. Про зловещее сияние. Про то, как эта тварь играет с нами, словно с марионетками.

Матвеич подошел к Игорю и, чувствуя, как его сердце сжимается от жалости и бессилия, грубо встряхнул его, понимая, что другого выхода нет.

— Игорь, соберись, – сказал Матвеич, стараясь говорить спокойно, но твердо. – Сейчас ты не можешь позволить себе сломаться. Ты нужен мне. Ты пойдешь со мной на вышку. И будешь делать все, что я скажу. Пока мы не отправим сообщение или не умрем, пытаясь это сделать.

Игорь медленно поднял на него глаза. Безумие еще не покинуло его, но сквозь пелену отчаяния уже пробивалась тупая покорность, словно он понимал, что сопротивляться бессмысленно.

— А… а если эта хрень доберется до нас и там? – робко спросил Игорь, и в его голосе звучал неподдельный страх.

— Тогда, черт возьми, хоть умрем не зря! Мы должны предупредить остальных! Эта тварь не должна вырваться на свободу! – отрезал Матвеич, и в его голосе зазвучала сталь. — Артем, ты остаешься здесь. Если что – кричи во всю глотку. Все припасы и оружие – перетащи в мою палатку. Устроим там последний рубеж обороны.

Он бросил взгляд в сторону леса, откуда доносился этот жуткий, леденящий душу смех.

— Игра, значит? Ну что ж, посмотрим, кто кого переиграет. Мы еще повоюем, ублюдок! Я тебе это обещаю!

Глава 5

Следующие два дня пролетели в безумной гонке со временем. Лагерь превратился в жалкое подобие укрепленного пункта, словно готовясь к последней битве.

Палатку Матвеича обложили ящиками с оборудованием, превратив ее в тесный бункер с узким лазом. Внутри – скудные запасы продовольствия: ящик с консервами, канистра с водой и оружие: ракетница, два охотничьих ножа и топор.

Игорь, сломленный страхом, выполнял приказы Матвеича с механической точностью, словно робот, лишенный собственной воли.

Артем оказался неожиданно полезен. Его нехитрый ум и медвежья сила идеально подходили для физической работы. Он безропотно втащил в палатку неподъемный ящик с документацией, а затем, по приказу Матвеича, начал разбирать палатку Лизы, словно стирая ее из памяти, чтобы не давать врагу ни малейшего преимущества.

На третье утро после пропажи Лизы и Сергея Матвеич разбудил Игоря, бесцеремонно тряхнув его за плечо.

— Подъем, Игорёк. Пора.

Игорь, измученный бессонницей, посмотрел на него воспаленными, налитыми кровью глазами, в которых плескался страх. Он сидел, поджав колени к груди, и тихо раскачивался, словно пытаясь найти хоть какое-то утешение.

— Сегодня? Уже сегодня? — его голос был хриплым и прерывистым. — Матвеич, может, отложим… Посмотри, какой туман, блядь! Ничего не видно! Мы же заблудимся…

— Именно поэтому сейчас, — жестко ответил Матвеич, глядя на Игоря, но не давая страху завладеть собой. — В тумане и ему труднее нас увидеть. Вставай. Мы должны идти.

* * *

Дорога к старой вышке заняла три долгих, мучительных часа. Они двигались почти вслепую, пробираясь сквозь густую, молочно-белую пелену тумана, которая скрывала от глаз все, что находилось дальше десяти шагов. Каждый шорох, каждый треск ломающейся ветки заставлял их замирать, как парализованных, прижимаясь спинами к шершавым стволам деревьев. Игорь тяжело дышал, как загнанный зверь, чувствуя, как страх сковывает его тело.

— Тише, – прошипел Матвеич, стараясь сохранить спокойствие. — Ты своим пыхтением всю долину перебудишь.

Наконец, сквозь пелену тумана проступил зловещий силуэт.

Старая ретрансляционная вышка, пережиток советской эпохи. Ржавый остов, накренившийся под натиском времени, опутанный буреломом и поросший мхом.

Матвеич внимательно осмотрел основание одной из опор. Металл был изъеден коррозией, словно разъеден кислотой, и в некоторых местах прогнил насквозь, превратившись в труху.

Лестница, ведущая ввысь, выглядела ненадежной, но еще держалась, словно из последних сил цепляясь за жизнь.

— Ладно,— мрачно сказал Матвеич, стараясь не выдать своего волнения. — Игорь, твоя очередь. Давай, покажи нам чудо.

Игорь, с трудом сдерживая дрожь в руках, достал из рюкзака свою самодельную антенну – потрепанный полевой радиопередатчик, снятый с одного из приборов, и едва живой аккумулятор. Он торопливо прикрепил аккумулятор изолентой к проржавевшей металлической балке, повыше, и соединил провода.

— Должно… должно сработать… как усилитесь… — бормотал он, включая питание на дрожащих коленях. Прибор отозвался слабым писком, и на экране едва различимо засветились огоньки. — Питание есть! Работает, блядь!

Игорь схватил микрофон, перевел переключатель и с замиранием сердца произнес:

— Алло! Алло! Прием! Кто-нибудь, отзовитесь! Это экспедиция «Геолог-2»! Наши координаты… Мы подверглись нападению! Здесь биологическая угроза! Повторяю…

Он говорил несколько долгих минут, выплескивая в эфир весь ужас, скопившийся в его душе. Затем замолчал, вслушиваясь в тишину. В ответ – лишь мерзкое шипение помех и сухие щелчки, словно насмешка.

— Нихуя… — прошептал Игорь, и его лицо снова исказилось от отчаяния, повысил голос. — Опять нихуя!

— Не ори! — резко сказал Матвеич, стараясь не смотреть на Игоря, чтобы не видеть его отчаяния. — Просто запиши чертово сообщение. И поставь его на повтор. Может, хоть кто-то случайно наткнется на него, прежде чем нас здесь прикончат.

Пока Игорь, бормоча проклятия, пытался настроить передатчик, Матвеич бдительно осматривал окрестности.

И тут его взгляд зацепился за что-то в траве у основания вышки. Небольшое, тёмное… Он подошёл ближе, и сердце его бешено заколотилось. Это была камера Лизы.

Матвеич осторожно поднял её. Объектив был разбит, но индикатор всё ещё тускло светился. Он с трудом сглотнул ком в горле и дрожащими пальцами нажал кнопку воспроизведения.

Экран ослеплён белым шумом, но звук…

Сначала — прерывистое, захлёбывающееся дыхание. Затем — её сдавленный шёпот, полный такого ужаса, что кровь стыла в жилах: «…не видит… не видит…»

Раздался оглушительный, влажный удар, и шёпот сменился хриплым, булькающим предсмертным хрипом.

А потом… тишину прорезало нечто иное. Низкое, удовлетворённое урчание, словно гигантский зверь пробовал на вкус только что пойманную добычу.

Матвеич выключил камеру, чувствуя, как его тошнит. Он сунул её в карман, словно пытаясь спрятать от себя самого этот звук.

Он поднял взгляд на Игоря, который все еще возился с передатчиком.

— Кончай возиться!

Спуск прошел в тягостном, нервном молчании, нарушаемом только их прерывистым дыханием.

Обратная дорога казалась бесконечной. Казалось, что за каждым деревом, в каждой тени притаилось нечто, что внимательно наблюдает за ними, щелкает зубами и пытается подражать человеческой речи.

* * *

Когда они, наконец, добрались до лагеря, их встретила пугающая, неестественная тишина. Ни Артема у костра, ни запаха дыма из походной кухни.

— Артем! – отчаянно закричал Матвеич, и его голос эхом разнесся по окрестностям.

В ответ – тишина. Палатка-крепость, которую они строили с таким трудом, стояла нетронутой, но дверь была распахнута настежь, словно приглашая войти внутрь.

— Черт… – прошептал Игорь, и его лицо исказилось от ужаса. – И его тоже?..

Матвеич, сжимая ракетницу в руках, осторожно приблизился к палатке и заглянул внутрь. Там никого не было. Вещи лежали на своих местах, словно все еще ждали своего хозяина. Даже банка с тушенкой, которую Артем обычно уплетал за обе щеки, стояла нетронутой, словно кто-то прервал его трапезу на самом интересном месте.

Внезапно сзади них, с того места, где раньше стояла палатка Лизы, раздался тяжелый, клокочущий вздох. Они ринулись на звук.

Артем сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, словно марионетка, брошенная кукловодом. Рядом валялась его кружка, а на земле он снова, словно в трансе, рисовал пальцем свои странные, бессмысленные узоры. Он даже не попытался встать или позвать на помощь. Его лицо было мертвенно-бледным, как у покойника, дыхание – тяжелым и прерывистым, а левая рука неестественно выпирала под курткой, словно там скрывалось что-то инородное.

— Артем! Что случилось? – обеспокоенно спросил Матвеич, присаживаясь рядом с ним.

Артем словно не узнавал его, его взгляд был затуманен. Губы его посинели, как будто он замерз.

— Он… был здесь… – прохрипел Артем с трудом. – Не тот… Другой… Маленький, но очень быстрый…

Он закашлялся, и на его губах появилась розовая пена.

— Уколол… руку…

Матвеич, стараясь не прикасаться к зараженной плоти, осторожно оттянул куртку. То, что он увидел, повергло его в ужас. Рука Артема от запястья до локтя была покрыта отвратительными пузырями и расползающимися фиолетовыми пятнами, которые пульсировали зловещим, неземным светом. Плоть словно разъедало изнутри.

— Едкая дрянь… – прошептал Матвеич, с трудом сдерживая тошноту. – Не Зверь… Один из его отпрысков…

— Жжет… – простонал Артем, корчась от боли. – Всё... внутри горит…

Игорь, глядя на эту жуткую картину, вновь начал терять рассудок. Его глаза наполнились безумным ужасом.

— Видишь?! Видишь, Матвеич?! Оно не одно! Их тут, блядь, целый выводок! Мы в гнезде, сука, сидим!

— Заткнись и неси аптечку! – рявкнул Матвеич, понимая, что это бесполезно, но не желая признавать поражение.

Пока Игорь судорожно рылся в вещах, Артем вдруг судорожно схватил Матвеича за куртку своей здоровой рукой.

— Главный… – прошептал он, и его голос едва слышно прозвучал в сгущающихся сумерках. – Я… видел… домик… под землей… Давно… Там ходили… люди в зеленом…

— Какой домик? Где он находится? – взволнованно спросил Матвеич, склоняясь над ним.

Но Артем уже угасал. Его глаза закатились, изо рта потекла розовая пена, словно в нем лопнул какой-то сосуд.

— Там… ответ… – успел прошептать он и затих навеки.

Игорь вернулся с аптечкой, но уже было слишком поздно. Артем был мертв и лежал неподвижно, и только его пораженная рука продолжала слабо светиться в темноте, словно зловещее напоминание о случившемся.

Матвеич медленно выпрямился, чувствуя, как внутри нарастает гнев. Он посмотрел на мертвое тело Артема, на безумного от страха Игоря, на темнеющий, зловещий лес.

Вспомнились давние слухи из поселка: когда-то, еще мальчишкой, Артем пропал в лесу на несколько дней, а когда его нашли – он был жив, но словно лишен души. С тех пор он молчал, лишь иногда бормотал что-то про "сияние под землей".

И теперь Матвеич понял: Зверь тогда не убил Артема. Он просто взял образец. Детеныш применил новое оружие – не просто яд, а катализатор, запускающий необратимый процесс перерождения. Артем сопротивлялся этому влиянию долгие годы, но этот удар оказался смертельным.

Показать полностью
27

Конкурс крипистори. Автор lokans995

СОВЕТСКИЙ ОККУЛЬТНЫЙ ПРОЕКТ ЧАСТЬ 2

№3. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ГБ А. НЕСТЕРОВ. СОВЕТСКИЙ ОККУЛЬТНЫЙ ПРОЕКТ. СЕКРЕТНО.

ВЯЗЕМСКАЯ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНАЯ ОПЕРАЦИЯ

НОЧЬ 19-20 ЯНВАРЯ 1942 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: «ДОСПЕХИ КНЯЗЯ»

Я прижался головой к холодному металлу борта. В ушах звенело от шума моторов, перед глазами мелькали тусклые огоньки звёзд. Я впервые летел за линию фронта. Было немного страшно. Кто-то дремал, кто-то чистил оружие, кто-то молча смотрел в иллюминатор, пытаясь разглядеть что-то в ночной мгле.

— Скоро Вязьма товарищ лейтенант! Пятнадцать минут до посадки! — крикнул один из пилотов.

Я хотел спросить, почему нас не встречают «салютом» зенитных орудий, но передумав, лишь кивнул и пошёл по фюзеляжу самолёта оживляя от сна задремавших:

— Просыпаемся! Готовимся бойцы!

— Лейтенант! — обратился пробуждённый снайпер Артём, — Я хотел спросить. А зачем нам столько патронов? Мы что там целый год в тылу воевать будем? — улыбаясь указал он на ящики боеприпасов в хвосте самолёта.

— Мы – нет. А вот наши боевые товарищи – вероятно. Плохо было бы не использовать грузоподъёмность самолёта на максимум. Мы всё-таки не белые офицеры первым классом летать.

Пройдя к хвосту я сел на свободное место рядом с Георгием. Тот спешно пытался собрать пулемёт, который только что смазывал. Самолёт слегка тряхнуло и что-то из его рук с лязгом упало на пол.

— Чёрт! Щёчка! — скинул части пулемёта Георгий и принялся высматривать деталь на полу.

— Что за щёчка? — спросил сидевший на против Борис.

— Да щёчка затвора. Такая металлическая пластинка.

— Эта? — Борис поднял железку у своего сапога.

— Да, спасибо! Ну вот… Снова в песке. Только почистил. — Слегка протерев об свою форму Георгий вставил её в затвор и продолжил собирать пулемёт. — Вы, кстати, заметили, что правый мотор как-то неровно работает? Вот прислушайтесь. Левый делает «вууум–вууум–вууум», а правый «вумгх–вумгх–вумгх». Надо будет сказать пилотам чтобы после посадки посмотрели. Может клапана плохо настроены?

— А если с мотором что-то случится? — занервничал дьякон, — Мы сможем вообще сесть?

— Да конечно! Я слышал «Крылья Советов» даже без моторов сажали. А у нас их тут три.

С этими словами самолёт начал резко снижаться. Свет в салоне погасили ради безопасности, и мы шли на посадку в полной темноте. Как пилоты сажали самолёт в лунном свете без ориентиров я не понимал. Тем не менее очень скоро полозья ударились о зимний наст, и машина заскользила по снегу. Казалось, самолёт был запряжён лошадьми и долго не мог остановится. В какой-то момент он достаточно резко затормозил и будто упал. Я приказал быстро выгрузить ящики наружу и готовится к маршу.

Как оказалось, самолёт провалился в сугроб у самого начала леса. Ящики спрятали под молодыми ёлками и слегка прикопали снегом, предварительно, вытащив всё необходимое.

— Товарищ Старший Лейтенант, а у нас священники без оружия идут? — обратилась ко мне радистка, таща две тяжёлые сумки.

— Совершенно, верно. Борис, примите у Камышовой запасные батареи, — сообразил я намёк Алисы.

— Я тоже могу взять что-нибудь! — вмешался Епископ.

— Вам хватит вашего вещмешка с пайком. — отрезал я, но тут вмешался Георгий и впихнул священнослужителю несколько коробов с патронами.

Я с Алисой подошёл к пилотам и запросил наше местоположение на карте. Как оказалось положение наше «где-то здесь», Вязьма «где-то там», Пастиха «куда-то туда». Камышова уверенно заявила, что с этим можно работать и я «торжественно» доверил ей карты и компас.

— Встаём на лыжи! — отдал я приказ.

— Рано товарищ капитан! — вмешался один из пилотов.

Я вперил суровый взгляд в того, кто осмелился так дерзко оборвать мою команду. Опомнившись, пилот вытянулся по стойке смирно и отдал честь:

— Я хотел сказать, товарищ капитан, что без вашей помощи мы не сможем улететь. Необходимо отвернуть нос самолёта от леса. Вдвоём мы точно не сможем справится.

— А вдевятером мы точно справимся? — Я посмотрел на большую металлическую машину.

Но выбора не было. Пилоты достали трос. Сбросив с себя лишнее снаряжение, мы принялись толкать и тащить неподъёмную махину. Самолёт словно врос в землю, не желая сдвинуться с места. Почти час ушёл на то, чтобы разгрести коварные сугробы и хоть немного выровнять площадку под лыжи шасси. Малыми рывками, ценой неимоверных усилий, удавалось отвоевать у снега лишь несколько сантиметров. Ещё через два часа, выжатые как лимон, мы, обессиленные, наконец выровняли самолёт параллельно кромке леса, и пилоты принялись его маскировать.

Едва забрезжил рассвет, как мы вступили на маршрут уже промокшими до нитки и сломленными усталостью. Несколько километров мы шли молча пока не показалась просёлочная дорога. Алиса остановилась, глядя по сторонам и сверяясь с картой. Почти все бойцы повалились на снег передохнуть. Никита, опёршись на лыжные палки, закурил папироску и начал всматриваться в даль дороги.

— Наконец-то нормальная дорога. — Поправляя на плече винтовку, угрюмо взвыл Артём.

— А вы, товарищ снайпер, — покуривая обратился к нему Никита, — чем на инструктаже слушали? Мы, все вместе так сказать, коллективно решили, что, будем избегать любых дорог и открытых пространств, ведя свой маршрут исключительно через леса и болота. И, между прочим, вы и сами поддержали эту концепцию нашего маршрута.

— Может привал тогда товарищ капитан? — обернулся ко мне Артём, — Я всё-таки снайпер. Я привык часами на месте лежать, а не на лыжах бегать.

— Нет, — запретил я, — Не здесь и не сейчас. Идём дальше. Тут опасно оставаться.  

— О! А может мы здесь мину заложим тогда? — Неожиданно отпустил Георгий.

Я растерялся:

— Какую ещё мину?!

— Да вот. Я собой как раз на такой случай ТМку из ящика взял.

Георгий достал из вещмешка тяжёлую противотанковую мину и положил её на колею дороги. Кто-то за моей спиной присвистнул.

— Так! Что это за цирк! — вскипел я, — Ты зачем её всю дорогу вместе с пулемётом тащишь? Я не давал приказа тащить противотанковые мины!

— Ну мне сказали взять необходимое – я выполнил! — вытянулся смирно Георгий. — Думал пригодиться.

— Ну ты … Клоун. А если наши тут проедут?

— Так, где ж наши тут танки возьмут? Только если самолёт прямо сюда сажать будут. А грузовичок германский нет-нет да проедет.

— Ладно. Прикапывай свою мину и выдвигаемся! Я надеюсь, ни у кого больше тут таких сюрпризов нет?

Алиса двинулась дальше через дорогу в лес, и мы поспешили за ней. Идти было всё сложнее. Тяжёлые ветви елей, укутанные в снежные шубы, нависали над нами, отбрасывая причудливые тени. Под лыжами хрустел девственный снег, нарушая тишину лишь на мгновение. Дышать становилось все труднее, морозный воздух резал лицо. На моё большое удивление «святоши» ничуть не отставали. Скоро со стороны дороги прогремел взрыв. Все тут же упали и прижали руками голову кроме Бориса и Пети. Осознав, что опасности нет, я проклял Георгия с его миной и пригрозил ему трибуналом если на обратном пути окажется что подорвался не немец.

Когда мы добрались до болота я отдал приказ на отдых. Всю дорогу предвкушавшие привал бойцы с радостью рухнули кто на снег, кто на поваленные деревья. Лишь Никита облокотился о ствол берёзы и снова закурил. Я снял лыжи и проверил болото. Оно действительно не представляло опасности. Более того, поверх снега образовалась толстая корка льда, по которой было удобно ступать и без лыж. Корка хоть и обваливалась под весом тела, но плотный снег под ней не давал провалиться в сугробы. Узнав от Алисы, что идти осталось немного, я приказал снять и спрятать лыжи. Перейдя большое болото и пробравшись через плотные заросли, Алиса остановилась и присела у дерева.

— Всё, — вдруг заявила она.

— Что? Устала? — Спросил я.

— Нет. Всё. Пришли.

Алиса указала дальше в лес, где ели различимо, среди деревьев стояла изба. Приказав всем оставаться на местах, я пошёл на разведку взяв с собой Никиту. Мы аккуратно стали пробираться сквозь лес. Автоматы наготове, пальцы на спусковых крючках. Подойдя к домику, я тихо приоткрыл ставни волокового окошка и осторожно заглянул внутрь, а Никита притаился у двери. Внутри, по-видимому, было пусто и я дал отмашку войти внутрь. Булатов одной рукой попытался отворить дверь, но та не поддалась. Я встал напротив двери на изготовку и прицелился. Тогда Никита опустил автомат на плечо и двумя руками со скрипом и скрежетом распахнул дверь. Внутри изба оказалась маленькой. Большую часть дома занимала печь, рядом кое-как помещалось спальное место. Слева окошко и пыльные полки, заставленные горшочками. Справа стол и две лавки. Внутри было темно, но уютно. Я помахал в ту сторону откуда мы пришли. Тут же из-под снега откуда не возьмись появились остальные оперативники. Маскхалаты хорошо делали своё дело на фоне невинных снегов.

Мы обыскали помещение надеясь найти какое-нибудь послание от осведомителя. Он должен был нас ждать тут с ночи, но, видимо, что-то пошло не по плану. Никаких признаков что тут кто-то был ближайший месяц не было. Всё поросло пылью и паутиной. Я приказал Никите, Артёму и Георгию смотреть за периметром. У Алисы и священнослужителей оружия не было. Я оставил им свой автомат Шпагина, а сам достал из кобуры ТТ и отправился выискивать следы подле избы. Везде были только наши отпечатки, в остальном снег был чист. Я скомандовал обед, но часовым продолжать оставаться снаружи и следить за местностью. Камышовой распорядился установить связь с пилотами и доложить, что мы достигли точки контакта, но задерживаемся так-как осведомитель не явился. Прождав ещё около часа, я поинтересовался у Алисы:

— А это точно то место?

— Точно товарищ Нестеров! Я уверена. Вон там совсем недалеко, —Алиса кивнула через печку, — должна быть деревня Пастиха.

— Значит так. Я схожу на разведку с Лавровом и Потаповым. Лейтенант Булатов остаётся за старшего. Если сегодня до темна не вернёмся, приказываю заканчивать операцию и эвакуироваться. Борис Александрович, — обратился я к Дьякону протягивая свой автомат, — стрелять умеешь?

— Так что тут уметь-то? Тут дело другое. Я не смогу в человека выстрелить ни при каких обстоятельствах.

Я посмотрел на Алису, та молча помотала головой. Но в итоге автомат я всё же оставил.

— Я с вами пойду Александр, — с серьёзным лицом констатировал Епископ Пётр.

— Нет. Вы останетесь здесь, — даже не смотря на священника запретил я.

— Прошу. Я же вас до сего времени никак не обременял. А в деревне я вам как никто пригожусь. Вдруг там патрули ходить будут? А из всех здесь я больше всех на деревенского похож. Я аккурат рубашку сниму и на меня даже в форме не посмотрят. Разузнаю что там да как, и вам доложу.

Я не хотел было даже отвечать, но как только я шагнул за порог, мне прямо на голову упал неприятный сюрприз белого пятна. Из-под ветвей вылетела ворона и истерически захохотала. Пролетела почётный круг, видно, глумясь и радуясь удачной засаде, и удалилась.

— Ну вот, — продолжил Пётр, — знак Божий. Неужели такие профессионалы как вы, не сможете справиться вместе со мной?

— Сможем, — проездил сквозь зубы я, потирая голову снегом, — идите коли знак. Но снимаю с себя всю ответственность если вас пристрелят.

Мы выдвинулись, и, действительно, вскоре показалась поляна. Однако, когда мы приблизились, взору предстало лишь пепелище. Безмолвное и жуткое. Вместо домов – обугленные брёвна, вместо жизни – лишь тишина, режущая слух. Над мёртвой равниной, словно надгробья, возвышались лишь печи и трубы, изрыгающие в небо не дым, а безмолвный укор.

Сердце болезненно сжалось в груди. Мы шли молча, будто боясь спугнуть робкую надежду, вцепиться взглядом хоть за малейший признак жизни. И вдруг – эхо. Слабое, но такое долгожданное. На противоположном краю разорённой деревни, словно насмешка судьбы, стояло здание. Из трубы пульсировал дым, вокруг клубились немецкие солдаты, ожесточённо что-то обсуждая.

Я скомандовал возвращаться. Но Епископ, не обращая внимания на мои приказы и веселящихся немцев, подошёл к одному из пепелищ, где из-под снега угадывался обгоревший колокол. Пётр снял пелену белого савана и нашему взору предстала ужасающая картина: груда человеческих останков, перемешанных в жутком танце смерти. Обугленные кости переплетались с клочьями истлевшей плоти. Из черепов, где когда-то были глаза, некогда наполненные жизнью, теперь смотрела пустота, словно моля о пощаде. Здесь были руки, ноги, рёбра, - всё в беспорядочном нагромождении, словно кто-то в безумии пытался собрать пазл из человеческих тел.

— А баньку-то себе оставили… Паскуды, — холоднее зимнего воздуха процедил Пётр.

Он пошёл к дому, словно скала, подчинившаяся воле невидимого магнита. Шаги размеренные, лишённые жизни, словно движения механизма. Никто не мог отвлечь его от этой цели.

— Назад! Стой! Стоять! — пытался я вполголоса вразумить священника, — Это приказ! Ты нас всех погубишь! У ну стой!

— Пойду займу позицию. — Прошептал Артём и убежал в сторону леса.

Георгию я приказал оставаться на месте, а сам аккуратно, скрываясь, поспешил за Петром. Пётр шагал в полный рост и даже в маскхалате его тучная фигура с бородой была вполне заметна издали. Но, немцы, либо действительно отказывались его замечать, погружённые в свои таинства отдыха, либо игнорировали. Я был в пятидесяти метрах, когда Епископ достиг колоды, из которой торчал топор, недавно рубивший дрова для баньки, где резвилась немчура. Через мгновение, первый же германский солдат, сидевший и куривший на дранице, с звериной жестокостью и лёгкостью лишился своей головы не успев испытать даже шока. Часовой сидевший напротив, оказался собрание, и, быстро вскинув автомат на плечо, прицелился незваному гостю в голову. Раздался громогласный выстрел! Эхо разнеслось по всей поляне и неоднократно отразилось о стены глухого леса. То было словно знамение рока, для пришедших в сознание бойцов вермахта, знаменующее о неминуемой каре. Часовой пошатнулся, из последних сих попытался зажать неподдающийся курок, и упал.

Пару солдат ломанулись к стоящим у стены ружьям. Один, так и сидевший на своём месте у двери, качая головой и грозя пальцем, что-то пытался донести до Петра Никитича на немецком. Но Епископ не говорил по-немецки и одним движением лишил того дара речи навсегда. Только я выцелил из пистолета немца, подобравшего винтовку, тут же раздался второй точный выстрел. Снайпер знал своё дело! В последнего бедолагу влетело увесистое брёвнышко, и он так и не успел достигнуть своей цели. Повалившись в снег, он в суматохе пытался бежать, но от страха то и дело спотыкался и скользил. Я ожидал услышать третий выстрел, но, видимо, Артём решил понаблюдать за разворачивающейся картиной и предоставил на суд нелюдя служителю Божьему. Пётр Никитич быстро нагнал цель широкими стремительными шагами и перерубил солдату руку которой тот уже тянулся к стоящей винтовке. Тот взвыл от боли, перевернулся на спину и встретил лицом холодную сталь топора. На этой кульминации отворилась дверь баньки и показались полуголые, наспех одетые, явно подвыпившие фрицы. Перед ними предстала картина окровавленного с ног до головы крупного бородатого мужчины с топором, и дверка тут же затворилась. Спокойно подойдя к двери, Пётр Никитич с криком «Антракт, негодяи!» одним массивным движением выбил дверь. В моих глазах это был уже не священно служитель, а настоящий богатырь. В тот же момент солнце затянуло облаками, и поляна погрузилась в тень. Я обернулся и ещё раз посмотрел на мёртвые печные трубы. Нет, не все. Почему-то одна выделялась на фоне остальных. Быть может свет на неё так пал? Я не мог понять почему она выглядела совсем иначе. Меня потянул к ней интерес. Печь как печь, но, видно, старательно было затворено окно шестка. Уж слишком много засов было на заслонке. И правда! Печи вокруг были пусты, а эта явно хранила какой-то секрет. И тут, словно знак, захохотал ворон ворон над моею головой. Либо он и впрямь радовался моей догадки, либо просто приметил свежие трупы, которыми можно полакомиться. Я попытался отворить шесток. Пришлось приложить недюжинную силу чтобы это сделать. С свирепым скрипом, нехотя, пуская пепел, дверца поддалась. Внутри действительно что-то лежало завёрнутое в холщовые тряпки.

— Это оно, — сказал подошедший Пётр Николаевич.

Я развернул тряпки и действительно, это оказался древний кованный меч и стальной шлем. И тут громыхнула непривычно длинная пулемётная очередь! Я залёг и каждую мгновение ждал что она прервётся. Но с каждой новой секундой мои ожидания обманывались. Когда, наконец пулемёт стих, мы с Петром увидели, на повороте дороге, идущей к баньке, изрешечённый, словно дуршлаг, немецкий грузовик.

— Надо же! — воскликнул Георгий, меняя магазин дымящегося пулемёта, —Ни разу не заклинил! Редкость какая!

— Все уходим! — скомандовал я.

Из-за поворота послышались крики и рёв моторов. Мы принялись бежать к лесу. Тут же, на большой скорости, выскочил мотоцикл с коляской. Но Артём не дал шанса водителю объехать препятствие точным выстрелом, и пассажир влетел в расстрелянный грузовик. Я до сих пор не понимал, где прячется наш искусный снайпер. Поляна эхом разносила звуки выстрелов и казалось, стреляют откуда-то с неба.

Немцы так и не успели сделать не одного выстрела, когда мы уже добрались до леса и скрылись из виду. Тут к нашему побегу присоединился радостный Артём. У него впервые было такое хорошее настроение.

— Во вы им дали! — всё повторял он, — Во вы спектакль устроили! Особенно последний акт мне очень понравился!

Похоже его единственная радость в жизни была смерть врага. Когда уже показалась изба мы вынужденно остановились отдышаться и перевести дух. Тут словно призрак, позади нас, где мы только что пробегали возник Булатов.

— Ну вы, конечно, шуму наделали, — покуривая папиросу напугал нас Никита, — Ууу… Боевой камуфляж? — обратился он, глядя на окровавленного с ног до головы Петра Никитича.

— Кара небесная, — ответил тот.

— Так нам к обороне готовиться или трубить приказ об отступлении? А то немцы по горячим следам нас быстро нагонят.

Я приказал всем немедленно выдвигаться к самолёту. Вечерело. Было жгучие чувство что немцы идут буквально позади нас и постоянно нагоняют. Я то и дело оборачивался, но преследователей не было видно. А может их и не было? Мы совсем позабыли о спрятанных лыжах и путь обратно был куда более сложным, однако, почему-то казался короче. Выйдя к дороге, перед нами предстала в клочья разодранная германская машинка и четыре трупа. То, по-видимому, была виновницей взрыва.

Мы быстро достигли самолёта. Судно хорошо замаскировали и не вглядываясь, заметить его было трудно. Я приказал сейчас же заводить машину. Пилоты выбежали из просеки и принялись расчищать путь от искусственных посадок, маскировавших технику.

— Товарищ старший лейтенант! — обратился ко мне один из пилотов занимаясь делом, — тут из наших так никто и не проходил. Жаль немцем отдавать боеприпасы. Надо поднять ящики обратно на борт.

Я выругался и приказал уставшим товарищам перенести из схрона в самолёт всё, кроме патронов. Оперативники, видимо, приняли это как злую шутку, но выполняли приказ. Я беспокоился что враг появится пока мы тратили время на подготовку самолёта. Н о почему-то так никто и не явился по наши души. На удивление мы легко смогли покинуть тыл врага. Нам невероятно везло.

№4. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ГБ А. НЕСТЕРОВ. СОВЕТСКИЙ ОККУЛЬТНЫЙ ПРОЕКТ. СЕКРЕТНО.

НИКОЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ

ОКТЯБРЬ 1942 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: «ДУХ НЕВСКОГО»

После операции в тылу врага об «Оккультном проекте» будто все позабыли. Мы передали реликвии Борису, и он тоже час же покинул Москву. Пётр отправился на фронт обычным священником, так как после совершённого акта «правосудия» более не мог посещать стены монастыря и нести звание Епископа.  Я долгое время продолжал свою работу в скучном тривиальном режиме. Повседневная рутина заставляла воспоминания о том дне казаться сном.  Хотелось снова вернуться в бой и помочь своей стране «реальными» действиями. В августе меня откомандировали в монастырь, где служили Борис. Я совершенно не понимал приказ командования. Это походило на какой-то отпуск во времена, когда страна нуждалась в поддержке больше всего. Тем не менее меня убедили в том, что это необходимо для борьбы с немецким оккультным проектом.  

Два месяца я постигал тайны монашеской жизни. Вставал рано утром и выходил из тесной кельи, где жил с дьяконом Борисом. Сон как рукой снимало, стоило только ступить на ледяной камень пола. Так каждый день. Тусклый свет, падающий из окон, едва рассеивал сумрак. В монастыре пахло ладаном и чем-то сырым, земным. Я ходил за водой, выгуливал и омывал лошадей пока Борис часами зачитывал молитвы, стоя на коленях, повторяя слова псалмов. Позже он стал брать меня собой. Поначалу меня сильно злило что совсем рядом идёт война, а мы тут занимаемся не пойми чем. Со временем ум успокоился, молитвы погружали в транс и становились частью меня самого. После – трапеза. Хлеб, каша, немного овощей. Ничего лишнего. Едим молча, слушая чтение житий святых. Отец Игнатий читает, у него голос такой… глубокий, словно из самой земли. После трапезы – послушание. Борис любил ходить в леса по грибы в это время, и я с радостью присоединялся к его компании. После обеда – снова молитва. И снова послушание. Вечером – снова трапеза, такая же скромная, как и утром. А потом – вечерняя служба. Священнослужители совершали какие-то обряды над мечом и шлемом Александра Невского. В это время я занимался своими делами так как в такие таинства посвящён не был. Ложился спать на жёсткую постель. Сна хватало всего несколько часов, но я не жаловался. И так каждый день. Одно и то же. Я понял, что служба в монастыре сильно походила на службу в армии. Но более мирская. В этой однообразности я стал находить покой и смысл. И вот снова колокол. Снова новый день. Снова молитва. Снова труд.

В монастыре я не брился и отпустил себе бороду. Научился верховой езде. Вскоре мне разрешали покидать стены монастыря на коне во время вечерней службы. Сначала это была просто радость движения, восторг от скорости и простора. Ветер свистел в ушах, а перед глазами мелькали поля, леса, перелески. Но постепенно, с каждым километром, с каждой минутой, проведённой в седле, эта радость трансформировалась во что-то большее.

На одной из прогулок я заметил, как солнце играет в листве деревьев, как над полем парит ястреб, как мелкие полевые цветы тянутся к свету. В этих простых вещах я вдруг увидел божественную красоту, гармонию мироздания. Конь бежал ровно и спокойно, словно чувствуя настроение всадника. Вдруг перестал торопиться, перешёл на рысь, а потом и вовсе остановился на вершине холма. Перед нами открылась панорама, захватывающая дух: дальние леса, уходящие за горизонт, и высокое, бездонное небо. В этот момент я почувствовал себя частью этого огромного мира, маленькой, но необходимой его частью. И вдруг почувствовал смирение – не отказ от радости, а принятие всего, что даёт Бог, с благодарностью и пониманием его замысла. Смирение – это не унижение, а осознание своего места во вселенной. Я вспомнил о тех часах, проведённых Борисом в молитвах, и мне показалось, что я увидел их истинный смысл. Раньше я считал это жертвой, необходимой для спасения души. Но сейчас понял, что это – не жертва, а дар. Дар, позволяющий видеть мир таким, какой он есть на самом деле: прекрасным, гармоничным и полным божественной любви. И я тоже был частью этого. Впервые за долгое время я почувствовал себя по-настоящему счастливым. Не просто радостным, а счастливым в глубоком, духовном смысле. Я нашёл смирение в этом простом конном путешествии, в единении с природой, в осознании своей связи с Богом. Я медленно повернул коня и направился обратно в монастырь. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона.

Вернувшись в монастырь, я сообщил брату Борису, что желаю тоже читать молитвы по утру вместе с ним, ибо обрёл в их словах истинное понимание. Борис был несказанно счастлив и рад это услышать. Сказал, что я наконец-то готов и завтра присоединюсь к вечернему ритуалу вместе со старшими служителями.

На следующее утро я воздавал моление вместе с братом Борисом. Вечером меня впустили в зал, где на пьедестале возвышался латный шлем, а у подножья стоял тот самый меч.  Священнослужители собрались в полукруг, зажгли множество свечей. Мне в центре поставили аналоем с древнерусским тестом и наказали читать. Я плохо понимал смысл этих устаревших слов, однако само собой слова сливались в пение. Вдруг настоятели хором стали подпевать мне. Медовый запах свечей вскружил голову. Отец Игнатий вручил мне чашу с розовой жидкостью. Но то было не вино. Жидкость источала сладко-земляной запах. Я покорно испил чашу продолжая мысленно читать священный текст. И вот я повторяю, снова и снова, пока не чувствую, как сознание начинает растворяться, и я перестаю ощущать себя как отдельную личность. Строки оживают, наполняются смыслом. Я понимаю, что жизнь моя – это не просто череда однообразных дней, а путь к Богу. Путь сложный, тернистый, но единственно верный. И мне стало жарко. Жарко не от огня десяток свечей, а от того, что начало происходить внутри. В этой плывущей мути тёмных стен монастыря мир стал дрожать. Я почувствовал, как воздух сжимается вокруг, как будто камни дышат со мной в такт. Я стал дышать всё глубже и чаще и от того стены содрогались всё пуще пока наконец не опрокинули стоящий меч к моим ногам. Я знал, что должен поднять его. Взять свой меч и принять его ровно так же, как свою судьбу. И мне виделось что сейчас не двадцатый век от рождества христова, а шесть тысяч семьсот тридцатый год от сотворения мира. Я и взял свой меч! И вскинул его над головой! И православные монахи в один голос воспели: «Теперь будут звать тебя Невский! Отныне пусть все живущие люди почитают тебя с этим именем!»

№5. МАЙОР ГБ А. НЕВСКИЙ. ОПЕРАЦИЯ «УРАН». СЕКРЕТНО.

СТАЛИНГРАДСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

НОЯБРЬ 1942 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: «ПОБЕДА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ»

Наконец мне дали шанс показать себя на передовой. Я долго ждал момент, когда мне дадут возможность проявить свою отвагу. И теперь со мной был мой верный меч.

Бойцы в окопах скользили по мне усталым недоверчивым взглядом. Они явно видели во мне ещё одного новенького офицеришку отсиживающемуся в тылу и не знавшего изнурительных голодных боёв. Здесь разило липким страхом и отчаянием. Ситуация на фронте усугублялась с каждым днём и это чувствовал каждый кто здесь находился. Изнурённые боями. Кожа серая, покрытая слоем пыли и копоти. Никто не разговаривает. Нет сил. Да и о чем говорить? О том, что завтра может не быть? О том, что каждый новый день – это чудо, которое вполне может стать последним? Руки дрожат. Не от холода. От нервов. От постоянного напряжения. От страха. Но должен был признаться надежда в глазах этих ребят не утратила блеск. Да, они измучены, но не сломлены. Было видно, что никто из них не струсит. Что никто и не подумает без боя отдать хоть клочок земли. Что они будут стоять до конца. Ради товарищей. Ради родины. Ради тех, кто ждёт их дома.

Прогремел взрыв где-то рядом, и я вжался в стену траншеи. А потом ещё и ещё. Вскоре зазвенела адская канонада и содрогнулась земля. В лёгкие врезалась обжигающая пыль и копоть. Земля превратилась в жидкость и пыталась меня утопить, накрывая волнами. Хотелось вопить от ужаса, но предательски не хватало кислорода чтобы выдавить из себя хоть какой-то звук. Адская симфония прервалась, и я смог очнуться от кошмара. Выбравшись из земли и придя в себя, я увидел страшно огромные колонны немцев. Стальными рядами ревели танки, за которыми тянулись вереницы бесчисленных солдат. И тут, будто знамение, я увидел, как один из танков врага сорвался на лёд реки и тот треснул под тяжестью немецкой стали. На башне танка красовался большой тевтонский крест. Экипаж пытался покинуть губительную машину, но та тащила захватчиков собой в ледяную воду.

Сейчас я должен был сплотить своих товарищей, привезти в сознание, дать им твёрдую веру в победу! Я встал над траншеями, поднял свой меч и сказал:

— Товарищи бойцы! Сыны и дочери нашей великой Родины! Сегодня мы стоим на пороге решающего сражения! Перед нами - враг, подлый и жестокий! Он пришёл на нашу землю с огнём и мечом, чтобы поработить нас, лишить нас свободы, отнять у нас будущее! Они думали, что мы слабы, что сломлены, что сдадимся без боя! Но они просчитались! Мы - народ-победитель! В наших жилах течёт кровь героев, защищавших нашу землю от нашествия иноземных захватчиков во все времена! Посмотрите друг на друга! В наших рядах - рабочие и крестьяне, интеллигенты и учёные, студенты и академики! Мы - единый народ, объединённый общей целью – защитить нашу Родину! Перед нами – долг чести, долг перед Родиной, перед нашими семьями, перед будущими поколениями! Мы должны разбить врага! Мы должны выгнать его с нашей земли! Мы должны отстоять нашу свободу и независимость! В атаку, товарищи! За Родину! За победу! Ура!

В ответ мне загрохотали залпы наших пушек. Над всем полем битвы, заглушившая рёв вражеских моторов, раскатисто прогремело «Урааа!». Бойцы, придя в себя, прильнули к позициям и встретили врага огнём. Я обернулся на противника и вдруг… Мне стало холодно… Холод подбирался к моему сердцу с разных сторон… Каждый удар сердца, как звон колокола, пытался отогнать этот холод. Но холод был сильнее…

***

И тут я понял, что это кольчуга, промёрзшая на морозе, холодит моё тело. Что это стальной шлем на моей голове веет холодом.  Но гуща битвы, сейчас разогреет мою кровь! Впереди неслись всадники Левонского ордена! У них были тяжёлые доспехи и большие кресты на щитах. Я уже слышу, как мои войны за спиной кричат «Урааа!» и ждут, когда я их поведу в бой!  Я повернул своего верного коня Яшу вдоль своей дружины и промчался мимо каждого своего соратника. Я хотел, чтобы каждый верный мне воин знал и видел, что его князь первым пойдёт в атаку и будет сражается плечом к плечу со своими братьями. Яша тоже воодушевился предвкушением битвы. И когда я повернул преданного коня на врага, тот встал на дыбы и взревел! Я взмахнул мечом и ринулся в бой!

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!