Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
33

Они все должны вспомнить... и уйти

Ночь, улица, фонарь. Аптеки нет. Фонарь, правда, не горит, но это было не важно, сегодня полнолуние и света вполне хватало. Я шёл по обочине вдоль дороги, с моей стороны дороги была лесополоса, с другой стороны - белый кирпичный забор заброшенного промышленного предприятия. Моя первая мысль "Промка", уж не знаю почему она возникла. Частенько гуляю здесь, как будто что-то тянет или даже безмолвно зовёт сюда. Вот только зайти чуть дальше не было повода.

Возле фонаря стоял молодой человек в темном костюме со светлыми полосами на плечах и коленях. На голове была странного покроя чёрная кепка, как будто пошитая как часть какой-то униформы. Из под этой кепки пробивалась седина, которая не сочеталась с молодым лицом. Лицо, кстати, было совсем не запоминающимся, каким-то среднестатистическим.

Когда я подошёл поближе он сделал шаг навстречу и прокашлялся. Я ожидал любого вопроса, по поводу сигарет или денег на опохмел, но не такого.
- Молодой человек, не хотите сходить на экскурсию на территорию за этим забором? Люди, с которыми я договаривался, не пришли, но деньги уплачены, а значит экскурсия должна состояться, - сказал незнакомец.

Что сделает нормальный человек когда ему ночью незнакомый человек предлагает пойти на заброшку? На экскурсию на заброшку. Правда бесплатно. Но я не нормальный. После той войны, когда был взорван ближайший химический завод, жизнь поменялась, люди не одичали, но многие потеряли инстинкт самосохранения. Возьмём хотя бы меня, что я делал ночью на дороге между лесополосой и заброшенной территорией я сам не знаю. Естественно я согласился. Отчасти ещё и потому, что когда я увидел его вблизи он показался мне знакомым. Вот только где и когда я его видел хоть убей - не помню. Ну да ладно, может быть во время экскурсии вспомню. А спрашивать не хочу, я, если честно, не люблю знакомиться с людьми или вспоминать былые события со знакомыми. Я не сильно общительный человек.

- Что находится за этим забором? - мы уже шли вдоль кирпичной стены.
Под ногами хрустели осколки кирпичей, какие-то железки и засохшие растения.
- За ним ещё один забор, за тем ещё один. А за всеми заборами бывший лагерь строгого режима. Его забросили сразу после взрыва, много людей тогда погибло, ещё больше пропало, - сказал экскурсовод не оборачиваясь.
- Может быть сбежали? - спросил я уворачиваясь от веток и ошмётков колючей проволоки, мы как раз пробирались через пролом в заборе.
- Какой там, - вздохнул мой проводник и остановился, - они просто пропали, выживших не было, мёртвые остались там, где были в момент взрыва, их убил не взрыв, а химия или какое-то излучение после взрыва.

Дальнейший путь через заборы и ограждения из сетки мы прошли молча. В памяти всплыло слово "запретка", так вроде бы называлась эта территория. Трава здесь была почти в рост взрослого мужчины, поэтому каждый шаг приходилось делать осторожно, проткнуть подошву куском проволоки не хотелось.

- Ну вот, мы находимся на промышленной зоне лагеря, дальше будет проще.
- Обратно будем здесь же выходить? - спросил я осматривая одежду на предмет порезов от колючки.
- Не думаю, - сказал проводник и посмотрел мне в глаза, - выйдем там где получится.

Глаза у этого смутно знакомого человека были странные, их цвет менялся от светло-голубого до светло-зеленого, возможно такую эффект дала луна.

Мы стояли на какой-то тропе вдоль забора из сетки-рабицы. Тропой, конечно, это можно назвать условно, по сути колея, видимо когда-то здесь часто ездил трактор.
- Обычно мы начинаем экскурсию с той стороны, не возражаете? - проводник показал рукой вправо.
- С той так с той, - сказал я, - и можно на ты.

Экскурсовод кивнул и мы пошли в сторону каких-то гаражей. Проходя мимо них мой спутник посмотрел на меня, но ничего не сказал. А я без особого интереса рассматривал тропу.
- Вот здесь находилось училище на первом этаже, а на втором швейный цех, чуть дальше делали прицепы для перевозки зерна, если хочешь можно зайти.

Я посмотрел на заброшенное двухэтажное здание с табличкой "ПТУ" на первом этаже, на полуразрушенный кирпичный цех прямо за этим зданием, но ничего не сказал.

Мы шли по улице между разными пустырями и постройками, иногда они чередовались вопреки здравому смыслу. Шли молча, судя по всему он тоже не очень общительный, это хорошо. Асфальт был в трещинах , местами из под него пробивалась трава, при свете луны она казалась какой-то серой. Возможно она такая и была на самом деле. Внезапно меня что-то заставило остановится и оглядеться.
- А что находится вон там? - спросил я испытывая чувство дежавю, - где-то я уже видел это здание.
- По плану тут находилось административное здание, кабинеты сотрудников, но тут делали товары народного потребления, сувениры всякие.

По молчаливому согласию мы вместе пошли в сторону небольшого двухэтажного домика, в тамбуре первого этажа на стене были выложены буквы "АДМ" из разноцветных камней.
- Здесь в основном были резчики, делали нарды и бусы из дерева и искусственного камня, так же делали шампура и модели парусников, - экскурсовод говорил это смотря мне в глаза.

Он что-то еще рассказывал, скорее всего часть текста, который ему надо было озвучить для описания этого здания, но я его уже не слышал, я зашел в небольшое помещение на первом этаже и стал осматриваться. Помещение было хоть и маленькое, метров 10 площади, но практически пустое, поэтому казалось просторным. Только лишь разваленный в труху комод около двери и пара электродвигателей на бетонных основаниях. Двигатели выглядели целыми, странно, что их не разобрали и не сдали в приёмку металла. Огромное количество осыпавшихся чешуек побелки со стен и потолка застилали весь пол, судя по всему здесь уже давно не ступала нога человека. На подоконнике стояла какая-то деревянная коробка. Я подошёл к окну и открыл этот ящик. Когда облако пыли осело, в коробочке обнаружились кусочки искусственного камня, по сути пластмассы, некоторым уже предали форму шарика или капли, а некоторые были грубо обработаны в многогранники, они тоже должны были быть круглыми, но доделать их не смогли. Или не успели.
- Здесь обитали ширпотребчики, они делали так называемые "чётки" и "педали", - произнёс экскурсовод видя мой интерес.
- Но именно здесь они называли себя "маклёры", - сказал я рассматривая недоделанный деревянный крестик.
Откуда-то я помнил слово "маклёры".

Лестница на второй этаж была, но некоторых ступеней уже не было, они обвалились, когда на них упала часть крыши. Можно было бы туда не подниматься, но после преодоления забора преграда в виде заваленной лестницы не была проблемой.

На втором этаже было несколько комнат, но мне захотелось зайти только в одну из них. Комната была большая, метров сорок и она была заставлена мебелью. Вдоль всех стен располагались рабочие места - стул около стены и стол перед ним, разные шкафчики, ящички, тумбочки. Всё это было покрыто толстым слоем пыли. На мгновение промелькнула мысль, что здесь нет паутины, но я не стал об этом задумываться. Я подошел к ближайшему столу, выдвинул один из ящиков и достал самодельный резак по дереву, ручка резака идеально легла мне в руку.
- Здесь работали резчики и тут делали деревянные парусники. Естественно, настольные, - сказал экскурсовод и показал на дальний от двери стол.
И действительно, там на столе стоял парусник, он был весь в пыли, можно было увидеть только его очертания. Подойти к нему было проблематично, в виду захламленности этой комнаты.
- Рабочие комнаты тут было принято называть словом бендега, - произнёс проводник пока мы спускались по лестнице.

Выйдя из здания экскурсовод пошёл влево, но что-то заставило меня остановиться, я повернул направо и пошёл в сторону кучи кирпича и каких-то бетонных плит. Чем ближе я подходил к этим развалинам, тем быстрее шёл. Последние метры даже пробежал. Остановившись я стал рассматривать плиты, как будто-то бы что-то искал, но сам не знаю что. Вокруг были какие-то миски, пластиковые ведёрки из под джема или майонеза, но это всё было не то.
- Тут напротив была раскройка для швейки, а ещё закатывали овощи в стеклянные банки и где-то тут была пекарня, - я не слышал как подошёл проводник, - а здесь вокруг были огороды.

Может быть когда-то это и были огороды, но сейчас всё пространство вокруг этих плит занимали плантации засохших сорняков и мёртвых деревьев.
- Но это всё не то, - еле слышно произнёс я, можно сказать, самому себе, и в последний раз окинул взглядом эти развалины.

Мы шли дальше по территории лагеря и как раз проходили перекрёсток окруженный заборами и воротами.
- Прямо напротив промышленной зоны находится жилая зона, а здесь справа был штрафной изолятор, - проводник остановился и раскинул руки.
- А слева что? - поинтересовался я рассматривая заросли каких-то шипастых кустов.
- Там был выход из лагеря на свободу, но мы туда не пойдём, там выход уже не работает.

Сразу справа после входа в жилую зону мы увидели огромное здание с колоннами. Эти колонны поддерживали пустоту, так как крыша над крыльцом уже обвалилась.
"Как сельский клуб" подумал я.
- Это здание клуба, тут была библиотека, показывали концерты или фильмы, - сказал экскурсовод и прошел дальше, - а вот тут третья локалка, огороженная территория с бараком, есть ещё инвалидный барак под клубом, но там не интересно, чуть дальше будет спортивный городок и еще две локалки.
- Пошли в эту! - интерес, пропавший после посещения развалин на промышленной зоне, вновь разгорелся.

Территория локального участка была практически пустая, два-три дерева, пара лавочек и земля покрытая опавшими листьями. Тут я задумался, "если листья опали, то значит сейчас осень, но я совсем не помню лето". Я прошёлся по листьям и сгреб их ботинком, под ними была черная земля без малейших признаков травы. Истоптали ли её зеки пока лагерь существовал или это всё воздействие того взрыва было непонятно. А может быть эту территорию специально облагородили для проведения этих ночных экскурсий.

Мы молча подошли к тёмному входу в барак, если на улице всё было видно из-за полной луны, то за дверным проёмом была кромешная тьма. Мой проводник достал из кармана фонарь, включил его и мы зашли внутрь.
прямо от входа была лестница наверх, а слева и справа какие-то помещения, где-то двери ещё были, где-то уже валялись на полу или висели, но на одной петле.
- На каждом этаже по четыре спальных секции, около них комнаты для хранения сумок, кабинеты сотрудников лагеря, где-то были помещения для приёма пищи, где-то молитвенные комнаты, - лица экскурсовода было не видно, фонарём он освещал то, что нас окружало, но смотрел он мне в глаза, в этом я уверен.

После этого он стал подниматься по лестнице, я последовал за ним. Мы прошли второй этаж и поднялись на третий. На третьем этаже он поочередно освещал двери спальный секций и мне захотелось зайти в одну из них. Как будто бы читая мои мысли проводник подошел к нужной двери и открыл её.

Перед нами были ряды двухъярусных кроватей, и тумбочек, причём они чередовались так, что образовывались небольшие отсеки с двумя такими кроватями и по две тумбочки между ними.
- Голь на выдумку хитра, - весело сказал экскурсовод и нагнулся к полу.
Он приподнял какую-то доску, засунул руку под пол и через несколько секунд достал грязный целлофановый свёрток.
- Вот так тут хранили телефоны, они были в лагере запрещены, но у многих осуждённых они были, у каждого была отдельное место куда их убирали, в основном вот так - под досками.
Он уже закончил разматывать свёрток и достал телефон.
- Не хочешь позвонить? - всё так же весело спросил спутник.
Я только покачал головой, мне не кому звонить, правда, на мгновение защемило сердце, я вспомнил о маме. Может быть ей позвонить? Я очень давно с ней не общался. Но я отверг эту мысль, даже, если бы я помнил её номер, она бы не взяла трубку, сейчас слишком поздно. Свет от луны пробивался в окно и я увидел искреннее удивление когда телефон не включился. А мне кажется это не удивительно, столько лет прошло после того взрыва.
- Ну ладно, - сказал проводник и нахмурился, - давай присядем, отдохнём и пойдём дальше.

Мы сели на первый ярус кровати, пружины жалобно заскрипели, и я увидел на пыльной тумбочке пачку сигарет, спички и кружку горячего чая. Если с сигаретами и спичками всё было понятно, они могли здесь лежать и с ними бы ничего не произошло, то с чаем было непонятно. Кто и когда успел его здесь оставить? Он был горячий, от него шёл пар, и он был свежезаваренный, этот запах ни с чем не перепутаешь. Экскурсовод не мог его здесь приготовить, мы с ним больше часа находимся в этом лагере и он всегда был рядом со мной. Но я вспомнил как он акцентировал моё внимание на этом третьем локальном участке, как он сам поднялся на третий этаж и, возможно, он чуть дольше посветил на дверь именно этой спальной секции.
"Ну правильно, это же психология, их этому учат" - подумал я.
Скорее всего где-то здесь находится его напарник, который приготовил чай, сигареты и вот почему экскурсовод так удивился когда телефон не включился. Это всё подстроено! Может быть они хотели меня напугать или удивить, но я решил не подавать вида.

Кружка была пластиковая и одна, поэтому я её взял.
- Быть добру! - почему-то сказал я и немного отпил чая.
Чай был крепкий, терпкий, даже не чай, а чифир. Сделав два глотка я передал кружку соседу. Он тоже сделал два глотка и вернул кружку мне, а потом открыл тумбочку и достал баночку с карамельными конфетами.

Минут за десять мы допили эту кружку чифира, она хоть и была пластиковая, но с сильным чайным налётом, чтобы вкус пластика не так сильно влиял на вкус чая.Это хоть и не гигиенично, но в такое время о гигиене думаешь в последнюю очередь.

Экскурсовод подкурил сигарету и тут меня как током ударило.
- Тебе курение вообще не идёт, - вырвалось у меня.
- Да, я знаю, мне это уже говорили, - ответил он и подмигнул.

Когда мы вышли из локального участка обратно на алею луну затянуло облаками, поэтому экскурсовод не стал выключать свой фонарь. Мы ходили по безжизненному лагерю, нас сопровождал только звук наших шагов и ветер, который шелестел опавшими листьями и скрипел чем-то металлическим то тут, то там.

- Странно, - сказал я, - вроде бы здания относительно целые, но нет ни птиц, ни летучих мышей, ни обычных крыс или кошечек, - на этом слове я запнулся.
- Это мертвое место, звери это чувствуют и обходят его, - сказал проводник и, немного задумавшись, продолжил, - а кошки тут действительно были когда-то.
Чем дольше мы шли, тем больше хмурился мой спутник. Мы прошли столовую, но здесь её называли "шушарка", об этом мне сообщил экскурсовод, но я уже слышал это слово и оно мне никогда не нравилось.
- Давай зайдём, - попросил я.

Это был большой зал заставленный столами и табуретками, в нескольких местах в стенах были окна через которые когда-то выдавали еду.
- Здесь раньше были статуи, которые поддерживали потолок, - сказал спутник, - но их убрали за несколько лет до того события.
- Они назывались атланты, - добавил я, - а на стенах были картины.
Тут я замер, откуда мне было это известно? Не помню чтобы я здесь раньше был.

Экскурсовод видя моё замешательство сказал, что скорее всего я слышал от кого-то про картины.

Как и везде, полы здесь были в слое пыли, плитка со стен местами обвалилась. Рядом со входом была длинная вешалка для одежды, на ней одиноко висел небольшой чёрный рюкзачок. Любопытство заставило меня подойти к нему и развязать тесёмки, внутри была алюминиевая ложка и пластиковое ведёрко, заполненное чёрным налётом и пылью. Вони из ведёрка почти не было, но по косточкам в пыли можно было догадаться, что это когда-то было рыбой. На ложке же при свете фонаря я прочитал "Антон Х.".
- Кстати, как тебя зовут? - спросил я спутника.
- Тебе моё имя не к чему, нас тут двое, можешь просто сказать что-то, а твоё имя мне пока не нужно.

Странно, что он не хочет представляться и моё имя ему почему-то пока не нужно. Стоп, а какое у меня имя? Я так давно не общался с людьми, что уже и не помню как звучит моё имя. Я ещё раз посмотрел на ложку. Антон. Если что так и представлюсь. Я вернул всё обратно в рюкзак, завязал его и, немного подумав, снял с вешалки и надел на себя. Мне даже не пришлось регулировать лямки.

Проводник даже бровью не повёл увидев меня с рюкзаком. Значит я не первый, кто что-то берёт с экскурсии.

Следующим местом было карантинное отделение.
- Вот сюда заходили те, кто только приехал в лагерь, в помещении можно было находиться только во время сна и приёма пищи, а всё остальное время только на улице. Снег, дождь, зной - не важно, только на улице.

Это сказал экскурсовод, но мог этого и не делать, я это сам знал. Как будто мне рассказывали про книгу, которую я читал много лет назад. Я посмотрел на небо, как раз луна вышла из-за туч и стало светло, когда-то на её место было солнце и жгло кожу до ожогов. А в помещение зайти было нельзя. Солнце, я так давно не видел солнце. После событий того взрыва я выхожу на улицу только ночью. Сам не знаю почему, график скорее всего сбился.

Мой спутник тоже посмотрел на луну и оживился.
- Мы что-то упустили! - вскрикнул проводник, - и мы опаздываем.
- Что упустили, куда опаздываем? - спросил я, но был с ним согласен. Мы действительно что-то упустили, но, как мне кажется, каждый своё.
- Нет времени объяснять, возвращаемся на промку! - сказал он и мы пошли.

Мы как раз сделали круг и сейчас были около первой локалки, нам надо было пройти аллею, пропустить слева от себя вторую локалку, спортгородок и третью локалку, в которой мы уже были.
- Подожди, - вскрикнул я, - там что-то есть.

Экскурсовод остановился, медленно подошёл ко мне и снова посмотрел мне в глаза. На этот раз глаза были черные, не просто зрачки, а весь глаз. Я списал это на освещение и козырёк кепки, но всё равно мне было не по себе .
- Ты что-то увидел или почувствовал? - спросил он меня спокойным голосом, в нём уже не было спешки и беспокойства.
Стоит ли ему говорить о том, что я догадался о его сообщнике, который приготовил нам чай? Наверное, нет. Но я определённо видел какую-то тень.
- Там что-то тёмное мелькнуло.

Он распахнул калитку, та со стоном открылась и он пропустил меня вперёд себя. Я уже сам знал куда пойду, тем более он шёл позади меня и уже не мог своими действиями повлиять на мой путь. Я решил подняться в то же самое спальное помещение, где мы уже были.

Когда мы зашли всё было точно так же, как и до этого. Я подошёл к той кровати, на которой мы сидели и пили чифир, тот же слой пыли, та же пыльная тумбочка. Но ни сигарет, ни кружки уже не было. Даже следов на пыли не было. Хорошо работают ребята! Что же ждёт меня на промке, куда он меня вёл?

Тут я краем глаза увидел движение сбоку от себя, луна светила в окно и в этом свете я увидел как пёстрая кошка забилась в угол под кроватью.
- Ганя! - выкрикнул я.

Кошка дёрнулась и посмотрела на меня. У неё был дикий взгляд, но постепенно она стала успокаиваться и в конце концов подошла ко мне. Я взял её на руки и гладил, по комнате раздавалось её мурчание.
- Значит кошка, - прозвучал голос в темноте.

Я вздрогнул, совсем забыл про экскурсовода. Кошка сидя у меня на руках зашипела на него, а он вышел из тени, фонарь он выключил ещё раньше. Что-то в нём поменялось, выражение лица стало довольное и удовлетворённое, как будто бы он снял с себя тяжкий груз. И он где-то успел переодеться, сейчас на нём был балахон с поясом.
- Антон! Вспомни! - сказал он не своим голосом.

И я вспомнил.
Я вспомнил как меня привезли на карантин и я сгорал на солнце, потому-что нельзя было зайти в помещение и на улице не было тени.
Вспомнил как сидел в толпе зеков и пил чифир из чей-то кружки. Вспомнил как на промке сидел за мотором и закруглял кусочки искусственного камня в бусинки. Эти бусинки мы называли бубушки. Вспомнил как набирал в столовой рыбу для кошки и как забыл рюкзак с этой рыбой. Вспомнил как перед сном прижимал к себе голодную кошку и извинялся, что забыл её еду. Вспомнил как вместо тарахтения кошки услышал гул приближающегося беспилотника. И как через несколько долгих минут услышал взрыв, а потом почувствовал сильную вибрацию.

Следующее что я помню это как я ночью стою по ту сторону забора лагеря и просто иду. Иду из не откуда в некуда. Я понимаю, что что-то меня держит около этого забора, но я не могу вспомнить что именно. И так каждую ночь на протяжении многих лет.

Я посмотрел на кошку, она уже начала успокаиваться, и взглядом зацепился за мою одежду. Теперь та роба, в которую был одет проводник была на мне. А может быть просто такая же.
- Что всё это значит? - задал я вопрос.
- Ты мне скажи, ты же всё вспомнил, - сказал спутник.

И его я тоже вспомнил, мы вместе сидели в этом лагере, мы даже работали в одном и том же здании, какое-то время даже в одном помещении, в той комнате на втором этаже. Это он делал тот корабль!
- Я...я умер? - запинаясь спросил я.
Виктор, а именно так звали экскурсовода, улыбнулся.
- Не совсем, после того взрыва многие просто исчезли, они не умерли, но и не жили. Там, - после этого слова он кивнул подбородком вверх, - ведутся списки живых и мёртвых, а этих людей не было нигде.

Он запустил руки куда-то под балахон и достал сигареты и спички. Закурив он ухмыльнулся.
- Да, я помню, это мне не идёт, - и выпустил струю дыма, - ну в общем спустя годы мы все, а я тоже исчез, стали некими сущностями, которые находятся ночью около этого лагеря и не могут уйти. Только вспомнив свою смерть можно было освободиться.
- И теперь эти экскурсии буду проводить я? - спросил я.
- Э нет, это моя корова и я её дою. Сначала, чтобы исчезнувший вспомнил свою смерть, тут устраивали аттракцион неслыханной жестокости. И психологической и, если так можно выразиться, физической. Ощущения так себе.

Сделав еще одну затяжку Виктор продолжил.
- Тогда этим занимался один старикан похожий на бомжа, не из наших, но если сущность не вспоминала за ночь, после встречи с ним, о своей смерти - она пропадала. И неизвестно вернется ли когда-нибудь еще. Представь ситуация, в книге смерти дебет с кредитом не сходится! В общем, я убедил его оставить меня тут, а я за это должен найти и вернуть всех с кем встречусь.
- А если бы я не вспомнил?
- Значит уйти пришлось бы мне, а тебя ждали бы испытания. И я бы тебе не позавидовал.
- Вот почему ты так отреагировал перед тем как мы собрались вернуться на промку.
- Да, я думал там найти твою кошку, но как видишь мой наставник нашёл её раньше меня.
- Значит Ганя выжила? - спросил я поглаживая кошку.
- Нет, всё что ты видел - тот крест или резак, кружку с чифиром, даже твой рюкзак - это триггеры для памяти.

Он потушил окурок и бросил его в щель между досками пола.
- Кошка тоже триггер, я не знал, что она умерла здесь, а не на промке.
- А что было бы если бы телефон включился?
- Ты бы взял его в руки и нашел свою переписку или звонки. И вспомнил всё. Но он не включался потому-что тебе оно не надо, - после этих слов Виктор достал телефон и включил его, - можешь позвонить, но только один звонок. Кстати, я так и договорился с Хароном. Убегал от...впрочем не важно, на промке нашел свой телефон и позвонил маме. У неё, так сказать, есть связи с тем миром. Ну и вот, - сказал Витя раскинув руки.

Я взял телефон и набрал номер своей мамы, я его вспомнил вместе со всем остальным. Прошло гудков десять и только тогда взяли трубку.
- Вы на часы смотрели! - услышал я голос своей мамы и звонок прервался.

Я вернул телефон.
- Ну что, Антон, прощай, - сказал проводник.
После этих слов кошка вырвалась из моих рук и побежала в сторону двери, я побежал за ней и меня окружила тьма, но это была не просто тьма, а тьма осязаемая. Она окружила меня со всех сторон и тут я увидел два светящихся глаза своей кошки. Я хотел взять её на руки, но меня окутало синее сияние...

Из здания вышел человек в балахоне и закурил. Рядом с ним умывалась кошка.
- Значит всё таки кошка, - сказал экскурсовод.
Кошка недовольно посмотрела на него, а рядом с ней появился старик в лохмотья.
- Когда ты понял?
- Когда он побежал к развалинам, - прохрипел старик.
- Вот видишь, не материальные ценности, не спокойствие после чая и сигарет, а живое существо.
- Это исключение, - старик прокашлялся и добавил, - обычно они после телефона или чая всё вспоминают.
- Некоторым хватает посмотреть на своё рабочее или спальное место, - добавил человек в балахоне, - на бывшее, конечно.
- С ним ты долго провозился, - недовольно пробурчал старик и взял на руки кошку.
- Ну да, я уже думал не успею за ночь заставить его вспомнить, - сказал экскурсовод и затянулся сигаретой.
Выпустив дым он продолжил.
- Очень долго он вспоминал, что уже давно умер. Но когда-нибудь они все должны вспомнить... и уйти.

Кошка на руках старика исчезла, старик хмыкнул и тоже исчез в синей вспышке.
- Харон, какой же ты позёр, - с улыбкой сказал Виктор и достал телефон.
- Алло, мам, это я. Да, опять успешно. Было сложно, но ничего, мы справились. Я тоже рад тебя слышать. Спокойной ночи. Пока. Целую. Я тебя люблю!

Человек в черном балахоне убрал телефон, накинул капюшон и медленно растворился в воздухе.
Только вихрь опавшей листвы был свидетельством, что здесь кто-то был. Уже следующей ночью молодой человек будет стоять около лагеря и ждать того, кто забыл что умер.

Показать полностью
31

Кормящий

Когда умер отец, Павла охватила жуткая депрессия. Страшные мысли лезли в голову с того злополучного дня и от них не было спасения. Прошел год, затем еще один. Он осунулся, исхудал. На работе спрашивали: «что случилось?». Он не мог ответить. Ему советовали обратиться к врачам – он не хотел этого.

Однажды он понял, что так нельзя. Идя с работы, он услышал, как маленькая девочка спрашивала у своей матери: «Мама, а что с этим дядей? Он болеет?». Та отвечала, что да, болеет. Этот диалог отозвался у него в душе странной тоской. Уволившись и бросив в старенькие «жигули» одежду, он рванул через страну, надеясь развеяться в пути. Но машина подвела его в пути, стоило ему покинуть Красноярск. Он остался посреди глуши, а жигули едва набирали десять километров.

Ему повезло, что на навигаторе была видна деревенька. Не раздумывая, он свернул с трассы в ее сторону.

Когда он приближался к деревеньке, то в стороне от дороги, среди кустарника мелькнуло что-то. Где-то протяжно завыл зверь. Павел поежился. Люблю природу, но не настолько же, думал он, разглядывая верхушки деревьев.

Вскоре замелькали первые дома. Приближаясь, он увидел частокол и огромные, намертво сколоченные ворота. «Сколько лет этому месту? – задался он вопросом, разглядывая карту. – Сто? Двести? И как до сих пор не вымерла?». Он вспоминал свою бабушку и ее деревню – полупустую, заброшенную уже тогда, в детстве. Сердце отзывалось теплотой при мыслях о ней, а в голове мелькала мысль, что той деревни уже нет, ведь молодежь давно разъехалась, а старики умерли. Открыв окно, он достал сигарету и закурил, отгоняя тоску.

Деревня встретила его теплом: люди были рады гостю, воздух свеж и приятен, даже птицы звонко пели вдалеке. Рядом раскинулось большое озеро, полное рыбы и раков, окруженное густым лесом, бурлящим жизнью. Павлу понравилась эта идиллия, и он согласился на предложение погостить у деревенского главы.
***

Дом был новеньким и свежим, излучал гостеприимство. Павел загнал в просторный двор машину, поставил прям там. С летней кухни доносился сладкий запашок – что-то варилось на плите. Оглядываясь, Паша заглянул в телефон – не было ни связи, ни мобильной сети.

— А что, вышек нет? — спросил он у Игоря, деревенского главы, радушного мужичка с нескрываемой грустью.

Тот улыбнулся:

— Нет, какой там? У нас и телевизор то не работает, не говоря уже про остальное. Да и зачем нам?

Паша тихо выругался. Махнул рукой – ну, ничего не поделаешь, - зашел в летнюю кухню. Она встретила его громким жужжанием – все здесь было в мухах и липучках, что не помогали. Они сидели на приборах, на мясе, на посуде. Среди них стояла женщина – Мария, жена главы. Она не обращала на них внимания, разглядывая что-то. Паша одернулся и вышел.

Подошедший Игорь сказал не обращать внимания на это – перед едой все тщательно приберут. Допустим – только и подумал в ответ Паша.

Решив размяться с дороги и отдохнуть, он спросил у Игоря про озеро, встреченное по дороге сюда. Тот с радостью согласился показать его.

Оно находилось недалеко от деревни. Огромное, словно пыталось строить из себя целое море. Но стоило сделать шаг, другой, третий, как становилось ясно, что оно лишь притворяется. Мелкое, по пояс, Павел зашел далеко вглубь, так и не найдя глубины. Он встречал подобное озеро – в деревне у бабки, когда ездил туда в детстве. Там не водилось ничего, мелкое слишком, а дно покрыто илом. Но здешнее… Игорь радушно хлопал его по плечу и, сказав внимательно следить, выловил целое ведро карпов. Такого он еще не видел. На вопросы Игорь отмахивался – ты просто настоящей деревни не видел.

Наступил вечер. Солнце укатывалось за горизонт, а небо прочерчивал яркий хвост Млечного пути. Завораживающее зрелище, которое можно было увидеть только здесь, вдали от городов. Павел сидел в обширной гостиной. Стены были завешаны самыми разными картинами – женщин, природы, зверей. Пол устилал роскошный, пушистый ковер. В углу стоял рояль. Он сидел и в голове настойчиво роились самые разные мысли – от странностей главы, до сломанной машины.

Скрипнула дверь. В гостиную ввалился Игорь и с ходу загорланил:

— Что сидишь, грустишь? Не хочешь водочки на ночь, для спокойствия души? — он похлопал себя по раскрасневшимся щекам.

— Спасибо, но я не пью, — поспешно ответил Паша, стараясь покинуть комнату. — Я, наверное, спать пойду. На втором этаже, да?

— Да, пойдем, покажу. Ты же наш гость! — засуетился подвыпивший Игорь.

Поднимаясь по скрипучей лестнице, Павлу почудился тихий, монотонный шепот из-за одной из дверей. Он замедлил шаг, но Игорь тут же бросил через плечо: «Это Мария что-то бормочет, молитвы читает. Не обращай внимания!». Обернувшись, он закричал: «Молчи, кому говорю! Гостей пугаешь!». Шепот тут же стих, будто его и не было.

Комната оказалась тесной, темной и неуютной. Воздух здесь был застоявшимся, отдающим подгнившей древесиной. Кровать и тумбочка, единственная мебель, были покрыты слоем пыли.

— Жена, видать, забыла прибраться, — виновата сказал Игорь, наблюдая как Паша поморщился. — Уж извини. Открой окошко, проветри здесь все.

Мягко хлопнула дверь. Паша открыл окно, высунул голову. Деревня была темной – нигде не горел свет, трубы не выбрасывали дым. Казалось, она и вовсе была мертвой.

Он так и не смог заснуть. Кровать была жесткой, а запах так и не выветрился. Что-то в стенах то и дело скреблось – видимо, мыши. Махнув рукой, он просидел у окна, размышляя о своем. Его посещали воспоминания о депрессии и смерти отца.

***

Было раннее утро. Солнце только начало разгонять туман и ночную темень, косые лучи робко пробивались сквозь листву.

Несмотря на время, Паша уже стоял над машиной, пытаясь найти поломку.

— Здарова, Павлуша, — загоготал грузный мужичок, глава деревни, Игорь.
Павел натянуто улыбнулся. — Как спалось?

— Хорошо спалось, — солгал он, помедлив.

— Это хорошо. Все корпишь над машиной, да? — спросил глава, подойдя к Павлу и его жигулям.

— Да вот понять не могу. Все уже разобрал, а она не заводится. — тот подавил раздражение и позволил себе отвлечься. — Может, подскажешь чего?

— Извини, друг, я в машинах не разбираюсь. Да и нет ее у меня. – развел руками Игорь в ответ.

Ясно, — отметил про себя Павел, продолжая копаться в машине.

— Слу-у-ушай, – протянул глава деревни. — С тобой тут поговорить хотели, просили, чтобы ты подошел.

— А кто просил? — Павел поднял взгляд.

— Да вот, Павлуш, у моего кореша, Ваньки с тристапятой, вопрос к тебе есть, — он махнул своей внушительной рукой. — Ты же, мол, говорит, у нас городской, во всяком разбираешься. Просил подойти, как освободишься.

— Тристапятой? — задумчиво протянул ему в ответ. — Номер дома, что ли?

— Да, да, номер дома. Так подойдешь?

— Подойду. После обеда сойдет?

— Сойдет, — Игорь посмотрел на небо, оглядел двор. — Ну что ты стоишь? Пойдем поедим хоть, а то толку на пустой желудок, только злость копить?

Павел кивнул, соглашаясь. Снял перчатки, закрыл капот жигулей и пошел вслед за Игорем, завтракать.

***

Завтрак проходил на летней кухне. В этот раз здесь не было ни мухи. Даже липучки убрали. И куда они делись? – подумал Паша, оглядываясь. Стол был уставлен мясом и рыбой, овощами и фруктами. И откуда они взяли столько добра, продолжал он раздумывать, видя это пиршество. Он не мог понять, как такое обилие еды съедают без остатка. И ведь Игорь не толстый, а вполне подтянутый, хотя и ест за троих и не занимается ничем толком, рассуждал он, ковыряя здоровенный кусок мяса. Голову посещал образ мух, облепивших всю еду. К горлу что-то подкатывало. Аппетит и вовсе пропал. Игорь же ел быстро, почти не жуя, жадно, крупными кусками. Паша старался не смотреть на это. У плиты стояла Мария. Она не ела, лишь смотрела по сторонам да помешивала что-то в чугунном казане. Порой она поправляла пышные локоны да разглядывала Павла. Взгляд ее был пристальный, как у хищника, будто она не на гостя смотрела, а на добычу. Тот вздрогнул, насильно проглотил кусок мяса и, поблагодарив за еду, вышел из дома.

Вдалеке пели птицы, их голоса сливались в единый хор. Ухала сова, протяжно каркали вороны. Высоко, у самых облаков, кружил орел.

Идя по улице и в который раз рассматривая деревеньку, Павел подмечал, что все здесь деревянное. Частокол окружал не только деревню, но и участки, ощетинившись острыми кольями. Накрененные вбок дома стояли вдоль грунтовой дороги, покрытой лужами и ямами, грязью и травой. Ни одной машины он так и не увидел. Когда-то он работал аналитиком и привык замечать закономерности. Дома с №204 по №234 были одинаковые: перекошенные, ветхие, покрытые мхом, участки там заросли травой. А дома с №15 по №21, наоборот, выглядели новыми, опрятными, словно нарочито гостеприимными. Дом главы, где остановился гость, был одним из таких. Нигде он не видел ни скотных дворов, ни загонов. Это настораживало: его угощали и курицей, и свининой, и даже говядиной, подавали молоко.

Впереди улицу перешел дряхлый старик, одетый в лохмотья. Он опирался на обычную палку, шел медленно. Перейдя, он вдруг бросил взгляд на Пашу. Тот в ответ смутился – взгляд был тяжелым, едва ли не ощутимым, словно его изучали.

Он вспоминал озеро - не менее странное, чем все остальное здесь.

Накручиваю я себя, а зачем? Загон наверняка где-то на окраинах, куда я еще не ходил, вот и все. Потом проверю, — подумал Павел и, чтобы отогнать тревогу, достал сигарету и закурил. Пачка подходила к концу - никто из местных не курил и не предлагал. Поэтому он растягивал ее как мог, зажигая лишь для успокоения нервов. Струйка дыма плавно поплыла ввысь, черным потоком рассекая свежий воздух.

Дом №305 встретил его открытым участком, без привычного уже частокола, с трехэтажным домом – пожалуй, единственным таким во всей деревне. Рядом возвышался дуб, здоровый и высокий, его крона подпирала стены дома. На ухоженном дворике стоял молодой паренек и что-то разглядывал в земле.

— Здравствуйте, — прокричал Павел, близясь к участку. Паренек был одет в жилет и штаны, был одного с Павлом роста, но выглядел моложе. — Хороший у вас домик, нигде такого не видел.

— Здравствуй, — ответил паренек, оглянувшись на дом. — Это да, хороший. Ты не поверишь, но я сам строил.

— Да верю, конечно верю, — улыбнулся Павел, отмечая про себя, что и правда не верит. — Мне Игорь сказал, что вы звали, вопрос, дескать, есть.

Иван кивнул, его взгляд оценивающе скользнул по Павлу.

— Вопрос и правда есть. Но для начала, давай на ты. Хорошо? — он радушно улыбнулся.

— Хорошо, — ответил Павел. Ему не нравилось, что его в очередной раз нагло разглядывают, по спине пробежал холодок. Он почувствовал тяжесть в голове. Казалось, его тело само решило готовиться к драке. Все же в порядке, - думал он, смотря Ивану прямо в глаза.

— Так вот, — прочистив горло, продолжил тот. — Я слышал, ты у нас задержишься, потому что машина сломалась, да? Починить не можешь? Ну, у нас так всегда… Стоит только попасть цивилизации в наши края, как земля ее отвергает, ломает, рушит. Поэтому у нас все тут такое… Природное.

Он перевел взгляд из-за плеч Павла прямо тому в глаза и добавил:

— Что я хочу сказать… Возможно, зря ты приехал именно к нам? За сорок километров отсюда есть еще деревенька, неужели не дотянул бы?

— К чему ты клонишь? Что-то с движком случилось, а вы были ближе всего. Не мерзнуть же мне в лесу? И что значат твои слова? Я не понимаю.

— Тебе и не надо, поверь. Лучше запомни вот что: когда ты захочешь уйти, не оборачивайся. Уходи спокойно, будто все в порядке. Хорошо?

— Ладно, — Павел замялся, озадаченный. — Так и сделаю, как починю машину.

— Чини, чини. Надеюсь, у тебя все получится. А я уж постараюсь помочь, чем смогу, — Иван вдруг развернулся и ушел в дом, захлопнув за собой дверь.

Павел так и остался стоять во дворике, обдумывая услышанное.

***

Ночью Павлу приснился кошмар. Дуб, высокий и могучий, с корневищем, рассекающим землю и кроной, закрывавшей небо. Величественное дерево, но что-то было не так. Павел стоял перед ним и тело его пробирала дрожь. Корневище напоминало извивающихся червей - бледных, жилистых, пульсирующих. В густой кроне, среди ветвей, виднелись плоды – на первый взгляд огромные желуди, но приглядевшись, он различил тела. Живые, шевелящиеся, с открытыми ртами и пустыми глазницами. В тихом ужасе он вглядывался в лица: Игорь, его жена Мария, сосед Анатолий, старуха Ира. Он узнавал лица, но не видел там Ивана, с которым говорил накануне. Внезапно чья-то тяжелая рука легла ему на плечи. Он обернулся и увидел искривленное, уродливое лицо без носа и глазниц, с рваными ушами и свисающими клочьями вместо волос, оно лишь отдаленно напоминало лицо Ивана. Это чудище сказало:

— Зря ты тянешь… Уходи, пока не поздно…

Павел открыл рот – и закричал.

— Чего орешь? — недовольно буркнул вошедший в комнату Игорь. Паша вскочил с кровати, извинился, объяснил: – кошмар приснился.

— Кошмар? Бывает. Водочки не хочешь? Успокоишься хоть.

— Нет, спасибо. Знаешь же, не пью, – суховато ответил гость, пытаясь стряхнуть ночные образы.

Игорь пожал плечами и вышел, бормоча что-то себе под нос. Павел остался один, тишина стала давить на него. За окном светало. Вдруг желудок пронзила боль. Павла скорчило, боль растекалась из желудка по всему организму. От боли перехватило дыхание. Что, почему? Я что, умираю?! – проскочила паническая мысль. Боль не была похожа на спазм, скорее на то, будто внутри него что-то принялось рыться, рвать изнутри.

Боль исчезла так же внезапно, как началась, оставив после себя тяжесть в желудке и позывы к рвоте. В холодном поту Павел подошел к окну, схватился за подоконник, открыл его и высунул голову в холодный воздух. Глубоко вдохнув, он оглядел двор. Ничего примечательного. Вернулся к кровати, достал сигарету из куртки. Вернулся к окну и закурил.

Осматривая небо, он увидел все того же орла, что накануне кружил над деревней. Он так и продолжил кружить, словно не знал усталости. Птицы все также одинаково продолжали петь и переговариваться. Где-то лаяла собака, хотя собак Павел ни у кого не видел. Переведя взгляд на забор, он заметил возле калитки тушу мертвой вороны. Тело ее было разорвано. Спазм сдавил желудок Павла, от неожиданности он выронил сигарету. Выругался. Взглянул на калитку снова –туши уже не было.

Совсем с ума сходить начал. Надо бы развеяться. – подумал он про себя. Накинул одежду и потихоньку вышел на улицу.

Тихо закрылась калитка.

Он шел по пустой улице. Деревня все также была темной, молчаливой, навевала жути. Даже отступившая было боль в животе, появившаяся после ночного кошмара, снова давала о себе знать.

Проходя мимо обветшалых, пустых домов Паша резко остановился. «Хватит, надо уже гадать», — мелькнуло у него в голове. Он толкнул калитку дома №214. Та с скрипом поддалась. Заглянув в зияющий проем на месте входной двери, до него донесся тошнотворный запах. Зажав нос, Павел вошел.

Шаг, другой. Он шел осторожно, стараясь не шуметь и не скрипеть старыми досками. Постепенно тьма расступалась. В конце коридора была видна комната со светом. Вспоминая вид деревни из окна, Паша направился прямо к ней, привыкая к стойкому запаху.

Внутри оказалось нечто, напоминающее бойню. Вдоль стен стояли лампы – старые, какими пользовались праотцы. Сама же комната была набита мясом. Оно висело на крючьях, лежало на столах, на полу. Многое уже гнило.

Впервые Паша выругался во весь голос. В комнату вдруг вошел старик – тот самый, которого он видел раньше. Не обращая на него внимания, старик схватил шмат мяса и засунул себе в карман, после чего быстро пошамкал куда-то. А следом зашла толстая женщина – Вера, живущая на отшибе деревни. Она начала быстро забивать два ведра, что принесла с собою, едой.

Глядя на это, Павел быстро развернулся и пошел обратно, к Игорю.

***

Не успев перешагнуть за порог дома, как взвинченного, злого Пашу встретил спокойный, даже веселый Игорь.

— Где был? Исследовал деревню? — с нескрываемой иронией спросил он своего гостя.

— Да, исследовал, — с вызовом ответил тот. — И нашел дом, полный гнилого мяса. Не объяснишь?

— Ну раз ты просишь, гость, — спокойно ответил глава. — Мы эти домишки используем для хранилища, разве сам не понял? Ну да, мясо гниет, а что бы ему не гнить? Погребов у нас нет, как и холодильников толковых, а хранить как-то надо. Ты чего злой-то такой?

В дом зашла Мария. Паша оглянулся и увидел в ее руках большой нож, которым только что разделывала мясо. Кровь все еще капала с него на пол. Она не смотрела на Павла, а просто стояла, медленно вытирая лезвие о фартук.

— Я… понял, — сдавленно произнес он, чувствуя, как по спине течет холодный пот. — Я тогда… Спать пойду, хорошо?

— Да, мы тоже. И смотри, ночью не броди нигде, людей еще напугаешь.

Игорь ушел в спальню, а Паша побрел по лестнице.

В очередной раз сон не приходил.

***

К утру, когда еще было темно и все спали, Паша потихоньку вышел на улицу.

Стоя возле жигулей, он понял о необходимости ее ремонта. Без нее он не доберется до города. Но как? Он подошел к жигулям, открыл капот, осмотрел двигатель. Все казалось исправным. Он уже смотрел неоднократно. Разбирал, собирал - без толку. Но сейчас его вдруг посетила странная уверенность, что он сможет ее починить. Это было словно знание, пришедшее к нему из ниоткуда. Доверившись этому чувству, он принялся за работу. Пальцы двигались уверенно, будто сами знали, что делать: затянул винт, провод встал на место, двигатель пересобран. Он делал все автоматически, порой даже не понимая, что конкретно он чинит. Позже он сел в машину. Повернул ключ. И двигатель взревел. Вся машина начала гудеть. Он сидел и слушал этот ровный гул, затем заглушил машину, вышел. Надо попрощаться, – промелькнуло у него в голове. Посмотрел на двери дома и вздрогнул: там стоял Игорь, смотревший на него с улыбкой. И долго он там стоит? И зачем? – подумал он.

— Починил, Павлуш? – спросил радостно Игорь. Его лицо расплылось в улыбке. — Как же я рад!

— А я-то как рад, — буркнул Павел. — Завелась, сам не ожидал.

— И что ты теперь, уезжаешь? — продолжил глава. — Хорошо же было, точно не останешься?

— Нет, пора бы уезжать. Не могу же я вечно пользоваться вашей гостеприимностью, правда? Да и желудок болит, к врачу надо, — ответил ему тот, разминая пальцы и обходя медленно машину. В кармане у него лежал гаечный ключ, холодный металл чувствовался сквозь штаны.

— Да что ты, мы же наоборот, рады, — протянул Игорь. — Давно к нам не заезжали, ты вот первый. Может, задержишься еще? А боль, ну, мы тебе лекарства дадим, что ж ты нам не сказал?

Скрипнула калитка. Послышались шаги. Паша оглянулся – у ворот стоял Иван, переводящий взгляд с машины на него. Из дома вышла Мария, молчаливая, с хищным взглядом. Она смотрела Павлу в лицо. Его охватила злость. Он устал от страхов. Засунув руку в карман, он с вызовом бросил, смотря прямо Игорю в глаза:

— Лекарства? Нет, они мне не нужны. Я и так задержался. И уезжаю я… — он умолк на секунду. Сжал гаечный ключ, готовясь к конфликту. Кровь застучала в висках.

Иван тихо, так, что слышал только Павел, сказал:

— Я помог тебе с машиной, так что садись и поезжай прочь. На этих, — он кивнул на Игоря с Марией, — не обращай внимания.

Дружелюбное лицо Игоря перекосило, он начал корчиться. Мария оскалилась. Дом, казалось, дрогнул. Павел рванул к машине, дернул за ручку, но она предательски заела.

Павел побежал к калитке. Он заметил, как улыбка Ивана дрогнула, как тот вдруг забеспокоился. Пробежал мимо отошедшего в сторону паренька, выскочил на улицу и понесся наугад.

Из домов вдруг начали выходить жители, всюду скрипели двери, позади слышался гул. Поднялся ветер. Прямо за спиной что-то шуршало. До него донеслись крики:

— Ну куда ты, дорогой? Не беги. Ты же один из нас! Зачем бежишь? Стой.

Павел скинул стесняющую его куртку, обернулся и вздрогнул. Десятки мужчин и женщин, все с чудовищными оскалами. Казалось, они сливаются в одну однородную, серую кашу.

С визгом он швырнул в них гаечный ключ. В ответ послышался крик.

Дыхание сбивалось. Пробегая мимо дома Ивана, он заметил, что дуб исчез, а стены покрылись гнилью.

Не сбавляя скорости, он перепрыгнул забор напротив, пересек двор и выскочил на другую улицу. Петляя тут и там, уперся в частокол. В панике, не теряя скорости, врезался в одно из кольев – и с протяжным визгом, больше похожим на стон живого существа, могучее с виду крепление накренилось, начало падать. Прыгнув в открывшуюся щель, Паша выбежал на лесную опушку. Шум стих. Оперся о дерево, отдохнул. В висках пульсировало. Голову ломило от тяжести. Казалось даже, что сердце вот-вот выскочит из груди.

— Что за безумие, - только и смог он вымолвить, держась за дерево. Пошел через лес наугад.

Сколько времени прошло? Желудок урчал. Спину ломило. Его несколько раз вырвало. Сон одолевал, но он не останавливался, лишь прислонялся на секунду к деревьям и продолжал идти. Кусты царапали кожу, острые ветви рвали ее. Глаза заволакивала серая пелена.

В какой-то момент он понял, что лежит на земле. Бормоча невнятно, Павел поднялся. Осмотрел себя - весь грязный и в крови. Ощупав карманы, он понял, что сигареты остались в куртке и тихо выругался. Огляделся по сторонам – и замер. Волосы встали дыбом, а в уголках глаз возникли слезы. Он стоял посреди поляны, поросшей травой по щиколотки, окруженной густым лесом. А в центре поляны – возвышался дуб из его кошмаров. На его ветвях висели тела – жители деревни, все с перекошенными лицами и открытыми ртами. Они смотрели прямо на Павла. А подле дуба стоял Иван. Он улыбался.

— Ну что же ты не слушал, а? — прокричал Иван. — Иди, поговорим. Не бойся, тебя не тронут.

Паша шагнул, споткнувшись. Воздух был густым и кисловатым, пропитанным запахом гнили.

— Что… Что это? — спросил он, встав недалеко от Ивана. Тот вздохнул.

— В таком состоянии ты ничего не поймешь. Не шевелись.

Он плавно приблизился к Павлу и коснулся его лба.

— Легче? – с сочувствием спросил он.

— Д-да, – запнулся Павел. Боль отступала, сознание прояснялось.

— А все потому, что ты не слушал. Сказано было — не бойся, поезжай. Не смог открыть дверцу? Пошел бы спокойно, я ведь предупреждал. Я не всесилен, за все отвечать не могу. А ты? Раскормил гниль внутри себя. С чем тебя и поздравляю.

— Гниль? Раскормил? Я не понимаю. Кажется, все вы… — Павел сдержался от того, чтобы закричать.

— Это не «все мы». Это место такое. Как объяснить? — Иван поджал голову руками, вернулся к дубу, коснулся коры. Она начала отслаиваться, обнажая багровую мякоть, расступающуюся в подобие входа.

— Пойдем, пока я с тобой тебе ничего не грозит.

— Что там? Говори! — крикнул Павел. Он не хотел идти туда. Его охватил ужас. Плечи его затряслись, а лицо перекосило.

— Там – первопричина. Ключ к твоему пониманию. Словами это не выразить. Проще показать. Пошли. — Иван схватил Павла за руку и потянул за собой.

Павел попытался вырваться, дернул плечом, но сама земля под ним словно ожила. Трава обвилась вокруг его ног липкими усиками, удерживая его на месте.

— Так не пойдет, – цокнул Иван. — Я предлагаю тебе правду. Ты отказываешься? Ты боишься и ведешь себя глупо. Впрочем, не впервые.

Он еще раз коснулся лба Павла. Лицо его тут же начало расслабляться. Плечи опустились. Ужас отступил. Пришло безразличие и холодный разум. Я сошел с ума. Лежу себе в палате и фантазирую, – подумал он, идя следом за Иваном. Тот втолкнул Павла внутрь дерева и шагнул следом.

Ослепительный свет сменился тусклым свечением. Паша понял, что стоит в… Пустоте?

— Что это? — спросил он Ивана, стоящего рядом с ним.

— Все, — только и ответил Иван и пошел вперед. Павел последовал за ним.

Они шли, будто паря в воздухе. Внезапно вид изменился. Павел увидел, что стоит на чем-то, напоминающем живую плоть. Розовая и влажная, с толстыми сосудами, в которых медленно текло что-то черное. Вокруг простирались ее куски, пульсирующие, переливающиеся. Какие-то из них гнили и в них копошились личинки. Взглянув на них, Павла вдруг вырвало.

— Не сдерживайся, дальше хуже. — обронил Иван, не оглядываясь.

Они шли дальше и дальше. Из плоти тянулись корни, подобные червям, тут и там мелькали твари, что жадно пожирали мясо, все вокруг сочилось соком. Воздух тут был солоноватым и густым. У Павла перехватывало дыхание.

— И все же, что это? — спросил он с холодной ясностью. Он не испытывал больше страха.

— Частицы того, что предстоит узреть. Малые фрагменты, а мы идем к целому. Молчи, иначе заблудимся.

— Я-ясно, — запнулся Павел.

Они шли еще несколько минут, пока плоть под ногами не начала уплотняться и подниматься впереди, образуя подобие гигантской стены. Иван несколько раз прикоснулся к ней, и та разверзлась. Он зашел в новый проход.

—Мы рядом.

Павел зашел следом. И оказался в просторном зале.

Все здесь дрожало. В центре возвышалось нечто. Еще одна груда плоти, но отличавшаяся от всего увиденного. Оно не было похоже ни на что. Форма этой груды постоянно менялась, переливалась, лопалась, заливала все вокруг едкой жижей и кровью. Воздух имел здесь отчетливый солоновато-металлический оттенок.

Это было похоже на сам хаос, не подчиняющийся ничему. То и дело на этой груде возникали люди – или то, что напоминало людей. Их тела были слепками из той же мерзости, лишь на мгновение обретшими знакомые черты. Они возникали с тихим, хлюпающим звуком, с уже открытыми в беззвучном крике ртами. Они набрасывались друг на друга и на груду, их породившую, яростно пожирали, рвали зубами и когтями. А потом всасывались обратно с тем же хлюпающим звуком. И цикл этот повторялся без конца.

— А это что? — спросил Павел. — Они… Разумны?

— Нет. Это – импульс. Чистейший голод, облеченный в форму, понятную тебе. Эти, — Иван презрительно сплюнул, — называют его Кормящим. Ведь он порождает все то изобилие еды, с которым ты столкнулся. Он кормит и пожирает, создавая вечный цикл рождения и смерти.

Иван повернулся к Павлу. Его глаза отражали мельтешение плоти, но в них не было эмоций.

— Все, что ты видел в деревне и округе рождается здесь и после смерти попадает сюда. И люди всегда… Были лишними. — голос Ивана прозвучал устало. —  Они думали, что нашли Рай. Озеро, ломящееся рыбой. Лес, полный дичи. Здесь поселилась одна семья. Вторая. Третья. Вскоре им не было конца. Они вырубали лес, жадно пожирали еду. Но ни лес, ни еда не кончались. Деревья отрастали, дичь сама приходила к охотникам. Они молились своему Богу, благодаря его за дары. Но это был не Рай. Вскоре умерла половина. Как и все здесь, их тела тут же были растворены в почве. Остальные ужаснулись. Попытались сбежать. Но было поздно. Поглощая Его дары, они расплатились своим нутром. Все здесь стало Его частью.

Он взял паузу. Слышалось хлюпанье и чавканье груды плоти.

— Не буду таить. Своим вторжением они очень помогли Ему. Будучи самой природой, он не имел столь отлаженного механизма. Теперь же… Он дает этим — он кивнул на подобие людей, чавкающих плотью. — Мясо в чистой его форме. Ты видел те хранилища. Эти пожирают мясо, а все что пожирают они – пожирает и сам Кормящий, ведь они часть Его.

— А ты? Говоришь так, будто ты не человек, — Павел развел руками.

— Отчасти, — ответил Иван спокойно. Стены вдруг задрожали. — Я сознательное того, что эти называют Кормящим. Я – совесть Кормящего, Его разум и Его благоразумие. Я сдерживаю Его, но я не всесилен. Как ты не можешь приказать желудку умолкнуть, так и я не могу бороться с Ним. Он часть меня, а я часть Его, и Мы ничто друг без друга.

— А почему ты помогаешь мне?

Иван вытянул руку вперед и начал сгибать пальцы.

— Ты до сих пор разумен. Полностью не поглощен Им, хотя и содержишь Его часть. Ты пока не послушная игрушка, как эти, не механизм вечного пожирания. Еще день назад ты имел шанс уйти отсюда невредимым, избавившись от части гнили внутри себя. Ты получил ее, вкусив первые плоды и раскормил ее страхом. Ты привлек Его внимание, и Он жаждет тебя. Не знаю даже, стоит ли тебе помогать. Стоит ли, скажи?

Павел помрачнел. В чем смысл? Интуиция подсказывала, что решение уже было принято.

— А что, если нет? Меня сожрут? Сделают подобным Игорю? Бездушной куклой, считающей себя человеком? — с вызовом он бросил Ивану, глядя тому прямо в глаза. На стенах вокруг вдруг стали возникать хищные пасти. Крики от пожирающих друг друга людей умолкли. Все вокруг задрожало еще сильнее и Павел упал на колени. Желудок вдруг пронзила почти забытая боль. На окраинах сознания появился яркий образ дуба с висельниками.

— Знаешь, а ты дерзок, — Иван рассмеялся. Смех его был плотным и раздавался во всем вокруг. — Что ж, решай. Ты можешь остаться здесь, сохранить себя и свою душу. Живя здесь и питаясь Его плодами, ты не познаешь смерти. Ты станешь летописцем и моей правой рукой. Ты не будешь одним из этих. Однажды твои соплеменники помогли Кормящему, став его желудком – а с ним помогли и Мне. Не могу лишить тебя той же возможности. Или так, или покинь здешние края – я уберу все препятствия на твоем пути. Но этим ты обречешь мир, ведь ты унесешь часть гнили, что станет подобием Кормящего, — он кивнул в сторону мясной груды, — а Он породит нового Меня, используя саму твою суть для нового рождения. Выбирай же – стать Моим помощником или началом нового?

***

Показать полностью
4

НАРКОМ

НАРКОМ

20:05, НИИ "Старый Водопровод", Кабинет Директора НИИ Василия Мирова.

Глава 1. Совет.

Директор нервничал как никогда раньше. Мерил свой скудно обставленный кабинет резкими шагами, хрустел массивными пальцами, кусал ногти и чего только не делал, что бы избавить свою седую голову от дурных мыслей. Подумать только, в этих серых стенах соберуться одни из самых влиятельных людей (хотя слово "людей" вероятно не ко всем подходит) на ближайшие тысячу блоков, если не больше.

Эти стены уже не раз принимали местного Ген.Сектора, единожды сюда заглядывал его Бетонейшество сам Князь Бетоноворотчиков. Правда, увы, имени его никто тогда не узнал, ведь попал он сюда лишь на пару секунд, когда из нашего искуственно портала по подобной их технологии вышла его окутанная табачным дымом лысая голова. Изрекла пару проклятий, закинула очередного лаборанта в бетонную петлю и пыхнув на всех ядрённым дымом из трубки скрылась с шокированных глаз. Конечно, директор только сегодня узнал из словесного описания представителя от Бетоноворотчиков, что тогда это был он. А его Чернейшество Кардинал Чернобога если и был в этом Нии, то ещё в те времена, когда его здесь не было. Граница с блоками Чернобожников удивительно близка, что при этом не остановило начальство в решении, что бы важнейшее Нии было именно здесь. Уверенность в том что гранницу отодвинут, эту самую гранницу не сдвинула. Оно и понятно почему, ликвидаторы пристрастились играть с чернобожниками в карты на всякое с их стороны, а они на всякое с нашей, так и живём, и никакие пинки от начальства не заставили обычных солдат перестать играть в карты и начать играть в войну, которая по правде говоря, нужна была лишь начальству с обоих сторон, а идеалогия и вера быстро разбивались о бытность. О Патриархе Чистых сказать можно лишь общую информацию (такая же скудная, как обстановка кабинета), ибо никаких контактов с этими странными лю... существами с невероятной регенерацией нельзя, они на контакт не идут вовсе (и в карты не играют), отчего ожидать от них можно было всё что угодно. Он перечитал их досье, лежащие на мощном железном столе ещё раз, ибо сегодня нужны все его ораторские способности, которые у него есть. Ему предстояло хоть и ради всего одного проекта сплотить 4 враждующих фракции, что удавалось лишь несколько раз и так давно, что это уже больше похоже на мифы. Конечно, Василий Анджеевич не мог отменить встречу, он просто не имел власти над теми личностями, которые около 9 часов будут здесь. Но с последним проблеском надежды, что бы лишь убедиться в правильности подобранных им слов и невозможности другого пути, он подошёл к деревянному стеллажу и достал оттуда сшитые доклады от 3х исследовательских групп: Биологи, Инженеры и Химики (именно так они были подписаны, директор с студенчества не любил всего этого официоза, что на практике ничего не давал). Первый от биологов безнадёжно гласил: "Созданные патогены не принесли никаких результатов. Вирус, введённый в экземпляр Г114РА, не успел интегрироваться в клектки существа, как был мгновенно поглщён ими не принеся никакого видимого эффекта. Специально выведенные бактерии не самосборовой природы принесли более удручающий результат. Вместо того, что бы разрушать организм подопытного, интегрировались в него вызвав хаотичные мутации. В последствии одного из подобных экспирементов экземпляр пришлось уничтожить с помощью колоссального электро-заряда (прикреплена объяснительная о черезмерном использовании электричества)." Поймать тот экзмепляр стоило куда большего. Василий Анджеевич помнил до сих пор сколько молодых ликвидаторов убила 11 головая тварь, которая становилась только сильнее от поглощения убитых, а ведь такие твари появляются всё чаще и чаще после самосборов по всей округе... Следующий доклад был от инжерной группы и был настолько же безнадёжен: "Все созданные нами механизмы с использыванием передовых технологий не привели к должному результату. Протип брони экстра-защиты вполне приемлемо выполнял свою задачу и мог дать весомый отпор крупногабаритным порождениям типа "ТР001Ь", но во время 2го эксперимента с существом типа "ГР1 11Ф0Н" показал свои главные недостатки, которые привели к смерти пилота. Создание прототипа брони с учётом этих недостатков хоть и дало возможность на равных сражаться с более подвижным существами, но при этом броня стала бесполезной для битвы с более крупными и бронированными экземплярами. После была попытка совместить обе конструкции в одну и заменить человеческого пилота на ИИ, в угоду большей эффективности. Это принесло наибольший результат, однако выяснилось, что компромисс уменьшил эффективность для обоих сценариев боя, это можно было бы решить заменой ИИ на человека, но из-за конструкции брони это стало невозможным, а дистанционное управление с использованием пилотов невозможно из-за железобетонного пространства. Последним решением стали нано-роботы, которые должны были действовать на манер вируса, но агрессивный организм порождений свёл все старания и попытки к нулю." Те 2 экземпляра долго наводили ужас на ближайшие блоки, говорят что существо типа "ГР111Ф0Н" породило ещё несколько себе подобных, которые терроризирует и наших и чернобожников с бетоноворотчиками до сих пор, а чистые, увы, не предоставили информации, но раз они согласились на встречу по этому вопросу, то и у них подобные и, пока нерешённые, проблемы. Последний и самый скудный доклад предоставил отдел химических разроботок: "Испытуемые существа по началу и вправду получали значительный урон от испульзуемых веществ и газов (что при этом были почти безвредны для организма людей), но со временем, если не наступала мгновенная смерть, существа приспосабливались и уже должного эффекта не проявлялось. Вась, мы всё перепробывали, им всё как об герму слизь." Начальником химиков был старый друг директора- Константин Малоспинов, создавший реагенты, которые до сих пор используют для быстрого обезвреживания кислотной чёрной слизи. На множество строений он знаменит своим гелем, который почти мгновенно убирает эффект от спор особой жёлтой плесени, которая до этого за считанные часы вызывала гангерну на поражённом участке. И даже он, столь искушённый химик, опускал руки. Василий Анджеевич хоть и был огорчён этими результатами, но сейчас от них получил толику спокойствия и уверенности в своей позиции. Собираясь уже положить на место пухлую папку, директор все таки решил взять её с собой, ведь вещественные доказательства лучше голых слов, да и стучать железному столу всяко лучше не своими руками. Он положил её к машинопису, сделав пару правок и под шум работающей машинки, глава Нии расхаживал по кабинету вплоть до звонка дискового чёрного телефона. Из трубки раздался властный бас генсектора, он, поприветствовав в своей обычной приказной манере, попросил (или скорее приказал) побыстрее подойти к кпп, ибо тут нужно разрешить некоторый вопрос с "гостями". Взяв с собой только папку некоторых древних документов с подписями 4 глав фракций, по которым Нии в особых случачаях являются нейтральной территорией (небольшая работа подходящей ручкой и их случай стал в список с другими как особый). Быстрым шагом пройдя по коридорам и он узрел интересную, но вместе с этим ожидаемую картину. Чернобожий Кардинал в своей чёрной мантии и маске из старого противогаза, с пеной у рта проклинал и что то доказывал, флегматично дымящему трубкой прямо в лицо своего оппонента, лысому Князю бетоновортчиков. Его толи седая, толи серая от бетонной крошки борода клиношком, крючковатый нос вместе с глубокопосаженными выразительным глазами придавала могущественному бетоноворотчику непоколебимость перед любыми аргументами, он держался прямо и непринуждённо, будто кресло директора давно его. И как же сильно Князь отличался от чернобожьего глав.культиста. Горбатый старикан в чёрной мантии до пола, которому кажется уже далеко за сотню циклов. Благо, лицо его скрыто за маской, без которой он, вероятно, уже не может и дышать самостоятельно. Его поддерживал могучий охранник с лицом настоящего фанатичного убийцы. Кажется, шевельни Кардинал хоть пальцом в сторону кого угодно и верзила без размышлений раздавит ему голову или сделает что то похуже на выдумку своего хозяина. Но Князя это не смущало, ведь шевельни тот пальцем, и вся комната окажется где то далеко, возможно в месте вечного самосбора... Директор уверенно подошёл, без дрожжи в голосе указал на документ, попросил всех успокоится и пройти за ним. Но Кардинала это не остановило и он решил оставить последнее слово за собой.

-А я тебе говорю, что он существовал! А Эмик Квант сам уничтожил докозательства и насмешку создал своё! Да лично там был!

-Старик, а ты бывал на своём этаже в сумасшедшом доме? Узнай у доктора, что такое шизофрения...

- Да ты, да ты- Кардинал стал задыхаться от гнева и слабеть в руках своего телохранителя, но видимо вера возбудила в нём вновь пожар спора- Сам узнаешь что это такое!  А vade pedicabo ego te...- Кардинал поднял руки и постепенно изменяющимся голосом начал читать проклятье. Ликвидаторы подняли в оцепенении ералашниковы, культисты подняли в ответ... Всё могло закончится плохо для всех сторон, но бетоноворотчики и не думали волноваться, Князь лишь пустил смачное кольцо крепчайшего дыма в лицо чернобожника и... тот закашлявшись остановился на полуслове. Конфликт посчитали исчерпаным.

Затем заскрипела дверь и появилась делегация чистых в своих отбеленных до рези в глазах, как бы это странно не звучало, доспехах. Пластины источавшие по всей комнате орды бликов смотрелись весомо на высоких и будто идеальных воинах, что кольцом окружали уничижительно низкого и тучного Патриарха в кольчужной мантии. Он держал в пухлых руках странного вида белый фолиант, по виду старее всех присутствующих, но не потерявший своей белизны. Аккуратное, практически идеальное лицо с обесцвеченными глазами, белой кожей и собственно белыми волосами было безмятежно спокойно, а глаза и улыбка так притягивали к себе... Но Василий Анджеевич знал как этот образ обманчив.

Не мало слухов ходило о пугающей жестокости и такой же пугающей живучисти каждого Чистого. И Патриарх не мог быть исключением.

-Товарищи, мгм, прошу вас, пройдемте таки в кабинет, что бы приступить к тому, зачем вы сюда прибыли.

Все три присутствующих владыки одновременно обернулись до того не заметного Василия Анджеевича. Князь лишь ухмыльнулся и вмиг провалился в бетонную лужу, которая пропала также неожиданно, как и появилась. Бетоноворотчики не привыкли ходить. Кардинал поддерживаемый своим могучим охранником поковылял по коридору, а отряд Чистых будто бы окаменел, ожидая неизвестно чего.

-Товарищ Патриарх, и вас то…

-Зовите меня Рафаилом - неожиданно подал голос, подобный звону самой новой и чистой сигнализации тревоги - Вам всё равно не выговорить верно мой титул. И перед тем, как мы перейдём к официальной части, ответьте мне, во что вы верите?

Кардинал бы явно мог начать по этому вопросу часовую лекцию с обозначением всех плюсов и минусов (которых конечно бы не было) своей веры, но к тому времени он успел скрыться за поворотом, отчего у Главы Нии не было шанса на спасение от ответа.

-Я верю в нашу Партию и коммунистическое, светлое будущее всех блоков - отчеканил Василий Анджеевич, как учили на уроках «Любви к Партии».

-Нет, во что вы искренне верите? - глаза Патриарха словно полыхнули белым пламенем и его голос вмиг стал из просто прекрасного в гипнотически восхитительный.

-Я лишь хочу помочь человечеству выжить в этом апокалипсисе мракобесия и вечных войн со всем возможным и невозможным - он сам не узнал своего голоса и какая силк могла вытянуть из него эту правду.

-Хм, интересный ответ, возможно верный -с загадочной улыбкой пришло избавление от гипноза и Патриарх ушёл вслед за Кардиналом.

-Партия сохрани, что же со мной было…

Василий Анджеевич списал все произошедшее на волнение и чары Чистых, надеявшись, что никто из Ликвидаторов не слышал его откровения, иначе не миновать беды.

Невозможный момент таки настал. Главы всех основных 4х фракций (хотя Василий Миров и не являлся Ген. Сек-ом, в этом совещательном кабинете он имел больше власти на будущее, чем упомянутое лицо) сидели за одним столом ради решения общей проблемы, хотя решение и было уже найдено, Директору осталось убедить остальных в его правильности.

-Так что же вы предлагаете? Соединить все армии и победным маршем идти по блокам изничтожая всех порождений? - начал в свойственной саркастичной манере Князь Бетоноворотов - Я может и утрирую, но зная вашу народную туполобость, другого мне приходится предполагать

-Армия? Марш?! С этими еретиками?! - мгновенно праведным гневом возбудился кардинал - Чернобог нас покарай, но мы лучше сгинем в вечности, чем встанем в один строй с этими чистюлями!

Кардинал дрожащим, узловатым пальцем указал на, источающего искренний свет ложного добра, Патриарха. И если маска чернобожника содрогалась от тяжёлого дыхания, то маска благодушия Рафаила оставалась прежней.

-Я не уверен, что вы самостоятельно встанете с кресла, Кардинал, о каком строе может идти речь - парировал Патриарх и на миг его глаза отразили всю жестокость и кровожадность его людей

Василий Анджеевич, учитывая инцидент на КПП, уже слышал рокот надвигающегося многочасового спора, который легко мог перерасти в побоище, отчего решил пресечь его на корню самым древним и, вместе с тем, верным способ: Со всего маху ударил по столу той самой отчётной папкой, чем мгновенно пресёк уже начавшийся ропот и проклятья. Гости тут же уставились на Директора наконец то готовые выслушать его решение.

-Товарищи, господа, не могу вас назвать друзьями, но надеюсь назову коллегами. То что вы здесь, подтверждает наличие у каждого из нас одной и той же проблемы: новые, особо хитрые и приспособленные, порождения, которые заполонили окрестные блоки от Великого Канала до Синих Коридоров. Они рвут и мечут нас как бешеные бетоноеды. Люди Сектора! Мы стоим у обрыва. Проверенные способы исчерпали себя, и мы обратились к вам. Но вы не сотрудничаете, не пытаетесь сплотиться, только скулите: «почему появились эти твари?». Было время, когда наши блоки работали вместе, тот случай учёные называют «Сопряжением блоков». Тогда в наш сектор проникла чума, которая косила всех не смотря на фракцию и чины. Но мы отбились от неё, не стали её очередной жертвой. Пришло время вновь сплотиться, час сплочения, час союза, ночь граблей и кинжала.

Столь проникновенная речь увела слушателей в транс, отчего те смотрели на, самого ушедшего в транс Василия Анджеевича, как бетоноеды на Арахну. И главное его речь дошла таки через, столь разные, сердца в мозг и начала порождать пессимистичные картины будущего без единения. Первым снова же заговорил Князь Бетоноворотчиков:

-Что же вы тогда предлагаете? Как я и угадал: соединение армий? - продолжил язвить он

-Да я с этими…-снова начал задыхаться в проклятиях Кардинал, но Директор не дал ему продолжить.

-Нет, это по сравнению даже с сегодняшним событием невозможно, об этом нет смысла и думать. Но я о другом союзе - союзе технологий, знаний и ресурсов. Собрав вместе эти аспекты мы сможем вывести идеального охотника на порождений, который будет обучен и специально создан лишь для этой задачи.

-Вы хотите благодаря нам создать армию генномодифицированных уродов, которую потом по воле вашей партии поведут на нас? Уж лучше вы предложили бы соединить армии.

-А что же ваша хваленная партийная наука? Не нашла решений? -подал голос чистого любопытства Рафаил- Неужто ваш НИИ так и не смог найти очередное оружие?

-Наша Партия и наука всегда шли впереди всего Хруща - отчеканил вызубренный лозунг Директор- Но экстраординарные случаи требуют экстраординарных решений, а наш случай именно такой.

-Так мои догадки верны? - поперёк диалога вновь вступил Его Бетонейшество- Вы таки хотите создать армию благодаря нашим ресурсам? Если это так, а это видимо так, я бетонирую руки.

-Да!-хриплым голосом старой арахны очнулся Кардинал- Что может значить как не попытка использовать нас еретиками как расходных жертв на ритуале?! Чернобог меня побери, что бы я хоть пальцем шевельнул ради вашего треклятого коммунизма!

И вновь Василию Анджеевичу на спасение пришла заветная папка, но уже не как тупой предмет для привлечения внимания.

-Вот доказательства моих чистых намерений! Они здесь! Мы циклами пытались вывести патогены, вирусы, синтезировать газы, сконструировать броню и роботов, что бы самим решить эту проблему! Но не решили. И поэтому у нас осталось 2 пути: погибнуть всем от растущего количества тварей или же создать ту самую армию, но над которой не будет властен никто из сегодняшних представителей!- Выпалил Директор, страшась собственных слов, ведь совсем не этого желал ГенСек, ибо его мотивы были уже с первых слов раскрыты Князем Бетоноедов. Но Василий Миров не был ярым милитаристом, годы науки вывели из него человеческую алчность власти, которая в этих суровых, бетонных стенах так зыбка, как и сама человеческая жизнь. А ради этого проекта он был готов и жизнь закончить в ликвидаторских застенках.

-Ну если так…-Попыхивая трубкой стал расхаживать по кабинету Князь- Что же вам конкретно нужно?

В серых глаза на лице, измазанном бетонной крошкой, Директор тогда увидел не просто понимание, искренний огонёк коллеги исследователя, что почувствовал давно отложенную возможность создать что-то совершенно новое, ведь Бетоноворотчики в первую очередь вышли из учёных и гонимыми учёными и пополняются…

-Даа! Если мы и вправду согласимся вам помочь, что вам нужно? - вновь проскрипел Кардинал - только не думайте, что я поверю в ваше голословное обещание! Если граница моей паствы сдвинется хоть на метр, все наши знания, которые мы можем вам передать, мы заберём обратно вместе с вашими головами! -и старческий голос обрёл необычайную, хтоническую силу.

-Соглашусь, мы бы желали, что бы и наш небольшой гарнизон присутствовал где нибудь рядом, иначе мы сметём вас…- на последних словах сияющий свет добра померк на миг, сменившись багровыми оттенками, а после стал прежним.

-Д-друзья, товарищи, я ручаюсь лично, что так и будет! ГенСек поддержит это решение, лишь бы проект двинулся с места!- Директору приходилось так отъявленно врать лишь ещё один раз, немногим позже. - Теперь же, я хочу рассказать вам вкратце детали плана, а после каждому его полный вариант. Так вот, для начала…

-Я немного увлёкся думами, и забыл предупредить также от нашего имени - в который раз вечер перебил Князь - Я не потребую от вас квартир для нашего гарнизона или пообещаю вечных проклятий на понос - язвительно он посмотрел на Патриарха и Кардинала соответственно- Но поверьте мне, обман будет вам стоит куда дороже, чем вы можете себе представить… -тембр или взгляд Его Бетонейшества нисколько не изменился, правда дым из его трубки приобрёл чуть фиолетовый оттенок… Но после того, как все пообещали вечных крах и страшных мук тому, который их уже обеспечил себе своим ветреным обещанием, совет продолжился.

-Так, да, конечно, конечно…-Директора явно выбили из колеи обещанными казнями - Чтож, начнём с того, что нам больше не так нужны ваши материальные ресурсы, нежели знания, которыми вы обладаете. Потому что именно отсутствие этих знаний не дало нам единолично осуществить этот проект. В первую это касается вас, Рафаил. Первая проблема, которая у нас возникла на этапе создания опытных «образцов», это проблема выживаемости подопытных. Лишь каждый десятый переживал мутации, но лишь физически, психически не выжил никто. Все присутствующие наслышаны о невозможной стойкости и силе ваших бойцов. Возможно ли нам получить от вас устройство, которое ликвидаторы в массе находили разбитыми в тех местах, где вы базировались, исправно работающее? И конечно инструкцию к нему.

-Вы требуете от нас священный стол Гюнтера?… -и вновь свет побагровел- Если вы могли представить, что… - на этом моменте Патриарх осёкся, и свет вновь побелел - А впрочем, мы можем дать вам один, но с одним зароком: вы никогда не будете пытаться вскрыть его и понять как он работает, на случай вашего бесчестия он будет заминирован.

-Да, да конечно - сколько ещё угроз свалится на его седую голову за сегодня?- главное дайте бумаги к нему, как им управлять, не более, мы не требуем технологии производства, только сам аппарат.

-Чтоо!? Вы просите их еретические технологии вместо наших ниспосланных самим Чернобогом священных знаний? Это возмутительно! Наши воины куда сильнее их вылизанных пидаров! - Кардинал закипал от давней ненависти к Чистым и такому оскорблению их возможностей.

-Нет нет, я не спорю о силе ваших технологий, но при ваших ритуалах нужны человеческие жертвоприношения, а у нас такое… Трудно исполнимо. - пытался оправдаться Василий Анджеевич - Тем более мы и так хотели попросить вас о ваших менее кровавых знаниях: Нам точно известно, что ваши бойцы используют, зачарованное через ритуалы, оружие, которое наносит повышенный вред любым существам, в том числе и порождением Самосбора. А также не раз в бою мы видели ваши техники невероятные техники использования мгновенным проклятий, которые могли выкосить за секунду несколько человек - только подобная неприкрытая лесть могла увести думы разгневанного Чернобожника от очередного спора - и мы бы хотели, что бы наши будущие воины шли в битву с порождениями вооружившись заговорённым оружием и с знанием вашими могущественными чарами!

Даже под рванным противогазом видно, как Кардинал млеет от килотонн лести, которые ему отправил Директор, отчего он ожидаемо поплыл.

-Чтож - впервые за вечер мягко проскрипел Чернобожник - тогда мы окажем вам такую честь и передадим некоторые копии фолиантов для обучения этой армии. Но при одном условии - вернулся слухорезательный скрип - священные писания не должны покидать этих стен! Иначе…

-Помню, помню, не жить нам - Директору по горло хватило сам разномастных угроз за сегодня.

-А меня вы пригласили для компании? Технологии генных мутаций есть, черножопное оружие этих безголовых культистов есть, а Бетоноворотчики вам уже не нужны? Так? - Исследовательский огонёк в глазах стал пожаром негодование от ускользающей возможности.

-Ни в коем случае, Ваше Бетонейшество, ваши величайшие технологии нам также нужны, а именно я про…

-Оставьте уже вашу лесть, у меня ещё есть голова на плечах, а не гниющий прыщ - Князь однозначно взглянул на Кардинала и многозначительно на Директора.

-Если по делу: Хрущ необозримо велик, даже наш сектор пройти по периметру займёт не один цикл. Что бы наши воины могли эффективно исполнять свои обязанности им нужны ваши знания мгновенного перемещения.

-Это уже стоит обсуждения. У нас есть то, что решит эту задачу, но естественно без обучения наших техникам, этого Вам, мы не можем допустить - Князь обвёл взглядом всех присутствующих - Но есть прибор, который в связке с Бетоноедом позволит даже несведущему перемещаться через мириады блоков…

-Бетоноеда? Но как? -мало кто мог представить использование бетоноедов в качестве ездового животного.

-Опять же таки, поможет наш прибор и некоторые техники… Мы также пришлём вам несколько инструкций, которые также не должны покинуть эти стены, думаю, вы и так этого понимаете?

Директор это так и понимал. Он ликовал от достигнутого им результата, жаль, что ему возможно не долго оставалось радоваться, ибо разговор с Ген.Секом неминуемо ждёт своего часа.

-Что же, тогда совет можно считать закрытым, мы очень будем ждать всего обещанного, лично от себя и имени Ген.Сека обещаю выполнения всех обязательств. Возможно ли доставить все, о чём мы говорили в течение ближайших семисменков?

-Даа, сразу по возвращению я распоряжусь о копировании фолиантов - Будто бы за Кардинала говорили суставы, что скрипели тем же тоном, которым он говорил.

-Могу пообещать аналогичное - Патриарх не переставал сиять - и отправлюсь я немедленно - с этими словами он важно поплыл из кабинета опережая хромающего Чернобожника

-Инструкции будут утром, честь имею. -Сказал Князь и был таков, растворившись в луже бетона под собой.

Мысли Директора бурей носились в черепной коробке, пока он нервно шёл в свой кабинет. Гостей не нужно было провожать, они этого и не требовали, а отчитаться нужно было срочно, ведь был ещё малейший шанс выжить, пока вести от соглядатаев не дошли до чутких ушей Ген.Сека. Василий Анджеевич судорожно взял трубку, на которую тотчас позвонили.

-Вы не много на себя взяли? -суровый, но ровный голос раздался из трубки, прежде чем её поднесли к уху.

-Т-товарищ Ген.Сек, я мог все объяснить.

-За вами уже выехал Ликвидаторский лифт, можете всё объяснить ему.

-Н-но послушайте, я всего лишь…

-Новый Директор с ними, передайте ему все дела

-Но я же выполнил поставленную задачу! -в панике прокричал уже бывший Директор - Мы начнём создание сверх человека для ликвидации особых порождений

-Не выполнили.- с того конца провода раздались лишь глухие гудки, а из коридора гулкие шаги.

Василий Миров, сколько бы не пытался, не был готов к смерти в ликвидаторских застенках, но и поделать ничего не мог. Никто ему уже более не подчинялся, и скорее всего передут следователям его свои же бойцы из охраны НИИ, а то и вовсе лаборанты.

Дверь открылась от удара ликвидаторской ноги.

Показать полностью
21

Тени старого дома

Владимир Волдан.

Тени старого дома. Часть 1.

Поздний вечер снова укутал Париж мягким полумраком. Я люблю это время — время, когда деловая суета, наконец, покидает город, а на узких улочках района Рю де Сэн появляются влюблённые парочки, неспешно прогуливающиеся в пастельном свете уличных фонарей. Город живёт своей особенной вечерней жизнью: где-то вдалеке с открытых веранд кафе звучит музыка, изредка слышится шум проезжающих авто, а в воздухе витает аромат свежеиспеченного хлеба из ближайшей булочной.

Как приятно возвращаться домой. Тяжёлый день позади, и уже не надо куда-то спешить, кому-то что-то доказывать. А дома ждет мягкое кресло, мольберт с еще незаконченной картиной «Осень на Монмартре» и бокал хорошего вина. Надо признать, что в последнее время наш «любимый» патрон, а по совместительству владелец фирмы «Ателье Люмьер» - Люсьен Монфор, изрядно загонял нас, требуя скорейшего выполнения заказов. Я неплохой реставратор картин и не понаслышке знаю, что эта работа не любит спешки, все же приходиться выкладываться, ведь чеки за хороший ужин, приличный костюм и счета за квартиру сами себя не оплатят. Люсьен видит мои старания, и, похоже, по-дружески расположен ко мне. Однако наши отношения никогда не скатываются на уровень панибратства, и  я ценю это.

***

К моему изумлению, в прихожей меня встречает Ингрид, рослая девушка со скандинавской внешностью. Вот уже три года как Ингрид подрабатывает у меня приходящей служанкой. Предложенные обязанности не обременяют ее, всего то и надо раз в неделю прибрать комнаты, да ежедневно готовить завтраки, подавая их к столу вместе со свежей прессой. Должен признать, я имею обыкновение за чашечкой утреннего кофе погружаться в чтение газет, превращая этот процесс в своего рода ежедневный ритуал. Тем удивительней было встретить ее здесь в столь поздний час.

— Ходила в магазин, — немного смущаясь, поясняет девушка, — вот и решила пополнить холодильник заодно и вам.

Весьма противоречивое заявление, учитывая характер служанки . Ингрид, которой, практичность и экономность могли бы поставить памятник, Ингрид, которая не забывала ничего и никогда, Ингрид, живущая по тщательно составленному распорядку, вдруг отправилась в ночной магазин, где цены вдвое выше обычных. А впрочем… К черту загадки, я слишком устал.

— Спасибо, что бы я без тебя делал, — отделываюсь дежурной фразой.

— Раз уж я здесь, может что-нибудь приготовить на скорую руку? — заметив мое измученное состояние, озаботилась девушка.

— Нет, только спать, спать и еще раз спать.

— Тогда, глоток вина. Оно придаст вам немного сил и позволит дотянуть до кровати.

— Вина? Пожалуй.

Валюсь на ближайшее кресло.

Уверенными, отточенными движениями Ингрид наливает бокал и подает мне.

— Раз я вам больше не нужна… пойду. Действительно поздно.

— Доброй ночи, Ингрид, — отвечаю я, провожая девушку взглядом.

Прежде чем уйти, Ингрид оглядывает комнату. Её глаза мгновенно замечают малейшие отклонения от идеального порядка. Одним плавным движением она поправляет салфетку на столе, выравнивая ее края с математической точностью. Придвигает стулья к столу так, чтобы расстояние между ними было одинаковым. Проверяет, ровно ли стоят столовые приборы в буфете, и слегка корректирует их положение.

— Доброй ночи, месье, — произносит она, наконец удовлетворенная своим осмотром.

После её ухода усталость наваливается с новой силой. Уже в спальне бросаю взгляд на мольберт у окна. Там моя последняя работа — картина «Осень на Монмартре». Золотистые тона осени, запечатленные на холсте, словно хранят еще тепло ушедшего лета. На мгновение задерживаюсь перед полотном, любуясь игрой света и тени, а затем отправляюсь спать.

Едва голова касается подушки, мгновенно погружаюсь в глубокий сон.

***

Шаг… еще… еще… Несмотря на усилия, тело едва движется, словно пробираясь сквозь густой кисель. Шаг… еще… От соприкосновения подошвы с булыжной мостовой рождается гулкий звук. Он дробиться, множиться, отражаясь от нависающих стен домов. Их окна пусты, как глаза мертвеца. Шаг…

— Кто я?

— Анри Де Шарон, — нечто отвечает мне.

— Где я?

— Город Порт-Вермильон. Так назвали его люди.

— Что я делаю здесь?

— Ты наследник, наследник, наследник…

Картинка меняется, теперь я закованный в доспехи рыцарь. В руках длинный меч и тяжелый щит. За моей спиной верные мне воины. Я не оборачиваюсь, но твердо знаю они там. Их мало, и нам не выстоять против несущейся навстречу обезумевшей толпы, толпы с единственным желанием – разорвать все, что встанет на ее пути. Плохо подогнанный горжет натирает шею, но это уже неважно. Нам не выстоять… Мы синхронно ударяем мечами о щиты и делаем шаг вперед.

Перед глазами новая сцена. Теперь я узник. Босая ступня ощущает под собой холод бездушного камня. Грязные обноски распространяют зловоние давно не мытого тела. Тяжелые кандалы натерли щиколотки, превратив их в сплошную кровоточащую рану. Я иду, едва переставляя ноги. Каждый шаг – боль. Вокруг беснующаяся толпа. Взгляд выхватывает отдельные перекошенные лица. Лица? Рыла, требующие зрелища.

—  Зачем я здесь?

— Вступить в права наследника.

Выхожу на площадь. Большой дом возвышается над ней черным обелиском. Толпа создала круг, освещаемый мерцанием факелов. В центре узнаваемый силуэт гильотины.

— Я не хочу, не хочу… — в отчаянии пытаюсь крикнуть, но из горла вырывается лишь сдавленный хрип.

— Ты должен вступить в права,  — раздается в голове все тот же бездушный голос.

***

Вступить в права наследства. Ну, конечно… Память, словно кинопленка откручивает назад кадры, перенося меня в Париж. Просторный кабинет, утопающий в роскоши. Тяжелые шторы приглушают свет, создавая полумрак, в котором поблескивают позолоченные детали интерьера. За внушительным письменным столом солидный мужчина средних лет. Его очки в массивной роговой оправе отбрасывают причудливые блики, а внимательный взгляд словно пронизывает насквозь. Он наблюдает за мной.

— Понимаете, сегодня я получил от нотариальной конторы «Notaires & Associés» приглашение, с просьбой явиться для оглашения завещания некого Виктора Яворского. Тут, должно быть, какая-то ошибка. Я совершенно не знаком с ним.

Человек устало снимает очки. Привычными жестами протирает и без того идеально чистые стёкла мягкой салфеткой.

— Месье Де Шарон,  меня зовут, Клод Голден, — начинает он тоном умудренного опытом наставника, объясняющего школяру очевидные вещи. — Я сижу в этом кресле уже десять лет. Как вы полагаете, смог бы я все это время проработать нотариусом, совершая подобные оплошности? Юриспруденции все равно, знали или не знали вы этого человека. Наши действия основываются лишь на юридических документах и законах Франции. В данном случае мы руководствуемся  последней волей усопшего, оформленной в строгом соответствии с правовыми нормами. 

С размеренностью пономаря он зачитывает текст, лежащего перед ним документа: — «Я, Виктор Яворский, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое недвижимое имущество Анри Де Шарону, а именно: дом в городе Порт-Вермильон и находящийся в его пригороде виноградник, в случае если тот явиться по месту нахождения данного имущества в течение суток после оглашения завещания, в противном случае прошу передать…».

— Похоже на какой-то бред.

— Согласен текст завещания не совсем обычный, но это все что мы имеем.

— А где находиться этот ваш Порт-Вермильон?

— В двух часах езды от Парижа, если добираться поездом. Кстати, к завещанию прилагается железнодорожный билет первого класса.

— Пожалуй, я все-таки откажусь.

— Месье, дом в центре города оценивается в полмиллиона франков.

— Но…

— Виноградники приносят около ста тысяч чистого дохода ежегодно.

— Вы дьявол-искуситель.

— Что вы, месье. Это просто моя работа.

***

Я снова на той же площади. Теперь она пуста. Доминирующее над ней черное здание по-прежнему невольно притягивает взгляд. Стою перед окованной железом дверью. Вместо звонка, тяжелое железное кольцо.

— Дон-дон-дон.

Стук в дверь разноситься коридорами старого дома, гулким эхом прокатывается по пустой площади. Шаркающие шаги, лязг запоров и открывшаяся в дверном проеме узкая щель. С той стороны взгляд внимательных глаз.

—  Я, Анри Де Шарон… — пытаюсь рассказать о цели своего визита.

— Конечно, конечно, давно вас ждем.

Дверь отворяется в немом приглашении.

— Поезд… Он опоздал. Кажется, случилась поломка на линии, — оправдываюсь за беспокойство в столь неурочное время.

Наконец, я могу рассмотреть собеседника. Глубокий старик в нелепой старомодной ливрее.  В руках зажженный подсвечник, едва разгоняющий мрак помещения.

— Не наговаривайте, обычно поезда к нам не опаздывают, — его густой, хриплый голос режет слух.

— Что? — не понял я смысла слов.

— Зовите меня Жаком, месье. Да, пожалуй, так будет лучше.  Я, своего рода, кастелян в этом доме. Ну, это если по-старому, теперь же - «ваш покорный слуга». Я покажу вам, как здесь все устроено.

Жак оказывается довольно разговорчивым типом.

— Ступайте за мной, месье.

Мы поднимаемся по скрипучей лестнице. Жак впереди, подсвечивая себе путь отблеском свечей. Мне достаются лишь крохи этого света, от того двигаюсь осторожно, ориентируясь лишь на сгорбленную спину старика. Наконец, подъем закончен. Взгляду открывается длинная галерея, стены которого увешаны картинами, чучелами зверей и старинным оружием.

— Мы ждали вас значительно раньше.

Старик остановился, пытаясь отдышаться, явно утомленный подъемом.

— Тут вышла такая история…

— Да, история … — невпопад вещает старик.

Жак  продолжает движение. Теперь мы ступаем по мягкому ковру галереи. Старик останавливается, подсвечивая картину на стене – портрет молодого человека в сверкающих серебром латах и  ясным взором.

— Шевалье де Гранвиль, — поясняет старик. — Первый меч Франции и родоначальник традиций нашего дома, растерзан  горожанами во время голодного бунта.

Совсем недавно я и сам видел мир его глазами, переживая последние минуты жизни.

— Думаю,  он был добрым малым, — не смогу удержаться от комментария.

Отблеск свечей играет на портрете и кажется, шевалье подмигивает мне. Вглядываюсь. Нет, просто игра света.

— А это,  — старик освещает уже другую картину, — Клод Маршал. Сам Ришелье позавидовал бы ему в искусстве хитрости и изворотливости в плетении политических интриг.  Обвинен в измене интересам Франции, и лишился головы на гильотине. Изможденный человек в грязном рубище, скованный по рукам и ногам тяжелыми цепями. Резкая фантомная боль пронзает ноги. От неожиданности спотыкаюсь, но Жак ловко подставляет руку, не давая упасть.

— Осторожно, месье. Мы почти пришли. 

В конце коридора действительно можно разглядеть закрытую дверь. Двигаемся дальше. Жак пользуется  возможностью остановиться у портретов, передохнуть,  рассказывая историю жизни бывших хозяев дома.

— Катрин Монвуазен, по слухам была любовницей самого Людовика XIV, арестована по распоряжению «Огненной палаты» и сожжена на костре инквизиции за проведение черных месс и изготовление ядов.

— А это выдающаяся личность - Брат Жак-Луи де ла Крус прозванный «Кровавым судьей». Вот про кого без преувеличения можно сказать, что человек работал с огоньком. Сжег на своем коротком веку столько ведьм, что приостановил на несколько лет естественный прирост населения нашего округа. Скончался при весьма загадочных обстоятельствах.

Вереницы лиц, безмолвно взирают на нас с портретов, сливаясь в один мистический хоровод теней, застывших во времени. Вот и последний.

— Виктор Яворский – великий художник  — бормочет старик.

Картина мужчины в тюремной робе, длинными спутанными волосами и безумным взглядом. Так вот он какой, Яворский.

— Признаться, такой художник мне не знаком, хотя я и стараюсь следить за миром искусства.

—  Неудивительно. За десять лет проведенных в тюрьме он написал все одну картину – «Всадник на белом коне». Я вижу скепсис на вашем лице, месье. Но поверьте, иногда достаточно всего одной картины. Сделав последний мазок кистью, он умер, отдав холсту последние жизненные силы. Говорят, что если долго смотреть на его творение, человек может открыть в себе талант художника.

— Интересно было бы взглянуть на это произведение.

— Нет ничего проще месье. Вот оно.

Жак освещает самый темный угол галереи. Там действительно висит картина, не замеченная мной сразу. Огромный белый конь, вставший на дыбы, изображен на фоне равнины покрытой густым туманом, сквозь хлопья которого просвечивают человеческие кости, черепа и обломки оружия. Работа поражала своей реалистичностью: казалось, ещё мгновение - и конь  оживет, сорвется с места и умчится прочь. Я задержал дыхание, любуясь произведением искусства. В этом образе было что-то завораживающее, мистическое, словно картина хранила в себе какую-то особенную тайну.

— Позвольте, а где же сам всадник?

— Неизвестно, месье. Утверждают, что он был изображен на картине, но со смертью художника бесследно исчез с полотна. Кстати говоря, Виктор — ваш кузен, если я не путаю родственные связи.

***

«Кузен» - последнее слово послужило крючком, на который смогла, наконец, опереться память. Вспоминаю телефонный разговор месячной давности.

— Анри, мальчик мой, мы с папой волнуемся за тебя. Ты не пришёл в пятницу на семейный ужин, как обещал.

— Прости, немного приболел.

— Ты слишком много работаешь. Этот твой Монфор совсем загонял тебя. Тебе давно следовало бросить работать на этого сомнительного типа и открыть свою мастерскую, — почему-то, маман не жаловала моего патрона и, обычно, не упускала случая высказаться в его адрес.

— Ах, Анри, у нас в семье такое несчастие - умер твой кузен Вики, — продолжила она без паузы.

— Кто? — переспросил я, совершенно сбитый с толку неожиданным поворотом разговора.

— Ты должен его помнить. В детстве ты видел его, когда мы гостили у моей сестры. Хотя нет, тебе было тогда всего пять лет.  Если бы ты знал, каким очаровательным малышом он рос!

— Что с ним случилось?

— Мы не знаем подробностей. Папе пришло письмо из тюрьмы с предложением забрать тело. После смерти сестры у бедняги Вики не осталось никого на всём белом свете. 

— Так у нас что, похороны?

— Нет, папа отказался.  В конце концов, мы не настолько близкие родственники. К тому же он заключенный, а это может плохо сказаться на репутации. Папа лишь выслал чек начальнику тюрьмы на организацию достойных похорон.

— Ты никогда не говорила мне, что в нашей семье есть преступники.

— О-о-о, это случилось много лет назад. Ты был совсем еще маленьким. Вики работал тогда в местечке Порт-Вермильон, занимаясь оценкой антиквариата. На деле, он собирал по предместью старую рухлядь, реставрировал ее и продавал втридорога. И вот нам с папой сообщают, что Вики арестован. Ты не представляешь, какой это был ужас.

— За что же арестовали нашего кузена?

— Жестокое убийство некой мадам, кажется одной из его клиенток. У Вики нашли вещи убитой. Но я уверена, что твой кузен невиновен.

— Полагаю, у тебя есть основания так думать?

— Накануне Вики прислал фотографию. На ней он и его невеста, мы иногда переписывались с ним. Он рассказывал, что собирается жениться, строил планы. Какие уж тут убийства?

— Не слишком веские доказательства.

— Вот и полиция думала так же. Вики был обвинен и брошен за решетку тюрьмы Санте. Десять долгих лет он провел в ее сырых казематах.

— Месье, месье, — голос Жака прорвался сквозь пелену воспоминаний, возвращая в реальность. — Ваши комнаты давно готовы.

Старик распахивает передо мной тяжелую дверь, отступая в сторону.

— Во сколько завтра подъем? — задаю вопрос, перешагивая порог.

Но нога не найдя опоры проваливается вниз. Падая в темноту, слышу последние слова Жака:

— Это как получиться, месье.

***

Я падал. Причём это было какое-то странное падение. Ни свиста в ушах, ни перепада давления, ни ветра в лицо — ничего из того, что ожидаешь от процесса свободного полета.  Но движение определённо ощущалось. Меня крутило, как лист, подхваченный вихрем, поскольку стена, вдоль которой я перемещался, то появлялась перед лицом, то исчезала вновь, чтобы появиться опять.

Я прикрыл глаза, пытаясь избавиться от головокружительного мельтешения. Удивительно, но на абсурдность происходящего организм реагировал довольно спокойно: сердце не замирало от страха, не стучало в рёбра, а прожитая жизнь особо не торопилась пронестись перед глазами.

***

Трудно сказать, сколько это продолжалось. Но вот я почувствовал лёгкий толчок и ощутил себя лежащим в горизонтальном положении на твердой поверхности. Открыв правый глаз, я увидел отполированный до блеска мужской ботинок возле своего лица. Левый глаз дополнил информацию, что ботинка всё же два. Вверх тянулись идеально отутюженные брюки, безупречно сидящий пиджак, из рукава которого выглядывала рука с зажатым в ней пистолетом.

Человека я узнал сразу.

— Монфор! — с облегчением воскликнул я, пытаясь встать.

Но в спину неожиданно уперлось дуло пистолета.

— Лежать. Не двигаться, — приказал жёсткий голос моего патрона.

Все же приподнимаю голову, чтобы осмотреться, и тут же получаю сокрушительный удар по затылку. Тело вновь безвольно растекается по полу. Однако мгновения хватило, чтобы понять — я в гостиной Монфора. Я много раз бывал здесь в гостях, и все казалось знакомым…  Но было что-то, что не вписывается в картину привычного интерьера. 

— Остановись, — кричу я, почувствовав, что Монфор вот-вот готов нанести новый удар и его не последовало. С трудом переворачиваюсь на спину. Все-таки здорово патрон саданул мне по голове. Зрение никак не может сфокусироваться на окружающих предметах.

В расплывчатом свете вижу, как Люсьен наклоняется надо мной, жестко хватает за волосы, приставляя дуло пистолета к моему виску.

— Извини, лично к тебе никаких претензий. Хочешь что-нибудь сказать напоследок? — чудовищные слова, произнесенные будничным тоном, невольно вызывают холодок ужаса появившегося в районе солнечного сплетения.

Взгляд, цепляется за картину, висящую над камином.  Раньше ее здесь не было. Рыцарь в серебряных доспехах благосклонно взирает на меня. Я видел ее в галерее «Странного дома», так про себя стал называть особняк, в который судьба невероятным образом забросила меня. 

Мгновенье - и ракурс зрения меняет свое положение. Теперь я вижу всю комнату как бы сверху. Вижу Монфора, склонившегося над телом.  В моих руках меч и щит. Ощущаю рядом плечо человека. Шевалье де Гранвиль – первый меч королевства Франции. Господи, я что, в картине?

— Мессир, не пора ли кое-кому надрать задницу? — подмигивает он мне. В глазах шевалье плещется огонек какого-то дьявольского азарта. Синхронно ударяя мечами о щиты, мы делаем шаг вперед.

***

Ошеломленный,  я застыл  над распростертым на полу телом, под которым медленно расползалась бордовая лужа. Еще недавно это был мой патрон Люсье Монфор.

— Шевалье, не думал, что выражение «надрать задницу» может принимать такие жесткие формы — произнес я, не в силах еще до конца осознать произошедшее.

— Де Шарон, соберись. Оставлять за спиной живых врагов - плохая примета, холодно отвечает Де Гранвиль.

От жестких слов шевалье мне становиться не по себе.

Внезапно голос его меняется, переходя на фальцет.

— Месье, месье… С вами все в порядке?

Мигаю от неожиданности. Когда глаза снова открываются, вижу склонившееся надо мной озабоченное женское лицо.

— Ингрид?

— Вы кричали во сне.

— Кричал? — переспрашиваю, пытаясь прийти в себя.

С трудом, приподнимаюсь на локтях, осматривая комнату. Смятые простыни, подушка, валяющаяся посреди комнаты… Всё остальное кажется привычным. Я в своей спальне. Знакомая обстановка постепенно успокаивает взвинченные нервы. Господи, это же был сон, ужасный сон. Осознание этого словно сбросило тяжкий груз с плеч, но вместо него тело наполняется слабостью, а в голове пульсирует нестерпимая боль.

— Ничего страшного. Всего лишь кошмар. Ингрид, у нас есть что-нибудь от головы?

— Гильотина, месье.

— Что?!

— Простите, глупая шутка. Вы плохо выглядите, лучше останьтесь сегодня в постели. Я схожу в аптеку.

Девушка наклоняется, поднимает с пола подушку и заботливо укладывает мне в изголовье.

— Если что, ваш завтрак на столе, — добавляет она, направляясь к выходу.

Я откинулся на вновь обретенную подушку, пытаясь собраться с мыслями. Может, действительно провести сегодняшний день дома? Мысль казалась разумной, но стоило закрыть глаза, как чувство тревоги поднимается из глубин моего подсознания. Её происхождение необъяснимо, но именно это делает страх еще более гнетущим. Тревога разрасталась, заполняя каждую клеточку разума, настойчиво требуя действий. Игнорировать этот посыл становиться невозможно. 

С  трудом поднявшись  с постели, я спустился к завтраку. Стол сервирован как обычно: на нём красовалась тарелка с золотистыми тостами, щедро намазанными сливочным маслом и клубничным джемом, небольшая тарелочка с воздушным омлетом, источавшим аппетитный аромат, а кофейная чашка терпеливо ожидающая своего наполнения. На краю стола, как завершающий штрих утреннего натюрморта,  аккуратная стопка свежих газет.

Их присутствие казалось обыденным, но именно они заставили меня застыть в оцепенении. На первой полосе значилась дата — десятое октября…  Еще секунду назад я был абсолютно уверен, что вчера  лег спать восьмого… да, несомненно, восьмого числа. А значит, сегодняшнее число должно быть девятым. Но реальность опровергает этот, казалось бы, безупречный вывод.  Лихорадочно перебрав все газеты, убеждаюсь, что на каждой стоит та же дата.

В этом состоянии застала меня Ингрид, вернувшаяся из аптеки.

— Я принесла лекарство, — сообщает она, выкладывая покупки на стол. — С вами все в порядке?

— Ингрид, — я постарался говорить как можно спокойнее, — скажи, какое сегодня число?

— Десятое октября, месье, — ответила она, не понимая моего беспокойства.

Холодный пот выступил у меня на лбу.

— Ингрид, — я с трудом подбираю слова, — ты не заметила вчера чего-нибудь необычного?

— Месье, всё было как всегда, — отвечает она, удивлённо глядя на меня. — Вы позавтракали и отправились на работу.

Ужас сковал мое сердце. Ладно бы я провалялся в постели в бреду — это ещё, куда ни шло. В наше время подцепить какой-нибудь вирус - норма. Но нет, оказывается, я вел довольно активный образ жизни! Нехорошие предчувствия зашевелились в душе с новой силой. Но может быть, я просто себя накручиваю. Ведь ничего страшного пока не случилось, – пробую я успокоить самого себя. Но в душе понимаю – случилось.

Показать полностью
110

Вне зоны покрытия

Промозглый ноябрьский ветер гонял мокрые листья по пустынному перрону станции. Алексей поёжился, плотнее запахивая куртку, и в который раз проверил телефон. Ни одного деления связи. Электричка опаздывала уже на сорок минут, а табло с расписанием мигало предательски чёрным экраном. Старое здание вокзала, похожее на покосившийся скворечник, выглядело необитаемым, хотя внутри должна была находиться кассирша — по крайней мере, так обещал сайт РЖД.

Алексей тяжело вздохнул, сгребая отросшие каштановые волосы под шапку. День не задался с самого начала. Командировка в эту глушь казалась плохой идеей ещё в Москве, но шеф настоял — клиент готов был подписать контракт на крупную сумму, и Алексей, как лучший менеджер компании, просто обязан был лично закрыть сделку. Вот только никто не предупредил, что здесь такая дыра, что даже мобильная связь работает через пень-колоду.

«Чёртова станция, чёртов ноябрь, чёртова работа,» — мысленно ругался Алексей, направляясь к вокзальному зданию.

За мутным стеклом кассы дремала пожилая женщина, укутанная в серую шаль. Услышав скрип двери, она медленно открыла глаза и уставилась на Алексея так, будто он разбудил её посреди зимней спячки.

— Добрый вечер, — начал он вежливо,— Подскажите, пожалуйста, когда будет электричка до Москвы?

Кассирша медленно моргнула. Морщинистое лицо с крючковатым носом придавало ей сходство с Бабой-Ягой.

— Нету электрички, — прошамкала она наконец, разглядывая Алексея с нескрываемым любопытством.

— Как нету? В расписании стояла на 18:40.

— А-а-а, — протянула старуха. — Та отменилась. Авария на путях где-то. Теперь только завтра утром.

Внутри Алексея медленно поднималась волна гнева. Мало того, что пришлось мотаться в эту глушь на попутках после встречи, так теперь ещё и застрять тут на ночь?

— И что мне делать? Здесь есть гостиница? Такси? Что-нибудь?

— Гостиницы нету. Можешь в зале ожидания переночевать, — она указала скрюченным пальцем на деревянную скамью у стены. — Или до Василькова дойти, там автобус до райцентра идёт. Правда, последний уже ушёл… А такси сюда не ездят, дорога плохая.

— А до Василькова далеко?

— Километров пять по шоссе. Только лучше тебе не ходить, — старуха понизила голос до хриплого шёпота. — Темнеет рано, а дорога через лес.

Алексей хмыкнул. Бабка явно пыталась его напугать, как детей страшилками про серого волка. Пять километров — это час быстрым шагом, не больше. А там наверняка найдётся какое-нибудь кафе или забегаловка, где можно скоротать время и подзарядить севший телефон.

— Спасибо за информацию, — сухо поблагодарил он и направился к выходу.

— Парень, — окликнула его кассирша. — Если пойдёшь, с дороги не сворачивай. И если что увидишь или услышишь — не оглядывайся.

Алексей не удостоил её ответом. В свои тридцать два он был достаточно взрослым, чтобы не верить в бабкины сказки.

***

Первые полкилометра прошли спокойно. Алексей бодро шагал по обочине, погружённый в своих мыслях. Небо постепенно темнело, и он включил фонарик на телефоне, чтобы лучше видеть дорогу. Батарея показывала 27%, но он рассчитывал, что этого хватит до Василькова.

Когда деревья сомкнулись над шоссе тёмным сводом, Алексей невольно ускорил шаг. Не то чтобы он боялся темноты, просто в городе никогда не бывает по-настоящему темно. А здесь, за пределами станционных огней, тьма словно обретала объём и вес, давила на плечи, заползала за воротник промокшей от моросящего дождя куртки.

Шорох шин по мокрому асфальту заставил его обернуться. Фары приближающегося автомобиля показались спасительным маяком. Алексей вытянул руку, голосуя, в надежде, что водитель подбросит его до ближайшего населённого пункта.

Старенький «Жигули» притормозил, и Алексей с облегчением рванул к машине. За рулём сидел мужчина лет пятидесяти с бородой и в кепке.

— До Василькова подбросите? — спросил Алексей, наклоняясь к окну.

Водитель смерил его оценивающим взглядом.

— Садись, — кивнул он наконец, толкая дверь.

Алексей пристегнулся и с благодарностью посмотрел на водителя.

— Спасибо огромное. Я бы заплатил, но налички нет, если только…

— Не надо денег, — перебил мужчина, трогаясь с места. — Не местный, что ли?

— Командировочный из Москвы. Электричку отменили, вот и застрял.

Водитель хмыкнул, не отрывая взгляда от дороги.

— И куда теперь?

— Думаю в Василькове переночевать, а утром на автобусе до райцентра, а оттуда уже в Москву.

— В Василькове? — мужчина покосился на Алексея с каким-то странным выражением. — Ну-ну.

Они ехали молча. Алексей пытался разглядеть деревья за окном, но видел только своё отражение на фоне чернильной темноты. Дворники мерно постукивали, сметая капли с лобового стекла. Единственным звуком в салоне было приглушённое бормотание радио, настроенного на какую-то местную станцию с помехами.

— …повторяем предупреждение для жителей района… оставайтесь дома… не выходите… дороги… опасно… — прорывались сквозь шум отдельные фразы.

— Что там случилось? — спросил Алексей, кивая на радио.

Водитель пожал плечами.

— Да кто их знает. Вечно о чём-то предупреждают. То волки к деревням подходят, то медведь-шатун объявился. А по мне, так люди страшнее зверей бывают.

Алексей улыбнулся. В этом была своя правда.

Машина замедлилась, и Алексей с удивлением увидел, что они съезжают на грунтовую дорогу.

— Это не в Васильково, — насторожился он.

— Короткий путь, — отрезал водитель. — По шоссе крюк в шесть километров.

Алексей напрягся и незаметно нащупал в кармане складной нож, который всегда носил с собой. Машина дёрнулась на ухабе, и Алексей ударился головой о потолок.

— Осторожнее! — вырвалось у него.

— Дорога хреновая, — равнодушно заметил водитель.

Теперь они ехали между стеной леса и каким-то заброшенным полем. Ни фонарей, ни указателей, ни других машин. Телефон Алексея показывал отсутствие сети.

— Останови, — вдруг сказал он. — Я выйду здесь.

Водитель медленно повернул голову, и Алексей впервые заметил, какие у него странные, почти бесцветные глаза.

— Уверен?

— Да. Останови машину.

К его удивлению, мужчина послушно затормозил. Алексей поспешно отстегнул ремень и выскочил на дорогу, захлопнув за собой дверь. Холодный дождь хлестнул по лицу.

Колымага стояла с работающим двигателем, и водитель смотрел на Алексея через окно.

— Зря ты так, — сказал он. — Тут до Василькова ещё километра три. А ночью в лесу… разное бывает.

Алексей отступил на шаг, крепче сжимая нож в кармане.

— Я справлюсь.

Мужчина покачал головой, но ничего не сказал. Машина дёрнулась и медленно поехала дальше, оставляя Алексея один на один с темнотой и дождём.

Когда красные габаритные огни скрылись за поворотом, Алексей выругался. Возможно, он всё же поступил глупо. Что если этот тип говорил правду насчёт короткой дороги? Теперь придётся идти пешком под дождём по размокшей грунтовке. Он включил фонарик на телефоне. Батарея показывала 19%. Хватит, если идти быстро. Главное — не сворачивать с дороги

Алексей зашагал вперёд, стараясь держаться середины дороги, где грязи было меньше. По обеим сторонам темнели деревья, их мокрые ветви шумели под порывами ветра. Несколько раз ему казалось, что он слышит треск веток в стороне от дороги, но, посветив фонариком, он ничего не обнаружил.

Через час ходьбы он вымок до нитки, а нормального асфальта так и не появилось. Что ещё хуже, грунтовка начала петлять между деревьями, сужаясь до тропинки. Алексей остановился, озираясь. Не мог же он сбиться с пути? Дорога была одна, без развилок.

Телефон показывал 7% заряда. Алексей выключил фонарик, пытаясь сэкономить батарею, и сразу же пожалел об этом. Темнота сгустилась вокруг него, плотная и вязкая. Дождь усиливался, превращаясь в настоящий ливень.

Ему показалось, или впереди мелькнул свет? Алексей прищурился, вглядываясь в темноту. Да, определённо — там, метрах в трёхстах, что-то светилось! Приободрённый, он ускорил шаг.

Через несколько минут показался деревянный дом, окружённый забором. В единственном окне горел тусклый свет. Никаких других строений поблизости не наблюдалось — это явно не было Васильково.

Алексей замер в нерешительности. С одной стороны, здесь можно укрыться от дождя и, возможно, зарядить телефон. С другой — после встречи с водителем «Жигули» он не горел желанием общаться с местными. Пока он раздумывал, дверь дома скрипнула, и на крыльцо вышел невысокий коренастый мужчина с фонарём в руке.

— Кто там? — крикнул он.

Алексей вздрогнул. Бежать было некуда, да и глупо.

— Добрый вечер, — отозвался он, делая шаг к свету. — Простите за беспокойство. Я заблудился, ищу дорогу на Васильково.

Мужчина направил фонарь ему в лицо, и Алексей инстинктивно прикрыл глаза рукой.

— Васильково? — хозяин дома хмыкнул. — Ты крепко заблудился, парень. Васильково в другой стороне, километров пять отсюда.

— Чёрт, — выдохнул Алексей. — Меня подвозил мужчина, сказал, что это короткий путь…

— На «Жигулях», что ли?

Алексей удивлённо кивнул.

— Знаю я его, — мужчина сплюнул. — Опять за своё взялся. Ладно, заходи, не стой под дождём. Переночуешь, а утром покажу дорогу.

Алексей помедлил. Выбора, впрочем, не было — телефон почти разрядился, дождь лил как из ведра, а до ближайшего населённого пункта, судя по всему, было не добраться.

— Спасибо, — он подошёл к крыльцу. — Я Алексей.

— Михалыч, — коротко представился хозяин, пропуская его в дом.

Внутри пахло дымом, варёной картошкой и псиной. В углу на продавленном диване дремала старая лайка, которая при виде гостя приподняла голову и глухо заворчала.

— Молчи, Найда, — прикрикнул на неё Михалыч. — Свой.

Убранство дома было спартанским: стол, пара стульев, старый буфет с посудой, печка, диван и сколоченная из досок кровать у стены. Над столом тускло горела единственная лампочка.

— Располагайся, — хозяин кивнул на стул. — Куртку повесь у печки, быстрее высохнет.

Алексей с благодарностью стянул мокрую куртку и пристроил её на верёвке возле печки.

— А телефон можно зарядить? — спросил он, показывая свой смартфон.

Михалыч покосился на устройство.

— Розетка там, у кровати. Только ток слабый, у нас тут генератор еле дышит.

Алексей нашёл старую розетку и воткнул в неё зарядку. На экране появился значок зарядки, но связи по-прежнему не было.

Михалыч поставил перед ним миску с дымящейся картошкой и кусок хлеба.

— Ешь. Чаю налью сейчас.

— Спасибо, — Алексей внезапно почувствовал зверский голод. — А где мы находимся? Это какая-то деревня?

Михалыч помрачнел.

— Была деревня. Кордон называлась. Только давно уже все разъехались, один я остался. Да ещё парочка таких же чудаков по соседству, в паре километров отсюда.

— Вы лесник?

— Был когда-то, — Михалыч налил себе и гостю чай из закопчённого чайника. — Теперь просто доживаю. Пасеку держу, грибы-ягоды собираю, продаю на большаке, когда погода позволяет.

Алексей украдкой разглядывал хозяина. На вид Михалычу было лет пятьдесят-шестьдесят, хотя определить точно было сложно из-за обветренного, загорелого лица. Руки у него были крупные, мозолистые, с въевшейся в кожу грязью. На правой руке не хватало двух пальцев.

— А что за человек меня подвозил? — спросил Алексей, отхлёбывая крепкий, пахнущий смородиновым листом чай.

Михалыч нахмурился.

— Витька Хромой. Бывший егерь. С головой у него не в порядке после того случая в лесу.

— Какого случая?

— Ты ешь, ешь, — Михалыч отмахнулся. — Дело давнее. Поговаривали, что он браконьерством промышлял, потом исчез на неделю. Нашли его в лесу без сознания, весь в крови. А когда очнулся — вроде как не в себе стал. То агрессивный, то плаксивый. А потом повадился людей заманивать.

Алексей замер с ложкой в руке.

— В каком смысле заманивать?

— Да вот как тебя. Подберёт на трассе, скажет, что знает короткую дорогу, а сам завезёт в глушь и высадит. Говорит, лесу нужны подношения.

Алексей поперхнулся.

— Подношения?

Михалыч пристально посмотрел на него.

— Ты не бойся, я тебя не обижу. Но лучше бы тебе до утра носа из дома не казать. Как рассветёт — провожу до шоссе.

— Почему? — Алексей отодвинул пустую миску. — Что здесь происходит?

Старик вздохнул, почесывая щетинистый подбородок.

— Лес здесь… необычный. Старый, дремучий. Раньше-то люди знали, как с ним жить, а теперь… — он махнул рукой. — Ты городской, не поймёшь. Просто поверь — ночью тут лучше по лесу не ходить.

Алексей едва удержался, чтобы не закатить глаза. Только суеверий ему не хватало.

— Где я могу лечь? — спросил наконец Алексей, не желая продолжить разговор, который начинал его раздражать.

— На диване. Найда потеснится, — Михалыч кивнул на собаку.

Алексей поблагодарил хозяина и осторожно подошёл к дивану. Лайка подняла голову, но рычать не стала, лишь недоверчиво обнюхала его руку.

— Умная она у вас, — заметил Алексей, поглаживая собаку по голове.

— Умнее многих людей, — проворчал Михалыч, доставая из шкафа старый плед. — Вот, укрывайся. А я ещё посижу, покурю.

Алексей устроился на диване, который оказался на удивление удобным. Найда свернулась в ногах, время от времени поднимая голову и прислушиваясь к звукам снаружи. Михалыч сел у окна, закурил самокрутку и молча смотрел в темноту.

Несмотря на усталость, спать не хотелось. Алексей лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к дождю, барабанившему по крыше, и к завываниям ветра за окном. Иногда ему казалось, что он слышит и другие звуки — то ли треск веток, то ли чьи-то шаги вокруг дома.

В какой-то момент Найда вдруг вскочила и залилась хриплым лаем.

— Тихо ты, — Михалыч бросил на неё встревоженный взгляд. — Не буди лихо.

Собака прижала уши и заскулила, но замолчала. Михалыч подошёл к окну и задёрнул занавеску, которая до этого была отодвинута.

— Что там? — спросил Алексей, приподнимаясь.

— Ничего, — слишком быстро ответил Михалыч. — Не смотри, спи.

Но теперь любопытство пересилило усталость. Алексей встал и подошёл к окну. Осторожно отодвинул край занавески.

Снаружи было темно, но в свете, падавшем из окна, он увидел нечто, от чего кровь застыла в жилах.

На краю поляны, там, где начинался лес, стояло нечто, похожее на человека, но то явно не было человеком. Существо медленно покачивалось из стороны в сторону, словно в каком-то жутком танце. А потом оно повернуло голову к окну, и Алексей увидел глаза — бледные, светящиеся во тьме.

Он быстро отпрянул от окна, испуганно глядя на Михалыча.

— Что это за хрень?! — выдохнул он.

Михалыч быстро задёрнул занавеску.

— Я же говорил — не смотри! — в его голосе слышалась паника. — Теперь оно тебя заметило.

— Кто заметил? Что это такое?

— Лесной хозяин, — Михалыч сплюнул. — Или как там его… Каждый по-своему называет.

— Это человек? — спросил Алексей.

— Было им когда-то, может быть, — Михалыч достал из-под стола двустволку и начал заряжать её. — Теперь уже нет.

— И что нам делать?

— Ждать до рассвета. Обычно оно не подходит к домам. Разве что…

Он не договорил, но Алексею и так всё было понятно. Разве что кто-то посмотрит на него и будет замечен.

— Этот Хромой… он специально людей подвозит, чтобы их заманить? — Алексей снял телефон с зарядки, в надежде что связь появилась, однако та по-прежнему отсутствовала.

— Думаю, да, — Михалыч закончил с ружьём и поставил его возле двери. — После той ночи в лесу он словно договор какой-то заключил. Сам цел остаётся, а других подставляет.

Что-то тяжёлое ударилось о стену дома. Найда забилась под диван, жалобно скуля.

— Не смотри в окна, — предупредил Михалыч, доставая из буфета бутылку мутной жидкости. — На вот, выпей. Легче будет.

Алексей взял протянутую кружку с самогоном и залпом выпил.

— Оно уйдёт? — спросил он, возвращая кружку.

— К рассвету, — кивнул Михалыч. — Если мы не сделаем глупостей.

Снаружи послышался странный звук — то ли смех, то ли плач.

— Не слушай, — Михалыч плеснул самогон и себе. — Оно разные голоса может изображать. Знакомых, родных. Умеет дурить.

Алексей стиснул зубы. Расскажи ему кто-нибудь такое ещё вчера — он бы рассмеялся. Но сейчас, в этой проклятой глуши, без связи с внешним миром, он готов был поверить во что угодно.

Что-то поскреблось в дверь. Тихо, почти нежно.

Продолжение в комментариях, слишком много блоков(

Показать полностью
95

Солдатка

деревенские истории

1946 год. Время было послевоенное, тяжёлое. В деревнях много осталось одиноких женщин, стариков и калек, а здоровых мужиков с войны вернулось очень мало.

В одной из деревень жила молодая женщина, Людка. Не вернулся к ней её муж с фронта, пропал без вести, и детей не оставил. А Людка была, как говорят, в «самом соку», лицом и фигурой хороша. Очень она хотела замуж, но только не было никого, кто мог бы стать хозяином в её доме.

Вот, как-то раз, присела Людка на лавку возле своей калитки, отдохнуть после тяжёлого рабочего дня. Солнце уже зашло, но было достаточно светло. Вечер был тихим и тёплым. Как вдруг, подходит к ней незнакомый служивый. Сапоги в пыли, солдатская сумка за плечами.

- Дай, - говорит, - хозяюшка воды напиться. Целый день на ногах. Утомился!

Людка посмотрела на него, а он её возраста, лицо приятное, фигура ладная. Она и говорит ему:

- Так, ты заходи! И водой тебя напою, и ужином накормлю!

Солдат сразу согласился. В дом зашёл и, пока вдова хлопотала, на стол накрывала, он починил ей поломанный стул и перекосившуюся дверь поправил. Долго сидели они тем вечером, за длинным разговором. И было у вдовы такое чувство, что всю жизнь знает она этого служивого! Так и остался он у неё жить.

Повеселела Людка, расцвела! Красивые платья из сундуков подоставала. Все уши моей прабабке прожужжала, рассказывая о своём Андрюше. Дома он всё переделал, всё починил, за скотиной ухаживал, Людку страстными ночами баловал. И всё сына просил! Вдовушка дождаться не могла, когда же понесёт.

Одна была у него странность. Хозяйством он занимался только после захода солнца! Всю ночь мог работать, а потом весь день спать! Объяснял это он тем, что на фронте ночь с днём попутал. Людка этому совсем значения не придавала. Мужик ведь - мечта просто. Да и с соседями он любезным был. Ведь, как солнце заходило, он на улицу выходил, с людьми знакомился.

Время шло, зима настала, а Людка всё не могла дождаться беременности. Сильно она печалилась по этому поводу. И солдатик, масла в огонь подливает, каждый день о сыне спрашивает!

Решила, тогда, Людка пойти к местной знахарке, бабке Марфе. Такой силой обладала она, что к ней со всех деревень и даже из городов, люди съезжались!

Вот, приходит она к бабке и говорит, так и так, мол, живём с Андрюшей душа в душу, а ребёночка всё нет!

Долго знахарка причину искала: и яйцом выкатывала, и воском выливала, и предков вопрошала. Сидела Людка, как мышка, наблюдая за всем этим, а баб Марфа всё мрачней становилась. Наконец, она говорит:

- Ох и странное же дело у тебя, молодуха! Беременности твоей родичи твои покойные препятствуют, от беды огородить тебя хотят! Расскажи-ка мне больше о суженом своём, есть в нём что-то необычное?

Людка выложила ей всё, как на духу, упомянула и то, что не выходит на дневной свет её Андрей.

Стала бабка ещё мрачней! И говорит:

- Значит так! Нужно тебе испытать Андрюшу твоего, человек он, или кто другой…

От этих слов, Людка чуть чувств не лишилась! А знахарка продолжает:

- Ты не боись! Приди домой, как ни в чём не бывало! Скажи, что зелье тебе знахарка дала, скоро понесёшь! А сама возьми то, что я дам тебе, и, когда баню натопишь, вылей это в кадки с водой, которой Андрей мыться должен. Сама в баню с ним не иди, скажи, что захворала. Если человек он, то придёт из бани румяным и весёлым, и ты зачнёшь в ту ночь. А если он нелюдь, то вода обожжёт его и откроет его личину. И придёт он к тебе в своём истинном образе. И будет ясно, что это нечистый, который потомства от тебя хочет, чтобы силу свою умножить!

С этими словами, бабка протянула перепуганной Людке пузырёк с тёмной жидкостью, и, приблизившись вплотную, проговорила тихим голосом:

-Самое главное! Пока он в бане будет, ты сделай посреди комнаты три соляных круга, встань в середину и жди. Если человеком зайдет, и спросит, что ты делаешь, скажи, что заговор делаешь на ребёночка. А если в другом обличье будет, то соль тебе жизнь спасёт! Что бы ни было, ни в коем случае за круги не выходи!

Пришла Людка домой, старается печали не показывать. А солдатик её радуется, что она скорую беременность обещает.

На следующий день сделала Людка всё, как велела ей знахарка! Баню натопила, зелье влила, и говорит Андрею:

-Иди в баньке искупайся, и приходи - сегодня я зачать должна!

Тот и пошёл. А она круги из соли начертила, села в середину, и сидит, ни жива, ни мертва, ждёт, что будет.

Вдруг, раздался дикий крик, переходящий в звериный рёв, да так, что окна в доме дрогнули! Людка похолодела! Одно желание было - бежать из дома, куда глаза глядят. Но помнила она бабкины слова и в круге осталась.

Сидит и слышит шаги, только не человеческие, а, будто конь копытами переступает. Распахивается дверь, и в комнату входит чудище! Огромный, в чёрной шерсти, голова, как у быка, с огромными рогами, а ноги с копытами! Посмотрело оно на Людку горящими глазами, и проревело:

-Зря ты, девка, обманула меня! Я с тобой по-хорошему хотел… Но теперь тебя ничто не спасёт!

Сказав это, он кинулся на молодуху, но сдержали его соляные круги, обожгло его огнём, и откинуло к стене.

Так кидался на круги он всю ночь, соль потемнела, но нечисть не пропустила. Как начало небо сереть, он развернулся, и, осыпав Людку проклятиями, ушёл!

Она пришла в тот день к моей прабабке, бледная, как стена и вся седая! Зашла в комнату, и упала без сил!

Жила Людка у них в доме целый месяц, к себе боялась идти. Потом оклемалась и позвала бабку Марфу. Провели они несколько обрядов, и вернулась Людка в свой дом, нечистый её больше не тревожил.

Спустя время, жизнь вдовы наладилась. Сошлась она с фронтовиком. Без ноги он был, но это не помешало ему и хозяйство ладно вести и троих детишек Людке подарить. Одно напоминало ей о том, что было - абсолютно седые волосы.

Показать полностью
28

Мы выжили слишком хорошо

Мы боялись, что всё кончится плохо.
Что огонь, холод, голод, вирус — кто-нибудь из них поставит точку.
Мы готовились к выживанию, как к последнему экзамену человечества.
Но мир не рухнул.
Мир выжил... Слишком хорошо.

Когда-то мы боялись конца света.
Мы строили бункеры, копили воду, спорили о климате, вирусах и войнах. Казалось, что спасение — это борьба. Что жизнь обязана иметь вкус страха, иначе она расползётся, как разлитое молоко. Но конец не пришёл.
Мир выжил. Слишком хорошо.

Мы живём в мире, где репликаторы поют колыбельную изобилия. Всё бесплатно. Всё мгновенно. Хочешь кофе с ароматом вчерашнего утра — пожалуйста. Хочешь закат в спектре, который когда-то висел над Тихим океаном — вот он, тёплый и точный, как музейная копия света.
Со временем изобилие стало не праздником, а погодой. Фоном, в котором нечему сопротивляться.

Когда исчезла нужда, растворилась и логика «сделай — получишь». Наша старая мотивация обанкротилась, как валюта прошлого века. Действовать ради вознаграждения стало нелепо, как перетирание воздуха. Оставалось странное и бескорыстное: делать что-то не для себя, а просто потому, что кому-то станет теплее.

Это назвали Эстетической Пустотой. Не боль — тишина между нотами. Мы — поколение, унаследовавшее рай и обнаружившее, что в нём не за что ухватиться.

А потом появились они. Лучистые.

Их сначала приняли за чудаков, воскресивших ручной труд: люди, которые писали стихи на бумаге (бумага! в мире идеальных экранов), играли на скрипках с крошечными дефектами тембра, лепили из глины нелепые фигурки, будто убеждая материю помнить человеческие пальцы. Они говорили про тепло, которое можно передавать. Не выгоде, не чести, не лайкам — людям.

Мы, Пустые, смотрели на них с осторожной иронией, как на тех, кто экспериментирует с человечностью. Они не спорили. Улыбались. И всегда уточняли: «Если наше присутствие вам некомфортно — мы отойдём. Важнее всего — ваш ритм».

Лена была моим якорем. Королева цинизма, коллекционер старых стендапов, снайпер сарказма. Она умела превращать любой пафос в пепел шуткой. Мы гордились тем, что научились смеяться вместо того, чтобы чувствовать.

Однажды я нашёл её в парке. Она сидела на скамейке и смотрела сквозь мир, как сквозь стекло, — не несчастная, просто обнулённая до ровного нуля. Рядом стоял Лучистый: лицо спокойное, как лампа на тумбочке. Он заметил меня, кивнул.

— Простите, — сказал он тихо. — Моё излучение не мешает? Могу держаться на расстоянии, если так спокойнее.

Он ждал не абстрактного согласия, а моего «да, рядом — можно». Я кивнул — из вежливости, а может, из усталости. Он достал флейту. Пара простых нот, будто воздух вспомнил, что когда-то был ветром.

Я увидел, как это сработало. Не вторжение — соприсутствие. Его тепло не лезло сквозь кожу, оно окружало, как мягкий микроклимат. Когда он играл, воздух становился вязким, пах молоком из детства и пылью книжной полки. Это было физично: ладони согрелись, вдох стал глубже, сердце — спокойнее. Человеческое поле, подумал я; слабое излучение тела, усиленное вниманием — как свеча, укрытая ладонями.

Лена подняла глаза. На лице — улыбка без яда. Не та, которой мы пользовались, чтобы резать мир, а домашняя, как свет в кухне.
На следующий день она удалила архив стендапов. «Смех — это рябь от старой боли, — сказала. — Я не хочу кормить её эхом». Теперь она писала песни: медленные, тёплые, ясные. Я слушал их и чувствовал, как из меня выдувают пыль. И мне стало страшно — не за неё, за своё право быть острым.

Лучистые множились, но не по приказу. Они просто делали. Ставили во дворах огни, которым нужна подпитка разговорами, — не технология, а повод встретиться. Снимали короткие фильмы без твистов — про то, как люди сидят рядом и молчат. Открывали мастерские, где ладони вспоминают глину. Везде — деликатность, просьба о согласии, бережное уважение к личному темпу. Стоит кому-то поморщиться — они отступали. Никакого миссионерства. Чистый альтруизм — как если бы добрая привычка решила эволюционировать.

Мы, кто ещё держался за своё «я», тренировали холод заново. Слушали резкие треки, смотрели кино о предательстве, перечитывали трагедии — чтобы помнить, как щемит сердце. Мы называли это «тренировкой трения». В мире, где всё обтекаемо, углы — последнее доказательство существования.

Иногда Лучистые проходили мимо и вежливо кивали. Иногда задерживались.

— Если вам сейчас тяжело, — говорили они, — мы можем посидеть рядом. Или, если так лучше, оставим вас в тишине.

И ты ловишь себя на шепоте: «Останьтесь». Потому что их тепло не отменяет выбор — оно лишь предлагает ему компанию. В этом и было самое опасное: тебя не тянут в сияние, тебя ждут на твоих условиях.

Однажды вечером я встретил Лучистую на мосту. Город внизу сиял как музей сна, вода казалась экраном. Её волосы поблёскивали, словно она стояла чуть ближе к свету, чем остальной мир. Я остановился в безопасной дистанции — в пределах привычного комфорта.

— Если я мешаю, — сказала она, — я отойду. Ваш покой — первее. Но если хотите согреться — я рядом.

Она не тянулась. Оставила свободное пространство — и оно вдруг сузилось, как лифт, где из воздуха вынули кислород. Я почувствовал, как мои внутренние пальцы, столько лет сжимающие холод, разжимаются. Тепло действует не как нож, а как вода: найдёт щель и войдёт, только если ты приоткроешь.

— Зачем вы это делаете? — спросил я.
— Потому что это имеет смысл, — ответила она просто. — Когда всё уже есть, жить «для себя» теряет логику. Тепло — единственное, что не обесценивается при отдаче.

Я хотел возразить, но аргументы оказались старой валютой. «Тогда где моё я?» — спросил я почти по-детски.
— Там же, где и было, — сказала она. — В праве сказать «да» или «нет». Его никто у вас не отнимает.

Я ушёл. Не потому что победил, а потому что отложил капитуляцию. Дома включил злую музыку и сел в темноте, как ныряльщик, задержавший дыхание. Грудь горела от попытки быть углом в круглом мире. Я понимал, что моё сопротивление — тоже странная форма гордости, которая называет себя свободой. Но именно это и было мной — пока ещё мной.

Утром я снова увидел Лену. Она пела во дворе. Рядом стояли люди — те самые Пустые, что раньше проходили мимо любого звука. Стояли, как зимние кошки у батареи. Когда я подошёл, Лена остановила песню и улыбнулась с привычной человеческой неловкостью.

— Если мешаю, — сказала, — я замолчу. Скажи.
— Пой, — ответил я и отошёл на шаг. Так, чтобы у меня оставалось место для «нет», если оно понадобится.

Песня была простая. Без пафоса, без великих слов. В ней были окна, пахнущие хлебом, вечерние автобусы и песок между зубами после моря. И ещё — тёплый шёпот, что мы не обязаны быть острыми, чтобы быть настоящими. Мне стало больно и хорошо. Больно — потому что я чувствовал. Хорошо — потому что чувство было моим.

С тех пор я живу на границе. Иногда согреваюсь — на своих условиях. Иногда снова становлюсь холодом, чтобы помнить, где оканчиваюсь. Лучистые это принимают: всегда спрашивают, всегда отступают, если слышат отказ. Их тактичность — не нажим, а признание того, что человек распоряжается собой сам. Поэтому они страшнее любой силы: не ломая стен, они учат тебя открывать двери изнутри.

Я не знаю, эволюция ли это или новая версия вежливой утопии. Знаю только: в мире, где эгоизм утратил смысл, альтруизм стал единственной внятной физикой. Если у человека и правда есть поле — слабый климат кожи и памяти — Лучистые научились не управлять им, а согласовывать. Как музыканты, которые берут ноту не громче соседа, а ровно той высоты, что заставляет дрожать стекло.

Иногда я снова встречаю ту девушку на мосту. Мы стоим по разные стороны моего «можно». Она улыбается и извиняется взглядом: «Я здесь — пока это подходит тебе». И в этой корректности — всё, что нужно знать о нашем времени. Добро наклоняется и просит разрешения. И когда ты киваешь, оно не забирает тебя — просто становится рядом. Тепло, которое извиняется, — самая человечная форма света из всех, что нас когда-либо находили.

Я не уверен, что не скажу ему «да» навсегда. Но у меня пока есть моё «пока нет». И этого достаточно, чтобы назвать себя живым.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!