CreepyStory

Я скептик по натуре. Но история, которую я хочу вам рассказать, меня зацепила.

Имеется у меня тетка, ей уже полтинник стукнул. Дважды замужем — дважды разведенная. Не везло ей на мужиков. Один пил, другой гулял. А потом как-то ей и не до них стало. Нужно было пятерых детей поднимать, которые оказались не нужны ни одному, ни другому. Ну не суть. Прибежала она, значит, к матушке моей. Веселая такая, светится вся. Закрылись они на кухне и весь вечер прощебетали за бутылкой винца. Понял я по разговорам, что хахаль появился. И не просто хахаль, а какая-то «первая любофф» нарисовалась. Тетка довольная где-то около месяца ходила, а потом пришла вся потухшая и говорит моей матушке:

— Знаешь, Лен, он мне такое рассказал, что вот не понимаю, то ли он отделаться от меня так хочет, то ли шизофреник, то ли на самом деле это было.

Интересно стало, решил послушать, что ж и в этот раз не так все сложилось. Передаю их разговор почти без изменений:

«Ну вот ты знаешь, по нему сразу видно было, что жизнь его побила, но чтоб такое… не знаю. Я знала еще тогда, что он как в Ленинград уехал — женился. Ты же помнишь, да? Я ж тогда месяца три проревела, а потом сдуру за Леньку вышла. Там и близнецы родились, там и Ленька пить начал…» — далее минут десять соплей о том, как «Ленька-козел» ей жизнь испортил.

«И вот про Генку я и забыла. Вообще ведь о нем ничего не слышала… Хотя нет. Слышала, что дети у него появились. А, ну и видела его пару раз, когда к матери приезжал. И все… А тут иду мимо кофейни — он у окна сидит. Ну точно он, только постаревший. Ну, в общем-то, я тебе про это уже рассказывала.

Ну вот и заобщались с ним. Все вроде хорошо было, только грустный он постоянно был. О жизни своей не рассказывал. Ни о жене, ни о детях. Хотя мне и не очень то надо это было, но все же интересно: чем жил, чем занимался, кем работал. Сказал только, что он развелся. И никто с ним из детей общаться не хочет, да и он не хочет.

Короче, чувствую я, что вот-вот уже разъяснения должны пойти о нашем дальнейшем общении. Так и есть! Пригласил он меня к себе. Я вся такая красивая (вот дура-то!) к нему пришла. И ничего у него дома не изменилось… Ты же помнишь, где он жил? Нет? Ну на Озерной… ну там, где садик, ну там еще дома частные, с белой крышей тот что, самый страшненький. И вот, значит, я уже расположилась так удобно на диванчике, ногу на ногу закинула... Так, Вадик (это она мне), заткни-ка уши, а лучше вообще выйди».

Я сделал вид, что ретировался, а сам в коридоре сижу. Не поймите меня неправильно. Просто, когда я понял, про какого она Генку говорит (а это был точно тот самый Генка, про которого я думал), уйти я уже не мог.

«И, значится, на чем это я остановилась… а-а-а… и вот сижу я, а он ко мне спиной в компьютере там что-то ковыряется. Потом резко поворачивается, и смотрю я на него, а он плачет. Плачет, представляешь! Как дите малое!.. И говорит мне, мол, Жень, не прими за сумасшедшего — рассказать тебе кое-чего хочу. Ну я так растерялась немного. Мужику за пятьдесят, а он как ребенок ноет. Ну, говорю, хорошо. Рассказывай. И он посадил меня перед компьютером и показал фотографии двух женщин и задает мне вопрос такой: а видела ли я его жену когда-нибудь?

Я слегка опешила от такого. Я ж шла туда не о жене его поговорить, а о нас (дура я, конечно). Говорю, видела… Ну тогда еще, помнишь, когда с Димой мы на остановке стояли — ругались по поводу квартиры, все к разводу уже шло. Пришлось же тогда мину счастливую на лице нарисовать, когда я Генку-то увидела с женой его. Идут такие — улыбаются. Жена в шубке норковой... Я ж тогда по этому поводу Димке мозг-то вынесла. Он же вещи собрал и усе. Даже насчет квартиры не разбирался…» — далее еще минут на пять какой Димка сволочь, всю жизнь гулял, и как она его любила.

«Ну так вот. Говорю, что видела. Та, что справа, его жена. Он переспросил, точно ли она. Говорю, точно. Родинка у нее на щеке приметная была. Это, пожалуй, единственное, что ее портило…

Как он завыл, Ленка! Ты даже не представляешь! Столько боли, столько горя! Я уже подумала бежать, но он как чувствовал — хвать меня за руку и посадил обратно на стул. Говорит, мол, извини. Это от отчаяния. И начал рассказывать. Долго говорил. О жизни. О семье. С самого начала мне все рассказал. Как познакомился, как женился. Как любили они друг друга, как сгульнул от нее, что до развода чуть не дошло. О детях говорил — Петя и Лена. Как учились, чем болели. Как Лену машина сбила. Как в больнице она долго лежала. О переживаниях своих рассказывал. Говорил, что в Германию возили. Говорил он мне часа три. И не выпускал. Мне аж страшно стало. И жалко его, и страшно. Я уже не выдержала и спросила — зачем мне знать-то это все? Выговориться, что ли, некому? А он замолчал на минуту, наверное, и почти шепотом сказал, что ему кажется, что он куда-то не туда попал. Я спросила, мол, куда — не туда? Он опять замолчал. Надолго так. Я уж думала, он уснул. Только вот держит так цепко… А потом как давай опять выть… Ну точно выть, Лен! Как зверь побитый. Я дернулась было, а он опять — хвать меня и обратно на стул усадил. Говорит, чтоб не боялась. Просто говорит, что точно свихнется, если не выговорится…

И вот тут самое интересное. Говорит, как фирма его прогорела, пошел он в метро работать. То ли начальник смены, то ли караула. Ну, в общем, что-то там со сменой электриков связано. Проработал там около пяти лет, и вот в один прекрасный день его то ли на путях, то ли еще где-то в тоннелях током шибануло. Да так, говорит, что вырубился на пару часов. Встал, отряхнулся. Осмотрел себя — все хорошо вроде. Пошел к себе в каморку, смотрит, а там уже смена другая. Ну он там сменщика своего старшого нашел и говорит, так и так, мол, током шибануло. Пару часов пролежал. Начал там разборки устраивать, что это его не хватились. Хорошо, говорит, что не на самих путях был, а где-то в ответвлении… Ну или я, по крайней мере, так поняла. Точно уж не скажу. А на него как на дурака смотрят и спрашивают, что он тут делает и кто он такой. Долгие разборки были. Его в ментовку упекли и пару дней там продержали. Потом выпустили.

А он говорит, мол, ничего не пойму. Состояние еще не ахти. Что происходит и за что вот это со мной? Ребята так на работе пошутили или что? Как-то так. Пошел, говорит, на остановку. Телефон давно разрядился, думал, жена там люлей ему по самое не хочу уже приготовила. Проходит мимо супермаркета и в отражении себя видит. И только тогда понял, что одежда-то не рабочая, да и вообще какая-то другая. Подстрижен не так. Он говорит, что плюнул автобус ждать. На такси поехал. Подъехал к дому, давай расплачиваться, достает кошелек, а там денег немерено. Карточки какие-то. Удивился, говорит, сильно. Подходит к дому, а там бабки на улице сидят. Он с ними здоровается. Говорит там, ну допустим, «здрасьте, Марьванна». Всех по имени назвал. А они удивились очень и говорят, мол, милок, а ты кто такой вообще? Он говорит — как кто? Генка, сосед ваш, ну там с 45-й пусть будет… не помню я номер, который он назвал. Они ему, мол, милок, ты о чем и откуда свалился? Там Танька живет с хахалем новым. Он говорит, что у него вся жизнь ушла. Он сел с ними на лавку и говорит, что Танька жена его, фамилия Миронова. Они говорят, нет, что-то путаешь ты, милок. У Таньки фамилия Колошева. А он говорит, что была Колошева. Девичья это фамилия. Ну там бабки у виска покрутили, а он побежал на свой этаж. Ключами дверь открыть пытается, а они не подходят. На шорох вышел мужик и начал разборки устраивать. Типа, кто такой и чего надо. А он говорит, что видит за его плечами Таню. Только вот другая она какая-то, и смотрит на него недобро. Он за ней кинулся, про детей начал спрашивать. Она в панику, закричала. Ну его за шкирок тот мужик и выкинул. Ментовкой пригрозил. Он еще долго, говорит, сидел с бабками на лавочке во дворе. Слушал их и не понимал ничего. Они про соседей рассказывают, но как будто про других. Про бабку Машу, которая умерла год назад, семейство Самсоновых или как их там… не помню уже, что развелись они… и все в таком роде. А он думает про себя, что не было такого. Баба Маша жива, Самсоновы вчера на курорт укатили. Ну и все в таком духе.

Посидел еще с ними немного, поспрашивал. Так, говорит, и не понял ничего. Пошел в гостиницу, снял номер, напился и уснул. На следующий день мозги вроде заработали. Пошел он, спросил зарядку у девочек… ну этих… как их там… на ресепшен… вооот. Зарядил телефон, а там пропущенных уйма. От каких-то Нади, от Паши и от Вали, и еще от кучи людей. И номера все незнакомые. Да и в записной книжке тоже ничего не понятно. Открыл фотографии — и там такая же фигня. Какие-то люди, семейные фото. Подумал, что телефон не его. Да только на фотографиях он, как ни крути. Показывал он мне его. Ну да… он. С женой своей стоит и дети, наверное, тоже его. Да вот только я их не видела никогда… детей, в смысле. Открыл паспорт, начал листать. Ну, говорит, я это — Миронов Геннадий Сергеевич, и дата рождения моя. Открыл прописку, а там чертовщина. Прописан на Богатырском. Никогда я там, говорит, прописан не был. Всю жизнь в Танькиной квартире на Бела Куна жили… или как там. Дальше листает — женат. На какой-то Клиновой Надежде Ивановне. И дети в количестве двух штук. Вот как раз Павел и Валентина Мироновы, такого-то и такого года рождения. Генка говорит, что чуть не рехнулся. Телефон сразу выключил, потому как опять звонить начали. Ушел к себе в номер. Прожил еще недели две, а там менты пришли. Говорят, что жена ищет. Генка говорит, ну подумал и уже решил, что поедет на этот Богатырский и встретится со своей, так сказать, семьей. Приехал — открывает дверь эта Надя. Вспомнил он ее. Это с ней у него пару раз было, когда от жены гулял, до рождения детей. Но жениться он на ней уж точно не собирался. По его словам. Эта Надя в слезы и крики. Где ты был, мол? Мы все здесь на ушах. Ну он постоял, послушал, наплел что-то ей. Там и дети подоспели. Он потом рассказывает, что стоит он в абсолютно чужой квартире, с абсолютно чужими людьми…

Жил он с ними тогда около месяца. Пытался привыкнуть, что ли, ну или что-то вроде того. Пытался осознать жизнь свою… новую. Ну, как-то так. И все там было по-другому. Вместо работы в метро — фирма своя. Вместо не очень квартирки — хоромы. Пять комнат. Ремонт шикарный. Вместо «Мазды» — «Мерседес» новенький. Но все чужое. Дети чужие, не его. Жена чужая. Собака чужая. И рычит постоянно. Жена сказала, что такого раньше не было. Не выдержал он. Сказал, что развелся. Фирму этому Паше оставил. Сидит на каких-то дивидендах, или как их там… Вот сюда приехал… Говорит, разобраться хочет во всем… Звонил Тане. Она его знать не знает, решила, что сумасшедший. Да и я не знаю, как мне к нему относиться… Что скажешь, Лен?».

Я бы принял его за шизофреника, конечно. Если бы не одно такое «но». Жирное-прежирное. Та дочка, что Лена (в аварии которая побывала), с другом моим долго встречалась. Она после операции года два здесь жила. Поближе к природе. В свое время мы всей компашкой зависали в том доме с белой крышей.

Звоню другу. Встретились, поговорили. Между делом спросил про Лену.

— Да я не знаю, как она, — ответил тот.

И я решил ему рассказать, что услышал от тетки. Друг помолчал, а потом неожиданно спросил:

— А как мы с Леной расстались?

— Ты меня спрашиваешь? — удивился я.

— Нет, ты вспомни, как мы расстались… Я хоть убей, не помню, — ответил друг.

И тут я задумался. А действительно, как они расстались? Они все эти два года почти провстречались. Я же должен был запомнить. Отношения их бурные помню, ссоры помню, помню и примирения. А вот как расстались…

— То ли уехала она и нашла другого, то ли ты сам ее отправил… Не помню.

— Вот и я не помню. Ну ладно ты. А я почему не помню? Я же вроде любил ее… Слушай, я ведь ее почти забыл даже. Да не почти, а забыл. Только ты и напомнил… Хрень какая то. Пошли-ка, к дяде Гене сходим.

Мы заплатили за счет и отправились в тот самый дом с белой крышей.

Но так мы ничего и не добились. Дом закрыт. Наш Геннадий исчез. Может, обратно уехал, может, еще что-то. Тетка тоже его не нашла. Друг мой просмотрел все свои фотографии, и ни на одной нет Лены. Ну, мы-то ее помним. Очень смутно, но тоже помнят те, с кем она общалась когда-то.

Вот что получается? Что ее не было никогда, так? Что она не рождалась никогда? Меня, если честно, это очень пугает. Есть жизнь, есть смерть. А что случилось с детьми этого Гены? Почему вместо старых детей каким-то образом «нарисовались» новые? Почему одни помнят одно, другие — другое? Очень много мыслей в голове, и весьма печальных. И весьма страшных. Может, у кого тоже такое было?

История с просторов сети интернет.

P.S. Как вы думаете такая история могла бы произойти в жизни? Не хотел бы я оказаться на месте героя данного рассказа...

Часть 1


Луна освещала давно покосившийся старый домик, в котором тусклым огнём горела лампочка Ильича. Павел Семеныч, старый сторож, выйдя из избушки, закрыл дверь на замок. Закинув ружье за спину, он поднял свёрток, который  вынес, и двинулся вглубь кладбища - путь его лежал в самый центр погоста. По пути он бормотал себе что-то под нос - не то молитву, не то какие-то свои старческие мысли. Его голос был тихим, звучащим буквально на грани полушепота, ведь погост - место упокоения мёртвых и не следует их тревожить. 


 Погост располагался близ Суртаево, деревни, что под Тулой. Тихое и загадочное место. Вокруг деревушки раскинулись древние леса, словно скрывая за собой от всего мира старинные дома и не менее старое кладбище с его покосившимися надгробиями. За лесами же на многие версты простиралась степь, по которой гулял вольный ветер. 

Деревня была давно забыта, её можно найти только на старых картах, а среди людей, знающих о ней, большая часть приходятся родственниками живущим здесь людям. Живут тут по большей части старики, да те, кто в свое время, не смог покинуть её. Немногочисленные приезжие, которые посещают эту деревню, являются теми самыми родственниками или людом из соседних деревень, что приехали полюбоваться местными красотами. 


Места здесь действительно живописные и было в них что-то… особое. Словно среди деревьев была разлита некая древняя сила, пропитывала каждую травинку, каждый листочек. Поговаривали даже, что тут раньше обитали язычники, но потом их православные побили, деревню сожгли, а святилище языческое огонь не тронул. После ухода язычников долгое время здесь ничего не было.  Но вот в 20 веке деревня тут появилась и люди живут до сих пор. Ночью только никто особо не выходит. 


Семеныч шел по кладбищу все дальше вглубь. Сквозь деревья было видно место, куда он шагал. Подсвеченный свечами пятачок вокруг могилы, а посередине стояло что-то похожее на избу. Это было старое святилище, которое поставили здесь язычники ещё до прихода православных на эту землю. Семеныч зашёл внутрь, закрыл дверь на засов и, встав на колени перед идолом, зашептал:

— Батюшка Хранитель, не за себя прошу, а за людей вокруг живущих. 


На улице послышались шаги. Сторож почувствовал на себе злобные взгляды. Он точно знал, что на него смотрят сквозь щели в рассохшихся досках, слышал шипение с угрозами и приказами выйти. 

— Разбушевалась нечисть местная. Покоя живым не дают. —  продолжил говорить старик.

Кто-то начал настойчиво стучать в дверь. Шипение переросло в рычание.

— Наведи порядок, всем сердцем прошу,  в долгу не останемся. 

Дед развернул свёрток - в нем был нож. Он хотел все сделать размеренно и спокойно, стараясь не обращать внимание на происходящее вне святилища. Взяв нож в руку, он услышал как за спасительным барьером, состоящим из хлипких стен да дубовой двери, раздался душераздирающий вой. Семеныч знал как воют волки, медведи, знал как воют волколаки, но такого воя он не никогда не слышал. 

"Нельзя медлить."  — подумал он. 


— Прости меня, Машенька, помни старого. 


Кладбищенский сторож  быстрым движением вогнал нож по рукоятку себе в сердце и таким же движением вытащил его, обагрив идол старого бога кровью. 


Луна, которая освещала кладбище, стала красной, и те, кто стоял за стенами святилища, несмотря на их количество и устрашающую силу, ринулись бежать. 


***


В Суртаево въехал чёрный Лексус. За рулём сидел мужчина лет сорока. Чёрные густые волосы спадали до плеч. Такая же темная борода, немного посеребренная сединой, украшала его суровое лицо. Мужчина был огромен: под два метра ростом и крепкого сложения. Голубые глаза смотрели прямо на дорогу. Мальчишки, игравшие у заборов, с огромным интересом провожали его машину взглядами, пока она не скрылась за поворотом. 


Он проехал несколько домов и остановился около магазина. Вышел из машины и тяжёлым шагом зашёл в него. У прилавка стояла молодая, лет двадцати, продавщица. Русая длинная коса была перекинута на грудь. Халатик обтягивает сочную фигурку.  В магазине было пусто. Девушка о чем-то увлеченно болтала по телефону. 


— Ой, Зин, и не говори, я-то думала у них с Людкой любовь, а оказалось… —  она увидела в дверном проёме мужчину. —  Зин, я перезвоню тебе. Мужчина, на дверях табличка висит, и там русским по белому написано  "обед" , не по глазам?! 

— Извините, не заметил, —  громогласным басом ответил мужчина, чем немного испугал девушку. — Я не займу у вас много времени… 

— Обед! Приходите через 23 минуты. —  упорно гнула свою линию девица.


Нахмурив брови, он посмотрел на девушку, но тут же изменил свой взгляд и на лице его возникла лёгкая, добрая улыбка. 

— Так дождь ведь. —  сказал он, все так же приветливо улыбаясь.

— На небе ни тучки, какой до…  —  раздался гром, и сухую землю начал поливать дождь. —  И правда… Ладно, посидите тут у меня. 


Мужчина сел и начал осматривать витрины. Мука, хлеб, крупы, макароны, конфеты и многое другое в скудном количестве украшали полки магазина. Тем временем, девушка изучала незнакомца. Белая рубашка, закатанная до локтей, не скрывала его мускулистые руки, жилетка и облегающие  брюки серого цвета, на левом запястье солидные золотые часы. "Клоун какой-то", —  подумала девушка, но тут же отогнала эти мысли, поняв, что он привлекает её. 

— А вас как зовут? —  застенчиво спросила она. 

— Пётр Богданович Громов. А вас? —  невозмутимо ответил мужчина.

— Нас то, Рита Павловна Синицина. —  с серьёзным видом, затем улыбнувшись, сказала она. —  А вы к нам откуда и по какому делу?

— Из Москвы, Рита Павловна, по делу, секретному. —  сказал он, улыбнувшись. —  Ну, а если серьёзно, следователь я. Люди у вас пропадать часто стали, да настолько часто, что меня вызвали. 


Рита изменилась в лице. Страх, горе и надежда в этот момент переполняли её. На глазах появились слезы, и она отвернулась, чтобы их вытереть. 


— Пётр Богданович, вы только себя погубите. Не надо вам этого, уезжайте. Тут людскими силами не справиться. —  не оборачиваясь сказала она. 


— Это почему же? —  Громов удивился такому заявлению.

— Пробовали. Савельев на той неделе мужиков собрал: взяли они кто вилы, кто топоры, у кого ружье было. Человек двадцать их было - с деревень соседских даже приезжали. Весь день они готовились, а под вечер в лес ушли. На утро вернулось только шестнадцать: кто седой, кто раненый. Один - Сашка из Зубровки - совсем молодой, через дня три помер. Сердце остановилось. А мужики запили. Ко мне за водкой как-то, жены их , Мальцева с Беркутовой, заходили. Так говорят, что чудом в старой церкви спаслись мужики, ни то от волков, ни то от кого ещё страшней. Не надо вам этого, Пётр Богданович, уезжайте.-  в ее глазах плескалась паника.


— Ну, Рит, я это сам уже решу. Вы мне скажите только, где комнату у вас можно снять?-  Пётр поднялся со стула и посмотрел в окно. Дождь закончился.


— Это к деду Акиму вам надо. Он в конце деревни, у леса, живёт, лесник наш. 

— Спасибо вам, Рита. Можно мне ещё шоколадку ту, молочную? Это вам. —  слегка улыбнулся следователь.


— Спасибо Пётр Богданович. Ой, а что мы с вами все на вы, да на вы, давай на ты? —  девушка слегка зарделась.

— А давай! —  он улыбнулся, отдал шоколадку, подмигнул на прощание девушке, и вышел из магазина. Сев в машину, он поехал к деду Акиму. 


Дед Аким жил около леса, в двухквартирном доме. Пётр остановил машину и, заглушив двигатель, осмотрелся. В ограде аккуратно расположены клумбы с цветами, ровные ряды деревьев: яблони, груши, черемуха, берёзы - можно было сказать, что от Акима лес и начинался. Из ограды был проход в огород: недавно прополотые грядки с луком, морковкой, чесноком, кусты малины, черники, картошка, в общем, чего только не было. Сам дом деда Акима был бревенчатым, видно было, что за ним ухаживали, резные наличники были свежевыкрашены. Подойдя к калитке, Пётр увидел сидящего на крыльце Акима.

— А я-то уж думаю, чьих енто рук дело, дощ посредь бела дня вызывать? —  на крыльце сидел дед Аким и курил папиросу, которую сам скрутил из газеты и самосада. —  Ну, заходи, мил человек, коль с намерениями добрыми - хлебом да солью пожалую, а ежели зло мыслишь тады оглоблей по спиняке получишь. 

— Ты дед капкан-то свой убери, или не признаешь? —  дед впился глазами из-под густых бровей в гостя, и через мгновение запричитал. 

— Ох, батюшки родные, извини старого, что не признал сразу-то, я уж и запамятовал как вы того этого... сложены. Заходите, пожалуйте Пе… 

— Пётр Богданович. —  глаза Громова слегка сузились.

— Да, Пётр Богданович, в дом жалуйте, сейчас я вам и откушать организую и выпить чего. —  засуетился старик.

Пётр зашёл в дом. Внутри было так же ухожено: ни пылинки, ни соринки. Чистота одним словом. Вся утварь была сделана вручную, и видно,что мастером. Пётр сел на табурет около стола. Немного погодя в дом зашёл дед Аким с полной корзиной овощей. 

— Пётр Богданович, вы к нам как? —  решил полюбопытствовать старик.

— Прислали меня вам на помощь. Аким… ? —  Громов вопросительно посмотрел на Акима. 

— Ярославович я. — ответил дед.

— Аким Ярославович, мне б комнату у вас снять на время, да поди вы расскажете чего твориться у вас тут? 

Дед Аким быстро настругал салаты, вытащил печеную с мясом картошку из печи, нарезал сало и достал бутыль самогона с двумя стаканами. Налив себе и гостю, сел за стол. 

— Да вы угощайтесь, батюшка, вот, чем богаты. Комнату я вам дам, да и все, что ведаю, расскажу. Только можно без людского этого всего? 

— Да, можно, на доме чары от посторонних, я видел. —   взгляд "Петра" стал слегка насмешливым. 

— Батюшка Перун, Павел Семеныч вызвал тебя, собой пожертвовал, главное шоб ты явился. 

— Кто он, этот Павел Семеныч? 

— Людь он. Ой, энтот человек, хранитель кладбищенский был. Стал первым замечать, шо происходит. Нечисть с начала того месяца стала людёв жрать. — грустно вздохнул старик. —  В дома не ломилась, только тех, кто по неосторожности попадётся, того и сожрёт. Поначалу оборотни прибежали, альфы, стаей.

Аким поднял стакан, словно предлагая почтить память погибших от рук чудищ. Перун проделал аналогичное действие и жидкий огонь обжег пищевод.

— Апосля кровососов несколько штук принесло, а за ними и мёртвые из могил вылазить стали. Как вурдалаки налетели, так и из домов выманивать начали кто деток, кто взрослых,  тож как попадётся. —  продолжил лесник. —  Люди и сами хотели их прогнать, да только не получилось. В церкви старой спаслись, да не все.


Старик с силой ударил по столешнице, да так, что утварь подскочила. По глазам было видно, что ему больно вспоминать произошедшее.

— Одного они обернули, суки такие,  пацан-то молоденький был. Ну и Павлуша ждать не стал пока людев пержрут,  вас призвал. 

— А ты у нас, стало быть - леший местный? —  Перун задумался.

— Так и есть. — кивнул старик.

— А чего к людям жить перешёл? 

— Да так оно сподручней. Лесником я у них тружусь, а они мне ешо и плотют за то. — лицо Акима стало ехидным. — Пугать никого не надо, шоб не лазили в места заповедные, я им так сказал куда не соваться, и перестали. Людям у них больше веры нежели лешему. Да и за то время привязался я к ним...


До вечера дед Аким рассказывал, как все началось, кого съели, к кому сходить нужно чтоб узнать чего. После разговора дед Аким провел Перуна в комнату. Сев на кровать, старый бог пододвинул к себе столик, что стоял у окна, достал ежедневник и, сделав необходимые записи, лёг спать. 


***


Звуки хлопков за окном разбудили Перуна. Он открыл глаза и прислушался. На самой грани слышимости он снова различил приближающиеся хлопки, кажется, крыльев. Неведомое существо пролетело прямо над домом. Перуну звуки показались знакомыми, но он хотел убедиться окончательно. Так как окно его комнаты выходило на лес, то он отправился к лешему. Дед Аким сидел в противоположной комнате  и тоже смотрел в окно, из которого открывался вид на деревню. Потревоженный звуком открывшийся двери, леший не оборачиваясь произнес:

— Прилетели, батюшка. К Степановым прилетели, а у них же дите дома одно, они в район уехали вчера. Выручать надо. 


Перун подошёл к окну и вгляделся. Луна не давала много света, но то, что нужно было увидеть, он увидел. Темная фигура стояла у входной двери и, судя по всему,  стучала в неё. Выглядела она как обычный человек. Темной ночью невозможно было увидеть, но бог был готов поклясться, что у фигуры не было тени, а глаза пылали красным. Это был вампир.

Перун заметил на крыше движение. Там сидели ещё два вампира. Первый уже частично обратился: человеческое тело, вместо рук - огромные расправленные крылья, слюна капала из его огромной пасти полной клыков, расползающейся в голодном оскале, а глаза рыскали вокруг дома. Второй вампир выглядел как обычный человек и сидел вполне спокойно, но по его резким и рваным движениям было видно, что его мучает жажда… 

— Аким, следи за обстановкой. Мне же нужно спровадить незваных гостей...


***


Стук в дверь разбудил Димку. Он открыл глаза, но не спешил вставать. "Может быть собака опять с цепи сорвалась в дом просится?" —  подумал он и, стащив одеяло, спустил ноги на пол. Стук повторился и Димка вздрогнул, мурашки пробежали по телу. Страх начал потихоньку подниматься по ногам, но мальчик отогнал его и спокойно из дальней комнаты пошёл к двери. В дверь ещё раз постучали и мальчик остановился. До двери было метра три, но он не спешил открывать её, ведь родители вернуться только днем и строго настрого приказали никому дверь не открывать. 

— Кто там? —  неожиданно пискляво произнёс Дима

— Мальчик, я заблудился, а мне надо передать весточку одному смелому молодому человеку, но не могу найти дом, можешь помочь? —  вампир старался сохранить спокойствие, но голод преобладал над ним и голос его иногда срывался на рык. 

— А кого вы ищите, дяденька? 

— Дмитрия Степанова, мой маленький друг. Его родители просили передать, что они приедут только следующей ночью и сказали мне посидеть с ним. 

— А как вас зовут? 

— Мне что, с дверью разговаривать?! —  от нетерпения вампир взбесился, но тут же пришёл в себя. —  Прости, просто я устал и голоден, открой хотя бы дверь. Невежливо так с людьми разговаривать. 

— Ну хорошо. —  Дима подошёл было к двери и даже протянул руку к ручке, но потом резко убрал её. —  Дяденька, а вы мне ничего плохого не сделаете? А то как-то страшно мне. 

— Не бойся. Открой дверь и ты увидишь, что я не могу навредить тебе. 


Улыбка растянула пасть вампира в тот самый момент когда Дима открыл дверь. Последнее, что мальчик увидел - это клыки, полная пасть клыков...


Луна скрылась за тучами и начался дождь. За спиной у того, что гипнотизировал мальчика промелькнула молния и раздался гром. Тварь, стоящая на крыше, увидела мужчину, что появился на дороге и грозным взглядом сверлил спину гипнотизирующего. Кровосос вскинул крылья и стрелой метнулся к мужику, но порывы ветра завернули его и он упал в грязь перед ногами Перуна. Небесно-голубые глаза высекали молнии, и тяжелая рука схватила вампира за шею. Силы кровососа не хватало чтобы высвободиться из крепкого захвата. На помощь ринулся новообращенный, прыгнув с крыши, но не долетел до старого бога. Удар молнии откинул его в сторону.  Перун сдавливал шею вампира пока тот не перестал бороться, а тело не обмякло. Второй рукой он схватил голову и вырвал её вместе с позвоночником из туловища вампира. Взгляд бога упал на “гипнотизера”.

— Негоже деток пугать, ёндин сын. —  голос отголосками грома пронесся по всей деревне. 

Фигура вампира напряглась, готовясь к бою. Пасть ощерилась в оскале - видно было, что кровосос нервничал.

— Кто ты?! Это наша добыча! Проваливай или я убью тебя, фокусник. —  страх и непонимание, злость и ненависть в голосе вампира вызвали улыбку у Перуна. 

Вокруг бога заплясали искры зарождающихся молний. Глаза его засияли потусторонним светом, а голос лязгнул металлом.


— Ты что, с первого раза не слышишь? 


В мгновение ока Перун оказался около вампира, который пятился к дому, но дверь не пускала его дальше. На лице упыря стало проявляться понимание - с кем его свела судьба.

— Вот и правосудие настало. —  сказало божество, зажигая на своей ладони слабые разряды.


Перун вогнал руку вампиру в грудь. Нащупав мёртвое сердце, его пальцы покрылись уже настоящими молниями. Боль. Жгучая боль, впервые за много лет проникла в тело вампира. Его тело сотрясалось, энергия, проходящая через него, разрывала органы и плоть, крошила кости. Он сгорал изнутри, в его глазах были видны лишь боль и ненависть. Спустя несколько секунд всё было кончено. Всё, что напоминало о вампире - прах, быстро уносимый ветром. 

Со смертью упыря развеялся и морок, наведенный им. Димка, вышедший за время боя на улицу и незамеченный кровососами, очнулся и озадаченно осматривался по сторонам. Перун решил помочь мальчику.


— Ты чего это, Димка, ночью по улице шастаешь? —  взгляд Громова стал немного строгим.

— Я? По улице? Дядь, а я и не знаю, я ж спал... а вы кто? —  недоумение на лице мальчика проступило еще явственнее

— Сосед твой новый. Пётр Богданович меня зовут. 

— Дядя Петя, а вы можете до утра со мной тут побыть, а то страшно. —  лицо мальчика выражало просьбу. 

— Могу сынок, могу. — теплая улыбка тронула губы Перуна.


Утром Пётр Богданович ушёл от Степановых. Всю ночь он просидел у кровати Димки и вслушивался в ночь. Придя к Акиму, он обнаружил старика испачканного в крови, спящего сидя на табурете,  стоящем на крышке от подпола. Стараясь не шуметь, Перун закрыл дверь, но дед в момент проснулся. 

— Ловко вы энтих кровопийц, батюшка. —  сказал Аким со странной интонацией. Перун не разобрался какие чувства дед вложил в эти слова.

— Ты труп кровососа подобрал? —  он посмотрел на окровавленную одежду.

— Я, чего он на дороге валяться будет? Я его в погреб кинул,  ночью сожгем собаку. —  Аким притопнул ногой по крышке погреба. Оттуда послышались сдавленные ругательства в адрес хозяина дома.

— Дай-ка, я осмотрю его.


Дед встал со стула, открыл погреб и зажёг свет. Перун спустился в подвал и увидел, как между мешками с картошкой, рядами банок с соленьями да компотов, лежал здоровый труп вампира. Громов подошел к нему и, толкнув ногой, развернул лицом вверх. Была лишь одна проблема - лица не было, да и головы в принципе тоже. Вдруг опять послышались ругательства, уже слышанные Громовым ранее. Взгляд его упал на мешок, лежащий чуть поодаль и активно шевелящийся. Старый бог вытряхнул содержимое мешка, коим оказалась та самая недостающая голова, на землю. Послышались маты:


— Больно, зараза такая! Чтоб тебя леший задрал, козел вислоухий!

— Хех, не думал, что упыри нынче такие косноязычные пошли. Вот раньше да! Могли простыми словами так обложить, что даже Чернобог с Кощеем краснели! —  глаза Перуна стали ехидными. Опять послышался мат.

— Ты думаешь, раз искорки призывать можешь, так победишь нас, колдун? — рявкнула оторванная голова. —  На наше место придут новые, более сильные.


— Хах, сначала фокусник, теперь колдун. Как потом-то величать будете? — усмехнулся Перун.

— Смейся-смейся, человечек. Посмотрим, как ты будешь смеяться когда Он соберёт свою армию. — улыбка головы стала змеиной.

— Кто соберёт? —  бог нахмурился.

— Жди, мужик, скоро в крови захлебываться будешь. Хах-ах-а-кхх. — смех прервался от звонкой оплеухи Перуна.

— Повторяю вопрос - кто соберёт?- голос вновь, как ночью, стал похож на отзвуки грома.

— Пошёл к черту! Хотя... он ведь тоже скоро явится. —  прошипела голова, под конец улыбнувшись.

— Ну, как знаешь. 

Перун подошёл к внешнему выходу из подвала и открыл дверцы. Солнце заставило вампира вспыхнуть. От боли тот не мог уже кричать - лишь открывать рот в безмолвном крике. Когда в руках Перуна, покрытых прахом, остались лишь позвоночник и насаженный на него череп, он закрыл дверцы и, разворачиваясь, споткнулся о что-то, не то мешок, не то ещё одно тело. 


— Так, а это что такое?

Продолжение следует...

Итак, представляю вашему вниманию мой древний, считайте что первый рассказик в данной стилистике.

Заранее спасибо за прочтение

Нож едва заметно блеснул и, с влажным звуком вошел под лопатку. Охранник обмяк, повалился на колени, но тут же был подхвачен подмышки крепкими ладонями убийцы. Зашуршала мелкая гравийка садовой дорожки под безвольными ногами утаскиваемого тела, хрустнули ветки кустов у ограды, и снова наступила спокойная ночная тишина.

Убийца скользнул бесшумной тенью к ярко освещенному крыльцу усадьбы и словно растворился в тенях на самой границе белого света фонаря. Он замер, вглядываясь в стекла широких створок входных дверей, присматриваясь к чуть заметному отблеску на объективе мерно поворачивающейся камеры наблюдения.

Щелкнул замок, тонко звякнули стекла.

- Прохладновато. - Плечистый охранник вышел на крыльцо, зябко поежился. Следом за ним выскользнул щуплый паренек со скуластым, костлявым лицом. Под мешковатым, словно не по размеру, костюмом явственно проглядывалась кобура.

- Да не, нормально. – Щуплый вдохнул напоенный ночной прохладой воздух. – Бодрит.

Он похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет, звякнула дорогая бензиновая зажигалка.

- Огонек не туши. – Здоровяк нагло дернул сигарету из пачки щуплого, прикурил от подрагивающего язычка пламени и глубоко затянулся.

- Что, шеф еще не спит? – Здоровяк спрашивал скорее утверждая, чем интересуясь.

- Неа. – Щуплый пренебрежительно сплюнул: - Не спится Борисычу, все ему убийцы мерещатся. Вон, на той неделе…

Тихо зашелестела листва, оба охранника резко повернулись на шум. На самом краю освещенного круга еле заметно покачивались ветки. Щуплый дернул из под пиджака револьвер и показал взглядом здоровяку на кусты. Тот щелчком отправил только закуренную сигарету в сторону и, нехотя, заковылял вниз. Замер на краю дорожки, и резко ринулся в покачивающуюся зелень. Оглушительно затрещали ветки, кусты, словно в корчах, заходили ходуном.

Щуплый шагнул вниз по ступенькам с крыльца, напряженно вглядываясь в ходящую волнами листву. За его спиной от стены отделился темный силуэт, скользнул к перилам, бесшумно перебрался через них и исчез за приоткрытыми створками.

- Нет тут никого! – Растрепанный здоровяк отряхнул рукава от налипшей листвы: - Только зря сигарету выбросил.

Щуплый издевательски осклабился, спрятал револьвер: - Курить будешь?

В доме он быстро метнулся к лестнице на второй этаж, и уже почти без опаски, быстро поднялся наверх. Замер у поворота в широкий, алого цвета, коридор, прислушался. До его ушей донеслись тяжелые, приглушенные толстым ковром, шаги.

Он замер, весь обратившись в слух: шаги приближались, все явственнее проступала тяжелая поступь через мягкий ворс ковра, еще мгновение и появится охранник… но нет, у самого угла шаги остановились, будто в предчувствие опасности.

Распластанный по стене убийца затих, задержал дыхание, и только мерный стук сердца мог его выдать.

Секунда, другая… Но вот скрипнула дорогая кожа ботинок и тяжелые шаги стали размеренно удаляться.

Убийца осторожно выглянул. Высокая, метра в два ростом, фигура с широченной спиной, чуть раскачиваясь, неторопливо отдалялась по залитому ярким светом коридору. Больше никого в коридоре не было…

Убийца выскользнул из-за угла, покрепче сжал кожаную оплетку рукояти ножа и заскользил следом. Рукав предательски громко шаркнул о ножны на ремне – охранник с несвойственной для своих габаритов расторопностью мгновенно развернулся лицом к убийце.

Их разделяло метра полтора – два, не больше. Убийца прыгнул, вложив всю свою массу, всю свою стремительность в этот прыжок и коротко, едва уловимыми движениями, дважды саданул ножом в район шеи. Охранник захрипел, не в силах закричать, но не повалился, а принял в медвежьи объятия коренастую фигуру убийцы. Затрещали кости в неимоверно сильном захвате, но в следующее мгновение нож с влажным хрустом проломил висок охранника. Он покачнулся, руки обмякли, и огромная туша приглушенно повалилась на ковер.

Убийца упал на колени, судорожно глотая воздух. Бока сковывало болью, дыхание проходило в легкие тяжелыми толчками. Потрогал ребра – нет, вроде целы.

Он с трудом поднялся на ноги, за пару шагов добрался до головы поверженного охранника и выдернул из виска нож. Следом за лезвием, одним коротким рывком, хлынула кровь и сразу же иссякла, заскользила тонкой струйкой из раны в кроваво-красный ворс ковра.

Темная резная дверь приоткрылась, дребезжащий, старческий голос прохрипел: - Дмитрий, что там?

В следующее мгновение старик увидел убийцу, склонившегося надо окровавленным телом. Дверь громко хлопнула, глухо звякнул закрываемый замок.

Убийца рванул к двери и, не останавливаясь, врезался плечом в лакированную древесину. Дверь подалась, словно прогнулась, но выдержала удар. Убийца шарахнул ногой со всей силы, дверь хрустнула и распахнулась, выставляя на показ белую щепу.

В комнате громыхнуло, пуля прошла чуть в стороне, опалив своим горячим дыханием кожу у виска. Убийца, словно в омут, нырнул в комнату вперед головой, перекатился и замер за громадиной письменного стола.

Еще один выстрел - треск вгрызающейся в дубовую плоть стола пули. Следующая пуля противно взвизгнула о медную обивку столешницы и осыпала убийцу крошевом штукатурки, а следом щелчок, еще щелчок.

Убийца выпрыгнул из-за стола, ориентируясь на сухие щелчки, выбил из трясущихся рук старика заклинивший револьвер. Старик истошно завопил, но крепкая, словно каменная, рука беспощадными тисками сдавила дряблое горло.

- Что, Сергей Борисович, страшно стало? – брызгая слюной, злобно зашипел убийца: - Страшно без охраны, да, Сереженька?

Нож, как ядовитая змея хищно скакнул к расширившимся от ужаса глазам.

- Когда один, судьбами уже не повершишь, - нож приблизился к самому веку: - Без своего шакалья ты никто!

Один короткий росчерк осклабившегося кровавым оскалом лезвия и глубокий, до белой кости разрез багровым штрихом располовинил бровь, отчаянно моргающие веки и морщинистую щеку. Белой, с кровавыми сгустками слизью вытек глаз.

Старик бешено заверещал, засучил ногами. Руки его вскинулись, прикрывая обезображенную глазницу.

- Больно, Борисыч? Ничего, ты потерпи. – Еще один точный взмах и кровь хлынула из распластанного запястья и из ошметков распоротого на всю длину щек рта: - Терпи, Борисыч, как дочь моя терпела!

По лестнице загремели ботинки охранников, убийца на мгновение оглянулся, и снова повернулся к подвывающей жертве.

- Думаешь спасут? Вытянут думаешь?! А помнишь, как Леночку мою резал, а, Борисыч?! – глаза убийцы полыхнули огнем ненависти: - Помнишь, сука, как кромсал ее, как насиловал?!

Выбитая дверь громко хлопнула о стену, в комнату влетел щуплый, выхватывая на бегу оружие из кобуры.

- Так сдохни! – Убийца заорал во всю силу своих легких и вогнал обеими руками нож в бок старику. В следующее мгновение раскаленный свинец пронзил бок, тяжелый удар рукояти пистолета по затылку и убийца провалился во тьму.

* * *

Он очнулся от нестерпимой, обжигающей боли в боку. Попытался подняться, но тяжелая, давящая боль охватила жаркими тисками голову, и он снова повалился на пол.

- Что, браток, прочухался? – По голосу он узнал все того же щуплого: - Это ты молодец, что не скопытился, ты нам живой сейчас нужен.

- Борисыч… - простонал убийца, так и не разжав век.

- Дед то? Кончился дед, два часа трепыхался и кончился. – Щуплый хохотнул. – Коновал наш только руками разводил: печень говорит. Так что с дедом ты не прогадал.

Лязгнула железная зажигалка, чиркнул кремний и по комнате расплылся едкий табачный дым.

- А вот ты, братуха, если б кони двинул, то и нам бы амба! Спрос то с нас за деда тогда был бы. А ты молодцом - выдюжил! Я ж, когда тебя пристукнул, думал все – представился родненький! Веришь, даже струхнул. А потом смотрю, нет – вроде живой, дышишь.

Щуплый замолчал, с наслаждением затянулся и выпустил белесое облачко дыма.

- Как тебя хоть звать, болезный?

- Петр… - он закашлялся, голову снова охватило огненным обручем, а бок полыхнул жгучими угольками боли.

- Ну, Петруха, братва подъедет, порешаем, а потом… Сам понимаешь, никто тебя подписываться не заставлял. Ну давай, бывай. – Он хлопнул себя по коленям: - Дела у меня, Петруха, уж больно ты насорил.

Громко лязгнула подвальная дверь, и Петр остался один, наедине с собой. Он открыл глаза, посмотрел на пылинки, кружащиеся в холодных рассветных лучах. Значит уже утро подошло - он сам себе горестно ухмыльнулся: - Казнь на рассвете – классика жанра…

Он вспомнил застывший ужас в единственном глазу старика, вспомнил его затравленный скулеж. Все же оно того стоило. Теперь Лена может спать спокойно, за ее кровь и боль уплачено сполна. Да и ему можно спокойно уйти: без стыда, без горечи – он уплатил последний отцовский долг.

В глаза неожиданно ударил яркий свет. Петр на мгновение зажмурился, чуть приоткрыл прищуренные глаза: напротив подвального окошка стояло высокое зеркало. Один из солнечных лучиков, отражаясь, нещадно светил ему прямо в глаза.

- Солнышко… - неожиданно ласково просипел он и улыбнулся сухими, растрескавшимися губами

Свет разгорался все ярче и ярче, казалось, что зеркало решило отдать ему разом весь свет проснувшегося утра, Петр только щурился и блаженно улыбался.

Тоненько защебетала пичуга за окном, в пыльный подвал повеяло легкой прохладой свежего ветерка. Петр с наслаждение вдохнул еле уловимый запах зеленой травы, вслушался в мелодичную трель пичуги: - Хорошо…

Ему захотелось умереть, умереть прямо сейчас, в это самое мгновение…

Сердце ухнуло, пропустило удар, снова трепыхнулось и Петр замер со счастливой улыбкой на губах и широко распахнутыми глазами, слепо пялящимися в зеркало.

* * *

- Спекся, сука! – щуплый отвесил пинок по мертвому телу: - Слышь, Леха, Петруха спекся!

Здоровый Леха, заслоняющий своей коренастой фигурой весь дверной проем, потерянно молчал. Он то и дело бросал полный надежды взгляд то на щуплого, то на представившегося убийцу.

- Чего вылупился! – истерично заорал щуплый, Леха отшатнулся как от удара: - Что пялишься, сука! Что втирать Моисею будем?

Послышался быстро приближающийся звук машин, похрустывание гравия под шинами.

- Наверх! – заорал щуплый. Леха торопливо, бочком выскользнул из подвала. Щуплый еще раз с отчаяньем посмотрел на труп, смачно харкнул тому в остекленевшие глаза.

- Сука… - прошипел он, еще раз пнул податливое тело, и обреченной походкой вышел вслед за Лехой.

* * *

- Папа… - в покрытой пылью глади зеркала проступили белесые, полупрозрачные черты: - Папа…

Остекленевшие глаза вздрогнули, сердце нехотя стукнуло, затем снова и снова, в легкие, раздирая горло, ворвался затхлый подвальный воздух. Петр моргнул, раз, другой – в глазах появилась осмысленность.

- Лена? Дочка! - надрывно захрипел он не своим голосом.

- Иди… Иди… - ее голос становился все тише и тише, черты растворялись в зеркале.

- Нет! – он на четвереньках подполз к зеркалу: - Подожди! Доча! Доченька!!!

Призрак истаял в старом, местами облупившемся, зеркале.

- Доча… Леночка… - он прижался щекой к холодному стеклу, заскользил ладонями по зеркалу: - Лена… Ну куда же ты, золотко мое… Лена!!!

По его пыльным щекам прочертили дорожки горячие слезы, уже безнадежно он прошептал: - Лена…

Он истово обрушил кулаки на зеркало, не почувствовал преграды и внезапно провалился на ту сторону.

- Папочка. – Осиплой, мертвой хрипотой встретило его испещренное глубокими разрезами гниющее лицо: - Ты пришел, папа…

Он отпрянул, но неожиданно быстрые, покрытые синевато-желтыми пятнами разложения, руки впились ему в запястья. Она приблизилась вплотную к его лицу, впалые, стеклянно блестящие глаза жестко уставились ему прямо в зрачки.

- Мало. Мало папа… - проскрежетал ее голос. Из раззявленного рта пахнуло сладковатым запахом гнили: - Мне надо еще…

Она отпустила руки, он заворожено замер.

- Принеси мне еще, папочка… - в его ладонь легла какая-то тяжесть, он опустил глаза. В ладони лежала витая рукоять длинного, в локоть длинной, стилета с толстой гардой и прямым, без всяких украшений, лезвием.

- Папа, я жду… - она резко подалась вперед, одаривая го жарким, зловонным поцелуем на прощанье. Петр отпрянул и выпал обратно в пыльную затхлость подвальчика.

Сердце билось как бешеное. Он посмотрел на правую руку - ладонь крепко сжимала рукоять стилета: - Не привиделось…

- Да все, сдох он гнида! – раздался голос щуплого сверху: - Скопытился!

- Не ори. – его осадил спокойный, властный голос: - Дай хоть посмотреть на этого вашего мстителя.

- Сейчас! – В голосе щуплого зазвучали льстивые нотки: - Лех, чего встал как пень!

- А что?

- Что-что! Пошли жмура тягать! – и снова слащавое подобострастие: - Сергей Леонидович, вы подождите, мы сейчас, в лучшем виде.

Петр неожиданно жестко, по-волчьи, ощерился. По окованной железными уголками лестнице загрохотали две пары ног. Петр встал за дверью, перехватил стилет поудобнее, замер.

Первым в комнату влетел щуплый, следом неповоротливый Леха. Щуплый удивленно посмотрел на пол, повернулся к Лехе: - Где жмур?

Леха не ответил, он тяжело повалился на колени, рухнул лицом на бетонный пол. В воздух взметнулись облачка тонкой пыли.

- Как тебя хоть звать, братуха? – Насмешливо спросил Петр.

- И-игорь… - чуть заикаясь, просипел щуплый.

- Никто тебя подписываться на это не заставлял. – Петр перешагнул распластанное тело: - Ну давай, бывай Игорек.

Одно молниеносное движение и щуплый, хватаясь обеими руками за развороченное горло, повалился рядом с Лехой.

- Сергей Леонидович значит. – Петр осклабился: - Сейчас доченька, сейчас будет тебе еще…

Автор:

Волченко П.Н.

Ссылка на предыдущую часть: 1. Пробуждение

Заряда сотового телефона не хватило надолго. Работающая в режиме фонарика вспышка быстро и с удовольствие поедала заряд телефона. Когда заряд батареи подал сигнал о низком заряде Олег решил начать его экономить: Он включал фонарик каждые десять шагов, выхватывая особенности пути, и проделывал его вслепую по памяти. Такой способ передвижения доставлял известные неудобства, но позволял растянуть возможность освещать себе путь.

Дорога была достаточно монотонна. Все тот же непонятно на чем держащийся деревянный помост. Все тоже бетонное русло с вонючей жидкостью. Все это более всего напоминало какое-то глобальное канализационное сооружение. И, хотя вокруг помоста ничего не было видно, Олег почему-то был уверен, что находится под землей. В этом была своя суть. Будь он где-то на улице, вокруг был бы ветер, свет звезд, какие-либо звуки. Здесь же был слышен только шум течения. О звездах оставалось только мечтать. Воздух заслуживал отдельного описания. В первые минуты после пробуждения он не смог понять, что именно в нем не так. Теперь же он отчетливо осознавал, что дышит зловонными, влажными миазмами, которые даже от безысходности не хотелось называть воздухом…

В какой-то момент он понял, что имеет смысл считать шаги. Или хотя бы считать интервалы в каждые десять шагов. Слабо верилось, что это позволит хоть как-то сориентироваться в этой нелепой и гнетущей ситуации. Но людям свойственно желание упорядочить хаос: это позволяет создать хоть какую-то иллюзию определенности.

На 12 цикле, включив фонарик, Олег сделал для себя интересное открытие. Параллельные помосты, идущие по сторонам речки-вонючки («Да простят меня все речки-вонючки за сравнение с этой клоакой»), объединялись поперечными переходом. Переход также был деревянным. Доски опирались прямо на бетонное основание. Причем перил местный архитектор решил здесь не предусматривать.

Немного подумав, Олег решил продолжить свой путь по прямой. Хотя соблазн перейти н другую сторону и не покидал его.

Хотелось поскорее покинуть это место. Оно угнетало своей липкой темнотой.

Неопределенностью. И ощущением присутствия в темноте. Ощущением, что кто-то наблюдает идет по пятам. Олег несколько раз внезапно оборачивался, включая фонарик, но ни разу не обнаружил ничего. Или никого. При этом ощущение тревоги только возрастало. «Психоз. Всего-лишь нервы шалят от непривычной обстановки», - успокаивать себя получалось не очень уверенно и темп шага понемногу возрастал.

Вспышка фонаря. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Еще одна перемычка-мостик. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Мостик ближе. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Мостик справа. Всплеск воды. Десять шагов.

«Стоп», - Олег направил луч света в сторону шума, но, как и следовало ожидать, ничего не обнаружил.

Но шаги становились быстрее с каждым разом.

Вспышка фонаря. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Заряд 10%. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Тихое потрескивание позади. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Десять шагов.

Вспышка фонаря. Звук шагов. 10 шагов.

Внезапный оборот назад. Пустота.

Или не совсем. Мокрые пятна на досках. Были ли они там раньше?

Вспышка фонаря. Десять быстрых шагов.

Вспышка фонаря. Десять быстрых шагов.

Вспышка фонаря. Бег.

Вспышка фонаря. 8 процентов заряда на экране. Бег.

Вспышка фонаря. Бег.

«Стоп!».

В панике, охватившей его, Олег едва не слетел вниз.

Деревянный помост кончился. Впереди не было ничего кроме кромешной тьмы. Вода… «Вода» из своего бетонного русла водопадом летела вниз. Мостик же просто обрывался. Сзади слышалось отчетливое прищёлкивание. Именно как будто на каждую серию звуков, откуда-то сбоку отвечали щелчками немного другого тона.

Олег не оборачивался. Он думал. «Вода. Куда она падает?». Направленный вниз луч выхватил такой же помост внизу. Только чуть длиннее. Он опоясывал по трем сторонам бетонное корыто, принимавшее в себя зловонные потоки и отправлявший их обратно. В противоположную сторону. Только ниже. «Метров пять».

Времени раздумывать не было. Убрав телефон во внутренний карман куртки, Олег присел, ухватившись за скользкие доски руками, свесился вниз. Прикинув, попадет ли он на нижний мостик, он раскачался и отпустил руки…

Уже в полете он поймал себя на мерзостно-скользком прикосновении, которое ощутил. Когда он отпустил руки. Кто-то прикоснулся к ним… Или что-то. Треск сверху переливался разными тонами.

Удар. Перекат и гашение удара отчаянно не получились. Олег рухнул почти мешком. От неприятного удара спиной перехватило дыхание. Но руки дрожа тянулись к телефону. Нужен свет. Что-то есть сверху. Надо увидеть. Нет ничего хуже неизвестности…

«Сука!», - паника сыграла свою злую шутку. Телефон выскользнул из липких рук. «Свет! Срочно нужен свет! Зажигалка!», нашарив в кармане зажигалку, Олег наконец-то озарил тьму вокруг себя слабым светом и посмотрел наверх…

Глава 1.
Аня проснулась, потянулась, улыбнулась самой себе. Саша спал рядом, его острые плечи торчали, накрытые теплым стеганным одеялом. Завтра он уезжает, возвращается в свой город, чтобы закончить работу, получить причитающиеся ему за выполненный проект деньги, и, потом, через месяц, он вернется уже навсегда. Потому что свадьба, потому что планы, потому что новая жизнь. Аня проснулась и еще несколько минут смотрела в потолок, улыбаясь своим мыслям. Она любит и любима, она выходит замуж, она счастлива.
Выскользнув из-под одеяла, она, стараясь не потревожить Сашу, отправилась на кухню, где приготовила себе кофе, сделала бутерброд с сыром и принялась читать новостные каналы в Telegram. Опять писали о новой эпидемии. Новости тревожили Аню, ей все это не очень нравилось, но эпидемия была не первой. Все время что-то случалось, каждый год, то свиной грипп, то атипичная пневмония, теперь какой-то вирус. Температура, кашель, потеря аппетита, красные глаза и мучительная смерть. Количество заболевших росло по экспоненте, практически все каналы, на которые она была подписана сегодня отписались о новых случаях болезни во всех странах мира. Но в этот раз все было не так как раньше. В Китае, где появился вирус неожиданно объявили карантин и закрыли воздушное пространство. Китай прервал авиасообщение со всеми другими странами. Информация оттуда практически перестала поступать. Периодически, какие-то странные видео появлялись и исчезали в интернете, большинство считало их фейками. Люди склонялись к тому, что информацию об эпидемии просто не пропускает тоталитарный режим Китая. Единственное, что было понятно, что смертность от вируса была катастрофической. Людей больше не хоронили, их сжигали практически конвейерным способом. Вскрытия тоже не проводились, не хватало врачей, не хватало помещений в моргах, не хватало специалистов. И врачи, да, умирали врачи и прочий медицинский персонал, который заботился о пациентах. И теперь вот, эта зараза появилась и в ее городе. Анна задумалась и не заметила, как сзади к ней подошел проснувшийся Сашка и обнял ее за плечи. Они занимались любовью, потом пили кофе и смеялись. Смотрели смешные видео, играли и снова смеялись и снова занимались любовью. В перерывах Анна успела приготовить и обед и ужин, и даже погладить Сашке несколько футболок, которые он уже поздно вечером упаковал в чемодан. Анна сидела на кровати и с улыбкой смотрела на Сашку, который метался по ее квартире собирая свои носки, которые находились в совершенно неожиданных местах. Она была уверена, что не смотря на все усилия, он обязательно забудет какой-нибудь носок или под кроватью, или в стиральной машинке, такое происходило все последние три года, что они были вместе…
— Ань, я не хочу уезжать.
— Оставайся. Ты знаешь, что я буду только рада.
— Работа, Анечка. И потом, нам нужны деньги. Я должен сдать этот проект. И все равно, какие-то шесть недель и мы будем вместе теперь уже навсегда. Но уезжать я все-равно не хочу. Я буду скучать по тебе, по нашим посиделкам на кухне, по твоему запаху .
Саша подошел к Анне, нагнулся и поцеловал ее в губы.
— Я люблю тебя, Анечка
— И я тебя, Саша

Глава 2.
На следующее утро, проводив Сашу и попрощавшись с ним в аэропорту, улыбнувшись его последнему сообщению, Анна, уже сидя в такси, и повернувшись к водителю вдруг спросила: «А что вы думаете по поводу вируса?» Мрачный пожилой мужчина, не отрывая взгляда от дороги, тихо произнес: «Это конец» Дальше Анна слушала его дрожа и вжавшись в кресло. «Они все врут. От вируса уже умирают. Здесь заражены тысячи людей. Мой сын врач. Он работает в центральной инфекционной больнице. Я больше не видел его с начала эпидемии. Уже почти три недели. Он не уходит из больницы, не общается с семьей. Вчера он позвонил мне и сказал, забрать его жену и детей и увезти из города, эту эпидемию нам не остановить. Самое страшное то, больные умирают. Умирают не все, где-то процентов 10, а потом они возвращаются. Возвращаются и начинают нападать на живых. Они не трогают инфицированных. Тех, кто является бессимптомным носителем, не трогают тяжело больных, они нападают на тех, кто не заражен. Возвращаются они не сразу, через час-два после смерти. Поэтому трупы сжигают так быстро, как это возможно. Ты, девочка, мой последний клиент. сегодня вечером меня в городе уже не будет. Мой сын заражен и уже болен. Он не вернется из больницы. И ты уезжай»
Анна заглянула в телефон. Интернета не было. Ей стало страшно. На какое-то мгновение ей показалось, что она еще спит, и это просто какой-то невероятно реалистичный страшный сон. Но за окном мелькали дома, рядом сидел мрачный человек с узкими сжатыми губами, который только что напугал ее до полусмерти. Когда водитель высадил ее у подъезда и взял деньги, он посмотрев ей в глаза мрачным тяжелым взглядом и повторил только одну фразу: «Беги отсюда, девочка» На трясущихся ногах Анна поднялась на второй этаж к своей квартире. Саша еще не долетел, только через пару часов, не раньше, она сможет выйти с ним на связь. И интернета по-прежнему не было. Ни мобильного, ни вайфая. Последнюю статью со ссылкой она успела прочитать в ожидании такси, там говорилось о том, что по всей стране начались проблемы со связью. Анна позвонила маме с мобильного. Мама не ответила. Только сейчас Анна заметила, что электронные часы на плите не работали, похоже, дома не было электричества. Да, точно. Стационарный телефон тоже молчал. «Так, минутку!» - подумала Анна и бросилась к комоду, в котором лежало маленькое и древнее радио. Батарейки тоже нашлись быстро. Анна смогла найти только одну работающую радиостанцию, кажется «Серебряный дождь», на которой беспрерывно проигрывалось: «Оставайтесь дома! Оставайтесь дома! Оставайтесь дома!» За окном загромыхало. Бросившись к окну Анна увидела на проезжей части военную колонну из танков и грузовиков. В какой-то момент Анне показалось, что она внезапно оказалось в другой реальности. Это не ее мир! В ее мире была любовь, была скорая свадьба и интересные проекты, была жизнь и вот этого, всего остального, не было и не могло быть никогда! Но эта новая и незнакомая реальность угрожающе надвигалась на Анну, сотрясая и старую пятиэтажку, и чашки в раковине, хранящие следы недопитого кофе, и все окружающее Анну пространство, разбивая вдребезги, казавшиеся вчера такими реальными, мечты о любви, о счастье, о свадьбе. Еще несколько часов назад она нежилась в постели с любимым, еще вчера они смеялись на кухне и планировали, в какой ресторан позовут гостей. А несколько часов спустя Анна стояла одна в холодной и темной квартире, в состоянии близком к ужасу, отрезанная практически от всех людей, которых она любила... За окном раздались крики и выстрелы. Снова крики, потом топот в подъезде. И кто-то отчаянно заколотил в дверь её квартиры. Эти крики вывели Анну из почти коматозного состояния. «Анна! Анна! Открой дверь!» - истерически закричала ее соседка из квартиры напротив. Анна решительно повернула ключ и дернула на себя ручку двери…

Глава 3.
Три месяца спустя, Саша, в бронежилете, с автоматом наперевес, вошел в знакомую квартиру на втором этаже кирпичной пятиэтажки. Входной двери не было, из мебели остался ободранный диван в пятнах засохшей крови. Вся квартира была покрыта грязью и бурыми пятнами. Обои были ободраны, кое где виднелись кровавые отпечатки. Саша осмотрелся, потом подошел к дивану, решительно отодвинул его и у стены, в самом углу за диваном обнаружил разбитый телефон Ани. Уже позже, сидя с друзьями в одном из штабов, разбросанных по городу, он смог получить доступ к памяти ее мобильника.
— Анечка, ты снимаешь? Это тебе! Ты выйдешь за меня замуж?
— Саша, ты серьезно? Ты не шутишь? Конечно, да, да, да!

В целях удобства чтения, оригинальный или переведённый текст может значительно отличаться от написанного выше.

Автор: Неизвестен.
© Мракопедия

Прочитал Застолье @BuTterBrod3213 и комменты (лучше б не читал), и напомнил этот пост криповый случай из моего детства.

Было мне лет 9-10 на тот момент. Уже забыл после какого момента это началось, то ли после поездки с родителями на турбазу, или в село к родителям отца, то ли после моей поездки в лагерь, но помню, что это было в первую ночь по приезду домой.

В общем, ложусь спать в своей комнате, (в ней больше никого нет) свет выключен, родители на кухне. Пока не сплю, думаю о чём-то, и тут я начинаю слышать, прям на гране слышимости, чьё-то ровное дыхание, будто рядом кто-то спит. Причём сначала тихо, потом громче и громче. Я лежу не шевелюсь, думаю, что это мне чудится, но при этом я отчётливо слышу рядом с собой чьё-то дыхание, будто человек совсем рядом дышит. Уже не по себе становится. Тут я, чуть осмелел, и, типа, расправляю одеяло. Дыхание резко пропало. Затем, секунд через 30, я опять начинаю его слышать. Сначала совсем тихо, потом громче и громче. В общем тогда кирпичей наложил, вылетел из комнаты и побежал к родителям на кухню, сидел с ними смотрел что-то по телевизору, пока там же и не уснул на кухне. Признаться родителям, почему я не сплю, было как-то стрёмно, поэтому я сказал, что чая захотелось. Проснулся я уже утром у себя в спальне, отец видимо меня перенёс. И эта тема с дыханием мне показалось таким бредом, и даже смешно стало, что я испугался этого.

Но как не крути, а это дыхание я слышал, ещё несколько раз, если сразу не засыпал, даже как-то привык. А если начинал слышать дыхание, то сильно махал ногами под одеялом, это помогало на то время чтобы я успел уснуть. А бывало, что говорил строго "Хватит дышать!", тоже помогало... Потом я перестал слышать это чьё-то дыхание так же внезапно, как и услышал его впервые.

Не знаю что это было. Может глюки или воображение, но было мало приятного.

Надеюсь больше не испытаю чего-то подобного...

P. S. Это не сонный паралич. Сонный паралич я как-то испытал, когда меня душила тень в шляпе. 😅

P. P. S Историю я не выдумал, пока писал, весь муражками покрылся от воспоминаний.