Я положительно не признаю любовь за сильную страсть. Сильная страсть – это страх. Вот где сильная страсть. Если вы хотите сильных ощущений, играйте в страх. Чтобы испытать напряжённую радость жизни, нужно испытать напряжённый страх за неё.
Р. Л. Стивенсон. Клуб самоубийц.
I
В Чёрно-белом мире, где днём ещё худо-бедно можно жить, а ночью на поверхность земли вылезают чудовищные Заблудшие, зевать и хлопать ушами – себе дороже. Но мы не зевали – приготовились на сей раз как следует, вооружились до зубов.
Открыв Тёмную тропу, я ступил на разбитый асфальт дороги, вьющейся серпантином по горным склонам. И у меня перехватило дыхание. Внизу, там, где среди деревьев белели стены заброшенных домов, вился дымок.
– Не может быть, – проворчал Боян. – Здесь снова кто-то поселился. Только не вздумай, Валера, тащить их в Зачарованный лес. У нас полно работы с Схроном. Я не вынесу, если ты снова потеряешь свои силы.
– Я тоже не вынесу, – согласился я. – Теперь буду расходовать силы осторожно. Но этот дымок надо проверить.
Боян колебался недолго. Его самого мучило любопытство.
Соблюдая все меры предосторожности, мы спустились к руинам посёлка. Дымок шёл из наиболее сохранившегося строения – Храма, защищённого от ночных монстров символами на земле.
При нашем приближении из двери вышел высокий человек в лохмотьях. С неопрятной бородой чуть ли не до пояса. С длинными спутанными волосами, раскиданными по плечам. Он выглядел как дикий человек, неандерталец какой-то, но я сразу его узнал. И замер, не в силах ни двинуться, ни слова вымолвить.
Это не могло быть правдой.
– Охренеть, – прорычал Шатун. – Наконец-то они вспомнили обо мне и соизволили явиться!
Целую минуту, а то и дольше было тихо, как на кладбище. Лишь где-то внизу плескалась река, и шумел ветер в ветвях раскидистого вяза. Мы таращились на Шатуна, а Шатун смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.
Мне казалось, что это мираж. Или сон. Хотел себя ущипнуть, но сдержался, чтобы не выглядеть ещё большим придурком, чем я, Валера Тихомиров, есть на самом деле. Это была действительность, просто она не умещалась в черепной коробке.
Когда секундный шок прошёл, меня захлестнуло самое настоящее счастье. Боже ты мой, Шатун жив! Он жив!
Но как?
Я повернулся к Бояну с широченной улыбкой, ожидая, что он тоже радуется.
Но он не радовался. Более того, рожа у него была каменная, чужая, отстранённая, почти высокомерная, как у мелкого начальника, который только что узнал о грандиозном повышении. Побуравив глазами Шатуна, он рявкнул легионерам:
– Взять его!
И, прежде чем я успел собраться с мыслями о том, что происходит, пара легионеров (я был с ними знаком шапочно, даже забыл прозвища) скрутили Шатуну руки, так что ему пришлось наклониться. Лохматая борода и лохмотья провисли вперёд. Ещё двое мордоворотов тыкали в Шатуна дулами винтовок. Впрочем, лица у всех были растерянные, чуть ли не испуганные. Я их понимал...
Шатун не сопротивлялся. Он вообще не удивился такому неласковому отношению.
– А ты хватку не потерял, Боян! – прохрипел он, скалясь.
Я наконец-то ожил:
– Вы чё делаете? Массово рехнулись, что ли? Это ж Стас! Шатун!
Боян, который не сдвинулся с места во время экзекуции над другом, спокойно поинтересовался:
– Ты уверен?
Тут до меня дошло. Я в шоке молчал, а Боян продолжил:
– То-то же. – Он потерял ко мне интерес и поглядел на Шатуна: – Скажи мне, дорогой, как ты выжил здесь после двух выстрелов в тело, падения с большой высоты в реку и ночёвок в обществе Заблудших больше месяца?
Меня это тоже весьма интересовало. Я навострил уши. Но Шатун сказал:
– Я ни хрена не помню. Очухался на берегу, побрёл куда глаза глядят, пришёл сюда в итоге... Вот, живу тут несколько недель. Не знаю точно, сколько. Не стал делать зарубки, как Робинзон, чтоб не расстраиваться.
Я обрёл дар речи.
– Что ты ел? – спросил я, понимая, что все эти нюансы надо выяснить прямо здесь и сейчас, не отходя от кассы. Боян прав, что не доверяет Шатуну. Ведь это может быть вовсе не Шатун. Тащить неизвестно кого в наше измерение – верх глупости, особенно если это существо (я поёжился при этой мысли) хочет к нам в гости. Вопрос про еду был важен, поскольку жители Чёрно-белого мира забрали всё съестное, я это хорошо помню.
– Капканы остались... парочка, – объяснил Шатун и закашлялся. Легионеры слегка ослабили хватку, и он выпрямился. – Размер – троечка. На сусликов и белок. Иногда зайцы попадались, вот тогда пир был горой. Огороды поспели, сейчас же конец лета...
Он был прав. Местные не могли забрать урожай, потому что урожая как такого не было на тот момент. А ждать, пока овощи и фрукты поспеют, никто не захотел. Все спешили свалить отсюда как можно скорее. К тому же я сказал, что в Зачарованном лесу, куда их перемещал, еды навалом, только раскрывай рот.
Мы с Бояном переглянулись. Он уже не выглядел отстранённым, сейчас он напоминал того же начальника, которого поймали на ведении двойной бухгалтерии. Он был растерян.
– Что насчёт ран? – спросил он.
– Зажили, – хмыкнул Шатун.
Боян подошёл к нему. Рванул дырявую рубаху, обнажив поджарое мускулистое тело нашего медведя. Оно было грязным и покрытым сеткой шрамов. Я сразу увидел следы от пуль, они действительно зажили. Боян стоял и напряжённо думал.
Наконец снова спросил:
– Кто научил Жуткого по прозвищу Ведьма конструировать приборы для оживления частей человеческих тел? Мы тогда работали вместе в ОРКА!
Боян тестировал того, кто выглядел как Шатун. Я усомнился. Если это не Шатун, а Жуткий под его личиной, то он мог забрать у нашего друга и память вместе с внешностью. Но Бояну лучше знать.
– Старые люди, – ответил Шатун не задумываясь. – Так «Ведьма» сам сказал.
Вдруг мне вспомнился Анатолий Васильевич Грушин, часовщик, с которым мы боролись с Марой. Он рассказывал, что во сне ему являлись некие существа. Как они выглядели, он не имел представления, они всегда прятались в темноте, или в тумане, или за дверью. Во сне Грушин осознавал, что они непохожи на людей и лучше их не видеть. Он откуда-то знал, что они очень, очень старые...
Эти таинственные Старые Люди в течение нескольких снов поведали Грушину, как построить прибор, замедляющий время настолько, что происходит что-то вроде фазового скачка. Время замедлялось в тысячи раз, и в этом замедленном времени Грушин обнаружил другое измерение...
Я читал о Жутком по прозвищу «Ведьма» в рассказе, который мне дал Шатун... Настоящий Шатун. Значит, эти непонятные Старые люди научили и Ведьму, и Часовщика делать какие-то приборы, пользоваться которыми могли только Жуткие.
– Как Володя нашёл флешку? – задал Боян новый вопрос.
Если б я был не в курсе, подумал бы, что Боян дурачится или стебётся. Но я понимал, о чём он.
– Прочитал крипипасту, – ухмыльнулся Шатун. – Ещё что спросишь?
Боян не затруднился с ответом:
– Спрошу, где твоя наркота?
Сколько я помнил Шатуна, он всегда был слегка (или не слегка) обдолбан. Впрыскивал какую-то дурь в ноздри из флакончика и кайфовал. Я вдруг сообразил, что сейчас Шатун «чистый», хоть и ведёт себя расхлябанно и развязно.
– Сто лет как кончилась.
– Как долго не употребляешь?
– Недели две.
Они буравили друг друга глазами. Будто вели неслышный диалог. Мы с легионерами ждали. А речка всё так же усыпляюще шумела где-то за кустами, а ветерок заунывно шелестел листвой, и далеко-далеко разносился крик чаек.
Я вмешался в этот зрительный разговор:
– Как звали предателя из племени Беров?
Счёл нужным вставить свои пять копеек. К Берам мы с Шатуном отправились вдвоём, больше никто из легионеров не знал, что там случилось. Только я и Шатун. Я ждал, что Шатун оскорбится на то, что и я его проверяю, но он оказался выше этого.
– Такулча-засранец, – не задумываясь ответил он. Криво улыбнулся. – Я и Синильгу твою помню...
Я повернулся к Бояну, надеясь, что никто не заметит, как покраснела моя физиономия.
– Это он.
Боян покачал головой.
– Не факт. Чужую память можно украсть. Ладно, парни, пока подержите его ещё маленько, глаз не спускайте. И обыщите.
Парни принялись за дело. А я спросил Бояна:
– Что ты с ним будешь делать?
– Посадим его на карантин, пусть посидит. А мы на его поведение поглядим.
– Карантин! Ха, я, кажется, догадываюсь, где это.
– Да-да. Там, где ты сидел, в бомбоубежище. Тем более там место освободилось... я про Синицына. – Он обратился к двум свободным легионерам, которые с интересом грели уши. – Вы двое, за мной. Валера, ты тоже. Осмотрим территорию. Хочу убедиться, что Шатун правда занимался охотой и рыбалкой. А вы трое – держите его. Если это перепрограммированный Шатун, то он опасен и хитёр. Так что не спать! И с ним не разговаривать.
Вчетвером мы – Боян, два легионера и я – обошли здание. Ветхие дачи вокруг «храма», где прятались на ночь жители этого мира, пребывали в ещё худшем состоянии, чем в день исхода местных. Но огородики были очищены от сорняков, грядки увлажнены водой из ручья, хотя частые дожди позволяют вовсе ничего не поливать. Картошку и морковь кто-то (то есть понятно кто) недавно выкопал, на грядках лежали стопки увядшей ботвы.
– Боян, да он это! – заговорил я. – А выжил он, потому что на нём всё как на собаке заживает.
Боян ответил не сразу. Походил по дорожкам между грядками, пнул ботву, поднял виноградную улитку и щелчком отправил в полёт в кусты.
– А Заблудшие по дружбе не тронули? – не без ехидства спросил он.
– Ты сам говорил, что истинные цели Заблудших никто не знает! – горячо зашептал я. – Отпустили, он им не нужен. Он не Жуткий, не Бифуркатор, не член Семьи. Просто здоровенный мужик.
Боян покивал. Больше своим мыслям, чем моим словам.
– Это мы проверим. Заблудших действительно больше заинтересовали бы Бифуркаторы вроде тебя, – он покосился на меня. – Чёрт! Готов спорить, что если это всё-таки не Шатун, а какая-то тварь с его внешностью, у неё одна цель: захватить тебя, Валера!
Я заморгал.
– А почему именно меня? В смысле, если они прикончат тебя, например, то лишат Легион головы... Сопротивление распадётся. А потом есть Вадик-бифуркатор...
– Чушь всё это, – оборвал меня Боян. – На хрен мы с Вадиком им не сдались. Именно ты открыл портал в Схрон. Потенциально ты можешь пройти в любое измерение. В любое! А Заблудшим именно этого и надо.
– Зачем?
– А я знаю? Надо зачем-то. Поэтому повторяю ещё раз, держись от этого Вроде-Бы-Шатуна подальше. Пока я не докажу себе и всем желающим, что это наш человек... – Он устало потёр огромный безобразный шрам через всё лицо: след пыток агентов КАРА. – Но я ему не верю. Знаешь, почему? Потому что он две недели без своей «пшикалки».
Я фыркнул:
– Ну подумаешь, завязал!
Боян вздохнул:
– Не мог он завязать.
– Почему?
Боян скривил губы, шмыгнул носом. Мне почудилось, что он не хочет отвечать и тянет время. Но он, пусть и неохотно, но ответил:
– Это очень сильное средство. С него так просто не слезешь... Ладно, идём в храм. Поглядим, как он обустроился.
Мы поглядели. Шатун поселился в комнатке возле самой входной двери. В комнатке имелись: жёсткая деревянная кровать, старинный стул, несколько книг на полке из неструганных досок (эти книги оставили местные, видимо, забыли в спешке), прогоревшая под корень свеча на грязном блюдце с отколовшимся краем. В стене торчали огромные гвозди, на них кучей висела старая одежда, в которую иной бомж побрезговал бы одеться.
Ужас тихий, подумал я, представив, как Шатун здесь ночевал. Один в мёртвом мире, полном чудовищной нежити, с одной свечечкой, без оружия, без надежды... Я бы рехнулся на его месте. А Шатун ещё улыбается...
Радость оттого, что он жив, окончательно сменилась страхом. Нет, это не он, это не человек. Это тварь под его личиной и с его памятью. А он давно мёртв, и тело его разлагается где-то в здешних горах. Мне стало плохо.
Я почти не запомнил, как открыл портал назад, в наш мир. Не провожал Шатуна в бомбоубежище. Не разговаривал с ним, хотя подчас ловил его выжидательные взгляды. Если это тварь, она жаждет заполучить меня!
За всё это время с тех пор, как он, подстреленный, упал с высокого склона в реку, я почти смирился с его гибелью. А тут он появляется живой и здоровый, весёлый и не обдолбанный, и у меня снова заболело в груди... Если это окажется не он, если Боян докажет, что настоящий Шатун всё-таки умер...
Можно похоронить человека один раз, но на второй уже не хватит сил.
II
В последующие дни мне легче не стало. Я не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать. Целыми днями лежал в комнате, таращился в потолок или окно. Иногда выходил на кухню, молча забирал еду и ел в комнате.
Мои «сожители» отнеслись к моему состоянию с пониманием и не докучали. Но на третий день зашла Эм. Зашла бы раньше, но её где-то носило; её не было на даче, иначе я бы почувствовал.
Я сидел у окна, как старая одинокая пенсионерка, и, не оборачиваясь, рявкнул:
– Эм, не сейчас!
Наступила пауза. Я спиной ощутил, как разгневана и обижена Эм.
– Я не утешать тебя пришла, – раздался её холодный голос, – если ты об этом. Вот.
Я обернулся.
Она стояла возле моей незаправленной кровати, худенькая, хрупкая, в голубой рубашке и джинсах. Волосы у неё отросли почти до лопаток, пока я торчал в бомбоубежище, а потом переводил людей в мир Схрона и обратно. Она протягивала мне банковскую карту и брелок с ключами.
Я встал.
– Что это?
– Ты, как Бифуркатор, получаешь зарплату от Легиона. – Её тон был по-прежнему ледяным, и смотрела она не на меня, а куда-то вниз. Ну вот, обиделась. И я хорош со своим сплином. – Таких, как ты, мало, поэтому оплата достойная. А ключи от одной из наших резервных квартир. Адрес указан на брелоке. И пин-код от карты там же. Бери и поживи отдельно... недели две.
Я не поверил ушам.
– Серьезно?!
Схватил карту и ключи. Начал их разглядывать, будто никогда не видел ничего подобного.
– Ты должен отдохнуть от Легиона, – сказала Эм мягче и запнулась. – И от Семьи. Я буду поддерживать связь на всякий случай, но мешать не стану. В случае чего сразу уходи через Тёмные тропы в другие инварианты. Тебя будет трудно поймать даже Заблудшим, не говоря уже о простых Жутких, преступниках или полицейских. Только не злоупотребляй.
Я с благоговением повертел перед носом карту.
– А Боян в курсе?
– Конечно. Что за вопрос?
– Сколько на этой карте денег?
– Достаточно. Но не забывай, Валера, что ты не должен привлекать внимания, а большие траты привлекают внимание. Разумеется, ты инсцинировал свою смерть, но тебя всё же кто-нибудь сумеет опознать. Поживи один, погуляй один, подумай один. Мир подскажет, как быть.
Я оторвался от карты и взглянул на Эм. Иногда забываешь, что она из другого мира. А потом она как скажет что-нибудь этакое, как вот сейчас, и сразу вспоминаешь... Я внезапно обнял её и поцеловал в щёчку. Она покраснела.
– Спасибо, Эм!
Не теряя времени, я быстро оделся, небогатый скарб собрал в рюкзаке, завернул меч-вакидзаси в тряпки, вышел из дома, не попрощавшись, и пошёл вниз по горной дороге. Она была лучше той, что в Чёрно-белом мире, но не сильно. Буквально через несколько минут я ощутил укол вины за то, что ушёл по-английски, но поспешил убедить себя, что так надо. Эм скажет нашим, куда я девался. А мир подсказывал мне, что уходить надо быстро, не рассусоливая.
Дотопав до санатория «Пятый сезон», за которым находился шлагбаум и остановка, я дождался автобус. Он повёз меня в город. Сидя у окна и любуясь буйной зеленью, за которой не было видно домов и даже иногда заборов, я думал: ну вот, наконец-то движение. Засиделся я, оттого и депрессия. Уж очень привык я с Шатуном по земле-матушке бродить...
При мысли о Шатуне я нахмурился. Так, хватит пережёвывать одно и то же, как кисейная барышня, пора быть мужиком.
Я пока понятия не имел, что делать одному две недели. Мир подскажет, надеюсь, иначе будет очень скучно. Эм предупредила, чтобы я не «светился», но я и сам это понимал. А «не светиться» – значит сидеть тише воды, ниже травы. А это как раз таки ужасно скучно.
До города было далековато, мы всё ехали и ехали вниз; узкая извилистая дорога, зажатая живыми изгородями и буйно разросшимися деревьями, расширялась, становилась всё более солидной. На ней появилась разметка.
В автобусе прибавлялось народу. Было позднее утро, люди ехали по своим делам в город. Рядом со мной уселся молодой тип и поглядел на золотые часы.
И я внезапно понял, куда поеду в первую очередь.
Мир подсказал мне, что делать, и очень быстро подсказал.
Автобус добрался до конечной: шумного и грязного автовокзала. Тут ходила, шаталась без дела и опаздывала на междугородние рейсы тьма-тьмущая людей, орали таксисты, с бренчанием пробегали носильщики со своими тележками. Я вонзился во всю это сутолоку, быстро просочился на другую сторону улицы и нырнул в прохладу метро.
Доехал до станции «Калининградская», оттуда до дома Анатолия Васильевича Грушина рукой подать.
Выбравшись из метро, я очутился совсем в другой обстановке. Здесь был почти центр города, чистый, озеленённый, со старинными домами, кованными заборами и лужайками. Людей и здесь было много, но публика не в пример автовокзальной чинная, спокойная. Никто никуда не спешит, не плюётся, не орёт в ухо, не воняет потными подмышками.
После прогулок в испепеляюще жаркий мир Схрона, сидения в бомбоубежище, путешествия в Чёрно-белый мир и прозябания на даче в горах окунуться в обычную городскую жизнь было просто сущим кайфом. Я шёл и лыбился не пойми чему. На меня особо не пялились, но порой поглядывали. Наверное, я смахивал на придурковатого туриста из Восточной Европы с их приклеенными улыбками. Фотоаппарата не хватало...
По дороге к Грушину в стене дома между двумя магазинами я заприметил банкомат и снял с карты двадцать тысяч рублей. Карта картой, а «нал» тоже надо иметь при себе. Это на первое время, сказал я себе. Может, куплю себе что-нибудь.
Пока стоял возле банкомата, привычно озирал окрестности на все 360 градусов. На мне были тёмные очки, из-под них удобно смотреть куда тебе надо, не привлекая внимания. Горожанам на меня было начихать.
Я дошёл до знакомого подъезда и набрал номер квартиры, надеясь, что старый Жуткий дома. Он был дома.
– Вы живы! – завопил он радостно, отперев дверь, и раскинув руки для объятий. Будто мы были друзьями не разлей вода. Беда объединяет, а мы с ним на пару ушатали иномерную тварь и завалили её слугу. Вот Грушин и обрадовался. Я тоже расплылся в улыбке и обнял его. – Проходите, вы должны рассказать, что произошло!
Он суетливо бросился вглубь квартиры, за ним метнулся кот, а я, разувшись, последовал за ним. Да, Грушин не изменился, по-прежнему обращался ко мне на «вы», хотя я ему во внуки годился.
Мы отлично провели время. Я сидел на стуле возле коллекции тикающих на разные лады часов и рассказывал о путешествии в Зачарованный лес. Всего не рассказывал: о том, что я – Бифуркатор, например, умолчал. Мало ли. Грушин не желает мне зла, но может проговориться некстати. По моему рассказу выходило, будто из Зачарованного леса меня вытащили другие Жуткие, которые умеют ходить между измерениями.
Грушин слушал внимательно и вроде бы верил каждому моему слову. Ещё бы, он ходит в Багровый мир, отчего бы не поверить в Зачарованный лес?
В конце рассказа я дал ему брегет для починки. Часовщик обещал починить бесплатно.
– Значит, Мару вы больше не видели? – уточнил он, положив мои часы на рабочий стол.
– Нет, скорее всего её занесло в другое измерение.
Грушин пожевал губами. Сказал мрачно:
– Надеюсь, там ей будет нечем поживиться, и она сдохнет с голоду.
Он тоскливо посмотрел на прикрытый простынёй предмет в углу комнаты. Это был его прибор, с помощью которого он проникал в Багровый мир.
Меня вдруг осенило.
– Вам, наверное, скучно теперь без неё?
Грушин не отнекивался. Кивнул и улыбнулся.
– И да, и нет. Враги добавляют остроты в нашу жизнь, особенно если ты можешь с ними бороться, а не просто сидишь дома и проклинаешь. Они иногда делают жизнь осмысленной. В моём случае, слава богу, Мара лишь добавляла остроты. Без неё моя жизнь не стала бессмысленной. Мне больше не с кем сражаться. Но я иногда хожу в Багровый мир и...
Он внезапно смутился. Кот запрыгнул ему на колени, и часовщик почесал его за ухом.
«Чего это он? – подумалось мне. – Людей он, что ли, грабит из Багрового мира?»
– ...опекаю нескольких людей, – договорил Грушин с натугой. – Помните Дашу?
Я кивнул. Ещё бы я не помнил эту эльфийку в инвалидном кресле. Она выздоровела благодаря нашим подвигам, и я гордился тем, что смог для неё сделать. Правда, она никогда об этом не узнает...
– Они с матерью ничего не знают про меня, – сказал Грушин, словно подслушав мои соображения. – Я просто незаметно наблюдаю, чтобы их никто не обижал... – Он понурился. – Но они в порядке, никто их не обижает. То есть это, конечно, хорошо...
Он окончательно смешался. Я подумал, что он с радостью защитил бы их от какого-нибудь хулигана. Этот тощий старичок уделает и Валуева, если надо. Грушин сменил тему и пригласил меня погонять чаи. Но я сказал, что спешу и зайду завтра. Мне ещё надо найти свою новую обитель и обустроиться.
Уже в прихожей я спросил:
– Помните, вы рассказывали о Старых людях, которые научили вас, как сконструировать эту машинку? Они вам больше не снились?
Грушин слегка растерялся от вопроса:
– Нет, никогда...
– Как думаете, зачем они вас научили?
Часовщик почесал лысоватую голову.
– Я думал об этом. Наверное, они хотели, чтобы я прогнал Мару...
Я покидал квартиру Грушина задумавшись. Это было интересное предположение. Старые люди – кто они? Они владеют технологиями, которых ещё нет в человеческой цивилизации, но сами ничего не делают, а просто учат разных Жутких. Они хорошие или злые? Если хорошие, то почему научили «Ведьму» расчленять людей и оживлять части тела? Если злые, зачем с помощью часовщика прогнали Мару?
Может быть, потому что она была для них опасна? Или они не потерпели конкурента в плане эксплуатации людей?
Приёмыш рассказывал, что Старые люди связаны с Заблудшими. Что именно они научили Заблудших разным технологиям, что обитают они за Кристальным порогом в подземном городе, и допускаются до аудиенции с ними только Перерождённые Заблудшие.
Кем бы ни были эти Старые люди, они круче Заблудших, которых все так боятся...
От Грушина я поехал на автобусе непосредственно на свою новую квартиру. Она находилась почти в центре, но в стороне от больших улиц, в тихом зелёном районе.
У нужного подъезда, осенённого густыми липами, валялось штук пять неухоженных дворняг. Бродячих, скорее всего. Видимо, численное превосходство сделало их храбрее, чем они были на самом деле, и они зарычали на меня. Я наклонился якобы за камнем, и всю эту лохматую шайку как ветром сдуло.
«Моя» хата находилась на третьем этаже. Уютная скромная двухкомнатная квартирка с мебелью и просторной лоджией. Окна в двух комнатах выходили на разные стороны дома; с одной стороны открывался вид на горы поверх деревьев, с другой – на внутренний двор с детской площадкой, скамейками и баскетбольной площадкой в окружении сетчатого забора. Я закинул рюкзак в шкаф, в котором болтались плечики, принял душ. Уже вечерело. Куда только день девался? Я перекусил поджаренными на сковородке сосисками из магазина внизу. После ужина я почувствовал сытость и тяжесть в желудке. Может, снова сесть на вегетарианскую диету, которой я придерживался с Шатуном и Эм?
Как-то странно быть предоставленным самому себе. Обычно мне всегда указывали, что делать, а тут никого...
Недолго думая, я снова оделся – в свежее. И отправился бродить по городу.
Выйдя на лестничную площадку, пошёл по лестнице. Третий этаж всё-таки, зачем лифт вызывать? На площадке второго этажа встретил девушку, которая шла наверх. Она удивительно была похожа на Эм. Я чуть было не окликнул её и не поинтересовался раздражённо, какого лешего она следит за мной. Вовремя понял, что это другой человек. Она посмотрела на меня, я – на неё, и мы разошлись.
Вечер выдался пасмурным и душноватым.
Продолжение в комментариях
