CreepyStory

Было очень жарко. У меня по лицу ползали какие-то мухи. Очень трудно было не обращать на них внимания, но мои руки были заняты АК-107.

В нашем подразделении было двенадцать человек. Трое остались охранять лагерь. Нас же отправили на задание.

Впереди шел Аксенов. Он и рубил все это заросли. Если честно, я бы не хотел оказаться на его месте – если что, он не сможет даже взять в руки автомат. А это «если что» случалось часто. Слишком часто.

Мы непрерывно шли минут пятнадцать. Шли молча, но даже наши шаги выдавали много шума. Вдруг Аксенов, ни с того, ни с сего, закричал на всю глотку. От шока я остановился, и сзади на меня кто-то наткнулся. В тот же миг я посмотрел на нашего командира, но капитан Волков стоял, как оглушенный.

Аксенов уже не орал, а ревел, как зверь. Несколько человек бросились к нему, но успели сделать только один шаг.

Вдруг среди белого дня на нас надвинулась такая густая темнота, что глазам стало больно. Что-то вокруг начало гудеть. Кто-то из ребят поднял автомат и начал палить по сторонам. Это только усугубляло ситуацию – теперь нам не скрыться просто так.

Вдруг что-то вязкое потянуло меня за ногу. Я среагировал мгновенно – после автоматной очереди оно тут же отпустило. В шоке я посмотрел по сторонам – двух парней что-то утащило в темноту на моих глазах. Я поднял автомат, но палить боялся – мог попасть в своих.

Кто-то что-то кричал, но в таком гуле я не мог ничего расслышать. Единственное, что я ясно понимал – надо уходить отсюда. Мне на глаза попался Аксенов. Он так и стоял с мачете в руках. Поза была больше, чем неестественной. Это от шока так его свело?

Я видел, как капитал Волков пытается поднять из земли двух парней. Кто-то отстреливался в темноту. Я схватил Аксенова за руку, надеясь, что это приведет его в сознание, но тот только пошатнулся и упал бы, если бы я не успел подставить плече. Думать было некогда. Я закинул бесполезный автомат за спину и поднял парня на плечо. Надо было уходить. То же сделал капитал и лейтенант Косоглазов.

Капитан что-то прокричал. Я не услышал, но видел, куда он показывает. Ни мига не раздумывая, я побежал за ним. По дороге наступил на что-то скользкое, но даже не посмотрел вниз.

Мы бежали минут десять. Я уже подумал, что легкие у меня скоро воспламенятся огнем, как темнота вдруг рассеялась так же быстро, как и появилась. Сбросил Аксенова на землю и сам оказался там же. Не так видел, как чувствовал, что остальные также бессильно упали.

Нужно было отдохнуть… хоть минуту… хоть полминуты…

Но не было и этого. Аксенов вдруг начал извиваться, из его рта вырывались странные гортанные звуки. Я попытался остановить это, но наткнулся на сильное сопротивление – его руки оттолкнули меня с такой силой, что я отлетел метра на два и ударился спиной о дерево.

Аксенов даже не пытался подняться – его руки и ноги извивались под странными углами, будто бы что-то пыталось вылезть из его тела, но не могло. Я поднялся и осторожно подошел к нему. Цвет его лица был уже каким-то фиолетовым, но он больше не кричал.

Вдруг его тело остановилось. Еще мгновение – и он открыл глаза.

Глаза, из которых вылезали десятки мелких щупалец.

Я проснулся, но звук выстрела все еще звенел в моих ушах – это капитал Волков застрелил Аксенова со своего пистолета.

Прошло уже полгода с того злосчастного случая. Три месяца назад мы вернулись домой. А этот сон все еще не отпускал меня. Много странного с нами случилось тогда в Конго, но это происшествие каждому из нас запомнится на всю жизни. Тем, кто остался в живых. А это всего-то четыре человека. Двое умерших. Трое пропавших без вести. Свое задание по разведке мы так и не смогли выполнить.

Я умылся и посмотрел на часы – было пять утра. Можно уже не ложиться.

Домой вернулся я, капитал Волков, лейтенант Косоглазов и сержант Сапин. Нас наградили наградами за мужество и службу отечеству, дали по двухкомнатной квартире (всем в одном доме), дали подписать документ о неразглашении и с почестями уволили в запас. Должна была начаться новая жизнь, но что-то она никак не начиналась.

Я посмотрел на телефон. Пришло сообщение от Косоглазова. Странно, когда я ложился спать, его еще не было. Гм, оно пришло ровно в три часа ночи.

Там было написано всего пару слов: «Нужна помощь. Приди сюда».

Мда, Коля вообще спился в последнее время. Не удивлюсь, если ему нужна помощь в распитии еще одной бутылки.

Я не спеша принял душ, оделся, позавтракал и только часов в семь решил, все-таки, навестить Косоглазова. Я был уверен, что тот мне не откроет, так как пьяный спит, но громко постучал в дверь. Какое же было мое удивление, когда дверь от моего прикосновения открылась. Она попросту не была заперта.

Когда я уже собирался войти внутрь, за моей спиной послышались шаги. Это был Волков. Сорокалетний мужик, который всем своим видом, начиная от осанки и заканчивая голосом, показывал, что он боевой офицер.

- Что случилось? – после короткого приветствия спросил он. – Ты также решил навестить нашего нетрезвого друга?

- Так точно! – попробовал улыбнуться я.

- Гм, как странно… Ну пошли тогда, если совпало так. Откроет он, хоть?

- Он даже закрыть забыл, видимо, - я указал на приоткрытую дверь.

Уже в коридоре я чуть не наступил на бутылку. В комнате таких было уже намного больше. Везде грязь и беспорядок. Что-то поведение лейтенанта было далеко от той дисциплине, к которой нас приучили.

Как я и думал, в гостиной его не было. Чтобы убедиться еще больше, я пошел в спальню. Хорошо, что хоть до кровати он еще смог доползти.

Но тут меня ждало разочарование. В спальне тоже никого не было. Неужели он уже встал? Или даже не ложился?

- Сержант Смирнов! – услышал я голос Волкова. – Сюда!

Он стоял на пороге ванной и напряженно смотрел внутрь.

- Быстро вызывайте полицию!

Ванная была полностью забрызгана кровью. Большое зеркало валялось разбитым на полу. На шкафчике виднелся кровавый отпечаток руки.

И только сейчас содержание сообщения получило для меня другой смысл: «Нужна помощь. Приди сюда…»

Вечером кто-то постучался в мою дверь, и я увидел на пороге капитана.

Я предложил ему что-то выпить, но тот отказался. Он сел на диван в моей гостиной и, казалось, думал, с чего начать.

- Кою еще не нашли, - мягко сказал он. – У меня друг работает в полиции… Говорит, нет никаких следов. Словно, он с этой ванной испарился.

- И никто не слышал криков…

- Это была не его кровь, - мотнул головой Волков. – Не знаю, говорят, животного какого-то… Непонятно еще ничего…

Капитан постоянно рассматривался по сторонам, будто чего-то опасаясь.

- Ты один? – вдруг спросил он. – Нет никого?

- Да, родители в другом городе, жены нет.

- Хорошо… хорошо… Дверь хорошо закрыл.

Я только кивнул. К чему это все?

- Слушай, Андрей…

Это было странно слушать. Волков никогда не звал нас по имени.

- … прошло уже много дней… мне нужно было раньше рассказать… но…

Было видно, что его что-то сильно беспокоило.

- Ты помнишь то задание? В джунглях?...

Как же его забыть? Я снова кивнул.

- Даже не знаю, как описать ту дыру, в которую нас послали. Мне даже толком не объяснили, что нам нужно было отыскать. Я так понимаю, что это была какая-то экспериментальная база. Не знаю, что там случилось, но что-то пошло не так. Нам нужно было ее зачистить, но… ты сам знаешь, что случилось дальше.

Волков вздохнул и поднялся на ноги. Он был настолько сосредоточен на воспоминаниях, что на меня даже не смотрел.

- Ребята… Аксенов… Знаешь, я не мог поступить иначе. Он уже был мертв. То, что было внутри, уже съело его. Его тело потом забрали оттуда… но не для того, чтобы похоронить. Начали проводить анализы, какие-то испытания. По своим связям я потом узнал, что у него нашли внутри какого-то паразита. Говорят, что он передался ему по такому же пути, как передается обычный вирус – через слизистую оболочку. Думаю, это все их эксперименты… Нас поэтому и отправили в отставку. но что самое странное, за нами до сих пор следят.

Он посмотрел прямо на меня.

- Я думаю, что это они забрали Косоглазова. Возможно, они считают, что он также была заражен.

Ничего еще более странного в своей жизни я не слышал.

- Хорошо, а откуда тогда та кровь?

- Вот здесь и заковыка. Если бы это была кровь Косоглазова, но нет… Зачем кому-то разливать везде кровь животного, если все и так очень скоро поймут, что к чему.

- Может, отвлекающий маневр, - предположил я. Очень захотелось выйти покурить, но я сдержался (бросил месяц назад). Чувствовал, как меня всего трясет от нервов.

- Андрей, теперь надо быть очень осторожным. Я бы посоветовал тебе уехать отсюда, но это, вред ли, что-то даст. Нас найдут везде. Нам лучше держаться сейчас всем вместе.

- А Сапин?

- Его я сейчас предупрежу.

Когда Волков ушел, я наглухо закрыл дверь. То, что случилось, не вкладывалось в моей голове. Я и сам понимал, что это происшествие в джунглях не было простым. Что в этом крылась какая-то страшная тайна. Но я думал, что все это осталось позади, а не вернулось вместе с нами домой.

Ночью мне снова приснился тот сон. Я проснулся весь в поту. Включил лампу и посмотрел на часы – было за две минуты три. Удивленно заметил, что в другой комнате горит свет. Как это я его не выключил? Уже был почти у двери, когда из той комнаты послышались какие-то звуки. Телевизор? Но я его в тот день вообще не включал.

Тихо подошел к двери и осторожно заглянул в комнату.

Первое, что я заметил, это тень, которая двигалась на противоположной стороне. Но потом она начала смещаться, и я увидел руку, а потом и весь корпус человека. Он шагал туда-сюда по комнате, а движения его были какими-то слишком плавными.

У меня был пистолет. В тумбе возле кровати. Я быстро пошел туда. Старался двигаться как можно тише. Пистолет был там, где и всегда. Я схватил его и обернулся.

В нескольких сантиметрах от моего лица на меня смотрели глаза. Я шарахнулся назад и ударился головой о стену. Это был Коля Косоглазов. Или, вернее, то, что когда-то им было.

У него были красные глаза, из которых стекала капля крови. Кожа на лице имела синий оттенок, а все передние зубы во рту превратились в острые клыки. Он повернул голову на сторону и неотрывно на меня смотрел.

Когда я падал, ударился рукой о спинку кровати, и пистолет куда-то отлетел. Я быстро прощупал глазами кровать, но там ничего не было. Значит, искать нужно было на полу.

- К-Коля? – я старался говорить спокойно. – Как ты сюда попал?

Если честно, то ответа я не ожидал, но он последовал:

- Приказ, - это был не Колин голос, хоть и исходил он из его рта. – Нам надо выполнить приказ.

- Что? Какой приказ?

Но в этот раз он ничего не ответил. Его пасть широко раздвинулась, и я увидел, что все зубы внутри имеют форму клыков. Но это было не самое страшное. Из глотки наружу вылезло длинное щупальце. Оно извивалось, и дергалось, пока не достигло около двух метров в длину. В то же время из его глаз вылезли маленькие тонкие щупальца. В последний раз я видел такие у Аксенова.

Я тут же бросился на пол. Во что бы то ни стало, нужно было найти пистолет.

Искать долго не пришлось. Я нащупал его почти сразу, но взять в руку так и не сумел – что-то холодное и липкое дернуло меня за ногу. Я упал и почувствовал во рту вкус крови – разбил себе губу. Но об этом думать было некогда. Схватил с тумбы лампу и начал лупить ею по щупальцу, которое меня держало. Это помогло, но теперь в комнате стало очень темно. А мне нужен был свет.

И хоть дверь в другую комнату была приоткрыта, это не помогало мне найти пистолет.

Одним прыжком я оказался у противоположной стены и нажал на включатель.

Картина, которая открылась передо мной, была ужасающей. Вместо Коли Косоглазова был ужасный монстр. Если до этого большое щупальце вилось у него только изо рта, то теперь еще два таких же торчали из ушей. Его ноги оторвались от земли, а два боковых щупальца, упершись в стены, подняли его тело над полом.

У меня было два варианта: убегать отсюда подальше или пытаться поднять пистолет, который теперь лежал метрах в двух от меня. Я выбрал последнее.

Рванул, что было силы, и схватил пистолет. Но в этот момент случилось еще кое-что. Одно из щупалец мертвой хваткой вцепилось в мое горло и подняло над землей. Единственное, что я сейчас мог – это крепко держать в руках пистолет. Но я был обернут в другую сторону, и выстрелить не получалось.

В какой-то момент понял, что меня передвигают. Я чувствовал, что оно перемещает меня ближе к себе. Я даже не пытался вырваться, такой сильной была хватка.

Вдруг мена начало оборачивать. Через пару мгновений я оказался лицом к лицу с этим монстром. Но мое внимание привлекали только его глаза. Между маленьких щупалец в каждом из глаз появился еще один отросток. Он имел тонкий, как иголка кончик, и постоянно пульсировал. Я понимал, что именно к этим отросткам я миллиметр за миллиметром приближаюсь.

Я спустил в него всю обойму, но кровь из него практически не вытекала. Через пару секунд на месте выстрелов появилась какая-то грязно-коричневая жидкость. В то же время я почувствовал, как хватка вокруг моего горла слабеет. Еще через мгновение щупальце полностью меня отпустило, и я упал на кровать.

А вот сам монстр находился в полной агонии. Его кидало из стороны в сторону. Щупальца постепенно начали втягиваться обратно. Через пару минут возле меня лежало бездыханное тело лейтенанта Николая Косоглазова.

От шока я не понимал, что делаю. Сполз с кровати и стал возле него на колени. Сейчас он уже больше напоминал того парня, с которым я служил много лет. Я сделал то же, что и капитан полгода назад с Аксеновым. Но меня не очень тешило то, что до меня его убил тот паразит.

Коля вдруг широко открыл глаза и начал ловить ртом воздух. От неожиданности я шарахнулся назад.

Тот отчаянно смотрел по сторонам, пытаясь найти что-то взглядом. Потом его глаза остановились на мне.

- Приказ! – еле произнес он. – Приказ… Не выполняй его приказов!

Вдруг в квартиру с шумом кто-то вошел. Дверь распахнулась и я увидел Волкова. В руках он держал свой пистолет.

- Что?..

Но в ситуации он разобрался очень быстро. Поднял пистолет и выстрелил Коле в голову. Тот еще раз захрипел и больше не двигался.

Оказывается, звуки выстрелов были слышны по всему дому. Кто-то уже вызвал полицию. Как только Волков понял, что звуки идут из моей квартиры, сразу же побежал сюда.

Минуты через две в мою квартиру ворвалась полиция. По крайней мере, это были люди в полицейской форме, потому что ни одного из местных полицейских там не было. Волков многозначительно посмотрел на меня – он тоже так думал.

Меня почти не допрашивали, что было очень странно. Один из полицейских задал мне несколько вопросов о том, закрывал ли я дверь на ночь, и не слышал ли с вечера ничего подозрительного, и дал подписать протокол.

А вот тело Коли сразу же отгородили от всех и пару минут копались возле него. Потом его поместили в специальный мешок и на носилках вынесли из квартиры. Когда я зашел в спальню, то увидел, что даже то темно-коричневое вещество было убрано из стен и пола. Внутри не было ни следа от недавнего происшествия.

На следующий день соседи спрашивали меня, ничего ли не успел украсть вор. Откуда-то пошла сплетня, что ночью ко мне прокрались воры, но я напугал их пистолетом и они сбежали.

Начало тут: Зелёная бабушка: часть 1

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Весь следующий день он лазил по колхозному полю и искал жаб. Насобирал целый мешок. Бабушке наврал, что отправился в лес за грибами, а сам побежал к заветному холму. Кое-как открутил задвижку и начал заталкивать в появившуюся трубу недовольных амфибий. По несколько штук за раз, а потом бегал, проверял не открылась ли дверь. Мешок опустел, но к его глубокому сожалению дверь так и не сдвинулась с места. Ванька застонал от разочарования и начал биться о неё лбом.

Дурак! Дурак! Ну причём тут жабы, с таким же успехом можно было закинуть в трубу увесистый кирпич. Зачем он на это бесполезное занятие целый свой день потратил? Кошка, животное юркое, может она должна была где-то внизу пробежать и включить механизм открытия, он же помнил - дверь открывалась не сразу. А жабы? Они же медленные. До посинения можно ждать: сработает или нет?

Бесполезно .Всё бесполезно! Неужели придётся пожертвовать кошкой? Пребывая в самых расстроенных чувствах, он пнул на прощанье проклятую дверь, а потом решил убрать за собой улики. Закрутил задвижку обратно словно ничего и не было. А то мало ли, Лысый придёт и сразу догадается, что тут побывали чужие.

Уже стемнело. Он выбирался из леса практически на ощупь, впотьмах зацепившись ногой за торчащий из земли корень потерял равновесие и свалился в овраг. Больно ударился головой, поцарапал щёку и почти сразу промок. На дне оврага скопилась вода. Ванька чуть не заплакал от горя, когда поднявшись на ноги увидел в какое облепленное грязью и листьями чучело он превратился. Вот бабушка ему, теперь, покажет грибы. Итак весь день где-то шлялся, а вернувшись без грибов да ещё в таком виде...Влупит ему по первое число.

Поднял голову, прикидывая про себя как ему лучше выбраться из оврага и заметил металлическую решетку прямоугольной формы. Она закрывала вход в большую трубу. Мальчик сразу забыл про слёзы. Овраг находился неподалёку от бомбоубежища, значит труба тоже имела отношение к нему. Он вскарабкался по склону оврага к трубе и ощупал решётку. Не приварена. Прикручена на болты.

“Можно её снять и проползти по трубе — подумал Ванька — только надо раздобыть ключи. В чемодане у дедушки, в сарае, а чемодан лежит под верстаком”.

Бабушка встретила его с веником. Пришлось продолжать своё враньё: грибы собирал, набрал целый мешок, но в сумерках провалился в яму и еле выбрался. Поэтому в таком виде. Бабушка прости — завтра я этот мешок точно найду…

— Дома запру — хвост кобылий! — кричала бабушка. — Все нервы мне измотал обормот проклятый! А если бы ты там убился? Там места-то гиблые! Сгинуть решил окаянный? К Зелёной пошёл?

— Да какие гиблые? Я в перелеске лазил. Что у тебя за порядки вообще! Купаться нельзя! Гулять нельзя! Друзей нет — хоть подыхай! — отбивался Ванька.

— Так рейки руби! Чо не рубишь? Работы полный двор, а он Ваньку валяет...Пришибу! Как есть пришибу!

— А я тогда голодовку объявлю! Сама свои щи жри! Я для неё грибы собирал, а она… — Ванька воробушком взлетел по лестнице на сенницу и спрятался там пока бабушка не утихнет.

— Эк, какой стал! — бушевала внизу бабушка. — Грудь колесом, хвост топорщит! От горшка -два вершка, а уже норов свой показал! В кого только такой уродился?!!

— В Зелёную бабушку! — огрызнулся Ванька.

Бабушка, его бабушка, вдруг неожиданно и громко всхлипнула. Повисло гнетущее молчание, а потом он услышал как скрипят половицы. Ваньке стало не по себе. Складывалось впечатление, будто бы он со зла сказал то что не должен был говорить. В тот вечер она больше не произнесла ни слова. Молча ушла и всю ночь просидела возле печки в передней комнате.

Ванька попытался помириться, но натолкнулся лишь на холодное молчание. Он снял с себя грязную одежду, умылся и вздыхая отправился спать.

Все утро они не разговаривали. Бабушка молча поставила перед ним тарелку молочного супа с макаронами и ушла на огород. Ванька поклевал завтрак. Потом вспомнил, что давно не видел домашнюю кошку. Обычно, по утрам она всегда отиралась на кухне. Мяукала. Требовала еды.

Неужели окотилась?

Он оделся, обыскал дом. Кошки нигде не было. Проверил сенницу и чердак -тоже нет. Обыскал двор. Пусто. Козу бабушка по утрам выводила за ограду объедать траву на пустырях и соседских лужайках. На всякий случай проверил под крыльцом -всякое бывало. Могла и там спрятаться. Мурка как сквозь землю провалилась. Бабушку спрашивать было опасно — разговор мог зайти про котят, а у него с ней и так натянутые отношения. Ванька пошёл в сарай. Нашёл чемодан и раскрыл его. Ага. Целый ворох ключей. Какой-нибудь да подойдёт открутить решетку. Ванька нашёл на верстаке сумку из-под противогаза в которой хранились старые засохшие кисти, вытряхнул их оттуда и переложил в неё самые подходящие на на его взгляд ключи. Тут он услышал тихий писк, но занятый делом, сначала не придал этому значения подумав на птицу. Писк стал сильнее. Ванька поднял голову и наугад спросил:

— Мурка? Ты?

— Муррр…— отозвалась откуда то из полумрака кошка.

— Чёрт! Я же тебя просил, зараза! Бабушка, если увидит, отыграется на котятах по полной. Ей, сейчас, только повод дай!

Ванька вскочил и побежал на кошачий голос. Точно. Мурка устроила себе логово в дальнем углу сарая спрятав кричащих слепых котят в старой фуфайке. Оставлять их тут было крайне опасно. Ванька погладил тревожно мурчащую кошку, пересчитал котят. Четверо. Черненький, беленький и два пятнистых - прямо как их мамаша.

Нужно было срочно эвакуировать их в безопасное место. Бабушка в любой момент могла появиться в сарае и всё испортить. Он выглянул на улицу и осмотрелся -поблизости никого. Хорошо. Вернувшись назад он осторожно убрал Мурку, а потом сгрёб в охапку котят вместе с фуфайкой и поволок на сенницу. Мурка тревожно мяукая бежала следом. Он пробежал через двор, поднялся по лестнице и аккуратно разместил котят в корзине.

— На, смотри! Ничего я твоим детишкам не сделал, — продемонстрировал он свою работу недовольной хвостатой мамаше — тут и сидите. Тут, вас бабушка никогда не найдёт.

Некоторое время он наблюдал за котятами, потом опомнился: он же хотел идти к бомбоубежищу. Только вот бабушка...И кошка…Как же быть? В этот день он не решился на вылазку в лес. Отдыхал на сеннице, читал книжку и спал. Стараясь не показываться бабушке на глаза бегал на кухню за едой - для себя и для Мурки. Он выжидал.

К ночи, выспавшись окончательно и не зная чем себя занять, Ванька решил продолжить рубить дрова. Бабушка проснулась, выглянула на шум. Некоторое время наблюдала как он работает, а потом не выдержав попросила его не шуметь до утра.

— Утром я за грибами пойду! Хочу найти свой мешок, который в лесу посеял, — огрызнулся вспотевший Ванька.

— Ну иди. Иди за грибами, хоть с утра, тока меня пожалей и соседей, нехристь окаянная, — взмолилась бабушка.

Ванька  улыбнулся. В этой битве он вышел победителем.

————————————————

Утром он собрался в дорогу как взрослый ни у кого не спрашивая разрешения. Надел брезентовый дождевик. В сумку из-под противогаза напихал ключей, прихватил ещё один мешок для грибов, чтобы его легенда была убедительной, и пошёл.

Ванька потратил часть времени на сбор грибов: не возвращаться же с пустыми руками. И только когда решил, что насобирал достаточно он занялся решеткой. Она была очень грязной и склизкой. Вся поросла какой то бурой тиной. Болты не поддавались. Ванька содрал на ладонях кожу до крови пытаясь открутить их. Мальчик плевался, хныкал, отступал и принимался заново бороться с проклятыми болтами. Два нижних он кое-как выкрутил, но этого было недостаточно чтобы пролезть внутрь. Пришлось лазить по округе искать подходящий рычаг. Он разыскал на свалке железный рифлёный прут и уже при помощи него отогнул решетку. Вспотевший, промокший, до чёртиков счастливый он с облегчением выдохнул, забрался в трубу и пополз по ней на четвереньках. Ванька ничуточки не боялся, его звали вперёд азарт и желание посмотреть вожделенные мультфильмы. Раз банда Лысого там лазила — значит там бояться нечего и некого. Главное разобраться как работают кинопроекторы.

В состоянии эйфории он не сразу заметил, что труба закончилась. Ванька ощупывал темноту перед собой и не мог понять, что там?

Пришлось достать спички и поджечь одну. Темнота осветила маленькую комнату от которой в разные стороны отходило ещё три отверстия.

“Развилка — догадался мальчик — Оёёй. Куда же дальше ползти-то”?

Он спустился в комнату. Зажег ещё одну спичку и вот тут немного испугался. А если он тут заблудится? Может лучше вернуться?

Нет. Отступать после таких трудностей было стыдно.

Нужно оставить пометку. Ванька сжёг ещё несколько спичек, собрал пепел и пальцем намазал на стене, возле трубы ведущей к выходу, жирный чёрный крест.

Он выбрал правую трубу и уже собирался нырнуть в нее как из другой, до него донёсся тихий голос. Он замер и прислушался. Кто то поёт. Ванька удивлённо заморгал и придвинулся ближе. Точно. Из трубы напротив доносилось пение.

Раз кто-то поёт — значит там люди, а раз люди, надо посмотреть поближе, — решил он и выбрал среднюю трубу.

Чем дальше он полз по трубе тем громче слышалась странная заунывная песня. Ванька старался быть как можно тише: а вдруг его поймают и накажут за то что он без спроса залез в бомбоубежище?

—... Экий -Акай

— Экий -Акай

— Ты малыш смотри не плакай

— Хвост отрежу: шкуру прочь

— Некому тебе помочь

“Какая странная песня. Вроде по русски поют?”, — подумал он стараясь прислушаться к словам.

— Я сварю кисель из кошки

— Испарю его немножко

— Сладкий газ меня укроет

— Двери в мир Чудес раскроет...

Ванька увидел впереди зелёный тусклый свет. Голос доносился оттуда.

— Экий-Акай

— Экий-Акай

— Помаши хозяйке лапой…

Труба закончилась. Ванька упёрся головой в деревянный ящик загородивший выход. Ящик стоял неплотно, сквозь щели проникал искусственный свет. Он просунул нос в щель, попытался посмотреть, но разглядел только туман и смутные тени.

Ванька прислушался. Голос напевающий странную песню затих, он слышал только шипение, словно кто-то в бане плеснул на раскалённые камни из ковшика. Потом раздалось громкое бульканье.

“Что там такое? Неужели баня”? — удивился Ванька и начал отодвигать ящик в сторону. Ящик поддался легко, будто бы в нём ничего не было, только издал противный и резкий скрип.

Ваньке он показался оглушительно громким. Он замер, прикидывая про себя, как лучше пятиться задом если его вдруг заметят.

Мальчик подождал немного — ничего. Шипение и бульканье не прекратились и тогда он решился протиснуться в расширившуюся щель.

Ванька встал на ноги и тут же согнулся от кашля вдохнув непривычного странного воздуха. Из глаз потекли слёзы. Сначала он подумал, что отравился. Зеленоватый пар был повсюду так что он почти ничего не видел вокруг себя. Откуда то сверху шёл свет. Какое-то высокое помещение, а под ногами железный пол. Продолжая кашлять Ванька прижался к стене, выплюнул скопившейся комок соплей. От страха перед глазами всё начало кружиться.

“Нужно назад, в трубу”, — в панике подумал он.

— Экий-Акай. — снова тот странный голос.

Над головой зашумело и загудело. Пар начал подниматься вверх постепенно рассеиваясь. Дышать стало намного легче. Ванька вытер сопли: теперь стало немного понятнее где он оказался. На площадке, которая шла по кругу внутри большой комнаты в форме цилиндра. В полу были решётки. Края площадки заканчивались перилами. Он подполз к перилам, посмотрел вниз и тут же отпрянул.

Ему показалось, что его увидели. Там внизу возле каких-то пультов стояла высокая фигура. Он подождал немного -ничего. Никто не бежит ловить его. Не слышно шагов. Ванька осмелел и снова придвинувшись к перилам, посмотрел вниз. Теперь стало ясно почему его не заметили: человек стоял к нему спиной. Ванька засопел, человек был какой-то странный. В резиновой одежде, на голове противогаз. Одежда была украшена перьями и стеклянными бутылочками. Больше всего мальчика смутил ржавый баллон на спине вроде тех, что у водолазов по телевизору и резиновые шланги. Шланги шли от человека к ящикам и пультам с разноцветными кнопочками, а один к узкой стеклянной колбе на железных ножках в которой пузырилась зелёная жидкость.

Фигура просто стояла и покачивалась из стороны в сторону. Ванька опустил голову за перила обнаружив множество стеклянных сосудов, трубок, баллоны и ещё открытые емкости от которых шёл пар.

Какие уж тут мультики? При чём тут мультики? Ерунда какая-то. Попал на обычное производство - как на ферме, ещё и от бабушки получит за то что проник без разрешения, а может и в милицию сдадут. В милицию ему попадать нисколечко не хотелось.

Ванька отодвинулся от перил и пополз на четвереньках по площадке пользуясь тем, что человек внизу его не видит. Он подполз к ближайшей решетке в полу и посмотрел вниз. Увидел большой бак с серой пузырящейся жижей. Ничего интересного. Справа от себя обнаружил лестницу сваренную из прутьев по которой можно было спуститься вниз. Только зачем? Чтобы его поймали? Нет уж -сначала он тут всё изучит. Ванька пополз дальше по кругу и обратив внимание на маленькие окна в стенах подобрался к ним. Посмотрел. Первое окошко было мутным: там он увидел только ящики выступавшие из полумрака. Ящики интереса не вызывали. Ванька пополз проверять следующее окошко. А вот в этом окошке он увидел нечто любопытное. Большой зал в котором стояли три кресла. Ванька вспомнил где он такие видел: давным -давно весь класс водили в поликлинику проверять зубы и зубной врач сажал его в похожее кресло с мягкой спинкой и с подголовником. Только тут к каждому креслу шли длинные шланги. Может тут Лысый с дружками и смотрят эти мультики? Кресел как раз три. Любопытно.

— Не хватает, — услышал он и насторожился.

Чего не хватает?

— Нужна ещё одна. Придётся поработать. Экий-Акай…

Ванька подполз к перилам. Человек в противогазе с хлюпаньем отдирал от себя шланги, от костюма шел пар. Мальчику пришлось лечь на живот, чтобы рассмотреть получше.

Фигура сдвинулась с места и пошла куда то влево скрывшись за железной овальной дверью. Ванька заметил окошко выходившее как раз на нужную сторону и мелкими шажками перебежал через площадку проследить: что этот человек будет делать? Там он к своему удивлению увидел клетки с кошками запертыми внутри, длинный стол из блестящего металла и деревянную плаху с топором.

Сквозь стекло Ванька увидел что человек в резиновом костюме извлёк из клетки живую кошку, положил её на деревянную плаху и одним ударом отрубил несчастному животному голову. Увидев брызнувшую кровь он в зажмурился от неожиданности. Разве так можно?

Мальчик помнил как бабушка, иногда, рубила головы курицам и петухам. Отрубит голову и отшвыривает птицу, а та бьёт крыльями скачет, какое-то время ещё живёт. Но одно дело отрубить голову тупой курице и совершенно другое кошке. Это же как друга убить?

Да что это за чудовище такое? Вот кому Лысый кошек в бомбоубежище сплавляет. А Юрка знает? Раз вместе с ним - значит знает. Какие же они все уроды и мучители. На глазах сами собой появились слёзы. Он посмотрел в окно ещё раз — там творилось ещё более страшное дело. С кошки содрали шкуру. Человек в резиновом костюме резал её на столе складывая части тела в эмалированную миску. Под его ногами растеклась кровавая лужа. Было плохо слышно, но Ванька чувствовал как орут и плачут от горя запертые в клетках несчастные кошки. Дальше он не стал смотреть. Его затошнило и мальчик твёрдо решил возвращаться домой и никогда сюда больше не возвращаться. Он дополз до почти до самой трубы ведущей к выходу как неожиданно почувствовал как на его шею опустилось что то холодное и тяжёлое. В первую секунду он подумал, что это тот человек в резиновом костюме увидел его и догнал и сейчас он отрубит ему голову. Ваньку прошиб холодный пот.

— Ква!!!

Рядом шлёпнулась жаба. Ванька выпучился на нее испуганно потирая шею.

— Откуда же ты взялась, скотина?

Жаба молчала. Смотрела на него жёлтыми глазами. Ванька не выдержал. Схватил жабу обеими руками, подбежал к краю площадки и сбросил вниз. Отступая услышал слабый всплеск и бульканье. Догадавшись, что он чего то натворил мальчик выглянул за парапет. Жаба упала в открытый чан где шевелилось белое горячее варево.

— Ладно. Хуже не будет, — проворчал он и полез в трубу. Полз обдирая локти и колени пока не добрался до перекрёстка. Спрыгнув в комнатку, он пошарил в карманах и к своему ужасу не обнаружил там спичек. Потерял! Лазил, лазил и потерял. Ванька на ощупь выбрал ближайшую трубу и полез в неё, но чем дальше он по ней полз тем сильнее укреплялся в подозрениях, что это не та труба. Он ошибся.

— Всего их четыре, - бормотал Ванька пытаясь вспомнить и содрогаясь от страха. Он почувствовал что может остаться тут навсегда -я выбрал сначала трубу напротив, а теперь по ошибке выбрал правую. Мне нужно назад. Вылезти задом, а потом выбрать ту где будет моя левая рука. Тогда я точно не ошибусь.

Пятиться в трубе было намного труднее. Развернуться он боялся, можно было застрять. Ванька засопел размышляя как ему поступить по инерции продолжая ползти вперёд. Впереди снова появился свет. Он обрадовался и прибавил ходу: может быть он всё таки не ошибся? Но, нет. На своём пути Ванька обнаружил очередную решетку… Труба похоже проходила над залом где стояли кресла. Человек в резиновом костюме возился там, поправлял трубки, протирал тряпкой что то похожее на маску.

— Провались ты к дьяволу! — в сердцах пожелал ему мальчик и испуганно захлопнул рот. Эхо его голоса разнеслось далеко вокруг.

Тот. В резиновом костюме услышал шум. Поднял морду в противогазе, начал озираться.

Ванька испуганно замер. Резко и тонко запищал звонок. Человек в резиновом костюме отвёл взгляд от потолка и засуетился. Потащил новые шланги к креслам, начал подкручивать какие-то вентили.

Ванька услышал шаги.

— Здорово бабуля. Мы тебе свежую кошку в трубу закинули. Скоро там мультики?

Это голос Лысого! — изумился Ванька. Банда пришла. Тааак...Уходить не узнав, что они такое тут смотрят было уже нельзя.

Ему пришлось улечься боком и наблюдать.

— Матвеюшка пришёл. И друзей привёл. Хорошо. Как хорошо, что не забываете старушку, — услышал он голос этого страшного человека и вытаращил глаза.

Чего? Этот урод старушка? Бабушка? Да в нём роста, почти два метра. Что это за бабушка, которая вот так запросто кошкам головы “чекрыжит”? И кто это такой Матвей?

До Ваньки не сразу дошло, что это имя Лысого. Да этого упыря никто сроду по имени не называл.

— Здрасьте...

— Здрасть…

Вразнобой поздоровались Тухлый и Юрка.

— Всё готово. Всё сделала. Последние приготовления и запасы на зиму будут готовы… Свежую порцию я уже вам приберегла...А то истосковались поди...По мультикам то?

— Агаааа… — хором ответила банда.

— Рассаживайтесь деточки в креслах. Занимайте места, а уж бабушка вам всё включит. Хотите на радугу, а хотите в дальние страны… Экий — Акай…

Ванька увидел как Лысый, Тухлый и Юрка разлеглись в креслах подкручивая сиденья так, чтобы было удобнее. Старуха суетилась между ними, помогала, вела себя словно обычная бабушка к которой вдруг нагрянули редкие, но такие долгожданные родственники.

— А кошек мне больше не надо... Хватит нам всем на зиму. Я запасов наделала...Уххх...Да всё самое лучшее...Ходите в гости, хоть всю зиму...Только с оглядкой...Оглядкой...Помните про наш секрет то.

— Да мы помним, бабуль! — нетерпеливым голосом ответил Лысый — Давай уже. Прибавь газу! Три дня терпели.

— Потерпи уж чуток Матвеюшко... Скоро будет... Ведь сам знаешь -быстро нельзя... Окочуришься, и где я тогда другого внука возьму?

Ванька ждал чего угодно. Кинопроектор. Видеомагнитофон и телевизор. Только ничего этого не было. Банда Лысого нацепила маски с трубками, которые тянулись куда то далеко и уснули.

Он разочарованно фыркнул. Опять ерунда получалась. Столько ужасов и трудностей, сегодня вытерпел, чтобы увидеть как другие спят? А что они про кошек говорили? Эти изуверы их жрут? Идиотизм. Как будто есть больше нечего? Запасы на зиму она заготовила. Ванька всё о запасах знал: его родная бабушка тыщу раз в подпол за банками с огурцами гоняла, хотя он больше обожал земляничное варенье.

Старуха тем временем отошла от кресел и скрылась. Ванька перевёл взгляд на спящего Юрку и тяжело вздохнул.

— Эх. Юрка,Юрка…— прошептал он. — Угораздило же тебя связаться с такими, а ведь нормальным пацаном был. Лежишь тут, теперь, спишь. Что в этом хорошего? Лучше бы пошёл со мной на рыбалку как в прошлом году...Или подсолнухи у соседей сшибать? А помнишь: солдатиков из свинца отливали?

Юрка застонал во сне. Начал ворочаться.

— Не нравиться? Может тебе просто стыдно? Может быть я перед тобой в чём то виноват, отчего ты пошёл дружить с ними, а не со мной? Что я тебе такого сказал? Что я сделал? Я извинюсь...Честно…

Следом за Юркой начал стонать Тухлый, а потом к ним присоединился Лысый, который начал биться в припадке так, что упал со своего кресла.

— Фига се. Мультики — пробормотал наблюдавший за ними Ванька.

— Ааааа….Бляяяяяяя…. — сорвав с себя маску проревел Лысый. Его начало сильно тошнить. Он захлёбывался, зажимал рот. У него брызгало из носа.

Ванька перевёл взгляд на других. Их тоже корёжило. Это чем это они таким дышат? Совсем дураки?

Из темноты выскользнула бабка в противогазе и начала освобождать Юрку и Тухлого от их масок.

— Пииии…..аааааа.. Ты старая…...Пииии…..ааааа!!! — выл Лысый катаясь по полу.

Ванька догадался, что происходит нечто странное.

— Заткнись! — грозно оборвала его старуха — Газ был испорчен! Ваших рук дело шутнички? В могилу меня отправить решили?

Юрка и Тухлый повалились с кресел. Их тоже начало тошнить.

— Вся работа коту под хвост! Кто в трубу жаб подсунул? Сознавайтесь? — бушевала старуха — Сами себя угробить вздумали, оглоеды? Я вам русским языком сказала: только коты и кошки, и всё!

— Не мы это….Сукой буду...Бабуся...Убью! — Лысый кое-как поднялся на ноги пошатываясь пошёл на нее. Щелкнул раскладной нож. Ванька увидел как старуха развернулась к нему и одной рукой подняла его в воздух как пушинку. Лысый затрепыхался, пытаясь освободиться, нож полетел куда-то в сторону.

— Меня убить вздумал, щенок! Да меня вся деревня убить не смогла. Сознавайся лучше, ты мне жаб подкинул? Расшибу о стенку!

“Так это про неё мне бабуля говорила. Это она! Та самая отравительница - Зелёная бабушка”! — догадался Ванька — Сейчас, начнут виноватого искать, а значит перероют всё бомбоубежище, обнаружат его следы.

“Нужно убегать пока не поздно — решил он. А то ведь найдут и как кошке голову отрубят или сварят живьём”.

Он начал осторожно пятиться, но снова замер услышав резкий старушечий голос.

— Жить вам осталось: три дня. Вы вдохнули отравленный газ и уже не важно, кто из вас виноват в этом. Если хотите жить, вы их мне принесёте, а я вам за это время приготовлю противоядие. Мне нужно 12 кошек, чтобы обновить запас. Этот придётся слить.

— Да где мы их найдём столько...Бабуль? Мы и так всех кошек с деревни перетаскали — всхлипывал Лысый.

— Пожалейте нас.

— Помогите…

— Мне неважно где вы их найдёте. Те кошки, что в клетках и новые, которых вы мне принесёте пойдут на новую партию газа. Хорошо, если в эту зиму нам хватит протянуть до весны. А сейчас, поторопитесь — у вас всех мало времени. Подходите по одному, я вколю каждому из вас укол. Он позволит вам протянуть подольше…

Ванька услышал как подростки начали наперебой причитать и плакать. Оставаться больше не было никакого смысла. Он начал пятится. Сначала потихоньку, а потом как можно быстрее. Мальчик сам не понял как вывалился из трубы на перекрёстке. Он снова едва не перепутал направление, но собрался с духом. Постоял лицом к трубе из которой вылез и несколько раз перепроверив всё, выбрал ту, что находилась по левую руку.

Эта труба показалась ему бесконечной. Он всё полз и полз, а она не кончалась. Когда повеяло свежим воздухом он почувствовал неимоверное облегчение. Вот он — заветный выход. Уже смеркалось. В лесу пели птицы, со стороны деревни раздавался бодрый собачий лай. Ванька дышал и никак не мог отдышаться, а потом выбрался из оврага, подобрал мешок с грибами и позабыв про ключи со всех ног побежал домой.

Снаружи слышно гул ветра и шуршание шин подъехавшей к подъезду машины. За стеной кто-то смеется, соседи сверху смотрят телевизор. Привыкшие к темноте глаза различают стул в углу, шкаф с висящими на дверце вещами, приоткрытый ноутбук на столе. Уже, наверное, часа два ночи, но сон все не идет, и Влад вздыхает, переворачиваясь на другой бок. Отвернувшаяся к стенке Яна совсем неподвижна — эта бессонницу сроду не знала, везет же. Влад запускает руку под ночную рубашку и осторожно проводит ладонью по бедру Яны, по талии, по животу. Пальцы пересчитывают выпирающие ребра и ласково сжимают мягкую грудь. Кожа теплая как свежевыпеченный хлеб на бабушкином столе — это тепло прекраснее всего на свете. В серые бессонные часы Влада часто посещает темная мысль, что однажды он также прикоснется ночью к Яне, а она окажется холодной. Наверное, это и правда может случиться — нескоро, через долгие десятилетия, но может. Влад зажмуривается, отталкивая нахлынувшую тоску. Рано об этом думать. К тому же, по статистике у него больше шансов стать холодным первым. Не успеть ощутить утрату родного тепла на другой половине кровати.

Он успевает провалиться в неровный сон, когда Яна выскальзывает из объятий и сползает с постели. Шлепают по полу босые ступни, щелкает выключатель, в кухне загорается свет. Через дверной проем спальни видно обувную полку в прихожей и свисающее с вешалки пальто. Влад щурится, терпеливо ожидая: опять проголодалась посреди ночи. Сейчас нажуется печенья, а днем будет крутиться у зеркала и стонать, что непростительно разжирела.

Из кухни не раздается ни звука. Проходит две или три минуты, и в комнату заползает ледяное дуновение. Кажется, открыто окно.

— Тебе жарко, что ли? — вполголоса спрашивает Влад.

Ответа нет. Нахмурившись, он стряхивает одеяло и ступает на остывший пол, обнимая себя за плечи.

— Ян, там январь вообще-то, ты с дуба рухну…

Замерев на пороге кухни, он широко открывает глаза. Яны нет, только равнодушно гудящий холодильник, укрытый скатертью стол и распахнутое настежь окно. Вырвавшись из оцепенения, Влад в два больших прыжка оказывается на подоконнике и высовывается наружу. Укрытый снегом двор с высоты шестого этажа кажется крошечным и непривычно далеким. Мерзнут на парковке автомобили, кружатся колкие снежинки в свете уличных фонарей. Прикусив губу до крови, Влад всматривается в поисках распластавшегося человеческого силуэта, но снежный покров нарушают лишь следы проехавшей недавно машины.

Влад пытается что-нибудь выкрикнуть, но сдавленное горло исторгает только хрип. От мороза спина и плечи покрываются мурашками, вцепившиеся в раму пальцы коченеют. Взгляд цепляется за фигурку в дальнем конце двора — темно-синее пальто, меховая шапка. Не видно, мужчина это или женщина, но голова повернута в его, Влада, сторону. Надо спуститься, спуститься и спросить, поискать внизу, посмотреть…

— Ты чего это удумал?

Обжигающе горячие руки хватают поперек живота и стаскивают с подоконника. Влад не удерживает равновесия и валится на спину, больно ударившись лопатками. Склонившись, Яна убеждается, что он жив и возвращается к окну, чтобы закрыть.

— Ты что, правда хотел… ну, это самое? — спрашивает, помогая подняться.

Глаза размером с блюдца, медного оттенка волосы разметались по веснушчатым плечам. Тяжело дыша, Яна осматривает Влада.

— Прыгнуть хотел? Совсем дурак?

Дар речи возвращается, и Влад ошарашенно выдыхает:

— Я думал, это ты прыгнула.

— Куда? — Яна бегло оглядывается на окно. — Я спала как убитая, куда я прыгнула-то? Проснулась из-за того, что чуть не околела, а тут ты… Тебе приснилось, что ли?

Влад хлопает ресницами, не находя ответа. Даже если все в самом деле было сном, кто тогда зажег свет в кухне и открыл окно? Он же не вылезал из постели, когда это случилось!

— Ты, может, лунатишь? — спрашивает Яна. — Не замечал? Может, в детстве что-нибудь такое было?

Влад неуверенно мямлит:

— Да нет вроде…

Она качает головой, машинально поправляя волосы. Веснушки на побледневшем лице горят особенно ярко, зеленые глаза сверкают как драгоценные камни.

— Это мне что, ночами теперь не спать, за тобой следить? — говорит. — Что же это за жизнь такая будет?

— Не спать, ага, куда там, — невольно усмехается Влад. — Ты вырубаешься быстрее, чем до подушки доползаешь.

Она пытается сохранить серьезное выражение лица, но не выдерживает и расплывается в улыбке:

— Ой, ну тебя. Еще раз — и в глаз, понял? По психологам затаскаю. Или кто там этим занимается?

***

На следующий день дверной звонок ввинчивается в уши звонкой трелью, и Влад вздрагивает, поднимая голову от ноутбука. Вроде никто не обещал явиться в гости, так что можно и не открывать — скорее всего, опять будут рекламировать выгодные тарифы или донимать вопросами религии. Надо просто подождать, и они уйдут.

Трель повторяется, и Влад стискивает зубы, угрюмо глядя в экран, где смазливый блогер проверяет, сколько пачек чипсов нужно, чтобы заполнить ванну. Не проходит и десяти секунд, как звонок снова надрывается. И, не успев толком затихнуть, снова.

— Охренели, — шипит Влад, сталкивая ноут с коленей и выбираясь из-под одеяла.

В глазок видно только размытую фигуру на слабо освещенной лестничной площадке. Ни листовок, ни других проясняющих ситуацию признаков не различить. Звонок заливается в очередной раз, когда Влад поворачивает замок и дергает ручку, стараясь принять максимально суровый вид.

Раздражение тут же уступает растерянности — за дверью невысокая тощая женщина лет пятидесяти с жиденькими черными волосами, выбивающимися из-под меховой шапки. Пучеглазая и бледная, она похожа на лягушку, вырядившуюся в темно-синее пальто. Это она наблюдала из другого конца двора сегодня ночью.

Женщина с беззастенчивым любопытством рассматривает Влада, чуть приоткрыв рот, будто оттуда и в самом деле вот-вот выстрелит липкий лягушачий язык. Так проходит больше минуты, а потом Влад выдавливает:

— Вы, собственно, кто?

— Меня зовут Ольга.

Взгляд больше не любопытный, теперь он упирается Владу в лицо словно большая тупая игла так, что хочется прикрыться руками.

— И кто вы, Ольга?

— Я… Ээ, я хотела бы поговорить.

Она чуть наклоняется вперед, чтобы заглянуть в квартиру — проверяет, есть ли кто еще.

— Ты один?

— Какая разница?

— Не бойся меня, Владик. Я хочу всего лишь поговорить.

На спине тут же выступает холодный пот: оказывается, собственное имя из уст незнакомого человека режет слух острее крика. Можно было бы решить, что это какая-нибудь родственница Яны, но Яна выросла в детском доме, поэтому такую мысль приходится отмести.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

Ольга улыбается неловко как гость, случайно уронивший бокал. Рука взмывает вверх, чтобы поправить шапку.

— Откуда? — повторяет Влад.

— Это неважно. Важно то, что… Мм, а почему ты один? Где жена?

— Мы пока не женаты.

Она понимающе кивает:

— Ты из тех умных мальчиков, которые не торопятся завести семью. Согласна, сначала нужно пожить самому. Знаешь, как сильно хочется жить тем, кто заводит жену и детей слишком рано? Я имею в виду жить, а не существовать. Им хочется, да. Чтобы ни забот, ни хлопот, только вот жизнь и только вот удовольствие от жизни. Но ничего не поделать. Конечно — что поделать, когда ошибка уже случилась. Я это про свадьбу да про детей. Хорошо, что ты избежал этого.

Глаза Ольги мечутся по сторонам, речь то бодрая и четкая, то скатывается в шелестящий шепот. Нос непрестанно шмыгает, длинные узловатые пальцы теребят пуговицы пальто. Влад качает головой. По нутру расползаются нехорошие предчувствия, будто кто-то плеснул туда из грязной лужи. Пора это прекращать.

Он говорит:

— Зачем вы за мной следите?

— В смысле?

— Я видел вас ночью, смотрели прямо на меня. А сейчас приходите и откуда-то знаете, как меня зовут.

— Ты все не так понял, я же…

— Если еще раз увижу — вызову полицию. Понятно, да? Или сразу санитаров, а то вы явно кое-откуда сбежали!

Влад хлопает дверью и быстро поворачивает щеколду, будто Ольга предпримет попытку вломиться. Несколько минут стоит неподвижно, прислушиваясь, но с той стороны не раздается ни звука. Сорвавшееся в галоп сердце постепенно утихает, и он сжимает переносицу пальцами, стараясь сосредоточиться. Раз эта сумасшедшая знает адрес, спрятаться не получится. Остается надеяться только на то, что угроза ее напугает.

***

Вечером, когда Влад у плиты помешивает жарящуюся картошку, из прихожей слышится скрежет ключа. Скрипят петли, но вместо привычного «я приперлась!» раздается:

— А это что?

Убавив огонь, он спешит в прихожую. Раскрасневшаяся от мороза Яна в полурасстегнутом пуховике непонимающе разглядывает наружную сторону двери. Прищурившись, Влад различает нарисованный черным маркером символ — будто бы солнце, но вместо лучей в разные стороны расходятся птичьи крылья.

— Ты уже видел? — спрашивает Яна. — Я когда утром уходила, ничего такого вроде не было.

— Нет, — тянет Влад. — Не видел.

— Может, дети какие-нибудь напакостили? Или приходил кто-нибудь?

Воспоминание об Ольге накрывает сознание прохладной тенью. Сам не понимая зачем, Влад врет:

— Никто не приходил.

Заметив проступивший на лице Яны испуг, он изображает ободряющую улыбку:

— Иди на кухню, там картошка на плите, последи. Я тут пока сотру.

— Картошка? — шутливо кривится.

— Я не виноват, что у тебя выпала смена на воскресенье, и мне пришлось готовить! — смеется Влад. — Скажи спасибо, что не яичница.

Пока он елозит по рисунку влажной тряпкой, Яна шатается из спальни в кухню и обратно, раздеваясь и помешивая ужин. Брови опущены, губы сжаты, пальцы раз за разом нервно приглаживают волосы.

— Да не переживай, — говорит Влад, когда она в очередной раз шаркает мимо. — Всего лишь дурацкие каракули.

— А? А, да-да.

Кажется, дело совсем не в рисунке.

— Как там твои кошечки? Много народу сегодня? — осторожно спрашивает Влад.

Яна работает ветеринаром и порой возвращается домой в плохом настроении просто из-за того, что пришлось усыплять какую-нибудь престарелую болонку или ампутировать лапу коту. Говорят, у врачей со временем вырабатывается цинизм, защищающий душу непробиваемой броней, но Яне, видимо, пока не хватает практики.

— Да ни о чем, — слышно из кухни. — Так, средне. Думала, будет больше.

— Было что-то серьезное?

— Нет. Глисты, лишай, порванное ухо. Мелочи.

Влад бросает тряпку под обувную полку и закрывает дверь. Яна бредет в спальню, на ходу расстегивая джинсы.

— А чего тогда такая мрачная?

Она останавливается, опираясь плечом на стену, и глядит беспомощно как ребенок, случайно разбивший окно отцовской машины. Повисает тишина, нарушаемая только картошечным шкворчанием, и Влад начинает беспокоиться по-настоящему:

— Что случилось-то?

Яна опускает глаза:

— Да я беременна, блин.

Уголки рта ползут вниз, нос собирается складками — сейчас разревется. Вздохнув, Влад бережно прижимает ее к себе. Все внутри перемешалось: страх, волнение, безнадега, предвкушение.

— Я с ним ничего делать не буду, — бубнит Яна ему в грудь. — Если хочешь, съеду хоть завтра, но с ним я ничего плохого не…

— Ой, что ты порешь-то, — усмехается Влад. — Ничего плохого мы с ним не будем делать, конечно.

Она вскидывает влажные глаза:

— Правда? Ты ведь говорил, что не хочешь, а я…

— Года три назад говорил. Мы тогда только познакомились, помнишь? Конечно, не хотел. Теперь хочу. Да и пора уже так-то, нам по двадцать пять лет. Когда, если не сейчас?

Она поднимается на носочки, чтобы чмокнуть его в губы. В этот момент из кухни доносится запах гари.

— Конец моей картошке.

— Ну и хорошо, — говорит Яна, отступая. — Сегодня у меня все равно нет сил делать вид, что это вкусно. Лучше пиццу закажем.

Влад демонстративно поджимает губы, и она хихикает, семеня на кухню, совсем растерявшая недавнюю хмурость. Он с тревогой оглядывается на дверь, будто Ольга прямо сейчас стоит там, подслушивая каждое слово.

***

За следующие два месяца бессонница набирает небывалые обороты. По три-четыре ночи в неделю Влад раздраженно ворочается долгими часами, не в силах ухватиться за сон, а потом забывается зыбкой дремой, чтобы проснуться от будильника совершенно разбитым. Голову наполняет туман, сгущающийся с каждым днем вне зависимости от того, удалось поспать или нет. Мигающие огни светофоров на дороге, гудки автомобилей, мелькающие перед глазами документы на работе, вопросы коллег — все сливается в серую кашу, спутывается в пыльный клубок ниток.

Яна тычет пальцем в монитор, где цветут яркие пятна детской одежды:

— Смотри, это точно можно уже брать, подойдет и мальчику, и девочке.

И Влад бодро кивает, изображая энтузиазм, а сам все больше злится, что нет сил радоваться по-настоящему. Наверное, если как следует выспаться, можно будет носить Яну на руках и с упоением выслушивать ее бесконечный щебет, но чем дальше, тем несбыточнее кажется мечта о крепком сне.

Март разворачивается за окнами во всей зеленеющей красе, когда, вернувшись с работы, Влад различает сквозь потемки подъезда рисунок на своей двери. Опять крылатое солнце. Сердце сжимается, живот скручивается в болезненном спазме.

— Ты дома? — нервно выкрикивает он, с трудом повернув ключ дрожащими руками.

— Да, — слышно из спальни.

Взгляд невольно мечется по прихожей, выискивая следы борьбы и кровавые брызги, но безупречный порядок ничем не нарушен.

— Никто не приходил?

— Неа. А ты кого-то ждал? Надо было предупредить.

По-домашнему растрепанная Яна в махровом халате выплывает в прихожую, держа в руках цветочный горшок с уныло осыпающейся бегонией.

— Ты с цветами ничего не делал?

— Что я мог с ними сделать?

— Не знаю, может, полил слишком много?

— Я же их вообще не трогаю, это твоя забота.

Яна поднимает горшок перед лицом, растерянно оглядывая жухлые листья. Влад хмурится:

— А что стряслось?

— Цветы завяли. Все в доме. Странно как-то, вроде вчера перед работой проверяла, ничего такого, а сегодня убираюсь и смотрю: подохли все, даже тот кактус. Вдруг какая-нибудь тля или типа того? Надо будет вызвать специалиста.

Равнодушно скользнув взглядом по горшку, Влад оглядывается на дверь и уточняет:

— Точно никто не приходил? Там опять этот рисунок.

Яна бледнеет, испуганно округляя глаза. Не надо было рассказывать, беременной лишние волнения точно не на пользу.

Он неловко улыбается:

— Не бери в голову, сейчас сотру. Опять кто-то шутит, видимо.

***

Через две недели рисунок появляется снова. Потом снова через месяц, потом через неделю, потом еще через три дня. Всегда удается смыть до того, как заметит Яна, но с каждым разом все сильнее трясутся руки, все больше плывет перед глазами. Влажная тряпка легко справляется с выведенными маркером линиями, не оставляя ни единого следа, но само изображение будто остается выжженным на сетчатке — неровный круг, множество маленьких крылышек со схематично обозначенными перьями.

Проходит еще неделя, и Влад замечает Ольгу во дворе через зеркало заднего вида, когда возвращается с работы — бросив в его сторону колкий взгляд, она скрывается в арке. Он резко тормозит, готовый выскочить и догонять, но едущий следом сосед раздраженно сигналит, требуя дать проезд.

Не дожидаясь лифта, Влад бегом взлетает на свой этаж и скользит взглядом по ставшему привычным рисунку. Сердце срывается куда-то вниз холодным комом: дверь приоткрыта.

— Яна! — хрипло выкрикивает он, толкая.

Никто не отвечает. Раз за разом повторяя «Ты дома?», он трижды обходит кухню, спальню и ванную, а потом достает телефон. Собственное дыхание, частое и прерывистое, стоит в ушах нескончаемым гулом, заглушая все остальное. Как сквозь мглу Влад различает имя Яны в контактах и давит с такой силой, что дисплей едва не трескается.

Секунда, вторая, потом из трубки раздаются долгие гудки, а из спальни — мелодия Яниного мобильника. Он лежит на столе и беззаботно вибрирует, высвечивая «Любимый». Похоже, забыла телефон дома. Или кто-то не позволил его взять. Выругавшись, Влад сбрасывает и набирает номер службы спасения, но тут из прихожей слышатся шаги.

Яна стряхивает шлепанцы и удивленно оглядывается, когда Влад орет:

— Ты где была?

— У с-соседки, я...

— У какой нахрен соседки? Почему дверь открыта? Знаешь, как я тут перепугался?

— Да я думала, что на минуту только, а там... — Яна обнимает его, дрожащего и взмокшего, не переставая тараторить: — Соседка, снизу которая, эта, как ее там, Татьяна Степановна, прибежала, мол, с собакой у нее что-то, я и выскочила, думала, на минуту всего, а там пока то да се, я же не знала! Помнишь, у нее чихуахуа? Я думала, на минуту всего...

Влад глубоко дышит, отгоняя волнение. Пальцы забираются в волосы Яны, пульсация в висках постепенно сходит на нет. Внутри ворочается смутное чувство стыда: сорвался как истеричка, не разобравшись толком. Нервы совсем ни к черту.

Он спрашивает:

— И что там с ее чихуахуа?

— Да фиг знает. Чахнет почему-то, хотя я ничего особенного не заметила. Здоровая с виду, да все лежит на своей лежанке, не ест даже. Сказала им завтра приехать в клинику, там уже буду разбираться, — Яна отстраняется: — Ты видел… На двери?

— Видел. Не переживай только, я сейчас все смою.

Она зябко обнимает себя за плечи, сутулясь.

— Татьяна Степановна говорит, что знает этот символ. Говорит, давным-давно была такая громкая история…

— Что за история?

Яна недолго молчит, а потом переходит на шепот:

— Она сказала, это знак одной секты. Видела по телевизору, в газетах читала. Типа больше двадцати лет назад эту секту менты накрыли за всякую жесть. Убийства там, всякое такое. В самый последний раз, ну, когда их нашли, они пытались принести маленького ребенка в жертву, менты прям во время ритуала к ним и вломились. Ребенка вроде спасли, а сектанты эти почти все что-то проглотили при задержании — и всё.

— Что всё?

— Всё. А кто не успел, их в дурку сдали, но и те потом тоже на себя руки наложили. Вроде бы никто из них не выжил.

Повисает неуютная тишина. Яна опускает голову и прикрывает ладонями округлившийся живот, будто защищая от опасности. Покачав головой, Влад осторожно сжимает ее плечи. Больше нельзя молчать.

— Кажется, кто-то все же выжил, — говорит медленно.

— В смысле?

Пока он рассказывает про Ольгу — как видел ее в окно зимой, как порола чушь на пороге, как спряталась только что в арке, — Яна каменеет лицом. Взгляд теряется в пустоте, губы сжимаются в тонкую линию.

— Я никому не дам до него добраться, — говорит, когда Влад заканчивает. — Никто моему ребенку не навредит, я сама ее в жертву принесу. Ни одна тварь до него не доберется, я ей…

Он мягко перебивает:

— Надо быть осторожнее. Не суйся куда не надо, не ходи там, где нет людей. Если что, ори «пожар», чтобы все сбежались. Мы пока даже в полицию обратиться не можем, потому что нет прямой угрозы. Никто не будет с этим разбираться. Поняла?

Она часто кивает, еле сдерживая слезы, а потом вдруг хватает его за руку, задирая футболку:

— Толкается! Потрогай!

Пальцы едва угадывают легкие движения. Кажется, будто под теплой кожей проплывает крошечная рыбка. Влад прикрывает глаза, чтобы сосредоточиться, сфокусироваться на мимолетном импульсе. Тревоги, волнения, усталость от бессонницы отходят на второй план, и все заполняется искрами радости, словно одновременно вспыхнули сотни бенгальских огней.

Яна тихо повторяет с улыбкой:

— Я никому не дам до него добраться.

***

Ночью, проворочавшись несколько часов, Влад лежит на спине и буравит взглядом потолок. Глаза привыкли к темноте настолько, что можно различить отклеивающиеся в углу обои и паутинную вязь между плафонами люстры. Надо потом смахнуть, а то прямо заброшенная халупа, а не квартира. Родители пришли бы в ужас от такого. Хорошо, что живут в другом городе.

Из кухни явственно доносится чей-то вздох. Влад приподнимается на локтях и прислушивается, только теперь осознавая, какая плотная и неестественная тишина накрыла все. Нет ни уличного шума, ни соседского телевизора, ни гудения холодильника, только самозабвенно сопит у стенки Яна. Тяжело сглотнув, Влад принимает сидячее положение. Нужно вспомнить, куда положил перед сном телефон.

Вздох повторяется — совершенно отчетливый, ни с чем не спутаешь. Потом скрип отодвигаемого стула и шарканье ступней по линолеуму.

— Кто там? — сипло выдавливает Влад.

Ответа нет. Волосы шевелятся на затылке, сердце раздувается как воздушный шарик и тяжело ворочается в груди, отдаваясь тревожной пульсацией по всему телу. Влад тормошит Яну за плечо:

— Проснись!

Но она только зарывается носом в подушку, буркнув что-то невразумительное. Из кухни слышно стук посудного шкафчика и легкий перезвон тарелок. Затаив дыхание, Влад сползает с постели и бьет ладонью по выключателю, но люстра не загорается. Чертыхнувшись, он хватает табурет и, выставив перед собой ножками вперед, крадется в кухню.

Здесь светлее — окно не занавешено, и отсвет уличного фонаря разбавляет мрак, давая различить привычную обстановку. Все на своих местах, никого и ничего постороннего. Влад с трудом переводит дыхание и зажимает табурет подмышкой, освободившейся рукой нащупывая выключатель, когда из-под стола выскальзывает черная тень. Бесплотная и невесомая, она бросается вперед, поднимая над головой руку. Острие ножа ловит блик света в потемках.

Закричав, Влад прикрывается локтем, и лезвие бьет по запястью, вспарывая кожу болью. Влад падает на колени и отползает, не сводя широко распахнутых глаз с мечущейся тени — это Ольга, тощая, растрепанная и совершенно черная, будто кто-то старательно выточил ее из большого куска угля. Снова замахнувшись ножом, она толкает стол и прыгает вперед, но тут яркий свет заливает все. Лицо обжигает отчаянная пощечина.

Яна кричит:

— Ты совсем сдурел, что ли?

Картинка фокусируется: разбросанные по полу тарелки, густые алые брызги. Влад сидит на полу, крепко зажав в руке кухонный нож. Несколько порезов перечеркивают запястье, кровь сочится как сок из раздавленного граната.

— Где она?

— Кто? — спрашивает Яна, туго заматывая ему руку полотенцем.

— Оль... Ольга. Я видел Ольгу.

— Не было никого, только ты. Я крик услышала, прибежала, свет включила, а ты тут ножом себя режешь. Опять во сне ходил, да? Идем в ванную, быстро, там бинты.

Все качается: дверные проемы, шторка с кораллами, струя холодной воды, красные разводы в ванне.

— Вроде ничего серьезного, — бубнит Яна. — Я сейчас перевяжу, нормально будет. Ты правда не лунатил раньше? Второй раз уже такая хрень, точно не совпадение.

Глядя, как вода уходит в слив маленьким круговоротом, Влад качает головой:

— Это из-за нее. Она появилась, и это началось. В тот раз это было впервые, и я в тот раз ее увидел впервые. Она зачем-то это все делает, хочет зачем-то, чтобы я... Ну...

Яна льет что-то на кусок ваты, боль впивается в порезы с новой силой.

— Потерпи, так надо.

Туман в мозгу медленно рассеивается, осознание случившегося взрывается как хлопушка.

— А если бы, — тянет Влад. — Если бы ты меня не разбудила?

Яна хмуро глядит исподлобья, не переставая наматывать бинт.

— Разбудила же, — говорит. — В этот раз.

***

На работе Влад пытается сосредоточиться на принесенных только что документах. Буквы расплываются перед глазами, строчки переплетаются, суммы путаются. Приходится прикладывать усилие, чтобы разобраться, и это заметно тормозит процесс. Так не может продолжаться, надо идти к врачу, просить рецепт на снотворное. Впрочем, возможно, стоит оставить как есть, ведь неизвестно, что хуже — не спать или ходить во сне. Сплошное мучение. Сил все меньше и меньше. Это пока еще не предел, но очень близко к тому.

Телефон вибрирует. Яна.

— Да?

— Она здесь!

Пальцы мгновенно леденеют, дыхание сбивается.

— Где «здесь»?

Яна торопливо шепчет:

— Во дворе, на лавочке! С самого утра сидит, я сразу заметила, потому что не видела ее раньше, лицо же незнакомое. А она сидит и сидит как статуя! Я и заподозрила, пошла спустилась, через подъездное окошко рассмотрела, точно она! Прям как ты рассказывал — лупоглазая как жаба, волосы черные, сальные. Сидит себе и сидит, ровно под нашими окнами!

— Никуда не выходи, сиди дома, — хрипло отвечает Влад, резко подскакивая.

Бумаги спархивают со стола, карандаши со стуком рассыпаются по полу.

— Что-то случилось? — спрашивает секретарша, когда он проносится мимо.

— Мне домой пораньше надо, — выдыхает Влад, не оглядываясь. — Если шеф спросит, я в банк!

Взмокшие ладони сжимают руль, глаза не отрываются от ползущих впереди машин и перебегающих по переходам людей. Все словно в замедленной съемке, будто пробиваешься через густое желе как во сне, хотя надо лететь быстрее пули. Ольга может уйти в любой момент, ищи ее тогда непонятно где. Или еще хуже — найдет способ дотянуться до Яны.

Добравшись до двора, Влад паркуется на первом попавшемся свободном месте и бежит, задыхаясь, в сторону своего подъезда. Ольга здесь, в самом деле здесь — сидит на скамейке, чуть склонив голову, одетая в потертую бледно-голубую блузку и длинную черную юбку. Удивленно оборачивается, когда Влад хватает ее за плечо:

— Что вы себе позво…

— Это ты что позволяешь! — перебивает он. — Что ты тут сидишь?

Она передергивает плечами, стряхивая его руку, и поднимается.

— Могу сидеть где захочу. Мне никто не запрещал.

— Сиди где-нибудь в другом месте, понятно? Подальше от меня, от моего дома подальше! Понятно, нет?

— Мне надо здесь.

Влад отступает на шаг, с трудом заставляя себя дышать глубоко и ровно.

— Уходи, — говорит. — И не возвращайся никогда, хорошо? Отстань от меня, хватит рисовать всякую фигню на двери. Я знаю про вашу секту, поняла? Вот вызову полицию, тебя быстро упекут обратно в психушку, хочешь?

Ольга улыбается:

— Владик-Владик, не упекут меня никуда, меня же выпустили сами, я не сбегала. Выпустили, потому что сказали, что вылечили, я теперь свободная как птица. Видишь, вон голубь летит? Я такая же свободная, могу делать что хочу, сидеть где хочу, и не надо меня гнать, нет у тебя таких прав.

Она щурится, слегка покачиваясь взад-вперед, ветерок полощет грязные волосы. Вид совершенно блаженный, именно такой бывает у городских сумасшедших.

— Ты откуда мое имя знаешь?

— Я же наблюдала, изучала, многое знаю. Очень долго искала сначала, между прочим. Даже думала, что не найду, но нет, все хорошо, нашла вот. Мне надо много знать, я же одна из нашей общины осталась, так вот. Мне одной теперь нести крест, а он тяжелый такой, ты себе не представляешь! Столько знать надо, столько сделать. Вот и сижу тут, изучаю, жду.

Влад нервно оглядывается, выискивая глазами свои окна. Яну видно в кухонном — замерла, прижимая руки к животу.

— Чего ждешь? — спрашивает он, поворачиваясь к Ольге. — Что тебе надо сделать?

— Ох, Владик, рано тебе знать. Подожди немного, тебе еще кое-что понять надо, кое-что увидеть, тогда я все тебе расскажу.

— Я хочу знать сейчас!

Она вздыхает и осторожно дотрагивается его висков указательными пальцами. Прикосновение прохладное и сухое. Как парализованный, Влад не трогается с места, будто в одно мгновение ногти Ольги могут удлиниться и пронзить его голову.

— Я же хотела с тобой поговорить, тогда еще, зимой, помнишь? Думала, вдруг получится? А ты сразу показал, что нет, не получится, потому что вот здесь, — пальцы давят чуть сильнее, — столько преград, столько неверия, что нет смысла говорить. Только ждать. Я хочу, чтобы ты еще помучился, побольше настрадался.

Отшатнувшись, Влад поднимает руку для пощечины, но промахивается, только кончики пальцев скользят по впалой Ольгиной щеке. Она кривится в кислой улыбке и спокойно опускается на скамейку, глядя снизу вверх.

— Вон пошла! — кричит Влад. — Чтоб я твою рожу тут больше не видел! Вон, говорю!

Он замахивается кулаком, но тут ловит на себе удивленные взгляды двух собачников неподалеку. Оглядывается: знакомые старушки на соседней скамейке застыли, разинув рты. Даже в одном из окон первого этажа видно чью-то любопытную физиономию.

— Никуда я не уйду, — шепчет Ольга.

Плюнув ей под ноги, он разворачивается и неровной походкой шаркает к подъезду.

(продолжение в комментариях)

Здание городской больницы помнило многое. Столичного архитектора с бакенбардами; сестёр милосердия в белоснежных платках; солдат, с лицами, обожжёнными германскими газами; смешливых революционных матросов.

Каменную кладку стен точили дожди, секли снегопады, в подвале украдкой гнездилась плесень. Крышу множество раз перестилали. Однажды, во время второй войны – тоже с немцем – на неё упала зажигательная бомба.

Крыша полыхнула, и молоденькие санитарочки вместе с ходячими ранеными суетились, таская вёдра с песком. Потом они погрузились на потрёпанные грузовые машины и уехали, брызнув грязью из-под колёс. На их место пришли другие люди, в другой форме. Наглые и крикливые. «Немцы» – догадалась больница.

Со временем и они спешно ретировались. Пять долгих лет больница слушала зубовный скрежет раненых бойцов, сдавленные ругательства на родном и чужом языках. Пять долгих лет она тосковала по мукам рожениц и плачу младенцев – такое тоже случалось, но редко.

Строения, как деревья, способны прожить долгую жизнь. В те годы почти все они пали. В рёве пламени и грохоте разрывов захлёбывался треск лопавшегося стекла, рушились этажи, разлетались деревянные балки.

Больница выстояла. Постепенно всё вернулось в привычное русло. Катаракту выбитых стёкол вылечили, заменив их на новые. Ожоги стен зажили после побелки. Завезли новую мебель и жуткое эхо ушло.

В больнице снова стали рождаться люди. Новые жизни появлялись подобно грибам после дождя. Новые жизни будоражили своим криком. Маленькие человечки возвещали миру о себе. Больница всеми своими этажами слышала их вызов. «Смотрите – кричал каждый из них – Я пришёл! Я уникальна!»
Встречая неокрепшие души, больница была больше, чем повитухой, больше, чем матерью, больше, чем Богом.

А потом её бросали. Почти все. Новорожденная душа спустя короткий срок покидала родное лоно.
Тогда больница скрипела створками дверей, стелилась сквозняками по полу, заставляя ёжиться постовых медсестёр. Тогда в коридорах витали запахи крови и пороха. Тогда плесень в подвале ползла чуть выше, и вечно пьяный сторож Василич морщился.
В такие минуты больница вспоминала свист, несущийся с неба, и желала, чтобы он погубил людишек, копошащихся в ней, подобно паразитам: врачей, санитаров, сторожа. И матерей. Особенно матерей. Они пользовались ей, нагло принимали её безропотную помощь, а потом уходили, забрав свои чада.

Многим этого было мало. Точно в насмешку, бессовестные мамаши навещали её, приводя с собой подросших отпрысков. Им щупали горло, меряли температуру, просили показать язык. Отпрыски не помнили больницу и не слышали, как она скулила.
Порой, они возвращались и оставались насовсем. Кто-то седой, кто-то в расцвете лет. Им не позволяли уйти внутренние кровотечения, метастазы, проникающие ранения. Их очерствевшие души не помнили родства.

Иногда больнице везло. Случалось, так что маленькие сердца, едва поприветствовав мир, прекращали биение. Врачи кричали, метались, ночью пили спирт в смотровой.
Те, кто проработал здесь десятки лет, отмечали одну странность. В подобные дни зимой не было сквозняков, летом не скрипели открытые окна. В коридорах ничем не пахло. Василич клялся, что в подвале было не так сыро.
Это больница радовалась. Её птенец остался с ней. Хотя бы один, зато навсегда.