CreepyStory

В коридоре протяжно скрипнула дверь, и, где-то в другом, быть может, более нормальном мире, прогрохотали пластиковые рубильники советских времен. Таков порядок.

Паршивый свет люминисцентных ламп под потолком обрывался каждый день ровно в двадцать один ноль ноль, и к горлу подступал тугой комок воспоминаний.

Никто ни от чего не застрахован, и если, вдруг, в какой-то момент жизни, ты обнаруживаешь себя в психиатрической больнице, то лучше смириться с этим как можно скорее. Теперь ты по другую сторону зеркала, отделен от себя настоящего, теперь ты просто отражение, рисунок нормального, некогда, человека. И чем дольше ты будешь сопротивляться этому переходу, тем сильнее ты изуродуешь того, кем в итоге все равно станешь.

Вместе с зеркалом моя голова чуть потрескалась и из нее сочилась бесцветная масса, и ничего с этим не сделаешь, даже синяя изолента бессильна. Но так и должно быть, нужно лишь объяснить самой себе что дальше лучше не станет а то что сейчас с тобой происходит - это просто подготовка к чему-то более значимому, к чему-то грандиозному. К чему? Этого я пока не знала.

Я не сразу поняла что сопротивляться переходу в новое состояние - бесмысленно. Первые два месяца я исполосовала себе все руки, хотела умереть как дисишный экзорцист Джон Константин. Может быть Бог тоже меня пощадил бы? Не все могут справиться со смертью любимого человека, и я как раз в числе этих самых "не всех". Крепкий орешек снаружи, а внутри - вечно наэлектризованная, напряженная до одури.

Я могла отпустить вожжи только с ним, только он видел меня настоящую, любил и принимал со всеми моими зажимами. И именно эту его любовь и понимание ко мне, я в нем и обожала. Благодаря нему я ощутила хоть какую-то свою ценность. Без него я бы наверное уже обглодала бы себя до костей.
Рома - моя первая... нет, неправильно, не так.
Рома - Моя Единственная Любовь. Я так и называла его - МЕЛ, а он называл меня МЕЛ'ОК - Моя Единственная Любовь. Осторожно! Красивая!

Подумать только, всего полгода назад мы вместе планировали как лучше провести свадьбу, чтобы и повеселиться и не обидеть родителей. Сейчас же я обречена провести остатки своих дней в дурдоме. Вот такифокус.
Мы вместе старательно складывали кубик Рубика, подгоняли нужные стороны, просчитывали комбинации. Кто же мог знать что драный кубик вдруг рассыплется прямо у нас в руках, так и не дав собрать себя?

Ничего такого, все нормально. Просто произошла катастрофа и я потеряла его, и даже попрощаться не успела, да и не смогла бы, наверное. Двести тридцать шесть - выжжено клеймом в моей треснувшей черепушке. Это был номер на двери за которой он умер не приходя в сознание, весь утыканный катетерами и какими-то проводками. Глупо и страшно все это.

Семь колото-резаных ран от ножа пьяного обмудка и мой мир полетел в тар-татары, развалился прямо на моих глазах. И что мне до какой-то беззубой проститутки, которую на самом деле искал этот нож? Она то выкарабкалась, а Рома, мой сраный защитник женщин, детей и стариков, он теперь превратится в корм для червей, в удобрение. Почему? Почему он так со мной поступил? Ведь я любила, и по прежнему люблю его, хоть он наполовину теперь уже перегной. Мысль о том что, я влюблена в гнилой труп пожирает меня заживо каждую ночь. Но я знаю, точно знаю, что будь даже его голый скелет в моей кровати, я бы целовала его, я бы любила его до последней судороги.

Уже пол-года как я прохожу лечение, и в какой-то мере здешняя обстановка отвлекает меня от странных мыслей. Только вот я твердо знаю одно - лечение ничем мне помочь не может , я и не хочу чтобы оно мне помогало, я не хочу чтобы мою память замутили, затерли лошадиными пилюлями мои самые лучшие воспоминания. Если такова их цена, то мне все равно, я готова на эту сделку. Все что угодно, но не промытые мозги.

Вообще, здесь свободного времени всегда предостаточно и я иногда пишу картины. Я ведь когда-то думала учиться на художника, да видимо не сбыться мечте. И все же я делаю это - пишу, и пугаюсь того что выходит из-под моей руки. Иногда мне кажется что карандаш словно питается кровью из-под шрамов на моих руках и сам рисует что ему вздумается. Словно кто-то пишет моими руками. Иногда эта мысль завораживала, но сейчас, когда дали отбой, эта мысль почему-то меня успокаивала. Может быть в этом было и что-то хорошее, может это был мой ангел-хранитель? Закрывая глаза, я думала о его невесомых прикосновения. Мог ли это быть Рома?

Вдруг, совсем рядом скрипнула дужка кровати и я открыла глаза. Прямо напротив, через проход, на меня уставилось бледное одутловатое лицо. Лысая голова с короткой щетиной походила на куриное яйцо. Ее звали Диана, и ее всего две недели назад перевели к нам в палату из буйных. Как по мне, так немного рановато. Она была похожа на бомбу со взведенным механизмом.
- Мастурбируешь? - прошептала она прокуренным хриплым голосом.
- Пытаюсь уснуть. - ответила я, стараясь не смотреть ей в глаза. Ее бешеный взгляд пугал даже бывалых, мясистых медсестер. Отворачиваться было нельзя, Рита из соседней палаты уже проверила на себе, к чему может привести такая неосмотрительность.
- Мне нравятся твои рисунки. Ты знаешь? - спросила Диана и ее глаза блестели в темноте черными бусинками. - Думаешь получится?
- Получится, что? - спросила я без особо интереса. Беседы с людьми у которых окончательно уехала кукушка не отличаются особым интересом. Но игнорировать тоже нельзя. Таково правило.
- Думаешь, что он сможет вернуться через бумагу? - прошелестел ее голос и на мгновение я оторопела. От неожиданности даже поджала ноги, как будто-бы защищаясь. Пока я соображала что ответить, Диана снова подала голос, подавшись вперед и приблизив свое лицо, так, что я могла, в светет уличных фонарей видеть маленькие волоски над ее верхней губой.
- Ты думаешь она отпустит его к тебе?
- Кто, она?
- Кто-кто. Ты совсем того? Ку--ку? Хозяйка, кто же еще?
- Нет, конечно не отпустит. - согласилась я на всякий случай. Так было лучше, намного безопаснее, чем, если я сказала бы что она наглухо пришибленная сука.
- Эй, ты собираешься спать что ли? - удивилась она, заметив, что я чуть отодвинулась и подтянула одеяло до шеи. - Надо идти. Сегодня или никогда. Я же пытаюсь помочь тебе, тупая ты овца.
Глаза ее злобно сверкнули и одутловатое лицо на мгновение словно бы провалилось вовнутрь, осунулось как смятый пакет. Но это была всего секунда, и в следующий момент я снова увидела эти натянутые, словно мячики, щеки. Я поняла что просто так она от меня не останет и мне подумалось что лучше будет позвать медсестру, пусть профессионалка справляется с ней. Но следующие ее слова заставили меня вздрогнуть.
- Двести тридцать шесть, да? И потом ты час ползла к такси и размазывала сопли. А потом стошнила в салоне и плакала, когда таксист ругал тебя. Но до сих пор ты помнишь эти двести тридцать шесть. Я то ведь знаю.
На миг мне показалось что я разучилась дышать, воздух как будто уперся во что-то внутри моей груди.
Мне пришлось сделать над собой усилие чтобы суметь вдохнуть.
- Номер реанимации, - услышала я собственный голос как-будто со стороны. - На двери. Но откуда?
- Прочитала, - не отрывая от меня взгляда, сказала она. - Прочитала твою жизнь там, на чердаке, где книги хранятся. Но важно то не это, а то, готова ли ты перекусить свою жизнь напополам и попрощаться с ним? Сейчас я пойду туда, на чердак, а ты давай, решай, идешь со мной чтобы сделать то, о чем мечтаешь, или остаешься здесь и гниешь до конца своей жизни. Моя Хозяйка ждать не станет.
С этими словами она тут-же вылезла из-под одеяла и, босая, направилась к двери, а я так и осталась в кровати, ее проводил только мой взгляд. Ошеломленный. Да, наверное это слово подошло бы лучше всего. С меня словно бы с силой сдернули шлем, может даже частично скальпировали. Холодок пробежал по моей спине, когда Диана остановилась у двери. Она и вправду собиралась идти на чердак. Наша палата была на пятом этаже а выше - только чердак, где хранилась библиотека лечебницы. Персонал утащил туда все книги и иногда, в качестве поощрения за хорошее поведение, медсестры выдавали по одной книжке в неделю.

Я поднялась с кровати, подошла к Диане и вцепилась в ее ночнушку.
- Ты с ума сошла. - сказала я, и прикусила тут-же язык. Никогда не называй сумасшедшего - сумасшедшим. Еще одно здешнее правило.
- А то как же, - ответила она, усмехнувшись, но лица не повернула - чуть приоткрыв дверь, она смотрела в образовавшуюся щель.
- Это все правда? - спросила я, сминая стираный сотни раз, желтый рукав ее ночнушки. Не хотела спрашивать, но все же спросила. Уверенность, с какой она говорила о том что копошилось в моей голове, смяла меня, и хотя психи бывают очень даже убедительными, мне все же хотелось верить что это было нечто другое.
Она не ответила, только как-то хищно, по-птичьему глянула в мою сторону. Она поняла, что если она сможет до конца играть взятую на себя роль, то я пойду за ней куда угодно, поняла еще до того, как это дошло до меня.

Раскрыв дверь, она шагнула в коридор и ее поглотила тьма. Я колебалась, но двести шестьдесят третий звал меня, мне хотелось верить этой сумасшедшей, верить ее неистребимой уверенности. Наверное потому что я и сама была сумасшедшей. Мы хорошо справлялись, каждая со своей ролью.

Скользнув следом, я прислонилась стене. Пальцы заскользили по старой, потрескавшейся голубой краске, когда я пошла в сторону света, где на посту должна была сидеть медсестра. Диана невероятным образом успела проскочить пост и стояла чуть за ним, прислонившись к стене, и как-будто к чему-то прислушиваясь. Одинокая лампочка на шестьдесят ватт, подсвечивала столик с журналами и стаканчики с пилюлями. Когда я оказалась у самого поста, то поняла что дежурной на месте нет, только раскрытая помада лежала поверх недописанного журнала обходов. Должно быть медсестра ушла в туалет. Удача всегда улыбается проклятым.

Скользнув через дымку желтого света, я снова оказалась в темноте, рядом с Дианой. Сердце бешено колотилось, я думала о том что дежурная может вернуться в любой момент и застукать нас. И что вообще мы делали? Собирались подняться на чердак? Для чего?
Диана положила свою холодную ладонь мне на руку и доверительно прошептала:
- Я позволю тебе обнять его. Верь мне.
Я вдохнула побольше воздуха и шумно выдохнула. А что если это правда? Могла это быть правда? Ведь даже сумасшедший не смог бы лгать столь убедительно.

Дверь, ведущая на чердак, была сварена из арматуры и на ней висел массивный замок. Диана открыла его ключом, который она, похоже утащила с сестринского поста. Не обращая внимания на протяжный скрип дверных петель, она распахнула дверь настежь.
Наверх, в сплошной мрак уходили бетонные ступени, оттуда шел легкий запах древней целлюлозы.
- Нам с тобой повезло, mon enfant, - сказала Диана и повернулась ко мне. - Там, где есть много книг, всегда найдется она, та самая.
- Я не понимаю. - прошептала я, вглядываясь в очертания ее лица и не веря своим глазам. Я ясно видела что одутловатость исчезла, кожа словно обтягивала голый череп. На меня словно смотрел скелет, а я даже не могла слова вымолвить, просто стояла и смотрела в ее мертвое лицо. Когда она взяла меня за руку и потянула за собой, вверх по ступеням, я хотела закричать, но вместо этого лишь тихо заскулила.
Она отворила невидимую в темноте дверь, и по ногам заструился холодный воздух. Я хотела вырваться из ее цепкой хватки, но знала слишком хорошо, что ничего у меня не получится. Секунду спустя дверь за моей спиной захлопнулась и я поняла, что пути обратно уже не будет.

- Ну вот мы и на месте. - прошипела в темноте Диана и от звука ее голоса меня тряхнуло так, что я подумала что потеряю сознание. Что-то не человеческое было в том, каким образом она это говорила, словно ее голосовые связки вывернулись наружу через горло и, трепыхаясь над подбородком, пытались воспроизводить нормальную речь.
Утянув меня от двери, она отпустила, наконец, мою руку и, прижав ладонь к груди, я медленно сползла на пол.
В темноте щелкнула зажигалка и, вздрогнув от неожиданности, я закрыла глаза руками и непонятно отчего, расплакалась. Наверное мне просто было страшно. Я не хотела видеть того, что говорило страшным голосом, того, что стояло передо мной, мой разум отказывался от этого.
- Поскули, если хочешь. - снова услышала я этот жуткий, трепыхающийся голос, и в мыслях сам собой возник образ хлопающего на ветру, флажка. Красного.
Я слышала как скрипят под ее ногами половицы, как шуршат переставляемые с места на место, стопки книг. Я не знала зачем я здесь нахожусь, но для чего-то она меня сюда притащила. Мне не хотелось знать, для чего именно.

- Эта книга есть в каждой библиотеке, - шелестел ее умирающий жуткий голос. - Ее много и она повсюду, и в то же время она одна-единственная. Ты бы не заметила ее. Обычно она засаленная, потрепанная, с иссиня-черной обложкой. Ты бы к ней даже не прикоснулась. А если бы вдруг такое случилось, и ты бы открыла ее, то ничего бы не поняла. Для тебя это был бы просто набор букв, как для дислексика. И это хорошо. Такой как ты, курице, утопающей в самой себе и в своих чувствах, нельзя давать силу, способную перетряхнуть весь мир.

Диана умолкла и мне стало еще страшнее. Что она собиралась делать? Я ясно поняла одно - она не была человеком, ни в каком понимании, и я не могла просто сидеть перед ней, испуганно закрывая глаза ладошками. Медленно, я опустила руки, боясь увидеть перед собой нечто, отчего потеряю сознание.

Но увидела обычную старуху с книгой в руке.

- Йоренгуртай. - сказала старуха тем же леденящим душу, голосом. - Эту книгу написала богиня Ластария, последняя из эйалараву. Никто не знает в каких мирах она побывала и что там видела. Но эта книга - она про наш мир, и сегодня она мне поможет отправиться подальше отсюда. И ты мне тоже поможешь.
- Я ничего не знаю, - прошептала я в страхе. И я действительно ничего не знала, не понимала что хочет от меня это существо.
- Конечно не знаешь, - кивнула старуха. - Но в этом то и есть самый смак. А теперь, уцепись покрепче за книжные стопки, мое дитя. Тяжелые мысли лучше всего, они помогут тебе удержаться на месте. Возможно. Только если Достоевский и Юнг не сойдут с ума оттого что я сейчас собираюсь сделать.
Старуха бредила, но и я бредила тоже. Ведь это Диана, и никаких йогуртных книг не бывает. Разве что во сне. И не успела я подумать о том что надо бы себя ущипнуть, как старуха открыла книгу.

Мир зашевелился, словно стянутые в тугой комок, нити, из которых он состоял, разом все распустились.
Я засмеялась, я заплакала, упала на пол без сознания, подбежала к двери, ударила старуху, обблевалась, умерла от ужаса, ослепла.
Чьи-то руки прижали меня к кровати. "Морфин, скорее!" - крикнул кто-то. Кажется это был мой отец. А я все извивалась, цепляясь за чьи-то могучие узловатые пальцы. Сильные, насквозь пропитанные болью, они, казалось, обжигали мои ладони.
И в какой-то момент они дали мне увидеть ее, зависшую в нескольких сантиметрах над полом, старуху. Она неотрывно смотрела на книгу, из которой бил приглушенный дневной свет.
На чердаке больше не было темно, и я не сразу поняла, что никакого чердака больше и не было. Крышы больше не было, ее сорвало вместе со стенами и я лежала на голом полу, обдуваемая со всех сторон шквальным ветром, а на грязном небе сияла полная луна.

Балки, двери, перекрытия, куски стен и шифера со свистом летали вокруг больницы, стесывая все новые фрагменты и унося их за собой. Деревья в парке трещали и гнулись к самой земле. Их ветви отламывались и тоже крутились вокруг, образуя широкий торнадо вокруг лечебницы. Воздух вокруг гудел. Где-то там, внизу, под нами кричали испуганные сумасшедшие женщины.

Я лежала среди трепещущих на ветру книг. От ветра и пыли на глаза наворачивались слезы и мне не хватало воздуха. Старуха зависла в воздухе буквально в двух метрах от меня. Теперь, в лунном свете и в свете, исходящем от книги, я ясно видела ее лицо.

- Дай, - пролаяла она вдруг страшным голосом, заглушившим все остальные звуки. - Дай мне искру, девчонка. Смотри, он уже здесь. Обними его, скорее! Дай мне искру. Меня ждет Хозяйка. Дай искру.

Ее рука медленно поднялась и указала куда-то в сторону двери, но двери никакой уже не было, ее унесло ураганом. На ее месте, в лунном свете я увидела Рому. Он стоял, пристально вглядываясь в мое лицо. Что-то внутри меня перевернулось.

- Кать, это ты? - спросил он и я узнала его голос. Но это не мог быть он, ведь его похоронили. Откуда ему здесь взяться? Его тело сейчас в земле, под полутора метровым слоем чернозема.
Он осторожно приблизился ко мне, а я все лежала на холодном полу, боясь пошевелиться и глядя на него снизу-вверх. И все же силы откуда-то взялись. Сморгнув слезы, я приподнялась и посмотрела на него.
- Прости меня, Кать, - произнес он, робко улыбнувшись. - Я не хотел тебе делать больно. Я накосячил, я это понимаю.
- Нет, - сказала я, не чувствуя своего лица, и наверняка улыбаясь. - Не накосячил.
Ни за что на свете я бы не перепутала этот взгляд. Это был он, мой Ромка-автономка, мой МЕЛ, мой двести тридцать шемтой номер.

Не помня себя, я обхватила его так крепко, как только могла, и про себя подумала что никогда его больше не отпущу. Буду держать, пока не умру.
Ветер вокруг загудел сильнее и со стороны старухи заплясали какие-то голубые всполохи. Мне было все равно. Плевать, даже если это существо сожрет меня заживо. Я умру вместе с Ромкой, как и мечтала. И я хотела успеть еще кое-что.
Вытянувшись в сидячем положении, насколько могла, я нашла своими губами - его. Ромка кажется не ждал что я поцелую его, поэтому даже не ответил взаимностью. Я целовала его сама.

- Я не говорила тебе его целовать, дура, - услышала я за спиной страшный старушечий голос. - Но за искру спасибо. Я долги возвращаю. Я оставляю тебе Книгу. Сама разберешься что к чему.

Но мне было плевать на старуху. Теперь, когда со мной был Рома, все остальное потеряло какой-либо смысл. Ни медсестры, ни книги, ни лошадиные пилюли меня больше не волновали. Я целовала его маслянистые губы и вдыхала его цветочный аромат, и никак не могла остановиться.

Наконец, я оторвалась от Роминых губ и посмотрела в сторону старухи. Я больше не боялась. Ромка был со мной и я стала смелой волчицей.

Но старухи я не увидела. Там где она всего секунду назад висела в воздухе, осталась лишь книга с названием, похожим на "йогурт". Старухе, похоже, нечего больше было сказать, да и мне тоже.

Я повернулась к Ромке и поняла что обнимаю холодный труп дежурной медсестры. Вокруг ее рта была размазана губная помада.

А снизу все кричали и кричали, не переставая, сумасшедшие женщины.

...........


Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место - 3000 р. Тема на август

Отец Томас сидел в просторной приёмной папского дворца, ожидая приглашения. Кресло было удобным, но сказывалось нервное напряжение и потому Томас сидел как на иголках. Не каждый раз папа римский приглашает на личную аудиенцию обычного священника, не давая никаких объяснений о причине.

Вскоре мажордом пригласил его в кабинет. Папа Франциск сидел в дальнем конце огромного помещения за массивным столом. Рабочее место папы показалось Томасу одновременно роскошным и благообразным. На трясущихся ногах он подошёл к широкому, резному столу папы и робея представился.

Франциск одетый в простую, белую сутану, поднял на него глаза:

- Садитесь отец Томас, я всегда рад видеть столь верного слугу божьего.

Папа указал на лежащую на столе папку:

- Передо мной ваше личное дело. Такой чудесной характеристики я давно не видел: отличные оценки, ни единого пятна на репутации, исключительное рвение в несении слова божьего. И конечно же ваша вера, с самого вашего детства в Ospedale degli Innocenti («приют невинных») вы выказывали любовь к Христу и церкви.

-Спасибо Ваше Святейшество, я рад служить Господу - произнес Томас скромно потупив глаза.

- Так же мы выяснили, что вы усидчивы и исполнительны, и к тому же увлекаетесь пейзажной живописью.

Томас не нашёлся что и ответить, такое пристальное внимание казалось странным. А папа продолжил:

- Мы давно искали человека подобного вам. Именно такие качества нужны церкви сейчас. Готовы ли вы вступить в новую должность без лишних вопросов?

Священник не задумываясь согласился.

- Я в вас не сомневался – с радостью произнес Франциск. - Жить отныне будете в Апостольском дворце (официальная резиденция папы), мажордом выделит вам апартаменты. Епископ Александр - ваш новый начальник, расскажет все подробности о новой службе. Вас немедленно проводят к нему. И да будет крепка ваша вера, служите Summis desiderantes affectibus (всеми силами души). - произнеся все это папа протянул руку, показывая, что разговор окончен. Томас поцеловал её и воодушевленный таким доверием попрощавшись направился к выходу.

Там его уже ждал мажордом. Он поприветствовал Томаса и повёл его длинными запутанными коридорами Апостольского дворца. Спустя двадцать минут они подошли к старинной резной двери из эбенового дерева. Встретил их высокий пожилой мужчина, представившийся Александром. Все в нем, голубые глаза, волосы столь светлые, что в них терялась седина, и резкие, но приятные черты лица говорило о немецком происхождении.

Мажордом ушёл, а Томас и Александр отправились вглубь помещения. За дверью оказалась прихожая, а за ней огромный зал, ярко освещённый и уставленный стеклянными ящиками. Там же неотделенные никакими стенами виднелись кухня и комната отдыха с большим диваном и креслами обитыми кожей, стояло несколько столов засыпанных всякой всячиной, вроде головоломок, кроссвордов и разных книг. В креслах находились ещё двое мужчин. Они с интересом смотрели в сторону Томаса.

Александр обвел помещение рукой:

- Добро пожаловать в архив святого Доминика отец Томас. Это отцы Яков и Стефан. Желаете кофе?

За чашечкой чудесного напитка Александр продолжил беседу:

- Вы Франческо удостоились чести служить в тайном архиве Ватикана. О нем знает так мало людей, что ни единого слуха не просочилось наружу за сотни лет его существования. Все знают о библиотеке и древних документах, что хранятся там, но о нас не знает никто. - Он взял небольшую паузу. - Местные книги особенные. Их никто и никогда не должен прочитать. Ибо даже прикосновение к ним есть великий грех. Мы же сторожим этих дьявольские фолианты. Наша задача довольно проста, мы находимся здесь день и ночь и следим, за тем чтобы каждая книга оставалась на своём месте.

- Что же это за книги такие - почтительным шёпотом проговорил Томас.

- Труды по магии. Настоящей. Единственные во всем мире действующие заклинания находятся в них. С дьявольскими ритуалами и жертвоприношениями, инструкции по призыву демонов и обретению колдовской силы и власти.

Всё сидящие перекрестились и замолчали.

После небольшой паузы отец Александр продолжил будничным тоном:

- График у нас четыре через два. Вы с напарником проводите в архиве две ночи, затем два дня, после этого два выходных. Работаем по двое. Сегодня в порядке исключения мы все собрались чтобы поприветствовать вас. Ваша задача каждый час проверять наличие всех книг. Напарником у вас будет отец Стефан. - Указал он на более молодого мужчину, полного, невысокого итальянца лет сорока трех с мягкими чертами лица и большими карими глазами миндалевидной формы.

-В свободное от обязанностей время мы читаем друг другу библию, общаемся, занимаемся своими хобби. В общем можете делать все что считаете нужным.

Томас кивнул, все архивариусы допили кофе и новичка повели на экскурсию. Первым делом его подвели к металлическому стенду, на котором был выбит список всех книг на содержании. Их было 23. Пробежав взглядом по знакомым и незнакомым названиям Франческо запнулся об одно, слишком знакомое.

- Простите отец Александр, а что тут делает эта книга? Ткнул он пальцем в название - она насколько мне известно находится в открытом доступе. Каждый интересующийся может прочесть её.

- О, я рад, что вы спросили. Эта книга... Она самая важная из всех здесь находящихся. То, что читают все, записал неизвестный монах, под диктовку палача Фридриха Майне. Слишком многие слышали о ней. И потому духовенством принято решение создать книгу обманку. Оригинал в единственном экземпляре лежит здесь. - Указал он на постамент закрытый стеклянным коробом.

"Malleus Maleficārum" (молот ведьм) гласила надпись на обложке начертанная витиеватым почерком, столь характерным для тех времен.

- Одна из самых тёмных тайн церкви. И вы мой дорогой, будете одним из тех кто в неё посвящён.

Он протянул Томасу потрепанную книжицу с пустой белой обложкой. Напечатанная на принтере и сшитая вручную, книга носила на себе следы неоднократного чтения.

- Дневник Генриха Крамера. Прежде чем вы станете одним из нас должно его прочитать. Это скажем так испытание, перед тем как мы окончательно вас примем - произнес Александр со странным, торжественно - печальным выражением лица.

- Предлагаю всем помолиться, а затем вы приступите к чтению.

Не желая спорить Томас так и поступил, чувствуя воодушевление, в окружении столь добрых христиан. Он приступил к молитве и мысли его вознеслись к Господу. Когда они закончили, напоенный счастьем и благостью Томас чувствуя поддержку божью открыл первую страницу и начал читать.

Summis desiderantes affectibus. (Всеми силами души)

Этот дневник я начал вести значительно позже описываемых событий. Надеюсь, он поможет будущим поколениям лучше понять те темнейшие фрагменты истории, которые необходимо скрыть от широкой общественности. Но и более эгоистичные мотивы движут мной. Я хочу оправдать себя перед потомками, хотя в полной мере осознаю, сколь мало глаз увидит этот текст. Но хотя бы ты, читающий это, быть может запомнишь меня мрачным героем, а не безумным мясником.

Генрих Крамер 13 сентября 1503 г от Рождества Христова.

Ещё до вступления в силу христианской католической церкви, во времена тёмного язычества с попущения господнего были на земле ведьмы и колдуны. В поклонении перед демонами и бесами, которых считали богами, черпали они свою тёмную силу. Много чудес дошло до нас в описании древних авторов. Великий теолог Фома Аквинский посвятил им немало строк. Но на счастье рода людского стоило господу нашему Иисусу Христу принести себя в жертву и озарить светом своим землю, да взять на себя грехи наши, как большинство язычников потеряли большую часть своей дьявольской силы. И долгое время после своего создания католическая церковь, оставляла суд над теми немногими ведьмами и колдунами, что вредили людям, светским властям, да мировому суду. И было бы так и впредь кабы не проникла скверна в саму церковь. Кабы не предавалось духовенство грехам смертным. Ибо глядя на их чёрные души отвернул Господь свой лик от нас. И позволил он Сатане пировать на земле и все крепче становилась ведьмовская братия.

В 1445 году коснулась сия напасть и моих домочадцев. Одна из первых, по-настоящему сильных ведьм уморила родителей моих лишь за то, что не отдали ей последний наш хлеб. Ждала бы гибель и меня самого, да на счастье моё проходил через городок наш Шлеттштадт орден доминиканских монахов.

В черно-белых одеяниях, с четками на кожаных поясах и тонзурами на головах явились они словно ангелы господни и вырвали жизнь мою и душу из цепких ведьмовских лап. Оставшись сиротой пятнадцати лет отроду, попросился я вступить к ним. После долгих испытаний принял постриг. Вера моя была крепче стали, а ретивость в служении господу не уступала голодному псу. Забавно ведь недруги так и звали нас: Domini canes (псы господни). Орден задумывался скорее, как богословской, а не боевой. Но вскоре мы стали единственной преградой между добрым христианским миром и все растущим могуществом ведьм.

К 1484 году по всей Европе пылали костры во имя Господа. Ибо взяли мы правосудие в свои руки и вершили его с любовью к ближнему. Однако, стоило нам увериться в своей победе, ибо месяцами не слышно было о колдовских преступлениях, как почти одновременно породилось четыре новых ведьмы. Невиданной ранее мощи, сеяли они хаос и разрушения, и многие даже самые преданные слуги господа пали от их чёрного колдовства. Не помогали ни молитвы ни святая вода, и даже рыцарские ордена не способны были пленить невест дьявола.

В тот же год на престол вступил новый папа - Иннокентий VIII. Много добрых дел он сделал. Многое изменил в рядах слуг господа. Но самым невероятным свершением было, заставить оттоманского султана Баязида II безо всякой войны вернуть христианскому миру священное копье Лонгина (то самое, коим был проткнут бок спасителя). И стоило папе коснуться копья, как явился ему ангел господень и поведал, за что льются кары на землю и людей. За отступничество мирян, за смертные грехи духовенства, за тёмные дела знати позволяет Бог бесчинствовать Сатане на землях наших. И лишь тогда отступит Сатана, когда пять самых ретивых слуг божьих совершат самую отчаянную жертву, отдав врагу человеческому свои души, тем самым лишивши себя царства божьего и докажут веру свою в господа и верность свою пути его. За души свои получат они от Сатаны магию и коли победят они ведьм, получит земля христианская покой и мир. И вновь повернет Бог свой лик к человечеству.

Горько было папе Иннокентию, просить добрых христиан лишить себя царствия божьего, а не смел он ослушаться воли всевышнего. И издал он буллу Summis desiderantes affectibus (всеми силами души) дабы отдали мы самое ценное, что есть у нас. И с гордостью я говорю, что откликнулся наш орден и все пять воинов господних были доминиканцами. Имена их вошли в историю, пусть и не по тем великим деяниям, что описаны будут далее.

Собрал нас всех перед очами своими Иннокентий, и так познакомился я с братьями своими: Яковом Шпренгером, прославленным демонологом. Томасом Торквемадой, чья сила воли вела нас через преграды. Джироламо Савонаролой просветленным мудростью. Иоганном Тецелем храбрецом и мыслителем.

Скрепя сердце принялись мы за дело, но как бы не славили сатану, как бы не хулили господа, ничего у нас не выходило ибо не знали мы истинного пути к дьяволу и светлые наши души не могли провести великого обманщика. И лишь божье продвижение помогло нам. Ибо внушил господь милосердие в сердце одной из невест сатаны.

Звали эту девушку Цуккулара де Франческо. Жених обесчестил её и женился на другой. Вся деревня знала о её позоре. Девушка оказалась неразумной и в гневе своём отдала себя в руки дьяволу. Дабы смогла она отомстить своим обидчикам, он превратил её в монстра. Обросла она чёрным мехом и заимела перепончатые крылья, подобно летучей мыши летала по небу, пикируя на ничего не подозревающих людей. Пила их кровь, и приносила в жертву своему господину. Но отомстив своему жениху и деревне девушка успокоилась, однако, чтобы вернуть человеческий облик, должно ей было принести сатане тысячу душ. Но кровь невинных: детей, женщин, мужчин жгла ей руки. Отчаянье захватило её сердце. Тогда обратилась она к церкви за помощью и они привели ее к нам.

Цуккулара рассказывала о ритуалах, а я записывал их. К нашему ужасу, что бы призвать князя тьмы, должно было принести страшные жертвы: младенца, чёрного козла и черную кошку. Всё это было лишь началом в чреде тех жертв, что нужны были, во имя спасения человечества.

Как и велела Цуккулара каждый из нас произвёл ритуал в одиночестве. Ко мне явился Сатана в виде ведьмы, убийцы родителей моих, обожжённая с содранной кожей, она велела мне целовать её и клясться в верности и я клялся, и возлег с ней, а поутру получил желаемое. И стал я повелителем огня. Но чувствовал лишь пустоту в сердце своём, ибо отныне потерян был для царства господнего. Но что бы не была напрасна наша чудовищная жертва, испросил я позволения у папы написать книгу ритуалов, чтобы знали наши потомки, что делать, повторись подобное. Так и родилась книга «молот ведьм». Каждому из нас нашептывали демоны все новые и новые ритуалы и заклинания. За каждое из этих откровений платили мы чужими жизнями. Книга становилась все толще, а мы все могущественнее. Однако сердца наши обливались кровью вместе с жертвами, а души рвались на куски от дел наших.

И вот наконец в 1486 году книга была дописана, а мы стали достаточно могущественны, чтобы сразиться с оставшейся тройкой ведьм. И мы выступили против каждой из них.

Первой нашей противницей была Мерга Бин лютовавшая в городе Вальден. Весь город она обратила во власть Сатаны. И когда мы ступили в его стены некому было нас приветствовать ибо детей эти тёмные люди приносили в жертву сатане, а сами же погрязли в вечных оргиях на улицах города не разбирая ни родственных уз ни пола для своих любовников. Жутким было это зрелище, гора стонущей плоти и вони человеческих тел. Огнем и сталью пробирались мы к жуткой хозяйке этих мест.

Ни за что бы нам не найти эту бестию. Но брат Торквемада чуял её запах даже сквозь миазмы города. И вот наконец она сама явилась к нам. Стремясь смутить наши умы, она вышла обнажённой, стройное тело с высокой грудью обвивали змеи беспрестанно двигающиеся и пульсирующие во круг него. Сама она томным голосом предлагала нам испить тот яд, что капает с их клыков, ибо не для смерти он, а для распаления наших страстей. Но не дрогнули мы перед её чарами. Зашептали заклятия и как не плевалась своим ядом ведьма, брат Торквемада пронзил её своим мечом. И предстала перед нами всего лишь уродливая старуха и спали её чары с города. От пришедших в себя жителей мы узнали, что продала она душу свою дьяволу за прекрасную внешность. Ибо жила одна всю жизнь, ведь ни один мужчина не желал вступить с ней в союз. Мы сожгли тело ведьмы и развеяли прах над рекой.

Дальнейший путь лежал в город Штединг. Местных жителей толкнула на бунт против церкви ведьма по имени Бриддет Бишоп. По прибытию нам в помощь был выдан отряд рыцарей крестоносцев. Они штурмовали крепкие стены, нас же брат Савонарола перенёс через стену силой своею. Мы уничтожали еретиков, одного за другим магией бесовской. В самом центре города нашли мы ведьму сидящей в окружении детей и рассказывающую им сказку. Прекрасная рыжеволосая женщина сидела в одном исподнем. У ног её примостился огромный чёрный козёл. Глядя на нас своими жуткими глазами он вдруг начал поносить нас последними словами.

Оробели мы, ибо думали, что это сам сатана, но Торквемада бросился к козлу и срубил ему голову одним движением. Тут и спало с нас наваждение и увидели мы, что у ведьмы ноги козлиные, а дети вокруг неё мёртвые сидят. Завыла она жутким голосом, отбросила Торквемаду от себя, да так сильно, что мы уж думали погиб он. Тут брат Тецель и метнул в неё жуткое заклятие. Всю её вывернуло наизнанку, да покорежило. Но не давала ей умереть колдовская сила. В ручную добил её брат Шпренгер. Сожгли мы и это жуткое создание. Тут и крестоносцы город взяли.

Не отреклись местные от Сатаны. Но под пытками рассказали, что Бриддет Бишоп, давно считали ведьмой, ибо была она прекрасней всех женщин в округе, да вот когда замуж вышла, только мёртвых младенцев и рожала. Как ни бил её муж, а результат лучше не становился. Так и решил он избавится от бесполезной жены, да она о том прознала и отдалась нечистому духу Маммону. А потом и мужа своего погубила и весь город совратила служить Маммону за злато, да церкви десятину не платить. Тяжело у нас было на сердце от всех этих сражений, но рады мы были, что Торквемада жив остался.

Последняя ведьма, Анна Колдингс обитала в городе Гассельт и жуткие слухи ходили о том месте. Поднялись на городском кладбище мертвецы из своих могил и напали на живых. Избежавшие участи пополнить армию мёртвых жители Гассельта рассказали, что все это дело рук Анны. Поведали нам и историю её. В родах умерла мать девочки, отца задрали волки, бабку задавил лошадью проезжий купец. Сиротский приют, что взял её к себе вскоре вымер от весеннего поветрия, а девочка осталась в живых. Тогда-то и поняли, что она ведьма. Но перед тем как она должна была вступить на костер пришли в город мертвецы убивая всех на своем пути. Лишь единицам удалось бежать.

Страх сковал наши сердца и потому целый день мы молились господу. А на закате принесли кровавые жертвы сатане дабы укрепить силы наши и отправились уничтожать повелительницу мертвых.

По мере приближения к Гассельту мир вокруг становился все более и более зловещим. Не было слышно пения ночных птиц, не стрекотали насекомые в ночи. Нас окутывала звенящая тишина и тьма распугиваемая лишь светом наших факелов. Вскоре мы увидели мертвецов. Их неподвижное ожидание вселяло ужас даже в наши закалённые сердца. Застывшие в неестественных позах они пребывали в какой-то дреме. Истлевшие тела и одежда источали невыносимую вонь. Те из них что были лишены глаз казалось, следили за нами пустыми глазницами. Мы почти успокоились, в надежде что нападения не будет. Но стоило нам пересечь черту города, как вся эта армия встрепенулась и потянулась к нам, абсолютно молча, медленно, но неотступно шагая в нашу сторону и протягивая гнилые руки. Мы кидали заклятия и дрались нашими мечами, но армия мёртвых все не редела. В какой-то момент они почти задавили нас числом и даже утащили брата Тецеля. Его крики затихали вдали, но мы уже ничем не могли ему помочь.

В тот момент когда нам показалось что конец близок и мы проиграли, брат Шпренгер призвал демона Абаддона нам на помощь, он явился в виде огненного вихря и сжигая все на своем пути помог пробиться до обиталища ведьмы. Стеною огня отделил я нас от умертвий и мы приготовились к бою. Однако с ужасом увидели, что у ведьмы был защитник. Обглоданный местами до костей, но все ещё узнаваемый брат Тецель смотрел на нас мёртвыми глазами. В руках его был меч. За ним же пряталась пухлая девочка лет двенадцати с копной светлых кудрявых волос, единственная живая на этом празднике смерти.

Без раздумий брат Торквемада вступил в бой с бывшим товарищем. И стоило ему оттеснить мертвеца от ведьмы как я и брат Савонарола схватили её и бросили в стену огня. Её последний крик раздался с восходом солнца. И Мёртвые пали вместе с ней. Война наша была окончена.

Мы вернулись в Ватикан с победой. Ведьма Цуккулара узнав, что все закончилось, с лёгким сердцем взошла на костёр и очистившись, мы уверены вернулась к богу.

После гибели последней невесты дьявола Томаса Торквемаду отправили в Испанию, там он стал великим инквизитором. За время его правления он сжёг более двух тысяч человек. Он полагался на то, что чувствовал запах ведьм. Но я думаю, что Сатана водил его за нос. Сколько же невинных он сжёг… Говорят он сгорел в собственной постели 16 сентября 1498 года.

Джироламо Савонароло вернулся в родную Флоренцию опытным и отважным проповедником. Бичевавший людские пороки, призывающий к покаянию и предвещавший Италии Божьи кары за её грехи. 1 августа 1490 года произнёс он знаменитую проповедь, где с неслыханной до него уверенностью высказал мысли о необходимости и близости обновления церкви, о том, что скоро Бог поразит своим гневом всю Италию.

Он утверждал, что, подобно ветхозаветным пророкам, передаёт лишь веления Божии, угрожал проклятием тому, кто не верит в его пророческое призвание, обличал испорченность нравов флорентийцев, не стесняясь в выборе выражений. Когда его предсказания начали сбываться мы, поняли, что он продолжает поклоняться сатане ради чудесного дара. Его обвинили в колдовстве и предательстве церкви 23 мая 1498 г. при огромном стечении народа он был повешен, а потом тело его сожжено.

Мы с Якобом Шпренгером должны били оформить «молот ведьм» в соответствии с канонами, нам даже дали в помощь молодого художника иллюстратора Гвидо ди Пьетро. Книга была полна ритуалов, с точными зарисовками и формулировками заклинаний. Прочтя её любой инквизитор сумел бы победить ведьму. А потому она должна быть у каждого, но только на крайний случай.

Гвидо в последствии сошёл с ума... Как и Якоб. Они погибли при странных обстоятельствах почти сразу, как мы закончили работу.

Я же пережил всех товарищей. Стал свидетелем того, как новый папа Пий III решает уничтожить все экземпляры молота, кроме оригинала. И заменяет их бреднями палача, да ещё и оставляет авторство за мной. Теперь в истории останусь садистом и глупцом? Так тому и быть решил я усмирив свою гордыню. Ведь не все ли равно, если жизнь моя подобна кошмару, каждую ночь мне снится ад. В нем горят в муках мои товарищи за продажу души своей. И все они ждут меня там. Когда я просыпаюсь, чувствую запах серы в своей келье. А смерть все не идет за мной, страшусь и отчаянно жду…

Свой дневник и «молот ведьм» я писал во имя Господа. И пусть я продал душу Сатане, надеюсь, что заслужу прощение. Своей жизнью. За сим прошу тебя читающий, помолись за душу Генриха Крамера.

"1 января 1505 год."

Закончив чтение Томас не мог поверить своим глазам. Он поднял взгляд на Александра сидящего рядом:

- Неужели это все не шутка? - он и правда надеялся что епископ сейчас рассмеется.

-

Нет брат мой. Чистая правда. Что ты думаешь теперь?

Томас не ответил погрузившись в свои раздумья. ? Как может бог просить нас отдать свою душу извечному врагу? Почему же не поразил он отступниц своей карающей дланью?

Ни слова не говоря Томас резко встал и пошёл к выходу. С каменным сердцем он понял, что как бы не любил бога, подобный кошмар разбил всё вдребезги. Он зашёл в ту дверь крепко верующим, а вышел наполненный лишь гневом и смятением. Потому он даже не обернулся к догоняющему его отцу Александру. Сзади раздался выстрел и Томас ухватившись за сердце облокотился на стену. Александр мягко усадил его на пол шепча: прости Томас, Ватикан крепко хранит свои секреты...

Рассказ на конкурс сообщества CreepyStory за август:

Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место - 3000 р. Тема на август

«Страшилки из кармана» - маленькие, жуткие истории

После переезда в новую квартиру Лена стала жаловаться, что слышит, как кто-то бегает по квартире. Звук был такой глухой, словно маленький ребёнок пробежал. Муж сразу сказал, что это у соседей дети носятся и ничего в этом удивительного нет. Женщина была с ним не согласна, мол, как так; дети бегают, но ни смеха, ни криков не слышно? А тут "топ-топ-топ" в полной тишине. Слава лишь пожал плечами: "Ну, звук, ну и что такого?".

Слава особо не обращал внимание на жалобы жены, пока не заметил, что Лена вся дёрганная и нервная. На вопрос, что случилось, она испуганно ответила, что это звук, это "топанье ножек" стало её доводить. И это не где-то у соседей, а у них в квартире кто-то бегает. Будто бы ребёнок лет трёх-четырёх, пронесётся и затихнет. Случается это всегда днём после полудня и догде-то до пяти. На выходных почему-то никаких подозрительных звуков не бывает, поэтому Слава ничего и не замечает.

Славу такие слова немного напрягли, не станет же жена врать, значит что-то явно не так. Он взял отгул, решил проверить, что за взвуги так пугают Лену.

Стали вместе ждать непонятного звука. И, правда, сразу после двенадцати, они отчётливо услышал, как кто-то пробежал по коридору. Бросились смотреть – нет никого. Топот уже на кухне, они туда – там пустота. И так до вечера. Топ-топ, топ-топ, всё время где-то в другом конце квартиры. Источник звука двигался, но откуда он шёл - не ясно.

Слава решил, что это всё же от соседей сверху, просто звук отражается от стен и, кажется, что это у них. Такое объяснение Лену не устроило, она чётко знала, здесь что-то не так. Её напрягал не только топот, она стала ощущать нечто неясное, тревожное. То, дуновение ветра, то подобие прикосновения, порой, краем глаза она даже замечала какое-то движение, но она успокаивала себя: "почудилось, наверное, это я себя накрутила, вот и мерещится всякое".

Девушка особо не верила в полтергейст, но и отрицать его существование не спешила.

Спать она ложилась встревоженная, ей всё казалось, что вот-вот послышится топанье и остановится у кровати. Страшно глаза открыть. К счастью, ночью никаких звуков не было.

Лена решила выяснить, кто живёт наверху, сбоку и внизу и пошла во двор, думая, как же ей разговориться с соседями. Дома девушке оставаться совсем не хотелось. Навязчивое «топ-топ-топ» уже доводило до нервного срыва.

Ей удалось повстречать соседку, с которой они были мало-мальски знакомы, у неё она и спросила, кто живёт наверху. Соседка сказала, что там проживает её знакомая, и у неё нет внуков. А в квартире снизу есть и дети близнецы и собака с кошкой, и попугай с рыбками, но дети там уже не маленькие, заканчивают школу. Кто жил рядом, она не знала, и всё сетовала на то, что сейчас такие времена, когда никто ни с кем нормально не знаком и доверять никому нельзя.

Вернувшись домой после пяти вечера Лена решила принять ванну, уже не опасаясь, что её потревожит загадочный топот, но всё случилось иначе. Сначала шум раздался где-то в коридоре, такой еле слышный, почти осторожный, а потом начал проноситься прямо за дверью, словно ребёнок специально бегал туда-сюда. Громкое «топ-топ-топ» длилось минут десять. Лена разозлислась, распахнула дверь ванной и громко спросила: "Что это такое, вообще! А, ну, хватит!"

На несколько секунд возникла тишина, Лена хотела уже закрыть дверь, но, она не поддавалась. Девушка дёрнула сильнее, с силой захлопнула дверь и закрыла на замок. Прошло пять секунд и в дверь отчётливо постучали.

Лена вскрикнула от неожиданности и испуга. Она боялась выйти и просидела в ванной до тех пор, пока не пришёл Слава.

Когда Слава вернулся, то он застал жену в полном шоке, она уверяла, что дома завелось привидение и им надо срочно переезжать. Мужчину истерика жены не обрадовала, и он просто не знал, что в такой ситуации надо делать. Да и верилось как-то с трудом, ведь его никакой звук не донимал.

Теперь Лена отказывалась оставаться дома в одиночестве и уходила на целый день, возвращаясь вместе с мужем. Так продолжалось довольно долго, и девушка решила, что всё закончилось. Как-то раз они вернулась раньше Славы и никакого топанья или стука не услышала. Она уже обрадовалась, но не долгим была её радость.

Ночью она услышала настойчивый бег и стук. Даже Слава проснулся. Мужчина осмотрел все комнаты, но ничего не нашёл. Там, куда он приходил звук тут же пропадал.

На следующий день Лена встретила свою соседку и та охотно рассказала, что узнала жуткую вещь. Оказывается, до того, как Лена и Слава въехали, в квартире жили другие молодожёны с маленьким ребёнком. Жили они там года три, ребёнок долго болел и умер. Вот они и переехали.

Лене эта история совсем не понравилась, и она окончательно убедилась в том, что у них в доме призрак. В квартире стало крайне некомфортно. Девушка шугалась от каждого шороха, а жуткое «топ-топ-топ» так и продолжало появляться после полудня и прекращалось только вечером. Теперь его можно было услышать и по выходным, только было оно спокойнее и тише. Муж стал жаловаться на плохой сон, а Лена и вовсе мучалась от бессонницы. Она пыталась что-нибудь разузнать о бывших жильцах, но ей не удалось.

Долго так продолжаться не могло и Лена настояла на переезде. Слава, всё ещё не верил в призраков, но ему тоже стало не по себе от этого места, он не хотел признаваться, но ему часто снился смех маленкого ребёнка. Ради спокойствия жены, он готов был поменять жильё.

В день, когда Лена упаковывала вещи, звук маленьких ноже преследовал её весь день. Даже когда, уходя, она закрыла входную дверь, в квартире раздалось отчётливое и громкое «топ-топ-топ», кто-то подбежал к самой двери. Лена прислонилась ухом к замочной скважине и отчётливо услышала детский голос: «Мама!».

✿ ✿ ✿

*В прошлом рассказе, который я постила был открытый финал. Большинство читателей выразили мнение о том, что закрытый финал намного лучше, поэтому в этом рассказе я постаралась учесть эти пожелания.

Библиотека. Да, она самая. Место, где мне пришлось проходить преддипломную практику. Вообще, намерение моё устроиться где-то в учреждении культуры созрело ещё при бакалавриате — тогда я проходил практику в местном детском доме творчества — но местная директриса, взглянув на меня как на кучу результата дефекации, пробубнила что-то вроде «нам нужны взрослые сотрудники с опытом» и что-то подобное — так что пришлось ждать магистратуры. Ну а там я практику проходил в местной библиотеке — трёхэтажном, изрядно облупившимся и потресканном здании, изредка радовавшим всяких мимокрокодилов пластами отваливающейся сверху штукатурки. Место милое, но идти туда работать... Прямо не знаю. Если оттуда выветрится вся эта хрень... Может да. Ну а что именно за хрень — давайте по порядку.

На летнюю практику я устроился в отдел основного книгохранения — и примерно за пару дней усвоил основные азы работы здешней библиотеки: 2 — максимум 3 — читателя в день, мы лично с посетителями не встречаемся а вместо этого отправляем запрашиваемую литературу на небольшом грузовом лифте (наподобие которого в отелях развозят подносы со жрачкой по этажам, но данный лифт — сумрачное стальное sovok-style чудо с гремящими дверями) в читальный зал, который уже обслуживает читателей самолично, остальное время я посвящаю личным делам — задротству в телефоне, рисованию и выслушиванию от старожилов библиотеки о золотых временах, когда в день было по 200 книговыдач (сейчас столько и в месяц не наберётся), какой раньше был чуткий директор — не то что нынешний, более строгий — и вообще. В общем и целом — раслабон и рассос.

И вот наступает четвёртый день моего безмятежного существования в стенах сего прекрасного заведения. С утра аж одна книговыдача, книгу присылают мне по лифту обратно — я иду её ставить на место. Место это располагается в обширной комнате, где стоящие по левую и правую стенам стеллажи с книгами образуют в центре коридор. Окна в комнате только с одной стороны — около входа — и чем дальше ты идёшь по коридору, тем мрачнее и темнее, свет в комнате включается — ну кто бы мог подумать — в самом конце, где почти полная темень. Ну ладно, похуй - темноты я не боюсь, иду в дальний конец ставить книжку на положенное ей место.

ВНЕЗАПНО (именно так, и никак иначе) краем глаза замечаю, что слева между полками во тьме будто бы кто-то стоит, причём типа как быстро машет рукой — будто водит ей по корешкам стоящих на полке книг, но никакого звука нет. Я машинально останавливаюсь, делаю шаг назад — т. к. искомое место я по инерции прошёл — поворачиваюсь влево — никого. Ну, думаю, показалось — хотя ощущение, что кто-то стоял, было очень сильным. Ставлю книгу на место, собираюсь идти назад... И тут понимаю, что кто-то через полки за мной следит. Ощущение совершенно глупое и иррациональное, но оно есть. Плюс стою я в полумраке, так что на очко вся эта ситуация немного — но давит. Пытаясь отогнать предрассудки хочу пойти обратно — и слышу негромкий, но отчётливый стук, как если бы кто-то стучал по железным полкам. И стук этот доносится как раз оттуда, где я видел (не видел?) силуэт.

На мой оклик — ну может мало кто из сотрудников до меня сюда пришёл (хотя как я никого в итоге не увидел?) - никто не отзывается. В игрушки что ли играют? Прикол либо какой? Я подхожу к выключателю и врубаю в комнате свет. Неприятное ощущение мало того что не исчезает — становится более отчётливым, а ещё...

Глаза. Между полками спереди и справа от меня, смотрящие поверх книг, вылупившиеся — почти что вытаращенные из орбит — с блестящими зрачками. Глаза, расположенные, насколько я могу судить, на тёмно-сером лице — целиком лицо не видно, только кожу вокруг глаз и переносицу. И всё это серое, будто асфальт. Нечеловечески раскрытые очи дико буравят меня, стук по железу становится всё громче и громче — а я всё так же стою как истукан, отрезанный от выхода... Этим вот

Машинально потянувшись к ближайшей полке с книгами я сделал самую очевидную для меня вещь — просто взял первый попавшийся томик и кинул им в направлении глаз. Конечно, я не надеялся попасть — слишком узкая была щель поверх книг, в которую смотрели глаза — но тем не менее они дёрнулись в сторону и пропали из вида, так что я их таки спугнул. В тот же момент ощущение тревоги пропало. Вот как рукой сняло, вообще. Но обратно пошёл, не выключая свет. Сказал другой сотруднице, что не знаю куда там книги ставить — она пошла туда и свет потом выключила. Но вернулась быстрым шагом, и что-то бубня себе под нос, что мне показалось довольно странным.

На следующий день я твёрдо для себя решил, что в ту часть я не пойду ни ногой — правдами и неправдами попрошу кого-нибудь другого сходить, если вдруг что. Но посетителей не было, день обещался быть архирассосным, и я скоро с головой уткнулся в телефон, штудируя Ютуб на предмет всяких интересных роликов.

Всё началось с того, что заработал лифт (пульт управления им находится в читальном зале). Я пошёл к дверце, намереваясь взять формуляр с заказом — и надеясь про себя, что книгу заказали не из той части отдела, где я видел выпученные глаза. Внезапно, звук работающего лифта оборвался на полпути - здесь стоит пояснить, что останавливаясь на каком-либо ярусе, данный агрегает делает это довольно резко, что сопровождается отчётливым металлическим гулом. Сейчас же гула не было, шум электродвигателя просто оборвался. Я подёргал дверцу лифта — заперто, а дверцу лифта не откроешь, пока она не остановится на твоём ярусе — защитный механизм такой. Значит, лифт направили не сюда. Куда? А хер его знает — это уже дело не моё. С этими думами я сел дальше залипать в телефоне, когда я услышал звук лифта снова. И тут я кое-что понял, на что первоначально не обратил внимания, будучи поглощённым Ютуб-задротством: шум лифта шёл не от шахты, а наоборот — с противоположного угла этажа, где никакого лифта не было вообще.

Одолеваемый ворохом сомнений я спускаюсь в читальный зал и спрашиваю, присылали ли они лифт, на что получаю отрицательный ответ, а за ним встречный вопрос: «А ты его слышал?». На мой невой кивок сотрудница читального зала отвечает любопытным оценивающим взглядом, после чего бросает «Не обращай внимания» - и утыкается дальше носом в какую-то книжку, которую читала до этого. Я в полных непонятках возвращаюсь к себе на этаж, думая, что может лифт как-то барахлит или коротит — ну мало ли что. Пытаясь отогнать дурные мысли иду к каталогу нашего отдела, найти несколько формуляров для МБА (межбиблиотечный абонемент, отдел, который книги нашего фонда может на время предоставлять другим библиотекам — для читателей, выставок, и проч., если у них таковых книг нет). Копошусь в выдвижном ящике с формулярами. И вдруг мои уши резко заполняет громкий гул электродвигателя... Работающего буквально в паре шагов за моей спиной. Я в ахуе смотрю на дверцу лифта, который располагается ВПЕРЕДИ, и, обуреваемый смесью непонимания, страха и какой-то обречённости поворачиваюсь на месте.

Гул идёт из гигантской, в человеческой рост пасти, которая стоит в метре от меня, раскрытая до самого пола. Пасть венчают два белёсых, словно подёрнутых блестящей пеленой глаза, которые бешено вращаются , уставившись в потолок. Выше — пучок грязно-жёлтых волос, перепачканных в какой-то слизи-жиже — я не ебу. Из-за пасти не видно тела и ног, но по бокам видны растопыренные грязные руки с обломанными ногятми, бешено бьющие пальцами по полкам с книгами. Сквозь непрерывный гул также слышен отдалённый, утробный вой или плач.

Я сползаю на пол по стеллажу с формулярами, роняя кирпичи из жопы и понимая, что меня — молодого, 23-х летнего парня, в тихой библиотеке посреди бела дня вот-вот хватит ёбаный удар. Я закрываю лицо руками, думая, что пасть проглотит меня в один присест... И шум исчезает, оставляя лишь звон в ушах как свидетельство того, что это было взаправду. Я осторожно открываю глаза — пусто. Пасти нет.

«Это каждое лето так» - поведала мне заведующая отдела, отпаивая меня чаем - «мы уже сами привыкли давно, лет 30 уже как эта катавасия». Я, подбирая сопли и держа трясущимися руками чашечку с чаем, внимательно смотрю на заведующую и жду ответов.

В общем, вся бадяга завертелась в поздних 80-х. В один из прекрасных летних дней, молодая сотрудница нотно-музыкального отдела ввалилась в дирекцию с бешеными глазами и историей о «пляшущих пластинках». Немного успокоившись мамзель рассказала, что кипа грампластинок, которую она положила на стол перед тем как ненадолго отлучиться, по её возвращению «тасовала» сама себя — пластинки сами по себе взлетали в воздух, меняясь друг с другом местами. Ну, подумали что дамочка пересмотрела в видеосалоне «Охотников за привидениями» - там тоже всё начиналось с библиотеки и летающих книжек — поржали да забыли, хотя сама сотрудница клялась и божилась что всё было так, как было.

Со временем стало понятно, что женщина не гонит — в летние времена (исключительно в летние, утром ли, днём, вечером — неважно, главное летом) в библиотеке стали замечать проявления чего-то «эдакого». Предметы меняли своё местоположение, были слышны посторонние шумы или звуки — но нечасто и более-менее тихо... До определённого момента.

Одна из сотрудниц читального зала уволилась в 1993, когда пошла в туалет, а в коридоре, где туалет и находился, увидела нечто неожиданное. Как позже рассказала женщина заведующей в личном разговоре, был вечер - почти конец рабочего дня, но закатный свет обычно с лихвой проникал через большое окно в конце коридора,а туалеты располагались (да и щас располагаются) по левой стороне. Так вот, в этот раз в коридоре было непривычно темно, будто окно было чем-то загорожено или занавешено. Женщина насторожилась — сразу за тулетами с потолка свисали какие-то грязные тряпки до пола, коих тут ещё пару часов назад не было. Они-то и загораживали окно, но что настораживало ещё сильнее — за ними явно кто-то был. Из-за тряпок было слышно чьё-то громкое, напряжённое дыхание, и как будто бы клацанье зубами. Женщина осторожно пошла к двери женского туалета, как вдруг из-за тряпок высунулись серые руки с длиннющими пальцами и потянулись к сотруднице, при этом растягиваясь на метры, а дыхание и клацанье сменились горловым рычанием. Вне себя от ужаса дама ворвалась в женский туалет, включила свет (окон в тамошних туалетах нет) и, захлопнув дверь, с ужасом стала прислушиваться к звукам извне. Было тихо, только жужжали лампы. Не зная что делать дальше, сотрудница стала пятиться от входной двери спиной к кабинкам, когда свет в туалете неожиданно выключился без какого-либо щелчка выключателя, и в кромешной тьме за её спиной двери всех кабинок в унисон распахнулись с диким треском. С нечеловеческими воплями женщина вылетела из туалета прямо в объятия других направлявшихся в туалет сотрудниц. В ужасе она огляделась — никаких тряпок в коридоре не висело, а из приоткрытой двери толчка лился ровный жёлтый свет.

И такого рода «сюрпризы», когда вместо очередного вздоха из тёмного угла или перемещающихся самих по себе вещей человека ждал довольно-таки пугающий звездец, случались с периодичностью раз в несколько лет. Понятно, что некоторые работники с этого буггуртили – мол нечистую силу под боком держим – но пресловутая сила физически никому вреда не причиняла и большую часть времени занималась мелкотравчатой хернёй вроде вышеупомянутого перекладывания вещей с места на место, так что в целом и общем коллектив, можно сказать, пообвыкся. С новичками конечно было сложнее, но их удавалось успокоить-умаслить, мол «А чо, всмысле ты чей-то шёпот слышал из темноты между полок? Переработал немножечко, на тебе, дорогой, чайку с бальзамом».

Чаёк с бальзамом, как правило, работал.

Однако летом 2000 года сама заведующая попала в заварушку, после которой чуть было не покинула заведение, в котором проработала на тот момент порядка двадцати лет.

Короче, ещё в середине 90-х на заведующую помимо книгохранения повесили ещё и отдел периодики – сотрудников там осталось мало, и два отдела, недолго думая, объединили. Фонд периодики расположил свои телеса частично на первом этаже – где хранились в основном недавние газеты/журналы и где принимали посетителей – а частично в полуподвальном помещении, где хранились советские подшивки вплоть до газет военных лет.

И вот к заведующей в книгохранение заходит мужик – лысый, вид деловой, лет пятидесяти, в сером костюме. Как заходит – непонятно, обычно посторонние в отдел непосредственно не допускаются, заведующая спускается сама в фойе на первом этаже, если к ней кто приходит. Но мужик вроде учтивый, не наглый. Просит ему разрешить посидеть в полуподвальном помещении периодики, поштудировать подшивки советских газет – всяких Комсомольских правд, Известий и т.д. – говорит, ему надо очень много номеров посмотреть, накладно их будет наверх таскать, столько подшивок. И намекает, что за ним мол не постоит. Ну заведующая решила дать добро – вход в полуподвал всего один, так что ничего скоммуниздить не удастся – бдительные сотрудники заметят и заругают, а за могарыч в виде коньячка там или конфет – да хоть ты всю жопу себе в этом подвале просиди, кому какое дело. Отвела она его в периодику, отрекомендовала ему местную сотрудницу – мол обращайтесь к ней если что надо – сама ушла, мужик спустился в подвал, мадам из периодики занимается своими делами.

И вот баба эта из периодики забыла напрочь о мужике, в конце рабочего дня закрывает полуподвал, отдел – и весело мчит домой отдыхать. Лишь в час ночи её как током прошибает – японский городовой, мужик в подвале остался! А она хоть и свои дела делала, но стол её рабочий стоял недалеко от входа в подвал – т.е как-либо мужичка она проворонить не могла, а он мимо неё железно не проходил. Звонит заведующей – ключи от библиотеки у неё есть – выкладывает ситуёвину. Заведующая мат-перемат – но что делать, посреди ночи срывается на такси, и сотруднице тоже говорит прибывать, ты мол виновата – ты перед мужиком и извиняться будешь.

Прибывают барышни на место, открывают библиотеку, мчат в полуподвал… А там никого. Стопки Комсомолки и Известий лежат аккуратно на полу в уголке – признак того, что мужик тут был (газеты по умолчанию всегда на полках лежат), но ни души. Вообще. Заведующая рвёт и мечет – мол мужик уже ушёл, а ты его каким-то макаром проебала, да ещё и на уши посреди ночи поставила. Баба из периодики в слёзы, чуть ли не на коленях клянётся, что не проходил мужик обратно – ну вот никак. Ну ладно, пёс с ним – вроде ничего не украл, да и ладно. Выключили свет, закрывают подвал – идут обратно и слышат какое-то подвывание. Ну хоть ко всякой чертовщине дамы с горем пополам и привыкли, но всё же слушать посреди ночи в безлюдном здании какой-то вой – ну его нафиг. Быстрым шагом женщины сваливают, а вой – который доносился судя по всему из подвала, откуда они свалили – становился всё более протяжным и пронзительным. На обратном пути торопливо выключают везде свет, причём как только они щёлкают выключателем – кажется, что в появившейся темноте на долю секунды метрах в десяти от них возникает силуэт этого самого мужика, но с перекошенным от ненависти нечеловеческим лицом, и так – в каждом помещении, где они свет вырубали. Удирали в общем тётки что есть духу – а в самом конце, когда заведующая готовилась закрыть входную дверь и снова ставить её на сигнализацию, она заметила, что в такт её учащённому дыханию слышатся из глубин библиотеки как бы отголоски – ну если бы женщина дышала в микрофон, а ей в ответ раздавалось её громкое дыхание из динамиков. Как сказала заведующая, ощущение было крайне иррациональное – словно вся библиотека дышала с ней в такт.

Вот такие вот пироги. Последний «громкий» случай был лет за пять до моего прихода – точнее, наверное был. Почему наверное – потому что одна сотрудница отдела иностранной литературы подробностей никаких толком не рассказала, но с тех пор все шкафы или ящики она открывает и выдвигает с большой опаской, отстраняясь назад, словно остерегаясь чего-то. Видать её что-то в шкафу поджидало, знать бы ещё что.

Ну вот. Изложили мне всё как есть. Почему и отчего всё начало происходить – никто не в курсе от слова совсем. Никто в библиотеке не умирал, на месте кладбища никакого она не стоит. Ещё до библиотеки в сквере рядом стояла церковь (долго правда не простояла, не дали коммунизм и грунтовые воды – собсна, поэтому и сама библиотека вся в трещинах, и её саму «ведёт») – но стояла она при Царе Горохе, а всё началось в 80-х – так что свалить на «построили на святой земле зря, надо было снова храм ставить, ряяя» не получается. Вот и думай.

Заведующая разрешила мне более на практике не появляться, уверила что если что – всё подпишет и напишет, сожалела, что новый виток активности всякой хрени пришёлся на мою «смену» так сказать… Просто в самой библиотеке – за исключением паранормальщины – мне понравилось. Атмосферно, спокойно, добрые люди в коллективе… Ну а мне, дрищу, который не гонится за деньгой (з/п тут, понятное дело, не ахти), не развит физически и который любит почитать да попроёбываться вместо работы тут самое раздолье. Так что может попробую пересилить дрожь в коленях и устроиться, авось и выйдет чего. А нет – так библиотек в городе хватает.

Спасибо что выслушали, и всем добра.

Автор - Tobe Hooper, Мракопедия

История написана по заказу бригады установщиков окон.

Первая история "Окна на крови"

“Установка десяти окон. Хутор Стеклянный, дом 12.” — прочел Марихин в накладной и, стиснув зубы, глубоко вздохнул. Опять переться в дальние степи по такой жаре. Да кто там себе такой замок отгрохал? Десять окон! Куда только ставить, в три этажа поди особняк. А все плохо живем...

Он сплюнул, асфальт города Азова зашипел раскаленной сковородкой, слюна почти мгновенно испарилась. “ Как в аду. — подумал Марихин. — Живем, как в аду.” Схватился за ручку на двери Газели и тут же отдернул - пальцы обожгло. На таком солнце металл нагревается быстро. Из-за здания фабрики окон вышел Тигран, вытирающий руки об майку.

— Чего стоим, кого ждем? Рули к погрузке, нам еще ехать полтора часа.

После того, как накрылось ИП Костюков, занимающееся продажей и монтажом окон, Виталик Марихин и Тигран Казарян быстренько сколотили свою бригаду, и, недобрым словом поминая съехавшего с катушек бывшего начальника, принялись окучивать близлежащие населенные пункты в Ростовской области. В городе их просто уже не приглашали, памятуя какие-то отравленные окна, которые ставила их контора. Люди-то пачками после них окочуривались.

Город маленький, молва разлетелась быстро. А теперь каждый день был как праздник - то экскурсия по дальним селам, то в станицу какую, иногда и на ростовские дачи ездили ставить. Один раз занесло их аж в Батайск, благо там окна свои были у заказчика, но вот эти разъезды очень утомляли.

— И где этот хутор? Навигатор чет его не показывает. — Виталик подруливал к пандусу, где уже ждали грузчики фабрики окон.

— Да там три хаты в два ряда. — Тигран смотрел в телефон. — Это в сторону Узяка ехать, а потом еще километров 15. На берегу Дона хутор. Может домой заедем, удочки возьмем? А чего, Виталь, там работы на два дня, все равно ночевать там придется. Заказчик сказал что ночлег предоставит. Ему цены наши понравились.

— Да уж, за копейки ставим… — Виталик покачал головой. Но, делать было нечего. Или так, или никак.

— О, а ты знаешь, в хуторе этом живет дед-экстрасенс! Да! У моей тетки со стороны отца есть сестра ее мужа, так она к нему ездила. Говорит, лечит все. Хоть рак, хоть геморрой. Порчу ей снял, понимаешь? Она приехала больная-больная к нему. А он там ей поводил руками, пошептал - и все, того!

— Чего того? Коньки отбросила? — Марихин скептически скривился.

— Того! Этого самого! Замуж вышла потом. Сына родила вот в прошлом году. Виталь, она ж страшна, как моя жизнь, до 34 лет дожила, никто ее не хотел. Мы ее даже за Ашотика Кривого сватали. Мы его не любим, но он тоже не захотел. А колдун-то ее - раз! и в дамки. Может схожу тоже к нему, как там будем.

— Тебе зачем, тоже замуж хочешь?

— Нууу, — заюлил Тигран,-- ты ж понимаешь, я уже не молодой, а хочу как молодой. Кровь бы мне разогреть, как раньше.

— Тига, ты это, лучше удачи нам у него попроси! — хмыкнул Виталик, наблюдая, как окна грузят и крепят в кузове.

По дороге еще два раза созванивались с заказчиком. Через полчаса езды от Узяка, по словам заказчика, выяснилось, что ориентир на поворот до хутора Стеклянный - бахча справа.

— Бахча справа?!! — орал Виталик, крутя руль, — Какая нахрен бахча? Тут и справа и слева одни арбузы! Куда поворачивать? Спроси его, блять, на дынях или на арбузах поворачивать? А мож на тыквах? Пошлет же господь долбоящеров, и гребенях они дома строят и объяснить дорогу к ним не могут. Мож мне по кабачкам ориентироваться?

Короче, поворот у бахчи справа они проехали. Пришлось возвращаться, прилично причем. Как-то странно быстро наступил вечер, на сиреневом небе приклеились серебряные светлячки первых звезд, на повороте в хутор не было ни таблички, ни столба, зато стояло пугало с головой из срального горшка, указывающее направление.

— Ну, вот это уже показатель, Тига, что здесь живут люди не уважающие чужое время, — возмущенно бухтел Марихин, выруливая по глинистой колее. — мало того, что дорога - говно, так еще найти ее надо постараться.

— Да че ты, смотри, брат, какая красота зато! — Казарян обвел рукой расстилающуюся вокруг ковыльную степь. Ветер гнал волны по пушистому ковылю, все поле словно море, вздымалось и опадало в такт дыханию земли.

В самом хуторе было всего три улицы без названий, куры на пыльной дороге, да свинья-самоубийца, внезапно бросившаяся под колеса газели. Помереть пятаку не удалось, Виталик вовремя выкрутил руль. Недолго поездив, установщики быстро добрались до дома номер двенадцать. За воротами из крашеного гофролиста вздымался большой кирпичный дом. Точнее, коробка дома, крытая красной искусственной черепицей.

Открыл ворота им поджарый дед, загорелый до черноты, почему-то одетый в легкомысленную майку-сеточку и старорежимные военные галифе, вытертые на заднице. Как оказалось, это и был хозяин дома. На участке слева стояла старая мазанка, крытая серым шифером, подслеповатыми окошками щурящаяся на кирпичное великолепие, возведенное рядом. К мазанке бедным родственником притулился щелястый курятник из неструганной доски, терпко пахло куриным пометом и виноградом Изабелла, который увивал беседку над столом с лавками.

— Загоняйте машину во двор. Тока как разгрузитесь, поставьте за воротами, у меня тут места нет! — дед махнул рукой, показывая на пустой проем дома.

Разгружались и заносили окна до вечера. Пять окон на второй этаж затащили, пять на первый. Газель осталась за забором, но бдительный Виталик выглядывал из-за калитки каждые 20 минут.

— Ты, сынок, не боися, тут у меня никто вредить не посмеет. — проскрипел дед и усмехнулся в пушистые усы. — Нет желающих рискнуть здоровьем. Вы садитесь в беседку, сейчас ужинать будем. Спать в летней кухне будете, а завтра уже и делом займетесь.

Пока дед носил на стол тарелки, парни распаковались на месте ночевки. В маленькой комнатке стояли два древних топчана, стул и шкафчик. В шкафчике нашлось постельное белье и подушки, пованивающие старым куриным пером.

— Да и хер бы с ним, — Тигран пристроил свою в изголовье. — Лишь бы комаров не было. Устал, как собака. А дед видать не простой, на пенсию такой дом не построишь.

— Да мож сын у него какой бизнесмен, или фермер дедуля. Я там, в конце участка какой-то свинарник видел. Мясо мож продает. А чего, деньги по нашим временам неплохие.

В беседке, под лампочкой в желтом старом абажуре, уже ждал накрытый стол. Молодая картошечка, посыпанная душистым укропом, салат из помидоров с лучком, миска икры из баклажанов и три граненых стакана. Тигран приободрился.

Дед достал из-под стола здоровую бутыль с домашним вином, разлил, и выдвинул тост:

— За знакомство, сынки! — отхлебнул. — Меня звать Павел Семеныч, деда Паша можно, для краткости.

Парни представились, чинно пожали руку старику, и чокнувшись, выпили. Вино было, видимо, из того винограда, что сейчас гроздьями свисал над головой. Изабелла. Вкусно, но крепко. А пахнет как...

Через час разговоров о жизни и политике в головах у парней растекался приятный розовый туман, ноги перестали слушаться хозяев, поэтому до сортира, стоявшего у дальнего забора участка, пришлось идти вдвоем. Подсвечивая себе фонариком с телефона, установщики, плавно покачиваясь, переместились к каноничному деревянному домику. Тут возник спор, кто пойдет первым и Виталик проиграл. Пока он стоял в ожидании, заметил, что в сарае, который он принял за свинарник, горит тусклый свет, у самой крыши было маленькое окошко.

Вино прошептало : “Виталь, а давай на свинок посмотрим! Там поди Борька прикольный, как у бабушки был. За ухо его можно потрепать!” И Виталик, обойдя грядки, пошел к свинарнику. Дверь была закрыта на засов. Но, что такая преграда для любопытных? Петли тихонько скрипнули, в нос ударила теплая волна навозной вони. В загончиках, слабо освещенных маленькой лампочкой, копошились поросята, из-за одной оградки высунулась черная козлиная голова, возмущенно что-то проблеяв. Виталик радостно стал подхрюкивать поросятам, пытаясь ухватить кого-нибудь из них за ушко, совсем уж было перевалился через ограду, да чуть не упал.

И тут из дальнего угла, где загоны терялись во тьме, послышалось издевательское хрюканье, как будто самого Виталика кто-то передразнивал, даже не подражал поросятам, а намеренно дразнил.

— Кто там? — Марихин понял, что задал самый дурацкий вопрос в своей жизни. Если там загон хряка, то вряд ли он ответит.

В темноте завозились, зашуршала солома, словно кто-то перебежал поближе.

—Жуй-жуй, глотай! — хриплый низкий голос разодрал навозный воздух свинарника.

Виталик попятился к выходу, а шебрушание в дальнем конце загончиков нарастало, то ли там рыли что-то, то ли бегали по кругу.

— Не жуешь? Жуй! — прохрипел голос. — Жри, падла!

Хмель выветрился из Марихинской головы в момент. Поросята в освещенных загончиках сбились в кучку и затихли. А хрипатый все твердил и твердил как заведенный:

— Жуй-жуй, глотай! Жуй-жуй, глотай!!!

Шуршал соломой, перемещаясь где-то в глубине темного сарая.

“ А если это не привязано?” — ошпарила мысль Марихина. Он повернулся и рванул к выходу. С облегчением задвинул засов на двери обратно и выдохнул. Кто там у деда в свинарнике? Голос странный, словно одну фразу говорить и умеет. Дико захотелось в туалет.

Когда он вышел к беседке, застал сияющего, как надраенное стекло, Тиграна и очень довольного деда Пашу. Они уже уполовинили бутыль и судя по разговорам, рассматривали должности в госдуме с точки зрения коммерческой прибыли.

— А вот у меня был один депутат местный в том месяце, — вещал дед Паша, — лечил я его по мужской части, да так чего-то увлекся, что чуть ухо ему не отрубил.

— Чем? — Виталик приземлился за стол и решил поддержать разговор. Было очень интересно, хотя и ничего не понятно.

— Дык чем, шашкой, знамо дело. Я с него и денег побоялся потом брать, за ухо-то резано, кровищи было, как со свиньи. Так он потом приехал с дамой своей, да отвалил мне 50 тыщ. Как раз на окна и добавил. От откуда там такие деньги, а? В Израиле, говорит, врачи не помогли, а я помог.

Тигран толкнул Виталика в бок.

— Павел Семенович - тот экстрасенс, я тебе говорил , да. Мою родственницу вылечил!

Дед приосанился, сидя за столом, и, подняв палец вверх, изрек:

— Я лишь проводник велений богов наших. Малое звено, связующее просящих об исцелении и тех, кто может его дать.

Во дед затирает, подумал Марихин. А кто ж у него в сарае сидит? Исцеленный, у которого 50 тыщ не нашлось?

Посидели еще полчаса, слушая про подвиги деда в молодости, да разошлись по комнатам.

Ночью было душно. Подушка кололась, топчан был жесткий, Виталик проклинал все на свете, и дедовы окна тоже. Поднялись с рассветом, пока еще прохладно. Павел Семенович уже сновал по двору, таская ведра в курятник и к тому сараю с поросями. Марихин было заикнулся рассказать Тиграну о своих подозрениях про свинарник, но потом передумал - так Тига был воодушевлен знакомством с этим чудо-колдуном, да еще и пришлось бы признаваться, что залез без спросу в чужое хозяйство.

Полдня ушло на окна на первом этаже. Пока сохла пена, стали подготавливать второй. К полудню пришел дед, позвал обедать. И предупредил, что после часа дня ходить во дворе не надо, к нему люди будут приезжать. Чтоб не отсвечивали, и не шумели особо.

Да не сильно-то и хотелось тут отсвечивать, думалось Марихину, закручивающему анкера. Он-то, конечно, во все это колдунство не верит, но, на всякий случай, лучше закончить тут все побыстрее и убраться домой. Так спокойнее. Поставили все, кроме двух окон, выходивших во двор дома.

Солнце жарило так, как будто хотело испепелить все население Ростовской области, установщики обливались потом, перенося инструменты и все нужное в последнюю комнату. Тигран сел на пол, полил голову водой из бутылки и завел опять про то, как дед Паша сделает его полным сил и желаний молодым скакуном. Виталик завел глаза под потолок, глубоко вздохнув.

— Кщщщщ… Кища, кища, кища, кщщщщщ… — зашипело во дворе.

Парни осторожно выглянули в окно. Не отсвечивая. Во дворе творилось странное.

Там, на табуретке, сидела дородная бабища, застыв, как истукан. Руки ее лежали на коленях, строго вниз ладонями, напряженное лицо и выпученные глаза говорили о том, что происходит что-то важное. Дед Паша околачивал женщину двумя вениками из веток грецкого ореха и вроде бы лаврушки.

— Кщщщщ…. — шипел дед, шлепая вениками по голове болящей, — кищ, кищ, кищ !

Потом он перетер листья в своих ладонях и дал вдохнуть запах женщине. Даже до второго этажа донесся горьковатый аромат лавра. Виталик с Тиграном встали на коленки и навалились животами на будущий подоконник. Как два любопытных мальчишки принялись смотреть на таинство исцеления. От чего - они не знали, но было жутко любопытно. А дед тем временем что-то бубнил под нос, бросил ветки под ноги женщине, чтоб она их топтала, потом принялся водить руками над ее головой и телом. Минут через пять ушел в домик, и вышел оттуда с двумя казачьими шашками наголо. Блеснули лезвия, чиркнув над головой бедолаги, Виталик затаил дыхание, Тигран восхищенно ухнул.

Дед злобно зыркнул в проем окна, где притаились наблюдатели, но те успели пригнуться.

Стоя позади женщины, старик закрутил шашками по кругу, держа их по бокам от нее. Воздух загудел, серебристые лезвия летали вокруг женщины, словно отрезали какие-то нити, тянущие из нее энергию, здоровье, а может, и саму жизнь. Шашки скрещивались, высекая искры, вздымались к пустому небу, опускались к земле, дед танцевал, кружился, обрубая что-то невидимое .

— Ту -ту- ту туру, ту-ту - туру, паааарам! —тихо пропел Тигран. — Это же как танец с саблями!

— Че?

— Наш великий композитор - Арам Хачатурян!

— Ага. И ваш певец Шарль Азнавурян, и гора Арарат. Тоже ваши и великие. И тоже чет не в Армении.

— Чеб ты понимал, э!

А дед Паша отложил шашки, и принялся массировать голову женщины. Потом стал выбирать тонкие прядки волос, накручивать их на палец и дергать, приговаривая:

Вытащу семь солнц

порчу на кольцо,

волоса выбираю

порчу забираю.

Под крыльцом сидит дед

ждет костей на обед

Отгоняю, отвожу,

дам требу ножу.

Крови да плоти,

чтоб деду лопнуть.

Колечко прикатилось,

счастьем обратилось.

Венчик сымаю

деду одеваю.

Прими дар от Оксаны…

— Оксана ж зовут?! — внезапно рявкнул дед Паша, бабища подскочила с перепугу, и мелко затрясла головой.

— … от Оксаны, шоб ей здоровилось, любилось, да добра наживалось. — дед хлопнул Оксану по лбу и велел вставать.

Та полезла куда-то в декольте, порылась в глубине необъятных холмов и вытащила маленький кошелек. Уж сколько там перекочевало в карман деда, рассмотреть не удалось, но бумажки были оранжевые.

В полуденном затишье поставили еще одно окно. А дальше началась кутерьма. Подъехали два черных внедорожника, во двор набилось народу. На инвалидной коляске завезли молодую женщину, бледную и истощенную. Какой-то мужик бегал вокруг нее с озабоченным лицом, два раза забежал в мазанку к деду Паше, потом стоял минут десять в окружении тех, с кем приехал и о чем-то совещался. На третий раз он забежал в дом с солидной пачкой денег, опустошив свое портмоне и взяв еще у своих.

— Что это там такое, интересно? — Тигран свесился из окна. — Виталь, смотри, тяжелый случай, там совсем все плохо!

— Ща у тебя будет тяжелый случай. Давай уже, хватит глазеть, ставим и едем домой. — Виталика грызло беспокойство, какое-то предчувствие беды. Тот, кто сидит в свинарнике не давал ему покоя. Здесь что-то не так! Интуиция вопила и требовала убираться отсюда, не смотря на гостеприимство Павла Семеновича.

— Да погоди ты! Смотри, куда это дед ее повез?

Выглянув в окно, Марихин проследил путь деда с колясочницей по дорожкам между грядками, прям до самого свинарника. И что он там с ней делать собрался? Снова вспомнился хриплый голос, доносящийся из темноты сквозь шорох соломы: “Жуй-жуй, глотай!”

Во дворе столпились люди, приехавшие с этой женщиной в коляске, родственники, видимо. О чем-то тихо говорили, кто-то, сложив ладони, молился.

Виталик утер лоб, сказал Тиграну, чтоб тот засунул свой любопытный нос обратно и начинал ставить откосы, и сам занялся работой. Но, через пять минут он не выдержал. Все валилось из рук, мысли о том, что там делает дед с этой женщиной в свинарнике сверлила мозг, не давая покоя. Он должен узнать. А вдруг там что-то противозаконное?

От собственной храбрости Виталик так ошалел, что забыл сказать Тиграну, куда идет. Просто спустился на первый этаж и вылез через окно, чтобы те, во дворе, его не видели. А потом с независимым видом проследовал к сортиру. Если что, скажет что туда шел. Немного поозиравшись и чутко прислушиваясь, перебежками по огороду, добрался до задней стены свинарника и приложил ухо к теплым доскам. Внутри что-то постукивало, доносились какие-то невнятные звуки. Под самой крышей почти, обнаружилось маленькое оконце, Марихин стал красться вдоль стенки, через заросли крапивы, больно жалящей ноги. Ведь если упереться ногами в забор, что за сараем, а руками в стенку, то можно заглянуть через окно внутрь.

Забор чуть не промялся под Виталиковым весом, заскрипел, но выдержал. Сквозь пыльное стекло удалось рассмотреть вот что.

В маленьком загоне, занавешенном грязной серой тканью, стоял прикованный цепью к стене низкорослый корявый уродец в драной женской ночной рубашке. Лысая бугристая голова, длинные обезьяньи руки, на спине выпирает горб, загиная своего носителя к земле. Пока уродец топтался, переминаясь с ноги на ногу, Виталик успел рассмотреть, что со лба горбуна на глаз свешивается наплыв - опухоль. Челюсти его все время двигались, как будто он что-то жевал. А потом в загон зашел дед, взял горбуна за большое ухо и подвел к занавеске, за которой , видимо находилась женщина в инвалидной коляске. Уродец зашлепал ладонями по ткани, а потом застыл, упершись руками во что-то. Дед похлопал горбуна по лысой башке, тот стал мелко приседать, не отрывая своих лап от ткани, и все в полной тишине. У Виталика по спине покатились ручьи пота, дико зачесался нос. Он понимал, что видит что-то странное, запретное.

Руки затекли, ноги стали скользить по забору, пот уже заливал глаза, держаться в раскоряку было невозможно. Плюнув на все, Марихин рухнул в крапиву, прихрамывая и чертыхаясь поковылял обратно. Даже если дед и заметил, что он подглядывал, не убьет же. Дохромав до сортира, Виталик закрылся и еще минут 15 там сидел, пытаясь унять нервную дрожь.

В голове роились тысячи вопросов. Хоть как-то логично объяснить происходящее он не мог. Страшный дед, держащий на цепи страшного урода и они что-то там делают с больной женщиной. И деду за это заплатили. Может дед ее ваще убил и горбатому скормил. “Жуй-жуй, глотай!” Нет тела - нет забот. А родственники, или кто там ее привез, решили от нее избавиться. Ведь эвтаназия у нас запрещена.

Виталик потер лицо и, глядя на зеленых мух, летающих над головой, решил что выходить все же придется, тем более что со стороны двора донеслись радостные возгласы, а потом и шум отъезжающих машин. Было стыдно и страшно. Ну вот зачем, зачем ему все это сдалось? Недаром говорят, что от любопытства кошка сдохла.

В дверь постучали.

— Выходь давай! Видал я тебя, суешь свой нос куда не надо. Шо, штаны намочил поди? Выходь, неча там тихариться. — дед снова затарабанил в дверь.

Чувствуя себя нашкодившим школьником, Марихин выполз из сортира, уперев взгляд в землю.

— Сказал же, занимайтесь своим делом, не отсвечивайте. Пойдем.

Дед развернулся и, шлепая тапками на босу ногу, пошел к дому. Там он уселся за стол, опять жестом фокусника достал из под стола бутыль с вином, стаканы, и разлив рубиновую жидкость, нахмурился. У Виталика похолодела спина. Убивать будет. С такими секретами чужих не отпускают. Захотелось заорать: “Тигран! Тигран!” Виталик выпил, задавив в себе истеричку. Будь что будет, сам виноват.

— Ты вот поди голову ломаешь, что там видел, да? — дед постучал пальцами по клеенке на столе. — А я тебе скажу. За то, что если однажды ты, или твой близкий человек, серьезно заболеет и я его вылечу - ты ничего не видел. Если согласен - кивни.

Да, только бы уехать отсюда, подумал Виталик и затряс головой.

— А чтоб тебя вопросы не мучали, я тебе еще расскажу. Ты думаешь, я зверь какой, на цепи бедолагу держу? Да ток вот нашел я его лет десять назад, на бахче за хутором. Голого, тощего и сраного. Не знаю, сколько ему лет, и откуда он там взялся. Думаю, полудница подкинула прикормыша своего. Они часто детей воруют, да только дитенок им как игрушка, весь разум выпьет, облик исковеркает, если и отпустит потом, так его и родня не признает. А так мрут детки обычно.

Этот даже есть сам не умеет, если его не пичкать, помрет тоже. Зато чует, что в человеке не правильное, больное, и исправить может. Я случайно выяснил. Опухоль у голове у меня нашли. Сказали, жить тебе еще пару лет, а потом овощ. А как одному лежать-то? Жена моя еще в 91 померла. Я ее так вылечить хотел, что стал всякие книжки читать, тогда много чего появилось. Пробовал разное. Бестолку все для нее было. Да потихоньку и людям стал помогать потом. Им же надо не тело лечить, а мозги в основном. Дать понять, что свободны теперь они от своих тягот и проблем. А тут я. Шашки придумал над ними вертеть. Впечатляет их очень. А чего, мои предки этими шашками нечисть, пришедшую на нашу землю, рубали, а я вот от людей ими зло отгоняю, душу им чищу, разум просветляю.

Марихин слушал и дивился. Ну дед дает… Удачно на такой волне выехал.

— Пал Семеныч, так получается, тот горбун с бахчи вас вылечил, да? Как так вышло, если он не соображает ничего?

— Дак вот и говорю, держать его в доме — грязно. Он как порося, все под себя делает, так я его в загончик и определил. Кормил с ложки. Так жрать-то не хочет человечью еду, запихивать приходится! А в один день я наклонился, солому убирать у него, а тот возьми и подскочи. Лапища свои мне на голову сложил, да держит. Я думал, башку свернет и вся благодарность. А чую, голова перестает болеть, да в глазах ясно так стало. А Найда мычит чего-то, мычит. Я его Найдой зову. Ему-то без разницы. К врачам потом ездил — сказали, что само рассосалось. Или, может, они ошиблись. Голова — предмет темный.

А потом я подумал, а чего ж еще людям не помочь. Стал к нему водить бабок наших, кто помирать собрался. И он их тоже исправил! Вон,у Трындычихи нашей сердце так починил, что в этом году 98 лет праздновать будет. Шоб ей, балаболке чертовой, жилося подольше. Всем местным растрепала. Пришлось потом занавеску вешать, чтоб никто его не видал. Ну, понял теперь?

И как бы Виталику не хотелось думать, что дед ему какие-то сказки рассказывает, что-то подсказывало, что все правда. В этом мире столько всего, что люди объяснить не могут, называя это просто чудесами.

— Понял. А с женщиной в коляске он чего сделал?

— Так чего, тоже исправил. Там после аварии она, не ходит, еле говорит, и руки-ноги сохнут. Муж сам виноват, видать она не пристегнутая ехала. Скоро стоять сможет, а через неделю ходить. Говорить уже начала, как тока ее вывез от Найды.

Из нового дома вышел недовольный Тигран.

— А, ты тут прохлаждаешься, да? Я там уже все закончил, искал тебя, искал…

— Смотри сынок, — прошептал дед, — помни про обещание. Расскажешь кому — пожалеешь потом. Все мы люди, все болеем.

— Тига, прости, ты за рулем сегодня. — Виталик допил из стакана и поднялся из-за стола. Пора было деду принимать работу.

Провожать их дед Паша вышел за калитку, нахваливая новые окна. Рассчитался он щедро, накинув еще сверху, предлагал Тиграну приехать на следующей неделе и решить все его проблемы за каких-то там пять тыщ. Тига задумчиво кивал, думая о том, что может и не все так у него плохо еще. Жена довольна, чего еще надо? А пять тыщ он лучше на новую газонокосилку отложит.

По дороге пылила машина, дед Паша приложил руку ко лбу козырьком, вглядываясь вдаль. И что-то как-то стал смещаться за спины установщиков.

Подъехал черный внедорожник, который видел Виталик сегодня днем, на нем привозили женщину на коляске. Дед совсем затерся за спину Тиграна и не отсвечивал.

Из машины вышел давешний мужик с таким же озабоченным лицом.

“Наврал дед, — подумал Виталик, — не вылечил ее Найда. Денег обратно хочет.” Мужик перебежал к задней двери машины и открыл ее, подав руку женщине, что сама вышла из авто. Та самая, что днем приехала на коляске. Она улыбалась.

Мужик пошарил глазами, и завидев Павла Семеныча, рванул к нему.

— Большое вам спасибо! — мужик прижал руки к груди. — Это чудо, она говорит, она ходит! Это счастье!

Дед стоял за парнями и сурово сопел, словно готовился к бою.

— Но, где ее грудь?! — завопил мужик, тыкая пальцем на улыбающуюся даму. — До аварии я ей сделал грудь! 350 тыщ этот сраный силикон стоил! Где она теперь? Посмотрите! Куда все делось? Верните мне так, как было, или я подам в суд за понесенные убытки! Где ее грудь, я спрашиваю!

— Где-где… В Найде. — пробормотал дед Паша за спинами установщиков. — Не любит он неправильное в организмах. Я че сделаю…

— Слышь, убыточный, пили отсюда. — голос Виталика был тих и спокоен. — Тебе жену на ноги поставили? Поставили. Радуйся, долбоящер. Жить будет. Про сиськи он думает, идиот. Влез за руль и тапку в пол!

Мужик еще что-то повозмущался, помахал руками, но быстро сник и уехал.

На прощание дед пожал парням руки, долго благодарил. Виталику погрозил пальцем.

На выезде из хутора, опять чуть не задавили свинью. Может быть, ту же самую, которая пыталась осуществить свою мечту вознестись в свиной рай побыстрее. Жара уже спадала, в нагретой солнцем кабине Газели было душно, теплый ветер еле залетал в открытые окна.

Проезжая мимо ковыльной степи, Виталику показалось, что краем глаза он зацепил какое-то движение. Повернувшись, он увидел, как параллельно движению машины по полю бежит женщина в длинном белом платье, с венком из маков на голове. Бежит, не отставая, словно ветер несет ее по ковыльным волнам. Женщина пропала, а потом появилась вновь, далеко впереди. Пока Газель трясло на ухабах, приближаясь, Марихин успел рассмотреть, что лица у женщины не было. Два темных провала глаз, две дырки вместо носа и отвалившаяся нижняя челюсть, висевшая на веревке, на груди. Длинный синий раздвоенный язык вывалился изо рта, облизнул кость черепа под глазом и втянулся обратно. Женщина взмахнула серпом, который держала в руке, и пропала насовсем.

“Да ну его нахрен, такие заказы!” — подумал Виталик и стал слушать бухтение Тиграна про сраную дорогу, сраную жару, конские цены на дедовы услуги и то, что всю голову напекло, так и полудницу на бахче встретить можно. Скорей бы домой.

По традиции - мой паблик в вк - https://vk.com/morandzhurich, приходите в гости!)

Комментируйте , рассказывайте как вам история!

Всех люблю, обнимаю, ваша Джурич!)