Тень метнулась наперерез, сбивая с движения, дезориентируя. Сапоги предательски заскользили по покрытой листьями земле, оставляя глубокие борозды. Грохот машин приглушил вопль боли и отчаяния. Резкий, хлёсткий удар в спину расцветил однотонный осенний вечер алым, брызнув веером. Затем ещё раз, ломая кости и зубы, лишая воли. И снова, и снова, остервенело и безумно, круша рёбра и позвоночник, разрывая сухожилия, превращая тело в аморфное желе. В окне, на втором этаже напротив, вспыхнул, моргнул, высветив неясный силуэт, и сразу погас свет, оставляя синий квадрат телевизора. То, что там, за окном, не имело значения. Приближался вечер.
* * *
Кот, сидящий на жестяном настиле цокольной крыши, угрюмо нависающей над наполовину заваленными мусором и глубоким слоем прошлогоднего листопада окнами, явно не был домашним – Настя поняла это с первого взгляда.
Голубая гофрированная жестянка, на которой сидел кот, давно облупилась и насквозь проржавела. Как и всё вокруг, крыша была устлана жёлто-коричневыми листьями, опадающими с тополей вдоль дороги, тянущихся полуголыми, кривыми ветками в пасмурное осеннее небо. Но больше листьев, старых и новых, скопилось внизу, начиная от кирпичной лестницы, уходящей к цоколю искрошившимися ступенями, и дальше, к железной двери и криво заколоченным рамам. Последние ступени полностью скрылись под толстым пряло-гниющим слоем, наполовину засыпавшим щербатые провалы разбитых окон. Из этой кучи, пародируя сцену из «Терминатора», торчала детская полиэстеровая варежка с поднятым вверх большим пальцем. Здесь же валялись пустые чекушки, огрызки яблок и смятые сигаретные пачки, вперемешку с цветастыми упаковками чипсов и снеков, изрезанными пластиковыми бутылками, почерневшими одноразовыми медицинскими масками и маленьким зелёным резиновым сапогом. Прогромыхавшая фура заставила весь этот натюрморт задрожать, завибрировать в такт с лязгающей крышей. Кот, видимо привыкший к этим концертам, перестал вылизывать испачканную чем-то красным лапку, лениво спрыгнул на землю, тут же продолжив прерванное занятие.
Настя осторожно подошла ближе. Нет, всё-таки это была кошка – с миндалевидными васильковыми глазами, серой, кое-где свалявшейся шерстью и торчащими сосками на вздувшемся животе. Казалось невероятным встретить беременную кошку в последних числах октября, да ещё и на таком позднем сроке. Настя смахнула прилипшие к рукаву куртки листья, присела рядом, медленно протянула руку. Кошка довольно замурчала, доверчиво потеревшись головой о протянутую ладонь.
- Бедняжка, выкинули тебя на мороз, да, - бережно взяв животное на руки, Настя укрыла её полами куртки, ласково приговаривая, - спокойно, милая, тише, всё будет хорошо.
Отвечая, кошка мяукнула, уткнулась светлым лбом в шарф.
- Всё будет хорошо.
* * *
Сколько Настя себя знала, её всегда окружали кошки. Впервые увидев этих животных, она поняла, что именно они теперь навсегда станут частью её жизни. Длинношерстные и короткошерстные, американские, британские, бенгальские и турецкие, большие ленивые толстяки и поджарые, жилистые прирождённые охотники. Люди держали их у себя в домах, устраивали выставки и конкурсы, рисовали про них картины и писали песни, обожествляли и возводили в культ. И выбрасывали на улицу.
- Ой, извините, - задумавшись, на выходе из подворотни Настя почти налетела на сидящего рядом со свалкой мужичка со спущенными штанами, сосредоточенно уставившийся на пузатый, чёрный мусорный пакет между ног.
Снова прогрохотала фура. Мусорный пакет, прекратив свои ритмичные движения, поднял на девушку землистое, опухшее женское лицо. Туш, вокруг набухших мешками глаз, потекла, а вызывающе-яркая, карминовая помада смазалась. Сгорбившаяся женщина, оторвавшись от своего занятия, облизнулась, осклабилась, демонстрируя часть отсутствующих зубов.
- Извините, извините, - Настя попятилась, невольно глядя на то, что женщина продолжала держать в руке. Свалка вокруг зашевелилась, с трубы теплотрассы, обмотанной вымокшей драной стекловатой, послышалось бурчание, слабо различимое в шуме проезжающих машин.
Прижав к груди кошку, Настя побежала вверх по насыпи к дороге, к фонарям, сопровождаемая низким, гортанным, женским смехом и сиплыми мужскими выкриками за спиной. Выбившиеся из-под сползающего берета волосы разметались по лицу, запутываясь в дужках очков с запотевшими стёклами. Неловко вскарабкавшись, запыхавшаяся девушка схватилась за остатки перил от разбитой лестницы, обрывающейся в скользкое месиво тропинки, оглянулась. Тропинка вела вниз к полузаброшенным старым домам, утопающим в свалке и давно уже ставшим прибежищем для разного рода асоциальных элементов. На той стороне четырёхполостного шоссе, соединяющего городскую агломерацию с железнодорожным вокзалом, со всеми его павильонами, платформами, зданиями связи, конторами, приставучими таксистами, сомнительными точками общепита и бомжами, виднелись свежие, нарядные и жизнерадостные, горящие тёплым светом огни новостроек. Всего пятнадцать метров асфальтированного полотна, бугристого, избитого тысячами колёс сотен фур, отделяли новый микрорайон от мрачной безысходности умирающей жизни хрущёвских двухэтажных бараков.
Светофора или, тем более, надземного пешеходного перехода на трассе здесь не было. Никому и в голову не могло прийти, что жителям начавшегося строиться два года назад современного микрорайона – школа, детский сад, больница, целых два супермаркета и множество всяких разных магазинчиков, салонов красоты, кафе и разливаек – может понадобиться покинуть свой эдем и спуститься в адскую клоаку по ту сторону вокзального шоссе. Эта дорога словно река Стикс из греческой мифологии, отделяла мир смертных от Преисподней. Но вместо обречённых на вечные страдания душ, готовых утащить любого, посмевшего сойти с берега, вдоль трассы без конца громыхали фуры, жгли резину легковушки и автобусы, забитые припозднившимися дачниками. И подобно Харону, взымающему плату за переход, на той стороне, под синим рекламным щитом с заляпанной краской лоснящейся мордой очередного кандидата на очередных выборах, притаился автомобиль ГИБДД. Они смотрели на машины, а краска стекала из носа и рта по подбородку кандидата болотной бурой массой, оставляя полосы на пиджаке с прикреплённом на лацкане трёхцветным значком. Невысокая девушка в малиновом пуховике и сиреневом берете, перебегающая дорогу позади фургона затормозившей весь поток остановленной инспектором фуры, никого не интересовала.
* * *
Переполняющее чувство азарта и эйфории неотвратимо отступало, оставляя внутри лишь пустоту и ожидание рутины. Привести себя в порядок, смыть кровь, спрятать тело. Обезображенная и распотрошённая тушка своим видом ещё продолжала будоражить память, но сладкие мгновения погони, нападения, убийства, уже меркли, сливаясь с другими такими-же, отзываясь ноющей жаждой продолжения. Скоро, совсем скоро.
* * *
Городские архитекторы, проектируя этот микрорайон, особо не заморачивались. Всё свободное пространство между дорогами, опутанное сетью тротуаров и велодорожек с редким вкраплением детских игровых площадок и куцей зелени, тотчас оказалось заставлено припаркованными автомобилями. Машины стояли поперёк и тротуаров, и велодорожек, и на газонах, придавив хрупкие прутья должных изображать кусты скелетов барбариса, казильника и сирени.
Между тем, местным жителям такое соседство не сильно мешало. По вымощенным плиткой тротуарам степенно прогуливались мамаши с колясками и делящие один зонт на двоих молодые влюблённые парочки. Велодорожки, мокрые от непрекращающегося моросящего дождя и, с наступлением осени, потерявшие своих законных владельцев, трансформировались в поле боя между мамашами и собачниками, за неимением общего двухколёсного противника развязавшими войну за ровное асфальтированное покрытие. Настя прошла мимо, спрятав и крепче прижав к груди дрожащую кошку.
Жёлто-коричневые островки кустарников, лишь изредка блестели донышками пивных банок и разномастными следами выгула домашних животных. Под фонарями, добросовестно загорающимися, едва солнце касалось края горизонта, через каждые три минуты неспешного шага стояли урны, многие оснащённые пепельницами и специальными отделениями для ухода за питомцами. Впрочем, некоторые жильцы так и не научились пользовать ни тем, ни другим, внося в идеалистичный урбанистический пейзаж свою толику гражданского протеста установленным правилам, на радость собакам. И детишкам, периодически утраивающим набеги за пределы своих огороженных площадок и гораздо менее стеснённым покровительственным контролем старших.
На середине бульвара, на противоположных концах друг напротив друга и пытаясь перещеголять конкурента размерами и количеством вывесок, возвышались оба супермаркета. Настя свернула с тротуара, направляясь к одному из них. Обойдя чисто номинальную стоянку перед входом, девушка обошла магазин, открыла запертую решётку на входе в одноэтажную пристройку и спустилась к двери, обклеенной фотографиями и рисунками представителей кошачьих. Здесь был её дом, её логово – кошачий приют.
* * *
В небольшом фойе на входе Настю встретила Изи, восседающая на барной стойке, свесив чёрный, длинный хвост. Тусклые жёлтые глаза сиамской кошки широко распахнулись при виде найды, выглядывающей из-под ворота куртки. Изящно потянувшись, Изи спрыгнула на пол, громко, вопрошающе мяукнула.
- Привет, привет, - Настя, облокотившись на стойку, неуклюже стала стаскивать мокрые сапоги одной рукой, - Ты почему ещё здесь?
- Мяу, - гордо задрав хвост, Изи отвернулась и не спеша прошествовала в большой зал, из которого уже выглядывали остальные обитатели кошачьего приюта.
Просторное помещение с отдельным входом, в шаговой доступности от проходной магистрали и всего в пяти минутах от автобусной остановки стало лакомым кусочком. Насте оно досталось практически даром. Изначально задуманное как техническое помещение, одноэтажная пристройка без окон за два года успела побывать и парикмахерской, и магазином разливных напитков, и залом игровых автоматов до тех пор, пока ковидные ограничения не уничтожили последних арендаторов, попытавшихся открыть здесь антикафе. От парикмахерской Насте остались зеркала, от пивнушки стойка и латунные краники, а от антикафе множество настольных игр и тёплый, ламповый интерьер. Найти общий язык с собственником было уже делом техники, а жители приюта стали пользоваться правом неограниченного прохода в магазин, моментально влюбив в себя покупателей.
- Василий Милонович, - сняв куртку и надев тапочки, Настя поприветствовала толстого, рыжего и безмерно пушистого рыжего кота, по-хозяйски первого вышедшего её встречать. Десять килограмм лени и обаяния, этот мейн-кун был любимцем детей, размерами своими не уступая, а иногда и превосходя юных посетителей, желающих потискать ожившую анимашку из мультфильма и очень расстраивающихся, если его не оказывалось на месте у дверей супермаркета.
- Давай признавайся, начальник, твоих волосатых лап дело? - девушка присела, позволив коту обнюхать размякшую в тепле и ласке найду. Закончив первый осмотр, Василий снисходительно высокомерно фыркнул, мол не царское это дело.
Следом за мейн-куном, источая заряд неугомонной энергии и являясь полным его антиподом, выскочили два куцехвостых котёнка бобтейла – Ник старший и Ник младший. Пока начальство занималось обнюхиванием, они уже успели подраться, помириться и заново подраться. Теперь же, прыгая вокруг найды, оба Ника толи переругивались, толи обсуждали гостью, толи убеждали её в своей вечной любви и дружбе. Обалдевшая от такого внимания, кошка оживилась, мотая головой в попытках уследить за беснующимися котятами.
Оставшаяся троица: пепельная шартрез Марго, её закадычная подружка – британка Виктория и примкнувший к женской пугливой партии, одетый по случаю наступающих холодов в дутый жилет, сфинкс Добби, предпочли наблюдать издалека. Запрятавшись каждый в своём домике, встроенном в шикарный комплекс во всю стену зала, они проводили взглядами Настю, унёсшую соперницу в комнату, отделённую от остального пространства коридором и дверью. В этой комнатушке, оборудованной специально для таких случаев, стояли отдельные лежак, миски, лоток, когтеточка и большой лакированный деревянный крест, вмонтированный в стену и оснащённый множеством завязок. Пол был устлан линолеумом, а стены выкрашены водоотталкивающей краской, во избежание возможных неприятностей. Положив найду на лежак, Настя в последний раз её погладила, проверила, есть ли в мисках вода и еда и вышла, закрыв дверь с широким, в половину полотна, окном.
* * *
Ещё, ещё, ЕЩЁ!!!
* * *
Переливчатая трель дверного звонка вывела девушку из полудрёмы. Настя посмотрела на часы, подошла к одному из множества зеркал, целиком занимающих одну из стен зала, поправила причёску и ворот розовой кофточки. Оставшись довольной отражением, показала язык, вприпрыжку побежала к двери, не забывая включить свет.
- Вечер добрый.
За дверью стояли средних лет импозантный мужчина и ослепительно эффектная девушка. Мужчина курил в свете фонаря, ладонью прикрывая коричневую сигарету от мелких капель дождя, наискось летящих через решётку. Его тёмная, волнистая, ухоженная шевелюра, собранная на затылке серебристой пижонской заколкой, блестела от воды. Широкий воротник над двубортном пальто с рядами массивных круглых пуговиц был поднят. Под округлым, гладко выбритым лицом с щегольскими усами, виднелся щегольский галстук.
Девушка складывала узкий, длинный зонт. Смоляные волосы, в отличие от спутника коротко стриженные, треугольное лицо, сужающиеся в острый подбородок. Чуть раскосые глаза придавали миловидному лицу немного восточное выражение. На обнажённых руках, выглядывающих из светло-бежевого кейпа, были надеты чёрные кашемировые полуперчатки. Минимум косметики и полное отсутствие каких-либо украшений подчёркивали её стильную элегантность.
- Jó estét, - мужчина щелчком отправил сигарету в полёт, взял протянутую Настей руку, галантно поцеловал, загадочно улыбаясь не разжимая губ, - Владимир. Безмерно рад приветствовать Вас, польщён и очарован.
- Вова, кончай выпендриваться, - красотка обняла оторопевшую Настю, шумно чмокнув её в порозовевшую щёку, - Вова, это Настя. Настя, это Вова. Он из Венгрии, приехал изучать русский язык, чтобы удобнее было сраться в комментах. Может заодно и приюту поможет.
- Зачем же так сразу выдавать все секреты, szépségem, - мужчина притворно надулся, - Мы будем продолжать стоять под дождём?
- Ой, извините, извините. Проходите, пожалуйста. Раздевайтесь, разувайтесь. Можете взять любые тапочки, - Настя торопливо отступила, впуская посетителей, юркнула за стойку, - Вы надолго к нам в гости?
- Хрен его знает. Вова проездом, и утром уже сваливает, а мы с ним вживую то встретились здесь. Он мне всю личку засрал своим вопросами – куда пойдём, что будем делать, - Лиза, несмотря на узкую юбку, бесцеремонно уселась на стойку, стянула ботильоны за каблук, чем вызвала неприкрытое восхищение Владимира.
- Спасибо, что вы выбрали мой приют, – с трудом оторвав от пола подошедшего мейн-куна, Настя усадила кота на стойку, - Василий Милонович вам тоже благодарен, да, Вася?
- Nagy macska, - под двубортным пальто, как Настя и ожидала, мужчина был затянут в строгий костюм с приталенным пиджаком и накрахмаленными манжетами сорочки на запонках, - Разрешите его погладить?
- Конечно, - Настя случайно соприкоснулась руками с гостем, зарумянилась, - Только Василий Милонович у меня очень линючий. Но Вы не волнуйтесь, есть валики, - добавила она, заметив смущение гостя.
- Валики?
- Эта волосатая скотина постоянно линяет, - пояснила Лиза, вешая накидку, под которой оказалась воздушная, молочная, вызывающая блузка, - Потом его рыжее говно везде, где можно и нельзя.
Мейн-кун возмущённо фыркнул, махнул хвостом, грузно спрыгнул под ноги Лизе, демонстративно обтёрся о мелкую сетку капрона, поднял лапу, вытащив когти.
- Ты охренел, животное, - Лиза почти отпрыгнула от кота, - Вы это видели? Настенька, родненькая, можно я разочек нарушу правила и объясню кое-что этой охреневшей рыжей морде.
- Ах да, правила, - вспомнила Настя, - Владимир, Лиза же Вам объяснила, что здесь к чему?
- Прочитал на этом вашем русском реддите, - с явным интересом наблюдающий за разыгравшейся трагикомедией парень не переставал загадочно улыбаться, - Можно считать, там мы с Елизаветой и познакомились. Почему у вас мало подписчиков?
- Мы недавно открылись, - принялась оправдываться Настя, - И вся эта история с этим ковидом, сейчас всем трудно. Вы первый гость за долгое время, кроме меня и Лизы сюда никто и не приходит, - Ох, что это мы сидим, - спохватилась хозяйка, - идёмте, я всё покажу.
Все кошки, как по команде, высыпали навстречу. Рыжий Василий выступал в качестве сопровождающего. Бобтейлы, во главе со сфинксом, запрыгали вокруг гостя. Дамы, подобно настоящим леди, вели себя более сдержанно, выйдя из своих домиков и, демонстрируя безразличие, обвившись хвостами, улеглись прямо посередине зала на проходе.
- Здесь у нас игровая комната, – Настя просто переступила через лежащих кошек, - Весь ремонт с зеркалами нам остался от прошлых хозяев, комплекс с домиками мы сами сделали.
- Вова, ну ка глянь в зеркало, - Лиза ткнула спутника в бок, засмеялась. Тот остановился, подтянул галстук, по-мальчишески высунув язык и подмигивая.
- Настюха, знаешь Вовкин ник в сети, - подхватив мужчину под руку, Лиза потащила его дальше, - Дракула! Тоже мне, кровосися великовозрастный. Тридцать лет мужику! Ну, чё встал?
- А там, что это? – Владимир остановился перед коридором с остеклённой дверью в конце, - Uramisten, что с этим животным?
- Беременная она, - буркнула Настя, перегораживая коридор, - Ничего особенного. Я подобрала её сегодня на улице, отлежится в карантине, может родит. Не будем ей мешать.
- А крест, - мужчина недоверчиво покосился на спутницу, - я видел там крест, в стене.
- А к кресту мы приковываем тех, кто не соблюдает наши правила и обижает питомцев.
- Хаха, - Владимир позволил повести себя дальше, - Смешно.
* * *
Чайник закипел. Наобщавшись с кошками и вдоволь погоняв неугомонных бобтейлов, гости пили чай с тортом на кухне. Уютная комната, с кухонными шкафчиками, раковиной и холодильником, была совсем крохотной и большую её часть занимал столик, сидя за которым гости невольно соприкасались коленями. Владимир, повесив пиджак на спинку стула, рассказывал о своих впечатлениях, нежно поглаживая выглядывающую вислоухую британку, а Лиза слушала, влюблёнными влажными глазами ловя каждое движение его руки. Примостившийся под ногами мейн-кун ревниво помявкивал, когда кошка начинала слишком уж сильно мурчать. Настя отошла, но её затянувшееся отсутствие гости не замечали, занятые друг другом.
- Раньше я думал, что одинокая женщина с кошкой - это такой стереотип. Меня зовут Владимир, и я из Венгрии, значит я - Дракула, вампир. Ты всё такая красивая, стильная, элегантная, de a piros alma is gyakran férges.
- Вова, я твоего венгерского донт андерстенд, понимаешь? Ты о чём?
- Считай это комплиментом, - Владимир ухмыльнулся, по обыкновению не разжимая губ, - Я к тому, что уже давно в России и в каждом городе, где я останавливаюсь, обязательно есть одинокая девушка, у которой обязательно есть кот или кошка. Значит стереотип не врёт.
Лиза задумалась, насупилась.
- Может это тебе просто такие всегда попадаются?
- Может быть.
Владимир взял девушку за руку, чуть наклонился так, что их лица почти соприкоснулись.
- У тебя есть бойфренд?
Ответить она не успела. Мейн-кун, с диким воплем, вцепился мужчине в ногу. Владимир вскочил, опрокидывая стол и кошку, пулей бросившуюся бежать. Лиза застыла, в ужасе закрыв рот руками и оцепенев от происходящего.
- Kibaszott! – грубо оторвав яростно вцепившегося кота, Владимир швырнул его на пол, вытаращенными глазами уставившись на разодранную штанину, - Meg fogsz halni, hülye köcsög! Meghal! Meghal!!! – на кота посыпался град резких, хлёстких пинков. И снова, и снова, остервенело и безумно, круша рёбра и позвоночник. Рыжая шерсть покраснела, мейн-кун обмяк, даже не думая сопротивляться.
Лиза, наконец, пришла в себя. С шипением набросилась на разъяренного Владимира, повисла на руке, в которой блеснул нож. Мужчина, не думая, отбросил девушку к мойке, развернулся. Девушка, ударившись головой о край раковины, рухнула, поджав колени. Владимир навис сверху, сжимая и разжимая свободный кулак. Милые шерстяные кошачьи мордочки на его синих тапочках взирали на девушку окровавленными пастями, полными покрасневшей рыжей шерсти.
- Később akartam megtenni, - Владимир улыбнулся ровной, открытой, белозубой улыбкой человека, регулярно посещающего стоматолога, - но так веселее, - нагнувшись, он схватил девушку за горло, прижал к холодильнику так, что их лица почти соприкоснулись. Лиза судорожно пыталась разжать хватку на горле, но мужчина держал крепко, умело. Одним привычным движением он вспорол ткань блузки, посапывая и причмокивая. Девушка чувствовала, как его усы щекочут её плечо, опускаясь всё ниже, а тёплый крем с лезвия ножа стекает по голому животу, вперемешку с кровью.
На мгновение хватка ослабла. Девушка дёрнулась, оттолкнула Владимира, зашипела, широко размахнулась. На лице мужчины вспыхнули полосы от ногтей, расцарапавших кожу. Он заревел быком, выронил нож, схватившись за щеку. Лиза попыталась его пнуть, узкая юбка треснула, мешая и тормозя удар. Перехватив девушку за ногу, Владимир прижал Лизу к холодильнику, ударил в ответ кулаком по губам, затем ещё раз, и снова, и снова, ломая кости и зубы, лишая воли, превращая некогда прекрасное лицо девушки в аморфное желе.
- Kurva, - тяжело дыша, он развернул, повалил девушку животом на стол, захрипел, разрывая юбку и замер.
В дверях стояла Настя. При виде хозяйки приюта Владимир закричал. Сквозь образ девушки проступал другой, до боли в неожиданно заболевших бёдрах и спине. Такой знакомый. Такой ненавистный. Такой пугающий.
- Fiam, gyere hozzám, - Настя шагнула навстречу, протягивая руки. На старческом лице, покрытом скомкавшимся слоем дешёвой пудры, зияла беззубая улыбка в обрамлении потрескавшихся бледных губ. Сморщившаяся кожа свисала с обнажённого истощённого тела с обвисшими грудями. Тонкие, кривые костлявые ноги соединялись в заросший густыми, седеющими порослями треугольник. Большой, жирный кот, а точнее нечто, отдалённо его напоминающее – бесформенное, топорщащееся белыми осколками рёбер, выпирающих из тучной, окровавленной, рыжей туши, ластился о скрученные синими артритными венами голени старухи.
- Anya, - Владимир упал на колени, склонив голову. Этого не могло быть. Он давно её убил. Сам. Вот этими самыми руками со сбитыми костяшками пальцев - и проклятую старуху, и всех её чёртовых кошек.
- Мяу, - огромный, двухметровый, толстый, голый и безмерно бородатый мужик рывком схватил мужчину за волосы, поднял его с колен. Последнее, что Владимир увидел, это белые, выпирающие из густо поросшей рыжими волосами груди мужика обломки костей.
* * *
Самым страшным чудовищем является человек. Владимир понял это ещё в детстве, сидя в подвале дома, оставшегося его матери в наследство от родителей, бывших важными бонзами в правительстве республики и сделавшими карьеру после восстания в шестьдесят пятом. Не сказать, что его семья была париями в маленьком провинциальном городке на берегу Дуная, но соседи всегда косо поглядывали на «пособников оккупантов», стараясь минимально сократить общение до необходимых жизненных нужд. Дети же, мало ограниченные социальными нормами, не стеснялись в проявлениях своей неприязни. Аруло – так они обзывали маленького Вову. Áruló. Предатель. Ища помощи и защиты у матери от очередных оскорблений и издевательств, Вова так спешил домой, что забыл купить корма для кошек - настоящих хозяев этого полузаброшенного особняка, где люди были их слугами и рабами.
Самым страшным чудовищем является человек - значит, чтобы выжить, малыш Аруло должен был сам стать чудовищем. В книгах и фильмах его знаменитый земляк встал во главе пищевой цепи, вселяя страх и уважение. Очаровывая, вызывая доверие и любовь, оставаясь в тени и вне подозрений. Этот урок Вова тоже усвоил, разыгрывая искреннее горе в полицейском участке через двадцать лет после того, как мать впервые заперла оставившего несчастных любимых животинок без вкусняшек дрянного мальчишку в подвале.
Самым страшным чудовищем является человек – так было и так есть. Но Владимир, успешный европейский бизнесмен - человек и мстящее за жестокость и несправедливость в детстве - свирепое чудовище, ошибался. Потому что то, что лежало посередине тёмной комнаты с остеклённой дверью в кошачьем приюте, человеком не было.
Пульсирующий вздувшимися кровеносными сосудами, раздутый до безобразия живот беременной кошки тускло мерцал и гудел. Ряды неестественного удлинённых сосков извивались щупальцами, тянущимися к потолку.
Позади кошки, в абсолютной неподвижности, стояли семеро. Высокая, стройная девушка с наглухо забинтованным лицом. Пузатый рыжий мужик с перевязанной грудью. Пара подростков близнецов, неотличимых друг от друга. Двое средних лет, слегка полноватых женщин, держащихся за руки. И морщинистый старик, один из всех одетый в не по размеру жилет. Словно группа нудистов организовали сходку, гвоздём программы которой должен был стать привязанный к кресту у противоположной стены мужчина.
Гул нарастал. Кошка задёргалась, её живот стремительно увеличивался, готовый в любой момент лопнуть. Владимир сделал единственное, что позволял ему крест – закрыл глаза.
Гул внезапно прекратился, оставаясь звоном в ушах в обрушившейся тишине.
- Миау.
Владимир приоткрыл один глаз. В том месте, где лежала беременная кошка, осталась пузырящаяся тошнотворная масса, в центре которой, умилительно попискивая, копошилась существо, похожее на фантасмагорическое насекомое. Трое перемазанных кровью и слизью новорожденных котят, сросшихся телами в единую сущность, с шестью закрытыми глазами и двенадцатью лапами, поочерёдно безостановочно тонко мяукали беззубыми ртами.
Вместо крика, из пересохшего горла Владимира вырвался едва слышный хрип, и его хватило, чтобы слепое существо его услышало, безошибочно поползло к кресту, неуклюже переставляя выгнутые по паучьи ноги. Ременные петли, пересекающие лоб, горло, грудь, пояс, локти, запястья, колени и голени, держали крепко. Не переставая пищать, добравшись до креста, существо вцепилось коготками в штанину, поползло вверх, мучительно долго карабкаясь, царапая кожу через тонкую ткань сорочки.
- Миау.
Владимир попытался скосить глаза, заметался взглядом по комнате, по лежаку, мискам, лотку, когтеточке, по неподвижным безмолвным фигурам, едва различимым в свете из остеклённой двери. По ту сторону стекла разглядел Настю. Девушка, поймав взгляд, подмигнула, высунула узкий, длинный, шипастый язык, облизывая стекло.
- Миау!
На расцарапанной щеке, Владимир почувствовал влажное прикосновение крошечного язычка. Потом ещё одного, и ещё, и ещё. Настя отвернулась, выключила свет.
* * *
Фотография не хотела прикрепляться. Зелёный круг издевательски, на пару с моргающим значком вокзального вайфая, всё кружился и кружился. Владимир чертыхнулся, отложил телефон.
- Ой, какой миленький котёнок, - любопытная девочка в расстёгнутом пуховике и зелёных сапожках присела рядом с рюкзаком-переноской. Стянула перчатку, тыкая пальцем пластик смотрового окна, - А можно погладить.
- Ульяна! Немедленно отойди! – суровый окрик заставил Владимира вздрогнуть, вызывая неприятные воспоминания. Женщина, по-видимому мать девочки, подскочила, размахивая полями пальто, схватила ребёнка за руку и сразу выпустила.
- Oh, we are sorry. You have the beautiful kitty.
- Ничего страшного, я говорю по-русски, - Владимир широко улыбнулся, - Котёнок ещё очень маленький, поэтому, к сожалению, погладить его нельзя. Но если хотите, Вы можете забрать себе такого-же. Вот, - он протянул телефон. На экране красовалась парочка умилительных котят, как две капли воды похожих друг на друга и на животное, мирно спящее в переноске.
- Вы тоже сидите на этом сайте, - обрадовалась женщина, присаживаясь рядом за столик.
- Отдам котят в добрые руки, - запинаясь по слогам стала читать девочка.
