CreepyStory

Наконец-то свершилось! Моя собственная, пускай и не большая, двух комнатная квартирка. Да, ипотека – это существенная финансовая нагрузка, но моя заработная плата худо-бедно позволяет вносить платежи, и на жизнь будет хватать – запросы у меня не высокие. Если честно, я совершенно случайно наткнулся на объявление о продаже этого жилья в паблике известной социальной сети. Меня удивила, пускай и не очень значительно, но все же по сравнению с другими предложениями на рынке недвижимости, сниженная цена. Позвонив и договорившись о встрече, я окрыленный помчался смотреть предложение. Квартира мне понравилась, как и район. Расспросив владельца о причине такой низкой цены, получил ответ, что из-за срочности в связи с переездом в другой город. Сделку заключили через пару дней, когда все документы были готовы, и я стал счастливым обладателем двушки и ипотеки длиной в семь лет.

Вечером того дня, я уже паковал вещи, спеша съехать со съемной квартиры, хозяйка которой была очень возмущена столь скорой потерей арендатора. Грозилась обратится в полицию, если я не оплачу две недели аренды, которые, по ее словам, уйдут на поиски новых жильцов, на получила мой отказ, после чего пообещала устроить мне проблемы.

Съехал я на следующее утро. Грузчики лихо справились со своей работой и после обеда я приступил к сбору мебели, а точнее кровати и небольшой стенки под телевизор. От прежних хозяев мне осталась кухня, пару столов, стульев, диван и шкаф. Всего этого мне вполне хватало на первое время. Когда уже хотел приступить к распаковке вещей, на мобильный поступил звонок с работы. Нужно было срочно закончить один проект, так как заказчик изменил сроки сдачи. И коробкам, доверху набитым вещами, пришлось горой громоздиться в одной из комнат, ожидая момента, когда я до них доберусь.

Прошло около недели с момента моего переезда, и я начал замечать, что в квартире временами стало слегка пахнуть гнилью, как будто, что-то начало тухнуть. Сначала я не придал этому значения, но через пару дней запах стал заметно сильней, и я, решив, что в какую-то из коробок с вещами, мог в спешке закинуть пакет с мясом из морозилки, принялся в спешке разбирать их. К моему удивлению в коробках ничего подобного обнаружено не было. Но, откуда тогда шел этот запах?

На утро, уже опаздывая на совещание, я выскочил из квартиры, и на лестничной клетке столкнулся с соседкой, женщиной лет сорока. Я, проявляя вежливость, поздоровался с ней, но она вместо ответного приветствия округлила глаза и поспешила скрыться за дверью своего жилища. Мда, - подумал я, – ну и соседи у меня. Не заостряя на этом внимание, я сбежал по лестнице, так как на улице меня уже ожидало такси.

Совещание прошло, и по его итогам меня поблагодарили за быструю, качественную работу и выписав премию, отправили в отпуск на неделю, дабы я устроился в новой квартире. По пути домой, в приподнятом настроении, я решил зайти в магазин, чтоб купить моющих средств. Нужно было, что-то делать с этим запахом.

С полными пакетами покупок, помимо различной химии, накупил продуктов и бутылочку коньяка, чтоб отпраздновать новоселье. Друзьями в этом городе пока не обзавелся, поэтому новоселье предстояло отмечать в гордом одиночестве. Подходя к подъезду, увидел на скамейке мужичка, типичного представителя алкашей, который, когда я проходил мимо окрикнул меня:

- Это ты у нас новый жилец, что заехал в шестую квартиру? – икнув, спросил он.
- Допустим я, и что? – ответил вопросом на вопрос я.
- Давненько там никто не жил, уже лет пять, по-моему.
- В смысле? – не понял я.
- В прямом, - ухмыльнулся алкаш беззубым ртом, - В той квартире хрень творится.
- Какая хрень? – спросил я, уже начиная закипать.
- А ты вот что, на пузырь дай, а я тебе все и расскажу, что знаю, конечно.

С одной стороны, хотелось послать этого нелицеприятного собеседника, но вспомнив поведение соседки утром, решил получить хоть какую-то информацию. Распрощавшись с парой сотен рублей, которые скрылись в кармане потертых треников мужика, я сказал:

- Рассказывай.
- В квартире этой лет двенадцать назад произошло убийство зверское. Жила семья там – мать, отец, да двое детей. Нормально жили, до той ночи. У мужика крыша поехала совсем, и он топором изрубил и жену, и детей своих. При задержании набросился сотрудников милиции и был застрелен. Кровищи там было – ужас. После этого случая весь район год на ушах стоял, но через годик все как-то забылось, поутихло. Еще через какое-то время заехала в эту квартиру молодая пара. И года не прожили. Сначала пропали куда-то, но, когда завоняло в подъезде трупачиной, вызвали полицию. После вскрытия квартиры обнаружили истерзанные останки мужчины и женщины. Так и шло. Людей, заезжающих соседи отговаривали, кто-то отказывался от покупки, а кто-то, зарясь на низкую цену отмахивался, потом и находили таких мертвыми там же. Теперь и ты вот заехал. Мой тебе совет, беги из этой квартиры.

Услышанная история не на шутку меня встревожила, но кто знает, какие цели преследует этот забулдыга? Может они тут все повернутые? В любом случае, переезжать мне было некуда. Единственное, я подумал, что надо бы поменять замки на двери на всякий случай.

- Ты бы меньше пил, мужик, - покачав головой ответил я, и зашагал к подъезду.
- Мое дело предупредить, а там, как знаешь, - донеслось мне уже в спину.

Дома, разобрав пакеты с покупками, я решил позвонить бывшему владельцу квартиры, чтоб уточнить полученную от местного жителя информацию, но к моему сожалению абонент оказался вне зоны действия сети. - Ну, как появится в сети, мне на телефон придет смс, тогда все и узнаю, - подумал я, и приступил к уборке.

Через несколько часов упорного труда, квартира сияла чистотой и благоухала ароматами альпийских лугов, по крайней мере так заявлял производитель, каким запахом обладают эти самые луга, я не знал.

Скромно отметив новоселье, я усталый, но довольный отправился спать. Ночью проснулся от звуков шагов. Как будто, кто-то ходил на кухне. Сначала списал все на сон, но, когда шаги повторились, а затем на кухне что-то упало, я напрягся. Кто-то проник в квартиру? Но, зачем так явно шумит, не убедившись в отсутствии хозяина? Захотелось включить свет, но спасительный выключатель располагался у темного провала двери, к которому сейчас категорически не хотелось подходить. Набравшись мужества, я, сделав глубокий вдох громко, на сколько мог твердым, грозным голосом, сказал:

- У тебя есть минута, чтоб покинуть мою квартиру! После, стреляю на поражение!
Невнятные шорохи в темноте стихли. И я, сделав вид, что достаю из прикроватной тумбы оружие, предупредил:
- Время вышло! Пеняй на себя!

Включив фонарик на смартфоне, двинулся к выходу из комнаты. Все было тихо. Тогда, я добрался до выключателя и нажал клавишу. Свет из комнаты частично осветил коридор. Набираясь смелости, двинулся дальше. Сердце стучало так, что казалось его биение слышно во всем доме. Осторожно продвигаясь по коридору в направление кухни, я осознал, что у меня нет никакого оружия, которым бы я мог дать отпор проникшему в мою квартиру незнакомцу, но было слишком поздно, если замешкаюсь с поисками, рискую получить удар в спину. Придется давать отпор в рукопашную. Я медленно шел, ожидая, что кто-то вот-вот из темноты набросится на меня, но ничего не происходило. Когда я включил свет на кухне, был уверен, что засевший там, будучи загнанным в угол, предпримет попытку нападения, но к моему удивлению там никого не оказалось, лишь разбитая тарелка на полу. Так же аккуратно обойдя всю квартиру, я никого не обнаружил. Входная дверь была закрыта, как и все окна, из вне проникнуть никто не мог. Тогда что это было? Ища логическое объяснение происходящему, я пришел к выводу, что произошло случайное совпадение – просто, сосед сверху встал ночью и прошагал на кухню, и так совпало, что тарелка, ненадежно лежавшая в сушилке, упала и разбилась. Вот и все. Но свет в квартире я все же не выключил.

В сон начало клонить только под утро. Не давал покоя рассказ забулдыги. Да и странное чувство тревоги не отпускало. Вдруг, все, что он рассказал правда? Но, тогда, что могло убить тех людей? Здравый смысл отрицал наличие в этой истории потусторонних сил. Так в думах я не заметил, как провалился в сон, странный сон: Я стою в комнате своей квартиры, да это точно она, но вот только ни двери, ни окна она не имела – бетонная коробка с мебелью. В свободном углу, вжавшись в стену, свернувшись в позе эмбриона сидела девушка, под которой растекалась лужа густой, темной крови. Она посекундно вздрагивала и всхлипывала. Ободранная одежда, едва скрывала неестественную худобу ее тела, ладони прижаты к лицу. Словно бы почуяв мое присутствие, девушка перестала всхлипывать и дрожащим, испуганным голосом сказала:

- Они… Они сказали, выколи их! Они сказали, что так он не сможет!
Пытаясь подавить рвотный рефлекс от представшей передо мной картины и жуткого смрада разложения, я не своим от страха голосом спросил:
- Что с Вами? Вам нужна помощь?
Но девушка будто меня не слышала, она продолжала нести все ту же чушь:
- Они сказали, что он не видит мир! Они… Они сказали, что он заперт здесь! Он не должен увидеть его!
Голова кружилась. Но я попытался взять себя в руки и шагнул к истекающей кровью девушке.
- Нет! Стой! – испуганно заверещала она, - он узнает! Он почует!
- Я могу Вам помочь? – остановившись на пол шага, и борясь с приступом паники, спросил я.
- Он берет то, что ему нужно, продолжила полным муки голосом девушка, - он уже знает, что ты есть. Теперь он сильнее. Если он доберется, до тебя, то выколи их!
- Что? Я не понимаю, что происходит! – чувствуя, что схожу с ума, выдавил из себя подавленным голосом.
- Просто выколи их. Он уже не даст тебе уйти… Он, знает…
- Что, что выколоть?

Девушка убрала руки от лица и подняла голову. Я в ужасе отшатнулся! С исхудалого, измученного лица, свисали изъеденные струпьями лоскуты кожи. А за пустыми истекающими кровью глазницами виднелось шевеление опарышей. Меня скрутило в приступе рвоты, перед глазами появились круги, и я почти упал в обморок, но девушка вдруг закричала истеричным голосом:
- Он идет! Уходи! Уходи-и-и-и…!

Ее крик ударил по перепонкам, едва не разорвав их. А в следующий момент, я с криком поднялся и сел на кровати. Голова гудела, как с похмелья. Вся кровать была мокрая от пота, а из ушей текло, что-то теплое. Я дотронулся до ушной раковины, а когда поднес руку г глазам, на пальцах была кровь. Я в панике осмотрел помещение. Комната была обычной, то есть имела и дверь, и окно, за которым уже начинались вечерние сумерки. Так, надо валить из этой квартиры нахрен! Я подскочил с кровати, натянул джинсы футболку и поспешил в коридор. К моему ужасу, входной двери там не оказалось. Я судорожно бросился к стене, в которой еще вчера была дверь, но руки скользили по холодному бетону. Нет! Нет! Только не это! - Судорожно повторял я. -Не может этого быть!

Немного успокоившись, я начал рассуждать вслух. - Так, если это не сон, то что это? Я начал сходить с ума? Вроде, нет. Мыслю ясно. Какая-то шутка? Навряд ли! Значит, нужно попытаться выбраться из квартиры. Я прошелся по всем окнам, но как бы я не старался, открыть их не мог. Тогда я взял молоток и попытался разбить их. Но стекло, которое должно было быть хрупким, прогибалось от ударов, словно было сделано из резины. Я пытался кричать. Я орал как бешенный, но и это ни к чему не привело. Тогда я стал стучать молотком по стенам, полу и потолку – итог был все тот же. После нескольких часов попыток спастись и достучатся до людей, я понял, что все это бесполезно. Тогда я достал с холодильника недопитую бутылку коньяка и усевшись на пол посреди комнаты начал вливать ее содержимое в себя.

Наручные часы показывали полночь, когда свет мигнув, почти пропал. Люстра, которая без проблем справлялась с освещением комнаты, сейчас еле-еле освещала пространство. Затем я услышал знакомый звук, будто уронили кипу бумаг, которая с шелестом разлетелась по полу. Я, значительно осмелев, от принятого алкоголя, обернулся. Одна за одной полосы обоев рассыпаясь на крупные обрывки и падали на пол. Через минуту, во всей комнате были лишь голые бетонные стены. В какой-то момент одна из стен колыхнулась, словно волна пробежала по ней. А затем, во многих местах стала вспучиваться буграми, которые начали принимать очертания человеческих лиц. Я шарахнулся от центра комнаты к противоположной стене, но и она стала покрываться такими же буграми. Вскоре со всех сторон на меня смотрели, постоянно меняющие гримасы, лица, раскрывающие в немом крике рты. Следом появился слабый многоголосый шепот:

- Выколи их, - вещал он, - выколи, он не должен увидеть! Если он увидит его, если узнает, это конец! Выколи их! Выколи их! Выколи их!

Шепот нарастал, переходя в отчетливые голоса, а через минуту в громкий крик. Ладони, которыми я прикрывал уши, уже на спасали. Крик словно бы проникал мимо них. Я бросился прочь из комнаты ища спасения, но тщетно. Лица, корчившиеся в гримасах боли были уже на всех стенах.

- Возьми нож и выколи их, пока не поздно! – Кричали они, - Выколи! Выколи!

Я был готов на все, чтоб прекратить эту боль, нарастающую в голове от криков. Метнулся на кухню, чтоб схватить нож и сделать то, что меня просят, но на половине пути пол вспух, а затем с треском взорвался. Меня отшвырнуло в противоположную сторону. Приложившись о стену, я на миг потерял сознание, а когда пришел в себя увидел ужасающую картину:

Из пролома в полу выбиралось нечто жуткое. На меня, зияя темными провалами глазниц, уставилась голова твари, которая была усыпана множественными костяными наростами. Пасть от уха до уха заполненная кривыми, желтыми, острыми зубами, словно скалилась в зловещей ухмылке. За спиной множество шипов, возвышающихся над ее головой, на некоторых из них в гримасах боли корчились оторванные людские головы. Массивная туша наконец выбралась из пролома, представ во всем своем ужасном обличии. Монстр, обтянутый тесьмами, сшитыми явно из человеческой кожи, вызывал во мне первобытный страх. Одна рука твари, в предплечьи, переходила в костяной зазубренный нарост, которым она с силой вонзилась в стену, где секунду назад вспухало бугром человеческое лицо. Затем, монстр резко выдернул свое жуткое орудие из стены. В том месте бетон взорвался, разлетевшись осколками, и на зазубренной конечности, заливая пол кровью, оказалась насажена голова человека, которую в следующий момент, ужасная машина смерти насадила на один из своих шипов за спиной. Второй лапой, рукой ее назвать было нельзя, тварь указала на меня, радостно всхлипнув. Наслаждаясь моментом, не торопясь, туша начала движение ко мне. Одна нога чудовища была полностью лишена плоти, вторую ногу заменяла лапа какого-то животного. Тварь нависла надо мной, и ужасный смрад ударил в нос. Мозг отказывался воспринимать действительность происходящего, но инстинкт самосохранения никуда не делся, и я попытался было дернуться, но монстр резким движением всадил мне в грудь зазубренную конечность. Последнее, что я увидел, это как огромная раскрытая пасть приближается к моему лицу.

Теперь он видит! Теперь он знает про наш мир! Теперь никому не спастись! Простите меня, я не успел выколоть их!

Для конкурса сообщества "КрипиСтори"

«О ком плачет скрипка». (1/2)

Глубоко вдохнув, он вытер лицо бумажным полотенцем.

─ Да пусть подавятся этими деньгами! Сегодня же уволюсь, ─ он решительно пошел обратно. Кулаки невольно сжались, но тут же пальцы ослабили напряжение, когда он подошел к рабочему месту. Тут творилось нечто невообразимое.

Свежие пятна крови щедро разукрашивали несчастливый диван, на котором с откинувшейся головой сидел Кирилл. На бледном, почти бескровном лице отчетливо выделялся разбитый нос, с которого стекала алая струйка. Рядом колдовала Настя, робко пытаясь закупорить кровотечение носовым платком. Позади нее, опершись локтем о колено, пытался подняться второй грузчик. Он тяжело и глубоко дышал, с громким свистом засасывая воздух.

Появление Глеба имело эффект разорвавшейся бомбы! Кирилл вскочил с дивана, разбрызгивая каплями крови натертый до блеска пол. Его коллега задышал с удвоенной частотой, и, выпрямившись, зигзагами побежал к выходу.

─ Не надо! Пожалуйста… ─ Парень пятился назад. Лицо исказил переполняющий ужас.

Только сейчас Глеб увидел перепуганных охранников, неотрывно смотревших на него с разинутыми ртами. Такие же эмоции переполняли и Настю. Ее губы еле заметно шевелились, тихо произнося:

─ Зачем?

─ Что здесь произошло? Объясните кто-нибудь? ─ Он боялся пошевелиться.

─ Парень, спокойно! Мы вызвали полицию, ─ седой охранник в синей, давно не стираной форме, примирительно поднял руки перед собой.

─ Полицию? А я тут причем? Они подрались, а на меня вызываете полицию? ─ Глеб сделал шаг в направлении своего стула и увидел, как девушка отпрыгнула назад, ─ Настя? Что с тобой?

─ Они подрались? Глеб, это ты их избил! ─ Настя дрожащей рукой указала на него.

─ Парень, все есть на камере! Это ты их избил, ─ добавил охранник.

Глеба словно ударила молния!

─ Но меня здесь не было, я выходил в туалет же, ─ он сел на свой рабочий стул и провел ладонью по покрытому холодной испариной лбу. Сердце, тяжело бухая в груди, наполняло ноги свинцовой тяжестью. Смешанные чувства накатывали, словно ледяное цунами. Он схватил свою сумку и быстрым шагом направился к выходу. Охранники мгновенно разбежались в стороны, пропуская агрессивного парня.

Он брел домой на автопилоте, ничего не видя и не слыша. Парень ударялся о прохожих, не глядя по сторонам, выходил на проезжую часть под визг тормозов разгневанных родителей. Глеб не заметил, как попал в свою квартиру. Он, не раздеваясь, плюхнулся на диван. В кармане яростно надрывался телефон, безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание.

Его взгляд устремился на потолок. От простенькой люстры тянулась едва заметная нитка паутины, слабо колыхающаяся при дуновении воздуха. Все органы чувств, кроме зрения будто отключились, оставив его наедине с этой гипнотизирующей ниткой. Время словно замерло. Он закрыл глаза и почти заснул, как вдруг раздался громкий разрывающий хруст и короткое чавканье. Глеб резко вскочил и оглядел пустую комнату. Адреналин в очередной раз взбодрил его тело, пробежав по сосудам. Его взгляд сфокусировался на фотографии.

─ Да как это возможно? ─ Его губы задрожали. На снимке все также стоял он, ехидно улыбаясь. Яблоко было надкушено.

Эта ночь измотала еще сильнее. Он, не задумываясь, разорвал фотографию и лег спать, до подбородка натянув одеяло. Но измученный за последние сутки организм отчаянно сопротивлялся сну, вздрагивая из-за каждого звука. У него не было друзей, к которым можно пойти, не было и денег на отель. Каждый звук приносил ему тревогу, заставляя вздрагивать, и лишь за два часа до рассвета он смог уснуть, провалившись в глубокий тревожный сон.

Спасительное утро не принесло ему облегчения. Оно подарило лишь новую боль. Глеб открыл веки и часто поморгал, прогоняя туман перед глазами. На руках и ногах повисли свинцовые оковы неожиданной слабости. Уставший организм отказывался просыпаться. Парень медленно повернул голову на бок и невольно вздрогнул. На стуле рядом лежало почерневшее надкушенное яблоко. На своем месте аккуратно стоял и снимок. Лицо парня, некогда игриво подмигивающего, перекосилось от вселенской злобы. На нем теперь белел аккуратный шрам. Бешено вылезающие из орбит глаза налились кровью. Кулаки сжались до побелевших костяшек. От снимка веяло неприкрытой угрозой.

Глеб уже стоял в проходе двери. Он мгновенно обулся, накинул на себя пальто и устремился вниз. Его путь лежал прямиком к злополучной квартире, где жил создатель всех его неудач.

И вскоре он снова оказался перед уже знакомой дверью. Но, к его разочарованию, дверь открыла полная женщина средних лет с грубым прокуренным голосом и хамоватыми резкими фразами. Там уже десять лет жила большая семья, и ни о каком фотографе они, конечно же, не слышали. А позади нее он увидел совершенно другой интерьер.

Опустошенный и вымученный неизвестностью парень сел на лавочке внизу. Эмоции, бившие неиссякаемым фонтаном, потухли, оставляя после себя лишь холодное безразличие. Глеб понимал, что сходил с ума, но отчаянно боялся себе в этом признаться. В неподвижной позе мыслителя он провел целый час. Из забытья его вывел телефонный звонок. Сердобольная Настя горячо интересовалась, почему он не на работе, и что случилось. Скороговоркой выпалив, что приходили из полиции и искали его, и то, что грузчики отказались писать заявление.

Глеб, меланхолично угукая, не спеша побрел в сторону торгового центра, где у входа его перехватила Настя. Не обращая внимания на отрешенность парня, девушка безостановочно ворковала и взахлеб рассказывала какую-то историю, пытаясь завоевать внимание своего коллеги.

─ Знаешь, вчера вечером по телефону ты был совсем другим. Веселым, интересным. А сегодня какой-то кислый. Ты все переживаешь из-за этих парней? Да они получили по заслугам, я считаю, ─ она положила руку ему на плечо. Сегодня на ней была надета кофта с глубоким декольте, которую она никогда не носила на работу. ─ Я, кстати, подумала над твоим предложением. Соглашусь!

Глеб поднял на нее свои красные глаза и удивленно спросил.

─ Каким предложением?

─ Как это, каким? ─ Она обижено надула губы, ─ сходить в бар, а потанцевать, потом еще куда-нибудь.

─ Здорово, конечно, но что-то я не помню вчерашний разговор, ─ он сосредоточено сдвинул брови, выдавливая из своей головы вчерашние события.

─ Ладно, я пойду поработаю. Ты опять сам не свой. ─ Она развернулась на каблуках и, демонстративно виляя округлостями ягодиц, устремилась на свое рабочее место, где всегда царил поистине женский уют.

Глеб достал телефон и проверил вызовы. Он не разговаривал с Настей. Рука, держащая кружку чая, заметно дрожала. Спустя минуту раздумий, он решил посвятить день работе и попытаться отвлечься. Но размеренная жизнь торгового центра лишь погрузила его в сон. Несчастливый диван подарил ему долгожданный отдых на грязной заляпанной обшивке.

Его растолкала Настя спустя пять часов. Ее красивое лицо казалось встревоженным.

─ Глеб, тебя полиция ищет опять. Идут сюда.
Двое невысоких мужчин в строгой форме выросли перед ними в считанные секунды. Их каменные лица, словно высеченные из камня, казалось, никогда не отражали каких-либо теплых эмоций. Будто бездушные роботы, автоматически выполняющие свою работу.

─ Глеб Владимирович? ─ Дождавшись короткого кивка, один из них продолжил, ─ Пройдемте с нами.

─ Зачем? Они же не писали заявление…

─ Кто они? Вас приказали доставить для объяснений по поводу вашей начальницы. Все в отделении расскажем.

Его словно окатили ледяной водой. Остатки сна улетучились в мгновение.

Через полчаса он писал бумаги в отделении. Как выяснилось позже, его начальницу похитили и убили. Ее расчлененный труп нашли на окраине города. Это было подходящее место для таких новостей. Здесь царила гнетущая атмосфера боли и страданий. Глеб поймал себя на мысли, что не смог бы находиться тут и лишнего часа. Но у бюрократии на его счет были совершенно другие планы.

Хоть свидетель и указывал на Глеба, у парня имелось железобетонное алиби. Весь этот день он провел на работе, под камерами. Как оказалось, на счастье Глеба, от них все-таки имелась определенная польза. Фотографии с места преступления были омерзительны до тошноты. Обгоревшие куски плоти, некогда бывшие его хозяйкой, заставили вывернуться желудку ошарашенного парня. Немолодой следователь с пронзительным едким прищуром сказал, что здесь нашли не все. Не хватало правой руки. Парень брезгливо подумал, что не смог бы тут работать, к такому привыкнуть невозможно.

К вечеру Глеба отпустили, заставив напоследок подписать целый ворох бумаг. На улице тем временем уже стемнело. Он устало брел по безлюдным улицам, освещаемым редкими фонарями и огнями куда-то пролетающих машин. В животе проснулись тянущие сосущие ощущения. Страшно хотелось есть. Но мысли о еде отходили на второй план, оставляя место для другого неприятного факта. Глеб боялся идти в свою пустую квартиру. И с каждым шагом в направлении дома внутри рос иррациональный страх.

─ Я просто схожу с ума… ─ Он шептал себе под нос, повторяя раз за разом. На него оглядывались редкие прохожие, награждая изумленными взглядами. Глеб остановился напротив зеркальной витрины и всмотрелся в ее отражение. На него глядел усталый замученный парень. Круги под красными глазами, побледневшая кожа, сальные немытые волосы, руки слегка тряслись. ─ Мне нужна помощь. Я сошел с ума также, как и мои родители.

Приподняв воротник, парень решительно направился дальше. Теперь у него появился спутник. Холодный мелкий дождик. Глеб немного прибавил шаг, пытаясь как-то убежать от погоды. Лавируя между лужами и ямами перед домом, он нырнул под козырек подъезда своей старой хрущевки. Рука с ключом потянулась к домофону и замерла. Глеб отмотал свою оперативную память на десять секунды назад и снова вышел под дождь. Он не верил своим глазам. В его окне горел свет.

─ Я забыл выключить или… ─ Он не успел договорить, как в окне показалось движение. Кто-то открыл дверцу холодильника и положил сверток. ─ Твою ж… но воры не стали бы включать свет. Или я совсем окончательно сбрендил, или это Юрий Семенович пришел с проверкой квартиры.

Глеб стремительно забежал наверх и рывком дернул дверь. Она оказалась незапертой.

─ Кто здесь? Юрий Семенович, это вы? ─ В зале тоже горел свет. Никто не ответил. ─ Я сейчас вызову полицию! Немедленно ответьте!
В ответ он услышал лишь звенящую тишину. Не тратя времени впустую, он постучал соседям, с которыми почти не общался. Дверь, расположенная напротив, тихо щелкнула и приоткрылась, обнажив крючковатый нос и нахмуренные брови старой женщины.

─ Тебе чего надо? Чего стучишь? ─ Дряхлый голос смог передать целую гамму раздраженных эмоций.

─ У меня дома кто-то есть! Может, воры…

─ Ну, так вызови милицию, малахольный! Или мне предлагаешь сходить посмотреть? ─ Она орала на весь подъезд.

Глеб, привлекший внимание свидетеля, широко открыл дверь и зашел внутрь. Вызывать полицию он боялся.

«А если там никого, меня в дурку отправят?» ─ Он аккуратно заглянул в комнату, потом на кухню, где вытащил большой кухонный нож. В маленьком загаженном туалете тоже было пусто. Конечно, если кто-то здесь и был, то он может быть только в одном месте. Глеб, аккуратно наступая, приблизился к шкафу. Рука медленно потянулась к металлической ручке. Он резко ее дернул, отпрыгнув назад.

─ Здесь никого нет! ─ Глеб непонимающе огляделся вокруг. Все лежало на своих местах. Какая-то блуждающая мысль нервно бегала в его усталом сознании и, завершив почетный круг, оформилась с четкой ясностью. Глеб довернул корпус и подошел к стеклянной дверце серванта, посмотрел на фотографию.

Парня начала бить крупная дрожь. На лице навернулись слезы.

─ Я так больше не могу, ─ на фотографии никого не было. Лишь осенний лесной пейзаж.

Громко хлопнула входная дверь!

Парень обернулся и попятился назад, выставив руку с ножом перед собой. Сердце набирало обороты, тяжело бухая об грудную клетку. Шаги! Кто-то, шаркая ногами, заходил в комнату.

─ Фу ты! Совсем что ли больной? ─ Соседка кричала еще громче, ─ Воров-то нашел своих?

Глеб сглотнул ком, перехвативший дыхание в горле. Он положил нож на подоконник и часто задышал.

─ Нет, вы меня до инфаркта так доведете, ─ произнес он заикаясь.

─ Я так и думала, наркоман! Таблеток своих обожрутся и чертей вокруг видят! Тебе психбригаду сейчас вызову, а не милицию, ─ она развернулась и тем же шаркающим шагам вернулась домой. Парень закрыл дверь и осел по ней на пол. Он сомкнул глаза и истерически рассмеялся. Он надрывно хохотал, пока мышцы живота не начали жгуче болеть. Безумный смех сменился апатией. Глеб сидел так целый час.

Голод снова напомнил о себе. Парень с трудом встал и направился на кухню. Время, проведенное в созерцании коридора, пошло на пользу. Ему стало немного легче. Он наполнил чайник и поставил его на старую плиту, покрытую разноцветными пятнами. Глеб поймал себя на мысли, что завтра возьмет выходной и после посещения врача обязательно наведет порядок. Он усмехнулся своим порывам и открыл дверцу холодильника.

Усмешка плавно сползала с его лица. Спина и ноги внезапно похолодели.

На средней полке лежал сверток из газетных листов. Он был пропитан какой-то темной жидкостью…

Глеб трясущейся рукой схватил за кончик листа и потянул на себя, открывая содержимое свертка. Живот резко скрутило. Мощная судорога пробежала по телу парня, заставляя его вывернуться наизнанку. Пустой желудок извергнул из себя лишь желчь. За ней пробежала еще одна судорога и еще. Он снова поднял красные воспаленные глаза на полку холодильника, где лежала рука с наманикюренными пальцами.

Глеб, не закрывая холодильник, заплетаясь, побрел за телефоном в комнату. Голова кружилась, лихорадочно соображая куда звонить. «В скорую помощь или в полицию?».

Зрение оказывалось четко фокусироваться на экране телефона. Он набрал номер экстренной службы и нажал вызов. Сзади скрипнула открытая дверь, ведущая в комнату. Дверь, за которую он в спешке и замешательстве забыл посмотреть…

Глеб обернулся. Мучительный спазм перекрыл голосовые связки. Телефон выпал из рук. Руки и ноги отказывались слушаться. Некто мгновенно рванулся к нему и, крепко обняв, открыл свой рот настолько широко, будто у него отсутствовали суставы…

Тут-тук.

─ Немедленно откройте! Полиция! ─ Настойчиво стучал мужчина в форме. Через секунды послышались шаги и дверь открылась. На пороге стоял парень в футболке и растянутых штанах. Он грыз яблоко и улыбался.

─ Добрый вечер, господа! Проходите. Чай, кофе? ─ Парень излучал тепло и гостеприимство.

─ Нет, нет, спасибо. На вас тут жалоба имеется!

─ Дайте угадаю. От соседки напротив? ─ Он лучезарно улыбнулся.

─ Да. Говорит, у вас тут притон, и вы наркоман, который себя неадекватно ведет, ─ полицейский сконфуженно пожал плечами и переглянулся с напарником.

─ Да, все верно. Я как раз фасовку заканчиваю, сейчас покупатели придут, ─ он, смеясь, надкусил яблоко, ─ заходите и посмотрите.

Полицейские зашли внутрь и внимательно изучили квартиру.

─ Вот так вот! Не поздоровался раз и получите. Странная старушка, ─ парень сочувственно помотал головой, искоса наблюдая за сотрудниками полиции. Они извинились и ушли. Это же увидела и старушка напротив, наблюдающая в глазок. Перед тем как соседская дверь закрылась, она увидела, как ей игриво подмигнул парень…

Настя еще раз проверила себя в зеркале. Спешка всегда раздражала. Внизу ждало такси. Она надела свои лучшие вещи. Сбегая вниз по лестнице, она осознала, что одна и та же мысль снова кружит и будоражит ей голову. Поистине, законы любви причудливы и невероятны. Еще позавчера бы она ни за что не пошла бы на свидание с Глебом. А сегодня без ума от того, как разворачиваются события. Он позвонил и пригласил ее к себе в гости. Его голос казался магическим, словно живой магнит.

Настя не успела постучать, как дверь открылась, выпуская наружу молекулы дорого парфюма. Она узнала на парне вещи, которые они выбирали вместе. Глеб загадочно улыбнулся и пригласил ее в комнату, сверкающую идеальным порядком. На журнальном столике стояла открытая бутылка вина с двумя фужерами. Последним штрихом романтической атмосферы стала легкая музыка.

─ Все так неожиданно, ─ она не могла поверить в происходящее.

─ Может быть, ─ он наполнил вином ее фужер.

─ Я думала, мы куда-нибудь сходим или еще что-нибудь, как-то все стремительно, ─ смешанные чувства охватили ее с ног до головы.

Он был вежлив и любезен. Их разговор тянулся несколько часов. Настя и не догадывалась, что ее скромный коллега ─ эрудит. Он знал буквально все.

─ Я скоро вернусь, ─ Глеб виновато улыбнулся и отправился в ванную комнату.
Настя встала с кресла и подошла к окну. Унылый осенний пейзаж спального района. Деревья мерно качались в свете фонаря. Девушка резко вскинула руку и прижала к шее. Она почувствовала, будто кто-то ее легонько уколол, но, оглянувшись, никого не увидела. Ее взгляд зацепился за фотографию за стеклянной дверцей серванта. На уже знакомом осеннем пейзаже она нашла Глеба. Момент, который был запечатлен фотографом, заставил ее вздрогнуть. Парень словно пытался ударить ладонью в объектив и что-то кричал. Его лицо исказилось от ужаса и паники. В нем читалось, что он хотел убежать, но не мог…

─ Классный снимок, правда? ─ Она услышала голос парня за спиной. Он стоял, привалившись к косяку двери.

─ Глеб, что это значит? ─ Нехорошее чувство стало подниматься откуда-то из глубины.
Парень лишь саркастично улыбнулся. Он сделал музыку погромче. Ее крика никто не услышал. Позже эксперты скажут, что ее изнасиловали и задушили. Убийца найден не был.

***
В дверку старенького дома на окраине города постучал сутулый возрастной мужчина в квадратных очках. Он нервно оглядывался и то и дело облизывал вечно обветренные губы. Где-то в глубине покосившейся террасы раздались шаги. Вскоре дверку открыл немолодой мужчина с седыми зачесанными назад волосами и чуть оттопыренными ушами. От него сильно пахло алкоголем. Мутные глаза не сразу различили незваного гостя.

─ Ааа, это ты? ─ Он почесал свой нос с горбинкой и махнул рукой себе за спину трясущейся рукой, ─ заходи.

─ Нет, нет. Я ненадолго. Пожалуй, заберу свой гонорар и вынужден буду откланяться, ─ старик загадочно улыбнулся.

─ Сейчас принесу, как раз машину продал. ─ Он шатающейся походкой направился внутрь дома.

Старик аккуратно заглянул на кухню, где за обеденным столом сидел парень, задумчиво потягивающий чай из кружки. Черные, уложенные гелем волосы. Черная обтягивающая водолазка. Белесый шрам на щеке. Они пересеклись взглядами. Парень игриво подмигнул ему, одарив коварной улыбкой. Старик знал, что за ней пряталось, ведь такие же эмоции были и на его лице.
Их молчаливый диалог прервал хозяин жилища, споткнувшийся о высокий порог. Его бранные слова разлетелись по всему дому, вызвав отвращение на лице гостя. Седой мужчина снова обдал старика спиртными парами, передав сверток в черном пакете.

─ Здесь все. Можешь не пересчитывать, ─ по лицу скатилась слеза, ─ ты знаешь, я совсем не жалею, но хочу спросить…

─ Тебе не нужно знать, просто забудь. Ты получил то, чего хотел. Как там твоя жена? ─ Он любовно упаковывал сверток в портфель.

─ На лечении опять… ─ Он смотрел на него шальными стеклянными глазами. ─ Теперь ее встретит сын…

Но дослушивать пьяный монолог жалкого алкаша он не стал. Сел в свою старенькую машину и поехал домой. На пороге его встретила женщина, которая временно жила в его квартире. Она молча передала ключи и ушла. Женщина не задавала вопросов, она просто делала свою странную работу за большие деньги.

Старик не спеша включил патефон и открыл вторую комнату в своей квартире, прочно запертую на два замка. Квартира наполнилась громкой печальной музыкой. Неизвестный музыкант заставил струны инструмента трепетать, и немножко нервно петь, вдруг покорившись пальцам непревзойденного мастера… Старик включил свет, ярко озаривший просторную комнату. Все стены снизу доверху были увешаны фотографиями людей. Их различал лишь задний план. Где-то зеленый луг, усеянный полевыми цветами, а где-то холодный пустынный пейзаж севера. Тут можно было увидеть и белые пески пустынь, и бесконечную синеву морей. Этому множеству, казалось, нет предела, и объединял их лишь одно. На каждом снимке запечатлен момент, как кто-то кричал, плакал, забившись в угол, резал вены, рвал на себе одежду. Да, это была сама безысходность в своем истинном и первозданном виде… Тем временем скрипка продолжала свою грустную историю, исповедуясь перед единственным слушателем. Она рвалась, кричала, оправдывалась…

Фотограф поправил свои квадратные очки и приложил к пустому месту еще одну фотографию, прикрепив ее булавкой. Теперь Глеб стал частью тюрьмы, где неизвестный безумный старик заточил души своих пленников навечно. Из этого ада не было выхода. Сюда отправляли тех, кого прокляли некогда близкие люди, абсолютно искренние в своем пожелании вечных мучений.

Он созерцал свои шедевры, наслаждаясь каждой минутой. Каждый снимок дозрел, даря ему истинные эмоции настоящего ужаса.
Старик ехидно улыбнулся, держа в руках конверт со следующим заказом. И кто знает, дорогой читатель, может, в нем окажется и твое имя…

Скрипка, выплакав последние слезы, вздрогнула и замолчала.

Трехэтажная квадратная постройка торгового центра располагалась на окраине провинциального города. Вывески и рекламные щиты красноречиво зазывали покупателей купить новую мебель, ибо ничего другого здесь не продавали. То ли успешное расположение, то ли отсутствие конкурентов в ближайшей округе создавали внутри центра постоянный потребительский спрос. Здесь не было пустующих площадок и павильонов. Особенно сейчас в воскресный день оживленно суетились менеджеры в цветастых поло, красноречиво расхваливая новую модель кожаного дивана и обещая сумасшедшую скидку очередной пожилой паре с мещанским снисходительным взглядом. Те же лишь вяло кивнули и обещали вернуться после просмотра других вариантов. Совсем рядом молодая студенческая пара робко осматривала кухонный гарнитур, тихо ужасаясь ценам, непомерно возмутительным для их карманов. Но и такие покупатели ценились менеджерами, надменно отыгрывающими на этих людях свои обиды, накопленные за день, и вечно грызущие комплексы.

А где-то на третьем этаже девушка-менеджер настойчиво уговаривала прилечь на кровать двухметрового мрачного мужчину, обещая, что тот сразу оценить комфорт и божественное наслаждение для спины. Но, получив неоригинальную пошлую шутку, лишь дежурно посмеялась и мгновенно потеряла интерес. Бейдж, висевший на ее рубашке, гордо носил имя: «Анастасия». Рыжая, курносая, никогда не унывающая девушка. Она заочно училась на дизайнера, мечтая полностью отдаться своей профессии в будущем, раскрывая богатую творческую натуру.

Настя прошла в соседний пустующий отдел и плюхнулась на уставший угловой диван с тканевой обивкой яркого кричащего цвета.

─ Ты этого уродца никогда не продашь! ─ Усмехнулась она в сторону мрачного ссутулившемуся парню, сидящего рядом на стуле у рабочего стола, и уткнувшегося в экран телефона.

─ Скидку сделаем, и кто-нибудь заберет. ─ Он с кем-то сосредоточено переписывался в чате.

─ Глеб! Что ты там делаешь? ─ Она подошла к нему вплотную и нависла, слегка упершись своей грудью ему в плечо. ─ Оооу! Симпатичная вроде! Отвечает?

─ Да что-то как-то неохотно, ─ он откинулся на спинку стула и запустил пятерню в непослушные не стриженные черные волосы. ─ Идиотское приложение.

─ Знаешь ли, может не в нем дело? Можно твой профиль взглянуть? ─ Она, не дожидаясь ответа, выхватила телефон и села обратно на диван, закинув ногу на ногу.

─ Вообще-то некрасиво в чужие телефоны залезать… ─ Глеб давно перестал обижаться на свою коллегу.

─ Да, да! А еще ты нудный, ─ А непринужденно листала фотографии с его страницы. ─ В принципе все ясно. Как я и думала. Фотки классные, особенно эта, где ты пытаешься что-то откачать вантузом из очкарика.

─ Ну, я хотел показать, что я с юмором. ─ Замялся парень, нервно теребя ворот синего поло.

─ А показал, что ты ─ недалекий, ─ она артистично хлопнула себя ладонью по лбу, ─ Господи, а это что?

─ Дай сюда телефон, ─ он резко вскочил со стула и выхватил гаджет.

Она пристально уставилась ему в глаза.

─ Конечно, так ты никогда не познакомишься. Я еще позавчера сказала тебе про грязные ботинки. А эти джинсы на два размера больше, чем надо! Ты когда-нибудь слышал про рубашки? Это - такие с длинными с рукавами и чистыми манжетами.

─ Я тебя услышал! Во-первых, за окном осень и грязь, во-вторых, в этом мне удобно. ─ Он толкнулся и закрутился на своем офисном стуле, откинувшись и выпрямив ноги.

─ Хорошо, а почему бы не заказать фотосессию у профессионального фотографа? Будет что выложить. Хоть на свидание заманишь. ─ Она качала стопой, одетой блестящий кожаный ботинок. ─ Кстати, вчера один крутился возле нашего клуба. Зазывал к себе. Говорил, недорого. Я взяла визитку.

─ У меня нет денег. На аренду квартиры еле наскреб в этом месяце. ─ Глеб пожал плечами, и снова уткнулся в телефон.

─ На железо свое находишь. Ладно, дело твое, ─ она картинно подняла брови и привстала, ─ так, кажется, у меня покупатель там… а нет, опять этот пердун старый. Постоянно смотрит, интересуется, но не покупает.

─ А, может, мы с тобой куда-нибудь сходим? ─ Буркнул он, не отрываясь от экрана.

─ Мы это не раз обсуждали. Только если как друзья. ─ Она виновато улыбнулась, ─ Пойду все же посмотрю, что он там ковыряется.

Глеб откинул голову назад и прикрыл глаза.

─ На что я трачу свою жизнь? ─ Он глубоко вздохнул и задержал дыхание, а после медленно шумно выдохнул и поднял веки.
Над ним стояла высокая темноволосая женщина средних лет. Ее симпатичное овальное лицо исказилось гримасой недовольства. Ноздри маленького острого носа яростно раздувались, пытаясь стравить переполнявший ее гнев.

─ Здравствуйте, Юлия Андреевна… ─ Он вскочил с кресла как подорванный.

─ Я так и думала! Взяла на работу дебила. Ты работать собираешься вообще? ─ Женщина подошла к сейфу и вытащила деньги.

Начальница сложила их пополам и, ловко шурша наманикюренными пальцами, пересчитала вчерашнюю выручку. ─ Это все? Ты как вчера рассчитал грузчиков?

─ Поэтажно. Они сказали вы в курсе…

─ Там всего два дивана на второй этаж! Надо было считать по времени без учета дороги! ─ Она кричала, бешено вытаращив глаза. ─ Никто работать не хочет. Так! За сегодня, когда они приедут за расчетом, ничего им не плати. Вчера свое взяли. А будут возмущаться, отправляй ко мне.

─ Понял. ─ Глеб опустил глаза в пол. ─ Только, я думаю, они не будут за такие деньги работать.

─ Тебе и не надо думать, надо работать. Ты такой же дебил, как и они. Никуда не денутся. ─ Она развернулась и быстрым шагом устремилась к выходу.

Глеб подошел к окну, выходящему на парковку. К нему присоединилась Настя.

─ Что твоя мегера снова не в духе?

─ А когда она была в духе? Тяжело, наверное, управлять бизнесом, в котором ничего не понимаешь, и удивляться, когда нет прибыли. У нас некоторые модели уже года три стоят. ─ Он привстал на носки, что бы увидеть отъезжающий автомобиль хозяйки. Вместо заднего стекла на новеньком красном кроссовере была натянута пленка.

─ А я смотрю, она везде умеет «друзей» находить? Или это ты постарался? ─ Прокомментировала увиденное девушка.

─ Нет, конечно. Она уверена, что ее всемогущий любовник решит все ее вопросы. Наверное, она поэтому такая бесстрашная. А вот и машина с грузчиками вернулась. ─ Он тяжело вздохнул.

Два молодых широкоплечих студента в мгновение забежали на третий этаж. Румяные лица буквально дышали здоровьем. Они работали на многих точках, убивая свои спины на благо малому бизнесу.

─ Эй, Глебушка, давай деньги, и мы пойдем! ─ Старший из них по имени Кирилл весело подмигнул менеджеру.

Глеб невольно закусил губу.

─ Ребят, тут такое дело… Юлия Андреевна просила передать, что вы вчера много взяли, поэтому сегодня бесплатно работали. ─ Он невольно втянул голову в плечи.

─ Что ты сказал? ─ Кулаки грузчика сжались, ─ Мы сейчас затащили дорогущий кожаный диван на одиннадцатый этаж в целостности и сохранности! Там один механизм весит сто килограммов. У меня до сих пор руки трясутся.

Между ними встала Настя.

─ Хватит на него наезжать! Глеб здесь причем? Это не его решение!

Разъяренный Кирилл переглянулся с товарищем и кивнул.

─ Набирай эту курицу!

Разговор с хозяйкой получился эмоциональным и коротким. По справедливости, Глеб был на стороне работяг, но зная запредельную жадность своей хозяйки, он не сомневался в результате их общения. Грузчики же, поняв, что своих денег они не увидят, отправились обратно, напоследок обтерев грязные кроссовки об несчастливый угловой диван.

─ Нееет, ты его точно не продашь, ─ с досадой выдохнула Настя.

Вечер выдался тяжелым. Но завтра выходной поможет немного забыться.

«Да пошло все к черту!»

Он выпил банку темного пива и нырнул в незаправленную смятую постель. Рука дотянулась до стула, где под ворохом одежды лежали наушники. Музыка помогала снять напряжение, буквально смывая мерзкие остатки рабочего дня, оголяя чистое незамутненное подсознание, куда тут же метнулись вожделенные мысли о сексуальном теле Насти. Извращенная голодная фантазия вытворяла с ней умопомрачительные вещи, выводя желание на новую недосягаемую высоту. Подталкиваемый напряженной плотью он перевернулся на спину, и расплылся в блаженной улыбке. Рука скользнула вниз…

Музыку прервал нежданный звонок.

На экране телефона высветилась имя его начальницы. Даже стандартная мелодия побитого телефона звучала как-то напряженно или даже повелительно, будто передавая строгие инструкции с того конца. Глеб в раздумье покрутил телефон.

«Она ведь не отстанет…» ─ Он протяжно вздохнул и смахнул зеленую трубку.

─ Добрый вечер, Юлия Андреевна. ─ Его голос перед ней всегда делался каким-то непозволительно вежливым, а может даже заискивающим, за что он себя постоянно ругал.

─ Значит так! Завтра пять доставок. Эти обезьяны отказались работать. Других найти за ночь я не смогу. Возьмешь какого-нибудь друга и развези все по адресам. Машину я заказала. ─ На заднем фоне громко работал телевизор, транслируя очередное женское ток-шоу.

─ Но у меня завтра выходной, планы были. И где я возьму в понедельник напарника? ─ Он сел на краешек кровати, яростно растирая мочку уха.

─ Я заплачу. Тебе же вечно не хватает денег, раз постоянно прибавку просишь. Вот и подзаработаешь. ─ Ее голос медленно набирал обороты раздражительности.

─ Сколько? ─ Он задал вопрос, на который уже знал ответ.

─ По стандартному тарифу, конечно! За что я должна переплачивать, по-твоему? Что за вопросы? Отработай сначала, а потом уже спрашивай! ─ Голос по накатанной перешел на крик. ─ Завтра в девять будь на складе!

Глеб смотрел на экран телефона. Как многое хотелось сказать. Громко, не стесняясь в выражениях, и не сдерживая эмоций… Очередная обида утонула в нем, медленно опускаясь на дно, где уже лежали сотни, возможно даже тысячи таких же. Вперемешку с ними там покоились и светлые надежды, и самые желанные мечты.

Глеб швырнул телефон за спину и, накрывшись давно нестиранным одеялом, лег на спину. В груди невыносимо жгло. Он вновь и вновь проматывал их разговор, разрабатывая остроумные варианты ответов, представлял, как бросит ей на стол заявление, обязательно сказав на прощание что-нибудь эдакое киношное, приправив это мимикой и жестом его любимого актера.

С этими мыслями он и уснул.

В девять двадцать его разбудила та же мелодия. Он много раз хотел ее сменить, но все время забывал. Глеб, не открывая глаз, нащупал телефон. Сквозь сон перед его глазами снова промелькнуло имя его начальницы. Парень резко сел в кровати. Настенные часы злорадно сверкнули стрелками в утреннем солнце.

Он не брал трубку. Четыре пропущенных звонка, которые он благополучно проспал, красноречиво намекнули о том, что новый день принес с собой очередную головную боль. Финальным штришком оказалось сообщение, написанное заглавными буквами.
Глеб откинулся на подушку. Он просто устал. Напряженное, задумчивое лицо расслабилось. Хотелось все выкинуть из головы и забыться, хотя бы сегодня. В свой единственный выходной.

«А, может, Настя права? Надо что-то изменить в своей жизни. Прошвырнуться по магазинам. Познакомиться с девушкой, сходить в парк… убраться в квартире, наконец-то».

Он набрал ту, о которой так сладко мечтал этой ночью.

На его удивление она согласилась помочь ему с выбором одежды, и, не откладывая предложение в долгий ящик, они встретились через два часа в ближайшем торговом центре. Глеб отметил про себя, что ночью она выглядела совсем по-другому.

Они решили остановиться на классике. Хоть скромный бюджет и ограничивал их возможности, непропорционально худое тело парня позволило найти очень симпатичные варианты со скидкой. Он ушел из торгового центра, прихватив с собой синее короткое пальто, коричневые ботинки с декоративной перфорацией, пару голубых рубашек. Глеб поймал улыбку подруги на прощание. Она осталась довольна собой, сделав еще одного неудачника чуточку симпатичнее.

«Откуда это у них? Желание помочь тем, кого они жалеют? Гипертрофированная любовь к состраданию». ─ Напоследок он взял у нее телефон фотографа. На кремовой визитке в причудливом шрифте были исполнены имя, отчество и номер.

─ Станислав Викторович? ─ Серый облезлый автобус лениво показался из-за поворота.

─ Да, именно так! Чем обязан? ─ Вежливый голос слегка откашлялся.

─ Добрый день! Мне дали вашу визитку. Я хотел бы воспользоваться вашими услугами, можно? ─ Глеб в ожидании открывающихся дверей закусил нижнюю губу.

─ Отчего же нет? Подъезжайте ко мне, я как раз свободен, ─ собеседник на том конце обрадовался.

─ Я хотел бы узнать цену. Тут такое дело, эээ… я очень ограничен в бюджете…

─ Не переживайте! Сначала мы пообщаемся. Я беру не всех. Если договоримся, то вы получите лучшее качество по самой низкой цене, ─ фотограф продиктовал адрес и отключился.

Через полчаса Глеб стоял в центре своей однокомнатной квартиры, надев новые вещи. Он отметил про себя, как нелепо он выглядит в этой ободранной, бедно обставленной комнате с продавленным диваном и немытыми окнами. Этот контраст заставил что-то щелкнуть в его голове. Воображаемый тумблер пытались поднять обрыдлая работа, постоянные унижения, беспросветная бедность. Но получилось это лишь у новой пары коричневых туфель.

Еще через час он постучал в простенькую железную дверь без глазка.

Щелк!

На пороге стоял сутулый мужчина шестидесяти лет. Большие квадратные очки будто перенесли его из прошлой эпохи. Поношенный пиджак прикрывал грязную желтую рубашку. Он протянул руку с нестрижеными ногтями и прокуренными пальцами в приветственном жесте.

─ Станислав Викторович!

Глеб пожал руку фотографу, растянув рот в своей дежурной рабочей улыбке.

─ Проходите, молодой человек!Присаживаетесь, может быть, кофе? У меня есть очень редкий сорт! Такой не найдете в нашей стране! ─ Он сложил руки домиком и слегка нагнулся вперед, от чего его спина стала еще более круглая. На покрытом рубцами морщинистом лице Глеб увидел почти беззубую улыбку.

─ Нет, спасибо! ─ Парень чувствовал себя напряженно в этом месте. Шарм былых лет давно покинул эту некогда уютную квартиру. Она почти ничем не отличалась от того места, где жил он сам.

«Бедность тянется к бедности».

Старик замер, не мигая, рассматривал парня, бегло оглядывавшего квартиру. Глеб поймал его взгляд в самый последний момент. Парню показалась, что еще секунда, и у старика потечет слюна. Особенно странные были глаза. Какие-то стеклянные и болезненные.
Фотограф вышел из оцепенения и сел в покосившееся кресло напротив, не отрывая взгляда от гостя.

─ Итак, мне нравится ваша фактура. Расскажите немного о себе, раскройтесь. ─ Старик закинул ногу на ногу, оголяя пергаментную кожу голых щиколоток.

Глеб вкратце рассказал о себе. Лишь иногда его прерывал заинтересованный фотограф, задавая уточняющие вопросы. Это походило скорее на сеанс психотерапии, чем и забавляло парня, излишне разоткровенничавшегося с незнакомцем. Он говорил, как никогда открыто, речь лилась, словно горная бурная река, откуда старик, словно опытный рыбак, вытаскивал интересующие его подробности. Даже те, о которых парень никому не говорил.

─ Глеб, а каким бы ты себя хотел видеть? ─ Старик твердо поставил ноги на пол и слегка подвинулся вперед, сидя на краешке кресла. Их колени почти соприкасались. Он смотрел за задумавшегося парня с нескрываемым жадным интересом. Глеб с испугом заметил, что зрачки нового знакомого расширились.

─ Ааа… наверное, полной противоположностью. Уверенным, сильным, можно даже сказать, дерзким. ─ Он откинулся назад, невольно развел колени в стороны и скрестил голени.

─ Хорошо. Очень хорошо! ─ В черных глазах старика заиграл азартный огонек. Он ушел в комнату и вернулся оттуда с кожаным потертым саквояжем. ─ Есть у меня одна интересная локация.

Глеб сел на заднее сидение ржавой белой классики. Пыль и плесневый запах невыносимым ароматом въелись в обшивку салона, став его неотъемлемой частью. Усталый двигатель автомобиля, издав жалобный визг, завелся, продемонстрировав чудеса живучести. Громко хрустнула коробка передач, заставив двигаться вперед монстра отечественного автопрома.

Через час они остановились напротив редкой лесопосадки. Осенний пейзаж в лучах полуденного солнца в этом месте был особенно красив. Глеб, до последнего сомневающийся в адекватности нового знакомого, не мог не отметить эстетическую мощь красно-желтых одеяний деревьев, недавно распрощавшихся с теплым летом. Здесь царило спокойствие и умиротворение. Природа готовилась к долгому сну, чтобы набраться сил и возродиться в своем прекрасном обличии снова.

Вскоре они были на месте. Еле заметная тропинка из опавших листьев осталась чуть в стороне. Станислав Викторович будто преобразился, помолодел лет на двадцать. Высунув язык, он крутился с допотопным фотоаппаратом неизвестной марки, выискивая ракурсы. Его увлеченность процессом поражала. Старик весь без остатка погрузился в свою работу, лишь иногда нажимая кнопку. Легкий треск сопровождался ослепительной вспышкой. Глеб морщился, прогоняя ярких зайчиков перед глазами. Вспышки стали чаще, сливаясь в один поток света.

В какой-то момент он замер. После очередного щелчка фотоаппарата он будто увидел неизвестные силуэты, лежащие на полу в неестественных позах. Они принадлежали мужчине и женщине. В них было что-то слабо узнаваемое, то ли чуть оттопыренные уши, то ли нос с горбинкой. Их контуры стали слепить ярким свечением, позволяя рассмотреть лишь нечеткие очертания двух тел. Но, помотав головой, он прогнал наваждение.

─ Все хорошо? ─ Улыбнувшись, спросил старик. Он достал из кармана пальто яблоко и бросил его парню. Потом, поправив съехавший берет, прильнул к объективу. Его лицо озарила странная улыбка, словно он предвкушал нечто трепетное и грандиозное.
Глеб ловко поймал яблоко и задумчиво посмотрел на старика. В этот момент его снова ослепила яркая вспышка. Головная боль кинжальным ударом врезалась в затылок. Лес вокруг поплыл. Яркие краски осени в мгновенье потухли, погружая лес с серые тона. Глеб, шатаясь, попятился назад и уперся в шершавый ствол дерева. Он облокотился спиной, пытаясь устоять. Парень почувствовал, что держит в руках нечто омерзительно склизкое. Он опустил глаза вниз, старательно фокусируя взгляд, и брезгливо бросил вниз червивое гнилое яблоко. Мир, казалось, куда-то уплывает, оставляя его наедине с неизвестной пугающей пустотой.

Через секунду наваждение улетучилось. Его противный пугающий привкус еще витал по закоулкам подсознания парня, который сидел на земле, опершись о спасительное дерево. Внезапное помутнение сменилось озадаченным лицом фотографа, бросившегося на помощь.

─ Что с тобой? Отвезти тебя в больницу? ─ Старик резким движением поднял парня с влажной холодной земли.

─ Нет. Все в порядке. ─ Глеб изобразил улыбку, скорее напоминающую лицо человека, неожиданно надкусившего лимон. ─ Наверное, стресс накопился.

─ Я подвезу тебя, ─ он казался возбужденным, глаза лихорадочно блестели, ─ Глеб, это будет шедевр. Уверяю тебя, ты оценишь, но не сразу.

─ Почему? ─ мысли путались.

Но вместо ответа старик странно улыбнулся. Его переполняли эмоции, которые он всеми силами пытался сдержать.

«И в правду, странный человек» ─ Глеб прикрыл усталые веки.

Вскоре фотограф доставил парня домой. Слегка шатаясь, он подошел к подъезду и, опершись плечом о дверь, лихорадочно шарил в карманах в поисках ключей. Перед тем как нырнуть в проем облезлой двери, парень обернулся. Старик сидел в машине и буравил взглядом своего клиента. Их глаза встретились. По спине Глеба пробежали мурашки, и он невольно вжал голову в плечи. Во взгляде фотографа он узрел нечто пугающее. Какую-то желчную смесь злорадства и ненависти. Он словно чего-то ждал.

Войдя в квартиру, Глеб машинально посмотрел на часы, стрелки которых возвещали о скором наступлении вечера. Выходной день каким-то странным образом высосал из него все силы. Ноги подкашивались. Он скинул грязное пальто, ботинки, и упал на кровать, проспав четыре часа.

Он открыл глаза. День растаял вместе со сном, пустив в свои владения прохладный вечер. Головная боль пульсирующей волной раз за разом пробегала от затылка к вискам. Он сел, пытаясь ногами нащупать свои тапки, которые предательски спрятались глубоко под диваном. Коснувшись стопами холодного пыльного пола, парень поморщился. Он вскочил и, подняв затекшие руки вверх, вытянулся, с наслаждением хрустнув суставами.

─ Так, а это еще что? ─ Его внимание привлек большой конверт, лежащий рядом с ним на стуле. Парень протянул руку, взял его и небрежно бросил себе на колени. На легком сером конверте, пахнувшем плесенью и старостью, отсутствовали какие-либо надписи. Но необычным казалось другое: сургучная печать с причудливым изображением странного животного, скреплявшая его края. От нее словно веяло чем-то мистическим и внушительным. А может даже…опасным.

Глеб, завороженный удивительной посылкой, надавил на края печать, которая, посопротивлявшись для вида, громко треснула, обнажая свою сокровенную тайну.

Внутри прятался снимок. На нем обворожительный молодой парень ослепительно улыбался, прижавшись к дереву в осеннем лесу. В руках у него на открытой ладони небрежно лежало яблоко. Парень будто предлагал его тому, кто смотрит на фотографию. Снимок словно обладал каким-то животным магнетизмом. Особенно ясные глаза и лукавая улыбка парня. В них умещалось столько силы, уверенности, притягательности, необузданной жизненной энергии, что в них бы утонула не одна сотня сраженных красавиц.

Но чем дольше он смотрел на снимок, тем больше не верил своим глазам. Сомнения сгорали без остатка, оставляя ложе для твердой уверенности.

─ Это же я… ─ Он легонько провел рукой по снимку, тут же одернув руку. Фотография казалась горячей. ─ Не может быть.

Пошарив рукой в конверте, Глеб нашел флешку, хранящую в себе тот же снимок. На мониторе экрана сила фотографии заметно слабела, но даже в таком виде она заставляла трепетать и преклоняться перед работой искусного мастера.

Он отправил фотографию Насте и трясущейся рукой судорожно пролистал исходящие звонки, ища номер фотографа. Длинные гудки сменились живым задорным голосом молодой девушки.

─ Да, слушаю!

─ Эээ… а можно мне услышать Станислава Викторовича? ─ Глеб растерянно шарил глазами по комнате.

─ Вы не туда попали! ─ Засквозили нотки разочарования, словно девушка ждала звонка кого-то другого.

─ Но утром я по этому номеру связывался с фотографом…вот и номер из визитки сходится…

─ Нет. Вы ошиблись. Всего доброго! ─ И, не дождавшись ответа, завершила разговор.

Глеб прижал край телефона к губам и задумчиво сосредоточил свой взгляд на грязном пятне на полу. Через минуту мягкая вибрация вернула его в реальность. Он обрадованно с придыханием взглянул на экран. Но неожиданно для себя он немного расстроился, увидев имя своей подруги.

─ Охренеть! Это нереально круто! Причем складывается ощущение, что фотографию не обрабатывали даже. Ты там такой сексуальный! Как сам дьявол, как будто сманиваешь запретным плодом. ─ Настя выпалила все скороговоркой. ─ Пришли его номер!

─ И тебе привет. По его номеру отвечает какая-то девушка…

─ Просто сфотографируй визитку и пришли мне. ─ Ее разрывало от нетерпения.

─ Ты слышишь меня? ─ Глеб поймал себя на мысли, что начинает закипать, хотя раньше не мог даже позволить себе сердиться на Настю.

─ Глеб, пожалуйста.

Парень нажал красную кнопку и выполнил просьбу девушки, нервно обкусывающую ноготь в пяти километрах от него. Но дозвониться до фотографа, ей тоже было не суждено. Она получила лишь пару крепких слов от разъяренной девушки, чей телефон снова потревожили в поисках неизвестного фотографа.

Ночь у Глеба вышла беспокойной. Его мучали кошмары, терзая спящее сознание яркими пугающими образами. Ему снилось его самая большая и сокровенная тайна, о которой не знал никто… теперь уже почти никто. Боль, которая, казалось бы, давно утихла, снова сверкнула белой молнией, вонзаясь глубоко в душу. Картинка расцвела сочными красками, позволяя «насладиться» каждой деталью трагического события… Глеб снова стоял у киоска на автобусной остановке, покупая мороженное себе и своему еще маленькому непоседливому брату. Кудрявый рыжий бандит так и норовит вырваться и убежать от своего старшего родственника. Глеб протягивает деньги в крохотное окошко и слышит отчаянный женский крик, сопровождавшиеся визгом тормозов…
Картинка оборвалась и появилась снова… Мать, сидящая на полу и обнявшая свои прижатые колени. Она надрывно ревет, повторяя лишь одну и ту же фразу. Лицо отца пылающего от бессильной злости и горечи потери. Он шепчет, как и тогда: «Уходи и не возвращайся. Это твоя вина».

Парень открыл глаза. За окном плыла глубокая ночь. Холодная капля пота скатилась по лбу, точно в ушную раковину, противно щекоча. Он часто дышал, неотрывно смотря в нелепый узор потолка. Другие капли скатилась из угла его глаз. Но они уже были горячие и соленые.
Он лежал так полчаса, почти не двигаясь, пока громкий грохот холодильника не привел его в чувства.

─ Как ты задолбал! ─ Тихо пробубнил Глеб и сел на диване. Он хотел встать и попить воды, когда поймал себя на мысли, что ему нехорошо. Вернее даже тревожно. Появилось стойкое ощущение, будто кто-то за ним наблюдает. Он словно физически ощущал его на себе. Злобный и испепеляющий взгляд. Парень резко встал и огляделся. Привыкшие к темноте глаза внимательно осмотрели всю комнату. Он медленно подошел к выключателю, будто боясь кого-то спугнуть.

Щелк!

В комнате он был совсем один. На кухне, коридоре и туалете тоже оказалось пусто. Он даже заглянул в шкафы. Тревога нарастала, плавно и необратимо превращаясь в сводящую внутренности панику. Он, пытаясь успокоиться, сел на край стула. На кухне мерзкое чувство слегка притупилось, но неожиданная мысль вызвало новый приступ.

─ А как вообще этот конверт оказался в моей квартире? ─ Пальцы лихорадочно стучали по коленям.

Он подбежал к входной двери и судорожно вставил туда ключ, не сразу попав в замок. Вторую дверь он подпер стулом. Потом, убедившись в надежности возведенной конструкции, он вернулся в зал и плюхнулся на диван, уткнувшись лицом в подушку. Сердце медленно сбрасывало свой дикий ритм, вызванный иррациональным таинственным страхом.

Глеб протяжно закричал в подушку. Накопившийся за долгие годы стресс, подогретый мучительными воспоминаниями, вырвался наружу. Он закричал снова, снижая градус напряжения, который тут же полностью растворился, уступив место страху, окатившего парня ледяной волной. Его волосы начали шевелиться. Сначала на ногах, потом редкая растительность на спине, и вот волна добежала до головы. Словно кто-то провел по ним наэлектризованной расческой и слегка прикоснулся к плечу.

Парень вскочил и отпрыгнул, упершись спиной в стену. В комнате никого не было. Снова появилось жуткое ощущение пристального взгляда. И только сейчас Глеб нашел его источник. Это был он сам, смотрящий с фотографии, любовно поставленной рядом с телевизором. Разыгравшаяся фантазия испуганного парня дорисовала его же изображению на снимке злобную усмешку.

Остатки ночи он не сомкнул глаз, мучая плеер, гоняя по кругу одни и те же песни, слова которых он знал наизусть.

Мучительная разбитость и тяжесть в голове накрыли парня с первыми лучами солнца. Денек обещал отдать остатки летнего тепла на прощание, чтобы с чистой совестью окончательно передать эстафету унылым серым дождям. На ходу натягивая джинсы, и спешно застегивая пуговицы рубашки, он покосился на часы. Двадцать минут назад Глеб должен был выйти из дома. Нагнать безнадежно утекающее время он смог ценой взмыленной спины.

У рабочего места его встретила Настя. Она вскочила с «несчастливого» и лучезарно улыбнулась, держа в руке стакан с ароматно пахнущим травяным чаем, который обожал Глеб. Она чмокнула его в щеку и передала ему напиток.

─ Это тебе! Ты же такой любишь! Да? ─ Сияющая улыбка не сходила с ее лица. ─ Ты быстро вернулся, кстати.

─ Спасибо, ─ он непонимающе взял горячий стаканчик и поставил на свой стол, ─ а с чего такая забота?

─ Просто, почему бы и нет? ─ Она не сводила с него глаз.

Он скинул пальто и собрался идти переодеваться, когда неожиданный вопрос вспыхнул в его голове, заставив обернуться.

─ В смысле «быстро вернулся»? ─ Лицо парня растянулось в недоумении.

─ В прямом! Ты какой-то странный сегодня, ─ она пожала плечами и, хмыкнув, продефилировала в свою секцию.

Глеб, не теряя времени, нацепил свое несвежее поло и завалился на офисный стул. Горячий чай оказался весьма кстати, чтобы перевести дух. Мысль о Настиных словах не выходила из головы, зарождая семя тревожности.

Половина рабочего дня тягуче растянулись в вечность, оставляя позади себя борьбу со сном и вялые попытки продать два мебельных гарнитура. Вслед за чаем отправились два стакана кофе, но даже они не взбодрили его так, как сделал это обеденный перерыв.

─ Здорово, Глебушка! ─ В знакомом голосе проскользнула ехидная нотка. Сзади, тяжело бухая ботинками, подходили недавно уволившиеся грузчики. Их лица растянулись в глумливой ухмылке.

─ Нууу, привет, ─ парень ничего хорошего не ждал от этой встречи. ─ Вы же отказались работать вроде.

─ Мы за расчетом по вчерашним заказам. Разве тебе не говорила твоя начальница, что мы придем? Позвони ей. У нее для тебя сюрприз, ─ они переглянулись и заржали в голос.

Глеб взял телефон и набрал номер хозяйки, предчувствуя что-то нехорошее. Он покосился взглядом на соседнюю секцию, откуда, заинтересовавшись происходящим, на помощь коллеге спешила Настя.

─ Да, слушаю! ─ Голос начальницы, как всегда, имел окраску надменности и властности.

─ Здравствуйте, Юлия Андреевна. Тут такое дело…грузчики пришли и требуют какой-то расчет за вчера…

─ Да! Все верно. Заплати им, что они просят. Так как ты вчера меня подвел, мне пришлось согласиться на их условия. А разницу я вычла из твоей зарплаты. ─ Казалось, она получала удовольствие от сказанного.

Глеб смахнул красную кнопку. Бессильная ярость заставила лицо наполниться бордовой краской. Он огляделся. Вокруг него стояли грузчики, всем видом иронично показывающие недоумение, расстроенная девушка, которая ему нравилась, на глазах которой его снова макнули лицом в грязь. Накатившая волна обиды и отвращения на самого себя, комом встала в горле, мешая дышать. Глаза наполнились предательской влагой. Он отвернулся и резко встал, быстрым шагом направляясь в туалет, располагающийся в конце коридора за углом рядом с эвакуационным выходом. Последнее, что он услышал, как ругалась Настя под заливистый смех грузчиков.

Он пробыл у умывальника минут десять, остужая холодной водой горящие огнем щеки и вымывая соленые слезы. Обида плотно давила на грудь, сжирая остатки гордости и самоуважения. Парень часто дышал и смотрел на свое отражение. За что ему все это? Какой это был разительный контраст с ним вчерашним. Одно лицо и два совершенно разных человека…

У царицы Анки губы алее мака и стать волжского коршуна. Правит царица твёрдою рукою на горе Ош-Пандо-Нерь и чествует купцов иноземных ради процветания своего народа. Анка-потяй — что значит “сестра”, покровительница волжской мордвы-мокша, великая и прекрасная, гордая и суровая.

Повзрослела Анка-потяй, стала зваться Шелех-мать. У царицы Шелех много детей, да не все кровные, и не каждый — живой. Умна и справедлива великая царица, а ведь тоже человек. Как ни городи крепостей, как ни встречай гостей, как ни наставляй людей — и в пшенице сор бывает, а в царице — изъян. Не хотела Анка молодость отпускать, красоту губить, вот и выпила ведьмин отвар, как решила, что понесла.

И сразу же пожалела. Состарилась Анка-Шелех от ведьминого зелья вмиг, а вместе с ней и земля её. Презрела и Волга грешную царицу, когда пришли враги: не потопила злодеев, не потушила пожар в жилищах мокша, не отвернула беды. Взмолилась Шелех: “Пусть хоть память о моем народе спасётся! Вечной матерью останусь этим землям и дитю своему нерождённому!”

Сжалилась гора Ош-Пандо-Нерь, приняла царицу в свои чертоги, да врагов не допустила.

Спит Шелех-мать под горой. Спит и её дитя.

***

До Шелехмети Данила добрался легко. До Рождествено на пароме, там на велосипеде. Раздал заодно по маленьким деревням материальную помощь от приютов: тёплые вещи, консервы, подгузники. Он всегда так делал, если ехал в область. Захватить с собой несколько пакетов, собранных разными городскими организациями, — несложно. И как-то спокойнее потом под землю лезть.

Поспрашивал местных про пещеру Обкан — неохотно, но показали.

— Лезете, куда не просють, — бурчал древний дед, пока Данила отмечал себе маршрут в навигаторе, — потом греха не оберёсся!

— Алексей Борисыч, хорош ворчать, — одёрнул деда сосед, тот, что рассказал про пещеру и обещал присмотреть за велосипедом. — Только это, покрытия в пещере нет, сам понимаешь. Сотового-то. Тут-то ловит кое-как…

Данила кивнул. Не страшно — мать он предупредил, что будет денёк без связи, а больше никому до него дела нет. Во всяком случае, с тех пор, как развёлся с Асей. “Чуть не позвонил ей по привычке ведь. Может, надо было всё-таки согласиться детей завести, — вертелось в голове у Данила, пока житель Шелехмети тараторил про связь, интернет и пещеры. — Всё-таки тридцать восемь почти. А я всё трясусь, как пацан”.

— И вот тут трещина такая небольшая, запомнил? — местный явно ждал внятного ответа.

— Да, спасибо, — кивнул Данила.

— Хряпни хоть на дорожку, — опять заворчал дед. — Для храбрости.

— Я не пью, — отказался Данила. — Ну всё, я пойду. Ещё раз спасибо за подсказки.

Обкан он нашёл легко. Для шкуродёрного лаза в пещеру Данила оказался малость крупноват, но в такие места он шёл не впервые. Забрался верхней частью тела, выдохнул и ввинтился в недра горы.

Грот встретил его привычными запахами: сырость, известь — почти как мокрая пыль — и едва уловимый дух камня, солоноватый, бездушно-мертвенный. Даниле повезло: лето выдалось сухое, и он мог пройти и в другие гроты, обычно затопленные.

Он повёл фонариком, высветил проход в следующий каменный пузырь. Двинулся не торопясь, удовлетворенно вслушиваясь в томную, гулкую подземную тишину.

Этот грот превосходил размерами предыдущий, — Данила понял это по эху — но темнота клубилась так густо, что конус света от фонарика казался уже обычного. Жалкая мерцающая щепка в океане мрака. Примерно так же Данила чувствовал себя на последнем курсе университета: полный амбиций и оптимизма юрист, готовый отстаивать закон всеми силами. Вот только его свет поглотила не тьма, а серость, бесконечный ряд одинаково никаких будней.

Здорово было иногда погрузиться из такого ничто в плотную, осязаемую черноту пещер. Земные недра вели себя честнее, чем люди. В них всегда заведомо нужно ждать подвоха. С себе подобными же часто теряешь бдительность.

В следующий грот пришлось лезть тоже с трудом — не так узко, как на входе, но всё равно в полный рост не вытянешься. Данила постоянно стукался шлемом, задевал локтями и коленями выступы на стенках лаза и шипел от боли. Шипение подхватывало эхо, и приходилось напоминать себе, что никто за ним не идёт.

“Вроде оделся, как положено, а ощущение, будто голым ползу… Зря полез один опять, — привычно досадовал он. — Сколько раз вот так нервничал и зарекался!” Знакомые, правда, не спешили ползать с Данилой по пещерам, где темно, сыро и грязно. Чем хуже пляж, боулинг, ресторан? “В сущности — ничем, — вздыхал про себя Данила. — Кроме того, что мне за двадцать минут становится скучно, и я напиваюсь вдрызг. Потому ведь и завязал…”

— А-а-у-у-у! — раздалось впереди. Следом послышался заливистый детский смех.

Данила вскрикнул и дёрнулся. Локоть попал нервом прямо в выступ, запястье чиркнуло по шершавому краю, и Данила выронил большой фонарь, оставшись с мелким налобным. Пошарил дрожащими руками вокруг и понял, что дополз до выхода в грот, приподнятого над полом — вот почему фонарик так жалобно звякнул.

Данила выбрался из лаза, потирая ушибленные места. От эха подкашивались ноги. “Это ветер так? — засомневался он. — Вряд ли кто-то ещё полез…” Данила никак не мог понять, он ли так громко топнул, спрыгивая в грот, или ему чудились чужие шаги.

Света от налобного фонарика не хватило, чтобы отыскать потерянный. Данила посветил себе еще телефоном, но возле лаза ничего не нашёл. Шагнул дальше — мало ли, мог и откатиться…

Новый визгливый смех взрезал пространство. Уши заложило. Голова закружилась. Данила попытался опуститься на четвереньки, не удержал равновесие и упал.

***

Очнулся Данила в кромешной тьме. Руками нащупал налобный фонарик — тот разбился. Телефон нашарить не удалось. “Хватит на сегодня, — решил он. — Может, местные надумали припугнуть, чтоб никто не лазал под Жигулями лишний раз. Если на ощупь, потихоньку — авось повезёт… доберусь”.

Тело болело и не слушалось. От попытки встать в полный рост внутренности наперегонки стремились наружу. Пришлось ползти.

Данила не знал, сколько времени он так провёл. Всё никак не удавалось нащупать проклятый лаз, только более широкий проход — явно не тот, что вёл обратно. Но камень возле него казался ровнее, и Данила привалился к стенке прохода, чтобы отдохнуть. Он весь покрылся липким вонючим потом. “С Асей бы такого не случилось, — подумалось Даниле. — Никуда не ходит одна, даже в туалет с подружкой. А я дурак”.

С бывшей женой он познакомился у друга на свадьбе. До этого Данила несколько лет не решался встречаться с девушками, перебивался случайными связями — и страшно от этого устал. Ася не торопила, не спрашивала, куда ведут их отношения. Потому он и женился. Несколько лет всё было хорошо, пока не зашёл разговор о детях. Детей Данила вообще любил. Но растить своих...

Прямо над головой снова раздался тонкий детский смех — так хохочут младенцы, когда их целует мать. В пещерном мраке этот звук обрастал жутью, как заброшенный дом — бахромой паутины. И напоминал Даниле о том, что он больше всего на свете хотел забыть.

Ту девушку он встретил задолго до того, как женился на Асе. Её звали Машей. Но Даниле больше нравилось говорить — Мари. В тонкой, почти прозрачной шатенке едва ли возможно было распознать колхозницу из Похвистнево. Сокурсницы думали, что она одевается у какого-то классного модельера и не говорит, у кого. Данила знал, что ее мама обшивает полсела, за что иногда получает оплату дорогой тканью. Женщина с золотыми руками — городские ателье за неё передрались бы. Но Мари с матерью ухаживали по очереди за старым дедушкой и не могли ни перевезти его, ни оставить одного.

На выходные Маша уезжала домой, чтобы сменить мать. Данила по молодости злился, рвался забрать её в город, к себе. У него почти получилось, когда Мари забеременела. Мать уговаривала ее рожать в Самаре, где есть хорошие врачи. Данила просил не рожать вовсе.

“Сейчас моему сыну исполнилось бы лет тринадцать, — содрогнулся он от очередного младенческого смешка. — И я бы никогда не женился на Асе. И не развелся бы”.

Маша хотела рожать — даже в крупных поселках люди оставались набожными и аборты осуждали. Вчерашний студент Данила не представлял себе, как прокормить жену и ребенка. От мысли, что придется переехать к теще в Похвистнево, его скручивало приступом бессильной ярости. Он волей-неволей вымещал её на хрупкой безропотной Мари.

— Я не хочу провести свою молодость в деревне, среди пелёнок и навоза! — орал Данила. — Это не жизнь!

— Я иначе не могу, — неизменно отвечала Маша, утирая слёзы рукавом. — Я ребёнка не брошу. И уж тем более не убью. Уходи от нас, если невмоготу. Мы с мамой уж как-нибудь...

Дитя наливалось её жизненными соками, а она иссыхала на скудном питании, в нервотрёпке от сессии, под выходками испуганного ответственностью Данила.

“Это было так давно, — он всё пытался отогнать тоскливые мысли и встать. Даниле и так казалось, что на плечи давит вся Ош-Пандо-Нерь, а теперь ещё и притопывает сверху старая грызущая боль, поливает больное сердце подземным жаром. — Я такого больше не допущу. Чёрт, я ведь и не допустил, сбежал. Несмотря на то, что с Асей всё могло быть иначе”.

Последнюю мысль заглушил новый взрыв детского хохота — искаженного лабиринтом эха, утробного, просевшего в басы. Так мог смеяться дьявол, будь он ребёнком.

Так смеялась над нежеланием растить детей судьба в тот день, когда Данила нашёл свою ненаглядную Мари без сознания, перепачканную собственной кровью. Сразу после их телефонного разговора, в котором пьяный Данила вопил: “Мне что в Похвистнево, что под поезд броситься! Слышишь, я уже на вокзале!”

Выкидыш. Вот и конец всем разногласиям. Данила пустотелой сомнамбулой убирался в её комнате. Нерождённого младенца — крохотный невнятный комок — он не глядя завернул в первое, что подвернулось под руку. Молодой, глупый, Данила так запаниковал, что не придумал ничего лучше, чем скинуть промокший свёрток в Волгу.

Самому себе он так и не признался, что втайне надеялся на такой исход. Потому и изводил беременную несостоявшуюся жену скандалами, пьянством, требовал близости поздней ночью, когда она больше всего хотела спать, — и брал нарочито отстранённо, наспех.

На этом закончилось всё. И волнения из-за нищенского будущего, и злость. И Мари тоже закончилась. Данилу она больше видеть не хотела, ни с кем не разговаривала. Кое-как закончила университет и вернулась к маме в деревню, даже не пытаясь получить работу в городе, как хотела когда-то.

В самом деле, Даниле было бы проще пронести Жигули в Монголию, чем эти воспоминания — по жизни.

Он свернулся на камне у прохода в более глубокий грот. Захлебывающийся демоническими всхлипами смех всё глубже впечатывал его в леденящий пол.

В какой-то момент смех наконец начал стихать. Но стоило ему отползти от ведущего вглубь горы хода, как незримый младенец с новой силой заливался инфернальным хохотом.

Данила наконец понял послание. Он повернул к гладкому каменному рукаву, и силы тут же вернулись. Не отрывая рук от стены, Данила двинулся к сердцу пещеры Обкан.

Впереди что-то слабо светилось. Приглушённые поганочные отблески только больше путали зрение. Наверное, именно поэтому Данила не сразу осознал, что видит.

Посреди грота копошилось расплывчатое белёсое пятно. Тихий шорох его движений сопровождал мерзкий влажный хруст и позвякивание, как от тонких монист — шелегов народа мокша. Данила не хотел идти к этому месту, но ожившие ноги сами несли. Не хотел рассматривать существо — но глаза отказывались закрываться. “Это не может быть правдой, — чертыхнулся он. — В Обкане нет трещин, ведущих на поверхность. А значит, нет света. Я не могу видеть то, что вижу”. Но от несуществующей картины нутро болезненно сжалось, подскочило к горлу вместе с мечущимся, как карась на сковороде, сердцем.

Данила смотрел на белую лошадь. Шкура туго облепила кости, натянулась на суставах, местами потрескалась, обнажив подгнившее бескровное нутро. Из прорех расползались насекомые в хитиновой броне цвета извести: паучки, сенокосцы, мокрицы, мухоловки, тараканы. Лошадь лениво ловила иссохшими губами тех, что доползали до морды, и жевала их, пачкаясь темной лимфой. На животе, ближе к крупу, пульсировал жирный искорёженный кокон.

Кобыла громко хрустнула очередным панцирем, и Данила отшатнулся. Ноги подломились, и он рухнул меж камней. В кожу впились орды ледяных лап, внутренности скрутились агонизирующими угрями. Весь мокрый, дрожащий, он не мог оторвать взгляда от омерзительного кокона, наливающегося тёмными гнойными соками. Перед глазами мелькнула Маша — с едва заметным животом, но уже бледная, вымотанная, больная.

Лошадь страдальчески заржала, шагнула на непослушных ногах и пала — мордой совсем близко к Даниле. Тот сдавленно вскрикнул, задёргался, смахивая насекомых с одежды. Кокон с чавканьем лопнул — гнойник прорвало.

Данила подскочил и рванул из грота. Он бежал, не разбирая дороги, вновь окунувшись в давящую кромешную тьму, спотыкаясь, падая, разбивая колени и обдирая в кровь ладони. Эта гонка сквозь мрак выжала его лёгкие, проморозила древним дыханием подземелий. Мокрое лицо свело судорогой. Данила нёсся, пока снова не упал, и уже не смог встать.

— Сбежал от меня?

Детский голос прозвучал где-то совсем близко. Данилу будто приморозило к камню, он не мог больше сделать ни шагу. Он расплакался и закричал, прижав ладони к глазам.

— Так ты не спрячешься, — заявил ребёнок. — Да и от кого здесь прятаться?

— Я сошёл с ума, — шепнул Данила. — Рехнулся от темноты и ужаса.

— По-твоему, я не настоящий? — возмутился детский голос.

— Лошадь точно не настоящая, — решил Данила.

— Если бы это было так, ты бы от неё не сбежал, — засмеялся ребёнок. Данила всхлипнул. — Да и откуда ещё, по-твоему, я мог тут появиться?

Данила медленно убрал руки от лица. Во тьме еле заметно подрагивал силуэт мальчика — несколько тонких тёмно-серых линий. От него не воняло лихорадкой и старой лимфой, как от бедного животного в ордах насекомых.

— Я частенько вылезаю у бедняжки из пуза, — раздалось от силуэта. — Каждый раз после того, как умру.

— Я тоже мёртв? — понадеялся Данила.

— Не знаю, — силуэт чуть двинулся. — А какая разница?

— Я хочу домой.

Мальчик подошёл к нему ближе, и Данила попятился, пока не упёрся спиной в камень.

— Я тоже, — признался ребёнок. — Я устал умирать.

Ледяные угри в животе разжались, и Даниле стало легче дышать. Теперь он видел мальчика чуть лучше. Живой или мёртвый, мальчишка показался Даниле знакомым. Это успокаивало.

— Как ты умер? — спросил он.

— В этот раз? Кажется, я насмерть замёрз, — равнодушно ответил ребёнок. — Меня вроде как оставили спелёнутым возле мусорного контейнера. Пахло помойкой.

— Ты не похож на младенца, — заметил Данила. От услышанного в груди защемило. Он уже читал о таком и потом подолгу думал, как бы стоило наказывать тех, кто так поступает с детьми.

— Однажды мне удалось дожить до двенадцати лет, — пояснил мальчик. — С тех пор я появляюсь здесь таким.

— Мне очень жаль, что с тобой так обошлись, — Данила закусил губу. — Я могу тебе помочь?

Сейчас, когда рядом не билась в конвульсиях больная лошадь, а одинокий ребёнок рассказывал о своей смерти, Даниле было стыдно за приступ паники. Даже если всё происходящее — галлюцинация, этот мальчик… Его сыну могло быть столько же.

— Возьми меня за руку, — попросил мальчишка. — Мне не по себе в темноте.

Данила протянул ладонь, будучи уверенным, что не почувствует ответного прикосновения. Тонкие холодные пальцы сжались на его руке.

— Спасибо. Идём, мне туда.

Он послушно пошёл за ним в недра Обкана. Он только сейчас сообразил, что на схеме пещеры не было ни одного хода, где он мог бы вытянуться в полный рост, и ни одного грота, где поместилась бы лошадь. Не говоря уже о диком беге во тьме. Может, его и правда уже нет в привычном мире?

— У тебя рука мокрая, — пожаловался мальчик.

— Я здорово перепугался, — вздохнул Данила. — Как тебя звать?

— Не знаю. Ты бы как сына назвал?

Маша хотела назвать их ребёнка Виктором. Виктор — победитель.

— Витей, — выпалил он.

— Вот так и зови.

— А я Данила...

Проход всё тянулся и тянулся. Они шли в кромешной, первородной тьме. Говорят, тьма пугает неизвестностью. После встречи с лошадью она пугала Данилу намного меньше.

— Долго идём, — не выдержал он.

— Я долго умирал, — ответил Витя так, будто это всё объясняло. — И давно. Сейчас ведь не зима?

— Нет, лето.

— Значит, она спала всё это время и не могла меня вернуть. Наверное, ты её разбудил.

— Кого?

— Мать под горой.

Данила вздрогнул и решил, что позже расспросит об этом.

— И ты помнишь свою смерть? — ужаснулся он.

— Не знаю, — пальцы мальчишки дрогнули в его руке. — Не уверен, что память — правильное слово. Смерть просто есть, пока я снова не начну существовать. Сейчас длинная. Иногда покороче. Самая лёгкая — мгновенная. Тот раз, когда я дольше всего жил, была такая.

— Если ты знаешь о прошлых смертях — это память, — заметил Данила. — Тяжело, наверное, жить с такой памятью.

— Сейчас я не живу, — возразил Витя. — Когда я жив, смерти нет.

Смерти нет… Так ему сказала Мари, когда Данила приехал к ней в деревню после выкидыша. Он извинялся, хотел всё исправить, вернуть её. Сказал: “Это моя вина. Мне жаль, что наш ребёнок умер, не родившись”. А Маша грустно улыбнулась и ответила: “Смерти нет, пока мы помним об ушедших”. И позвала его зайти в дом на поминки — девять дней, как умер её больной дедушка.

Она всё равно не вернулась. Что-то надломилось в ней, треснуло, как в старом леднике, и медленно сползало морозными пластами. Данила тоже что-то утратил и только сейчас начал осознавать, что именно.

— А свои жизни ты помнишь? — спросил он Витю.

— Пока мёртвый — помню, — охотно ответил тот. — Хотя бывали совсем короткие. Она страшно злится из-за такого. Когда я не успеваю увидеть свет.

— Мать под горой? — Данила услышал тихое “ага” в ответ. — А эта белая зверюга кто?

— Это её верная кобылица, — пояснил Виктор. — Мать не может разродиться мной. За неё меня носит лошадка. Но она очень старая, знаешь. И мать — тоже. Им всё тяжелее со мной возиться.

Каменный коридор вывел их в большой грот. На стенах поблескивал лёд — мистическим нутряным сиянием. Левую половину грота затопило. Тёмная вода стояла неподвижно, заметная только по бирюзовым бликам на смолистой поверхности.

Витя потянул Данилу к озеру.

— Зайди в воду, — предложил ему мальчик. — Она не такая холодная, как можно подумать. Зато смоет всё лишнее.

“Почему бы и нет, — пронеслось у Данилы в голове. — Это явно не Обкан из справочника спелеологии. Может, я действительно умер, как и Витя, и это мой катарсис?” Он выпустил руку мальчика и шагнул в воду.

Шаг, другой — озеро и правда совсем не холодило. Он даже не чувствовал, как вода затекает в ботинки, как тяжелеет ткань. Данила не удивился.

Когда глубина стала ему по пояс, бирюзовые отблески вспыхнули алым. Вода, густая и непрозрачная, оседала на руках липкой плёнкой. Данилу прошибла крупная дрожь. Пальцы наткнулись на промокший свёрток, болезненно знакомый на ощупь. Он знал, что если развернуть старое полотенце, он наткнётся на что-то невыносимое, невозможное, нестерпимое: маленький комочек плоти — от его плоти, с кровью — от его крови. Именно его.

— Знаешь, как это было?

Витин голос доносился со всех сторон. Вдали зазвенели монетки-шелеги и детский смех.

— Я чувствовал тепло. Что-то успокаивающе пульсировало прямо надо мной.

Кровь вокруг Данилы тоже теплела. Её уровень поднимался всё выше, будто наступило внезапное половодье. Так Волга разлилась в тот день, когда он бросил в неё треклятый свёрток.

— Потом кто-то закричал, так громко, так страшно. Закричал что-то обо мне. Я не мог понять, но чувствовал через биение.

Кровь поднялась под горло. Данила забыл, как дышать. Тёплая липкая жидкость пролилась под одежду, пропитала кожу.

— Когда я осознал, что не нужен, та пульсирующая штука заколотилась, как оса в паутине. Меня сразу скрутило и рвануло куда-то. Это очень больно и не очень быстро.

Лёд на стенах вспыхнул, озарив сухую часть пещеры. Виктор стоял неподвижно, тёмно-красная фигура в карминном ореоле. Под прозрачной кожей отчётливо переливалась каждая мышца на его теле, каждый сосуд. За спиной у мальчика поднималась исполинская багровая тень — женский силуэт в головном уборе с подвесками из монет. Данила взмахнул руками в последней попытке выплыть из кровавого озера.

— Смерти нет, пока ты помнишь обо мне, отец.

Что-то схватило его за ноги, и Данила прекратил барахтаться. Кровь залила глаза, забилась в уши, заполнила железистым ароматом ноздри и рот.

Его скрутило, выжало, как мокрую тряпку, и понесло во мрак под младенческий хохот и звон шелегов.

***

— Да вон он, даже до второго грота не дополз!

Местные в Шелехмети забили тревогу не сразу. Ну, пропал чужак, да и пёс с ним. Чёрт дёрнул кого-то из местных проехать на велосипеде, оставленном Данилой, мимо проката — там узнали пропажу. Упустив велосипед, наездник потребовал вернуть залог. Только тогда сообщили спасателям — в залог Данила оставлял паспорт.

Данилу вытащили кое-как. Пальцы у него свело судорогой на куске окровавленного полотенца. На нём самом, правда, были только мелкие ссадины — чья же кровь на тряпке? Загадка.

Оба его фонаря нашли, разбитый налобный, отколовшийся с каски, и большой ручной. Ручной лежал возле его левой ноги. Как Данила умудрился его оставить у себя под ногами, он объяснить не мог. Он вообще только плакал и причитал: “Сынок, сына”, иногда кричал от боли. Больше не говорил ни слова.

Врач в психдиспансере сразу понял, почему взрослый мужчина не нашёл ни фонарь, ни выход из Обкана. Данила полностью ослеп, навеки оставшись в подземной мгле. Его определили в стационар психиатрической больницы. Никакие успокоительные и обезболивающие на него толком не действовали, и он частенько оставался голодным из-за приступов.

Ни спасатели, ни жители Шелехмети не стали упоминать находку при безумце: пару старинных подвесок с монетками-шелегами, или, как произносили мордва-мокша, шелехами. Каждый слышал в их звоне что-то своё, но никто не хотел видеть этот экспонат в музее.

***

Ныне призраки под горой Ош-Пандо-Нерь знатную играют свадьбу — нашли Шелех-матери жениха. Сидит он в кровавом саване на пиру — один живой среди мёртвых, один скорбный среди радостных.

Отпразднуют владыки Жигулёвских гор, засияет над Волгой одинокий луч и нырнёт в её воды. Долго живые будут гадать, что за свет, да не догадаются: так духи принимают в свои чертоги новую жертву.

И опять уснёт уставшая Шелех-мать. В новый путь отправится её дитя.

Безобразный карлик с огромным горбом бежал по главной площади города. Кто не успевал уйти с его пути, тех он безжалостно сбивал и не оборачиваясь мчался дальше. Хоть ростом он был не больше метра, однако обладал силой взрослого кабана.

— Куда это Йодрик так спешит сегодня? — спросил пекарь у своего помощника, который разгружал повозку с мукой.

— Да кто ж его знает, он мало того, что урод, да еще и с головой не дружит, — равнодушно ответил плечистый мужик и закинул большой куль себе на плечи.

Карлик тем времен добежал до ворот ратуши и начал барабанить в дверь.

— Откройте! У меня важное донесение! — Йодрик картавил и проглатывал слова, но пронзительные крики услышали все прохожие на площади.

Примерно с минуту он почти в кровь, разбив кулаки, стучал в дверь не переставая, пока наконец из окошка не высунулся стражник.

— Чего тебе карлик?

Йодрик замер, затем пригнулся, подпрыгнул и ухватившись за решетку маленького окошка просунул свой нос и начал шептать прямо в лицо испуганному стражнику.

— Передайте мэру, что колдун вернулся, он снова у себя в хижине на болоте.

От зловонного дыхания, солдата чуть не стошнило. Но он сдержал свой страх и отвращение, выслушал донесение до конца. Все в королевстве знали, что за колдуна назначена большая награда. Черный маг Юкскуль держал в страхе окрестные земли, никто в одиночку не решился бы напасть на него.

— Я тебя понял, Йодрик, теперь проваливай! — стражник захлопнул окошко и прищемил нос карлику, который бешено взвыл и свалился на плиты площадки перед дверью.

Йодрик жалобно лежал и стонал, дожидаясь помощи. Когда никто не обратил на него внимания, тот поднялся, потер ушибленный нос, размазывая кровавые сопли и поскуливая засеменил обратно в переулок, откуда недавно прибежал. Прохожие брезгливо уступали ему дорогу.

***

Юкскуль сидел в своем деревянном кресле, инкрустированном черепами, драконами и разными сценами ужасных битв и жертвоприношений. Тусклые лучи алого заката еле-еле пробивались сквозь закопченное окно. Полки были заставлены целыми рядами колб и реторт. Пузырьки с жидкостями разных цветов, некоторые испускали призрачное свечение, были аккуратно расставлены в большом шкафу за стеклянными дверцами. Над шкафом была прибита серебряная табличка: «Смотри что берешь!» Буквы на табличке светились ярко зеленым и служили одним из немногих источников света.

Перед колдуном лежала раскрытая книга, обтянутая кожей. Юкскуль перечитывал одну из страниц уже в сотый раз, он хотел запомнить все инструкции, чтобы в самый важный момент ничего не забыть.

«Это будет больно» — размышлял колдун. — «Но все условия подходят идеально: полнолуние, год Скорпиона, Семияркий цветок распустился в горах, комета на небе. Я смог раздобыть этот редкий фолиант за морем, вспомни скольких трудов мне это стоило. Неужели, хочешь сейчас остановиться? Подумай о награде!»

Ход его мыслей прервал хруст гравия на дорожке перед домом. Затем дверь распахнулась и вкатился карлик.

— Хозяин, они уже рядом, я привел их, как вы просили! — Йодрик сильно запыхался.

— Отлично сработано, спрячься в подвале и не выходи, чтобы ты не услышал!

— Слушаюсь, хозяин! — карлик потянул стальное кольцо в полу, открыл люк и ловко скрылся в своем логове.

Юкскуль вернулся к книге.

На улице почти стемнело, когда послышался возбужденный ропот толпы. Целая сотня жителей, вооруженных чем попало, шла к хижине колдуна. Отряд возглавляли десять хорошо вооруженных солдат из городской стражи.

Когда они с криками приблизились к дому, то увидели, что из окна льется зеленоватый свет.

— Приведите его! — скомандовал лейтенант и несколько воинов ринулись к двери. Практически без остановки они вышибли хлипкие петли и ворвались внутрь.

Колдун продолжал невозмутимо сидеть перед книгой. Не встретив сопротивления, солдаты немного смутились, но решили не терять времени, скрутили Юкскуля и поволокли его к выходу.

Толпа возбужденно заорала и замахала своим нехитрым оружием, когда увидели плененного колдуна.

— Ведите его в город на площадь, устроим этому чернокнижнику кузькину мать! — проорал лейтенант. Мысленно он уже подсчитывал свою награду и гадал в какой ранг капитан произведет его на этот раз.

***

Примерно через час толпа добралась до городской площади, на которой уже все было готово. В центре стоял высокий столб, вокруг был уложен хворост ровными рядами, отчетливый запах масла разносился повсюду.

Солдаты легко пронесли колдуна и привязали его веревками к столбу. Когда они закончили, раздался звон колокола, толпа притихла. Затем люди расступились, пропуская маленького толстяка, которого сопровождали несколько солдат.

— Жители славного Истионвилля, мы собрались сегодня чтобы судить этого мерзкого чернокнижника, приспешника дьявола! Он обвиняется в ужасных преступлениях, о которых вы все прекрасно знаете, и мы не будем их перечислять, дабы не осквернять эту площадь. Юкскуль-еретик приговаривается к сожжению!

Толпа одобрительно завопила. Палач торжественно принес большой факел и приготовился поджечь хворост.

Юкскуль все это время никак не сопротивлялся. Позволил пронести себя от самого дома до площади. Благодаря этому, никто не додумался его обыскивать. А в полах плаща было припрятано несколько пузырьков, наполненными секретными снадобьями для обряда.

Когда колдун почувствовал, как его начало обдавать жаром и первые искры взметнулись ввысь, он начал шепотом читать заклинание.

«Главное дотерпеть и суметь произнести последние слова в момент, когда пузырьки с жидкостями лопнут!» — однако огонь очень быстро набирал силу, через пару мгновений Юкскуль не выдержал и начал истошно вопить от боли. Затем он собрал последние силы и продолжил, выкрикивать слова заклинания. Только теперь он понял, что истинную силу эти слова обретают именно в момент, когда произносящий испытывает такие муки.

Солдаты и ближайшие зрители услышали непонятные слова, которые выкрикивал колдун и ужас застыл на их лицах. Вдруг, алые языки пламени окрасились голубым – это лопнули те самые пузырьки. Колдун почти обгоревшими губами на последнем выдохе выкрикнул особенно ужасное ругательство и тело его обмякло.

Но голубые языки пламени разгорелись еще ярче, площадь затопил призрачный свет, который перемешался с лучами полной луны, вынырнувшей из-за облаков. На миг воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием языков пламени и гулом поднимающегося дыма.

Волна ужаса прокатилась по толпе, когда почти обгоревшее тело колдуна вздрогнуло. Он вскинул обугленный череп, из глазниц плеснули потоки пламени и опалили солдат. Затем тщедушная фигурка Юкскуля начала расти, кости раскалились словно стальные пруты в горне кузнеца и раздувались с каждым мгновением. Из спины проступили бугры, которые тут же раскрылись в небольшие крылья. Из головы начали расти рога.

Когда фигура выросла на несколько метров, все увидели, что на площади возвышается огромный демон, источающий огненные языки пламени. Жители в панике разбегались.

— Десять тысяч лет я ждал этого мгновения, спасибо тебе верный Юкскуль, ты будешь удостоен почетного места у моего трона! — с этими словами, которые громом разносились по площади демон извлек огненный хлыст из недр своего пылающего тела и размахнувших хлестнул, поджигая ближайшие дома.

Предыдущие рассказы цикла "Тень над городом":

Часть 1. Жарко

Часть 2. Холодно

Часть 3. Тепло

Вокруг было холодно. Холодно и темно. Изредка одинокая вспышка белого света пробивала тьму, но этого было недостаточно.

Он не помнил, кто он, где находится и что случилось. Он помнил только тьму и холод.

Но он чувствовал, что во тьме кто-то есть.

Постепенно вспышки стали появляться всё чаще и чаще. К белому свету примешивались розовый и синий. Вспышки по-прежнему не разгоняли тьму, но стали новым элементом в холодной пустоте. Шаг за шагом, вспышка за вспышкой пустота наполнялась новыми цветами и звуками.

Звуками? Внезапно он понял, что в пустоте появились звуки. И что самое удивительное, звуки совпадали по времени со вспышками. Казалось, прошла тысяча лет, прежде чем звуки и вспышки сложились в слова. Он не знал этих слов, но смысл их разобрал удивительно чётко.

Ригъикъхир! Шъак Маали!

Прошла ещё одна вечность, и тьма наполнилась светом. Сначала свет был белым и больно жёг, хоть оставался таким же холодным. Постепенно уже знакомые розовые и синие вспышки накладывались на него, создавая вокруг подобие реальности. Спустя следующую вечность пустота окончательно превратилась в картинку.

Вот только холод никуда не делся.

- Ты вернулся? Отлично! - раздался голос где-то за пределами видимости.

Он хотел оглядеться, но внезапно понял, что не может этого сделать. Он не понимал, почему, но отчего-то не боялся.

- Отлично! - снова повторил голос - Скоро всё будет готово, и я сниму цепи!

О каких цепях говорил голос, было непонятно. Миг назад (или, может быть, вечность?) он был в пустоте, где нет ничего, кроме холода, и тут ему говорят про цепи. Удивительно, но он понимал, что такое цепи, вообще понимал смысл того, что слышал. Единственное, что ускользало, это то, какое отношение ко всему этому имеет он сам. Он не мог сказать, что в пустоте было легче, но в том, что было проще, он был уверен.

- Понимаешь, мне постепенно стала надоедать эта игра. Какой смысл делать шаг за шагом, если не приближаешься к цели? Да, мне нравилось смотреть, как вы корчитесь, как умираете - продолжал голос - Это было даже приятно. Но месть нельзя кормить вечно - остывает даже такой огонь. И вот погас и он. Так что я решил сделать что-нибудь новое. Что-нибудь, на чём всё закончится.

О какой мести идёт речь? Что за шаги? Он не знал. Он не знал даже того, кто он, хотя это заботило всё сильнее. В нём была пустота. Такая же, как до этого была и вокруг. Было настолько пусто, что он даже не мог найти название для того, что видел перед собой. В отличие от слов, которые произносил голос, эти знания сами не приходили. Заглядывая внутрь себя, он не находил там ничего. Внутри него было пусто и холодно.

- К чему создавать поделки и игрушки, которые сломаются на следующий день? - спрашивал голос - Ведь можно создать произведение искусства, которым будут восхищаться, а может и ужасаться, веками! Я создам чудо!

Внезапно снова опустилась тьма. Не такая, как была до этого - до этого тьма была всем, и всё было тьмой. Новая тьма была слабой. Но она была тьмой. И в ней стали появляться образы. В этот раз образы сопровождались словами. И именно слова находили в нём отклик.

Он увидел людей, убивающих других людей. Увидел, как клинки перерезают шеи. Он увидел кровь.

- Ты узнаешь? - спросил голос - Это то, что царит и на Земле, и Вовне её. Это то, что питает огонь Вселенной. Ты готов к тому, что этот огонь загорится и в тебе?

Кровь? Кровь питает огонь? С одной стороны, всё предельно ясно. Но с другой, он не понимал ни слова. Чья кровь? Какой огонь? Почему огонь должен разгореться в нём? Постепенно пришло понимание, что имелась ввиду кровь людей. Но всё также было непонятно, какое отношение он имеет ко всему перечисленному. Он должен проливать чужую кровь? Или пролить свою? Что значит «вне Земли»?

Образы продолжали меняться, пропал только голос. Но видимо, уже было сказано всё самое главное, и теперь разворачивающиеся картины были просты и понятны. Люди, самые разные люди, убивали других людей по одному и десятками, а то и сотнями. Убийства сопровождала ярость, иногда страх. А иногда убийства сопровождала радость. Чистая, незамутненная радость, без примеси других чувств. Иногда при этом действительно горел огонь. Не образный, а самый настоящий. И в него лилась кровь.

- Ты готов - вернулся голос - Ты смотришь и тебе не страшно. Ты смотришь и тебе не радостно. Ты готов проливать кровь потому, что так надо.

Почему так надо? Почему именно он? Он? А кто он? Этот вопрос пока остался без ответа.

Прошла новая вечность, наполненная картинами смерти, и снова воцарилась тьма. С ней вернулся и голос.

- Вселенная согревается огнём, который поддерживается кровью. Кровь это начало и конец. Кровь - и дверь, и ключ. Только пролив её, можно шагнуть дальше. А я устал топтаться на месте. Все эти годы я проливал её без смысла. Тот-кто-вовне наставлял меня, но только сейчас я понял его уроки. Зачем орошать мир каплями, когда можно омыть мир рекой? Смотри!

Тьма снова обернулась образами. Голос описывал происходящее, словно сам всё нарисовал. Голос знал каждую песчинку и травинку из тех, что показывал ему. Вот средь огня от ударов топора гибнут люди. Их много - дети, взрослые. А вот люди в чёрных одеждах убивают друг друга - без разбора, с остервенением, словно им нет разницы, в кого стрелять и кого резать.

А вот другие смерти. Холодные, рутинные, словно это не война, а труд, размеренный и монотонный. И снова гибнут десятки. Проходят дни - и спокойные убийцы сами становятся жертвами, раздирая ножами сначала свои собственные шеи, а потом, пролив до капли свою кровь, раздирают чужие.

Этот калейдоскоп смерти продолжается. Кто-то сгорает, кто-то гибнет от яда, кого-то забивают насмерть. И всё чаще перед сценами убийств он слышит те самые слова. Слова, значение которых ему неизвестно, но смысл которых он понимает где-то внутри. И с каждым таким словом ему становится всё холоднее.

- Тот-кто-вовне учил, что кровь это яд. И этот яд держит душу в тварном мире, мире страданий. Надо излить его, излить весь, освободив от него оболочку, и это освободит душу. Я учил этому своих учеников, и они несли это знание дальше. Но как освободиться самому? Этого я не знал…

Все-таки надо пролить чужую кровь и это освободит душу того, чья кровь пролита? Это он понял четко. А как освободиться самому? Просто умереть?

- Но со временем я понял! Я понял, что это обман! Обман для слабых! Освободиться просто! Так же, как и освобождать других – просто освободись от яда! Но что, если тебе не надо освобождаться? Если ты не заперт в клетке, а сам закрылся в ней, хотя и мог уйти давным-давно? Если ты заперся изнутри, надо разрушить стены! Разрушить всесокрушающим потоком! Потоком крови!

Он понял, что хотел донести голос. Чтобы освободиться самому, надо проливать кровь бесчисленного количества людей. Неужели всех показанных убийств недостаточно?

- Видишь? - спросил голос - Это капли! Мелочи, суета! Должна пролиться река!

Почему снова я? Пусть река прольётся, но причём здесь я?

- Ты хочешь что-то спросить? - обратил на него внимание голос - Ну что ж, спроси. Ведь это твой последний шанс что-то сказать.

- Почему я? Кто я?

- О! Два отличных вопроса! - голос рассмеялся - Почему ты? Этот вопрос более простой. Ты это заслужил. Пока что ты лучший из всех, кого я видел. И пусть это просто удача, ты всё равно подошел ближе всех. И за это я тебя вознагражу!

Он подошёл ближе всех? К чему? Когда? Зачем? Как это связано с образами убийств и смертей? Как связан он и потоки крови, которые он видит? И как он будет вознагражден?

- Как я буду вознагражден?

- Снова отличный вопрос! Я же говорил, что ты лучший! Наградой для тебя будет шанс стать самым острым инструментом Хозяина. Инструментом, который отворит жилы не человека, а человечества!

- Так кто я? И кто ты?

- Ты такой любопытный! – снова рассмеялся голос - Но ты заслужил. Смотри!

Картинки сменяются. Вот тщедушный человечек с громким смехом вспарывает горло таким же, как он, слабым и никчёмным людям. Вот подло вонзает нож в горло не похожему на него человеку, сильному и телом, и духом. Вот человечек умирает сам, успевая перед смертью нанести ещё один, последний, удар.

Вот горы, и по горам идут люди. Они идут за другими, за теми, на чьих руках тоже кровь. В этих горах у всех на руках кровь. Одни убивают для радости и удовольствия, другие за деньги, а третьи – потому, что иначе нельзя. Слишком часто здесь смерть - единственный выход.

А вот снова выстрелы. Прямо над телами жертв маленького человечка. На месте тех смертей - новые. Он чувствует, что стреляющие люди перестали быть собой. Он слышит то же, что и они - те самые слова без перевода, но с чётким смыслом.

А это уже тот, кого подло убили ножом в горло. Он больше не человек, и стремиться убивать – безудержно и бездумно. Он не ищет пропитания и не пытается защититься, он жаждет убивать ради убийства, и тем отличается от зверя.

Картинка снова меняется и он опять видит место убийства того человечка. Среди людей стоит один из тех, кто был в горах.

Тьма скрывает картинку и тут же открывает новую. Три человека, и каждый готов убивать. Тот, кто был в горах, держит на мушке другого, бородатого, с горящими глазами. А тот держит нож у шеи третьего. Мгновение (или вечность?) – и всё меняется. Теперь уже третий, с пронзенной ножом шеей держит на мушке того, кто был в горах и на месте убийства. Несколько выстрелов, снова брызжет кровь - и наступает тьма.

Тьма снова длится вечность. Но снова приходит голос. В этот раз голос приходит сразу без вспышек и образов. Он так и звучит из темноты.

- Ну что? Теперь ты всё понял?

Но он по-прежнему ничего не понимал. Нет, где-то далеко, но пробегает мысль, что человек, который был в горах - это он. Но он не ощущает себя человеком. Кем угодно только не человеком.

- Ты действительно молодец! Любой другой сошел бы с ума от такой новости. Но не ты! - голос наполнен гордостью, хотя по логике, тот, кто был в горах, явно помешал очередному убийству - Ты просто уникален! Я поднимал многих, но все они оставались лишь зверьми. Сильными, ясными, даже безумными, но только зверьми. Ты способен стать большим. Ты не будешь зверем, даже с большой буквы. Ты станешь пророком! Ты будешь освобождать их, одного за другим, а через их освобождение освобожусь и я. Ведь ты будешь моим пророком! Моим инструментом!

Он не мог понять, хочет он быть этим самым инструментом или не хочет. Холод, окружавший его во тьме, и таинственные слова прямо говорили о том, что хочет. Но всё показанное и всё увиденное говорило об обратном. Тот, кто упал от последнего увиденного им выстрела, если это действительно был он, не был убийцей. Ему случалось убивать. Но он не видел в этом ни радости, ни цели.

- Теперь, когда ты всё понял, я покажу тебе нового тебя! - обрадовал его голос - Ты преобразился, но пока ты этого не видел, а только чувствовал. Ты всегда был больше чем обычный человек. Теперь ты станешь выше любого из них!

Тьма стала отступать. Без вспышек, без звуков, она просто отступала, открывая путь новому видению. Он висел в воздухе и смотрел на тело, лежащее в воде посередине ямы, в окружении кустов травы и небольших плашек с чем-то горящим, оно было похожим на человеческое, но только похожим. Бело-серая кожа, куча грубо зашитых порезов и рана от пули под ключицей меркли рядом с заострившимися пальцами рук и проступающими сквозь разорванные щёки огромными нечеловеческими зубами. Завершали ужасную картину огромные антрацитово-чёрные глаза.

- Как?

- Как ты стал таким? - уточнил голос - Ты же видел, что ты умер. Умер окончательно и бесповоротно. Но, как я и говорил, я умею возвращать к жизни...

- За что?

- Не «за что»! Зачем! Всё ради той же цели что и остальные мои слуги. Но из всех моих слуг ты станешь самым великим. Ты будешь нести моё имя, являть мою силу, проливать кровь во славу мне!

Он окончательно запутался. Вид собственного тела, если тело было действительно его, отнюдь не подталкивал его к предсказанному голосом пути. Он не любил убивать, когда был жив, и, видимо, умерев, не полюбил. Возможно, остальные слуги, о которых говорил голос, стремились к убийству всю свою жизнь, даже если отважились на это только непосредственно перед смертью. Но не он. Он мог убивать большую часть жизни, но не убивал.

- Я постепенно буду снимать оковы - произнес голос - но только постепенно. Не стоит торопиться, если мы хотим сделать всё правильно.

Он почувствовал, как начинает приближаться к телу, как будто его опускали. Он не знал, сколько прошло времени, но, в конце концов, он оказался с ним вплотную, глядя прямо в чёрные глаза.

- Сейчас - скомандовал голос, и видение сменила вспышка. За вспышкой пришла тьма, а когда рассеялась и она, он осознал, что смотрит на мир уже из тела.

- Отлично! - сказал голос - а теперь посмотри на меня!

Он попытался повернуть голову, но ничего не вышло. Его возможностей хватило только на то чтобы одними глазами посмотреть влево. Там стоял человек с блестящими чёрными глазами и всклокоченной бородой. Тот, из видения, в которого он стрелял перед самой смертью. В том, что это была именно смерть, он уже был полностью уверен.

- Ну, теперь надо постепенно приходить в себя - сказал человек - Скажи мне, что ты чувствуешь?

- Холод...

- Это естественно. Любой, шагнувший в пустоту, будет ощущать только его. Это холод Мира-во-вне, холод пустоты, холод свободы. Там, где холод, там нет больше яда. Ты слышишь слова? - слова?

Ригъикъхир! Шъак Маали!

- Я слышу слова...

- Эти слова - и команды, и опора. Они заставят тебя встать и не дадут упасть. А холод подскажет, что делать.

Он хотел сказать, что слова на него не действуют, но понял что это не так. Они действовали, но видимо не так, как задумывалось. Они не связывали, а только подталкивали. Это были не цепь и ошейник, а трость или костыли.

- Сейчас ты встанешь и начнётся твоя охота. Ты неуязвим для людей и прольешь для меня реки крови. А когда освобожусь я, закончится и твоя служба.

Он сел. Вода не скрывала его. Сел и обвёл глазами округу. Они были в негустом лесу, в котором вот-вот должен был забрезжить рассвет. Человек был весь в крови, одежда его была мокрой и грязной. Но глаза его горели торжеством.

- Ты готов? Моё творение! Моё дитя! Мой монстр! - с нескрываемым волнением радовался человек - Ты знаешь, что ты должен будешь делать в первую очередь? Убить всех здесь! Именно здесь! Я живу здесь полторы сотни лет и хочу, чтобы здесь никто никогда больше не жил! Убей их всех, до последнего человека! Убей, как тебе захочется - их смерть необязательно должна стать освобождением. И начать ты должен...

- Я знаю...

- Ты знаешь? Ты знаешь, кого должен убить первым? Но откуда?

- Мне подсказали... Мне подсказал холод...

Он встал, ещё неуклюже, но уже чувствуя всю мощь своего нового тела. Повёл плечами, взмахнул руками и повернулся к человеку.

- Холод подсказал тебе? Великолепно, просто великолепно! И кто же это? Кто твоя первая цель?

Он на миг застыл, снова обвёл взглядом поляну с ямой, из которой только что вылез, после чего напрягся и одним прыжком набросился на человека, хватая его одной рукой за плечо, а другой за голову.

- Ты! - коротко произнёс он и вонзил свои огромные зубы в тонкую пульсирующую шею первой своей жертвы. Кровь плеснула на него, и её тепло мгновенно изгнало холод. На мгновение (или на вечность?) к нему вернулись чувства, и он почувствовал, что его переполняет счастье от того, что он смог достать его. Того, кто проливал кровь на протяжении полутора сотен лет и кому удавалось уходить безнаказанным.

- Думаешь, тебе удастся сбежать? После всех смертей? Думаешь, я стану твоей марионеткой? Нет! Ты прав! Я уникален, ведь мне проще умереть вместе с тобой! - он на миг отстранился от бьющегося в агонии человека, будто примеряясь - К чёрту холод! Я люблю, когда горячо!

Он снова вонзил зубы в жертву, чувствуя, как уходит из того жизнь. И одновременно и из него – ведь он был всего лишь порождением силы этого человека. Но это была приемлемая цена.

Холод отступал, затихали не смолкавшие все время с самого пробуждения слова. Иссякала жизнь. Но он не разжимал хватки, продолжая рвать клыками и когтями этого страшного в своей ненависти к жизни человека.

И когда до окончательной смерти ему оставалось всего мгновение, он услышал, как где-то Вовне раздался тихий одобрительный смех...

10/2021

На конкурс "Создай своего монстра" от CreepyStory

— АХАХАХАХАХАХА, ЗДРАВСТВУЙ, МОЙ МАЛЬЧИК, ПРОХОДИ, БУДЬ ЛЮБЕЗЕН, АХАХАХАХА!

Владимиру Нойманну многое довелось повстречать за всю свою карьеру в Организации, но при входе в стальную камеру секции содержания он даже пошатнулся от испуга. За столом сидело нечто, лишь отдалённо напоминающее человека. Неестественно большая голова, мощное и широкое тело, короткие ноги, громадный уродский нос, позволяющий вынюхивать жертв за несколько километров...И оголённые в вечной улыбке зубы, размером превосходящие обычные человеческие в десять раз.

Зубы, которые никогда не размыкались во время разговора.

Оно умело держать свой чудовищный язык за зубами...

— Добрый день, — поздоровался Владимир и уселся напротив, нажав кнопку диктофона для записи разговора. От существа его защищали только массивные цепи, которыми Оно было приковано к полу. — Как мне к тебе обращаться?

— АХАХАХА, Я ДОКТОР ЛИВСИ АХАХАХА, А В ЧЕМ ДЕЛО? ХЕХЕ? – чудовище элегантным движением поправило воротничок зелёного камзола восемнадцатого века. Кудрявый парик довершал картину и придавал существу некоторой комичности, однако с тварью следовало быть осторожнее. При её задержании пришлось положить целых две штурмгруппы и боевой вертолёт.

-- Расскажи о себе, -- сказал Нойманн.

-- АХАХ, ЧТО ИМЕННО ВАМ НУЖНО, ХЕХ, РАССКАЗАТЬ?

-- Всё. Если удобнее, то могу задавать более конкретные вопросы. Но мне не хотелось бы превращать сегодняшний допрос -- в допрос. В конце концов, мы не часто встречаем разумных… чудовищ.

-- АХАХА, БРОСЬТЕ, МАЛЬЧИК. ЗДЕСЬ НЕТ НИКАКИХ ЧУДОВИЩ, АХАХА. Я ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ И ВЕСЁЛЫЙ ЧЕЛОВЕК АХАХАХ, ХАРАКТЕР ОБЩИТЕЛЕН, НЕ ЖЕНАТ!

-- Если вы -- добрый человек, то я тогда -- бутылка с пивом. Зачем вы убили, кроваво расчленили и ранили несколько сотен ни в чём не повинных людей?

-- РАНИЛ? АХАХА! НУ НЕТ! ПРОСТО У НИХ БЫЛ УДАР ОТ, ХАХА, ЧРЕЗМЕРНОЙ ПРИВЕРЖЕННОСТИ К РОМУ!АХАХА! А Я ПЫТАЛСЯ СПАСТИ ЭТИ ТРИЖДЫ, ХЕХЕ, НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ ЖИЗНИ…

-- И каким это образом извлечение внутренних органов могло их спасти от алкогольной зависимости?

-- АХАХА, ВЕДЬ ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЛЕЧИТЬ, МОЙ МАЛЬЧИК, НУЖНО ВЕДЬ, АХАХА, ПРОВЕСТИ МЕДИЦИНСКИЙ ОСМОТР, ХЕХЕ. УВЕЛИЧЕННЫЕ СЕЛЕЗЁНКИ, АРИТМИИ…

-- Понятно, -- вздохнул Нойманн. Существо, по-видимому, утеряло связь с реальностью. -- Расскажите о своём прошлом…

***

Осенние листья сыпались с деревьев и хрустели под ногами. Трава пожухла, ветер поднимал сухую пыль и гонял по серому двору мусор. Лёша с неохотой возвращался из школы. В свой отвратительный дом посреди полузаброшенного района, куда не осмеливалась забредать даже милиция. В разбитую двухэтажку без канализации и водоснабжения.

У дверей подъезда лежал бывший одноклассник Ерёма и тихо мычал. Рядом c парнишкой лежал пакет с клеем. Когда-то он тоже учился в школе, но связался с дурной компанией и пристрастился токсикоманить. Иных компаний в их районе и не сыскать -- на сборища юных токсикоманов и алкоголиков Лёша смотрел с большим презрением, поэтому ему оставалось только делать уроки, читать книжки из школьной библиотеки и смотреть телек. Да и не хотел никто с Лёшой дружить. Уж больно он «лох», терпила, не мог за себя постоять и при этом постоянно занудствовал о вреде алкоголя, сигарет и клея, за что бывал неоднократно бит.

Дома царила всепроникающая вонь. По углам сновали тараканы, мусор жильцы выкидывали прямо в общажный коридор и на лестницу, в протухших горах отходов копошились крысы. Лёша открыл изрисованную хуями дверь в свою «квартиру».

-- Э! – гаркнул из спальни отец. Через запахи мусора пробивался запах матёрого перегара и мочи. Из запоя отец и мать не выходили уже вторую неделю. – Малой! Принеси пива… пузырь! Или чего покрепше…

-- Но ведь денег нет, па…

-- Господи, какого дебила вырастил… Ты скажи Ритке… В долг! Я потом верну!

-- Хорошо, па… -- понурил голову Лёша. Спорить с похмельным отцом было себе дороже.

-- И воды прихвати на обратной дороге…

Лёша спустился вниз и направился к ближайшему продовольственному магазину…

-- … Нет не дам, -- нахмурилась тётя Рита. -- Передай своему папе, что он уже третий день берёт в долг! Пора уже на работу выходить, как нормальный человек. И возвращать деньги!

-- Ну пожалуйста… -- насупился Лёша. На глаза навернулись слёзы – вчера они помогли выудить у продавщицы бутылку водки. Но не сегодня.

В других ларьках выклянчить спиртное тоже не вышло. Упоровшийся клеем Егорка уже куда-то убрёл. Скорее всего, побирается на дороге у прохожих… Лёше тоже скоро предстоит пойти просить мелочь у дяденек и тётенек, чтобы попросту не умереть с голода. Можно было, конечно, пойти сейчас и насобирать на дешёвую водку… Лёша вернулся ни с чем. Только воду он набрал из грязного колодца посреди двора. Дома его ждала крепкая взбучка от обозлившихся родителей, уже давно утерявших человеческий облик.

Его избивали ножкой от сломанной табуретки и только вовремя забредший сосед с настоечкой в руках спас ситуацию. Родители ушли мариноваться в соседнюю квартиру и, скорее всего, не вернутся оттуда до самого утра. Лёша вытер слёзы. Самое страшное за сегодня уже позади.

Уроки делать не было настроения, поэтому он включил наполовину сломанный телевизор, который, о чудо, ещё не пропили. Отец притащил его с мусорки, чтоб было чем заняться в тяжёлые времена, когда на водку денег не хватало.

В тот самый вечер Лёша и увидел впервые советский мультик «Остров Сокровищ». Приключения, сокровища, пираты. И вечно позитивный, улыбчивый и не унывающий Доктор Ливси, раскидывающий пиратов как бы шутя, одной рукой сражаясь, а другой занюхивая ромашку, да отвешивая злодеям замечания по поводу вредности курения трубок и распития рома. Этот харизматичный персонаж нашёл в сердце парнишки отклик, Лёша захотел стать таким же сильным, здоровым, позитивным и успешным… Мальчик погрузился в мультфильм с головой. И когда тот закончился – с ужасом для себя вспомнил, где он живёт, кто он на самом деле и какова его жизнь.

Старый телек постоянно барахлил. Лёша внимательно следил за программой телепередач. Иногда ему получалось подкараулить «Остров сокровищ», ради этого он даже несколько раз прогулял школу. Шли недели и месяцы, Лёша заучил все цитаты Доктора Ливси и частенько применял их в разговорах с одноклассниками, за что его начали считать чудаком. Мальчик стремился стать таким же, как Доктор и пытался вести себя соответственно. Он вступался за слабых, хоть и сам был слабым; он записался на школьный кружок каратэ, начал бегать по утрам и делать зарядку.

Конечно, такое поведение не могло остаться безнаказанным. Лёша не хотел жить «по понятиям» и дворовые ребята решили его проучить. Лёша пытался вести себя, как Доктор Ливси, не бояться, улыбаться и оказывать отпор курящим юным алкоголикам и токсикоманам. Но, что удивительно, спорт никак не помог ему разобраться с обидчиками. Ему разбили нос, отчего тот ужасно распух, угловатые кулаки рассекли губу так, что показывались зубы. А потом его повалили и пинали в живот и спину ногами. Лёша кричал, плакал и звал на помощь, но никто не хотел вмешиваться. Его воля оказалась сломлена страхом и безграничной злобой.

-- Чё, думал самый умный? – воскликнул один из заводил. – Самый умный, ёпт?

-- Нет! – взмолился Лёша. – Нет! Простите меня! Я больше не буду…

Но это лишь раззадорило дворовых псов… Нечто, живущее в тёмных уголках их животной натуры не позволило просто так отпустить Лёшу. Они хотели зрелищ. Внутренний зверь просил ещё больше чужих страданий и боли.

-- Ведём его к колодцу, парни! – сказал заводила. Остальные заржали. Им показалось это идеей хорошей. Терпилу следовало проучить.

Лёша упирался ногами в землю, пытался выкрутиться, но гудящие от пинков рёбра не давали сопротивляться в полную силу.

-- Не надо… Не надо…

-- Надо, Лёша! Надо!

Его прижали к бревенчатому бортику, а потом схватили за ноги и опрокинули в бездонную темноту…

Мальчик несколько раз ударился о стенки колодца, прежде чем рухнул в воду и сильно приложился о дно спиной. Воздух вышибло из лёгких. Ноги не слушались, всплыть не получалось. Он барахтался, пытался выбраться при помощи одних только рук, но тёмная пелена окутывала сознание.

-- Мальчик… Мой бедный мальчик… -- это было последнее, что услышал Лёша, перед тем, как потерял сознание. – Я видел всё, что они с тобой сделали… И это несправедливо…

В колодце он был не один.

***

-- АХАХАХА. Здравствуйте, джентельмэны! Здравствуйте мои родные! – огромное существо с безумной неестественно широкой улыбкой приближалось к компании парней, распивающих спиртные напитки у подъезда.

-- Ты кто, бля… -- чёткие пацанчики растерялись при виде уродца. Они видели, как он вылез из колодца. Откуда он там взялся? Они же скинули туда терпилу!

-- Я – Доктор Ливси, АХА ХА! Что-то вы плохо выглядите! Сейчас я вас послушаю, АХАХАХА!

-- Иди нахрен, уро… -- не успел договорит заводила, как вдруг улыбка уродца сменилась на широкую чёрную пасть, полную клыков. Длинный язык с присосками со скоростью пули вылетел из пасти и схватил главного. В следующую секунду тварь откусила ему голову.

-- Вот же пиздец! Валим! Валим, пацаны!..

Но тварь была слишком проворна и быстра. Она нагоняла беглецов, ломала им кости, с великим наслаждением вслушивалась в судорожные биения агонирующих сердец, в хрипящее дыхание разорванных лёгких.

-- Замечательно, АХАХА! – хрипела тварь. – Дышите глубже! Ой, КАКАЯ ПРЕЛЕСТЬ! АХАХАХ! Животик дрябленький. Печень никуда… ЭТО ХОРОШО, ЗАМЕЧАТЕЛЬНО. Зубки-зубки, да. Хорошо-о-о!...

Тварь раздирала трупы на части. Асфальт покрылся кровавыми лужами. Когда оно закончило, то выпрямилось. На лицо снова вернулась широкая улыбка, полная гигантских зубов.

-- РЕБЯТА! -- уродец решил вынести свой вердикт. – ЗАПОМНИТЕ! СЛОВО «ПИВО» И СЛОВО «СМЕРТЬ» -- ДЛЯ ВАС ОЗНАЧАЮТ ОДНО И ТО ЖЕ! АХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА!

***

Владимир Нойманн выслушал необычную историю могущественного существа. Кажется, они имели дело с чем-то по-настоящему серьёзным. Если такой силой обладает оно… То какой силой обладает чудовище, живущее в колодце? Оно определённо умело искажать человеческие желания, извращать сознание и модифицировать тела. Нужно было срочно отправлять в район штурмгруппу Калуева. Необходимо вытащить сущность и поместить в секции содержания. Или уничтожить – от греха подальше.

Владимир позвонил Варшавскому – главе отдела – и доложил о ситуации. А потом допустил большую ошибку. Он достал сигарету и нервно закурил.

Лицо твари тут же исказилось в нечто совершенно хтоническое и полное неземного ужаса. Улыбка расплылась во тьме огромной пасти.

-- ВЫ СЛИШКОМ МНОГО КУРИТЕ! С ТАКОЙ ОДЫШКОЙ ВАМ НЕ ПРОБЕЖАТЬ И СТА ЯРДОВ! АХАХАХАХАХАХА!

Владимир едва уклонился от вылетевшего в его направлении длинного языка, стул опрокинулся и Владимир упал. Он вскинул пистолет и выпустил всю обойму в тварь, отступая назад к двери, одной рукой прислоняя карточку допуска к терминалу.

Существо разбило цепи языком и набросилось на Владимира, сбив того с ног. Кровь предыдущих жертв капала из пасти прямо на лицо Нойманну. Он уже приготовился к смерти…

-- АХАХАХА! ЗАПОМНИТЕ! КУРЕНИЕ – ВРЕДНО ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ! – сказало существо. Стальная дверь со скрежетом распахнулась и Оно вырвалось на свободу.

Некоторое время в коридорах стрекотали автоматы дежурных и жужжала охранная турель. Гермозатворы не успели заблокировать путь на поверхность. Оно было слишком быстрым. Пять минут потребовались твари, чтобы уйти в темноту спящего и ничего не подозревающего города. Города, полного несправедливости, алкоголизма и наркомании.

Нойманн поднялся, отряхнулся и вытерся от крови. Он глянул на почти полную пачку сигарет.

Курить, почему-то, не хотелось.