«Всё началось…»
Я уставился на лист бумаги и задумчиво прислонил кончик фломастера к губам, барабаня пальцами свободной руки по столу. Когда это началось? Год назад? Пять? А, может, десять или двадцать? Не помню. Наверное, это из-за лекарств – память упрямо отказывается удерживать хоть какие-то воспоминания. Я даже не помню, как меня зовут, и как я выгляжу – в этом проклятом, богом забытом месте нет ни одного зеркала. Каким-то чудом заполучил фломастер и несколько пожелтевших бумажных листов. Или они достались мне свежими, а пожелтели уже потом? Не помню.
В конце концов, я решаю, что это не так и важно, когда именно всё началось. Куда важнее что, а не когда. По крайней мере, я отчётливо помню, что стояла зима. Или осень? Во всяком случае, в тот день шёл снег. С неба падали громадные хлопья снега, из-за которых уже через дюжину шагов ничего нельзя было разобрать. Нет, всё-таки это был дождь. Сплошная стена дождя. Словом, точно происходил какой-то погодный катаклизм, хотя бьюсь об заклад, прогноз пообещал ясный и солнечный день.
«…с того, что я поехал…»
Куда? Попробуй, вспомни теперь. Впрочем, так ли это важно? Тем более что бумаги у меня совсем немного. Наверное, стоит её экономить и записывать только самое главное. И потом, неизвестно, когда наступит следующий период просветления, когда не затуманенный химией разум вновь сможет выдать хоть несколько связанных фраз. Не исключено, что не скоро, так что следует поспешить.
И фломастер снова торопливо побежал по бумаге.
* * *
Я уже в который раз выругался и ещё сбросил скорость, включив третью передачу и до боли в глазах всматриваясь в сгущавшуюся темноту. Дворники работали на максимальной мощности, но всё равно едва справлялись с летящим в лобовое стекло снегом, моментально превращающимся в воду. Да ещё и фонари как обычно не горели – кто-то в городской администрации наверняка положил лишний рубль к себе в пухлый карман.
А ведь еще вчера утром было почти по-летнему тепло, несмотря на середину октября. Но уже к вечеру осень таки вступила в свои права, по-хозяйски окатив людей и улицы холодным дождём. А упавшая за какие-то часы почти на десять градусов температура за ночь превратила дороги в ледяной каток. Надо ли говорить, сколько аварий было на следующий день, и какой хаос творился повсюду?
Да я бы и сам чёрта с два сел за руль в такую погоду – на работе случилось какое-то чп, а значит нужно ехать и разбираться. Маршрутки туда не ходят, таксисты резко взвинтили цены до небес, да и пропали все куда-то, так что другого выхода не было. Поэтому сейчас, вместо того, чтобы валяться на диване и пялиться в телевизор, я еду сквозь снежную тьму, а всё тело уже ломит от напряжения, пытаясь удержать автомобиль на скользкой дороге.
Впереди, в паре десятков метров показался пешеходный переход, и фары высветили две невысоких человеческих фигуры, одна из которых уже ступила на проезжую часть. Я громко заорал что-то непечатное, сигналя и изо всех сил ударяя по педали тормоза. Это помогло бы на сухой дороге. Но на льду такие действия обернулись полной катастрофой. Машину повернуло, и тонна металла понеслась прямо на пешеходов, в оцепенении замерших на месте.
Сжав зубы, я быстро крутил руль, но заблокированные колёса не дали изменить траекторию, и люди продолжали приближаться.
Прозвучит банально, но…
Время замедлило ход и тянулось, будто сгущённое молоко.
Глухой удар и громкий крик (её или мой?), который я уже никогда не смогу забыть.
Я крепко зажмурил глаза, но было поздно: за мгновение до этого, в сантиметрах от лобового стекла я увидел жуткое, перекошенное в гримасе боли и ужаса сморщенное лицо пожилой женщины – картина, которую словно выжгли у меня на сетчатке.
Машина со стуком перепрыгнула бордюр, проскользила ещё несколько метров и заглохла.
Я сидел, зажмурившись, до боли сжав в руках рулевое колесо. Сердце стучало, как сумасшедшее, голова была горячей и пустой – лишь отдельные слова перекатывались по ней, отскакивая от стенок черепа, будто шарики для пинг-понга. Я. Сбил. Человека.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я рискнул открыть глаза – по ощущениям часы, хотя на самом деле, скорее пара минут. Увы, но ничего не изменилось – вокруг по-прежнему были только снег, холод и тьма.
Я открыл дверь и с трудом вылез из машины – ноги дрожали и едва удерживали меня в вертикальном положении. Ледяной, пронизывающий ветер будто нарочно ждал этого, тут же бросив по порции ледяной крошки мне в лицо и за шиворот.
Женщину отбросило в кусты, в сторону от дороги и теперь она тёмным пятном лежала на синем снегу, с неестественно вывернутыми конечностями, метрах в десяти от меня. Над ней склонилась спутница, тихонько завывая и причитая на незнакомом мне языке. Я, пошатываясь, словно пьяный, на ватных ногах подошёл к ней.
- Извините меня, я не хотел, там был лёд, понимаете, я тормозил, но… - и резко замолчал, вдруг остро осознав, что все слова на всех языках мира уже ничем здесь не помогут. Потому что живые люди просто не способны находиться в такой позе. Потому что лежащая на снегу женщина была мертва.
Вторая женщина замолчала и внезапно повернулась ко мне. Секунду назад её глаза были полны слёз, и вот она уже смотрит на меня с такой нечеловеческой злостью и яростью, что я отшатнулся.
- Дык! – закричала она. - Со ту кира?! Ада мири мами! Мэ тут накамав! Что, гаджо, не понимаешь, да? А что бабушку мою насмерть сбил – это понимаешь?
Я бы всё отдал, чтобы сказать хоть что-то, но любые слова сейчас казались лишними и неуклюжими. А женщина продолжала говорить, перемежая в речи свой родной язык русскими словами и всё больше впадая в раж:
- Розмар те о кхам! Пхагэл тут о дэл, чёртов сын шлюхи! Да будь ты проклят, балычны псилды! Пусть сдохнет каждый, кого ты любишь, дава тукэ миро лаф! - она быстро схватила горсть снега, дунула на неё и бросила мне в лицо. Я отшатнулся, но было поздно – холод обжёг нос и щёки, ледяная волна пробежала по всему телу до самых пальцев ног, проникнув вглубь и пронизав, казалось, каждую клетку. На мгновение исчезли все звуки, и я услышал биение своего сердца и шум тока крови в ушах. Но уже через секунду всё вернулось обратно, оставив после себя ощущение липкого ужаса и ещё чего-то слабо уловимого, но жуткого и непоправимого.
Я попятился, со страхом глядя на цыганку. Под ноги попалась предательская кочка, и я упал спиной в снег, но сразу же поднялся, развернулся и бегом бросился к машине. Где-то на задворках сознания билась мысль, что надо бы вызвать ГИБДД, врачей, ещё бог знает кого, но все мои животные инстинкты изо всех сил вопили: «бежать!» и как можно скорее.
Я сел за руль и повернул ключ, но зажигание не включилось.
- Ну нет, только не сейчас! – видимо, кем-то мои мольбы всё-таки были услышаны, потому что после третьей или четвёртой попытки мотор недовольно заурчал. Я включил передачу и помчал куда-то в темноту – мне было абсолютно наплевать, куда ехать, главное подальше отсюда.
Я петлял по дворам и узким улочкам приблизительно пару дней. А может быть минут двадцать – сгущённое молоко тонкой струйкой стекало на стол. В конце концов, я бросил машину в каком-то глухом дворе и побежал.
Сомневаюсь, что когда-нибудь я смогу вспомнить свой маршрут даже под страхом смертной казни. Но, по крайней мере, те же инстинкты, что до сих пор вели меня, сработали как надо: когда лёгкие стали буквально гореть от недостатка кислорода, а ноги заявили, что с них хватит, я остановился и понял, что нахожусь всего в паре кварталов от своего дома. Такого близкого, тёплого и уютного.
Я доковылял до двери подъезда. Долго обшаривал карманы в поисках ключей – даже мелькнула паническая мысль, что я их выронил, когда упал – но затем всё-таки нашёл их за подкладкой. С трудом, держась за перила, поднялся на свой этаж, кое-как запихал дрожащими руками ключ в скважину, буквально ввалился в квартиру, закрыв дверь на замок, прислонился к стене и сполз на пол, обхватив голову руками. Не знаю, сколько я так просидел, в оцепенении и сколько бы ещё просидел, но внезапно могильную тишину нарушил заунывный напев телефона. На экране высветился номер шефа и сообщение о четырёх пропущенных. Я истерически захихикал, положил телефон на пол и оттолкнул от себя. Аппарат заехал под шкаф, что меня жутко развеселило, и хихиканье перешло в громкий смех, обернувшийся рыданиями. Я всхлипывал и размазывал слёзы по лицу – наступил неизбежный момент осознания. А когда слёзы иссякли – просто подвывал время от времени, схватив себя за волосы и покачиваясь вперёд-назад. От мысли о том, что всё произошло на самом деле, и ничего уже не изменить, меня будто медленно поджаривали изнутри. Впрочем, и это пройдёт.
Наконец я набрался сил и поднялся на ноги. Разулся, скинул куртку и включил свет по всей квартире, а после пошел в ванную и подставил голову под струю воды. Не то чтобы после этого стало намного легче, но, по крайней мере, лезть в петлю или прыгать из окна тянуть слегка перестало. Вместо этого я принялся ходить по своему жилищу из угла в угол, будто тигр в клетке. Хотя нет, неудачное сравнение, тигром я себя уж точно не ощущал. В лучшем случае – побитой и поджавшей хвост дворнягой.
Захотелось напиться до потери сознания, но, как назло, в доме не было ничего, крепче воды из-под крана, а при одной мысли выйти за пределы такой безопасной и светлой квартиры в холодную, враждебную темноту, ноги начинали подрагивать. Фантазия живо нарисовала мне, как по улицам разъезжают патрульные машины в поисках человека с моими приметами. Может быть, даже показали фоторобот в новостях?
Сердце ёкнуло, и я резко подскочил, хватая пульт от телевизора.
Щёлк.
«Новое средство для мытья посуды стало ещё гуще…»
Щёлк.
«А теперь, уважаемые телезрители, вы можете видеть двух самцов павианов в их естественной среде обитания…»
Щёлк.
«…сейчас же на этом месте стоит торговый центр. Впрочем, это уже совсем другая история»
Щёлк. Щёлк. Щёлк.
Я понял, что начинаю понемногу сходить с ума, выключил телевизор и рухнул на диван, глядя в потолок. От слёз и напряжения вдруг стало страшно клонить в сон, но, едва я закрывал глаза, то опять видел лицо старой цыганки перед своим лобовым стеклом, а в ушах стоял её крик.
И всё-таки, постепенно сонливость стала побеждать. Чувствуя, что уже не в силах держать глаза открытыми, я кое-как встал, повсюду выключил свет и, не раздеваясь, рухнул обратно на диван. Через несколько минут этот долгий день оказался для меня закончен.
И, разумеется, во сне она пришла ко мне. Невысокая, сморщенная, с редкими седыми волосами и спиной, которую годы изогнули почти параллельно земле. Лишь глаза выбивались из общего фона – они были ясные и глубокие, тёмно-карие, почти что чёрные. Говорят, глаза – зеркало души, но эти выражали лишь полное равнодушие и холодную, нечеловеческую мудрость, будто их владелец прожил на свете не одну сотню лет и видел такое, что нам, людям и не снилось.
Холодный, липкий ужас гнал меня, заставлял бежать со всех ног, неважно куда, лишь бы подальше от этих кошмарных зерцал. Но вместо этого я едва шевелил ногами, застыв на месте, словно комар в янтаре – воздух вокруг меня сгустился, не давая сделать и шагу.
Внезапно старуха начала таять, истончаться, становясь всё более прозрачной. Лишь глаза наоборот горели всё ярче и ярче. Когда кроме глаз уже ничего больше не осталось, они резко стали расти. Я закричал и...
Очнулся в полной темноте, в своей квартире. Но кошмар на этом не закончился.
В полной тишине лязгнула массивная щеколда, закрывавшая входную дверь, и та отворилась с негромким скрипом. Из тёмного коридора еле слышно донеслись мягкие шаги и шорох, будто что-то волокли по полу.
Пум, шшш. Пум, шшш. Пум, шшш. Пум, шшш.
Всё ближе.
Я попытался открыть глаза, но не смог. Пытался встать, но не пошевелил и пальцем. Пытался закричать, но из горла вырвался едва различимый сип.
Пум, шшш.
Что-то остановилось перед дверью спальни.
А потом дверь начала открываться.
Если бы я мог кричать, то давно разбудил бы весь дом, но тело до сих пор мне не подчинялось. Максимум, чего я смог добиться, это лишь слегка приподнять веки и скосить глаза, самым краем разглядев низкий чёрный силуэт, ползущий по полу.
Господи, иже еси на небеси… как же там дальше было? Да святится имя Твоё, да прибудет Царствие Твоё… Да спаси нас от искушения, да избави нас от лукавого…
К сожалению, больше ничего в памяти не всплыло. Да и не верил я никогда ни в молитву, ни в Бога. Впрочем, и в чёрта тоже не верил. До сегодняшней ночи.
Где-то на задворках сознания билась робкая надежда, что я всё ещё сплю, а это просто ещё один кошмар. До ужаса правдоподобный и крайне реалистичный. И пока нечто неторопливо ползло от двери ко мне, - пум, шшш, пум, шшш - я всё ещё цеплялся за эту мысль, как за спасательный круг. И, даже когда оно вскарабкалось на диван и всей своей тяжестью придавило меня к постели, отчего стало трудно дышать, я упорно орал про себя: «Это сон! СОН! Ну пожалуйста, пусть это будет сон!». И только увидев прямо перед глазами чёрную мохнатую морду с оскаленной пастью с сотней острых клыков, почувствовав смрадное дыхание на лице и капающую слюну, я всё-таки сдался. К счастью, у человеческого сознания тоже есть свои пределы – ощущение паники и дикого ужаса достигло своего апогея, и я провалился в небытие.
* * *
Меня разбудила трель мобильного телефона, доносящаяся откуда-то из прихожей. Из окна прямо в лицо бил яркий солнечный луч. Я зажмурился, прикрывая глаза рукой и сел, тут же об этом горько пожалев – голова закружилась и стала раскалываться от боли. Я крепко обхватил её руками, а спустя несколько секунд в мозгу будто прорвало плотину, передо мной пронеслась картина предыдущего дня, и стало в несколько раз хуже.
Через несколько минут я всё-таки собрался с силами, поднялся с дивана, кое-как доковылял до кухни, придерживаясь одной рукой за стенку, нашарил в домашней аптечке анальгин, закинул в себя сразу две таблетки, запив водой из-под крана, и рухнул на стул, придерживая голову, чтобы не развалилась на маленькие кусочки. Прошло еще минут десять, прежде чем железный бур, ввинчивающийся прямо в затылок, слегка сбавил обороты. Открыв глаза, увидел на полу перед собой своего домашнего питомца – пса, породы дворовый боевой.
- Привет, Макс, - звуки собственного голоса показались мне какими-то грубыми и неестественными, будто на поломанной грампластинке. – Ты где вчера вечером был-то?
Я нагнулся и попытался его погладить, но животное вдруг резко отскочило, оскалилось и зарычало.
- Ты чего это? – не понял я. Пёс был своенравным, но таких перемен в поведении за ним раньше не водилось. И, разумеется, вопрос мой остался без ответа. Вместо этого Максимилиан залаял, развернулся и убежал куда-то вглубь квартиры. Я только растерянно смотрел ему вслед. – Ну ничего, есть захочешь – придёшь…
Опять зазвонил мобильный. Я вздохнул. Хочешь, не хочешь – ответить рано или поздно нужно. Пришлось аккуратно подниматься, ковылять в прихожую, наклоняться (от чего бур в голове снова разогнался) и шарить под шкафом, нашаривая рукой уже почти раскалившийся от звонков телефон. Но, к моему удивлению, звонил не шеф. Я со второй попытки нажал на кнопку ответа.
- Да, привет, Жень, - буркнул я.
- Привет-привет. Ты где вчера вечером потерялся? Шеф рвал и метал, грозился уволить по статье. У тебя всё в порядке?
Я задумался. С одной стороны, что-то во мне внутри сопротивлялось тому, чтобы вот так сразу без прелюдий кому-то обо всём рассказать. С другой стороны, звонил не кто-то, а Евгений, мой самый старинный, проверенный временем друг. Кому, если не ему?
- Алло, ты тут ещё? – напомнила о себе трубка.
- Да куда ж я от тебя денусь… в аварию вчера вечером попал, когда на базу ехал. Сам в порядке, но… кхм… уже не до работы было.
- Ну да, вчера на дорогах та ещё карусель творилась, - согласилась трубка. – Сейчас-то как? Заболел что ли? Голос странный какой-то.
- Да, похоже на то. Вчера простыл, наверное. Голова болит, подташнивает немного. Состояние нестояния, в общем.
- Хочешь, заскочу? «Колёс» каких-нибудь куплю или ещё чего?
Я снова задумался. Если он зайдёт, то однозначно придётся всё рассказать. Но, с другой стороны, одному сидеть в тишине, в четырёх стенах становилось невыносимым.
- Да заскакивай, если заразиться не боишься. Только «колёс» не надо, у меня всё есть. А вот чего горячительного и закуски тащи.
- Что, с самого утра что ли? Времени же ещё и одиннадцати часов нет.
- Ничего, будем считать это борьбой с вирусом.
- А, ну если так только. Ладно, жди, будем бороться.
Закончив звонок, я тупо уставился на паркет в прихожей. Точнее, на две свежие, глубокие царапины на нём. Я моментально вспомнил прошедшую ночь, отчего у меня по коже пробежал холодок, и подкосились ноги – чтобы не упасть, пришлось опереться на шкаф. Через секунду я подскочил к двери, но она была заперта на щеколду. Не успокоившись на этом, я повернул ручку замка и накинул цепочку, но и это помогло слабо. Мой дом больше не казался мне моей крепостью – скорее наоборот, тишина пустой квартиры стала гнетущей, а тени в углах зловещими.
В приступе острой паранойи я обошёл всю квартиру, заглянув во все укромные уголки, до которых мог дотянуться, открыл все шкафы, все ящики и тумбочки, посмотрел под диваном и под кроватью. Не знаю, что именно мне хотелось найти (а может и знал… но признаться себе в этом у меня не хватило духа), но нашёл только испуганно забившегося под стол пса. На этот раз он только тихонько и тоскливо завыл, когда я протянул к нему свою руку.
- Ну и в чём дело? – строго спросил я. – С каких пор такое недоверие? Мы с тобой сколько знакомы, Макс? Ты же мне больше, чем родня, ты ел с ладони у меня.
Когда я всё-таки положил ладонь ему на холку, пёс зарычал и больно схватил меня клыками за руку, грызя и мотая головой, будто пытаясь оторвать. Мне это сильно не понравилось.
- Ах так, да? – я схватил пса за шкирку, вытащил из-под стола и поднял на уровень глаз. Питомец дёргался и брыкался, стараясь дотянуться до меня лапами. Я хорошенько его встряхнул, и несколько раз щёлкнул по носу свободной рукой, в которую Макс тут же попытался вцепиться. Это стал последней каплей, которая окончательно вывела меня из себя. Сознание будто заволокло густым туманом, а затем я просто перестал себя контролировать. Словно со стороны я наблюдал, как хватаю своего любимца за шею, как давлю и трясу изо всех сил, будто пытаюсь оторвать ему голову, как ору: «Ты этого хотел, этого, да?! Ну так получай!». Как несчастное животное едва хрипит, уже почти не шевелясь, лишь слегка подёргивая лапами, как я размахиваюсь и бросаю своего пса о стену и как равнодушно смотрю за тем, как маленькое тельце медленно сползает на пол.
- Макс? – неуверенно позвал я. – Нет-нет-нет, погоди, Макс, я ведь… ты ведь…
Я бросился к своему питомцу, вновь остро переживая ощущение чего-то горького и непоправимого.
- Макс… - шептал я, нежно обнимая его и гладя жёсткую шерсть. Из глаз сами собой покатились слёзы, и я бессильно упал на пол рядом со своим мёртвым питомцем. В голове крутился только один вопрос: «Как? Как это могло случиться?»
- Прости меня, Макс…
Наверное, у человека есть какой-то предел моральных страданий, которые он может вынести. Или предохранительный клапан в мозгах, который срабатывает, когда желание броситься из окна становится непреодолимым. Во всяком случае, через какое-то время, я поймал себя на мысли, что горечь начинает ослабевать. Будто я смотрел фильм и вдруг ушёл в другую комнату – звуки всё ещё доносятся до меня, но уже нечётко, а отдельные слова и вовсе почти неразличимы.
Я медленно поднялся, подошёл к окну, приоткрыл его и дрожащими руками прикурил сигарету, затянувшись так, что кончик стал ярко-алым. Выпустил дым на улицу и прижался лбом к холодному стеклу, закрыв глаза. Я держал маленького никотинового монстра в пальцах, пытаясь оттянуть момент, когда погаснет огонёк. Потому что сейчас всё было просто и понятно: вот я, а вот сигарета. Но когда она закончится – нужно будет жить дальше. Как? Не знаю. Уж точно не так, как раньше.
Меня спас звонок домофона. Я затушил окурок, выбросил его на улицу и пошёл открывать. Потом чертыхнулся, и вернулся к мёртвой собаке. Не самая подходящая деталь интерьера при встрече гостей. Такого даже Женька может не понять. Да что уж там, я и сам до сих пор не понимаю. Конечно, пса нужно будет похоронить, но чуть позже, а сейчас – спрятать.
Я лихорадочно заметался по квартире и, в конечном итоге, не придумал ничего лучше, чем сложить труп в несколько пакетов, обмотать скотчем и вынести на балкон. Затем сполоснул руки и только после этого открыл дверь.
- Ты тут… фух… дрыхнешь что ли? – тяжело дыша после подъёма, проворчал Женька, входя в квартиру и протягивая мне пакет из магазина. – На вот, распорядись.
Я кивнул, и, пока мой товарищ раздевался и разувался, по-скорому накрыл небольшой столик в зале, разлив коньяк по бокалам, порезав яблоко, апельсин и поломав на дольки шоколадку. Подумав, включил телевизор, чтобы он тихонько бормотал на фоне. Вошёл мой гость, мы чокнулись и молча выпили. Я сразу же налил по второй.
- Ну как ты, в целом? – поинтересовался мой друг, хрустя яблоком. – Доктор сказал – в морг?
- Не дождёшься, - буркнул я. – Пациент скорее жив, чем мёртв.
- А, ну, дай бог. А что машина? Сильно разбил? Кстати, во дворе не увидел её, уже успел в ремонт отдать?
Я задумался, с трудом припоминая вчерашние события. Казалось, с тех пор прошли недели, хотя на самом деле – всего несколько часов.
- Что, уже забыл, куда подевал? – хмыкнул Женька. – Действительно, подумаешь, машина, ерунда какая. Мы с тобой сколько лет уже знакомы?
- Вроде лет десять, - осторожно сказал я, немного удивляясь такой резкой перемене темы. – А это ты сейчас к чему?
- К тому, что я тебя неплохо так знаю. Так что давай ещё по одной, а потом рассказывай, что там у тебя на самом деле стряслось.
Я тяжело вздохнул – знал ведь, что к тому всё придёт – поднёс бокал к губам и, прежде чем залпом выпить содержимое, скороговоркой произнёс:
- Я человека сбил.
Женька поперхнулся, поставил ёмкость на стол и долго-долго откашливался, после чего сиплым голосом переспросил:
- Ты что сделал?
Чувствуя, будто с головой бросаюсь в глубокий омут, я рассказал. По крайней мере, честно попытался. Надо отдать моему другу должное – он внимательно меня выслушал, ни разу не перебив, хотя временами на его лице мелькала тень скепсиса. Не могу его за это винить, рассказ и правда вышел фантастический. Но ведь это всё было на самом деле, чёрт побери! На моих собственных глазах!
- Ну дела-дела-дела, кошка мышку родила… - пробормотал Женька, когда повествование закончилось. Правда всего я ему так и не рассказал – например, о том, что наведалось ко мне ночью (тем более, этот эпизод я и сам вспоминал довольно смутно, если бы не следы на паркете, то и вовсе решил бы, что это мне приснилось). Или о том, что случилось с Максом – об этом просто не смог. – Ты сейчас очень серьёзно испытываешь нашу дружбу на прочность. Я, конечно, тебя закладывать не побегу и даже, по возможности, поддержу, но… ты сам-то понимаешь, что натворил? Ты можешь чётко и внятно объяснить, какого чёрта ты оттуда свалил? Без вот этого вот: «цыганка», «проклятие»? Слушать тошно!
- Тебя там не было, - угрюмо буркнул я, глядя в пол.
- К твоему сожалению! – фыркнул он и немного помолчал. – Если честно – даже не знаю, что вообще тебе посоветовать. Машину-то твою найдут и скоро, ну а уж пробить фио и адрес хозяина – то бишь тебя… В бега бросаться бесполезно, тут тебе не кино, не шпионский роман. Опыта у тебя нет, денег особых тоже, паспорт липовый в магазине не купишь, не в лес же с палаткой, зима на носу.
Я в третий раз разлил по рюмкам коньяк, мы выпили, и повисла гнетущая тишина, нарушаемая только монотонным бормотанием телевизора.
- А где собака-то твоя? Макс? – вдруг неожиданно спросил Женька. - Раньше всегда сразу же с порога встречал, прыгал, лаял, а сейчас тишина. Ты и его своей депрессией заразил что ли, так, что он куда-то в угол забился и носа не кажет?
Словно в старой-старой песне. Что я мог сказать в ответ? Вот билет на балет, на трамвай билета нет.
Ты знаешь, что делать - шепнул голос внутри меня. Он не успокоится, он будет спрашивать. А ты никогда не умел врать. Кстати, это ведь Женька Макса тебе подарил, помнишь?
Ну и к чему ты это?
Да ты и сам уже понял, ты умный.
Хватит нести чушь. Не спорю, Женька всегда обожал Макса. Но он был псом, за такое людей не убивают.
Вы, люди, убиваете и за меньшее. За косой взгляд, не вовремя брошенное слово. Ты это знаешь не хуже меня.
- Что случилось с Максом? – Женька уже почти кричит. – Что ты с ним сделал?
У тебя секунд тридцать. Или ты или тебя. Поверь, котёл уже кипит, и крышку вот-вот сорвёт. А я едва начал привыкать к этому тщедушному телу.
ЧТО?!
Я вскочил, едва не опрокинув столик, и принялся с ужасом разглядывать и ощупывать себя. Никаких изменений не обнаружил, но облегчения это не принесло. Голос ехидно молчал.
- Ты вчера в аварии головой не ударялся? – нахмурившись, спросил другой мой собеседник. – Голова не болит? Может тебя в больницу свозить? Чёрт возьми, да не молчи ты, поговори уже со мной, а?
- В больницу, да, - задумчиво проговорил я.
Что скажешь? Может, вырежут тебя из меня? Пускай потом опыты на тебе ставят.
А поехали! Так и скажешь врачам, мол, помогите, слышу голос в голове. Они тебя спросят: ну и что же он говорит? А ты им ответишь: заставляет убить лучшего друга, чтобы тот не узнал, что я убил своего пса. Угадай, на ком из нас после этого будут опыты ставить?
Я не заметил, как встал и подошёл ко мне Женька. Но когда он отодвинул в сторону столик, схватил меня за грудки, поднял на ноги и слегка встряхнул, этого я проигнорировать уже не мог. Неужели голос был прав? Или ты или тебя?
Голову вновь заволокло туманом, и я снова, как и тогда, с Максом, видел себя как будто со стороны. Человек с моей внешностью и в моей одежде, который, по-видимому и был я, ткнул Женьку пальцами в глаза, затем схватил со стола полупустую (кажется я пессимист) бутылку с коньяком и с размаху ударил его в висок. Раздался громкий хруст и мой лучший друг рухнул на пол как подкошенный.
Ну вот и молодец. Теперь мы с тобой будем жить долго и счаст… кхм, пожалуй, просто долго. Но перед этим ещё кое-что. Последний штрих, так сказать.
Я перешагнул через тело Женьки, подошёл к книжной полке и встал перед фотографией. На ней были двое. Мужчина лет тридцати, с острым носом, высоким лбом и наметившейся залысиной, обнимал молодую девушку с копной густых светлых волос. Они стояли на берегу моря, на закате, смеялись и были счастливы.
Не надо.
Мне жаль.
Врёшь.
Вру, конечно, ничего мне не жаль. Но ты слышал её. Каждый, кого ты любишь… ну и далее по тексту, непереводимый итальянский фольклор.
Я (или уже правильнее будет говорить он?) взял телефон и нашёл нужный номер в телефонной книжке. Нажал на клавишу «вызов» и услышал длинные гудки. Нет, пожалуйста, не бери трубку! Выключи телефон, вытащи батарею, сломай сим-карту!
- Алло, - раздался мелодичный голосок. – Солнце, это ты?
- Привет, Кать. Не занята?
- Нуу, кажется не особо. А что? У тебя что-то случилось?
- Да, наверное можно и так сказать. Вчера вечером шеф на работу вызвал. Я поехал и по дороге попал в аварию. Сам в порядке, только машину разбил, правда приболел немного. В целом – ничего серьёзного, жить буду, но если ты не занята… словом, небольшая поддержка мне бы сейчас не помешала.
- Ты хочешь, чтобы я приехала?
Нет! Не вздумай!
- Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть. Но вот сейчас был бы рад вдвойне.
- Конечно, дорогой, раз так – жди, через полчасика буду у тебя.
- Только едь аккуратно.
- Хорошо, - согласилась она. – Люблю тебя.
Я медленно сел в кресло и аккуратно вылил в бокал то, что осталось в бутылке. Выпил, поставил на стол, потом так же медленно подошёл к окну и открыл его.
Правда думаешь, что я дам тебе выпрыгнуть? У меня на тебя другие планы. Потерпи, совсем немного осталось. Хотя странно, что всего двое и собака. Выходит, больше ты никого не любишь?
Что мне сделать, чтобы ты оставил её в покое?
Ничего. От тебя уже ничего не зависит. Смирись.
Я прошёл в ванную, заткнул пробкой сливное отверстие, открыл кран на полную и присел на бортик. Дождался, когда две трети заполнится водой, закрыл её и вернулся в гостиную. Сел в кресло и закрыл глаза.
Звонок раздался минут через пятнадцать. Я всё еще пытался сопротивляться, но тело окончательно перестало мне подчиняться. Оно встало и отправилось открывать двери.
Катя, улыбаясь, вошла в прихожую, приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щёку, протягивая пакет с гостинцами.
- Привет. Ну как ты себя чувствуешь?
Я бросил пакет в угол, схватил её за волосы и несколько раз ударил лицом об косяк. Затем потащил кричащую и сопротивляющуюся девушку в ванную и опустил голову в воду. Она била руками по воде и стенкам ванны, пытаясь вырваться, но постепенно слабела и через минуту затихла совсем. На всякий случай, подержав ещё немного, отпустил, и тело соскользнуло на пол с глухим стуком.
Проходя мимо зеркала, я краем глаза увидел отражение и отпрыгнул: мне показалось, что на меня глядела чёрная оскаленная мохнатая морда. Но через секунду иллюзия рассеялась, и из зеркала вновь растерянно смотрело моё собственное бледное лицо с красными опухшими глазами.
