Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 (начало) Глава 6 (продолжение) Глава 7 (начало) Глава 7 (продолжение) Глава 8 Глава 9
Я вслед за Олей вошёл в дом. Пришлось блуждать среди развалин, но это путешествие после вчерашнего было лёгкой прогулкой: моя спутница провела меня там, где можно было идти сквозь стены. Мы за минуту поднялись на третий этаж, прошли сквозь несколько квартир (целой мебели нет, всё перевёрнуто, кругом снег) и вышли к комнате, где меня ждал первый сюрприз.
Впрочем, вру – первый сюрприз ждал меня ещё у порога.
Из снега, пробиваясь между отколовшимися от стен осколками кафеля, торчал тонкий стебель, а на нём, покачиваясь на ветру (сквозняк был жуткий – всюду ведь разбитые окна), алел раскрывшийся бутон. Цветок я узнал сразу.
Узнал – и замер.
Это был мак.
Оля на него кивнула:
- Ты в курсе, что он символ смерти и возрождения? И что некоторые считают его цветком ангелов?
- Да… - прошептал я.
Когда-то мы – обитатели Общаги – задались вопросом, почему Арка увита маками. Естественно, полезли в Сеть (спасибо Ангелу за наше цифровое посмертье). И отыскали про маки кое-что интересное.
- Цветок-загадка, - сказал я. – У многих народов он связан со смертью и сном. И ещё есть поверье, что маки выросли из крови Христа, когда его распяли.
- В Википедию заглядывал? – хмыкнула Оля. – Хотя может, и выросли – кто их знает…
Она обошла цветок, и рядом с тем местом, где она раньше стояла, я увидел кастрюлю – совсем ржавую, доверху набитую снегом. Из снега торчала настольная ёлка с блестевшей на ветках мишурой.
«Не хватает игрушек, - подумалось мне. – И мандаринов…»
- Я её в одной из квартир нашла, - Оля поймала мой взгляд. – Выглядит так себе, но я к ней привыкла – всё-таки в пятый раз украшаю…
Я содрогнулся: в пятый раз…
Пятый год подряд…
Господи, она что, всё это время «жила» тут одна?!
- У нас тоже есть маки, - зачем-то сказал я. – Рядом с Общагой. Так мы называем то место, где застряли.
- И много вас там? – Оля явно напряглась.
Но слову «мы» не удивилась – я почему-то это понял. Она знала, что застряла в нашем городе не одна.
- Немного, - сказал я, – всего восемь.
- Восемь?!
- Но они все хорошие – в смысле, мои соседи, - уловив в глазах Оли нарастающий страх, я быстро добавил: – Возможно, кто-то из них показался бы тебе странным, но я уверен, вы бы поладили: может, не сразу, но со вре…
- Ты их сюда не приведёшь, - перебила вдруг Оля и отступила на шаг. – Пообещай мне.
- Ладно… - я растерялся. – Я и не думал никого приводить. Если только ты сама не позволишь…
- Я не позволю.
- Ладно, я понял.
Оля чуть успокоилась. Кивнула на обшарпанную дверь в небольшом арочном проёме. По размерам он был как общагская Арка.
- Вот моя ниша. Заходи.
- Чего?.. Какая ещё ниша?..
- Заходи, - повторила она и вошла первой.
Я пересёк порог – и увидел второй «сюрприз».
- Постарайся не наступать смартфоны, - сказала Оля.
Вконец обомлев, я осматривался.
Комната была просторной и вряд ли являлась частью дома: как и Общага, она находилась в Нигде. Её стены, пол и потолок были… «телефонными»! И это не оговорка, потому что телефоны (от кнопочных – эпохи царствования «Nokia» – до современных смартфонов) покрывали почти каждый сантиметр пола, были приклеены к полуразрушенным стенам и даже к потолку! Хватало тут и планшетов… Даже источником освещения служили смартфоны, светившие дисплеями с потолка.
А в центре комнаты стояла кровать: белый остров посреди телефонного царства. Узкий участок пола – ведущая к кровати «тропинка» – вряд ли мог считаться свободным, поскольку прошёл бы по нему лишь канатоходец.
Но Оля прошла.
- Садись, - она села на кровать.
- Ку… куда?!
Вопрос её явно удивил:
- Как куда? Рядом со мной.
- И ты думаешь, я тут пройду?
- Ладно, - сжалилась Оля, - можешь шагать по телефонам. Если раздавишь, Ангел сделает новые.
Я в прямом смысле остолбенел.
Потом всё-таки пошёл, пытаясь сформулировать свой вопрос – точнее, выбрать один из сотни вопросов, вертевшихся на языке.
- Так ты тоже застряла из-за Ангела? – осторожно спросил я. – И у вас с ним Контракт?
- Хватит болтать – садись уже.
Я велел себе успокоиться. Я всё узнаю – непременно узнаю… Нужно лишь потерпеть.
Мысленно досчитав до трёх, я дошёл до её кровати и сел.
Пошлых мыслей у меня не было, но всё-таки ситуация не могла не напрягать: я – парень, она – девочка, и мы сидим на кровати. И между нами три года разницы (я-то погиб в шестнадцать, а она – в тринадцать). Хорошо, что я мёртвый, а то б назвали педофилом…
- Удобная ниша, - сказала Оля. – Телефоны не надо заряжать.
- Да что за ниша-то?
- Они тут сами заряжаются. Всегда.
Я мысленно вздохнул: она явно разучилась общаться. Ладно, зайдём с другого конца.
Окинув взглядом гаджеты, я спросил:
- Зачем тебе их столько?
Оля вскинула голову, взглянула на меня из-под чёрных волос. Кивнула и сказала:
- Смотри.
И мне стало ясно, что сюрпризы ещё не закончились.
Почти все дисплеи замерцали, заставив меня зажмуриться. Комната будто ожила, облачившись в иллюминацию. К счастью, Оля не включила рингтоны, а то мне пришлось бы ещё и уши заткнуть.
Вокруг заплясали знакомые цифры, но я сразу смекнул, что сигналы идут не из смартфонов, а откуда-то извне… А все эти смартфоны-планшеты – просто связующее звено.
- Не понимаю… - прошептал я.
И тут до меня дошло: Оля каким-то образом ловит эсэмэски живых… а ещё всё, что они пишут в интернете: комментарии, имейлы, отзывы на фильмы… всё!..
И не просто ловит, а «изобличает» эмоции… Чувства, испытываемые теми, кто это писал!
«Милый скоро буду люблю ♥»
(привязанность… радость… нетерпение…)
«Вчера было супер повторим?»
(сладострастие… надежда…)
«опазд. Разогрей сам. И не торч в комп погуляй!»
(любовь… раздражение…)
Я ощутил всё это разом и с трудом абстрагировался от цифр. Такое со мной было впервые. И не могу сказать, что мне это понравилось.
- Но зачем? – я глянул на странную обитательницу этого места. – Зачем тебе это?
- Это моя пища, - сказала Оля.
- Чего?.. – похоже, сегодня я с этим словом сроднюсь. – В каком смысле – пища?..
- В прямом. Вот, погляди.
Оля легла (мне пришлось сдвинуться), закрыла глаза, замерла. Я увидел хоровод цифр над её бледным лицом. Бегло «прочёл» их.
А вот это уже не эсэмэски…
«…как пробуждение! Невинность на фоне грязи, праздник чувств и ужас войны. Блестяще!»
Ясно – отзыв на какой-то фильм.
«…тронет любого зрителя. Зрелищный и интересный во все времена! Надеюсь, мою душу однажды увезёт идущий по воде поезд»
Опять отзыв – даже знаю, на что: «Унесённые призраками» Миядзаки. И правда, шедевр.
Автор отзыва явно думал так же – он испытывал восторг, когда писал это. И Олины щёки розовели, словно чужой восторг каким-то образом придал ей сил. Над ней скользнула золотистая дымка, а после расплылась вокруг… Впрочем, мне могло и почудиться.
Оля зашевелилась и открыла глаза:
- Теперь понятно?
- Кажется, да… И ты этим… питаешься?
- Только сладостями.
- Это как?..
- Последние два отзыва – сладости. А горечь…
Я и сам сообразил, о какой «горечи» речь. Но Оля всё же привела пример; цифры над нами потемнели, изменив заключённый в них смысл:
«Пипец ты долбанутый! Какого хера это в трендах? Родители что ли проталкнули? Убирите эту малолетку с ютьюба!!!!»
«Аутист кончиный… Всем велкам в дегратьюб»
«Хорош засарять тренды калом! Иди в официантки тупая деффка!!!»
От комментариев (а это были «коменты» к видеороликам) веяло холодом – и не нужно было быть призраком, чтобы понять настроение их авторов: зависть, злоба, недовольство своей жизнью… Желание на ком-нибудь отыграться (я добавил бы и избыток свободного времени – хоть и не мог это почувствовать. Но чтобы тратить время на обливание кого-то грязью, его должно быть много).
Потом опять были эсэмэски – «подкреплённые» не только эмоциями, но и обрывками мыслей:
«Стою в пробке совещайтесь без меня»
(стыд… надежда, что в это поверят… Потому что никакой пробки нет)
«Мам я у Вити. Приду попозже»
(Опять враньё… А из эмоций – всё тот же стыд и страх)
- Хватит, я понял… - вскинув ладони, я отстранился от цифр. – Убери их, хорошо?
Оля не шелохнулась, но цифры исчезли. Я облегчённо вздохнул.
- И ты без этого не можешь? – тихо спросил я.
- Не-а, - она мотнула головой и вновь села, опустив ноги на пол. – Раньше могла. Но тут скучно… очень скучно. Мне это помогает.
Я сглотнул; здесь ведь не Общага, где сложно стать по-настоящему одиноким. Там нам хватает тех эмоций, что мы друг другу даём. Каждый из моих соседей в каком-то смысле мешает остальным окончательно стать призраком… Ненужной тенью в обходящемся без нас мире.
А у Оли есть лишь эмоции незнакомцев. Только они напоминают ей о том, каково это – быть живой.
- Тут всё настоящее, - она обвела рукой вокруг себя. – Даже весь этот дом… Понимаешь?
- Нет… - прошептал я.
- Живые строят дома, а потом прячут грязь под ковром, плитами пола и натяжными потолками. И другую свою грязь они тоже прячут – всю жизнь… А тут, - Оля огляделась, - сразу видно, что внутри.
Я молчал.
Почему-то мне вспомнилась песня Земфиры – «Webgirl». Вот она – девочка, живущая в Сети. Прямо передо мной.
- Это ведь здорово, - сказала Оля, – уметь видеть, что внутри. А то бывает, что любишь – и не знаешь, кого.
Она глядела на меня с грустной иронией. Но я мог лишь гадать, что стоит за этим взглядом и её откровением: «…бывает, что любишь – и не знаешь, кого»…
- Послушай, - я нервно кашлянул, - когда-то я назвал тебя Костля…
- Не извиняйся, - перебила она – и загадочно добавила: – Ещё рано.
И вновь легла, будто погружаясь в свой мир.
- Почему рано? – спросил я.
- Вечером, - глаза её уже были закрыты. – Хочу, чтобы ты пришёл вечером. А сейчас уходи.
Я вдруг осознал, что её радует моё замешательство. Она выглядела беззащитной, но притом откровенно со мной играла.
Во мне вспыхнул протест:
- А если я не приду?
- Тогда ты ничего не узнаешь – ни про Ангела, ни про младенца… ни про телевизор, который был в твоей комнате.
Я вздрогнул в который раз за сегодня. С моих губ чуть не сорвалось: «Откуда ты о нём знаешь?! Как всё это, чёрт тебя подери, может быть связано?!»
Но я знал: она не скажет.
Сейчас – не скажет.
А давить без толку. Испугавшись, она исчезнет – как исчезла вчера.
Значит, хочу я или нет, мне придётся участвовать в её странной игре. Отыграть роль слепца, изнурённого жаждой; слепца ведут к ручью, но тропу он не видит – и вместо ручья его может ждать топь.
- Во сколько мне прийти? – спросил я.
- Ха – какой деловой!.. Приходи в десять. Но не сюда… Приходи к Нижним решёткам.
Конечно, я знал, где это – как и каждый пскович. Нижние решётки – место слияния двух рек, Псковы и Великой. Там стоят башни Псковской крепости: Высокая (она же Воскресенская) и Плоская.
- Хорошо, - сказал я. – В десять у Нижних решёток. Я приду.
Покинув подъезд, я побрёл через двор.
Мои мысли были сбивчивы: подобно спятившим планетам, они плясали вокруг новой звезды – Оли… Вокруг светила, проникнутого и светом, и тьмой.
Вокруг Webgirl.
Так я её про себя и назвал: Webgirl.
Что она знает об Ангеле?
Что ей известно о младенце, чей плач звучал перед убийствами?
Что вообще может означать вся эта чехарда?!
Пройдя сквозь забор, я размышлял над всем этим, пока не увидел Кошатницу: та сворачивала за угол, словно боясь быть замеченной.
- Настя!.. – крикнул я – и лишь после сообразил, что назвал её по имени.
Остановившись, она замерла. В её позе была скованность; она напомнила мне ребёнка, робеющего у двери дантиста. Это выглядело странно, как и само её появление.
- Ты-то здесь откуда? – я уже подошёл к ней. – Ты что, пошла за мной?
- Нет… не за тобой, - Кошатница наконец развернулась. – Но я знала, где ты будешь, и пошла сюда же, потому что… Потому что нам надо поговорить.
Её пальцы мяли джемпер, рукава которого были натянуты на ладони. И она явно избегала моего взгляда.
- Я сначала хотела подойти к тебе в Общаге, - призналась Кошатница, - но всё никак не решалась. Поэтому пришла сюда и ждала тебя во дворе. А после подумала, что ты не пришёл, вот и решила вернуться…
- Ясно… - проронил я, хотя на ясность её ответ не тянул – скорее, он был сумбурным. Но тут мне и правда стало ясно: – Ты здесь из-за вчерашнего? Из-за того, что я увидел в твоих мыслях?
Кошатница молчала, но я понял, что попал в точку: мне стало известно о её суициде – и это ей не давало покоя.
- Ясно… - с неловкостью повторил я. – Ты не бойся, я никому ничего не скажу.
- Правда? – сконфузилась Кошатница.
- Честное привиденческое.
Она почти улыбнулась; именно «почти», потому что это не было полноценной улыбкой – Кошатница вообще улыбается редко. Но её губы чуть дрогнули, а в глазах зажглась теплота.
Во мне словно что-то затрепетало.
- И с вопросами не полезу, - добавил я. – Если подумать, то мне их и нельзя задавать – ведь Контракт запрещает нам обсуждать свою смерть.
- Пока не встанут Часы, - тихо сказала Кошатница.
- Пока не встанут Часы, - зачем-то подтвердил я. – Но если они однажды встанут и ты захочешь кому-нибудь обо всём рассказать, то я всегда тебя выслушаю. А пока просто забудь, что я что-то видел.
Кошатница благодарно кивнула:
- Спасибо…
Ещё несколько мгновений она мяла свой джемпер. В этом угадывалась беззащитность. Никогда бы не подумал, что увижу Кошатницу такой…
В конце концов она призналась:
- Я рада, что всё-таки решилась на разговор: глупо было делать вид, что ничего не случилось.
Настал мой черёд кивать. Странная у нас получалась беседа…
- Слушай, - у меня вдруг возникла идея, - я тут хотел сходить к сестре, она сегодня в кафе работает. Хочешь, вместе пойдём? Заодно расскажу, что я узнал от той девочки.
- От призрака? – уточнила Кошатница, словно я мог беседовать с живыми девочками. Потом вдруг прищурилась: – Ты меня что, на свидание зовёшь?
- Разве могут привидения ходить на свидания? – попытался я отшутиться. – Давай просто сходим на праздник.
- А при чём тут праздник? – удивилась Кошатница.
- Вика – аниматор, - сказал я. – Раз её зовут в кафе, значит, там какой-то праздник.
Кошатница колебалась.
- Наверное, будет полно детей, - проронил я. – Смех, веселье, мультяшные персонажи…
- Ещё про героев аниме скажи, - она поморщилась. – Дешёвый приём.
Однако я не сдавался:
- И идти недалеко – всего минут десять…
Кошатница вздохнула. В ней словно боролись две персоны: одна – та, что с «шипами» (угрюмость, замкнутость, излишняя скрытность), и другая, с которой, я едва был знаком. Ещё вчера победила бы первая. Но наш поход в сгоревший дом что-то изменил – даже не потому, что я узнал её тайну; если честно, я и сам не понимал, в чём причина. Она – по-прежнему загадка, я – по-прежнему простак, и вообще, всё вроде по-прежнему… Но, как сказали бы в новостях, двусторонние отношения потеплели.
- Ладно, - сдалась Кошатница, - кафе так кафе. Мне всё равно заняться нечем.
И мы с ней пошли в кафе. Кстати, сознаюсь: на самом деле я к Вике в тот день не собирался. Но Кошатнице об этом лучше не знать.
***
Скажу вам по секрету: маленькие дети – это не только цветы жизни. Это ещё и стихийное бедствие. Особенно когда их много.
Сию тайну я постиг в декабре, когда Вика устроилась на работу. Труд аниматора я прежде не ценил: шутишь, веселишься, на халяву жрёшь сладости на чужих днях рожденья, а тебе ещё и платят! Короче, работёнка мечты.
Но, блин, как же я ошибался…
Аниматор на детских праздниках – это даже не белка в колесе; это мишка на велике, подгоняемый дрессировщиком. И таких «дрессировщиков» у аниматора трое, пятеро, а то и десяток! Ростом они невелики (зачастую меньше метра), говорить толком не могут, но капризами и гвалтом возмутят даже мёртвых – включая меня.
Сегодня «дрессировщиков» было девять.
Зал детского кафе в торговом центре был украшен воздушными шарами, надувными игрушками и пёстрыми бумажными лентами. На полу блестели кружочки конфетти, вылетевшего из пневмохлопушек (мы с Кошатницей это видели: конфетти попалось качественное и падало медленно, к шумным восторгам детворы), а большая кукла Барби делила стол с Бэтменом. Видимо, Барби предназначалась для девочек, а Бэтмен – для мальчиков.
Вика тоже походила на куклу: в смешном жёлтом костюме она пускала мыльные пузыри.
- Добро пожаловать в детство, - сказал я.
Кошатница озиралась. Ей тут определённо понравилось.
- Это твоя сестра? – она кивнула на Вику.
- Да, мы с ней близнецы. Разнояйцевые.
- Странно – вы совсем не похожи… Она красивая….
Я от такой прямоты опешил. Кошатница великодушно добавила:
- Ты тоже красивый. По-своему.
- Ну спасибо…- буркнул я.
Мы встали у окна, чтобы никто сквозь нас не прошёл. В центре зала галдела прыгающая вокруг Вики малышня, чуть поодаль, за сдвинутыми столами, сидели родители. Все были в треугольных колпаках – видимо, кто-то праздновал день рожденья.
- Надо же, - оценила Кошатница, - дети от неё не отходят.
- Погоди, ты ещё игр не видела, - сказал я. – Эстафета «Сороконожка», «Охота на зайцев», «Пираты»…
- «Фруктовые гонки», - вставила Кошатница.
Я удивился:
- Откуда ты знаешь?
- Ну… - она вроде бы смутилась. – Когда-то я хотела устроиться вожатой в лагерь, вот и искала в интернете, чем занять младшие отряды.
И опять я удивился её словам:
- Так ты же по возрасту не подходишь… в смысле, не подходила. Тебе же в день смерти было семнадцать, а в вожатые совершеннолетних берут…
- Ну мало ли… - неопределённо ответила Кошатница. – Может, меня бы взяли помощницей вожатого? Такое бывает. А мне это было нужно.
Пояснять она ничего не стала, а лезть к ней с вопросами я постеснялся.
Тем временем началась «Сороконожка». Три группы малышей, по трое в каждой, встали гуськом. Между спиной впередистоящего и тем, кто находился сзади, был зажат мячик (Вика объяснила, что руками его касаться нельзя) – и таким вот макаром им надо было пройти метров семь, обогнуть стул и вернуться. Команды, разбившие строй, проиграют. А если его сохранят две команды из трёх, победит та, что придёт первой.
- Ну и что ты от неё узнал? – спросила Кошатница.
Я сразу понял, о ком речь.
- От той девочки? Можно считать, что ничего.
- Ни про убийства, ни про Ангела?
Вместо ответа я описал встречу с Олей.
- Значит, она и про телевизор знает… - пробормотала Кошатница. – Может, увидела его в твоих мыслях?
Я бессильно покачал головой. Наверное, среди общагских это был самый частый жест: он выражал всё, что творилось с нами два года.
- Почему она ждала меня? – проронил я, наблюдая за праздником. – Ведь она будто знала, что я к ней приду…
- Вы с ней точно не общались при жизни? – спросила Кошатница.
- Шутишь? – буркнул я. – Не считая того раза, когда она протянула мне платок, мы и словом не обмолвились.
Раздались радостные визги: первая группа малышей обогнула стул, не разбив строй. Один мальчуган зачем-то потопал в нашу сторону, и мы с Кошатницей отошли: не стоит им сквозь нас ходить.
- А ведь странно, - мрачно заметила Кошатница, - что мы не видели её раньше. За два года облазили весь город, но в тот дом не зашли. Хотя я о нём знала… Даже читала в интернете, что его хотят снести.
- Потому и не снесли, - сказал я с усмешкой, - что одному призраку эта идея не понравилась.
Уверен, Кошатница меня поняла: Оля могла помешать сносу, «вторгнувшись» в мысли какого-нибудь чиновника. Ей по силам такое, что нам и не снилось… Взять хотя бы умение исчезать!..
- И ты снова с ней встретишься? – спросила Кошатница.
Я удивился: вопрос прозвучал так, словно она за меня боялась.
- Не ходи к ней, - её тон вдруг стал резким. – Она с тобой играет как со щенком. Бросила палку, и ты готов побежать.
- А утром ты так не считала, - удивился я. – Когда я спорил в Общаге с остальными, ты была на моей стороне.
- То было утром. Вчера она показалась мне беспомощной, но после всего, что ты сказал, я думаю иначе, - Кошатница посмотрела мне в глаза. – Она не беспомощна – она опасна. Не ходи к ней.
Опять раздались визги и смех: вторая команда, обходя стул, разбила строй, и мяч покатился по полу. Но Вика всё равно поощрит всех призами – полагаю, конфетами. Она так делает всегда.
- Если не пойду, то ничего не узнаю, - сказал я. – Да и что со мной будет? Я призрак, она призрак… Не запугаем же мы друг друга до второй смерти?
Кошатница отвернулась, не оценив шутку. Впрочем, и мне было не смешно.
Спор наш прервался весьма странно: за дверью кто-то громко заматерился. Детвора не умолкла (видно, все тут были из хороших семей, где при детях не ругаются матом), но Вика с тревогой поглядела на дверь.
- Что там ещё за чертовщина? – вырвалось у Кошатницы.
Родители за столами прервали беседу. Как назло, тут не было пап – одни мамы… И ни одного крепкого мужика.
- Какого хера!.. – прокричали снаружи. – Я всю вашу грёбаную шарашку разъ…
Прозвучала тирада, достойная группы «Ленинград». Мы с Кошатницей переглянулись и, не сговариваясь, прошли сквозь стену.
У спускавшейся в торговый зал лестницы (кафе было на втором этаже) стоял пьяный мужик. Перед ним застыл охранник, выставив руки и не пуская его дальше – но раскрасневшийся дебошир чихать на это хотел:
- Убрал лапы! – он отпихнул охранника к стенке и взмахнул какой-то корочкой. – Ты меня сука ещё не знаешь! Один мой звонок – и ляжешь на нары… А когда выйдешь, будешь стеречь в сортире дерьмо!
Охранник присмотрелся к ксиве, секунду подумал… и смиренно отошёл. О детях в кафе он и не вспомнил (или предпочёл о них забыть). Мне захотелось сквозь него пройти; такому бы не детей охранять, а картошку…
Покупатели снизу глазели на шоу и ускоряли шаг. Какая-то женщина требовала вызвать полицию, но сама её вызывать не спешила. Где-то в зале заплакал ребёнок.
Потом я уловил мысль дебошира – помыслы пьяных почему-то «ловятся» сразу.
- Он припёрся в кафе за сыном…
- За дочкой, - возразила Кошатница. – Сосредоточься, и увидишь сам. Его жена… подаёт на развод… - она заговорила с паузами, концентрируясь на чужих мыслях. – Позавчера забрала девочку… сбежала к матери… А этот их терроризирует… даже ломился в квартиру… Теперь вот пришёл сюда.
Пьяный уже надвигался на дверь, сверля её тупым взглядом. В глазах краснели сосуды, на лбу блестел пот. Пальцы сжимались в кулаки с парой синих костяшек – ими явно обо что-то били… Хорошо, если не о чьё-то лицо.
Я оцепенел: Вика… дети… Этот псих не должен к ним и близко подойти!
Но пьяный вдруг замер. Его взгляд из злобного превратился в испуганный, рот приоткрылся. Голова склонилась набок, словно у пса, и он с ужасом просипел:
- Ка… какого… Господи…
И вот тут я осознал, что он глядит на нас с Кошатницей. Не просто в нашу сторону, а прямо на нас!
- Семён… - проронила она.
- Я вижу… - мой голос внезапно осип.
Через мгновение дебошира и след простыл: метнувшись влево, он побежал в коридор – вероятно, в расположенный там туалет. Под его вопль хлопнула дверь.
- И что это было? – тупо спросил я.
- Кажется, я знаю, - Кошатница от волнения заговорила очень быстро: – Год назад со мной такое случалось: меня заметил наркоман. Наверное, он тогда был под кайфом.
- Хочешь сказать, нас видят наркоманы и алкаши?
- Думаю, что только некоторые. А ещё есть версия, что нас замечают психи. Читал «Преступление и наказание»? Там есть диалог, где Свидригайлов так и говорит: мол, тот факт, что призраки являются лишь психически больным, не означает, что призраков нет.
- И ты запомнила? – поразился я.
- Но ведь это же не дословно…
Я уважительно кивнул, умолчав о том, что не дружу с классикой. «Преступление и наказание» мы должны были пройти во втором полугодии, а я погиб в самом его начале, так и не ознакомившись с величайшим творением Достоевского… Короче, мне повезло.
Вновь переглянувшись, мы с Кошатницей пошли в мужской туалет. Нам опять не потребовалось сговариваться.
Пьяный заперся в кабинке – в какой именно, было ясно по всхлипам. Я просунул в неё голову, а Кошатница бесстыдно вошла сквозь дверь.
Хриплый вопль повторился – но теперь он был громче.
Мужик сидел на унитазе и трясся от страха – белый как полотно. Из нас троих именно он выглядел мертвецом.
Когда он перестал орать, Кошатница сказала:
- Ещё раз потревожишь жену или дочь – и я вырву тебе сердце.
- Она может, - подтвердил я. – Она сущий дьявол. На обед жарит сердце, на вечер – печень. Хотя твоя, наверное, уже непригодна.
- Ты всё понял? – спросила Кошатница.
В невнятном мычании расслышалось «да».
Кошатница это одобрила:
- Молодец. И кончай пить, а то так и помереть можно.
Когда мы вышли, она уточнила с несвойственным ей лукавством:
- На обед – сердце, на вечер – печень?
- Но ведь сработало… - смутился я.
И вдруг осознал: чем бы ни кончилась вся эта история – убийства, Webgirl, плач младенца, – я всё равно рад, что во всё это влез. За этой чертовщиной я разглядел другую Кошатницу – ту, которую она прятала… и которую у меня целых два года не хватало смелости отыскать.
Слова автора: С другими авторскими произведениями (впрочем, и с этим тоже) можно ознакомиться здесь: https://author.today/u/potemkin
На Pikabu роман будет выложен полностью и бесплатно.