Нож едва заметно блеснул и, с влажным звуком вошел под лопатку. Охранник обмяк, повалился на колени, но тут же был подхвачен подмышки крепкими ладонями убийцы. Зашуршала мелкая гравийка садовой дорожки под безвольными ногами утаскиваемого тела, хрустнули ветки кустов у ограды, и снова наступила спокойная ночная тишина.
Убийца скользнул бесшумной тенью к ярко освещенному крыльцу усадьбы и словно растворился в тенях на самой границе белого света фонаря. Он замер, вглядываясь в стекла широких створок входных дверей, присматриваясь к чуть заметному отблеску на объективе мерно поворачивающейся камеры наблюдения.
Щелкнул замок, тонко звякнули стекла.
- Прохладновато. - Плечистый охранник вышел на крыльцо, зябко поежился. Следом за ним выскользнул щуплый паренек со скуластым, костлявым лицом. Под мешковатым, словно не по размеру, костюмом явственно проглядывалась кобура.
- Да не, нормально. – Щуплый вдохнул напоенный ночной прохладой воздух. – Бодрит.
Он похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет, звякнула дорогая бензиновая зажигалка.
- Огонек не туши. – Здоровяк нагло дернул сигарету из пачки щуплого, прикурил от подрагивающего язычка пламени и глубоко затянулся.
- Что, шеф еще не спит? – Здоровяк спрашивал скорее утверждая, чем интересуясь.
- Неа. – Щуплый пренебрежительно сплюнул: - Не спится Борисычу, все ему убийцы мерещатся. Вон, на той неделе…
Тихо зашелестела листва, оба охранника резко повернулись на шум. На самом краю освещенного круга еле заметно покачивались ветки. Щуплый дернул из под пиджака револьвер и показал взглядом здоровяку на кусты. Тот щелчком отправил только закуренную сигарету в сторону и, нехотя, заковылял вниз. Замер на краю дорожки, и резко ринулся в покачивающуюся зелень. Оглушительно затрещали ветки, кусты, словно в корчах, заходили ходуном.
Щуплый шагнул вниз по ступенькам с крыльца, напряженно вглядываясь в ходящую волнами листву. За его спиной от стены отделился темный силуэт, скользнул к перилам, бесшумно перебрался через них и исчез за приоткрытыми створками.
- Нет тут никого! – Растрепанный здоровяк отряхнул рукава от налипшей листвы: - Только зря сигарету выбросил.
Щуплый издевательски осклабился, спрятал револьвер: - Курить будешь?
В доме он быстро метнулся к лестнице на второй этаж, и уже почти без опаски, быстро поднялся наверх. Замер у поворота в широкий, алого цвета, коридор, прислушался. До его ушей донеслись тяжелые, приглушенные толстым ковром, шаги.
Он замер, весь обратившись в слух: шаги приближались, все явственнее проступала тяжелая поступь через мягкий ворс ковра, еще мгновение и появится охранник… но нет, у самого угла шаги остановились, будто в предчувствие опасности.
Распластанный по стене убийца затих, задержал дыхание, и только мерный стук сердца мог его выдать.
Секунда, другая… Но вот скрипнула дорогая кожа ботинок и тяжелые шаги стали размеренно удаляться.
Убийца осторожно выглянул. Высокая, метра в два ростом, фигура с широченной спиной, чуть раскачиваясь, неторопливо отдалялась по залитому ярким светом коридору. Больше никого в коридоре не было…
Убийца выскользнул из-за угла, покрепче сжал кожаную оплетку рукояти ножа и заскользил следом. Рукав предательски громко шаркнул о ножны на ремне – охранник с несвойственной для своих габаритов расторопностью мгновенно развернулся лицом к убийце.
Их разделяло метра полтора – два, не больше. Убийца прыгнул, вложив всю свою массу, всю свою стремительность в этот прыжок и коротко, едва уловимыми движениями, дважды саданул ножом в район шеи. Охранник захрипел, не в силах закричать, но не повалился, а принял в медвежьи объятия коренастую фигуру убийцы. Затрещали кости в неимоверно сильном захвате, но в следующее мгновение нож с влажным хрустом проломил висок охранника. Он покачнулся, руки обмякли, и огромная туша приглушенно повалилась на ковер.
Убийца упал на колени, судорожно глотая воздух. Бока сковывало болью, дыхание проходило в легкие тяжелыми толчками. Потрогал ребра – нет, вроде целы.
Он с трудом поднялся на ноги, за пару шагов добрался до головы поверженного охранника и выдернул из виска нож. Следом за лезвием, одним коротким рывком, хлынула кровь и сразу же иссякла, заскользила тонкой струйкой из раны в кроваво-красный ворс ковра.
Темная резная дверь приоткрылась, дребезжащий, старческий голос прохрипел: - Дмитрий, что там?
В следующее мгновение старик увидел убийцу, склонившегося надо окровавленным телом. Дверь громко хлопнула, глухо звякнул закрываемый замок.
Убийца рванул к двери и, не останавливаясь, врезался плечом в лакированную древесину. Дверь подалась, словно прогнулась, но выдержала удар. Убийца шарахнул ногой со всей силы, дверь хрустнула и распахнулась, выставляя на показ белую щепу.
В комнате громыхнуло, пуля прошла чуть в стороне, опалив своим горячим дыханием кожу у виска. Убийца, словно в омут, нырнул в комнату вперед головой, перекатился и замер за громадиной письменного стола.
Еще один выстрел - треск вгрызающейся в дубовую плоть стола пули. Следующая пуля противно взвизгнула о медную обивку столешницы и осыпала убийцу крошевом штукатурки, а следом щелчок, еще щелчок.
Убийца выпрыгнул из-за стола, ориентируясь на сухие щелчки, выбил из трясущихся рук старика заклинивший револьвер. Старик истошно завопил, но крепкая, словно каменная, рука беспощадными тисками сдавила дряблое горло.
- Что, Сергей Борисович, страшно стало? – брызгая слюной, злобно зашипел убийца: - Страшно без охраны, да, Сереженька?
Нож, как ядовитая змея хищно скакнул к расширившимся от ужаса глазам.
- Когда один, судьбами уже не повершишь, - нож приблизился к самому веку: - Без своего шакалья ты никто!
Один короткий росчерк осклабившегося кровавым оскалом лезвия и глубокий, до белой кости разрез багровым штрихом располовинил бровь, отчаянно моргающие веки и морщинистую щеку. Белой, с кровавыми сгустками слизью вытек глаз.
Старик бешено заверещал, засучил ногами. Руки его вскинулись, прикрывая обезображенную глазницу.
- Больно, Борисыч? Ничего, ты потерпи. – Еще один точный взмах и кровь хлынула из распластанного запястья и из ошметков распоротого на всю длину щек рта: - Терпи, Борисыч, как дочь моя терпела!
По лестнице загремели ботинки охранников, убийца на мгновение оглянулся, и снова повернулся к подвывающей жертве.
- Думаешь спасут? Вытянут думаешь?! А помнишь, как Леночку мою резал, а, Борисыч?! – глаза убийцы полыхнули огнем ненависти: - Помнишь, сука, как кромсал ее, как насиловал?!
Выбитая дверь громко хлопнула о стену, в комнату влетел щуплый, выхватывая на бегу оружие из кобуры.
- Так сдохни! – Убийца заорал во всю силу своих легких и вогнал обеими руками нож в бок старику. В следующее мгновение раскаленный свинец пронзил бок, тяжелый удар рукояти пистолета по затылку и убийца провалился во тьму.
* * *
Он очнулся от нестерпимой, обжигающей боли в боку. Попытался подняться, но тяжелая, давящая боль охватила жаркими тисками голову, и он снова повалился на пол.
- Что, браток, прочухался? – По голосу он узнал все того же щуплого: - Это ты молодец, что не скопытился, ты нам живой сейчас нужен.
- Борисыч… - простонал убийца, так и не разжав век.
- Дед то? Кончился дед, два часа трепыхался и кончился. – Щуплый хохотнул. – Коновал наш только руками разводил: печень говорит. Так что с дедом ты не прогадал.
Лязгнула железная зажигалка, чиркнул кремний и по комнате расплылся едкий табачный дым.
- А вот ты, братуха, если б кони двинул, то и нам бы амба! Спрос то с нас за деда тогда был бы. А ты молодцом - выдюжил! Я ж, когда тебя пристукнул, думал все – представился родненький! Веришь, даже струхнул. А потом смотрю, нет – вроде живой, дышишь.
Щуплый замолчал, с наслаждением затянулся и выпустил белесое облачко дыма.
- Как тебя хоть звать, болезный?
- Петр… - он закашлялся, голову снова охватило огненным обручем, а бок полыхнул жгучими угольками боли.
- Ну, Петруха, братва подъедет, порешаем, а потом… Сам понимаешь, никто тебя подписываться не заставлял. Ну давай, бывай. – Он хлопнул себя по коленям: - Дела у меня, Петруха, уж больно ты насорил.
Громко лязгнула подвальная дверь, и Петр остался один, наедине с собой. Он открыл глаза, посмотрел на пылинки, кружащиеся в холодных рассветных лучах. Значит уже утро подошло - он сам себе горестно ухмыльнулся: - Казнь на рассвете – классика жанра…
Он вспомнил застывший ужас в единственном глазу старика, вспомнил его затравленный скулеж. Все же оно того стоило. Теперь Лена может спать спокойно, за ее кровь и боль уплачено сполна. Да и ему можно спокойно уйти: без стыда, без горечи – он уплатил последний отцовский долг.
В глаза неожиданно ударил яркий свет. Петр на мгновение зажмурился, чуть приоткрыл прищуренные глаза: напротив подвального окошка стояло высокое зеркало. Один из солнечных лучиков, отражаясь, нещадно светил ему прямо в глаза.
- Солнышко… - неожиданно ласково просипел он и улыбнулся сухими, растрескавшимися губами
Свет разгорался все ярче и ярче, казалось, что зеркало решило отдать ему разом весь свет проснувшегося утра, Петр только щурился и блаженно улыбался.
Тоненько защебетала пичуга за окном, в пыльный подвал повеяло легкой прохладой свежего ветерка. Петр с наслаждение вдохнул еле уловимый запах зеленой травы, вслушался в мелодичную трель пичуги: - Хорошо…
Ему захотелось умереть, умереть прямо сейчас, в это самое мгновение…
Сердце ухнуло, пропустило удар, снова трепыхнулось и Петр замер со счастливой улыбкой на губах и широко распахнутыми глазами, слепо пялящимися в зеркало.
* * *
- Спекся, сука! – щуплый отвесил пинок по мертвому телу: - Слышь, Леха, Петруха спекся!
Здоровый Леха, заслоняющий своей коренастой фигурой весь дверной проем, потерянно молчал. Он то и дело бросал полный надежды взгляд то на щуплого, то на представившегося убийцу.
- Чего вылупился! – истерично заорал щуплый, Леха отшатнулся как от удара: - Что пялишься, сука! Что втирать Моисею будем?
Послышался быстро приближающийся звук машин, похрустывание гравия под шинами.
- Наверх! – заорал щуплый. Леха торопливо, бочком выскользнул из подвала. Щуплый еще раз с отчаяньем посмотрел на труп, смачно харкнул тому в остекленевшие глаза.
- Сука… - прошипел он, еще раз пнул податливое тело, и обреченной походкой вышел вслед за Лехой.
* * *
- Папа… - в покрытой пылью глади зеркала проступили белесые, полупрозрачные черты: - Папа…
Остекленевшие глаза вздрогнули, сердце нехотя стукнуло, затем снова и снова, в легкие, раздирая горло, ворвался затхлый подвальный воздух. Петр моргнул, раз, другой – в глазах появилась осмысленность.
- Лена? Дочка! - надрывно захрипел он не своим голосом.
- Иди… Иди… - ее голос становился все тише и тише, черты растворялись в зеркале.
- Нет! – он на четвереньках подполз к зеркалу: - Подожди! Доча! Доченька!!!
Призрак истаял в старом, местами облупившемся, зеркале.
- Доча… Леночка… - он прижался щекой к холодному стеклу, заскользил ладонями по зеркалу: - Лена… Ну куда же ты, золотко мое… Лена!!!
По его пыльным щекам прочертили дорожки горячие слезы, уже безнадежно он прошептал: - Лена…
Он истово обрушил кулаки на зеркало, не почувствовал преграды и внезапно провалился на ту сторону.
- Папочка. – Осиплой, мертвой хрипотой встретило его испещренное глубокими разрезами гниющее лицо: - Ты пришел, папа…
Он отпрянул, но неожиданно быстрые, покрытые синевато-желтыми пятнами разложения, руки впились ему в запястья. Она приблизилась вплотную к его лицу, впалые, стеклянно блестящие глаза жестко уставились ему прямо в зрачки.
- Мало. Мало папа… - проскрежетал ее голос. Из раззявленного рта пахнуло сладковатым запахом гнили: - Мне надо еще…
Она отпустила руки, он заворожено замер.
- Принеси мне еще, папочка… - в его ладонь легла какая-то тяжесть, он опустил глаза. В ладони лежала витая рукоять длинного, в локоть длинной, стилета с толстой гардой и прямым, без всяких украшений, лезвием.
- Папа, я жду… - она резко подалась вперед, одаривая го жарким, зловонным поцелуем на прощанье. Петр отпрянул и выпал обратно в пыльную затхлость подвальчика.
Сердце билось как бешеное. Он посмотрел на правую руку - ладонь крепко сжимала рукоять стилета: - Не привиделось…
- Да все, сдох он гнида! – раздался голос щуплого сверху: - Скопытился!
- Не ори. – его осадил спокойный, властный голос: - Дай хоть посмотреть на этого вашего мстителя.
- Сейчас! – В голосе щуплого зазвучали льстивые нотки: - Лех, чего встал как пень!
- А что?
- Что-что! Пошли жмура тягать! – и снова слащавое подобострастие: - Сергей Леонидович, вы подождите, мы сейчас, в лучшем виде.
Петр неожиданно жестко, по-волчьи, ощерился. По окованной железными уголками лестнице загрохотали две пары ног. Петр встал за дверью, перехватил стилет поудобнее, замер.
Первым в комнату влетел щуплый, следом неповоротливый Леха. Щуплый удивленно посмотрел на пол, повернулся к Лехе: - Где жмур?
Леха не ответил, он тяжело повалился на колени, рухнул лицом на бетонный пол. В воздух взметнулись облачка тонкой пыли.
- Как тебя хоть звать, братуха? – Насмешливо спросил Петр.
- И-игорь… - чуть заикаясь, просипел щуплый.
- Никто тебя подписываться на это не заставлял. – Петр перешагнул распластанное тело: - Ну давай, бывай Игорек.
Одно молниеносное движение и щуплый, хватаясь обеими руками за развороченное горло, повалился рядом с Лехой.
- Сергей Леонидович значит. – Петр осклабился: - Сейчас доченька, сейчас будет тебе еще…
Автор: Волченко П.Н.
