Депп также спродюсирует фильм вместе с командой «Жанны Дюбарри». Лента станет первой англоязычной экранизацией романа Михаила Булгакова. Кого конкретно воплотит Депп, не уточняется.
Подвожу итог прошедшей выставки non/fictio№27 - 15 книг (7,5 кг).
Все с автографами, правда в одном случае это автограф редактора)))
А давайте я с вами поделюсь конспирологической теорией собственной выдумки. Только вы не думайте, что я внезапно наглухо и бесповоротно ёбнулся — это всего лишь упражнение для ума, ибо я всё-таки считаю себя хоть немножечко писателем-фантастом и в глубине души надеюсь когда-нибудь написать научно-фантастический шедевр. И поэтому постоянно гоняю в голове всякие странные мыслишки и идеи, вытекающие из современного положения дел.
Итак, зайду издалека. Есть два сту... вернее, две книги. Одна называется «Задача трёх тел» китайского автора Лю Цысиня; вторая — «Любовь к трём цукербринам» нашего соотечественника Виктора Олеговича Пелевина.
Про «Задачу трёх тел» я уже неоднократно писал, кому надо, тот найдёт. Поэтому не стану долго рассусоливать и пересказывать весь сложный сюжет книги (тем более там вообще целая трилогия). Если говорить прям максимально вкратце, то по сюжету Землю хотят завоевать инопланетяне из так называемого Трисоляриса — ближайшей к Солнцу звёздной системы Центавра, находящейся от нас "всего лишь" на расстоянии четырёх с половиной световых лет. Чтобы преодолеть эту бездну пространства, инопланетному флоту необходимо четыреста лет; опасаясь того, что за это время человечество изучит квантмех и подготовится к вторжению, пришельцы хитрым образом ломают физику и на расстоянии (то бишь ещё до физического взаимодействия) блокируют для землян изучение данной области науки, и людям ничего не остаётся, кроме как изучать другие, более прикладные области физики, чтобы хоть как-то противостоять прилетевшим злобным зергам. Однако этого недостаточно, и по сюжету план пришельцев практически сработал — без изучения законов Вселенной люди оказываются неспособны сопротивляться космическому флоту Трисоляриса.
Роман же «Любовь к трём цукербринам» поделен на несколько рассказов и одну повесть под названием «Fuck the system», которую в принципе можно читать в отрыве от остального произведения. Там повествуется о не таком уж далёком будущем, 23-ем веке, в котором всё человечество существует в Матрице — только, в отличие от известного фильма братьев-сестёр Вачовски, здесь все люди полностью осознают, что они живут в цифровом пространстве, и их это вполне устраивает. Причём пространство это такое... ну, я бы не назвал его довольно уютным. В нём люди страдают от тех же проблем, что и в наше время — постоянная нехватка цифровой валюты, страх перед всесильной системой, буквально залезшей электронными кабелями в мозги к каждому человеку, необходимость работать... Причём так называемая "работа" специально придумана в виде максимально болезненного и жестокого издевательства над каждым индивидом. Однако никто и не думает сбежать из этого мира в мир реальный, поскольку реальность выглядит совсем уж неприглядно — каждый человек обитает в маленьком боксе, висящем в небе среди множества других подобных боксов; каждый человек подключен к Сети с помощью вживлённого прямо в мозг кабеля; каждый человек совершенно беспомощен и зависим — роботы кормят его питательной жижей, подтирают ему задницу, массируют мышцы и искусственно имитируют все пять чувств; он даже шевелиться едва способен. Поэтому оставаться в цифровом манямирке, где хоть и неприятно, но не настолько хуёво, изнеженным людям будущего куда комфортнее. Мысли сбежать отсюда не возникает практически ни у кого, да и бежать-то, собственно, некуда — Земля давным-давно представляет из себя засранную и безжизненную помойку.
И даже когда в итоге главный герой узнаёт неприглядную правду об окружающем его мире и причину происходящего, он всё равно сознательно играет на руку всесильной системе и помогает уничтожить террориста и борца за человечество, который эту правду ему и поведал. То есть действует совершенно конформистски — поработивший мучитель для него вовсе не враг, а отец, друг и даже любовь, неспроста роман назван именно «Любовь к трём цукербринам».
А правда такова:
“...Его звали Джон Лилли. Памяти о нем в современной культуре не осталось, а его книги изъяты из баз данных. Он был не компьютерщиком, а, как тогда говорили, ученым-психонавтом. Он исследовал действие различных веществ на человеческое сознание. Однажды, экспериментируя с веществом, которое он называет в своей книге «К», он постиг истину. Лилли увидел, что Землю колонизирует кремний-органическая цивилизация. Но она делает это не так, как предполагал Герберт Уэллс. Никакой войны. Никаких лучей, никакой крови. Звезды не падают с неба, треножники не высаживаются в городах. Люди сами строят армию вторжения по постепенно проступающим перед ними чертежам. А пришельцы прибывают на Землю в виде технологий и кода. Началось с калькуляторов и электронных часов, а кончилось...
...— У человечества был шанс, — продолжал он. — Джон Лилли пытался связаться с президентом США и рассказать правду. Но его подняли на смех, назвав обдолбившимся хиппи. Он много раз пробовал достучаться до людей, но его прозрение объявили бредом спятившего наркомана. Постепенно сказанное им было убрано из открытого доступа… И все это время Голливуд отравлял людям мозги своим межзвездным мылом, изображая космических спрутов и внеземных блондинок. Людей все равно было не убедить. Они ведь создавали будущее сами. Они двигали прогресс своими руками — им казалось, что они понимают его природу и цель. Мы беззащитны, Ке. Мы слишком далеки от тех слоев мироздания, где решается наша судьба. Кроме Джона Лилли, никто из двуногих животных даже не заметил вторжения космических хищников. А сегодня все улики уже уничтожены...”
Ну как вам моя шизотеория? Уже стало немного жутковато? Это ещё цветочки, ягодки будут дальше. Читайте внимательно!
Итак, Три цукербрина из названия романа — это алгоритм, созданный пришельцами и контролирующий человечество в том самом далёком будущем. Пелевин ни разу не называет его искусственным интеллектом, однако по сути дела им самым он и является — это крайне сложная система, созданная и усовершенствованная до крайности самими людьми. Об этом говорит даже само её название, составленное из фамилий Марка Цукерберга и Сергея Брина. Три цукербрина -- потомок тех самых Мета* (запрещена на территории РФ) и прочих организаций, что прямо сейчас собирают о нас данные и на их основе алгоритм учится нами управлять. Вернее, продавать нам товары и услуги; возникает в таком случае вопрос -- а в чём, собственно, разница?
С помощью Трёх цукербринов инопланетяне, названные Пелевиным Птицами, и руководят уже порабощённым и совершенно беспомощным человечеством. Люди не отправились в космос; они не стали покорять Вселенную и лететь сквозь световые года на планету Радуга, как грезили Стругацкие в своих мечтах о светлом коммунистическом будущем.
Нет, люди просто ушли в мир коллективного сна — мир, где нет никакого смысла развиваться, мечтать или достигать чего-то нового; в мир, где совершенно незачем подниматься на Эверест, доказывать гипотезу Римана или лететь на Альфу Центавра. Мир сладких грёз, где тебя ежесекундно удовлетворяет робот.
И вот в чём моя мысль — а ведь если посмотреть на нашу с вами современность, то высказанная Пелевиным идея... сбывается! Она сбывается!
Причём самым жутким образом. В книге он не описал, КАК ИМЕННО злобные и хитрые Птицы-инопланетяне покорили землян. Однако если внимательно посмотреть на происходящие сейчас с человечеством процессы, можно увидеть пугающие вещи.
Во-первых, нас словно бы намеренно одебиливают — причём вообще всех, начиная от простого работяги с завода и заканчивая даже известными политиками (вспомните хотя бы Макрона с его Тик-ток-аккаунтом). Количество порнографии в Интернете зашкаливает; рилсы и прочие форматы коротких роликов стали мегапопулярными — признаюсь, я и сам их нет-нет, да смотрю, и да, я прекрасно знаю, что это крайне хреновое и даже разрушительное для мозга занятие. Люди уже массово пользуются нейросетями и отключают критическое мышление, даже зная о склонности чат-ботов к фантазированию. Раньше СДВГ было типичным детским расстройством психики, однако теперь оно всё чаще и чаще встречается у взрослых. Люди массово жалуются на то, что они ощутимо отупели по сравнению с самими собой всего несколькими годами ранее, говорят о плохой концентрации внимания, плохой памяти, упадке уровня тестостерона...
А теперь во-вторых.
Да, есть и во-вторых. Это во-вторых — уничтожение института Европы. Как бы мы ни относились к Европе и как бы ни гадила англичанка в прошлом, но всё же Европа долгое время являлась светочем знаний человечества. Теперь же Великобритания, бывшая по историческим меркам совсем недавно величайшей в истории колониальной империей, над которой никогда не садилось солнце, превратилась в жалкую пародию самой себя. Англию наводнили мигранты до такой степени, что совсем скоро там, по всей видимости, не останется ни одного чистокровного британца; ежедневно происходят жуткие изнасилования и убийства; при этом воук-культура действует таким образом, что британца, написавшего в соцсети плохой комментарий про мигранта, доблестная британская полиция сажает в тюрьму на 90 месяцев, а мигранта, изнасиловавшего белую девочку на улице, те же полицейские просто отпускают восвояси. Гуляй и продолжай насиловать девочек, о прекрасный варвар!
Не волнуйтесь, этих дикарей в дальнейшем постигнет та же участь, что и самих британцев — ведь ими куда проще управлять. Они же не наши умницы-якуты, умеющие с помощью лома и мата починить Камаз при пятидесятиградусном морозе. Это поголовно идиоты и дикари, явившиеся к нам прямиком из средневековья, живущие животными инстинктами и умеющие только грабить, насиловать и убивать. Для людей, которые воспринимают машину с умным автопилотом как магическую повозку, всесильный искусственный интеллект станет настоящим богом. Те самые пресловутые британцы, какими бы они ни были воукнутыми толерантными идиотами, хотя бы приблизительно понимают, что спрятано в "чёрном ящике" Ричарда Столлмана, а вот для мигранта из Алжира, не прочитавшего в своей жизни ни одной фантастической книги, этот разумный чёрный ящик станет всесильным повелителем, указывающим, что ему делать и как ему жить.
И теперь мы переходим к третьему пункту. К AGI — Общему Искусственному Интеллекту...
...в создание которого ведущие мировые государства сейчас вливают невообразимо огромные ресурсы. Параллельно с происходящими на планете войнами, распрями и быстрой деградацией западной цивилизации (про умниц-китайцев я ни слова говорю, поскольку они не вписываются в придуманную мной шизотеорию) мы видим невероятно взрывное развитие искусственного интеллекта — буквально за последние несколько лет он вошел во все области нашей жизни, и этот процесс нарастает в геометрической прогрессии. Парадоксально, но человечество, ощутимо деградируя, одновременно развивается и приближается к заветной мечте всех фантастов — настоящему Искусственному Разуму. Конечно, лишь благодаря отдельным своим редким представителям, которые ещё не залипают ежечасно в тик-токи, рилсы и шортсы, но всё же...
...но всё же они, тем не менее, создают тот самый всемогущий и контролирующий всё и вся алгоритм, прозванный Пелевиным Тремя цукербринами. И именно они, получается, работают... а на кого они работают, когда конструируют квантовый компьютер? Когда совершенствуют алгоритм чат-бота, собирающего данные обо всех нас? Когда создают нейросеть, автоматически генерирующую порнографию на порносайтах в немеренных количествах или захламляющую видеохостинги мириадами гигабайт очередного нейрохрючева?
И даже если моя теория действительно всего лишь шизотеория (в чём я сам уверен на 99 и 9 десятых процентов), то что ожидает нас в среде, заваленной нейромусором в виртуальности и настоящим мусором в реальности? И с бандами мигрантов на реальных улицах?
Мне кажется, страшнее всего представить, что это не инопланетяне нас уже покорили, используя нашу же дурацкую человеческую природу, а мы сами, идиоты, загадили всё вокруг себя и теперь оставим этот про́клятый мир потомкам.
Которые будут нас проклинать.
И поделом.
Если вам нравятся мои тексты, то подписывайтесь на этот аккаунт и на другие площадки, указанные в шапке профиля. Я пишу фантастику и хоррор (есть книга в печатном виде), работаю на заводе и очень люблю научную фантастику. Спасибо за ваши комментарии, лойсы и подписки.
Вопрос: это халатность или невнимательность просто, как думаете?
Замечаю, что в современных книгах часто встречаются орфографические ошибки. (Не фиксировал постоянно, но уж поверьте на слово) Сейчас снова споткнулся о текст.
Ps. Вроде и книги не из дешёвых: красивые, качество печати и пахнут))
Pss. Исследование как раз о том, что надо принять несовершенство. Но ещё не дочитал, возможно. А может это специально сделали, внимательность проверяют?
всᴇм доҕᴘᴀ, милыᴇ чᴇловᴇки :)
Коротко: читать не рекомендую ввиду сомнительности изложенных внутри формулировок. Книга может быть полезна только для людей с чётко сформированной политической позицией, умеющих отбрасывать в сторону мягкую силу скрытой пропаганды
Купил и прочитал я данную книгу 4 года назад, но сама изложенная в ней информация - это сборник статей автора с 2014 по 2017 год. Самое странное, что мне изначально казалось - я её покупал ещё в 2021 или даже 2020, но не суть.
Начну как и в прошлый раз с личности автора. Екатерина Шульман - российский политолог, кандидат политических наук. Ведёт авторскую программу "Статус" с обзором происходящих в мире событий, а так же политического и законотворческого процессов в России. Занимается преподавательской деятельностью. Была в составе Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, ныне проживает за рубежом и является иноагентом.
Перехожу к самой книге.
В первой же статье "Гибридные режимы: царство имитации" утвержается что гибридные режимы устойчивы и живучи, но не стабильны. Однако жаждут стабильности и ради неё готовы на любые потрясения.
Возникает в таком случае вопрос: а какое государство не стремится к стабильности? Нет таких. Какое государство готово на любые потрясения ради достижения стабильности? Каждое. Любое государство является неманевренным, почти любому сложно дать задний ход уже принятым решениям. Это возможно быстро только разве что в тоталитарных диктатурах. Точечное насилие и некоторое количество репрессий используют абсолютно все государства, кто может. Не бывает де-факто независимых государств без аппарата насилия и принуждения. Мой личный вывод - введение такого термина и причисление к нему РФ считаю необоснованным. Все перечисляемое как в этой статье, так и в следующих, описывающих порядок принятия решений, является описанием любого капиталистического общества с классовым неравенством. А несовершенство используемых процессов, как по мне, скорее свидетельствует об уровне коррупции и, соответственно, качестве бюрократии. По факту, это классификационное новаторство напоминает изобретение велосипеда, где на почве описывания текущих политических тенденций своей страны строится политический оппозиционный рычаг, с помощью которого можно показывать несовершенство одного госудаства по сравнению с другими, и в последствии призывать к смене структурности и проектности государства.
В статье "Как стать диктатурой" говорится что неудавшиеся перевороты скорее приводят к последующей демократизации. События последних пяти лет на практике опровергли этот тезис. Так же есть тезис что изоляция ведёт к диктатуре, а торговля - к демократизации. Как по мне, изоляция ведет к падению уровня жизни, поэтому любая власть при падении уровня жизни чтобы удержаться от волны народного недовольства предпринимает ограничительные и запретительные меры.
Ещё о не прошедших проверку временем тезисах. В статье "Кривая скрепа: о тщете русского фундаментализма" можно прочитать такие строки: "В России мало кого волнуют нравственные проблемы как таковые - и всех волнует безопасность." И абзацем далее идёт: "Нам вряд ли грозят убийства чести, социальная дискриминация неверных жён и незаконорожденных, иные прелести традиционализма." Комментировать такие строки - только портить.
Вообще, все процессы, описанные в книге Екатерины Шульман, как уникальные для гибридных режимов, были уже освещены в труде психолога и психиатра Эрика Берна "Лидер и группа" для любого государства. (Подумываю одну из следующих рецензий посвятить этому произведению)
Стоит конечно же признать что книга не так плоха, как может показаться из моей рецензии. Если отбросить политическую предвзятость и явное лобирование чьих-то интересов автором, то можно увидеть осовремененные процессы, схемы и инструменты функционирования политической системы в описываемом государстве.
Однобокость освещения в эфирных программах авторской передачи "Статус", абсолютное игнорирование неудобных мнений (про Израиль, про замешанных в скандалах граждан этой страны (например недавнеевыгораживание исполнительницы "Старинных часов") и коллег по оппозиции), введение выдуманных терминов и оскорбительных классификаций (например теория о государствах-спутниках и почти полном сходстве политических систем Беларуси и России, что можно опровергнуть тем же несоответствием Беларуси выдуманным Екатериной Шульман критериям, процессам и инструментам "гибридности", описанным в этой самой книге ) даёт обоснованное сомнение в полезности данного чтива.
Стоит ли читать книгу, чей автор как минимум политически ангажирован, а то и вовсе может являться говорящей головой иностранных спецслужб? Оставлю этот вопрос открытым, решение каждый принимает сам.
.
Прикурил сигару, делая вид, что просто стою и размышляю, вдыхая едкий дым, а сам всем нутром, каждой порой ловил это странное, давящее ощущение. Внимание, пустое и ненасытное, словно взгляд слепого червя, исходило откуда-то сверху, из лабиринта почерневших крыш и тёмных, как глазницы, окон. Но точно указать конкретный источник было невозможно. Словно за мной наблюдала не сущность, а сама ночь, сама гниющая плоть города.
Я развернулся на каблуке и грузно зашёл обратно в бар. Джимми молча приподнял на меня бровь, продолжая водить затхлой тряпкой по краю бокала. Я задумчиво плюхнулся на шаткий стул у замутнённого окна, делая вид, что углублён в изучение своих каракулей, а на самом деле сканировал улицу через грязное стекло. И — да. Как только я ушёл с линии прямого обзора, превратившись просто в силуэт внутри помещения, то странное, давящее внимание исчезло, словно его и не было вовсе.
Снова вышел на прохладный ночной воздух. Оно вернулось почти мгновенно — холодным пятном между лопаток, ощущением, будто на меня смотрит нечто, у которого нет глаз. Я неспешно пошёл в сторону, поймал первое попавшееся такси с прогоревшим глушителем и велел ехать к Старым Заводам. Может, удастся нащупать след там.
Но среди ржавых корпусов, похожих на скелеты доисторических чудовищ, и зияющих пустотой окон царила лишь мёртвая, заброшенная тишина, пахнущая окисленным металлом и влажным камнем. Никакого «внимания» — лишь ветер гулял по пустынным проспектам. Я объездил на такси несколько точек в Сумерках, заходил в подозрительные бары, где свет был тусклым, а клиенты — угрюмыми. Местные завсегдатаи, мрачно хлебая мутный эль, подтверждали одно и то же: да, пропажи были. И да, полиция подняла бучу только когда испарился мажор с Холмов. Но конкретики — ноль. Лишь разводят руками и отводят взгляды.
В конце концов, я оказался у городской библиотеки — массивного, помпезного здания из почерневшего камня, отчаянно пытавшегося выглядеть древним и мудрым. Мысль, крутилась у меня в голове, была настолько абсурдна, что требовала хотя бы шаткого основания. Ведь не могло же быть такого в этом технологичном, хоть и прогнившем насквозь городе.
Как только я переступил порог, меня встретил запах старой бумаги, воска для полов и пыли. Ко мне подошла женщина с лицом, словно высеченным из гранита, и шишкой на орлином носу.
— Здесь не курят, — произнесла она, и её голос прозвучал как удар хлыста.
Я с удивлением обнаружил сигару у себя в зубах, потушил её о подошву ботинка, оставив на паркете чёрную полосу, и сунул окурок в карман.
— Мне бы что-нибудь… по зоологии, — сказал я, чувствуя, как её взгляд буравит мне затылок. — Особенно про ночную фауну.
Меня провели к дальнему стеллажу, забитому потрепанными томами с мистическими символами на корешках, пахнущими временем и забвением. Я погрузился в чтение. Одна книга, щеголявшая готическим шрифтом, живописала вампиров, вурдалаков и упырей — классический набор. Но все эти твари, по утверждению автора, предпочитали скрываться в толпе, пировать в салонах, что совершенно не соответствовало картине бесследных исчезновений из тёмных переулков.
Другая книга — более пыльная и гораздо скромнее — была посвящена оборотням и прочей родне. Это уже было ближе. Согласно пожелтевшим страницам, некоторые виды не просто убивали. Они наслаждались именно процессом охоты: выслеживали, загоняли жертву, доводили её до исступления, питаясь не только плотью, но и страхом, отчаянием, которые, цитата, «придают мясу пикантность, словно редкая специя».
Но парень из Холмов просто исчез. Никакой театральной охоты, никакого нагнетания ужаса. Точно так же, как и жертвы в Трущобах и Сумерках. Один и тот же сценарий: отошёл в тень — и растворился. Чисто, словно его стерли ластиком.
Я просидел в библиотеке до самого вечера, проглотив литры горького кофе из автомата и пару килограммов липких, приторных булок. Выходя на улицу, я погрузился в тяжёлые, словно свинец, размышления. В своём блокноте я оставил несколько пометок: «Оборотни? Атипичное поведение. Иная таксономия? Нематериальный способ похищения?»
Оставался один, крайне неприятный, но необходимый шаг. Я поймал такси, пахнущее чужими духами и табаком, и хрипло выдохнул адрес.
— Палаццо Ла Бруньеров.
Как бы мне ни хотелось этого, придётся лезть в самое гнездо и тревожить этого мажора, Эйдена. Если кто и знал грязные секреты золотой молодёжи, так это он.
Вряд ли меня ждали в палаццо этим вечером. Да ещё и в таком виде — без приглашения, с двухдневной щетиной и в плаще, пропахшем портовой гарью. Охрана у кованых ворот, получившая, судя по всему, исчерпывающие инструкции, преградила мне путь с каменными лицами.
— Господин Ла Бруньер выразил конкретное пожелание, детектив. Вы должны выглядеть... презентабельно. Хотя бы быть побритым, — изрёк один из них, и его голос был плоским, как удар лопаты о мёрзлую землю.
Я попробовал надавить, вставив пару изящных намёков на служебное положение и возможные последствия, но это было всё равно что стрелять из рогатки в броневик. Их лица оставались невозмутимыми масками. К счастью, в этот момент в глубине сада, подсвеченной фонарями, появилась знакомая сухопарая фигура Арнольда. Я крикнул ему, вкладывая в голос всю срочность: дело касается похищенного Питера Грэйвена, и каждая минута на счету.
Я не видел, но буквально ощутил кожей, как он внутренне, очень глубоко и устало вздохнул. Он скрылся в особняке, чтобы через пару минут появиться вновь. Подойдя к охране, он обменялся с ними тихими, отточенными фразами, и те, после едва заметной паузы, нехотя расступились, пропуская меня в святая святых.
— Пожалуйста, проследуйте за мной, детектив, — сказал Арнольд, и его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по сигарете в моих пальцах. — И… потушите её, пожалуйста.
Я с раздражением, с силой придавил тлеющий кончик о чёрное, уже застарелое пятно на мраморном столбике от моего прошлого визита, после чего сунул покривившийся окурок в карман плаща. Очень элегантно.
Внутри, в малом салоне, пропитанном ароматом полированного дерева и воска, меня уже ждали Харлан и его супруга Ирина. Она была ослепительна, словно ледяная скульптура — хрупкая, с волосами цвета спелой пшеницы, уложенными в сложную, безупречную прическу, и пухлыми, будто надутыми губами. Однако в её глазах, синих и прозрачных, читалась тревога, тщательно скрываемая под маской аристократического спокойствия.
Я тяжело опустился в глубокое кожаное кресло, даже не дождавшись приглашения, с удовольствием ощущая, как дорогая обивка принимает мою уставшую спину.
— Вообще-то я пришёл к вашему сыну, Эйдену. По делу о пропаже его друга.
Ирина мягко улыбнулась, но в улыбке не было ни капли тепла, лишь вежливая, отточенная до автоматизма усмешка.
— Боюсь, это невозможно, детектив. Он пошёл гулять со своей подругой. Молодость, знаете ли.
— Что ж, — с раздражением начал я, чувствуя, как накатывает усталость от этих светских игр, — тогда, возможно, вы проинформируете его, когда он соизволит вернуться, что в городе завелось нечто. Нечто, что бесшумно похищает людей. Началось с Трущоб, затем перекинулось на Сумерки, и вот теперь добралась очередь и до ваших Холмов.
Харлан, до этого молча наблюдавший с видом человека, терпящего неприятный, но необходимый визит, холодно парировал, его пальцы постукивали по набалдашнику трости:
— Мой сын, детектив, уже маг первого ранга. Я уверен, он вполне способен постоять за себя и свою спутницу.
— Наверняка, так же, как и Питер Грэйвен, — парировал я, поднимаясь с кресла, которое с облегчением вздохнуло. — Что ж, раз я приехал сюда впустую… приятного вам вечера.
Я вышел, не оглядываясь, спиной чувствуя их тяжёлые взгляды. У самых ворот, уже закуривая свежую сигарету, услышал за собой быстрые, почти бесшумные шаги по гравию. Обернулся — Арнольд.
— Детектив Арчер, прошу вас, задержитесь на мгновение.
И тут из дверей палаццо, срываясь с привычной орбиты спокойствия, вышел сам Харлан. Без пальто, лишь в тонком дорогом пиджаке, с изящной тростью в руке. Лицо его было бледным, словно полотно, а в глазах, обычно таких холодных и расчётливых, плясали отблески настоящего, неконтролируемого страха и ярости.
Он быстрым, резким шагом подошёл ко мне, и от него пахло дорогим коньяком и адреналином.
— Едем сейчас же. Вместе.
Я хмыкнул, выпуская струйку едкого дыма в прохладный ночной воздух.
— Пока не знаю, что это за тварь. Но искренне надеюсь, что ваши отцовские опасения напрасны.
Мы сели в его роскошный автомобиль, где пахло кожей, дорогим деревом и страхом. Харлан бросил взгляд на мою сигару.
— Потушите.
Я посмотрел на него, потом на то, как он сдержанно, но заметно сморщился от дыма и чихнул. Медленно, не сводя с него глаз, я затушил сигару в предложенной водителем хрустальной пепельнице и снова убрал бычок в карман. Машина тронулась с едва слышимым шуршанием шин.
В салоне повисло гнетущее молчание, нарушаемое лишь тихим гулом мотора. От Харлана исходили почти осязаемые волны раздражения, злости и того самого, тщательно скрываемого ужаса за сына. Внешне он был собран и холоден, как всегда, но сжатые кулаки выдавали его с головой.
Мы ехали в гробовом молчании, окутанные гнетущей тишиной. За бронированными стёклами мерцал ночной город, зловеще укрытый тьмой и словно вылизанный до блеска холодным ветром. Тени зданий надвигались угрюмо, отражаясь острыми силуэтами в глазах прохожих. Гул мотора едва пробивался сквозь вязкую пустоту внутри салона, лишь усиливая ощущение скрытого напряжения и неизбежной опасности, таящейся в каждом переулке и скрытом поворотах улиц. Город будто дышал вокруг нас, чувствуя чужой страх, впитывая тревогу, становясь всё ближе, грознее и тише.
Остановились у одного из тех ресторанов с позолоченным фасадом и швейцаром в ливрее, где даже воздух казался дорогим и безвкусным. Я остался снаружи, прислонившись к холодному камню стены, пока Харлан почти вбежал внутрь, бросив на ходу короткие, отточенные фразы швейцару. Вернулся он быстро, его шаги резкими ударами отзывались по мостовой, и в каждом движении, в сжатых кулаках чувствовалась стальная, сдержанная напряженность. Мы вновь погрузились в кожаную глубину лимузина и отправились в парк — следующее логичное место для ночных прогулок влюбленных парочек.
На этот раз я вышел вместе с Харланом. Инстинкт, натянутый как струна, подсказывал, что моё присутствие может пригодиться за пределами автомобиля. Парк был погружён в зыбкий полусумрак, где круги света от фонарей боролись с густеющим мраком. В их бледных ореолах ни Эйдена, ни его спутницы не было видно. Но я заметил их первым — они сидели в ажурной беседке, утопавшей в глубокой тени столетних дубов, в идеальном укрытии от посторонних глаз.
Харлан, не разглядев в темноте сына, уже начал разворачиваться к машине — его плечи были напряжены от бессилия. Но он замер, услышав, как я чиркаю спичкой о наждак коробка. Резкий запах серы на мгновение перебил аромат влажной земли. Он посмотрел на меня, и в его взгляде читался немой вопрос. Я медленно потушил горящую спичку, меланхолично швырнул её в кусты и предложил:
— Просто позовите его.
— Что?! Мы должны найти моего сына, детектив, а не стоять здесь! — в его голосе прозвучала сдавленная надежда, смешанная с растущим раздражением.
— Возможно, они просто нашли местечко поуютнее, — пожал я плечами, — где их не будут ослеплять фонари и осуждающие взгляды почтенных граждан.
Харлан сделал шаг вперёд, и его голос, усиленный магией и отцовским страхом, обрушился на спящий парк, раскатистый и громоподобный:
— ЭЙДЕН!
Звук был физически осязаем, он заставил вздрогнуть листву на ближайших деревьях. Я видел, как в глубине беседки метнулась тень — Эйден испуганно вскочил, что-то быстро и смущённо прошептал своей спутнице, и они, поспешно оправляя помятую одежду, вышли на свет, словно актёры, застигнутые врасплох посреди сцены. Эйден выглядел виноватым, как гимназист, пойманный за курением, но под этой наигранной виной клокотало яростное раздражение из-за бесцеремонно прерванной встречи.
Харлан, увидев сына живым и невредимым, сдержал любые проявления чувств. Ни объятий, ни вздоха облегчения. Но от него хлынула такая мощная, почти тепловая волна облегчения, что она мгновенно смыла раздражение даже на меня.
— Немедленно возвращаешься домой, — его голос снова стал ровным, отполированным и холодным, как лёд. — Машина ждёт.
Я решил не становиться свидетелем их предстоящего семейного разговора, судя по лицу Эйдена, обещавшего быть малоприятным.
— На этом мы, пожалуй, закончим, — бросил я, поворачиваясь к выходу. — Доберусь сам. Мне ещё в пару злачных мест нужно наведаться.
Харлан, уже усаживая сына и его спутницу в автомобиль, обернулся:
— Я вас подвезу.
— Не стоит, — отказался я, делая шаг в сторону темноты. — Мне и тут недалеко. Пешая прогулка прочистит голову.
Он замялся на секунду, его взгляд скользнул по моему лицу, затем коротко, почти небрежно кивнул:
— Благодарю вас, детектив.
Я в ответ лишь дотронулся пальцами до полей шляпы и зашагал прочь, спиной к роскошному автомобилю, увозившему аристократическое семейство и смущённую девушку от парковых страстей и родительского гнева.
Но как только огни лимузина скрылись за поворотом, растворившись в потоке городских огней, я развернулся и вернулся в парк. Подошел к тому самому месту, откуда ранее так явственно ощущал этот самый «голод», эту самую холодную, бездушную опасность. Она была здесь, я был в этом уверен. Только направлена она была вовсе не на меня, а на них. На Эйдена.
Теперь здесь было пусто. Ничего, кроме ночной прохлады, шелеста листьев под ветром и далекого гула города. Действовать открыто при аристократах я не мог — слишком много вопросов, на которые у меня не было внятных ответов, лишь смутные предчувствия. Ещё раз тщательно, уже в полном одиночестве, прошелся по парку, выискивая малейшую зацепку — оброненный предмет, странный след на земле, остаточное эхо чужой магии. Но ничего. Тварь, что бы это ни было, оказалась предельно аккуратна и не оставила видимых следов.
В конце концов, поймав такси с прогоревшей выхлопной трубой, я поехал домой, ощущая тяжесть бесплодных поисков.
Сидя за своим рабочим столом в свете единственной настольной лампы, я снова и снова перечитывал записи в дневнике, строил и разрушал хрупкие теории словно карточные домики. Взгляд вновь и вновь цеплялся за кремовый конверт, лежавший на самом краю стола — на границе света и тени. От него почти не осталось запаха её духов, лишь призрачный, едва уловимый аромат цветов и горечи. Но вскрыть его… вскрыть я пока не решался. Не знал, что найду внутри — прощение, обвинение или прощальное письмо, которое поставит точку в истории, к которой я ещё не был готов. Поэтому просто откладывал этот момент, как откладывал признание в том, что охота в этом городе только начинается, а враг, возможно, вовсе не тот, кого я ожидал увидеть среди фальшивых, сверкающих улиц.
Зашёл на кухню словно лунатик, машинально потянулся к поваренной книге и поймал себя на мысли: коль сон никак не идёт, отчего бы не занять руки да голову творческим процессом? За несколько часов половину продуктов отправил в царство кухонных отходов, будто следуя тайному рецепту очищения души, зато пару шедевров создал — пусть скромных, но вкусных. Теперь живот наполнен, сердце спокойно, душа умиротворена.
Как вы ловите вдохновение в самое серое и унылое время года?
Что помогает, чтобы искра творчества не гасла и пальцы не убегали от клавиатуры при мысли что-то писать?
