Сообщество - Лига Писателей

Лига Писателей

4 763 поста 6 809 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

"Последняя речь" Часть II

Предыдущая часть https://pikabu.ru/story/poslednyaya_rech_chast_i_6582750


Придя в себя, Семен сначала не мог понять, открыл он глаза или нет. Ему казалось, что они открыты, но темнота все равно не отступала. Через минуту Хомутов вспомнил все, что было до обморока, и едва сохранил силы, чтобы не упасть в него опять. Теперь у него новая проблема – он находится в каком-то темном помещении. Развести в стороны руки и ноги не получалось – значит, что помещение маленькое.


- Боже, я что, в коробке какой-то?! Где я?! Стенки толстые, выбить не получится. Разве что я не в…


Крик Семена теперь был похож на вопль раненого носорога.


- Боже, я в гробу! Что делать, что делать?! Как?! Как я тут оказался?! Кошмар какой, боже мой!


Через пару минут после приступа паники мысли Семена немного пришли в конструктив.

- Понять бы хоть, где этот гроб лежит. Может, я уже под землей? Мы же отца хоронили, я хотя бы не с ним лежу?! Фух, слава богу! Услышать бы, что снаружи. Ничего не слышно. Как в танке. Может, реально под землей. Тогда все, крышка. Через пару минут задохнусь! Так, стоп!


Хомутов оцепенел. Действительно раздавались какие-то звуки. Кто-то разговаривал. Мужчина и женщина.

- Ну хватит, Ира. Сколько уже можно плакать!

- Не могу я перестать! Я ж как вспомню, так вздрогну. Вить, обещай мне, что сделаем ему памятник.

- Посмотрим, родная, похороны и так накладно обойдутся. Пошли, скоро увозить будут.


Разговоры прекратились, а мужчина с женщиной отошли. Странно, но когда Семен попытался закричать или постучать, у него ничего не получилось. В момент разговора его тело реально оцепенело, и он вообще не мог пошевелиться. Голос же пропал полностью, даже после ухода людей что-то сказать не получилось.


- Что же это такое?! Никак отсюда не выбраться. Надо будет еще раз попробовать, когда они придут. Еще и имена такие – Витя, Ира. Точно, у родителей такие же! Ладно, бывает. Подойдите еще раз, пожалуйста, ребята. Освободите меня, прошу всех богов!


Никто не возвращался. До следующих действий снаружи Хомутов пролежал в гробу порядка двадцати минут в тщетных попытках выбраться. Но, ни один удар, ни один крик не достиг результата. Расшатать гроб тоже не получалось, он прочно стоял на какой-то поверхности. В общем, положение крайне печальное.


Затем Семен услышал шаги, опять попытался пошевелиться и закричать, но снова оцепенел. Он почувствовал, что гроб вместе с ним внутри подняли и начали куда-то нести. Вдалеке слышались непонятные разговоры, всхлипы и мат, доносящийся грубыми голосами. Дальше нести его перестали, но движение продолжилось. Оно сопровождалось шумом, похожим на рев двигателя и периодическими подпрыгиваниями.


- Куда-то везут. Уж ни на похороны, часом?! Все на это указывает. Боже, похоронят заживо?! Что же делать?! Стуки, крики не помогают. Господи, помоги мне! Ради всего святого, сделай что-нибудь. Может, это сон. Помоги проснуться!


Минут через тридцать движение прекратилось. Снова начали нести. Гроб колыхался из стороны в сторону и Хомутова от всех этих передвижений изрядно укачивало. Потом все стихло. Гроб явно куда-то поставили. Звуки разговоров стали слышатся все четче. К гробу стали подходить люди, и Семен начал прислушиваться к каждому слову, дабы постараться понять картину происходящего.


- Ну что, дорогие родственники и друзья. Пришла пора проститься с усопшим и провести его в последний путь. Сейчас попрошу вас по одному, кто хочет, подойти и сказать пару слов, какие он посчитает нужным. Прошу вас, давайте вы.


- Сема был для меня тем человеком, который заставил задуматься о том, могу ли я что-то в этой жизни. До его рождения я много думал, что реально стоящее у меня вряд ли может получиться. В основном я гулял, безрассудно тратил деньги и попросту прожигал жизнь. Но, после рождения сына я осознал, что это мой шанс. Если я его воспитаю порядочным, честным и целеустремленным человеком, то значит, я чего-то стою в этой жизни, ёж твою медь…


Семен, не имея возможности воскликнуть или пошевелиться, чуть не взорвался внутри.

- Ёж твою медь?! Так это же батя! Действительно, Витей его женщина та называла. А она Ира. Боже мой, так это же мама! Меня реально хоронят мои родители! Что происходит?! Так, все, спокойно. Надо батю дослушать. Пока, правда, только о себе говорит.

- …Много кто мне говорил, что я плохой отец. Да, можно упрекнуть, что меня часто не бывало дома, но я должен был давать Ире время отдохнуть от меня, - среди присутствующих пронесся легкий смешок…

- Действительно?! Шутки шутить вздумал? На похоронах родного сына. Да побойся бога, ты чего, отец?! Я тут, как бы, умер.

- …Ладно, не буду долго рассказывать о том, как я очень любил Сеню, сколько денег я тратил на его содержание, сколько времени убил на то, чтобы научить его драться и сколько раз больно наступал голыми ногами на разбросанное лего, - легкий смешок пронесся и в этот раз…

- Да брось! Хватит шутить! Сколько можно уже?! Заканчивай давай, тоже мне отец нашелся, вот я бы себе такого не… Ах да.

- …Закончу лишь тем, что хотел бы попросить прощения у него за то, чем я мог нанести ему обиду. Я всячески старался помогать и способствовать, но понимаю, что был не идеален, еж твою медь! Простите за грубость. Покойся с миром, сынок.


С этими словами что-то стукнулось о гроб. Хомутов лежал молча даже в мыслях и ждал продолжения. Оно не заставило себя долго ждать. Свою речь начала произносить женщина.

- Я…Хочу…Простите…Сейчас, секунду…Хочу просто сказать то, что любила, люблю и буду любить Сенечку всем сердцем. Он честный, добрый, порядочный мальчик, мое золото. Помню, постоянно подходил ко мне в детстве, показывал свои рисунки и ждал, когда я дам ему печенье. А глаза такие делал просящие, что даже если рисунок был не очень, я давала даже две печеньки. Он – свет в моей жизни, я не знаю, как пережить его уход. Он постоянно …Простите еще раз…Постоянно смешил меня своими историями, навещал меня, после того как съехал, никогда не ослушивался и не говорил, я ему чем-то мешаю. Сеня, если ты меня слышишь, знай, ты всегда будешь жить в моем сердце…Ой…


Снова что-то ударилось о гроб. Семен онемел полностью, даже ментально. Особенно на словах матери, о том, что никогда не перечил, вспомнив сегодняшний диалог с ней на кухне. Хоть он по-прежнему продолжал верить, что это сон, он успокоился и впал в некое задумчивое умиротворение. Остальные голоса, которые доносились снаружи, Хомутов уже не слушал.

После всех речей, и маленьких стуков, зазвучала музыка, и снова начались всхлипы. Гроб задвигался и начал обо что-то ударятся. Семен лежал отрешенно и сознание потихоньку размывалось. И вот раздался громкий, ощутимый удар. Все вдруг погасло.

Продолжение следует...

Показать полностью
346

Стивен Кинг. Как писать книги

1. Нельзя подходить к чистой странице равнодушно


2. Берите первое пришедшее на ум слово, если оно подходящее и яркое

По-настоящему сильно испакостить свое письмо можно, если насиловать словарь в поисках длинных слов, потому что короткие как-то стыдно использовать.

Дайте себе торжественное обещание никогда не писать «атмосферные осадки», если можно сказать «дождь», и не говорить «Джон задержался, чтобы совершить акт экскреции», когда имеется в виду, что Джон задержался посрать.


3. Если только писатель не уверен твердо, что пишет хорошо, лучше все же следовать правилам


4. Наречие вам не друг

Они вроде одуванчиков. Один на газоне выглядит и симпатично, и оригинально. Но если его не выполоть, на следующий день их будет пять… потом пятьдесят… а потом, братие и сестры, газон будет полностью, окончательно и бесповоротно ими покрыт.


5. Вид абзацев почти так же важен, как их содержание

В легких книгах абзацы короткие. Трудные книги, полные мыслей, повествования или описаний, выглядят солиднее. В описательной прозе абзацы могут (и должны) быть четкими и утилитарными. В идеале описательная проза состоит из предложения, задающего тему, и следующих, разъясняющих или усиливающих первое.


6. а) хорошее письмо состоит из овладения основами (словарь, грамматика, элементы стиля);

б) хотя нельзя из плохого писателя сделать грамотного, а из хорошего писателя великого, все же тяжелая работа, усердие и своевременная помощь могут сделать из грамотного писателя – хорошего.


7. Если хотите быть писателем, вам прежде всего нужно делать две вещи: много читать и много писать.


8. Самое главное для регулярной продуктивности – работать в безмятежной обстановке.


9. Не ждите прихода муза

Это тупоголовый мужик, не поддающийся творческому трепету. Ваша работа – довести до его сведения, что вы находитесь там-то и там-то с девяти до полудня или с семи до трех. Если он это будет знать, уверяю вас, он рано или поздно появится, жуя сигару и совершая волшебство.


10. Я ставлю группу персонажей (или пару их, или даже одного) в трудную ситуацию и смотрю, как они будут выпутываться.

Моя работа не помогать им выпутываться или вести их на ниточках в безопасное место, а смотреть и записывать, что будет происходить.


11. Описание – вот что делает читателя воспринимающим участником вашей истории

Для меня хорошее описание обычно состоит из нескольких точно выбранных деталей, которые заменяют все остальное. Как правило, это те детали, которые первые приходят на ум.


12. Ключ к написанию хорошего диалога – честность

Моя мать, упокой Господь ее душу, не одобряла грубости и вообще подобных разговоров, она называла это «язык необразованных». Но это не мешало ей завопить «Ой, бля!», если случалось попасть себе молотком по пальцу.


13. Все, что я сказал о диалоге, относится и к созданию персонажей

В сухом остатке эта работа сводится к следующему: смотрите, как ведут себя люди вокруг вас, а потом правдиво рассказывайте, что видите.


14. Два примера того, для чего нужны вторые черновики – символика и идея

Обычно я подобное вижу уже, когда вещь сделана. После этого я могу ее перечитать и поискать скрытые образы. Если я их вижу (а как правило, вижу), я их могу включить во второй, более осознанный черновик вещи.


15. Сколько переписывать и сколько делать вариантов? Для меня правильным ответом всегда было два черновых варианта и беловой

Первый черновой вариант – притом всей вещи – должен быть написан без чьей-либо помощи. Сколько времени дать книге вылежать – как тесту, чтобы взойти, – зависит только от вас, но я считаю, что это должно быть минимум шесть недель. После шестинедельного периода восстановления вы также сможете заметить все зияющие дыры сюжета и развития характеров. Когда я кончаю читать и делать свои буквоедские заметки, наступает пора открыть дверь и показать, что я написал, четверым-пятерым близким друзьям, которые выразят желание смотреть.


16. Второй вариант = первый вариант – 10%

Если у вас не получается убрать десять процентов, сохранив сюжет и атмосферу, значит, вы не слишком старались.

Показать полностью

Свет

-Папочка, я боюсь! 
Я сидел на кроватке в обнимку с Машиком, которая расширенными глазами оглядывалась вокруг и жалась ко мне. 
-Что, солнышко? 
-В темноте кто-то есть плохой. 
Достаточно распространенный страх. Помню, что и я в детстве просил папу не закрывать плотно дверь в комнату на ночь. Просил оставлять приоткрытой.
-Машик, ты же большая девочка и должна понимать, что в темноте никого нет. Ты мне веришь? 
-Верю. 
Вообще, по мере того как я взрослел, я все яснее понимал, что бояться темноты вовсе не нужно - в ней никого нет. Откинь штору - и жуткий силуэт окажется тенью дерева. 
Бояться нужно темноты в людских душах - она гораздо страшнее там. 
Если темнота, кажущаяся совсем маленькой по сравнению с самою душой, начнет просится наружу - у нее не будет видно дна и ее выход будет бесконечным. 
-Спи, солнышко, и ничего не бойся. Я рядом. 
Я крепко обнял Машку, подошел к двери и взялся за ручку. 
-Папочка! 
Я обернулся. 
-Может, ты оставишь мне щелочку?

https://www.proza.ru/2016/01/10/192

Показать полностью
20

Страшный суд (Рассказ на конкурс в 20 слов. Сергей Гостов)

Страшный суд (Рассказ на конкурс в 20 слов. Сергей Гостов)

- Тишина!

Заседание суда объявляется открытым, можете снять с него наручники.

Подсудимый, первый вопрос:

С какой целью вы создали наш мир?

Показать полностью
29

Муза с точки зрения науки

Как человек, чьим хобби является писательство, я постоянно сталкиваюсь с разного рода озарениями и фрустрациями. Иногда, бывает, сижу за компьютером, пытаясь выдавить из себя хоть толику качественного текста, с красивыми образами и интересными диалогами. А порой, красочный текст будто сам изливается наружу. На днях решил разобраться в вопросе - что же такое муза и как она вообще возникает. Решил подойти к этому вопросу с научной стороны. Кому интересно можете почитать более подробно:


Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики.

Михаил Эпштейн - От знания к творчеству


Для себя выделил краткую часть полезной информации, что же такое муза с научной точки зрения. Итак, поехали.


В современных теориях творческого процесса обычно выделяются четыре стадии:


1. Подготовка. Исследование материала, работа сознания, поиск ответов, обдумывание задач и загрузка их в бессознательное.


2. Инкубация. Период недумания, расслабления, отвлечения, когда бессознательное само совершает работу по решению задач, введенных в него сознанием. Часто это происходит

во сне или во время отдыха. Период инкубации может продолжаться от нескольких часов или дней до многих месяцев и лет.


3. Озарение. Неожиданная вспышка, когда бессознательное выдает сознанию итог своей «инкубационной» работы – решение исходной проблемы. Эта вспышка – «Эврика!» – часто происходит в случайное время и в случайном месте.


4. Проверка. Среди множества образов и идей, выданных бессознательным в момент озарения, производится уже сознательный отбор, подкрепленный профессиональными навыками, и творческая идея подвергается дальнейшей переработке и оформлению, подкрепляется рациональными аргументами.



Как вывод можно сделать следующее. Не к чему насиловать свой мозг если действительно что-то не идет. Нужно просто расслабиться, отпустить и заняться чем-нибудь другим. Даже Энштейн в такие моменты переключался на скрипку. А бессознательное в итоге справится с этой задачей за нас. Главное вовремя записать возникшую идею.

Показать полностью
4

"Последняя речь" Часть I

Попивая чай на кухне, среди траурных венков и тряпок, висящих на окнах, Семен проговаривал про себя каждое слово своей речи на предстоящем мероприятии. Он даже делал паузы для того, чтобы воображаемая публика отреагировала на отдельные фразы, ведь каждый из присутствующих должен проникнуться до глубины души. Эта речь вызывала довольную улыбку на лице Семена, ведь пара шуток, которые он туда вставил, смешили его даже после пятого прогона. Окончив чайную церемонию, Семен Викторович Хомутов надел черный, как уголь пиджак поверх белоснежной дорогой рубашки, смахнул с него все пылинки и приготовился в последний раз пробежаться по речи. Как раз в этот момент на кухню зашла мама Семена, поправляя мявшееся от ходьбы черное платье.


- Сыночек, там Нина пришла, хочет поздороваться, выйди уже из этой кухни, наконец.

- Мам, ну не видишь, я репетирую! Тетю Нину я видел три месяца назад. Я с тех пор не изменился, подождет.

- Так, Сёма, ты сколько еще будешь мне нервы трепать!? Выйди, поздоровайся с людьми, не позорь меня.

- Мам! Я ко всем подойду сегодня, только позже, не мешай!

- Ну конечно! Речь на похоронах отца, которого ты видел раз-два и обчелся, важней, чем родная тетя! У нее, между прочим, сердце больное, ее расстраивать нельзя!

- Да сколько же можно!? Я-то думал, что хоть сейчас меня оставят в покое. Я же занят, все потом сделаю, ко всем подойду и всех порадую.

- Ну и оставайся в своем покое сколько хочешь! Все, слова от меня сегодня не услышишь! – после этих слов на кухне раздался мощный дверной хлопок.


Вообще-то, мать Семена очень отходчивая женщина. Например, однажды он пришел домой вусмерть пьяный и, матюгнувшись в адрес любимой мамы, улегся спать прямо на двадцатилетнем персидском ковре, который потом с радостью облевал. Наутро у кровати Сеню ждали стакан с водой, аспирин, завтрак из трех блюд и чашка кофе. Но первое слово из уст матери было произнесено лишь через два дня. В качестве наказания, разумеется.


Наконец-то! Речь отточена до автоматизма, можно выходить в зал и поражать всех присутствующих. Теперь ничто не могло испортить ему настроение. Даже то, что его немного ударило током, в момент снятия телефона с зарядки. Это даже прибавило ему заряда бодрости. Семен пафосно открыл дверь, вышел в гостиную, и интригующе поднял глаза. Но Хомутова ждала неожиданность – все гости удалились, не став ждать хозяина квартиры. Даже матери не было, она тоже ретировалась. Все бросили Сеню. Лишь в дальнем конце комнаты, под натюрмортом с грушами и графином вина, наш герой заметил спящего дядю Колю, которому, видимо, просто не сказали, что пора уезжать.


- Дядя Коля, дядя Коля, - тряся старика, бормотал Семен, - где все, куда подевались?

- Кто? Ой, серьезно, а где народ? – дядя протер глаза и смачно зевнул.

- Я тут выхожу из кухни, а меня так кинули. Я что, все пропустил?

- Наверное. Я тебя, Семен, в первый раз сегодня вижу. Мать, вон, твоя ненаглядная немного рассказала про Витю, пару его родственников пробормотали там что-то, плакали. Я сидел, вино попивал, а потом чувствую, развозит меня. И заснул. Сон такой видел. Иду я, значит, по крыше гаража, а на встречу, свора собак на коньках и с битами, - тут дядя Коля начал заливаться от смеха, и Семен попытался вернуть разговор в начальное русло.

- Так, может, они в кафе поехали?

- А я почем знаю, позвони там кому-то, а я с твоего разрешения продолжу дремать, потом расскажу, что там дальше с собаками. Ну и сон, ей богу!


Все, дядя Коля отрубился и оставил Хомутова один на один с пустой комнатой, в которой поминали его отца. Он начал ходить по комнате, искать фотографии папы, но не нашел ни одной. Ни в одном уголке. «Зачем забрали?» - подумал Сеня. Но ладно, нужно догонять гостей и он пошел к выходу. И тут его ждал еще один сюрприз.


Двери были заперты. Причем, снаружи, открыть их никак не получалось. Сначала Семен, постепенно наращивая силу, дергал все створки. Дыхание учащалось, проступили капли пота на лбу, кулаки крепко сжались. Стуки и крики о помощи тоже ни к чему не привели. Прибежав назад к дяде Коле, Хомутов, на удивление, никого не увидел под натюрмортом и удивленно вскрикнул. Обойдя всю квартиру, Семен Викторович не обнаружил внутри никого, кроме своей тени. Десятый этаж не позволял пользоваться другим выходом, поэтому он решил пойти на кухню и выпить чего-то горячительного, с целью осознать ситуацию и успокоиться. Но тут очередной сюрприз – кухня оказалась пуста, ни единого стола, стула, тумбочки, стакана, бутылки. Лишь голые стены смотрели на парня. Теперь он крикнул во весь голос.


Сев на деревянный пол перед окном, он начал проговаривать все мысли вслух.

- Так, сегодня среда, двадцать пятое, похороны отца, я Хомутов Семен Викторович, семьдесят седьмого года рождения, я в черном пиджаке, я не сошел с ума, что происходит?! Что происходит?!


Окончательно добил Семена тот факт, что он внезапно почувствовал на своем плече чью-то руку. Глянув в отражение на окне, он увидел сзади силуэт и лицо отца, потом раздался звук падения фотографии в стеклянной рамке. Хомутов хоть из сильных ребят, но, все же, от такого моментально упал в обморок. Виктор Хомутов, стоявший позади Семена, искренне недоумевал.

Продолжение следует...

Показать полностью
314

Рэй Брэдбери. Дзен в искусстве написания книг

Рэй Брэдбери. Дзен в искусстве написания книг

1. Если есть мысль, идея, намек на нее, начать писать сразу же и не останавливаться, на едином творческом порыве, без правок и редактур, пока не будет высказано все до последнего слова. И главное – получать удовольствие от самого процесса писательства: «…если вы пишете без упоения, без пыла, без любви, без радости, вы только наполовину писатель. Это значит, вы постоянно коситесь одним глазом либо в сторону коммерческого рынка, либо в сторону авангардной тусовки, и перестаете быть собой. Вы себя даже не знаете. Потому что писатель обязан быть прежде всего одержимым. Его должно лихорадить от жара и восторга.»


2. Составлять списки существительных, из которых в дальнейшем может получиться рассказ. Бредбери называет это «испытанием со словесными ассоциациями», из которых у мэтра вышло множество знаменитых рассказов и даже «Вино из одуванчиков» написан по ассоциативной схеме, то есть какое-либо существительное, например, «лето» постепенно обрастает подробностями, становится отравной точной для создания сюжета, превращаясь в полноценный художественный текст.


3. Бредбери убежден: «со временем количество переходит в качество», то есть чем больше автор тренируется в создании художественных текстов, тем лучше его писательские навыки. Поэтому автор обязан писать каждый день, не устраивая выходных. Если в какой-то день такая полезная штука, как вдохновение отсутствует, автору стоит сосредоточится на тех фрагментах текста, создание которые вдохновения не требуют. Но главное, по мнению Бредбери, писать ежедневно: «конечно, за несколько дней простоя твой стиль, каким бы он ни был, форму не потеряет. Но вот что случится: мир догонит тебя и попытается одолеть. Если не будешь писать каждый день, яд постепенно накопится, и ты начнешь умирать, или безумствовать, или и то и другое».


4. Поставить перед собой задачу – писать по одному рассказу в неделю. Так, к течение года у автора будет готово сорок-пятьдесят рассказов. И некоторые из них обязательно будут удачны: «Невозможно создать 52 плохих рассказа подряд». Схему «писать по тысяче слов ежедневно на протяжении двадцати лет» Бредбери считает неработоспособной, поскольку автор должен научиться создавать не только собственно художественный текст, но и законченное произведение, а сделать это можно, постоянно тренируясь в написании рассказов/новелл, из которых в дальнейшем может получится полноценный роман, ведь именно из коротких рассказов и новелл у Бредбери вышло «Вино из одуванчиков» и «Марсианские хроники».


5. Рей Бредбери советует погружать читателя в мир художественного произведения так, чтобы он чувствовал себя его частью, его героем, а сделать это можно, делая этот мир зримым, слышимым, осязаемым. «Если вы собираетесь убедить читателя в том, что он и вправду попал в созданный вами мир, вам нужно воздействовать на все его органы чувств поочередно: цветом, звуком, вкусом, фактурой. Если читатель чувствует солнечное тепло у себя на коже, чувствует, как его рукава развеваются на ветру, значит, полдела готово. Самые невероятные истории можно сделать правдоподобными, если читатель — всеми своими чувствами — ощущает себя в гуще событий».


6. Рей Бредбери занимает самую честную и, пожалуй, единственно возможную для большой литературы позицию: по его мнению, писатель обязан быть бескорыстным. «Вам хочется славы и денег — да пожалуйста, но только в качестве награды за честно и хорошо сделанную работу. Известность и крупная сумма на банковский счет должны приходить уже после того, как сделано все остальное. Это значит, что у вас не должно быть и мысли об этом, пока вы сидите за пишущей машинкой», ‑ утверждает он.


7. Рей Бредбери считает, что писать нужно так, чтобы созданный текст впечатлял читателя, заставлял его глаза гореть, а сердце часто биться. Бредбери говорит: «Какова величайшая награда для писателя? Когда кто-нибудь подбегает к тебе — глаза горят восхищением, лицо пышет искренностью — и говорит: “Ваша новая книга, она потрясающая! Удивительная!” — разве нет?! Тогда, и только тогда — ваш писательский труд на самом деле чего-то стоит».


Источник: https://pishi.pro/kak-stat-pisatelem/kak-napisat-knigu/rej-b...

Показать полностью
40

Зюзя 15

Глава 8



А утром весь мой гениальный план накрылся пушистым северным зверьком. С утра пораньше, даже из стана выйти не успели, на стареньком спортивном велосипеде прикатил юнец и обрадовал всех новостью о смене места дислокации нашего отряда.


В сутолоке сборов я, моля всех богов, чтобы ничей любопытный глаз не заметил моих странных действий, отодрал кусок нательной рубахи, с усердием повозил его по пропахшему потом телу и вывел на нём подобранным в кострище угольком: «Жди».


Эту своеобразную записку придавил камнем в незаметном месте, после чего бросился к своим изображать кипучую деятельность. Надеюсь, Зюзя по запаху догадается найти моё послание и прочтёт. Она умеет, точно знаю. И ведь как неудачно всё складывается! Мы ночью условились, что доберман принесёт к найденному ей на берегу удобному месту достаточное количество сухих толстых веток для постройки маленького плотика, способного лишь выдержать вес собаки и не дать пойти ко дну мне. Даже придумал, где украсть верёвки, чтобы связать и укрепить водоплавающую конструкцию. Спал и видел, как через пару дней свалю отсюда в дальние края - ищите потом ветра в поле, но нет, всё традиционно через одно место…


Ничего не объясняя, охрана споро погнала нас в сторону города. Ситуация прояснилась лишь когда мы достигли опоясывающий Фоминск защитный ров. Помимо нашего отряда, здесь уже присутствовали ещё четыре группы по десять чумазых, почти поголовно в обносках, зевающих от недосыпа горемык.


С огромным трудом согнав всех в некое подобие строя, ранее не виденный мною пузатый человек, явно наделённый властью, зычно проорал новость о том, что теперь мы занимаемся фортификационными работами – проще говоря, приводим в порядок этот самый ров, пока земля сухая и нет дождей. Каждому выдали по старенькой лопате, наметили участки, и работа закипела под пристальным наблюдением охраны и не поленившихся прийти сюда быков.


Честно посвятив этому занятию весь световой день с небольшим обеденным перерывом, наш отряд стал готовиться к отбою – поужинали, вдоволь напились воды и стали обрывать мелкую, однако такую пахучую и сочную траву, для лежанок. Я не отлынивал, хотя в мыслях был далеко, у оставленного стана…


Неожиданный пинок в спину отправил меня прямиком носом в землю, а раздавшийся дружный гогот оповестил, что сейчас произойдёт что-то нехорошее. Обрывавший мягкие стебли неподалёку Игорь, лишь мельком глянув мне за спину, неожиданно бросил своё занятие и, с жалостью глянув на меня, негромко произнёс, словно ни к кому не обращаясь: «Извини, каждый сам за себя», после чего ретировался в сторону отрядного костра.


- Вы что делаете?! – моя попытка привстать пресеклась несильным, но обидным тычком ноги в живот. - Охрана!!!


- Причём тут охрана? – искренне удивился кто-то, пока не увиденный мною. – Здесь никто ничего не нарушает, никого не избивают, а если у тебя падучая болезнь – так тебе к фельдшеру надо.


Последние слова вызвали повторный приступ безудержного веселья, подкреплённый новым тычком. Я, понимая, что просто так мне подняться не дадут, перекатился на спину и увидел пятерых тощих, редкозубых мужиков в добротной, но поношенной, грязной одежде; с такими же кандалами, как у всех нас. Они слаженно обступили меня вокруг, отрезая пути к отступлению, и двое, неожиданно подхватив за руки, без спроса подняли на ноги. Попытался вырваться, но куда там! Пальцы этих гопников держали мёртвой хваткой.


Я даже понять не успел, как куртка моего недавно приобретённого на местном торге камуфляжа оказалась у них в руках. Но на этом ничего не закончилось – самый рослый из напавших вплотную приблизился, и дыша вонью нечищеных зубов, с показной нежностью в голосе сказал: «Штаны снимай, лучше сам».


- Да пошёл ты… - продолжить не смог, точнее не дали. Мощный удар спиной о землю выбил воздух из груди, сверху навалилось одновременно несколько человек, и я с ужасом почувствовал, как с моих ног сползают брюки. Поделать с этим ничего было нельзя, и одно только осознание этого факта вгоняло в жуткий стыд перед собой, окружающими, даже рогатыми надсмотрщиками. Все всё видели - и никто не помог. Наоборот, больше чем уверен, с интересом смотрели на этот неприкрытый грабёж.


Когда остался в одних трусах и рваной нательной рубахе, давление неожиданно ослабло. Меня отпустили. Я вскочил на ноги, бряцая цепью, и уже совсем было приготовился наброситься на ближайшего обидчика, но тут мне прямо в лицо прилетел ком вонючего рванья. В этот же момент рослый, с удовольствием осматривая мои пожитки, неожиданно громко, чтобы все вокруг слышали, обратился ко мне:


- Обмен произошёл, претензий нет.


- Какой обмен?! Это нападение! Вещи верни, козлятина! – я отшвырнул от себя только что полученную рванину и бросился на него, особо ни на что не надеясь. Да, их много – так что теперь, в нижнем белье, пресмыкаясь, жить?


И снова последовал опрокидывающий толчок, теперь в грудь. Умелый и несильный, призванный всего лишь отбросить такого досадного червя, как я, с дороги победителя по жизни. Со всех сторон опять раздалось одобряющее ржание друзей этого откровенного бандита. Поиграть вздумали, поглумиться? Не тот случай! Ничего у вас не выйдет!


Дальше помню как в тумане, урывками. Вот рука нащупывает камень, удобно уместившийся в ней, вот перекошенное от хохота лицо моего обидчика, вот глаза из колюче - водянистых превращаются в удивлённые, вот наступает тишина…


…Я стоял у распростёртого на земле тела и глупо смотрел на зажатый в руке булыжник, украшенный несколькими каплями крови да парой-тройкой тёмных волосков. Удар пришёлся в висок, отчего любитель чужой одежды умер практически мгновенно. Вокруг все ошарашено молчали. Никто ко мне не подходил, не порывался отомстить за друга - складывалось ощущение, что меня тут нет или что я случайно забредший на этот праздник жизни прокажённый. Ну просто немая сцена, по классику!


Дело сделано, будь что будет… Прислушался к себе – и не обнаружил в душе ничего. Словно только что докучающего комара прихлопнул, а не человека на тот свет спровадил. Не специально, но кому такие нюансы сейчас интересны? Теперь начнётся карусель, набегут местные законники…


Всё в той же тишине забрал из рук мертвеца свои тряпки, не спеша оделся, после чего совершенно спокойно подошёл к ближнему из замерших от удивления охранников, и поинтересовался:


- Куда идти?


Он, с трудом оторвав взгляд от ещё тёплого тела главного гопника, посмотрел в моё лицо каким-то безумным, лишённым здравого смысла, взглядом, судорожно сглотнул и шёпотом выдавил из себя:


- Ить это… убийство… - а затем заорал. – Убийство!!! Ты чего натворил!.. Тебя теперь…


Что теперь - узнать не удалось. Мои руки внезапно оказались опять за спиной и знакомо на запястьях клацнули браслеты. Как по мановению волшебной палочки, с обеих сторон возникли два дюжих надсмотрщика, третий профессионально оказался за спиной, и мы все вместе, под пересуды пришедших в себя зэков, направились к городским воротам.


Привели меня в местный пункт охраны правопорядка. Во всяком случае, именно такое впечатление производит длинная изба с зарешеченными дверями камер, стойкой дежурного и расписаниями патрулей на стене. Шедший за спиной всю недлинную дорогу охранник по-военному чётко, без лишних слов доложил старшему о случившемся, закрыл меня в свободную камеру, после чего уселся за стоящий у стены стол оформлять задержание документально, на бумаге. Покончив с этим скучным делом, он, бесшумно шевеля губами, перечитал, а после сдал начальству написанное, забрал двух остальных конвоиров и отбыл обратно. Это вызвало даже некоторое восхищение – как служба налажена! Ни ахов, ни охов, ни разглагольствований не по делу – быстро, эффективно, просто. Если это заслуга Фролова, то снимаю перед ним свою несуществующую шляпу.


А вот и он сам, лёгок на помине. Часа не прошло, как пришёл. Хотя… что это я? О таких вещах, как убийство, даже в те, цивилизованные времена, всегда сообщали руководству в любое время дня и ночи.


Сергей Юрьевич поздоровался с дежурным, вдумчиво изучил бумагу от охранника, после чего приказал вызвать конвойных и провести задержанного, то есть меня, в его кабинет. И пяти минут не прошло, как мы сидели снова друг напротив друга в небольшой, аскетичной комнатушке с крохотным окошком, при неромантичном огне свечей. Да, в наших реалиях вот так – романтика горящей свечи и бронзовых канделябров умерла вместе с электричеством; теперь это только дрожащие на сквозняках, играющие тенями источники освещения.


Отпустив конвой, он сам снял с меня наручники, совершенно не опасаясь моей нынешней репутации жестокого убийцы, вернулся на своё место и начал с главного:


- Обмен предлагали?


- Обмен… Грабили меня - я защищался, как мог.


- Грабили? - неискренне удивился особист. – Против вас использовали оружие, избивали или использовали иные способы угрозы для жизни? У вас с применением насилия отобрали ваши вещи? Есть доказательства в виде ран, шрамов, ссадин и прочих неопровержимых фактов?


- Да! Э-э-э… пятеро раздели одного и взамен кинули старьё – это честный обмен, по-вашему?!


- Я ничего не говорил про честный обмен - только про обмен, и всё. Сапоги?


- Одежда. Сапоги в отряде были…


- Виктор, не смотрите на меня волком. Я прекрасно знаю, что произошло, свидетелей хватает. Под видом обмена была попытка на грани законности отжать у новенького имущество. Старая, как мир, каторжная затея поживиться. На слабака рассчитанная. Будь вы поопытнее – настояли бы на своём без мордобития, и охрана непременно бы приняла меры. Поверьте, это происходит не в первый раз, навык есть. Просто своим лёгким невмешательством люди позволили себе немного отвлечься от рутины караульной службы, понаблюдать из спортивного интереса за вашими действиями. А вы? Вы совершили убийство! Вы это понимаете?! Про последствия вообще умалчиваю…


Мне оставалось лишь угрюмо кивать головой. А что отвечать, что доказывать? Люди всё видели, и каждый интерпретирует случившееся под себя. Кто-то скажет: «Молодец, отстоял своё!»; кто-то наоборот – проклянёт урода, который из-за поганых шмоток человека убил. Этот умник вон, вообще всё наизнанку выкрутил. Я на такое философствование плевать хотел, не его штаны отжимали. Единственный вопрос, который в моих глазах сейчас имеет практическую ценность, прекрасен в своей простоте – как мне собственную шкуру спасти?


Между тем Фролов продолжил:


- Вам только до ноября потерпеть надо было, но, видно, не судьба… Всего-то выполнять самые простые требования и работать честно! Никто ведь запредельных задач не ставил, на органы продать не грозился, что же вы за человек беспокойный такой?!


- До ноября? – мой мозг вычленил именно эту фразу. Что он несёт, этот бывший рыцарь плаща и кинжала?


- Да. Вы не ослышались. Именно до ноября и именно этого года. – Сергей Юрьевич позволил себе мягкую, почти отеческую, улыбку. – Цель упечь на полный срок такого молодца в трудовые отряды не ставилась изначально. После вашего отказа о добровольном поселении в Фоминске Андрей Петрович палку, конечно, перегнул, однако сильно обижаться на него не стоит.


Я вскинулся – он меня вообще за идиота держит?


- А извиниться мне перед вашим градоначальником не надо? Ну, за то, что вообще есть и что не оправдываю неизвестных мне надежд?


Фролов грустно, как на тяжелобольного, посмотрел на меня, вздохнул, и ровно, не повышая голоса в ответ на моё откровенно хамоватое поведение, продолжил:


- Извиняться не надо. Хотите вы верить моим словам или нет – это не моё дело, а ваше. Просто знайте – я говорю правду. Сотрите с лица эту скабрезную улыбку! Вы действительно думаете, что вокруг одни заговоры и интриги? Глупо. Не понимаете? – он побарабанил кончиками пальцев по краю стола. – Объясню по - другому. Скажите, сколько раз вас тут обманули, только без детских обид?


В запале уже совсем было открыл рот, чтобы вывалить на этого мутного Сергея Юрьевича всю свою злобу, ненависть и прочие «благодарности за курортно-санаторные условия проживания», однако вовремя заткнулся. Вопрос явно с подвохом. Хорошо, посчитаю… С дрезиной некрасиво поступили – это один, а два – так и не смог вспомнить, хоть и честно пытался. Но и первого лично мне выше крыши будет – слишком многое изменилось в худшую сторону.


- Один, - процедил я. – С оплатой в виде заветного билетика. Расчёт окончен - мне этого вполне достаточно.


- Понимаю, неприятно, но вас никто не обманывал. Просто билет был на другую дрезину - ту, которая весной пойдёт. Так что наш город вёл себя по своему честно по отношению к вам.


- Издеваетесь?


- Да что же вы все мои слова в штыки воспринимаете?! – ледяное спокойствие особиста слегка пошатнулось. – Просто всё. Смотрите сами -основное богатство Фоминска – это люди, и это непреложный факт. Они постоянно прибывают понемногу со всех сторон, как правило спаянными семейными общинами. А нам надо на зиму новый северо-восточный пост укомплектовать. Только построили, рано ещё по-настоящему обживать, но заселить людьми в первую зиму жизненно необходимо. Разведать места, установить наличие тварей, нарубить строевого леса, вычистить и подготовить для постоянных колонистов делянки под огороды – дел просто громадьё!


Из семей на это дело мужиков не выдернешь – или во все тяжкие пустятся по алкогольному делу, или по жёнам сохнуть начнут и головы ревностью забивать. В любом случае ничего хорошего по умолчанию получиться не сможет. С бабами на зимовку отправлять – пробовали. Сначала все между собой перелюбились да передрались, а затем и до увечий дошло. Как вы понимаете – тоже не вариант.


Остаётся наиболее эффективный выход – отправлять одного опытного взрослого и несколько юношей. Старший расслабиться молодёжи не даст, а заодно и дурь гормональную вышибет, и обучит полезному, и задачи, руководством поставленные, выполнит. Вот вас мы и хотели старшим назначить. Выпустили бы из отрядов в конце осени в виде великого одолжения под нужным соусом - и поверьте, вы с вероятностью практически сто процентов приняли бы наше предложение, никуда бы не делись.


- Почему я и почему ноябрь?


- Удивлён, что вы не поняли. Хорошо. Вы – потому что вы одинокий; потому что до сего дня не нарушили ни одного городского закона, наоборот – всячески демонстрировали умное смирение с бесконфликтностью; раз смогли живым дойти до наших Палестин – весьма живучий, рассудительный и не склонный к скоропалительным решениям и прочим глупостям. Хотя тут вы сегодня подкачали… Ноябрь – потому что снег. Дороги сейчас не чистят, куда вам идти из Фоминска? На верную смерть? И ещё потому, что у нас холостых взрослых мужиков на все окрестные поселения меньше, чем пальцев на руках - выбирать особо не приходится. Хотите отвара? – неожиданно сменил тему Фролов.


Даже не раздумывая, согласился. Лучше тут время за беседой коротать, чем в камере, как обезьяна, сидеть. Особист покопался под столом и достал оттуда старенький термос, большой, литра так на два с половиной. Кружки попросту извлёк из тумбы, стоящей справа от его кресла.


Мы неспешно, в молчании, выпили странноватой, уже довольно остывшей, жидкости. Без всяких сомнений вкусной, отдающей летним лугом. Из всего сложного букета разнотравья смог опознать только мяту и чабрец, остальной набор ингредиентов остался загадкой.


- Нравится?


- Да. Вкусно очень. Спасибо, - нисколько не покривили душой я.


- Приятно слышать, по собственному рецепту завариваю. С собой в дорогу надо не забыть вам положить, попьёте вечером у костерка.


- Вы меня отпускаете после того, что мне пришлось совершить, на все четыре стороны?


- Не безвозмездно, конечно, но в целом верно.


- Сергей Юрьевич, я, наверное, сейчас должен биться в припадках счастья и радости, однако опыт мне подсказывает историю о бесплатном сыре в мышеловке. Не скрою, жить очень хочется, и как можно дольше и лучше, но что вы попросите взамен? – к сожалению, волнение сдержать не получилось, поэтому голос слегка дрожал. – Чем отрыгнётся?!


Фролов внимательно посмотрел мне в глаза, вздохнул, почесал переносицу тем самым жестом, который знаком всем, кто провёл на работе как минимум часов двадцать, и стал отвечать с видом человека, пересказывающего в сотый раз одно и тоже.


- Начну издалека, так понятнее будет. Как любит к месту и ни к месту повторять САМ, ну, в смысле, наш горячо любимый Фоменко: «Люди – наше главное богатство». Я от себя дополню эту мысль одним из девизов германского генштаба времён Первой Мировой: «Отбросов нет, есть кадры». Поэтому случившееся досадное недоразумение на чистке рва, конечно, несколько спутало наши планы относительно вас, однако полностью бесполезны вы не стали. Просто будет поставлена другая задача. Конкретно в вашем случае – необходимо доставить письмо, кстати, по тому же маршруту, по которому вы планировали изначально ехать на дрезине. Назад можете не возвращаться, живите своей жизнью.


- Почему именно я? На сколько известно, с купцами передать послание гораздо проще, чем с бегущим от высшей меры одиночкой. Или будет официальное помилование?


- Да Бог с вами, какое помилование? Тихо исчезните, никто ничего не узнает. И вообще, официально вас завтра повесят при большом стечении народа с обязательным чтением приговора и под громкие аплодисменты.


- К-как… повесят? – сглотнул подступивший комок к горлу я.


- Традиционно. За шею на верёвке. Мы тут не извращенцы, нам на издевательства и мучения смотреть ни к чему. Тем более не стоит, - он поднял вверх указательный палец, подчёркивая значимость своих слов, забывать о совершённом вами деянии! Преступление в данном случае равно наказанию.


- Тогда к чему все эти байки о письме?! Поглумиться напоследок?!


- Да успокойтесь вы! Это была лёгкая шутка! Понимаю – мне смешно, вам – не очень. Я посмеялся, вы забыли, – вот только в голосе и выражении лица особиста не было и намёка на юмор или веселье. – Вместо вас повесят совершенно другого человека. Не волнуйтесь, на нём грехов как травы на лугу – убийства, мародёрство… а, не хочу даже перечислять. Петля в его случае самое мягкое наказание. Ну вот, к примеру… в том году вырезал с подельниками хутор неподалёку от города. И как посмел – в наглую, среди бела дня! Так они там такое творили… В общем, дружков его при задержании положили, а этого упыря живым взять удалось. Вот в дело и пойдёт, изобразит для обывателей торжество правосудия.


Всех, кто сегодня присутствовал при ваших разборках, отправили по баракам в Фоминске, чтобы под присмотром были и не учинили каких – либо дополнительных глупостей; завтра спозаранку отряды обратно в поля отгонят, с глаз долой. Охрана при них неотлучно будет, а больше вы тут никому и неизвестны. Так что вашей одежды и мешка на голове казнимого будет вполне достаточно. Вряд ли кто-то заметит подмену, рот осужденному кляпом заткнём, чтобы не гавкал, погань... Думаю, даже с одеждой перестраховка излишня, однако лучше перебдеть, чем потом сопли на кулак наматывать, выкручиваясь из-за нелепой случайности.


- Понятно. А если сбегу? В моём положении, как правило, соглашаются на любые предложения, лишь бы вырваться.


- Хороший вопрос. Правильный и своевременный. На сколько мне удалось понять – ну не зря же я столько с вами общался; вы - человек слова и нарушите его только в силу непреодолимых обстоятельств. Данный расклад вполне приемлем, а даже если и нарушите – не велика потеря, изыщем другой способ связи. Только и всего. Но мне почему-то кажется, что наш договор будет выполнен. Значит, смотрите – после освобождения вы отправитесь вдоль железной дороги на юг. На первой встреченной вами платформе найдите кирпич, лежащий под ступеньками. Под ним заберёте послание. Сделать это необходимо в тёмное время суток, днём там бывает… оживлённо, так что лучше не рисковать. Сразу уточню – послание можете даже не пытаться прочесть, оно зашифровано.


- Кому послание? – решил уточнить я.


- Полковнику Коробову, начальнику гарнизона.


У меня от удивления глаза поползли на верх, и это не укрылось от Фролова.


- Вы знакомы?


- Не знаю… Может, однофамилец…


- Давайте проверим. Полковник Коробов, связист, пришёл откуда-то с севера, где командовал узлом секретной связи и ещё неизвестно чем.


- Из-под Вологды, - уточнил я, не видя особого смысла скрывать факт моего знакомства с этой личностью.


- Значит знакомы… Расскажите мне об этом человеке абсолютно всё, что знаете.


Весь последующий час я рассказывал о своём пребывании у полковника, его характере, привычках и прочих нюансах, интересовавших особиста. Ответил на целую кучу вопросов, сделал массу уточнений в наиболее заинтересовавших Сергея Юрьевича местах. Узнав, что нужно, он долго задумчиво сидел, глядя в неизвестную мне точку на столе, а затем произнёс:


- Это многое объясняет… Хорошо, что я тут с вами валандаюсь, не зря… Психологический портрет соответствует моим выводам… Отлично! Давайте начнём соби…


- Ещё одну минутку вашего внимания, если позволите. У меня есть пара неясных моментов в поставленном задании. Как я понимаю, официально передать информацию возможности нет, значит действуете вы секретно. Какие ограничения накладывает на меня данное обстоятельство? И второй – что делать, если письмо попадёт не в те руки?


Собеседник подумал, неожиданно взмахнул рукой в стиле «пропади оно всё пропадом», встал из-за стола и заходил по кабинету.


- Тайны здесь никакой нет. Мы – крупное поселение, у Коробова – тоже не маленькое. Примерно лет через пять – семь наши интересы и фактические границы соприкоснутся, а затем начнётся неизбежная разборка – чьи именно в лесу шишки, причём со стрельбой и прочими ненужными геройствами. Чтобы упредить подобное развитие событий, необходимо договариваться уже сейчас. Послать дипломатов или переговорщиков – не вариант. Это будут официальные люди и отношение к ним будет соответствующее. Нам же сейчас необходимо просто провести конфиденциальную встречу на высшем уровне с глазу на глаз, чтобы наметить условия добрососедства и просто друг к другу приглядеться. Созрела на данном этапе такая необходимость, пришло время разбираться кто есть кто. Именно поэтому вы – первая ласточка в наших совместных проектах, даже голубь мира в некотором роде.


Я искренне рассмеялся последней шутке, но настырно продолжил гнуть свою линию.


- Мир во всём мире – это, конечно, прекрасно, но вот ответы я пока не получил. Почему просто не передать с купцами письмо, почему через меня? Почему…


- Потому, - прервал он меня. – Потому что купцы с седой древности были слугами всех господ. На современный лад – двойные, тройные, чёртзнаетсколькерные агенты. А даже если и не шпионы, то разболтают об этом, понимаете? И слухи в массах поползут нехорошие, зашевелятся на окраинах всевозможные приспособленцы с диссидентами. Вы что думаете – у нас тут поголовное счастье? Да недовольных, как и при той власти, выше крыши, просто молчат, потому что идти некуда! Как только узнают, что рядом есть ещё одно крепкое поселение – сразу говна забурлят, шептаться начнут о том, что у соседей булки бесплатные и у баб под юбками поперёк. Конституционные права вспомнят…


Понятное дело, шила в мешке не утаить и народ знает о других городах, но ничего конкретного – так, торгуем помаленьку. Вот только пока мы официально молчим – они где-то далеко, за тридевять земель. А вот когда зашевелимся… Потому и налаживаем дипломатию втайне, вряд ли у Коробова ситуация иная – шебутного народа везде полно. По уму сначала обговорим основное, обсудим, а уж потом и послами перебрасываться начнём для закрепления, так сказать.


Послать своих доверенных людей вместо вас я сейчас не могу – у них другие задачи. Так что остаётесь вы. И вообще, что вам не нравится, убийца камешком?


На последний аргумент возразить было совсем нечего, и я даже испуганно замахал руками.


- Да не спорю я, просто разобраться хочу. Чтобы не накосячить по незнанию.


- Не накосячите. В случае чего письмо выбросите, только и всего. Код, которым написан текст, вряд ли кто-нибудь сможет прочесть кроме меня и полковника. Он ему по роду службы знаком, мне по курсам криптографии. А даже если и прочтёт кто-нибудь – то расстроится. Там никаких тайн нет, скорее личное обращение. Больше скажу – я понимаю, что воспоминания об этом человеке у вас так себе, потому требовать передачу из рук в руки не стану. Просто изыщите способ передать письмо кому-то, наделённому властью. Да хоть в окно закиньте, как анонимку – мне без разницы, главное результат. Если по неким обстоятельствам решитесь на прямой контакт с подчинёнными полковника – не вздумайте лгать. Отвечайте честно на все вопросы. Так что, даёте мне слово?


- Да.


Мы скрепили договор рукопожатием.


- Пойдёмте. Пора. К сожалению, от кандалов вам придётся избавляться без кузнеца, но тут я кое-чем смогу помочь.


Меня грыз червячок сомнения.


- А всё же, почему отпускаете – истинную причину назвать можете?


Сергей Юрьевич грустно посмотрел на меня и его лицо стало каким-то… человечным, что ли…


- Чтобы Богом себя не чувствовать, - совершенно серьёзно ответил он. – Понимаете, когда у человека в руках большая власть, он начинает переставать быть человеком. Он начинает всё знать, всё видеть лучше других. Следующий этап – вершитель судеб. Захватывает это дело очень... Вот поэтому я всегда стараюсь от земли не отрываться и, по внутреннему убеждению, или желанию собственной левой пятки, виновных не назначать. Да и какой прок от вашей смерти? Разве что новый грех на душу. И вообще, - смутился Фролов. – Хватит философствовать, пойдёмте.


Меня вернули в камеру, а через час ко мне пришёл неизвестный с большой, видавшей виды сумкой. Ни слова не говоря, он достал из неё ножовку по металлу и принялся перепиливать заклёпки на кандалах, благо щель между половинками браслетов позволяла. Работал он усердно, и через каких-то минут двадцать мои ноги стали свободны. Затем всё так же беззвучно взмахом руки указал на выход и мы, пройдя мимо совершенно игнорировавшего нас дежурного, оказались на улице. Практически сразу из темноты к нам подошёл Сергей Юрьевич.


- Уже управились? Молодцы! – бодрым тоном изобразил он радость. – Теперь вот что. Сейчас Дима проведёт вас, Виктор, к реке. Там вы переоденетесь в другую одежду, надуете водный матрац – из старых запасов жертвую, и переправитесь на другой берег. Дальше действуйте по плану, только плавсредство не выбрасывайте, а в кустиках припрячьте – найдём потом, ещё сгодится. Вопросы?


- Как всегда, есть, - не стал скромничать я. – Мне бы хотелось самому выбрать место для пересечения реки, подальше отсюда. В идеале – в районе отрядного полевого стана, где так увлекательно и незабываемо провёл последние дни.


- Нашла? – с прищуром посмотрел на меня особист. Надо же, какой догадливый!


- Угадали.


- Что же… может, оно и к лучшему, что так всё сложилось. Сдаётся мне, что в полях бы вы не задержались, покинули нас не прощаясь. Хорошо. Там сейчас нет никого, так что вариант допустимый, - и, уже обращаясь к Дмитрию. – Доведёшь до поля, дальше не ходи. Если встретите кого – по ситуации разберёшься.


Мой новый сопровождающий понятливо кивнул, и мы попрощались с особистом. Не скажу, что тепло – скорее как люди, которые друг о друге завтра без необходимости и не вспомнят.


Дима, по-прежнему храня безмолвие, повёл меня непонятными зигзагами по ночному Фоминску. Как он тут ориентировался – ума не приложу. Затянутое облаками небо практически не пропускало лунный свет, про уличное освещение и говорить нечего. Однако не заблудился, вывел к незаметной калитке в ограждающем город заборе абсолютно ни единой души не повстречав; за руку, петляя, протащил через ров (видимо, были тут сюрпризы кроме кольев) и только тогда широким, размашистым шагом направился в поля.


Через полчаса ходу мы остановились, он извлёк из сумки вещи и сунул мне. Я переоделся в старенький камуфляж, слегка великоватый для моей щуплой фигуры, натянул такие же не новые сапоги (размер совпал – радует), соорудив перед этим подобие портянок из остатков нательной рубахи – нормально, не жмёт нигде. Подхватил всё ту же сумку и, следуя направлению, указанному рукой в темноту, отправился прочь. Свой старый комплект одежды, как и уговаривались, оставил для неизвестного смертника. Прощаться с этим молчуном я не стал.


В этом городе для пытливого ума осталось много загадок, и особенно истинные мотивы, побудившие Фролова на такую авантюру, однако мне было пофиг. Главное – свободен! А все эти вопросы – суета от них одна. Надо отнести письмо – сделаю, раз обещал. Тут меня ловко поймали, имею такой вот пунктик в честности с детства. Но, вместе с тем, приложу все усилия, чтобы Коробову не попадаться на глаза. Второй раз на него приступ человеколюбия может не накатить, опять в вечные работяги пристроит.


А ещё до меня дошёл глубинный смысл поговорки «Бойся своих желаний». Сколько в пути мечтал с людьми пообщаться – как вспомню, самому смешно. Получил дурачок желаемое, наговорился вдосталь, даже сверх всякой меры. И заодно огрёб по самое некуда. Поделом мне, чего тут умничать…


Не успел дойти до стана, как без жалости был обпрыган и облизан радостной Зюзей. Спасибо, что хоть предупредила о своём появлении голосовым, или лучше сказать «мозговым», приветствием. Иначе бы меня Кондратий хватил. Сами представьте - чёрная молния безлунной ночью с внушительными белыми клыками несётся прямо на вас. Зрелище для неподготовленного человека то ещё.


(окончание в комментариях)

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!