Катя проснулась в 4:45. Ночная рубашка была влажной от пота. Страх сковывал ее тело до тех пор, пока она не осознала, что это просто сон.
«Слава те, какой ужас! Это просто сон!» - паника еще не отпустила разум. Она чувствовала себя преступником, которого вдруг помиловали прямо на пути к эшафоту.
Ей снилось, что она беременна. Опять, опять, опять! От этой мысли хотелось снова уснуть и никогда больше не просыпаться. Мало того - ей снилось, что она родила урода, маленького, скрюченного, совсем не похожего на человека.
Катя лежала, боясь пошевелиться. Мысли вернули ее в ужасное прошлое. Вся ее жизнь напоминала ту самую дорогу на эшафот. Дорогу, длинною в семнадцать лет, где на обочинах стояли люди. Большинство с камнями в руках. Каждый из них, при ее приближении, размахивался и с силой бросал в нее булыжник, как будто единственной их целью было - убить ее.
С детства Катерина ощущала на себе весь гнет чужой славы. Ее старшая сестра, Оля, умница и красавица, стала притчей во языцех не только для семьи, но и для друзей, соседей и школы, которую она закончила с золотой медалью. Далее МГУ - с красным дипломом. Наконец, прекрасное замужество Ольги с обеспеченным англичанином превратило Катину жизнь в кромешный ад.
Десятилетняя разница в возрасте не давала им с сестрой сблизиться. Оля была единственным человеком в семье, которая не называла ее бездарностью. Пыталась защищать ее перед матерью и поддерживала в учебе. Катя любила Олю, восхищалась ею, пыталась по-детски заинтересовать собой. Эта тоненькая нить была единственной возможностью почувствовать себя нужной хоть кому-то.
Мама, учительница русского языка и литературы, боготворила свою старшую дочь, вкладывая в нее всю свою любовь без остатка. Все чаяния и надежды были адресованы только ей.
В девять лет Катя поняла, что мать ее не любит.
В двенадцать – что мать ее ненавидит.
В шестнадцать она стала позором всей семьи.
Предоставленная сама себе, она часто ездила в центр. Бродила часами по старым узким улочкам Замоскворечья. Потом по Чистым прудам, не замечая никого вокруг. Нагулявшись вдоволь, шла на Мясницкую, к своему любимому чайному магазину, оформленному в китайском стиле. Разглядывая огромную витрину, представляла себя заколдованной принцессой. И верила, что когда-нибудь из его массивных дверей выйдет принц и расколдует ее. Он подарит много конфет и ее любимый торт «Наполеон». Встанет на одно колено и, взяв ее за руку, торжественно произнесет: «Катерина, я беру тебя в жены и торжественно обещаю любить всю жизнь, заботиться и уважать»!
Катя невольно улыбнулась, вспоминая свои детские мечты. «Хоть что-то прекрасное все же было в моей жизни» - она стянула с себя влажную сорочку и с головой накрылась одеялом. - «Нужно еще поспать, пока мать не проснулась».
Сон не шел, зато шли воспоминания, возвращая ее в недалекое прошлое. Они были свежи, до дрожи в теле. По сути, Катина жизнь была «очень счастливой», только со знаком минус. Она была уверенна, нет более несчастного человека, чем она.
- БЕЗДАРНОСТЬ. Ну почему же ты такая БЕЗДАРНОСТЬ? Посмотри на Оленьку! Она голову от стола не поднимает, учится! А ты? Вот что ты сегодня делала? Что? Я тебя спрашиваю, отвечай! – так начинался почти каждый вечер.
Зинаида Степановна ни разу не вернулась из школы в хорошем настроении. Она говорила, что работать с детьми – это адский труд. Что более неблагодарных детей, чем ее ученики, она в своей жизни не встречала. Что на работе из нее выпивают все соки. Что учительская – это змеиное гнездо, которое пора разорить, оставив лишь ее и еще несколько педагогов. В общем, если и была на свете самая ужасная пожизненная каторга, то она находилась именно в ее школе.
Само собой, они с сестрой учились там, где преподавала мать.
Ученики ненавидели Зинаиду Степановну за безразмерную строгость. Чтобы получить у нее «четверку», надо было быть гением, не меньше.
Учителя ее боялись. Строчить на них кляузы директору было ее любимым занятием.
Гипертрофированное чувство справедливости делало ее похожей на «солдафона», собственно, так ее и называли за глаза, причем не только ученики.
Единственной слабостью и любовью всей ее жизни была старшая дочь Ольга. Все Олины тетрадки Зинаида Степановна бережно хранила у себя в учительской. Оля стала абсолютной гордостью и козырным тузом ее, как педагога.
Всякий раз, когда родители одного из ее учеников приходили жаловаться директору на необоснованно заниженные оценки, Зинаида Степановна, как волшебник, доставала из ниоткуда Ольгину тетрадь и, тряся ей над головой, произносила:
— Вот за что я ставлю «пятерки»! Почитайте! Нет, вы почитайте! Если я вашему сыну поставлю пятерку, то что я тогда должна была ставить ей?!
Директор школы, грузный, черноволосый мужчина, одетый всегда в белую рубашку и костюм-тройку, молча кивал на каждое ее слово, потому что боялся ее и сам. Никогда с ней не спорил. Да и вообще, будучи хозяйственником, не сильно любил разбираться в учебном процессе, полностью доверяя эту часть воспитания своим завучам и учителям.
Бедные родители, понимая, что внятный разговор бесполезен, нанимали репетиторов, чтобы хоть как-то выровнять успеваемость по русскому и литературе. В классах, с которыми занималась Зинаида Степановна, было очевидное разграничение учеников на «хорошистов» и «двоечников». Были, конечно, у нее и «отличники». За пятнадцать лет работы их набралось аж пять человек, и одной из них была конечно Ольга.
Катя, разумеется, входила в группу неучей. Мать ставила ей еще более низкие оценки, чем остальным.
- БЕЗДАРНОСТЬ не имеет право получать «четверки». Больше «тройки» я никогда тебе не поставлю! Никогда! Даже не надейся! За что мне свалилось такое наказание?! За что?! Не надо было тебя рожать! Не послушалась свою мать, теперь жалею сильно! – злой взгляд матери каждый раз будто раздевал Катю догола, чтобы потом наказать.
Катерина привыкла к ее ежедневным нотациям. Слушая ее истеричные выступления, всегда стояла по «стойке смирно», с опущенной вниз головой, и думала о чем-то своем, дожидаясь пока мать выдохнется.
Валентин Степанович, их отец, был угрюмым и молчаливым человеком. Работал начальником слесарного цеха на швейной фабрике. Катя не знала его ласки вовсе. Отец был против ее рождения. Но сопротивляться грозной учительнице и визгливой жене был не в силах. Приходил домой молча. Так же, молча, ужинал и уходил к себе в комнату. Словом, был тенью в их семье. Он и с Ольгой-то не особо разговаривал. Мог перекинуться несколькими фразами и только.
С четвертого класса мать назначила Катю домработницей. С тех пор в ее обязанности, помимо учебы, к которой она была не способна, входила уборка их двухкомнатной квартиры. Теперь каждый вечер Катя огребала не только за бездарную учебу, но и за невымытую посуду, пыль на телевизоре, плохо вымытый пол и тому подобное.
- Учиться, значит, ты не хочешь? Помогать матери – не хочешь! А что ты хочешь в этой жизни? Валяться на кровати и слушать вашу уродскую музыку?! Посмотри на Оленьку! Учится, девочка моя, день и ночь! Ей и учиться-то не надо! Такой талант не профукать! А она учится! Учится, потому что хочет стать Человеком! А ты? Ты, мало того, что БЕЗДАРНОСТЬ, так еще и грязнуля! Тебя даже замуж, убогую, никто не возьмет! Зачем я тебя родила? Зачем?! - мать с трагическим выражением лица, обхватывала себя руками.
«Куда же деться от всего этого. Куда?» - Катя давно решила, когда вырастет, устроится работать проводником на железную дорогу. Это было лучшее ее решение, чтобы убежать из этого «дурдома».
«Пройду медкомиссию, поступлю на двухмесячные курсы, и все…Свобода!» - она ждала девятого класса, как манну небесную.
Это случилось неожиданно. В девятом классе Катя влюбилась. Влюбилась первый раз. Отчаянно и безумно. Ей казалось, что принц, которого она так долго ждала, наконец, услышал ее мольбы и пришел за ней. Да ни куда-нибудь, а прямо в ее квартиру.
Отец каждые выходные уезжал на рыбалку. Это было святое для Валентина Степановича и единственное, чего не могла изменить мать.
Зинаида Степановна же нашла отдушину от ее «пожизненной каторги» в социологическом клубе «Познай себя», куда ходила по выходным.
Мамин соратник по клубу, сорокалетний дядя Леня, появился в их квартире в середине сентября.
Мать восхищалась его умом и талантом, часто после клуба звала его на чай. Они часами беседовали о миросотворении, психологии и душе. Дядя Леня называл себя свободным журналистом. Писал для журналов и газет статьи. Еще он писал романы. Мать глядела на него преданным собачьим взглядом, не пропуская ни единого его слова.
- Леонид, вы талантище! Я благодарна судьбе за нашу встречу! – ее лицо румянилось, глаза начинали блестеть, на губах играла улыбка.
- Ну что вы, Зинаида! Я обыкновенный солдат пера, – Леонид опускал глаза, ухмыляясь собственным мыслям.
Для Кати выходные вдруг стали праздником. Теперь она ждала их. До блеска убрав квартиру, закрывалась в своей комнате и предавалась мечтам. Ее никто не трогал, не называл бездарностью, не заставлял делать уроки, да и вообще, мать менялась до неузнаваемости. При Леониде она изображала из себя заботливую мамочку, называя Катю не иначе как «доча».
- Доча, ты поела? Доча, ты как себя чувствуешь? Доча, можно тебя попросить сходить за тортиком нашему дорогому гостю? – лживая и притворная, мать, тем не менее, не вызывала у Кати чувства отвращения. Напротив, ей начинало казаться, что мама и хотела бы так относиться к ней, если бы…Катя давно уже, если честно, сама осознавала свою ущербность и бездарность. Где-то, глубоко в душе, давно согласилась с матерью в этой части. Между тем, дядя Леня все чаще кидал на Катю добрые и по-отечески заботливые взгляды.
Она и сама не смогла бы рассказать, как это произошло. Еще вчера Леонид был лишь интересным приятелем ее матери, а сейчас стал… Кем? Настоящим, а не сказочным принцем. За взглядами последовали знаки внимания, потом невинные на первый взгляд ухаживания. Дядя Леня стал приходить к ним в дом и в будни, когда Зинаида Степановна еще задерживалась в школе: у нее вечно случались то педсоветы, то еще какие собрания. И тогда какое-то время Катя оставалась с Леонидом наедине. Эти часы вдвоем вдруг стали для нее счастьем!
Леонид уехал в командировку в середине ноября, обещав Кате непременно приехать к Новому Году. Спустя две недели, Катя почувствовала изменения в своем организме. Ее все время мутило, грудь стала жесткой и увеличивалась, казалось, с каждым днем. Была небольшая «задержка». Но, главное, Катю не покидало какое-то странное ощущение. Перед Новым Годом Катерина поняла - она беременна. Все еще надеясь на чудо, отправилась в аптеку за тестом.
Сделав счастливое лицо, подошла к окошку:
- Здравствуйте! Меня сестра послала за тест-полосками. Кажется, скоро у меня появится племянник или племянница!
- Поздравляю вас! - улыбнулась девушка-провизор. - Какие вас интересуют?
- Оля сказала, взять самые точные – не прекращая изображать абсолютное счастье, Катя смотрела на продавца невинным взглядом.
— Вот эти рекомендую! С вас двести пятьдесят рублей.
- Дайте, пожалуйста, четыре. Оля дала мне тысячу, сказала купить на все.
- Пожалуйста, – Провизор упаковала тест-полоски в маленький пакет и протянула в окошко.
- Спасибо большое!
«Пусть меня пронесет. Пусть, пожалуйста, я не буду беременна. Пусть лучше какая-нибудь ужасная болезнь на меня свалится. Пожалуйста, волшебник! Помоги мне!» -дрожащей рукой держа тестер, Катерина рассматривала две ярко красные поперечные линии.
Стало страшно. Она плохо представляла, как это - быть матерью. Но, у нее ведь был Леонид. Такой добрый и внимательный, он не уставал говорить, как она хороша и красива. Только с ним она себя чувствовала нужной. Он взрослый и мудрый. Он знает все. Конечно, он все порешает!
"Катерина спрятала тест под матрас. Покажу ему, когда приедет. Нужно будет не забыть повязать алой ленточкой!" Она зажмурилась от удовольствия.
Командировка Леонида давно закончилась. Он должен был уже вернуться в Москву.
Может, что-то случилось и его задержали? Почему я не взяла его номер телефона? Вот ведь глупая. Как же ему теперь сообщить? Нужно подождать. Он обещал, что мы будем вместе всю оставшуюся жизнь. Он женится на мне и заберет из этого ужаса. У нас будет малыш. Он будет любить нас с малышом и заботиться. Наконец, наступит мое счастье! Буду ждать его вечно. Только бы он позвонил!
Олины мысли путались. Она верила ему. Верила, как и ее мать, каждому его слову.
Первоначальное волнение сменилось радостным возбуждением от такого, еще не понятного, конечно, до конца, но, обязательно, счастливого будущего.
- Мам, а почему дядя Леня больше не приходит к тебе?
- Он уехал в командировку, мы созваниваемся.
- Ммм… а когда приедет?
- Ему предложили большой проект. Он пока не знает. А тебе то что? – мать подозрительно на нее посмотрела. - Ты уроки сделала? Учти, я тебе помогать не стану! И отмазывать тебя тоже не буду! Жду не дождусь, когда закончится это позорище! В учительскую невозможно зайти! Смотрят на меня как… За что мне все это!? Уйди с глаз моих! Делай уроки и готовься к экзаменам!
Каждый день она бесцельно бродила по украшенным улицам Москвы. Город в эти дни становился сказочно красив. Прохожие несли цветные свертки и пакеты, жарко обсуждая предстоящие праздники. Свежий морозный воздух смешивался с запахами елочных базаров, расположенных тут и там. Никогда этот праздник не станет обычным. Это всегда будет волшебство!
На новый год он обязательно позвонит. Я ему сделаю подарок. Вот он обрадуется! Может быть, он приедет и заберет меня туда, где он делает проект? Еще лучше! Да, точно! Мы уедем подальше от всего этого. Уеду и забуду, как вас звали! Леня обязательно напишет какой-нибудь шедевр, и мы станем богатыми! Посмотрим тогда, как ты - мать - будешь со мной разговаривать! Припомню тебе все! Ничего не забуду!
Он позвонил за неделю до главного праздника года.
- Привет, детка! Звоню поздравить с наступающим! Меня тут задерживают дела. Думаю, буду не раньше апреля! Как поживаешь без меня? - его веселый голос заставил Катино сердце замереть.
Она задохнулась от счастья. Он ее любит!
- Привет, Ленечка! У меня все хорошо! Я приготовила тебе сюрприз! – Катя залилась звонким смехом. Ее глаза в этот момент излучали всю доброту мира.
- Да?! Интересно! Ты уж сохрани его для меня. В апреле вручишь!
Катя ловила каждое слово. Пусть время замрет. Пусть оно остановится. Я хочу быть такой счастливой всегда.
- У нас будет ребенок! Я беременна! Вот! – выдохнула Катя и зажмурилась от счастья.
- Что?! Что ты говоришь? Тут связь плохая. Повтори еще раз!
- Говорю, я беременна! Слышишь? Леня!
- Подожди. Ничего не слышно. Я тебе перезвоню, – и он отключился.
Катя нажала на кнопку вызова.
- Абонент временно недоступен. Перезвоните позже, - бесстрастным голосом сказал автоответчик.
"Ну вот! Так долго готовилась и на тебе! И что теперь?" - На смену ее красивых и счастливых надежд пришли какие-то новые и неприятные ощущения. Катя отогнала нехорошие мысли. -"Он, правда, не расслышал. Перезвонит. Он же обещал перезвонить!"
Леонид действительно перезвонил, вечером.
- Послушай меня, Катя. Внимательно послушай! Я не готов быть отцом. Я вообще не готов быть мужем. У нас огромная разница в возрасте. Тебе нужно учиться. Получать образование. Делать карьеру, в конце концов. Какие дети? Ты в своем уме?! – его голос был холодным как лед. Каждое произнесенное слово было словно пощёчина.
- Как же так?.. Ты говорил… Мы будем вместе всю оставшуюся жизнь… Ты же говорил! - все рушилось в долю секунды. Мысли, одна страшнее другой, пролетали в Катиной голове. - Что же теперь будет?.. Что мне делать?
- Не знаю, что тебе делать. Ты взрослая девочка, должна была сама понимать! Как-то страховаться, не знаю. Это ваши женские штучки. Я что, должен был тебе объяснять?! В общем, я все равно приехать не смогу. И помочь тебе тоже нечем. У меня сейчас проблемы с деньгами. Иди на бесплатный аборт! И, надеюсь, все, что было между нами, между нами и останется. Ты умненькая девочка, должна сама это понимать. Хотя… тебе и так никто не поверит! Пока детка! Прости, если что.
Катерина не могла сдвинуться с места. Она, как изваяние, сидела в той же позе, что и час назад. Мысли отсутствовали. Чувства отключились. Ее всю отключили от этого мира.
"Это конец. Нужно пойти и умереть. Пойти и сделать последний шаг. Выхода нет. Это конец. Мне нужно умереть!" - Катя упала лицом в подушку и заплакала. За все шестнадцать лет равнодушия самых близких людей ей не было так больно как сейчас. Среди тех, кто ее окружал, не было ни единого человека, который бы в эту, самую трудную минуту ее жизни, подхватил и спас от всех ужасов и страхов ее неокрепшей жизни.
Ольга давно переехала в съемную квартиру и жила отдельно.
- Оленька не может каждое утро ездить с Медведково в такую даль. Кроме того, ей необходимы тишина и покой! – сказала мать пять лет назад отцу безапелляционным тоном. - Нам нужно снять для нее квартиру рядом с университетом!
Решение было принято единогласно самой Зинаидой Степановной.
С тех пор, Катина сестра редко приезжала в Медведково. В основном мать сама к ней ездила, иногда оставаясь ночевать.
Тем временем настал самый канун праздника.
Этот Новый Год они справляли вместе всей семьей. Оля ждала своего Петера. Он должен был официально попросить у родителей ее руки. В связи с этим в доме царил переполох.
Мать кудахтала, не переставая: Оленька-то, Оленька-се; Оленька посмотри, какое мне платье лучше надеть?
Катя безучастно смотрела на все приготовления. Мать ее предупредила сразу, чтобы она лишний раз глаза за столом не мозолила. Ее участь - мыть тарелки и подавать на стол чистые. Но теперь Катя этому была даже рада. Никто не замечал ее распухшего от слез лица.
Торжество прошло успешно. Петер оказался приветливым и добрым дядькой. Все время шутил, коверкая слова, от чего было еще смешнее его слушать.
Ольга с Петером решили расписаться в Москве, после чего уехать в Лондон на постоянное место проживания. Нужно было собрать необходимые документы. Свадьбу запланировали на начало марта.
Заикнуться о романе с Леонидом, ее беременности и его отказе от отцовства, было подобно смерти на позорном столбе.
Катя, день за днем шерстила интернет, забивая в поисковик разные варианты словосочетаний: «Прерывание беременности в домашних условиях», «подпольные аборты», «как избавиться от беременности на ранней стадии», «что делать, чтобы прервать беременность». Время ушло в никуда. Единственное, чему она научилась, это туго затягивать живот эластичными бинтами.
Она быстро поправлялась. Но кто это замечал? Дома никому до нее не было дела. Любопытствующим в школе отшучивалась: «Жор напал, ем как не в себя, летом скину».
Так прошло еще два месяца. Свадьбу сестры сыграли 3 марта, шумно и весело. На следующий день молодые отправились в свадебное путешествие в Монако.
- Оленька, доченька, - подвывала мать в аэропорту, - Как же я без тебя, лапонька?! Не забывай, пиши, звони, как устроишься! - жгучие слезы текли по лицу Зинаиды Степановны.
Катя смотрела на мать и думала: «Если бы ты меня хоть на четверть так любила как Ольку, никогда бы со мной этого не произошло. Да и вообще этого бы не случилось, если бы ты не приволокла этого козла к нам в квартиру».
Ненависть и безысходность поглощали ее. Теперь это были единственные два чувства, которые Катерина испытывала ежедневно.
Нужно признаться матери. Срок уже большой. Я не хочу никого рожать. Может, свезет и она ничего не расскажет отцу? Завтра напишу ей записку. Завтра! Волшебник, помоги, пожалуйста!
То самое «завтра» наступило через три дня.
Катерина в большом волнении вернулась домой, когда уже стемнело. Включив свет, она увидела мать, сидящую на кухне, в темноте. Ее стеклянный взгляд был устремлен на настенные часы. В какой-то момент Кате даже показалось, что она умерла. В руке, безвольно лежавшей на коленях, была записка, где ее дочь подробнейшим образом рассказала все от самого начала до самого конца, надеясь, что мать, как женщина, поймет, что ее обманули и предали. Она же просто любила и верила.
- Мам, мамочка! Прости меня! - слезы брызнули из глаз. - Прости, я не хотела, чтобы так получилось! Он обманул меня! – Катя бросилась к матери. Рухнув перед ней на колени, начала целовать ее руки, ноги, сапоги, которые Зинаида Степановна не успела снять.
- Мамочка, не молчи, пожалуйста! Прости меняяяя! Мне не кому больше рассказать! Я виновата сильно перед тобой! Виновата во всем! Прости меня! Простиииии… - Катя рыдала во весь голос.
Ее боль, страдания, страхи, отчаянье, все вырвалось на свободу каким-то животным звуком раненой волчицы. Она выла как зверь, загнанный охотниками на отстрел.
Мать посмотрела на нее невидящим взглядом.
- Шлюха… Я родила шлюху, которая раздвигает ноги, как только увидит мужика… Зачем я родила шлюху? Господи! За что?! За что?! За что?! И так жизнь без продыху. За что ты так со мной, Господи?! – она резко встала, отшвырнув Катю на пол.
Пошла в спальню. Вышла из нее, держа в руке армейский ремень отца с тяжелой медной пряжкой. Дальше Катя плохо помнила. Мать, не произнося ни звука, наносила удары, даже не глядя, куда бьет. Молча. Жестоко. Беспощадно. Больно было только вначале. Удары сыпались один за другим, в разные части ее тела. Катя не защищалась. Она хотела умереть. Умереть и больше никогда не видеть ничего и никого. При очередном ударе, массивная пряжка угодила Кате прямо в висок. Мир померк, заваливаясь набок, и растворился в темноте. Катя потеряла сознание.
Очнулась, когда уже была ночь. Она лежала в своей постели, в верхней одежде и сапогах. При каждом движении боль пронизывала все ее тело. Губы распухли, нос не дышал, лицо как будто стянуло пленкой. Дикая головная боль не давала возможности сфокусировать взгляд. Перед глазами все плыло и кружилось. Кое-как повернулась на бок. Ее тут же вырвало, прямо на подушку. Сил не было даже приподнять голову. Катя попыталась сползти вниз, но опять отключилась.
Утром, Зинаида Степановна сидела в приемной директора, ожидая его прихода.
- Доброе утро! Что-то случилось, Зинаида Степановна? – настороженно спросил директор. Он сильно не любил такие неожиданные визиты.
- Доброе утро, Иван Петрович! Нет, ничего особенного не случилось. Я тут заявление принесла.
- Да?! – еще более подозрительно посмотрел на нее директор.
- Да. Катя заболела. Ей прописали постельный режим. Не знаю, сколько это продлится. В любом случае, хочу забрать ее документы. Переведу на домашнее обучение, в другую школу.
- Зачем же в другую? Она и у нас может учиться! А что с Катюшей такое? Что-то серьезное? - Иван Петрович озабоченно покачал головой.
- Не смертельное. Не хотела бы давать повод для слухов, сами знаете, какие у нас люди работают! – с этими словами Зинаида Степановна протянула ему листок. - Пожалуйста, не нужно об этом никому рассказывать! Пусть все думают, что Катюшу приняли в лицей. Давайте скажем, что я договорилась о ее переводе.
- Хорошо, хорошо! Как скажете! - Иван Петрович поставил свою резолюцию и вернул ей заявление.
- Спасибо вам! – Зинаида Степановна резко повернулась и стремительным шагом вышла из кабинета.
Катя проснулась от ударов молотка в дверь. Резкая боль ушла, но голова еще кружилась, и шумело в ушах.
- Что ты делаешь? – слабым голосом спросила она у матери.
Та с остервенением прибивала гвоздями щеколду с наружной стороны ее двери.
- Заткнись, шалава! Заткнись, иначе следующий удар будет тебе по голове, – мать посмотрела в ее сторону. Ее глаза горели безумием, помноженным на ненависть и отвращение.
Покончив с щеколдой, Зинаида Степановна, принесла ведро воды с тряпкой и чистое постельное белье.
- Вставай, шлюха! У тебя пятнадцать минут, чтобы убрать здесь все! Если я зайду и увижу хоть соринку, я изобью еще сильнее! – ее лицо исказила гримаса бешенства. - Тебя, сволочь, нужно было бить прямо с рождения! Чтоб ты сдохла, сучка!
Дверь захлопнулась, и Катя услышала звук задвигающейся щеколды.
Нужно встать. Пожалуйста, Катюша, давай встанем. Давай, встанем, уберемся и опять ляжем отдыхать.
Катя пыталась договориться со своим телом, которое напрочь отказывалось ее слушаться. И только страх новых побоев дал какие-то невероятные силы приять вертикальное положение. Но тут же Катя опять завалилась на бок. Голова сильно кружилась, ее тошнило, сознание держалось на одном волоске. Она сползла с кровати, стянув простынь с одеялом на пол. Двигая белье впереди себя, доползла до ведра. Приподнявшись на одной руке, другой стала умывать лицо, смывая запекшуюся кровь вперемешку с рвотными массами. Стало полегче. Вода немного освежила.
Она опустила тряпку в воду. Но сесть прямо никак не удавалось. Пришлось прилечь на бок, вынуть тряпку, пытаясь держать ее над ведром. В следующее мгновенье сознание вновь покинуло ее.
Прошло две недели.
- Собирайся, шалава. Едем в гинекологию, - в голосе Зинаиды Степановны уже не звучало угрозы. Холодный как лед, он вызывал у Кати только мороз по коже.
- Надеюсь, ты не будешь никому рассказывать эту уродскую историю про Леонида. Говори, что хочешь, его не трогай, поняла? - мать схватила Катю за волосы и резко развернула ее голову к себе. - Поняла, я тебя спрашиваю?
Ужас от остекленевших материнских глаз сковал Катин язык.
- Ппппоняла… - с трудом выдавила она.
Операцию назначили на 25 марта, при условии, что оба родителя подпишут согласие на искусственные роды.
Это было еще одно испытание, которое Катя должна была пережить…
