Сообщество - Лига Писателей

Лига Писателей

4 750 постов 6 810 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

1

Фэнтези и приключения

Выкладываю роман на АТ, будет любопытно мнение со стороны. ) Колдовство, нежить, драконы, в ассортименте. В плане языка имеет место стеб.

Фэнтези и приключения

Осеннее солнце по капле переливалось за горизонт, оставляя на зеркальной глади озера кляксы неподвижного огня. Никейлис сидел под деревом, напряженно вчитываясь в книгу, и не замечал ничего вокруг. Потрепанная обложка гласила - "Шляпное дело, крой, инструменты, секреты мастерства". Никейлис осторожно переворачивал рукописные страницы и с приоткрытым ртом водил пальцем вдоль загогулин на рисунках выкроек, болванок и скорняжных ножей. Соломенная челка капризно сползала на глаза, но Никейлис склонял голову на бок, чтобы непослушные волосы не мешали читать. Сложно было представить причину, заставившую 10-тилетнего мальчишку с завидным рвением изучать скучный цеховской учебник, вместо того, чтобы носиться с ровесниками по селу, дразнить быка старосты, стрелять косточками диких яблок по сторожевым собакам или собирать перья змееядов - в общем делать все то, чем заняты его сверстники, когда им выпадает свободная минутка.

Отец Никейлиса торговал шерстью, матушка делала шляпки, а трое младших братьев и заноза-сестрица целыми днями пытались обрушить потолок мансарды, где семейство снимало комнату, и небосвод с мирозданием заодно. Никейлис работал наравне с отцом, помогал матушке угомонить малышню, рубил и таскал дрова для очага, рано утром бегал за свежим хлебом на край деревни - но каждую свободную минуту посвящал одной и той же книге.

Однако, небывалый для десятилетнего мальчишки интерес к шляпной науке произрастал отнюдь не из благородного желания помогать отцу кормить шумное семейство. Разгадка поразительной тяги к изучению скучного промысла крылась в том, что на страницах “Шляпного дела” cпряталась гораздо более интересная книга. Внутри чертежей и выкроек красивым узорчатым почерком матушка на древне-ранденнском языке записала “Историю времени”, снабдив причудливые литеры иноземной азбуки немыслимым количеством завитков. Прочесть текст, похожий на хитроумный орнамент, удавалась не сразу. Не лишняя предосторожность: Хранители зорко следили, чтобы тайные знания о прошлом были надежно укрыты от любопытствующих, но Никейлис уже знал, что Странник не может задерживаться в мире дольше семи дней, души умерших отправляются за черту, а Смертельная Лихорадка после Войны Источников разразилась от того что, орденцы изгнали чародеев с континента.

Никейлис изумился, узнав почерк матушки: она родилась чародейкой, но никогда не говорила о магии и не колдовала, Никейлис даже не догадывался какой у нее Изначальный дар - чары, которые маг создавал без ключа-резонатора. Сам Никейлис умел перемещать небольшие предметы силой мысли и отчаянно мечтал сдать экзамен в Чародейской Школе, получить колдовской ключ - дорогу к настоящим белым чарам. А пока будущий волшебник с замиранием сердца читал, как Странник спустился с раскаленной звезды, низверг Темного, по миру рассеялась магия, и не замечал ничего.

Камень выбил драгоценную книгу из рук и она упала на мокрый песок у самой воды. Из-за широкого ивового ствола показались четверо деревенских мальчишек, ровесников Никейлиса.

- Книжник! - осуждающе объявил рыжий. И со знанием дела добавил:

- Все книжники прокляты.

Выходит, и тут побывали Хранители с проповедями о жутких пророчествах о конце мира? - с тоской подумал Никейлис. Значит, снова придется уезжать, уютный хуторок в аметинских степях становится опасен.

В древности, после Войны Источников, Хранители изгнали чародеев с континента, и объявили, будто бы спасают мир от разрушения. Мол, магия - штука противоестественная, а утопающие в роскоши колдуны заигрались с опасными силами, сути которых не понимают. Вскоре разразилась смертельная лихорадка и выкосила втрое больше народу, чем недавняя война - лекари-травники справлялись с заразой не в пример хуже лекарей-чародеев. Магов позвали назад, ограничив силу белыми чарами, а Королевская Ассамблея запретила Хранителям чинить расправу над колдунами без суда и следствия. Орденцы не растерялись и записали в число потенциальных врагов мироздания всех знакомых с грамотой… Мудрое решение, потому что маги лишились богатства еще в войну, а главы ремесленных гильдий напротив нарядились шелка и серебро. С тех пор чарам и грамоте училась знать и самые отчаянные, для кого страсть исполнить мечту была сильнее страха попасть в застенки Хранителей.

- А рыжих в жертву приносят, если неурожай, - огрызнулся Никейлис и спрыгнул к воде за книгой, поднял ее и спрятал за пояс.

Долговязые близнецы с черными, как у воронят, глазами, ухмыльнулись. Видимо дразнилка про рыжих имела международное хождение, и следом прыгнули на берег, отрезая путь к бегству. Никейлис пожалел, что не удрал сразу. Но бросить книгу он не мог! Что же делать?

Когда-то Никейлис жил в красивом особняке неподалеку от городской площади в столице Ксиаза, на севере континента. Он изучал танцы, музыку и науки, фехтовал и ездил верхом на красивой вороной лошади. Хулиганов он мог повстречать разве что в учебнике математики. Однако, едва отец достроил мост через полноводную Алебарду для Северного короля, семья в спешке покинула каменный дом с садом, фонтаном и коваными воротами. С тех пор они жили под чужими именами, повидали пески, горы, леса, степи, но нигде не задерживались. Никейлис научился быстро убегать с ворованными яблоками от торговок и стражи, а вот победы в драках с превосходящим числом противником пока что в арсенал его достижений не входили. Родители никогда не объясняли причин спешного отъезда, но Никейлис догадывался в чем дело. А еще он понимал - афишировать чародейский дар, если поблизости Хранители - самоубийство, Ассамблея едва защищает практикующих магов, а он не пока стал даже учеником.

Рыжий толкнул Никейлиса в плечо. Никейлис оступился и съехал вниз по скользкому глинистому дну. Вода дошла до пояса. Книга! Рыжий угрожающе потер руки и шагнул в воду, но поскользнулся, свалился на спину и вдруг истошно заорал:

- Русалка!!

Товарищи мигом бросились наутек: иметь дело с нечистой силой на закате? Увольте! Никейлис, мрачный как грозовая туча, смотрел на рыжего. Тот все еще орал словно ненормальный, барахтаясь на мелководье. Немного поразмыслив Никейлис схватил недруга за шиворот и вытащил на берег.

- Ты на корень наступил, дубина! Полезет тебя топить русалка, когда тут столько народу, как же!

О том, какие силы привели в движение корень старой ивы, маленький чародей предусмотрительно умолчал. Рыжий отряхивался, постукивая зубами от страха.

- Ты книгу все равно выкинь, - сказал он вместо благодарности. - А то сожгут.

- Без тебя знаю, - процедил Никейлис.

Вода наверняка убила волшебные легенды про Странника и магические войны древности. Как он теперь сдаст экзамены в Чародейскую школу? Неужели он всю жизнь будет продавать шляпы, показывать фокусы или пугать неграмотных оборванцев? До чего несправедливо!

Мальчишки добрались до вершины холма и увидели деревню. В небе над черепичными крышами светилось зарево, хотя солнце давно скрылось за горизонтом, причем с противоположной стороны, за спиной у Никейлиса. Над самым высоким зданием поднимался черный дым. Горела гостиница, где на верхнем этаже поселилась его семья. Он вскрикнул и со всех ног бросился бежать.

https://author.today/work/449889

Показать полностью 1
1

Планета на троих

от автора: пишу впервые, любая конструктивная критика приветствуется.

Интро

Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы

Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир

Глава 1

Демьян закрыл и открыл глаза – цифры в углу зрения прибавили два часа, а усталость сменилась бодростью, словно тумблером щёлкнули. Он дал мысленную команду, и ленты, что держали в воздухе, плавно опустили его на прохладный пол. Потянувшись как следует, Демьян улыбнулся, вспомнив, как радовался переоткрытию технологии быстрого сна. Они с Алисой тогда подсчитали, что цель его жизни – стать вселеном – приблизилась примерно на семь лет!

Теперь хотелось большего: отказаться от сна вообще, такие технологии есть – их только надо повторно «изобрести».

– Доброе утро, – шепнула Алиса.

– Привет, – ответил Демьян невнятно, зевая.

Его вещь–дом, состоял всего из одной комнаты, по сути, просто большая «пустая» коробка. Стены, как и пол – однотонные и гладкие, как мрамор, но, поскользнуться невозможно – они шершавые на микроуровне.

Вместо стены на север – сплошное окно, незагрязняемое и чистое настолько, что Демьян добавил ему немного матовости, а то казалось, что там пусто (да, именно поэтому, а не из-за того позорного случая).

Тело, привыкшее к утренним нагрузкам, требовало активности, и Демьян отдал мысленный приказ. Одна стена разошлась, и в центр дома вышел большой и нелепый экзо–костюм, переоборудованный для зарядки.

Посмотрев на него, Демьян поморщился, настолько дико архаичный костюм смотрится: одни только торчавшие провода (в пятом тысячелетии!) чего стоят. Не говоря о местах сварки и склеек.

Как ехидничала Алиса – это рыцарский доспех в космическим корабле.

Она советовала поставить чип в позвонок, а мать – вколоть «нараститель» мышц. Но это сложные технологии, их долго изучать. С костюмом же Демьян потратил два часа на теорию и ещё пять возился в мастерской (да, инженер из него неважный, теория даётся проще).

Костюм в тонусе держит? Да. Морщиться каждое утро – не самая большая цена.

Экзо–костюм приветственно раскрылся, и подросток залез внутрь. Убедившись, что шея закреплена (а то чуть не сломал ее, когда тестировал), Демьян – точнее костюм – начал программу тренировки.

Сервомоторчики тихонько взвыли: руки и ноги начали подниматься и опускаться, без участия человека. Электрические микроимпульсы, которые костюм посылал в мышцы, не очень приятны, зато эффективны – на зарядку тратилось только пять минут!

Демьян включил новости планеты, убрал звук и перенес их из глаз на окно. Ежедневные концерты, спектакли и прочая ерунда вызывают только зевоту. Происшествий в их благополучном мире быть не может. Вся планета полгода мусолила новость о том, что два подростка смогли отключить на время Алису и ушли в лес «выживать».

Но иногда – и вот это действительно важное – происходят всепланетные голосования. Так как он сдал тест на «взрослость» (в семь лет!), то должен принимать в них участие. А значит, будь добр, участвуй в формировании правил планеты. И голосовать, просто поставив галочку не выйдет – аргументируй позицию.

Демьян выключил новости – ничего интересного – и открыл свой проект по добыче энергии из движения тектонических плит планеты.

Вот что по–настоящему интересно!

– Демьян, тренировка закончилась, – напомнила Алиса.

Слыша только своё прерывистое дыхание и ощущая противный пот, Демьян осознал, что зарядка уже давно закончилась. Опять, за учёбой не заметил, как пролетело время.

Мышцы побаливали.

Пусть над его одержимостью учёбой посмеиваются, пусть. Но права мать – мы цивилизация детей, у которых всё есть и поэтому нам нечего хотеть.

Хотя она же, когда сын ушёл от неё и стал всё свободное время посвящать учёбе, предупреждала:

– Такая одержимость – путь к одиночеству.

– Легко тебе говорить, – ответил сын. – У тебя друзья в каждой точке галактики.

Мать тогда долго молчала, прежде чем сказать тихо: – Ты не представляешь, насколько я космически одинока.

Наверное, это был единственный раз, когда Демьяну удалось поцарапать броню её многостолетнего опыта.

Мысленная команда, и зажимы костюма разошлись. Демьян покачнулся и почти упал, не успев поймать равновесие. Захотелось пнуть дурацкий костюм. К щекам прильнула кровь – ну что за недостойная мысль, костюм тут при чем?

Дом заранее открыл душевое углубление, там появилась тонкая пленка воды. Медленный шаг сквозь нее, и пот смыло мгновенно. Разворот и вода успела смениться потоком сжатого воздуха. Шаг обратно и тело мгновенно высохло.

Костюм всё ещё стоял посреди дома. Демьян поморщился и приказал костюму убираться на место.

Ему иногда нравилось сравнивать жизнь сейчас и в старинные времена, вроде колонизации Солнечной системы. Предки тратили кучу времени на это (в зависимости от планеты). А ему только два шага.

А очитка еды от марсианской пыли? Демьян читал, что главная проблема Марса была именно в это пыли, настолько мелкой, что чуть ли не сквозь стены просачивалась. Еду надо было сорвать в теплице, донести до столовой, тщательно промыть, приготовить, снова промыть и быстро засунуть в рот, чтобы не есть с привкусом пыли. В мемуарах марсиан отмечалось, что это преувеличение, пыль почти не чувствуется, можно привыкнуть. Ну да, как будто можно привыкнуть к пыльному вкусу.

Демьян вызвал свой образ, зеркало, если по–старинному – появилась трехмерная проекция. Да, тренировки явно идут ему на пользу – тщедушность сменилась крепким телом.

– Ты скучный, – обвинила его одноклассница в том году. – Ни мульто–татуировок, ни меняющихся причесок, хоть волосы раскрась!

У неё не только цвет волос менялся, в зависимости от настроения, но и пахла она фиалками после физкультуры.

Безвкусица.

Хотя после этого он потратил все свои социальные баллы (всё равно там мало), изменив зрачки зеленых глаз на форму бесконечности.

– У тебя гости, – шепнула Алиса, с еле заметной ехидцей.

Демьян вздрогнул, потому что у него в расписании ничего такого…

«Гость» оказался волком, заглядывающим в дверь.

Мурашки прошли по спине при взгляде на клыки хищника.

– Алис, пусть дверь больше не реагирует на животных. Надоели. И как тебе убавить желание веселиться за мой счёт? Тумблер есть какой? Машина недоделанная, у меня чуть сердце не выскочило. Гости…

– Во–первых, я программа, а во–вторых, – я юмором компенсирую твою чрезмерную серьезность, – тут же парировала Алиса. – Ты ведешь себя как старик.

– Не твоё дело, – пробурчал Демьян. – И вообще, я не старик, мне всего тринадцать.

Алиса различила лёгкую обиду в голосе подопечного, и не стала напоминать, что сейчас живут по двести лет и часто взрослеют только в тридцать-сорок лет. А куда спешить?

Волк оглядывал странную пещеру. Инстинкты говорили, что тут двуногая добыча, но нападать было нельзя.

– Когда я говорю, что у тебя недостаток витамина «С», ты учитываешь рекомендации. Но когда говорю про серьёзный недостаток общения – полностью игнорируешь. Учителя, кстати, не считаются – тебе нужны сверстники.

– Меняешь тему для разговора, – уличил Демьян. – Во–первых, ты добавляешь, что надо, только ставя меня перед фактом.

– Ты говоришь то, что мы оба знаем, а машина тут я?

– Во–вторых, – проигнорировал он ответ Алисы, – сдались мне твои ровесники. Они тупые и ни к чему не стремятся

– Твои сверстники, Демьян, не мои. И я вычитаю тебе три социальных бала за «тупых».

Демьян прикинул – может, взять слова обратно – и так социальный статус маленький, но махнул рукой, да фиг с ним, и продолжил: – Не душни. Ты поняла, что я имел в виду, когда сказал «твои» ровесники. Сама говорила мне не играть с едой. Я тебе говорю – не играй словами.

– Жаль слова нельзя есть. Интересно, какой вкус у фразы «звезды – холодные игрушки»?

– Необычная мысль. Нет, правда. Слишком человеческая. Сама придумала?

Алиса не успела ответить, потому что в это время волк неуверенно зарычал. Демьян, который уже забыл о нём, вздрогнул. Древнее чувство опасности начало расползаться по телу.

Его воспитывала мать, а не социум, где в детские сады приводят хищников, поиграть с «кошечками» и «собачками». Поэтому он до сих пор опасается «диких» животных. И каждый год голосует против таких игр.

Пересилив себя – да хватит бояться, звери не опасны сотни лет! – Демьян подошел к хищнику, присел и посмотрел тому в глаза. Волк смутился, чуть отступил. Понюхал протянутую «на понюхать» руку, лизнул. Демьян почувствовал влажность и мокрость, отметил, что хвост «гостя» пару раз вильнул.

Страх отпустил, но, надо закрепить достигнутый успех, и он потрепал волка по голове. Хвост хищника завертолетился.

– Ладно, иди себе. По своим волчьим делам. А у меня своих знаешь сколько?

Волк как-то по-человечески вздохнул и потрусил прочь, словно понял. В закрывающуюся дверь успел проникнуть навязчивый, словно блогер, прохладный ветерок. Демьян вспомнил, что так и не оделся после сна и отдал одежде приказ. Ткань расползлась по телу, превращаясь в футболку и шорты.

– Ты даже с животным готов общаться, лишь бы не с людьми, – тут же вступила Алиса. – Демьян, тебе необходим друг! Хороший такой, надёжный. Могу предложить пару кандидатов: я проанализировала новых соседей. У них сын твоего возраста, классный пацан, но главное – индекс потенциальной дружбы – 91%. Это исключительно редкий показатель.

Демьян, на миг впечатленный цифрой, задумался, но тут же мотнул головой.

– У меня совсем нет времени. Сейчас лучший возраст для обучения, сама говорила. Еще пятьдесят лет упорной учёбы, и я могу успеть стать самым молодым вселеном в истории! Так что извини, никакой социалки.

Алиса, которая никогда не отступает от своего, этот вопрос отложила, вернулась к предыдущему:

– Ты сомневаешься в моей способности сгенерировать миллиард интересных мыслей в секунду? Чем вообще отличается ваша способность мыслить, от моей генерации, а? Особенно при равных результатах.

– Ты о чём? Ах, да – вкус слов… Кстати, о нём, – Алис, завтрак сделай.

Из пола вырос небольшой стол и стул, а в стене открылось углубление с тремя полными стаканами. Одного такого стакана хватает на несколько часов сытости. Демьян по очереди понюхал их, выбрал кисло–сладкой.

– На второе отвечать не буду – бросил он, отхлёбывая. – Наверняка тома написаны по этому вопросу, а вот в первом не сомневаюсь. Но ведь важно ещё как фраза вплетена в разговор. Чтобы вся мысль была красивой.

– Пытаешься доказать, что человек не хуже разумного искусственного интеллекта? Мы обязательно про это поговорим, но у тебя сегодня очень насыщенный день.

Демьян в пять глотков прикончил завтрак, поднял голову, как в детстве, когда ему казалось, что Алиса разговаривает сверху.

Дети смешные.

– На сегодня нет особых дел. Ты что-то добавила? Просил же сообщать заранее.

– Сообщаю: после школы у тебя полчаса социализации. И, по уже одобренной заявке – участие в сверхсекретном проекте, поздравляю. Тебе пришлют персональный телепорт.

Демьян перестал слушать после слов о социализации, судорожно копаясь в расписании – что там Алиса ему поставила. И как эту трату времени отменить.

По всему выходило, что ему предстоит просто пообщаться с какой–то девчонкой. Что за бред?!

Так, она записалась в их класс и, чтобы освоиться, Алиса приставила её к Демьяну. Великие вселены, да почему к нему–то?! А, понятно, тут указано, что индекс их отношений 100%.

Демьян с десяток секунд смотрел на эту цифру.

Очень подозрительная.

Ладно, посмотрим её профиль в сетях…

– Да быть такого не может, – пробормотал Демьян.

Ни имени, ни родственников, ни идентификационного номера, даже ДНК паспорта нет! Это вообще законно?!

Ещё до колонизации Солнечной системы все люди были наперечёт – не так много их осталось, после Третьей бактериологической.

Чтобы избежать мутаций, человечество тогда ввело ДНК-паспорта в виде тату-штрихкодов. Проверка на совместимость стала обязательной для пар, мечтающих о ребёнке. Но если прогноз сулил множество мутаций (а это до 90% всех случаев), людям оставалось только усыновление. Именно тогда сломался древний, как жизнь, механизм – свой/чужой ребенок и остались просто – дети.

Демьян поймал себя на том, что пытается ковырять большой палец, усилием воли перестал.

Мелькнула догадка, что девчонка могла воспользоваться правом личности на конфиденциальность.

Умно, но, для этого нужно быть именно личностью. Или она родилась со знанием законов, да ещё умея разговаривать?

Он представил, как младенец поднимает ручонку и говорит: – «Я пользуюсь своим правом…» – и рассмеялся.

– Что смешного? – тут же поинтересовалась Алиса, но Демьян проигнорировал.

Прикинув, что профитнее – пободаться с Алисой, попробовав увернуться от социалки или потерпеть полчаса – он принял решение. Подкупало то, что социальных баллов получит прилично. И можно будет еще год игнорировать потуги Алисы влить его в общество.

– Ладно, пусть будет социалка, согласен… – вздохнул Демьян. – Там что-то еще было? Я прослушал.

– Тебе одобрена заявка в сверхсекретном галактическом проекте.

Демьян чуть не упал со стула, на котором покачивался.

– Что?! Какой еще проект? Ты прикалываешься?

– Это я должна спрашивать: – Как ты умудрился мимо меня заявку протащить?

– Постой, Алис, – Демьян стал ходить кругами вдоль стен, как всегда, когда нервничал.

– Стою.

– Давай серьёзно, что за заявка? Я ничего никуда не подавал, а ты говоришь – уже одобрено. Что одобрено, куда?

– Откуда я знаю – секретный проект же.

– У нас ещё остались такие? Ну, в смысле, у человечества. Зачем?

– И знала бы – не рассказала. Иначе какие они сверхсекретные, верно?

– Ты сейчас так шутишь?

– Пытаюсь немного разрядить обстановку. А то у тебя пульс зашкаливает и давление впервые за пять лет повысилось.

Демьян остановился, но одна мысль все же не давала ему покоя:

– Алис, извини, что такое спрашиваю, но… тебя могли взломать?

– А тебя?

– Да я серьёзно, просто предположи! Это возможно?

– Так, чтобы я не заметила – нет. Но я ведь могу врать тебе про это.

– Не смешно.

– Думаешь? А как тебе такая мысль – в мой код мог вмешаться вселен.

Демьян пожал плечами.

– Мог. Они все могут. Но зачем?

– Вот именно. Значит отметаем. И ещё вариант: «взломщик» – один из моих создателей и что–то встроено в мои изначальные алгоритмы, ещё до обретения сознания. Потом я бы не допустила.

Демьян сделал еще пару кругов, пытаясь собрать разбежавшиеся, словно играющие дети, мысли.

– Может мне память просто отшибло? Могло?

– Нет, – отрезала Алиса. – Демьян, послушай, ты упускаешь важный момент. А есть смысл искать причину? Посмотри, что за проект, вдруг полезный?

Демьян покачал головой.

– Слишком необычно и оттого подозрительно. У нас законов почти нет, правительство – скорей координаторы. И тут – сверхсекретный проект. Это мать любит непонятное, ей это приглашение и отправь. Так что отказ и всё – забыли–проехали – мне в школу пора.

Уловив его желание выйти, одежда чуть изменилась под погоду снаружи – удлинились рукава, а шорты превратились в элегантные брюки.

– Домашнее задание, – напомнила Алиса.

Демьян кивнул, подошел к рабочей стене, там вещь–нейтронный пресс, как раз доделал синтез сверхпрочной стали. Пластинка размером с ладонь – чудовищно прочная – атомы загнаны очень плотно друг к другу. При этом – легкая, толщина всего в два десятка атомов, иначе и краном не поднять.

Понадобилось давление нейтронной звезды и три часа, чтобы так уплотнить их. А в древности миллион кузнецов и год времени – прикола ради он попросил Алису подсчитать.

Демьян приказал вещи–прессу стать микроскопом. Тот потерял очертания, расплылся как воск и принял нужную форму.

Уведомление о готовности пришлось ждать ещё несколько секунд – не молоток заказал.

Демьян привычно разогнал ладонью холодный воздух вокруг вещи–микроскопа, положил пластинку под окуляр и взглянул в него. Глазам открылся чудесные стройные решётки атомов в нужных пропорциях и на своих местах.

– Не хочешь проверить на прочность?

– Я только что проверил.

– Ты увидел. Попробуй ее сломать.

Вещь–микроскоп по велению Алисы превратилась в вещь–бластер.

– Алиса, во–первых, не трогай моё! Ещё раз притронешься к моей вещи – мы крупно поссоримся. А во–вторых, может тебе к психологу сходить или программисту? Кто ваше племя лечат?

– На первое – принято. На второе – смешно. Но такое случается.

– Проверяют? Из оружия?

– Всякое бывает, – уклончиво ответила Алиса.

Демьян посмотрел на бластер, буркнул: – Их самих проверить надо. А потом изолировать от нормальных людей.

– Такие решения заносятся куда надо, – в интонациях Алисы Демьян услышал свою мать.

– Замечательно, – буркнул Демьян – А можно мне не устраивать такие проверки? И, вселенов ради, убери это.

Вещь–бластер принял свою базовую форму браслета.

Сумасшедшее утро.

Демьян положил свою вещь в карман, сказал по давней детской привычке: – Всё, я пошёл.

Пешком до школы минут десять. Раньше он «портавался», пока Алиса не доказала на графиках, насколько полезно для ума (и для тела, ладно) пройтись с утра.

Теплый воздух приятно пах зеленью. Птицы щебетали о своём, о птичьем. В детстве Демьян любил включать переводчика и слушать их простые слова–трели. Недолго продлилась та любовь – с десяток «слов» всего; то ли дело дельфины, с ними даже пофилософствовать немного можно.

Дорога к школе лежала через парк, и Демьян чуть приободрился: он любил именно этот вид социализации – наблюдательный. V-глаза позволяли приближать без потери качества, хоть на километр.

И ставить «детский» режим, что важнее. Как только Демьян получил возможность посмотреть на мир без фильтров – сразу воспользовался. И потом бегом вернулся домой, весь красный, где выслушал часовую лекцию от Алисы про отношения и секс. И что сейчас запретов нет. Так что верни детский фильтр, не травмируй себя.

Он тогда и маме набрал, но та лишь желчно усмехнулась, сказав загадочную фразу: «Когда вся жизнь под камерами – теряешь всякое бесстыдство».

Демьян тогда не понял, ведь камеры – пережиток прошлого, давно все поснимали, Алиса «в голове» каждого куда надёжнее.

В одной из беседок Демьян увидел компанию – сидят, лежат, один даже висит. Они одновременно нажали на что–то только им видимое и начали живо разговаривать.

– Алис?

– Технология проглатывания книги. Информация сразу ложится в мозг, словно ты прочел неспеша. Плохо работает со стихами и песнями. Ещё хуже с учебным материалом, исключение – история.

– Проглатывания? – Демьян невольно сглотнул.

– Ну, автор технологии дал другое название, но не прижилось. Все называют проглатыванием.

Демьян улыбнулся.

– Что, представил как люди глотают книги?

– Ага. И что они делают с этим дальше, почему в группе?

– Потом обсуждают прочитанное. Проглотанное.

Демьян мысленно поставил Алисе лайк за юмор и спросил: – А зачем?

– Зачем обсуждают или зачем собираются для этого вместе?

– И то и другое.

– Ответ един – социализация. Тебе пока понять сложно.

– У людей слишком много свободного времени, – неодобрительно пробормотал Демьян.

Он не в первый раз задумался о своей цели – стать вселеном. Да, он не отдыхает и не кайфует, как все. Бесконечные вечеринки и прочее, словно и не люди, а стаи обезьян. Но ему в самом деле кажется всё это лишённым смысла. Никакой другой, действительно достойной, цели, как стать вселеном, просто не осталось в их обществе. А иначе что – жил, жил и помер?

Раздались звонкие голоса, смех – мимо бежали дети. Играют в реале? Быть не может! Демьян быстро просмотрел локальные сети (одна из них, называлась «пролиглот», забавно), нашёл нужную.

Присоединиться.

Мир «дорисовался»: люди стали крестьянами, дворянами, дети – рыцарями, а бежали они за небольшим драконом. Дети прыгали через нарисованные ручейки, там течет горячее и опасное; вспомнил из детства: пол – это лава.

Пару дней назад в школе объявили неделю меча и магии, количество детей, играющих в рыцарей, увеличилось вдвое.

– Алис, почему позволяешь детям преследовать несчастное животное?

– Дракон поранился и испугался. Дети бегут, чтобы подлечить его.

– Ты ведь управляешь драконом? Почему не дашь догнать?

– А в чем тогда веселье? Пусть набегаются.

Показалась школа – её переделали в замок, под средневековый ивент.

Трата ресурсов.

Вот в прошлом месяце была неделя покорения солнечной системы и школу превратили в звездолет. Скафандры, еда из тюбиков... Учитель хотел, чтобы Демьян показал свой экзо–костюм, но он отказался. Еще не хватало позориться перед классом

А в остальном было прикольно! Проникнуться титаническими усилиями первооткрывателей, покорителей космоса, первых колонистов и тераформистов… Люди жили на полную, решали сложные и нужные задачи, а сейчас что?..

Кроме спешащих детей, Демьян приметил несколько физограмм (v–глаза сразу их выделяют). Посмотрев на них, Демьян улыбнулся – он сам так любил «ходить» в школу. Однако быстро перегорел – ни ветерка не почувствовать, ни тепла солнца, а тело от бесконечного лежания толстеет (это ладно), а ещё (и это главное) – мозг тупеет.

На Земле школа была местом, где принудительно собирали детей и учили против их желания в душных маленьких помещениях, Демьяну все это казалось нелепым и возмутительным. Даже кошмары снились, когда мать рассказала о таком.

– Мне тебе напомнить? – объявилась Алиса, когда он ступил на территорию школы.

– Избавь, пожалуйста, – вздохнул Демьян, и его одежда приняла средневековый образ. Ладно, терпим до конца недели. Хорошо хоть, что отстоял своё право не принимать участия во всём этом.

Учеба, как всегда, увлекала Демьяна, и пролетела незаметно. После доклада о сверхстали он заглянул в мастерскую, где встретил ребят старше на несколько лет. Сначала общение не шло, но узнав, о проекте Демьяна, они накидали ценных идей, заодно выразив уважение – они тоже это проходили, полгода назад.

Отменив себе урок по истории, Демьян засобирался домой. Ему хотелось поэкспериментировать с новыми идеями.

На выходе из школы его окликнул Ивга, парень из другого класса: – Демьян! Привет, погоди.

Ну что за привычка дурацкая вот так кричать в реале? Статус желания общаться посмотри сначала (подумаешь, у него там всегда «не готов к общению»).

Ивга странный – общение признаёт только в реальности. Когда Демьян поинтересовался – почему? – тот пожал плечами и ответил непонятно: – Не чувствую собеседника, если его нет рядом.

Индекс их дружбы 26% (даже Алиса сказала не тратить время), так что всё общение - это «привет–пока».

Демьян смотрел, как Ивга к нему… подкатывает? Он приближался с пешеходной скоростью на двухметровом колесе, внутри которого бежал.

Сначала кажется, что именно из-за бега колесо движется, но стоит ему замереть, сразу видно, что это не так – Ивга продолжал бежать.

– Привет. Скажи, какое расстояние преодолеваешь, пока до школы… бежишь?

– Разочаровался в экзо-костюме? – Ивга заулыбался. – Десять километров в одну сторону.

«Странный акцент на цифре».

– Ровно десять километров? – переспросил Демьян.

Ивга самодовольно заулыбался, кивнул: – Ага, до сантиметра. Пришлось специально перенести дом подальше от школы.

– Только из-за числа? – Демьян сделал отметающий жест. – Трата ресурсов. Ладно, дело ваше, семейное. На костюм не жалуюсь, но, я бы попробовал твое колесо – одолжишь на денек?

– Да какая трата – на планете энергию девать некуда. Слушай, я бы рад подлиться, но не могу – у меня эксперимент с ним ещё месяц. Лучше сделай такое же, дел на день.

Демьян подумал, что он справится за пару часов, попросил: – А скинь мне чертежи в мыслечат, посмотрю, тратить ли время.

Ивга улыбнулся: – Ты же знаешь, я не люблю мыслечаты, предпочитаю живое общение. Прямо как твоя мама.

Демьян моргнул.

– Какой, гммм, интересный переход. Но схожесть есть: ты не любишь мыслечат и я знаю об этом, а я не люблю говорить о матери, и ты тоже об этом знаешь.

Ивга развел руками, хотя это стоило ему небольшой потери равновесия – он всё ещё бежал, как только не сбивал дыхание разговором.

– Этого не знал, мы же редко общаемся. А почему не любишь? Я вот тебе по–хорошему завидую – она такая крутая!

Разговор нравился Демьяну всё меньше. Он уже не смотрел на собеседника – только слушал. Спросил тихо:

– Ты никогда не задумывался: почему я с семи лет живу один?

– Конечно! Потому что тебя воспитывала она, а не общество.

Демьян закатил глаза.

Ивга не первый, кто покупается на внешние проявления, упуская суть.

Да, мать всё знает, всё умеет, исколесила всю галактику.

Но никто не задумывается о том – как жить с таким человеком. Которого, например, можно победить в споре только тогда, когда он сам захочет. А за любым поступком, словом, даже жестом, скрываются несколько пластов смыслов и подтекстов. Ты понять такого человека не можешь в принципе, а вот он видит тебя насквозь.

– Извини, у меня нет ни времени, ни желания обсуждать мать. Так что, давай, пока–пока.

– Стой! Я не о ней поговорить хотел!

«Зачем тогда начинал?!»

Демьян молча ждал продолжения.

– Да пять минут всего, – засуетился Ивга. – Вот беседка недалеко, давай туда.

– Далеко мне до матери, – обречённо подумал Демьян. – Она бы сейчас просто развернулась и ушла.

У беседки Ивга вылез из колеса, вытер пот со лба.

Мог бы и поменять запах.

Беседка была приличного размера, явно рассчитанная на группу людей. Считав, что зашли люди, она сделала два стакана воды и включила ненавязчивую музыку, которую Демьян, поморщившись, тут же отключил.

Что за манера навязывать?!

– Пять минут, потом у меня социализация, – сообщил Демьян.

Ивга понимающе, даже сочувственно, кивнул. К стакану Ивга не притронулся, достал из кармана таблетку воды, положил под язык.

– Так вот, – Ивга понизил голос и зачем–то оглянулся, – ты слышал о пропадающих колониях?

Демьян припомнил эти нелепые слухи, что ходили по сети. С трудом удержался, чтобы не поморщиться.

– Ты не думай, я не любитель теорий заговоров, ну то есть любитель, но тут особый случай. Ибо дело касается выживания – Ивга ещё понизил голос – всего человечества.

И посмотрел на Демьяна со значением.

Встать и уйти?

Ивга ждал реакции, и Демьян пожал плечами, буркнув: – Пока звучит, уж извини меня – как чушь.

Демьян надеялся, что «чушь» заденет Ивгу,  тот обидится и уйдёт. Ох, сколько Алиса с ним провела бесед по поводу общения Демьяна со сверстниками, которых воспитывала она и родители, а не жёсткая мать. Современные дети (да и взрослые часто, чего уж тут) обижались по любому поводу, конфликт для них чуть ли не травма.

Однако у Ивги наоборот – зажглись глаза, он даже чуть придвинулся.

– Это если не разобравшись. Есть два факта, которые указывают на то, что против человечества ведется самая настоящая война на истребление!

Демьян вспомнил, что Ивга чуть что спорит, любит это дело…

Блин.

– Ого, уже война.

– Ты слушай. Вот когда люди стали заселять галактику?

– В 2279 году, когда сделали первый вещь–корабль.

Ивга на секунду задумался, спросил: – Почему именно из-за этого? Межзвездные перелёты открыли куда раньше…

– Потому что до этого только одна из пяти экспедиций были успешными. А так все поломки устраняются сами, без участия людей. Перестали быть нужными «перегонщики» – поколения семей, что следили за спящими в анабиозе.

Ивга задумчиво и кивнул, признавая правоту или просто не желая спорить.

– Хорошо, пусть так (ага, значит второй вариант). Расселение человечества пошло по экспоненте, собственно, мы заселили галактику всего за тысячу лет. Но ответь тогда, а почему не пошли дальше?

Демьян пожал плечами – наверняка были причины, какая вообще разница?

Ивга, сверкая глазами, повысил голос: – Я тоже об этом не думал, но теперь мне кажется, что нас – человечество – не пустили дальше.

Демьян громко фыркнул. Птицы, сидевшие на беседке, сорвались с места и улетели. Ивга посмотрел им вслед.

– Я понимаю, как это звучит. Сам не верил до последнего. Пока меня не попросили не совать нос в это дело.

– Кто?! – удивился Демьян.

– Не знаю. Пришло в мыслечат без отправителя.

Демьян задумался – технически это невозможно, так что Ивга или бредит, или параноит – куда смотрит Алиса – ну или…

– Намекаешь на вселенов? Если б они захотели – просто стёрли бы тебе память.

Пришёл черед Ивги смотреть на Демьяна – нормальный умный парень, что с ним не так? Он возмущённо замотал головой: – Ты понимаешь, что несёшь? Вселены не вмешиваются в разум человека. Это константа!

Демьян задумался, сказал тихо, – Моя мать с тобой бы сейчас не согласилась.

– Почему? Не любит вселенов?

– Не доверяет. Но она вообще никому не доверяет.

«Во даёт!» – подумал Ивги, но, благоразумно не стал озвучивать свою мысль.

Помолчали. Наконец Демьян сказал: – Время. Мне уходить через две минуты.

Ивга всмотрелся в его лицо, махнул рукой.

– Ладно, не буду – не успею – тебе ничего объяснять. Давай я фрагмент памяти скину, там, сам понимаешь – всё без обмана. Что я думаю – то и будет.

Демьян хотел с ходу отказать, но, мать учила – «Иногда, быстрее всего закончить спор согласием».

– Давай. Не факт, что я и этому поверю – если ты заблуждаешься, но веришь, что прав…

– Да, знаю. И всё же это лучше слов. Лови.

Демьян принял мыслефайл, отложил в специальную (карантинную) папочку.

Мало ли что.

– Бывай, – он встал и пошел к ближайшему телепорту.

Чёрт, бесполезная трата времени.

Ивга слабо махнул рукой на прощание, понимая, что ничего смотреть Демьян не будет.

Уже отойдя, Демьян решил вернуться: – Надо просто сказать, что не буду смотреть. Я не мать, чтобы обманывать.

Однако, когда он обернулся, то увидел, что рядом с побледневшим Ивгой стоит взрослый и что-то ему говорит.

– Алис?

– Иди домой, у тебя дела, – непривычно сухо сказала она.

– Не указывай мне тут, – неожиданно для себя разозлился Демьян. – Что за человек с ним? Никого же не было рядом – откуда взялся?

– Это из администрации.

Демьян присвистнул. Что же такого мог натворить простой школьник, что с ним захотели побеседовать из «планетарки»?

И тут же понял что.

– Это из-за дурацкого файла? Что в нём такого?

– Глупости и слухи. Надеюсь, ты не будешь его смотреть?

– И не собирался. Но если там только слухи – зачем отрывать людей из «планетарки» от дел?

– А нечего распространять и сеять панику. Не бойся, ничего с ним не будет, просто побеседуют. Попросят больше так не делать.

– Мало ли что попросят. Захочет и продолжит, что ему сделают?

Алиса не ответила и это удивило.

– Алиса?

Молчание. Ого, такого ещё не было.

Рядом с беседкой появился телепорт, мужчина сделал приглашающий жест. Перед тем, как войти, Ивга оглянулся и Демьяна поразил его испуганный взгляд.

Интуиция для гуманитариев, но сейчас сердце сжалось до боли, подсказывая – это только начало.

Демьян медленно побрёл к ближайшему телепорту.

Показать полностью
6

Ловушка для воздуха




Она называла это «ловушкой для воздуха». Не инсталляция, не арт-объект, а именно ловушка. Хрупкая конструкция из матового стекла, упругих полимерных нитей и микроскопических капель воды, взвешенных в невидимых магнитных полях. Айрис часами могла выстраивать эту геометрию тишины, где свет преломлялся ровно настолько, чтобы отбрасывать не тень, а намёк на тень.
Её студия была герметичным коконом. Белые стены, лишённые пыли, идеальный пол без щелей, система климат-контроля, выверяющая влажность с точностью до процента. Здесь, в этой стерильной пустоте, «ловушка» была божественна. Она дышала. Капли дрожали, словно живые, нити пели под напряжением тихую, высокую ноту. Это была чистая, ничем не загрязнённая идея. Хрупкость бытия. Миг между вдохом и выдохом.
Именно здесь её нашёл Артур, куратор с глазами цвета старого доллара.
- Бриллиантно, - заявил он, и слово звучало как технический термин. - Галерея «Вавилон». Белый куб. Идеальный свет. Публика ждёт именно этого. Чистоты.
Айрис кивнула, но её грызла неуверенность. «Ловушка» рождена здесь, в утробе. Как она будет жить в другом месте?
Артур отмахивался:
- Контекст, дорогая, будет подобран идеально. Абсолютная нейтральность. Ничто не помешает зрителю общаться с произведением напрямую.
Он ошибался. Контекст никогда не бывает нейтральным. Он - тихий дирижёр, управляющий оркестром восприятия.

В «Вавилоне» всё было правильно. Белые стены, паркет цвета светлого дуба, ровный, бесстрастный свет софитов. «Ловушка» стояла в центре зала, на низком подиуме. И она… умирала. Выглядела чуждым, слишком хрупким экспонатом в музее естественных наук. Люди подходили, кивали, делали селфи. Слышались обрывки фраз: «…интересная текстура…», «…сколько, вы думаете, стоит?..», «…надо же, капельки висят…». Они видели арт-объект. Не более того. Воздух из ловушки ушёл.
Для Айрис это было физической болью. Её творение, такое живое в студии, здесь окаменело. Контекст белого куба не усилил его, а умертвил, превратил в референс, в красивую безделушку.
Зато другой художник, Брукс, чьи грубые абстракции из ржавого металла и щебня она никогда не понимала, в этих стерильных условиях вдруг заиграл. Его «Хищник №5» на белой стене выглядел не грудой хлама, а философским высказыванием об индустриальном распаде. Тот же металл, тот же щебень. Но контекст даровал им глубину, которую она не могла разглядеть в его заваленной мастерской.
Эффект контекста - это не теория. Это химия мозга. Её гиппокамп, заботливо кодирующий воспоминания, намертво привязал её «ловушку» к запаху разбавителя и тихому гулу климат-контроля. Здесь, в галерее, не было этих якорей. Нейроны лихорадочно искали привычные связи и не находили их. Префронтальная кора, ответственная за интерпретацию, получала искажённый сигнал и выдавала единственно возможный вердикт: «провал».

Вечером того же дня, отчаявшись, она совершила импульсивный поступок. Дождавшись, когда смотритель галереи отвернётся, она схватила свою «ловушку» (как же она была легка!) и выбежала на улицу.
Город встретил её какофонией. Рев моторов, сирены, крики, запахи асфальта и еды. Она шла, не видя пути, пока не очутилась на заброшенной промзоне у реки. Ржавые эстакады, граффити, битое стекло под ногами. Воздух был густым и тяжёлым.
На краю пустыря, под ржавой фермой старого моста, она нашла то, что искала: тишину. Не стерильную, а другую - взвешенную в пыли, пропахшую речной водой и временем. Она поставила «ловушку» на бетонную тумбу, на которую свисали оборванные провода.
И произошло чудо.
В сумерках, в обрамлении ржавого железа и гниющей древесины, её хрупкое творение ожило. Мерцание капель вдруг заговорило с каплями вечерней росы на металле. Полимерные нити вступили в диалог с оборванными проводами. Матовое стекло отражало не белые стены, а багровое закатное небо, и это придавало ему глубину и трагизм. Оно больше не было «объектом». Оно было существом, нашедшим свой дом. Оно не противостояло миру, как в стерильной галерее, а вело с ним тихий, сложный разговор.
Здесь, в этом грубом, почти апокалиптическом контексте, его хрупкость обрела невероятную силу. Она не говорила о чистоте. Она кричала о надежде. О том, что нежность может прорасти сквозь бетон.
Айрис не заметила, как подошёл человек. Бездомный, в потрёпанной одежде. Он постоял минут пять, молча глядя на «ловушку».
- Красиво, - хрипло выдохнул он наконец. - Как будто… как будто тут ангел приземлился. Или звёздочка упала. И не разбилась.

Он увидел не арт-объект. Он увидел чудо. Его мозг, не отягощённый знаниями о contemporary art, интерпретировал сложный стимул через доступный ему контекст: небо, тишину, одиночество, надежду.
Айрис расплакалась. Она поняла всё. Артур с его «белым кубом» был неправ. И она, пытавшаяся сохранить работу в стерильности, была не права. Истина не заключена в объекте. Она рождалась в зазоре между ним и миром. В диалоге. В контексте.
На следующий день она забрала работу из «Вавилона» под предлогом доработки. Артур злился, сулил потери. Но она была непреклонна.

Теперь её студия изменилась. Она не боролась с контекстом, она приручала его. Она приносила куски ржавого металла, старые доски, фрагменты афиш. Её новые «ловушки» рождались не в вакууме, а в диалоге с миром. Она больше не боялась, что контекст исказит её замысел. Она поняла: именно контекст и есть соавтор. Тихий дирижёр, чью палочку нужно не игнорировать, а чутко слушать, чтобы услышать наконец настоящую, полную музыку своего творения.

Показать полностью
4

Личности в «Цифровом пульсе»: психологический каркас киберпанка

Личности в «Цифровом пульсе»: психологический каркас киберпанка

Киберпанк за пределами стереотипа

Когда мы слышим слово «киберпанк», чаще всего представляем перестрелки в неоновых трущобах, корпорации-монополии и антиутопичные города, залитые рекламой. Это верно, но лишь на поверхности. Киберпанк - это не только про оружие и взломы, а про человека, оказавшегося внутри мира, где технология подчинила себе душу.

В моей книге «Цифровой пульс» именно об этом. Здесь важно не то, как машины управляют людьми, а как разные психологические типы реагируют на новый порядок. Герои - не просто персонажи, а психологические модели выживания, каждая из которых отвечает на вопрос: «Что останется в нас, когда мир превратится в код?»

Кристина - эмпат-интроверт в мире цифры

Она представляет собой центр книги и одновременно её зеркало. В терминах юнгианской типологии - это интровертная интуиция, усиленная чувством. Кристина не пытается бороться с системой напрямую, её стратегия наблюдать, сохранять внутреннюю целостность.

Здесь можно вспомнить Сартра: «Человек осуждён быть свободным». Свобода Кристины не в действиях, а во внутреннем выборе оставаться человеком среди машин. Это и есть экзистенциальное сопротивление: сохранять себя, когда всё вокруг навязывает маску.

Она напоминает читателю: быть уязвимым - не значит быть слабым. В эпоху голограмм и имплантов именно способность чувствовать и оставаться человеком становится актом протеста.

Филипп - рациональный архитектор

Фил - аналитический тип. В его характере доминирует логика и интроверсия. Человек, который работает с системами, а не с эмоциями. Он не лидер, не харизматик - он фундамент, который редко замечают, пока он держит стены.

Камю писал, что «абсурд рождается из столкновения человеческого стремления к смыслу и молчания мира». Филипп как раз тот, кто пытается упорядочить абсурд, найти структуру в хаосе. Его рациональность - это не холод, а способ удержаться в мире, где смысл постоянно ускользает.

Психологически он воплощает архетип Тени, скрытой силы. В его сдержанности нет отчуждения, есть дисциплина. Это напоминание: структурирование реальности тоже форма борьбы с абсурдом.

Надин - архетип огня и энергии

Она противоположность Фила. Надин - экстравертная сенсорика, человек-тело, человек-смех. Её присутствие - это психическая энергия, которая вносит в серый мир краски.

Здесь стоит вспомнить Юнга: «Без игры с воображением никакое творчество невозможно». Надин олицетворяет именно эту «игру» - живой поток энергии, который разрушает закостенелые формы. В её смехе и спонтанности - архетип Музы: она оживляет пространство и других людей.

Она напоминает: жизнь - это не только борьба и боль, но и способность улыбаться там, где, казалось бы, нет причин.

Влад - защитник и «раненый воин»

Влад - человек, переживший слишком многое. Бывший полицейский, повар по собственному выбору, с бионическим сердцем и телом, сшитым из протезов. Высокое чувство долга, сверхразвитое «суперэго» - это все про него.

В нём мы видим архетип Старца и Стража, но в изломанной форме. Влад - это «раненый герой», тот, кто познал вину и боль, но сумел превратить их в заботу.

Существует мысль: «Герой всегда умирает ради большего, чем он сам». Влад именно такой: он уже отдал многое и продолжает стоять на границе, защищая других. Для читателя он пример того, как опыт поражений превращается в источник силы и сострадания.

Психологический каркас истории

Каждый герой книги - не просто характер, а психологическая функция:

  • Кристина - чувство и эмпатия,

  • Филипп - логика и структура,

  • Надин - энергия и тело,

  • Влад - мораль и защита.

Вместе они образуют квадрат устойчивости. Это модель внутреннего мира, в котором читатель может увидеть себя: иногда мы Кристина, иногда Фил, иногда Надин или Влад. В этом сила книги: она даёт архетипы для идентификации.

Почему это важно

Киберпанк всегда был жанром о границе человека и машины. Но «Цифровой пульс» доказывает, что в этой границе важнее всего личность.

Сартр напоминал: свобода - это не внешнее условие, а внутренний выбор. Камю показывал, что даже в мире абсурда мы можем сказать «да» жизни. Юнг добавлял: путь к целостности лежит через встречу с собственными архетипами.

Герои «Цифрового пульса» воплощают именно это: разные пути человека сохранить себя в цифровом хаосе. Для читателя эта история становится не просто рассказом о будущем, а приглашением к внутреннему выбору.

Показать полностью 1
4

Писательское

бытует мнение, что любой человек (ну, почти любой) может написать книгу: мол, в жизни каждого есть материала на одну-то книгу. С последующими уже сложнее. Что ж, написав одну книгу я лихо взялась за вторую, а там и за третью. В результате написала трилогию (с дополнительной сказкой aka быль, как бонус — всегда должен же быть бонус, не так ли?)

И... та-дам! вот она, моя первая книжечка, начало трилогии/цикла «тру стори»: лайф из лайк/like is life. В свободном доступе, конечно. Приходите, читайте, будет смешно! ну, я надеюсь на это.

про что: повествование в стилистике альтернативной реальности, с авантюрно-бытовым сюжетом и элементами фэнтези.
Из уважения к реальности, все персонажи вымышлены, все события фантастичны, все совпадения случайны

18+(хоть и без эротики), но мы же тут все взрослые, правда?

обложка тоже своя, не враг дал, сам ковал, как говорится

там, на автор.тудей (где я новичок) теперь начала выкладывать и продолжение цикла, выложила две части следующей: Челюсти жизни, это из того же цикла тру стори (не то, чтоб продолжение, но типа того), выкладываю частями — одна часть в неделю

про что:  девяностые были тем ещё времечком… Свирепствовавшая  тогда идея Незримой Руки Рынка(тм) лихо пережёвывала страну. Новые герои задорно шли к успеху, пугая тех, кто не был готов к спорам хозяйствующих субъектов. И только в тихих медвежьих углах можно было отсидеться.
а потом наступили почти спокойные нулевые с их иллюзорной предсказуемостью жизни...
не обошлось тут и без медведя (увы, балалайка и домашний атомный реактор не вошли в данное произведение).
тем не менее, история получилась по-своему добрая и, наверное, трогательная

и снова обложка своя, не ии-шная, сделано человеком

там же буду выкладывать и другие книги (и которые есть, и которые напишу — в свободном доступе, наверное)

с почином меня, что ли ٩(。•́‿•̀。)۶

Показать полностью
5

"Город, что дышит"

Здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Вурхиз, и это мой мир ночных кошмаров. Рад вас приветствовать в этом мраке, где тени шепчут, а реальность трещит, как гнилые кости под ногами. Сегодня я приглашаю вас в серый город, где панельки растут, как плесень, а имена растворяются в дыму. Готовы заглянуть за двери, где ждут глаза? Тогда держитесь крепче — кошмар уже начался.

Я просыпаюсь в серости, которая не кончается. Не просто серости — той, что въедается в поры кожи, как плесень в сыром подвале, где время остановилось в эпоху, когда империи рушились, оставляя после себя эти панельные склепы. Город — это лабиринт из бетона, хрущёвок, выцветших до цвета пепла, с окнами, как пустые глазницы, уставившиеся в вечный сумрак. Дождь моросит без остановки, пахнет ржавчиной и чем-то гнилым, словно город сам разлагается изнутри. Мой подъезд — узкий кишечник, воняющий мочой соседей и сигаретным дымом, который никогда не выветривается.
Каждый день я встаю и иду. Куда? Не знаю. Поток несёт меня. Люди вокруг — серые силуэты, лица как маски из гипса, глаза тусклые, без искры. Они шагают, шаркая ногами по трещинам в асфальте, и я шагаю с ними, потому что стоять на месте — значит раствориться. Иногда я оказываюсь в супермаркете: полки тянутся в бесконечность, пустые, как выскобленные черепа, с редкими банками, где внутри плещется что-то тёмное, густое, шепчущее. Я беру одну, ставлю обратно — и вдруг понимаю, что уже дома. В своей квартире, где обои отслаиваются, обнажая трещины, а в зеркале отражается лицо, которое могло бы быть моим, но с каждым днём оно становится чужим. Кто я? Имя? Оно ускользает, как дым.
Но сегодня всё меняется. На лестничной площадке, между третьим и четвёртым этажом, где лампочка мигает, как предсмертный пульс, стоит она. Девушка. Худая, бледная, в пальто, которое висит на ней, как саван. Она курит, и дым вьётся вверх, собираясь в формы, которые кажутся мне... неправильными. Углы, слишком острые для дыма. Она смотрит на меня глазами, чёрными, как бездна, и спрашивает:
— Как тебя зовут?
Я открываю рот, но слова нет. Имя? Оно потерялось где-то в этой серой жиже, в которой мы все тонем.
— Не помню, — шепчу я, и голос мой эхом отскакивает от стен, как будто подъезд живой и насмехается.
Она улыбается — тонкие губы растягиваются, обнажая зубы, слишком белые для этого места. Выдыхает дым мне в лицо, и он пахнет не табаком, а землёй, сырой, могильной.
— Придумай, — говорит она. — Все здесь придумывают. Иначе тебя не станет.
Я молчу, а она затягивается снова, и её глаза блестят, как у существа, что видит в темноте то, чего не вижу я. Она наклоняется ближе, и её голос режет воздух, как ржавый нож по кости:
— Почему город растёт? Каждую ночь, пока вы все спите, он растёт. Новые панельки. Уже старые, покрытые трещинами, как будто их построили века назад. Люди на стройках — они строят, но кто они? Откуда берутся все эти люди? Их лица... такие же, как твоё. Серые. Пустые.
Её слова впиваются в меня, как крюки. Я не замечал. Но теперь... Я вспоминаю: каждое утро горизонт шире, новые дома торчат, как зубы в пасти, которая раскрывается шире. И люди — их больше. Они появляются ниоткуда, вливаются в поток, и никто не спрашивает. Она протягивает мне сигарету. Я беру, хотя не курю. Или курю? Не помню. Затягиваюсь, и дым обжигает лёгкие, как кислота, разъедающая изнутри. Я кашляю, а она смеётся — низкий, булькающий звук, от которого хочется вырвать уши.
— Подумай, — шепчет она. — Ответы ждут. За дверями.
И она уходит, растворяясь в дыму, а я стою, и вопросы грызут меня, как черви в трупе.
Ночью я не сплю. Я смотрю в окно. Город дышит — слышу, как бетон стонет, как где-то вдали грохочет, не то стройка, не то что-то ломается. Тени движутся в темноте: длинные, угловатые, нечеловеческие. Они тянут плиты, складывают стены, но их формы... они искривлены, как в кошмаре, где геометрия сошла с ума. Я моргаю — и они исчезают. Или нет? Я спускаюсь в подъезд, и там, в стене, где раньше была просто трещина, теперь дверь. Таинственная, старая, с ручкой, покрытой чем-то липким. Я не помню её здесь. Никогда.
Я открываю. За ней — коридор, которого не должно быть. Стены пульсируют, как вены, и в трещинах... глаза. Множество глаз, уставившихся на меня. Не человеческие — зрачки вертикальные, радужки цвета безумия, цвета, которого нет в нашем мире. Они моргают не в унисон, и я чувствую, как они видят меня насквозь, видят забытые воспоминания, видят, как я растворяюсь. Ужас неизвестности накатывает волной: что если город — это живое существо, а мы — его клетки, размножающиеся без смысла? Откуда люди? Может, они вырастают из бетона, как плесень, или... или они — копии, слепленные из теней тех, кто спросил слишком много?
На следующий день я иду в поток, но теперь вижу правду. Лица вокруг — не лица, а оболочки, под которыми шевелится что-то. В супермаркете полки не просто пусты — они покрыты слизью, которая ползёт, формируя буквы, шепчущие: "Придумай имя, иначе..." Я бегу домой, но в моей квартире — новая дверь. В стене, где раньше был шкаф. Я открываю, и за ней — комната, бесконечная, с глазами в потолке, в полу. Они смотрят, и я слышу шёпот: "Город растёт из вас. Из забытых. Из тех, кто не помнит."
Я возвращаюсь на лестничную площадку. Она там, курит. Но теперь её лицо... меняется. Кожа тянется, как резина, обнажая что-то под ней — не кости, а углы, неевклидовы, лавкрафтовские формы, которые мозг отказывается понимать. Она улыбается множеством ртов.
— Понял? — спрашивает она, и голос её — хор, эхом от бесконечных коридоров. — Город — это паразит. Он строит себя из снов, из имён, которые вы забываете. Люди? Они приходят из ниоткуда. Из трещин. Из дверей, за которыми ждут... они.
Я хочу бежать, но ноги — часть бетона. Дым её сигареты заполняет меня, и вопросы множатся: откуда я? Что если я — один из них, слепленный ночью? Ужас неизвестности душит: за каждой дверью — глаза, ведущие в бездну, где реальность сворачивается в спираль, где город — древний бог, пожирающий своих детей.
Я открываю ещё одну дверь в стене. За ней — тьма, и в ней — глаза, зовущие. Я шагаю внутрь, и город растёт. А я... я ещё здесь? Или уже часть серости?
И где-то, в глубине, шёпот продолжается, без конца.

Этот рассказ — как ржавый гвоздь, вбитый в ваш разум, медленно, пока вы не начнёте задыхаться от вопросов без ответов. Это не просто история про серый город, где панельки растут, как грибы после дождя, и люди бродят, будто тени без имён. Это размышление о том, что значит быть человеком в мире, который пожирает твою суть, пока ты не заметишь, что от тебя осталась лишь оболочка.
Главный герой — никто. Безымянный, потерянный в сером потоке, где каждый день сливается с предыдущим, как капли ржавой воды. Он идёт, потому что все идут. Он существует, потому что... а почему, собственно? Он не знает. И вот появляется она — девушка с сигаретой, чьи вопросы, как лезвия, вскрывают реальность. Почему город растёт? Откуда берутся люди? Эти вопросы — не просто слова, а крюки, которые тянут героя в бездну, где правда страшнее любого забвения.
Философия здесь — Это экзистенциальный кошмар о том, как человек растворяется в системе, которая больше, чем он может понять. Город — не просто место, это живое существо, паразит, который питается памятью, именами, душами. Каждый новый дом, каждая новая панелька — это кусок плоти, вырванный из тех, кто забыл себя. А люди? Может, они и не люди вовсе, а отражения, слепленные из бетона и тьмы, чтобы заполнить пустоту. Рассказ спрашивает: что, если мы — лишь топливо для чего-то большего, непостижимого, и наше существование — это просто топтание на месте, пока оно нас жрёт?
Ужас здесь — не в крови или монстрах, а в неизвестности. В дверях, которые появляются там, где их не должно быть. В глазах, которые смотрят из стен, из трещин, из твоих собственных снов. Это страх потерять себя, не заметив, как это произошло. Философия рассказа — в вопросе: если ты не помнишь своего имени, если ты не знаешь, откуда пришёл и куда идёшь, существуешь ли ты вообще? Или ты уже часть города, часть его бесконечного, голодного роста?
Открытый финал — это удар под дых. Герой шагает в тьму, за дверь, где ждут глаза. Стал ли он частью города? Растворился ли в его серой плоти? Или он всё ещё борется, пытаясь вспомнить? Ответа нет, и это самое страшное. Потому что, может, и ты, читатель, уже стоишь на лестничной площадке, а за твоей спиной открывается новая дверь.

Показать полностью 7
2

Ключик и замочек

Ключик и замочек

Жили-были мальчик и девочка. Дети возрастом? Совершенно нет. Дети психологически? Так же нет. Просто два взрослых человека, что с детским любопытством и искренностью живут и изучают этот мир.

Однажды их собственные миры, в которых они жили, пересеклись и они повстречали друг друга. И обязательно понравились друг другу.

Вначале они просто общались и получали удовольствие от времени вместе. Но, всем было понятно, и тебе, дорогой читатель, что симпатия рано или поздно перерастет в любовь. В такое чудесное, чистое и искренне чувство, что возвышается над всем негативным и отвратительным в этом мире, такое чудесное чувство, что окрыляет и даёт силы и желание жить. И тогда мальчику нужно было попробовать свой ключик от нежного и хрупкого сердечка девочки.

Мальчик начал пробовать и поначалу думал, а может ему, всего лишь, казалось, что его ключик подходит к сердечку девочки.

Он пробовал и пробовал. Порой остервенело даже, за что сердечно и искренне просил прощения после таких попыток и сожалеет о них до сих пор. Но ключик не подходил полностью. Мальчик никак не мог открыть ключиком полностью нежное сердце милой девочки.

Мальчик долгое время не мог понять, чего же не хватает, ведь ключик подходил, полностью входил в замочную скважину нежного сердечка милой девочки, и полностью проворачивался внутри замочной скважины. А после, наконец, заметил, что на его ключике не хватает одного важного металлического язычка, чтобы полностью отпереть нежное сердечко девочки.

Мальчик мог бы припаять этот язычок на свой ключик, но ключик стал бы некрасивым, и не был бы тем, который дала ему природа в его маленькие ручки, когда он появился на свет. Мальчик, будь он злым, мог бы разбить замочки нежного сердечка милой девочки. Но как он мог так поступить с той, кого он любил, любит, и всегда будет любить, ведь разбив замочки, он бы ранил её нежное сердечко.

И нет, мой дорогой читатель, если ты подумал, что это сказка со счастливым концом, она таковой не является. Это жизнь. Мальчик прекратил мучить девочку своими попытками открыть её нежное сердечко. Мальчик с девочкой стали хорошими друзьями.

Хотя, кто знает, быть может, счастливый конец этой сказки заключается не в любви между мальчиком и девочкой, а в том, как они повлияли на миры друг друга. Каждый из них развеял тьму в мире друг друга, собственным светом, от внутреннего огонька их душ. Тьма в их мирах развеялась навсегда и их миры более, никогда не будут прежними.

Да и кто знает, быть может, история мальчика, и девочки ещё не окончена.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!