Лига историков

Почему же нам постоянно говорят об энергопереходах? История энергетического радикализма в науке и технике началась после Первой мировой войны, когда Нобелевский лауреат Фредерик Содди предложил полностью пересмотреть экономику с рациональной, то есть энергетической, точки зрения. Он объяснял, что накопление капитала происходит вопреки второму закону термодинамики. Примерно в то же время майор Дуглас предложил перестроить экономику посредством фиксации цен на товары на основе истраченных энергии и времени. Баланс спроса и предложения должен был бы обеспечиваться выплатой «универсальной зарплаты» по принципу социального кредита.

Американские энергорадикалы сравнивали технарей с бизнесменами и пророчили устаревание капитализма по причине электрификации, автоматизации, стандартизации и массового производства. Вместо него должен был прийти рациональный режим, смоделированный по типу современных крупных компаний. Чтобы описать процесс политической трансформации под влиянием технологий, американские технократы охотно использовали термин «переход» вместо щекотливой «революции». Великая Депрессия добавила ветра в их паруса. Возникло массовое Технократическое движение под руководством Говарда Скотта. В августе 1932 года они возвестили миру, что кризис – это не просто конъюнктурный спад, а результат массового перехода с человеко-часов на ватт-часы. Электричество снижает спрос посредством снижения занятости, в результате компании вынуждены снижать цены, а значит и производственные издержки, делать производство более эффективным и продолжать увольнять рабочих. Единственными победителями этой гонки на дно являются банкиры.

Американские технократы и ввели S-кривую в энергетическую футурологию. Эту логистическую функцию биолог Раймонд Пирл применял не только для расчёта числа особей в популяции, но и к таким феноменам, как мировое сельхозпроизводство, размер американской сети железных дорог и угледобыча. По его следам пошёл известный технократ Мэрион Хабберт, который написал:

Кривая дрозофилы в точности совпадает с кривыми производства угля и стали.

Он утверждал, что Великая Депрессия была вызвана ни финансами, ни экономикой, а технологиями и исчерпанием ресурсов. Эра промышленного роста Америки закончилась, и нужно сокращать рабочую неделю и стандартизировать товары для того, чтобы сдержать демонстративное потребление и запланированное устаревание. И да: заменить доллар непереходящими энергосертификатами, которые бы теряли свою стоимость через год после эмиссии. Чтобы управлять экономикой научным способом через энергию, требовалась новая инженерная бюрократия: Североамериканский Технат.

Движение технократов дискредитировало себя политически в сороковых годах на фоне своих парадов, серой униформы и культа личности Говарда Скотта, хоть они продолжают существовать и сегодня. И всё же они, с их реформизмом, неомальтузианством и упором на энтропию, оставили в наследство новое видение энергоперехода. Хабберт публиковал в журнале Science свои кривые роста на базе различных сценариев развития: мечта экономистов о бесконечном росте в сравнении с исчерпанием ископаемых источников энергии, а также с устойчивым использованием энергии биомассы или гидроресурсов. Потом место гидроресурсов занял атом.

Глядя на пугающую кривую потребления ископаемого топлива, американский атомщик Харрисон Браун и пустил в обиход выражение «энергопереход». Он и его единомышленники раздвинули горизонт планирования на тысячелетия и создали новый тип энергетической футурологии, включив в повестку дня изменение климата. До семидесятых годов мало кто из широкой публики задумывался об энергопереходе: послевоенный экономический бум и освоение нефтяных запасов Ближнего Востока опровергли мальтузианские страхи тридцатых годов. Широкая публика не ждала чудес от мирного атома и даже сожалела о вступлении в атомный век, боясь войны. Не ждали чудес и профессионалы-экономисты, оценивая долгосрочный прирост ВВП от атома всего в два процента. Были осторожны в прогнозах и промышленники. Сторонники возобновляемой энергии тоже не питали особых иллюзий о скорых перспективах солнца и ветра. Они знали, что трудно тягаться с углём в металлургии, химии и стройматериалах, и с нефтью – в транспорте. Возобновляемые источники мыслились, скорее, «запасным путём» энергетики.

Скромные расчёты экономистов раздражали атомщиков, которые считали свою энергию экзистенциальной для человечества. Ведь нужно же будет чем-нибудь заменить уголь, когда он станет заканчиваться. На смену должны были прийти реакторы-размножители, которые бы стали  неисчерпаемыми источниками энергии. Палмер Путнам привёл ключевые аргументы ещё в 1953 году: рост спроса на энергию, рост себестоимости ископаемого топлива и глобальное потепление(!). Переход на атомную энергию представлялся им дорогим и трудным, но неизбежным. Харрисон Браун выпустил в 1954 году книгу, в которой шёл по стопам Хабберта. Он писал в ней, что растущий недостаток минеральных ресурсов может привести к Третьей мировой войне, после которой человечество может не восстановиться из-за недостатка качественных ресурсов. Единственное, что может помочь – это энергопереход на атом, о чём он во всеуслышание заявил  на конференции по планированию семьи в 1967 году.

Третьим китом атомного мальтузианства был Марион Хабберт, который связал свои публикации о пике нефтедобычи с продвижением атомной энергии. В 1956 году он писал, что уран обеспечит нам будущее с неисчерпаемой энергией. Но при том условии, что реакторы на быстрых нейтронах (РБН) удастся разработать до атомной войны и демографического взрыва. Хабберт стал ключевой фигурой Комиссии по атомной энергии США (AEC), которая со временем превратилась в организацию по лоббированию дорогостоящего и спорного проекта РБН.

Мы видели выше, что атомные футурологи включили глобальное потепление в список аргументов уже в 1953 году. Путнам живописал рост уровня мирового океана в своём отчёте. Почему атомщики смогли революционизировать историю климата? Наверное, им помогло оснащение современными масс-спектрометрами, которые могли точно устанавливать содержание различных изотопов углерода и кислорода. Не стоит также забывать, что климатический алармизм работал в пользу их индустрии. Этот их лоббизм сыграл негативную роль, когда в семидесятых годах внимание общественности стало разворачиваться в сторону проблемы изменения климата. Элвину Вайнбергу припомнили его прошлое, когда он, уйдя из лаборатории Окриджа, стал предупреждать о климатической катастрофе и бороться против возобновления добычи угля в Соединённых Штатах:

Углекислый газ, по-видимому, является последней защитой сторонников ядерной энергетики.

Проблема, обнаруженная атомщиками, оказалась серьёзнее предлагаемого ими решения. Сегодня атомная энергия играет незначительную роль в мировом энергетике, а реакторы на быстрых нейтронах в большинстве стран уже остановлены. Сегодняшние дебаты повторяют старую футурологию энергоперехода, притом, что угля нам хватит ещё надолго, а атомные фантазии растворяются в воздухе.

Энергетические кризисы семидесятых заставили говорить об энергопереходе не только атомщиков. Уже в шестидесятых США столкнулись с рядом блэкаутов, и атомное лобби использовало их в качестве аргумента против активистов-экологов. Журнал Science писал тогда:

Когда кондиционеры и телевизоры перестанут работать, публика скажет: «К чёрту окружающую среду, дайте мне изобилие».

Но это были ещё цветочки. Стоит отметить, что практически все книги об энергетическом кризисе до 1973 года вышли из-под пера адептов атомной энергии, и многие их страницы были посвящены реакторам-размножителям.

В 1973 году случился первый нефтяной шок, и тема дефицита энергии заиграла новыми красками. Об энергопереходе заговорили все. Фонд Форда написал в своём отчёте, что решением будет не гонка за энергией, а отделение роста от неё, выступая за  Zero Energy Growth (ZEG), то есть рост без энергии. Там же подробно обсуждалось налогообложение энергии. Влиятельнейший текст опубликовал Эмори Ловинс в октябре 1976 года.

В альтернативу мирному атому он предложил путь «мягкой энергии» с базой на децентрализованных небольших по размеру «устойчивых» технологий. Он писал, что необязательно расщеплять атом для того, чтобы обогреть дом. Выйдя в разгар избирательной кампании, статья Ловинса вызвала яростные дебаты. Карьера Ловинса пошла в гору, он стал уважаемым экспертом, а президент Картер назначил его главой НИИ солнечной энергии. Антиядерное движение с энергопереходом на знамёнах стало действующим лицом в энергетической повестке правительства.

Ловинс писал, что в отличие от атомной энергии, которая является побочным продуктом холодной войны, возобновляемая энергетика будет процветать в условиях рыночной экономики. Через каких-то три десяткилетия он прогнозировал построение «полностью солнечного общества».

Мягкий путь Ловинса

Экологическое движение переняло концепцию энергетического истощения, которую в своё время изобрели его противники. Неминуемый коллапс стал широко известной концепцией будущего, делавшей энергопереход неизбежным. Национальная Академия Наук США применяла это понятие ко всему комплексу возможных мер, призванных сделать США менее зависимыми от ближневосточной нефти. То есть уголь входил в список альтернатив. Энергетический план администрации Картера включал удвоение его добычи. После выхода этого плана в свет Нью-Йорк Таймс написала:

Соединённые Штаты и весь мир находятся в начале нового энергоперехода.

Президент заговорил о третьем переходе от нефти к энергосбережению и солнцу. Он демонстрировал диаграмму, заимствованную у итальянского атомщика Чезаре Маркетти, который получил известность как сторонник водородной экономики.

Маркетти мечтал о плавучих атомных АЭС, которые бы производили водород, а отработанные отходы сбрасывали бы прямо на морское дно. Он писал о водородных самолётах (которые всё ещё не полетели полвека спустя – жидкий водород втрое легче керосина, да ещё кипит при -253°С). Во время своей работы в МИПСА он просчитывал энергетические сценарии на будущее вместе с Брауном и Ловинсом. Методы, которыми пользовался институт, были довольно спорными. Их критиковали за фаворитизм в сторону атомной энергии. Маркетти, со своей стороны, указывал, что мировая энергетика чрезвычайно инерционна, и будущее её уже предопределено. Себя он считал иконоборцем, но по сути он поставил на службу старую добрую S-кривую.

Но в чём-то он был оригинален. В пику атомщикам, он утверждал, что источники энергии уходят на задний план не по причине исчерпания, а по причине устаревания: нефть удобнее угля, газ – нефти и т.д. Чего нам не хватает для «мягкого перехода» – это не ресурсов или технологий, а времени. В полвека не уложимся, давайте будем смиренно ждать перед лицом неумолимого закона логистической кривой. Вацлав Смил критикует его за то, что уголь всё ещё с нами. Но по сути Маркетти оказался прав в инерционности мировой энергетики.

Проблема Маркетти кроется не в его ошибках, но во влиянии на умы. После него многие эксперты стали относиться к энергетической динамике как к процессу технологического распространения. Стали думать в категориях волн инноваций, сменяющих друг друга. На самом же деле новая волна не отменяет старую, а кроме того – энергии и материалы, конкурируя, находятся в симбиозе друг с другом

Автор указывает, что наша проблема гораздо сложнее постепенного истощения ресурсов, она связана с катастрофическим изменением климата. Ещё неизвестно, с чем мы столкнёмся, пройдя через пик: с новым подъёмом или падением в пропасть.

Сама же история идеи энергоперехода заставляет нас задуматься о преемственности среди исследователей и футурологов. Инструменты одной науки берутся для использования в другой на основании простой аналогии. Спустя годы, становится ясно, насколько непродуманы были концепции будущего, которыми кормили широкую публику футурологи. Если бы их фантазии ничего нам не стоили, можно было бы смириться. Но в том-то и дело, что на кону миллионы, миллиарды, триллионы. На кону наше благосостояние. И потому смеяться над отжившими концепциями я бы не стал. Их ещё нам предложат неоднократно, но всякий раз – под новым соусом.

До сей поры специально нюхать мумифицированное тело еще никому не приходилось (кроме, разве что, тех же египетских ученых), однако в основе этого желания не только любопытство - полученные данные могут помочь в деле сохранения древних реликвий, а также расширят наши знания о процессе бальзамирования тел умерших, применявшихся в Древнем Египте.

Для чистоты эксперимента и полноты исследования учеными из Университетского колледжа Лондона в сотрудничестве со специалистами из Египетского музея в Каире было отобрано девять мумий, охватывающих время от Нового царства до Византийского периода, каждую из которых обнюхивали специально обученные "нюхачи" - люди с очень острым обонянием, оценивающие аромат мумифицированного тела по степени интенсивности, качества и приятности. К слову об этом - пахнут древние правители и другие важные персоны весьма приятно, скажем за это спасибо древним мастерам, бальзамировавшим тела. Благодаря им желающие понюхать мумию могут уловить нотки ладана, мирры, масел сосны, кедра и можжевельника, а также ароматизированного воска и хвойных смол. Собственно, сделано это было специально - древние египтяне ассоциировали приятные запахи не только с чистотой и непорочностью, но и с самими телами божеств, потому было важно, чтобы мумия покойного не только сохранилась наилучшим образом, но и приятно пахла. К слову, изучение происхождения каждого аромата тоже являлось одним из этапов исследования.

«Запах, исходящий от мумий, давно привлекал внимание экспертов и широкой общественности. Однако до сих пор не было проведено ни одного комплексного химического исследования в этой области. Наша работа — новаторская. Ее результаты помогут не только лучше понять, какие материалы использовали при бальзамировании, но и усовершенствовать методы музейной консервации», — прокомментировал профессор Матия Стрлич из Словении, руководитель исследования.

Само собой, ученые полагались не только на профессиональных нюхачей - десятки летучих соединений, исходящих от мумий, регистрировали специальные приборы. Используя эти сведения, химики смогли отделить запахи собственно бальзамирования от добавок, присоединившихся позднее. По данным «электронных носов» для мумий характерны древесные, пряные и сладкие запахи.

Собственно, подобная практика в научной среде применяется далеко не в первый раз. К примеру, в 2013-м году судебный патологоанатом Филипп Шарлье, изучавший "мощи" Жанны д'Арк, привлек к своему исследованию экспертов-парфюмеров, острый нюх которых уловил запахи жженой штукатурки и ванили. Это поставило окончательную точку в вопросе подлинности останков, находящихся в замке Шинон - запах ванили свидетельствует о процессах разложения, которые не могут идти после кремации, а "орлеанскую деву", как все мы прекрасно помним, именно сожгли. Однако роднит оба этих исследования не только присутствие "нюхачей" - в ходе последующих исследований выяснилось, что за останки Жанны почти 200 лет выдавали фрагмент египетской мумии. В средние века толченые остатки мумий входили в состав некоторых лекарств от желудочных болезней и "порчи крови", потому само их нахождение (а сосуд с прахом был найден на чердаке старой парижской аптеки в 1867-м) какого-либо удивления не вызывал. Равно как и не вызвал никаких вопросов наклеенный на сосуд ярлык, указывающий, что в нем - останки Жанны д'Арк, все-таки в те времена люди еще не прибегали к подобного рода научным экспериментам)

Оригинал статьи: https://pubs.acs.org/doi/10.1021/jacs.4c15769

А у меня на этом всё! Этот и другие материалы - в профиле, а также в группе «L’auberge Espagnole» Вконтакте, где еще много всего интересного!

Его мать была простой рабыней. Красивая женщина неведомо от кого понесла, и в 49 году родила мальчика. Владелец рабыни был только рад: новый раб - возможность заработать деньги.

Мальчик рос, и уже вскоре стало понятно, что хозяину достанется весьма немалый куш. Дело в том, что отрок был наделен удивительной красотой: идеальный овал лица, пухлые губы, длинные светлые волосы. Внешности парнишки завидовали признанные римские красавицы, а мужчины изумленно смотрели ему вослед.

На улице юного раба прозвали Спором (Спорусом), что в переводе означает "семя, посев".

У своего прежнего хозяина Спор не задержался: юноша стал настолько популярен в Риме, что на него обратил внимание сам Нерон. Император отнял раба у предыдущего господина и сделал своим фаворитом. В знак особой милости Нерон сделал Спора вольноотпущенником, то есть, свободным человеком.

Спор, в соответствии с принятыми в Римской империи правилами именования, получил личное и родовое имя своего последнего перед волей господина, и, таким образом, стал Нероном Клавдием Спором.

Несмотря на то, что Спор стал вольноотпущенником, Нерон держал его при себе в качестве фаворита и говорил, что тот чем-то похож на его жену Поппею Сабину.

Супругу Нерон обожал. Поппея Сабина купалась в роскоши, активно участвовала в государственных делах.

.Однако летом 65 года между Нероном и Поппеей, находившейся на позднем сроке беременности, произошла ссора. Молодая женщина упрекнула супруга, что тот слишком много времени проводит на скачках. Нерон взбеленился и в ярости пнул супругу.

Через несколько дней Поппея Сабина скончалась. Нерон, осознавший, что он натворил, ужасно страдал. Император объявил жену богиней, приказал забальзамировать ее тело и разместить в императорском мавзолее.

Чтобы уменьшить свои душевные муки, Нерон решил как можно быстрее жениться. Тем более, еще с 60-го года у принцепса была постоянная любовница - Статилия Мессалина, жена консула Марка Вестина Аттика.

Чтобы жениться на Статилии, Нерон приказал арестовать Аттика, и тот покончил с собой.

Новый брак не принес Нерону облегчения. Статилия была красива и порочна, как ее родственница Валерия Мессалина, однако, унять боль утраты она не смогла. Нерон по-прежнему тосковал по Поппее Сабине и все чаще приглядывался к своему фавориту Спору. До чего же юноша был похож на покойную императрицу!

В начале 67 года Нерон решился на невиданное доселе предприятие. Император, как сказано у Тацита, повелел "сделать ему жену из этого юноши".

Спор был оскоплен, ему приказано было называть себя только Поппеей Сабиной. После этого Нерон женился на "Поппее" в полном соответствии с римскими брачными обычаями. При этом, со Статилией Мессалиной император не разводился, просто удалил ее от себя.

Никто не смел называть новую "императрицу" Спором - за это виновника ждала немедленная смертная казнь.

По приказу принцепса, Спор появлялся на публике в нарядах и в регалиях римских императриц. Нерон называл бывшего раба Сабиной, "хозяйкой", "госпожой" и "императрицей".

Император был очень доволен сложившейся ситуацией: Нерону казалось, что Поппея Сабина, и правда, воскресла.

Между тем, время правления Нерона неумолимо подходило к концу. Едва сумев разоблачить заговор Пизона, император столкнулся с очередным недовольством как знати, так и народа.

Разгульная жизнь принцепса, многочисленные злоупотребления подорвали экономику государства. Римские провинции были истощены и не могли снабжать центр продовольствием в тех же объемах. Это привело к новому восстанию.

Бунт начался в марте 68 года, когда Гай Юлий Виндекс, наместник Галии, поднял свои легионы против Нерона. Виндекса поддержал Сервий Сульпиций Гальба, наместник Тарраконской Испании. Гальба, у которого было мощное войско и поддержка в народе, объявил себя новым императором.

Сенат по требованию Нерона объявил Гальбу врагом народа, но это только увеличило популярность самозванца.

В июле 68 года Нерону пришлось бежать из Рима в Сервилиевы сады. С ним отправилась его стража и верные рабы.

Между тем, легионы один за другим отказывались подчиняться приказам Нерона. Дни императора подходили к концу, но Нерон отказывался верить в очевидное. Принцепс решил вернуться в Рим, в свой дворец на Палатине. Нерон был уверен, что его поддержит народ.

Надежды императора не оправдались. Дворец был пуст, в нем не было даже охраны. Нерон провел вечер с рабами, затем лег спать. В полночь императора разбудил один из вольноотпущенников, сообщивший, что телохранители Нерона разбежались, оставаться во дворце смертельно опасно и следует переехать на загородную виллу.

На виллу с Нероном отправились только Спор ("Поппея Сабина"), а также три фаворита императора - Неофит, Епафродит и Фаон.

С большим трудом императору удалось добраться до виллы. Нерон был так испуган, что приказал рабам вырыть ему могилу.

Вскоре на виллу прибыл курьер, сообщивший Нерону, что Сенат объявил его врагом народа и приговорил к публичной казни. Император попытался покончить с собой, но у него не хватило духа.

Когда на дороге, ведущей к вилле показались солдаты, Нерон с помощью Эпафродита все-таки смог перерезать себе горло.

Удивительно, но после смерти Нерона бедный Спор был вынужден продолжать играть роль Сабины.

Новым мужем "императрицы" стал префект Преторианской гвардии Гай Немфидий Сабин. Немфидий выдавал себя за внебрачного сына Калигулы и, соответственно, называл себя законным наследником престола. Женитьба на "Сабине", по замыслу префекта, должна была увеличить его шансы в разгорающейся борьбе за власть.

Однако очень скоро "новый муж" "Поппеи Сабины" был убит при попытке устроить переворот против провозглашенного преторианцами императором Гальбы Сульпиция.

Гальба, впрочем, тоже недолго протянул на троне. Через семь месяцев правления, 70-летний Сервий Сульпиций Гальба был убит прямо на Римском форуме преторианцами под командованием своего ближайшего приближенного Марка Сальвия Отона.

Отон и стал новым императором Рима.

"Поппея Сабина" весьма сильно интересовала Отона. Дело в том, что Марк Сальвий в свое время был женат на настоящей Поппее Сабине. Женщина была в буквальном смысле вырвана из его рук Нероном.

Отон женился на фальшивой "Поппее Сабине", а затем собрался вступить и во второй брак, - со Статилией Мессалиной, женой покойного Нерона.

Однако этим планам не суждено было сбыться: войска нового претендента на престол, Авла Вителлия, разбили императорскую гвардию в кровопролитном сражении при Бедриаке (14 апреля 69 года). Узнав о поражении, Отон покончил с собой.

Новому императору, Авлу Вителлию, Спор не был нужен в качестве жены. Принцепс придумал другой вариант использования фальшивой "Поппеи Сабины" - в качестве актрисы для инсценировки похищения Персефоны во время шоу гладиаторов.

Задумка Авла Вителлия означала тяжелое публичное унижение для Спора, и на этот раз юноша не стерпел. В конце 69-го года, получившего в римской историографии название "год четырех императоров", Спорус покончил с собой. На момент смерти ему едва исполнилось двадцать лет.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.