CreepyStory

Ведьма ковыляла за вампиром по тропе. Она шла так, чтобы одним движением своих длинных мёртвых когтей убить его, если тот что-нибудь выкинет. За ними плелся толстый демон, три оборотня, кучка бесов и ещё два вампира. Саню потряхивало от страха. Он боялся, что его раскусят, что травы не загорятся… Черт, травы! 

— Начинаются пламя-искорки, шоб враги мои вечно померли. Шобы брат-дымок, одурманил их. Шобы в мозгах у них бардак полный был. —  под нос начал мямлить парень. 

Вроде даже что-то получалось. Запах леса скрывал аромат дурман-травы и нечисть, что шла за Саней, понемногу тупела. 

— Чего ты там бормочешь, вампир? Чую, колдуешь. — острые когти ведьмы уперлись в спину парню. — Я твой позвоночник прямо тут достану. 

— Ж-женщина в-вы чего? Я ж это, — в голове активно начали крутиться шестеренки. — ну, магии черной обучен, да! Воронье на разведку засылаю. Вот те крест, милая моя.

 

Парень даже начал было креститься, но вовремя понял, что на руку ему это не сыграет. 


— Кто твой учитель? — ведьма так же не убирала руку от спины вампира, а её красный глаз просверливал его насквозь. 

— Так этот, кто он… А! Кощей Бессмертный! Обучил меня всяким примудростям, да. - Саня сам стал верить своей лжи.  - Я даже мертвяков могу из могил подымать! Правда, пока только одного, но все ещё не за горами. 

— Подыми. — ведьма встала на месте, а с ней и весь ее отряд. 

—Т-т-так не могу же, мне надо его в глаза видеть. Я пока только так могу. 


Ведьма улыбнулась, если это вообще можно было назвать улыбкой, и замахала руками, проговаривая слова на каком-то клокочущем наречии. Земля под ближайшим деревом осела, обнажая тело землистого цвета. Новая фраза на том же языке заставила тело пролевитировать над землей и рухнуть к ногам вампира.


— Подымай. — ведьма рыкнула на парня. 

— Ну ладно. 


Саня нервно потёр руки, пробегая глазами по трупу. Взгляд его зацепился за кончик ветки, который выглядывал из-под тела. В голове у него начал зреть план. Вытащив из-под тела ветку, он стал с серьезным лицом выговаривать убедительное, как ему казалось, заклинание, попутно выписывая восьмерки импровизированной “волшебной палочкой”. 

— Вингардиум ЛевиоссА, Круциатус, эмбарго на недвижимость, экспеллиармус, —  вампир посмотрел на ведьму и крикнул, —  Авада Кедавра! 


Импровизированная волшебная палочка полетела прямиком в тварь, да с такой силой, что острым своим концом она проткнула ведьме её единственный глаз. Саня тем временем развернулся на сто восемьдесят градусов и рванул к нужной ему поляне, приговаривая заговор. Палка, которая свалила эту костлявую мегеру, неожиданно стала прорастать, оплетая ее голову ветвями, а корни на глазах врастали в землю, приковывая к земле. 


— Чего вы встали, уроды! За ним! — вопли ведьмы разорвали лесную тишину. 


Саня бежал по тропинке, что вела к заветной поляне. Сзади был слышен топот ног, рычание и гневные выкрики. Выскочив на условленное место, он рванул к противоположному краю круга и стал ждать прибытия нечисти. Несколько мучительно долгих секунд, и вот в круг вошли его преследователи. Увидев вампира, они кинулись в его сторону. 


Круг на поляне вспыхнул синим пламенем. В ночном небе вспыхнуло маленькое солнце и устремилось в центр круга, развивая огромную скорость. Шар огня врезался в землю, образовав кратер, обдав небольшой участок земли волной пламени. Нечисть, запертая внутри огненного круга, с опаской подошла к месту падения шара. Оттуда навстречу к ним вышло существо сотканное из пламени. Оно было похоже на пса, но величиной с лошадь. Огромные огненные крылья были сложены на спине. Пёс, зарычав, накинулся на толстого демона. Свалив того с ног, он открыл пасть и своим огненным дыханием сжег его лицо, оставив лишь обугленный череп. На подмогу убитому ринулись бесы. Пёс давил их своими огромными лапами, оставляя страшные ожоги, и разрывал своими острыми, как бритва зубами. Как только с бесами было покончено, существо взметнулось в небо, пытаясь догнать удирающих вампиров. Огненной стрелой оно настигло их обоих и обратило в прах. Оборотни пытались сбежать из круга, но лишь безуспешно бились о невидимую преграду. Их тщетные потуги прервали звуки тяжелых шагов и рык бога огня.

— Семаргл, дай нам уйти и, клянусь, ты больше никогда нас не увидишь. — прорычал главный вервольф. 

— Вы отступники. Даже если бы я вас отпустил — кара от Велеса была бы неминуема. Вас ждёт только смерть. Так или иначе.

По сравнению с рыком огненного бога голоса ликантропов звучали как щенячий писк. Семаргл махнул своими крыльями, и волколаков, стоявших по правую и левую руку от главного, окатил жар солнца. Их шкура, плоть и кровь были моментально испепелены - остались только почерневшие кости. Вокруг пса вспыхнули ярко-алые языки пламени, сплетаясь в огненный шар. Вспышка, озарившая округу секундой спустя, ознаменовала конец вожака стаи волколаков. Воздух наполнился запахами горелого мяса и разлетающимся прахом.


***


Сашка стоял за кругом и наблюдал, как собака огромных размеров разделывается с нечистью, пока не услышал шуршание веток позади себя. Он обернулся - никого, лишь покачивающиеся ветви кустов. Он снова посмотрел на битву и услышал. Услышал те самые слова, складывающиеся в, казалось бы, детский стишок, который отпечатался у него в памяти: "Раз, два, три, четыре, пять - вампира буду я искать… Ку-хи-хи-ха-ха..." Этот голос звучал в его голове и с каждым мгновением становился все громче.

Между деревьев промелькнула неясная тень. Раз, другой, третий. Движения существа были ломаными, неестественными, словно это марионетка в руках неопытного кукольника. Сашка не мог рассмотреть фигуру твари, но дробный звук шагов ясно давал понять, что тварь передвигалась как минимум на 4 лапах.

Звук шагов все приближался, но существо никак не хотело показываться, избегая взгляда вампира, заставляя нервно оглядываться. Сашка дрожал - за сегодня он испытал слишком много, и еще одного испытания он точно не выдержит. В его голове даже мелькнула мысль, что это морок, навеянный черной магией. Он лихорадочно вспоминал книги, которые ему давал читать Аким, а тем временем, истеричный смех все набирал обороты. Наконец, он вспомнил, что основа любого морока - вера разумного в его реальность. Глубоко вдохнув и попытавшись успокоиться, он сказал:

— Я не верю в тебя, морок. Развейся дымкой предрассветной!

Все затихло, только треск пламени, да взрыкивания Семаргла вдалеке нарушали тишину. Казалось, не было голоса, звучащего в голове, смеха, леденящего кровь, и шагов, что неумолимо приближались. Вампир выдохнул с облегчением - обычная магия.

— Ку-хи-хи, думал все так просто, сопляк?! — раздалось позади.

Резко обернувшись, Саня почувствовал, как его мертвое сердце ушло в пятки. Прямо в его глаза, его черную душу, смотрел один единственный красный глаз. В нем парень увидел сильную ненависть, жажду крови и смерти. Он понял, что убивать его будут долго и мучительно, отрывая кусочек за кусочком, а затем сжирая еще трепыхающуюся плоть. 

Скованный первобытным ужасом, Сашка стоял и смотрел как ведьма приближалась. Страх был настолько силен, что даже шелохнуться для него было непосильной задачей.

— Я выколю тебе глаза, сученок! Оторву руки и забью тебя ими насмерть, мье-х-х-е! — истерично возопило чудовище.

Паника, бывшая на грани сознания, затопила сознание вампира. С истошным воплем ужаса, он бросился в чащу леса. Вслед ему раздался издевательский хохот ведьмы. 

— Беги, беги, мышка! Дай мне насладиться моментом! Хахаха!

Сашка бежал, не разбирая дороги. Оглядываться не имело смысла - он слышал дробные шаги преследователя и ее безумные вопли. Деревья мелькали перед его лицом, а голоса ночных птиц постепенно смолкали. Он остановился только, когда совсем устал. Вокруг было тихо, очень тихо. Не слышно было ни шагов преследовательницы, ни бойни, устроенной Семарглом.

— Хааа, она отстала. Слава богам. — облегченно выдохнул парень.

Наверху треснула ветка и Саня рефлекторно поднял голову. “Да твою же мать!” - подумал вампир, увидев, что ведьма сидит на ветке и ехидно скалится. Он пропустил момент, когда тварь резко рванулась на него, повалив на землю. Ведьма занесла руку, чтобы резким тычком проткнуть его череп своими острыми когтями. Парень успел убрать голову от страшного удара в последний момент. Ловко вывернувшись из-под брюха твари, он снова рванул в лес, пока она вытаскивала руку из земли. Не успел. Чудовище резко выдернуло руку из грунта и гигантским прыжком настигло вампира. От удара вампир и ведьма покатились по земле. Последнее, что запомнил вампир - удар спиной обо что-то твердое и падение, а потом его настигла тьма...

Когда парень очнулся, ведьмы нигде не было. Кругом царила темнота, слегка развеиваемая лунным светом, падающим откуда-то сверху.  Подняв голову, он увидел дыру в своде, по всей видимости пещеры, обрамленную мощными корнями какого-то дерева. Само дерево, как и кусочек ночного неба, парень тоже увидел и, прикинув высоту, на которой располагалась дыра, присвистнул:

— Высоковато падать было. И как только костей не переломал?

Вампир потянулся к своим силам, но потерпел неудачу - жажда, незаметно нарастающая во время погони, мешала ему. Спустя еще несколько попыток достучаться до своих сил, он плюнул на это и стал искать способ выбраться наружу на своих двоих. К счастью, искомое обнаружилось быстро. Проход в стене был укрыт густой тенью, но для острого зрения парня тени были не проблемой, по крайней мере вблизи. Задавив зашевелившийся было страх, вампир отправился искать выход.

Он продвигался все дальше и дальше, замечая, что через землю местами пробивался камень, а после и резные каменные блоки. В какой-то момент земля полностью сменилась камнем, а сам коридор стал уходить вниз. Пол вскоре сменился лестницей, а на стенах стали попадаться держатели для факелов. Наконец, спуск закончился, приведя парня на площадку, на противоположном конце которой были слегка приоткрыты массивные деревянные двери, почерневшие от времени. “Выбора все равно нет”,- как-то обреченно подумал Сашка, пересекая площадку и заглядывая внутрь следующего помещения. 

Это был огромный круглый зал, посреди которого стоял массивный каменный постамент. Вампир с осторожностью зашёл внутрь и подошел к нему. При ближайшем рассмотрении, постамент оказался чем-то вроде ящика, сделанного из грубо обработанного камня. Плита, лежащая на ящике, даже на первый взгляд выглядела слишком массивной для того, чтобы сдвинуть ее, даже имея силу вампира. От осмотра ящика парня отвлек тихий скрип, раздавшийся со стороны входа. Резко развернувшись, Сашка, воображение которого уже нарисовало ему в голове образ страшного монстра, увидел лишь слегка покачивающуюся дверь. “Сквозняк, наверное”,- пожал плечами вампир, отворачиваясь от двери. Это маленькое происшествие заставило его отбросить излишнее любопытство и приняться за поиски выхода. Осматриваясь, он увидел большой стяг с необычным гербом: красное сердце на белом фоне, внутри которого чётко посередине был изображен кинжал, словно воткнутый кем-то, со смотрящей вниз рукоятью. Вампир, в свое время посмотревший много фильмов, в которых за подобными знаменами нередко прятали тайные ходы, подошел к знамени и отодвинул его. К его вящему разочарованию, за ним оказалась стена, на которой была выбита круглая печать, в центре которой красовался тот же герб, что и на стяге. За его спиной раздался такой знакомый смешок...

— Ку-ху-ху, вот мы и увиделись снова, мой хороший. 

На саркофаге в неестественной позе стояла Ведьма. Руки и ноги, на которые она опиралась, были вывернуты в обратную сторону и выглядели так, будто их не один раз ломали. Голова же была повернута на сто восемьдесят градусов и смотрела прямо на Сашку.  

— Я выпотрошу тебя! Твои гнилые кишки будет клевать воронье

Ведьма стала слезать с каменного ящика и приближаться к парню, стуча когтями по камню. В зале неожиданно вспыхнули факелы. Тем временем ведьма продолжила:

— А глаза съедят черви! Твою плоть сожрут голодные псы, а твоей милой сестренке я лично вскрою горло! 


Парень попятился назад, но уткнулся спиной в стену. Ведьма приближалась, дергаясь и царапая пол. Она открыла рот, выпуская длинный змеиный язык. Гнилые зубы стали выпадать, а на их месте появлялись клыки, похожие на тонкие иглы. Снова раздался смех, на этот раз - торжествующий. Она была уже рядом с вампиром, когда раздался скрип камня. Ведьма обернулась, агрессивно зашипев, словно змея. Да так и замерла, глядя на источник шума - каменный ящик, оказавшийся, судя по всему, саркофагом.

Из щели, образовавшейся между саркофагом и крышкой, показалась тощая, как у мумии, рука с острыми когтями. Длинные пальцы, на которых блеснули камнями пара перстней, медленно обхватили крышку каменного гроба. Снова раздался звук трущихся друг о друга камней.

Внезапно, огни факелов задрожали, словно на сильном ветру, и погасли. Тьма, настолько густая, что Сашка даже с помощью вампирского зрения ничего не мог различить, затопила комнату. Послышался вскрик ведьмы и влажные чавкающие звуки, длящиеся лишь несколько секунд. Через мгновение пелена тьмы спала. Высушенное тело ведьмы лежало у подножия саркофага. Застывший глаз выражал крайнюю степень удивления, а горло было разорвано, словно на нее напал дикий зверь.

Сашка не мог оторвать взгляд от этой чудовищной картины. Его охватила дрожь, когда он представил, что мог быть на ее месте, что его мог убить… кто? Эта мысль раскаленным гвоздем вонзилась в его сознание и он стал в панике бегать глазами по залу, ища того, кто это сделал.

    — Не меня ищешь? - раздался голос откуда-то сбоку.

Парень отпрянул от, как ему казалось, демона, но запнулся и начал падать. Крепкая рука, принадлежащая уже не выглядещиму как труп разумному, схватила его за шкирку и поставила на пол. Мужчина, не понятно каким образом оказавшийся рядом, внимательно осмотрел Сашку

— Я хотел убить тебя, мальчик, но я почуял в тебе мою кровь. Не в моих правилах убивать своих же, хм… потомков. — мягкий баритон вампира был приятен слуху, лишь небольшая хрипотца говорила о том, что он провел в спячке много лет. — Я не помню тебя, птенец. Ты так молод... когда я обратил тебя? 

— В-вы? Вы н-не обращали. — заикаясь от страха сказал молодой вампир. 

— В тебе  есть моя кровь - я чувствую, как она течет в твоих жилах. Я обратил тебя - это неоспоримый факт. Или ты хочешь сказать, что я лгу? — Мужчина грозно обратился к парню. 

— Меня обратил Игнат. Недели три назад он укусил меня. И вот я вампир. 

— Мой несмышленый сын, чтобы стать вампиром одного укуса недостаточно. Нужна кровь того, кто обращает. В тебе, например - моя. Ну, оставим это. Что ты делаешь здесь? Почему носитель крови великого Тадеуша Кревского убегал от никчемной ведьмы? 

— М-мы с дядей Петей и огромной собакой, свалившийся с неба, охотились на нечисть. В деревне они людей убивали… и пришёл Пётр Богданович… Теперь их убивает. 


Замявшись поначалу, но быстро взяв себя в руки, Саня рассказал все, что знал. Он чувствовал некую связь с этим вампиром. Чувствовал, что ему можно доверить любые секреты, а потому рассказал все без утайки: о себе, о родных, о том, какие дела он ведет с Перуном и Лешим и что его привело в это место. У него возникали мысли о том, что он слишком откровенен с этим вампиром, но они быстро уходили на второй план под понимающим и чуть насмешливым взглядом оного.

Закончив с рассказом, парень решил полюбопытствовать:

— А как вас зовут? И как вы здесь оказались?

— Действительно, я совсем забыл про манеры. Тадеуш Кревский, ротмистр 3 хоругви гусарии при армии короля польского и великого князя литовского Сигизмунда III… бывший.- ухмыльнувшись, сказал старый вампир.

— Ого, круто! - воскликнул Саня, но, увидев недоумение на лице Тадеуша, поправился,- я очень рад с вами познакомится!

Старший покачал осуждающе головой, но продолжил свою речь:

— Отвечая на твой второй вопрос...В 1612 году, когда Сигизмунд поставил во главе Руси свою пешку, нам был отдан приказ подавить восстание голытьбы на этих землях. После того, как мы разграбили несколько деревень, местные ушли в леса и начали нападать на разведчиков. За пару лет до этого я подумывал тихо уйти от людей - надоела мне вся эта политическая возня, а тут представился шанс красиво все обыграть. И так почитай со времен правления короля Владислава I в армии под разными личинами служил. Вобщем, взял с собой двух товарищей в патруль по неспокойному тракту. Ну, и специально завел нас в засаду местных партизан, где и героически “погиб”, прикрывая отход товарищей.- Ехидная улыбка вновь растянула губы вампира.

— А что потом было?

— А что было? Голытьбы местная меня раздела, да в кусты сбросила. Я как раны зарастил, так сразу в  лес подался. Нашел полянку хорошую, где и построил себе склеп. А потом впал в спячку, от которой ты с этой ведьмой своей беготней пробудили.

— Извините пожалуйста.- опустил голову Сашка

— Прощаю, но только на этот раз.- Тадеуш всмотрелся в парня. - Кстати, а ты чего, совсем кровь не пьешь?

— Почему? Куриную, свиную, коровью…- речь Сани прервал шлепок руки по лицу.

— Дурень, людскую кровь пить надо, чтобы слабосилком не остаться,- поучительно поднял вверх палец  старший, но видя, как насупился парень, сказал,- Не хочешь людскую кровь пить? За человечность свою держишься? Ну вот что мне с тобой делать? Ладно, иди сюда.

Сашка послушно подошел, внимательно наблюдая, как шляхтич когтем надрезал запястье.

— Пей,- протянул ему надрезанное запястье Тадеуш.

Смотря на шокированное лицо парня, он решил все же разъяснить:

— Да, кровь собратьев тоже можно пить. Главное - не увлекаться,- серьезным голосом произнес старший,- не то с катушек слетишь. Пей давай, больно же.

Решившись, Саня приложился к руке своего визави и начал пить кровь, которая для него имела вкус терпкого вина с пряностями. Вкус был очень приятным и парень хотел не останавливаясь пить эту вкуснейшую жидкость, наполняющую тело невиданной силой, но его остановил увесистый шлепок по лбу, заставивший его сесть на пятую точку.

— Говорил же - не увлекайся,- буркнул старший, заращивая рану.

Пока Саня собирал глаза в кучу, старый вампир собирался с мыслями. Когда же парень смог сосредоточить внимание на своем “отце”, то встретился с его задумчивым взглядом.

— Знаешь, мне нужно встретиться с этим Петром Николаевичем. Думаю, я смогу ему помочь кое в чем. Есть у меня предположение, кто всей этой толпой управляет. Сможешь ему приглашение на разговор передать?

— Да нет проблем. 

— Отлично. Тогда нет смысла тебе здесь задерживаться. Пойдем, провожу до выхода.

Встав, первородный двинулся к стягу, к которому тогда подходил Сашка. Отодвинув его, он положил руку на герб в центре и повернул, оказавшуюся частью механизма, деталь. Часть стены дрогнула, заставляя пыль осыпаться, и поползла в сторону, открывая проход. Саня попрощался с Тадеушем и через тоннель вышел в лес. На этот раз он без проблем достучался до своих сил и, взлетев над лесом, отправился к поляне, откуда он и начал свой забег по лесу. 


Приближаясь к месту сражения, вампир увидел, что кольцо пламени, полыхавшее некоторое время назад, погасло. Там же на земле дремал огромный рыжий пёс. Земля вокруг него превратилась в перепаханное взрывами месиво. То тут, то там были видны обугленные кости и кучки праха - все, что осталось от давешних преследователей. Картина для Сашки вырисовывалась, что уж скрывать, впечатляющая. Вампир спикировал и мягко приземлился на землю. Собака, почуяв запах чужого еще издалека, с долей иронии рассматривала гостя. 


— Это ты та самая дрессированная летучая мышь? - голос Семаргла звучал с насмешкой. — Отлично справился, хвалю. 

— Ну спасибо. А ты тот самый Сеня блохастый, лучший друг человека и кореш дяди Пети? — вампир парировал, ехидно скалясь - на него до сих пор одуряюще действовала кровь одного из первородных. 

— Следи за словами, кровосос. Для тебя я Семаргл. 

— Ну, ты тогда зови меня Саня. 

— А куда ты потом пропал? 

— Да разбирался с назойливой ведьмой. — Саня усмехнулся

— Потом расскажешь как все прошло, садись на меня - помчим на кладбище. 


Вампир сел на бога огня и они понеслись к погосту… 


Между могил и надгробий завывал ветер, разнося по округе лязг металла. В эту ночь люди в деревне не выходили из дома, запирая двери на все засовы и закрывая окна ставнями. Лесные жители тоже скрылись в своих гнездах и норах, стараясь особо не высовываться.

Огромный пёс с восседающим на нем парнем, выскочили из кустов на поляну перед кладбищем. На огромной скорости всадник врезался в нечисть, которой эта маленькая прогалина кишмя кишела. Семаргл рвал и жег всех, кто попадался ему на пути, прорываясь к телу Перуна. 

Вампир же, спрыгнувший со спины бога огня, впервые в своей новой жизни начал обращаться. Руки удлинялись, меняя свою форму, одежду на спине разорвали огромные кожистые крылья, а рот наполнили десятки острейших клыков. В своей новой форме он стал больше, чем Игнат- вампир, который его обратил. Сильнее и могущественнее чем те, кто был в его гнезде. Он - сын первородного. Он - главный среди этих тварей. Взмахнув своими огромными крыльями, кровосос взмыл в небо, словно стрела. Он чувствовал, как кровь бурлит в венах, а сила неудержимой волной рвется наружу. Что же, он не собирается ей мешать. С дьявольским криком "Банзай!" он, словно коршун, ворвался в толпу вурдалаков, окруживших Семаргла. Его острые когти вспарывали мертвую плоть без малейшего сопротивления, а крылья, при каждом взмахе ими, раскидывали тварей в разные стороны, словно они ничего не весили. Дармовая сила кружила голову, но Сашка не давал себе впасть в кровавое безумие боя. Он помнил свою задачу и он ее выполнит.

Прорвавшись сквозь изрядно поредевших противников к своей цели, Семаргл схватил Перуна за бахтерец и, покрывшись небесным пламенем, взлетел в небо. Увидев такой своеобразный сигнал, за ним последовал и вампир. Пролетая над кладбищем, они заметили маленькую девочку, привязанную к жертвеннику. Спикировав вниз, Сашка одним текучим движением разорвал глотки двум кровососам-охранникам, пытающимся полакомиться кровью невинной жертвы. Разорвав путы, он подхватил ее на руки и полетел за Семарглом в сторону дома деда Акима. 


***


— Ну, а потом я как прилетел, смотрю — Сонька моя. Она уж тогда спала. — закончив рассказ, поведал молодой вампир. 

— Значит, что мы имеем, братцы-кролики. Нежить плодится с каждым днем. — Перун начал подводить итоги в стиле Жеглова. —  Наша опергруппа нанесла им огромный урон, который на некоторое время заставит это ОПГ залечь на дно. Но главный рецидивист все ещё на свободе. Некий польский вор в законе Тадеуш, по кличке Кревский, что значит в переводе с польского “кровавый”, знает. кто возглавляет эту "Черную кошку" и забил нам стрелку. Ему можно доверять? 

—Я думаю, товарищ капитан, — подхватил Саня, — доверять ему можно. 

— Тогда встретимся. Сема, ты оставайся с Акимом и девочкой, стереги их. Саня - идёшь вечером со мной. 

— Так точно! — в две глотки рявкнули вампир и пёс. 


Вечером Перун и Саня вышли из дома. Сонька висела на Сашке, радуясь тому, что брат её жив, и не хотела отпускать его уже никуда. Но строгий дядя Петя погрозил девочке пальцем. Соня надула губы и слезла с брата, а Перуну показала язык. Бог полез в карман своих походных штанов карго и достал оттуда маленький мячик. 

— Это небесный попрыгун. Видишь, внутри шарика полоски синие мелькают? Это молнии. 

— Такие же, какими вы разбрасывались тогда на поляне? — девочка запищала от такого подарка. 

— Точно такие же. На, играй. Мы скоро придём. 


Они ушли. Идти пришлось к противоположному краю деревни. Через час ходьбы, он вышли за пределы деревни, углубляясь в лес. Лесная живность, пару дней назад боящаяся наружу нос сунуть, стала выбираться из укрытий и искать пропитание, наполняя лес привычными звуками. Через минуту ходьбы, вампир обратился к Перуну:

— Дядь Петь, можно спросить? 

— Да, конечно. 

— А вот вы мне скажите. все таки - откуда у вас силы такие? Да и псов огненных вызывать можете. Как так получилось-то? 

— Да, Сань, тут и говорить-то особо нечего. Бог я. Перуном Громовержцем звать, а пес тот — это Семаргл - бог огня. — спокойно ответил древний. 

— А как вы сюда к нам попали? Зачем? Сразу почему не сказали?- вопросы от Сашки посыпались градом.

— Видишь ли, я - славянский бог. А землю мою, славянскую, враги терроризируют. Стало быть кому-то её защищать надо. А вообще,  я бы и не спустился вовсе если бы у вас святилища моего не было, да сторож кладбищенский жизнь свою не пожертвовал, чтобы до меня достучаться. А сразу не сказал, потому что не доверял. 

— А сейчас что? Доверяете? 

— Сейчас доверяю. 

— А если я вас предам? Если в ловушку веду? 

— Сань, ну ты дурак, нет? Я ж бог - я тебя мигом распылю и сестрёнку твою с помощью шарика того сожгу. Ты бы вот не говорил так вообще. 

— Да я ради интереса просто, вы же мне жизнь спасли, в люди, так сказать, вывели. 


Вампир привёл Перуна к туннелю, через который вышел из склепа первородного. Когда бог пошел в проход, он тоже хотел было пойти следом, но получил приказ стоять на стреме - пришлось стоять, изнывая от любопытства. 


Тем временем, Перун спустился вниз. Пещера была узковата для его размаха плеч, поэтому ему пришлось идти в полуобороте, чтобы пройти дальше. Мрак разрезал свет от факела, который он нашел недалеко от входа в пещеру. Через какое-то время он вышел к стене. Тупик. Неужто вампир и правда в ловушку завёл его? Громовержец стоял и думал, что делать. Не найдя ничего лучше, он просто постучал по стене. Вот только силы бог немного не рассчитал - постучал так, что пыль посыпалась с каменного потолка. Через несколько мгновений стена отодвинулась и Перун зашёл внутрь. Отодвинув знамя, он увидел вампира, восседающего на огромном саркофаге. Первородный жестом указал Перуну пройти и дверь закрылась. 


Продолжение следует… 

Товарищи, простите за задержку, эта часть потребовала слишком большой работы)
Так жже хочу вас проинформировать на канале "Паша Тайга" вышла озвучка первой серии моей истории, поверьте это ооочень клево звучит.

https://youtu.be/SZbX5iVPajc

Глава третья.

Глава первая. -  Маринка, прости

Глава вторая. - Маринка, прости

Я застыла, держа в руках комбинезон, перебирая в мыслях, откуда мог взяться такой запах, но так и не смогла найти ответ. Начав собирать постельное белье, которое пропиталось этим запахом меня начало тошнить, я еле сдерживала позывы. С воняющим комком белья, я побежала в ванную комнату, для того чтобы засунуть это в стиральную машинку, как только я переступила порог ванной комнаты я ужаснулась. На дне ванной была зеленая жидкость, похожая на слизь, пробка была заткнута. Вонь стояла удушающая, я бросив комок белья на пол, выбежала и закрыла за собой дверь. "Что? Как это могло получиться? Канализация забилась? Но пробка заткнута? Кто был у нас дома? Неужели эту гадость сюда притащили Марк со своими отморозками? Но как они попали в квартиру? И как узнали где я живу?" - все эти вопросы не имели ответов, но точно я знала, что нужно все убрать до прихода родителей. Собрав всю силу духа в кулак, и стараясь не дышать зашла опять внутрь ванной комнаты. Когда я опустила руку в жидкость, чтобы вытащить пробку, это оказалась теплая слизь, очень теплая, как немного охладившийся, на плите кисель. "А, фу. Ну если это эти придурки сделали, то откуда они могли взять такую гадость", - причитала я пока пыталась смыть слизь струей воды из лейки душа. Окончательно я успела расправиться с беспорядком, только перед самым приходом родителей. Ужинали мы все вместе за столом, я опасалась, что они учуют этот запах, так как меня он не оставлял. Но к моей радости, они его не ощущали и не задавали вопросы, на которые я бы не нашлась, что ответить. Лечь спать получилось, очень поздно, так как уроки я делала не внимательно и поэтому очень долго. Ощущения тревоги и страха меня не оставляли, мысли про эту слизь вызывали у меня ощущение, что это только начало чего - то плохого. Всю ночь я ворочалась и толком не спала, мне мерещились шорохи и тени.

Утро, новый день. Я с надеждой в сердце, что всё это было вчера и больше ничего плохого не будет, встала с кровати. Состояние у меня было разбитое, а лицо напоминало жителей улицы китайской деревни. "Надя, ты не заболела?" - насторожилась мама, стоя в проеме двери моей комнаты. "Нет, мам, просто не выспалась", - ответила я, стараясь развеять ее волнения. Девчонки, как обычно ждали меня у входа в подъезд, своим видом они давали понять, что недовольны.

- Что? - раздраженно спросила я у них.

- Ты чего геройствуешь? - с вызовом спросила Таня.

- О чем ты говоришь? - я начала злиться.

- Я? Что ты вчера побежала спасать эту... - она резко замолчала.

- Я не хочу и не буду это с вами обсуждать, и без того тошно, - огрызнулась я.

Наташка молчала, я поняла, что она не поддержит меня. Я ускорила шаг, и пошла быстрее от них прочь в сторону школы.

Погода сегодня радовала, гораздо больше, солнце светило, и приятно пахло осенью. Светлое трехэтажное здание школы уже показалось из-за соседнего дома, школу окружали, посаженные деревья и газоны, дорожки с лавочками, в лужах поблескивало солнце, было прохладно, но не ветрено. Стало невыносимо тоскливо, по тому недавнему прошлому, в котором меня ничего не беспокоило, страхи не мешали мне наслаждаться, похожими днями на этот. А теперь, мое удовольствие от этой прогулки до школы, было омрачено тусклым ощущением тревоги.

Первый урок был истории, и он длился целую вечность, я не любила гуманитарные науки, они мне тяжело давались в отличие от точных наук. Звонок на перемену был очень желанным, как только он прозвенел, я первая вышла в коридор и остолбенела, от увиденного.

Прямо напротив кабинета, у большого школьного окна стояла Маринка, на ней был какой- то нелепый серого цвета шерстяной сарафан и такая же серая водолазка, теплые колготки были собраны на коленках, как у маленьких детей в детском саду. Около нее стоял Сурков и колотил в ее плечо кулаками, Маринка съежилась и отмахивалась от него как от мухи одной рукой. Она была выше его ростом, и сильно ударить ее в голову, видимо у него не получалось, поэтому он наносил удары в плечо. С другой стороны стоял Андрей и подначивал его: "Сильнее лупи, она вон какая здоровая, ей не больно". Чуть поодаль стоял с довольными видом Марк. Маринка хныкала, я хотела подойти, но тут на себе уловила взгляд Андрея, он молча качнул головой, давая понять, чтобы я этого не делала, я повиновалась. Коридор начал наполняться зрителями, которые потихоньку начали выходить из кабинетов. Я чувствовала, как мои одноклассники шушукаются и хихикают, обернувшись я увидела, как мои подружки тоже давят смех. Как же противно, невыносимо терпеть, жалость к Маринке перерастала в гнев к Суркову, который наращивал силу удара. "Где учителя? Почему никто не выходит?" - озарила меня мысль. И в эту же минуту Сурков с размаху ударил Маринку в живот, она согнулась и он толкнул ее в спину, она с грохотом рухнула на пол, и в голос заревела, она лежала как огромное животное, кричащее от боли, которого ранили охотники и связали конечности. Марк расхохотался, и вся толпа школьников поддержала его, Маринка начала вставать, опираясь одной рукой об пол, а второй держась за живот, Сурков подбежал к ней со стороны ее головы, потянул ее волосы вверх, ее лицо оказалось напротив его лица, и он смачно начал издавать звуки, характерные для набора слюны во рту, немного изогнувшись назад, он харкнул в лицо Маринки, плевок растекся по ее лицу от правого глаза до подбородка. Послышались возгласы отвращения, многие начали отворачиваться, я стояла, как вкопанная, с широко раскрытыми глазами из, которых потекли слезы. Я быстро их стряхнула, опустив голову вниз. Ощутила на себе взгляд, это был взгляд Маринки, она в полусогнутом состоянии, так же держась за живот, смотрела на меня, плевок свисал с ее подбородка и при этом она опять скалилась , она улыбалась. Маринка поняла, что я ей сочувствую, и именно этому она улыбалась. "Утрись, мразь", - подтолкнул Маринку Андрей, удаляясь по коридору на следующий урок. Прозвенел звонок, он отрезвил меня, и я посеменила на ватных ногах в другой кабинет.

Единственная мысль была у меня в голове: "Когда же этот день закончить?". После последнего урока, я выбежала из школы. Ни на кого не оглядываясь, и сломя голову я понеслась домой. Оказавшись, возле двери квартиры, я принюхалась, есть ли запах тухлой воды, но нет его не было. "Да откуда? Дверь же заперта", - дергая ручку, подумала я. И вошла внутрь. Всю вторую половину дня, я занимала себя уроками, после ужина с родителями, почти совсем успокоилась, и практически убедила себя, перестать испытывать чувство вины, что не помогла Маринке. Перед сном, я решила отвлечься и пересмотреть первую часть "Матрицы", Киану Ривз - красавчик, на него можно смотреть вечно.

Настойчивый шум разбудил меня, я посмотрела на электронные часы возле кровати, на них три часа ночи. Шум стал различим - это было шарканье, я окончательно проснулась. "Может папа на кухне ходит?" - решила я. "Пойду тоже попью", - я спустила ноги с кровати, и заметила, что на полу нет полоски света из кухни. Папа ходит в темноте. Шарканье затихло, я встала с кровати и не спеша пошла босиком в кухню. Я остановилась в дверях кухни, в темноте различались очертания человека, высокого роста. "Пап, ты чего в темноте?" - с облегчением спросила я, и включила свет. Ужас от увиденного, не дал мне вскрикнуть. На моей кухни стояла Маринка. Огромная, вблизи она казалась еще выше. На ней был домашний махровый халат, розового цвета. Она стояла спиной ко мне, я не могла оторвать взгляда от ее горба. Маринка, прихрамывая повернулась, ее лицо было приветливо, это можно было понять, по поднятым густым бровям и по заячьей губе, из-под которой, выглядывали ее зубы. "Привет", - пробасила Маринка. Я сглотнула слюну в пересохшем горле, и опустила глаза. Ноги Маринки были босыми, но они стояли на моих ботиночках с платформами, видимо Маринка не смогла их натянуть, поэтому просто на них встала и шаркала. "О, они такие красивые, я немного померила", - смутилась Маринка.

"Ничего страшного, ты можешь их забрать. Марин, иди домой", - подошла я к ней, и дотронулась до ее горба, но отдернула руку, и переложила ее ей на плечо, Маринка была очень горячей. "Хорошо, ты будешь со мной дружить как раньше?" - спросила Маринка. Мне не хотелось ее обманывать, но в этот момент я испытывала страх и хотела, чтобы Маринка ушла, а если родители проснуться? Я кивнула. Она слезла с моих ботинок и взяла их в руки, прихрамывая, она пошла к выходу я устремилась за ней, Маринка втиснулась в свои резиновые сапоги, в которых пришла. Выходя из квартиры, она мне помахала рукой. Я ей улыбнулась в ответ. Как только я закрыла за ней дверь, у меня затряслись руки и я почувствовала капельку пота на своем лбу. "Как она попала ко мне домой?" - от этой мысли у меня все внутри похолодело. "Маринка была горячая. Может у нее температура? А если она ко мне в бреду пришла? Раньше ведь они с сестрой у нас бывали в гостях, и она по старой памяти нашла дорогу", - ужаснула меня мысль. Я накинула папино пальто, и выбежала на лестничную клетку, в поисках Маринки. Но никого уже не было, на площадке пусто, я побежала вниз по лестнице. Шел дождь, освещенная фонарями улица, тоже была пуста. Я огляделась по сторонам, стоя у подъезда. "Марин!" - крикнула я, и мой голос показался мне таким громким, среди ночной тишины, что я не стала кричать второй раз. "Как она смогла так быстро уйти хромая, она же передвигается очень медленно, а может я схожу с ума? И Маринка на кухне мне привиделась?" - закрались сомнения в моей вменяемости, которые ужаснули меня. Я вернулась в подъезд и поднялась домой. Обнаружила, что моих платформ нет, их унесла с собой Маринка.

Спасибо, что читаете. Пишите мне свое мнение, во многом оно полезно

Глава вторая.

Глава первая - Маринка, прости

Мы выбежали на улицу, сильный ветер перехватил дыхание, а мелкий и колючий дождь начал бить по щекам. Добежав до ворот школы, я обратила внимание на небольшую гогочущую стайку школьников, они стояли за углом забора школы, вне ее территории, и громко выкрикивали какие – то фразы. Мне не сразу удалось расслышать, что именно кричала толпа, я решила подойди поближе. «Идите, я вас догоню», - сказала я девчонкам и махнула в сторону входа в школу. Когда я практически вплотную, приблизилась к группе обнаружила, что они стоят кругом. «Тупая страшилища, забери свой портфель!!!» - выкрикнул Андрей, он стоял одним звеном в этой цепи школьников, которые окружали, и смотрели на кого – то. Я заглянула между голов парней и увидела, как по кругу они кидают друг другу портфель. Я не сразу заметила, что у них внутри этого круга, на мокром асфальте сидит Маринка. Ее бардовый длинный плащ был весь грязи, по лицу текли капли дождя смешанные со слезами. «Отдайте!!!» - ревела Маринка низким и громким голосом. Смех и улюлюканье доносилось от каждого в этом кругу. Все они были одноклассники Маринки. Тут я почувствовала, что меня кто-то пихнул в плечо, и я увидела как в толпу пробирается физрук. «Разойдитесь, идите на занятия», - расталкивая их, твердым и зычным голосом, говорил учитель. Егор бросил в Маринку ее портфель, его руки поймали его последним. Я не сразу двинулась с места, Маринка смотрела на меня, она тяжело дышала, и сидя на дорожке возле забора школы, пыталась отряхнуть грязный плащ. «Марина, ты домой пойдешь или на уроки?» - спросил ее учитель, наклонившись к ней. Маринка облокотилась на учителя, своей полной рукой и поднялась, вся растрепанная, она вытирала лицо руками и приглаживала волосы. «Пойду на уроки», - грубым голосом сказала Маринка, прихрамывая обошла меня, и исподлобья мельком окинула взглядом. Я стояла, смотрев ей в спину, она был высокого роста, с широкими плечами и горбом на верхней правой части спины. Маринка поковыляла в сторону входа школы. Я не торопясь шла за ней, боялась обгонять. «Чего ты там плетешься?!» - на крыльце школы мне кричала Наташка и махала учебником алгебры. «Быстрей давай!» - подгоняла она меня. Наташа сделала вид, что Маринки не существует, когда та с ней поравнялась на крыльце. Прозвенел звонок на урок, все начали рассыпаться по классам, как шары на бильярдном столе в лунки. Первый урок алгебры для меня прошел, как в тумане, я видела, что на доске пишет учительница Валентина Вениаминовна, и отлично ее слышала, но мой мозг отказывался усваивать тему урока, я думала о Маринке. Когда мы были еще дошкольного возраста, у нее уже тогда улавливались эти уродства, но с возрастом они выглядели ужасающе. Меня разъедало чувство жалости и стыда, стыда за себя, что не попыталась остановить издевательства ее одноклассников над ней. На протяжении всего дня, подневольно на переменах я высматривала Маринку в коридорах, хотела убедиться, что с ней все нормально. Во время большой перемены, я пошла в женский туалет и встретила в дверях девочек из параллельного класса. «Привет, не ходи туда», - шепнула мне одна из них. «Почему?» - удивилась я. «Фу, она там жрёт», - они поморщили носы и рассмеялись. Я догадалась, что речь идет о Маринке. Я пожала плечами, сделав вид, мол, что же ничего не поделаешь, и пошла в уборную. В туалете было пусто, все кабинки были открыты, кроме одной, дверцы висели высоко и было видно в одной из кабинок из – под двери ноги, в черных, потрескавшихся сапогах, Маринка пыталась их поджать. «Маринкааа», - приветливо протянула я. «Не бойся, это я Надя, мы с тобой маленькими играли, помнишь?» - как можно ласковее произнесла я. «Мда, привет, я не пойду в столовую, я здесь буду есть», - почти пробасила Маринка, я слышала как она, чавкая жует, я представила, как она ест и как двигается при этом ее заячья губа и поняла причину, почему она ест в кабинке туалета, в столовой ей бы не дали поесть. «Хорошо, Марин, хорошо», - я решила пойти по нужде на другой этаж, что бы не мешать Маринке, я подошла к двери выхода из туалета, мне попалась табличка «уборка, не входить», и повесила ее на дверь женского туалета, что бы Маринка могла доесть. «Но как же я все эти годы, всего этого не видела? Не первый же раз Маринка ест в туалете? Неужели я просто не обращала внимания, как над ней издеваются? Не хотела замечать?» - вопросы один за одним всплывали в моей голове.

Звонок после последнего урока, всегда придавал новых сил и предвкушение свободного времени, в которое можно заняться любыми делами, но в этот день звонок с уроков не принес должной радости. «В три часа встретимся в спортзале, будем репетировать», - уведомила меня Таня, одеваясь в гардеробе школы. «Я наверное сегодня не смогу, живот что – то болит, наверное менстра», - соврала я, как можно жалобнее. На самом деле, я была еще под большим впечатлением, от того, что увидела утром и не было настроения скакать, как горная коза.

Мы втроем вышли за ворота школы, и я увидела как трое парней из класса Марины, идут за ней и отвешивают ей пинки и подзатыльники. Маринка старалась от них убежать, и хромая вприпрыжку переваливалась и отмахивалась от них руками. Я побежала вслед за ними. «Э! Ты куда?» - крикнула мне вдогонку Наташка. Я не отвечала со всех ног бежала по дорожке, вдоль ограждения школы, я ощущала в висках стук своего сердца.

- Перестаньте, что вы к ней пристали? – крикнула я, догнав их.

- Какое тебе дело? Надь, не лезь, а? – встал передо мной и преградил мне путь, тот самый Андрей, который утром был одним из тех, кто перекидывал портфель Маринки.

- Да пошла ты на хуй, шмара. Думаешь, если ты вся из себя, то тебе все можно, да? – кинулся в мою сторону Сурков Виталя. Самый опасный и отмороженный из всей этой троицы, но не самый из нашей школы.

- Да не кричи на нее, - придержал Суркова Андрей своей рукой, положа ее ему на грудь.

Из всей троицы в стороне стоял и надменно улыбался их лидер - Марк. Марк был лидером не только для них, но и для всего класса Маринки. Он был гораздо выше своих дружков и смотрел сверху вниз, по его физиономии, я понимала, что его забавляет мой поступок.

- Ладно, пошли, это уёбище, все равно никуда не денется, - с мерзкой ухмылкой, сказал Марк и щелкнул пальцами по голове Маринке. Она втянула голову в плечи.

Они со смешками, похожими на лай гиен, пошли на перерез, через газон, в сторону своих домов, при этом раскидывая, опавшую листву, которую в холмики сгребал дворник.

Я подняла глаза на Маринку, она улыбалась. Хотя улыбкой назвать, это было сложно. Заячья губа открывала верхние кривые зубы и казалось, что Маринка скалится. Она стояла, с широко расставленными ногами, руки свисали, практически до колен, она была похожа на горгулью из «Собора Парижской Богоматери» или даже на Квазимодо, которого описывал Гюго в своем романе. Сзади ко мне подбежали девчонки. «Ты что дура? Ты чего творишь?» - возмущалась Таня. «Пошли ко мне, дома посидим», - взяла меня за плечи Наташка. Удаляясь от Маринки, я наблюдала за ней в пол оборота, и видела как она стоит, и улыбается мне вслед. Внутри меня закрался неприятный липкий страх от того, как выглядела Маринка в тот момент.

Придя к Наташке домой, я подошла к окну и посмотрела на пасмурное осеннее небо, на серый дым, который валил из труб котельной. Плохое предчувствие не покидало меня и внутреннее беспокойство.

Страх того, что эта троица переключится на меня, что я стану целью для издевательств этой стаи. Но было еще, что-то, что-то первобытное, что-то на подсознании или интуиция мне, что-то подсказывала.

Погостив, не более часа, я решила отправиться домой, ведь нужно делать уроки. Забежав в свой, подъезд, пролетев четыре этажа, я стояла у своей двери, но она была открыта. «Мам? Ты дома?» - крикнула я вглубь квартиры, но никто не ответил. «Странно, я уходила последняя, неужели я не закрыла дверь? Хорошо мама еще не вернулась, а то бы мне влетело», - с радостью подумала я. Я разулась, бросила сумку в коридоре и направилась в свою комнату, кровать была разобрана, покрывало лежало на компьютерном стуле, хотя я точно помнила, что заправляла кровать. И я ощутила странный запах, запах тухлой воды, я раскрыла форточку, и споткнулась на свой комбинезон, он валялся на полу, меня пронзила мысль, что я оставляла его на заправленной кровати утром, когда я выбрала толстовку. Комбинезон тоже вонял тухлой водой.

Спасибо, что читаете, даже уже опасаюсь писать, о том, чтобы вы писали ваше мнение) Но тем не менее, я не трус, но я боюсь) отставляйте ваши ощущения от прочитанного.

Художник - Александр Павлов

— Как же холодно, курва! — Дружинник сжал и разжал кулаки, разгоняя кровь по озябшим пальцам. — Не знаю, как ты, а я вот хряпну!

Он пошарил за пазухой, достал фляжку, глотнул и крякнул от удовольствия.

— Василь, ну? — Молодой дружинник ткнул фляжкой в плечо товарища. — Может, пригубишь?

Василь скривился, брезгливо отстранив от себя руку сослуживца.

— Пойло с дозором не дружит.

— Как знаешь! — Молодой человек пожал плечами, и они с товарищем пошли вкруг деревни.

Заснеженный лес темно-синим кольцом обступил немногочисленные мазанки. С неба продолжало сыпать, придавая полной луне рябой вид.

Они неторопливо шагали, высоко задирая ноги. В фонаре сиротливо подрагивало пламя единственной свечи, лишь немного освещая путь.

— Кончай, Орэст. Пьяным от тебя толку не будет, если Гетьман объявится. — Василь с укоризной глянул на тощего товарища: стегань великовата, кольчужка не по размеру, перевязь с шашкой сползла набок. — А, от тебя и от трезвого толку нет…

Орэст насупился, поправив кушак.

— Хрыч ворчливый!

Сегодняшняя ночь выдалась спокойной. Который дозор подряд Василю везло: он до сих пор не встретился с Гетьманом. Но он видел тех, кому повезло меньше: если бедняги и уходили живыми, глянуть на них было страшно — сплошная рана. И каждый, каждый тронулся умом.

— Уже версту двенадцатую накручиваем, поди что! — Василь стряхнул снег, чтобы сесть на пенек. — Минутку-другую передохнем.

Старый дружинник приоткрыл дверцу фонаря и, прикрывая рукой пламя, подкурил люльку. Кисловатый дым наполнил легкие: хорошо!

Василь совсем было уверился в том, что на их с Орэстом часах сегодня ничего не случится. И очень, очень зря.

Где-то позади, со стороны леса, захрустел снег. Чьи-то маленькие ножки торопко шагали сквозь стужу.

— Меня ждете, стало быть? — услышали дружинники писклявый детский голосок.

Василь уронил люльку в снег. Перепуганный Орэст дрожащей рукой кое-как выудил шашку из ножен. Следом за ним с пенька вскочил и Василь.

Перед ними стоял белобрысый мальчишка: лет восемь на вид, босой, в холщовых штанах и грязной льняной рубахе. В тощей руке он сжимал огромную булаву, для него — неподъемную с виду.

Василь сглотнул. Если слухи не врут — им несдобровать. Если слухи не врут — эта пудовая булава сразит их быстрее стрелы.

— А чего такое, панове? Не рады, штоль? — Мальчишка резким движением перебросил булаву из руки в руку, будто бы та и не весила ничего. — Да я и сам не рад…

Василь и глазом не успел моргнуть, как мальчишка метнулся к Орэсту. Он высоко запищал, атакуя долговязого противника. Но дружинник оказался на удивление проворным: в последнее мгновение увернулся, даром что тощий.

— В набат бейте, курвы! — закричал Орэст. — Гетьман вернулся! Ох, матушка…

Шашка в руках Орэста дрожала, он сделал неуверенный выпад и тут же пожалел об этом: шипастый шар булавы прилетел в открывшийся бок. Дружинник охнул и повалился в сугроб. В свете луны снег под ним наливался чернотой.

— Прощаемся, значит, — пропищал мальчишка и опустил булаву на голову дружинника. Смачно хрустнуло, влажные ошметки брызнули в стороны.

Собрав всю волю в кулак, Василь рубанул шашкой, но предательски дрожащие ноги не дали вложить силу в удар. Клинок скользнул по тощей мальчишеской спине, отхватив кусочек плоти.

— Дерешься, значит… — Мальчишка нарочито медленно поднялся на ноги и расставил руки в стороны; в его правой ладони смолянисто блестела черная булава. — Ну так дерись до конца! Ну, давай! Струсил, штоль?

— Не подходи, демон! Клянусь Святым Кругом, убью курву!

— Так и убивай, ну. Рука у тебя крепкая, как погляжу. Не то что у этого, — мальчишка плюнул на изуродованный труп Орэста. — Знатно, значит, голов порубал.

— Пасть заткни, демон!

— А чего сердишься? Угадал, штоль?

Мальчишка уверенно зашагал вперед с широко разведенными руками. Он радостно улыбался, в глазах его плясало безумие.

Василю ничего не оставалось, как рубануть шашкой крест-накрест. Лицо мальчугана тут же разошлось в стороны и вывернулось мясом наизнанку. Тщедушное тельце упало у ног дружинника, заливая темной кровью латные сапоги.

Василь тяжело дышал. Голов он и правда отсек немало, да вот ребенка убил в первый раз. Всякое бывало, но чтобы такое…

Дружинник смотрел на два коченеющих трупа. Волей-неволей взглянул и на большущую черную булаву: мертвый мальчишка до сих пор крепко сжимал рукоять.

Почему-то захотелось поднять это страшное оружие. Подержать в руках, полюбоваться лунным светом, играющим на гранях острых шипов.

Не в силах противиться, Василь выдернул оружие из заскорузлых пальцев трупа. Булава оказалась еще тяжелее, чем выглядела. Но это была приятная тяжесть.

«А рука у тебя и вправду крепка! — Василь услышал в голове голос, глубокий и вкрадчивый, но со знакомым выговором. Так говорил сумасшедший мальчишка, мертвый мальчишка. — Повезло мне с тобой. Ну, уходим, стало быть. Чего встал? Двигай, штоль!»

Где-то за спиной гулко бил колокол. Дружинники стекались со всех сторон, но Василь был уже далеко. Чья-то черная воля заставляла его бежать все быстрее и быстрее, крепко сжимая булаву.

* *

Заставный сердито качал головой: из окрестных хуторов опять мальчишек да стариков прислали. Где ж хоронить-то всех? Авось придется просить священника сдвигать ограду у погоста. «Мертвые, мертвые, мертвые, — думал заставный, — и сдалась же церкви эта проклятущая деревня. Сколько народу полегло от руки Гетьмана, чтоб ему в ад — собаке!»

На горизонте появилась тройка. Заставный прильнул глазом к подзорной трубе: гнедые кони степной породы лихо поднимали копытами снежную пыль. На санях, чадя большой глиняной трубкой, сидел широкий мужик в соболиной шубе. Был он явно не из этих мест: круглое и плоское лицо, иссеченное шрамами, узкие глаза с нависающими веками, жидкие усы и бороденка, уже тронутые сединой.

— Это Головы человек, — крикнул Заставный своим хлопцам. — Не пали по нем! Предупреждали, что будет.

— Тьфу! — сплюнул лихого вида усатый мужик и убрал самострел от окошка бойницы.

Заставный спустился вниз по лестнице, чтобы поговорить с чужаком. Он вышел во двор и велел отпереть ворота.

Чужак дал коням кнута, и те резво затащили сани внутрь. Дружинники поспешили закрыть ворота на засов: вечерело — Гетьман мог объявиться.

— Ну, такой-сякой человек, показывай, с чем явился.

Мужик спрыгнул в снег и слегка ослабил застежки на шубе.

— Теплые зимы у вас. Вот! — Узкоглазый протянул свиток, запечатанный сургучом. Заставный выхватил его из рук и тут же отскочил на пару шагов.

— Стой где стоишь, такой-сякой человек. Авось не продырявят.

— Грамота, подписанная Отцом-архонтом, — чужак оглянулся по сторонам, неуютно поежившись под прицелами самострелов, — по запросу Головы вашего. Тут все слово в слово.

Заставный был неграмотным, но перед человеком, получившим в метрополии документ, подписанный самим владыкой церкви, почему-то не хотелось ударять лицом в грязь.

— Олэсь! А ну подь сюды. ОЛ-Э-Э-СЬ!

Из надвратной башни вниз сбежал запыхавшийся мальчишка.

— Что, дядько? Зачем звал?

— На вот, прочти. Я что-то слаб глазами стал.

Взгляд светло-карих лучистых глаз Олэся забегал по пергаменту, он читал по слогам, иногда пропуская буквы:

— А по-се-му при-ка-зо-ва-ю: кол-дуна пу-стить и во всем ока-зо-вать со-дей-с-твие! Отец-архонт Ев-лампий Сем-сорский. Подпись…

Мальчишка отнял от лица документ и посмотрел на чужака. В его глазах читались уважение и страх.

Заставный кивнул, и его хлопцы опустили самострелы, вернувшись к дозору.

— Вот спасибо, добрый человек. — Узкоглазый выбил прогоревший табак из чаши трубки. — А то оно, знаешь, не очень тянет говорить, когда на тебя стрелы смотрят. Ну! Веди к очагу да рассказывай — чего тут у вас.

* *

Проснувшись, Василь обнаружил себя бредущим по лесу. Болело буквально все тело, в груди неприятно саднило, но он продолжал идти. Шагал против своей воли…

Василь приказал ногам остановиться, попробовал смежить веки — все без толку.

— А, проснулся, значит, — сказало тело. Голос был его, Василя, но вот нотки в нем…. Как у того мальчишки.

— А, догадался, стало быть. Ну, ты не переживай. Я тебя еще нескоро из разума выцарапаю. Опыт твой нужен, рука твоя крепкая. Сейчас вот подкрепимся, а потом на дело! Попробую твою лихую удаль.

«Гетьман, собака! Ты только глазом моргни, я с обрыва сигану. Насмерть разобьюсь, курва!»

— Не сиганешь! — Гетьман поднес булаву к глазам. — Многие пытались, ни у кого не вышло. Ты силы прибереги, штоль. Зря злишься-то, пан. Вот твое племя чего? Извели нас на собственной земле, дома наши сожгли да свои построили. И что? Я вон не злюсь, и ты не злись. По справедливости все.

Деревья расступились, показался край опушки, залитый лунным светом. Тяжело дышать; левая рука повисла плетью, правая — с булавой — горит огнем от натуги. Василь все чувствовал, но наблюдал мир как будто бы со стороны. Словно его заперли в темной комнате с большим окном.

— Пришли! — радостно сообщил Гетьман. — Авось сегодня поедим досыта.

Василь оставил попытки вернуть контроль над телом. Ярость ушла, ее сменил ужас. Только сейчас старый солдат, прошедший три войны, осознал до конца — в каком дерьме оказался. Сейчас даже три месяца плена у сургов, пытавших Василя каленым железом, совавших ему под ногти раскаленные булавки, вспоминались как что-то светлое. А уж побег, когда ему, израненному и босому, довелось три месяца идти болотами до дома, казался и вовсе величайшим счастьем!

— А вот и пришли. — Гетьман указал булавой на утлую мазанку с просевшей крышей. — Молодцы сурги! Уж сколько лет война из-за них, мужиков в хуторах и нет, считай, а мне оно и кстати.

Гетьман аккуратно постучался в дверь.

— Эй, хозяева, отворяйте! Дружина пришла. Сам Голова Ветровтарского хутора прислал. Есть чего из инструментов али оружие какое? Все сгодится.

Изнутри послышались тяжелые шаркающие шаги.

— Нету ничяго, ступайте! Ваши ужо усе прибрали, шо можна.

— Ну, дай-то хоть у огня пересидеть до утра, — настаивал Гетьман. — Восемь верст идти, волки тут как тут. Да и Гетьман может рядом быть… А я ж все какая-никакая защита.

Василь чувствовал, что сейчас будет твориться нечто чудовищное. Гетьман еще минуту-другую увещевал несговорчивую бабу, и та сдалась.

Бурча что-то неразборчивое, хозяйка приотворила дверь, и Василь увидел ее: невысокая и полная, простоволосая, в ночной сорочке и валенках на босу ногу. Она окинула ночного гостя взглядом. Убедившись, что перед ней дружинник Головы, отошла в сторону.

— Заходь, чаво встал? Стужу у дом напускаишь.

— Вот спасибо, хозяюшка!

Женщина даже не успела ответить: рука в латной рукавице врезалась ей в челюсть. Несчастная отлетела в дальний угол сеней и сползла по стеночке. Гетьман аккуратно закрыл за собой дверь на засов.

Хозяйка сплюнула на пол; в дрожащем свете масляной лампы среди слюны и крови баба различила зубовное крошево. Она хотела вскрикнуть, но Гетьман снова ударил, затем еще и еще, пока нижняя челюсть женщины, должно быть, уже сотню раз пожалевшей о своем гостеприимстве, не превратилась в гроздь окровавленных лоскутков.

— Чтобы не орала, — пояснил Гетьман. — А это — чтобы не рыпалась!

Чудовище, завладевшее телом Василя, сделало два точных выпада булавой, переломав бабе голени. Жертва закатила глаза, схватилась за раненые места, но тут же отдернула руки, уколовшись осколками костей. Она хотела кричать, но выходило то сдавленное бульканье, то почти лошадиное фырканье.

Где-то в глубине дома заплакал младенец.

— Ага, покушаем, стало быть! — сказал Гетьман, намотав бабьи вихры себе на руку и потащив ее за собой. — Смотреть будешь. Люблю, когда смотрят, как я кушаю.

Василь видел, как Гетьман склонился над колыбелью. Он аккуратно скинул рукавицы и взял младенца на руки. Где-то позади тихо завыла его мать.

Ребенок затих, нахмурился, изучающе глядя на незнакомого дядю.

— Ну, малец, ну, вкусненький. Оно сейчас все быстро будет.

Младенец агукнул и улыбнулся, должно быть, зачарованный голосом убийцы. Гетман зашептал: «Что ночь, что день. Что свет, что тень. Что жив, что мертв — будь в бездну втерт».

Замолчав, Гетьман приложил руку к младенческой груди, оставив розовый отпечаток. Ребенок тотчас же уснул, громко сопя.

Василь почувствовал вкус: пряно-соленый, терпкий. Вкус детских кошмаров. Малыш волчком крутился в колыбели, тихонько постанывая.

— С кошмарами душа уходит. А я ее того — ем.

Гетьман повернул голову, и Василь увидел обезумевшую от горя мать. Она привалилась к стене и с ужасом смотрела, как злобная тварь расправляется с ее родной кровиночкой.

Вскоре младенец затих. Вспотевшее тельце замерло без дыхания.

— Славно я поел! А теперь и ты подкрепись. Тебе еще силы понадобятся.

Василь почувствовал чужую волю, что придавила его, как гигантский валун, лишила последней возможности сопротивляться. По небритым щекам старого солдата потекли слезы. Дрожащими губами он обхватил холодеющую младенческую ступню, сомкнул челюсти, потянул на себя. Солоноватая, с мягкими косточками, младенческая ножка оказалась на один зубок. Василь хотел блевать, и он непременно бы это сделал, если бы не гребаная булава с этим гребаным Гетьманом. Он снова откусил, затем еще и еще. С самого утра у Василя во рту не было и макового зернышка; солдатский желудок, привыкший и к сырому мясу, с благодарностью принимал пищу.

Когда все было кончено, Гетьман за ручки поднял ополовиненное тельце со свисающими кишками и оставил его на груди матери. Женщина с ужасом смотрела на мертвую плоть от чрева своего. Она кричала, но выходило лишь сдавленное бульканье.

— У тебя сын давеча пропал, — сказал Гетьман на прощание, — так дружинник его шашкой по мордам! Булаву он мою взял. Ну, а теперь бывай! Невежливо, стало быть, в гостях засиживаться.

* *

Опустилась ночь. Заставный велел проверять самострелы да зажигать факелы. Отпустив караул, вояка спустился во двор в небольшой флигель оружейного слада. Там у камина грелся узкоглазый чужак в окружении дружинников, чьи часы еще не наступили.

— Урбай тебя звать. Так в грамоте написано. — Заставный покосился на Олэся, сидящего напротив колдуна. — Диковинное имя.

— Имя как имя, — пожал плечами колдун, — я разных людей повидал. Как-то уже не обращаю внимания на имена. Может, ты чего спросить хотел, Заставный? Так я до утра твой. Ночью выходить опасно. Это соскорников время.

— Соскорников?

— Ага, как там в детском стишке? Прозрачные маги — фундамент, волшебники мира — сам дом. Соскорники…

— Черная ночь за окном… — продолжил Олэсь.

— Верно. Гетьман ваш из таких, пожалуй. Иначе какое дело церкви до одного хутора?

— Тут ведь раньше люди Гетмана жили, — сказал Заставный. — Целый городок грабителей, насильников и убийц. Все-то им с рук, собакам, сходило. Это все сталось, когда я еще росточком был с отцову шашку. Тут ведь места глухие. Потом солдаты императорские пришли и всех порешали. Говорят, людей Гетьмана было вдесятеро меньше, но дрались они как демоны! Многих с собой во тьму забрали. Потом священники приехали, землю освятили. Церковь возвели, хутор вырос. Да все этому Гетьману неймется. Уж все сбежали, кому было куды. Но церковь эти земли не оставляет. Пес его знает почему…

— Так ведь дело чести. Вопрос веры. Святой Круг выиграл бой, а война продолжается, — сказал Урбай, раскуривая трубку. — Вот они и гонят сюда людей целыми семьями. Отставных солдат мобилизуют да молодняк призывают. Все ради Круга!

— Ты не богохульствуй! — пробубнил Заставный, хватаясь за серебряный круг на цепочке.

Колдун пожал плечами и подбросил поленце в камин; полетели искры.

— А ты сам из каких? — спросил Олэсь. — Ну, прозрачные маги, волшебники мира, соскорники. Ты из каких будешь?

Колдун лихо крутанул ус и улыбнулся отвратительной улыбкой: у него не было передних зубов, широкое и плоское лицо его выглядело зловеще в тусклом оранжевом свете.

— Там, откуда я родом, нет такого грубого разделения, как у вас на Западе. У нас главное, чтобы умел колдовать. Волшебники мира умеют превращать одно в другое. Это вроде мне по силам, но я и много чего другого умею.

— И соскорничать?

— Это нет. Это мне противно. Чтобы стать соскорником, нужно либо пить силу других колдунов, либо пить души детей через кошмары. Дети ближе к Изнанке, как у вас ее называют, вот почему соскорничье племя после себя всегда оставляет мертвых младенцев. Трусы, воры и убийцы. Мне такой славы не надо.

Снаружи затрубил боевой рог: три коротких гудка, два длинных, снова три коротких.

— Имперские поружники. Дождались! — Старый одноглазый дружинник осенил себя святым кругом.

— Тьфу ты! — сплюнул Заставный. — То никого, то сразу все. Уж скорей бы расквитаться с этим со всем! Домой хочу, руки по плугу истосковались…

Он вышел во двор, поднялся на стену и посмотрел вдаль: стройные шеренги людей в зеленых кафтанах из валяной шерсти. На головах волчьи шапки, у каждого в руках алебарда, а за спиной огнестрельная ручница. И вправду поружники!

— Ох, чую я — заваруха будет… — Заставный глотнул из фляги горького первака. — Ох, не к добру это все…

* *

Ветровтарский хутор — двести домов, а половина из них пустые. Ставни давно заколочены, пороги снегом замело. Но на счастье Головы это сулило выгоду: нашлось где разместить полторы сотни имперских поружников. Сотник отсчитал ему пару кисетов серебра за постой, да на том и распрощались.

Урбай же первым делом отыскал кузнеца. Тот жил в небольшом домишке на окраине хутора, по традиции — в двух шагах от кузни.

Колдун тихонько постучал в дверь. Ему отворил невысокий широкоплечий мужик.

— И когось тут нелегкая принесла?

— Урбай меня зовут. Я тут по приказу церкви. Вот документ.

— Да убери ж ты свою бумажонку. Я все равно читать не умаю. С чем пожаловал?

— Ночевать хочу в кузнице. И работать там буду. Мне Голова разрешил.

— Ну, коли Голова разрешил… — Кузнец почесал лысеющую голову. Он достал из-за пазухи ключ и отпер кузницу. — Холодно ноныча. Давай очаг хоть запалю, а то околеешь здесь спать. Может, в дом? Тебе, так уж и быть, на печи место уступлю, а сам на скамеечке лягу.

— Я должен говорить с огнем, чтобы все получилось. Кстати, а ты что так легко незнакомцев на порог пускаешь, Гетьмана не боишься?

— А чего мне его бояться? Он меня не трогает. Я ж это, родился в хуторе, когда тот был под ним. Для него, считай, свой человек. Меня скорее кто из дружинников хлопнет, али из этих, поружников. Он сколько раз мимо меня проходил, здоровался даже. Оттого меня и держат: другой кузнец сюда ни за какие коврижки… А я тут дома, да еще и платят исправно.

— Ясно все с тобой!

Урбай скинул с плеч шубу, закинул дров в топку, насыпал трута сверху, выбил трубку и раздул угольки. Он разок-другой сжал меха, чтобы пламя занялось быстрее.

Кузнец глянул на мускулистую спину колдуна: вся в шрамах. Такие бывают только у бывших невольников.

— Пять лет в плену у сургов провел, — ответил колдун на немой вопрос, застывший во взгляде кузнеца. — Там кузнечному делу и выучился, чтобы с голоду не подохнуть. Для колдовства время нужно, чтобы сработало, да и руки свободные. Вот и пришлось мне попроситься к пленному кузнецу в подмастерья. Подковы у меня выходили лихо! А потом я выковал это. — Колдун вынул из ножен странный кинжал с двумя лезвиями. — Он жизнь, душу пьет. Им я зарезал надсмотрщика, сбежал, а потом прибился к северным витязям. В их деревне я и вселил душу надсмотрщика в сортир.

— У меня вот руки черны от сажи, да не чернее твоей души, колдун. Это ж хуже смерти…

— Зло только злом корчевать можно! — Колдун пожал плечами.

На этих словах они и распрощались.

* *

«Василь, просыпайся! Вставай, штоль! Нас ждут дела!»

Этому голосу невозможно противиться. Василь открыл глаза и не сразу понял, где он: над головой низкий земляной свод с торчащими корешками, повсюду валяются прелые листья. Барсучья нора! Ну точно — на расстоянии вытянутой руки лежала полуобглоданная барсучья тушка.

— Я немного похозяйничал, дал тебе отдохнуть. Тут тепло, спокойно. Сил набрался, стало быть. А теперь пойдем. Говорят, к нам гости нагрянули, а мы панам теплый прием устроим. Гостеприимно, как у нас на юге принято! Ну, давай, двигай маленько!

Дружинник вспомнил съеденного младенца, вспомнил лицо Орэста перед смертью, вспомнил, как изрубил тщедушного мальчишку. Вспомнил и смирился со своей судьбой. Смерть сейчас была бы очень кстати.

«Ты там вроде обмолвился про “выцарапать из разума”? Просто скажи, когда? Не тяни, ты же был прежде человеком. Пощади и убей…» — беззвучно просил Василь, запертый в собственной голове.

— Рано, пан. Всему свое время! Знал бы ты, как горько мне, когда землю родную вижу. Каждый раз горько. Но оно ничего, скоро мы ваш хутор в пепел обратим и сызнова жизнь начнем. Ай, чего я тут с тобой распаляюсь? Все равно не увидишь…

* *

Олэсь вызвался в помощники поружникам. Уж больно хотел он наглядеться на них впрок, про жизнь на севере поспрашивать. Оно ж знамо дело, что южные триуры, что северные — один народ, да вишь ты какая разница! Степной мужик по доброй традиции бороды не носит, только длинный левый ус отращивает — так из лука стрелять удобно. А эти бородой по самые глаза заросли. Речь южан течет как ручеек, а у северян кольчугой звенит. В общем, близкие они, но в то же время разные…

— Давно служишь, малец? — спросил капрал, дюжий рыжебородый мужичина.

— Так ось ужо третья зима… — Олэсь почесал затылок. — Мне девятнадцатый год идет.

— Х-ха! — усмехнулся капрал. — Мужчина! С девкой был уже?

— Я, ну… — Щеки юноши стыдливо зардели.

— Это ничего, — второй поружник, седоватый и долговязый, похлопал Олэся по плечу. — Дела кончатся, мы тебя с собой по бабам возьмем! Тут что ни хутор, то вдовы одни. Голодны-ы-ы-е!

Олэсь в ответ лишь слабо улыбнулся, с трудом представляя, что такое «ходить по бабам». Однажды он подглядел за женой полкового знахаря: полные груди, молочно-бледная кожа, а внизу между ног черно. От этих воспоминаний внизу живота начинало нестерпимо ныть!

Уже на подходе к заставе их окликнули:

— Фьюить! Панове? Добрый вечер, штоль?

Трое поружников и местный мальчишка обернулись. Они увидали невысокого человека в панцирной кольчуге, с ног до головы перемазанного кровью.

— Доброго вечера, говорю! Тьфу, невежливые!

— Это… Василь! Он пропал намедни, а его напарника Гетьман порешал…

— Олэсь! Щенок догадливый. Я вас, курвы хуторские, всех знаю! По мозгам каждого, кто мне в руки попал, имена и звания выучил. Ну, поздоровкались, сейчас и попрощаемся, стало быть.

Гетьман не успел двинуться с места: капрал, залихватски закинув ручницу на плечо, коснулся запала факелом. Ручница рыкнула, все заволокло дымом. Бравый солдат откинул в сторону бесполезное уже оружие, взявшись за алебарду.

— Нет! — закричал Олэсь. — Не подходи!

Но было поздно. Когда клубы дыма рассеялись, рыжебородый капрал ухмылялся во всю бороду, крепко сжимая злосчастную булаву.

— Ну, снова до свидания, штоль?

Капрал зарычал и сорвался с места, угрожающе раскручиваю булаву над головой. Он пробежал всего пару саженей, когда прозвучал новый выстрел. Но тот пришелся в бок и лишь ненадолго остановил рычащего бородача. Хромая, тот продолжал уверенно надвигаться на своих сослуживцев.

— Да чтоб тебе, собака! — Третий поружник, чернобородый детина с пудовыми кулаками, прицелился и выстрелил. Тяжелая пуля разворотила капралу грудь, но тот успел швырнуть булаву. То ли повинуясь инстинкту, то ли по воле Гетьмана, чернобородый поймал оружие.

— Ховайтесь, сукины дети! — прорычал он, тряхнув булавой для устрашения.

Долговязый седой поружник взмахнул алебардой, но промазал. Чернобородый врезался в него плечом и повалил в снег. Завязалась борьба, но преимущество было явно не за долговязым и тощим стариком. Толстые пальцы сомкнулись на гусиной шее. Несчастный выпучил глаза, в бессилии молотя своего убийцу по плечам. Он похрипел, поерзал, да и затих.

Олэсь смотрел на картину убийства завороженно; снег под его сапогами в одно мгновение пожелтел.

— Беги!

Легконогий парнишка понесся во всю прыть; не замечая глубоких сугробов, перескакивая через овраги, он бежал к спасительной заставе, маячившей вдалеке огоньками факелов.

Он пробежал еще немного, пока силы в легких не осталось. Олэсь остановился; упершись руками в колени, он тяжело дышал.

Тихо… Не слышно скрипа снега и тяжелого дыхания: чернобородый был втрое крупнее Олэся, такой не сможет бежать долго, даже если Гетьман подгонять будет.

Парень обернулся и вскрикнул: стоя всего в шаге от него, безмолвно замер чернобородый.

Он широко улыбнулся и со всего размаху опустил шипастый шар на голову зазевавшемуся юнцу. Осколки черепа вперемежку с мозгами брызнули в стороны. Обезглавленное тело рухнуло на колени, а потом с тихим хрустом опустилось в снег.

— Постойте-ка. — Тело Гетьманова пленника с аппетитом повело ноздрями. — Колдун… Недавно тут был. Ну и славно! А то все дети да дети… Оскомину набили уже.

Продолжение в комментах "лесенкой"

Мой второй рассказ, начало. Как же мне волнительно, я боюсь разочаровать читателей, но наберитесь, пожалуйста, терпения, это ведь только начало.

Глава первая.

Если в Вашей жизни был человек, смотря на которого Вам хотелось ему помочь, но Вас останавливали страхи, нерешительность, а может быть даже мнение окружающих, то Вы бывали в моей шкуре.

В мои 15 лет, я была школьница обычной общеобразовательной школы, уже на тот момент Российской Федерации. Шел 2002 год. Я перешла в девятый класс, с отличными оценками за восьмой. Моя школьная жизнь была насыщенна событиями, помимо уроков и перемен между ними, я занималась эстрадными танцами в школьной секции, непрофессионально конечно, но тем не менее мы выступали достойно, даже выиграли пару конкурсов в соревнованиях с другими школами. Я была тоненькой девчушкой с ногами как у оленя, длинными и изящными. Я знала, что нравлюсь мальчикам, как из нашего класса, так и из других классов, когда в нашей школе ввели празднование Дня Св. Валентина, и школьники могли свои симпатии выражать в анонимных валентинках или дарении игрушек и шоколадок, у меня всегда было конкурентное количество, подобных знаков внимания, по сравнению с другими моими одноклассницами. Так же мне легко давалась учеба, я была среди успешных учениц. В моем окружении были две подруги, так же как и я, занимающиеся танцами. Помимо успехов в учебе, а учились мы все трое хорошо, мы всегда рисовали школьные стенгазеты, выступали со школьными спектаклями в актовом зале нашей же школы. Моя жизнь была по сути безоблачна, так как в моей семье царил достаток, мой папа занимал руководящую должность в банке, а мама преподавала в ВУЗе. Будучи единственной дочерью в семье, родители заболотились обо мне, при этом во многом ограничивали мою, как я считала свободу. Дома я должна была быть к восьми вечера, если я опаздывала, то наказание было неотвратимо, обычно меня наказывали домашним арестом. В дни домашнего ареста, а длился он обычно дней пять, я ходила только в школу и в секцию танцев. По вечерам, когда я была наказана родителями и не выходила из дома, я слушала мой магнитофон "Sony", он был для меня доже более важен, чем компьютер, так как интернет был еще связан с телефоном и мне редко удавалось им пользоваться, родители ограничивали. Магнитофон был кассетным, из него играл "Децл", "Тату", "Кorn" и "Руки вверх" и даже "Marilyn Manson ", в общем я слушала всё и всё мне нравилось, практически любая музыка у меня вызывала желание мечтать и фантазировать.

Школа располагалась в трех минутах от моего дома, мои подружки жили в соседнем подъезде, и всегда рано утром встретившись шли на уроки, щебеча о предстоящем дне.

В одно октябрьское утро, как обычно собираясь в школу, я раздумывала над тем, что мне надеть, джинсовый комбинезон и обтягивающую водолазку или толстовку с изображением "Rammstein", я не слушала эту группу, она для меня была тяжеловата, и в окне увидела, как по дороге в школу не торопясь идет Маринка. Эта девочка училась на год старше меня классом и она отличалась от своих сверстников, да и в целом от основной массы. Маринка с матерью и старшей сестрой живут со мной на одной улице, в одном из соседних домов. С самого детства я знала Маринку, мы играли на одной детской площадке. Часто с ней гуляла ее старшая сестра, так как их мама много работала. Отец ушел из семьи сразу после рождения Маринки. Будучи совсем детьми лет пяти - шести, я не совсем понимала реакцию людей на Маринку. В лучшем случае, люди просто отворачивались, но бывало и пялились. Моя мама всегда мне говорила, что Маринка просто не такая как все и никто в этом невиноват, что так бывает. Маленькая я играла с ней и ее старшей сестрой во дворе. Ее сестра была старше нас лет восемь, она была симпатичная девушка, всегда с заплетенными косами и в модной одежде, она любила свою младшую сестру и заботилась о ней. В память врезался случай, мы еще совсем маленькими играли в прятки во дворе, и Маринка спряталась за угол дома, а я забежала за беседку, сестре Маринки выпало нас искать. Я утомилась ждать, когда же меня уже найдут и выглянула из своего убежища, шокирующая картина мне представилась, которую я увидела. Маринка стояла, закрывая лицо рука, и в голос рыдала, а какая - то старуха с авоськой в руках и в махровом красном халате кричала на нее: "Уродина, иди домой!!!" Рядом стояла сестра Маринки и пыталась угомонить старуху, но та не унималась. Можно было бы подумать, что старуха была сумасшедшей и просто напугала ребёнка, но такая реакция на Маринку иногда имела место. Маринка родилась с отклонениями, у нее была задержка умственного развития, но в целом она была достаточно сообразительна, она общалась с детьми и даже ходила в обычный детский сад, хотя для нее это было не просто. Природа не пощадила Маринку, она была горбунья и прихрамывала, так как одна нога была короче другой, так же она была крепкого телосложения, с очень широкой спиной из-за горба. Лицо Маринки было изуродовано заячьей губой, у нее был широкий нос и сильно выраженный носогубный треугольник, глаза у Маринки были большие и навыкате. Уголки глаз были опущены и казалось, что она всегда грустная. Грозный вид ей придавали густорастущие широкие брови темного цвета.

С четвертого этажа, из окна своей комнаты, я видела как Маринка не спеша направляет в школу, она переваливается как утка, и я вижу как ей тяжело идти из-за разности длинны ног. Ей этот путь каждый день давался нелегко не только из-за физического состояния, но из-за того, что с ней происходило в школе.

Посмотрев на часы, я поняла, что если продолжу возиться опоздаю на первый урок, я впорхнула в толстовку с "Rammstein" надела, обтягивающие черные джинсы и выскочила из комнаты. В коридоре стоял мой папа, он был высокий брюнет с кучерявыми волосами и ямочками на лице, в этом я была в него. "Дочка, я пошел", - поправляя шелковый шарф, который идеально подходил к его темно-коричневому пальто, сказал папа и вышел из квартиры. Мама уже ушла преподавать студентам, так что я была последняя кому пришлось закрывать дверь. Я накинула кожаную косуху белого цвета и обула ботиночки на платформе, побежала вниз по лестнице, так быстрее, чем ждать лифт, на первом этаже уже меня ждали обе мои подружки Таня и Наташка. "Ты, как всегдаааа", - протянула Таня с недовольным лицом. "Пошли уже", - пролетая мимо них сказала я.

Конец первой главы.

Если вам понравилось начало, я с удовольствием продолжу, так как задумка у меня уже зреет.

Пишите мне Ваше мнение, для меня это важно.

По ощущениям Анатолий Федорович не бывал в космосе уже десятки лет, но ничуть о том не жалел.

Ему, в общем-то, нравилась новая жизнь. Дача в Подмосковье. Долгие вечерние прогулки и закаты. Свежие соки по утрам. Приятный сон.

Но так было не всегда. Еще три года тому назад он лежал в душной палате клиники и бредил, пуская слюну; расколотый разум не мог справиться с нагрузкой, полученной за тонкой воздушной гранью недоступных большинству людей высот.

Там, где предметы плавают в пространстве, постепенно начинает казаться, будто реальность понемногу сходит с ума. И редкий, хаотично существующий воздух течет сквозь скованные ужасом пальцы, и во сне начинает казаться, что гудение ночного обдува вот-вот прервется, и легкие убьют своего обладателя – тихо и незаметно.

Но главное – и это Анатолий Федорович понял почти сразу – в космосе нет дней, но почему-то есть ночи. Страшные долгие ночи, которые тянутся бесконечно и в которых невозможно найти ни утешения, ни отдыха. Почему?

Потому что в них скрываются чудовища.

Впервые Анатолий Федорович увидел их во время второго своего вояжа на МКС. Сначала подумал, что ему привиделось, показалось…

- Да. Я их тоже иногда вижу, - мрачно подтвердил после очередного завтрака коллега, Эдвард, - но говорить об этом, если позволишь, не стану.

Так и протекали дни на орбитальной станции – в молчаливом согласии о существовании неведомого темного ужаса. Остальные постояльцы МКС если что-то и знали, то никогда об этом не говорили. Анатолий Федорович после беседы с Эдвардом решил этим никого больше не тревожить.

И, в конце концов, в космосе быстрее всего становится понятно, насколько человек одинок по своей натуре. Мы появляемся на свет в одиночестве – беззащитные, ничего не понимающие, кричащие от ужаса и абсурда – а потом в одиночестве умираем, и никто не провожает нас за руку в край вечной тени.

А Анатолий Федорович его видел, этот край. Тьму, пришедшую из бесконечной дали беззвездного пространства и растекающуюся по Вселенной, словно чернильное пятно глубоководного кальмара в воде. Именно в этой тьме покоятся отжившие свое человеческие души. Именно из-за их истошных криков Анатолий Федорович не выдержал своего последнего пребывания на орбите.

Но теперь все осталось в прошлом. Космос далеко, здесь – земная жизнь, простая и понятная. Приземленная. Да.

И даже мысль о том, что где-то заточенные во тьму души стонут, а их стерегут отвратительные космические чудовища, не казалась больше Анатолию Федоровичу правдивой. Это было помутнение – так сказал врач, и с этим пришлось согласиться. Но что если?..

Во время очередной прогулки по саду Анатолий Федорович с женой сели на лавочку, как делали это уже много, очень много раз. Воздух вокруг был сладок и напоен жарким биением жизни. Все было хорошо.

А потом лазурь неба надтреснулась. По бледной, припорошенной облачной белизной синеве пробежал отчетливый раскол, сквозь который хлынул мрак. Анатолий Федорович глядел в небеса и не мог шевельнуться, потому что понимал: если его жена тоже это видит, то все вокруг – обман, и врачи ошиблись, и сам он – дурак, который слишком устал бороться…

Тьма просачивалась в атмосферу с поразительной скоростью. Едва совладав с собой, Анатолий Федорович нашел силы на то, чтобы сделать одно-единственное слабое движение шеей.

А после закричал, почти сразу сорвав голос.

- Ты никогда от нас не уйдешь, - проговорило чудовище ртом его жены, и бедный старый космонавт закашлялся. Мир поплыл перед глазами, раздвоился, и вот – Анатолий Федорович насилу оторвался от иллюминатора, тяжело дыша и плача.

На борту МКС, как и раньше, все были мертвы. Станция оставалась неподвижна. Космос и Земля молчали. Прекрасное помутнение снова стерлось, словно звездная пыль с обратной стороны стекла; стерлось, забрав с собой милые сердцу фантомы обыденности.

И только страшные тени по-прежнему плавали снаружи, в беззвездной черноте.

https://vk.com/mythable

Вы ведь не раз слышали, как главный герой какой-нибудь страшной истории убеждал вас “Я никогда не верил ни во что сверхъестественное, но однажды…”?

Одной этой фразы мне всегда было достаточно, чтобы понять – скорее всего, дальше будет что-то крайне банальное. Рассказчик пытается войти к нам в доверие самым примитивным способом, показав, что его герой – такой же человек как любой из нас. Мы, здравомыслящие люди, абсолютно так же не допускаем возможности существования чего-либо, что не подтверждено наукой. И, конечно, интернетом. Даже пытайся кто-либо скрыть информацию о том, что туда попало – у него ничего бы не вышло. В худшем случаи в виде слухов, но мы бы обязательно узнали о чем-то необычном.

И все же, я начну свою историю именно с этих слов. Раньше я был одним из тех самых скептиков. Именно поэтому я хочу попросить у всех кто это читает – не будьте такими же узколобыми. Большего я пока сказать не могу, сочтите это дружеским советом. Следовать ему или нет – ваш выбор, я предупредил.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Для меня все началось еще в детстве. Я любил фильмы ужасов (хоть и боялся их до жути, пряча лицо от экрана в наиболее напряженные моменты). Мною было прочитано множество литературы, от откровенно бульварного чтива и до Лавкрафта и Стивена Кинга. Скорее всего именно тогда мне попался рассказ, оставшийся со мной до текущего дня. Честно говоря, я даже не помню, что именно это было, но главную мысль я уловил – если верить в то, что придуманный тобой монстр реален, то силой своей веры ты можешь воплотить его в наш мир.

Довольно глупо, правда? Но не для мальчишки, который после очередной прочитанной страшилки боялся представлять себе злодеев оттуда, дабы случайно не стать жертвой своих же фантазий. Наверное, после рассказа “И пришёл бука” я и забросил мир ужасов окончательно. Слишком уж реальным казалось то, как случайной мыслью об ужасном Бугимене я впускаю его в свой мир, в шкаф стоящий в темном углу комнаты. И вот уже его дверца начинает медленно открываться, запах болота разноситься по комнате, а маленький я, едва живой от страха, жду, когда оно насмешливо заговорит со мной. Как неторопливо начнет двигаться в мою сторону, и я никуда не смогу убежать, и никто мне не поможет. А родители в соседней комнате могут стать следующей жертвой, если достаточно сильно поверят в произошедшее, поверят в монстра. На этом моменте я всегда обрывал свои фантазии, пока еще не было слишком поздно.

Этот крайне раздражающий страх преследовал меня всю мою жизнь. Вероятно, вы когда-нибудь сталкивались с тревожными мыслями, не подкреплёнными логикой. Это был мой бич. Я никогда не мог добраться домой по короткой дороге, так как перед самым поворотом меня всегда посещала мысль – если я это сделаю, случиться что-то плохое. Стоит ли рисковать своим душевным равновесием ради выигранных десяти минут жизни? Пожалуй что стоит, если ты считаешь себя человеком логики. Я ведь не верил, что на меня нападёт монстр, их попросту не существует. Но я все равно боялся, и это сводило меня с ума. Как ты можешь уважать себя, если поддаешься подобной ерунде?

Тогда я и решил бороться с этим, да и с любым своим алогичным страхом. Почему я жмусь на берегу озера перед тем, как войти в него? Гораздо легче сразу нырнуть в воду, насколько бы ледяной она не была. В чем причина боязни высоты, в страхе упасть? Но ведь если шансы этого сведены к минимуму, а ты уверен в своих силах – смысл бояться пропадает. Победить подобные вещи было просто ребячеством, но оно мотивировало меня к главному – не бояться того, что отравляло мою жизнь.

Я перестал поддаваться тревоге, и с каждым разом это становилось все легче. Когда ты уже знаешь, что ничего плохого на самом деле не случиться, по-настоящему в это верить становиться проще простого. Я попробовал и победил.

Но оставалось последнее. Я все еще боялся дать своей фантазии волю. Образ чудовища в шкафу, которое по воле моего воображение материализуется в нашем мире пугал меня до сих пор. Глупая вера в монстров это не то, чем можно гордиться в моем возрасте. И я придумал, как победить и этот страх тоже. Я решил, что воображу самую страшную тварь, которая только может появиться в моей больной голове и приложу все силы, чтобы поверить в её реальность.

Дело оставалось за малым. Для себя я давно понял, какой тип монстров пугает меня больше всего. Это обязательно должна быть разумная но отвратительная тварь, способная понять эмоции своей жертвы, играть с ними. Не важно, как именно это чудовище будет выглядеть, за исключением одного момента – всякий раз, когда ты на него смотришь, на его лице должна быть пугающая улыбка. Усмешка превосходства, оскал хищника. Может быть вы видели картинку собаки с жуткой улыбкой, гуляющую по сети? Если видели, то никогда бы не забыли. Но мой монстр это не какое-то животное, это нечто упивающиеся твоим страхом. Его невозможно победить, как овца никогда не сможет отбиться от волка. Эта тварь будет медленно разрывать тебя на части, наслаждаясь каждым мгновением. Поедая тебя еще живого, парализованного страхом. Оно не голодно, нет. Оно просто знает, как сильно ты боишься быть съеденным заживо.

Мне оставалось лишь дождаться ночи и закрыв глаза вообразить, как эта тварь медленно двигается по моей квартире. Я четко представлял себе, где именно она сейчас крадется, как бесшумно скользит по длинному коридору приближаясь к кровати, скалясь во всю пасть. Оно застывает, смотря на меня и ничего не предпринимая. Какой смысл? Я ведь сам вскоре открою глаза и взгляну на него. Так будет гораздо веселее. Настоящий пир страха.

Никогда в жизни я так не боялся. Я по-настоящему поверил в свои фантазии, иного способа доказать себе что все это чушь не существовало. Я не хотел остаться в плену своих детских глупостей, поэтому я открыл глаза.

И вздохнул с облегчением. Из темноты проглядывались силуэты знакомых мне предметов декора, а там, где должна была находиться тварь, было совершенно пусто. Никаких посторонних звуков или запахов. Тихая, спокойная ночь. Облегчение подобное горе с плеч, я стал действительно свободен. С мыслью о том, что завтрашний день я встречу уже совершенно другим человеком, я перевернулся на другой, более удобный бок.

Именно тогда я и осознал, какую ошибку совершил. Я сразу понял, что произошло. Тварь знала, что я буду ждать её. Она решила, что гораздо интересней будет усыпить мою бдительность, и уж тогда-то мой страх точно сможет её позабавить. Она ждала меня с другой стороны кровати, ведь ей было известно всё о своём создателе. В темноте я не мог различить ничего кроме этой отвратительной, насмешливой улыбки. Острые, желтые зубы и зловонное дыхание. Именно с таким запахом когда-то разлагался мой кот, уползший умирать под эту самую постель.

В моем паху вдруг стало тепло и к вони присоединился новый аромат. Тварь никуда не спешила, она упивалась моими эмоциями. Радовалась обретённой жизни. А я знал, что она меня не убьет. Пока что нет. Да и вы наверняка это поняли, раз читаете мою историю. Мертвец ведь не смог бы об этом рассказать, верно?

Вы правы, я набираю эти строчки дрожащими руками, а сзади меня неподвижно застыл мой монстр. Почему он позволил мне это? Я скажу больше, именно он и заставил меня поделиться этой историей с вами. Тогда зачем это ему? Наверняка вы уже догадались. Он очень одинок в этом мире, а вы поможете ему обрести друзей, таких же, как и он сам. Я же говорил, эта тварь прекрасно разбирается в людях, в своей добыче. Вы поможете ему своим скептицизмом, повторяя мой опыт дабы доказать самому себе что вы - человек логики, здравого смысла. Единственный шанс избежать этой участи это принять, что в мире полно вещей, о которых мы не имеем понятия. Не всегда стоит испытывать судьбу, считайте это моим прощальным подарком. Своего рода извинением за то, что подставил вас, рассказав обо всем. Я знаю что со мной случится дальше – я ведь создатель своего монстра, и он уже начал терять терпение. Надеюсь только, что успе