Проснувшись, только к обеду, а это себе можно позволить в воскресенье, я лежала в кровати и переваривала эту ночь. "Может быть, мне просто показалось в темноте? А если, нет, то что такое Маринка? Или кто? Что теперь мне делать с этой информацией? Может у меня галлюцинации, и нужно рассказать маме?" - вопросы изводили меня, и я не могла их выкинуть из головы. Заставив себя встать с кровати, я медленно направилась на кухню. Увидев родителей, у меня защемило в груди. Они сидели, за накрытым завтраком столом, друг напротив друга, и о чем-то мило ворковали. Их улыбки и нежные взгляды заставили меня испытать за них радость, перемешанную с чувством утраты. Я утратила возможность наслаждаться воскресным утром, как я умела это делать раньше, до всех событий этой недели. Новое чувство поселилось во мне - чувство сожаления. Сожаление о том, что беззаботное прошлое, уже никогда не вернется в мою жизнь. Я присоединилась к их трапезе, но не могла окунуться в разговор, мои переживания не давали мне сосредоточиться.
Весь воскресный день прошел в бытовых делах и выполнении домашнего задания, к вечеру все мои страхи притупились, и я немного успокоилась. На меня нахлынуло острое желание съесть шоколадку, это нормальное для меня состояние, когда я испытываю хандру или волнение перед контрольной, например, а тут, видимо, состояние похожее и вызвало резкую жажду сладкого. Перерыв все шкафы на кухне, я так ничего и не нашла. "Ты, что тут всё ищешь?" - на шум в кухне зашла мама. "Я хочу чего-нибудь сладкого", -посмотрела я с надеждой на маму, вдруг у нее где-нибудь завалялась шоколадка. "А, нет, нет ничего. Сходи в ларек на остановку, купи", - предложила мама. Я не долго поколебалась, но желание съесть шоколадку пересилило. Я зашла в свою комнату, и поймала себя на мысли, что наряжаться и тратить на это свое время мне совсем не хочется. Я наспех одела спортивный костюм, сунула маленький тряпичный кошелек в карман, и отправилась в ларек.
Выйдя на улицу, меня окружили маленькие первые снежинки, неподдельная детская радость посетила меня в этот момент, очень простое чувство счастья, когда ты идешь с мамой за руку, по заснеженной тропинке в детский сад, на елку, и знаешь, что сейчас начнется праздник. Или когда папа на санках везет тебя на горку, а вокруг кричащая радостная ребятня валяется в снегу, и ты с восторгом ожидаешь, как папа будет подталкивать санки, вместе с тобой, со склона, и ты со скоростью съедешь вниз.
Дорога к остановке с ларьком пролегала мимо стройки дома. Стройка была заброшена, так дом и остался стоять, уродливой из бетонных плит, серой коробкой. Лишь один одинокий фонарь освещал эту дорогу, она была самой короткой, но не самой популярной среди жителей улицы. Мне захотелось быстрее пересечь отрезок дороги, возле недостроенного дома, и я пошла быстрым шагом. Неожиданно из дыры ограждения стройки, тянувшегося вдоль дороги, по которой я шла, вышли мне наперерез Марк и его прихвастни.
- О! Какие люди! Куда бежишь? На свидание? - усмехаясь сказал Марк, преграждая мне дорогу.
- Конечно, смотри как вырядилась, - ехидно заметил Сурков. У него была во рту сигарета, он вытащил ее изо рта, взяв меня за локоть, прижег рукав моей белой кожаной косухи.
- Что ты делаешь? - вскрикнула я.
- Следующий будет твой живот, - он расхохотался.
Схватив меня за плечи, он начал затаскивать меня в дыру ограждения, на территорию стройки. Я пыталась сопротивляться, но Марк обошел меня со стороны ног, и поднял их. Они занесли меня на заброшенную стройку. "Помогите!" - закричала я. Вывернувшись, я заглянула назад, в дыру, там проходила женщина, она увидела меня и троих подонков, махнула рукой и пошла дальше. "Покричи, быстрее устанешь", - съязвил Сурков. Я продолжала извиваться у них в руках, но силы были не равны. Андрей плелся за нами, и молчал. Дотащив меня до составленных в стопку плит, они положили меня на них. Я попыталась встать, но Сурков наотмашь ударил меня по лицу. "Лежи, сука тупая", - прохрипел он. Удар больно обжег мне щеку, я взвизгнула и заплакала. "Отпустите меня, что вам надо?" - говорила я, сквозь слезы. Марк наклонился ко мне: "Нам? Мы тебе сейчас покажем. Тебе понравится. Сначала, тебе будет немножко больно, а потом спасибо скажешь. Ты ведь еще девочка? Андрей мечтал быть первым, но буду я, он будет второй", - шепотом сказал Марк. Я поняла, что они сейчас со мной сделают. "Нет! Не трогайте меня, уроды!" - отталкивая их, закричала я. Сурков схватил меня за кисти рук и резким движением повалил на спину, на плиты.
Я почувствовала сильную боль в запястьях, он их сдавил так, что я не могла сопротивляться. Капля упала мне лоб, я подняла глаза на Суркова, его лицо было прямо надо мной и излучало похоть. Капелькой оказалась слюна, которую он пустил, от ожидания того кошмара, который мне предстоял. Марк раздвинул мои ноги, и встал между них, не давая мне их соединить. Его руки сильно сжали мою попу, и он начал стягивать мои спортивные штаны вместе с трусами. От боли, которую причиняли мне его пальцы, царапающие мою кожу на бедрах, я визжала. Я повернула голову в сторону Андрея, он переминался с ноги на ноги, и смотрел в пол, я поняла, что он не станет мне помогать. Марк стянул мою одежду уже почти до колен, как вдруг за его спиной я увидела, переваливающегося, из стороны в сторону, огромного человека. Хромая, к нам приближалась Маринка. Я затихла от удивления, Маринка остановилась за спиной Марка. "А ты чего? В очередь встала?" - громко засмеялся Сурков. Марк отпустил меня, но я не могла надеть белье, так как Сурков продолжал мне сжимать запястья. Марк повернулся лицом к Маринке. "Иди отсюда. Не подсматривай. Я тебя..." - он не закончил фразу. Я увидела, как пять длинных черных щупалец одной руки Маринки, обхватили его за спину, их длинны хватило полностью обнять выродка. Сильный запах тухлой воды наполнил здание, заброшенный стройки. Сурков отпустил мои запястья, но не побежал. Я с ощущением стыда, быстрее натянула на себя трусы и спортивные штаны. Вторая рука Маринки, которая также вытянулась в черные щупальца из пяти пальцев, уже, с другой стороны, обхватила Марка. Я встала с плит, то что я увидела потом навсегда, осталось в моей памяти, в малейших подробностях. Голова Маринки, как будто расклеилась пополам, и вывернулась наизнанку. На месте человеческой головы появился орган, напоминающий треугольник, он был огромный и черный, на лице, если можно так сказать, было большое количество маленьких глаз, они двигались синхронно. Рот был широкий, от уха до уха, только ушей у Маринки не было видно. Тело, как и голова расклеилось надвое и вывернулось вместе с одеждой, теперь Маринка напоминала здоровенную морскую звезду, только еще и с пальцами - щупальцами на "руках". На ее животе разгоралось, огненного цвета пятно, оно начало расползаться по всему ее телу. Марк начала извиваться в ее объятиях. Маринка полностью стала огненного цвета, и я почувствовала жар, как из духовки, когда ее открываешь, проверить шарлотку на готовность. "Вот, почему она всегда такая горячая", - озарила меня догадка. Марк начал кричать, визжать, потом весь покрылся пузырями и кожа его начала плавиться, волосы полностью сгорели, он затрясся и обмяк. Маринка потухла. Ее огромный рот раскрылся, и она пережевывая, начала засовывать туда Марка, его обуглившееся тело. За спиной я услышала, как Сурков часто задышал, повернувшись, я увидела, как он стоит, с обмочившимися штанами и трясется, но бежать - не бежит. Маринка, на мое удивление, начала быстро двигаться к нему, но при этом почти, не двигая "ногами", возникало ощущение, что она скользит по бетонному полу. Вмиг, оказавшись рядом с Сурковым, она также заключила его в свои объятия и зажарила. Проглотив второго, Маринка вдруг начала покрываться пузырями, схлопываясь они уменьшали ее размеры. Через несколько секунд в моих ногах лежал младенец, на вид месяцев шести. Я присела на корточки, и вгляделась в лицо ребенка. Это была Маринка, только крошечная, с такими же, вниз опущенными уголками глаз, заячьей губой, и ножки тоже были одна короче другой. За спиной я услышала писк Андрея, и как он несется, к дыре в заборе стройки.
Я сняла с себя кожаную косуху, и завернула в нее маленькую Маринку. "Надо вспомнить, где ты живешь", - подумала я, разглядывая малышку. Практически по наитию, я шла по темным улицам, ведомая фрагментами своих воспоминаний из детства. Разглядывая дома, вдруг мне попалась типовая девятиэтажка, но я четко ее узнала, это Маринкин дом. Подъезд, тоже легко всплыл в моей памяти. Когда я подошла к подъездной двери, меня встретил кодовый замок. Не зная кода, я решила подождать, пока кто-нибудь выйдет из подъезда. Этаж был первый и расположение квартиры, тоже вспомнилось. Я стояла и смотрела на Маринку, которая лёжа у меня на руках пускала слюнявые пузыри. "Кто же ты?" - тихонько я задала ей вопрос. На мою радость, дверь подъезда распахнулась, из нее вышел мужчина, он посмотрел на меня, но не стал препятствовать входу в дом. Стоя около двери, я не сразу решилась постучать, вдруг я ошиблась квартирой, но Маринка закряхтела, и я глубоко вздохнув, постучала в дверь.
Дверь мне открыла сестра Маринки, еще более похорошевшая, чем я ее помню. Ее выразительные глаза увеличились, она шире распахнула дверь, так чтобы я могла войти.
Она нежно взяла у меня Маринку, завернутую в куртку. "Это случилось опять. Она съела кого-то?", - встревоженным голосом, спросила сестра Маринки. Я кивнула, она подняла голову вверх, явно задумавшись. "Проходи на кухню", - предложила маринкина сестра. Я села на табуретку, и молча смотрела на них.
- Кого она съела? - спросила она.
- Двоих - это ее одноклассники. Они очень плохие люди. Они убили вашу кошку и долго над Маринкой издевались, - протараторила я.
- А, я поняла кто. Вчера днем, когда Маринка была в школе, они заходили под предлогом узнать, что-то у Маринки, и заодно попить воды, пока я была на кухне, видимо, они выманили Муську, - у нее покраснели глаза, - а когда Маринка шла со школы, они встретили ее, и наша кошка была уже у них.
- Почему вы не переводили Маринку в другую школу? Ее здесь обижали, - спросила я.
- Наша мама, точнее моя, не может с нами жить, боится Маринку, поэтому и не получалось ее перевести, потому что я - не родитель, и мое заявление не примут. Да и какой смысл, в другой школе было бы то же самое, у нас такое уже было, только я смутно помню, я была еще мала.
- А откуда у вас Маринка?
- Точно не знаю, мама ее приютила, но когда Маринка первый раз убила человека и съела, кстати тоже человек сам нарвался, она превратилась в такую же малышку. Мы переехали к вам в район, сначала мама начала пропадать на работе, и забота о Маринке легла на меня. А потом вовсе переехала в соседний город, навещает нас иногда. Я не могу оставить Маринку, она мне родная. Завтра же начну переезд, нельзя больше оставаться. - сказала мне сестра Маринки. Я не помнила ее имени, а спросит постеснялась.
- А почему она их не остановила раньше? Когда они издевались над ней самой или над Мусей? - не понимала я.
- О, она может превращаться только в темноте, солнце ее начинает сушить, а когда она в образе человека, ее защищает кожный покров.
- Это ведь, из-за меня она их съела. Защитила меня. - призналась я.
- Ну что ж, она сделала хорошее дело, - улыбнулась мне маринкина сестра.
Я подошла к Маринке, лежащей на руках у ее сестры и сказала: "Маринка, прости. Прости, за все. За то, что не смогла тебя отстоять, за то, что не дружила с тобой, а не каждый может похвастаться, таким другом, как ты, за то, что из-за меня тебе приходится переезжать. Маринка, прости и прощай". Я поцеловала ее в лоб и пошла на выход из квартиры. "На, возьми куртку, замерзнешь", - сняв с Маринки косуху, протянула мне ее. Я взяла куртку, и сказала: "Это - мое воспоминание о Маринке, а у нее пусть останутся мои платформы". Сестра с улыбкой кивнула.
Утро понедельника для меня было необыкновенным. Мне легко дышалось, полной грудью, пока я бежала в школу. Отличное настроение от того, что эти изверги не будут издеваться больше над Маринкой, и больше не представляют опасности для меня.
В школе весь день обсуждали, что Андрея родители упекли в психушку, потому что Маринка съела Марка и Суркова. Все гадали, правда это или нет, так как эти двое, и вправду исчезли, но мало ли подростков пропадает, особенно неблагополучных.
Но я знаю правду, но никому не скажу...
Конец.
Спасибо, что прочли. Если вам нравится, я продолжу писать. А если не нравится, то я все равно буду писать.)
