CreepyStory

Русалка. Часть первая

Русалка. Часть вторая

Русалка. Часть третья

Русалка. Часть четвёртая

Русалка. Часть пятая

Русалка 2. Ритуал (часть первая "Погоня")

Русалка 2. Ритуал (часть вторая "Поместье")

Русалка 2. Ритуал ( часть четвертая "Барин")

Очнулась Маша от ощущения дикого холода.

Сильно знобило.

Челюсти двигались хаотично, в каком-то бесконтрольном танце, и пришлось плотнее сжать губы, чтобы хоть немного их усмирить.

Неимоверным усилием воли она оторвала от пола свинцовую голову и вяло осмотрелась. Всё тело содрогалось от дикого холода, и сконцентрировать внимание на чём-то конкретном удавалось не сразу. К тому же нещадно гудела голова. Отчего первое время она прибывала в лёгком недоумении, но затем зрение прояснилось. Как раз, когда на глаза попалась лестница. Та самая, на ступенях которой ещё недавно они сидели вместе с мужем.

Взгляд скользнул по конструкции вскользь, мимолётно, но почему-то именно тогда подсознание среагировало, разом выдав череду ярких воспоминаний.

Вот они с Сергеем смеются рядом с домом, обсуждая предстоящую велопрогулку. Вот, уже в дороге, внезапно портится погода, и они вынуждены укрыться в заброшенном здании. Позже мило общаются, шутят, а дальше… дальше муж странным образом исчезает. Мучительно тянутся минуты ожидания, пока Маша не решается самостоятельно отправиться на его поиски. Которые, в свою очередь, приводят её к встрече с жутким мужчиной, перемещающимся в облаке серого дыма. А также с безумной, неухоженного вида женщиной, заметно испугавшейся одного его появления.

Последним и самым ярким эпизодом воспоминаний становится отсутствующий, стеклянный взгляд на бледном лице, мерно покачивающегося на толстой ветви, женского трупа.

Глаза покойницы несколько мгновений безотрывно, с упрёком, взирали в ответ, и воспринимались настолько реалистично, что в какой-то момент Маша не выдержала. Застонав, она скривилась в мучительном спазме и её болезненно вырвало.

Немного придя в себя и отдышавшись, девушка устало вытерла рот ладонью. После, с опаской, подняла взгляд к верхней части дома. Поморщившись, словно при решении сложной задачи, Маша тихо прошептала: «Это же не могло происходить на самом деле. Такое попросту невозможно».

Скорее всего, принялась она мысленно рассуждать, видение случилось из-за удара головой. И, по сути, являлось не чем иным, как самым обычным кошмаром. Единственное, оставалось неясным как, и при каких обстоятельствах, она упала? Когда? И почему рядом до сих пор не было Сергея?!

Неожиданно сознание пронзила страшная догадка. А что если с ним что-то случилось? Что если прямо сейчас её мужу требовалась помощь?

Ей нужно подниматься и как можно скорее отыскать его! А затем, сразу же убраться из этого проклятого места. Вот только… Маша снова посмотрела наверх. Для начала не мешало бы убедиться, что на втором этаже действительно никого нет.

Девушка оперлась ладонями в пол и попыталась встать. К несчастью, первое же осознанное движение отозвалось острой болью в правой лодыжке, вынудив громко вскрикнуть.

Недовольно скривившись, Маша машинально вытянула руку к повреждённому месту и от души выругалась, ощутив кончиками пальцев вязкую липкую жидкость.

Вот зараза! Её только этого сейчас и не хватало!

Видимость в сумерках оставляла желать лучшего. Чтобы детальнее осмотреть рану требовался источник света, поэтому Маша машинально ощупала карманы платья в поисках телефона. Как назло, его там не оказалось. «Похоже, выпал при падении». - Предположила она и раздосадовано прикусила губу.

Беспомощно оглядевшись в поисках иной возможности осветить повреждённую ногу, девушка, наконец, осознала, что темно вовсе не из-за грозы. Непогода, оказывается, давно стихла, а сопутствующие ей дождевые тучи, ещё недавно плотно скрывавшие солнечный свет, к этому времени полностью рассеялись. И означать это могло только одно - пока она находилась без сознания, в свои права вступила ночь…

От одной лишь мысли об этом Маша зябко поёжилась и невольно насторожилась. Одно дело прятаться в развалинах в дневное время вместе с мужем, и совсем другое, остаться здесь одной, да ещё и глубокой ночью. Ко всему прочему, будто издеваясь над бедной девушкой, трель множества сверчков и пение неизвестной птицы, всё последнее время характеризовавшие фон её вынужденного заточения, резко заглушил заунывный, протяжный вой…

Благодаря лунному свету, частично пробивающемуся внутрь дома сквозь разрушенную часть задней стены, различать окружающую обстановку удавалось в радиусе метров двух. Может, чуть больше. Вкупе с кошмарными звуками улицы, это навевало настолько жуткую атмосферу, что под её гнетущим влиянием подсознание довольно скоро начало генерировать как звуковые, так и визуальные галлюцинации.

Вот, где-то справа послышался шорох. А вот, возле соседнего окна мелькнула горбатая тень…

Прекрасно понимая, что ещё немного и она лишится остатков самообладания, Маша сделала первое, что пришло в голову – громко позвала мужа по имени. Он не ответил. Она выкрикнула громче, на этот раз просто позвав на помощь. Рассчитывала, может, её услышит случайный прохожий. Но и здесь потерпела неудачу. Зато в процессе, хаотично вертя головой по сторонам, случайным взглядом наткнулась на смартфон, мирно покоящийся под небольшим слоем пыли, непосредственно возле лестницы.

Обрадовавшись, стараясь не обращать внимания на острую боль в лодыжке, девушка поднялась, и с воодушевлением захромала к аппарату. Добравшись, осторожно наклонилась и, уже было коснулась корпуса, когда из-за спины донёсся еле слышный женский шёпот. Он прозвучал настолько неожиданно и вкрадчиво, что заставил её мгновенно позабыть про телефон и испуганно обернуться:

- Тише! Зачем так шуметь?! Он же услышит тебя…

- Господи, боже! Кто здесь?! – взвизгнула Маша и неловко отшатнулась. Буквально рухнув на холодные ступеньки, она хаотично заозиралась, максимально вытаращив глаза.

Рядом, в пределах видимости, абсолютно точно не было ни души. А вот из кромешной темноты дальнего от неё угла комнаты, довольно отчётливо донеслась чья-то тихая возня. Вскоре оттуда же повторно зазвучали слова, только на этот раз это уже был не единичный голос, а, наоборот, как если бы несколько человек одновременно заговорили с разной скоростью и тональностью.

- Не бойся... мы здесь… подойти к нам. Мы не обидим…

- Ну же, поторопись… тебе нечего бояться… обещаем, что поможем. Спасём тебя…

- Если бы ты только знала, как долго мы тебя ждали… ну же, не томи, иди. Иди скорее к нам!

- Отбрось сомнения. Если промедлишь, он вернётся и заберёт тебя!

Отказываясь верить собственным ушам, Маша безотрывно смотрела в тёмный угол, не в силах произнести ни единого слова. От страха она совершенно потеряла дар речи и могла лишь испуганно ширить глаза, ожидая, что из мрака вот-вот появиться кто-то ужасный.

Голоса переливались, перебивали и заглушали друг друга. То резко возрастая, отдаваясь эхом, то плавно затихая, смешиваясь в неразборчивую какофонию звуков. И вдруг, неожиданно смолкли. Уступив место грубому, наполненному агрессией, голосу…

- Ты никак оглохла, дрянь?! Если сейчас же не подойдёшь сама, клянусь, я вырву твои глаза! Вспорю глотку и высосу кровь до последней капли!

Вконец обезумев после прямой угрозы, Маша, сама того не осознавая, быстро попятилась вверх по лестнице, поочерёдно перебирая руками и ногами.

Двигалась словно заведённая, механическая кукла, ни на миг не сводя глаз с того места, откуда прозвучало предупреждение.

В тоже время из темноты проступила босая ступня. А за ней показалась и остальная часть ноги, согнутая в колене. Настолько худая, что сквозь туго натянутую иссиня-бледную кожу, отчётливо проступали силуэты костей. Практически вся поверхность кожи покрывалась порезами и кровоподтёками. Под изломанными ногтями и между пальцами скопилась грязь, а всё, что находилось выше середины бедра, скрывалось грязными, засаленными лохмотьями.

Следом из темноты показались руки. Тот, кому они принадлежали, упёрся ладонями в пол, словно бегун на изготовке. Послышался бряцающий звук натяжения металлической цепи. А, спустя ещё секунду, Маша услышала, как та лопнула, звонко загрохотав посыпавшимися на пол, звеньями…

- Куда это ты собралась? – угрожающе прохрипело нечто, по-прежнему скрываясь во мраке. – Неужто надеешься сбежать?!

С последними словами в узкий луч лунного света протиснулась неестественно большая для человека, голова. Чьё лицо, покрытое завесой из чёрных, частично седых, слипшихся от грязи и свисающих до пола, волос, видно не было.

Существо с характерными подёргиваниями поводило головой из стороны в сторону, будто принюхиваясь. Ненадолго замерло в одном положении, и предупреждающе прохрипело:

- Не выйдет… я чу-у-у-ю те-е-е-б-я…

Нестерпимо захотелось закричать, но Маша больно прикусила губу, вовремя догадавшись, что чудовище её не видит. Осознав это, она заметно замедлилась, чтобы ненароком не выдать своего местоположения.

- Где же ты, милая? Отзовись… нас не нужно бояться, - слова снова зазвучали мягко и мелодично. Из темноты при этом вынырнула третья рука. А следом и четвёртая. Так же, как и первые две они упёрлись ладонями в пол. Одновременно голова, словно отдельный от общего организма, орган, по-прежнему совершала дёрганые движения из стороны в сторону.

- Ты пойми, рано или поздно, - со следующим словом голос изменился, вернув себе зловещие нотки, - мы найдём тебя. – В тот момент лицо чудовища замерло напротив Маши, помедлило, а затем, пара рук приподнялась над головой и вытянулась в направлении девушки, словно приглашая в свои объятья.

– А-а-а-а, в-о-о-т ты где…

Не в силах больше сдерживаться, Маша истошно завопила.

Лишившись остатков самообладания, она вскочила на ноги и, не замечая острую боль в лодыжке, оголтело бросилась наверх в поисках спасения. Боковым зрением успев отметить, как существо стремительно метнулось из тёмного угла в сторону лестницы.

Буквально влетев на этаж, Маша бегло осмотрела помещение и разочарованно застонала. К её безграничному ужасу, здесь не было ничего, где или за чем можно было укрыться. Не раздумывая долго, она свернула влево, в коридор. Но стоило забежать за угол, как расширенным от ужаса, глазам, предстала очередная невообразимая картина.

Верхняя часть стены напротив отсутствовала, а на самом краю разрушенной перегородки стояла, покачиваясь, босая женщина в старомодной ночной рубашке. Она отрешённо смотрела прямо перед собой, а её длинные каштановые волосы плавно развевались, словно на замедленном видео.

Испытав новый шок, Маша на ходу попыталась остановиться и развернуться, но от резкой смены направления лишь поскользнулась, и неуклюже завалилась на бок, больно ударившись локтем. Бросила короткий взгляд в сторону лестницы, предвидя появление монстра, а после снова обернулась к женщине.

На этот раз незнакомка стояла совсем рядом. Маша чуть было не лишилась чувств, оказавшись с ней лицом к лицу. Глаза у женщины были закрыты, а на шее пульсировала кровью рваная рана, безостановочно орошая алой жидкостью некогда белоснежную сорочку.

Маша даже не успела толком осознать произошедшее, как женщина подняла руки перед собой и потянулась к ней. Лицо незнакомки исказилось гримасой гнева, она истошно завизжала и, растопырив пальцы, резко подалась вперёд, планируя вцепиться в грудь девушки. Но, сделав первый шаг, неожиданно для себя наткнулась на невидимую преграду.

- Беги! Спасайся! – закричала она, принимаясь остервенело лупить руками по прозрачной стене. – Он рядом! Он заберёт тебя!

В ногах безумицы вспыхнул огонь. Сначала слабый, крохотный очаг, который быстро превратился в огромное пламя, и мгновенно воспламенил сорочку. А в следующую секунду охватил и её растрёпанные волосы.

Оглушительный вопль боли, вперемешку с треском сгорающей плоти полностью заполонил помещение, заставив Машу рефлекторно зажать уши.

- Прекратите, прекратите! Хватит! – неистово взмолилась она. – Я больше не могу! Оставьте меня в покое!

Окончательно потеряв контроль над эмоциями, Маша не увидела, как из-за угла показалась голова полностью скрытая длинными волосами. Как пальцы двух рук вцепились в угол стены, а двумя другими конечностями чудовище опёрлось в пол. Поочерёдно переставляя одну за другой, оно терпеливо и осторожно принялось подтягиваться вперёд, медленно приближаясь к отчаявшейся девушке.

Женщина за невидимой преградой, медленно оседая, продолжала стучать ладонями и всё ещё умоляла бежать. Но Маша её больше не слушала. Подтянув ноги к груди, она сжалась в комок и что-то неистово шептала, безумно боясь пошевелиться или хотя бы приоткрыть глаза. Бедняжка даже не сразу поняла, когда костлявая рука схватила её за волосы, и неспешно потащило обратно к лестнице.

Лишь когда кожа головы вспыхнула жгучей болью, она непонимающе распахнула глаза и хаотично замахала руками и ногами в надежде зацепиться, либо ухватиться за что-нибудь. Вырваться из мёртвой хватки.

Молотила неистово, отчаянно. Ровно до того, пока натяжение волос не ослабло… крики безумной женщины не смолкли… а чьи-то сильные руки не попытались сгрести её дрожащее тело в охапку.

Какое-то время Маша машинально ещё оказывала сопротивление, но вскоре замерла, окончательно позволив крепко прижать себя к твёрдой, безумно тёплой груди.

- Тише. Тише, милая. Всё закончилось. Успокойся. Теперь я с тобой. Теперь всё будет хорошо…

"Слышь-защитник"

«Катя! Орать то зачем?! Отвлекаешь же, дура!» — подумал Андрюха и противник сорвался, как рыба срывается с крючка.

Рванулся в сторону, вырвался, упал на задницу, резво отполз и вскочил. Правое запястье он разминал левой рукой и кривился от боли.

На ответ девчонке силы тратить не стал.

Андрей понял, что потерял инициативу и бросился за ножницами — они лежали, слегка покрытые песком, повернувшись к нему рукояткой, будто призывая «Возьми! Возьми меня, я — это сила! Сила — это победа! Победа — это жизнь! Ну чего же ты стоишь!»

И он прыгнул вперёд приседая одновременно и желая только схватить эти прекрасные ножницы, когда тупой удар в лоб, на мгновение ослепил и оглушил Андрея.

***

Юра глубоко внутри завыл от боли разочарования, когда боль победила и заставила разжать пальцы. Единственное оружие полетело вниз, но он не провожал его взглядом, потому что хотел орать от боли.

Сучка вдруг закричала что-то негромко и неразборчиво, да так что лысый обернулся к ней и ослабил хватку. Только на мгновение, но Юрию этого хватило. Он рванул руку так, что пальцы могли остаться у противника, вырванные с мясом из кисти, но тот был слаб и упустил его. Юра не удержался на ногах и упал спиной вперёд, ударился больной рукой о землю и пополз назад, как каракатица, не отрывая глаз от ошалевшего лысача. Тот смотрел то на девку,то себе под ноги, и ртом глотал чистый деревенский воздух перемешанный с кровью из своей же губы.

«Забрать ножницы», — подумал Юра,- забрать пока этот не догадался!«

И вскочил. Левой рукой он разминал запястье, кажется ничего не порвал и не повредил — пальцы работают хоть и адски больно. Но ножницы в животе противника будут сильнее болеть и Юра прыгнул за ними,собираясь левой рукой схватить за лезвия, как столкнулся лбом с чем-то твердым и упал на бок.

***

Когда они столкнулись лбами как два горных барана Катя закрыла глаза в ужасе, но треск черепов не нужно было видеть, достаточно было услышать. И она так и осталась сидеть с ужасом вслушиваясь в тишину и звуки упавшего на землю тела — одного, потом другого. Катя открыла глаза и закрыла снова.

День опять сменился ночью, она так и сидела с закрытыми глазами казалось, что вечность. Открыла глаза и день вернулся. Юра ворочался и у Кати кончился кислород. Она замерла не дыша и боялась вздохнуть — тело дёргалось, плешивая окровавленная башка поворачивалась, а её лысый «слышь-защитник» лежал без движения.

Голова поднялась вертикально, как поднимается над землёй кобра и крутила глазами не замечая девушку. Оттолкнулся от тела лысого и пошарив рукой вокруг нашел очки и натянул на лицо то, что от них осталось. Катя и мужчина в треснутых очках встретились взглядами. Это придало ему сил, толчок и он уже сидит на коленях покачиваясь. Тело лысого лежит рядом. Очкастый смотрит на него мельком и безразлично, сейчас он занят своей торжествующей ухмылкой и наблюдением за Катей.

Она уперлась кулаками в землю и встала. Очкастый улыбнулся, во рту у него не хватало пары-тройки зубов.

— Куда бесисшь? — прошипел он что-то неясное и попытался встать, взгляд пошел кругом и он чуть не упал на спину, но уперся одной рукой в труп лысого и удержался. «Сотрясение», — подумала Катя и встала в полный рост.

«Ку — куда, шука».

Сама не соображая что делает девушка пошла к воде. Рядом стояла машина, на которой приехал урод-священник, но она не умела водить, да и не рискнула бы идти мимо дергающего головой маньяка. Тот медленно приходил в себя и еще выглядел очумевшим, но умирать не собирался. А пока он будет жить, он будет за ней идти, как робот в кино.

Именно поэтому Катя пошла к речке, оглядываясь на урода.

«Ккуда шука», — повторил он и расправил одно крыло за спиной. Она уже видела действие этих ужасных тряпок раньше и ждать не собиралась. Схватилась руками за юбку и подвязала края у пояса. Затянула так, чтобы не мешала и шагнула в воду.

— Ссстт, — зашипел он и расправил вторую простыню. Крылья выглядели жалко и не так мощно, как в подвале, наверное сила их зависела от жизненной силы этого урода. Катя вошла в воду только по щиколотку и он попытался взлететь. Взмахнул крыльями раз, взмахнул два.

***

Девка показала свои белые телеса и собиралась утопиться прямо у него на глазах. Юра обтер кровь на лбу и стряхнул капли на песок — мешали смотреть и вообще неприятно. Расправил одно крыло за другим, его шатало как на сильном ветру, в голову будто с размаху треснули тараном.

Девка вошла в воду и погрузилась по пояс, оглядываясь через плечо, когда ему почти удалось взлететь. Ноги оторвались от песка, повисли как селедки, но уже не опирались о твердь земную, когда за ступню уцепилась рука и потянула вниз.

Он хотел сказать «Что?», но только зашипел как змея и дернул ногой, активнее заработал одним крылом, второе слушаться не хотело. Тело дёрнуло в сторону и не удержавшись он упал, плечом ударившись о плоский камень. Лысый держал его за ногу, лежа на земле, не поднимая головы и пускал кровавые слюни сквозь зубы.

— Слышь, ты куда собрался?

Их взгляды встретились и Юра зарычал и забил крылом о землю, почти ломая его. Лысый улыбнулся схватил его за ногу двумя руками, схватил и попробовал подтащить, а Юра все так же бил крылом и отталкивал его второй ногой.

Что там с девкой Юра уже не видел, был занят, убить этого лысого со стальным лбом намного-намного важнее. Юре выжить помогали крылья, почему этот до сих пор не сдох? Кто помогает ему?

***

Не, Андрюху таким ударом не убить. В армейке и не так издевались. В противогазах «кроссы» по жаре бегали и ничего никто не умер,а тут подумаешь, лбом столкнулся с Костиным братом. Звездочки покружили вокруг и успокоились. А когда маньячила решил полетать Андрюха схватил его за ногу и опустил на своё место, пусть готовится к земле.

Девчонка пыталась уплыть и сейчас оглядывалась на него с надеждой в глазах, дурочка. Задержать Андрюха его сможет, но дальше будущее покрыто кровавым туманом,слишком уж непредсказуем и безумен противник, хоть и лох по жизни.

«Слышь, не тормози», — прошипел Андрюха сквозь зубы и она его услышала. Резко отвернулась и пошла в воду. Сложила руки над головой и прыгнула, поплыла, загребая руками и ногами. Тут Андрюха получил в глаз ногой и забыл о девочке.

***

Крылья всегда придавали сил, дарили выносливость, удачу — всегда рядом, но этот лысый гном вцепился в него, как удав в попугая и душил кролика-Юру, заставляя его жалеть, что помощников рядом нет.

Юра ударил ногой вниз и умудрился попасть лысому в лицо, каблуком в глаз, и тот наконец отпустил его. Тяжело дыша Юра встал на четвереньки и пополз в сторону, подальше от лысого,а тот полз за ним.

Крылья висели изможденными тряпками, но Юра сосредоточился, поднял зад, упираясь головой в песок и махнул ими разок, другой, наполняясь энергией.

Харкнул кровью под ноги и взлетел, когда жирные, потные руки с вонючими подмышками обхватили его за пояс. Крылья забили сильнее и противники твиксом поднялись в воздух: Юра и лысый, обнявший его, как корзина обнимает воздушный шар.

Юра закричал и бил, бил, бил лысого по пальцам, но промахивался большей частью и лупил себя, а лысый болтался под ним, как мешок с мокрым песком, и рычал,но не падал.

«Хорошо, что ножницы остались на земле», — подумал Юра, — Иначе бы в себе наделал дырок«.

Он вдруг сложил крылья и рухнул камнем вниз.

***

Хорошо, что очкастый не смог подняться высоко, как хотел, иначе быть бы Андрюхе парализованным по пояс. А так просто рухнул сам и сверху этот упал, мокрый и кричащий, накрыл их обоих крыльями, как палаткой, закрывая солнце. Крылья воняли потом и горелой резиной, а еще трепыхались с противным шелестящим звуком, который накрыл его с головой, да так, что Андрюха запаниковал и ударил противника двумя ногами в грудь. Тот закаркал,как ворон и отлетев, упал на спину перевернулся и пополз прочь.

Андрюха лежал на спине,стараясь отдышаться и удивляясь только одному, «почему он еще жив?» Ангел-хранитель вернулся и решил отработать за все годы, когда его рядом не было? Типа перед смертью не надышишься?

Сил почти уже не оставалось, но Андрюха вспомнил о девчонке, которая плыла где-то надеясь, что её не догонят, подумал о том, что чем дальше отходит "маньячила", тем меньше у Андрея шансов победить, а еще вспомнил о Косте и Сером, которые наверняка где-то рядом и обязательно помогут, нужно только выжить и остановить этого гандона.

Андрей перевернулся на живот и встал на колени всматриваясь в спину уползающего на карачках очканавта. Он нацелился на машину, и если дойдет, то его уже будет не догнать. Андрюха встал и побрёл за ним, оставляя за собой кровавые следы.

***

За ножницами Юра не свернул, каждый шаг был на счету — цель авто. Священник наверняка оставил ключи, нужно только добраться до кабины, нырнуть в нее, завести мотор и отжать педаль сцепления.Дальше есть два выхода: рвануть за помощью в село, пусть и в таком виде, а можно сдать назад и врезаться в лысого, сбить его с ног и проехаться колесами по дергающемуся телу, переехать пару раз, чтобы наверняка,чтобы лысый чёрт даже и не думал подниматься.

Юра оглянулся и чуть не заорал от неожиданности. Лысый шел за ним, шатался, как расстрелянный партизан, но не падал и брёл, подволакивая ноги и ускоряясь. Без крыльев, на одной злобе и силе воли.

Юра когда-то и сам был таким. Чисто на инстинктах передушил десятки бездомных девок и ни разу не попался ни мусорам, ни копам. А потом он почувствовал силу крыльев и отдался им весь до последней капли крови и теперь когда они не могли помочь, он не мог себе помочь сам. А этот лысый окровавленный шел за ним не останавливаясь. Да он бля, настоящий маньяк!

***

Очканавт оглянулся и заорал. Очки слетели с носа и остались лежать там где упали,а маньяк резко поднялся и ускорился, волоча крылья за собой как десантник парашют. Чего он испугался неясно.

Андрей похолодел и обернулся, предвкушая дерьмо которое сейчас восстанет за спиной. Никого не было. Андрюха постоял покачиваясь и посмотрел вверх — никто не летел к ним. Чего этот хер испугался? Андрюха развернулся и продолжил погоню.

***

Дверца машины не закрыта и Юра схватился за ручку, когда его цапнули за плечо. Обернулся щурясь, без очков не видно ни черта, только округлое лысое яйцо с красными разводами, которое увеличивается и приближается.

— Отцепись от меня! — взвизгнул Юра плаксиво по-бабски (таким тоном обращались к нему перепуганные бомжихи раньше) и вырвал руку. Потянулся к дверке, когда его схватили за шиворот и потянули вместе с воротником в сторону противоположную авто. Боль и удушение вынудили отпустить дверцу, которую он даже толком не разглядел, глаза без очков долго привыкают работать и прицеливаться. Как в тумане Юра побежал назад, хрипя нырнул вниз выскакивая из верхней одежды и проделал это так ловко, но удивляться времени не было. Лысый остался с носом и с чужой окровавленной одеждой, а Юра побежал к машине. Вытянул руку щурясь на солнце, чтобы схватиться за дверцу и врезался в неё всем телом. Удар будто разрезал его на две половины — боль прошла от носа, рассекая грудь и придавила острым железом яйца.

«Ну и дебил» — хохотал кто-то сзади. Юру пнули по почкам, дали два раза по лицу и подняв за шиворот поволокли куда-то. Он попытался вырваться еще раз, отбиться, но шанса ему уже не дали — лысый маньяк совсем озверел.

***

Когда маньяк со слепу врезался в дверцу Андрюха понял что такое второе дыхание. Именно от смеха оно открылось у него тогда. Плечи расправились, в глазах прояснилось, мышцы окаменели и главное уверенность — она вернулась к нему — бери сколько хочешь, черпай ложкой.

Как он мог испугаться этого слепого крота? Этого задрота с лицом бухгалтера. Разве он воевал? Разве он разгонял митинги? Разве стоял в оцеплении на панкофестах? Убивал он за свою жизнь кого-нибудь кроме беззащитных женщин? Да он не видит дальше своего хера и может издеваться только над слабыми и то, без крыльев не обходится — человек видит эту сверхъестественную черноту и пугается — психическая атака. Но, сука, не сейчас!

Андрюха захохотал когда увидел, как бухгалтер машет ручками и шагает на своих тоненьких ножках-спичках, потеряв ориентацию в пространстве. Потом "додик" обернулся и продемонстрировал красную вертикальную борозду на морде и расквашенный нос. Подслеповатые глаза сузились до уровня среднекитайских и ни черта не видели вокруг, залитые кровью из разбитых бровей.

— Ну и дебил!

Был страшный маньяк, да весь вышел. Теперь осталось только доставить его в ближайшую ментовку и получить награду.

Андрюха врезал ему пару раз, чтобы успокоить и потащил к машине, в багажнике прокатается. Только такого мощного удара в спину он совсем не ожидал.

От автора - Продолжение для тех, кто ещё ждёт.

Телеграм-канал с новостями - https://t.me/severmisha.

Весь Требухашка - https://author.today/work/series/17972

Третья часть

Через несколько часов, когда я успеваю облазить каждый угол и переворошить всю солому с пометом в поисках чего-то полезного, дверь снова отворяется. На пороге Марфа — голова покрыта старушечьим платком в цветочек, на плечи накинут старый плащ.

— Закат скоро, — объявляет спокойно. — Пора готовиться к казни.

Из-за ее спины появляются две девушки лет двадцати и грубо хватают Азу за локти, заставляя подняться.

— Эту тоже возьмите, пусть посмотрит. — Марфа указывает на меня. — Да не вы! Кто ее сюда занес? Мне не надо, чтоб руна пленника убила ее раньше времени. И если попробует бежать — отрывайте ноги.

После недолгих переговоров и поисков в сарае появляется неопрятный мужичок в пропахшей свинарником одежде и неохотно тянет меня за руку, выводя наружу.

Здесь собирается народ — мужчины, женщины, чумазые дети с любопытно разинутыми ртами. Все сторонятся и пятятся, давая дорогу. Невольно ищу взглядом Костю, но тщетно.

Нас ведут по дощатой дорожке меж грядок с успевшими проклюнуться первыми ростками. В воздухе витают запахи молока и сена. Дымит трубой баня у соседей, кренится гниющий забор. Небо затягивает тучами, но на западе еще чисто, и солнце висит над горизонтом, неторопливо наливаясь алым.

За оградой людей еще больше. Все вывалили из домов как на праздник, гам стоит такой, что голова гудит будто чугунная. Оглядевшись, тут же замечаю большое пепелище неподалеку — на черной земле угадываются обломки мебели и куски труб. Битое почерневшее стекло, красный шифер, еще какой-то обгоревший мусор, не поддающийся опознанию. Значит, Марфа не стала отстраивать дом, даже завалы никто не разгреб.

Из размышлений меня вырывает грубый толчок в спину. Зеваки выстраиваются в процессию: первой шагает Марфа, за ней ведут Азу, остальные держатся ровным строем. Бубнеж и переговоры ни на секунду не утихают — восторженные, предвкушающие. Глаза у всех искрятся, лица сияют улыбками. Дома медленно плывут мимо, в окнах отражаются оранжевые солнечные блики. Семенит по забору сытый рыжий кот, меланхолично работает челюстью корова.

Через двадцать минут дома редеют, утоптанная дорога под ногами сменяется хлюпающей грязью, впереди прорисовывается смешанный лес. Солнце выглядывает из-за крон как из-за краешка одеяла, будто бы с сонным любопытством.

Связанные за спиной руки не мешают Азе выглядеть гордо — походка ровная, голова поднята. Спутанные волосы развеваются на ветру как порванный в лоскутья флаг. Лица не видно, но я живо представляю насмешливо-усталое выражение. Почуяв мой взгляд, она на секунду оборачивается и улыбается самым краешком губ. Глаза при этом такие пустые и холодные, что все внутри меня болезненно сжимается.

Когда деревья обступают толпу, Марфа поднимает руки и все тут же останавливаются. Утихают разговоры, улегается суета. Слышно, как где-то хлопает крыльями птица, шелестит молодая листва. Тающие солнечные лучи сочатся меж ветвей, разбавляя вечерние сумерки. Прохладный воздух пахнет мхом и хвоей.

Марфа указывает на место между двух деревьев, и Азу толкают туда. Едва устояв на ногах, она упрямо задирает подбородок и расправляет плечи, напоминая испуганного медвежонка, старающегося казаться больше.

— Хозяин леса! — Скрипучий голос Марфы кажется неожиданно громким. — Окажи нам свою милость и помоги вершить правосудие. Да будет исполнен древний ритуал казни!

Хриплый шепот у меня за спиной объясняет кому-то:

— Лет сто такого не было… Такая честь… Марфа обычно просто башку отрезает, вот и вся казнь… А тут ишь, поди посмотри… какие почести…

Деревья рядом с Азой изгибаются, и я невольно вскрикиваю. Трещат древние стволы, осыпается сухая кора, валятся заброшенные вороньи гнезда. Ветви тянутся вниз как щупальца осьминога и обвивают Азу, поднимая вверх. Повиснув на высоте нескольких метров, она стискивает зубы и молча озирает столпившихся. Если бы не лунный шнурок, ей хватило бы одного заклинания, чтобы разом разделаться со всеми.

— Мы собрались, чтобы отдать дань справедливости, — объявляет Марфа. — Ибо предатель должен быть убит, как и…

— Я никого не предавала, — Аза говорит негромко, но все слышат ее отчетливо. — Подбери более подходящее слово.

Марфа на секунду осекается, чтобы бросить на нее короткий взгляд, а потом снова поворачивается к собравшимся:

— Сегодня нам придется убить одну из первых ведьм. Единственную выжившую из первых ведьм. Она могла бы стать великим лидером и сплотить нас, сделать сильнее и опаснее перед лицом человечества, но выбрала…

— Вам нужно искать мира с человечеством, а не войны, — перебивает Аза. — Для ведьм это единственный способ жить нормальной жизнью.

Поднимается недовольный гул. Не решаясь говорить в полный голос, люди склоняются к ушам друг друга и бормочут, не сводя презрительных взглядов с Азы.

— Какой мир может быть с теми, кто нас истребляет? — спрашивает Марфа. — Вот потому и погибли все первые ведьмы, искавшие мира, что нет в этой идее и крупицы здравого смысла!

— Первые ведьмы, затеявшие войну, погибли тоже, — усмехается Аза. — Причем, как видишь, намного раньше меня.

Марфа брезгливо кривит рот:

— Их убили люди! С которыми ты хочешь теперь жить в мире.

— Если вы будете изводить себя мечтами о мести, то так ничего и не добьетесь, — отвечает Аза. — Нам надо развиваться и строить собственную историю, а не тратить все силы на злобу и зависть. Тем более шансов справиться с людьми нет, потому что их…

— Теперь у нас есть Плакальщица! — Марфа победоносно воздевает палец к небу. — Спустя столько лет страданий и лишений она явилась, чтобы избавить нас от гнета. И это не легенда, не сказка, это реальность!

Раздаются одобрительные выкрики, кто-то хлопает в ладоши. Замерзшая, я обнимаю себя за плечи, мысленно молясь, чтобы все оказалось дурным сном или насланным мороком. Чудится, будто вокруг бушует шторм, и тяжелые волны вот-вот захлестнут меня, унося на черное холодное дно.

— Довольно разговоров! — выкрикивает Марфа. — Палачи!

Вперед тут же выходят шесть старух, и вместе с ней становятся полукругом под висящей на ветвях Азой. Найдя меня глазами в толпе, она слабо улыбается:

— Я рада, что знала тебя.

Произнеся сложное заклинание, Марфа дергает руками, будто забрасывает наверх невидимое лассо. Помедлив, старухи следуют ее примеру. Аза надсадно стонет и морщится. Вздуваются на лбу вены, напряженно распрямляются ноги.

— Начали! — приказывает Марфа и налегает на незримую веревку всем телом.

Раздается влажный хруст, правое плечо Азы выходит из сустава. Когда подключаются другие палачи, дергая за свои канаты, Аза прикусывает губу. Трещат кости, рвется одежда. Распахнув глаза, я прижимаю ладони ко рту.

— Еще! — кричит Марфа.

Снова и снова они тянут, разрывая Азу на куски. Когда на землю с влажным шлепком падает оторванная нога в ботинке на высокой подошве, я опускаюсь на колени. В глазах роятся мушки, горло сжимается. Кровь хлещет сверху дождем, окропляя деревья и мох у корней. Не решаясь поднять глаза, я рассматриваю опадающие клочки футболки Азы. Очередной шлепок, и по земле перекатываются кисти рук, плотно связанные между собой лунным шнурком. Отсвечивает в закатных лучах медная нить, хвоинки налипают на окровавленную кожу, впиваются под ногти.

— Еще! — не успокаивается Марфа.

Тяжелый железный запах пропитывает воздух, вытесняя лесные ароматы. После очередного рывка палачей плюхаются вниз влажно пульсирующие внутренности и оторванная челюсть. Скалятся побуревшие от крови зубы, розовеют десны. Подаюсь вперед, исторгая из себя недавно проглоченную похлебку. Голова кружится, слезы размывают все, милосердно скрывая происходящее.

— Еще!

Проходит несколько секунд или часов, когда все наконец затихает. Лежа в позе эмбриона, я едва улавливаю, как кто-то проходит мимо, то и дело задевая меня ногами. Шум в ушах похож на воющую вьюгу за окном деревенского дома в те давние зимние дни, когда мы с Леркой гостили у бабушки, совсем мелкие и не представляющие, что ждет впереди.

— Так и не закричала, — произносит Марфа то ли с раздражением, то ли с восхищением. — Вот упрямая какая, а. Такая воля, да не в то русло.

Кто-то подхватывает меня на руки. Различаю через приоткрытые веки кроны деревьев и темное небо над ними с проступающими в разрывах туч звездами. Если бы можно было оказаться также далеко и взирать на все также безразлично.

— Расходитесь по домам и ложитесь спать! — доносится голос Марфы будто сквозь плотную подушку. — На рассвете мы разбудим Плакальщицу. С новым днем наступит новая эпоха!

***

Ночь протекает в рваной дреме с постоянно накатывающими приступами тошноты. Корчась и плача, я ползаю из одного угла сарая в другой и не могу устроиться так, чтобы забыться нормальным сном. Во все щели задувает холодный ветер, издалека доносится непрекращающийся лай брехливой шавки. Слабый дождь стучит по крыше, редкие капли просачиваются и разбиваются об мое лицо. Тело будто набито глиняными осколками, каждое движение отдается в костях тупой болью, раненая рука бесконечно ноет. Пальцы нащупывают на полу окурок Азы, и сквозняк словно проходит внутрь меня, остужая и замедляя сердце. Перед взором мелькает то хлещущая с высоты кровь, то нога в тяжелом ботинке. Вместе с внутренностями падает голова Глеба и упирается в меня немигающим взглядом. Растягиваются в улыбке синие губы, сухой шершавый язык раз за разом касается зубов, выдавая бесконечное:

— Ты виновата ты виновата ты виновата ты виновата ты…

Дверь сарая оглушительно скрипит, и я кричу от испуга, подхваченная с пола все тем же мужичком. В голове с грохотом рушатся целые города, все крошится и разлетается. Меня куда-то тащат, и очистившееся от туч небо уже светлеет, готовясь показать новый рассвет. Кругом незнакомые лица, все куда-то торопятся, даже более радостные, чем перед вчерашней казнью. Проносятся мимо заборы и палисадники, орут дерущиеся кошки, скачет спущенный с цепи пес.

Марфа выплывает из разноцветного мельтешения как икона: седые волосы старательно расчесаны и уложены, расшитые золотыми нитями бархатные одежды ослепляют роскошью. Даже лицо у нее, осиянное улыбкой, будто разгладилось и помолодело.

— Ты должна быть счастлива, что присутствуешь с нами в этот день, — говорит она, доверительно наклоняясь ко мне как к хорошей подруге. — Я подумывала забрать твое тело, когда ты попалась. Мне давно пора новое, сама понимаешь, да со всеми этими заботами было как-то не до того.

Деревянное лицо Константина проносится мимо, обжигая взгляд, и тут же теряется.

— Но потом я передумала, — продолжает Марфа. — Да и ты предпочла бы умереть, чем отдать мне такую ценность, правда же? А этот ритуал ведь должен проходить только по взаимному согласию. В общем, не суть. Я решила отвести тебе другую важную роль, потому ты еще и жива, собственно. Ты — единственный обычный человек в округе, понимаешь? Только ты в этой деревне погибнешь, когда проснется Плакальщица. Ты станешь знамением. Умерев, ты покажешь, что у нас все получилось.

Дома кончаются, идти становится сложнее. Кажется, пологий подъем. Под подошвами скользит влажная от росы трава, воздух с хрипом втягивается в горло при каждом вздохе. Сил почти не осталось. Я бы давно свалилась и потеряла сознание, если бы меня не тащили силой. Щурюсь в попытке понять, что происходит, но кругом столько людей, что не видно ничего кроме одежд, лиц и голубого неба над головой.

— Дальше идут только ведьмы, — громко говорит Марфа. — Возвращайтесь домой и ждите.

Мужичок выпускает меня, но идущие рядом женщины тут же подхватывают, не давая упасть. От них пахнет потом, травами, печной сажей и выпечкой. Разеваю рот шире и глубоко дышу, заставляя себя немного очухаться. Если появится хоть один шанс убежать, хоть малейшая возможность что-то изменить, я должна приложить все усилия.

Когда толпа останавливается, у меня получается нормально осмотреться. Мы на большом холме, всю деревню отсюда видно как на ладони — домики кажутся игрушечными, а люди маленькими как муравьи. Лес за деревней уходит к самому горизонту, уплотняясь и превращаясь в море зелени. Так далеко от цивилизации. Никто не придет на помощь.

Вершину холма венчает выложенный из крупных камней алтарь, украшенный лозами и венками весенних цветов. На алтаре, раскинув руки в стороны, лежит девочка лет двенадцати. Длинные русые волосы расползлись по камням как водоросли, ситцевое платье переливается вышивкой из яркого бисера. Бледное лицо безмятежно, опущенные ресницы чуть трепещут, рот приоткрыт. Забыв обо всем другом, я разглядываю Плакальщицу с благоговением как редчайший музейный экспонат. Хрупкое невесомое дитя, грозящее гибелью всему человечеству.

Марфа встает перед алтарем и поворачивается к остальным. Их так много — сотни женщин всех возрастов, в разнообразных нарядах, с разными прическами, смуглые и бледные, голубоглазые и раскосые. Все затихли как одна, вытягивают шеи и поднимаются на носочки, не сводя глаз с Плакальщицы.

— Сегодня я видела сон, — говорит Марфа, не сдерживая широкую улыбку. — Гигантское цветущее дерево подпирало небесный свод, дотягиваясь до самого солнца, а корни его уходили вниз, разбивая человеческие кости и черепа. Это знак! Природа вознесет нас выше неба и раздавит людей. Наше время пришло!

Тут и там раздаются ликующие возгласы, толпа шумит и волнуется как морская поверхность. Солнце показывает над горизонтом сияющий краешек, и на землю проливается теплый свет.

Меня подводят ближе к алтарю. Плакальщица на расстоянии вытянутой руки — кожа белая как фарфор, над воротником выпирают тонкие ключицы. Так близко, что можно различить пульсирующую венку на виске и вылезшие из рукава нитки. Если схватить камень побольше, то…

— Дернешься — умрешь мучительной смертью, я обещаю, — негромко говорит Марфа, не переставая улыбаться. — Ты ничего не успеешь, даже если решишь пожертвовать собой. Не глупи и прими свой конец достойно.

Она взмахивает рукой, и из толпы выходит Костя. Одетый в белую рубашку и черные брюки, он несет перед собой Глаз Авеля. Жаркое свечение заливает неподвижное лицо, расплескивается как искры бенгальского огня.

— Тихо! — кричит Марфа, успокаивая разбушевавшуюся толпу. — Мы начинаем.

Опустившись перед алтарем на колено, Константин поднимает Глаз над головой и читает заговор на незнакомом языке. Налетает холодный ветер, земля вздрагивает, словно что-то пытается выбраться из глубины. Сияние покидает Глаза Авеля струящимся потоком и окутывает Плакальщицу, впитываясь в ее кожу, устремляясь в рот и ноздри. Золотистые блики рассыпаются по платью легкой крупой и тают как снежинки. Всего через несколько секунд от свечения не остается и следа, а Глаз Авеля снова превращается в блеклое стеклышко. Плакальщица так и лежит без движения, лишь мерно поднимается и опускается грудь в такт дыханию.

— Теперь ты можешь ее разбудить, — говорит Константин, отступая на два шага.

Марфа занимает его место. Брови напряженно сдвигаются, губы вытягиваются в тонкую линию, лицо становится напряженным. Времени больше нет.

Глубоко вдохнув, я наклоняюсь и хватаю камень здоровой рукой, но не успеваю даже замахнуться. Указательный и средний пальцы отрываются и падают в траву вместе с выпущенным камнем, крупные капли крови багрово отблескивают на солнце. Боль оглушает, дыхание сбивается. Прижимаю покалеченную ладонь к груди, тихо скуля.

Марфа шипит:

— Я предупреждала! Ты сама напросилась, теперь я…

— Нет, — возражает Константин. — Нам нужно знамение. Я буду за ней следить.

Гляжу на него с яростью. В ответ только привычное равнодушие.

Покосившись на меня, Марфа снова поворачивается к алтарю и расстегивает на груди пуговицы. Шурша, одежды сползают с плеч тяжелым ворохом. Марфа выпутывается из них ногами и горбится над алтарем, распуская волосы. Болтаются обвисшие груди и дряблый живот, темнеют на коже старческие пятна. Растрепанная седая копна напоминает веник, ноги исчерчены сеткой фиолетовых вен.

Кажется, будто ее надтреснутый голос разносится на многие километры вокруг:

— Мое имя Марфа, меня наделили правом говорить за всех, и я стою перед тобой, освобожденная от одеяний и украшений, омытая родниковой водой и очищенная утренним ветром. Все правила, необходимые для твоего пробуждения, соблюдены, все условия выполнены, и теперь я взываю к тебе.

Все смотрят лишь на Плакальщицу, поэтому никто не видит то, что вижу я: Константин медленно подносит Глаз Авеля ко рту и касается губами. Впитав силу чернокнижника, камень наливается густым алым свечением и вспыхивает как рубин. Лицо Кости светлеет и смягчается, в глазах мелькает живой блеск. Затаив дыхание, я ошеломленно наблюдаю, как он бросает Глаз Авеля на землю и наступает каблуком ботинка. Камень лопается словно лампочка, разбрызгивая мелкие осколки. Багровая дымка всплывает вверх, мгновенно тая и рассеиваясь.

— Много столетий ты спала непробудным сном, накапливая силу и приумножая ненависть, — зычно продолжает Марфа, задрав лицо к небу. — Много столетий твои сестры несли муки и страдания на своих плечах, ни на минуту не забывая о тебе. Каждый день мы мечтали о том моменте, когда ты спасешь всех нас. И вот, пришло время проснуться, чтобы исполнить древний долг. И поэтому я прошу тебя: проснись! Проснись! Проснись!

Собравшиеся с готовностью подхватывают, и вот уже многоголосое «Проснись!» раз за разом разносится над холмом, сотрясая воздух.

До моего парализованного болью и усталостью мозга наконец доходит: Костя лишился способностей чернокнижника, теперь он тоже обычный человек. Значит, больше не помешает. Главное, успеть, пока Марфа и остальные не заметили.

Но когда снова наклоняюсь за камнем, Плакальщица садится. Земля опять вздрагивает, и я едва удерживаюсь на ногах. Каждая мышца в теле деревенеет и обездвиживается от ужаса. Все разом затихают, в тишине слышно только негромкий вой ветра.

Марфа опускается перед алтарем на колени и понижает голос до шепота:

— Мы ждем.

Плакальщица открывает ясные голубые глаза и неспешно обводит всех взглядом. Секунды растягиваются в часы, словно в замедленной съемке: вот хмурятся брови, кривятся губы, собирается складками лоб. В уголках глаз скапливается красная влага, и кровавые слезы сползают по щекам, оставляя тонкие дорожки.

— Свершилось! — выдыхает Марфа.

А потом раздается гулкий хлопок, и она разлетается облаком серого пепла.

Кто-то захлебывается истошным воплем. Оглядываюсь: одна за другой ведьмы рассыпаются как песчаные скульптуры. Небо чернеет от взметнувшегося вверх праха, воздух дрожит, все кругом гудит и стонет. Пыль летит в глаза, забивается в нос. Прикрываю лицо локтем и щурюсь, изо всех сил не позволяя себе зажмуриться.

Поднимается паника, все разбегаются по сторонам, инстинктивно прикрываясь руками. Тут и там слышатся новые хлопки, и на траву медленно оседает ковер пыли. Спастись не удается никому — меньше чем через минуту на почерневшем холме остаемся только мы с Костей. Прах кружится завихрениями, постепенно замедляясь и улегаясь.

Плакальщица склоняет голову. Лицо изрезается глубокими морщинами, нижняя губа обвисает, обнажая гниющие зубы. Зрачки затягиваются белесой пленкой, волосы седеют и истончаются. Опускаются плечи, горбится спина. Все годы, проведенные во сне, теперь обрушиваются на нее как кислотный дождь, разъедая и уничтожая. Глаза западают, оставляя пустые глазницы, лицо делается похожим на обтянутый кожей череп. С тихим стоном она заваливается назад, вытягивается на алтаре и замирает. Не свожу цепкого взгляда — вдруг поднимется снова, вдруг опять начнется невесть что. Но минуты текут, а Плакальщица остается всего лишь мертвой мумией.

Константин приближается, каждым шагом вздымая облака пыли.

— Ты как? — спрашивает.

Беззвучно хлопаю ртом, оглядываясь.

— Плакальщица всегда была самой большой ошибкой ведьм. — Он усмехается. — И за самую большую ошибку они заплатили самую высокую цену.

Едва ворочаю языком:

— Но… как это… они… почему…

— Плакальщица — внучка одной из первых ведьм. Ее сделали сосудом для ненависти и уложили спать, чтобы эта ненависть копилась и становилась сильнее. Вот только никто не спросил девочку, чего хочет она. А она хотела всего лишь жить и наслаждаться жизнью. Мне кажется, если бы она выросла, то в свое время примкнула бы к таким как Аза. К тем, кто против войны.

— Я… Все равно я не понимаю, это…

— Я и объясняю, не торопись. Плакальщица, как и положено, спала веками и взращивала в себе ненависть. Вот только обратила она ее не против человечества, а против тех, кто лишил ее нормальной жизни. Все максимально просто.

Ветер раздувает прах по холму, на зубах скрипит, в горле першит. Невольно отплевываясь, я недоверчиво спрашиваю:

— Так она убила всех ведьм? Или только тех, кто был здесь?

— Всех. В каждом уголке мира.

— А люди?

Он улыбается:

— Как видишь, мы с тобой живы. Людям Плакальщица никогда не угрожала.

Расслабленный и уставший, он похож на довольного туриста, спустившегося с красивой горы. Волосы растрепаны, взгляд беззаботно блуждает.

— Так ты знал об этом с самого начала? — спрашиваю. — Надо было сказать раньше!

— Ты могла все испортить. Здесь любой шаг в сторону равносилен смерти. Положиться можно только на себя. Но я старался быть аккуратным, чтоб жертв было как можно меньше. Кажется, я неплохо справился, как думаешь?

Мысли путаются, отказываясь укладываться по своим местам.

— Значит, чернокнижники всегда знали, что Плакальщица уничтожит ведьм? И ни разу им об этом не сказали?

— Я же говорил, они существовали раздельно. У каждого свои интересы, хотя ведьмы этого и не понимали. Они вообще весьма самонадеянны были, если подумать: считали, что если создали кого-то, то он будет им верен. Это относится и к чернокнижникам, и к Плакальщице. А в итоге вон что. Да взять хоть Марфу — она издевалась надо мной всю жизнь, а потом наделила опасной силой, уверенная, что я тут же все прощу и буду служить ей верой и правдой. И знаешь что? Моим первым желанием при обращении в чернокнижника было убить ее на месте. Но я сдержался, решив, что действовать нужно более глобально.

Стряхиваю с плеча пыль. Ноги дрожат от слабости, в ушах засел назойливый писк, ладонь с оторванными пальцами полыхает жарким огнем. Душа по-прежнему во тьме и горечи, но теперь я знаю, что этому есть конец. Из безнадежной ловушки нашелся выход. Израненная и почти убитая, я все же выберусь наружу.

— Жаль, Аза это не увидела, — шепчу.

Костя пожимает плечами:

— Ну, зато ее смерть была весьма символичной. Последняя ведьма, боровшаяся за мир, казнена своими же. Марфа должна была разглядеть в этом знак, но куда там.

Мы долго молчим. Я гляжу в пустоту, а он мизинцем вычищает из ушей пыль. Солнце поднимается выше, прогоняя утреннюю прохладу, тишина наполняет все умиротворением.

— Пойдем в деревню? — предлагает наконец Костя. — Тебе руку перевязать надо. Потом двинемся в город, только машину заведу.

Сомневаюсь:

— Думаешь, их дети и мужья нам ничего не сделают?

— Побоятся. Они же не знают, что я больше не чернокнижник.

Автор: Игорь Шанин

Русалка. Часть первая

Русалка. Часть вторая

Русалка. Часть третья

Русалка. Часть четвёртая

Русалка. Часть пятая

Русалка 2. Ритуал (часть первая "Погоня")

Русалка 2. Ритуал (часть вторая "Поместье")

Русалка 2. Ритуал ( часть четвертая "Барин")

Рот мужчины оскалился кровожадной улыбкой.

Его мерцающий силуэт остановился в паре метров от сундука. Переложил трость в левую руку, а правую требовательно поднял вверх.

Тотчас женщина, подчиняясь неведомой силе, выпрямилась в полный рост и оторвалась от твёрдой поверхности. С выпученными от ужаса глазами, она запрокинула голову назад. Неестественно выгнулась и забилась в конвульсиях. Как если бы некто невидимый, стоя позади, жёстко схватил её за волосы и с силой потянул на себя. Причём сделал это настолько резко и грубо, что Маша отчётливо расслышала хруст шейных позвонков.

Не переставая улыбаться, мужчина выпрямил руку перед собой и та же незримая сила, повинуясь его воли, потащила бедняжку к окну. Предчувствуя неизбежное, женщина обречённо закричала. Беспомощно застучала по полу босыми ногами, и неистово замахала руками в безуспешных попытках вырваться на свободу. Вот только как не старалась, все её усилия были бесполезными, и лишь шире растягивали улыбку незнакомца.

Мужчина в тёмно-коричневом облаке следил за поведением жертвы, не отрываясь. Его совершенно не трогали мучения несчастной. Скорее наоборот, судя по довольному выражению лица, изрядно забавляли. Даруя ни с чем не сравнимое удовольствие.

Стоило бедняжке достигнуть оконного проёма, возле ног мужчины всколыхнулся и взвился вверх слой напольной пыли. Завертелся и закружился в своеобразном смерче, пока в центре, волшебным образом не материализовался конец пенькового каната. Постепенно сплетаясь из мельчайших частиц в единое целое, он, извиваясь как змея, заструился вдоль пола в сторону окна.

Оказавшись у цели, сделал несколько оборотов вокруг ступней девушки, а дальше принялся вытягиваться вверх, будто стебель растения, упорно тянущейся к солнцу.

В районе шеи верёвка сделала череду витков, с каждым последующим планомерно стягиваясь, сжимая несущие мучительную смерть, круги. И в то же время её второй конец стрелой выстрелил в сторону дерева за окном. Обвился вокруг толстой ветви и стал натягиваться, пока буквально не выдернул бедняжку наружу.

Толстая ветка на мгновенье прогнулась, послышался противный хруст, а затем, она, как ни в чём не бывало, вернулась в первоначальное положение.

Такого кошмара Маша не испытывала ни разу в своей жизни. Прямо сейчас на её глазах убили человека! Без сожаления, ради прихоти. Она хотела закричать, завопить! Выплеснуть наружу сковавший внутренности, ужас. Но не смогла воспроизвести ни звука. Сдавленный вопль застыл в онемевшем горле, и лишь слезы покатились по щекам безудержными ручейками.

Предсмертный, умоляющий пощадить, взгляд бедняжки прочно отпечатался в памяти. А мерзкий хруст костей бесконечным эхом отдавался в ушах, повторяясь снова и снова. Машу замутило. Пространство вокруг поплыло, и пришлось вцепиться в верхний край ступени, чтобы элементарно не упасть в обморок.

Между тем, пока труп, мерно покачиваясь, периодически глухо ударяясь о ствол дерева, не сводил с неё безжизненного укоряющего взора, мужчина сделал несколько шагов к окну. Стоило облаку, частично-скрывавшему его, коснуться старой, гнилой рамы, он вытащил спрятанный внутри трости, клинок, хладнокровно проткнул грудь покойницы в области сердца, и также невозмутимо извлёк лезвие обратно. Поднёс окровавленный металл к губам и с наслаждением прикрыл глаза…

Новый приступ глубокого омерзения, словно пробудил Машу ото сна. Она поняла, что оставаться в кошмарном доме больше не в силах и на дрожащих ногах попятилась вдоль стены, вниз по лестнице. Мозг упорно гнал её вперёд, но ноги по-прежнему слушались плохо, без конца оступаясь и норовясь опуститься мимо твёрдой поверхности.

В итоге, в какой-то момент не заметив, что вместо прямой плоскости, она опустила ногу на край ступеньки, Маша потеряла равновесие, взмахнула руками в попытке вернуть устойчивость, и сама того не желая, громко вскрикнула.

Довольная улыбка тотчас сползла с лица мужчины. Он нахмурился. Не поворачивая головы, метнул цепкий взгляд вправо от себя. Затем влево. С каменным выражением лица медленно повернулся. По пути пристально изучая каждый угол, каждую трещинку на стенах. Жадно ловя взглядом любую, даже самую крохотную мелочь.

Маша буквально съёжилась в комок, надеясь, что сумрак скроет её от глаз чужака. Но вскоре почувствовала на себе его тяжёлый взгляд и, с трудом сдерживая мелкую дрожь, подняла голову. Незнакомец смотрел прямо на неё. Его глазные яблоки горели жёлтым огнём, а лицо исказила злобная гримаса. Озадаченно прищурившись, он выдержал небольшую паузу, и утробно прохрипел:

- Ты ещё кто?

И, не дожидаясь ответа, полностью развернулся в сторону лестницы. Глухо постукивая тростью (что выглядело немыслимо, ведь она даже не касалась земли), начал стремительно приближаться. Его веки угрожающе расширились, лоб сморщился в лютой ненависти, а в глазах сверкнула ярость.

Подобное поведение незнакомца окончательно лишило Машу рассудка. Охваченная безумным страхом, она резко вскочила на ноги и, истошно крича, призывая мужа на помощь, опрометью бросилась вниз по лестнице.

Мужчина в сюртуке среагировал мгновенно. Скрывавший его шар клубящегося дыма молнией рванулся в направлении лестницы, и с лёгкостью спланировал вниз. Настигнув девушку у самого основания, он с силой ткнул её тростью в спину и, потеряв равновесие, Маша споткнулась и распласталась на полу. Сильно ударившись головой, она мгновенно потеряла сознание…

* * *

- Тихо, тихо девочка, - слова пробивались тяжело, словно сквозь толщу воды, - не волнуйся. Бояться нечего. Хозяин тебя не обидит. Хозяин тебя ценит и будет нежен с тобой. Нужно только грязюку поганую отмыть, ранки и синяки смазать, чтобы его лишний раз не злить. И станешь ты у нас красавицей писаной. Одно загляденье.

Маша то слышала странные, обрывчатые слова, то вновь впадала в беспамятство. Состояние, в котором она прибывала, было похоже на то, когда случайно задремав, ты по-прежнему продолжаешь слышать разговор близких, вошедших в твою комнату или монотонный бубнёшь включённого телевизора в соседней. Причём слышать-то – слышишь, но абсолютно не понимаешь сути.

Её словно раскачивало на волнах полузабытья. Периодически погружая в бездну, а затем выбрасывая обратно в реальность. Как долго это продолжалось, ответить она бы не смогла, но когда окончательно пришла в сознание, поняла, что лежит на некой твёрдой поверхности. Совершенно голая. В то время, как её плечи осторожно обтирают чем-то мягким, по ощущения похожим на влажную ткань.

В кровь моментально выбросило порцию адреналина. Маша захотела открыть глаза, но к своему ужасу обнаружила, что физически не может этого сделать. Веки были плотно прижаты какой-то повязкой. Девушка мотнула головой и рефлекторно напрягла руки, планируя от неё избавиться. Но вместо этого выяснила, что руки и ноги крепко привязаны к поверхности, на которой она лежала. Испытав неподдельный ужас, Маша ринулась было позвать на помощь, но издала лишь сдавленное мычание.

- Ах ты ж, незадача… - разочарованно констатировал тот, кто стоял рядом, отреагировав на её бесполезные потуги. – Очнулась. Ну что же ты. Теперь придётся снова снадобьем поить. А сердечко-то у вас, людишек, слабенькое совсем. Может не выдержать. Плохо, конечно… да не поделаешь уже ничего. Лежи теперь тихо, не дёргайся.

На этот раз его голос слышался чётче, хотя и расслаивался на несколько отдельных, будто эхо. В любом случае, Маша могла с уверенностью заявить, что не знает, кому он принадлежит. Оставаясь недвижимой, она всеми силами пыталась понять, что происходит. Где находится и как сюда попала. Мечтала вскочить на ноги и прикрыться. Но вместо всего этого, ей удавалось лишь беспомощно шевелить пальцами, мычать, да судорожно перемещать из стороны в сторону, скрытые толстой тканью, глазные яблоки.

Внезапно где-то справа противно скрипнула дверь. Следом в помещение зашёл кто-то ещё. Тяжело дыша, Маша инстинктивно напряглась и вся превратилась в слух. Сердце гулко застучало в ушах и, казалось, в любой момент готово выпрыгнуть из груди.

- Ты закончил? – прозвучал другой, властный голос. Услышав который, Маша озадаченно замерла, неожиданно уловив знакомые нотки.

- Необходимо ещё четверть часа, хозяин.

- У тебя есть пять минут. После приду за ней.

- Как изволите, ваше благородие.

Дверь хлопнула. Практически сразу чьи-то пальцы насильно разомкнули губы и влили в её рот тёплую, горьковатую жидкость. После, влажная тряпка вновь неторопливо заскользила по телу. Окружающие звуки быстро отошли на второй план. По телу разлилось приятное тепло, и Маша даже не поняла, когда вновь провалилась в беспамятство…

А где Юра?

Он учился делить запахи на потоки. Каждый резчик должен удерживать несколько потоков одновременно. Ему нужно было держать четыре потока, а с таким даже взрослый не всегда справится.

Первого отца он уже потерял, запах ушел в воду, да там и растворился как капля в море.

Второй отец здесь рядом, хоть удаляется, но можно его быстро догнать даже с поломанным крылом. Второй отец пахнет страхом и потом — нужно идти за ним, но за ним идут другие и их очень много. Молодой не справится. Инстинкт самосохранения не отпускает его, не даёт ринуться за вторым отцом. Опасность. Смерть. Потеря обоих. Нельзя.

Безволосый друг пахнет кровью, яростью, страхом и самкой. Самка рядом, самку чужая и пахнет исключительно паникой. Можно пойти к ним и привести безволосого на помощь, но самка будет мешать.

Последний из друзей, тот что приятно пахнет и мало издает звуков пахнет вкусной едой, приятной, ласкающей ноздри химией и чем-то резким, отвратительно удушающим, запрятанным глубоко в приятный запах. Странно. Он не двигается, но и не мёртв. Дыхание ровное, кровь пульсирует по венам стабильно, он чмокает ртом и пускает слюни как несмышлёныш.

Выбор не простой. Всех нитей не удержать, всех одновременно не собрать. Нужно начинать с кого-то. И самое плохое, что второго отца не удается выследить.

***

Конечно уйти мне не удалось. Несмотря ни на что попытался, но они бежали слева, справа, шуршали ветками деревьев над головой и кидали мне в спину каштаны, издеваясь. А потом я увидел поле, увидел тропинку, которая дальше петляла уже под открытым небом, заканчиваясь на жд-полустанке и побежал быстрее. Вот какое ты второе ды..

Кто-то врезался в правый бок, еще один под ноги — равновесие потеряно и надежда на жизнь ушла вместе с ней. Меня за ноги затаскивают просто с полуденного солнышка в тьму леса, перемешанного с кладбищенским смрадом. Это было жестоко и специально — крылатые дали мне надежду и как только я поверил сразу же её отобрали. Так себя чувствует внезапно оживший человек, который осознает, что он в деревянном ящике и сверху сыпется земля. А ведь в коме снились такие хорошие сны.

Если бы кто-то в тот момент шел по полю и стал бы случайным свидетелем он бы подумал, что лежащего человечка втянуло в лес, как змея втягивает язык в пасть. А меня тем временем волокли ничуть не жалея по камням, по корням, по лужам, рытвинам и холмикам. Как будто черти тащили виновную в смертных грехах душу в глубины ада.

Не давали отдышаться, не давали выплюнуть траву и землю, не давали подумать и собраться — просто тащили и я подумал, что мысли о захоронении заживо не такие уж и фантазии и забился паникуя из последних сил. Вырвал одну ногу и лупил вслепую, цеплялся руками за землю, разрывая шоссе и даже уцепился за оградку, но получив хороший пинок по пальцам отпустил её.

Меня швырнули головой оземь и били, пока сверху не спустился ангел. Удары резко прекратились, стало светло и только тяжелое дыхание осталось со всех сторон и хлопанье крыльев сверху. Я лежал закрываясь руками и смотрел сквозь пальцы как спускается белоснежный ангел с ярко-светлыми крыльями. Солнце отражалось от его белого тела и создавало сияющий ореол. Ангел запретил меня трогать и я приветствовал его.

Кровь мешала разглядеть подробнее, но очень хотелось увидеть перед смертью и я перевернулся на бок, сплюнул кровавую сплюну и вытер лоб рукавом.

— Сергей?

«Здравствуйте, тётя Вита», — сказал кто-то.

Мамаша Костяна стояла передо мной неглиже. То есть абсолютно голая и даже не прикрывалась. Обвисшие груди, морщинистый выпуклый живот, серая кожа и прочие прелести женской старости, которую принято скрывать вообще-то. В правой руке она держала метлу и разглядывала меня полубезумным взглядом, таким что в сказках не показывают. Хоть бить прекратили и то хлеб.

— Помогите, — прохрипел я, цепляясь за голую ведьму с метлой посреди кладбища, как за соломинку.

— А где Юра? -голос у нее был такой же безжизненный, как и взгляд, — Где мой сын?

***

Резчики незримо связаны со своими хозяевами. Если причинить хозяину боль — питомец почувствует. Если хозяину будет очень плохо, то питомец придет, прилетит, приползёт — сделает всё, чтобы воссоединиться, вылечить хозяина, помочь ему. Он ведь не спроста здесь появился, можно было и раньше догадаться — он действует на опережение. Юра уже чувствовал усталость от нескончаемых полетов сегодня, но если сам не сделаешь, никто за тебя не сделает. А вот и пример внизу, опять откладывается встреча, но ненадолго.

Тот, кого он просил уже два раза сделать все правильно опять обосрался. Вон он лежит раскинув руки, а вокруг башки растекается красное пятно на желтом песочке, а тот, кто должен кормить рыб куда-то тянет любительницу членов.

Юра даже завис на месте бессильно сжимая кулаки, задушить ведь христианина уже не получится. Нужно выдохнуть и успокоиться. Нельзя нападать бездумно, обливаясь яростью как бронёй. Желательно делать это хладнокровно,, как он делал не один раз, отлавливая тупых девчонок на вокзалах так, что они и сопротивляться не успевали. Холодная голова и сильные руки. А еще вот эти острозаточенные ножницы в кармане.

Юра вздохнул и начал спускаться.

***

— Вы правда не из этих?

— Нет же. Я что лысый? То есть лысый, конечно. Короче, как звать тебя?

— Катя, — она смотрела на него с надеждой. Смотрела как на мужчину, который защитит девушку, как это было всегда во все века, — вы спасёте меня?

Ну кто бы сомневался. Как бы он хотел оказаться сейчас на её месте, лучше бы его спасали мощные и смелые амазонки, а не он. Ведь он убийца и его найдут друзья жертвы, их много и они будут очень злые и отправят Андрюху прямо в ад (убийцу священника и пьяницу в рай не пропустят) а здесь девчонка на него смотрит овечьими глазами и ... Ну и дела, такое получить на старости лет. Дал же бог соседа, лучше бы с ним не заговорил тогда во дворе. Как в песне поётся: «Лучше бы пил, и курил».

— Катя, Катюха. Все будет хорошо, Катюха, но сейчас нужно убегать, если не хочешь вернуться в объятия недружелюбных селюков.

— Не хочу.

— Ну так вставай. Сидеть времени нет. Спрячемся в лесу а потом уйдем в сторону жд и сядем на электричку. Отвезём тебя в полицию, а я вернусь с подкреплением назад. Всё будет хорошо.

Она вдруг так закричала с таким отчаянием и таким ужасом, что он чуть не проглотил свой кадык и понял, что ничего хорошо уже не будет. Может быть и никогда. Тень накрыла Андрея начиная с лысины.

***

Она никогда не переставала надеяться и цепляться за жизнь. Она всегда надеялась, что папа бросивший маму вернётся, надеялась, что встретит парня, который полюбит её и увезет прочь из этого города, надеялась, что учеба на бухгалтера поможет ей сделать карьеру в последствии, надеялась, что Мишка обратит на неё внимание. И несмотря на то, что большинство желаний и надежд с треском проваливались она цеплялась за следующую и продолжала верить в то, что Миша спасёт её. Он не пришёл, но прислал вместо себя этого лысого избитого в фарш старика, который обещал спасти её. И она даже не успела начать надеяться, когда снова проиграла.

Сверху как по ступенькам спускался улыбаясь этот мерзкий тип, дирижируя в такт крыльями. Левой, правой, левой, правой,ступенькой за ступенькой он шёл всё ниже и ниже и страшно ухмылялся. В правой руке как кинжал он держал ножницы, а дед всё не замечал его и что-то говорил даже когда очкарик завис над ним и замахнулся. Тогда Катя закричала изо все сил , так чтобы даже безухий услышал, а не только безголосый.

***

Ему казалось, что девка в его власти. Она смотрела мимо него выпученными жалкими глазищами, как сумасшедшая жаба, но отлично его видела и не убегала — просто смотрела. И лысый так удачно не видел его и он уже наметил точку на шее, чуть пониже затылка. Говорят, что если там ударить, то человека парализует на всю жизнь.

Конечно, Юра не собирался дарить ему жизнь, но поиграть в кошачьи игры был не против, но дура всё испортила.

Закричала так громко и пронзительно, что на кладбище вороны тучей поднялись вверх. Закричала так, что он сам испугался на секунду и замер. Просчитался, привык, что девки слушаются его беспрекословно, но эту он обрабатывал мало и на скорую руку. Вот тебе и холодная голова. Лысая голова с окровавленной шеей пошла в сторону и Юра промахнулся, только оцарапал плечо противнику и тот уже разворачивался, готовясь сопротивляться.

***

Андрюха прыгнул влево под аккомпанемент пронзительного женского воя и только это спасло ему жизнь, но плечо обожгло болью, что-то стальное прошлось крючком, разрывая кожу на теле.

Крылатый человек, тот что приказал его утопить, тот кого боялись все без исключения деревенщины, пришел за ним, наверное решил проверить «крестоносца» и если бы не Катька летел бы уже Андрюха скоростным экспрессом прямо в ад.

Главарь опустился на землю, в прямом смысле встал подошвами и чуть качнулся, снял шляпу, открывая русые куцые волосики (до уровня Андрея ему ещё недолго) и отбросил её в сторону. Девчонка пятилась задом, как рак и подвывала, как оказалась у него за спиной спряталась за ногами Андрюхи и всхлипывала оттуда. Мудак держал в руке ножницы, которые жестко блестели на солнце и острые сложенные кончики были окрашены в красное.

«Не отдавай меня ему», — тихо стонала сзади Катенька, «а ведь она могла быть моей дочкой», подумалось Андрюхе и он сжал кулаки. Убийца улыбнулся.

***

Юра ловко перекинул ножницы из одной руки в другую и назад. Лысый гопник следил не за ними, он следил за движениями Юры. Разумно.

Он решил сопротивляться и защищать самку. Наверное успела его удовлетворить — все ведутся на эти бабские уловки. Ну раз она выбрала не Юру ей будет хуже чем лысому. Его он просто убьет, отрубит ножницами башку а её заставит нести эту голову за волосы в пещеру и показывать своему другу.

Лысая обезьяна расставила руки , готовая ловить ножницы на грудь. Не нужно отказывать в удовольствии. Юра сделал выпад справа и лысый отскочил — мимо. Еще один удар вдогонку и опять ушел.

Они двигались по небольшому кругу медленно как в танце, а девка отползала подальше.

Лысый следил за его взглядом и руками, Юра делал тоже самое. Два зверя. Один волк, поджарый, откормленный и тренированный годами охоты молодой убийца, второй — старый бульдог, еще крепкий, еще хорошо держится, схватка со стаей бездомных шавок ослабила его, но пёс не боится бездомного волка.

Ножницы свистят рассекая воздух. Каждый раз лысому удаётся уйти, но это не надолго. Он устал, он избит, он весь в крови и он боится — он не старый пёс, он просто пьянь. Удар! Мимо. Лучше бы нож взял с собой.

***

Андрюха следит за порхающими ножницами и глазами противника. Сегодня он не умрет а если умрет, то не так быстро.

Главное не попадаться на гипноз мелькающего оружия,противник всегда будет пытаться обмануть в ближнем бою. Следить нужно за взглядом — глаза выдают.

Андрюха расставил руки и прыгал из стороны в сторону как болванчик, готовый отбить удар, уклониться,схватить за руку и повалить. Что угодно только не нарваться на прямой удар.

Убийца бьет правой рукой и промахнувшись перекидывает ножницы в левую — опять мимо. Рисуется. Пыжится. Гордится своей силой и преимуществом, на этом он и попадётся.

***

Сердце бьется ритмично не ускоряя стук — он спокоен и гоняет лысого (Ахахах! Смешно!), лысый уже выдохся и скоро пропустит.

Баба лежит и дрожит, сучечка.

Удар! Еще удар!

В голове бьют тамтамы. Такие огромные африканские барабаны, задают ритм схватке. Юра доволен, наносит осторожные уколы, один раз прокатывает, чуть задевает плечо в том же месте, но вдруг лысый как змея выбрасывает жало.

***

Маньячила думает, что контролирует бой. Он наносит удары впустую, но улыбка не сходит с лица, один раз даже хрюкает от удовольствия и Андрюха почти решается прыгнуть, но сдерживается. Дыхания не хватает, но спешить нельзя, хитрый лис может подловить и засунуть ножницы в бок. Тогда всё — конец.

Выпад справа. Еле успел отскочить. Выпад еще раз — споткнулся и чуть не упал. Мразота хихикает и наступает. Катя сзади охает и Андрюха уводит врага правее. Он довольный, смотрит на девчонку и сразу забывает о ней. Очкастый увлечен атаками, не спешит и хочет играть в свои игры.

Удар! Еще раз и укол, еле заметный, но зато болезненный в тоже плечо, что и раньше. Больно. Довольная ухмылка на лице и он на расслабоне. Время!

Андрей изогнулся и выбросив вперед руку схватил маньяка за запястье, потянул в сторону, на себя выкручивая. Очкарик изменился в лице и дернул на себя. Что-то хрустнуло и оружие полетело в землю, чуть не воткнувшись в ногу.

— Убей его! — закричала Катя где-то вдалеке, — Убей его сейчас!

От автора - Продолжение для тех, кто ещё ждёт.

Телеграм-канал с новостями - https://t.me/severmisha.

Весь Требухашка - https://author.today/work/series/17972