Сообщество - Лига Писателей

Лига Писателей

4 763 поста 6 809 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

4

Глава первая. "1 мая" (ч.2)

Глава первая. "1 мая" (ч.2)

- Ты Гена, завязывал бы с беленькой. А то не сегодня - завтра окажешься у меня не по работе, а, скажем так, по личному вопросу. - Морщинистое желтоватое, словно пергамент лицо склонилось над раковиной. В зубах у него тлела сигарета без фильтра, а на лбу блестели очки с аккуратной тесемкой, продетой сквозь дужки. Смыкалась она на гладко выбритом затылке с филигранно наклеенным поверх фурункула пластырем.

- Вот давай как-нибудь в другой раз устроим товарищеский суд. Я же к тебе, Петрович. - Начал растягивать слова мужчина, параллельно поправляя расставленных на полке в порядке возрастания фарфоровых слонов. - Так сказать. По рабочему. Моменту. А ты мне печень клюешь!

Окончание фразы прозвучали довольно агрессивно. Патологоанатому даже показалось, что последнего в линейке слона его гость сейчас швырнет прямо в него. Отчего он слегка вздрогнул, когда следователь резко обернулся.

- Давай, чего ты там хотел? Небось по девчонке той?

- По ней, родимой. - Грустно ответил визитер.

- Иди в смотровую. Сейчас привезу. - Он выплюнул окурок и вытер руки о махровое полотенце с дельфинами. - Да. Мальчонке своему. Не знаю - пакет дай что-ли. Мне за уборку помещений не доплачивают. Чтобы не было как в прошлый раз.

Они стояли над белой простыней не меньше десяти секунд, собираясь с мыслями. Первым не выдержал патологоанатом:

- Вы что, свататься пришли? Если не знаете что вам нужно - то я повез ее в холодильник.

- Ладно, Петрович, давай. Вроде отпустило.

Пожилой мужчина снял ткань. Под ней лежало обнаженное тело даже не девушки - девочки лет пятнадцати. Темные длинные волосы спадали на стол, а лицо застыло, полное умиротворения, словно сейчас она видела какой-то чудесный сон. Лишь огромный разрез от шеи до паха, грубо сшитый толстой черной нитью, напоминал о печальной действительности.

- Совсем ребенок.

- Давай без сантиментов. Что будем искать? - Мужчина повязал фартук и пригладил редкие седые волосы.

- Давай-ка, для начала, освежим в памяти отчет.

Судмедэксперт вздохнул и достал папку из металлического шкафа. Пролистал несколько страниц:

- На теле обнаружены прижизненные повреждения гортани носовой перегородки, а также многочисленные повреждения мягких тканей в районе грудной клетки, брюшины и предплечий. Смерть наступила в результате механической асфиксии, о чем свидетельствует перелом подвздошной кости. Следы на спине и лодыжках нанесены посмертно, очевидно в результате перемещения тела.

Он захлопнул папку:

- С твоего позволения, Гена, я опущу подробности изнасилования.

Следователь склонился над лицом девушки:

- А что ты говорил насчет следов на лице.

- Он ее саданул чем-то. Отсюда и перелом перегородки.

- Что-то конкретное сказать можешь? Ну, форма или материал?

Патологоанатом подошел ближе и включил операционный светильник:

- Видишь отметину между бровей? Это все тот же удар. При этом следов ни на глазницах, ни на скулах, ни на висках нет. То есть предмет должен был быть достаточно широким но не плоским. Скорее выпуклым. А удар, что характерно, наносился не наотмашь, а прямо перед собой.

- А она могла, скажем, обо что-то удариться при падении?

- Я не прорицатель, Гена. Что вижу - то пою.

- Что насчет материала?

- В ранах найдены следы мелкого абразива. На основе оксида хрома.

- Говори понятнее.

- Больше всего похоже на какую-нибудь притирочную пасту. Наподобие ГОИ. Опять же, в составе присутствуют вкрапления латуни.

- Все это не плохо, но ничего по-сути не даст. Биологический материал уже нашли?

- Да. В избытке. Наш приятель не очень чистоплотен. Группа АВ, резус отрицательный. Но ты сам понимаешь: бывают и исключения в тождественности резуса семени и крови.

- Уже хоть что-то. Вы с личными вещами уже закончили? Могу забрать из вещдоков?

- Да. В ящике на подоконнике.

- Василек, ты в порядке? - Его спутник все еще стоял над телом, не сводя глаз с девушки. - Ну полно - матушка твоя с меня шкуру спустит за растление. Бери коробку, вуайерист, и раскладывай.

На столе лежали синие туфли-лодочки, белые короткие носки. Белая блузка в мелкие полосы цветочного орнамента и черная, гармошкой, юбка до колена. Отдельно в прозрачном пакете - нижнее белье. Крохотная кожаная сумочка была вывернута наизнанку. Вокруг нее лежало содержимое. Потертый футляр помады, зеркальце, тени для глаз и тушь. Расческа, ключи. Календарик с двумя спаниелями. Растаявшее мятное драже в пакетике.

- Юбка интересная. Как гармошка.

- Не гармошка, Геннадий Викторович, а “Гофре”.

- Знаток?

- Мама работает в ателье.

- Понятно. Петрович, а украшения где?

- Так не было их, Гена. Видишь - Он подошел к телу и откинул волосы. - Даже уши не проколоты.

- Странно. В ее-то возрасте.

- Ничего странного. Просто хорошая девочка.

- В отчете сказано, что на ней был браслет.

- Была тесемка с бисером. Посмотри на дне коробки.

Следователь отогнул сгиб внутри картонного ящика и оттуда выпала тонкая нитка бисера зеленого цвета.

- Мда. Улика ни к черту. За что же тут зацепиться? А, Петрович!?

- Чего разорался? Ни татуировок на пальцах, ни клейма с адресом. Ты удивлен?

- Не удивлен. - Следователь присел на подоконник. - Но надеялся, все же, на чудо.

Вася сидел на стуле перед разложенным девичьим богатство и крутил в руках какую-то мелочь:

- Странные эти женские сумочки. Чего только в них нет. Даже мыло.

- Эх, студент. - Петрович подкурил две сигареты и протянул одну следователю. - Нам бы с твоим наставником рассказать тебе о женских странностях. Уж мы-то повидали всякой бабской придури. Особенно он. Жаль оказия не та.

- И пахнет, смолой.

- Что ты сказал?

- Пахнет, говорю, это мыло как от паяльника.

- А ну-ка дай его сюда, Вася. - Он спрыгнул с подоконника, выхватил крохотный янтарный кубик из пальцев коллеги и поднес к носу. - Это канифоль! Петрович, ты мне ничего не хочешь сказать?

- Что например? Ну вот розетку починить нужно. Искрит уже месяц.

- Ах ты ж сукин сын! - Следователь осторожно взял патологоанатома за воротник и, словно в танце, пробаражировал с ним к изголовью стола. - А ну-ка посмотри ей в лицо.

- Гена, ты совсем допился? Может дать нашатырю? - Врач освободился и надел очки.

- Нюхай! - Следователь сунул ему под нос янтарный кубик.

- Убери. Пахнет как в церкви.

- А теперь смотри на нее.

- И что я должен уви… Твою мать! - Петрович обхватил руками лицо покойной и пару раз повернул его из стороны в сторону. - Гена, твою ж мать!

- Что происходит? - Вася поднялся со стула, недоуменно наблюдая за происходящим.

- Канифоль в сумочке. Ассиметричная левая сторона подбородка. Она скрипачка, Вася. Ближайшая музыкальная школа?

- На Гоголя. Рядом с местом, где нашли труп. - Он уже выбегал из смотровой. - Жду в машине!

В коридорах музыкальной школы было светло и тихо. Они шли за пожилой низенькой женщиной с непропорционально высокой прической. Навстречу прошел пухлый карапуз с огромной тубой в руках:

- Здрасьте, Полина Терентьевна!

- Здравстуй, Витенька.

Следователям пришлось прижаться к стене, чтобы разминуться с юным музыкантом.

- Какие нынче юные служители Эвтерпы. - Высокопарно произнес старший следователь. Сопровождавшая их директриса удивленно, но не теряя достоинства приподняла бровь.

- Прошу вас. Она открыла дверь и гости проследовали за ней. - Анна Петровна, к вам из милиции.

Младший следователь держал на руках, соскользнувшую со стула женщину. Ее тонкая, болезненно-худая фигура, повисла почти у самого пола, пока ее приводила в чувства директриса. Когда она вновь открыла глаза и отпила предложенной ей Геннадием Викторовичем воды - попросила вновь показать ей снимок.

- Да. Это Ниночка. Ее родители звонили мне вечером два дня назад.

- В котором часу она покинула школу?

- Занятия закончились в семь.

- Ничего странного не заметили? Может ее кто-то провожал?

- Она всегда шла домой сама. Через территорию завода. Говорила: так ближе. Она жила где-то на Героев Обороны.

- Да уж. Лучше маршрута не придумаешь. - Следователь подошел к пианино, стоявшему у окна второго этажа. Откинул крышку и наиграл одним пальцем “Собачий вальс”. Грозди сирени за окном тянули ветви к земле. - Будет дождь. Поехали, Вася, отвезем плохие вести.

В машине они сидели молча. Старенькая хрущевка с покосившейся дверью в парадную пряталась в тени тополей. Ее шершавые, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет стены и запах кошачьей мочи на лестнице - вызывали тошноту. Но хуже было от того, что мир одной отдельной семьи только что рухнул на глазах двоих посторонних людей. Пока они виновато сверлили глазами носки своих туфель - побледневшее лицо женщины, на глазах состарившееся лет на двадцать, медленно сползало по стене на пол. Мужчина, скрип зубов, которого в эту секунду, кажется не слышал только мертвый, придерживал ее за плечи. Их жизни, вдруг обесценились. Стали чем-то, что не имело значения ни до, ни после.

- Геннадий Викторович, я тут на днях книжку одну буржуйскую читал. Вы знаете, что они там у себя применяют за методы?

- Ну, кое-что слышал. - Следователь ослабил галстук и сидел на пассажирском сидении, глядя сквозь окно куда-то в обшарпанную стену гастронома. Полустертая надпись “Бакалея” и трафаретные консервы в узком окне выше выщербленного желтого кирпича. Внизу вход в цокольный этаж. Вывеска “Прием посуды.” Все как в жизни. Высший класс в бакалее, нищие в норах. А между ними тонкая грань грязного пола с битой плиткой.

- Слышали про психологический портрет преступника?

- Что-то краем уха…

- Я подумал, а что если нам навестить местных специалистов. Тем более в Союзе уже были прецеденты.

- Это каких таких специалистов ты решил навестить?

- Да здесь недалеко.

В психоневрологическом диспансере на улице Мицкевича царила тишина. Лишь где-то в закоулках наполненных светом коридоров шаркала шваброй уборщица. Старший следователь постучал в стекло, отделявшее задремавшую веснушчатую девушку в регистратуре от внешнего мира.

- Здрасьте!

- Вы на водительское или профосмотр?

- Ни то, ни другое. - Мужчина прислонил к стеклу удостоверение.

Девушка уставилась на него с открытым ртом. Милиционер повел корочкой сначала в одну сторону, после в другую. Провожавшее эти странные движения поворотом головы создание, вдруг очнулось и, посмотрело прямо в глаза посетителю:

- Я сейчас.

Спустя минуту она привела хмурую полную женщину с огромной бородавкой на подбородке.

- Ну, где он?

- Я здесь, красавицы!

- Что нужно, гражданин? - Совсем эта женщина не походила на врача. Скорее на жену мясника, способную одной рукой держать за рога быка, а другой мужа.

- Милая, мне бы телефончик твой и расписание, когда родителей дома нет.

- Шутник?

- Испытываю слабость к женщинам в белых халатах.

- Так что нужно?

- Хотел проконсультироваться по поводу одного расстройства.

- Под себя ходишь или что похуже? - Молодая медсестра рядом хихикнула и тут же прикрыла рот ладошками.

- Похуже.

Она окинула взглядом следователя:

- Ну пойдем, раз все так плохо.

- Убивец значит? - женщина сидела за столом и, надвинув на кончик носа очки, листала черно-белую распечатку с названием “Mental health news”. - Где-то здесь, кажется было. А, вот. Методы составления психологические портретов и их применение в работе Федерального Бюро Расследований.

Женщина протянула раскрытую книгу следователю. Мужчина подошел к окну. Пролистал несколько страниц.

- Занимательное чтиво. Скажите, а у нас в городе есть специалисты в этом?

- Помнится один мой коллега питал симпатию к данному вопросу.

- Золотце, не могли бы вы сказать мне, как его найти?

- Сказать не скажу. А вашу просьбу ему передам. Захочет - сам позвонит

Следователь улыбнулся и захлопнул книгу.

- Можно ее одолжить?

Женщина с громким хлопком положила на стол стопку дел и зло улыбнулась:

- Под расписку, золотце.

Когда Геннадий Викторович вышел на улицу - уже смеркалось. Он сел в машину.

- Ну что? Выкладывайте.

- Держи. - Он протянул своему младшему коллеге подшивку. - Изучи на досуге.

- Понял. Вас домой?

- Домой, Вася. Еще один день насмарку.

- Смотрите на это по-другому. - Молодой человек повернул ключ в замке. - Считайте, мы стали на день ближе к раскрытию дела.

- Надеюсь, Василек. Надеюсь.



Старая двушка в двухэтажном послевоенном доме с высокими потолками жила тишиной и запахом нафталина. Есть такие квартиры, в которых нет души даже при хозяевах. Все в них какое-то временное, что ли. Не-то по моде, не-то из практических соображений. Одним словом - не квартира, а гостиница. Там и хозяином себя не чувствуешь. Просыпаешься, и сразу как-то неуютно. Будто сейчас попросят выселиться. А бывают квартиры, в которых даже после долгого запустения чувствуется история. Казалось бы: хозяева давно уж канули в лету, а переступишь порог, и словно входишь сквозь воду в другой мир. Мимо проносится, сбивая с ног, карапуз на трехколесном ободранном велосипеде, ворчит хозяйка с горой пустых банок в руках. И верно: нечего стоять на пути - грушевое варенье на плите уже вскипело. В дальней комнате сидит в продавленном кресле хозяин, закинув ногу за ногу - читает “Советский Спорт”. Снова клятые канадцы бросили нам вызов. А за окном распускается куст сирени. Отовсюду веет жизнью. Она сочится из кухни в тонком аромате будущих зимних деликатесов, с папиросным дымом, с запахом свежей газеты. С замоченным в зеленом эмалированном тазике с натертым хозяйственным мылом белье. В куске гудрона, в детской руке. Переступив порог, мужчина снял обувь и глубоко вдохнул знакомый воздух.

- Я дома.

Заварив в граненом стакане чай с доброй столовой ложкой рафинада, старший следователь Ленинского РОВД облокотился на низкий подоконник, притаившегося в кустах сирени окна. Затаил дыхание, и вслушиваясь в слова, что вырывались из недавно прорезавшегося юношеского горла.


А помнишь школу, первый поцелуй?

Я имя твое в парке вырезал.

Стихи тебе писал и на углу встречал.

Что будет с нами я тогда не знал.

А дальше закружило, понесло.

Меня в Афган - тебя в валютный бар.

В меня стрелял душман, а ты свой Божий дар

Сменила на ночное ремесло.

Путана, путана, путана!

Ночная бабочка, ну кто же виноват?

Путана, путана, путана!

Огни отелей так заманчиво горят.

И я уже не тот, что был вчера.

Я в эту жизнь так просто не впишусь.

Как много я друзей по жизни растерял.

Мне кажется, что сам себе я снюсь.

Путана, путана, путана!

Ночная бабочка, ну кто же виноват?

Путана, путана, путана!

Огни отелей так заманчиво горят...


- Жень, а кто такая “пу-та-на”? - Раздался звонкий мальчишеский голос, когда стихли струны видавшей виды гитары.

Затем послышался шлепок и уверенный ответ поставленным женским сопрано:

- Я те дам путану! А ну бегом домой! - Слышно было, как сандали обиженно зашлепали по дорожке. - Ишь чего удумал! Соплякам “такое” петь!

- Извините, тетя Люба.

- Извиняется он. Я вот твоей матери завтра расскажу чему ты тут их учишь. Постыдился бы.

Где-то сверху с грохотом ведра гвоздей упало что-то тяжелое. Потом тишину майского вечера разорвал женский крик и снова грохот. Слышно было очень хорошо - перекрытия в послевоенных домах, строившихся плененными врагами - вещь довольно условная. И оттого, хотя и стыдно это признавать, добрососедство было повсеместным. Ведь секретов между соседями не было. К истеричному женскому крику добавился мужской, похожий больше на рычание, баритон. Не было нужды различать текст - интонация вполне давала представить, что происходило квартирой выше. Следователь вступил в потертые войлочные тапочки и вышел на площадку.

В подъезде пахло хлоркой и дешевым табаком. Измазанная чем-то лампа в пролете между этажами отсвечивала красно-оранжевым, погружающим в кататонический ступор светом. Облепленная роящейся мошкарой, она размазывала, пятна реальности по сюрреалистичной сути этого странного места. На потрескавшейся краске перед дверью шумных соседей красовалась процарапанная до штукатурки надпись “Все пройдет”. Первой мыслью было “Надо же. Все не так плохо. Цитируют великих людей.” Но подняв голову, он рассмотрел над дверью выведенный горящими спичками по побелке круг с тремя зубцами и точкой внутри. И вздохнул. За дверью вновь послышались крики и звук падающих предметов. Звонок оказался оборван и мужчина стал стучать. Между ударами в липкую обивку он вслушивался в тишину, воцарившуюся по ту сторону. На четвертую или пятую серию ударов хозяева все же решили проявить себя. Дверь открыли не сразу. За ней долго спорили, но уже тише. Потом кто-то несмело провернул в скважине ключ и щель в рассохшемся проеме пролилась в подъезд светом.

- Кто? - Это была женщина. Хотя голос хрипел на той грани, которая отделяет ломающийся юношеский фальцет и тембр женщины, повидавшей самое глубокое дно здешнего водоема.

- Сосед снизу.

- Рыжий что-ли? Чего тебе?

- Какой еще к лешему рыжий? Я из третьей квартиры. Открывай.

- Ща-а-ас! Разбежался. - Пьяный женский голос попробовал скрыться, захлопнув перед непрошенным гостем дверь, но помешала его нога.

- Вале-е-ера-а-а! - Взревела отдаленно напоминавшее женщину существо.

На звук этой сирены послышались грузные шаги в прихожей и свет в проеме что-то заслонило.

- Ты что, козел, совсем охре… - Распахивая дверь, хозяин никак не ожидал получить удар рукояткой ПМ. Вся его масса в растянутом трико и тельняшке пограничника опустилась на грязный пол. Глаза обрюзгшем небритом лице уже закатывались, а рот все еще что-то бормотал. Женщина заломила руки и стала кричать, словно ее резали по живому.

Милиционер спокойно прошел по длинному коридору и заглянул в комнатку три на пять метров с окном без штор.

- Даша. Ты здесь? - В ответ на его голос в темноте за спинкой подпертой кирпичом кровати - что-то зашевелилось. Мужчина пощелкал выключателем, но света не было. Тогда он снял, накинуты на плечи пиджак и присел.

- Иди сюда. Не бойся. Это дядя Гена. - На его голос робко высунуло личико крохотное создание. На ней была какая-то растянутая грязная майка, а ладошка сжимала ухо плюшевого слона. Она подбежала к мужчине и прижалась к нему. - Ну не бойся. Не бойся. Тебя никто больше не тронет.

Он закутал ребенка в свой пиджак и взял на руки. В прихожей тем временем стало людно. Невесть откуда взявшиеся собутыльники хозяина квартиры, приводили его в чувства, а на площадку уже выглядывали из-за своих дверей любопытные соседи.

Когда к дому подъехал милицейский уазик, следователь молча курил у подъезда на лавочке. Участковый вздохнул и присел рядом.

- Геннадий Викторович, вы опять за свое?

- Закуришь, Жора? - Он протянул пачку Космоса участковому. Тот достал сигарету и прикурил от догоравшего окурка своего собеседника.

- Где ребенок?

- Спит на диване.

- Вы не мальчик, чтобы я вас отчитывал. Тем более вы меня знаете, когда мне столько же, сколько ей было. Вы понимаете, что времена меняются? И если вчера достаточно было одного слова “участковый”, чтобы вся эта шушара забилась под шконку. То сегодня хватит одной жалобы в прокуратуру и слетят и погоны и головы.

Следователь удивленно посмотрел на парня с легкой порослью под носом и наспех натянутым мимо воротника галстуком:

- Жора? Откуда в вашем лексиконе “шконка”?

Повисла пауза. А потом они оба громко рассмеялись.

- Я пришлю кого-нибудь из детской комнаты милиции утром. Сейчас пусть выспится. А вы больше не светите оружием. Мы договорились?

- Договорились, товарищ лейтенант.

Шум стих. Вчерашние дети разбрелись по домам. И в воздухе, к сладкому аромату цветущей сливы, добавилось мелодичное стрекотание сверчков. Девочка спала под пледом, обняв своего слона. Чай в граненом стакане давно остыл. Часы с кукушкой пробили два часа ночи четверть часа назад, а он все стоял у открытого окна и молча курил. В родительском доме все было каким-то чужим. Наверное дом, все же там, где тебя ждут. А в этих пустых стенах не осталось никого. Только пыльные тени прошлого. Здесь жизнь дарила счастье мальчишке, ночи на пролет зачитывавшемуся Скоттом и Дюма из отцовской библиотеки. Делившему мир на чёрное и белое. Мечтавшему о подвигах во имя… В чье имя? Как же её звали? Первая любовь. Это время, вернуться в которое стоит любых сокровищ мира. Оно все так же исчезает за поворотом, просыпается песком сквозь раскрытые ладони, убегает тем быстрее, чем быстрее ты за ним мчишься. Где они - те кто был с ним в той жизни? Многих он больше так и не встретил.

Несильный порыв ветра качнул ветви сирени. Воздух вдруг показался влажным и густым - как перед грозой. Мужчина затушил сигарету и собирался было закрыть окно, как вдруг его внимание привлек весьма необычный для ночного города звук.

Геннадий Викторович выскочил из подъезда, глотая ртом, ставший внезапно плотным, воздух. Стук копыт эхом тонул в стенах двора. Неторопливая поступь давила. Каждый удар отдавался в груди горечью и болью. Казалось вдалеке скользнула по выщербленному кирпичу старой стены тень. Мужчина бросился в арку между домами, выбежал на пустую дорогу озираясь по сторонам и внезапно схватился за сердце. Боль сдавила грудь. Он хотел вздохнуть, но вдох только усиливал боль. В глазах внезапно потемнело и тихая майская ночь навалилась откуда-то сверху. Бесшумная, словно сова. А вдали, на западе, где небо было особенно черным, мерцали зарницы.

Показать полностью
6

Глава первая. "1 мая" (ч.1)

Глава первая. "1 мая" (ч.1)

Пожилой мужчина с редкими седыми волосами и такими же выцветшими усами уже около часа шагал под моросящим холодным ноябрьским дождем по лесу. Еле заметная тропа уходила вглубь чащи, петляя среди деревьев. То исчезая, то снова появляясь. Его ботинки хлюпали, вбирая черную грязь размытой дождем земли. Пальцы на ногах замерзли и почти не чувствовались. Огибая буреломы и топи он погружался в само черное сердце леса. На лице этого человека, испещренном бороздами морщин не было ни усталости, ни страха, ни единой эмоции. Ровно ничего, что могло рассказать о происходившем сейчас у него внутри. Он просто шел вперед, туда, куда ему указывал упертый в спину ствол охотничьего ружья.

За спиной прозвучал хриплый голос:

- Здесь? - Мужчина остановился.

- Да.

Под ноги ему со звоном упало что-то металлическое.

- Копай. - Он глубоко вздохнул, посмотрев ввысь. В серой дымке предрассветного неба угадывались признаки погожего дня. День будет солнечным - но уже для кого-то другого.

1 мая 1990г.

Юноша неопределенного возраста с подбитым глазом и разорванной левой штаниной брел, озираясь по сторонам, по узкому, с высокими потолками коридору, болотного цвета. Он нес под мышкой свернутый вокруг древка транспарант, а в руке у него болталась авоська с половиной чёрного хлеба и банкой бычков в томате. В коридоре пахло свежей краской и сыростью. Он то и дело рассматривал таблички на дверях, но, видимо, не найдя нужную - продолжал свой путь. Рассмотрев подслеповатыми глазами очередную надпись он обернулся и едва не налетел на мужчину. На вид тому было чуть больше сорока, в дорогом костюме, но, тем не менее, в весьма неопрятном виде. Щетина, легкая помятость брюк и засаленные рукава сорочки - выдавали в нем человека, практикующего не-то отшельнический, не-то холостяцкий образ жизни, что, впрочем немногим отличалось. Столкнувшись лицом к лицу они на мгновение застыли, словно два кота, напрягши спины перед дракой. Но, принюхавшись, и уловив знакомые нотки в дыхании друг друга - несколько расслабились. Мужчина постарше даже изобразил улыбку.

- Чем интересуетесь, товарищ?

- Мне нужен... - Он достал из кармана не глаженых брюк клочок бумаги. - Капитан Козулин. Я хочу подать заявление.

- По поводу этого? - Мужчина, тяжело дыша, видимо некоторая округлость живота не шла ему на пользу, указал пальцем на подтек под глазом заявителя.

Тот дотронулся ладонью до лица и на секунду задумался:

- Да... То есть нет... Не только.

- Вам на первый этаж.

- Спасибо. - Он уже было пошел дальше, но внезапно обернулся, лукаво подмигнув. - Так может "это"?

- Что "это"?

- Ну, "того". Раз уж вы тоже?

- Что "тоже"?

Искатель справедливости извлек из глубины кармана брюк полбутылки "Пшеничной".

- Ну "это". Подлечиться не желаете? - Заговорщицки сделал он жест головой в одном ему известном направлении.

Мужчина в тройке сделал несколько танцующих шагов в направлении самаритянина и крепко схватил бутылку:

- Как вам не стыдно, гражданин? Предлагать такое человеку при исполнении. - При этих словах улыбка с лица гражданина сползла словно ее и не было. Он, скорее на всякий случай, чем действительно веря в свои силы, предпринял робкую попытку освободить имущество, но оценив мизерность шансов - резонно ретировался.

Мужчина в костюме постоял, проводив его взглядом и откупорив полиэтиленовую пробку (явно не от этой бутылки) - махом опустошил ее содержимое, вытерев рукавом густые черные усы с едва проступающей сединой.

Открыв ключом замок своего небольшого кабинета, который впрочем он делил с ещё одним постояльцем - он переступил порог и остановился. Сквозь достававшие до окон второго этажа РОВД Ленинского района ветви каштана, пробивалось майское солнце. От нагретой пыльной решетки поднимались и парили в потоках теплого воздуха пылинки. А чуть ниже, подсвеченный солнечной дорожкой, торчал белобрысый хохолок.

- Василек, ты что: ночевал здесь?

На столе у окна, зарывшись с головой в бумаги и папки - спал юноша лет двадцати пяти.

- А? - Взъерошенная голова преподнялась и недоуменно осмотрелась. - Который час?

- Детское время. Спи. - мужчина отодвинул стул, снял и повесил пиджак.

- Геннадий Викторович, я серьезно - я документы взял в архиве под честное слово. С меня же спросят. Я в десять пообещал вернуть.

- Можешь поспать - еще только половина девятого. - он присел на край стола. - ну так что, Пинкертон, нарыл что-нибудь?

Парень нашарил рукой свои очки. Затем стал судорожно что-то искать. Он был похож на средневекового монаха-писаря, полжизни проведшего в келье за переписыванием древних манускриптов.

- Вот! С 1984 по 1990 в области пропало без вести двенадцать человек. Из них пять женщин от 19 до сорока трёх. Трое из них погибли по естественным причинам и были впоследствии найдены. Одна была убита сожителем. И ещё одна. Секундочку. А вот: Алена Малец 69-го года рождения не найдена по настоящее время.

- Кроме статистики что-то нашёл?

- Обижаете, Геннадий Викторович. Пропавшая - дочь директора деревообрабатывающего комбината в районном центре. Семья - не последние люди. Дело особо не афишировалось. Боялись, что последует требование выкупа.

- И что? Последовало?

- Нет. Никто так и не связался с ее родными. И сама она как в воду канула. Есть только отрывочные показания свидетелей о том, что её видели в день исчезновения в соседнем селе. И все.

- Ясно. Ясно, что ничего у нас нет. Может хоть комитетчикам повезёт.

- Да какой там! Я вчера вечером виделся с дружком. Сережка Шинаускис. Помните может? Он у нас года полтора назад стажировался. В комитете теперь. Говорит, что начальство рвет и мечет. Даже группу из столицы прислали. А подвижек ноль.

Старший следователь задумчиво провел ладонью по двухдневной щетине:

- У тебя права с собой?

- Угу.

- Поехали. - Он бросил юноше ключи и снял со спинки стула пиджак. - Нужно проветриться.



В городском парке, несмотря на выходной день было необычно пусто. Раннее утро не располагало горожан, еще вчера трудившихся на производстве, к прогулкам. Здесь, в тени плакучих ив, у озера - спряталось небольшое кафе. Сонная полная буфетчица, в окошке быстрого обслуживания, лениво помешивала остывающий чай и зевала. На выщербленном тротуарном камне грелся в лучах майского солнца кот, одним глазом наблюдая за стайкой взъерошенных воробьев, шумно общающихся в пыли рядом с ним.

- Геннадий Викторович, вам что взять?

- Возьми чебурек и кофе. И себе возьми чебурек. Не пожалеешь здесь их готовят по-особому.

Старший следователь тем временем перебирал стопку бумаг, которые его коллега отметил, как наиболее важные.Солнце потихоньку припекало, а блики на воде небольшого озерца, притаившегося в дальнем углу старого парка, словно заигрывая, то и дело слепили уставшие, воспаленные глаза. Пересев спиной к воде следователь стал изучать один за другим документы. “Списки освобожденных из мест заключения за год до похищения по Остромечевскому району” - “А Гаврик-то не плох. ” - про себя отметил он. “Лица, привлекавшиеся к административной ответственности по статье “Хулиганство”. “Граждане состоящие на учете в психо-неврологических диспансерах.” - “Совсем не плох”.

- Геннадий Викторович. - Послышалось за спиной. - Я себе взял со свининой. Хотел и вам взять, но мужчина на раздаче сказал, что вы любите с бараниной.

- Хах! Жорик! Старый пират. Еще работает. Садись быстрее - и давай сюда блокнот.

- А что за “Жорик”?

- Старый осетин. Работал на “Совтрансавто” лет двенадцать назад. Как-то попался на контрабанде видеомагнитофонов из Польши под видом вьетнамских тапок. Прокурор пробовал на него еще и организацию трафика повесить, но наши посмотрели, что обычный мужик, которому просто не подфартило. Да еще и по новенькому Panasonic VHS перепало - не все, видать, нашли. За него похлопотали - так что лишнего не получил. Отсидел год, а потом решил здесь остаться. Да еще и семью перевез. Говорит, что на родине боится теперь жить - те конфискованные “видаки” хозяин на него повесил, а еще и проценты требует. Вот и остался здесь.

- Это что - значит он вам взятку дал?

- Зачем “взятку”? Просто отблагодарил.

- Хороша благодарность.

- Не суди, Василек, да не судим будешь. - Геннадий Викторович щедро сыпанул из сахарницы в свой стакан и, позвякивая ложечкой, продолжил листать дела.

- Геннадий Викторович, я вот что думаю…

- Да?

- Будь сейчас не девяностый, а, скажем, пятьдесят третий - таких как вы бы… - Старший следователь поднял глаза и пристально посмотрел на юношу.

- Ну что же ты? Договаривай, раз начал. Таких как я бы… - Он жестом предложил собеседнику продолжить фразу. Назвали вредителем? Отправили валить лес? Поставили к стенке?

Повисла пауза.

- Я, Вася, на лавры праведника не претендую, но и возможность упускать не стану. - Прошипел следователь. - Что лично тебе дала твоя страна?

Юноша не задумываясь отчеканил:

- Бесплатное образование - раз. Бесплатную медицину - два. Бесплатное жилье - три. Жизнь в социальном равенстве - четыре…

- Ты не злись. А то, вон, щеки уже кровью налились. Лучше подумай: а что она взяла взамен?

- Вы про службу в армии?

- Я про отсутствие выбора. Ты, Вася, мог бы сейчас не пылью в кабинете дышать, а рисовать картины или писать книги. И в любой другой стране тебя бы не называли за это тунеядцем. А захотел бы пойти в торговлю - тебя бы не называли спекулянтом и не дали бы год с конфискацией за пару паршивых индийских джинсов. Выбор, Василёк - это то, что у человека нельзя отнимать.

- Я на своём месте. А если захочу заняться коммерцией - пристрелите меня. - он опустил голову, упершись глазами в стакан с какао.

Геннадий Викторович молча смотрел на Васю.

- Эх, Вася-Василек. - Прервал он повисшую тишину. - Ну ладно. К чертям собачьим этот чебурек. Весь аппетит пропал. Давай лучше: рассказывай все, что нарыл.

- Вам закусить не помешает - от вас разит за километр. - Произнес юноша мрачно.

- Спасибо на добром слове. Ну так что там у тебя?

- Вы уже просмотрели с большего?

- Да, просмотрел. Ты обратил внимание, что одна из пропавших женщин, которую якобы нашли умершей по естественным причинам, имела на теле следы, схожие с теми, что на обеих наших девочках?

- Это которая?

- Зинаида Ващук.

- Ссадины на лодыжках и кровоизлияние в левом глазном яблоке?

- Она.

- Я читал. Дело закрыто. Она умерла от приступа эпилепсии. Травмы получила во время спазмов.

- Разве были свидетели?

- Вы же сами читали, зачем спрашиваете?

- Не бойся - не проверяю. Просто хочу, чтобы ты проследил ход моих мыслей.

- Ее нашли грибники спустя четверо суток после пропажи. В сотне метров от железной дороги в лесопосадке.

- Хорошо. Вот смотри: откуда у неё ссадины на ногах? Ну допустим у неё и правда случился припадок, а рядом кто-то оказался. Чтобы ты стал делать на месте очевидца?

- Все по учебнику: зафиксировать голову и руки, разжать зубы.

- Так бы сделало и большинство не подготовленных людей. И с большой долей вероятности человек бы погиб. А знаешь как было на самом деле? - Следователь развернул папку с фотографиями. - Во время спазмов ее перевернули на бок, о чем говорит лужица рвоты возле тела. Но не просто перевернули - а придерживали голову, так как на лице погибшей не было следов рвотных масс. Какие выводы можно сделать из этого? Ну-ка, Василек, покажи чему я тебя научил?

- Рядом с ней было как минимум двое.

- Браво! И не просто двое. Как минимум один из них имел специальную подготовку и знал, как правильно оказывать первую помощь. К тому же, удерживая ее голову, человек находившийся с ней никак не мог придерживать и ноги. А следы ссадин не появились бы на лодыжках, лежи она на спине со свободными конечностями. Второй ее держал, вот и отметины на лодыжках.

- Но на теле не нашли никаких следов насилия.

- Не там искали. Видишь ли, Вася, субконъюктивальное кровоизлияние в глазу потерпевшей, которое криминалисты… Тьфу! Да какие там криминалисты? Фельдшер, из райцентра, принял за последствия рвотных спазмов во время приступа - на самом деле последствия того, что девушка задохнулась. И если учесть отсутствие странгуляционной борозды или следов рук на горле жертвы, то я предположу, что ей закрыли лицо либо ладонью, либо чем-то, что лишило ее возможности дышать.

- Но зачем ее было спасать, чтобы потом убить? Геннадий Викторович, у вас что-то не сходится.

- Не знаю, Вася. Может запаниковал наш душегуб, а может только набивал руку, вопрос в другом: местный он или нет?

- Там население тысяча триста человек. Плюс соседние деревни и хутора - ещё около трёх тысяч. Кого искать?

- Искать, Вася, врача или фельдшера. И начинать нужно с того, что оказался неподалеку. - Он повернулся на шум. По центральной аллее в парк втекал поток митингующих. Одни с флагами, иные с гигантскими надувными шарами в рост взрослого человека. Поток заполнял окрестные лавочки, разбиваясь на парт ячейки, собираясь тесными кольцами вокруг негласных лидеров. Те в свою очередь оглашали свою политическую программу, давая возможность каждому вкусить ее из пластикового складного стаканчика. К слову сказать, многие демонстранты шли с детьми и, простым радостям пролетариата, предпочитали семейную прогулку по тенистым аллеям в молодой листве.

- Ну что? Доедай свой чебурек и поехали.

- Куда?

- А куда обычно люди едут после завтрака?

- ?

- Правильно. В морг.

Показать полностью
1

"Орбиталь, зона 86" - Глава 2, часть 2

Отряд двигался от ворот по центральной улице — широкой и достаточно чистой. Городок, на первый взгляд, не слишком отличался от восемьдесят шестой зоны — та же мощёная дорога, те же светлые домики с черепичными крышами, разве только зелени было поменьше, из-за чего город казался серым и блеклым. Спустя недолгое время мостовая привела отряд к Поместью Роз. Тут Катрена, наконец, спешилась и подошла к охранявшим ворота стражам. Она сказала им ровно то же, что сказала солдатам при въезде в город. Закованные в латы мужчины переглянулись, один из них, усатый, ухмыльнулся и заговорил:

— Из восемьдесят шестой зоны, значит? Ну, да, мы ждали делегацию — с нетерпением ждали! — насмешливо сказал он. — Вот только откуда нам знать, что вы не ряженые преступники, например? Я-то думал, посланцы Орбитали любят роскошь. Где же дорогие начищенные доспехи? Где свита? Как же церемонии? Где музыканты, в конце концов? Разве может город, поработивший столькие владения, выслать такой крохотный и скромный отряд? Что-то не верится мне в это. Уж не самозванцы ли вы?

Второй стражник мерзко захихикал.

Это была явная провокация — Катрена даже не сомневалась. Тем не менее, как бы ни хотелось ей дать мерзавцу с елейным голоском хорошую затрещину, она удержала на своём лице строгое невозмутимое выражение. Молча достав из-под плаща скрученный в свиток лист, она протянула его стражнику.

— Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? «Сим документом приказываю…» — надо же, как высокопарно! Как же тут не поверишь?.. Вот только откуда нам знать, что документ ваш — тоже не подделка? Мало ли, кто его написал? Эдак и я могу чего-нибудь такого присочинить.

— Гербовая печать вам ни о чём не говорит? — Катрена вопросительно подняла бровь, глядя прямо в глаза стражника — спокойно и со скепсисом: актёр из него был такой же дурной, как и их охранявшего городские ворота, разве только этот говорил более складно, даже витиевато. Уж больно такая манера напоминала Эфилию — точнее сказать, дурную пародию на неё, — и Катрену это даже по-своему забавляло. Тем не менее, ей было совсем не до шуток.

— Гербовая? Да откуда ж нам знать, какой он у вас — герб этот? Не имею ни малейшего понятия — не ин-те-ре-со-вал-ся.

— У твоих командиров совершенно точно есть бумаги, заверенные подписью вашей Розы и гербовой печатью Орбитали.

Катрене всё труднее было сохранять самообладание. Её нервы были натянуты до предела, и не выдать себя стоило ей огромных усилий. «Будь ты проклята, Эфилия, за все твои дурацкие игры, в которые ты меня втянула!» — чётко проговорила девушка у себя в голове и едва заметно выдохнула: пусть и ненадолго, её это всё же успокоило. Она бесстрастно глядела на стражей Поместья перед собой, прекрасно понимая, что ей аргументы слишком очевидны. Так имело ли смысл и дальше повышать градус абсурдности этого нелепого спора? Однако стражник с елейным голоском, похоже, сдаваться не собирался, даже делая из себя посмешище — гордое и непроходимо глупое.

— Ну, да, ну да, Вы, конечно, правы, генералиссимус, — сказал он с наигранной задумчивостью, теребя свои длинные закрученные усы.

— Капитан, — поправила Катрена.

— И только то? Ну, пускай капитан. Так вот, говорю я, Вы абсолютно точно, совершенно правы — кто я такой, чтобы с вами спорить?

— Так ты пропустишь нас? — капитан Лексис искренне хотела бы надеяться, что так оно и будет. Вот только она же прекрасно чуяла за этими шутовскими расшаркиваниями подвох. И не ошиблась.

— Вы знаете, я то бы радостью. Друг мой, ведь и Вы тоже? — спросил он у товарища, и тот в ответ активно закивал головой. — Вот только, знаете ли, мы этих документов-то в глаза не видели. А если бы и видели, то вряд ли бы запомнили эту вашу гербовую печать. Особенно — товарищ мой, — ведь на войне-то беднягу контузило, у него совсем дурно с памятью стало. Война — страшная штука, не правда ли?

Усатый солдат сощурил свои маленькие насмешливые глазки, и Катрена совершенно чётко увидела в них злобу: искреннюю, не имевшую ничего общего с наигранностью.

— Не знаю, не бывала, — сказала она мрачно, понимая, что очередной раунд словесной перепалки остался за стражниками.

— Повезло Вам, капитан. А мы вот знаем, представьте себе. Так что уж поверьте… нет-нет, «нижайше прошу поверить нам на слово». Так вот, о печати этой: мы, конечно, могли бы сбегать к нашему командиру да посмотреть, что там за печатка стоит у него в бумагах. Вот только не предлагаете ли Вы нам оставить свой пост? Надеюсь, что нет. Так что простите великодушно, но я точно не побегу. А Вы, друг мой?

— Да как же можно?! А если другие патрульные в саду увидят, узнают!..

Стражники уже откровенно вошли во вкус, всё пуще разыгрывая своё представление. И Катрена уже снова обдумывала, как бы ей и её отряду попасть в Поместье, минуя эту парочку шутов и не потеряв при этом лица. Ей отчаянно хотелось прекратить этот балаган, а ещё сильнее — оказаться где-нибудь подальше от него; или, на худой конец, чтобы кто-нибудь — да тот же Горин или хоть сама Эфилия подсказали ей, как прервать этот поток дурного остроумия. Но ни Горин, ни, тем более, Эфилия, которой даже не было рядом, этого не сделали. Сделал мягкий, но властный голос с другой стороны ворот. На тропе, ведущей к ним от Поместья, появилась стройная ладная фигурка.

— Отставить, — велела она, и солдаты тут же замолкли, вытянувшись по струнке. — Разве так встречают важных гостей? Вы позорите светлое имя Голубой Розы своим поведением.

Катрена мигом узнала эту молодую девушку, хотя и видела её всего несколько раз, на празднованиях, — статную, светлую и красивую, одетую в свой безупречный синий мундир.

— Леди Альберта, — Катрена почтительно склонила голову, заложив левую руку за спину, как и полагалось военным. Её люди поступили так же.

— Ты, очевидно, капитан Лексис? Я и моя царствующая сестра ожидали тебя, — сказала Альберта и вежливо улыбнулась своими тонкими бледными губами. — Откройте ворота.

Стражники выполнили приказ мгновенно, без каких либо гримас и кривляний, — будто не они вовсе минуту назад разыгрывали дешёвый спектакль. Катрена молча забрала у усатого стража документ и протянула его Альберте. Та, однако, остановила её жест.

— Не стоит, — сказала она, взглянув Катрене в глаза. — Мы не представлены, но я видела тебя среди солдат вашего элитного отряда на последнем праздновании Воинской славы. Как и на Дне Роз, впрочем. У меня пока нет каких-либо причин не доверять тебе.

Вежливость Альберты, спокойный взгляд её светлых глаз — всё это было формальным и обезличенным — Катрена не сомневалась в этом ни единого мгновения. Не сомневалась, даже если бы не спросила заранее, с кем ей предстоит работать.

«Леди Альберта, несомненно, куда тактичнее, чем её царствующая сестра, — сказала Эфилия в вечер перед отправкой, отвечая на этот вопрос. — Тем не менее, она крайне лояльна к леди Эбель. А кроме того, она действительно великолепна на поле боя, несмотря на свой возраст, — и как стратег, и как солдат — можешь поверить мне или спросить леди Глицинию. Так или иначе, леди Альберта — наш союзник. Будь осторожна с нею и сдержана, не потеряй её доброе расположение».

Катрена, конечно, могла бы поспорить с такой формулировкой: едва ли холодную вежливость можно было назвать добрым расположением. Но с Эфилией, конечно, все споры оказывались бесполезными, а в её словах действительно было рациональное зерно. Так или иначе, Катрена и не думала позволить себе оплошать.

Альберта развернулась, жестом велев следовать за собой. Она повела прибывший отряд через сад, к Поместью. Катрена оторвала взгляд от безупречно ровной спины леди и мельком огляделась: сад был не слишком большой и пышный, но вполне приятный глазу, с фонтаном в центре и кустами голубых роз повсюду, куда бы она ни посмотрела. Поместье Голубой леди также выглядело вполне презентабельно, пусть и не такое высокое, как главное здание восемьдесят шестой зоны, с яркой черепичной крышей и светлыми стенами. Это место казалось приятным и вполне мирным. Обманчиво мирным, разумеется, — в этом Катрена также не сомневалась ни секунды. Тем не менее, будучи под эгидой знатной особы, она уже чувствовала себя чуточку спокойнее, ловя красноречивые взгляды встречающихся на пути караульных. И всё же…

«Они ненавидят меня, ненавидят весь мой отряд — все до единого», — нервно повторяла про себя Катрена и оставалась настороже.

Двери отворились, и вся процессия вошла внутрь здания. С неясной тревогой капитан Лексис взглянула на крепкие деревянные створки, сомкнувшиеся за спинами её отряда, затем огляделась: холл Поместья был не слишком просторным, на противоположной от входа стене высилась ещё одна массивная дверь, надёжно охраняемая сразу четырьмя стражами. По периметру залы Катрена насчитала ещё шестнадцать.

Прямо перед вошедшими точно из земли вырос старик — управитель в тёмном фраке. Он был невысокий сухопарый, а его покрытое глубокими морщинами лицо было образчиком угрюмости и недружелюбия.

— Наши гости устали с дороги, — сказала Альберта старику. — Позаботься о том, чтобы их устроили должным образом.

— Как прикажете, леди, — учтиво, но сухо — точно по методичке — ответствовал слуга.

— Вас разместят с комфортом в восточном крыле. Поешьте и отдохните, — Альберта обвела взглядом прибывший отряд и остановилась на капитане — девица внимательно оглядела её.

Слова Альберты не могли не радовать солдат — проголодавшихся, вымокших до нитки и порядком подуставших от длительного непрерывного перехода. Не могли не радовать и Катрену, однако она всё ещё чётко помнила, для чего они прибыли. И совершенно точно не в её интересах было откладывать дела в долгий ящик. Она подобралась и приготовилась просить немедленной аудиенции у леди Эбель…

— Сожалею, но моя царствующая сестра сейчас занята и не сможет принять тебя. Кроме того, я уверена, твой отряд устал после стольких часов в пути. Я распоряжусь, чтобы аудиенцию назначили и подготовили в ближайшее время.

Альберта ответила прежде, чем вопрос был задан, и Катрена стушевалась от мысли, что её собственное лицо, очевидно, слишком красноречиво выдавало намерения.

— Я буду очень признательна Вам, леди, — всё, что смогла ответить девушка, и поклонилась.

Светлые глаза Альберты вдруг потеплели:

— Ты хороший солдат, Катрена Лексис, — сказала она и кратко улыбнулась своими тонкими губами, — удивительно скромный для капитана.

И прежде, чем Катрена успела хоть как-то отреагировать на эти слова, леди уже отвернулась, а старый управляющий неизменно вежливо и неизменно холодно предложил им следовать за собой.

«Удивительно скромная для капитана», — повторила про себя Катрена, раздумывая, была ли это похвала или насмешка. Скрытый смысл — если, конечно, в этих словах он вообще был, — безнадёжно ускользал от девушки.

«И к чему она сказала мне это?»

Катрена обернулась вслед отдаляющейся стройной фигуре Альберты — та обсуждала что-то с подошедшими стражниками. Что-то, чего капитан Лексис уже не могла разобрать. Леди, словно почувствовав на себе взгляд, повернула голову. Их глаза встретились всего на несколько мгновений. Всего на несколько кратких мгновений светлые, почти прозрачные глаза прожгли гостью Поместья насквозь. Их ледяной взгляд был прямым и хищным. Катрена ощутила себя маленькой жалкой полевой мышью перед ястребом, готовым разорвать её без жалости. Это была не ярость, отнюдь, — это была холодная и привычная готовность убивать.

Катрена отвернулась прежде, чем осознала, что таким образом показала свою слабость перед противником. Она быстро и тихо вдохнула и выдохнула несколько раз, успокаивая сердцебиение. Очевидно было, что никто из её спутников не заметил внезапно накатившей на неё инстинктивной паники — разве только внимательный Горин, шедший чуть позади, слегка повёл головой: он наблюдал. Катрена дала себе мысленную затрещину, окончательно приходя в чувство. Так или иначе, сейчас она знала одно: леди Альберта Акварис, генерал и младшая сестра правящей Голубой Розы Эбель, была опасным противником, и в интересах Катрены было не наживать себе врага в её лице.

Когда капитан всё же нашла в себе силы обернуться вновь, Альберту она уже не увидела. Зато увидела другую девицу — высокую, черноволосую и коротко стриженную, одетую в форменное платье и передник — очевидно, служанку. Она шла молча, спокойно глядя перед собой, замыкая шествие.

«Точно под конвоем ведут», — мрачно заметила Катрена про себя и внутренне поёжилась, но виду теперь не подала.

Отряд и сопровождавшие его поднялись на второй этаж, миновали коридор и вошли в комнату с большим столом.

— Это Анта, она будет прислуживать вам, — представил горничную старик. Девушка кратко поклонилась.

Закончив с формальностями, управляющий развернулся на каблуках и, многозначительно взглянув на служанку, покинул комнату.

— Дверь справа — спальная для капитана, дверь слева — для остальных солдат, дверь в ванную — посередине. Мне велено менять постель раз в три дня. Ужин через полтора часа, — отчеканила девица. Голос у неё оказался мелодичный и негромкий, но в нём отчетливо сквозила холодность. Анта была молодой и миловидной, она напоминала заведённую куклу, которая говорила вызубренными фразами с безличной вежливостью в тоне.

Следующие полтора часа прошли в напряжённом молчании. Отряд разместился быстро — пожитков у каждого было по заплечному мешку. Катрена не отдавала своим солдатам никаких особых распоряжений, и отнюдь не только и не столько потому, что решила прислушаться к словам леди Альберты об отдыхе. Истинная причина стояла у двери — с безупречно ровной спиной и бесстрастным лицом. Обсуждать что-то, связанное с заданием, при Анте капитан Лексис категорически не собиралась, но и в том, что служанку допустимо выгнать, не вызывая подозрений, уверена не была. В конце концов, она пока решила отложить этот вариант и дать своим людям небольшую передышку — в ближайшее время такой возможности, знала она, могло больше не представиться. Спрашивать Катрену о чём-либо самостоятельно солдаты тоже не решались: молчаливое, но навязчивое присутствие служанки напрягало их ничуть не меньше. А потому в эти полтора часа всему отряду только и оставалось искать, чем бы занять голову и руки. Один лишь Горин не растерялся и принялся приводить в порядок свой меч, изредка поднимая глаза и исподлобья зыркая на служанку. Тем не менее, лицо Анты оставалось таким же отрешённым, и никакие взгляды, казалось, не могли пронять её.

Катрена же развернула перед собой подаренную Юривиэлем карту и постаралась сосредоточиться на изучение мельчайших деталей, старых названий и ориентиров. Однако присутствие подозрительной прислужницы слишком давило на неё, она то и дело сбивалась с мысли, и это не могло не раздражать.

«Мы здесь будто под стражей сидим, — невесело думала Катрена, украдкой поглядывая на Анту. — Не удивлюсь, если девчонка на деле — никакая не прислуга, а ряженый солдат. Подослали же надзирателя!»

И она тут же вспомнила Милка: в отличие от остальных членов элитного отряда, он, обыкновенно, не ходил в военной форме — Эфилия позволяла ему подобную вольность. Она вообще многое ему позволяла. Он готовил чай, он помогал Розе с документами и выполнял различные поручения, в том числе — не самые чистые, — пускай и без всякого энтузиазма. Обыватель со стороны без труда бы ошибся, приняв мальчишку за простого слугу. Впрочем, это Милку было, скорее, на руку, потому что для всякого недоброжелателя такая ошибка могла стать последней. Катрена, вынужденная когда-то тренироваться вместе с ним, знала об этом не понаслышке — ни один их спарринг не заканчивался в её пользу. Милк прошёл через такие же тяжёлые форсированные тренировки, как и она сама, он был действительно великолепен в бою, и если эта девица-служанка хотя бы в половину была так хороша как он, думала Катрена, поворачиваться к ней спиной явно не стоило.

«Змеиное гнездо» — в этом Горин, пожалуй, прав» — Катрена мельком взглянула на своего подчинённого, всё также точившего клинок с угрюмым видом, — и легче от этой мысли, разумеется, не становилось.

Минуты тянулись вязкой болотной жижей, и когда большие часы у стены пробили шесть, «надзирательница» наконец вышла из комнаты. Отряд вздохнул с облегчением, однако, знала Катрена, это было ненадолго. Потому, дождавшись, когда шаги за дверью совсем стихнут, она заговорила — быстро и негромко.

— Сразу после ужина отправляемся в город. Нужно встретиться с нашим послом и расспросить, что здесь происходит — может, хотя бы в его доме удастся поговорить без свидетелей. Впрочем, мне не кажется, что он в курсе здешним подковёрных игр, иначе мы бы об этом знали.

— Это Вы хорошо подметили, капитан, — Горин отложил точильный камень и, проверив, хороша ли заточка, принялся полировать клинок. — Тихо шебуршатся по своим углам и выжидают удачного момента — не иначе.

— Пойдём все вместе. Всё ценное лучше держите при себе, — велела Катрена. В том, что их обыщут при первой же удобной возможности, она даже не сомневалась. Не то чтобы её отряд или она сама имели при себе что-то секретное, особенно ценное или, тем паче, запрещённое, но мысль о том, что кто-то будет копаться в личных вещах, вызывала у девушки отвращение. Она невольно поёжилась.

— Не волнуйтесь, капитан, — улыбнулась Валара. — Я уверена, мы все справимся с этим делом. По крайней мере, нас отправили не на войну.

— Это верно, — поддержал её товарищ и тоже улыбнулся. — Сейчас мы сытно пообедаем…

— Да уверен, в Поместье кормят от пуза.

— Тебе бы только поесть…

Солдаты приободрились, напряжение, казалось, как рукой сняло. Только что они сидели мрачные, нервные и угрюмые — и вот уже шутили, смеялись и спорили о всякой ерунде. Только Катрене было совсем не до веселья. Ей хотелось бы надеяться, что разговор с послом хоть немного прояснит ситуацию, но чем больше она думала об этом, тем призрачнее становилась надежда. И если так…

Катрена поймала взгляд Горина — его лицо, казалось, стало ещё мрачнее, чем прежде. Он был не слишком доволен столь беззаботным поведением своих товарищей и, очевидно, ждал, когда капитан осадит их. Тем не менее, Катрена в тот момент не собиралась этого делать. Не собиралась хотя бы потому, что понимала: нервы были натянуты до предела у всех, и её солдатам нужна была хоть какая-то разрядка.

Анта вернулась спустя четверть часа, вкатив в комнату большую тележку. Она принялась расставлять тарелки и раскладывать приборы, ни на кого не глядя — будто в комнате была лишь она сама. Служанка разлила по тарелкам свекольный суп, затем отчеканила своим безразличным голосом:

— Кушать подано, — и отошла к стене.

Хотя её присутствие раздражало всех без исключения, солдаты были слишком голодны. Они мигом бросили все свои занятия, с трудом найденные в прошедшие полтора часа, и принялись рассаживаться за столом. Несмотря на нервозность и напряжение, Катрена тоже порадовалась горячему супу — она была страшно голодна. Однако…

— Постойте!

Грубый хрипловатый голос Горина так и громыхнул через всю комнату, заставив солдат удивлённо поднять глаза от тарелок, исходящих аппетитным запахом.

— Служанка, как тебя там?

— Анта, господин, — проигнорировав грубость, спокойно ответила девушка.

— На столе нет перца! Как можно есть свекольный суп без перца?! Нас нарочно кормят здесь как попало?

Катрена удивлённо глядела на своего солдата, как и все обескураженная его резкостью. Однако, в отличие от остальных, она сообразила: грубость эта была отнюдь не от неприязни.

— Потише, Горин — здесь нет глухих, — прикрикнула она, затем обернулась к служанке и уже мягче добавила: — Принеси нам перца, пожалуйста.

— Как скажете, госпожа, — Анта так и не изменилась в лице. Она просто развернулась и вышла из общей комнаты.

— Не ешьте, — Горин зыркнул на товарищей, уже зачерпнувших суп ложками.

— Что за дела? Чего ты так разорался? Мы голодные, вообще-то, — проворчал другой солдат. — Ну, скажите ему, капитан…

— Да не ешьте вы, подождите!

Катрена всё ещё не до конца понимала, что происходит, но интуиция подсказывала ей послушать более опытного товарища. Она мрачно кивнула, и солдаты покорно отложили приборы.

Горин зачерпнул из своей тарелки и поднёс ложку к лицу. Она разглядывал варево с полминуты, принюхивался, а затем вылил себе прямо на руку. Суп был не слишком горячим, потому не обжёг кожу. Горин замер, рассматривая свою мокрую руку и будто чего-то выжидая. В гробовой тишине, прошло около минуты, но ничего так и не случилось. Солдаты всё ещё смотрели на товарища с недоумением, Катрена же уже поняла ход его мыслей.

— И как? — спросила она осторожно, не сводя глаз с облитой руки.

— Не знаю, — Горин устало выдохнул, его голос прозвучал чуть более расслаблено, чем до этого. — Ничего явно подозрительного не заметил, кожа даже не чешется. Попробую.

Он зачерпнул ещё супа и нервно поднёс к губам, однако не съел, а лишь дотронулся кончиком языка. Затем пожал плечами.

— Это ведь хорошо? — неуверенно спросила Валара, так до конца и не понявшая, что сделал её товарищ.

— Хорошо? — он взглянул на девицу и хмыкнул отнюдь невесело. — Ну, с первой ложки мы точно не откинемся.

Глаза Валары расширились, её лицо стало совсем бледным — аппетит будто мигом оставил её. Остальные выглядели не лучше.

— Ты параноик, Горин, — выдохнул другой солдат. — И что, предлагаешь нам теперь совсем не есть?

— Он прав, — Катрена мрачно оглядела свой отряд. — Нам нужно чем-то питаться, в любом случае.

— Просто подождите ещё немного. Вон, Анта эта уже возвращается, слышите?

И действительно, негромкие шаги из-за двери всё приближались, и в следующий миг служанка вновь вошла в комнату.

— Перец, господа, — сказала она спокойно и поставила стеклянную перечницу на стол, рядом с солонкой.

— Ещё кое-что, — сказал Горин, недобро глядя на прислужницу.

— Да, господин?

— Попробуй. Хочу знать, что ты сама думаешь об этом супе. Капитан, Вы позволите?

— Позволяю, — Катрена кивнула. Горина, казалось ей, и правда охватила паранойя, но такая подозрительность действительно могла сохранить их жизни.

Служанка подошла ближе и выжидающе взглянула на Горина.

— Боюсь, у меня нет ложки, господин, — сказала она без всякого сожаления.

— Так возьми мою, — солдат едва ли не всучил девице прибор. — Я не брезгливый.

Анта покорно взяла в руки ложку и, зачерпнув немного, спокойно съела. Горин всё это время пристально глядел ей в рот и на то, как движутся мышцы на её шее, убеждаясь, что съеденную ложку супа она действительно проглотила.

— Ну, и как он тебе?

— Довольно вкусный свекольный суп, господин. Но, если не поторопиться, боюсь, он остынет.

— Прекрасно, — Горин отмахнулся, казалось, теряя к девице всякий интерес. — Капитан Лексис, скажите, Вы не возражаете, если эта служанка отобедает с нами? Кажется, ей понравился суп.

Тон солдата стал совсем спокойным, но взгляд источал едва ли не обречённость. Остальные из отряда, хотя давно уже сообразили, к чему затевалась вся эта игра, всё ещё были немного обескуражены бесцеремонным поведением своего товарища.

— Ну, пускай отобедает, — Катрена пожала плечами.

Тарелки для Анты не нашлось, и суп ей пришлось есть из небольшой пиалы для соуса совершенно не предназначенным для этого черпаком. Ситуация выходила престранная, но Анта сохраняла маску невозмутимости всё также искусно.

«Если девчонка — не солдат, — думала Катрена, глядя на её спокойное лицо, — то наверняка имела дело с какими-нибудь действительно неприятными типами, и не раз».

Обед прошёл всё в той же напряжённой тишине — нарушал её только негромкий звон ложек о тарелки, когда кто-нибудь не слишком аккуратно зачерпывал свой суп. Ни солдаты, ни их командир так и не сумели до конца расслабиться. Добавки никто не попросил.

Доев, Катрена промокнула губы салфеткой и поднялась из-за стола. Её люди тут же встали следом за ней.

— Благодарю, — кратко и сухо сказала она служанке. — Убери здесь, пожалуйста.

Анта послушно сгрузила посуду на тележку, начисто протёрла стол и скрылась за дверью.

— Собирайтесь, и пошустрее, — велела Катрена. Сама она аккуратно спрятала под мундир свёрнутую карту и документ с гербовой печатью, который должен был бы открывать посланцам восемьдесят шестой зоны любые двери и дозволял привлекать к сотрудничеству всякого, включая хоть саму леди Эбель. Однако, на деле, всё обстояло куда сложнее, и бумага эта отнюдь не решала большинства проблем. Катрена поправила меч на перевязи и проверила, надёжно ли прилажен кинжал на левом бедре — маленький и незаметный — под концами пояса парадной формы, спадающими вниз по ноге. Всё важное и ценное было при ней, а в заплечном мешке лежала только сменная одежда да ещё пара вещиц.

— Выдвигаемся, — сказала Катрена, и солдаты без вопросов последовали за ней.

Показать полностью
15

Курс начинающего литератора. Выпуск 1

Уважаемые пикабушники! Если вы давно хотели написать художественный текст, но не знаете, с чего начать, предлагаю ознакомиться с курсом для самых начинающих 😃


Позже будут выходить посты со следующими этапами написания и работы над текстом.


Источник.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Курс начинающего литератора. Выпуск 1

Сегодняшний выпуск озаглавит небольшой курс писательского мастерства для самых начинающих. Не сказать, конечно, что здесь какие-то особенные тайны профессии, но, как показали письма моих читателей, им нужны не тайны, а основы. Китайское проклятье про эпоху перемен страшное, я теперь это вижу. Никогда я не преподавал группе, всегда вёл занятия тет-а-тет потому, что люди разные и находятся на разной глубине. Легко увидеть, где у человека пробелы, и восполнить их, когда читаешь его работы и видишь работу мысли. Когда перед тобою группа – это сложнее. Единственный пришедший мне на ум способ заключается в том, чтобы опубликовать ряд статей, последовательно ведущих группу вглубь. Думаю, для базового курса этого достаточно. Конечно, тем, кто продвинулся немного дальше первые занятия будут казаться скучными и банальными, каковыми бывают уроки английского для самых маленьких человеку, уже уверенно заявляющему, что: «Лондон из зэ кэпитал от Грэйт Бритн». Но, если даже такие товарищи не заинтересуются моей работой, беды мало. Всё равно в литературе нечего делать без усидчивости и терпения.


Приступим.


Безисключительно любое литературное произведение создаётся и анализируется двумя главными вопросами. Это Альфа и Омега, Инь и Ян, нефть и воры.


Первый вопрос: Как?


Второй вопрос: Что?


Возьмите любой рассказ и спросите себя, о чём он и как он написан. Например, рассказ о дружбе – вот его обобщённая тема. Это очень поверхностно, ведь всегда можно копнуть глубже и узнать, что рассказ, например, о верности и предательстве, о силе дружбы, о взаимовыручке, и так далее. Для нас теперь достаточно однозначного определения, потому, не станем усложнять «барабан» – дружба, и всё. Теперь ко второму вопросу – как это написано. Вернее, будет написано, мы же ещё не начали. Здесь тоже есть много слоёв, от простого «весело» до многостраничного отчёта о применённых техниках и жанровых штрихах. Сегодня мы будем работать с самым простым и естественным «как» в литературе. Это, безусловно, речевой стиль. То, что у нас получится, должно исчерпывающе описываться формулировкой «Весёлый рассказ о дружбе, написанный в разговорной повествовательной манере».


Теперь о технике, которую вам предстоит изучить. Разговорный стиль – не есть разговор. В отличие от прямой речи персонажа, не допускаются, например, «сорные» слова. Всё-таки это художественный литературный стиль, «бекать» и «мекать» здесь не нужно. Схватывающим на лету рекомендую прерваться и прочесть маленький рассказ Михаила Зощенко «Лимонад», вы получите максимальное представление, о чём пойдёт речь далее.


У вас всё получится очень быстро, если вы представите себе, что через несколько дней вам нужно будет рассказать кому-то о событии, некогда вами пережитом. В первую очередь следует подумать о слушателе, о том, кто он такой. От этого зависит хотя бы выбор лексики. Мы будем руководствоваться действующими в стране цензурными ограничениями, то есть не употребляем мат, не применяем шок-контент, не затрагиваем социально-вонючие точки напряжения, не играем на животных инстинктах толпы, и так далее. Вот тот слушатель, о котором я только что сказал, познакомьтесь с ним. Это главный человек в вашей жизни – представитель вашей целевой аудитории (ЦА). Всё, что вы когда-нибудь напишете, должно (если вы не пишете в стол) ориентироваться на ту или иную целевую аудиторию, и важность этого принципа непереоценима. Но работа с ЦА относится к вещам сложным, и сегодня мы ограничимся одним её представителем. Пусть это будет уважаемый человек противоположного пола старше вас почти на поколение. Лично мне представляется одна из моих учителей. Я буду писать так, чтобы мне не было по-человечески стыдно, если бы она это прочла.


Работать я буду в режиме сочинительства, то есть выдумывать точки сюжета и соединять их между собой – сочинять. Создадим точку входа.


«Лет десять назад я был на охоте».


Отлично, начало положено. Уже нарисовался в голове антураж. Теперь спросим себя – что нужно знать слушателю для того, чтобы он понял всё, о чём мы расскажем? Самая живучая ошибка новичка – не учитывать знание ЦА. Наверняка вы бывали в ситуации, когда в компании кто-то произносит фразу, все смеются, а вы – нет. Потому, что не знаете того, что делает шутку смешной. Сегодня мы считаем, что ЦА ограничена тем, что принято называть «общеизвестным». То есть знает, что такое охота, гончая, ружьё, но не обязана знать давление в шинах джипа охотника, и что собой представляет рассказчик на момент начала рассказа. Потому, мы сразу расскажем, кто мы такие, пользуясь тем, что это самое начало, и слушателю ещё не надоело.


«Лет десять назад я жил в большом городе, и работал продавцом мобильных телефонов. И вот попал я на охоту».


Так намного понятнее. Вряд ли рассказчик огромный детина со свирепым лицом, навыками Беара Гриллса и сапёрной лопаткой в кармане. Дитя города, щуплый парень на охоте. Это настраивает. Пока оставим и продолжим. А как продолжать? Да вот же вопрос назрел: как же он на охоту попал, если он такой, каким мы его изобразили? Давайте придумаем.


«Лет десять назад я жил в большом городе и работал продавцом мобильных телефонов. Была у меня тогда любимая девушка, неземной красоты ангел. У нас к свадьбе всё шло, но её папаша на счёт меня сомневался. Они богатые были, я в их магазине и работал, и ещё двадцать таких у них в городе было, все у метро. Запрещать нашу любовь он, конечно, не стал. Не бандит всё-таки, хоть мне казалось, что “из бывших”. Но испытание мне он придумал. Утром однажды приехал к нам в магазин и говорит, что в субботу мы с ним на охоту едем. И вот, попал я на охоту».


Ну как? Нам удалось объяснить, как герой попал в среду, для которой он не создан. По-моему, получилось хорошо. Текст, конечно, уродливый, но я намеренно оставляю его таким, чтобы показать, как его отшлифовать. Сейчас нам это не нужно.


Продолжим. Что будет, если вы долбанёте незнакомого бультерьера ногой по морде? Совершенно верно, он отреагирует. Это один из законов литературы: всякое изменение требует реакции. Если реакции никакой нет, значит, изменение это вы совершили неосознанно, оно лишнее, отвлекает и мешает читателю. Герой жил себе спокойно, и вот в его жизнь внесли изменение. Значит, требуется реакция. Реагируем.


«В пятницу у меня был выходной, и я занялся приготовлениями. Купил ботинки, бензиновую зажигалку и большой нож; сложил в рюкзак бутылку воды, палку колбасы и рулон туалетной бумаги и лёг спать пораньше».


Но позвольте, мы нигде не говорили, что герой – человек глупый. Да, продавец телефонов, но подружку же выбрал правильно? Значит, не глуп. А что делает неглупый человек, столкнувшись с изменившимися обстоятельствами? Он думает. Давайте подумаем.


«На охоте я тогда не был ни разу. Как стрелять, догадывался, в кого стрелять тоже, вроде, было понятно, а всё остальное – нет. Как одеться? В городе я носил кроссовки, джинсы и ветровку, Не поеду же я в лес в белой куртке? А экипировка? Ружьё мне дадут, это понятно. А что ещё нужно?..»


Подумали. Дальше. Что делает неглупый человек, когда он сформулировал ряд вопросов? Пытается получить готовое решение.


«Подруга говорила, что в их доме есть специальная комната, в которой её отец хранит свой охотничий скарб. Я попросил рассказать, что он берёт с собой на охоту и стал записывать, но когда она дошла до прибора ночного видения, понял, что это мне не поможет. Денег на всё это у меня не было, и взять их было неоткуда. Интернет тоже не помог, все охотничьи истории там сводились к принципу “наливай да пей”».


Ну что? Готового ответа герой не нашёл, сам тоже подумал. Хорош мозгами скрипеть, закругляем.


«Тогда я решил успокоиться – слишком я себя накручиваю. Всё-таки, я студент-заочник, чего он может от меня ждать? Возьму с собой что есть, а там будь что будет...»


Теперь нам не хватает только одного. Между изменением обстоятельств и реакцией всегда, запомните, всегда есть эмоция. Это первейший ответ организма. И даже если он тщательно скрывается персонажем, он всё равно есть. Опишем его коротко в месте, когда герой узнал, что его пригласили на охоту.


«...я даже рот раскрыл, когда услышал…»


Этого хватит. Все компоненты на месте, об их качестве и полноте будем думать позже. Не пытайтесь сразу всё поправить. Заверяю вас, что это только усложнит работу, и существенно.


Сейчас у нас есть первый фрагмент рассказа. Конструктивно это завязка. О составе рассказа мы говорить не будем – это уже академические знания, а я хочу создать практический курс. Знайте только, что мы создали примерно 20% текста. Сперва мы его допишем сюжетно, то есть пропишем все события, потом станем править, что-то расписывая, а что-то укорачивая, потом… Но, не будем торопиться. Вам я предлагаю, используя наш материал как пример, написать собственный текст. Сейчас герой готов отправиться в приключение, то бишь на охоту. Вот и вы напишите до такого момента, постаравшись не пропустить ни одного обстоятельства из тех, что учёл здесь я. Не уходите в занудство, не расписывайте героя дотошно, избегайте или минимизируйте диалоги. Сейчас я соберу в кучу наш текст, но хочу напомнить, что он правильно кажется вам уродливым: он такой намеренно, шлифовать и полировать его мы будем позже.


«Лет десять назад я жил в большом городе и работал продавцом мобильных телефонов. Была у меня тогда любимая девушка, неземной красоты ангел. У нас к свадьбе всё шло, но её папаша на счёт меня сомневался. Они богатые были, я в их магазине и работал, и ещё двадцать таких у них в городе было, все у метро. Запрещать нашу любовь он, конечно, не стал. Не бандит всё-таки, хоть мне казалось, что “из бывших”. Но испытание мне он придумал. Утром однажды приехал к нам в магазин и говорит, что в субботу мы с ним на охоту едем. Я даже рот раскрыл, когда услышал. На охоте я тогда не был ни разу. Как стрелять догадывался, в кого стрелять тоже, вроде, было понятно, а всё остальное – нет. Как одеться? В городе я носил кроссовки, джинсы и ветровку, Не поеду же я в лес в белой куртке? А экипировка? Ружьё мне дадут, это понятно. А что ещё нужно? Подруга говорила, что в их доме есть специальная комната, в которой её отец хранит свой охотничий скарб. Я попросил рассказать, что он берёт с собой на охоту, и стал записывать, но когда она дошла до прибора ночного видения, понял, что это мне не поможет. Денег на всё это у меня не было, и взять их было неоткуда. Интернет тоже не помог, все охотничьи истории там сводились к принципу “наливай да пей”. Тогда я решил успокоиться – слишком я себя накручиваю. Всё-таки я студент-заочник, чего он может от меня ждать? Возьму с собой что есть, а там будь что будет. В пятницу у меня был выходной, и я занялся приготовлениями. Купил ботинки, бензиновую зажигалку и большой нож; сложил в рюкзак бутылку воды, палку колбасы и рулон туалетной бумаги и лёг спать пораньше. И вот попал я на охоту». («Альфа» не форматируется).


Источник.

Показать полностью 1
0

"Орбиталь, зона 86" - Глава 2, часть 1

Глава 2: Дурное гостеприимство


Солнце то и дело появлялось на небосводе и тут же пряталось за клубящимися облаками. Густые, массивные, похожие на огромные пуховые перины, они стремительно неслись на восток, предвещая непогоду, и если в городских стенах можно было совершенно не бояться обыкновенного дождя, то на пустошах Кагаретской равнины это грозило вылиться в настоящую бурю — такие сильные здесь дули ветра, что застигнутому врасплох путнику пришлось бы очень непросто. И, тем не менее, небольшой отряд всё равно смело двигался к намеченной цели, даже не думая сворачивать назад. Семеро пеших солдат шли колонной, а во главе на ладной буланой лошадке ехал их командир.

Катрена волновалась: вспотевшими пальцами сжимала поводья, то и дело прикусывала нижнюю губу и изо всех сил старалась справиться с беспокойством. Не нервничать она попросту не могла: впервые ей было поручено командовать отрядом вне рамок строевой подготовки. Это было ответственное задание, от которого зависел — ни много, ни мало — мир внутри Орбитали. По крайней мере, так Катрене сказала Эфилия вслед затем, как ошарашила новостью, что поручает это дело ей. Ей, которая ни разу за всё время службы не отходила от городских стен дальше, чем на сотню метров, и которая никогда не бывала в настоящем бою, которая большую часть времени тратила на тренировки и бумажную работу, лишь изредка выполняя реальные задания — и те, обыкновенно, в одиночку… Но спорить с Эфилией было попросту бесполезно.

Трое суток минуло со Дня Роз. Ещё тем вечером Катрена танцевала, беззаботно смеялась и радовалась празднику — редкому выходному дню, — как радовался всякий житель Поместья. А уже на утро Белая леди вызвала её в свой кабинет, и за безобидным предложением выпить чаю, конечно же, скрывался отнюдь не будничный разговор. Шпион, пробравшийся в кабинет в поисках важных документов, оказался лишь прелюдией к чему-то куда более серьёзному. Катрене было поручено присутствовать на допросе, который, к её удивлению, прошёл практически без всякого рукоприкладства. Лазутчик оказался едва ли не дилетантом, и не столько угрозами, сколько убеждениями, у него, в итоге, вызнали и его собственное имя, и, что было куда более важно, место, из которого он прибыл. На памяти Катрены ни с кем игра в «хорошего и плохого дознавателя» не работала так эффективно, как с этим человеком. Звали этого молодого мужчину — скорее, даже паренька, — Садвел, и родом он был из двадцать седьмой зоны. Такой простой и откровенно глуповатый парнишка, думала Катрена, сгодился бы, скорее, для службы в пехоте, но никак не для шпионажа и, тем паче, не для задания с тайным проникновением и кражей документов. Над этой нелепицей посмеялись все, кто был в курсе дела, и даже вечно угрюмый Милк — Катрена готова была поклясться, что слышала это, — фыркнул, прикрыв рот ладонью.

Впрочем, Садвел, хоть и моментально прослыл дурачком, был всё-таки военным, пусть и фактически служил даже не в пехоте, а в войсках поддержки. Посему раскрывать личность отдавшего приказ, как и то, какие именно документы велено было отыскать, он, верный своей воинской чести, конечно, отказался. Управу на бедолагу, впрочем, нашли быстро — не прошло и суток, как все нужные сведения о горе-шпионе были собраны. Так что уже к утру следующего дня оставленный без вечерней кормёжки заключённый был застигнут врасплох вполне серьёзными угрозами в адрес его родного младшего брата и прочей ближней и не слишком родни. Этого оказалось вполне достаточно — благо, «плохой дознаватель» сыграл свою роль более, чем убедительно, — так что Садвел раскололся полностью как раз к обеду. В награду «хороший дознаватель», чью роль исполняла, обыкновенно, Элизабет, велела подать ему горячего супа вместо обыкновенной склизкой тюремной похлёбки. Этим же вечером был разработан план дальнейших действий, а под самый конец собрания Эфилия внезапно объявила, что ответственной за это задание будет Катрена. Чёрная Роза это решение поддержала по какой-то одной ей ведомой причине. Согласился с ним и элитный воинский отряд. Впрочем, знала Катрена, едва ли её товарищи, к которым она присоединилась совсем недавно, воспринимали её всерьёз, и, конечно, будь такая возможность, их командир, полковник Чембер Атрис, выбрал бы иную кандидатуру, а её, Катрену, в лучшем случае, определил бы в помощники. Она и сама была бы этому рада, — будучи совершенно неопытной и попросту слишком юной, — не взваливать на себя такую огромную ответственность. Ей без всяких разъяснений было ясно, что дело это государственной важности, и потому она искренне негодовала от того, насколько беспечно обе Розы подошли к нему. Если от леди Глицинии такого ещё хоть как-то можно было ожидать, то подобная инициатива всегда практичной Эфилии в таком деликатном вопросе попросту ставила в тупик.

«Это будет отличной проверкой на прочность для тебя», — сказала она со своей обыкновенной премерзкой улыбкой напоследок, когда они остались в кабинете совсем одни после собрания, и больше ничего — велела идти. И Катрена пошла, потому что иначе дела в Орбитали просто не делались. И ни командир элитного отряда, ни тем более она сама ничего на это возразить не могли при всём желании. Решения Роз оспариванию не подлежали.

Следующим же вечером отбыл гонец с официальными письмами для Голубой Розы, леди Эбель, а также для леди Альберты и посла восемьдесят шестой зоны, который следил за тем, чтобы протестные настроения в подконтрольном городе не становились массовыми и не выливались в какие бы то ни было серьёзные действия. А уже на утро снаряжённый отряд, вручённый Катрене под командование, выдвинулся в двадцать седьмую зону. Благо, со своими новоиспечёнными подопечными капитан была неплохо знакома: две девушки и пятеро ребят, все довольно перспективные, тренировались вместе с ней в строевой подготовке и на учениях, исполняя роль её подчинённых. Тем не менее, только один из них, знала Катрена, побывал в настоящем бою — как раз при присоединении двадцать седьмой зоны к Орбитали. Остальные оказались почти такими же молодыми и неопытными, как и их командир.

Словом, причин для беспокойства было более чем достаточно.

Особенно сильный порыв ветра подхватил полу дорожного плаща и забросил её прямо Катрене на голову, закрыв едва ли не поллица. Девушка тихо выругалась сквозь зубы и одёрнула плащ, ожидая смешков в спину. Но их, к счастью, не последовало. Она устало выдохнула, в сотый раз стараясь унять волнение и привести мысли в порядок, сосредоточившись на конкретных вещах. Катрена подняла голову к небу и вдохнула полной грудью. Воздух был свежий, несмотря на уже поднимающуюся пыль. Шестой месяц подходил к концу, вскоре ветра над Кагаретской равниной должны были совсем улечься, уступив место зною и засухе до самой осени. Стоило бы насладиться последними глотками свежести, вот только была ли у Катрены сейчас такая возможность? Едва ли. По прибытии в двадцать седьмую зону, знала она, расследование затянет целиком, отобрав последние крупицы свободного времени, которого и так всегда было ничтожно мало. И всё же, даже будучи на ответственном задании, Катрена — вольно или нет — ловила моменты и видела в них красоту, засматриваясь на то, как лучи солнечного света, пронзая облака, падали на землю, позолачивая редкую пыльную траву, стремительно иссыхающую, как и всякий раз, к середине лета. Пусть такой — полумёртвый, скудный, искалеченный давнишней катастрофой — Катрена любила этот мир. Потому что другого она просто не знала.

Очередной сильный порыв вырвал из-под ворота её плаща русую прядь, снова заслонив обзор и возвращая Катрену к реальности. Она стремительно оправила волосы и обернулась к своему отряду. Замыкающая колонну молодая девушка, Валара, точно так же, и она сама мгновение назад, засмотрелась на игру света в облаках, да так, что отставала на полшага.

— Не сбавлять ход! — прикрикнула командир, одёргивая зазевавшегося солдата.

— Есть.

Валара стушевалась и прибавила шагу. Катрена отвернулась и незаметно выдохнула: командовать отрядом, при этом сосредоточившись на панически разбегающихся мыслях, было делом однозначно непростым. Только и оставалось ей молча корить Эфилию с её «проверками на прочность» и другими странными, совершенно неуместными, по мнению Катрены, играми, когда на карту была поставлена безопасность её собственного государства. Несерьёзная серьёзность — это была одна из тех многих вещей, присущих Белой Розе, что совершенно сбивал с толку и попросту выводили из себя.

— Капитан Лексис, разрешите обратиться, — заговорил один из членов отряда, шедший сразу же за лошадью командира.

— Разрешаю.

— Насколько я помню, у нас был запланирован один привал в этом переходе.

— Ну да, был.

— Похоже, грядёт буря. Не лучше ли нам поторопиться? — голос солдата звучал негромко, сухо и немного грубо — словно он сорвал его недавно. Этот воин, Горин, старше Катрены на добрых шесть лет, и был тем единственным, кто участвовал в последней войне Орбитали, когда та аннексировала двадцать седьмую зону. Он был взрослее и опытнее, и, хотя его попытка так прямо давать советы старшей по званию была весьма бесцеремонной, Катрена сочла за лучшее прислушаться.

— Я, в принципе, как раз и думала о том, чтобы отменить привал. Молодец, солдат, — кратко улыбнувшись, сказала она и обернулась к отряду. — Привал отменяется. Всем прибавить ходу. Мы должны добраться до городских ворот прежде, чем разразится буря.

Катрена предпочла быть мудрым командиром, а не гордым, но вымокшим при этом до нитки, и её солдаты были с ней в этом солидарны.

Девушка вытащила карту, не без труда удерживая при норовящем вырвать её из рук ветре, и сверилась с ориентирами: отряд с восхода двигался на юго-восток и к полудню преодолел уже больше половины пути. Вдалеке виднелся практически полностью разрушенный остов какой-то очень старой безымянной крепости, по слухам стоявшей там ещё в утопические времена. Ныне в руинах, обыкновенно, прятались разбойники — сколько бы Орбиталь ни посылала солдат на зачистку, бандиты всегда возвращались спустя недолгое время. Сравнять это место с землёй мешал лишь тот факт, что развалины служили важным ориентиром для всех без исключения, кто рисковал путешествовать по этим сухим пустошам, ибо Кагарет был огромен, и заблудиться не составляло большого труда.

Карта была старая, потрёпанная, но добротная, со множеством пометок и даже древними, утопическими, а то и более ранними названиями регионов. Старая Орбиталь — область на карте, в честь которой и было названо нынешнее государство, — осталась позади. Серая река, единственная на сотни километров окрест, — узкая и скудная — как раз делала небольшой изгиб в том месте, где, судя по карте, начиналась другая область, называвшаяся когда-то Югарией — именно здесь, на самом её севере, и располагалась двадцать седьмая зона, куда отряд держал свой путь. И хотя все эти названия потеряли всякий смысл после катастрофы, когда старые города и области попросту исчезли, картографы восемьдесят шестой зоны всё ещё использовали их. Катрена помнила, с какой гордостью в глазах Юривиэль вручал ей эту карту минувшим вечером. «Я сам лично принимал участие в её создании, вместе с госпожой Георгиной, конечно», — сказал он, имея в виду главного картографа при Поместье. И пускай в руках была всего лишь одна из копий, Катрена бережно относилась к этой карте — хотя бы уже потому, что это был подарок друга.

Девушка сверилась с картой ещё раз, после чего свернула и надёжно спрятала под плащ. Тёплые воспоминания о человеке, ставшем всего за два года её службы близким другом и наставником, будто придали Катрене сил. Юривиэль верил в неё, её приятели — ребята из научно-технологического корпуса — верили в неё, в конце концов, даже Эфилия, несмотря на все её дурные странности, верила, коли дала такое ответственное задание.

— Мы прибудем в двадцать седьмую зону через три-три с половиной часа, — Катрена сказала это, не оборачиваясь, но достаточно громко, чтобы отряд мог её услышать.

Так или иначе, надвигающаяся буря была меньшей из проблем. Куда больше Катрену беспокоили мотивы того, кто нарочно послал совершенно бестолкового агента выкрасть документы о членах шпионской сети Орбитали, якобы от имени леди Эбель. О Голубой Розе и её неприязни к Орбитали, — как считала Катрена, вполне заслуженной и справедливой, — она знала не так много, но даже без этих знаний была бы уверена, что её наглым и бездарным образом подставляют. И Катрене предстояло узнать — кто, а главное — зачем раскачивает и без того хрупкое равновесие, царившее в Орбитали последние два года. О том, что будет с горе-шпионом Садвелом, Катрена предпочитала не думать вовсе, ибо его преступление, хотя и было до крайности глупым и, в какой-то мере, даже смешным, вполне чётко трактовалось как государственная измена. Оставалось только пожалеть узника, которого в любом случае ждала смертная казнь, а его ближайших родственников — низвержение в касту рабов. Закон был суров, порой — откровенно несправедлив, — но без него страну охватил бы хаос. Это были слова Эфилии. «Этот мир жесток — ты и сама это знаешь», — говорила она, и Катрене нечего было на всё это возразить, как бы сильно ей того ни хотелось. По крайней мере, пока что.

Катрена не просчиталась — спустя три часа на горизонте уже виднелся город. Солдаты приободрились и ускорили шаг. Буря застала их на подходе к городским стенам, вынудив плотно укутаться в дорожные плащи и натянуть капюшоны. Без четверти четыре отряд был уже у ворот.

— Кто идёт? — гаркнул один из стражников. Его голос оказался противным, дребезжащим и наигранно грозным. Впрочем, актёр из него получился бы неважный, и эта дурная попытка продемонстрировать силу даже показалась Катрене забавной. Тем не менее, она отнюдь не собиралась играть в эти глупые игры.

— Я капитан Лексис, солдат. Мы прибыли от лица восемьдесят шестой зоны с официальной миссией. Пропустите нас, — отчеканила девушка. Она сурово глядела на стража ворот — вымокшего и продрогшего на ветру, — на то, как его недовольное выражение искажалось ещё более неприязненной гримасой. Его лицо побагровело, он скривил рот, словно в попытке удержать что-то, что так и рвался сказать, — что-то, очевидно, отнюдь не лестное. К стражу стали подтягиваться и другие — все как один недобро зыркая то на него, то на делегацию. Одна из них — высокая и крепко сложенная женщина в тяжёлом доспехе — положила ладную ручищу на эфес увесистого меча и уже сделала шаг вперёд…

Катрена не сомневалась ни на миг — с той самой минуты, когда ей поручили всю эту миссию, — что тёплого приёма ждать не стоило даже близко, но вовсе не ожидала, что проблемы могут начаться так скоро. Она быстро прикинула картину возможного боя — и даже её крайне небогатого опыта хватало, чтобы понять: случись сражение — и живыми они из него не выйдут. Кто не погибнет от меча тяжело бронированной стражи, падёт под арбалетными болтами, потому что стрелки на стенах даже не думали скрывать своей заинтересованности в визитёрах.

Тем не менее, страж с противным голосом, как оказалось, не собирался ввязываться в драку.

— Отставить! — рявкнул он, осадив женщину в латах и оттолкнув её на полшага назад.

Катрена фыркнула про себя, а вслух строго повторила:

— Немедленно пусти нас в город, солдат. Это приказ от имени Белой Розы, леди Экронос.

— Проходите, — выплюнул страж ворот, подавая знак отпирать.

Тяжёлые створки разверзлись, заскрипели, поднимаясь, решетки, и отряд вошёл в город. Спешиваться Катрена не стала. Она не спеша вела свою лошадь, цокот копыт по мостовой немного успокаивал. Девушка в тот миг искренне радовалась, что дождь вынуждал её натянуть капюшон. Она не сомневалась: стража на городских воротах была прекрасно осведомлена о прибытии посланцев метрополии — иначе непременно потребовала бы письменное подтверждение того, что визитёры — не ряженые бандиты или бродячие наёмники, ищущие возможности проникнуть за городские стены. Это представление — топорное и довольно жалкое — было разыграно нарочно, дабы потешить уязвлённое самолюбие воинов, которые проиграли войну.

«Всего лишь дурная игра» — повторяла себе Катрена тогда, на воротах, хотя и знала, что даже солдатик-командир с мерзким голосом и бабища в тяжёлых латах могли бы проредить крошечный и недостаточно опытный отряд прежде, чем пасть от меча, не говоря уже о полудюжине воинов и бессчётных стрелках на стенах. Катрене стоило всех её душевных сил удержать маску хладнокровия на лице, в то время как инстинкты требовали хвататься за оружие. Так или иначе, своё первое испытание в этой, казалось, непосильной миссии, возложенной на отряд, Катрена прошла, как она сама считала, относительно неплохо.

— Змеиное гнездо — не иначе, — тихо процедил грубый голос чуть позади. Горин выдохнул сквозь зубы и сделал вид, что говорит он сам с собой, но, понимала Катрена, слова эти предназначались ей. — Двадцать седьмая зона — сплошь гадюшник, полный подлецов, змеиный клубок во главе со своей маткой.

Катрена усмехнулась — тихо и невесело. Она не знала об этом городе практически ничего, она слышала о каких-то давних интригах и дележе власти от Юривиэля и Эфилии, но также понимала, что на этих мощёных улочках живут самые обыкновенные люди со своими повседневными заботами и маленькими радостями. Даже у стража ворот с его солдатами были семьи, которые любили и ждали у домашнего очага.

И все они — капитан Лексис ни секунды в этом не сомневалась, — все как один ненавидят Орбиталь. Ненавидят восемьдесят шестую зону, её Роз-захватчиц, каждого, кто служит им — лакея или солдата, от младенца до старика — каждого из тех, с чьего молчаливого согласия Орбиталь отобрала у двадцать седьмой зоны независимость. Все в этом городе имели право ненавидеть, потому что их раны были ещё свежие. Катрена была уверена: она ненавидела бы тоже.

«Этот мир жесток» — Эфилия не оправдывала себя этими словами. Эфилия не допускала и мысли о том, чтобы искать оправданий. Это была её правда, и Орбиталь жила по замыслу своих Роз — жила и процветала вне зависимости от чьих-то желаний. И Катрена знала: сама она лишь крохотный винтик в этой удивительной, чудовищной системе — в самом отражении Белой леди. Так капитан Лексис видела Эфилию, а о леди Глицинии не могла ничего толком думать вовсе, всё так же мало понимая, что представляла из себя вторая Роза. Безжалостно разящие клинки Чёрной леди и хитрые, изощрённые игры Белой — то были две силы, взявшие одну за другой сначала пятьдесят девятую, затем шестнадцатую зону — взявшие по-разному, но одинаково бескомпромиссно. Следом пришёл черёд и двадцать седьмой. Всё это Катрена знала благодаря Юривиэлю, обучавшему её в те немногие свободные моменты, когда она — часть хитроумных идей и планов своих жестоких повелительниц, — не была занята непосильными тренировками, едва не лишавшими всяких жизненных сил. Эфилия хотела видеть её великолепным солдатом, хотела, чтобы из нищей бродяжки родился воин для их с Чёрной леди элитного отряда — и Катрене не оставалось ничего другого.

Катрена Лексис боялась войны, о которой слышала достаточно, хотя никогда не видела и видеть не хотела, но так же боялась она и смерти от голода, от насилия, от единого слова тех, кто был волен распоряжаться её судьбой. Она выбрала Орбиталь, предпочла меньший из тех страхов, что неотступно следовали за ней. «Война отвратительна», — задумчиво говорила Эфилия и, тем не менее, выбирала войну как меньшее из зол. Война была отвратительна и Катрене, но сама она шла по пути хитро сплетённых нитей жестокого замысла, всё ещё желая и надеясь, что война не начнётся снова. Поэтому Катрена Лексис была здесь.

Её дорожный плащ стал совсем тяжёлым от воды — дождь был в самом разгаре. Но эта мокрая грубоватая материя, тем не менее, скрывала девушку от взглядов, полных ненависти, страха и презрения. Она сама знала эту сторону жизни, понимала её сполна, но в тот миг желала только скрыться от чужих глаз. Ей было жаль всех этих людей — лавочников, зевак, служек и даже солдат. Может быть, их Розу тоже. Но Катрена ни за что не сняла бы плащ, отделявший её от окружающих, ведь только так она могла сохранять хладнокровное выражение лица, гордую осанку и способность здраво мыслить, каждый миг оценивая ситуацию вокруг. Ей нужно было думать о задании.

— Кушать то как хочется… — пробормотала себе под нос Валара. Сказала она это едва слышно, и один из её товарищей поспешил успокоить её.

— Как прибудем в Поместье Роз, нас накормят, я уверен, — сказал он с улыбкой. Сказал, пожалуй, недостаточно тихо, вновь сбив Катрену с мысли. Однако прежде, чем она успела пресечь пустую болтовню, Горин невесело усмехнулся наивным словам товарищей:

— Да уж, любопытно, какой отравы нам насыплют в тарелку. Хотя, чего там — сгодился бы нож промеж лопаток.

Замыкающая строй побледнела и мигом сникла. Но прежде, чем солдаты успели сказать что-то ещё, Катрена сурово прикрикнула на них:

— Разговоры в строю! — и уже тише добавила: — Всем быть начеку.

— Есть.

Они все боялись смерти, и даже повидавший войну Горин — Катрена знала это. Как знала и то, что верный способ оставаться в безопасности — не выдавать своих слабостей. Шепотки летели отряду в спину, а взгляды — злобные и настороженные — жгли Катрену даже сквозь плотный покров дорожного плаща. Она была более, чем уверена: её люди чувствовали себя ничуть не лучше.

Показать полностью
10

Бесконечный август (часть 12)

Я пыталась наладить дыхание. Вспоминала какую-то технику из йоги. Ничего не помогало. Я чувствовала, как бьется сердце, как оно отдается в висках. Меня окутал дикий страх. Жар… холод… меня трясло так, что я даже не могла ничего вымолвить. Рука сверху вдавливала мою голову в сиденье. Я видела только лишь кресло водителя. За окном мелькали фонари…


Я попыталась расправить ноги, которые будто были отделены от меня, но получила сильный удар куда-то в бок.


Глаза закрылись сами. Когда машина остановилась, я лишь инстинктивно попыталась подняться, но меня вытащили грубо из машины за ноги. Я ударилась спиной о порог и взвыла, за что получила удар по ногам.


Машина отъехала. Я лежала на земле в позе эмбриона. Болело все, но, кажется, я не чувствовала свое тело. Мысли в голове исчезли, я пыталась собраться силу воли и хоть что-то сказать, но не могла. Надо мной стоял мужчина.


— Включи фары, — прокричал он водителю.


Яркий свет. Меня будто ослепило, а затем парализовало.


— Ну, привет, девочка, — мужчина уселся на меня сверху и довольно сильно ударил ладонью по щеке. От унижения и боли я заплакала. — Думала, не узнаю тебя? Конечно, с большим трудом. Но мы ждали, что ты придешь.


Я попыталась повернуть голову в сторону машины, но получила еще одну пощечину.


А затем я почувствовала, как с меня сдирают кофту. Оцепенев от ужаса, но вдруг осознав, что сейчас мне придет конец, я вцепилась руками в шею насильника. Меня отбросили назад и разорвали кофту.


— Ааааааааааааа, — закричала я куда-то в небо. И тут наступила тишина, будто я оглохла. Я не чувствовала ничего. Мое сознание стало проваливаться куда-то в бок, в теплоту, в тошноту. Веки отяжелели. Запахло чем-то сладким.


Последнее, что я услышала:


— Макар, смотри, у нее нет здесь татуировки…. Это не она.


Темнота.



Я перевернулась на бок и попыталась нащупать вторую подушку. Всегда так делаю по утрам. Тело ужасно болело. Я разлепила глаза и уставилась в белую стену. Вспышка.


Резко развернувшись на другой бок, я поняла, что нахожусь в чужой спальне. Окно было занавешено, но солнечный свет пробивался сквозь шторы. Напротив кровати висело зеркало.

Дверь была закрыта.


На мне была какая-то длинная футболка. Нижнее белье на месте… я сползла с кровати, ощутив боль в ноге. На цыпочках, скрючившись в три погибели, я дошла до двери и приоткрыла ее. Коридор… где-то в конце, наверное, на кухне тихо играла музыка.


— Что вам надо!!!!!!!! — вдруг со всей силы закричала я. — Где я????


Я услышала, как кто-то встал на кухне со стула. Шаг. Шаг. Шаг. В конце коридора показался вчерашний мучитель. Он сделал шаг ко мне навстречу и поднял руки.


— Произошла чудовищная ошибка, — тихо сказал он, — я не сделаю ничего плохо. Я пе-ре-пу-тал вас… я не хотел вам причинить боль… Это была ошибка. Мы думали, что поймали опасную преступницу…


Силы покинули меня. Я сползла на пол, уткнувшись в дверной косяк. И начала реветь. Стресс выходил наружу.


Мужчина опасливо стоял в конце коридора, подняв руки. Зачем он сделал шаг вперед и очень тихо сказал:


— Пожалуйста, простите меня… я перепутал вас с ней.


— С кем? — размазывая сопли и слюни по футболке, я пыталась прикрыть колени руками.


— Я уже несколько лет ищу одну… женщину. Она виновата… жутко виновата. Из-за нее погиб мой брат.


— Я не виновата, — всхлипывала я. — Я не она. Меня зовут Ева.


— Очень приятно, Ева. Простите, что так вышло… только, когда я задрал кофту, я понял, что вы не она… я хотел найти татуировку. Чертова змея!!!


— Чертова змея, — повторила я. И вновь меня накрыла темнота.

Показать полностью

Матемачиха нянечки Нонамы

Петр трогал целлюлитную, в растяжках поверхность моря. Петр считал землю круглой. Не то что бы считал полностью, как тензоры интегрируют свои логарифмические линейки или как считают теперь иные - суммируют ворон и вычитывают показанные воробьям письки. Петр только разделял мнение выдающихся известных ему умов.

Известных Пете умов было не так уж и много, а потому и разделять их мнение приходилось не более десятка раз за раз. С такой нагрузкой вполне справлялись тупые лезвия копеечных "мм, ножей" из "Радостей садоввода". Гораздо сложнее было Петру властвовать над уже разделенными мнениями - те копошились, противно болтали своими коленочстями и так и норовили расползтись вдоль швов. Потому бережно подшивая и дискретитируя каждое изопролителеным пакетиком математик от бога Петр складывал их в специальную суму, позже перемещая в специализированные ума палаты.

- Цельные и натуральные, - восхищалась петрова женщина, глядя на содержимое сум, - словно говяжье молоко.

Сумированные таким вот нехитрым образом слегка выдающиеся из своей тары мнения умов достаточно быстро заполняли собой небогатые пространством коммунальные палаты ума петрова. Они накапливались и вскорости уже накаплившимся бурным потоком грозились вылиться настежь сквозь распахнутые окна помещения. Если бы не старая нянечка Нонама, регулярно выносившая из избы сор во дворик под коврик и под тихую туземельную колыбельную песню помогавшая своей крепкой натруженной рукой спускать Петру напряжения его отложенных мнений на волю, туда где птицы и голуби и травинки и вагоны метро и пестики с тычинками мерно парили в дремотном воздухе усыпляющего тихого выдоха туземльной колыбенной старенькой нянечки Нонамы.

"Веж был нане, меж был нане

дол баэ, долы ба э"

Пламя свечки покачивалось на сквозняке выдыхаемой нянечкой песни. Устремившиеся в огонь мнения искрились задорными цитрусовыми огоньками, рисуя своими обгорелыми тельцами сочные черные запятые на белокаменных стенах. Мерно поскрипывала затаившаяся в часах кукушка, вращаемая сбоку на бок инерцией от катящейся в стороне от Млечного пути круглой по мнению Петра Земли. Снег попеременно сыпался то с неба в сугробы на землю, то с сугробов Земли куда-то вниз в космическое пространство, где оседал далекими белыми карликами. А за ним осыпались хлопья теплого чернозема и скапливались длинными прямоугольными черными сугробами с оградкой до тех пор, пока мерное качение Земли вдоль стороны Млечного пути не призовет их гравитаций обратно

- Одолжи, одолжи до зарплаты. - раздавалось шёпотом откуда-то оттуда, из утроб темной материи петровой спальни, - Видишь сама как горят звезды.

И как бы в ответ в палатах ума вкусно хрустел ключом в своей скважине петровский секретер, лязгал в теплой, потной ладошке крутящийся барабан и громким стуком по барабану хлопал финальный большой взрыв. Единичный аплодисмент посчитанным Петром мнениям, разрешивший им расплескаться по антракту желтых в птичках и голубях, в травинках и медных бра и в отклеившихся стыках обоев. Мнений, которые нянечка Нонама как и тысячу раз в своем детстве бережно собирала красным совочком, после тщательно опровергая и дезавуируя с обоев их следы мыльной хлопчатобумажной тряпочкой.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!