Лига историков

Извозчики – одни из главных участников дорожного движения и самых колоритных персонажей дореволюционной России. У меня уже был пост, посвященный дорогам и ПДД того времени. На этот раз подробнее о жизни и работе извозчиков.

Извозчики делились на две категории. Ломовые занимались перевозкой грузов, легковые – пассажиров. Из воспоминаний Л. В. Успенского: «Легковые извозчики в Петербурге до революции, вообще говоря, были трёх категорий: "простые", "лихачи" и "ваньки". Простой "ванька" часами дремал на козлах своей пролетки, там, где – уже после того, как он заснул, – остановилась и заснула его "HP" – "лошадиная сила". Он был одет в "форменный" зипун не зипун, тулуп не тулуп, но и пальто это было невозможно назвать… Армяк, что ли синего сукна, туго подпоясанный и достигавший по ногам почти до щиколоток. Что под армяком – бог его знает, а на голове – устройство, которое я не могу живописать словом: возьмите четвёртый том Даля, откройте на слове "шляпа" и увидите там "шляпу кучерскую или прямую"; это оно и есть, типичная, как выражается Владимир Даль, "мужская головная покрышка из твёрдого припаса". В этой категории извозчиков опять же были свои верхи и низы. Были осанистые бородачи из деревенских середняков, по-хозяйски топавшие на стоянках вокруг сравнительно нового экипажа могучими ногами в крепких валенках. Такой и пыль с сиденья собьёт специальной метелкой из конского длинного волоса, и коня нет-нет да почистит скребничкой, достав ее из-под козел. А были ездившие "от хозяина" заморенные старички, вроде чеховского Ионы. У этих дрожки дребезжали и скрипели на сто голосов; не было ни одной целой медной бляшки на шлее, все половинки; да и ремешки то все связаны веревочками… Я как-то недавно прочёл в одной рукописи молодого автора о старом времени: "По Невскому сплошным потоком неслись лихачи…" Ну-с, нет-с, такого быть не могло! Лихач был "avis rara" – птица редкая». В народе легковых извозчиков также называли желтоглазыми. В 1775 году вышел указ, предписывающий «извозчикам обязательно красить экипажи в желтый цвет». Указ позже отменили, и большая часть экипажей была чёрного или тёмно-коричневого цвета, но прозвище закрепилось. Другое презрительное название – гужеед. Гуж — кожаная петля для крепления конца дуги к оглобле (есть поговорка «взялся за гуж – не говори, что не дюж). Сами извозчики друг друга в шутку величали сватами. Обычных кучеров, нанятых барином, они называли «дармоедами».

Летом ездили в пролётках, зимой в санях. Из книги П. А. Пискарёва «Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века»: «Пролётка была обита тёмно-синим сукном. Из того же материала и того же цвета была и одежда извозчика, состоявшая из длинного до пят кафтана, со сборками на поясе. Такая длина кафтана способствовала согреванию ног, в чем так нуждался извозчик, принимая во внимание неподвижное, сидячее положение в течение долгих часов работы. А в таком положении ноги мёрзнут в первую очередь, особенно, конечно, зимой, да еще в ночное время. Вот почему кафтан был не только длинный, но и имел широкий запах, что еще больше защищало извозчика от проникновения холодного воздуха. Головной убор в летнее время имел вид низкого широкого цилиндра. Несмотря на периодический осмотр транспорта городскими властями, состояние пролёток и одежды извозчиков зачастую оставляли желать много лучшего, все зависело от достатка и желания хозяина промысла.

В зимнее время извозчики пользовались двухместными санями, сиденья которых ничем не ограждались. Для отепления ног внутри саней было положено сено. Ноги седока выше колен прикрывались полстью — либо суконной, либо, у более состоятельных, меховой. Зимняя одежда извозчика по внешности ничем не отличалась от летней. Она была лишь значительно утеплена. На ногах были валенки. Однако головной убор был другой. Он состоял из круглой меховой шапки, с синим суконным верхом».

Традиционная форма извозчиков со временем менялась. Неизменным оставалось одно: номер извозчика на спине. Сначала он был в виде кожаной нашивки на спине. В 1825 году вышло распоряжение полиции, которое обязывало извозчиков пришивать свой номер к кафтану и писать его белыми цифрами на задней части экипажа. Затем номер был в виде металлической бляхи, и он также дублировался на транспортном средстве.

Помимо номера извозчик имел особый билет. Билет был не только разрешением на работу, но и сборником с правилами дорожного движения. Вот некоторые правила из документа, выданного в 1784 году. «В городе и предместьях ездить на взнузданных лошадях можно рысью, а шибко отнюдь не уздить.» «Когда случается подъехать к перекрестку, тогда ехать тише и осматриваться во все стороны, чтобы кому повреждения не учинить, или с кем не съехаться, или вовсе рассуждения не потерять от пьянства, объедства, злого и ярого похмелия, распутства и дурства.» «По мостам чрез реки ехать порядочно, по полному разумению, не споро. На баб, женок и молодаек, полощущих рухляди и холсты в реках, не заглядываться, не заводить разговоры, не останавливаться без надобности, не прельщать зазывами, пряниками и серебром». «Для хождения пеших подле домов проложены большие камни, то на оных камнях отнюдь не останавливаться, дабы не мешать ходить пешим». «Накрепко тебе подтверждается, если сделается в той части, где ты записан, пожар, то, нимало не мешкая, где бы ты ни был, явиться тебе на пожаре... всяких из домов несчастливых, скарб... отвозить в повеленные места со всяким бережением в целости и без платы за провоз».

Номера и извозчичий билет выдавали в полиции. Полицейские также выполняли функции ГАИ. Помимо них за соблюдением ПДД могли следить дворники, которые имели право записывать номера правонарушителей. Информация о нарушениях заносилась в полицейский реестр. Два протокола о «неосторожной езде» для извозчика означали вызов в канцелярию градоначальника и предупреждение. После третьего протокола извозчик лишался своего билета. Но из-за полицейской бюрократии информация о нарушениях передавалась с задержкой, поэтому сезонно работающий извозчик мог к тому моменту уже уехать, а в следующем году получить новый билет. Некоторые полицейские за взятки нарушителей отпускали.

По закону, извозчик был обязан возить сотрудников полиции при исполнении и больных, поэтому городовой вполне мог остановить проезжающего мимо извозчика и попросить довезти до больницы или дома человека, чье состояние вызывает опасение. С одной стороны – гуманизм, с другой – убирать после этого «рабочее место» могло быть сомнительным удовольствием. Также по требованию стражей правопорядка извозчик должен был доставить в полицейскую часть пьяных. Как не трудно догадаться, извозчики стражей правопорядка недолюбливали. Также они не любили дворников и швейцаров, которые могли сгонять их с вверенной территории, мешая ждать пассажиров.

В столице значительная часть извозчиков была выходцами из Калужской губернии. Также достаточно много было уроженцев Рязанской губернии. «Специализация» по отраслям была характерным явлением среди приезжих. Лишь малая часть извозчиков работала на себя. Подавляющее большинство извозчиков работали на хозяина. Некоторые ездили на своих лошадях, но арендовали «шарабан» (экипаж), некоторые арендовали экипаж и лошадь (этот «комплект» называли закладкой), некоторые также оплачивали услуги работника, который чистил лошадь и готовил её к следующему рабочему дню. Работающий на хозяина извозчик был обязан приносить ежедневно определенную сумму, а остальное оставлял себе. Если заработок оказывался ниже, приходилось докладывать из собственного кармана. У владельцев крупных артелей закладок могли быть десятки. Также хозяин предоставлял извозчику спальное место и в некоторых случаях питание. Рацион был скромный, условия спартанскими.

Из воспоминаний А. Н. Вертинского: «Протрусив неторопливой рысцой через весь город, мы остановились в Газетном или Долгоруковском переулке в грязных номерах какой-то гостиницы, где внизу был постоялый двор для извозчиков, с трактиром и неизбежной “машиной” (прим. машиной называли орган), гудевшей с утра до ночи. Из окон нашего номеришка был виден двор, заставленный извозчичьими пролётками, а посреди двора стоял железный рельс, на котором укреплена огромная вывеска: “Просят господ извозчиков матерными словами не выражаться!” Это была уже явная забота администрации о постояльцах гостиницы. Прямо напротив входа в гостиницу была водогрейная Карамышева, где чайник кипятку стоил одну копейку, а ситный хлеб — три копейки. Правда, на керосинке в эмалированном корытце с утра до ночи кипела в сале чудесная беловская колбаса, которой давали на пятачок довольно много, да ещё с горчицей и хлебом. Но эта роскошь была уже не по моим средствам». Во время рабочего дня извозчики питались за свой счет.

Из книги П. А. Пискарёва «Милый старый Петербург»: «По всему городу были разбросаны водопойни: небольшие павильоны, вдоль стен которых были устроены каменные, деревянные или железные корыта. Вода лилась из железной трубы, вделанной в стену, которая, изгибаясь, заканчивалась над корытом. В водопойне непременно был сторож, который открывал её изнутри и брал за водопой копейку. Часто в водопойне размешалась и общественная уборная. Извозчиков обслуживали извозчичьи трактиры, чайные и дворы. Извозчик ставил лошадь на двор под присмотр, а сам отправлялся в трактир обедать или пить чай, пока его лошадь жевала сено или овёс». Перед такими заведениями специально могли размещать таблички с указанием того, сколько закладок можно «припарковать». Были заведения, полностью ориентированные на обслуживание извозчиков, особенно чайные. В обычных трактирах традиционно было разделение на чистую и чёрную половины. Первую посещала «чистая» публика, значительная часть посетителей чёрной – извозчики.

В местах, ориентированных на извозчиков, большинство посетителей были постоянными, поэтому между ними складывались неформальные отношения. Более того, часто они были земляками. Некоторые извозчики предпочитали именно там оставлять на хранение свои накопления, так как в доме хозяев им предлагалось лишь койко-место, без тумбочек или шкафов, а к банкам и иным финансовым учреждениям выходцы из деревень относились с недоверием. В заведениях общепита извозчики могли даже вздремнуть. При этом спали они часто, не раздеваясь.

Чёткой таксы долгое время не было, поэтому извозчики могли называть любую цену, а пассажир мог торговаться. В 1848 году газета «Северная пчела» возмущалась: «Когда-нибудь мы будем иметь в Петербурге таксу на легковых извозчиков. Теперь извозчики немилосердно пользуются благоприятными для них обстоятельствами». Только в 1898 году ввели таксу для одноконных извозчичьих экипажей: днем за полчаса — 35 копеек, за час — 60 копеек; ночью, соответственно — 50 и 90 копеек. В 1902 году «Иллюстрированный путеводитель» в разделе «Сведения для приезжающих» сообщал: «Для извозчиков в Петербурге существует такса. При найме пролёток нет надобности торговаться, так как самый короткий конец от вокзала стоит 35 коп., т. е. 20 коп. за четверть часа езды и 15 коп. — за ожидание на вокзале поезда. Далее, если время проезда пройдет 20, 25 или 30 минут, то плата увеличивается. За каждые 5 мин. 5 коп».

Из книги Д. А. Засосова и В. И. Пызина «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов»: «В последние годы перед первой империалистической войной извозчикам вводили таксометры для измерения расстояния. Таксометр укреплялся у извозчичьего сиденья, на нем красовался красный флажок. Однако это нововведение не привилось. Почти никто этой таксой не пользовался. Это была такса по времени пробега, но скорость по расстоянию предусмотрена не была. Скорость всецело зависела от произвола извозчика. Таким образом, эта такса не достигала цели или достигала её не в полной мере. Плата за проезд устанавливалась по соглашению. Извозчик назначал плату произвольно, в зависимости от обстоятельств. Это приводило к необходимости торговаться с извозчиками. Иной столько заломит, что человек только удивленно посмотрит на него и молча пойдёт искать другого извозчика. Тогда извозчик, боясь потерять седока, едет тихо за ним и постепенно снижает цену. Седок, видя податливость извозчика, назначает ему свою цену и, если найдет возможным, постепенно снижает её. Придя к соглашению в цене, седок занимает своё место. Пока не было трамвая, извозчиков в городе было много и их услугами пользовались широко». Состоятельные пассажиры, а также кавалеры в присутствии дам обычно не торговались.

В конце 19 века известный журналист Н. Н. Животов провел эксперимент, на несколько дней став извозчиком и изучив их быт изнутри. Согласно проведённому Животовым эксперименту, при 11-часовом рабочем дне с двухчасовым перерывом для обеда и корма лошадям обычный извозчик мог заработать около двух рублей. В целом рабочий день мог доходить до 16 часов. Была среди извозчиков и своя «элита», где заработки были значительно выше.

Сколько именно зарабатывал извозчик, зависело от многих факторов: наличия лошади, длительности рабочего дня, и даже времени суток. В среднем наибольшее число пассажиров приходилось на середину дня. Извозчиков нанимали служащие среднего звена, лица, направляющиеся на деловые встречи. У высокопоставленных чиновников и их семей экипажи были свои, а мелкие служащие добирались на работу рано утром и уходили вечером, при этом по возможности пользовались общественным транспортом (до появления конок и трамваев они снимали жилье рядом с работой и ходили пешком, а солидному человеку ходить пешком считалось почти что неприлично). Время возращения служащих с работы для извозчиков считалось возможностью отдохнуть. Некоторые предпочитали работать ночью. Довольно много заказов было в позднее время, когда почтенная и не очень публика отправлялась проводить досуг в театрах, ресторанах и иных заведениях. Часы работы этих заведений были разными, поэтому гуляки могли посетить сразу несколько. Однако доступ к  «парковочным местам» там был ограничен. За этим бдительно и не безвозмездно следили дворники и швейцары.

Из репортажа Н. Н. Животова: «Я причалил было к Палкину (прим. известный столичный ресторан), но не успел ещё остановиться, как дворник бросился на меня:

— Пошёл прочь!! Отъезжай, тебе говорят!

Извозчики смеются. Их дворник не гонит… Почему? Это им принадлежащие места, они постоянно здесь стоят по особому соглашению с господином швейцаром Палкина и господами дежурными дворниками. Вероятно, город, отдающий в некоторых местах стоянки для извозчичьих лошадей, не получает и десятой доли того, что платим мы, извозчики, такому господину швейцару. И расчёт прямой. Выйдет “парочка” из кабинетов, понятно, позовёт извозчика, а тут все «свои», меньше “бумажки” ни с места. Швейцар подсаживает, дворник без шапки стоит, извозчик
сиятельством” величает и берут с «парочки», что хотят; ведь не торговаться же кавалеру, заставляя даму ждать, тем более, что все извозчики здесь “без конкуренции” и не уступают. Знай кавалер о заговоре, знай он, как грозно гоняют здесь с угла “чужих” извозчиков, он прошёл бы несколько шагов и, вместо рубля, заплатил бы двугривенный; но кто же это знает? И я теперь только познал эту “тайну”.

Потерпев фиаско у Палкина, я причалил было к гостинице Ротина (vis-a-vis), но и там та же история с дворниками: “прочь!” И никаких разговоров! Места порожние есть, и право стоять здесь есть, а все-таки “пошёл прочь”…

— Господин дворник, да ведь место есть, почему же мне нельзя здесь постоять? — взмолился я.

— Рылом не вышел, — хладнокровно отвечал он и сделал угрожающий жест рукой.

Я переехал Невский и хотел остановиться на одном из углов Литейной. Здесь уже не дворники, не городовые, а сами извозчики — лихачи осыпали меня площадною руганью, и встретили хохотом моё намерение стать.

— Каков выскочил! Для него тут угол припасён?! Ах ты…

Разговаривать было рискованно, потому что эти извозчики не сидят на козлах, как мы “желтоглазые”, а важно разгуливают по панели и при малейшем протесте засучают рукава…

Эти углы имеют свою историю и такие желтоглазые парии, как я, получали здесь нередко жестокую взбучку за дерзостное покушение остановиться у панели. Вот вкратце эта история. Городское управление не сдаёт здесь никому мест для стоянки, но лихачи на резине по особым соглашениям с господами городовыми и дворниками, устроили монополию и завладели местами. Стоянка тут бойкая. Напротив “Палкин” и две гостиницы с номерами для приходящих или приезжающих с островов; кругом богатые фирмы и квартиры. Есть и постоянные пижоны, феи и дамы сердца… Сначала пообедают у Палкина, после покатаются на лихаче и… тихая пристань в “Славянке” или “Москве”! Или так: выйдет парочка из гостиницы, потом на острова, ужинать к Палкину и под утро лихач развезёт по домам… Во всяком случае, лихач также необходим тут, как кабинет “Палкина” и номер в “Москве” или “Славянке”. Каждый лихач имеет своих постоянных “гостей” и знает все их интрижки; знает кто, куда и когда ездит с своими дамами; чужие жены с “пижонами”, а солидные супруги с феями. Лихач знает — когда “подать”, где “подождать” и куда “доставить”; знает сколько сынок “выбирает” по субботам из тятенькиной выручки или приказчик сколько спустил за голенище хозяйской кассы. Некоторые лихачи идут далее и оказывают своим седокам существенные услуги по части знакомства и сокрытия концов в воду; они при случае могут достать деньжонок, оказать кредита. Нечего и говорить, что лихачи отлично работают, (хотя иногда стоят без почину 3–4 дня), и наживают чуть не состояния. Например, рассказывают про одного “пижона”, который спустил около 200 тысяч рублей в одно лето, при постоянном посредничестве лихача Максима. Пижон теперь нищенствует, а лихач величается “Максим Митрич” и имеет 40 закладок. Другой лихач Терентий со времён Зингера сделался “хозяином”, состоя поставщиком обоих сыновей знаменитого банкира. Он и теперь поминает “Антона Антоновича”, сидящего уже 4 года в доме предварительного заключения». Животов также упоминает о том, что извозчики могли сотрудничать со жрицами любви. Привлекательные и модно одетые дамы в позднее время садились в пролётку и катались по Невскому проспекту и иным центральным улицам, привлекая внимание мужчин. Если находился желающий провести с ними время, они просили оплатить поездку.

Бойким местом считались стоянки возле вокзалов. Многие извозчики сотрудничали с владельцами гостиниц и меблированных комнат. Вычислив в толпе приезжих, они предлагали довезти их в отличное, по их словам, место. За каждого гостя полагалось вознаграждение. Недобросовестные извозчики могли обсчитывать и обчищать карманы пьяных пассажиров. С другой стороны пассажиры иногда сбегали, не расплатившись. Хамство пассажиров тоже было частым явлением.

Зимой движение на дорогах было более оживлённым, а летом многие люди из города уезжали. Уезжала и часть извозчиков.

После революции извозчиков вытеснил общественный транспорт.

Еще пара постов по теме

Эх, прокачу. На чем ездили до революции

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

Немного о дореволюционном общественном транспорте

источники

Животов Н. Н. Шесть дней в роли извозчика

Вертинский А. Н. «Дорогой длинною…» (время написания 1942 – 1943)

Засосов Д. А., Пызин В. И. «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов»

Пискарев П. А. Урлаб Р. Р. «Милый старый Петербург»

мой дзен

Продолжение поста.

Всего в мире на сегодня осталось 5 настоящих ацтекских щитов: один в Мексике, один в Вене, два в Германии и ещё один в Великобритании. На тот, что остался на родине, мы уже посмотрели.

Следующий щит называют Щит Ауисотля (это один из ацтекских правителей, которому, как считается, принадлежал этот щит).

Перья на нём прекрасно сохранились, картинка чёткая и яркая, будто его сделали ну максимум пару лет назад. В центре щита на красном фоне изображен койот, причём по рисунку видно, что он пернатый. Щит этот не боевой, а трофейный — его вручали за боевые достижения. Кстати, возможно этот койот изображает воина-койота — да, был и такой класс воинов. Он ещё элитнее, чем воины-орлы и воины-ягуары! Посмотреть поближе на этот красочный щит можно на сайте Всемирного музея Вены.

Эти щиты попали в Европу в XVI веке и хранятся Landesmuseum Wúrttemberg в Штутгарте, Германия. Оба щита уже в 1599 году были использованы на королевском карнавальном параде «Королевы Америки», устроенном Фридрихом I, герцогом Вюртембергским. Есть изображение этого парада 1602 года, на котором отчетливо видны два щита:

Вообще, в Европу после завоевания буквально хлынул поток щитов и оружия ацтеков. В особенности очаровывали европейцев изделия из перьев, ведь ничего похожего на континенте не было — экзотика! Перья быстро стали ассоциироваться с Америкой. Считается, что в Европу могло быть привезено около 150 таких щитов. К сожалению, их хрупкость не позволила им дожить до наших дней.

Несколько щитов были подарены Эрнану Кортесу перед падением Теночтитлана: в письме королю Карлу V он пишет о 24 щитах с перьями. Ещё больше щитов испанцы обнаружили в секретной комнате во дворце Ашаякатля, куда их определил на побывку Мотекусома II. Подробнее эта история рассказывалась здесь.

Наконец, пятый щит с мозаичным рисунком из Британского музея Великобритании. Изготовлен из древесины сосны с использованием смоляного клея. Мозаика из бирюзы и трех видов ракушек: Strombus, Spondylus Princeps и Pinctada mazatlanica. Части рисунка выполнены рельефом из позолоченной смолы.

На деревянной полосе по окружности щита более или менее равномерно расположены отверстия, которые, возможно, использовались для прикрепления перьев к щиту. Рисунок на самом щите напоминает змею, в центре щита расположено указание на четыре стороны света. Слева и справа можно различить по два персонажа с ушными украшениями.

Спасибо за внимание! Если материал вам понравился, вы можете поддержать канал по ссылке. Буду очень рад вашей поддержке!

(c) mexicalli

В мире сохранилось всего пять оригинальных ацтекских щитов, или чималли (chimalli).

Этот экземпляр — единственный оставшийся на территории Мексики и хранится в специальном помещении с контролируемым микроклиматом. Учитывая, что ему более 500 лет и его пару раз возили через моря и по Европе - очень неплохо сохранился. Вид сзади:

Основа щита изготовлена из хлопкового волокна, поверх натянута шкура оцелота (ягуара) - можно видеть очень выцветший пятнистый узор. Окантовка щита выполнена из шкуры оленя, а основа четырёх символов Лун (это которые похожи на пельмешки) сделана из шкуры кролика, окрашенной натуральным красным красителем (кармином, получаемым из насекомых). Поверх кролика были пришиты тончайшие золотые листы. Разумеется, они были "реквизированы" кем-то по ходу истории.

Ниточки, сегодня беспорядочно болтающиеся снизу, изготовлены из цветов и волокон тростника - своеобразная бахрома. Ниже – новенькие щиты из Кодекса Мендоса. Как видно, ниточки были богато расшиты перьями:

Перья на щите встречаются самые разные: ниже можно посмотреть на распрекрасных птичек. Только хозяев чёрных и серых перьев определить не удалось.

Материалы из дорогих и экзотических - щит явно изготовлен не ради "пойти повоевать". Возможно, он был сделан в единственном экземпляре в качестве дани или подарка и мог храниться на складах самого Мотекусомы II.