Понасенков утверждает, что Наполеона пойти на Россию именно вынудили. Цитата по памяти: "Вот если я сейчас (говорит ведущему) сниму тапок свой и буду вам подошвой водить по лицу, по телу, какая ваша реакция будет? Вот та же самая реакция была и у Наполеона. Россия реально его извела всего" (с)
Если это правда, расскажите, пжлст, то именно Россия делала, чтобы выбесить Наполеона?
Конец XVII века ознаменовался расцветом колониализма. Франция властвовала над обширными территориями Северной Америки, простиравшимися от Канады до Мексиканского залива; Новая Испания процветала под управлением вице-короля в Центральной Америке; Англия уверенно закладывала фундамент своей будущей мировой империи. И только Шотландия оставалась в стороне от этого процесса, переживая не лучшие времена.
Годы неурожаев вынуждали шотландцев покидать родные края, города переполнялись бездомными, промышленность приходила в упадок. Шотландия лишилась своих немногочисленных заморских владений, таких как Новая Шотландия в Канаде, и отчаянно нуждалась в новых торговых партнёрах. Казалось, надежды на светлое будущее тают с каждым днём.
Именно в этот момент на исторической сцене появляется Уильям Патерсон – шотландский финансист и предприниматель, родившийся в 1658 году. В молодости он перебрался в Англию и в 1694 году стал одним из основателей Банка Англии. Однако разногласия с коллегами вынудили его покинуть свой пост уже через год. Неудача не сломила Патерсона, и он решил создать конкурирующий банк.
Когда и этот проект провалился, он замахнулся на нечто более грандиозное. В Лондоне Патерсон познакомился с корабельным хирургом Лайонелом Вейфером, который поведал ему об удивительном месте – Дариене, расположенном на Панамском перешейке, узкой полоске земли, соединяющей Северную и Южную Америку. Вейфер красочно описывал плодородные земли, густые леса, богатые ценной древесиной, и безопасную бухту.
Патерсон сразу смекнул, какой потенциал таит в себе Дариен для создания торговой колонии. В то время торговля с прибыльными тихоокеанскими рынками была сопряжена с огромными трудностями и затратами. Кораблям приходилось совершать опасное и долгое путешествие вокруг мыса Горн на южной оконечности Южной Америки. Торговый пост в Дариене позволил бы перевозить товары через Панамский перешеек и загружать их на корабли в Атлантике, что значительно ускорило и упростило бы торговлю со странами Тихоокеанского региона.
В 1695 году Патерсон представил свою идею создания «Новой Каледонии» шотландскому правительству. Он был блестящим оратором и сумел убедить власти в перспективности своего плана. Патерсон обещал, что Дариен станет для Шотландии «дверью в мир и ключом ко вселенной... торговля будет порождать торговлю, а деньги – деньги». Эти слова упали на благодатную почву. Шотландцы с завистью поглядывали на своего более успешного южного соседа, который богател, используя свои заморские владения.
26 июня 1695 года шотландский парламент принял закон об учреждении «Шотландской компании для торговли с Африкой и Индией». Однако с самого начала проект столкнулся с серьёзными трудностями. Английское правительство, опасаясь конкуренции для Ост-Индской компании, запретило своим подданным, а также голландским и немецким инвесторам вкладывать средства в шотландское предприятие.
Единственным источником финансирования оставалась сама Шотландия. Но шотландцы были полны энтузиазма и веры в успех предприятия. Тысячи людей, богатых и бедных, вкладывали свои сбережения в рискованный проект. Всего за полгода было собрано 400 000 фунтов стерлингов, которых хватило бы на оснащение пяти кораблей. Но деньги не превращаются в корабли по щелчку пальцев. Корабли нужно строить. И здесь опять подгадили англичане. Королевское правительство запретило своим верфям принимать заказы от шотландцев, вынудив их искать суда за границей – в Швеции и Голландии.
Наконец, 14 июля 1698 года пять кораблей – «Каледония», «Юникорн», «Сент-Эндрю», «Дельфин» и «Индевор» – под командованием капитана Роберта Пенникука вышли из гавани Лита. Из 1200 шотландских колонистов только Пенникук и Уильям Патерсон знали пункт назначения. Информация о нем хранилась в запечатанных пакетах, которые следовало вскрыть только в открытом море. Никто, включая Патерсона, никогда не был в Дариене. Это звучит как анекдот, одна все это произошло в реальности.
Любопытно, что Лайонел Вейфер, поведавший Патерсону о Дариене, так и не получил обещанного вознаграждения и даже не был приглашен принять участие в экспедиции. Узнав несколько лет спустя о трагической судьбе шотландских поселенцев, он, вероятно, не раз поблагодарил судьбу за это. Или злорадно усмехнулся – мы к этому еще вернемся.
После тяжелого и опасного путешествия, во время которого многие пассажиры погибли от болезней, корабли достигли берегов Дариена 3 ноября 1698 года. Колонисты, наслушавшись рассказов о райской природе и добродушных индейцах, были шокированы увиденным. Вейфер «забыл» упомянуть, что этот регион был одним из самых неблагоприятных на планете: непроходимые тропические леса, кишащие москитами болота и изнуряющая жара.
С самого начала колонию преследовали неудачи, вызванные ужасной организацией. Сначала колонисты построили форт в месте, где не было источника пресной воды. Затем попытались выращивать кукурузу и ямс, не имея ни малейшего представления о земледелии в тропиках. Вместо необходимых инструментов и припасов они привезли с собой ящики париков, тяжелые шотландские ткани и тысячи гребней и зеркал, которые надеялись выгодно обменять у индейцев. Ведь испанцы же меняли бусы на золото, ну! Или не они… В общем, кто-то точно менял, так что эта затея звучала как вполне себе бизнес-план.
Местные индейцы куна не имели ни денег, ни ценных товаров для обмена, да и вряд ли нуждались в теплых тканях в условиях тропического климата. Колонисты не смогли продать свои товары даже проплывавшим мимо торговцам, что было основной целью экспедиции. Они не знали, как хранить продукты в условиях высокой влажности, и большая часть припасов испортилась. Среди поселенцев начались беспорядки, распространились пьянство и воровство.
Весной начались проливные дожди, приведшие к эпидемиям и голоду. Через год из 1200 колонистов в живых осталось не более 300. Больной и сломленный Патерсон вернулся в Шотландию в 1699 году, чтобы попытаться остановить отправку второй экспедиции. Но было уже поздно. Несколько кораблей с сотнями новых поселенцев уже отправились в Дариен. На этот раз они привезли с собой груз маленьких синих шотландских шапочек, которые, разумеется, тоже оказались совершенно бесполезными в джунглях. Это все еще звучит как анекдот, однако это – по-прежнему реальная история.
Не способствовало успеху предприятия и то, что трое шотландских священников, сопровождавших первую экспедицию, сошли с ума от тропической жары и бродили по джунглям, крича: «Мы все обречены!».
Умалчивал Вейфер и о другом важном обстоятельстве: Испания считала Дариен своей территорией. Шотландские поселенцы оказались под постоянной угрозой нападения, незаконно обосновавшись на чужой земле. Просить помощи у английских колоний было бесполезно – английское правительство запретило им помогать шотландцам. Новая Каледония была обречена с самого начала.
В 1700 году испанские войска окружили колонию и потребовали капитуляции. Шотландцам разрешили уйти с оружием, и колония опустела. Из шестнадцати кораблей, отправившихся в Панаму, только один вернулся в Шотландию с горсткой выживших, которых дома ждали разъяренные инвесторы, требовавшие свои деньги назад.
Для Уильяма Патерсона крах «Новой Каледонии» стал личной трагедией. Он потерял состояние, жену и ребенка, сам лишь чудом оставшись в живых. Последствия для Шотландии оказались катастрофическими. В авантюру было вложено не менее четверти национального богатства, а по некоторым оценкам – гораздо больше. Великая колониальная мечта обернулась крахом экономики и полной зависимостью от богатого соседа.
Англия давно добивалась союза с Шотландией, но шотландское правительство упорно сопротивлялось. На этот раз Англия предложила компенсацию всем, кто потерял деньги в проекте Патерсона, – своеобразную взятку за принятие Акта о Союзе. Столкнувшись с финансовой пропастью, Шотландия была вынуждена согласиться. В 1707 году она вошла в состав Соединенного Королевства Великобритании на правах младшего партнера. Как писал Роберт Бернс, Шотландию «купили и продали за английское золото». Сам Патерсон, которого со всех сторон осаждали кредиторы, был одним из главных сторонников объединения. Вскоре он переехал в Вестминстер – в Англию – где и проживал как частное лицо вдали от недоброжелателей, пока не помер в 1719 году. Хоронили его в тайне и в неизвестном месте, чтобы кредиторы не раскопали могилу в поисках хоть каких-то ценностей.
А теперь небольшой пост-скриптум. На первый взгляд все эта история может показаться очередным «МММ». Какой-то корабельный хирург в Лондоне скормил Патерсону сказочку про сказочный и изобильный край на другом конце света, явно намереваясь навариться на этом. Но эта версия не «бьется» уже хотя бы потому, что Лайонел Вейфер был не просто корабельным хирургом – он был корабельным хирургом на английском каперском судне. Капер, если кто не знает – это такой узаконенный пират, который имеет на руках королевскую хартию, дозволяющую ему нападать на корабли любых враждебных короне держав. Вейфер был корабельным хирургом у Уильяма Дампира, плавал в Америку и какое-то время жил на том самом Панамском перешейке. Когда его забрали оттуда англичане, он уже сам одевался и выглядел как индеец.
После возвращения в Англию Вейфер сам носился с идеей колонизации перешейка, но наличных денег и инвесторов на «стартап», видимо, не нашел. И тут ему повстречался Патерсон, который по меркам Шотландии был весьма богатым человеком, а по меркам Вейфера – настоящим олигархом. И корабельный хирург тут же присел ему на уши со своей идеей. Естественно, попутно изрядно приукрасив картинку – точно так же, как делают все стартаперы, «окучивающие» потенциального «кабанчика». Очевидно, что он рассчитывал, что его возьмут в долю, и вот тогда уже он, как полноценный пайщик, – и как человек, не просто бывавший, а живший в Панаме – поможет шотландцам обустроиться на месте. Но Патерсон и компания его кинули, поэтому Вейфер кинул уже их в ответ, не став рассказывать о «подводных камнях» и особенностях жизни на перешейке. Ну и в итоге все кончилось так, как кончилось. Сам Вейфер умер в 1705 году в Лондоне. А через полтора десятка лет, уже после того, как улеглась шумиха и две страны объединились в Великобританию, острова тряхнул новый «схематоз», разоривший уже англичан. Речь, конечно же, идет о так называемой «Компании Южных морей», но об этом – как-нибудь потом.
***********************
Подпишись на мой канал в Телеграм - там посты выходят на неделю раньше.
Также я провожу исторические стримы - подпишись, чтобы получать уведомления. Записи доступны на моем канале.
Мои авторские переводы книг.
Или как король-метросексуал от поляков убежал
Может ли король сбежать с престола? Не быть свергнутым и не отречься, а именно сбежать, в то время, когда его жизни ничего не угрожает? Насколько я знаю, герой нашего повествования в этом уникален.
Генрих Валуа, будущий король Генрих III, был самым обычным принцем в самой обычной французской королевской семье. Он родился в 1551 году. Мать Генриха, Екатерина Медичи, была из итальянской мафиозной аристократической семьи Медичи. Отец - французский король Генрих II. Папа маму не сильно любил, он потрахивал любовницу, доставшуюся в наследство от отца, Диану де Пуатье. Поэтому Генрих-папа уклонялся от супружеского долга, пока за дело не взялась Диана. Из своих хитрых расчетов она буквально загнала любовника в супружескую спальню, видимо, пригрозив не давать. Генрих сказал, штош, и начал старательно делать наследников. Очень старательно, десять детей за двенадцать лет.
Папа с мамой
Шестым ребенком и стал Генрих, которого назвали Александр. Ага, именно так. Был тогда такой обычай, крестить одним именем, а при конфирмации (католический обряд, который проходили в 7-12 лет) его менять.
Детей своих Екатерина любила не шибко, но Александр пришелся ей по нраву, и он стал любимым ее ребенком. Екатерина с самых его малых лет озаботилась, на чьей бы трон пристроить корзиночку. Когда Александру было восемь, батя получил пикой в глаз на турнире и помер.
Отпрыски Екатерины были все как один болезненные, поэтому следующий король, Франциск II протянул всего полтора года и в терминале очереди на престол Александру выдали талон с надписью "перед вами 1 человек". Это был второй его брат, Карл IX.
Во Франции тем временем разгоралось противостояние католиков и протестантов (которых там называли гугенотами). По заветам классика марксизма оно довольно быстро перешло от оружия критики к критике оружием. Раскручивалась гражданская война. Но пока все это было на уровне отдельных стычек.
На этом фоне росли маленькие принцы. Александр получил хорошее образование, был умен и отличался хорошей памятью. Несмотря на общую дрищеватость, вполне успевал в дворянской физкультуре того времени - фехтование, верховая езда, охота.
Однако были у него и свои особенности. Екатерина, чтобы завлекать мужа ближе к себе, окружила себя целым табуном молодых красивых фрейлин. Александр еще в детстве был самым красивым из братьев, и его обожала не только мать, но и дамы ее окружения. Они любили наряжать маленького принца в женские платья, красить его и украшать драгоценностями. Мальчик постоянно крутился среди женщин и впитал любовь к нарядам и драгоценностям.
Мода на протестантизм не прошла мимо мальчика, и он увлекся реформаторской религией, но когда мать узнала об этом, то приказала его хорошенько выпороть. А однажды его собственный друг, юный герцог де Гиз, попытался для родни выманить принца из дворца и похитить, видимо для того, чтобы навязать правительству борьбу с протестантами.
В 14 лет Александр прошел конфирмацию получил паспорт и стал Генрихом. Он был очень красивым юношей, с большими темными глазами, тонкой кожей и изящными манерами. Фрейлины были от него без ума, примеряли Генриху свои платья, пичкали конфетами и "приобщали к запретным удовольствиям", чтобы это ни значило. У них он научился льстить, хитрить и плести интриги.
Генрих лет в 18
Мать над ним трепетала и практически никак не воспитывала, только баловала.
В остальном он был нормальным принцем, пьянствовал, озорничал, ломал целки и разбивал сердца. Тем более, внешность позволяла. Тем временем Екатерина все искала, куда бы пристроить любимчика. Брак с испанской принцессой не состоялся. А гражданская религиозная война все разгоралась, и Екатерина не нашла ничего лучше, чем поставить своего изнеженного сына, которому было всего 16 лет, на высшую военную должность, коннетабля Франции. Генрих не имел никакого военного образования, но не просрал все полимеры, как следовало ожидать. Наоборот, не смысля в стратегии, он умел ладить с людьми и сумел наладить работу командования довольно хорошо. Во время Третьей гугенотской войны Генрих неплохо командовал и участвовал в важной битве при Монконтуре. Трудно сказать, насколько принц действовал самостоятельно, но в глазах французов-католиков он покрыл себя славой.
***
В 1572 году перед Екатериной Медичи снова возникла перспектива посадить сынульку на горшок трон. А вот сам Генрих был совсем не в восторге от идеи ехать в "ледяную страну, населенную пьяницами". Речь шла о Польше. Точнее, о Речи Посполитой, странном государстве, образовавшимся буквально накануне из объединившихся Великого княжества Литовского и Королевства Польского. Странного, потому что это была республиканская монархия. Или монархическая республика, czart разберет. Короче, поляки и литвины сами выбирали себе короля. Естественно, не всякое bydło, а только дворяне. Поляки гордились "золотыми вольностями" (и гордятся до сих пор), но их результаты были далеко не во всем благостны. "Постоянно декларируя любовь к родине, они своими действиями сами губили ее"(Ф. Эрланже). Но это отдельная тема.
Как было уже сказано, от польского предложения Генрих был не в восторге. Но адмирал Колиньи, глава протестантов, в присутствии короля Карла удивился: неужели Генрих надеется унаследовать престол двадцатидвухлетнего брата, который недавно женился. Король завращал глазами, схватился за кинжал и буквально приказал брату участвовать в выборах.
Карл был человеком совсем в другом духе. Хоть и болезненный, но физически сильный, он проявлял психопатические наклонности. Любимыми его занятиями были работа в кузне, дуть в рог и пиздить прохожих на улице, просто так, как антистресс. Брата он не любил до крайности.
***
Тем временем закончилась третья гугенотская война. У Екатерины Медичи и короля Карла возник хитрый план, как примирить католиков и протестантов. Она решила выдать свою дочь, Маргариту Валуа, за протестантского принца Генриха Наваррского.
План был охуенный, надежный, как швейцарские часы, которых еще не делали. Но потом все пошло по chatte. Екатерина и Карл испугались того, что сами спровоцировали, наплыва протестантов в Париж, выступлений католиков-фанатиков и бунтов парижан. Поэтому они решили обезглавить протестантов.
А Генрих тем временем первый раз горячо влюбился, в Марию Клевскую. Но она должна была выйти за другого. Поэтому принц с горя пустился в разгул. На один из балов он явился в женском платье, накрашенный как шлюха. Испанский посол по этому поводу писал: герцог Анжуйский - милая девушка.
Пока Генрих творил непотребства, католические братства раздавали оружие парижанам. Карл IX подослал своего личного киллера, некоего Моревера к главному генератору пиздеца, как он считал, адмиралу Колиньи. Моревер сел в засаде с ружьем, но смог только отстрелить адмиралу палец (Трамп передает привет). А дальше начался пиздец, который не предусматривали ни Екатерина, ни Карл – всеобщая резня, вошедшая в историю как Варфоломеевская ночь, стоившая жизни 3 килофранцузов только в Париже и до 30к в провинции. Но эти события потребовали бы отдельной статьи.
***
Тем временем в Польше шла предвыборная кампания кандидатов в короли. Выдвигались пять кандидатов: царь Иван Грозный (да, да), Эрнест Габсбург, сын императора Священной Римской империи, шведский король Юхан Ваза, трансильванский князь Стефан Баторий, ну и наш герой.
Соперники вовсю использовали черный пиар. Обвинения Ивана Грозного в кровавости уже упали на удобренную многолетней пропагандой почву. Ну а Генриха обвиняли в том, что он устроил Варфоломеевскую ночь чуть ли не единолично.
Французский пиарщик де Монлюк, не смущаясь, заявлял, что это была вовсе не религиозная резня а политическая операция по уничтожению опасных террористов заговорщиков.
Зато французы преуспели в главной дисциплине предвыборных состязаний - раздаче обещаний. Монлюк дал обещаний до небес и соглашался со всеми требованиями шляхты. И Генрих Анжуйский победил.
Екатерина плакала от радости за сына, а Генрих думал, как бы увильнуть. Карлу IX становилось все хуже, туберкулез сжигал его, и Генрих всячески оттягивал отъезд, а венценосный брат до такой степени его ненавидел, что считал, что с отъездом Генриха он моментально выздоровеет.
Тем временем в августе 1573 года делегация поляков прибыла в Париж. Французы с любопытством рассматривали ces barbares, их длинные усы, бритые затылки, сабли, усеянные драгоценными камнями. После многих попоек поляки уехали... без Генриха, он цеплялся за Париж. Но брат буквально вытолкал Генриха из Франции.
Прибытие польских послов
Наконец, 2 декабря Генрих все же пересек границу. У него был огромный поезд из 1200 лошадей, повозок и карет придворными дамами и девицами легкого поведения (ну, или придворными девицами легкого поведения).
Два (!) месяца Генрих ехал до границ Польши. Приходилось проезжать через враждебные протестантские немецкие государства. Однако принц умудрился очаровать простоватых немецких князей.
На границе Генриха встретили полторы тысячи его новых подданных. Поляки пиздели о любви прекрасной республики к своему мужу-королю, а французы стучали зубами - было холодно.
Наконец, 18 февраля 1574 года Генрих въехал в Краков. Всего через два дня его короновали. Коронация прошла хорошо, "никто не был убит - случай едва ли не уникальный в истории коронаций польских монархов". Впрочем, уже через несколько дней буйная шляхта наверстала упущенное, а 28 февраля в Кракове и вовсе случился пожар.
Поляки окрестили нового короля на свой манер - Хенрик Валезы.
-А вы знаете, пане, как французы нашего короля Хенрика Валезы называют?
-Как?
-Анрии Валюаа! Убил бы гадов!
Отношения между королем и его народом складывались не сказать чтобы благостными. Начнем с того, что король так и не освоил польский, считающийся самым трудным из европейских языков.
-Ваше величество, ну это же просто, скажите,Szczęście!
-Мм, а вы знаете, я сам тут кое что выучил. Kurwá pierdolé!
Генриха поражала местная анархия и грубость нравов. При встрече французов и поляков у обоих народов случился культурный шок. Ну или, если сказать проще, они охуели друг от друга.
Генрих и его придворные были пышно наряжены, облиты духами и увешаны драгоценностями. Особенно утонченно был одет сам король. Как его описывают в тот период, Генрих носил двойные сережки с крупным жемчугом в каждом ухе. На каждом пальце короля было по перстню. Шляхтичи все это посчитали "бабьим" и смотрели свирепо и с недоумением.
Мода французская (1,2,3) и мода польская (4,5)
Французам же не нравилась неустроенность, климат и склонность поляков к пьянству.
Правда, не все было так плохо. Многие молодые шляхтичи и дамы тут же стали подражать французам. А Генриха привела в восторг польская система канализации - самая передовая тогда в Европе. Вернувшись во Францию, король приказал построить подобную в Лувре.
Была еще одна закавыка. Шляхта как решённый вопрос рассматривала женитьбу Генриха на Анне Ягеллонке, сестре покойного короля. Этот брак должен был дополнительно укрепить связь между Польшей и Литвой. Казалось бы, за чем дело стало?
Но.. молодая была немолода. Анне на тот момент было пятьдесят, Генриху двадцать два. Ягеллонка была совсем не против залучить в мужья молоденького красавчика. А вот Генрих от этой перспективы был не в восторге. Ему приходилось наносить Анне визиты, однажды он даже взялся за ее руку. А потом писал возлюбленной, Марии Клевской-Конде жалостливые письма кровью.
Анна Ягеллонка
Климат, чуждое окружение и предстоящая женитьба угнетали короля. Он подолгу запирался во дворце, обставленном во французском духе, часто сказывался больным, при этом к нему шастали фрейлины с низкой социальной ответственностью. Правда, кое-как в политических мероприятиях он участвовал, а также интересовался развитием Краковского университета.
Польские подданные почувствовали презрительное отношение короля и стали задерживать приток налогов, дворцовый казначей то не поставлял вина, то и вовсе еды.
А в Париже тяжело умирал Карл IX, и Генрих понимал, что в такое время нужно быть около трона, который вот-вот опустеет. Он вдруг переменил свое поведение. В королевском дворце начались великолепные балы, турниры и пиры. Генрих вдруг «влюбился» в Ягеллонку. На 15 июня 1574 назначили объявление женитьбы.
А 14 июня Генриху доложили о смерти брата. Почти сразу доставили письмо матери. Екатерина Медичи так и не освоила французскую грамматику, писала как слышала, поэтому ее письмо можно передать так:
Сыначка! Брательник-та твой памёр, плачю вся. Приижжай пабыстрее, дила-та нада принимать, да и мне скушна биз тибя. Твоя мамка, Икатирина.
Поляки обеспокоились тем, что их новый король может сбежать от них. Шляхта не требовала, чтобы Генрих отказался от французского престола, но уговаривала короля, чтобы он рулил Францией удаленно, а оставался в Польше. Генрих для виду соглашался и несколько дней усыплял бдительность. Тем временем его агенты готовили дальнейшие действия.
В одну из ночей король держал совет с французскими придворными. Что же делать? Попытаться договориться с поляками или бежать? Во Франции шла острая борьба за власть между тремя группировками, чтобы удержать трон, нужно было находиться в гуще событий. Решено было бежать.
Вечером 18 июня король закатил грандиозный пир. Повара превзошли себя, вино лилось рекой. Генрих и его французы всячески спаивали польских магнатов, а те были и не против. Наконец все поляки перепились и упали спать прямо под столы.
Король пошел «спать». В спальне его ждали верные слуги. Генрих переоделся, перевязал лицо черной повязкой. Кто-то из французов достал из железного ларца бриллианты польской короны. Возможно, Генрих выразил протест, но явно ненастойчиво.
-Господа, нехорошо как-то..
-Да ты не очкуй, твое величество, все нормально будет, сто раз так делал.
Через подземный ход король со свитой покинули дворец. Их уже ждали оседланные кони. В лесу французы немедленно заблудились. Нужен был навигатор. Он нашелся в сторожке дровосека, его включили при помощи кинжала к горлу. С помощью навигатора французы добрались до Освенцима, там передохнули. Затем Генрих со свитой бежали из Освенцима дальше на запад.
Тем временем повар, узнавший короля, поднял во дворце тревогу. Дворцовый маршал, граф Теньчиньский во главе отряда татар бросился в погоню. Лошади у них были лучше, поэтому они нагнали короля в десятке километров от границы.
Началась бешеная гонка. Проехав через деревянный мост, французы сломали его. Наконец, на самой польско-австрийской границе Теньчиньский догнал короля и на коленях, со слезами на глазах, просил его остаться.
Генриха это растрогало. Оставаться он отказался, но обещал вернуться. Маршал дал королю в знак верности свой золотой браслет. Генриху ничего ценного под руку не попалось, кроме шнурка от камзола, поэтому он приказал Сувре, члену свиты, дать ему что-нибудь ценное. Тот вручил маршалу крупный бриллиант, как бы не из тех самых. А потом французы поехали на запад.
***
Если бы Генрих знал будущее, может быть, он остался бы в Польше. Он занял французский престол, и был довольно неплохим правителем. Но править ему пришлось в обстановке гражданской войны. В 1589 году французский король был убит монахом-фанатиком Жаном Клеманом. Генрих был последним из династии Валуа.
Пы. Сы. Дорогие читатели, знаю, что заждались завершающих постов об Иване Грозном. Все будет, и не раз. Но потом.
Эрланже Ф. Генрих III
Среди самых известных мифов отечественной истории особняком стоят истории о спасениях Россией Соединенных Штатов Америки, первое из которых относится ко времени непосредственно рождения их - "Войны за Независимость" (она же "Американская Революция"). Но в данном тексте не опровергается эта легенда, а предлагаются размышления о вопросе - а стоило ли русским делать для англо-американцев и то, что было сделано в реальности (ибо сделано было немало, хотя и поменьше того, что мы себе приписываем).
Для начала стоит уточнить одно не секретное, но малоизвестное обстоятельство - накануне начала восстания 13 колоний Британской Америки против своего третьего по счету короля-немца отношения Санкт-Петербурга и Лондона были не только не конфликтные (как век спустя, в разгар "Большой игры"), но дружественные. Совсем недавно отгремела первая война Екатерины II с Турцией (1768 - 1774), принесшая ей славу и давшая первое полноценное боевое крещение русскому парусному флоту. Немалую пользу в этой войне русским принес дружественный нейтралитет (с лишком) Великобритании, принимавшей и чинившей (раз - капитально перестроившей ради улучшения) русские корабли на своей территории и помогающей им в избрании и арендовании базы на территории Италии (Ливорно). Делалось это, конечно, не из любви только к России - давний враг Великобритании - Франция - поддерживала своего давнего турецкого союзника. И помогая русским бить последнего, британцы косвенно помогали себе. Война, как известно, кончилась великими победами русских на море и суше и стала для французов неким довеском к не столь давно отгремевшей Семилетней войне, где они потерпели серьезное поражение от Великобритании в заморских своих территориях. В довесок, Франция потерпела фиаско и в другой давней своей сфере влияния - Республике Польши и Литвы, где руководимая - поначалу - французскими военными консультантами Барская Конфедерация была разгромлена русской армией и армией законного на тот момент польского короля Станислава-Августа II (любимца и ставленника Екатерины).
Вторым важным моментом является внешнеполитическая ориентация. Российская Империя того времени не была державой, не нуждающейся ни в каких союзниках и даже наоборот. Также она не входило в число мировых держав, владения и влияния коих существовали далеко за их границами. Таковыми были тогда лишь три страны в христианском мире - Великобритания, Франция и Испания. При этом последняя потихоньку теряла военное могущество, приближаясь к Голландии, что тоже имела много заморских территорий, но с ее компактной армией и не самым большим флотом не всегда могла их защитить. Но Испания по сути была естественным союзником Франции (восприняв в начале века от нее династию) и могла чувствовать себя относительно безопасно под сенью французской армии и флота. Иметь дружбу какой-то из этих стран для России было очень небесполезно и на 1774 г. она имела. Могла ли Россия отвернуться от британской дружбы так, чтобы восполнить ее аналогичной от Франции? Практика показала, что нет. Но также это можно было предугадать и не испытывая - Россия при Екатерине твердо взала курс на три цели: окончательное низведение Швеции до младшей сестрицы России в Балтийском регионе, полное подчинение русской политике Польши-Литвы и унижение могущества Турции на Черном море. Все три эти державы уже задолго до 1770-х рассматривались во Франции как союзники и/или сателлиты. И в России это знали. Таким образом подружиться с Францией и/или Испанией на почве далекой американской эмансипации вряд ли было реально. Россия, излишне небрежно реагируя на призывы Великобритании поддержать ее репутацию в американских делах, вставала перед угрозой потерять единственную союзную мировую державу. Помощь которой - как показал опыт турецкой войны - может быть русским отнюдь не лишняя и не только на словах. Забегая вперед, скажем, что так и случиться на какой-то миг - накануне и во время второй екатерининской войны с Турцией Россия окажется едва ли не в изоляции. Франко-испанская "Лига Бурбонов", спасавшая США не словом, но оружием (и посему никак не благоговеющая перед дистанционной "помощью" их войне со стороны Екатерины), предсказуемо будет с турками. Британцы решат отомстить русским через союз со шведами - которые и так союзны французам издавна - отчасти спровоцировав их на войну против России, параллельную турецкой (ее могло не быть при ином раскладе). Единственная союзница - Австрия - ввиду неудач на поле боя выйдет из войны ранее русских и из некоторой зависти к их успехам также перестанет подпирать Россию. Россия - не без "помощи" уже со стороны Франции, где набирал силу революционный "беспредел", в итоге объединивший монархов Европы - преодолела все эти трудности. Что не говорит о том, что стоило их создавать себе.
Третьим моментом является вопрос - а что выиграла Россия от своей позиции по американским делам? И тут все тоже "не однозначно". Если не считать сильно взлетевший на время международный авторитет России (когда Великобритания - уже задействовав в нескольких частях света свои силы флота и армии - трижды безуспешно предлагала Екатерине "купить" часть ее войск и флота для их действий совместно с британскими и под их командованием), то ни одна из сторон Американской войны себя всерьез обязанной Екатерине не чувствовала. Оговоркой стоит отметить устные благодарности Джорджа Вашингтона за "Вооруженный нейтралитет" (подобные благодарности однако США изъявили и другим его участникам), участие американского капера Джона Пола Джонса в русско-турецкой войне 1787 - 1792 гг. (которого не вполне заслуженно в какой-то миг сделали аж командующим Черноморским флотом) и дипломатическую поддержку России США в ходе этой войны (маловажной и вряд ли решающей что-то, сумей европейские противники наших побед получше сговориться). Но в целом Екатерина получила в 1783 г. только минус одного из союзников (куда более сильного, чем далекие и слабые США). Даже спасение относительно жиденькой торговли России с американскими колониями/штатами (главная цель "Вооруженного нейтралитета") тут ставило под угрозу куда более жирную торговлю с Великобританией.
Четвертый момент, что вряд ли можно буквально ставить в вину Екатерине (даже эта умная женщина не обязана быть настолько прозорливой), но все ж стоит упомянуть - это дальняя перспектива русско-британских отношений вследствие потери британцами Америки. А именно - переориентация Британии на Индию и Восток вообще, что в британской же истории называется строительством "Второй Империи (т. е. колониальной) после гибели "Первой" как раз в 1783 г. Потеряв возможность пожрать всю Америку или хотя бы весь ее Север, Британия волей-неволей начала развивать активность там, где пересечение ее интересов с русскими было вопросом времени. Косвенно Екатерина заложила камень в фундамент "Большой Игры" 1815 - 1907 гг.
Дипломатическая солидарность России с Великобританией едва ли могла бы предотвратить потерю ею Америки. Рано или поздно это должно было произойти. Также не стоит считать хорошей идею пролития крови своих подданных на чужой войне. Поэтому отказ Екатерины слать солдат и моряков на Американскую войну стоит принять с пониманием (армия и флот пополнялись в России по принуждению). Однако и тут есть простор для "альтернативы". Объяви Екатерина о наборе экспедиционных сил в 10 - 20 000 человек путем призыва добровольцев как из военнослужащих, так и вообще (плюс - после разгрома Пугачевщины было множество людей, коим можно было по-английски предложить такую службу как альтернативу ссылке, были и просто казаки - идеальная кавалерия для американского театра военных действий), то армия могла получить лишний военный опыт за хорошие деньги для казны (британцев можно было уговорить не скупиться). Также присутствие в Сверной Америке такого русского войска (и десятой его доли не стояло до тех пор на Аляске и в Калифрнии) могло стать "градообразующим" средством к укреплению или даже расширению Русской Америки. Впрочем, эта версия является уже слишком любительской, чтобы настаивать на ней.
По итогам этого беглого разбора можно предположить, что "спасение США Россией" в XVIII в. является одним из спорных шагов русской дипломатии. Часто встречающееся у нас превозношение которого как екатерининской гениальности и прозорливости никак не может быть признано объективным изучением отечественной истории. По своим результатам это оказалось если не ошибкой, то выбором из двух зол.
Асигару (яп. 足軽, букв. «легконогие», то есть «не прикрытые доспехами») — вид лёгкой пехоты в средневековой Японии, из не-самураев, основным оружием которой были яри, а со второй половины XVI века — аркебузы — танегасима.
«Дзохё моноготари» — трактат интересный тем, что, кроме подробно описанных правил ведения войны, эта книга показывает и то, какой была жизнь японской армии в походе. Ведь большую часть времени солдаты отнюдь не сражаются. Они пьют, едят, чинят одежду, чистят оружие, спят, ходят в туалет и занимаются еще и другими делами, которые и не сосчитать.
Например, вот эта иллюстрация показывает нам асигару, ухаживающих за конем своего господина.
Трактат например гласит:
Когда вы готовитесь к выступлению, пусть два человека занимаются лошадью, а один тем временем должен заняться подготовкой ее снаряжения. Первое, что надо сделать – взять уздечку, удила, поводья и надеть их лошади на голову, затем нужно как следует ее оседлать и правильно закрепить подпругу. С левой стороны седла должно быть металлическое кольцо. К нему вы прикрепляете мешочек с рисом, а к такому же кольцу у седла справа – пистолет в кобуре. Сзади на седле тоже должны быть такие кольца и на них крепятся мешочки с соевыми бобами и сушеным вареным рисом, а к передней луке седла – переметная сума.
Так же, как и европейские мушкетеры, асигару строились в две – три шеренги. Первая давала залп и уходила в тыл, заряжая свои мушкеты-тэппо, за ними залп давала вторая, потом опять третья.
Следует всегда держать лошадь крепко привязанной, чтобы она не убежала. Затем подготовьте повод. Для этого возьмите кожаный ремешок и проденьте его сквозь удила. Когда вы будете кормить лошадь, то можно удила ослабить. При движении вам следует быть особенно осторожными. Если удила окажутся слишком слабые, то молодые лошади могут прийти в возбужденное состояние, так как почувствуют свободу. Из-за этого вы можете потерпеть поражение в битве, поэтому ваша лошадь должна быть взнуздана крепко-накрепко и покорна вашей воле.
А это асигару на привале, за варкой риса
Никакой солдат не может воевать, если он голоден. Поэтому тема доставки продовольствия на лошадях и при помощи носильщиков в «Дзохё моноготари» рассмотрена очень подробно: Запас пищи не следует брать с собой больше, чем на 10 дней. Если поход продлится дольше, чем 10 дней, берите с собой вьючных лошадей и доставляйте продовольствие с их помощью. Можно брать и 45-дневный запас продовольствия, но нужно помнить, что одну лошадь более четырех дней подряд использовать нельзя.
Если вы на территории противника или даже на территории своих союзников, то помните, что вам следует быть всегда готовым ко всему. Сегодняшний союзник может завтра вас предать. И если вы рассчитываете получить продовольствие от него, то вы можете остаться с пустыми руками. Нет ничего глупее, чем добывать продовольствие на земле союзника силой, в таком случае всегда имейте запас продовольствия с собой, а иначе ваши действия могут быть расценены как воровство.
Доспехи асигару были самыми простыми и дешевыми. Например, шлем – карута-кабуто для тех делался из пластин, соединявшихся кольчужным плетением.
Пищу для лошадей храните в заблаговременно приготовленном месте на своей территории, когда вы делаете набеги на территорию противника. Ничего там не бросайте, и, если вы даже сами страдаете от голода, то не забывайте кормить лошадей. Голодного всадника сытая лошадь вывезет. Голодная лошадь сытого всадника вывезти не сможет. Поэтому лошадей кормите растительной пищей. Они могут есть даже опавшие листья, а если вы ее приготовите, то и очищенную сосновую кору.
Сухие дрова на войне так же важны, как и сухой порох, и надо учитывать, что в день на одного человека их нужно 500 г, и потом из них можно сделать большой костер. Если нет дров, можно жечь сухой конский навоз. Что до риса, то человеку в день вполне достаточно 100 г, соли нужно 20 г на 10 человек, а мисо – 40 г на 10 человек. Но если вам предстоит сражаться ночью, количество риса нужно увеличить. Можно также есть рис, который слуги в домах хранят для изготовления сакэ.
Мешки с рисом асигару возили как на вьючных лошадях, так и на небольших двухколесных повозках, которые либо тянули, либо толкали носильщики-вакато. Большие повозки, которые тянули быки, были редкостью. Их обычно применяли для перевозки тяжелых орудий. При этом японцы возили только сами стволы, а лафетов, как таковых, не использовали.
Если вы находитесь в лагере, то следует пить воду из емкости, в которой на дне лежат завернутые в шелк косточки от абрикоса. Еще хороший способ сделать воду чистой: положить в горшок или сосуд несколько улиток, которых вы поймали в своей местности и высушили в тени. Эту воду можно пить без опасений.
Но самым интересным в «Дзохё моноготари», пожалуй, является медицинский раздел, который наглядно доказывает, что в армии самураев раненых и больных лечили и ухаживали за ними, а отнюдь не бросали на произвол судьбы и не принуждали их делать харакири.
«Если вы имеете проблемы с дыханием, то всегда имейте в сумке сушеные сливы. Это всегда помогает. Помните, что они осушат вам горло и сохранят жизнь. Сушеные сливы всегда помогут вам при болезнях дыхания, также нужно жевать сушеные соцветия гвоздики».
Когда очень холодно, то войлочной или соломенной накидки может быть недостаточно. Тогда и утром зимой, и когда холодно летом ешьте по одной горошинке черного перца – это вас согреет, а еще для разнообразия можно пожевать сушеную сливу. Хороший способ натереться красным перцем от бедер и до кончиков пальцев ног – тогда вы не замерзнете. Можно натирать перцем и руки, но только после этого не трите ими глаза.
Очень интересен совет «Дзохё моноготари» относительно лечения змеиных укусов в походе: «Если вы в лесу или горах, и если вас укусит змея, то не впадайте в панику. Насыпьте на укушенное место порох и подожгите его, после чего симптомы укуса быстро исчезнут, но, если вы промедлите, это уже не поможет».
Если вас ранили в область глазного яблока, обмотайте голову полоской мягкой бумаги и полейте ее горячей водой.
После оружия главной заботой воина был рисовый паек из сваренного и просушенного риса, который закладывали в мешок в форме длинного рукава, и перевязывали так, чтобы каждое отделение в виде шарика содержало суточную норму риса. Мешок назывался хэй-рё-букуро и перекидывался наискось через плечо, и завязывался сзади на спине. Фляжка для воды называлась такэ-дзуцу. Ее делали из пустотелого колена бамбука.
Также асигару несли на себе и разные инструменты, и рабочий инвентарь: ножи, пилы, серпы, топоры, обязательно моток веревки – тэнава около 3 м длиной и с крюками на концах, чтобы с ее помощью лезть на стены. Обязательно следовало иметь соломенную подстилку-годзу и мешок катэ-букуру для снаряжения, включая запасные плетеные сандалии – варадзи.
Мешочек ути-гаэ использовался для съестных припасов. Там хранили соевый творог, сыр и сушеные водоросли, еще стручки красного перца и зернышки черного. Коробочка с лекарствами называлась инро, а полоса хлопковой ткани – нагатэнугуи, и ее использовали в качестве полотенца. Пояс ува-оби полагалось снимать во время еды и на отдыхе и, свернув, укладывать на циновку годза.
Палочки для еды – хаси хранились в специальном пенале ядатэ. А вот есть ими следовало из деревянной лакированной чашки ван. Каждый нес в руках копье, но у некоторых на голове блестели даже позолоченные шлемы, тогда как у других были обычные бамбуковые шляпы.
Глядя на мраморные и бронзовые статуи может показаться, что они бесцветные. Но их часто раскрашивали, а глаза рисовали краской, инкрустировали минералами и драгоценными камнями. Все детали были проработаны: глазные яблоки, ресницы, зрачки, радужки, веки. Все это могло быть в исполнении разного материала, такого как обсидиан, ляпис-ллазурь, кварц, краска, стекло, хрусталь, перламутр, кость, эмаль.
Шотландец Вильям Брюс поступил на службу к царю Алексею Михайловичу в середине XVII столетия. Командовал пограничным рейтарским полком, стоявшим на Псковщине. Это место стало родиной его сыновей – Романа и Якова. Выйдя в отставку, получил от казны участок земли за границей Москвы, сразу за земляным валом. Точное место, где расположилась усадьба Брюса-старшего, не известно. По некоторым признакам предполагаю, что на том участке земли, который в конце XVIII века Шереметьев купил у правнучки Романа Брюса. Т.е., там, где ныне институт Склифасовского.
По другую, внутреннюю сторону вала располагалась слобода 2-го стрелецкого полка. Тогда этим полком командовал Сухарев. Два «полкана» были знакомы по ратным делам. Общались, возможно, дружили. Из дальнейшего рассказа можно понять, почему имя полковника Сухарева сохраняется на карте Москвы.
Вид на бывшую слободу 2-го стрелецкого полка. Церковь Живоначальной Троицы была подарена полку царём Алексеем. Этот полк захватил в плен Степана Разина. Но было это при предшественнике Сухарева.
Царевичи Иван и Пётр сидели в кремлевских палатах ни живы, ни мертвы. В этот раз дело обернулось вовсе плохо. Город с утра бурлил. Стрельцы и сердитые горожане окружили Кремль. Казалось, спасения ждать неоткуда.
Иван V
Софья Алексеевна
В царские покои вбежал сухощавый, стройный юноша в рейтарском мундире. Пётр узнал Якова Брюса. Почти одногодки, они вместе забавлялись потешным делом – готовились к будущим сражениям на просторах Преображенского и Измайлова.
- Стрельцы нашего соседа, Сухарева, держат Никольские ворота. От ворот до Лубянки, а там – до Земляного города путь свободен! – сказал рейтар царевичам.
- А ну, шевелись! – крикнул юноша оробевшей царской прислуге и для убедительности покрутил шпагой над головой. Кончик шпаги царапнул по низкому своду комнаты. На плавном изгибе свода осталась глубокая борозда.
Никольская башня Кремля и "царские ворота". Только через них проезжали цари. Дорога от этих ворот до царских огородов за Мещанской слободой находилась в зоне ответственности 2-го стрелецкого полка.
Из кремлевских ворот вылетели два возка. Впереди на лошади скакал рейтар. Сухаревские стрельцы, завидев всадника, разворачивались кругом, спиной к едущим и, громко ругаясь, начинали задирать напирающую толпу. Раздражённые горожане, толкаясь со стрельцами, не обратили внимания на маленький конный поезд. Гнали без остановки до Измайловского дворца. А на следующий день были уже в Троицкой Лавре. Так в 1689 году случился и закончился Четвертый стрелецкий бунт по хронологии М.В. Ломоносова.
Усадьба Измайлово, загородный дворец царя Алексея Михайловича и убежище царевичей.
