Лига историков

Штош, в очередной раз одновременно выпускаемся с Дзеном, держите свежачок! Дядька-то действительно прекрасный был!

Раминь, братья и сестры! Йоль уже близко, он уже буквально завтра - и вот именно сейчас, во тьме и холоде так хочется согреться какой-нибудь славной историей, без подтекстов, сложностей и прочей шелухи. И их есть у меня!

Поговорим сегодня об охотнике, балагуре, конгрессмене и просто хорошем человеке - Дэви Крокетте. Человеке, который воплотил в себе все то, что США хотели бы видеть своей историей. И еще невольном виновнике енотного геноцида, но это неточно.

Лучший способ познакомиться с Дэви Крокеттом — это выслушать его рассказ о себе самом. — Я кто? Я горлопан!— говаривал Дэви. Этим он хотел сказать, что может переспорить и перекричать любого живущего на фронтире, а крикунов и хвастунов там хватало, уж поверьте мне. — Мой отец может побить любого в Кентукки,— заверял Дэви.— А я во всем обгоню родного отца. Могу бегать быстрее его. Нырять глубже и держаться под водой дольше. А из воды выйду сухим. Ну, кто еще может так на всей Миссисипи? Могу пароход унести на плече. А хотите, обниму льва? Я вынослив, как вол, быстр, как лиса, увертлив, как угорь, могу кричать, как индеец, драться, как дьявол, а надо, так проглочу конгрессмена, если сперва смазать ему голову маслом и прижать уши.

Дэви еще скромничал, когда говорил все это. На самом же деле для него вообще не было ничего невозможного, вы скоро это и сами увидите.

Происхождение его было самое что ни есть американское. Отец его, Джон Крокетт - был воплощением молодой шебутной нации. Потомок французов, шотландцев и ирландцев, женатый на англичанке, участник войны за независимость (сражался в "самой американской" битве при Кингс-Маунтин), активный, но неудачливый делец и счастливый (или не очень) отец девятерых детей, среди которых Дэви, родившийся в 1786 году, был пятым.

В тот момент его семья жила в Грин-Каунти, фактически в лесу. Так что любовь к дикой природе (в том числе и в жареном виде) наш герой впитал в себя с малолетства. Впрочем, вскоре семья переехала в Мосси-Крик, где отцец вскоре в очередной раз прогорел и чтобы поправить дела - открыл небольшую таверну на маршруте. Дела ожидаемо шли ни шатко, ни валко (в городке уже было несколько подобных заведений, да и особым комфортом она не отличалась), так что Дэви с малолетства пришлось вносить свой вклад в выживание семьи - прежде всего, охотой, к которой он пристрастился раз и навсегда. Кроме того, уже в 12 лет он помогал семье расплатиться с долгами, работая ковбоем в штате Вирджиния, совершив со своим хозяином, Джейкобом Сайлером 640-км перегон. Несмотря на хорошее отношение и неплохую для его возраста оплату, он предпочел вернуться в отчий дом.

В целом, Джон Крокетт (особенно по меркам XVIII в.) был не самым плохим отцом. Несмотря на полнейшее неумение вести дела и развившаяся на этом фоне любовь к бутылке - он в меру сил думал о будущем своих детей и настоял на том, чтобы Дэви отправился в школу.

У Дэви, впрочем, по этому поводу было свое мнение... Так уж сложилось, что не проходив туда и недели он подрался с другим учеником - старше и сильнее, к тому же подло напавшим из кустов. Это настолько не понравилось юному Крокетту, что он немедленно забросил учебу, предпочитая коротать время в любимом лесу. Впрочем, долго так продолжаться не могло - и он пошел "сдаваться" отцу. Результат получился так себе...

Папаня тогда сказал мне, что если я не вернусь в школу, то он выпорет меня, и, решив, что я слишком долго раздумываю, он схватил вожжи и погнался за мной.
Я бросился убегать, и вскоре мы оба неслись изо всех ног.  Только я спешил вовсе не в школу, а как можно дальше от нее.

В следующий раз он окажется дома только через три года. За это время он немало скитался, работал ковбоем, батраком на ферме, колол дрова за деньги и даже успел побывать учеником шляпника. Но страстью и смыслом его жизни была охота. Целыми днями он пропадал в лесах, вооруженный своей любимой "Старушкой Бэтси" (названной так в честь сестры). Старушка, к слову, была довольно сурова - это была т.н. "Кентуккийская" или "Длинная" винтовка, весьма внушительная дульнозарядная бандура длиной больше полутора метров и массой около шести килограмм. Несмотря на громоздкость, охотники и поселенцы уважали их за отличную меткость - тот же Дэви, согласно легенде, умудрялся с сорока ярдов попасть свинцовой пулей в лезвие топора так, чтобы она расщепилась надвое, а ее осколки еще и поразили мишени. Еще говорят, что знатные пироманы и зануды из "Разрушителей легенд" проверили эту историю и даже подтвердили ее возможность. Что ж, мы верим!

Наконец, в 1802 году шестнадцатилетний Дэвид решает вернуться домой. Проделывает он это, впрочем, в довольно драматичной манере. Знатно возмужавший и окрепший за время странствий юноша просто завалился в заведение отца (благо, оно не успело прогореть) под вечер и уселся с остальными постояльцами за стол.

"Я так долго странствовал, и так сильно изменился что никто из моей семьи меня поначалу не узнал. Правда на то была еще одна веская причина. Они меня совершенно не ждали, ибо давно считали меня пропавшим без вести."

Правда, возращение блудного сына прошло не совсем в соответствии с библейским сценарием. Вместо того, чтобы заключить его в объятья и велеть заколоть тучного тельца - отец предложил заслужить прощение. У него как раз образовался долг местному фермеру Абрахаму Уилсону, вот его и предстояло отработать свежепоявившемуся балбесу. Тот покорно согласился, но стоило ему выплатить этот долг, как выяснилось, что еще отец задолжал Джону Кеннеди, фермеру и землевладельцу, в доме, принадлежавшем которому жила семья Крокеттов. Дэви вздохнул и согласился.

Работа на ферме, помимо мук физических - принесла ему и первые любовные. Дэви влюбился в племянницу своего работодателя, Эми Саммер. Впрочем, заботливый дядюшка быстро охлади его пыл, сообщив, что та помолвлена с его сыном Робертом. Крокетт не сильно расстроился на этот раз и прямо на свадьбе приударил за подругой невесты, Маргарет Элдер. Довольно успешно - дело дошло до заключения брачного контракта. Но что-то пошло не так, и спустя некоторое время Дэви с удивлением обнаружил свою суженую замужем за другим претендентом. Неловко вышло...

Несколько недель я не мог обрести покоя ни днем, ни ночью, меня покинул аппетит, и с каждым днем, мне становилось все хуже и хуже. Люди думали, что я болен, и в чем-то они были правы. Я болел самой страшной болезнью – болезнью сердца и души, вызванной несчастной любовью.

Впрочем много ли надо 19-летнему раздолбаю, чтобы утешиться? Так что вскоре Дэви уже вовсю ухлестывает за Полли Финли, с которой познакомился на праздновании Дня урожая. Роману их способствовала весьма живописная история. Участвуя в охоте на волков Крокетт, отбившийся от группы услышал в кустах подозрительный хруст и немедленно отправился выяснять его причину. Волков он не обнаружил, зато обнаружил заблудившуюся Полли, которой ничтоже сумняшеся, тут же предложил прогуляться.

Она была так прекрасна и волнительна, что я на тот момент был готов наброситься на нее и съесть пока никто не видит.

Догулявшиеся до сумерек молодые люди вышли наконец к лесной хижине. С согласия хозяина они заночевали на крыльце (гусары, молчать!) и участь будущей ячейки общества была предрешена.

То, что у родителей невесты были свои соображения, Крокетта ничуть не смутило. Получив у мирового судьи согласие на брак, он поставил их перед фактом: они с Полли женятся, но это будет или в доме ее родителей или где-то еще, но что тогда люди подумают... Что оставалось делать? Молодая семья прожила по соседству с родителями жены пять лет после чего, переехала в округ Линкольн - уже обремененная двумя детьми.

Я нахожу, что у меня лучше получается приумножать свою семью нежели состояние.

Дурная голова ногам покоя не давала и уже через два года они снова переезжают, на этот раз в округ Франклин, где в 1812 г. их настигает Крикская (по названию индейского племени криков, а не потому что там много орали) война. Неугомонный Крокетт вступает в армию разведчиком. К чести его стоит сказать, что он довольно быстро понял, что стрелять в людей ему значительно менее интересно, чем в зверей и предпочел большую часть службы провести в лесах, поставляя провиант для однополчан. После окончания индейской войны он отправляется на идущую параллельно войну с Англией, где занимается, в общем, тем же самым. Впрочем, это ему уже поднадоело, так что наняв дослуживать вместо себя другого человека (да, так можно было) он едет домой.

Вернувшись с войны, увы, он не обрел заслуженного отдыха. В 1815 году скоропостижно умирает любимая жена. Крокетт безутешен, но жизнь идет, а трем детям нужна мать - так что вскоре он женится на местной вдове Элизабет Паттон, с которой и проведет остаток жизни, породив еще троих наследников.

Дела семейные не уняли тягу Крокетта к переездам, так что уже через два года семья вновь переезжает, на этот раз в округ Лоуренс. Там его беспокойный нрав находит новые способы прорваться - он одновременно начинает свой бизнес, строя водяную мельницу и начинает общественную карьеру. Последовательно он становится уполномоченным округа, затем мировым судьем и, наконец, побеждает на выборах (как бы это странно для наз ни звучало) полковника 57-го тенессийского полка ополчения. Впрочем, такое количество обязанностей вскоре становится утомительным для него и он уходит со всех должностей, вместо этого избираясь в Генеральную Ассамблею штата.

К этому времени уже сама природа намекает, что Дэви слишком засиделся. В 1821 г. наводнение уничтожает его мельницу, оставляя Крокетта банкротом. Выручает его тесть передавая ему 320 га земли из своих владений в округе Кэрролл. Значительная часть подарка ушла на оплату долгов, на оставшиеся после этого земли Дэви вновь переезжает со своей уже немаленькой семьей.

На новом месте Дэви страстно предается своим увлечениям. Байки про охоту на медведей он позже с огромным удовольствием рассказывал в Конгрессе.

Карабин выстрелил и он {медведь} начал оседать. Я взял в одну руку томагавк, а в другую свой нож и едва успел сделать в его сторону 4-5 шагов, как он вдруг поднял на меня глаза. Я мгновенно сделал выпад, и вонзил нож прямо в сердце медведя

И да, политическим амбициям тоже хватает места - пусть со второй попытки, но Крокетт избирается в палату представителей Конгресса США. Колоритный законодатель, щеголявший в енотовой шапке, расшитом бисером кожаном жилете и травящий неимоверно смешные и безумные байки быстро стал местной достопримечательностью.

Но Крокетт был не только эпатажным оригиналом. Он страстно отдался своей работе, защищая в первую очередь тех, чью жизнь он так хорошо знал - поселенцев и их самой бедной и незащищенной прослойки. Дэви голосовал за поправки, обеспечивавшие имущественные права поселенцев, требовал распустить академию Вест-Пойнт, которую считал пустой тратой денег - стоит отметить, что для США 20-30 гг. XIX в. это предложение выглядит не таким уж популизмом. Единственный из тенессийцев голосовал против Закона о переселении индейцев, что стоило ему переизбрания. Впрочем, некоторой моральной компенсацией стало благодарственное письмо от главного вождя чероки Джона Росса. А в Конгресс он все равно потом еще раз попал!

Дэви очень любил вводить всякие новшества. Однажды он придумал, как победить на выборах. Выборы что простуда, считал Дэви. У каждого бывает простуда, и каждый принимает участие в выборах.

В тот год от их штата в конгресс выдвигался какой-то прожженный мошенник. Но Дэви решил, что избранником народным должен быть не кто иной, как он, Дэви Крокетт. Оставалось только победить на выборах.

Первым делом Дэви оседлал своего любимого крокодила и накинул на него уздечку из кожи черной пантеры. И каждый раз, как кандидат от мошенников начинал произносить речь, Дэви давал шпоры крокодилу, пуская его в самую гущу избирателей.

Само собой, от предвыборной речи крокодилу делалось скучно, он клевал носом и начинал зевать. А когда он, зевая, раскрывал пасть, мошенник видел, сколько там зубов. Их было больше, много больше, чем голосов, которые он мог получить на выборах, это уж точно! Теперь понятно, почему он поспешил покинуть этот штат?

Так Дэви попал в Конгресс.

Уже в это время слава его вышла далеко за пределы Конгресса. Шумный, неспокойный, экзотичный, наполненный всякого рода историями - он стал воплощением фронтира, "соли земли тенессийской". Разумеется, тут же и анекдотов понапридумывали...

Однажды сильная гроза застала Дэви в лесу. Завороженный великолепными ударами грома, Дэви так и застыл на месте, словно пригвожденный, и даже разинул рот от восторга. А как раз в это время мимо пролетала шаровая молния, и он ее нечаянно проглотил. Молния была такая горячая, что прожгла все его карманы и вызвала внутренний жар. После этого Дэви целый месяц мог есть сырую пищу: она сама доваривалась у него и животе от этого жара.

Бизнес не отставал. В 1831 году выходят в свет "Очерки и приключения полковника Дэвида Крокета", немедленно ставшие бестселлером. Сей факт, к слову, немало взбесил задиристого Дэви, который справедливо считал, что если кто и должен поведать его историю, так это он сам. Чем немедленно и занялся, написав совместно с коллегой-конгрессменом от штата Кентукки Томасом Чилтоном "«Повествование о жизни Дэвида Крокетта написанные им самим», также ставшее дико популярным и выдержавшее множество переизданий.

В 1835 г. стал выходить "Альманах Дэви Крокетта", быстро превратившийся в аналог будущих супергеройских серий, содержавший весьма увлекательные (и столь же малоправдоподобные) истории из жизни фронтира. Слава Дэви шагала по стране, но увы - не помогла ему в политической карьере. Проиграв очередные выборы Крокетт в сердцах выдал ставшую знаменитую позднее фразу:

Я сказал своим избирателям, если они переизберут меня на второй срок, то я буду служить им той же верой и правдой, как и раньше. Если не переизберут, то все они могут катиться к черту, а я уеду в Техас

ЧСХ, так и сделал...

Техас в то время был для американских романтиков тем же самым, что и бунтующая греция для байронических юношей. Героическая борьба повстанцев за независимость от мексиканского правительства вдохновляла множество добровольцев бросить все и отправляться на помощь молодому государству. Конечно, многомудрые и циничные современники наши могут ехидно заметить, что одной из первопричин войны стало недовольство американских поселенцев законом президента Герреро об отмене рабства, но мы с Мыськой за принцип историзма и категорически заявляем - о такой бытовухе романтики не задумываются! Тем более, что в 1834 году генерал Антонио "Санта-Анна" совершил государственный переворот и для восстания появилась куча новых поводов.

Не мог остаться в стороне и Дэви. Несмотря на уже немолодой (59 лет) возраст и отсутствие фактического боевого опыта (единственная большая стычка с криками вряд ли в счет) он спешит, разобравшись с делами имения отправиться в мятежный Техас, куда и прибывает в январе 1836 года, овеянный славой "короля фронтира", после чего немедленно приносит присягу временному правительству Техаса. Вместе с ним - к присяге приходят еще 65 тенессийских добровольцев. В качестве вознаграждения после окончания войны их ждали обширные владения - по 19 км2 на брата. Крокетт пишет семье:

Мои дорогие сыновья и дочери, то, что я увидел в Техасе иначе как  райским садом и не назвать, Это самое лучшее и перспективное место из всех, что я когда-либо видел. Я убежден, любой, кто приезжает сюда, обретает истинное счастье. Тут бескрайние просторы не освоенных земель, и я искренне надеюсь именно здесь улучшить благосостояние нашей семьи.
С наилучшими пожеланиями, ваш любящий отец

Но землю надо было еще защитить. И отряд отправляется в гарнизон миссии Сан-Антонио-де-Валеро, более известной как Аламо...

Думается, дальнейшие события нашим читателям известны, но вкратце помянуть их стоит. Небольшому форту, изначально предназначенному лишь для защиты от неорганизованных индейских набегов - предстояло выдержать осаду и штурм мексиканской армии под руководством генерала Косы.

Защитники понимали отчаянность своего положения. В форте не хватало продовольствия, гарнизон его был ничтожен для серьезной обороны. Шли спешные работы по укреплению позиций, на них были доставлены трофейные мексиканские пушки. О тяжести ситуации говорит тот факт, что когда президент Техаса Сэм Хьюстон считая возможную оборону Аламо безнадежной приказал срыть укрепления и вывезти оттуда артиллерию - этот приказ не был выполнен из-за отсутствия тягловых животных.

В таких условиях защитники Аламо и встретили мексиканцев, которые, зайдя 23 февраля в окрестности форта, немедленно установили блокаду. Переговоры о сдаче форта завершились требованиями безоговорочной капитуляции и к успеху не привели. Начались артобстрелы и стычки. Попытка получить помощь фактически провалилась - из отряда, отправленного полковником Фэннином прорваться в форт смогла лишь небольшая часть, в то же время к мексиканцам 3 марта пришло большое подкрепление. Штурм (и его итог) был предрешен.

В 10 часов вечера 5 марта начался массированный артобстрел. В 5:30 утра 6 марта Санта-Анна отправил войска на штурм. Началось сражение за форт Аламо... Как бывает в таких случаях, бои шли за каждое здание, каждый переулок и доходили до ожесточенных рукопашных ножами и штыками. Но соотношение сил 8 к одному не оставили оборонявшимся шансов... В итоге тот день чудом пережили только несколько человек.

Среди погибших был и наш герой. Тут, как и положено человеку-легенде, он в последний раз напустил тумана вокруг своей персоны. До сих пор существует две версии гибели Крокетта. Согласно одной - он погиб в бою, окруженный врагами, лично забрав с собой 16 солдат противника. Согласно другой, был ранен, попал в плен и после битвы был расстрелян вместе с другими пленными по приказу Санта-Анны, пришедшего в ярость от упорства сопротивлявшихся техасцев. Так или иначе, встретил он свой конец достойно и с мужеством...

В любом случае, окончательно погибнуть Дэви было не суждено. Подобно Чапаю, он был тут же объявлен народной молвой чудом спасшимся, а рассказы о его удивительных приключениях окончательно вошли в американскую культуру на всех уровнях. И это хорошо - нам с Мыськой крайне симпатичны подобные личности, бесшабашные, увлекающиеся, романтичные и свято верящие в свое дело. Ну а закончить хочется еще одной знаменитой цитатой Крокетта, которая отлично характеризует его жизнь:

Всегда убедись, что ты прав, и тогда - действуй!

Ну а мы прощаемся с вами драгоценные, но ненадолго, надеемся. Искренне желаем тепла и мирного неба над головой. Крыс и Мыська любят вас!

На днях я прочитал ( ну ладно, не на днях), что современные историки пришли к выводу, что Египет ( древний) обязан своим существованием Нилу. Ах, ах, ах, верно это были английские ученые. Ибо об этом знал еще Геродот. Да и сами египтяне прекрасно это представляли.

Они даже не дали реке имени, а так и называли ее Итер, Река или Итер-аа-
Великая Река. А когда к Реке надо было обратится как к богу, она звалась Хапи. На снимках из космоса долина Нила выглядит как цветок. Сейчас говорят лотос. Но все же лилия, лотосы в долине Нила появились гораздо позже зарождения древнеегипетской цивилизации. Египтянам фотографии из космоса были недоступны, Но если бы и были доступны, то они не увидели бы цветка. Они видели мир по иному, нежели мы. Для нас все, что на севере, то сверху. Для египтян сверху был юг, поэтому дельта реки это нижний Нил, а истоки - верхний.

Египтяне представляли Реку в образе Хапи, полноватого мужчины с женской грудью.

Вот он на рисунке вверху: един в двух лицах. Есть и другие его изображения. Тот же мужичок, но с двумя сосудами в руках.

Сосуды требуют пояснения. Как, впрочем, и рельеф с двумя Хапи. Несмотря на то. что египтяне боготворили свой Нил, или именно поэтому, их интересовал только тот отрезок реки, что протекал по та- мери, земле возлюбленной, то есть по земле самого Египта. Древние египтяне считали что Нил имеет свой исток у острова Элефантина, и, каким то образом, в районе современного Каира, причем оба имеют один источник где то в подземном мире.

Подобный взгляд на вещи озадачивал еще древних греков, но для египтян он был естественен. Ибо они изначально разделяли свою страну на Верхний и Нижний Египет, Нил также был Верхним и Нижним. Причем это разделение было вполне определенным и существовало на протяжении всей истории страны. Ну а раз Нила два, то и истоков должно быть два. Отсюда и два Хапи, каждый олицетворял "свой" Нил. Два сосуда в руках божества это символы разлива двух Нилов. Ибо египтяне полагали, будто разлив Нила представляет собой одно обильное возлияние. Возлияние Сета растекалось по Верхнему Египту от Элефантины до Пер-Хапи, располагавшегося недалеко от современного Старого Каира, а Хора – по Нижнему от Пер-Хапи до Эдфу.

Нил с шумом врывается на территорию Египта. Ему пришлось пробить путь через гранитную преграду шириной примерно 13,7 км, фрагменты которой превратились в скалистые острова: Сехель, Филэ и Элефантину.

К югу от Асуанского архипелага на протяжении примерно 80 км Нил течет вдоль узкой долины, после чего встречается с другой преградой – Гебель-Сильсилой. Реке, хоть и с трудом, удалось пробить себе путь, и она течет по узкому промежутку между двумя холмами, похожими на косяки монументальных дверей. Здесь поклонялись Нилу, олицетворением которого был бог Хапи.

Преодолев Гебель-Сильсилу, Нил, русло которого приобретает форму меандра, медленно течет в сторону Средиземного моря. Первоначально кажется, будто он вот-вот направится к Красному морю, так как в Кене река подходит к нему на расстояние всего 241км.. Однако затем Нил поворачивает на запад, а чуть дальше на север. В этом месте долина становится гораздо более широкой.
По обе стороны (но в основном слева) от Нила отходят небольшие рукава, орошающие землю, граничащую с пустыней. Один из них течет по направлению к Сохагу, огибая гору в Асьюте и впадая в несколько болот. В Дейруте он впадает в крайне важный водный объект – Бахр-Юсуф, извилистое русло которого почти напрямую граничит с пустыней. Этот канал протекает через города Оксиринх и Гераклеополь.

Достигнув Эль-Лахуна, он поворачивает на запад и прокладывает себе путь между двумя высокими пустынными плато. Его ответвления снабжают водой Фаюмский оазис. Когда то большую часть Фаюма занимали пахотные земли. Остальная его территория находилась под водой и пользовалась большой популярностью у охотников и рыболовов. Эта местность называлась Та-Ше, «земля озера». В эпоху Нового царства Фаюм обрел новое наименование – Па-Им, «море», превратившееся в коптском и арабском языках, а также в современных диалектах в Фаюм. Даже в римский период это море было гораздо больше той полоски соленой воды, которая существует в наше время.

Воды Нила, направляющиеся к морю, затем достигают Мемфиса. Рядом с древней столицей, между Гебель-Турой и плато, на котором стоят пирамиды, долина сужается в два раза, однако к северу от Гелиополя промежуток между двумя холмами снова расширяется. Эти места называли Та-Мех, «земля, что под водой». Гигантские озера, почти непрерывно простирающиеся от Александрии до Порт-Саида: Мареотида, Бурлус и Мензалех, – прежде были пресноводными, а на их поверхности росли водяные лилии, папирус и тростник. Вследствие оседания почвы в районе береговой линии в них попала морская вода, и вся растительность погибла. Широкие полосы земли вокруг Суэцкого перешейка, где проживало многочисленное население и процветало земледелие, пропитались солью и стали непригодными для сельского хозяйства.
Достигнув Дельты, Нил разделяется на несколько отдельных каналов. Один из них, называвшийся Ити и текший на запад, снабжал водой Гелиополь. Другой рукав Нила поворачивал недалеко от Гелиополя на северо-запад и
впадал в Средиземное море рядом с Пелусием. Египтяне и евреи называли его Ше-Хор, «озеро Хора».Это была граница между Египтом и Палестиной. Этот канал, сильно заросший тростником, был непригоден для судоходства. К северо-западу от Гелиополя, более чем в 48 км к югу от Мемфиса, Нил разделяется на два основных рукава: Дамьеттский, известный в древности как «большая река», и Розеттский, Западный Нил, протекавший мимо крупного города Саиса.
Следует отметить, что в эпоху фараонов на побережье не было крупных городов. Эдфу, считавшийся самым северным городом Египта, располагался почти в 50 км. от побережья.

Спасибо, что дочитали до конца. Ставьте лайки и комментируйте статью, это поможет мне лучше понимать что именно вас интересует и сделать статьи более качественными. Еще раз спасибо за внимание и до новых встреч.

После падения Рима в Европе носорогов не бывало. Их стали считать мифическими животными вроде драконов и единорогов. Но весной 1515-го португальскому королю Мануэлу I из индийских колоний доставили живого носорога!

Дюрер его не видел. В Нюрнберге он прочёл письмо, где очевидец описывал диковинного зверя. К письму прилагался рисунок. Уверенный в себе художник счёл, что этого достаточно, чтобы самому сделать гравюру.

Ноги зверя он покрыл чешуёй. Складки кожи на спине и боках превратил в панцирь сродни черепашьему. Хотя не исключено, что на рисунке из письма носорог был в броне: его выставляли биться против слона. Возможно, оттуда же добавочный рог на спине.

Авторитет и качество работы Дюрера были настолько велики, что ещё несколько столетий его гравюру печатали в учебниках и трактатах — даже когда живые носороги уже перестали быть диковинкой в столицах. Ну правда, так же куда интереснее оригинала!