Древняя Греция — это не только колыбель демократии, искусства и архитектуры, но и место рождения философской мысли, которая до сих пор определяет наше понимание мира. В этом путешествии через века мы познакомимся с четырьмя выдающимися мыслителями, чьи идеи и приключения оставили глубокий след в истории человечества: Пифагором, Парменидом, Зеноном и Гераклитом. Все они жили примерно в одно время - 6-5 вв. до н.э.
Пифагор: мистик, математик и реформатор
Пифагор был не просто философом или ученым — он был основателем целого движения, которое сочетало религию, философию и науку. Родившись на острове Самос, Пифагор рано проявил интерес к знаниям, путешествовал по Египту и Вавилону, где познакомился с различными культурными традициями. Его возвращение в Грецию стало началом создания школы, известной как "Пифагорейское братство".
Пифагорейцы верили в то, что Вселенная управляется числом и математической гармонией. Для них математика была ключом к пониманию реальности. Согласно легендам, именно Пифагор открыл теорему, названную его именем, хотя современные историки считают, что эта формула была известна еще в Древнем Вавилоне. Однако его главный вклад заключается в том, что он превратил математику из практического инструмента в философскую дисциплину.
Личность Пифагора окружена множеством мифов. Например, говорят, что он обладал способностью предсказывать будущее и общаться с животными. Он также был сторонником переселения душ (метемпсихоза) и строгой этической дисциплины. Пифагорейцы жили общиной, практиковали вегетарианство и ритуальные очищения.
В политической сфере Пифагор стремился к установлению справедливого порядка. Он попытался создать идеальное государство в Кротоне (Южная Италия), но его усилия столкнулись с сопротивлением местных властей. После подавления восстания пифагорейцев, сам Пифагор был вынужден бежать, а многие его последователи погибли.
Однако идеи Пифагора сегодня обретают новую жизнь в науке, например в концепциях таких ученых-физиков, как Макс Тегмарк и Стивен Вольфрам.
Парменид: поэт, политик и философ бытия
Парменид, родившийся в Элее (Южная Италия), стал одним из самых загадочных и влиятельных философов своего времени. Его работа "О природе" написана в стихотворной форме и содержит две части: "Путь истины" и "Путь мнения". В первой части Парменид утверждает, что истинное знание достижимо только через логико-рациональное осмысление извечного бытия, а все изменчивое и чувственное — лишь иллюзия восприятия.
Его логические выводы были революционными для своего времени. Парменид заявил, что бытие едино, неделимо, неподвижно и неизменно. Эти идеи заложили основу для развития западной метафизики и повлияли на таких великих мыслителей, как Платон и Аристотель, а в дальнейшем и на Гегеля.
Считается, что Парменид был не только философом, но и выдающимся государственным деятелем. В дошедших до нас текстах упоминается, что он принимал участие в разработке законов города, применяя свои философские принципы на практике. Его работа оказалась настолько успешной, что последующие правители Элеи, если верить сохранившимся источникам, вступая в должность, должны были клясться в верности городу и законам Парменида.
Характер Парменида часто описывают как серьезный и сосредоточенный. Его подход к философии был основан на строгом рационализме, что делало его идеи сложными для восприятия широкой публики. Тем не менее, его влияние на развитие философской мысли невозможно переоценить.
Зенон: бунтарь и верный ученик
Зенон из Элеи был учеником и последователем Парменида. Его имя связано с рядом парадоксов, которые вызывают головокружительные размышления о движении, пространстве и времени. Самые известные из них — апории "Ахиллес и черепаха", " Дихотомия", "Стрела" и "Стадии". Лично я считаю, что апории Зенона не решены до сих пор даже с учетом всех достижений математики и Квантовой физики. Подробный анализ апориям и их связям с современной наукой я для всех интересующихся дал здесь.
Цель Зенона состояла в том, чтобы защитить взгляды своего учителя на единство бытия. Он использовал логические аргументы, чтобы показать, что представления о множественности и изменчивости мира приводят к противоречиям. Например, в парадоксе Ахиллеса и черепахи Зенон доказывает, что самый быстрый бегун никогда не сможет догнать самого медленного, если тот получит фору.
Несмотря на то что Зенон больше известен своими парадоксами, он также принимал активное участие в политической жизни. По одной из легенд, он пытался свергнуть одного из тиранов и был казнен за свою дерзость. Эта история превратила его в символ мужества и гражданского долга.
Зенон — это человек, который не боялся ставить под сомнение самые очевидные вещи и бросать вызов авторитетам. Его парадоксы продолжают вдохновлять математиков, физиков и философов даже сегодня.
Гераклит: мыслитель потока и вечного становления
Гераклит из Эфеса был полной противоположностью Пармениду. Если Парменид утверждал, что все неизменно, то Гераклит видел мир как бесконечный процесс изменения. Его самая известная фраза — "Нельзя дважды войти в одну и ту же реку" — стала символом его философии.
Гераклит считал, что реальность основана на борьбе противоположностей. Например, день и ночь, жизнь и смерть, холод и тепло — все они взаимосвязаны и необходимы для существования мира. Центральной концепцией его учения был "Логос" — внутренний порядок и разум, пронизывающий всю Вселенную.
Личность Гераклита была сложной и противоречивой. Некоторые источники называют его "темным" (за трудность его языка) или "плачущим" (за его меланхолический характер). Иногда, при чтении источников, у меня складывалось впечатление, что Гераклит - это циник, мизантроп и интеллектуал, вроде доктора Хауса.
Он был также известен своей критикой общественных норм и традиций. Говорят, что он добровольно отказался от права быть законодателем Эфеса, предпочтя жизнь в одиночестве отшельником в горах.
Гераклит был критиком демократии, считая, что большинство людей руководствуются предрассудками, а не разумом. Тем не менее, его идеи о свободном мышлении, самопознании и постоянном развитии оказали огромное влияние на последующие поколения философов.
* * *
Пифагор, Парменид, Зенон и Гераклит — это четыре уникальных голоса, которые вместе составляют богатую палитру древнегреческой философии. Каждый из них искал свой путь к истине: через математическую гармонию, логическое единство, парадоксальные рассуждения или вечное становление. Их идеи продолжают вдохновлять нас и побуждать задавать вопросы о смысле жизни, природе реальности и месте человека во вселенной.
История этих философов напоминает нам, что поиск знаний требует смелости, терпения и готовности к приключениям — как внутренним, так и внешним. Они подняли философию на новый уровень и открыли перед человечеством новые горизонты познания.
У меня есть своя причина, почему я выбрал для статьи именно этих людей. Как мне кажется, эти четыре философа - это четыре вершины довольно разных, порой противоположных, но фундаментальных идей, которые, несмотря на свою противоположность, парадоксальность и контринтуитивность, в конечном счете указывают на единую истину. Что из себя представляет эта истина? Если будет интересно, можем обсудить в комментариях.
Почему древние греки готовы были пройти десятки километров по Священной дороге, чтобы стать частью загадочного ритуала, о котором никто не смел даже заикнуться? Что же скрывалось за этими обрядами, настолько сакральными, что за малейший намёк на их содержание можно было поплатиться жизнью? Давайте вместе разгадаем тайны Элевсинских мистерий.
1. Введение
Представьте: ночь настолько тёмная, что не видно собственных рук. Тысячи мистов, посвящённых в таинства, в абсолютной тишине входят в храм Телестерий. Но это не просто здание — в его сердце находится анакторон — священная комната, хранящая реликвии культа Деметры.
Внезапно вспыхивает свет, раздаётся древнее пение, и пространство заполняется танцами. Верховный жрец поднимает над головой срезанный колос пшеницы — для посвящённых это не просто символ, а обещание вечного возрождения и обновления. Участники замирают, ощущая, как соприкасаются с чем-то запредельным. Те, кто прошёл через этот ритуал, верили, что теперь их ждут не только радости земной жизни, но и вечное блаженство после смерти.
Но не все относились к этим тайнам с трепетом. Диагор Мелосский без стеснения называл ритуалы театральной постановкой, а Алкивиад, тот самый политик с репутацией провокатора, устраивал пародии на таинства, развлекая друзей подражанием священным обрядам. Это, конечно, приводило к скандалам, как если бы кто-то в наши дни устроил политический перформанс на фоне величайших святынь. Для одних мистерии оставались священной неприкосновенностью, для других — удобным поводом для сатиры или интриг. К концу V века до н. э. культ стал жертвой массовости: из таинственного обряда он превратился в государственное шоу, теряя свою магическую ауру.
Всё это — элевсинские мистерии, настоящий «блокбастер» античного мира. Этот культ объединил земледельческие обряды, философию и страстное желание обрести вечную жизнь. Это история о том, как нечто таинственное стало достоянием всех, как магия превратилась в традицию. И, что самое важное, — о том, почему даже спустя тысячелетия эти ритуалы продолжают вдохновлять нас искать ответы на самые сложные вопросы бытия.
2. От древних мифов к бессмертному наследию. Как изучать Элевсинские Мистерии?
Посвящение в Элевсинские мистерии (Лувр)
Для историков изучение элевсинских мистерий — это как собирать мозаику из мифов, ритуалов и археологических находок. Корни этого культа уходят в эпоху бронзового века, во времена Трои и Микен, когда зародились легенды об Ахиллесе и Одиссее.
Мистерии берут своё начало в ритуалах жителей Эгеиды — региона, который охватывает острова Эгейского моря и побережья материковой Греции. Эти ритуалы были пронизаны глубоким почитанием природы и отражали тесную связь человека с землёй и циклами её возрождения.
Культ был посвящён Деметре, богине плодородия и земледелия, и её дочери Персефоне, олицетворению весны и возрождения. В основе этого культа лежит миф о похищении Персефоны Аидом, повелителем подземного мира, и о том, как её мать, Деметра, в отчаянии искала свою дочь. Эта история не просто драматический миф — это метафора циклов природы: умирание зимой и возрождение весной. Как зерно, погребённое в земле, даёт новый урожай, так и миф стал символом вечного обновления.
Этот культ был древним настолько, что его истоки теряются в тени эпох. Однако даже величие мифологии и богатство греческой религии не смогли устоять перед натиском новой эпохи. Во времена расцвета философии и междоусобных войн полисов религия начала сдавать позиции. Социальные потрясения и интеллектуальный подъём подорвали интерес к традиционным культам. В этот переломный момент оскорбления элевсинских святынь стали символом столкновения старого и нового мировоззрений. Казалось, что общество треснуло по швам, словно древняя амфора. И перед греками встал судьбоносный вопрос: сможет ли некогда всепроникающий культ Элевсина удержаться в мире, где вера в философов затмевает веру в богов?
Ниннийская табличка с изображением элементов Элевсинских мистерий, обнаруженная в святилище в Элевсине (середина IV века до н. э.).
Тайна элевсинских мистерий — это их двойная природа: магнетическая сила и вечный вопрос без ответа. Строгий запрет на разглашение ритуалов сделал письменные источники редкостью, но здесь на сцену вышла археология, чтобы немного приоткрыть завесу. С 1860 года раскопки в Элевсине раскрыли древние мегароны, фундаменты храмов и загадочные реликвии, словно оживляющие фрагменты прошлого. Телестерий, сердце мистериальных обрядов, стал ключом к пониманию не только структуры, но и магической значимости этих ритуалов.
Несмотря на угрозу смертной казни, смелые древние авторы, такие как Пиндар и Софокл, решились оставить нам хотя бы пару намёков на элевсинские обряды. Они осторожно описывали мистерии как путешествие к бессмертию, где каждый шаг — это не просто движение, а разгадка тайны мироздания. Эти ритуалы были для них чем-то большим, чем театр на античной сцене: это был шанс заглянуть за кулисы вселенной и, может быть, понять, что же нас ждёт за последним актом жизни.
3. Истоки культа
Культ этот столь древний, что его истоки кажутся скрытыми в тумане веков. Так откуда же он берёт своё начало? Учёные до сих пор спорят. Согласно одной версии, корни мистерий нужно искать на Крите, где элевсинские ритуалы могли быть продолжением минойского культа. Именно с Крита в Элевсин, по мнению исследователей, и прибыл мак — растение, символически связанное с Деметрой и её ролью в аграрных традициях.
Деметра восседает на троне и благословляет коленопреклоненную Метанейру, которая предлагает триединую пшеницу (ок. 340 до н.э.)
Мак стал одним из ключевых символов Деметры, что видно даже в её прозвище — Мекона, или «маковая». По легенде, Деметра впервые увидела маки в городе Μηκωνη («Маковый»), известном нам как Сикион. Этот город с богатой историей заселения в эпоху поздней бронзы (около 1600–1100 гг. до н. э.) упоминается в «Илиаде» Гомера как владение Агамемнона, царя Микен. Сикион располагался всего в 18 километрах от столицы Микен, расстояние, которое древний путешественник мог преодолеть за один день.
Маки были неизменным символом Деметры, ведь они росли среди злаков и своей плодовитостью олицетворяли изобилие. Греки добавляли маковые семена в хлеб, а девушки использовали лепестки мака для гадания на суженого. Любопытно, что этими цветами украшали и храм Геры, подчеркивая их сакральное значение. Даже сегодня культ Деметры отзывается в греческих традициях: маками украшают последний сноп на праздниках урожая, словно напоминая о вечной связи человека с землёй.
Почему историки уверены, что мак попал в Элевсин именно с Крита? Ответ прост: археология. На Крите, в одном из минойских святилищ, была найдена терракотовая статуэтка, датируемая периодом 1400–1100 гг. до н. э. Её главная деталь — диадема с тремя коробочками мака. Женская фигура, известная как "богиня мака", могла символизировать покровительницу сна, смерти или, что более вероятно, плодородия. Эта находка — явное подтверждение связи между минойским культом и элевсинскими мистериями.
1/2
Фигурки «богини мака», остров Крит
Поднятые руки статуэтки, обращённой к просителю, явно символизируют божественность. Жест двух поднятых рук с раскрытыми ладонями может иметь несколько трактовок. Во-первых, это может быть знак теофании — явления божества в земной форме. Во-вторых, он может выражать приветствие, благословение или даже жест открытости богини, готовой выслушать молящихся.
Маки в греческих и римских мифах часто упоминались как подношение умершим, их яркий красный цвет мог символизировать воскрешение после смерти. Любопытно, что именно на Крите, скорее всего, впервые готовили опиум из маков для ритуальных целей, а позже это знание распространилось на материковую Грецию. Это поднимает интересный вопрос: были ли Деметра и Гера эволюцией минойских божеств или местные ахейские боги лишь впитали влияние культов Крита?
Сегодня принято считать, что элевсинские мистерии восходят к крито-минойским обрядам, хотя окончательных доказательств этому пока нет. Археологические находки указывают на их связь с ранним микенским периодом. Любопытно, что об этом упоминал и древний историк Диодор Сицилийский. Он утверждал, что элевсинские мистерии имеют критское происхождение, а обряд в Элевсине считался самым торжественным среди аналогичных мистерий, проводимых в Кноссе на Крите.
Аид с рогом изобилия и Деметра со скипетром и плугом.
Существует и вторая версия происхождения элевсинских мистерий, которая, что интересно, не противоречит первой. Культ Деметры и Персефоны представляет собой классическую мифологему «умирающего и воскресающего бога» — древний аграрный миф о божествах, которые умирают и воскресают, олицетворяя циклы природы. Думаете, такие сюжеты редкость? Совсем нет. Египетский Осирис, финикийский Адонис, христианский Иисус, скандинавский Бальдр, месопотамская Иштар, шумерский Таммуз — все они, как и многие другие, воплощают идею смерти и возрождения природы. Примечательно, что в греческой мифологии к этому списку можно добавить не только Деметру и Персефону, но и Диониса/Вакха. Его воскрешение символизировало цикличность жизни: смену сезонов, рост и увядание растений, а также вечное обновление.
Поэтому вторая версия — заимствование греками египетских или месопотамских традиций — кажется сегодня немного натянутой. Это как в фэнтези: многие ассоциируют жанр с Толкином, но это не значит, что все писатели заимствовали у него; скорее, он заложил фундамент, на котором строили другие. Возможно, идея "умирающего и воскресающего бога" тоже не универсальна, ведь она распространена преимущественно в культурах Средиземноморья и Ближнего Востока, что указывает на её локальное значение. А локальное значение говорит о том, что у этой идеи, скорее всего, был общий прародитель — шумерский Таммуз. Этот бог растительности символизировал умирание природы зимой и её возрождение весной. Его культ распространился по Ближнему Востоку и стал основой для многих мифов о "умирающих и воскресающих богах", включая элевсинские традиции.
Брак Таммуза и Инанны. Таммуз — древнейшее на данный момент умирающее и воскресающее божество.
Британский археолог Джеймс Мелларт погрузился в глубины веков ещё дальше и связал земледельческие культуры региона с неолитическими святилищами Чатал-Хююка и Хаджилара. Образы Великой Матери и её спутника, найденные там, свидетельствуют о том, что культ плодородия мог стать фундаментом для элевсинских мистерий.
4. История Элевсина: от укреплённого города до центра эллинской духовности
Элевсин, уютно расположенный на границе Аттики, был не просто укреплённым городом, а настоящей "меккой" для поклонников древнегреческой духовности. Это место, где зародились элевсинские мистерии и культ Деметры, стало ключевым узлом в политической, религиозной и культурной истории античности. Пожалуй, стоит углубиться в удивительную историю этого города и его мистическую ауру.
Карта с городом Элевсин и другими ключевыми городами этого региона.
Поселение в Элевсине зародилось ещё в бронзовом веке (2000–1600 гг. до н. э.), оставляя свои следы в виде древних артефактов. На вершине элевсинского акрополя археологи нашли остатки керамики: одноцветной (монохромной) и расписной, напоминающей уникальные стили ранних эгейских культур. Эти немногочисленные, но важные находки дают представление о жизни того времени. Местные жители занимались земледелием, разводили скот, ловили рыбу и строили дома из необожжённого кирпича на прочных каменных фундаментах. Среди построек особенно выделяются «мегароны» — прямоугольные дома с центральным очагом, ставшие прототипами древнегреческих храмов.
Вы, вероятно, задаётесь вопросом: кто же построил и жил в Элевсине? Интересный факт: греки, или эллины, как они сами себя называли, никогда не были единым народом. Впервые их объединил в одну державу только Александр Македонский. Эллины представляли собой смесь четырёх племён — эолийцев, ахейцев, ионийцев и дорийцев, которые несколькими волнами заселяли Пелопоннес и западную часть Малой Азии. Ахейцы, например, основали не только знаменитые Микены, Тиринф и Пилос, но и Афины с Элевсином.
Минойская цивилизация и её влияния на греческие земли.
Интересно, что до сих пор мы не знаем, кто такие минойцы и откуда они пришли. В отличие от греков или хеттов, минойцы не были индоевропейцами. Их загадочный язык, известный как линейное письмо А, остаётся нерасшифрованным, хотя один из ярких его примеров — знаменитый Фестский диск — продолжает будоражить умы исследователей. Зато линейное письмо Б, использовавшееся микенцами (ахейцами), удалось разгадать. Минойцы, как и этруски для латинян, не были родственны ахейцам, но их культура оказала мощное влияние на микенскую цивилизацию, обогатив её искусством, архитектурой и ритуалами.
Археология уверенно утверждает: в период с 2000 по 1500 гг. до н. э. никаких следов культа Деметры не найдено. Были сложные захоронения, свидетельствующие о представлениях о загробном мире, скромные могилы и роскошные погребальные камеры с богатым инвентарём, намекающие на имущественное расслоение. Но о каком-либо религиозном центре речи пока не шло.
Фестский диск — это уникальный памятник письменности, который, вероятно, относится к минойской культуре периода средней или поздней бронзы.
А вот что было дальше — действительно интересно. Город начал развиваться и словно вытягиваться своими постройками на восток, в сторону Афин. К XV веку до н. э. на месте будущего Телестерия (главного храма элевсинских мистерий) появилось здание, известное археологам как мегарон В. По тем временам это был настоящий гигант: площадь комплекса составляла около 400 кв. м — примерно, как баскетбольная площадка. Для построек бронзового века это была впечатляющая величина — конечно, для современной элиты с их загородными виллами это немного, но в те времена это была внушительная постройка.
О сакральности и культовости мегарона В говорит не только его сложная архитектура, сохранившая единство места на протяжении веков, но и разнообразие найденных там статуэток. Известный греческий археолог Джордж Милонас предположил, что мегарон В — это и есть тот самый храм Деметры, о строительстве которого упоминается в гомеровском гимне:
Пусть же великий воздвигнут мне храм и жертвенник в храме
Целым народом под городом здесь, под высокой стеною,
Чтобы стоял на холме, выдающимся над Каллихором.
Таинства ж в нем я сама учрежу, чтобы впредь по обряду
Чин совершая священный, на милость вы дух мой склоняли.
(перевод В.В. Вересаева)
О древности этого храма красноречиво говорят письменные источники. Геродот и Страбон, описывая ионийскую колонизацию, отмечают, что колонисты перенесли культ и святыни Деметры в Малую Азию. Поскольку колонизация побережья Малой Азии относится к XII веку до н. э., это значит, что культ уже существовал задолго до этого. Из письменных свидетельств также известно, что борьбу против присоединения Элевсина к Афинам возглавлял Эвмолп. Его потомки, жреческий род Эвмолпидов, играли ключевую роль в культовых практиках Элевсина, что свидетельствует об их высоком статусе уже в то время.
Итак, кое-что уже прояснилось. Мы с уверенностью можем сказать две вещи: храм, посвящённый какому-то божеству, существовал уже в XV веке до н. э. на месте будущего Телестерия. И второе — именно в эту эпоху начинал формироваться культ Деметры. Но возможно ли уточнить даты с точностью хотя бы до десятилетия?
Микенское святилище, известное как мегарон В, не выделялось среди своих "собратьев" — такие постройки можно было найти по всей микенской державе. Но Элевсин оказался на особом счету. Здесь засветился род жрецов — Эвмолпидов. Эти ребята не просто охраняли мистерии, но и передавали их как семейный рецепт бабушкиного пирога. Даже после того, как Афины подчинили Элевсин, Эвмолпиды умудрились сохранить своё влияние, став чем-то вроде духовной аристократии. Начав как царская династия, они трансформировались в жрецов, и их авторитет сохранялся даже в Афинах — городе, где борьба за власть была спортом номер один.
Реконструкция микенского Мегарона.
На раннем этапе истории Элевсина Эвмолпиды, вероятно, совмещали функции сакральной и светской власти. Они могли играть роль местных правителей, выполняя функции верховных судей и управленцев, а также религиозных лидеров. Их власть, скорее всего, основывалась на сакральном авторитете, подкрепляемом их жреческими обязанностями и прямой связью с божествами. После включения Элевсина в состав афинского государства (VII–VI века до н. э.) Эвмолпиды утратили светскую власть, но сохранили ключевые сакральные функции. Вопрос. Почему произошла такая эволюция? Как цари стали жрецами?
Примерно в XIII веке до нашей эры на акрополе Элевсина был построен дворец, который, по всей видимости, выполнял одновременно административные и религиозные функции. Глава дворца, возможно, был один, а возможно, их было несколько, управлял городом и руководил культовыми обрядами.
Однако существует загадка: святилище в Элевсине было построено на два века раньше! Исследовательница Сергеева выдвинула гипотезу, что культ в этом городе изначально был связан с определёнными семьями. Это подтверждается высоким статусом жреческих родов Эвмолпидов и Кериков.
С другой стороны, возможно, всё было наоборот: сначала жрецы обрели сакральную власть, а затем, возможно, взяли на себя и административные функции. Какова была истинная картина? Пока это остаётся тайной, но звучит весьма интригующе!
5. Как Элевсин потерял свою независимость.
Элевсинский культ пережил множество трансформаций за свою долгую историю. Сегодняшняя доминирующая версия такова: мистерии обрели свою глубину и сложность благодаря влиянию орфической традиции, а их политическое значение усилилось после интеграции Элевсина в Афинское государство. Но погодите, давайте разберём всё по порядку — это очень захватывающая история.
Руины Элевсина
Меня всегда поражает, как долго Элевсин умудрялся сохранять свою независимость. Представьте себе: всего двадцать километров от Афин, и этот город не просто жил своей жизнью, но и умудрялся держаться вдали от влияния двух самых могущественных полисов региона. Напоминает то, как маленький магазинчик в пригороде продолжает процветать, несмотря на соседство с двумя огромными супермаркетами.
В VII веке до нашей эры началась череда конфликтов, получивших название «Саламинские войны». Суть была проста: кто станет главным в Аттике? Борьба за объединение региона развернулась между двумя могущественными полисами — Мегарой и Афинами.
Ну, про Афины вы, конечно, слышали. В VII веке это была активная и развивающаяся держава с одной из самых мощных экономик в регионе. Но давайте взглянем на их соседа в бухте Мегара, всего в 42 километрах от Афин. В то время полис Мегара, вероятно, превосходил Афины по могуществу и развитию. VIII и VII века стали золотой эрой для Мегары — время процветания и соперничества с Коринфом за торговое первенство. К тому же, Мегара основала такие известные колонии, как Халкидон, Гераклия Понтийская и Византий.
Мегары, чтобы превзойти Коринф в торговле, остро нуждались в одном стратегически важном острове – Саламине. Его расположение делало его ключевым узлом: контроль над островом означал не только превосходство в торговых путях, но и возможность блокировать Афины или те же Мегары. Прямо как в шахматной партии, где одна фигура может перекрыть ход сразу нескольким. Игра началась.
Афины, хотя и не отличались на тот момент рвением к торговле, быстро осознали стратегическую важность острова. Видимо, уроки древнегреческой политики заключались в простом принципе: "Кто владеет Саламином, тот держит руку на пульсе Аттики". Когда мегарцы показали интерес к острову, афиняне среагировали незамедлительно. Так начались так называемые «Саламинские войны». На самом деле, это была не просто борьба за землю. Саламин стал символом, лакмусовой бумажкой амбиций двух полисов, готовых сражаться за господство в регионе.
Римский рельеф в Элевсине с надписью и украшениями из пшеницы.
Яблоком раздора, помимо стратегически важного Саламина, стал и небольшой город Элевсин — своеобразная "буферная зона" между Афинами и Мегарами. Расстояния говорят сами за себя: от Элевсина до Мегар всего 18 километров, а до Афин чуть больше — 23. Да, этот город оказался прямо на линии огня, или, если угодно, на пересечении двух амбиций, где небо постоянно тянуло запах битвы.
Скорее всего, в первой половине VII века Элевсин вошел в состав Афин. Однако это было не просто слияние, а скорее договор на равных. Элевсин стал частью Афинского государства, но не растерял своей идентичности. Город остался жреческим центром, где местная знать, наполовину связанная с культами Деметры и Персефоны, продолжала играть важную роль. Они заседали не только в афинском совете, но и умело держали контроль над делами у себя дома, превращая город в ключевого участника политики нового объединенного государства.
6. Орфические элементы в Элевсинских мистериях.
Элевсин для Афин оказался не просто городом, а своеобразным мостом между захваченной культурой и столичной политикой. Это был живой пример того, как можно включить чужую идентичность в свою систему, не разрушив её, а, напротив, усилив. История здесь повторяет классический сценарий: как только один город подчиняет себе окружающие селения, их боги и культы начинают "мигрировать" в новый политический центр. Афины не стали исключением.
В столице начали возводить статуи захваченных божеств, словно показывая: "Смотрите, мы не только сильны, но и великодушны". Однако каждая община оставляла за собой право на отправление своего уникального культа. Как это проявилось? После того как Элевсин стал частью Афин, в самом городе началось строительство храма — афинского Элевсиния. При этом начало главного праздника, посвященного Деметре, Персефоне и Иакху, перенесли в Афины, откуда культовая процессия отправлялась обратно в Элевсин.
Элевсинион — это сердце Элевсинских мистерий, расположенных в Афинах. Он находится в нижней части северного склона Акрополя, чуть южнее Афинской Агоры.
Однако самое удивительное, что таинства остались под контролем местных жреческих родов, которые вели свои дела в Элевсине. Они не утратили свою власть и продолжали проводить обряды, которые, как кажется, имели не только религиозное, но и политическое значение. Эти обряды были напоминанием о том, что даже в условиях большого государства небольшие общины могут сохранять свою силу и самобытность.
Рост интереса Афин к Элевсинским мистериям во времена реформ Солона оказался не случайным. Это было время глубоких изменений — политических, социальных и культурных. Афины пытались превратиться из разрозненного набора территорий в единый и сильный полис, и Солон прекрасно понимал, что для этого нужен не только меч, но и что-то глубже — например, общий культ. Ничего не напоминает вам? Ну, например, историю Владимира Святого или Константина Великого?
Элевсин, с его древним и почитаемым аграрным культом Деметры и Персефоны, стал идеальной платформой. Город, долгое время сохранявший автономию, теперь интегрировался в общую систему. А Элевсинские мистерии превратились в символ единства Афин и всей Аттики — от богов и до простых граждан.
Бюст Солона. Солон — выдающийся государственный деятель, законодатель и поэт Древней Греции, живший примерно с 640 по 559 год до нашей эры. Он происходил из знатного, но обедневшего рода.
Но Солон был не просто стратегом, он понимал, как использовать культ для социальной сплоченности. Его реформы дали доступ к участию в мистериях представителям всех социальных слоев. Представьте, каково было афинскому аристократу оказаться на ритуале рядом с бедным земледельцем — и понять, что перед богами они равны. Тайные обряды, обещавшие лучшую участь после смерти, стали объединяющей идеей, которая стерла (или хотя бы сделала менее заметными) границы между классами.
Экономическое значение мистерий также было огромным. Элевсин — это сельскохозяйственный центр, а Деметра, как покровительница плодородия, была гарантом успешных урожаев. Поддержка её культа государством показывала, что Афины заботятся о благополучии своих граждан. И это укрепляло не только веру в богов, но и доверие к новой политической системе, которую Солон так старательно выстраивал.
Орфизм — это не просто религиозное течение, а настоящая философия жизни и смерти, которая зародилась в Древней Греции в VI–V веках до н.э. Его корни уходят в мифы о легендарном певце Орфее, чьи песни могли успокаивать диких зверей и открывать врата в загробный мир. Считается, что именно Орфей принес людям тайное знание о душе, её бессмертии и вечных циклах перерождения.
Гибель Орфея. Лувр
Представьте себе кризис греческой религии: традиционные мифы мало говорили о том, что ждет человека после смерти. Боги в них были скорее зрителями, чем утешителями. И вот появляется орфизм с предложением: душа вечна, но заперта в материальном теле из-за древнего проклятия. Однако есть способ освобождения — через очищение, соблюдение строгих ритуалов и аскетизм. Орфизм дал людям надежду и цель: не просто жить, а готовиться к переходу в иной, лучший мир.
Этот культ стал гораздо больше, чем просто религиозная практика. Его идеи проникли в философию — от Платона до неоплатоников. Он формировал понятия о карме, загробной жизни и личной ответственности за духовное развитие. Орфические тексты вдохновляли, мистерии объединяли, а вера в спасение помогала людям находить смысл в самых сложных жизненных испытаниях. Можно сказать, что орфизм стал первым шагом на пути к созданию систематической духовной философии в европейской культуре.
Как же простой сельскохозяйственный культ, посвящённый смене сезонов и плодородию, превратился в одну из самых загадочных и притягательных мистических практик античного мира? Ответ лежит в сочетании простоты и гениальности: в элевсинские мистерии были добавлены элементы орфизма.
Смерть Орфея. Эмиль Бен.
Именно благодаря этому философскому обогащению элевсинские мистерии стали чем-то большим, чем просто культом Деметры и Персефоны. Они превратились в путь к познанию божественного, а их таинства обрели магическую притягательность, способную объединять людей самых разных слоёв общества. Элевсин стал не просто местом — он стал вратами в мистику и философию, которые вдохновляли на протяжении веков.
Орфизм акцентировал внимание на очищение души, как необходимом условии для достижения лучшей участи после смерти. Согласно орфизму, каждый человек, сотворённый из злого начала (материи) и имеющий душу — божественную искру жизни, — для того, чтобы вернуться к Божественному состоянию, должен очиститься, пройдя путь нравственного совершенствования. Эта идея оказала влияние на ритуалы Элевсина, где участники мистерий стремились к единению с богами через очищение (катарсис) и участие в таинствах. Концепция орфической «чистоты» (σωφροσύνη) усилила символику Элевсинских обрядов как пути к избавлению от смертных грехов и подготовке души к благополучному загробному существованию.
Когда слышишь имя Дионис, на ум, скорее всего, приходит образ бога винограда и вечеринок, но миф о Дионисе Загрее погружает нас совсем в другую историю. Это трагедия с элементами мистики и философии: убийство, возрождение и попытка объяснить смысл человеческой жизни.
Дионис Загрей, сын Зевса и Персефоны, с самого начала был не просто ребенком, а своего рода символом: душа, попавшая в материальные оковы. Представьте, Зевс решил передать ему всю власть над миром, а для защиты от потенциальных врагов нанял "нянь" – куретов, мифических телохранителей. Однако Гера, вечный мастер интриг и ревности, задумала другое: уничтожить мальчика.
Музей археологии в Ираклионе. Статуя Исиды-Персефоны с музыкальным инструментом систрум.
Чтобы реализовать свой коварный план, титаны – слуги Геры – использовали приманки, как современные мошенники в интернете: игрушки и зеркала. Диониса они разорвали на кусочки, сварили и съели. Казалось бы, конец истории, но нет. Зевс уничтожил титанов молнией, а из их праха... появился человек. По мнению орфиков, вот откуда у нас двойственная природа: земная, "титаническая", и божественная, связанная с Дионисом.
Но даже смерть не смогла остановить мифический цикл. Афина, дочь Зевса, нашла сердце Диониса и принесла его отцу. Из сердца возник новый Дионис – символ возрождения и надежды. Его история показывает, что даже из самых мрачных ситуаций может произойти перерождение.
Орфический миф завораживает своей символикой. Разрушение – это не конец, а часть цикла. Душа падает в материальный мир, чтобы через страдания обрести чистоту и вернуться к божественному. Ну а мы, люди, остаемся с этим вечным конфликтом внутри: бороться с "титанической" частью или раскрыть свою "божественную" сущность?
Ничего не напоминает? Орфизм, Элевсинские мистерии и их странное, но неоспоримое влияние на более поздние религиозные движения, включая христианство и гностицизм. История о том, как древний культ Диониса повлиял на элевсинскую Деметру, звучит как идеальный пример того, как идеи путешествуют во времени.
Элевсинские мистерии взяли от орфизма его ключевые концепты: очищение, возрождение и спасение души. Но если орфизм делал акцент на мистической философии и загробной жизни, то мистерии облекали те же идеи в практичные ритуалы, связанные с природой. Это не заимствование, а скорее коллаборация — древний вариант культурного синтеза.
Интересно, что в процесс включились и новые персонажи. Дисавл, олицетворение земледелия, стал важной частью элевсинского нарратива, усиливая тему плодородия и обновления. А Баубо, заменившая Ямбу, внесла человеческий элемент. Её шутки и танцы стали символом утешения и обновления. Древние знали: иногда даже богине нужна хорошая шутка, чтобы пережить горе.
Эти параллели между орфизмом и элевсинскими мистериями — не просто историческая деталь. Они демонстрируют, как одни религиозные идеи, словно нити, вплетаются в ткань других. Удивительно, как эти древние практики задавали вопросы, которые мы задаём до сих пор: как очистить душу, что значит спасение, и можно ли найти утешение даже в темнейшие времена?
Хлеб. Помимо мяса, другим основным продуктом в морском пайке был т.н. корабельный хлеб (24), представлявший собою пресный сухарь/бисквит из муки и воды, пропеченный до полного высыхания и твердости. Недостатки вкуса при этом компенсировались долгосрочным хранением. Сухари держали в сухом, хорошо проветриваемом хлебном помещении, в бочках. Так они могли храниться годами.
Корабль-музей USS Constitution в наши дни.
Как и в случае со всеми видами продовольствие, поставляемого Флоту, военно-морские агенты прикладывали немалые усилия, чтобы найти пекарей, которые могли бы производить полезные и высококачественные сухари. Пресловутые россказни о "собачьих бисквитах", кишащих долгоносиками и приготовленных из гороховой муки и молотых костей, в основном являются выдумками гражданских писателей (25).
Его Величество морской сухарь/бисквит, великий и ужасный.На фотографии - сохранившийся до наших дней экземпляр из пайка Британского Королевского флота XIX в.
Послевоенный контракт на «флотский хлеб» предусматривал, что «в хлебе не должно быть ржаной муки или любой другой муки, кроме пшеничной, и после выпечки бисквиты должны быть тщательно высушены в печи и подготовлены во всех отношениях к отправке». Исследование сохранившихся сухарей британского производства подтверждает, что они действительно были сделаны из цельнозерновой муки (27). Чтобы обеспечить сухарям правильное и полное просыхание (особенно внутри), пекари проделывали в каждом из них ряд отверстий. Сохранившиеся британские сухари обычно имеют около полудюйма в толщину, от 4 ¾ до 5 ¾ дюймов (от 11,9 до 14,6 см.) в ширину и весят около четырех унций каждый (перевод мер в человеческую систему в конце текста). Если предположить, что сухари американского производства соответствовали этим размерам, каждый матрос получал от трех до четырех целых сухарей в день (28). На шестимесячный морской поход на фрегате USS Constitution запасалось 84 456 фунтов хлеба (38 308,6 кг.) , или в общей сложности около 337 824 штук сухарей. В 1816 году было подсчитано, что для среднего 44-пушечного фрегата требовалось 143 550 фунтов (65 113,18 кг.) сухарей в год по цене 0,06 доллара за фунт (29). Но как найти достаточно хлеба, чтобы снарядить один корабль, не говоря уже о целой эскадре? Британский Королевский флот оборудовал свои верфи пекарнями для производства хлеба в промышленных масштабах. В одном только Дептфорде королевские пекари могли выпекать за день достаточно сухарей, чтобы накормить более 24 000 человек. Американские пекари производили морской хлеб почти в таких же масштабах. Стивен Харрис из Норфолка, штат Вирджиния, использовал три кирпичные печи, чтобы испечь сухари из 21 бочонка муки в день (30). Пекарь Уильям Маккенни пообещал доставить Флоту 2000 бочек, содержащих 160 000 фунтов (72 576 кг.) хлеба, или 640 000 штук сухарей (31). Если моряки не были обладателями крепких зубов и мощных челюстей, они не могли вгрызаться в такой, с позволения сказать, хлеб, однако было изобретено несколько способов преодолеть его непобедимую твердость. Сухарь заворачивали в бумагу или в тряпку и давили его чем-нибудь твердым (например, ручкой ножа), стараясь разбить его на кусочки размером на один укус. Если у кого-нибудь хватало решимости, он мог сосать эти кусочки, позволяя естественной влаге слюны разрушать сухарь. С другой стороны, сухарь можно было размочить любой жидкостью, которая была под рукой. Многочисленные рецепты корабельной кулинарии также требовали большого количества сухарей. На завтрак моряки любили согреть свои внутренности кружкой «шотландского кофе», то есть дешевого суррогата кофе, приготовленного из подгоревшего хлеба, сваренного в воде и подслащенного патокой или сахаром. Можно также было сделать сладкое блюдо под названием dandy funk или dunderfunk. По словам Мелвилла, dunderfunk делался из твердых сухарей, растертых или раскрошенных, смешанных с говяжьим жиром, патокой и водой и запеченных в сковороде. Тем, кому береговые деликатесы были недоступны, этот dunderfunk, безусловно, представлялся «жутким, но чудным блюдом» (33). Сухари также фигурируют в других рецептах, таких как международно известный лобскаус и, возможно, duff (вареный или приготовленный на пару сладкий пудинг). Однако в 1813 году Дэвид Портер «отдал самые строгие распоряжения поварам/кокам не позволять кому-либо пользоваться жиром из бочек с целью жарить на нем хлеб и т. д., поскольку эта практика очень распространена среди моряков». Он боялся, что эта привычка вызовет цингу, «этот ужасный бич морей». Сухари (если их не жарить в говяжьем жире из бочонка) были, безусловно, полезны - они обеспечивали 1727 калорий в день (35) - и, вероятно, не были отвратительными на вкус. Однако в течение многих лет писатели повторяли зловещие истории об ужасных морских бисквитах, кишащих личинками, долгоносиками, опарышами и другими малоприятными существами, в которые с одной стороны судорожно впивался кровавыми цинготными деснами несчастный истощенный матрос, а с другой - подгрызала хорошо упитанная корабельная крыса.
Кстати, слово «опарыш» означает личинки мух, склонные к размножению в тухлом мясе; понятное дело, такие твари никогда не покушались на корабельный хлеб, но он мог стать домом для двух других неприятных насекомых. Тобиас Смоллетт, среди прочего, сообщал, что «тараканы» регулярно поедали сухари и превращали их в пыль. Вероятно, это были не настоящие тараканы, а жук-кадель (он же мавританская козявка, Tenebroides mauritanicus). Личинки жука могут вырастать до 20 мм в длину и представляют собою белых червячков с черными головками — это и есть знаменитые «личинки» из матросских баек. На кораблях их в шутку называли «бурлаками» (bargemen), потому что они попадали на борт вместе с запасами с хлебной баржи, и таким образом выглядели как маленькие члены экипажа, кишевшие на ней. На самом деле эти насекомые не сами поедали сухари, а скорее охотились на крохотного хлебного жука (Stegobi um paniceum). Личинки хлебного жука в зрелом возрасте едва достигают 4 мм в диаметре, но эти существа обладают отменным аппетитом на сухари, и именно они могли превратить целый мешок флотских бисквитов в пыль. Обычные долгоносики (семейства Curculio) также могли присутствовать на корабле, т.к. несколько видов этих насекомых питаются зерном; они тоже довольно малы и малозаметны на личиночной стадии. Все три вида насекомых быстро размножаются в теплых и влажных условиях, следовательно, в замкнутом пространстве хлебного помещения они плодились с устрашающей скоростью (36).
Кадр из известного фильма Master and Commander: The Far Side of the World (2003): "Личина зла! Какую вы выберете, доктор?"
Все эти твари могли причинить достаточно вреда при их проглатывании, и, поскольку во многих помещениях на нижних палубах на корабля было темно даже в разгар солнечного дня, многие моряки, вероятно, невольно употребляли этих существ с пищей ежедневно. Чарльз Эрскин, моряк, участвовавший в кругосветной исследовательской экспедиции в 1838 году, вспоминал, что «наши сухари были очень заплесневелыми и полны червей. Мы размачивали хлеб в чае, и когда "звери" всплывали, мы вылавливали их. Нам этот ритуал точно не нравился, но, впрочем, мы скоро привыкли к нему» (37). Почему, несмотря на все предосторожности, сухари оказывались неизбежно заражены "личинками"? Оборудование для выпечки хлеба, имевшееся в 1812 году, не соответствовало тем стандартам, которые предъявляются к пекарням сегодня, и именно пекарни, вероятно, как магнит притягивали любое существо, которое питалось зерном. После выпечки, продукцию оставляли сохнуть на стеллажах, где жуки легко могли отложить яйца во множество перфораций, сделанных в сухарях. Пекари Королевского флота помещали готовые "бисквиты" в 112-фунтовые (по 50,8 кг.) мешки, а затем упаковывали их в бочки для транспортировки. Хотя это был стандартный метод перевозки продуктов в начале 19 века, бочка - не идеальная тара для сухарей. Согласно одному из источников, Флот США вынужден был признать это и к началу войны 1812 года на регулярной основе начал упаковывать сухари в герметичные коробки, что сохраняло их «вкусность» (38). Увы, но даже такая предосторожность не могла защитить от самого упорного и изобретательного вредителя из всех: корабельных крыс. В течение перехода фрегата USS Essex по Тихому океану крысы «пробрались в хлебные помещения, что вызвало большой расход этой драгоценной провизии» (39). ___________________________________
24. Термин hardtack, часто употребляемый в литературе в отношении корабельного хлеба, появился в 1840-е годы и стал общеупотребимым только во время Гражданской войны в США, до этого морские сухари именовались: biscuit. 25. Примеры таких широко распространенных мифов см.: John Masefield, Sea Life in Nelson’s Time (reprint ed., 1984, London: Conway Maritime Press, 1905), 121-122. Мейсфилду было всего 24 года, когда он написал свою книгу, и, хотя он сам бывал в море, «многие из историй, которые он повторяет в этой книге», как пишет Джанет Макдональд, «напоминают сказки старого мореплавателя, становящиеся все более и более тенденциозными по мере того, как грог берет свое, и, конечно же, они хорошо укрепляют поздневикторианское чувство превосходства над своими предками». (Macdonald, Feeding Nelson’s Navy, 12.) 26. William McKenny contract, 1818, Contracts, RG 45, E 336, vol.2, NARA. 27. К вопросу о морских сухарях см.: James P. McGuane, Heart of Oak, A Sailor’s Life in Nelson’s Navy (New York: W.W. Norton & Co., 2002), 36. 28. Доктор Катбуш утверждает, что «от трех до трех с половиной бисквитов обычно весят четырнадцать унций». Edward Cutbush, Observations on the Means of Preserving the Health of Soldiers and Sailors, (Philadelphia: Thomas Dobson, 1808), 123. 29. “Estimate of Pay and Provisions for a 44-Gun Frigate, 1816,” American State Papers, vol. XIV, No. 135. 30. A. G. Roeber, A New England Woman’s Perspective on Norfolk, Viginia, 1801-1802: Excerpts from the Diary of Ruth Henshaw Bascom (Worcester, Mass: American Antiquarian Society, 1979), 304. 31. William McKenny contract, 1818, Contracts, RG 45, E 336, vol.2, NARA. 32. William Robinson, Jack Nastyface: Memoirs of a Seaman (Annapolis, Md., Naval Institute Press: 1983), 33. 33. Melville, White Jacket, 134. 34. David Porter, Journal of a Cruise Made to the Pacific Ocean, reprint edition (Upper Saddle River, N.J.: The Gregg Press, 1970), 63. 35. Заключение на основании расчета калорийности британских военно-морских пайков, произведенных в: Macdonald, Feeding Nelson’s Navy, 177. Американский рацион включал 14 унций сухарей с день, что эквивалентно 396 граммам. 36. Macdonald, Feeding Nelson’s Navy, 97-98. 37. Charles Erskine, Twenty Years Before the Mast, 211. Обратите внимание, что корабль Эрскина находился в море много месяцев и, вероятно, был обеспечен уже зараженной паразитами провизией. 38. Ibid., 18. Следует отметить, что в каждой квитанции на хлеб в Бостоне упоминаются «мешки» и «бочки», а не «коробки». 39. Porter, Journal, vol. 1, 75.
Напитки из бочки для грога: пиво, ром и виски. Возможно, нет более распространенного в общем сознании образа из жизни флота эпохи парусов, чем кружок красноносых матросов, жадно глотающих грог из своих наполненных до краев кружек.
Кружка для спиртного американского флота XIX в. Указана емкость: 1/2 галлона.
Тем не менее, как и в отношении многих других фактов о жизни на море того периода, эти рассказы дают искаженное представление о дневном рационе спиртного на борту. Безусловно, моряки получили полпинты (8 унций - 227,3 мл.) спиртных напитков в день, но они выдавались им под жестким контролем, чтобы предотвратить пьянство или, по крайней мере, плохое поведение, вызванное опьянением. Нельзя отрицать, что моряки употребляли большое количество алкоголя. Среднее потребление алкогольных напитков взрослым населением в ранний период истории США составляло от 6,8 до 7,1 галлона (от 30,91 до 32,28 л.) на человека в год, тогда как моряк, получавший полный паек спиртного каждый день, потреблял чуть более 27 галлонов (122,74 л.) ежегодно (56). Происхождение "спиртового пайка" должно быть тщательно изучено, чтобы понять, как он пустил столь глубокие корни на флоте. В Королевском флоте, как и в самой Англии, пиво было излюбленным напитком всех классов. К сожалению, пиво плохо хранилось в длительных морских путешествиях, а с течением XVIII века британский флот заплывал все дальше и дальше от Ла-Манша, и пенному напитку пришлось искать замену. В Средиземноморье флот закупал местное вино, а в Вест-Индии предпочтительным напитком стал темный, крепкий ром. До 1740 года матросы получали полпинты (0,236 л.) рома в день, и могли делать с ним, что им заблагорассудится. Адмирал Эдвард Вернон (в честь которого Лоуренс Вашингтон, брат Джорджа Вашингтона, назвал свой дом Маунт-Вернон), герой сражения при Порто-Белло и главнокомандующий Вест-Индскими морскими силами, первым озаботился тем, что он называл «свинским пороком пьянства», который, по его мнению, обуславливался употреблением дневной нормы рома в чистом несмешанном видел. Он предположил, что, если порцию рома смешать с равным количеством воды, это уменьшит пьянство и проблемы с дисциплиной. 21 августа 1740 года он издал свой печально известный «Приказ капитанам № 349». Этот документ предусматривал, что суточная норма рома «должна каждый день смешиваться в соотношении кварта воды на полпинты рома в закрепленной бочке, предназначенной для этой цели, и это должно быть произведено на палубе в присутствие вахтенного лейтенанта, которому надлежит особенно позаботиться о том, чтобы людей не лишали рома в полном объеме... И чтобы матросы примерного семейного поведения получали дополнительно сок лайма и сахар, которые сделают питье более вкусным для них». А так как матросы шутливо прозвали адмирала Вернона «Старый Грог» из-из плаща из ткани грограмм, который он часто носил на квартердеке, разбавленный ром, каковой многие на борту сочли "оскорблением для мужчин", вскоре стали пренебрежительно называть «грог» (57). Сознательно копируя Королевский флот, новый флот Соединенных Штатов также предоставил паек спиртного своим экипажам. Военно-морской флот использовал ром до 1806 года, когда военно-морское ведомство убедилось, что местный виски является «более полезным напитком» и несколько дешевле (вероятно, в этом настоящая причина замены). Министр военно-морского флота повторил этот приказ в 1808 году: «Я решил ввести в различных местах стоянки флота вместо вест-индского рома использование ржаного виски. На основании эксперимента можно утверждать, что этот алкогольный напиток одобрен моряками» (58). Это изменение также прекратило дорогостоящие контракты с производителями рома в Новой Англии и передало их в руки жителей Запада, достигших большого мастерства в производстве виски из кукурузы или ржи. В 1809 году Льюис Сандерс из Лексингтона, штат Кентукки, получил контракт на "10 000 галлонов хорошего товарного виски... Виски должен быть разлит в бочки от 30 до 33 галлонов (от 113.562 до 126 л.) каждая… Бочки должны быть закреплены восемью крепкими железными обручами; производитель получит 0,45 доллара за галлон плюс 1,25 доллара за каждую бочку" (59). В то же самое время вышло постановление, что любому матросу, отказывающемуся от своего пайка спиртного, будет разрешено получить четыре цента взамен (60).
Бочка для грога на фрегате USS Constitution, бережно сохраненная в экспозиции корабля-музея.
Для многих моряков «церемония» выдачи грога являлась кульминацией дня. В семь склянок (11:30), под присмотром помощника капитана, стюард откачивал виски из бочки в помещении для хранения спиртного в закрытый деревянный бочонок для грога. В 1820-х годах капеллан фрегата USS Constitution описал, что происходило дальше: "Вскоре после восьми склянок (12.00) по сигналу барабана все движутся на корму, к бочке для грога. Вокруг этого момента крутится около половины разговоров дня. Я часто устраиваюсь у бочки, чтобы посмотреть на загорающиеся глаза и выражение высшего удовольствия, с которым люди проглатывают свои полпинты, ибо такова мера каждому; это один джилл виски, разбавленный таким же количеством воды. Возле бочки, поперек всего корабля, натянута веревка; каждый, когда его вызывают, называется и пересекает этот рубеж, берет своею порцию, которая должна быть выпита на месте. После этого переходят к обеду. За всей процедурой наблюдает вахтенный офицер" (61).
К илл. - Рисунок из анимированной образовательной программы "Sailor's life for me" с сайта корабля-музея USS Constitution.
Ранее в XIX веке обычным пайком являлся т.н. «трехводный грог», смесь из трех частей воды на одну часть спиртного, хотя грог иногда выдавали и в пропорции один к одному. Как бы матросам ни нравились возлияния два раза в день, многие медики считали, что спиртные напитки слишком расслабляют. Как жаловался один военно-морской хирург, «напиток моряка, называемый грогом, крайне пагубно сказывается на его телосложении, разрушителен для его нравов, а также порождает неподчинение и злобу» (62). Несмотря на эти обоснованные опасения, грог оставался частью рациона американских моряков вплоть до Гражданской войны в США. ____________________________ 57. A.J. Pack, Nelson’s Blood, The Story of Naval Rum (Annapolis, Md.: Naval Institute Press, 1983), 22-24. 58. Secretary of the Navy to Keith Spence, November 11, 1808, M209,Vol. 9, Miscellaneous Letters Sent by the Secretary of the Navy, NARA. 59. Lewis Sanders Whisky contract, 1809, Contracts, RG 45, E 336, vol.1, NARA. 60. Pack, Nelson’s Blood, 132-135. 61. George Jones, Sketches of Naval Life: With Notices of Men, Manners, and Scenery on the Shore of the Mediterranean, in A Series of Letter from Brandywine and Constitution Frigates, vol. 1 (New Haven: Hezekiah Howe, 1829), 101. 62. William P.C. Barton, A Treatise Containing a Plan for the Internal Organization and government of Marine Hospitals in the United States; Together with a Scheme for Amending and Systematizing the Medical Department of the Navy (Philadelphia: Printed for the author, 1814), 223.
Самый важный напиток: вода. Хотя в романтических повествованиях о парусном военном флоте чаще фигурирует грог, наиболее распространенным напитком на кораблях была самая элементарная вода: вода. «Моряки, — заметил один врач, — из-за обилия соли в своем рационе пьют большое количество воды, если только это возможно» (63). Дэвид Портер, командовавший фрегатом USS Essex во время длительного морского похода, хорошо понимал важность пресной воды, когда со всех сторон соленый океан соли: "Что касается нашей воды, то не было ничего слаще и чище; это не подлежит ни малейшему сомнению. И единственный факт, который считаю необходимым изложить в поддержку этого утверждения состоит в том, что живая кефаль, почти три четверти дюйма в длину, была однажды выловлена из бочки, наполненной водой в реке Делавэр: если бы вода подверглась какой-либо порче, рыба наверняка не смогла бы существовать в ней. Эту маленькую рыбку я поместил в бутылку с ее родной средой обитания (водой), чтобы сохранить ей жизнь. Судя по ее размеру, я могу предположить, что она вылупилась из икры, попавшей в бочку. Вода, взятая в Сент-Катаринс (на побережье Бразилии) оказалось столь же отменной; мой собственный опыт теперь позволяет мне уверить всех навигаторов, что единственная мера предосторожности, необходимая для того, чтобы в море иметь хорошую воду, — это запастись бочками, сделанными из хорошо выдержанных досок, очистить их и наполнить свежей водой. Если же будет необходимо когда-либо (для дифферента или безопасности судна, как порою случается) наполнить их соленой водой, необходимо впоследствии принять самые решительные меры для того, чтобы они были хорошо промыты, отстояны и очищены до того, как будут заполнены водой для питья. Этими деталями, как я уже заметил, я никогда не пренебрегал с тех пор, как командую кораблем; поэтому никто на борту никогда не страдал от употребления плохой воды. Вода является запасом, который заслуживает внимания каждого командира, так как удобство и здоровье команды в огромной степени зависят от нее. Кто испытал в море большее наслаждение, чем глоток чистой воды? И кто может сказать, что корабельная лихорадка и цинга не возникают нередко от зловонной и отвратительной воды, которую моряки слишком часто доведены до необходимости пить в море, даже когда их желудки противятся этому?" (64).
Схема отсеков тяжелого фрегата USS Constitution. Отсек для хранения бочек с водой обведен красным.
Если моряки не гнушались пить воду, в которой нерестилась рыба, то какой же по-настоящему мерзкой должна была казаться вода из среднестатистической бочка после того, как простояла несколько месяцев? Засушливые регионы мира, в которые часто заходили американские корабли, не могли обеспечить достаточное количество воды для пополнения запасов. Предпринимались отчаянные попытки собирать воду в растянуты паруса при прохождение полосы дождя, но без наполнения бочонков обильной проточной водой из надлежащего источника или бассейна, было очень трудно пополнить запасы этого жизненно важного ресурса. Согласно регламенту, «каждому матросу (в день) полагается полгаллона воды в заморских походах и еще большее количество на домашних стоянках, но в особых случаях капитан, если того будет требовать необходимость, может сократить выдачу» (65). В приказе упоминается только вода, предназначенная для питья, что означает, что фрегат с экипажем в 450 человек потреблял не менее 225 галлонов (851,72 л.) воды в день. Эта цифра, однако, не включает воду, израсходованную для приготовления пищи, которой могло уходить до 150 галлонов (567,75 л.) в день. Когда в 1813 году фрегат USS Constitution отправлялся в плавание, на борту было запасено примерно 47 000 галлонов (177 914,35 л.) воды (66). Согласно запискам лейтенанта Балларда, экипажу ежедневно было положено «250 галлонов (946,25 л.), за исключением дней, когда варились горох или рис, тогда полагалось 280 галлонов (1 059,92 л.); такая норма была установлена до 1 февраля, после чего было разрешено расходовать воду на грог, и ежедневно выдавалось 310 галлонов (1 173,48 л.), за исключением дней варки гороха и риса, когда выделялось 340 галлонов (1 287,04 л.)» (67). Нехватка воды неизбежно означала трудное время для экипажа, тем более вода была жизненно важна для приготовления и варки соленого мяса. Морской пехотинец-горнист Томас Байрон вспоминал ситуацию на борту USS Constitution, когда запас воды иссяк: "Теперь я опишу наши страдания в ночь при пересечении линии равноденствия, когда все чуть не умерли от недостатка воды. Мы собирали жестяными кружками росу, выпавшую на палубу, скопившуюся в шлюпках и смешавшуюся с соленой водой, в которой мокли старые табачные жвачки, которые люди бросили туда, и должны были пить это. Днем пошел дождь, как это обычно бывает при пересечении линии равноденствия, и мы были очень рады, но он кончился прежде, чем мы из-за нашей неорганизованности успели выставить бочки и расстелить паруса на палубе, чтобы набрать воды. Вот так нам приходилось жить. Мы пытались собрать воду из луж на палубе, какой бы грязной она не была, и приходилось ее пить, хотя иногда это было так противно, что мы едва могли сделать глоток; другие бегали и пытались выжать немного из свернутых гамаков, или откуда-либо еще, но и эту скудную влагу было почти невозможно использовать, и это было особенно тяжело для нас. Теперь я объясню своим читателям, почему произошла такая нужда. Во-первых, мы не осмеливаемся заходить в порты днем, чтобы неприятель не мог нас заблокировать, и, располагая запасом провизии и воды всего на шесть месяцев, приняли на борт много пленных, которые также ежедневно расходовали его. Нам пришлось мириться с рационом, составлявшим две трети пайка провизии и три пинты воды на двадцать четыре часа, и это было причиной больших страданий на борту, так как люди не могли есть солонину без воды, и это заставило капитана Стюарда (sic) искать место, чтобы получить воду, поэтому мы бежали к островам Хуана Фернандеса, к тому месту, куда был заброшен судьбой Робинзон Крузо..." (68). Экипажам требовалась вода, чтобы приготовить еще один любимый напиток моряков: чай. В начале XIX века чай не был включен в официальный военно-морской паек; любителям чаепития приходилось покупать его в лавке у корабельного казначея. Включая обычную наценку, вносимую казначеем, моряки платили от 1,50 до 2 долларов за фунт (69). Герман Мелвилл упоминает, что в корабельных котлах варили чай для всей команды, но это было в 1840-е годы, после того как чай стал частью рациона питания. Во время войны 1812 года моряки, вероятно, заваривали чай самостоятельно, используя кипяток из камбузного чайника. По состоянию на 1813 год на камбузе USS Constitution имелся по крайней мере один 16-квартовый (4-литровый) медный чайник. Кофе, возможно, также был доступен рядовым членам экипажа, но документальных свидетельств об употреблении ими этого напитка в указанный период мало. В офицерском меню, тем не менее, кофе присутствовал в достаточном количестве. _________________________________ 63. Cutbush, Observations, 119. 64. Porter, Journal, 75-76. 65. Naval Regulations Issued by Command of the President of the United States of America, January 25, 1802 (reprint ed., Annapolis, Md.: Naval Institute Press, 1970), 26. 66. Court of Inquiry Record, Captain Charles Stewart, May 1814, RG45, M239, Roll 7, DNA. 67. Обычной практикой на борту было разрешать людям пить по желанию из бочки с водой. На фрегате USS Constitution она располагалась на лонжеронная палуба рядом с грот-мачтой. См. ссылку на это в материалах судебного процесса над кормовым артиллеристом Томасом МакКамбером, 5 июля 1811 г. (101), ), M273, Records of General Courts-Martial and Courts of Inquiry, 1799-1867, NARA. 68 Byron, “Narrative.” 69 Christoper McKee, A Gentlemanly and Honorable Profession: The Creation of the US Naval Officer Corps, 1794-1815 (Annapolis, Md.: Naval Institute Press, 1991), 496.
Расшифровка мер веса и объема, принятых в US Navy XIX в.:
1 квинтал - 45,36 кг.
1 фунт - 453,59 гр.
1 унция - 28,35 гр.
1 галлон - 3,785 л.
1 кварта - 0,946 л.
1 пинта - 0,473 л.
1 джилл - 0,118 л.
1 жидкая унция - 29,56 мл.
___________
1 дюйм - 2,54 см.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
UPD:
ПРАВКА: в последнем абзаце текста в 4-й строке снизу следует читать: "на камбузе USS Constitution имелся по крайней мере один 16-квартовый (15,1-литровый) чайник".
Между второй и третьей иллюстрациями перед выделенным жирным штифтом "перевод мер в человеческую систему в конце текста"! должен быть указан вес флотского сухаря в граммах - 113,4 гр.
Продолжаю цикл о губернских городах. На этот раз старинный город Тула. Он впервые упоминается в летописи ещё в 1146 году. В 1712 году в Туле построен первый в стране государственный оружейный завод. Также здесь производилось множество изделий из металла, которые славились по всей стране.
Воспоминания о Туле довольно противоречивы. Одни описывают милый и симпатичный городок, другие – место не столь приятное. Многое зависело ещё и от политических взглядов авторов, которые могли быть самыми разными. Истина, вероятно, где-то посередине.
В. Измайлов книге «Путешествия в полуденную Россию» (1800) описывает город так: «Вообще, Тула нравится тем, что все дома низенькие и светленькие и представляют образ счастливой посредственности. Но всего более я пленялся тем, что из каждого уголка сего города, лежащего в долине между пригорков, видны цветущие зеленые поля, которые, переходя в возвышенности, перепоясывают горизонт венком гор и лесов, из каждого уголка можно гулять глазами по прекрасному лугу, где пасутся стада по холмам, где рассеяны деревеньки по бережкам ручейков, которых кристальное течение сверкает в отдаленности, из каждого уголка можно одним шагом перейти от сцены города к сцене деревенской и пленяться сим восхитительным разнообразием. Приятно, очень приятно иметь перед глазами сельские картины в недрах самого города, быть всегда близким к природе и к ей возвращаться».
Другое описание Тулы начала 19 века оставил П. Жихарев в «Записках современника».
«Тула городок — Москвы уголок. Это так же справедливо, как справедливы, большею частью, и все народные замечания и поговорки. Тула может точно назваться Замоскворечьем, по своим каменным зданиям, красивым улицам, по движению на них народа, по своей торговле и промышленности; один оружейный завод стоит иного города. Я ходил взглянуть на этот завод. Начальник его, генерал Чичерин, ласковый и приветливый, дал мне в проводники заводского пристава, Капитона Карловича Шультена, который все показал мне в подробности и обстоятельно, старался меня вразумить в заводское производство. На заводе встретил и директора П. Г. Цвиленева. Он, между прочим, сказывал, что мастеровые, работающие на этом заводе, составляют какую-то особенную касту, так что всякого из них всегда отличить можно от других мастеровых по ухваткам, походке и по образу изъяснения. Цвиленев утверждал, что тульские оружейники отличаются неимоверною бойкостью в поведении и смышленостью в своем деле, необыкновенно понятливы и переимчивы: им стоит один раз только взглянуть на какую-бы то ни было вещь, чтоб ее сделать, но зато с ними надобно уметь ладить и держать ухо востро, иначе тотчас сядут тебе на голову. "Конечно, — присовокупил Цвиленев, — они не дошли еще до степени плутовства вошанских ямщиков, однако ж есть из них такие, которые, как говорится, в одно ухо влезут, а в другое вылезут, так что и не услышишь; так поэтому не даром один проезжий, выведенный, видно, из терпения медлительного починкою своего экипажа и вынужденною за неё огромною платою, написал к ним на стене о бщественного трактира, где я останавливался, следующие вирши:
О вы, мастеровые Тулы!
Вы настоящие акулы:
Мне с вами времени и деньгам лишь изъян.
Все молодцы вы на посулы, ,
А только смотрите в карман.
в. в—ъ".
Желал бы я знать, кто этот "В. Б—ъ", и подозреваю близкого соседа.
Российский горный инженер Н. П. Барбот-де-Марни в своих «Путевых заметках по Тульской губернии» (1853) пишет: «Тула на вид город правильный и прехорошенький – есть и театр, и сад, и вокзал, и белый кремль, из которого красиво поднимается собор с голубыми куполами».
Одно из самых известных произведений, которое рассказывает о Туле – «Нравы Растеряевой улицы» Г. И. Успенского. В Туле не было улицы с таким названием, это собирательный образ захолустья, но с некоторым узнаваемым местным колоритом. «В Т. с давнего времени процветала промышленность всякого рода металлических изделий: в городе и в окрестностях находятся чугунолитейные, колокольные, самоварные и другие заводы. Кроме того, город славится известным заводом стальных изделий, населившим своими рабочими все Заречье и целую слободу Чулково. Это сторона совершенно особенная; обыватели ее, когда-то пользовавшиеся разными правительственными привилегиями, гордо посматривали на мастеров городской стороны, работающих в одиночку, и при встречах не упускали случая поделиться взаимными любезностями: “кошкин хвост!” – говорил один, “огурцом зарезался”, – отвечал другой, и оба с серьезными лицами проходили мимо. От насмешек зареченского мастера, или казюка, как называют их мещане, не уходил даже чиновник, для которого тоже были изобретены особенные клички, например: “стрюцкий” или “точеные ляшки” и проч.
Растеряева улица лежит на городской стороне, но общий колорит рабочего города отразился и здесь. Вот, между прочим, в лачуге, ниоткуда не защищенной заборами, проживает представительница собственно растеряевского мастерства, старая солдатка, “кукольница”. Под ее дряхлыми пальцами цветет отечественная скульптура; в летние, погожие полдни на завалинке ее лачуги непременно сушится несколько глиняных офицеров и дам и бесчисленное множество лошадей-свистулек с одними передними ногами. Растеряевские мальчишки запасаются этими свистящими конями и в течение целого года разнообразят смертельно пронзительным свистом свое горестное существование. В таких же лачугах живут сверлильщицы, наждашницы, женщины и девушки, занимающиеся на фабриках. В этой же улице живут гармонщики, токари, наводильщики и т. д. На конце улицы, упирающейся в широкое Воронежское шоссе, виднеется квадратное здание из темно-красного кирпича – самоварная фабрика. Все эти мастерства дают Растеряевой улице несколько иную сравнительно с другими захолустьями физиономию. В дни отдыха молчаливая физиономия ее оживляется драками и пьяными, разбросанными там и сям. В будничные дни к звонкому пению кур присоединяется стук молотков, то вперемежку, то сразу вдруг обрушивающихся на отчеканиваемую металлическую массу; звуки гармонии, на которой мастер для пробы тронул с “перехватом”; жужжание токарного станка – и надо всем этим, по обыкновению, тихая песня.
В темные зимние вечера, когда бывали обыкновенно везде уже заколочены наглухо ворота и ставни и обыватели ложились спать, окна фабрики были еще ярко освещены, из осьмигранной трубы медленно выползали большие мутно-красные искры, тотчас же потухавшие в темном воздухе». Успенский сам был уроженцем Тулы.
Красный товар - ткани, галантерея, некоторые мелкие аксессуары
Из рассказа публициста Н. Ф. Андреева: «Предместье, о котором мы начали говорить, находится между двух небольших ручьев и рекой Упой, так, что его можно назвать полуостровом, которого одна сторона, примыкающая к подошве горы, в дождливую погоду непроходима. Если бы не было моста, теперь прочного, но тогда дурного и опасного, перекинутого через один из этих ручьев, то в такое время сообщение с городом совершенно бы прекратилось. В 1800 году, в Апреле, чрезвычайное наводнение затопило все это пространство: по улицам ездили на лодках и плотах, а бедные жители спасались на чердаках домов, своих и даже на кровлях, где прикрепляли к трубам люльки с детьми…. В таком-то мучительном положении они провели три дня и три ночи…. В 1833 году наводнение повторилось, но вода не заливала всего предместья. Кроме этих необыкновенных явлений, каждую весну жители его терпят немаловажные потери от воды, обильно разливающейся по улицам, примыкающим к лугу, омываемого Упой. Скажем мимоходом, что здесь две улицы имеют мостовую, если только можно назвать мостовой ряд камней, втиснутых в землю как ни попало. Она сделана, если верить старожилам, еще при губернаторе Гедеонове, давно… в прошлом веке. Прочие улицы сохранили первобытное свое состояние, то есть, они остались теми же, какими были со временем заселения этого полуострова рыбакам…
Жители Новоголландии в Туле состоят из разночинцев, купцов, мещан, семинаристов и отставных солдат… Но такие показания были бы ошибочны и неверны, если бы мы не сказали, что здесь живут и несколько дворян, коих родословные хранятся в Депутатском Собрании, занесенные, как и мы, бурею обстоятельств в это захолустье. Они здесь наши аристократы или что-то такое похожее на аристократов, на которых все смотрят с подобающим уважением, и которых, голос имеет силу, тон и значение...
Дворяне, доживающее остаток своей старости, проводить время в тихой праздности; канцелярские труженики и семинаристы, первые всякой день по будням путешествуют в присутственные места, находящиеся отсюда с добрых две версты, а последние “на голос благоденствующей науки” – Купечество третей гильдии занимается покупкою скота в Украине, и здесь есть место, усеянное кочками, куда пригоняют ею на смотр, и где продают его мясникам и прасолам. Многие мещане промышляют мелкими статьями нашей отечественной производительности, вознаграждающей их труды, и дающей им средство существовать безбедно. Но эти многие не составляют еще всех. Надобно обратить внимательный взгляд на беднейшие семейства, живущие здесь в лачугах, чтобы иметь понятие о совершенной нищете, о которой вы даже и не читывали в книгах.
Новоголландцы в Туле, если увидят проехавшие дрожки, тотчас обращают на них все свое внимание. Здесь редкие имеют этот экипаж, а колясок и карет только по одному экземпляру, да и те помнят губернатора Иванова, бывшего в Туле в первом десятилетии нашего века. Вероятно, вы заметили, что мы давность времени определяем губернаторами. Губернаторы здесь тоже, что у Греков были олимпиады, у Римлян люстры, или что в Истории эпохи, периоды. Хронология здешнего края ими начинается, ими и оканчивается. Время до открытия наместничеств, Новоголландцы считают баснословным, мифическим временем. Они живут в уединении. Здесь не увидите общественных движений, ни какого суетного волнения, все тихо, смирно, спокойно как по праздникам в Лондоне. Иногда, правда, посещают они друг друга, размениваются визитами; иногда приезжают к ним знакомые из города; но такие случаи не часто повторяются».
Кто именно придумал самовар, доподлинно неизвестно. По одной из версий – Назар Лисицын 1778 году, который с братом Иваном имел кузницу на Штыковой улице. Они до этого делали замки, кастрюли и оружие. Самое известное производство принадлежало купцам Баташёвым. Были в стране печально известны сталелитейные магнаты Баташёвы, тоже родом из Тулы, которые разбогатели ещё при Екатерине II, но это – другая история. Знаменитое самоварное производство основал Степан Федотович Баташёв в 1840 году, дело продолжили его сыновья. Главная фабрика работала на улице Грязеввской (теперь ул. Литейзена). В конце 19 века на ней работало около 400 человек. Продукция не раз участвовала в международных выставках и побеждала. Баташёвы были щедрыми меценатами. Самый известный из братьев – и Александр Степанович был известен благотворительной деятельностью, а ещё экстравагантным поведением. Однажды он катался по Туле на верблюде, разбрасывая деньги (ну чем не Дуров?). Иногда подходил к нищему, брал у него суму и сам просил за него милостыню. В другой раз он шутки ради нанял всех извозчиков города, и отправил вечером на вокзал. Это стало неприятным сюрпризом в том числе для зрителей местного театра, которым после спектакля пришлось иди домой пешком. Когда в старости ему пришлось ампутировать ногу, он торжественно похоронил ее на городском Всехсвятском кладбище.
Главными специалистами на самоварном производстве были наводильщик, токарь, лудильщик, слесарь, сборщик, чистильщик и особый, деревянный токарь, изготовлявший шишки к крышкам самовара, а также ручки.
Условия труда на самоварной фабрике были тяжёлые, но, справедливости ради, так было практически на всех производствах. Одиозная газета «Правда» так описывала труд рабочих: «На Грязевской ул. “Эх красива фабрика-то. Ай-да Занфтлебен (прим. Занфтлебен – управляющий фабрикой, известный в городе человек), он ведь все так разукрасил”, — подумает не один человек, проходя мимо этой фабрики. Наружность ее действительно красива, но если заглянуть внутрь ее, если посмотреть на тех людей, которые создали на это средства хозяину, то чувство отвращения, вызываемое и этими зданиями, и кровными рысаками, подвозящими в коляске директора, сменится какой-то безысходной тоской. При виде этой фабрики, красивой и выхоленной, а рядом ее рабочих — так и просится песня в душу: “Измученный, истерзанный работой трудовой, идет, как тень загробная, наш брат мастеровой”. Вот так рыцари труда!» В 7 час. они уже на фабрике, в душной мастерской, с 7 до 12, полтора часа на обед и снова работают до семи с половиной вечера. Всего в общей сложности 11 час., в едкой атмосфере пыли и нашатыря. Работают сдельно, не покладая рук, и самое большое вырабатывают 1 руб. 30 коп. в день, да каждый мастер имеет одного или нескольких учеников, которых просто в силу необходимости приходится жестоко эксплуатировать. Молодой рабочий, только что женившийся, уже не думает о мало-мальски сносной квартире или одежде, у него одна мысль: как бы не умереть с голоду. Как же жить человеку, у которого несколько человек детей? Вот почему в 40–45 лет он выглядит стариком, а вечные спутники его — горе, нужда и жулик казенки сложили ему песню о тени загробной».
Справедливости ради, 1 руб. 30 коп. в день – по меркам конца 19 – начала 20 века это весьма хорошая зарплата для заводского рабочего, а по провинциальным меркам – отличная, так что издание явно сгущает краски.
Рабочие, инженеры и служащие Тульского императорского оружейного завода в тире Изображенное время:1910
Другую картину можно увидеть в «Тульском утре». Фельетон описывает ленивого слесаря Оружейникова: «Все семейство Оружейникова садится за стол попить голого чаю, а если кто из детей проголодался с обеденных щей, то в вечернем чае они отламывают корки черного хлеба и размачивают их в чаю, как вкусные сухари.
— Сегодня просили работу вынести, — заявляет жена мужу, — я забыла тебе сказать.
— Эксплоататоры эти самоварщики, — ругается Оружейников, — всей и работы-то на несчастную пятерку какую-нибудь дадут…
Тут Оружейников досадно и обидчиво выражается по адресу самоварных фабрикантов таким эпитетом, который не умещается в трех строках газетного столбца.
— Садись, что ли, чай пить! — предлагает жена, ставя на стол самовар Котыревской фабрики…
Оба супруга Оружейниковы, тяжело вздыхая, садятся за стол пить голый чай.
Проглатывая последний стакан, Оружейников спешит приняться за отделку самоварных ручек, чтобы получить к вечеру на фабрике 3–4 рубля».
Ещё один бич городов - антисанитария. В газете «Тульская молва» за 1908 год фельетон напоминал читателям: «Наибольшую славу… Тула создала себе как лучший в России лечебный курорт… Наименьший процент смертности падает на город Тулу. Объясняется это тем, что редкие микроорганизмы могут жить в исключительно антисанитарной обстановке дворов и улиц. Случайно попадая в Тулу, болезнетворные микробы или разлетаются в паническом ужасе во все стороны, поспешно затыкая носы, или (это относится к наиболее выносливым) влачат жалкое существование и погибают, наконец, мучительною смертью. Так, например, доказано, что холерный вибрион, занесённый в Тулу, немедленно сам заболевает азиатской холерой и через минуту-две умирает в страшных судорогах. Оттого-то холерные эпидемии, свирепствующие в других городах, не раз обходили Тулу за сто вёрст, предпочитая сделать крюк, чем рисковать здоровьем и жизнью».
Рождественская насосная стация
Тульский водопровод открыт 2 января 1894 году. Об этом событии газета «Тульские губернские ведомости» сообщала так: «Согласно постановлению, городская Дума устраивает водопровод для снабжения жителей города Тулы обильною, здоровою водой, а также для предохранения города от несчастных случаев при пожарах, которые, как известно, не раз встречались в нашем городе за отсутствием водопровода и приносили немало вреда населению».
Далеко не во все здания оперативно провели водопровод. Но по городу в том же году открыли водозаборные будки. Они представляли собой избы на каменных фундаментах, куда были подведены магистральные трубы. Вода выдавалась из водоразборных будок с треюёх сторон: в бочки для водовозов, в корыто для водопоя лошадей и в вёдра. Ведро стоило 1/10 копейки. Малообеспеченным людям вода выдавалась бесплатно.
А вот с канализацией в городе была беда и дальше, так как её проекты начали разрабатывать только в 1907 году, но дело постоянно буксовало, и полноценно запустить её смогли только в 1920-х.
Дисклеймер: этот цикл носит преимущественно не научно-популярный, а развлекательный характер. Когда я устал, я устал.
Фигурка женщины из Мавандуя, датирована династией Хань. Примерно так выглядела будущая императрица в юности.
Вдовствующая императрица Люй была женой Гао-цзу, когда он занимал низкое положение. Она родила сына, [будущего] императора Сяо-хуя, и дочь, [будущую] вдовствующую императрицу Лу-юань. (с) "История Ранней Хань", Бань Гу
Муж Императрицы Люй - Лю Бан, чья значимость для китайской истории сравнима с таковой у Октавиана Августа для европейской истории. Это был знаковый человек, который построил великое китайское государство Хань - восточноазиатский аналог Римской империи. Однако, как и многие другие основатели китайских династий, он был человеком из народа. И, как было положено, женился ещё в юности на простолюдинке. Учитывая, что Лю Бан был небогатым к моменту своего выхода на историческую арену, есть все основания полагать, что брак был устроен по любви. Это многое объясняет в их дальнейшей жизни - могучий правитель не бросил свою жену даже в самые свои лучшие годы, когда возлюбленная его юности уже не могла составить конкуренции юным, хорошо воспитанным, высоко образованным и родовитым красавицам Китая.
Изображение женщины в богатых одеждах, артефакт династии Хань. Примерно так выглядела Императрица Люй в зрелости.
Сяо-хуй был человеком гуманным и мягким, поэтому Гао-цзу, считавший, что он не похож на отца, все время хотел лишить его звания наследника престола. [Он хотел] поставить наследником Жу-и, сына наложницы, считая Жу-и похожим на себя. [К тому же] наложница Ци пользовалась любовью императора и часто сопровождала его [в поездках в земли] к востоку от застав. Она дни и ночи проливала слезы, добиваясь, чтобы ее сын сменил прежнего наследника. А императрица Люй была уже в годах и обычно оставалась в столице, поэтому редко виделась с государем и все более отдалялась от него. (с) там же
Но это Китай. Лю Бан отнюдь не был талантливым человеком - ему не хватало ни образования, ни харизмы, ни дара военачальника. Зато он очень умело подбирал себе людей и хорошо чувствовал настроение простого народа, выходцем из которого был и сам. Он основал династию Хань в 202 г. до н. э., когда ему было уже сильно за сорок. Он правил всего семь лет, за которые сполна наслаждался жизнью. В том числе - в объятиях молодых наложниц. Одна из них даже задумала лишить сына Императрицы Люй права на престолонаследие, но только чудом ей этого сделать не удалось. Вскоре император скончался и Люй стала императрицей-регентом при своём малолетнем сыне.
Больше всего императрица Люй ненавидела наложницу Ци и ее сына [...], поэтому она приказала заточить Ци во внутренних помещениях дворца и вызвала Чжао-вана [сына любимой наложницы покойного мужа]. [...] Когда первый советник Чжао-вана по вызову прибыл в Чанъань, был снова послан гонец — призвать Чжао-вана. Ван поехал, но еще не успел достичь столицы. Император Сяо-хуй [сын Императрицы Люй - мои примечания], будучи добрым и человеколюбивым и узнав, что вдовствующая императрица гневается, лично встретил Чжао-вана в Башане, вместе с ним прибыл во дворец и все время жил, ел и пил вместе с ним. Вдовствующая императрица хотела убить Чжао-вана, но ей никак не представлялся удобный случай. В двенадцатой луне первого года правления император Сяо-хуй затемно отправился на охоту. Чжао-ван был еще мал и не мог встать так рано. Вдовствующая императрица, узнав, что мальчик остался один, послала человека напоить его ядом. Когда рассвело, Сяо-хуй вернулся, но Чжао-ван был уже мертв.
Вслед за этим [сыну Гао-цзу - мои примечания] Ю, носившему титул Хуайян-вана был дан титул Чжао-вана. [...] Затем вдовствующая императрица приказала отрубить ноги и руки наложнице Ци, вырвать ей глаза, прижечь уши, дать снадобье, вызывающее немоту, поместить ее в яму, полную нечистот, и называть “человек-свинья”. Через несколько дней императрица призвала Сяо-хуй-ди посмотреть на “человека-свинью”. Увидев жертву, Сяо-хуй спросил, кто это, и, узнав, что перед ним госпожа Ци, громко зарыдал. Вскоре он заболел и более года не мог встать с постели. Император послал к вдовствующей императрице человека сказать так: “Вы совершили нечеловеческий поступок. Я, как ваш сын, императрица, никогда не смогу более управлять Поднебесной”. С этого времени Сяо-хуй стал бражничать, предаваясь разврату и веселью, совсем не занимался делами управления, и от этого заболел.
Императрица Люй правила в два раза дольше своего мужа - пятнадцать лет. Она стала первой - но не последней - женщиной в истории Китая, которая взошла на престол и удержала власть благодаря могущественному мужу. Ей повезло жить в благословенный век - израненная столетиями войн и десятилетием деспотии Цинь Шихуанди земля выдохнула и вздохнула с облегчением. В её правление даже сюнну не тревожили покой Китая - два века войн с ними будут ещё впереди.
