Друг выглядел немногим лучше, чем вчера.
- Привет, дружище, - вяло сказал он, - как дела?
- Да уж дела, - ответил я, - давай-ка, пошли вниз, разговор есть.
Устроившись на той же лавочке, я учинил Валерке настоящий допрос.
- У вас чертовщина какая-то происходит, - честно ответил я, - и мне нужно зацепиться хоть за что-то. Например, как вы вели бюджет? Общий? Раздельный? Кто заведовал деньгами?
- Бюджет у нас был, естественно, общий, - начал Валерка, - но главной по финансовой части была Кристина. Я честно отдавал ей все, что зарабатывал, а дальше уже распоряжалась она, но делала это грамотно, хватало и на нормальную еду, и на развлечения, и заначка всегда дома оставалась, так что вопросов у меня не возникало. Плюс Крис вела домашнюю бухгалтерию, так что могла точно сказать, куда и что потрачено. А что?
- А то, что твоя жена каждый месяц выделяла шесть тысяч рублей не некие странные нужды, о которых толком не писала в своей бухгалтерии, - зло ответил я, - ты об этом знаешь?
- Нет, - растерянно сказал Валерка.
- То-то, - продолжал я, - едем дальше. Как и когда умерли ее родители?
- Лёх, вот этого я не знаю. Когда мы с ней познакомились, она уже жила одна, говорила, что мама умерла недавно, Крис как раз вступала в права наследства. Отец, насколько я знаю, умер, когда она еще была ребенком. Другой родни нет. А это-то тут причем?
- Да притом, друг любезный, что твоя идеальная и внезапно пропавшая жена из непонятно какой семьи, где все почему-то либо крайне рано умирают, либо вообще не рождаются – ни братьев, ни сестер, ни теть и дядь... Еще она ни с кем не общается, кроме тебя, но при этом куда-то каждый месяц пристраивает приличную сумму денег. Тебе не кажется все это странным?
- Ну, - протянул он, - всякое бывает.
- Жук свистит, и бык летает, - сказал я, - вы как познакомились-то вообще?
- В Питере, общие знакомые, все дела. Потом сюда вот перебрались.
- Зачем, - удивился я, - что вы тут забыли?
- Так квартира же своя в наследство досталась, - ответил Валерка, - смысл снимать в Петербурге, если тут свое отличное жилье есть? Вот и переехали. В Питере-то и я, и она на съеме жили.
- Понятно, - все, что говорил друг, было простым и логичным. – А скажи-ка мне адрес садика, где работала Крис, и это, хватит уже сидеть без связи.
С этими словами я протянул ему телефон.
При взгляде на мобильный Валерка побледнел, и я подумал, что его сейчас снова хватит удар.
- Да не ссы, лежал включенный всю ночь, и никто не звонил, - подбодрил я его, - а вот мне ты можешь понадобиться, вдруг узнаю, чего или срочно что-то спросить нужно будет, а у тебя посещения два часа в день.
Валерка обреченно сунул телефон в карман спортивных штанов.
Про находку из-под паркета, овцу и ночной голос я решил пока Валерке не рассказывать. Тем более, что хоть сколько-то логичного объяснения всему этому у меня не было.
К детскому садику я подъехал аккурат в тот час, когда родители разбирали своих чад по домам. Почему-то я думал, что заведующая садом будет обязательно этакой бой-бабой со старомодной халой на голове и в бордовом костюме, но меня в кабинете встретила милая девушка лет тридцати пяти, одетая в демократичную клетчатую юбку и свитер.
- Вы ко мне? - удивилась она.
- Да, я журналист, расследую параллельно с полицией дело о пропаже вашей сотрудницы, - лихо начал я, размахивая своим журналистским удостоверением. Втайне я надеялся, что собеседница не знакома с нюансами работы полиции, но зато смотрит популярные детективы, где отчаянные журналисты всегда опережают нерасторопных полицейских и ловят злоумышленников. - Хотел с вами поговорить о Кристине. Как я могу к вам обращаться?
- Светлана Александровна, - представилась заведующая, и тут же заохала, - Бедная Кристиночка, такое горе. Новостей нет?
- Нет, к сожалению. Я хотел бы узнать, может, в разговорах с вами или коллегами она упоминала кого-то, к кому могла отправиться? Рассказывала о своих планах? Еще что-то необычное может было в последние дни?
- Нет, женщина пожала плечами, - ничего такого. Кристина мало говорила о личной жизни, в основном говорила о муже, насколько я понимаю, она его очень любила, и жили они довольно замкнуто, путешествовали всегда вдвоем, ни с кем дружбы не водили.
Меня неприятно царапнул тот факт, что женщина легко говорила о Кристине в прошедшем времени.
- А с кем из коллектива она ближе всего общалась?
- Со мной, - просто сказала моя собеседница. – Понимаете, мы были ближе всего друг другу по возрасту, остальные сотрудницы гораздо старше, другие интересы, сами понимаете.
- Понятно, - обрадовался про себя я, - и как быстро вы обнаружили, что Кристина не пришла на работу?
- Так сразу же, утром, - удивленно сказала мне девушка, поправляя воротник свитера, - я же на машине ее каждое утро у дома подхватывала, а в тот день она не вышла. Я набрала ее пару раз, мобильный не отвечал, я подождала немного, а потом поехала на работу, подумала, мало ли что, придет, выговор влеплю за опоздание, дружба дружбой, а служба службой. Но Кристина так и не пришла.
- А где вы обычно встречались утром? – на всякий случай уточнил я.
- Так у «Кант маркета», на углу, я обычно там ждала, во двор заезжать неудобно, двор там тупиковый, не развернуться.
- Что ж, - я понял, что больше ничего интересного мне тут не скажут, - спасибо вам за информацию.
Когда я вышел из садика, уже стемнело. По реке медленно шествовало прогулочное судно, украшенное огоньками, до моих ушей долетели звуки чужого праздника. Город зажигал огни, многочисленные кафе гостеприимно распахнули двери, принимая в оранжево-уютные объятия окончивших работу людей, и я остро почувствовал свое собственное одиночество.
Смерть Вики, Валеркина болезнь, странное, необъяснимое исчезновение его жены, которая действительно словно растворилась в воздухе, пугающие записки, найденные мной в тайнике под паркетом, овца на сломанных ногах и голос в пустой квартире – все это напоминало какой-то дурной липкий сон.
Мне внезапно захотелось оказаться за столиком такого вот городского кафе рядом с красивой, смеющейся девушкой. Заказать какой-нибудь заковыристо называющийся большой стакан кофе, обязательно с высокой сливочной пенкой и слушать, как моя спутница говорит что-то важное для нее или просто рассказывает, как прошел ее день.
Кстати о красивой девушке, которая что-то рассказывает.
Я похлопал себя по карманам и выудил визитку, которую вчера всучила мне на площади экскурсовод. На белом куске картона веселыми рыжими буквами было написано: «Мила Карловна Беккер, экскурсии по мистическому Калининграду».
- Слушаю вас, - звонкий девический голос ответил почти сразу.
- Здравствуйте, Мила, мы с вами встретились вчера на площади… - я не успел договорить, как девушка звонко рассмеялась.
- А, вы тот самый безбилетник, который примкнул к моей экскурсии и стоял, разинув рот и думая, что его никто не замечает?
- Ага, это я, - от голоса девушки почему-то хотелось улыбаться.
- Ну и что же вы хотите? Экскурсию для вас организовать? – продолжала она.
- Я бы хотел пригласить вас на чашечку кофе. И заодно посоветоваться по очень важному для меня вопросу.
- Посоветоваться? – уточнила Мила, - Интересно в чем.
- Давайте встретимся, и я расскажу. Поверьте, много времени у вас я не отниму, но без опытного историка мне тут не разобраться.
- Ну, историк я не такой уж и опытный, - парировала девушка, - скорее, просто влюбленный в свой город человек. Но вы меня заинтриговали, так что говорите, когда и где.
- Предлагаю сегодня, - ляпнул я и тут же пожалел. Может, у нее есть планы на вечер, а тут я со своей настойчивостью. Но отступать уже было поздно. – А вот где, выбирайте сами, я в городе всего пару дней и вряд ли смогу пригласить вас в хорошее место.
- Тогда встречаемся там, где невозможно потеряться, - безапелляционно сказала мне она, - через час в кафе «Булочки Канта» на острове Канта. Сориентируетесь?
«Опять этот Кант, дался он им», - пронеслось в моей голове, но вслух я сказал:
-Да, конечно, до встречи.
На острове Канта, несмотря на довольно поздний час, было неожиданно людно, туда-сюда прогуливались люди, у входа в собор струилась длинная очередь. Поплутав немного между торговыми рядами, я, наконец, увидел слева от собора маленькое заведение с вывеской, гласившей - «Булочки Канта».
Свободным был лишь столик у окна, туда-то я и сел. Изучил меню, в кофейной карте были только стандартные капуччино и латте - и я решил заказать себе стакан пунша.
В конце концов, я в Калининграде уже несколько дней, а ни местного пива, ни пунша еще не пробовал.
Напиток принесли довольно быстро, я пригубил – вкус был пряным, с ненавязчивой сладостью, с нотами гвоздики. В голове само собой всплыло позапрошлое Рождество, когда мы с Викой, не планируя, сорвались в праздничную Прагу, бродили по украшенным улочкам, пили такой же пунш из маленьких бумажных стаканчиков и целовались до звона в ушах.
- Ай-ай-ай, - раздался у меня над ухом звонкий голосок, выдернув меня из потока воспоминаний, - приглашаете девушку в кафе и, не дождавшись ее, делаете заказ?
- Ой, - стушевался я. И в самом деле, неудобно вышло, - извините, пожалуйста, будете пунш?
- Буду, - ответила Мила и села рядом со мной, - и пунш буду, и десерт с ягодами тоже буду. Ну, рассказывайте.
На этот раз девушка была одета в пронзительно-голубой свитер, украшенный вышитыми на нем огромными желтыми цветами. И где только она берет эти странные кофты?
Наверное, я слишком пристально разглядывал ее – она перехватила мой взгляд и улыбнулась.
- Люблю яркие цвета и необычные вещи, - просто сказала она, - жизнь слишком коротка, чтобы носить серое и тратить ее на неинтересные занятия и скучных людей.
- Вы поэтому экскурсоводом работаете? - спросил я, чтобы хоть что-нибудь спросить.
- Ага, - кивнула Мила, - конечно, разные случаи бывают, но большинство людей классные. Ну и город свой люблю, мне кажется, я бы никогда не смогла жить где-то еще, только в Калининграде. Ну, так что вас так заинтересовало, что вам, на ночь глядя, потребовался мой совет?
Я на мгновение запнулся, а потом решил – была не была. Но начать все же решил издалека.
- Скажите, Мила, говорит ли вам что-нибудь имя «Магда» и если да – то не связано ли оно с… чем-нибудь таким?
Я постарался выделить голосом последнее слово.
- Конечно, говорит, - она подалась вперед, - это очень старая городская легенда.
- Расскажете? – как можно беззаботно улыбнулся я.
-Конечно, - ответила девушка, - ее знают почти все краеведы и историки. Вообще наш город всегда считался мистическим, все же бывшая столица рыцарей Тевтонского ордена. Первые тевтонцы пришли сюда еще в тринадцатом веке, так что город застал и мрачное средневековье, и инквизицию, да и рыцарских замков в округе, пожалуй, побольше, чем в некоторых регионах современной Германии. А уж истории о колдунах и ведьмах, живших здесь в разное время, передаются людьми из уст в уста не одну сотню лет.
Я как-то никогда не задумывался над историей Калининграда, так что для меня это все было в новинку. Меж тем, Мила продолжала.
- Конечно, многие истории - не больше, чем городские легенды, как, например, история о ведьмах, что катались в пивном котле к реке Преголе, которую я рассказывала на экскурсии, но есть и реальные описания охоты на ведьм. В 1544 году был самый кровавый процесс в истории города, в ходе которого три женщины и один мужчина были казнены со странной формулировкой «за злобу», и еще одна женщина, по имени Магда, исчезла в неизвестном направлении, не дожидаясь, когда за ней придут. Поговаривали, что у нее был маленький сын-горбун якобы от связи с дьяволом, и сначала при таинственных обстоятельствах исчез этот младенец, а потом куда-то запропастилась и его маменька, на которую добрые соседи заявляли, что она-де знается с нечистым. А через какое-то время в городе заговорили о династии ведьм, если так можно выразиться, которые называли себя «наследницами старой Магды». Если верить молве, то ведьмы эти могли очень многое, им было под силу как вылечить человека, так и отправить на тот свет. Легенды о старой Магде и ее последовательницах продолжили кочевать из уст в уста и после падения фашистской Германии, вот только документального подтверждения, кроме той старой записи о женщине, исчезнувшей в неизвестном направлении, они так и не получили. А почему вас так заинтересовала эта тема?
- Понимаете, - уклончиво ответил я, - один мой друг, ремонтируя квартиру в старом фонде, нашел какие-то странные записки, в которых упоминается это имя. Вот я и решил спросить вас…
- Старые записки? – глаза Милы загорелись огнем, - а можете показать?
- Думаю, что да, - подумав, ответил я, - только у меня с собой их нет. Давайте встретимся завтра?
- А сегодня никак нельзя? – голос девушки звенел от нетерпения, - понимаете, если там есть хоть что-то важное, я могла бы написать на их основе хорошую статью, ведь исторических документов о прошлом города сохранилось очень мало, и все они уже досконально изучены. Да и просто интересно же! Ну пожалуйста!
Последнюю фразу она сказала жалобно, словно ребенок, который выпрашивал у взрослого конфету.
И я сдался. А кто бы на моем месте не сдался, если на него смотрят огромные янтарные глаза в обрамлении ярко-рыжих волос?
- Поехали, - сказал я, - но ехать придется долго.
- А я не тороплюсь, - одним глотком девушка допила остатки пунша, и мы отправились ловить автобус.
С автобусами нам не повезло, но минут через пятнадцать прямо посередине дороги остановился, весело позвякивая, длинный желтый трамвай, в который мы и запрыгнули.
Усевшись на узком, потертом кресле, я спросил:
- Людмила, а вы не боитесь вот так ехать с незнакомцем куда-то, на ночь глядя?
- Начнем с того, что я не Людмила.
- Это как это, - не понял я, - на визитке же написано «Мила». Мила, Люда, Людмила.
- «Мила» - это сокращение от «Амелия», - пояснила она, - Амелия Карловна Беккер, мое полное имя.
- Пресвятые пассатижи, - мои брови удивленно поползли вверх, - звучит как…
- Как имя древней бабки, которая сидит где-то в архиве или домоуправлении и ненавидит всех вокруг, - закончила за меня девушка. – Поэтому я и сократила его до более современного и демократичного варианта «Мила».
- Понятно, - кивнул я,- и все же необычное сочетание.
- Ну, у нас тут более чем обычное, - не согласилась моя спутница, - просто мой папа и его семья их тех немцев, что остались тут после войны. Конечно, ассимилировались, сколько лет уж прошло, но история все равно дает о себе знать. Отец страшно ругался с мамой – она хотела назвать меня Ларисой, но папа стоял на своем: «Дочери надо дать красивое имя, дабы помнила о своих корнях!». Он сначала настаивал, чтобы меня назвали Йоханной, но тут уже мама встала на дыбы – какая Йоханна и как с таким именем девочка будет жить. Представляешь, чуть до развода не дошло, как ругались! В итоге сошлись на Амелии – можно сократить до Милы, да и имя вполне красивое, благозвучное для русского уха.
- Странно, - негромко ответил я, - мне казалось, что все это – Вторая мировая, немецкая Германия и прочее – настолько далеко, что никто уже и не вспомнит, на дворе двадцать первый век. А когда к вам приехал – только и делаю, что натыкаюсь на истории, связанные с теми событиями.
- Ну а как вы хотите? Этот город веками принадлежал Германии, и даже после его передачи России тут осталось довольно много немцев. Учили русский, работали, выживали, знакомились с переселенцами, рожали детей. Вот и я из такой семьи.
- А что за любовь к Канту? – я решил сменить тему, - почему всюду «Кант Маркеты», остров Канта, «Булочки Канта» и прочее?
- Тю, потому что здесь Кант и родился, - Мила фыркнула, - это наша гордость.
Я почувствовал, что краснею.
- Я просто в истории не силен, для меня это все темный лес, - пробормотал я себе под нос.
- История гораздо ближе, чем кажется, - ответила девушка, - а с тех событий даже ста лет еще не прошло. По историческим меркам, это было вчера.
Тут трамвай качнулся, затормозил и я с удивлением понял, что нам пора на выход.
Идя по уже ставшему почти родным двору, я про себя отметил на углу ярко-красную вывеску магазина «Кант маркет». Значит, Светлана Александровна ждала Кристину около него, других маркетов поблизости не наблюдалось. Действительно, стоя у магазина сразу же видишь человека, выходящего со двора, удобное место для встречи. Но Светлана говорит, что Кристина тем утром утро не выходила, интересно, она решила подождать в подъезде, пока коллега уедет - или задержалась дома под каким-нибудь предлогом, чтобы не столкнуться с ней? Других вариантов у Крис не было, двор действительно тупиковый, и выход из него только один – вот этот.
- Эй, приём! – выдернул меня из размышлений голос Милы, - вы чего задумались?
- Да так, - махнул я рукой, - кстати, мы пришли.
Поднявшись в квартиру, я быстро поставил коробку на тумбочку, собрал раскиданные на диване бумаги, сунул в карман джинсов клювастую фигурку и предложил:
Мила не отказалась, я поставил чайник, девушка тем временем подошла к попугаю и сказала:
- Наррр! – пророкотал Карлуша.
- О как! – рассмеялась Мила, - давненько меня дураком по-немецки не называли.
- Да, Карлуша тот еще джентльмен, всех в дураки тут записал, - ответил я, - Мила, не поймите меня неправильно, но в тех документах много странного. Может, это просто чей-то розыгрыш, я не знаю.
Но девушка не дала мне докончить:
- Мы с вами говорим о чем-то, что связано с наследницами старой Магды, если я правильно помню. Было бы удивительно, если бы документы не были странными и не отдавали мистикой.
«Была не была, - пронеслось в моей голове, - либо она скажет, что это розыгрыш, бред, либо поймет, что записки действительно старые и тогда…».
Что тогда, я еще и сам толком не понимал. Моя голова отказывалась признавать, что в рациональном современном мире есть место ведьмам, непонятным договорам черт знает с кем и прочей дряни.
Я вздохнул и протянул Миле тетрадь.
- Вот, - сказал я, - читайте, а я пока сделаю нам чай.
Девушка схватила тетрадь и с жадностью впилась взглядом в неровные строчки.
Чай остывал, стоя на столе, а я развлекался тем, что листал бесконечную ленту интернета, ожидая, пока Мила закончит.
Наконец она оторвалась от записок и напряженно спросила:
- Что еще было с этой тетрадью?
- Да не молчите же, - почти вскрикнула Мила, - судя по заметкам, эта тетрадь лежала в тайнике не одна. Ну?
- Старые страшные куклы и несколько фото, – ответил я, снял с тумбочки коробку и протянул Миле.
Девушка вскочила с дивана, Карлуша, напуганный ее резкими движениями, взлетел с ветки и закружил по комнате.
- Куклы? – переспросила она, - значит, речь точно идет о династии старой Магды. Понимаете, говорили, что ведьмы этой семьи могли изготовить куклу из соломы и воска, придавали ей сходство с нужным человеком, вместо глаз вставляли глаза мертвого животного, свиньи, например, или кролика, после чего длинной серебряной иглой с янтарным набалдашником протыкали куклу – и человек был обречен.
- Эдакое вуду немецкого пошиба, - прокомментировал я.
- Типа того, только с уклоном на Европу. И, судя по всему, эти куклы действительно старые и… - она помолчала, глядя на ряды безглазых уродцев, - и использовались для колдовства. Записки тоже старые, таких дермантиновых ежедневников не выпускают уже давно, у моего отца было нечто подобное, когда я была маленькой. Современные обычно делают из хорошей бумаги, а этот – невзрачный, и страницы серые, простые, в линеечку.
- Еще там были фото, - сказал я и протянул девушке пакет.
Она достала черно-белые, пожелтевшие от времени карточки, я подошел ближе, чтобы тоже рассмотреть их.
- Пресвятые пассатижи, они родственники, - только и смог сказать я, когда на одной из фотографий увидел смеющихся девушек, которые, обнявшись, стояли на фоне Кафедрального собора.
Трясущимися от волнения руками я взял фото, на обратной стороне была выцветшая от времени надпись на немецком.
Даже не зная языка, я смог прочесть: «Эльза и Катарина Шультц, Кёнигсберг, 1943».
- Кто? – Мила подняла на меня удивленные глаза, - кто родственники?
- Кристина и эта старуха, Елизавета, - брякнул я и прикусил язык.
- Алексей, - девушка откинулась на диване и в упор уставилась на меня, - либо вы мне рассказываете все, что у вас тут происходит, либо я сейчас уйду и вам ничем помогать не буду.
С самого начала, с письма Валерки. Рассказал про исчезновение Крис, про странный тайник под диваном, и даже про свои галлюцинации, которые начались со мной с приездом в этот дом. Девушка слушала внимательно, не перебивая, лишь изредка задавала уточняющие вопросы.
Когда я закончил, шумно выдохнула воздух и сказала:
- Куда? – тупо спросил я.
- К бабке этой, Елизавете или как ее там.
- Решим по обстоятельствам, - Мила встала и начала обуваться, - ну, ты идешь?
В этот раз стучать в квартиру соседки пришлось дольше, но, в конце концов, с той стороны послышались шаги и дверь открылась.
- Алексей, - сказала она, - проходите, а кто это с вами?
Старая женщина прищурилась, пытаясь разглядеть лицо Милы.
- Знакомая, - как можно приветливее сказал я, - вот, разговорились с ней, ненароком рассказал о вас и вашей удивительной старинной квартире, так пристала ко мне, познакомь и познакомь. Чаем напоите?
- Это вы по адресу, проходите, - Елизавета Николаевна сделала приглашающий жест рукой, - но вот ужин я сегодня не готовила, и правда могу предложить вам только чай.
- Спасибо большое, - вежливо сказала Мила, ныряя в гостиную, - ого! Сколько у вас фотографий!
- Эх, деточка, - вздохнула старуха, - в моем возрасте только и остается, что рассматривать старые снимки.
Елизавета Николаевна побрела на кухню, послышался звук наливаемой в чайник воды.
- Смотри, - тихонько толкнул я Милу, - видишь?
- Да, - скорее кивнула, чем вслух произнесла она, глядя на фотографию девушек, - снимок тот же.
Тем временем, Елизавета вернулась с большими фарфоровыми кружками и вазочкой печенья.
- А это вы, да? – Мила ткнула пальцем в фотографию, глядя на пожилую женщину.
- Да, - с гордостью сказала та, - я уже рассказывала Алексею, что на фотографии мы с сестрой. Снимок был сделан давно, еще до войны, один из немногих, что у меня сохранился со времен моей юности.
- А ваша сестра жива? – спросила Мила как можно беззаботнее.
- Нет, она давно умерла, это я все копчу и копчу небеса, - улыбнулась Елизавета, разливая чай, - ну, присаживайтесь к столу.
Печенье было вкусным, явно домашним, и я с удовольствием ел его, пока Мила расспрашивала Елизавету о всяких глупостях – как жили после войны, что смотрели, о чем мечтали. Старуха, не спеша и подробно рассказывала, и тут Мила выдала:
- А когда вы из Эльзы стали Елизаветой?
Я скорее почувствовал, чем увидел, как Елизавета Николаевна внутренне напряглась. Подбородок ее вздернулся вверх, глаза сузились.
- А с чего это вы решили, молодые люди, - начала она чеканно, но Мила перебила ее.
- Ой, да ладно вам, - прощебетала девушка, - дела давно минувших дней. Ну понятно же, что вы родились в Кёнигсберге – и остров Канта островом Кнайпхоф называете, и квартира у вас как музей антиквариата, фотки вон с сестрой на фоне собора, того еще, до реставрации. Просто интересно, как это все было.
- Как было? – голос пожилой женщины стал резким, - Да просто было, началась война, все перевернулось с ног на голову. Уехать не успели, вот и выживали, как могли. А имя – плохо было быть Эльзой в стане ванек да манек, вот и пришлось сменить. Спасибо, что фамилию Шультц разрешили оставить.
- Подумаешь, - пожала плечами девушка, - я вон тоже Беккер, по отцу. Выйду замуж, сменю, скорее всего. А вы замужем не были?
- Не была, – мертво сказала Эльза-Елизавета. – А даже если бы была, не сменила бы. Это фамилия моей семьи. А ты, деточка, спроси-ка у своего деда или прадеда, если они живы, чего им стоило сохранить ту фамилию, которую ты собираешься сменить. Спроси, как они вообще выжили, когда их, как и всех, кто остался в Кёнигсберге, погнали из родных домов и поселили вместо них переселенцев…
Я слушал и понимал, что нужно что-то сказать, дабы разбавить ставшую очень неприятной и, кажется, опасной, беседу, но в голове противно зашумело, гул в ушах нарастал, становясь все сильнее, заныло в висках, по спине побежал тонкой струей холодный пот. Мне захотелось умыться, но когда я попробовал встать, стол стремительно полетел мне навстречу и я провалился в черную муть.
