CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Максим, поняв, чего от него требует эта ситуация, встал и пошел следом за кошкой, которая уже ждала его, сидя у закрытой двери подъезда.

— Мяу, — промяукала Синди, вставая на задние лапки и упираясь передними в дверь.

— Нам нужно войти? — спросил Макс, тянувшись к дверной ручке. Он схватился за ручку и открыл дверь в подъезд. Синди бесшумно забежала внутрь и громко мяукнула.

— Иду, девочка, — сказал Максим и сделал шаг. Дверь за его спиной хлопнула. Макс стоял в подъезде. Но это был другой подъезд, не того дома, в который он входил.

— Какого… — начал было Макс, но кошка, пробежавшая между его ног и устремившаяся по лестнице на второй этаж, сбила его с мысли.

Это был подъезд дома его старшего брата, Игоря. Но он жил здесь совсем не в 90-х годах, а гораздо позже. Снова прыжки во времени? Максим пошел на второй этаж, и Синди уже сидела у дверей квартиры его брата, слегка наклонив мордочку и смотря на него с ожиданием.

— Мне нужно зайти к Игорю? — спросил Макс у кошечки. Тишина в ответ. Он замахнулся, чтобы постучать в дверь, когда вдруг из квартиры донеслись громкие слова ссоры. Макс замер и прислушался.

— Ты бросил нас с мамой, а теперь объявился? Столько лет ни слуху ни духу, и вот на тебе, нарисовался, блять! — голос был его собственный, но гораздо более молодой. Он попытался вспомнить, за что он так орал на брата. Игорь был сильно старше; по сути, они никогда не жили под одной крышей. Макс напряг слух, пытаясь выловить этот эпизод из тумана памяти, но она упорно отказывалась выдавать детали.

— Тоже мне, папаша, постарел и теперь хочешь, чтобы я давал тебе на бутылку? Сам уже не в силах заработать?! — раздался топот шагов, приближающихся к дверям. И тут из-за двери послышалось: — Ты мне не отец! Забудь, как не помнил до этого! — голос замолк.

Макс приник спиной к стене и без сил сполз на пол. Вспышками память, наконец, высветила этот эпизод его жизни. 2007 год, ему 15 лет. В тот день его брат пригласил его в гости, сказав что намечается важный разговор. Максим пришел и увидел своего отца. Гнев охватил его, и он выплеснул все накопленные обиды прямо в лицо своему уже пожилому родителю, Макс был поздним ребенком. Он обвинил отца в том, что тот — алкаш, который бросил семью и не помогал, не появлялся. А потом он просто ушел, прервав общение как с братом, так и с отцом.

Позднее, уже будучи взрослым и найдя родню в социальных сетях, Максим узнал, что его отец умер менее чем через год после того разговора. Он переехал из России в Беларусь к родным, там начал сильно пить, и организм не выдержал. Его близкие рассказали ему, что отец не бросал семью, и не пил так, как внушила ему в детстве мать. Они с мамой просто поссорились по какой-то причине и разошлись. Мать сама не разрешала отцу навещать их, а деньги не принимала. Родные Максима не были в курсе, почему так произошло, но знали, что отец сильно переживал из-за того самого разговора. Он чувствовал себя виноватым и пытался утопить свою вину в алкоголе. И алкоголь погубил его. Макс, узнав правду тогда, чуть не полез в петлю. Сейчас он удивлялся, как мог забыть эту мрачную историю. Ведь, тогда, узнав все, как было, он сильно почувствовал свою вину. Макс мало того что довел родного человека до депрессии и смертельного запоя, так еще и последние его слова были квинтэссенцией злости и обиды. Слез уже не осталось. Он просто сидел, глядя в пол, ничего не видя.

Щелк — раздался щелчок замка — двери слегка приоткрылись, и Синди тут же шмыгнула внутрь. Максим встал и прошел следом. Кошка пробежала по прихожей. Эта квартира не походила на ту, что он помнил. Это не квартира брата. Синди села у одной из дверей, взглянула на Макса и вошла в комнату за дверью. Он шагнул следом.

Небольшая комнатка-пенал с окном, задрапированным тюлью. На подоконнике красовались цветы, в середине стоял стол, на котором стоял литровый пузырь водки, рядом стопка и пепельница. У стола, на диване-книжке, кто-то спал, укрытый с головой. Синди прыгнула на диван и мяукнула, словно призывая Максима подойти.

Он подошел, вытянул руку и стянул с головы одеяло. Обомлел. На диване лежал его отец. Он не спал. Совсем седой, с такой-же седой бородой, старик был мертв. Лежал на спине с открытыми глазами, покинутыми жизнью. Максим упал на колени, слез не осталось, но он взревел так, как никогда прежде. Синди ткнулась мордочкой ему в щеку.

Сколько времени прошло, он не знал. Он сидел на коленях, пока не онемели ноги и пока он не хрип от рева.

— Это не я наговорил тогда тебе говна, папа, это обида. Моя детская обида. Обида матери чем-то в тебе разочарованной. Пойми меня и прости, — тихо произнес Максим, наклонившись и поцеловав холодную, шершавую щеку. — Прости, пап, я люблю тебя. Сильно.

Макс встал, развернулся и, не слушая мяуканья кошки, выбежал из комнаты. Хватит с него этого дерьма! Хватит! Что бы это ни было — сон или трип, он проснется! Он открыл двери квартиры, выбежал и хлопнул дверью, и… снова оказался в стенах той же комнаты, где лежал отец. Кошка мяукала, пытаясь остановить его, но он уже находился в истерике, выбегал из квартиры и снова оказывался в ней, раз за разом, пока не упал на пол, лишенный сил.

— Синди, что это? Что за хуйня? — кричал Макс. — Тебя тут не должно быть! Меня тут не может быть!!! Что это?!

Но Синди лишь лизнула его в лицо и снова мяукнула, призывая Макса в путь.

6

Макс, погружённый в свои мысли, двинулся к выходу из квартиры. Его спутница уже добежала до двери и ждала его. Толкнув двери, мужчина и кошка вышли. Максим остановился, изумлённо оглянулся назад: там, где секунду назад была квартира его отца, оказалась ванная комната. Он просто принял правила игры, устав удивляться происходящему.

— Чем меня будут мучить тут? — прошептал Максим и начал осматривать квартиру, в которой оказался теперь. Музыка долбила, в воздухе витал аромат ромашки. Света не было. Справа от ванной комнаты была кухня, совмещённая с лоджией.

— Угу, теперь я у Карыча дома, — Макс узнал место. Это была квартира его одноклассника, которую ему подарили родители на совершеннолетие. И так как Карыч был единственным, кто жил отдельно, все тусовки проходили у него. Карыча на самом деле звали Иваном Вороновым, от фамилии произошла кличка Кар-Карыч, что позже эволюционировало просто в Карыча.

Судя по музыке и запаху ромашки, Макс попал на одну из тусовок, на которых они тупо накуривались и втыкали в YouTube, а на фоне вечно играла музыка. Таких сборищ было уйма. На какую конкретно тусовку попал Макс, он не имел и малейшего понятия.

— Ну, девочка, пошли в зал. Узнаем, какая пытка меня ждёт, — позвал Максим свою кошечку. Он открыл дверь в зал, и они вошли. Напротив входа стоял компьютерный стол с компьтером. Справа от него — еще один стол, на нём стоит водный. Слева от входа в углу был разложенный угловой диван, на котором храпят пара ухлопанных тел. В комнате стоял сильный запах ромашки.

Макс узнал Карыча, а вот второго пацана не узнал.

— До бледных напыхтелись, — хохотнул он. — Но что я тут делаю?

Макс подошёл к компьютеру и посмотрел дату: 12 октября 2012 года.

— Хм, не помню ничего, что могло бы произойти в тот день, — подумал Макс. Но это ничего не значило, он и прошлые события не помнил. Карыч жив и здоров. Эту квартирку он продал и переехал. Второго пацана Макс не знал вообще.

Тело на диване начало двигаться. Тот пацанчик, которого Макс не знал, проснулся и сел на диване.

— Карыч!

Тишина.

— Карыч, бля! — парень ударил товарища кулаком в плечо.

— Аааа, — засипел Ванька. — Че те?

— Поздно уже, я даю до хаты. Не хило нас повырубало. Открополи мне пятку, я дома на сон грядущий пыхну еще.

— Иди, у Маки возьми, это его дуст.

Пацан встал, перелез через подлокотник дивана и пошел на кухню. За дверью раздался неразборчивый бубнеж. Иван снова захрапел.

— От души, братуха. Завтра пригощу тебя тоже, — сказал незнакомый парень, выходя с кухни. Он прошел в прихожую, обулся, надел курточку и вышел из квартиры.

— И че теперь? — спросил Макс в пустоту. — Все что ли, закончилось?

— Мяу, — раздалось от входной двери. Синди царапала лапкой дверь.

— Ну пошли, — как-то обреченно выдохнул Макс. Головная боль и писк снова усилились, но Максим лишь отмахнулся, уже не обращая на это внимания.

Они вышли из квартиры Карыча прямо на крыльцо панельной пятиэтажки.

— Да че тут происходит, блять? — крикнул Макс. Они не могли выйти на это крыльцо. Карыч жил в деревянной двухэтажке на краю города, а сейчас они стояли у панельного дома практически в центре. Над головой раздался сильный удар. Макс по привычке упал на живот, закрыв руками голову. И только потом понял, где он и что рефлексам тут не место. Что-то упало на козырек. Что-то тяжелое.

— Мяу, — раздалось издалека. Макс повернулся и увидел Синди, сидящую на лавочке с краю детской площадки посреди двора.

— Иду-иду. Давай ждать, — он уже прекрасно понимал, что хочет от него кошечка.

Макс уселся, Синди забралась ему на колени, свернулась калачиком и улеглась спать. Максим гладил мягкую шерсть и размышлял.

— Это и есть этот ретрит? Мухоморами меня накормили что ли или еще чем-то, вызывающим жесткие трипы? Но блин, я ж себя и бил, и щипал. Не сплю. И ощущаю всё как в реальности. Не сон, это и на трип не похоже. Хотя хуй знает, — Макс вспомнил и то, как выходил из собственного тела и наблюдал за всеми со стороны, это кстати было у Карыча. И как путешествовал на другие планеты и в другие миры. Тоже всё казалось реальным.

— Аааа! — раздался громкий женский крик. — Влад! Владик!

Макс поднял голову. На пятом этаже в открытом окне стояла женщина и кричала сквозь слёзы, глядя куда-то как раз на козырек подъезда. Макс покрылся мурашками и холодным потом.

Синди встрепенулась, подняла мордочку, но с колен Макса не спрыгнула. Максим же полностью погрузился в себя, не обращая внимания на женские крики. Он пытался вспомнить этот эпизод и при чём тут он. Спустя несколько минут, а может, даже несколько десятков минут, он потерял счёт времени, Максим начал вспоминать. Да, точно. Знакомые угостили Макса какой-то новой ромашкой, жесткой до опиздинения. Они у Карыча убились в хлам, потом пришёл какой-то Ванькин знакомый, музыку они что ли писали вместе, хз. Паренёк тот не дул особо, но иногда покуривал, вот и тогда пришёл накуриться. Они снова раскумарились. Потом Макса разбудили, он сказал пареньку, где лежит коробок с ромашкой, и чтобы тот брал сколько нужно. Всё. Потом, спустя, наверное, неделю они с Карычем узнали, что тот паренёк, Влад Мухумбаев, накурился и выпал в окно. Случайно или нет — не знал никто, но дела обстояли так.

Из транса Макса вывели звуки сирены. Он поднял голову и увидел скорую, МЧС и полицию. Спасатели сняли тело и грузились в машину, полиция опрашивала заплаканную женщину, экипаж кареты скорой помощи осматривал тело.

— Прости, Владос, не стоило мне тебя угощать, — сухими губами прошептал Макс.

Синди спрыгнула с колен и побежала за угол дома, Макс пошёл следом.

7

В небе появилось северное сияние, оно красиво переливалось зелёным и фиолетовым цветом, тянулось через всё небо, что выглядело очень удивительно и фантастически красиво. Температура резко опускалась, изо рта начал идти пар. Завернув за угол, Максим увидел дорогу, по которой они ходили в горы. Он снова был в Харпе. Полоса северного сияния тянулась далеко вперёд. Синди бежала вперёд по дороге, словно её вело это природное явление. Максим шёл следом, осматривая красивейшую природу осеннего заполярья.

Удивляться холоду, северному сиянию и смене сезонов Макс не видел смысла; он, блин, путешествовал во времени и видел тех, кого уже нет!

— Интересно, что будет в горах, — вслух размышлял Максим. — Тут точно ничего не происходило, тем более трагичного, к чему бы я мог иметь отношение. Пережитое его окончательно добило, не осталось ничего кроме банального любопытства.

Они прошли уже несколько километров и дошли до моста через реку Кердоманшор. Синди, перейдя мост, свернула влево. Максим пошёл следом, и, посмотрев в небо, он увидел, что северное сияние свернуло в том же направлении. Спустившись с дороги, Максим и его спутница пошли по берегу в сторону леса.

Чем ближе становилась стена деревьев, тем отчётливее Максим начал слышать голоса. «Видимо, туристы веселятся,» — подумал Макс.

Но он ошибся. Зайдя в лес, они со временем вышли на поляну с большим костром, вокруг которого сидели люди. Ночь быстро вступала в свои права, сияние в небе становилось будто ярче, а воздух охладился почти до минусовой температуры. Макс и его спутница направились к костру.

— Макфим! Смотрите, Макфим плифол! — раздался радостный детский крик, заставивший Макса оторопело замереть на месте. Это был голос Никиты, мальчишки, чью смерть он видел буквально днем и одновременно несколько десятков лет назад.

— А я знал, фто ты, плидефь! — мальчишка подбежал к Максу, схватил его за руку и повел к костру.

— Садись, Макс. — Раздался голос девушки. Макс уселся на поваленное дерево и осмотрел людей вокруг. Помимо Никитки здесь был Влад и еще одна девушка, Макс пока не видел ее. Отец не было видно. Кошка тоже пропала.

— Объясните, что тут происходит? Что это за письма? То, что я пережил, это сон? Приходы? Вы же мертвы все, это все нереально? — Макс вывалил кучу вопросов на собеседников, сам вытягивая руки к огню и ловя себя на мысли, что чувствует тепло от костра. Головная боль, преследующая его последний год, исчезла, а писк затих.

— Эти письма, Максим, отправили мы, — снова раздался девичий голос.

— Но как… — Макс хотел было задать вопрос, как эти письма попали к нему.

— Дослушай! — перебила его девушка и вышла на свет. Максу сперло дыхание. Это была Оксанка, девочка из их компании, которая потом уехала на учебу, где ее не стало. Ее нашли в кровати, захлебнувшейся рвотой. — Не ожидал меня тут увидеть? — спросила она. — Моя смерть, как и кончина всех присутствующих, косвенно связана с тобой, Макс. Это ведь ты познакомил меня с веществами.

— П-п-прости, — заикаясь, выдал Максим, ему стало страшно. Глазами он искал свою кошечку, которую уже считал своим талисманом, но ее нигде не было.

— Оставь, Макс! Я же сказала, косвенно! Будь ты виноват по-настоящему, тебя бы тут не было.

— Твоя головная боль, сынок, — это не последствия контузии от того взрыва — раздался за спиной голос отца. Макс повернулся так резко, что грохнулся со своей импровизированной лавочки. Отец стоял, улыбаясь, одет по-рыбацки. На плече удочка. Он пришел со стороны реки. Подойдя к Максу, он поднял его на ноги и обнял. — Тогда тебя не ранило, сын, — говорил отец, срываясь на слезы.

— Да, Макс, к сожалению, тебя не стало, — продолжила за отца Оксана. — Головная боль — это лишь напоминание, а тот писк, что тебя преследовал, — это звук работы кардиомонитора. А мы, Максим, всего лишь чувство твоей вины. Хоть ты и подавил все это в памяти, мы никуда не делись.

— Но ты ни в чем не виноват, Макс, — сказал Влад, впервые взяв слово. — У меня были проблемы в семье. Я узнал, что мама изменяла отцу и я не его сын. Тогда, придя к Ваньке, я уже был мертв, мне нужно было просто накуриться для смелости. Вы же не знаете, что я оставил записку. Я не виню тебя.

— А, я, — зашебетал Никита, — всегда пелебегал дологу не по плавилам, ты не виноват, Макфим. Мне не было суждено жить долго.

— Меня, с веществами хоть и познакомил ты, Макс, и винил себя в моем уходе, твоей вины нет и тут. Я познакомилась с плохим человеком, там, где я училась. Влезла в долги, меня отчислили, родители не знали. Я впала в депрессию и не хотела жить. Я специально обдолбалась до такой степени, — рассказала Оксана.

— Пойдем, сын, отойдем, — отец взял руку Макса и повел того к берегу.

— Мы не злимся на тебя, — раздался за спиной хор голосов. Макс повернулся, но увидел лишь одинокий костер. Людей уже не было.

Макс и его папа дошли до берега реки, где их ждала Синди, лакая холодную горную воду.

— Знаешь, сын, я ведь нисколько не злился на тебя. Это ведь ты не свои слова тогда мне наговорил, а лишь то, что внушила тебе мать. Я жалею лишь о том, что слушал ее и не приходил к тебе, не навещал. Я очень тебя люблю, прости меня, пожалуйста, — сказал отец и снова крепко обнял Макса. — И даже Синди не держит на тебя зла, поверь уж. Ты же помнишь, она сбегала на улицу при любой возможности. Просто получилось так, как получилось.

— Мяу, — будто бы подтвердила кошка.

— Ты здесь, потому что ты не плохой человек, и нам нужно было развеять твои мысли. Чтобы они были чисты! Ты ведь умер героем, человека спас ценой своей жизни. Ты заслужил второй шанс!

— Что? Какой шанс, пап? Я тоже люблю тебя, прости!

Отец вдруг сделал шаг назад, держа руки на плечах Макса и глядя ему в глаза, сказал:

— Я знаю, сын. Всегда знал! — отец повернул Макса лицом к реке. — Иди, сын, пора! Иди в воду. Иди за северным сиянием.

— Мяу, — раздалось от кромки воды. Максим повернулся и увидел Синди, уже стоящую в воде у берега и смотрящую на него с ожиданием. Посмотрев туда, где стоял его папа, Максим увидел пустоту.

— Иду, девочка.

Парень и кошечка вошли в воду, следуя за мерцанием северного сияния, идя на свет.

8

Вадим мчался в цветочный магазин, а после в роддом. Буквально двадцать минут назад он получил долгожданный звонок. Родила! Сына! Вадим был на седьмом небе. Пакет с фруктами, ягодами, соками и угощениями для персонала роддома уже лежал на заднем сиденье. Остались только цветы. Остановившись перед цветочным, Вадим вылетел пулей и, не закрывая двери, побежал в магазин. Он не боялся, что машину угонят; в таком маленьком городе смысла угонять тачки просто не было.

Выбежав из магазина с большим, пышным букетом роз, пионов и хризантем, Вадим направился к задним дверям авто. Аккуратно разместив цветы на заднем сиденье, Вадим, торопясь, едва не раздавил серый комок, который очень уютно умостился на водительском сидении.

— Опа, котенок что ли? — Вадим взял котенка на руки. Это была совсем маленькая кошечка, видимо, недавно открывшая глаза, прям совсем кроха. — Сиамская, — резюмировал Вадим, осмотрев черную милую мордочку, серую шубку, лапки будто бы в надетых белых носочках и черный хвостик. — И как ты тут оказалась? Подкинули тебя мне? Что ж делать с тобой? — Вадим сел за руль и, продолжая разговаривать с котенком, завел машину. — Поехали со мной, девочка, не выбрасывать же тебя. Потом разберемся.

Доехав до роддома, передав все гостинцы и цветы, Вадим стоял под окнами палаты, где лежала его жена Алина, и общался с ней по телефону.

— А мне, представляешь, малыш, котенка подкинули, пока я тебе цветы покупал, — рассказывал Вадим. — Сейчас покажу. — Он сходил к машине, взял котенка и вернулся к окнам, показывая ее своей супруге.

— Ой, Вадик, давай оставим? Совсем малютка же! Это кот или кошка?

— Кошечка, малыш, — отвечал Вадим.

— Давай оставим, назовем ее, ммм, — Алина задумалась, — назовем ее Синди!

— Хорошо, значит, оставим. — Вадим и так хотел ее оставить, но нужно было уговорить жену; она не очень сильно любила животных. "Инстинкт что ли материнский проснулся," — пошутил он в голове и заулыбался.

— Ой, все, Вадик, я побежала! Максимку несут кормиться! Пока-пока, целую, — прощебетала жена.

— Люблю тебя, — сказал Вадим уже на отбитый вызов.

— Ну что, Синди, поехали за молоком для тебя и домой, собирать Максимке кроватку?

Я решил поехать в тот самый супермаркет. Возможно, она работала там и в этой реальности. Снег почти перестал идти, но ветер был пронизывающим, холодным. Такси доставило меня к знакомому зданию.

«Глобус» был на месте, но выглядел иначе — более современно, с новым фасадом из стекла и металла. Внутри тоже всё было по-другому — другая планировка, другого рода вывески, даже ассортимент казался иным, более премиальным.

Я подошел к стойке информации, за которой сидела молодая девушка с планшетом:

— Извините, я ищу сотрудницу, Валентину. Пожилая женщина, работает старшим продавцом.

Девушка за стойкой нахмурилась, оторвавшись от экрана:

— У нас нет старших продавцов такого возраста. Возможно, вы ошиблись магазином?

— А в других ваших супермаркетах? В этой сети? — я наклонился к ней, понизив голос.

— Могу проверить базу, но мне нужна фамилия, — она уже потянулась к клавиатуре.

Фамилии Валентины я не знал. Я поблагодарил девушку и ушел ни с чем, чувствуя, как надежда тает, словно снег на ладони. Валентины здесь не было. Или она работала в другом месте. Или вообще не существовала в этой реальности.

Я вернулся в квартиру успешного бизнесмена Сергея Коршунова. Снова просматривал документы, пытаясь понять его жизнь. Он — я? — владел небольшой, но прибыльной строительной компанией. Судя по фотографиям, не был женат, детей не было. Много путешествовал, имел широкий круг знакомых. Машина — новый BMW, ключи от которой я нашел в прихожей на серебряной подставке.

Проверил банковское приложение на телефоне — на счетах суммы, о которых я, оператор станка, мог только мечтать. Миллионы, а не тысячи. Инвестиции, акции, активы.

И с каждой минутой я всё больше сомневался в том, что знаю, кто я на самом деле. Может быть, именно эта реальность была настоящей? Вероятно, я действительно был успешным бизнесменом, а все предыдущие жизни — просто странные видения, вызванные стрессом или болезнью? Галлюцинации богатого человека, страдающего от переутомления?

Но тогда как объяснить сбои? Как объяснить встречу с Валентиной, которая тоже их видела? Как объяснить эти переходы между мирами, такие реальные и детальные?

Вечером реальность снова начала колебаться. На этот раз сбой приходил медленно, постепенно. Сначала лёгкая рябь в воздухе, словно марево над раскаленным асфальтом, затем предметы потеряли чёткость, цвета стали неестественно яркими. Я не сопротивлялся. Просто сидел в кресле, закрыв глаза, ожидая перехода, как пассажир поезда, который знает, что его вот-вот увезут в неизвестном направлении.

Звук снега по лобовому стеклу. Шум двигателя. Запах бензина и старой кожи. Я открыл глаза — я был за рулём автомобиля. Не новенького BMW, а старенькой Лады. Руки сжимали потертый руль, ноги автоматически нажимали на педали. Я ехал по какой-то загородной трассе. За окном были сумерки, заснеженный пейзаж проносился мимо, фары вырывали из темноты силуэты деревьев вдоль дороги.

Растерянно я сбросил скорость, съехал на обочину, снег хрустнул под колесами. Где я? Куда еду? В этой реальности я тоже был не дома, а где-то в пути, посреди зимней дороги.

Я включил внутреннее освещение, осмотрелся. На пассажирском сиденье была потёртая кожаная сумка, набитая вещами. В бардачке — документы на машину (мои), карта с проложенным маршрутом, какие-то чеки с заправок.

Я развернул карту, посмотрел маршрут, следя пальцем по бумаге. Я ехал из своего города в Москву. Зачем? По какому делу? Что-то важное должно было случиться? И вдруг накатила волна узнавания, словно пелена спала с глаз. Эта дорога, машина, снегопад. Судорожно достал телефон — та же дата, тот же год, что и в моей реальности. Но как такое возможно?

Авария. Та самая авария, после которой я был в коме две недели. Которой, возможно, и не пережил в своей «родной» реальности. Она случилась три года назад. На этой трассе. В такую же снежную ночь.

Сердце колотилось как бешеное, во рту пересохло. Я каким-то образом переместился не просто в другую реальность, а в реальности, где авария ещё не произошла. В момент перед аварией, которая изменила всю мою жизнь.

По радио передавали спортивные новости, голос комментатора звучал приглушенно из-за шума двигателя. Те же самые новости, что я слушал тогда, в тот вечер. Диктор сообщал о победе нашей команды, о предстоящем матче. Всё в точности как я помнил, каждая интонация, каждое слово.

Развод с Аней. Он был недавно, за пару месяцев до аварии. Поэтому я и ехал в Москву — хотел сменить обстановку, отвлечься от мыслей о разрушенном браке. Уехать подальше от пустой квартиры, где каждый угол напоминал о ней. Я помнил этот день. Помнил каждую деталь. И знал, что произойдёт дальше.

Через двадцать четыре километра, на повороте, из-за снегопада я не замечу грузовик, выезжающий с второстепенной дороги. Удар будет такой силы, что мою Ладу отбросит в кювет, превратив в груду искореженного металла. Меня доставят в больницу в критическом состоянии. Две недели комы, от которой я, возможно, никогда по-настоящему не просыпался.

Что, если всё, что было потом — завод, монотонная жизнь, сбои реальности, путешествия между мирами — всего лишь сон умирающего мозга? Или, может быть, я действительно умер в той аварии, и все эти миры — просто этапы осознания собственной смерти? Плод воображения угасающего сознания?

А может… может, это шанс изменить всё? Предотвратить аварию, которая запустила весь этот кошмар?

Медленно выехал на трассу, руки дрожали на руле. Теперь я буду особенно внимателен. Особенно на том повороте, через двадцать четыре километра. Не позволю истории повториться. Хотелось развернуть машину, уехать обратно, но мне было нужно убедится, что это именно тот день.

Я ехал медленно, включив дальний свет. Вспоминал все детали того вечера. Снег усиливался, снежинки летели навстречу, гипнотизируя, дворники едва справлялись. Видимость была минимальная, фары с трудом пробивали белую пелену.

Вот и тот поворот. Я сбросил скорость почти до минимума, вглядывался в темноту. Вскоре увидел грузовик, выезжающий со второстепенной дороги. Без габаритных огней, едва различимый в снежной круговерти, огромная темная масса.

В прошлый раз я его не заметил. Врезался на полной скорости. Но не сейчас.

Я резко затормозил, вжался в обочину, колеса заскользили по снегу, машину занесло, но я удержал управление. Грузовик пронесся мимо, обдав меня снежной взвесью, водитель даже не подозревал, что только что был на волосок от столкновения. От аварии, которая изменила бы — уже изменила? — мою жизнь.

Сидел, вцепившись в руль, дрожа всем телом. Пот стекал по спине, несмотря на холод. Я сделал это. Изменил прошлое. Предотвратил аварию. Но что теперь? Что будет с реальностью, сбоями, параллельными мирами?

Я продолжил путь в Москву, каждую секунду ожидая, что мир вокруг снова начнёт дрожать, распадаться. Но ничего не происходило. Реальность была стабильна, дорога тянулась перед фарами, снег падал, радио играло.

В Москве я снял номер в недорогой гостинице, как и планировал три года назад. Комната была маленькой, с простой мебелью, но чистой. Я заснул, измученный дорогой и переживаниями. И впервые за долгое время я спал без сновидений, без страха и ожидания очередного сбоя. Утром я принял решение позвонить Ане.

—Алло? — сонным голосом ответила она.

— Прости...— сказал я, всё ещё не веря, что разговариваю с ней. С прошлой ней. С той, какой она была до всех этих миров и сбоев.

— Всё в порядке? — в ее голосе было больше заботы, чем я ожидал после нашего развода.

— Да, всё… хорошо, — я запнулся, собираясь с мыслями. — Аня, я тут подумал… Может, нам стоит попробовать ещё раз? Я имею в виду, нас. Брак.

Долгое молчание на другом конце. Я слышал только ее дыхание.

— Серёж, ты сам сказал, что нам лучше расстаться, — в её голосе ощущалась дрожь. — Что между нами всё кончено, что я тебя не понимаю и никогда не понимала.

— Я ошибался, — сказал я искренне, чувствуя, как щемит в груди. — Мне нужно было уехать, чтобы понять это. Пожалуйста, давай поговорим, когда я вернусь.

Снова молчание, я почти видел, как она прикусывает губу, размышляя.

— Хорошо, — наконец ответила она. — Поговорим. Но я ничего не обещаю.

После разговора я долго сидел на кровати, осмысливая произошедшее. Я был в прошлом. В моменте, когда всё ещё можно изменить. Предотвратить не только аварию, но и, возможно, развод. Начать всё заново. Исправить ошибки, которые привели к разрушению нашего брака.

На следующий день я вернулся домой, и мы с Аней действительно поговорили. Долго, искренне. Сидели на кухне, она крутила в руках чашку с давно остывшим чаем. Я сказал ей вещи, которые не мог сказать тогда, три года назад. О том, как важна она для меня. О том, что хочу исправить свои ошибки, что теперь понимаю, насколько был неправ.

Она плакала, слезы оставляли дорожки на щеках, говорила, что тоже хочет попробовать ещё раз. Что никогда по-настоящему не переставала любить меня и все эти месяцы после развода чувствовала пустоту.

Прошел месяц. Мы снова вместе. Просыпаемся в одной постели, завтракаем вместе, обсуждаем планы. Я вернулся на завод, но теперь работа не казалась такой монотонной. Я знал, что могу большее — видел себя инженером, бизнесменом. Я начал учиться, проходить курсы повышения квалификации, просиживал вечера за учебниками.

Сбоев больше не было. Реальность была стабильна. Зима сменилась весной, снег растаял, появились первые почки на деревьях. Иногда я просыпался ночью в холодном поту, думая, что всё это — просто очередная параллельная версия мира. Что вот-вот начнется рябь, и я снова окажусь в другой жизни. Но Аня рядом успокаивающе дышала во сне, и страх отступал.

Но дни шли, а ничего не происходило. Я всё ещё был здесь. Всё ещё в той жизни, которую сам выбрал и изменил. В жизни, где не было аварии, не было комы и странствий между мирами.

Иногда я думал о Валентине. Существует ли она в этой реальности? Пережила ли свой инфаркт? Помнит ли наш разговор? Или для неё всё сложилось иначе? Жива ли она вообще?

Прошло полгода с того дня, когда я заметил первый сбой. Вернее, с того дня, когда я должен был заметить первый сбой. Но ничего не произошло. Ни ряби на экране телефона, ни колебаний реальности. Ничего. Жизнь текла своим чередом, обычная и прекрасная в своей обыденности.

Я получил повышение на заводе — теперь работал в отделе контроля качества. Мы даже начали говорить о ребенке, о будущем, которое раньше казалось невозможным. Жизнь налаживалась, становилась лучше, чем была, более полной и осмысленной.

И лишь со временем я задумался о том, что произошло с теми версиями меня, места которых я занимал в различных реальностях. Мучимый этим вопросом, я решил обратиться к Маркову, известному профессору квантовой физики, чтобы узнать его мнение.

Войдя в его кабинет, заваленный книгами и распечатками формул, я сразу перешел к делу. Я рассказал ему свою необычную историю о том, как после серии переходов каждый раз просыпался в другой реальности, отличающейся от предыдущей, где каждый раз становился другим человеком. После того как закончил свой рассказ, я задал вопрос, который не давал мне покоя:

— Профессор, как вы думаете, что произошло с другими версиями меня, когда я перемещался между реальностями и занимал их место?

Марков поднял взгляд от заметок, внимательно посмотрел на меня и откинулся в кресле.

— Понимаете, ваша ситуация... сложна. Но я попробую объяснить её с квантовой точки зрения. Моя гипотеза, конечно, спекулятивна, но она лучше всего объясняет те странные явления, которые вы описываете.

— Я готов выслушать любую теорию, — сказал я, подаваясь вперед.

— Представьте, что каждая реальность – это что-то вроде трехмерной сети, сотканной из переплетения квантовых полей. И в этой сети есть узловые точки, особые места, которые придают ей устойчивость. Я считаю, что некоторые люди, а возможно, и вы, являетесь такого рода "якорями" для своих реальностей. Ваше сознание обладает более прочной связью с фундаментальной квантовой структурой именно вашего мира.

— Как это работает? — спросил я, пытаясь представить описанную им картину.

— Теперь, что происходит, когда такой "якорь" умирает? В обычных обстоятельствах, сознание просто рассеивается, распадается на составляющие его квантовые элементы. Но если сознание отказывается принять смерть, сопротивляется распаду, происходит разрыв. Связь с первоначальной реальностью обрывается, но энергия сознания остается.

Профессор сделал паузу, словно давая мне время осмыслить сказанное, а затем продолжил:

— И куда же она девается? Куда может направиться сознание, потерявшее "якорь"? Оно ищет ближайшую "гавань", ближайшую подходящую реальность, где существует физическое тело, максимально совместимое с его прежним носителем – то есть, другую версию вас.

— И что происходит с сознанием той версии меня?

— Но вот что происходит, когда вы, как такой "якорь", вселяетесь в тело в другой реальности: вы занимаете место сознания, которое уже было там. И это сознание вытесняется. Его судьба может быть двоякой.

Марков поднялся и подошел к окну, за которым шел дождь.

— Вероятно, оно растворяется в квантовой пене. Представьте себе, что это как выбраться в космос без скафандра. Сознание, оторванное от своего тела и своей реальности, теряет свою структуру и целостность. Оно становится частью квантового хаоса.

— А второй вариант?

— Либо оно, как и вы, отправляется на поиски нового "дома". Это сознание может переместиться в другую, возможно, еще менее подходящую реальность. Оно может фрагментироваться, утерять память и самоосознание. Но оно продолжает существовать – пусть и в искаженной форме.

Профессор повернулся ко мне, его лицо было серьезным.

— Понимаете, в чем суть? Ваше перемещение между реальностями – это не просто смена декораций. Это сложный квантовый процесс, который оказывает глубокое влияние на сознание других людей.

Он замолчал и снова уставился в окно. Я сидел в его кабинете и пытался осмыслить услышанное.

— А можно ли... можно ли как-то узнать, что случилось с теми... другими мной? — спросил я, едва слышно.

Профессор покачал головой, барабаня пальцами по стеклу.

— Боюсь, что нет. Квантовая информация имеет свойство... теряться в некоторых процессах. Это как стереть файл с компьютера. Иногда его можно восстановить, а иногда — нет.

— И ещё один последний вопрос… — я остановился у выхода. — Почему это произошло спустя три года после аварии?

— Инородное сознание встраивается в новую реальность. Какое-то время всё работает нормально, но рано или поздно начинаются сбои, и реальность пытается отторгнуть чужеродный элемент. Более подходящая реальность имеет больше шансов для более долгого пребывания в ней.— Марков пожал плечами. — Впрочем, это всё лишь мои гипотезы и предположения, как я уже говорил ранее.

Я вышел от профессора и брел по мокрым улицам, не замечая дождя. Меня мучила страшная мысль. Что, если устраивая свою жизнь, пытаясь избежать смерти, я, возможно, погубил жизни других людей? Других версий себя, которые тоже имели право на существование?

И самые важные вопросы: Являюсь ли я настоящим «я», или тот, кто вытеснил чьё-то сознание? И если Марков прав, как скоро эта реальность начнёт отторгать меня?...

— Кто вообще сейчас пишет письма? — произнес Макс полушепотом, обращаясь сам к себе, так как в купе никого не было. — Да еще и с такими понтами, — хмыкнул он, развернул письмо и начал читать.

«Здравствуйте, Максим Олегович! Это письмо отправлено Вам не просто так, это не спам. Вы можете рассматривать его как приглашение. Нами планируется некое мероприятие, подробности которого мы не можем разглашать, но ваше присутствие на нем не просто желательно, а крайне необходимо. Мы берем на себя организацию вашей поездки ДОМОЙ, а также все хлопоты, касающиеся проживания и прочих бытовых расходов, так что для Вас, Максим Олегович, данное путешествие будет абсолютно бесплатным! Считайте это неожиданным отпуском! Как мы уже упоминали, нюансы грядущего мероприятия мы раскрывать не можем, но Вам стоит знать, что это будет крайне полезным опытом. Мы способны решить ваши проблемы с душевным состоянием и ментальным здоровьем! От вас требуются лишь желание и присутствие. Мы знаем, что вы недолюбливаете самолеты, поэтому билет на поезд, адрес и ключи от арендованной для вас квартиры прилагаются. Там вы найдете второе письмо, которое ответит на некоторые ваши вопросы.

P.S. На мероприятии будут присутствовать ваши старые друзья. Ждем вас».

— Ни хуя не понятно, — прошептал Макс. — Что за мероприятие? Что за благотворительность с билетами и квартирой? Что за мутки такие? Откуда они знают о моих проблемах? Кто эти «мы», вообще? И какие, блять, друзья?

Ничего, завтра утром Максим сойдет на перрон, отправится по указанному адресу и во всем разберется. Ему мало что было понятно из предстоящего, но интрига… Ему стало очень интересно разобраться в происходящем, собственно, поэтому он и сел на поезд. Да и смена обстановки тоже не помешала бы. Но все это завтра, а сегодня он еще в поезде.

Поезд. Вроде бы обычный, но Макса смущало то, что людей было очень мало. По всей логике, вагоны должны быть забиты битком, ведь конец сезона отпусков, и люди должны возвращаться домой. А его вагон был практически пуст, в купе он и вовсе оказался один. Даже проходя до вагона-ресторана, он не увидел большого количества людей. «Поезд-призрак», — подумал он и хмыкнул. Пассажиры вели себя как-то странно: замолкали, как только Максим приближался, и смотрели холодно и отстраненно. Единственные, кто разговаривали с ним, — это проводники.

Но Максим списывал все на себя. Он был заёбан и выглядел так же. Последние годы его преследовало чувство собственной нереализованности — ощущение, что он зря прожил свою жизнь. И, в целом, это было правдой. Макс пытался бежать, бежать от самого себя, от комплекса неполноценности что-ли. В попытках забыть и оставить прошлое позади он покинул город, а на новом месте ушел служить в МЧС, решив, что хоть там сможет принести пользу, перестанет чувствовать себя никем. За свои тридцать с небольшим лет Макс прошел многое — от спорта до увлечений веществами, от жизнерадостности до попыток уйти из жизни, от безграничной любви до болезненного предательства. Каждое событие оставляло отпечаток как на его лице, так и на внутреннем равновесии. Максим искренно стремился быть хорошим человеком, но все его усилия в итоге приводили лишь к тому, что он делал плохо как себе, так и окружающим.

И вот он, совершенно опустошенный, уставший и подавленный жизнью, едет туда, откуда когда-то бежал в попытках начать все с нуля. Но от чего он бежал? Макс уже и не помнил, точнее, не припоминал никаких конкретных событий или лиц — только общие воспоминания. Там было неуютно, и там его давно не стало бы. А по какой причине он возвращается? Какая-то сраная бумажка заставила его сделать это? Нет, дело было не только в любопытстве, но в чем? Макс сам пока не знал, но очень хотел разобраться.

Все это, видимо, отражалось на его лице, и отталкивало людей в поезде от общения с ним.

До нужной остановки было еще много времени. Максим отвлекся от своих размышлений, вытянулся на полке и решил немного вздремнуть, если, конечно, получится.

2

Максим проснулся от собственного крика. Дверь в купе была открыта, и в проеме стоял проводник.

— Через полчаса ваша станция. Собирайтесь, — сказал он совершенно безразличным голосом. Его, видимо, нисколько не смутило то, что человек кричит во сне.

— Да-да, спасибо, — ответил Макс, поморщившись. Боль в затылке снова запульсировала уколами прямо в мозг.

Вообще эта боль стала его постоянным спутником после ранения: на одном из пожаров взорвался газовый баллон. ШКПС конечно, в целом голову защитил, но кинетика и мелкие осколки того что осталось от баллона вперемешку с гвоздиками и металлическими частями от кухонного гарнитура смогли пробиться через шлем и здорово встряхнули его голову. — Повезло, что живой остался и не ссусь под себя, — подумал Макс. Но теперь раз в полгода ему нужно ходить на капельницы, иначе симптомы акубаротравмы возвращаются. А тогда Максу становится плохо: частично пропадает слух, появляется заикание, тремор и прочие прелести — типа адских головных болей. А сейчас лишь легкая боль в затылке, и то специалисты говорят, что это больше психосоматика, чем боль от ранения, плюс постоянный еле слышимый писк в ушах. В общем, жить можно.

Вещей у него было немного — лишь небольшой рюкзак с самым необходимым, поэтому Макс не спеша обул кеды, натянул ветровку и сел ждать остановки.

Интересно, зачем они сняли мне квартиру здесь? Они же писали что-то про возвращение домой, — подумал Макс, — а до города еще километров сорок. Он поправил лямку рюкзака, осмотрелся и заметил, что с поезда он сошел один.

— Очень странно, повымирали что ли все? — усмехнулся он. Вдохнув полной грудью, двинулся в сторону съемной квартиры. Он решил прогуляться — от здания вокзала до нужного дома было не так далеко. Дышалось здесь действительно легко, а значит и идти было проще и приятнее.

— Преобразился, конечно, поселок, — думал Макс, — красивее стал. Еще бы финансирования добавили, и вообще — своя Швейцария. Поселок и правда изменился с последнего посещения Максима. Дома и улицы украсились, исчезла советская серость. Раньше при въезде прямо охватывало какое-то тоска, атмосфера была такой, будто ты переместился в годы эдак в восьмидесятые, только машины на дорогах были современными.

Туристы из разных уголков планеты приезжали сюда — не толпами, конечно, но в достаточном количестве. И если честно, было зачем. Представьте: много километров лесотундры, горы Полярного Урала, чистейшая вода и воздух, великолепная природа. Максима прямо-таки накрыло волнами приятных воспоминаний, разбуженных этим местом. Походы в горы, рыбалка, тихая охота. Так в раздумьях и воспоминаниях он и не заметил, как дошел до нужного ему дома — ноги сами привели его куда нужно. Квартал Северный. Тут когда-то жил его хороший товарищ. Интересно, он все еще здесь? Нужно будет узнать, как немного обустроюсь, — подумал Макс. Он вошел в квартиру — довольно уютную, кстати. Снял обувь и верхнюю одежду, взяв дорожную сумку, не осматриваясь, пошел в душ. Все-таки двое суток в пути — неплохо было бы смыть с себя дорожную грязь и усталость. После банных процедур, чистый и даже немного повеселевший, Макс решил осмотреть квартирку. Это была довольно уютная двушка на третьем этаже пятиэтажного дома: небольшая кухня, раздельный санузел. В спальне с выходом на лоджию стояла отличная двуспальная кровать. В гостиной — удобный диван и хороший телевизор.

— All inclusive, — хохотнул Максим и пошел на кухню проверять холодильник. — Может, и жратвы завезли, — спросил Макс сам у себя. Есть с дороги действительно очень хотелось.

На дверце холодильника был прикреплен такой же конверт, как у него уже был. Та же бумага, тот же сургуч; не было только данных Макса, что было вполне логично — письмо ведь дожидалось его тут, а не отправлялось по почте. Он сорвал письмо с холодильника, разломал печать и принялся за чтение.

«Добрый день, Максим Олегович! Раз вы читаете это письмо, значит, вы приняли верное решение, чему мы искренне рады. Вас, наверное, интересует, почему мы сняли квартиру для вас именно здесь? Это место будет своего рода отправной точкой в вашем ретрите, если можно так выразиться. Мы знаем, что вы любите это место; самые приятные воспоминания из родных мест связаны у вас именно с этим поселком, что должно помочь нам привести вас к... балансу. Дома вы, конечно же, тоже побываете, всему свое время, Максим Олегович, наслаждайтесь природой.

P.S. Ваши друзья с нетерпением ждут встречи с вами.»

— Еще больше мути нагнали, — заворчал Максим. — Обещали ответы, а ответов ни хрена. Какие, блять, ретриты? Друзья? Вообще не понимаю, может, на социальный эксперимент намотался? Или розыгрыш? Но кому бы пришло в голову так тратиться ради него?

Писк в голове усилился настолько, что Макс выронил письмо и закрыл ладонями уши, а ноги его подкосились. Все закончилось так же быстро, как и началось. Противное «пиииииии» стихло и ушло на привычный фон.

— Надо пройтись до аптеки, — подумал Макс, встал и потянулся к холодильнику.

Пообедав и собравшись выйти прогуляться до аптеки, Максим вспомнил, что на въезде в поселок, недалеко от стелы, был родник, и решил пройтись и туда — на свежем воздухе ведь думается проще.

Аптека, расположенная около дома, оказалась закрыта, как и продуктовый магазинчик. Макс направился к роднику и удивлялся тому, как пусто на улицах; машины не шуршали колесами по асфальту, не суетились люди спеша по своим делам. Даже самосвалы не носились, а это было совсем уж странно — ведь тут добывают хромит, и работа у водителей грузовиков кипит всегда. А сейчас, будто бы все спрятались к его приезду. Очень и очень это странно — думал он, — так не бывает. Очередной, блин, вопрос без ответа. Макс со всей силы пнул камешек, лежавший у него на пути.

«Харп. Северное сияние» — гласила надпись на стеле. Максим дошел, еще немного, и он будет у родника. Сама стела была довольно красивой: серый монумент с очертанием гор, что-то похожее на витражную мозайку, и красивая снежинка у названия поселка. А в темное время суток стела преображалась. Мозаика светилась разными цветами: желтым, зеленым, синим, фиолетовым. Напоминало северное сияние. Буквы и снежинка так же ярко светились. Но, если честно, он не совсем понимал, зачем на стеле пишут именно так: «Харп. Северное сияние», да и станция называется так же. Ведь слово «Харп» итак переводится как «северное сияние». Для коренных, знающих русский язык, вообще получается тавтология — подумал Максим и улыбнулся.

Была еще и городская легенда, связанная с этим названием: мол, если прочитать «Харп» наоборот, получится «ПРАХ», ведь поселок когда-то был частью знаменитой 501 стройки, или как ее еще называют, «дорога смерти», и по рассказам на этом проекте полегло очень много заключенных. Вот мол и получается, что поселок стоит на прахе людей, строивших мертвую дорогу.

Максим побродил у родника, поразмыслил о происходящем и, так не найдя вразумительных ответов, даже внятных домыслов, решил не забивать себе голову. Все равно все встанет на свои места. Он побрел домой. Поездка в поезде и прогулка очень его утомили, и он решил, что по приходу сразу ляжет отоспаться.

3

— Макфим! — щепеляво звал Макса мальчишеский голосок. — Макфим, плиходи ко мне поиглать. И Макс шел на зов. Шел в абсолютной темноте. А голос продолжал: — Макфим, мы ведь длуфья, почему ты не плиходишь, Макфим?

Макс продирался через какие-то кусты; ветки хлестали его по лицу, но он шел, не зная зачем, но зная, что дойти нужно. Ему казалось, что это важно. И вот, продравшись через очередной кустарник, Макс вывалился на полянку, в центре которой стоял могильный крест. На нем не было ни фото, ни имени того, кто под ним захоронен. Сбоку от могилки сидел ссутулившийся над столиком спиной к Максу ребенок. Он плакал и звал Максима.

Макс сделал несколько аккуратных шагов, положил руку на плечо малышу и сказал:

— Я здесь, малыш, не плачь. Что ты здесь...

— Ты плишел! — закричал мальчик, не давая Максу закончить фразу. Ребенок выпрямил спину и начал поворачиваться к Максу. — Макфим, давай иглать!

Мальчик полностью повернулся на самодельной лавочке, и у него не было головы! На ее месте была какая-то кроваво-костяная каша. Макс завопил.

— Помоги мне найти мой мячик, Максим! — уже совсем не детским голосом полукричал полурычал ребенок.

Макс открыл глаза. Он еще кричал, не понимая, где находится. Вокруг была темнота, укрывавшая его, как плотное одеяло, и только звуки его собственного дыхания нарушали тишину. Сердце колотилось, как молоточек в руках расстроенного мастера, а разум метался в поисках ответа на то, что только что случилось.

— Какого хуя? — закричал он, судорожно протирая глаза. Когда темнота перед глазами немного прояснилась, он осознал, что находится не в своей квартире, не в своей комнате. Если точнее - он был в СВОЕЙ комнате — той самой, где прошло его детство. Но как? Макс подскочил на кровати, судорожно вертя головой в разные стороны. Это точно была его детская.

Скрипучая деревянная кровать, старый лакированный советский шкаф, забитый книгами, — всё было на месте. Те самые кремовые обои с рисунками слонят, играющих в кубики и мячик, плотные золотистые шторы на окнах, желтый линолеум с ромбовидным узором, алюминиевый карниз, на котором держались шторы, и деревянная дверь, выкрашенная в белый цвет. Это была та самая комната. Но как? Как это возможно? Этот дом давным-давно снесли, признав аварийным. Макс подскочил к окну и, рванув шторы с такой силой, что вырвал карниз, который упав стукнул его по голове. В затылок будто вонзили раскалённый кол, в ушах запищало так сильно, что, если бы этот звук был реальным, он расколол бы окно. Максим даже не поморщился — настолько он был взбудоражен происходящим.

Как и тысячу раз в детстве, он снова увидел картину: прямо под окном яма, намытая водой из системы отопления. Воздух сбрасывался только в его комнате, и мама часто, готовясь к отопительному сезону, сливала воду через его окно. Потом шла дорога, выложенная бетонными плитами, а сразу за ней, немного правее, были соседские грядки, ограждённые сеткой-рабицей. Прямо напротив его окна, в метрах ста, стояла котельная. Было лето.

— Блять, блять, блять, блять, блять! — запаниковал Макс. — Я сплю, сплю. Это всего лишь сон. Сейчас я выйду из комнаты и проснусь!

Макс развернулся и пулей рванул к двери. С грохотом выбив её, он вывалился в проходную комнату, на всей скорости влетев в старенький холодильник «Бирюса» и ошарашенно замер.

Он стоял посреди проходной, которую когда-то гордо именовали «гостиной», хотя для гостей там ничего не было. Там вообще ничего не было. Только холодильник напротив двери в его комнату, слева от которого стоял ещё один древний шкаф, который держался только благодаря чуду, и окно, заставленное цветами. Мама любила цветы.

Макс не проснулся. Он влепил себе пару оплеух и всё равно стоял посреди комнаты дома, которого нет.

— Что за блядство? — Макс уже приходил в себя. Служба в спасателях всё-таки научила его действовать во время форс-мажора. — Я не сплю, но и тут быть я не могу. Что-ж будем посмотреть... — Макс заговорил фразочками своего начкара. Картина происходящего всё ещё плохо поддавалась объяснению. Он не спит, но стоит посреди уже несуществующей квартиры из своего давно позабытого детства. Судя по обстановке, это 90-е. Потому что в начале двухтысячных они сделали ремонт! — Это что, блять, путешествия во времени? — крикнул Макс, входя в «зал».

Слева от входа начиналась «библиотека». На самом деле это были три старых шкафа, забитых различным чтивом — от дешевых детективчиков до школьных энциклопедий. Да, его мама любила читать и привила эту любовь ему, но вкуса у неё не было: читалось абсолютно всё. Напротив входа — огромное окно, тоже заставленное цветами. Под окном стоял сложенный стол-книжка, на котором стоял пустой аквариум. — Тут у нас жили черепашки Кеша и Ксюша, — вспомнил Макс. Чуть правее находилась тумба с цветным отечественным телевизором «Рубин» и подключенной к нему приставкой «Сюбор». Напротив телевизора стоял немного покосившийся столик. За ним мама любила смотреть «ящик», курить и гонять чаи. Справа от входа стоял сложенный диван-книжка, а чуть ближе к «кофейному» столику — ещё один такой же, разложенный, где отдыхала мама.

Ну и, конечно же, два красных ковра на стенах, закрывающих целый угол.

На кофейном столике виднелся тетрадный лист. Максим подошел и взял записку в руки:

«Максим, я ушла на работу. Звонил Никитка, звал тебя гулять. Не ходи голодным. Мама» — было написано красивым маминым почерком. Где-то в ногах раздалось радостное «мяу», и что-то нежно ткнулось Максу в ногу. Он опустил взгляд и увидел Синди — красивую сиамскую кошечку. Она была серой с черным хвостом и мордочкой, а на лапках у неё были белые «перчатки». Макс сел на колени, взял кошку на руки и заплакал. Он и забыл, как любил эту кошку, и как Синди любила его. Она всегда лежала рядом в постели, когда Макс болел, котилась в его ногах, ловила мышек и приносила их только ему. Горячие слезы стекали по лицу и капали на мягкую серую шерстку.

— Синди, Синди, девочка, привет, — повторял Макс. Он вспомнил, как однажды ушел гулять и не закрыл окно. Кошечка выпрыгнула во двор, решив прогуляться, но так и не вернулась домой. Позже Максим с друзьями нашел её трупик под домом — бродячие собаки загнали её туда и там порвали.

— Синди, прости меня, девочка, прости, — шептал Макс, не в силах остановить слезы. — Я не хотел, прости.

Кошка подняла мордочку и, посмотрев своими умными голубыми глазами прямо в глаза Максу, шершавый язычок аккуратно коснулся его щеки. Кошечка собрала слезы, лизнула Макса в кончик носа и спрыгнула из его рук. Направившись к окну, она запрыгнула на форточку, громко мяукнула и, как бы кивнула Максу, указывая на то, что и ему нужно идти, выпрыгнула наружу. А Макс всё еще сидел на коленях, но ему стало гораздо легче. Он знал, что Синди не держит обиды и всё так же его любит.

4

Макс вышел из подъезда. Всё было как в его детстве: широкое деревянное крыльцо, соседская «буханка» стояла под окнами. Макс улыбался, осматривая свой двор, понимая, что всё это не может быть реальным. Но солнце грело его, легкий ветерок обдувал лицо, насекомые летали туда-сюда. Всё казалось вполне осязаемым и настоящим.

— Мяу! — снова раздалось у ног. Максим посмотрел вниз и вновь увидел свою кошку. Он наклонился, чтобы погладить её.

— Мяу! — повторила Синди, будто требуя от него чего-то, и вдруг отбежала вперед, едва дав Максиму коснуться себя пальцами.

— Ты хочешь, чтобы я шел за тобой? — спросил Максим.

— Мяу! — категорично повторила кошка и побежала. Максим двинулся следом.

Они прошли мимо соседнего дома, развалившейся деревянной площадки для игры в баскетбол, футбольной коробки и школы, в которой учился Максим — её тоже уже быть не должно, её снесли в 2010 году. Миновали двухэтажный дом, где когда-то в будущем жил его лучший друг. Наверное, точнее было бы сказать, что это был бывший лучший друг. Они прекратили общение, когда Макс переехал. Он решил начать всю жизнь с чистого листа. Ха! На четвертом десятке лет! Они вышли к автобусной остановке. Синди повернула налево, Максим пошёл следом. Подойдя к месту, где дорога делала поворот к железнодорожному переезду, Синди остановилась, села на тротуар и направила взгляд через дорогу. Максим посмотрел туда же. Два двухэтажных дома стояли друг напротив друга. Максим вспомнил, что в левом доме на втором этаже жил его одноклассник. Но зачем они пришли туда? Чего ждут?

Синди снова мяукнула и вытянула мордочку в сторону того дома, который стоял слева, будто показывая своим видом: «Сейчас, сейчас, Максим, смотри», — и он посмотрел.

Из дальнего подъезда выскочил мальчишка лет пяти-шести. В руках он держал похожий на разноцветный арбуз мячик. Мальчишка бросил его на землю, пнул и с хохотом побежал за ним. Он бегал по двору, догоняя мячик и весело смеясь. Он был один, но ему не было скучно; так искренне веселиться и радоваться мелочам умеют только дети, которые не ждут ничего от будущего и не видят ничего страшного в настоящем. Мальчишка остановился, едва заметив Макса на той стороне дороги, поднял мяч и подбежал к обочине.

— Макфим! — радостно защебетал он. — Пойдём на поле! — полем они называли ту самую коробку, в которой подростки гоняли мяч. Макса прошиб холодный пот. Это был тот самый мальчишка из его сна! Одет иначе, но это он. Это его голос звал Макса во сне. Он сделал шаг назад, намереваясь бежать прочь. Но ноги его словно приросли к тротуару. Всё это не поддавалось никаким объяснениям. Максим видел много разного, плохого, конечно, больше, но всё, в отличие от нынешней ситуации, поддавалось логике. Может, он снова обдолбался? Сорвался спустя столько лет и видит приход?

— Дерфы пас! — раздался весёлый голосок. Мальчишка пнул мячик через дорогу и сам побежал следом. Дорога была пуста. В самых тёмных уголках памяти Макса началось шевеление. Он хотел закричать, остановить мальчишку, но оцепенение сковало его горло.

— Стой! — еле слышно прохрипел Макс. В голове снова раздалось мерзкое «пииииии», практически на частоте ультразвука.

Мячик уже пересек середину дороги и весело подпрыгивал, приближаясь к Максу. Мальчишка, его звали Никита, был уже на середине дороги. Вдруг он споткнулся и упал, а из-за поворота вылетел грузовик. Звук гудка, тормозов и мерзкий мясной хлюпающий треск. Мячик допрыгал и ударился о ноги Макса. Воспоминания прошибли его разрядом. Сердце остановилось, как показалось Максу, на несколько минут. Терентьев Никита, его друг детства, немного младше самого Максима. 98-й год, 5 июля — Максиму было 6, а Никите 5. В тот день они договорились попинать мяч в коробке; далеко гулять они не могли, поэтому шлялись по школьной округе, что было совсем рядом с их домами. Макс пошёл навстречу Никите, крикнул ему, попросив пас, и, сказав что-то типа «кто последний — тот какашка», побежал к школе, не дождавшись, пока Никита перейдёт дорогу. В тот день Никиты не стало — он упал на дороге, а грузовик, из числа тех, что часто носились по этой улице, наехал ему прямо на голову.

Это был страшный удар для Макса; он истерил несколько дней. Все вокруг говорили, что он не виноват. Но он винил себя. Если бы не его догонялки, Никита был бы жив, а водитель оставался бы на свободе. Конечно, со временем, то ли сработала какая-то защита, то ли детский мозг так устроен, Макс стал забывать этот несчастный случай, а ближе к подростковому возрасту этот эпизод и вовсе выветрился из памяти, оставшись лишь где-то глубоко в подкорках мозга.

Сейчас, снова пережив это, в нём снова что-то сломалось. Макс просто стоял, его рвало. Рвало от вида растекающейся крови по асфальту, от криков водителя, который говорил, что ничего не видел, от звуков, когда ботинки, похрустывая, крошили разлетевшиеся осколки детского черепа. И от снова нахлынувшего чувства вины. Это было всепоглощающее чувство — Макс сейчас хотел умереть, оказаться на месте своего друга, весёлого и беззаботного ещё несколько минут назад. Макс понимал, что это то, что сделало его таким, какой он есть: слабовольным, никчёмным наркоманом, ведь бывших торчков не бывает. В тот день по его вине пострадало множество людей. Погиб его друг, тётя Люда, мама Никиты с трудом перенесёт этот удар, водитель сядет за непредумышленное убийство, семья водителя лишится кормильца на многие годы. А он продолжит жить. Макс вытер лицо, сплюнул себе под ноги и вышел на дорогу. Он подошёл к машине, наклонился к телу, точнее к тому, что от него осталось, и прошептал: «Прости, друг, мне правда очень жаль. Я бы легко поменялся с тобой, но увы. Прости, Никитос». А потом, посмотрев на водителя, сказал: «И ты прости меня, мужик».

— Где я? — мой голос был хриплым, будто я долго молчал. Я провел рукой по горлу, ощущая непривычную сухость.

— Дома, конечно, — она поставила поднос на тумбочку, фарфоровые чашки тихо звякнули. Ее прохладная ладонь легла на мой лоб. — Температуры нет. Как себя чувствуешь?

— Дома? — я огляделся, заметив теперь книжные полки вдоль стен, заполненные томами в красивых переплетах, картину с морским пейзажем напротив кровати. — Это не мой дом.

Аня опустилась на край кровати, матрас слегка прогнулся под ее весом. Она смотрела с беспокойством, прикусив нижнюю губу — жест, который я помнил еще с первых дней нашего знакомства:

— Серёж, мы живём здесь уже второй год. С тех пор, как купили эту квартиру. Ты снова всё забыл?

В комнате стало нечем дышать. Это не моя реальность. Здесь мы с Аней не развелись? Или развелись, но снова сошлись? Я заметил на ее безымянном пальце обручальное кольцо — то самое, которое выбирал когда-то.

— Прости, я… немного дезориентирован, — осторожно произнёс я, сглотнув ком в горле. Пот выступил на висках, и я вытер его тыльной стороной ладони. — Что со мной случилось?

— Ты потерял сознание на работе вчера. Всë это переутомление и скачок давления. Тебе нужен постельный режим на пару дней, — она протянула мне таблетки, подвинув стакан воды ближе. — Вот, прими эти. Они должны помочь.

Я посмотрел на лекарства. Белые круглые пилюли лежали на ладони Ани. Тот же препарат от давления, с которого всё началось. Пальцы задрожали, когда я отвел ее руку.

— Не хочу пока, — я отодвинул стакан, капля воды скатилась по стеклу на полированную поверхность тумбочки. — Аня… мы с тобой не разводились?

Она замерла, удивлённо приподнимая брови, морщинка пролегла между ними:

— О чём ты говоришь? Конечно нет.

— А авария три года назад? Была авария? — я подался вперед, вглядываясь в ее лицо.

— Серёж, ты начинаешь меня пугать, — она машинально поправила выбившуюся прядь волос. — Не было никакой аварии. Ты упал в обморок на работе, только и всего.

Я кивнул, делая вид, что просто путаюсь. Но внутри росла паника, острая и удушающая. Я в параллельной реальности. В мире, где мы с Аней всё ещё вместе. Где, возможно, не было ни аварии, ни комы. Через окно был виден заснеженный двор, деревья, покрытые белой пеленой. Начало февраля — та же пора, что и в моем мире.

— Извини, приснилось что-то… — я выдавил улыбку, чувствуя как напрягаются мышцы лица. — Очень реалистичный кошмар.

Она успокоилась, погладила меня по руке, ее пальцы были теплыми и знакомыми:

— Тебе нужно отдохнуть. Я отпросилась с работы, побуду с тобой сегодня.

День прошел в странном оцепенении. Я действовал осторожно, стараясь не выдать своё незнание этой реальности. Собирал информацию по крупицам из разговоров с Аней, осматривая квартиру, когда она не видела — прикрывался походами в туалет, изучал содержимое шкафов, выдвигал ящики.

Здесь я работал на том же заводе. Но мы с Аней не только не развелись — мы, казалось, счастливы. На полках были фотографии с отпусков, которых я не помнил. Мы были на море, в горах, в каких-то европейских городах — на фоне Эйфелевой башни мы обнимались, улыбаясь в камеру. В спальне стояла детская кроватка из светлого дерева — Аня была на пятом месяце беременности, я заметил, как она поглаживает живот, когда думает, что я не вижу. У меня скоро должен был быть сын. В моей реальности мы так и не решились завести детей…

Я нашел свой телефон — такой же, как мой, но с другими фотографиями, контактами, историей сообщений. Тайком просматривал их, пока Аня готовила обед на кухне, звон посуды доносился до спальни. Я пытался реконструировать свою жизнь здесь. Переписки с друзьями, коллегами, родственниками. Всё почти так же, но всё же иначе. Словно кто-то взял мою жизнь и слегка подкрутил настройки, сделав ее… лучше?

Вечером мы смотрели телевизор, сидя на мягком диване в гостиной. За окном кружился легкий снег, оседая на карнизах. Те же новости, что я помнил, те же проблемы в стране и мире. Но ведущий был другой — женщина с каштановыми волосами вместо седовласого мужчины. И заставка программы слегка отличалась — другие цвета, другой шрифт.

— Ты какой-то задумчивый сегодня, — заметила Аня, прижимаясь ко мне. От нее пахло ванилью и чем-то домашним. — О чём думаешь?

— О нас, — ответил честно, обнимая ее за плечи. Ткань халата была мягкой под моими пальцами. — О том, как мне повезло.

Она улыбнулась, мелкие морщинки собрались в уголках глаз, и поцеловала меня в щёку. И в этот момент я почувствовал лёгкое колебание реальности. Почти незаметное, но я уже знал эти признаки слишком хорошо. Воздух словно загустел, цвета стали ярче, звуки приглушились. Сбой начинался.

Мир вокруг застыл. Аня замерла с полуулыбкой, рука на моем плече не двигалась. Экран телевизора превратился в неподвижную картинку. А затем всё начало дрожать и размываться.

— Нет, — прошептал я, голос звучал глухо, будто через вату. — Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас.

Но реальность уже распадалась. Последнее, что я увидел — застывшее лицо Ани, которая никогда не узнает, что я был не её мужем. Не тем, кого она знала. Комната завертелась, как в калейдоскопе, цвета смешались, и наступила темнота.

В этот раз я пришел в себя на скамейке в городском парке. Резкий порыв ледяного ветра ударил в лицо, заставив судорожно вздохнуть. Мороз немедленно обжег легкие. Снег скрипел под ногами редких прохожих, воздух был кристально чистым, с каждым выдохом изо рта вырывалось белое облачко пара. Февральский холод пронизывал даже сквозь куртку. Я не сразу понял, что куртка на мне — не моя. Тёмно-синяя, с капюшоном и меховой оторочкой, она выглядела новой и дорогой. Руки были в перчатках из мягкой кожи, которых я никогда не покупал.

Достал телефон из кармана — пальцы были неловкими от холода. Модель новее моей, с треснувшим защитным стеклом, через которое паутиной расходились мелкие трещинки. Разблокировав экран отпечатком пальца (значит, в этой реальности мои отпечатки были те же), увидел дату — то же число, тот же год. Но время — раннее утро, около семи.

Я снова был в другом мире. И уже не дома, а где-то в городе. Вокруг простирался заснеженный парк, деревья стояли, укрытые снежными шапками, скамейки были припорошены свежим снегом. Почему я оказался здесь, на морозе? Что делал здесь этот я?

Пролистал контакты, подняв воротник куртки, чтобы защититься от ветра. Анин номер был, но не отмечен никак особенно — просто «Анна» без сердечек или других значков. Мы не были вместе? Осторожно набрал сообщение замерзшими пальцами: «Доброе утро. Как дела?»

Ответ пришел через несколько минут, я все это время сидел, втянув голову в плечи, наблюдая за дворником, который расчищал дорожки от снега, метла шуршала по асфальту: «Нормально. А ты чего в такую рань и по какому поводу?»

Судя по тону, мы общались, но не близко. Бывшие, сохранившие приличные отношения? Друзья? Коллеги? Короткий, сдержанный ответ без обычных для влюбленных эмоций.

Я решил действовать по обстановке. Встав со скамейки, я отряхнул снег с брюк. В бумажнике обнаружил водительские права с моей фотографией и адресом — улица та же, что и в моём мире, но дом другой. И фамилия моя… тоже другая?

Карпов. Сергей Карпов. В моей реальности я был Сергей Коршунов.

От этого открытия стало не по себе, холод пробрал сильнее, чем от мороза. Значит, различия между мирами могли быть куда глубже, чем я думал. Не просто разные жизненные обстоятельства, а разные личности?

Добрался до указанного в правах адреса, втиснувшись в переполненный автобус. Люди стояли плотно, от их одежды пахло мокрой шерстью и зимой. Пятиэтажка на окраине, серая и неприметная, с обледенелыми ступенями перед подъездом. У подъезда притормозил, поскользнувшись на наледи — не знал, на каком этаже моя квартира, не знал номера. В кармане нашел ключи с брелоком, на котором было выбито «Кв. 17».

В квартире было пыльно и пусто, словно я давно здесь не появлялся. Батареи едва теплились, изо рта вырывался пар. Однокомнатная, тесная, с минимумом мебели. Старый диван с протертой обивкой, колченогий стол, шкаф с облупившейся краской. На столе — стопка счетов, квитанций, покрытых тонким слоем пыли. На холодильнике магнитом была прикреплена фотография — я с какой-то светловолосой женщиной, не Аней. Оба улыбались, стоя на фоне офисного здания. Женщина держала меня под руку, ее волосы трепал ветер.

Кто она? Моя девушка в этой реальности? Жена? Я вгляделся в ее лицо — миловидное, с ямочками на щеках.

Включил ноутбук, стоящий на столе, смахнув с клавиатуры пыль. В истории браузера — сайты по ремонту автомобилей, несколько форумов, социальные сети. В документах — папка «Работа» с какими-то чертежами, схемами, техническими характеристиками.

Я не на заводе работал? Открыл социальные сети, искал информацию о себе, щелкая замерзшими пальцами по клавишам. И вот оно: «Сергей Карпов, инженер-проектировщик в 'АвтоТехПроект'». Фотография с корпоратива, я в деловом костюме, с бокалом в руке, воротник рубашки немного помят. Рядом была та же светловолосая женщина, в элегантном черном платье, подчеркивающем фигуру. Подпись: «С любимой коллегой Светой».

Так. Я здесь был инженер, не оператор станка. У меня была другая фамилия, другая работа, возможно, другие отношения. И, кажется, я должен был быть на этой работе прямо сейчас. На часах было уже почти девять, за окном полностью рассвело, солнце отражалось от снега, делая его ослепительно белым.

Пропустил работу, целый день провел, изучая эту версию себя. Сидел в кафе с ноутбуком, просматривая всё, что можно было найти о Сергее Карпове. Вокруг люди пили кофе, разговаривали, снег таял на их шапках и пальто. Фотографии, записи, переписки. Старался восстановить биографию, понять, кто я здесь.

Оказалось, я родился в другом городе. Мои родители — не те люди, которых я помнил. Учился в техническом университете, а не в колледже. Никогда не был женат. Со Светой встречался около года, но жили раздельно. На фотографиях мы были то в кино, то в ресторане, то на природе — она неизменно с широкой улыбкой, я сдержаннее, но выглядел довольным.

Аня… Аня здесь тоже была врач, но мы знакомы поверхностно. Она лечила мою мать (которая была жива в этой реальности, в отличие от моей) после инсульта. С тех пор иногда общались — несколько фотографий в соцсетях, пара совместных встреч с общими знакомыми.

Головокружительное чувство — узнавать о жизни, которую прожил кто-то другой, кто выглядел как я, носил моё имя (хоть и с другой фамилией), но по сути — совершенно другой человек. Я вглядывался в свое лицо на фотографиях, пытаясь уловить разницу, но нет — те же глаза, тот же нос и морщинки в уголках глаз.

Вечером позвонила Света. Спрашивала, почему я не пришел на работу, не отвечал на сообщения. Обещал зайти домой и сразу на работу, когда утром вместе выходили из еë квартиры. Голос был взволнованный, заботливый, с легкой хрипотцой.

— Прости... стал плохо чувствовать себя утром, — я импровизировал, глядя на падающий за окном снег. — Голова раскалывалась, решил отлежаться.

— Ты к врачу сходил? — в ее голосе слышалась искренняя тревога.

— Нет, само прошло. Завтра буду на работе, — я выглянул в окно — на улице уже стемнело, в свете фонарей кружились снежинки.

Она предложила приехать, приготовить ужин, побыть со мной. Я отказался, ссылаясь на усталость и желание выспаться. Не был готов встречаться с женщиной, которую, по сути, и не знал. Хотя ее голос, теплый и заботливый, вызывал странное чувство тоски.

Ночь провел в пустой квартире, прислушиваясь к каждому звуку, ожидая нового сбоя. Батареи тихо гудели, за окном иногда проезжали машины, их фары на мгновение освещали потолок. Но реальность держалась. Я застрял здесь? Надолго? Навсегда?

И что будет с настоящим Сергеем Карповым, когда (если) я вернусь в свой мир? Вернется ли он сюда? Или он сейчас блуждает по другим реальностям, как и я? Я представил, как он просыпается в моем теле, в моей квартире, и не понимает, что происходит. Шевельнулось чувство вины — я забрал чью-то жизнь.

Второй день в этой реальности. Решился пойти на работу Сергея Карпова. За ночь выпал свежий снег, укрывший город пушистым одеялом. Компания располагалась в современном офисном здании в центре — стеклянная многоэтажка, сверкающая на солнце — ничего общего с моим заводом на окраине, серым и закопченным. Охранник на входе приветливо кивнул, не требуя пропуск — значит, знал меня в лицо.

В офисе легко нашел своё рабочее место — на двери кабинета была табличка с моим именем. Просторное помещение с большими окнами, сквозь которые открывался вид на заснеженный город. Делил его с двумя коллегами, один из которых — Света. Светлые волосы собраны в высокий хвост, строгий костюм подчеркивал стройную фигуру. Она улыбнулась, когда я вошел, глаза засветились, подошла, поцеловала в щёку. От нее пахло цветочными духами.

— Выглядишь лучше, чем я ожидала, — сказала она, окидывая меня оценивающим взглядом. — Кофе будешь?

День прошел в нервном напряжении. Я пытался понять, чем именно занимался Карпов, какие у него проекты, обязанности. К счастью, на рабочем компьютере всё было систематизировано, и я мог разобраться хотя бы в общих чертах. Схемы, чертежи, технические спецификации — всё, что нужно для проектирования автомобильных деталей.

Коллеги относились дружелюбно, но я замечал странные взгляды. Кто-то хлопнул меня по плечу, проходя мимо, женщина из соседнего отдела задержалась у моего стола дольше, чем требовалось для передачи документов. Видимо, вел себя не совсем как обычно, не отвечал на шутки, которые должен был понимать. Света несколько раз спрашивала, всё ли со мной в порядке, наклоняясь ко мне и понижая голос.

В обед мы пошли в кафе неподалёку, снег хрустел под ногами, воздух был морозным и свежим. Кафе встретило нас теплом и запахом свежей выпечки. Она рассказывала о каком-то совместном проекте, о планах на выходные, о своей сестре, которая скоро должна приехать в гости. Я кивал, стараясь не выдать своего незнания всех этих деталей, размешивая сахар в кофе.

Внезапно, посреди её рассказа, я увидел знакомое лицо. За столиком у окна сидел Михалыч. Мой Михалыч с завода. Его лысина блестела в свете ламп, он сосредоточенно резал бифштекс. Но он меня не узнал — его взгляд скользнул по мне без тени узнавания, вернувшись к тарелке.

— Серёж? — Света тронула меня за руку. — Ты побледнел. Что случилось?

— Ничего, — ответил автоматически, отводя взгляд от Михалыча. — Просто… показалось, что знаю того человека.

— Которого? — она повернулась, осматривая кафе.

— Неважно. Показалось, — я отпил кофе, горячий и крепкий, он немного привел меня в чувство.

К вечеру я начал привыкать к новой роли. Отвечал на электронные письма, обсуждал какие-то технические детали с коллегами, кивал, когда они говорили о проектах, которые я не помнил. Сергей Карпов, оказывается, был хороший специалист, уважаемый в коллективе — я это понял по тому, как к нему обращались, советовались.

После работы Света предложила поехать к ней. Уже стемнело, фонари отбрасывали желтые круги на снег, мороз крепчал. Я снова отказался, ссылаясь на недомогание. Она явно была разочарована, плечи опустились, но не настаивала.

— Позвони, если станет хуже, — сказала она на прощание, поправляя шарф. — Я беспокоюсь о тебе.

Вернулся в пустую квартиру Карпова. Пытался привыкнуть к мысли, что, возможно, застрял здесь надолго. Или навсегда? Придётся ли мне стать Сергеем Карповым, проектировщиком, бойфрендом Светы? Занять его место, его жизнь?

А что будет с моей жизнью? С моим настоящим «я»?

Заснул с этими мыслями, свернувшись под одеялом. И проснулся от знакомого ощущения — реальность снова начала дрожать. Предметы в комнате стали нечеткими, звуки приглушились, воздух загустел.

В этот раз я снова пришел в себя на улице, под снегопадом. Крупные хлопья оседали на лице, тая от тепла кожи. Промокший, замёрзший, я стоял на остановке, которую не сразу узнал — другая часть города, редко здесь бывал. Ноги по щиколотку утопали в снегу, мороз пробирал до костей.

Телефон в кармане был снова мой, привычный. Реальность снова сместилась, и я переместился вместе с ней, как лист, гонимый ветром.

Открыл контакты — номер Ани был на месте. Но когда позвонил, слушая гудки в трубке, незнакомый мужской голос ответил, что я ошибся номером.

Меня внезапно бросило в жар. В этой реальности даже номер Ани не тот? Или она сменила его? Или… ее вообще не существовало?

Вызвал такси, стуча зубами от холода. Поехал домой. То есть, туда, где должен был быть мой дом. Подъехали к знакомой панельной девятиэтажке, серой и неприметной в свете фонарей. Я расплатился и вышел под снег, который усилился, превращаясь в метель.

В подъезде всё было как обычно — те же обшарпанные стены, тот же запах сырости и готовящегося ужина. Поднялся на свой этаж, подошел к двери. Ключи подошли — уже хорошо. Внутри квартира выглядела почти как моя. Почти, но не совсем.

Не было фотографии родителей, которая всегда стояла на комоде. Диван стоял у другой стены, покрытый другим пледом. В шкафу была одежда, которую я не помнил — другие рубашки и брюки. Но вещи явно были мои — подходили по размеру и стилю, который я мог бы выбрать.

В телефонной книге не было ни Ани, ни Михалыча, ни Валерича. Будто я никогда с ними не общался. В списке контактов было много незнакомых имён, каждое вызывало вопрос — кто этот человек?

Открыл социальные сети — аккаунт был мой, но друзей меньше, и они были другие. Лица, которых я не узнавал, имена, которые ничего не говорили. Нашел профиль Ани — не в друзьях. Судя по информации, она работала в другой больнице, не в той, где работала в моей реальности. На фотографиях она выглядела счастливой, с каким-то мужчиной, которого я не знал — высоким брюнетом с аккуратной бородкой.

Мы не были знакомы? Никогда не встречались? Не были женаты? У меня закружилась голова, пришлось сесть, опираясь на спинку стула.

Вдруг заметил уведомление — завтра у меня смена в супермаркете «Глобус». Я работал в супермаркете? Не на заводе? Не в офисе? Что за абсурд?

Просмотрел фотографии на телефоне. Я был с какими-то людьми в форме супермаркета — синие рубашки с логотипом, бейджи. Значит, действительно работал там.

В почте нашел расписание смен на месяц вперёд. Завтра действительно была моя смена, с восьми утра, когда большинство людей еще только просыпаются.

Голова шла кругом. В этой реальности я даже не был тем, кем был в двух предыдущих. Не инженер Карпов, не оператор станка Коршунов. Кассир в супермаркете? Или кто? Я заглянул в шкаф — там действительно висела синяя рубашка с логотипом «Глобус».

Ночью снова не мог заснуть. Лежал, уставившись в потолок, пытаясь осознать происходящее. За окном метель усилилась, ветер выл, швыряя снег в стекла. Реальности, в которые я попадал, всё сильнее отличались от моей. Всё больше расходились с тем, что я знал и помнил. Как круги на воде, расходящиеся все дальше от точки падения камня.

И люди переставали меня узнавать. Словно я стирался из их жизней, становился призраком, блуждающим между мирами, невидимым для тех, кого знал.

Утром, преодолевая апатию, всё же поехал в супермаркет. Метель утихла, оставив после себя сугробы и обледенелые тротуары. Вдруг остановка показалась смутно знакомой. Сердце пропустило удар, когда я понял — это та самая остановка, возле того самого супермаркета, где я видел женщину во время сбоя. Ту, что тоже двигалась, когда все остальные замерли.

Зашел внутрь, стряхивая снег с плеч. «Глобус» — большой сетевой супермаркет, яркие вывески, длинные ряды полок, заполненных товарами. Яркое освещение резало глаза после сумрачного утра. На входе охранник кивнул мне — узнал. Значит, я здесь работал не первый день.

В подсобке нашел расписание, приколотое к доске объявлений. Пробежал глазами список имен. Я был — старший кассир. Сегодня в моей смене было шесть человек, все имена незнакомые, как иностранные слова.

День тянулся медленно. Я старался выполнять обязанности, которых не знал, в месте, где никогда не работал, с людьми, которых никогда не встречал. Научился пробивать товары, вежливо разговаривать с покупателями, отвечать на простые вопросы. Несколько раз ловил на себе странные взгляды коллег, их перешептывания за спиной. Видимо, снова вел себя не так, как должен. Возможно, я был общительнее, разговорчивее? Или, наоборот, более замкнутым?

Во время обеденного перерыва сидел в комнате отдыха, разогревая в микроволновке обед, найденный в холодильнике подсобки, когда вошла она — та самая женщина из сбоя. Седые волосы были собраны в аккуратный пучок, морщинистое лицо с проницательными глазами выглядело усталым, но спокойным. На бейдже было имя — «Валентина, старший продавец».

Она села напротив, достала контейнер с обедом. Наши взгляды встретились, и я увидел в её глазах то же узнавание, что должно было быть и в моих.

— Это вы, — тихо сказала она, склонившись над столом. — Вас я видела тогда, во время… остановки.

У меня перехватило дыхание, ложка застыла на полпути ко рту:

— Вы помните?

— Конечно, — она опустила голос до шёпота, оглянувшись на дверь. — Я думала, мне показалось. Или что я схожу с ума.

— Не показалось, — я покачал головой, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее. — И вы не сумасшедшая.

Мы вышли на улицу, чтобы поговорить без лишних ушей. Холодный воздух обжигал лицо, но мы не замечали этого. Валентина рассказала, что заметила первый «сбой» около месяца назад. Сначала думала, что это было связано с её возрастом, с усталостью. Но потом сбои стали сильнее, заметнее, как помехи в старом телевизоре.

— А потом я увидела вас, — сказала она, стряхивая снег с волос. — В замершем мире вы двигались. Как и я.

— Что с вами случилось до того, как начались сбои? — спросил я, глядя ей прямо в глаза. — Что-нибудь необычное? Может быть… медицинские проблемы?

Она посмотрела удивлённо, брови поползли вверх:

— Откуда вы знаете? У меня был инфаркт полгода назад. Сердце остановилось на несколько минут. Врачи сказали, что я чудом выжила.

Всё сходилось. Клиническая смерть. Как и у меня — авария, кома. Мы оба побывали за гранью.

— Думаю, дело в этом, — сказал я ей, наш пар от дыхания смешивался в морозном воздухе. — Мы оба были на грани смерти. Возможно, даже пересекли эту грань. И теперь… застряли между мирами.

— Между мирами? — она нахмурилась, морщины на лбу стали глубже.

Я рассказал ей свою теорию о параллельных реальностях. О том, что, возможно, мы умерли в своих «родных» мирах, но наше сознание каким-то образом перенеслось в другие версии реальности. И теперь нас бросает из одного мира в другой, как щепки в бурном море.

— И что нам делать? — спросила она после долгого молчания, снег падал на ее седые волосы, но не таял.

— Не знаю. Но, может быть, вместе мы сможем найти способ… стабилизироваться? Остаться в одной реальности? — я сам не верил в свои слова, но нужно было за что-то цепляться.

Мы обменялись номерами телефонов.

— В следующий раз сразу звоните мне, как только очнётесь в новой реальности, — сказал ей, чувствуя впервые за долгое время что-то похожее на надежду. — Возможно, если мы будем рядом во время сбоя, то попадём в одну и ту же версию мира.

Она кивнула, сжимая мою руку своей — морщинистой, но сильной, с выступающими венами:

— Держитесь, Сергей. Мы справимся.

Вечером, вернувшись в квартиру, я позвонил Валентине, чтобы убедиться, что у нас есть связь. Она ответила сразу, голос был спокойный, как у человека, привыкшего к трудностям.

Я заснул с чувством, что теперь я не один. Что есть кто-то ещё, кто понимал, через что я проходил. И что самое важное — я не сумасшедший и не выдумал всё это.

Ночью меня разбудило знакомое ощущение надвигающегося сбоя. Реальность вокруг начала дрожать, размываться, как отражение в воде, когда бросаешь камень. Я схватил телефон, попытался позвонить Валентине, пальцы дрожали, попадая мимо кнопок, но не успел — мир уже распадался, краски текли, звуки искажались.

Я пришел в себя в промозглой подворотне. Снег с дождем хлестал в лицо, мокрые хлопья налипали на одежду, тут же тая. Я промок до нитки, замерзшие пальцы почти не сгибались. Телефон в кармане был снова другой, незнакомый. Проверил контакты — Валентины не было.

Я снова был один. В новой реальности. И не знал, где искать единственного человека, который мог бы понять, единственную нить, связывающую меня с предыдущим миром.

Выбравшись из подворотни, я обнаружил, что нахожусь в знакомом районе. Ветер швырял в лицо мокрый снег, прохожие спешили укрыться, съежившись под зонтами. До моего дома — или того места, где он должен был быть — было около пятнадцати минут пешком.

Я брёл под снегом с дождем, пытаясь осмыслить очередную потерю. Валентина сейчас в какой-то другой реальности? Искала меня так же, как я её? Или её выбросило в её «родной» мир, стабилизировало? Может быть, для нее это все закончилось, а я продолжал блуждать?

Дома, перед которыми я проходил, выглядели знакомо, но что-то было не так. Я присмотрелся внимательнее — они словно новее, чем должны были быть. Свежая краска, отремонтированные фасады, новые крыши. Даже асфальт на тротуарах был ровнее, чем я помнил, без привычных выбоин и трещин.

Я добрался до своего дома и остановился в замешательстве. Здание то же, но выглядело иначе — свежевыкрашенное, с новыми пластиковыми окнами вместо старых деревянных, с ухоженным входом. У подъезда — ухоженные клумбы вместо вытоптанного газона, даже под снегом было видно очертания бордюров.

В этой реальности за домом явно лучше следили. Или… он просто был новее? Я не мог понять, что именно меня смущало, но ощущение неправильности не покидало.

Поднялся на свой этаж. Дверь квартиры выглядела знакомо, но ключи из кармана не подошли. Замок не поддавался, как бы я ни поворачивал ключ. Конечно, не подошли. Это была не моя квартира в этой реальности.

Я спустился вниз, вышел под снег с дождем. Куда теперь? Где я живу в этом мире? И кто я здесь? Одежда промокла насквозь, от холода зубы стучали.

В кармане куртки нашел бумажник, кожаный, с золотым тиснением. В нём были карточки, наличные, водительские права. Моя фотография, моё имя. Адрес… в другом районе города, престижном, где я бывал редко.

Я взял такси, поехал по указанному адресу. В машине было тепло, и я немного отогрелся, глядя на заснеженный город за окном. Это оказалась многоэтажка в новом микрорайоне, которого, насколько я помнил, ещё не было в моей реальности. Современное здание со стеклянным фасадом, охраняемой парковкой и швейцаром у входа.

В квартире всё было незнакомо. Просторная, хорошо обставленная, с дизайнерской мебелью и дорогими аксессуарами. Фотографии на стенах — я с какими-то людьми, которых не узнавал, на фоне экзотических мест, на яхтах, в ресторанах. На столе — ноутбук последней модели, рядом папки с документами в кожаных обложках.

Я проверил их — какие-то бизнес-планы, отчёты, контракты с многозначными суммами. На многих моя подпись, уверенная, размашистая. Неужели я здесь… бизнесмен? Предприниматель? Человек, о котором я когда-то мечтал, но которым так и не стал?

В ванной я посмотрел на своё отражение. То же лицо, но словно моложе, свежее, без той усталости, которую я привык видеть. Волосы аккуратно подстрижены, кожа ухоженная, даже осанка была другой — более уверенной. Я выглядел… успешным.

Телефон зазвонил, заставив вздрогнуть. Номер был незнакомый, но я ответил, проведя пальцем по экрану.

— Серёж, ты где пропадаешь? — мужской голос, немного раздражённый, с нотками нетерпения. — Мы час ждём тебя в ресторане.

— Извини, я… задержался, — ответил осторожно, лихорадочно соображая. — Скоро буду.

— Давай быстрее. Клиенты нервничают, — в голосе слышалось напряжение, в фоне — приглушенные голоса, звон бокалов.

Он сбросил звонок. Я стоял с телефоном в руке, не зная, что делать. Какие клиенты? Какой ресторан? Я даже не знал, как зовут моего собеседника.

В списке недавних сообщений я нашел адрес — ресторан «Метрополь» в центре города. Самый дорогой ресторан, насколько я помнил, с французской кухней и головокружительными ценами.

Я решил не ехать. Не был готов изображать из себя успешного бизнесмена перед незнакомыми людьми, делать вид, что знаю их, помню контракты, о которых они говорят. Вместо этого я продолжил исследовать квартиру, пытаясь понять, кто я в этой реальности. Открывал шкафы, выдвигал ящики, изучал содержимое полок. Дорогие костюмы висели рядами, обувь стояла на специальных полках.

В кабинете я нашел визитки, сложенные в серебряную визитницу. «Сергей Коршунов, генеральный директор ООО 'ТехноСтрой'». Рядом была папка с фотографиями строительных объектов — жилые комплексы, офисные здания, инфраструктурные проекты. Я владелец строительной компании? Я, который всю жизнь работал оператором станка, нажимая одни и те же кнопки?

Голова шла кругом. С каждой новой реальностью я всё меньше узнавал себя, всë меньше понимал, кто я на самом деле. Словно смотрел в зеркало, которое каждый раз показывало другое лицо.

Телефон снова зазвонил. Тот же номер. Я не ответил, смотрел как экран светится, потом гаснет. Через минуту пришло сообщение: «Серёг, ты в порядке? Все разъехались. Перезвони, как сможешь».

Мороз крепчал, ветер усиливался. Устав смотреть в сторону Арска, взглянул в другую, и обомлел. В сотне метров от остановки стоял АВТОБУС, ПАЗик! Я удивился этому, ведь он НЕ ПРОЕЗЖАЛ мимо меня в село Кинер, езды до которой от этого места было семь-восемь минут. Я же стоял здесь уже целых два часа. Я перешёл на другую сторону дороги в предвкушении, что мои ожидания закончились и сейчас уеду. Автобус продолжал стоять на месте. У него ярко горели ФАРЫ, были видны ГАБАРИТНЫЕ ОГНИ, на боку виднелась КРАСНАЯ ПОЛОСА, а в салоне – СИЛУЭТЫ ПАССАЖИРОВ. Постояв немного пошёл к автобусу, подумав, что водитель, чего доброго, не остановится второй раз на этом небольшом отрезке пути. Идти нужно было против ветра. Прикрывая лицо рукой, я двинулся вперёд. Пройдя половину пути, поднял голову и посмотрел на автобус – расстояние осталось неизменным. Я снова пошёл, глядя под ноги и опять посмотрел на автобус – картина не изменилась. Двинулся в третий раз, закрыв лицо от ветра, - и во что-то упёрся…

Автобус исчез. Взору предстал съехавший в кювет ТРАКТОР. Двигатель не работал, тракториста не было. В зловещей тишине одна из фар выхватывала из темноты ночную жуть старого кладбища. На его фоне закопчённый трактор казался каким-то чудовищным монстром…

P.S. До сих пор мне непонятно, что же это было: то ли новогодняя «чертовщина» у ночного кладбища, то ли мираж от долгого ожидания автобуса. А ещё задают вопрос: «Попал ли я на встречу с друзьями?» Попал. Потоптавшись ещё полчаса у остановки, увидел свет фар машины, едущей в сторону Арска. Это был грузовик, который задержался из-за поломки, и теперь, отремонтированный, бойко «шевелил поршнями», чтобы доставить водителя к праздничному столу…

Ему отказывали. Ссылались на закон о защите данных, на сложность идентификации запрашиваемого, на необходимость запроса из официальных государственных институтов России.

Он не сдавался. Это была его одержимость, его «Черная Топь». Он чувствовал, что там, в берлинских подвалах, лежит вторая половина его существа, вторая половина правды. Он уже почти не спал. Работа в московском архиве стала невыносимой. Он видел этих людей - коллег, чиновников и думал: «Вы не знаете. Вы живете в плоском мире, а я видел трещину в нем и я доберусь до сути».

Прорыв случился неожиданно. Помог случай. Пожилой немецкий историк, гость его института, заинтересовался тематикой «нестандартных потерь». Иван, сжав зубы, изложил ему свою теорию - сухо, академично, без упоминания когтей и зубов, лишь с отсылками к архивным номерам и аномалиям в отчетах. Немец, человек с глазами цвета стали и лицом, изрезанным морщинами, как картой былых сражений, выслушал молча. Потом сказал всего одну фразу: «Я знаю человека в Берлине, я напишу».

Через две недели пришло письмо. Не электронное - настоящее, на плотной гербовой бумаге, с печатью Bundesarchiv. Приглашение. Допуск. Список необходимых документов. Иван держал его в руках и не верил. Но это была еще не победа, это была дополнительный шанс.

Берлин встретил его серым небом и стерильным порядком. Архив был не похож на московский, здесь не пахло тлением, здесь пахло кондиционированным воздухом и пластиком от оргтехники. Все было чисто, функционально и бездушно. Его пропустили в отдельный кабинет. Белые перчатки. Стол и синяя, толстая папка с зловещей готической надписью: Geheime Reichssache // Sonderarchiv „W“ / Akte W-Wald/Geist 43.

Он открыл ее и его московские находки померкли. Немецкая педантичность в документировании ужаса была доведена до абсолюта. Здесь были не просто отчеты, здесь был анализ. Фотографии не смазанные, как у НКВД, а четкие, шокирующие своей откровенностью. Крупные планы ран, следов когтей на броне, отпечатков лап, схемы расположения тел, химические анализы образцов «биологического материала» с места происшествия.

Он читал, и кровь стыла в жилах. Это было уже не отстраненное изучение, это было погружение в ад, сконструированное холодным, технологичным умом. Он увидел не просто факты, он увидел попытку понять, попытку системы осмыслить то, что не поддавалось осмыслению.

Именно здесь он впервые наткнулся на упоминание спецкоманды «Йотун». Команда, созданная личным приказом Гиммлера, не для зачистки, а для поимки или уничтожения «биологической единицы». Состав: эсэсовцы, ученые из «Аненербе», звероловы. Вооружение: от пулеметов до усыпляющих стрел и сетей под высоким напряжением. Читая список, Иван с горькой иронией думал о своем собственном предполагаемом походе в Большой Бор. История повторялась. Человек снова и снова бросал жалкие силы против древнего ужаса.

Он изучал все с методичностью, которой научился за месяцы бюрократической борьбы. Делал копии, сканировал, переводил сложные места. Его блокнот заполнялся уже не догадками, а выводами, подкрепленными немецкими документами. Да, существо было, да, оно обладало чудовищной силой, да, оно не боялось пуль.

А потом он нашел то, что искал, даже не зная, что искал именно это. В приложении к делу, среди протоколов обмена с другими ведомствами, был скромный меморандум начала 1990-х годов. Сухая справка о передаче документов в рамках «гуманитарного жеста» и «нормализации отношений между новой Германией и новой Россией».

Среди переданных материалов значился советский документ от января 1944 года из спецлагеря для военнопленных под Оршей, «Протокол допроса унтершарфюрера СС Эриха Вебера, взятого в плен в лесу под деревней Вельдхейм. Единственного выжившего члена спецкоманды «Йотун».

Это был ключ. Не просто перекрестные данные. Это была нить, связывающая архивные записи и правду которая происходила в реальности, две правды, два страха. Немецкая педантичность и советская секретность сошлись в показаниях одного человека, видевшего ад лицом к лицу.

Иван вышел из архива под вечер. Берлин сиял огнями. Он шел по аккуратным улицам, не видя их. Он снова держал в руках копии, но на этот раз это была не иллюзия, это было тяжелое, свинцовое знание. Он знал теперь не только о существе, он знал о спецотряде, посланном на смерть, он знал, что ужас имел не только когти, но и имя, данное ему врагом - «Waldgeist», что переводилось как «леший», «дух леса» или «лесной дух». И еще он знал, что где-то существует первоисточник, голос из самого сердца кошмара, голос единственного выжившего свидетеля. И Иван знал, что должен был услышать этот голос, даже если это был голос сумасшедшего, или голос самого дьявола.

Продолжение следует...

Предыдущие части:

1. Вельдхейм. Часть 1

2. Вельдхейм. Часть 2

3. Вельдхейм. Часть 3

4. Вельдхейм. Часть 4

5. Вельдхейм. Часть 5

6. Вельдхейм. Часть 6

7. Вельдхейм. Часть 7